Это не рассказ. Это моя первая настоящая повесть.

И по объёму, и по количеству персонажей она намного больше, чем всё то, что я писал до сих пор. Я не знаю, удастся ли мне удержать внимание читателя к своим героям на протяжении долгого времени, но мне очень хотелось бы в это верить.

Эта повесть - маленькая сага о любви и ненависти, о реальности и мечтах, о правде и лжи в том мире, который мы называем миром БЛ. Порой очень грязном, а порой возвышенном и искренне-чистом.
А, может быть, всё дело не в мире, который окружает нас всех, а в нас самих?

ВЕЧЕР ПЕРВЫЙ

…В общем, всё было хреново. Очень хреново.
Мы бежали, как только могли. Но три этих козла намного лучше нас знали подворотни Москвы и, в конце концов, загнали нас в угол. Я слышал грохот своего сердца, отражённый облупленными, старыми стенами, видел кучи мусора, наваленные возле высоченных, наглухо запертых ворот и, жадно ловя широко раскрытым ртом воздух, лихорадочно озирался, пытаясь найти хоть какую-нибудь лазейку. А под сводами тёмной, гадко пахнущей мочой и мокрым картоном арки уже слышались торопливые шаги и тяжёлое дыхание наших преследователей.

- Сюда… - Макс метнулся к воротам, пытаясь вскарабкаться на них, но мокрая железная стена только осыпалась крошками ржавчины под его кроссовками. Он соскользнул вниз и тихонько охнул, сломав ноготь на указательном пальце.

- Блин! Что же теперь?… - в его потемневших серых глазах читалась растерянность и злость. Страха не было. Это меня подбодрило.

- Давай попро… - я не успел закончить, потому что в этот момент из-за полуобвалившегося кирпичного угла когда-то, наверное, красивой арки старого дома выбежали трое парней. Один повыше и двое крепышей со стрижеными затылками. И хотя они совершенно не были похожи друг на друга, в тот момент их можно было принять за братьев, настолько одинаковым было выражение их озиравшихся лиц.

- Вон они! - тот, что повыше мотнул головой и бросился в нашу сторону. Но уже через секунду, на ходу понимая, что нам некуда бежать, он начал останавливаться и я, даже на расстоянии, увидел как злобная усмешка скривила его губы.

- А вот и наши ма-а-альчики… - он сплюнул тягучей от долгого бега слюной и замедляя шаг, криво усмехнулся, - добегались…

Тяжело дыша двое «бритых затылков» подбежали к нему, буравя нас свинцовыми зрачками. А зрелище, как я сейчас догадываюсь было интересное: двое пацанов четырнадцати и тринадцати лет, одетые в одинаковые «найковские» курточки, свитера, джинсы и кроссовки, с совершенно одинаковым выражением у одного серых, а у другого зелёных глаз, молча смотрели на подходившую компанию.

- Ну, что, сладенькие?… Ку-ку-у-у… - высокий развёл руками и обнажил в злой ухмылке пожелтевшие крепкие зубы, - а вот и папочка за вами пришёл… Только папочка сейчас злой, о-о-очень злой…

Продолжая ухмыляться, он медленно двигался в нашу сторону, как бы пританцовывая от нетерпения и хрипло выдыхая воздух сквозь потрескавшиеся губы. Шплинт… Самый страшный и самый жестокий из всех…

- Ну вы же будете хорошими мальчиками… Вы же не станете больше сердить папочку, а?… А папочка тогда вас всего лишь отшлёпает… Не больно… Мы ведь все любим, чтобы не больно… Правда? – он ещё больше заулыбался и широко раскрытыми безумными глазами ласково глянул на своих стриженных спутников, которые потихоньку обступали нас. А потом снова перевёл взгляд, улыбка его погасла и голос угрожающе зашипел - Правда-а-а?!…

И когда тот, что стоял справа, с волосатыми руками, ухмыльнулся ему в ответ, я понял, что сейчас нас будут убивать. А потому совершенно не удивился, что Макс вдруг зарычал и отчаянно кинулся на Шплинта, стараясь пальцами попасть ему в глаза. Тусклые, цвета дохлой рыбы, ненавистные глаза законченного наркомана. И уже через секунду каким-то неожиданным боковым зрением я заметил (ох, как вовремя!) тень, летящую сбоку по направлению к моей голове. Отшатнувшись, и почувствовав кожей холод стального прута, просвистевшего в миллиметре от лица, я даже не успел испугаться. Моя рука сама вылезла (медленно… чудовищно медленно…) из-за пазухи и кривая усмешка волосатого прямо как в кино начала меняться на гримасу ужаса.

Надо сказать, что сейчас, вспоминая всю эту историю, я никак не могу понять, почему же я не выстрелил сразу. Ведь Максик (мой дорогой и ненаглядный Максик, мой лучший друг и мой братишка) корчился в объятьях Шплинта, крепких и жестоких, несмотря на долгое и медленное убивание себя дрянным, разбавленным сахарной пудрой, героином. Несколько секунд длилась эта немая сцена, во время которой все оцепенело уставились на маленький кусок смертоносного вороненого металла у меня в руке.

- Отпусти его! Падаль! – пистолет (…чёрт, какой он оказывается тяжёлый! ) дрожал на весу, но я надеялся, что это не очень заметно.
- Ах ты, ссучёныш… - прошипел, меняясь в лице, Шплинт и длинно выругался, - Ты что же и «дуру» спёр?… Да я тебе…

Он не успел договорить. Оглушительный звук выстрела, усиленный эхом от старых облупленных стен, прогрохотал неожиданно и чудовищно громко. Сразу пронзительно и противно зазвенело в ушах. В совершеннейшей, абсолютной тишине я глядел в расширенные зрачки Шплинта, видел его беззвучно шевелящиеся, искривлённые гримасой ненависти и боли губы и отчётливо понимал, что сейчас сделал последний шаг на пути, где возврата быть просто не может.

А потом вдруг Шплинт закричал. Завыл, как побитая собака и, рухнув вниз, схватился за своё колено. И этот, ворвавшийся в сознание визгливый захлёбывающийся крик мигом сорвал с меня всё оцепенение. Я схватил за руку отчаянно кашлявшего, полузадушенного Макса и, поднимая его с земли, обвёл потемневшим взглядом остальных:

- С дороги, суки… Убью!

Не отрывая оцепеневших глаз от пляшущего в моей руке старого и до судорог в пальцах тяжёлого ТТ, «стриженные» бочком-бочком пятились к стенке. С трудом переставляя чугунные, противно дрожащие ноги, я через силу зашагал вперёд и, поддерживая Макса, развернулся, обходя лежащего на земле Шплинта. Тот, не обращая на нас никакого внимания, визгливо и тонко причитал, прижимая руки к колену. Между пальцами у него текла кровь и он заворожёно смотрел на тяжёлые густые капли, медленно падающие на грязный асфальт.

Я сунул руку, всё ещё сжимающую пистолет в карман и наставив его через куртку на всю эту троицу, благополучно дошёл до подворотни. Последнее что я услышал сквозь завывания Шплинта, была негромкая фраза одного из «быков», сквозь зубы сказанная мне вслед:

- Вот теперь тебе точно кранты! Ты покойник…

Мы выскочили на улицу и стремглав, словно за нами гнались все чудовища мира, помчались по высыхающим лужам к ближайшей станции метро...

* * *

Долгая, промозгло-слякотная московская зима наконец-то уступала свои права неотвратимо и весело начавшемуся апрелю. Воздух уже начал иногда прогреваться так, что хотелось вдохнуть полной грудью этот подзабытый за несколько месяцев аромат весеннего сумасшествия и скинув надоевшие пальто, глупо бродить по улицам, вглядываясь в прохожих и беспричинно улыбаясь. Просто потому что начиналась весна.

Высокий, широкоплечий парень в кожаной куртке стоял рядом с гранитным парапетом подземного перехода и лениво потягивал пиво, иногда глядя по сторонам. Ладно сидящие дорогие джинсы, короткая стрижка тёмных волос, волевое и умное лицо, спортивная фигура. В общем всё выдавало в нём эдакого «плейбоя», ловеласа и сердцееда. Именно такой тип мужчин очень нравится женщинам. Они почему-то сразу начинают млеть, учащённо дышать и бросать на них повлажневшие взгляды. Но здесь женские чары были бы бессильны.
Потому что парень ждал мальчишку.

Ну кто из торопливо спешащих непрерывным людским потоком прохожих мог бы заподозрить в этом симпатичном и подтянутом молодом человеке «грязного извращенца», как любят выражаться охочие до жареного газетные журналисты? Пожалуй, никто… И лишь очень пытливый посторонний наблюдатель уловил бы чуть более долгие, чем обычно, осторожные взгляды в сторону торопящегося куда-нибудь очередного симпатичного малыша.

Парень ждал уже почти пятнадцать минут. Он приехал сюда, на это постоянное место встреч не в первый раз. Именно здесь, возле круговерти одной из самых старых станций московского метро, совершенно негласно, осторожно и довольно дорого можно было купить на ночь мальчика. Мальчика, потому что юноши старше пятнадцати совсем не привлекали тех, кто иногда появлялся на этом условленном месте. И именно здесь, всего две недели назад, парень впервые увидел Макса…

Он вспомнил, что тогда, эти несколько дней назад, когда детская светло-синяя «найковская» курточка мелькнула в толпе прохожих, он вдруг почувствовал какой-то укол. Будто острой спицей кольнули прямо в самую душу. Мальчишка шёл рядом с сутенёром, - болезненно худым и высоким Шплинтом, - как того все называли, держал руки в карманах куртки и сосредоточено смотрел прямо перед собой, а его тёмно-каштановые волосы лохматились на ветру, словно в какой-нибудь телевизионной рекламе новоявленного модного шампуня.

Никогда раньше парню не приходилось видеть таких ясных и чистых, завораживающе-серых глаз. Они словно светились в обыденной, спешащей по своим делам толпе, они притягивали, манили, заставляли сердце учащённо биться. И когда эта странная парочка уже почти совсем подошла, парень вдруг понял что мальчишка ещё и просто чертовски красив. Чуть вздёрнутый нос, брови вразлёт, по-детски припухшие губы. И эти глаза… В них можно было запросто утонуть. И остаться там, на дне, навсегда…

- О! Привет! – неожиданно громкий голос заставил его вздрогнуть и, с трудом выныривая из воспоминаний, он повернулся, - Лёха, какими судьбами?

Знакомая физиономия одного из старых студенческих знакомых совершенно неожиданно нарисовалась рядом с ним. Парень с трудом вспоминал его имя…

- А, привет… Да вот просто пивка попить остановился, - он довольно искренне улыбнулся, пытаясь скрыть волнение («чёрт, вот не вовремя!») и протянул руку, - как дела?

Тот громко затараторил что-то о своей жизни, женитьбе и повышении на работе, а он рассеяно слушал, стараясь сосредоточиться и украдкой глядя по сторонам.

- Слушай, я тут опаздываю кое-куда, - парень торопливо глянул на часы, - давай как-нибудь потом пересечёмся? Тогда и поболтаем. Ок? Ты мой телефон-то помнишь?

Он продиктовал номер и дружески махнув рукой так некстати появившемуся знакомому, заторопился по ступенькам вниз. Ему хотелось переждать там несколько минут, а потом снова вернуться обратно. И, хотя время уже было просрочено почти на полчаса, он не терял надежды, что те, кого он ждёт, всё же придут.

Мельком взглянув на газеты, продававшиеся в переходе, он купил себе пачку сигарет и уже собирался вновь подняться по ступенькам наверх, как вдруг совершенно случайно, в стремительно текущем потоке толпы, боковым зрением увидел пятно ярко-синей курточки. С большой фирменной «запятой» на спине.

* * *

…Мы вынырнули на знакомой станции в центре. И что самое интересное, ни я ни Макс понятия не имели, что же нам делать дальше. Ехать в деревню – нужны были хоть какие-то деньги. Да и боялись мы. Ведь нас там могли искать. Шплинт ведь точно знает, где мы живём.. вернее жили…
До того как… Мда…
Никого родного в огромном городе, ни одной живой души. А те, кто… Ну, в общем, знакомые наши – не в счёт. Они никогда не станут держать у себя пацана. Опасно.
Да ещё и пистолет этот…
В общем, радости было – хоть отбавляй.
Я незаметно поправил под курткой тяжёлый ствол и осторожно огляделся. Толпа текла вокруг нас. Равнодушная и вечно спешащая куда-то московская толпа. Серые тени, хмурые лица. Никому нет ни до кого дела…

И потому, когда почти рядом, позади себя, я совершенно неожиданно услышал вопросительный возглас: “Макс?!”, у меня внутри словно всё рухнуло. Дёрнувшись, я повернулся буквально за долю секунды. Молодой незнакомый мужик пробирался к нам сквозь спешащую толпу и энергично размахивал руками. И в этот момент какой-то панический страх от самой макушки до усталых пяток залил мою кожу тысячами ледяных пупырышек (наверное, это было запоздалой реакцией на то, что произошло несколько минут назад в подворотне) и схватив Максюху за рукав я, не разбирая дороги, бросился прочь. Подальше от всех- от Шплинта, от его тупых стриженных спутников, от незнакомых мужиков, которые совсем некстати вдруг узнают нас в толпе. От всего этого равнодушного и порой очень жестокого мира…

- Постой! Да постой же… - голос Макса доносился как сквозь слой ваты и только теперь я почувствовал, как он вырывает руку из моих объятий, - постой, говорю… Я его знаю… Он нормальный мужик… Да не беги ты…

Я медленно останавливался. Воздуха не хватало. Перед глазами монотонно гудела серая людская масса, в голове словно включили паровой молот, а Макс тянул меня за рукав, встревожено глядя в глаза: “Са-ань! А, Сань… Ты в порядке?”
Да, я был в порядке. Почти в порядке.
Приступ паники постепенно уступал место жуткой усталости. Я вдруг почувствовал себя глубоким стариком и мне почему-то стало очень жалко себя. И Макса. И вообще всех тех пацанов, кого я знал и кто остался “там”, со Шплинтом и всей его компанией. Я подумал о том, что им, наверное, достанется и за нас тоже…

- Куда вы помчались? – удивлённый и запыхавшийся парень наконец подошёл к нам и переводя взгляд с одного на другого снова переспросил, - вы что? Случилось что-то? Максим?! Я уже полчаса здесь стою, жду… И тебя, и Шплинта. Вчера же договаривались… Что происходит?! Объясните хоть… Ничего не понимаю!

Макс молчал как партизан, отвернувшись и хмуро глядя на пьяную бомжиху возле ступенек. Как будто ему было ну очень интересно, что это за баба такая грязная на полу сидит.
Ну а мне что оставалось делать? Тоже молчать?
Вот я ему всё и объяснил. Доходчиво и с выражением…

Он внимательно выслушал, закурил и на пару минут задумался. Вот тогда я и разглядел его получше. На вид лет двадцать пять, высокий, сильный. Лицо у него такое мужественное было, ну как в рекламе показывают. По телевизору. В общем, понравился он мне. Ну… просто, - как человек понравился.

Потом он словно очнулся, огляделся по сторонам и коротко сказал нам одно слово: “Поехали”. Я глянул на Макса и тот еле заметно кивнул головой. Видать действительно, мужик этот человеком был, раз Макс так ему доверял. Я ведь только потом узнал, что они уже несколько раз вместе были и что парень в него влюблён по уши.

Мы вышли из перехода и тут же, поймав такси, плюхнулись на заднее сиденье. Лёша (это мне Макс шёпотом сказал, что мужика Алексеем зовут) сел вперёд и назвал адрес. И за окнами привычно замелькала слякотная московская круговерть.
Мы ехали долго, подальше от всей этой суеты. Почти на самую окраину Москвы. И за всё это время не проронили ни слова. Да и таксист, на удивление, не болтливый попался. В общем, минут через сорок машина затормозила у обычного московского подъезда, обычной многоэтажки в большущем спальном районе города. Я в этих краях даже и не был ни разу. Помню только, что рядом совсем станция электрички была какая-то. Да и не так это важно. Мы вышли.
Лёша расплатился с таксистом и потом также молча и сосредоточенно мы все трое поднялись на пятый этаж. Парень звякнул ключами. "Сто сорок шестая квартира" - про себя отметил я и шагнул внутрь…

* * *

За окнами уже почти совсем стемнело. Мальчишка сидел перед телевизором на большом, разложенном как двуспальная кровать диване и подобрав ноги под себя, напряжённо смотрел на экран. Показывали очередную серию какого-то бесконечного детективного сериала про непотопляемого полицейского комиссара и сейчас как раз близился финал с неизменной погоней и короткой рукопашной, где бравый комиссар обязательно надаёт по мордам плохому герою.

Всё это было довольно скучно, но хоть как-то отвлекало, и мальчишка быстро кинул взгляд на часы. Вроде ведь совсем недавно с Максом приехали к этому парню - Алексею - домой, а минутная стрелка уже успела насчитать три полных круга. Они искупались, поели и подробно рассказали Лёхе про все свои неурядицы. Причём рассказывали так, что Макс постоянно перебивал, дополняя, и Сашка никак не мог сосредоточиться. В конце концов он прикрикнул на друга, чтобы тот не встревал и досказал всю историю до конца, заканчивая тем самым выстрелом и побегом в метро.

Алексей слушал очень внимательно, изредка задавая уточняющие вопросы и пристально глядя на говорившего пацана. А тот вдруг смутился, замолчал и отвёл взгляд:

- Ну… вот так оно всё и было…

- Сань, а ты молодец… - парень продолжал смотреть на мальчишку потом снова повторил, - молодец… Макса вытащил… А они, ссуки… Ладно… Я сам их найду… разберёмся… - он смял догорающий окурок в пепельнице и, кивнув головой, внезапно ободряюще улыбнулся, - ничего, гаврики… выше нос! чего-нить придумаем… Не переживайте…

Он перевёл взгляд на Макса, потрепал его по волосам и тот неуверенно улыбнулся ему в ответ…

Санька снова попытался сосредоточиться на фильме. Там уже вовсю главный герой и преступник катались на какой-то деревянной лестнице, пытаясь выхватить друг у друга пистолет и пацан слегка поёжился, вспоминая тяжесть настоящего воронёного металла у себя в руке. Он пытался выбросить это из головы, не думать, но мысли упорно лезли в голову: "Что теперь будет? куда деваться? как им вообще жить дальше?.. Одна надежда на Лёшу этого… Если он не поможет, то тогда точно всё…"

Он вдруг внезапно почувствовал какой-то лёгкий укол зависти. Вот уже почти сорок минут, как Макс с ним ушёл в другую комнату. Причём загадочно так улыбаясь, будто бы Санька не понимал, чего они там делать будут… Хех… это кто ещё Макса всему научил? Мда уж…

И вот там было тихо-тихо. Ни звука… Заснули они что ли?

Пацан снова кинул взгляд на часы и окончательно забыв о фильме, перевернулся на живот и подложил руки под голову. В тот момент он даже самому себе не смог бы объяснить, почему это его так задело. Он никогда не привязывался особо к мужикам, с которыми был, не считая американца того… Ронни… Но то был особый случай… Особый…

Он тряхнул головой, прогоняя воспоминания…

А тут…
Просто ему было как-то немного обидно, что Алексей вот так сначала говорил с ним, расспрашивал долго, потом похвалил даже, а потом вдруг запросто, обычно и буднично ушёл с Максом. Ни слова ему не говоря, будто его рядом и не было. Будто совсем они и незнакомы и вообще, будто…

- Са-ань… - внезапно высунувшаяся из-за двери порозовевшая мордашка Макса была слегка взъерошенной и смущённой, - Сань… иди сюда… тебя Лёша зовёт…

Санька вдруг почувствовал, как в животе у него что-то сладко ухнуло вниз и, сдерживая неожиданную дрожь в коленках, он сполз с дивана…

* * *

Короче говоря, в общем вот так оно всё и было…
Объяснили мы ему, Алексею этому, что с нами приключилось тогда. Рассказали как и что... Ну чтоб не подумал что действительно мы эти деньги долбанные спёрли. Я их вообще в глаза не видел эти деньги… А они как разорались - "полторы штуки, полторы штуки.. куда бабки дели?!"… В гробу видал я их баксы и их всех вместе взятых…
Это кто-то из молодых видать спёр… Привели они там троих новеньких - лет по десять-одиннадцать. А у тех головы нет на плечах, ну и стащили наверное - джинсы себе там с плеерами покупать… Бумажки-то зелёненькие, как магнит притягивают… Вот тока до сих пор не пойму, кто это нас сдал? Кто сказал, будто видел, что мы с Максюхой в сейфе у них там копались? Узнал бы - убил… Честное слово…
Да нет… я серьёзно…
А пистолет мы вообще в последний момент забрали - он под подоконником на кухне был спрятан. Это я когда-то, совсем случайно, увидел как Шплинт его оттуда вытаскивал…
Ну и… А что? Ждать пока они нас грохнут? Ничего себе, раскладик… не позавидуешь…
Ну, в общем, рассказали мы это всё Лёхе.
Вернее, больше я рассказывал, а Максюха перебивал только и встревал где не надо.
А он, пока мы наперебой языком мололи, нас чаем поил и котлеты разогревал. А потом твёрдо сказал что поможет...
Он вообще мужиком классным оказался, я даже не ожидал. Отвык наверное просто от таких.
Ну мы и остались у него…
Тем более, нам вообще идти некуда было.
Ну а потом…
Потом телевизор смотрели…
Я даже про Шплинта этого грёбаного забыл.
Ну, а после уже…
Ну, спать легли.
Ну и…
…и всё.

* * *

…Приглушённый свет ночника сбоку падал на обнажённую мокрую спину. Она была словно живой. Мускулистая, покрытая бисеринками пота, она жила своей собственной, отдельной от всего остального тела, жизнью. Ритмично сокращающиеся мышцы, рельефно выпирали при каждом движении, отбрасывая причудливую тень на скомканные простыни. А под этой спиной широко раздвинув ноги и уткнувшись лицом в подушку, на четвереньках стоял мальчик. Его выгнутое обнажённое тело двигалось в такт с движениями мужской спины и этот дикий первобытный танец завораживал и притягивал взгляд…

Рядом на краю кровати, восхитительно красивый в своей бесстыдной наготе, сидел другой мальчишка, помладше. Блестящие в темноте серые глаза, раскрасневшееся лицо и чуть припухшие, потрескавшиеся от поцелуев губы дополняли растрёпанные волосы, слегка прилипшие на висках. Одной рукой он облокачивался на покрывало, а вторая лежала на спине мужчины и он водил ею вдоль напрягшихся мышц, словно помогая движению этого мощного торса. В комнате царил аромат разгорячённого мальчишеского тела. Такой запах иногда бывает в раздевалках детских спортивных команд - никакой ещё примеси мужского едкого пота, а лишь густой, хорошо уловимый свеже-молочный аромат, от которого начинает кружиться голова и сердце ухает куда-то в бездну, заставляя надолго замирать дыхание.

Сидящий на кровати мальчик сглотнул слюну и, словно очнувшись, отвёл взгляд в сторону. Сердце всё ещё продолжало быстро и гулко стучать в груди и он слегка поёрзал на простыне, чтобы унять лёгкое жжение сзади, которое настойчиво напоминало о том, что произошло. Только что, несколько минут назад, он сам был там, внизу, - накрытый этим сильным мужским телом, готовый задохнуться от глубоких сладких толчков, наполняющих живот знакомой горячей истомой. Он всё ещё чувствовал дыхание у себя на затылке и сухие шершаво-ласковые ладони на своих вспотевших плечах.

А теперь, закусив губу и чуть постанывая в ритм движений, там, под этой мускулистой спиной распластался грудью по подушке другой. Тот, которого он считал своим лучшим другом и кто сегодня спас ему жизнь…

…Зарывшись лицом вниз, Санька держался за скомканные простыни сильно сжатыми кулаками и ждал. Ждал того самого момента, ради которого стоило терпеть. Терпеть знакомую боль в самом начале, когда кажется, что внутри буквально вот-вот всё разорвётся, когда морщишь лоб и прикусываешь губу, чтобы не застонать, когда кажется что больше никогда… и ни с кем… И вдруг… И вдруг всё исчезает, - напряжённые мышцы, застрявший в горле стон, ломота в пояснице… И остаётся только одно - ощущение необычайной, оглушающей наполненности. Ощущение настолько сильное, что невольно прислушиваясь к нему, начинаешь подаваться всем телом назад, чтобы почувствовать… с каждым осторожным движением, с каждым новым толчком почувствовать… что вот оно... началось…

И вот тогда уже всё вокруг становится совсем неважным.

Потому что наполненость эта постепенно превращается в такое сладкое… сладкое… сладкое… сладкое… ооохх… такое сладкое ощущение счастья… которое растёт как огромный снежный ком… Растёт и заполняет всё вокруг… Всё тело. Весь мир. Вселенную. Всё…
А потом оглушающим накатом, - так ожидаемо и всегда так неотвратимо, приходит то, чего так мучительно и так сладостно ждёшь.
Момент, ради которого стоит терпеть…

Он закусил губу и еле слышно застонал… Алексей знал своё дело и онемевшие от сладостного напряжения мальчишеские мышцы начали внезапно твердеть… Санька почувствовал, как знакомая тугая волна, перехлёстывая дыхание, стремительно затопляет его грудь, живот, бёдра. Он выгнулся, и утопая в этой пьянящей сладостной истоме, глубоко вдохнул, со свистом втягивая воздух сквозь плотно сжатые зубы… А через секунду мощнейший всплеск долгожданного удовольствия, сметая все преграды, затопил его разгорячённое мальчишеское тело с головы до ног…

* * *

…
А?… Чего?…
Да это задумался я… Потому и замолчал…
Вспоминал тут... разное…. Мда…
А сколько времени сейчас? Ого! Ничего себе…
Ладно, мне уже пора. Заболтался я чего-то…
Устал…
Завтра дорасскажу…
Да нет… Тем более, что вы слушаете так классно. Не перебиваете… Мне как-то полегче даже стало. Честное слово…
В общем, завтра…
Если вы захотите, конечно…
Ага...
Тогда обязательно позвоню.
Обещаю!
Всё, пока…

ВЕЧЕР ВТОРОЙ

Алло…
Здравствуйте! Я вам звонил вчера… Да, это снова я…
Не надоел я вам ещё? Нет? Ну и хорошо…
Тогда слушайте дальше…
В общем… Ну…
Короче говоря, я именно тот, о ком вы подумали.
С самого начала… Ну я думаю, догадались.
Просто вчера я не сказал вам этого. Не знаю уж почему. Стыдно, наверное. Да ладно…
Так вот.
Я трахаюсь за деньги.
Да… Со взрослыми. С мужчинами…
То есть, ежели по другому говорить, я «зайчик», «масик», «котёнок», «малыш»… (как там ещё?) по терминологии тех, кто… Ну… В общем… Да ладно… Вы и сами всё прекрасно понимаете.

Мне четырнадцать лет, два месяца и один день. Рост метр пятьдесят, вес сорок девять кэгэ. Глаза зелёные, кожа смуглая, волосы русые, короткие, на левом плече шрам (это я с коня в деревне свалился, мне кажись тогда годков пять было). Зовут меня Санькой, а фамилия моя… А вообще-то, на хрена вам моя фамилия? Какая вам разница? Да и те, с кем я бываю, обычно фамилию не спрашивают. Не в этом ведь дело…

А дело в том, что влип я в историю, из которой вряд ли теперь выберусь… Что? Ха… Вы что, меня успокаиваете? Не надо. Я и так спокоен… Очень спокоен…
Потому что уже поздно волноваться.
Слишком поздно…
Да нет...
Деньги сейчас - это не самое главное…
Они ведь теперь боятся совсем другого, - что я ментам настучу… и про них, и про всю контору их драную.
…и про Лёху.
Они меня сейчас ищут только для одного - чтобы грохнуть...
В общем вот такие дела.
Хотя… Хотя я даже не знаю, зачем я вообще вам звоню.
Просто наверное хочется выговориться. Кому-нибудь… Кто сразу далеко-далеко посылать не будет… Помочь то вы всё равно не сможете. Что? Да ладно… Мне ведь не пять лет…
Так что… Хм…
Ладно, давайте я договорю, хорошо?… Ага…
Да, кстати… Если что, слушать надоест, так трубку положите и всё.
Без проблем… Я пойму. Не обижусь…
Да нет, это я так…
Что ж, тогда пошли дальше…

Начиналось у нас всё очень обычно. Очень...
Да, наверное, как и у всех, кто попадал в "тему".
Однажды мы с Максом решили сходить на рыбалку. Там ведь у нас река совсем рядом, недалеко от деревни…

* * *

- Да ты глянь, как клюёт… - до черноты загорелый, босоногий мальчишка в одних только стареньких тренировочных штанах широко улыбался, торопливо насаживая на крючок хлебный мякиш и посматривая в наполненный мутной речной водой полиэтиленовый пакет с уловом, - так глядишь вдвоём штук двадцать поймаем… а, Макс?…

Он осторожно забросил удочку и снова притих, присаживаясь на корточки рядом с соседом – пацаном помладше, одетым в майку с большой, наискось через всю спину, надписью «adidas» и в видавших виды кроссовках. Они рыбачили уже часа полтора и теперь, когда с реки потянуло вечерним холодком, всё ближе и ближе подходили друг к другу.

- Са-ань, - с характерным московским говорком мальчишка помладше вдруг позвал своего напарника, - а правда говорят, что солнце в тыщу раз больше Земли?

- Правда, - авторитетно заявил тот и на минуту оторвав взгляд от поплавка посмотрел на садящийся за недалёкий лесок сплющенный багровый диск заходящего солнца, - а может и не в тыщу, а даже больше…

Макс вздохнул и мечтательно произнёс: «Вот бы вблизи на него поглядеть…

- Не получится, обожжёшься… - внезапный негромкий голос заставил вздрогнуть обоих мальчишек и они как по команде повернули головы, - …а вообще солнце больше Земли почти в полтора миллиона раз…

Невысокий плотный мужчина лет сорока расстёгивал ворот белоснежной рубашки, освобождая затянутую галстуком шею. Он подтянул брюки и присев рядом на торчащую из земли корягу, неторопливо достал сигарету:

- Ещё ни один научный зонд не смог подлететь близко к солнцу, не получается… Слишком высокая температура. А ты говоришь, поближе.. – он улыбнулся и протянул пачку, - курите?..

Пацаны переглянулись и тот, что постарше нерешительно протянул руку, а потом, замявшись, осторожно вытащил две сигареты. Ему ещё никогда взрослый сам не предлагал закурить и это ему польстило. «Как на равных…».

- Вас хоть как зовут-то, исследователи? – мужчина продолжал улыбаться и, прикурив от блеснувшей в руке зажигалки, выпустил дым в сторону начинающегося опускаться на реку тумана, - меня Владимир Алексеевич. Я тут вот у вас в деревне домик снял на месяц. Отдохнуть хочу. Заработался малость…

- Меня Сашка… А это Макс, - ответил загорелый и отрицательно покачав головой на предложение прикурить, положил сигареты за оба уха, - а я знаю, я вас вчера видел. Вы там возле почты домик сняли. Это Тимофеевы сдают.. соседи наши…

- Ага… - мужчина кивнул головой, - точно, Тимофеевы. А вы, наверное с их сыном дружите, с Колькой?

- Нее… - важно протянул Максим, - он малой ещё, ему семь тока. А мне уже двенадцать, а Саньке, - он кивнул головой, - вон почти тринадцать… через месяц будет… Колька с другими водится – с Пашкой, с Лёхой-белобрысым, с Анечкой…

- А вы, стало быть, уже взрослые? - мужчина хитро прищурился, глядя на мальчишку и отмахнулся от начавшего жужжать возле самого уха комара.

- А то… - тот ловко взмахнул рукой и очередная рыбёшка, прочертив яркий серебряный след на фоне начинающего темнеть неба, шлёпнулась прямо ему в ладонь, - во… ещё одна… Мы ведь уже в шестом классе, а он тока в школу пошёл… А откуда вы это всё знаете? Ну… про солнце?

- Хорошо клюёт… А про солнце… Да я много чего знаю, - мужчина улыбнулся, - про всякое…

- Вы учёный, наверное? – подняв голову, вновь подал голос Сашка, - в Москве живёте?

- Да, в Москве. Только я не учёный, а преподаватель. В институте одном работаю, давно уже, лет десять… - мужчина поднялся и отряхнув брюки потянулся всем телом, - эх… хорошо тут у вас… Тихо… Ну да ладно… пойду я… Рад был познакомиться… Если что – заходите… Поболтаем…

Он щелчком выбросил недокуренную сигарету и она, прочертив огненный след в вечернем воздухе, с коротким шипением упала в воду. Владимир Алексеевич коротко вздохнул и повернувшись в своей ярко белеющей на фоне потемневшего леса рубашке шагнул на тропинку. А потом вдруг остановился и, словно вспомнив что-то, повернулся, посмотрел на пацанов каким-то отрешённым рассеянным взглядом и спросил:

- Кстати… Парни… А как насчёт того, чтоб подзаработать?…

* * *

…Конечно, он прекрасно всё знал. Это сейчас я понимаю, что прежде чем подойти тогда в первый раз к нам, он всё осторожно и хорошенько расспросил у соседей. И про то, что из школы меня выгоняли, и про то, что дома не ночую, и про Максовского отца, да вообще, про всё. Ведь недаром он курить так с ходу предложил, знал, что меня с сигаретой зажжённой прямо с урока классручка выводила…

Ну а потом оказалось, что у него прямо чутьё было какое-то.
На пацанов…
Кто согласится с ним... А кто нет…
Я ещё как-то пару раз встречал таких. От них прямо какой-то силой веяло и пацаны сами к ним как мухи липли. И на всё согласны были. Сразу… Хотите верьте, хотите не верьте…

Короче говоря, уболтал он нас с Максюхой домой к нему пойти в этот вечер. Обещал немного денег подкинуть вроде бы за то, чтобы мы помогли ему мебель переставить в доме, да на чердаке сено переворошить. Говорил, что он там спать собирается…
А нам чего? Кто ж откажется от такой работы не особо тяжёлой. Это вам не огород соседям вскапывать за десятку…
В общем, пособирали мы свои шмотки и пошли с ним к дому.

И вот что интересно у нас в деревне, так это то, что никому ничего особо и не надо. Мы вышли из пролеска и зашагали по утоптанной пыльной дороге прямиком к хате, которую снимал этот мужик. И хоть бы одна душа живая встретилась… Может тогда всё и по-другому повернулось бы. Глядишь подумали бы, чего это городской пришлый мужичок двух местных раздолбаев к себе домой ведёт?..

Ну это я так, - фантазирую просто…

Короче говоря, мы ему так ничего и не сделали. Ни с мебелью, ни с сеном. Вместо этого он нам сразу поесть предложил (конечно! весь день на реке проторчали, голодные же…), да потом чемоданчик свой достал. С компьютером внутри. Он сказал, что эта штука называется ноутбук и что по ней можно не только в игры компьютерные играть, но и видео смотреть даже.
Какое уж тут сено…

Мы, как заворожённые глядели на тоненький, яркий и обалденно чёткий экран компа, а Владимир Алексеевич, мы его потом просто Вовой стали звать, так вот, он колдовал что-то над клавишами, с красненькой резиночкой посередине и показывал нам всякие классные штучки, вроде того, как в кино бывает – картинки там меняющиеся, да игры всякие. Мы конечно с первого раза ничего особо и не запомнили, но впечатление было ого-го какое… Так и просидели час целый, - слушали да пробовали.

А потом он всунул куда-то сбоку провод, достал штуковину какую-то на фотоаппарат похожую, только маленькую, и нажал на кнопку. И тут совершенно обалдевший я увидел свою физиономию на экране этого самого ноутбука. Эх и глаза у меня тогда были – как блюдца точно. А сбоку видно, как Макс с челюстью отвисшей сидит. Ну я и покатился со смеху.

Чего мы там только не вытворяли перед этой камерой. Такие рожи строили… В общем, время пролетело – не заметишь. Только когда уже совсем стемнело, Макс вздохнул и вроде как домой засобирался.

- Ну, это… Я наверное уже пойду… - он одёрнул свою задравшуюся от неудобного сидения перед стоящей на столе видеокамерой, адидасовскую майку, - а то меня искать будут.

Я попытался его уговорить, чтобы он подождал, - очень уж не хотелось отрываться от этого магически тонкого экранчика компа, - но Макс заторопился и ничего уже не слушал. Его и Владимир Алексеевич уговаривал и даже ещё кое-что интересное обещал показать. Но тот ни в какую…

Хотя, я то знал, что всё дело в отце. Отец бил его за мелочь за всякую – разбитую тарелку, двойку в школе, опоздание… А особенно лютовал, когда не удавалось вдрызг напиться, - злой он становился, а зло на ком вымещать? Вот-вот… Макс-то пацан невысокий, худенький. Да и двенадцать тогда ему только исполнилось.

Сколько раз я предлагал ему вместе со мной в конюшне старой переночевать за деревней. Я ведь вольной птицей был и мать мне не указ… А вот своего отца не помню, соседи поговаривали, что угорел он в бане, спьяну… Да только мать мне никогда об этом не рассказывала.

В общем, ушёл Макс. Договорились мы встретиться назавтра утречком у реки и остался я один на один с Владимиром Алексеевичем. С Вовой…

Вот тогда-то всё и произошло. В первый раз.

Мы сначала ещё немного поиграли в стрелялку там одну классную - уж не помню как она называлась, а потом он просто, ни слова не говоря, руку на плечо мне положил и по волосам провёл… Вдруг… легко так, ненароком…
А меня как током шибануло от прикосновения этого. Ко мне ведь никто и никогда не прикасался так. По особому, что ли… Я даже не понял сначала, что происходит – просто сердце захолонуло и защемило там где-то в груди, ну как у маленького… Я аж растерялся, - с чего бы это? А он всё гладил меня по голове, по шее, улыбался и молчал.

Знаете, а ведь я уже тогда наверное подсознательно согласился. На всё…
Он меня одним своим прикосновением «снял». Я же говорю, было в нём что-то такое... словами необъяснимое… Он к каждому мог ключик найти… Говорят, у него мальчишек больше сотни было…

- Оставайся у меня, переночуешь, - Владимир Алексеевич посмотрел на мою сосредоточенную, сопящую и слишком уж серьёзную физиономию и снова слегка улыбнулся, - чего тебе на другой конец деревни пешком плестись? Темно уже ведь. Оставайся…

Ну я и остался…

* * *

Санька сидел прямой как столб и слушал гулкие удары своего сердца. Рука, которая гладила его по шее была, на удивление, тёплой и твёрдой. А ещё она была очень доброй…

Он слишком хорошо знал прикосновение к шее грубых мужских рук. Учитель физики Аркадий Андреич по прозвищу «Аргадик», выродок по «трудам», - вечно небритый Сергей Савельевич, завхоз школы татарин Ибрагим… Все они цепко хватали его своими крепкими волосатыми руками при любом удобном случае и, крепко сжимая, выговаривали почти одно и тоже: что-то типа «я тебя научу уму-разуму, шалопай, будешь знать как курить в туалете (бить стёкла, грубить на уроке, мазать краской стул и т.д. и т.п.)».

Можно было припомнить ещё пару десятков причин, за которые его взашей выгоняли из класса, таскали к директору, а то и просто отвешивали пару крепких подзатыльников.

Но в этот раз всё было по другому.

Шершавая сухая ладонь медленно взъерошивала волосы, поднимаясь к макушке и снова опускалась вниз, по пути мягко задевая мочку уха, скользя по щеке и вызывая какое-то безудержное желание схватить её своей рукой и по-детски уткнуться носом в тёплую, пахнущую домом и куревом шершавую кожу…

Мальчик прерывисто вздохнул а потом, совладав с собой, отодвинул компьютер, откашлялся и каким-то деревянным голосом сказал:

- Ну, я это, тоже пойду… там это… поздно… ну и вообще…

Мужчина молча смотрел на него и слегка улыбался, внимательно вглядываясь в это симпатичное и близкое мальчишеское лицо.

- Оставайся у меня, Сань… Переночуешь. Чего тебе на другой конец деревни пешком плестись? Темно уже ведь. Оставайся… - он провёл рукой по щеке мальчишки и большим пальцем разгладил ему бровь, - да и мне не так скучно будет.

- Ну я это.. не знаю… - мальчик сглотнул и неуверенно покачал головой, - неудобно вроде как. Я может мешать буду…

- Ты – мешать?! – Владимир Алексеевич запрокинул голову и искренне рассмеялся, - да я давно хотел предложить остаться… И тебе, и Максу. Только тот убежать успел. А мне что? Вон здесь и диван есть, и кровать вторая – никаких проблем. Даже душ нагретый с вечера стоит во дворе – если хочешь и искупаться можно. Так что…

Он снова потрепал мальчика по голове:

- Ну в общем так, ты сейчас иди сполоснись – пыль с себя за день смоешь, а заодно освежишься – ночью опять видать душно будет. А я пока приготовлю постель. Ты на диване будешь спать или на кровати?

- Не знаю… - всё ещё борясь с самим собой, Санька пожал плечами, - наверное… на диване.

Мужчина кивнул и, поднимаясь с корточек, на которых он сидел перед стулом, снова улыбнулся:

- Сейчас пойду пока чай сделаю, а ты тут хозяйничай сам. Где душ знаешь? - мальчишка кивнул, - ну вот и славно, а потом я тебе какой-нибудь фильм поставлю на компе. Ну чтобы засыпалось легче.

Саня проводил взглядом мужскую спину и, надев на босу ногу старые кроссовки, зашагал к деревянной кабинке на дворе, гордо именуемой душем. Он плескался долго и с удовольствием и даже не стал одевать на себя ещё влажные после рыбалки плавки. Так и натянул свои старые тренировочные штаны на голое тело.

Когда он появился на летней кухне, под навесом, - загорелый, свежий, с капельками воды на бронзовой груди – мужчина почувствовал как его сердце, сладко замирая, медленно проваливается куда-то вниз. Он прекрасно понимал, что, возможно, сегодня он будет первым, кто дотронется до этого прекрасного тела не так, как касались его когда-то руки матери или руки его сверстников во время шутливых игр. И это ощущение придавало непередаваемую остроту тому волнению, которое он испытывал всякий раз, когда оставался наедине с мальчишкой.

Санька выглядел чуть смущённым и явно не знал, что делать дальше. В кулаке он сжимал мокрые плавки и теперь растерянно оглядывался, думая, куда бы можно было их незаметно повесить сушиться.

- Да вот сюда кинь их, просохнут, - Владимир Алексеевич махнул рукой на торчащий крючок у умывальника, - и помоги мне, захвати чашки и вон тот поднос. Мы сейчас будем холодный чай с тобой пить, как заправские дэнди, - мужчина улыбнулся и хитро подмигнул, - и заодно чего-нибудь поглядим из фильмов. Я дисков с собой целую кучу привёз…

…Экран компьютера заманчиво мерцал в темноте, совсем не соответствуя своим современным видом окружающей скромной обстановке. Вся деревня уже мирно спала, в это самое время, когда в крупном городе только-только начинается ночная жизнь. А в этой уютной тишине стояли лишь стол со стульями, продавленный диван с кроватью да большой сундук, оставшийся здесь видимо ещё со времён царя Гороха. Картину дополняли обязательные часы-ходики и старенький тонкий ковёр на деревянной стене рядом с румынским сервантом, который когда-то, лет тридцать назад, был предметом гордости хозяев этого дома.

Мальчишка открыв рот смотрел на экран, забыв про чай, большой кусок пирога и уже довольно позднее время. А на экране гибкая мулатка с грудью необъятных размеров сладострастно и фальшиво стонала, подмахивая мускулистому молодому парню, который делал своё дело со слегка скучающей рожей профессионального порноактёра.

Десять минут назад мужчина со спокойным видом предложил мальчишке посмотреть «случайно захваченную» с собой порнуху, как он сказал, «для разнообразия и чтобы спалось крепче». И вот теперь Санька впервые в жизни смотрел то, что мальчикам в его возрасте вообще-то смотреть совсем не полагалось.

Сказать, что это ему нравилось или не нравилось, значит не сказать ничего. Он был совершенно оглушён той тягуче-сладкой силой, которая вдруг завладела всем его телом. Никогда ещё руки и ноги не были так ватно-безвольны и никогда ещё живот не был таким горячим и твёрдым. Он на секунду оторвался от фильма и незаметно глянул вниз. В мерцающем свете монитора бесстыдно оттопыренная ткань стареньких тренировочных штанов была так видна, что Санька смутившись украдкой прикрыл пах ладонью и, сглотнув, снова перевёл взгляд на экран.

Мужчина, исподволь наблюдавший за этой картиной с другого конца комнаты, усиленно делал вид, что просто стелит простыни, чтобы не смущать и без того сидящего с горящим лицом мальчишку. Он прекрасно понимал, что сейчас творится у того в груди и снова чувствовал, как знакомая заветная волна тягуче поднимается откуда-то из живота, постепенно наполняя сладкой дрожью всё его напрягшееся в ожидании разрядки тело.

Не в силах больше сдерживаться, он закусил губу и откидывая недостеленную простынь, шагнул к мальчику.

- Ого! Что творят, а? – мужчина шутливо приобнял Саньку сзади за шею и, положив подбородок ему на плечо, продолжил, - вот никогда не понимал, как можно с такой грудью жить. Ведь живот же свой разглядеть мешает…

Мальчик невольно улыбнулся, не отрывая глаз от экрана, но всё же немного напрягся от внезапного прикосновения. А Владимир Алексеевич продолжал:

- Ага, представь, что у тебя здесь, - он провёл рукой по восхитительно твёрдой мальчишеской груди, - воооот такие холмы. Уж тогда точно своего живота никогда бы не увидел. А потом хитро прищурился и добавил: «Да и не только живота…»

Мальчишка, уже не в силах сдержаться, хохотнул, впрочем не убирая ладони с паха и немного поёрзывая на стуле.

- И пресс у тебя что надо, – мужчина снова опустил ладонь и слегка шлёпнул Саньку по животу, - как у боксёра. Ты спортом никогда не занимался?

Тот отрицательно покачал головой: «Неа… Только в футбол с пацанами гоняли»

- Ну, не скажи, это тоже спорт, - Владимир Алексеевич качнул головой и вдруг неожиданно быстро прикоснулся губами к шее мальчика, шутливо взъерошивая ему волосы, - ха, а ты давно нестриженый. Тебя постричь надо.

Санька замер и, через силу сглотнув, смог только выдавить: «Угу…». У него бешено билось сердце, и он совсем не понимал, что с ним происходит. Жаркие стоны с экрана, бесстыдно откровенная камера между ног актёров, мужские руки на его плечах, прикосновение губ… Всё это сливалось в одно приятно-тягучее ощущение, обдавало жаром его и так горящие уши и сладко-сладко ныло в паху.

А мужчина снова наклонил голову и осторожно, но уже без слов прикоснулся губами к горячей шее мальчишки. Потом ещё и ещё… Его рука соскользнула с Санькиного плеча и, чуть касаясь, провела по груди. Острые пупырышки вмиг затвердевших сосков приятно царапнули кожу и мужчина слегка улыбнулся в темноте. А потом его ладонь потихоньку стала спускаться по восхитительно твёрдому мальчишескому животу всё ниже и ниже…

Саня сидел не шелохнувшись и даже не делая слабой попытки пошевелиться. Его обмякшее тело залила такая тягучая и сладостная истома, что казалось нет ничего в мире приятнее, чем вот так сидеть на стуле, чувствуя, как острожная и тёплая мужская рука потихоньку отодвигает его ладонь, и всей своей тяжестью ложится туда... Туда, где сейчас вот-вот что-то может произойти. Он не знал, что именно, но это было так приятно, что даже не хотелось больше ни о чём думать…

А мужчина, с бешено бьющимся сердцем, осторожно ласкал горячее и податливое тело Саньки. Он понимал, что сейчас испытывает мальчик, и это знание остро подстёгивало его, добавляло тягучего, щемяще-сладкого удовольствия. И хотя происходящее сейчас перед мерцающим экраном компа с дешёвой немецкой порнухой, в маленькой деревушке в ста километрах от Москвы он проделывал уже не один десяток раз, каждый мальчишка был для него особенным. Неповторимым и сладким, пахнущим молоком, солнцем и давно-давно забытым собственным детством. Каждый из них в эти минуты был ЕГО мальчишкой…

- Обними меня, Сань… - шёпот сухих мужских губ возле самого уха тихо вплёлся в нескончаемые стоны с экрана, - просто руку положи на шею…

Мальчик, как во сне поднял ладонь на тяжёлое мужское плечо и в ту же секунду почувствовал, как сухие губы прикасаются к его щеке, груди, затем постепенно переходят на живот и вдруг…

Он сам не понял, как это произошло. Как произошло то, что он сидел на стуле перед мерцающим экраном компьютера со спущенными до лодыжек старыми трениками. А внизу, в тени широкой мужской спины, происходило что-то такое, отчего ему отчаянно хотелось заплакать. Как маленькому. Но не от боли или обиды, а от непонятной и тягучей сладости. Щекотно-влажное ощущение незнакомого удовольствия начиналось где-то там в паху, пробегало по животу, рукам, груди и оканчивалось жаркой волной, которая медленно заливала его лицо и уши.

Мальчишка боялся опустить глаза и, неловко приподняв руки с разведёнными на весу локтями, не отрываясь смотрел на экран. А там всё быстрее и быстрее становился темп, всё громче стоны и всё стремительнее мелькали губы, потные спины и сплетённые в экстазе руки. И его собственно тело тоже вдруг стало каким-то чужим, деревянным, оно выгнулось как натянутая струна, напряглось, онемевший живот свело мучительно-сладкой судорогой и вдруг… И вдруг мальчик понял, что умирает…

Он крепко зажмурил глаза и в первую секунду, тихо застонав, слабеющими руками попытался отодвинуть голову мужчины от своих ног. Но мощнейшая волна удовольствия накатила так неожиданно и так сильно, что он ошеломлённо застыл, позволяя мужским губам продолжать делать своё дело. А потом его плечи невольно расслабились, руки обмякли и он полетел в спасительную, и такую сладкую бездну первого в своей жизни оргазма…

* * *

Ну а после этого всё и началось…
Я к нему каждую ночь ходил. Оставался… А он потихоньку меня и это… Ну, в общем, сами понимаете…
Я ведь толком ничего и не умел тогда. Он всё сам делал, я только лежал и балдел. А потом он что-то попросил - совсем мелочь, - кажется, ему плечо помассировать и спину…
Потом грудь…
Ну а потом…
Я помню только, что мне с самого начала как-то… как-то даже и не слишком стыдно было, что ли? Я просто старался не думать об этом. И всё. Ну и тем более, что это ещё и очень приятно было… Да и к Вовану за эти дни я привязался сильно.

Он вообще весёлый мужик был, прикольный такой. И с нами как с ровесниками общался - мы его запросто могли по спине хлопнуть, на "ты" называли… Да и выдумщик он был ещё тот… Однажды чуть настоящий плот не сделали, с шалашом… Хотели с ночёвкой сплавать, но его срочно в Москву вызвали… Дела какие-то…
Но к тому времени он уже и Макса… Ну это…
Понятно, короче.
Вернее, получилось так, что это я Максюху уболтал и рассказал ему что и как. Хех… Вы бы его глаза видели в тот момент… Он на меня как на инопланетянина смотрел. Я ж говорю - ему тогда всего двенадцать было. Он даже и не слышал о таком ещё… Но зато когда распробовал, - ему так понравилось, что он потом раз по пять-шесть за ночь кончал.
Вова даже ворчал иногда - нас
ведь двое было, а он один…

А сначала Макс стеснялся жутко. Он вообще стеснительный был очень. Даже когда пописать ходил - отворачивался, чтобы на него не смотрели. И вдруг такое… Хотя Вован точно сказал, что Максюха из тех пацанов, кому это должно очень нравится. Ну вот сразу он его раскусил... как и меня впрочем…

Я ему на пятый день, после того, как мы с Владимиром Алексеевичем этим встретились, рассказал про всё.
Хотя, если честно, мне просто как-то всё же немного неловко было одному с мужиком взрослым этим заниматься… Хотя и приятно до жути… Всё же когда рядом кто-то из своих - это как-то проще получается.
Вроде, как ты и не один такой… Мда…

* * *

- Так он что… Сосал у тебя?!! – Макс совершенно округлив глаза сидел на деревянном ящике возле бывшей наковальни, а ныне приспособленного под стол железного обрубка, - Охереть! И ты чего?

- Чего, чего… Классно было… - Сашка стоял одной ногой на обломанной доске, перекинутой через маленькую бочку с краской и, раскачиваясь, держался за стену, - приятно… как… как будто… да ты не поймёшь… Это попробовать надо.

- Ага… а потом всю жизнь стоять не будет, да? – Макс слегка поёжился и опасливо посмотрел вниз, где под тонкими трико заметно выпирал пробудившийся от таких разговоров небольшой твёрдый хоботок.

- Чииивооо?.. – Санька остановился на мгновение и через секунду расхохотался, чуть не упав со своего хрупкого сооружения, - ну ты сказанул…. Это кто ж тебе наплёл такое? Стоять не будет… Наоборот, мне Вован говорил, что у мужика там такая же мышца, как и в другом любом месте, ну как нога или рука. Поэтому, если её не тренировать, то она слабой будет. Понял?..

Он соскочил с доски и присев рядом с Максом заговорщицки продолжил.

- А знаешь какой кайф, когда спускаешь… Ну, кончаешь, по научному… Это когда внутри всё сильно-сильно напрягается и из тебя капли выбрызгиваются… Ну как из брызгалки… Бляяя… знаешь как классно… Сладко так… эх… Ну ты наверное ещё маленький, у тебя не получится…

Саня покрутил головой по сторонам. Заброшенная кузница тихо стояла посреди опушки недалеко от деревни и сюда практически никто не забредал, разве что чья-нибудь отвязавшаяся корова в поисках сочной травы. Это было его излюбленным местом. Где он спокойно мог чувствовать себя полновластным хозяином.

- А хочешь попробовать? – он снова посмотрел в расширенные глаза Макса и, чувствуя его колебания, подбодрил, - да ты не боись. Давай вместе… Я тебе покажу…

И ещё раз бросив взгляд в сторону выбитого окна, выходящего в сторону деревни, резко спустил с себя штаны. Хозяйство у него было ненамного больше, чем у младшего мальчишки, но зато головка уже полностью открывалась и её неожиданно лоснящийся отблеск полыхнул жаром в лицо Максу.

- Давай, снимай тоже, - Санька оттянул член и звонко шлёпнул им по своему плоскому загорелому животу, - гы… гляди как встал-то…

Макс медленно сполз с ящика и, продолжая глядеть на Саньку, послушно стянул с себя выцветшие на солнце трико. Он чувствовал как бешено колотится его сердце, но сладкая дрожь какого-то запретного ощущения в груди приятно томила всё тело.

- Тут ничего сложного. Просто берёшь вот так пальцами и водишь вверх-вниз…вверх-вниз… – Санька пару раз передёрнул кожицу и знакомая истома сразу ударила в голову, - ух.. попёрло…

И уже не обращая внимания на младшего мальчишку, закрыв глаза, он с упоением принялся за дело. Его правая рука быстро задвигалась в привычном ритме, а под задравшимся рукавом майки судорожно начала набухать тонкая вена мальчишеского бицепса.

Макс заворожёно опустил ладонь и старательно не смотря вниз, осторожно обхватил себя двумя пальчиками, прислушиваясь к новым ощущениям.

- Ну чего? Нравится? – Саня на секунду оторвался от своего увлекательного занятия, - ты погоди, это ещё что. Вот когда подпирать начнёт – тут и есть кайф самый. Смотри…

Он выгнулся дугой и, приподняв ладонь к груди, пальцами ущипнул себя за сосок, который буквально на глазах затвердел, превращаясь в маленькое острое пятнышко на загорелой коже.

- Ух… - мальчик сглотнул слюну и, хитро улыбаясь, продолжая ловко и ритмично орудовать правой рукой, левой поманил к себе Макса, - иди сюда, тебе понравится… вот увидишь…

Макс сделал пару шагов, смешно переступая в полуспущенных тренировочных штанах, и замер, широко раскрыв глаза. Санька ладонью накрыл его грудь и пальцами аккуратно и ловко потеребил крошечный сосочек. Шкодная улыбка белозубо появилась на его загорелом лице и он продолжил:

- А он меня ещё и целоваться научил. По-настоящему, как взрослые. Хочешь покажу? – и не дожидаясь ответа, он притянул голову мальчика к себе, полураскрытыми губами плотно прижимаясь к ошеломлённо раскрытым от неожиданности, и кучи свалившихся сразу впечатлений, губам младшего.

- Фу ты, отпусти… - Макс дёрнулся, вытирая ладонью следы поцелуя и удивлённо глядя на Сашку, - так вы и целовались с ним даже? Вот так?! - он посмотрел на свой яростно торчащий карандашик и почему-то покраснел, - охереть… Это что ж, как педики что ли?…

- Дурак! – Макс сплюнул и нахмурился, на секунду даже перестав двигать рукой, - какие, на хер, педики? Педики – это те, кто в женские платья переодеваются, губки там красят, ногти… ну и всё остальное… А это… - он помолчал, подбирая слова, - это совсем другое. Короче, Вован говорит, что каждый мальчишка проходит через это. Только никто не рассказывает. А в древности так такое вообще за счастье было. Ну чтобы у пацана мужик там какой-нить был. Чтоб защищал его там, любил, воспитывал… Короче, не знаю, если хочешь – вечером вместе пойдём к нему, он сам тебе расскажет…

Он отвернулся и ещё быстрее заработал рукой, снова закрыв глаза и чуть прикусив губу. Макс смотрел во все глаза на мелькающую в мальчишеском кулаке налитую разбухшую головку Санькиного члена и вдруг, совершенно неожиданно для себя, хрипло попросил:

- Сань, дай потрогать…

* * *

… Ну, в общем, вот так незаметно и пролетели три недели, что Вован у нас в деревне гостил. Ох и накуролесили мы там.. Мда… Вспоминать весело… Жалко было расставаться. Всё же прикольно с ним было. Ну а потом, когда уезжал он, то предложил нам с Максом заскакивать к нему, когда захотим. Адрес свой оставил, телефон.

А чего? До Москвы на электричке полтора часа всего… Мы-то с радостью. Да и намекал, что можно заработать там. Он ведь нас всё это время чуть ли не круглые сутки фоткал да на камеру снимал. Столько плёнки извёл – ужас… Ну а мы привыкли уже немного. Если первые разы стеснялись как-то, то потом сами ему говорили – с какой стороны снимать, да как фотоаппарат держать. Смешно было и интересно. Как будто настоящее кино снимали…

Короче говоря, прям через неделю мы и собирались с Максом к нему съездить. А тут… В общем, история вышла такая, что… Да напился отец максовский… в очередной раз… Ну и начал сдуру за ним гоняться – убью, мол, убью… А Макс убегал сначала, всё матом его крыл, а потом не выдержал да долбанул его по башке бутылкой пустой. Ну и пока тот очухивался – ко мне прибежал весь в слезах. Не могу, говорит больше с ним жить. Давай убежим. Ну а мне-то что? Я только рад был подальше отсюда смотаться…

Вот так мы в Москву и попали… вроде случайно, а вроде бы и нет... А как оказались на казанском вокзале в десять вечера, так и обалдели… Народу куча, менты шастают, а мы без денег, без документов, с одной бумажкой только с телефоном и адресом… Короче веселуха сплошная. Тут-то нас Вован и выручил. Он как только по телефону понял, кто звонит и откуда, сразу приказал нам никуда не ходить. Стоять тихонько на месте и ждать пока он не подъедет.

А через сорок минут сам и примчался. Да не один, а со Шплинтом. Ну это мы потом узнали как его зовут. А тогда просто парень высокий, да худой сидел на переднем сиденье и всю дорогу молчал, пока мы на квартиру ехали. Зато Вован говорил без умолку. Видно на самом деле рад он был нас видеть… Ну или мне так показалось.. не знаю…
Хех… Так началась для нас совсем другая жизнь. Жизнь «в теме»….

Мда…
Видать совсем я вас утомил своими рассказами. Да и горло у меня осипло болтать столько. Давайте я вам завтра позвоню и дорасскажу что дальше было. Хорошо? Ага. Значит договорились… Да нет... не беспокойтесь вы. Здесь я в безопасности. Ну я так думаю…

Ладно, пока!
Я спать пошёл.
Угу…

ВЕЧЕР ТРЕТИЙ

... Чего?... Ну... Вы не так поняли наверное.
Никто нас не заставлял. Там вообще никто никого особо не заставлял. Хочешь работать, тогда живи, ешь со всеми, не воруй, не обманывай клиентов... А нет - так никто и не держит... Скатертью дорога... Там всегда человек пять-шесть пацанов ошивалось. Иногда с десяток даже. И почти всегда разных. Я удивлялся вначале очень.

Ну ладно мы с Максом, но так ведь там и из обычных, нормальных семей приезжали. По неделе жили. Да спали... со всеми, как кролики.... Правда почти все подмосковные, москвичей самих мало было...
Что? Ну да.
Шплинт, когда под дозой был - типа добрый такой - говорил, что самые лучшие пацаны - подмосковные...
Вроде как им много не надо...
Ну не знаю...
А уж сколько они сами - Вован со Шплинтом - малолеток приводили десятилетних, так почти каждую неделю новых.
С вокзалов-базаров. Кормили, одевали… А потом мы должны были потихоньку их раскрутить. За пару дней...
Ну кто-то из взрослых пацанов, из постоянных, должен был этим заниматься. Кого убалтывали сразу - тех оставляли, а других - обратно на вокзал... Мдя...

Помню один совсем мелкий был, лет девять наверное, а может и меньше. Его все почему то Чайковским звали, не знаю, может из за фамилии, а может потому что он раньше вроде в какой-то музыкальной школе учился. Смешной такой. Как щенок лопоухий... Ласковый...
Так этот Чайковский был одним из старожилов там. Он с самого начала никому не отказывал, и Вован, и даже пацаны с ним частенько... ну... баловались, в общем.. По настоящему...
А он лишь шептал быстро-быстро "ну ещё, ещё... ну пожалста... ещё…" и прижимался... Да так сильно, что иногда даже больно было, задушить мог... Пёрло его не на шутку от всего этого... Вот, наверное, вырастет, стопроцентным гомиком станет... Если не прибьют его где-нить… Да-а....

Алло...
Алло, вы слушаете?
Ага... А то что-то замолчали надолго...
Кто?
Шплинт?
А что Шплинт?
Я до сих пор понятия не имею, как его зовут...
Знаю только, что это его квартира была, ну где мы все отвисали. Правда, Вован кажется ему деньги платил какие-то за неё. Я уж подробности не спрашивал.
Ну так вот, он тоже не прочь был с пацанами побаловаться.
Но не любили его. Когда он без дозы был, таким... мудаком становился, что просто атас. Больше всего ему нравилось "целки" ломать... Ну новичкам, кого уговорят пацаны вроде поначалу. Вот их к нему приводили.
То есть как бы обязаловка такая.
И говорили, что нужно терпеть. Мол если его вытерпишь, тогда всё остальное по фигу будет... Ох и плакали там под ним многие... А что делать? Жрать то хочется, да ещё и стращали этих мелких, что мол обратно на вокзал привезут и всем там расскажут, что опустили их... А это для них кранты... Сразу зачморят...
Так вот он специально пацанам больно делал, я же знаю..
По его глазам видел... Бешенные они у него в такие минуты становились. Весёлые и бешенные...
"Жопоразработкой" это называл...
Урод...

Кто? Пацаны?
Ну почему? Сбегали конечно...
Многие сбегали.
Но многие оставались.
Кому то даже нравилось, как Чайковскому, например...
А нас он не трогал.
Ему Вован сразу дал понять, что мы егошние вроде как. И нам там легко было. Даже к клиентам нас вывозили не очень часто. Вован сам предпочитал... Нравилось ему с нами, с двумя сразу... Хех... А потом как-то охладел немного. Он вообще быстро скучнел и новых искать начинал... Коллекционер, бля...
Вот тогда и появился американец этот..
Айрон его звали.
Ронни...

Что?
Да здесь я, здесь...
А молчу почему?...
Задумался просто....
Какой же я дурак был, что с ним тогда не уехал...
Я ведь Макса бросать не хотел... Максика моего.
Только из-за этого. А двоих он взять не мог.
А Макс... Как братишка он мне был младший .
бля... Был...
Знаете, я вам попозже позвоню, хорошо?
Нет, просто попозже...
Что? Ну просто... нужно мне тут. Немного...
Нет!
Да нет!!
Да не плачу я!!! Не плачу.
Кажется это вам.
Кажется…
Да, блин, отстаньте вы от меня!!!...
…
Алло...
Это я... Да...
Извините.
Я не хотел трубку бросать...
Получилось так.
Просто... ну в общем...
Херово мне щас. Потому и...
Да я понимаю...
Только не надо меня жалеть! Не надо...
Я всё равно их убью. Первый.
Они меня ищут, а я хитрый. Вот увидите...
Они ведь поймали Макса.... суки... Поймали и...
Ладно, всё, не буду... Не хочу сейчас про это...
Не хочу.
А давайте, я вам лучше про Ронни расскажу?
Ну да, про американца.
Он вроде как... влюбился в меня, что ли...
В общем нормальный мужик он был... Высокий и красивый даже. С бородкой. Джинсы всегда носил.
Только жалостливый очень.
Чуть что, плакать начинал...

Как он вышел на Вована я не знаю, там ведь кроме него со Шплинтом ещё пара-тройка людей в этих делах всех завязана была. Помню один фотограф забегал, кажись Игорем звали. Он частенько заваливался, быстро делал какие-то декорации из простыней цветных, фоткал кадров по двести каждого и также быстро исчезал. Это потом я только узнал, что он иностранцам фотки наши продаёт за деньги за хорошие. Ещё какой-то мент был вроде, но его я не видел, потом профессор один из ГУМа...
Чего?
А, ну да, точно… из МГУ.
Да хрен их знает, я по именам их тока и помню...
Ну короче говоря, вышел этот американец на Вована. Ну а тот ему меня и предложил. Да стрелу назначил…

Шплинт как всегда быстро шёл по улице в своём длиннющем плаще и я еле поспевал за ним. Мы опаздывали к месту встречи с Ронни, а это было плохо, потому что клиенты часто пугались того, что в назначенное время никого нет и быстро сматывались, боясь что это подстава.
Судя по сумрачной торопливости Шплинта, его молчанию и тяжёлому взгляду вокруг, сегодня они могли потерять хорошие бабки. Это только потом я узнал, что они почти штуку с Ронни запросили. Понятно, почему так торопились....

- Давай быстрее, шевели копытцами, - недобрая усмешка скривила и без того неласковое лицо, - почти пришли уже. Щас съебётся, потом ищи его снова...
- Я что тебе, электровеник что ли? - настроение у меня было не очень. Я вообще не любил все эти выезды к кому-то. Стремновато было. Лучше с Вованом. Привычно и приятно, - я и так бегу почти. Кто ж виноват что ты время не рассчитал?

- Не пизди, - он внимательно осматривался вокруг, пытаясь найти в толпе высокую фигуру Ронни и рассеянно добавил, - не пизди, целее будешь.

И тут же засмеялся собственной шутке, зло глядя на меня.
Видать, всё же никак не мог он простить Вовану, что тот его к нам не подпускал. Только как сопровождающего...
Прошло ещё минут пять и Шплинт начал уже материться по настоящему. И тут откуда-то сзади подошёл мужик. Смешной такой. Худой, длинный и в рыжей мохнатой шапке ушанке. Он не отрываясь смотрел на меня и вроде что-то тихо шептал . Губы его, спрятанные под аккуратной бородкой шевелились, и вообще он походил на такого прикольного Санта-Клауса, только совсем не толстого. А ещё шубы ему не хватало, как в фильме (смотрели мы накануне с пацанами по видаку комедию одну про Санту, классная...).

Шплинт обернулся через секунду. У него вообще звериный нюх был на всё. Я вот до сих пор удивляюсь, как он пистолет-то тогда проморгал... Ну да ладно... В общем, обернулся он, посмотрел на американца этого и сразу расслабился. Понял, что проблем с ним вроде не будет. Слишком уж безобидно и смешно выглядел тот в своей коротенькой куртке и шапке с торчащими ушами.

- Хелло, мистер... Здравствуйте...- он осклабился и помахал рукой, - здравствуйте, говорю...

А мужик продолжал смотреть на меня и что-то лопотать по своему. Взгляд у него был... какой-то особенный, что ли... Я потом узнал что он пастором там у себя работает, ну типа священника по нашему. Потому и смотрел он на меня... ну вы только не смейтесь... ну... по божески как-то... По светлому. Я помню ещё, мысль у меня сразу мелькнула, что он сумасшедший. Но страха не было. Наоборот.
Спокойно как то стало, как будто я вовсе не... ну... не для этого к нему ехать должен.
А так, погостить просто...

- Мистер, ауу... - Шплинт начал злиться и улыбка его быстро превратилась в не слишком симпатичную гримасу, - вис из э бой, видите? Как договаривались... Грин айз энд блонд хаир. Ок? На два часа. Ту аурс говорю, два часа. Ферштейн? Бля... Мудила... Короче, мани-мани... Камон...
Он сделал характерный жест пальцами и нетерпеливо ждал, пока мужик, опомнившись, начал торопливо и виновато шарить по карманам.

- Е... е... Оффкоз... Конетчно... сейчас... - при этом он не переставал так же виновато поглядывать в мою сторону.

Это меня разозлило. Я отвернулся от них и впервые пожалел, что вообще ввязался в это. Стало жалко себя и ещё как-то противно.
Наконец мужик вытащил тоненькую стопочку баксов, передал её Шплинту и остановился в нерешительности. Тот неуловимо быстрым движением пересчитал деньги, положил в карман и удивлённо посмотрел на нас слегка просветлённым взглядом:

- Ну? Ээээ...А чего стоите-то? Давай, Сашок, вперёд... Через два часа стрела здесь же. Не обижай там.... хех... благодетеля-то. Ну, всё... Гоу мистер... Гоу... Тайм из бегин. Ту аурс...

- Оффкоз, оффкоз, - американец снова засуетился и нерешительно положил мне руку на плечо, - пойдём. Не бойзя менья.

- Хех, ещё чего, - я нахмурился, непонятная злость стала ещё сильнее, - с чего мне бояться? Куда идти-то?

Мужик мягко повернул меня за плечо и тут я увидел через дорогу огромное многоэтажное здание, на котором большими неоновыми буквами светилась надпись "Интурист"...

* * *

Горничная Елена Станиславовна проработала в гостинице "Интурист" больше пятнадцати лет и должность дежурной по этажу получила вполне заслужено. Она застала ещё старые добрые времена всеобщей слежки за иностранцами, приезжающими в страну. Слежка эта была хотя и негласной, но очень поощряемой руководством гостиницы и соответствующими товарищами в штатском. Но с тех пор многое изменилось. И совсем не в лучшую сторону.

Когда она увидела постояльца номера 1248, американца, как его там... (она быстро взглянула в книгу регистрации) Айрона Сэтти, выходящего из лифта в обнимку с незнакомым мальчиком лет тринадцати, то первой её реакцией было доложить куда следует.

Тем более, что пацан этот, хотя и был весьма неплохо одет, но на все сто процентов походил на обычного московского паренька с типично русской симпатичной мордахой. Он округлившимися глазами удивлённо оглядывал убранство холла и совсем не был похож на сына или хотя бы родственника этого высокого чуть сутулящегося иностранца.

Она поджала губы, провожая эту странную парочку глазами, и уже потянулась было к телефону, но на полпути её рука застыла над поверхностью большого лакированного стола. А потом, спустя пару секунд, нехотя вернулась на место.

Елена Станиславовна вспомнила историю буквально месячной давности, когда одна из горничных с седьмого этажа, проявив бдительность, вызвала милицию, увидев как пьяный мужик затаскивает в номер сопротивляющуюся женщину.

Скандал был большой. Мужик оказался высокопоставленным дипломатом, женщина - его женой. И когда милиция ввалилась в дверь, они застали подвыпившую парочку неистово занимающихся сексом прямо в гардеробе.

Извинения приносились на самом высоком уровне. Шум удалось замять. А вот горничную уволили.

Женщина вздохнула, покачала головой, поджатые губы превратились в узенькую щелочку. Да, не те сейчас времена, совсем не те... Она снова вздохнула и принялась бесцельно перекладывать бумаги на большом полированном столе с выбитым на задней ножке инвентарным номером ГИ-12/414бис.

…Саня сел на широкую кровать гостиничного номера. Как он ни старался, скрыть своё восхищение, это ему не очень удавалось. Он впервые в жизни попал в четырёхзвёздочный отель и убранство стандартного, в общем то, номера буквально потрясло его.
- Ух ты, мягко как, - он попрыгал на матрасе и потянулся к пульту управления сплит-системой у изголовья, - а это что? А затем, не дождавшись ответа, снова покрутил головой и восторженно протянул, - кла-асс... А вы давно здесь живёте?

Всю его недавнюю злость как ветром сдуло. Сейчас это был обыкновенный тринадцатилетний мальчишка, с любопытством оглядывающийся вокруг и даже на минуту забывший, зачем они, собственно говоря, вообще сюда приехали...

Американец молчал. Он присел на краешек кресла, не снимая своей смешной шапки и влюблёно глядел на мальчика. Тот поймал этот взгляд, смутился и чуть покраснел. Но этот румянец на смуглой коже только оттенил природную прозрачность глубоко зелёных глаз и сделал его лицо просто умопомрачительно красивым.

Мужчина сдёрнул шапку и что-то восхищённо пробормотал. Его буквально бил озноб от близости этого желанного и симпатичного мальчишки. Он даже во сне не мог мечтать, что такое возможно. А ведь его даже отговаривали от поездки в Россию... Глупцы. Только ради того, чтобы посмотреть на это чудо, сидящее напротив, стоило перелетать через океан, а уж ради возможности поцеловать...

Боясь задохнуться от чувств, нахлынувших на него, мужчина застыл нелепой худой фигурой на фоне благообразных обоев в чуть заметную бежевую полоску.

- А вы по-русски совсем не говорите? - от затопившего его смущения Санька совершенно неожиданно для себя осмелел и даже снова чуток рассердился. Ну чего он такой... как тюха деревенская молчит и молчит, - ну в смысле, вообще...

Глядя на него сияющими глазами, американец помотал головой, но потом спохватился и выдал, чуть прокашлявшись:

- Эээ... немного... Совсьем немного...

Мальчик кивнул и, не зная что же делать дальше, снова стал с преувеличенным вниманием осматривать комнату. И тут мужчина виновато улыбнулся и осторожным движением коснулся его щеки.

...Уроженец глубинки штата Вайоминг, тридцатичетырёхлетний пастор церкви святого Валентина Айрон Клемент Сэтти, который почувствовал странную тягу к мальчикам ещё в возрасте своих двенадцати лет, и который никогда даже и не мечтал дотронуться до кого-нибудь из своих маленьких прихожан так, как ему всегда хотелось дотронуться, беззвучно плакал...

Его слёзы были чистыми и кристально прозрачными. Потому что плакал он от неизмеримого, бесконечного счастья. Божественно сложённый, смуглый и ласковый мальчик, который сейчас не очень умело, но старательно целовал его куда-то в шею, был ангелом ниспосланным ему Господом, чтобы утолить все его печали и сомнения последних двадцати лет его жизни.

Он лежал абсолютно голый, в чудесном сладостном томлении, под тяжестью мальчишеского тела и слёзы, продолжающие катиться по его щекам, терялись где-то в густой, аккуратно подстриженной бородке - обязательном атрибуте священника маленькой церквушки святого Валентина в далёком американском штате Вайоминг.

- Оhh... Honey, my sweety boy... Май энджел... Май Санья, - его торопливый шёпот щекотал ухо Саньке, усердно гладящему крепкими маленькими ладошками мужские плечи.

От него незнакомо пахло. Именно незнакомо. Санька даже и не думал, что мужское тело может пахнуть так... необычно... Приятно и одновременно загадочно. "По-заграничному..." - наконец нашёл для себя определение мальчик.

Это почему-то сильно возбуждало и он вдруг почувствовал как неожиданно твёрдо и неудобно стало ему в плавках. Неожиданно, потому что впервые для себя он открыл удовольствие от того, что ласкали не его, а ласкал он сам...

И тут американец вдруг странно затих. Почувствовав бедром эрекцию небольшого, но крепенького мальчишеского члена, он осторожно, словно боясь поверить, опустил руку вниз, медленно провёл подрагивающей ладонью по шелковой коже мальчишеского живота. И когда его пальцы остановились, наткнувшись на препятствие, протяжный сдавленный стон хрипло сорвался с пересохших губ.

Санька почувствовал чужую руку у себя на паху и тут же отметил как напряглись мышцы мужчины. Он поднял голову, подтянул колено, намереваясь сбросить мешающие плавки, но уже просто не успел...

Горячие, стремительные капли тяжёлыми брызгами обожгли ему грудь, плечо, попали на шею, мочку уха. Мальчик вздрогнул от неожиданности, на мгновение зажмурился и в ту же секунду американец застонал снова. С облегчением и благодарностью, будто избавился от тяжёлого груза. А его торчащий, неожиданно большой, член всё ещё продолжал исторгать из себя остатки семени, ослабевающими толчками заливая живот, пах и накрахмаленные простыни гостиницы "Интурист".

- Ohmygod... ohmygod... ohhhh... мааай... гооод... - хриплый прерывистый шёпот бессвязными звуками падал в тишине комнаты, - Санья... оооh... Сааньяя...

- Ого! Вы чего? Я ведь не разделся ещё даже, - мальчишка удивлённо хлопал глазами, переводя взгляд с залитого спермой члена на зажмуренное в сладострастной истоме лицо мужчины, - ничего себе... во даёт... Точно как... как электровеник какой-то...

Это словечко совершенно случайно придумал Макс и Саньку оно здорово веселило. Он частенько потом вставлял его в разговор, доводя Максюху до белого каления. Но сейчас, на самом деле он был жутко удивлён, потому что так быстро не кончал никто из тех немногих мужчин, с кем он был. А уж если говорить о Воване, так тот вообще мог часами одними ласками обходиться. Там всегда пацан кончал первым. Да и не по разу...

При этой мысли Санька посмотрел на свои так и не снятые плавки, с явно оттопыривающейся спереди тканью и почувствовал, как ёкнувшая мимолётная волна в животе сладко отозвалась во всём теле. Он протянул руку за полотенцем на спинке кровати и, вытирая себе грудь, совсем уж смущённо буркнул:

- Ну а мне теперь можно? Ну это... Подрочить?

* * *

... Ну вот. Да...
А вообще, я ещё много раз с ним был.
Привык даже как то. Он на самом деле такой добрый был, всё готов был для меня сделать. А Вовану со Шплинтом за меня те деньги отдавал, которые у него для поездки отложены были. Занимал потом у знакомых на обратный билет. Но последние разы я уже сам к нему ездил, бесплатно вообще, ну чтобы не знал никто, а то они его бы разорили, точно...
Но без меня он обратно лететь не хотел. Заболел буквально. Не ел, не спал. Только глядел на меня как... собака побитая.
Блин... как вспомню...
Он даже дотронуться до меня боялся, пылинки сдувал... А уж когда... ну... до этого дело доходило.... ну до секса в смысле... так чуть сознание не терял. Как кончит, так и плачет. Меня гладит, руки трясутся... Я даже научил его кой чему... ну чтобы обоим приятно было... А то он в этих делах совсем как... мальчик был... Хуже Макса в десять лет-то....
Что?
Да нет, не получилось... Ни фига не получилось.
Я ж говорю, он на полном серьёзе усыновить меня хотел. По настоящему. Документы какие-то просил принести, справки. Ну типа для визы что ли... Ну, я когда Шплинту об этом заикнулся, так тот чуть со смеху не помер. Говорил что даже под кайфом никогда так не смеялся. Козёл...
Мда... В общем, короче говоря, улетел он...
Вот и вся история.
Потом правда Вован как-то говорил, что вроде сюжет был по телевизору, про то как одного священника в Америке задержали, ну за то самое... Будто бы именно он это был, Ронни. Хотя, лицо крупным планом и не показывали.

А вообще, знаете,
Вован из них из всех самым нормальным был. Это точно.
И если бы тогда, в тот вечер он бы там на квартире оказался вместо Шплинта, может оно всё по другому и вышло бы. Да только уехал он. По делам по своим уехал. А Алексей в этот момент на разборки туда попёрся. Один. Крутой он был, ничего не скажешь.
Прямо на следующий день как, мы у него переночевали, он коротко спросил адрес квартирки той, шплинтовской,
сказал нам, чтобы мы никуда не вылазили
и поехал
Поехал за нас разбираться...

* * *

Парень поправил куртку, огляделся по сторонам и решительно нажал кнопки дряхлого кодового замка второго подъезда от поворота. Именно того, о котором рассказали ему Макс с Санькой. Он чувствовал неприятный холодок в груди от предстоящего ему дела, но всё же надеялся, что сможет решить вопрос более-менее безболезненно.

Старые, пропахшие кошками ступени стандартной московской хрущобы почти на самой окраине. Исписанные немыслимыми глупостями стены, грязные окна. Всё как и везде. Вот и третий этаж. Парень остановился, чуть помедлил и, внезапно нахмурившись, ткнул пальцем в нелепо белеющую на обшарпанной двери кнопку нового, видимо совсем недавно прикрученного звонка.

Он подождал пару минут. Ни один скрип или шорох не нарушили покоя за запертой дверью. Внезапно ему показалось, что пришёл он абсолютно зря. Настолько тихо было в подъезде и лишь невнятный гул машин с улицы нарушал спокойствие пыльного покрова давно не мытых окон. Алексей сжал зубы, негромко чертыхнулся и снова с силой нажал на кнопку. Резкая трель приглушённо донеслась из глубины и опять затихла, словно потерявшись во времени. Парень зло матюкнулся и уже повернулся, чтобы уходить, как вдруг совершенно отчётливо из-за закрытой двери раздался знакомый скрипучий голос:

- Кто?

Этот голос был слишком знакомым, чтобы перепутать. Алексей неожиданно понял что всё это время его пристально разглядывали в глазок и от этого ещё больше разозлился.

- Шплинт, открой, - он сунул сжатые кулаки в карманы куртки, - это Алексей... Я по делу.

Казалось прошла целая вечность, прежде чем послышался глухой звук отпираемой двери и в проёме возникла неестественно белая, словно покрытая воском физиономия Шплинта. Даже не пытаясь скрыть удивления, морща лоб и прищуриваясь, он недоумённо протянул:

- Алексей? Вот так встреча... Алексей... - потом видимо всё же окончательно вспомнив, кивнул головой и поджал губы, - ага, ну да... да... И какими судьбами? Свободных мальчиков щас нет, да и вообще.... эээээ... откуда ты...

- Мне надо поговорить. С тобой и Вованом, - парень пытался говорить спокойно, но что есть силы сжимал костяшки пальцев в карманах куртки, чтобы не сорваться, - дай войти.

- Поговорить? Ну заходи, - чуть прихрамывая Шплинт сделал шаг в сторону, поправляя длинный, чуть ли не до пола банный халат, и подозрительно продолжил, - так всё же откуда ты адресок то узнал, а? Кажется я тебе его не говорииил...

И тут недоумение на его лице вдруг стало сменяться гримасой неожиданной догадки. Одутловатое лицо прояснилось и в глазах медленно начали загораться сумасшедшие, нездоровые точки. Он пропустил вошедшего Алексея и закрывая дверь, протяжно продолжил, растягивая слова на блатной манер:

- Погоди-ка, погодииии... Чего то я вроде понимать начинаю... Братан, а ты случаем не насчёт ли этих двух ссучёнышей-то, а? Которые мои деньги и дуру спиздили? Точно? Угадал?

Парень огляделся вокруг и глухо спросил:

- Где Вован?
- А нету Вована, уехал на неделю он... Только ты мне так и не ответил, что за дело у тебя? - безумный огонёк в его глазах разгорался всё сильнее и сильнее. Он прищурился, пристально глядя на Алексея, - ведь кажется один из них твоим любимчиком был, а? Точно, точно, я помню...

На шум голосов из соседней комнаты высунулись две одинаковые белобрысые головы пацанов лет одиннадцати. Они с любопытством смотрели на Алексея, прислушиваясь к разговору взрослых.

Ну-ка брысь отсюда, - зло цыкнул на них Шплинт, - пиздуйте свой видак смотреть, нехуй вам тут делать. Головы моментально спрятались обратно. И продолжил, снова обращаясь к Алексею, - говори, зачем пришёл, времени нету у меня.

- Они не крали твоих денег, - Алексей поднял исподлобья тяжёлый взгляд, продолжая стоять посреди прихожей и засунув руки в карманы, - я им верю.

Выражение лица Шплинта мгновенно изменилось. Парень опешил даже на секунду, настолько быстро и неожиданно тот подскочил к нему. Его глаза горели совершенно безумным огнём, а на одной из скул проступил лихорадочный румянец:

- Не крали, говоришшшь, - почти прошипел он ему в лицо, - не крали... И пистолет тоже не крали.... И не стреляли, - он уже вовсе срывался на истерический крик, - добрые милые мальчики... Да? А это что? Что-о-о-о!!??

Он рывком задрал полу халата и Алексей увидел густо пропитанную засохшей кровью бинтовую повязку от колена до середины иссохшегося волосатого бедра.

- Да я бля, да я... их... порву щенков, ссуки... - он уже визгливо орал, брызгая слюной на куртку парня, - суки! Найду, пришью нах... Как куриц зарежу, как ку...

- Заткнись!

Это прозвучало так весомо и серьёзно, что Шплинт осёкся. Он глядел остекленевшими глазами на Алексея, с трудом приходя в себя.

- Короче так. Ладно. Я возвращаю вам пистолет и отдаю эти сраные полторы тысячи. А вы с тех пор вообще забываете о существовании этих пацанов. Нету их. И не было. Идёт?

Смене гаммы чувств на лице Шплинта мог бы позавидовать хороший актёр. А так оно и есть. Все наркоманы хорошие актёры. Потому что иначе впаривать доверчивым знакомым очередные истории про якобы больную маму или подругу, изнасилованную подлыми ментами, прося при этом немалые деньги, никак не получалось бы.

Из разъярённого истерика в одну секунду Шплинт вдруг превратился в саму вежливость. Он мечтательно улыбнулся, зажмурил глаза и тихо, чуть снисходительно промурлыкал:

- Алексееей... Ну что ты, Алексей... Разве ж теперь дело только в деньгах? Неееет... - он безумно подмигнул широко раскрытым глазом, - мне ведь не только деньги нужны... Понимаешь? Мне ОНИ нужны... оба... В особенности старший... Так что....

А затем картинно наморщил лоб и приложил палец к губам.

- Что же делать-то, а?... А знаешь что, Алексей... - он широко улыбнулся испорченными зубами и хитро прищурился, - у меня к тебе другое предложение. Ты мне говоришь, где эти.... Где эти.... мальчики сейчас находятся, а взамен получаешь... ну хотя бы вот этих прелестных маленьких ангелочков. На пару дней. На целых два дня. Обоих... Они такие слааавные... Как тебе вариантик?

И не дожидаясь ответа, громко позвал: "Василь, Колька... идите сюда."

- Ты кажется не въехал, - с чуть побледневшим каменным лицом Алексей ронял слова медленно и раздельно, - я тебе говорю...

- Погоди, погоди... ты посмотри, - если бы не совершенно невменяемые глаза, можно было подумать, что болезненно худой парень в цветастом банном халате с доброй улыбкой знакомит товарища со своими любимыми племянниками, - посмотри... вот они... хорошенькие... посмотри какие... попочки... глазки... писуньки... маааленькие такие.... слаааденькие... очень сладенькие....

Он словно гипнотизировал вышедших в прихожую тех самых белобрысых малышей, которые неловко переминаясь босыми ногами, старательно пытались не смотреть на Алексея.

- Они много уже что умеют... Да, ребята? А ну покажите дяде стриптиз... мааааечки.... труууусики... ну же...

- Хватит!

Но Шплинт, уже ничего не слыша, продолжал:

- Вот таак, вот тааак... Хорошооо... А дядя вас потом тихонечко выебет... в попку... глубоко и больно выебет... Да, Василь, ты же помнишь как это больно.... и сладко.... А, Коленька... дааа? Смотри, Алексей... какие мальчики... И совершенно бесплатно... только адресочек скажи... Адресочек и всё... И они твои... Да, маленькие? Пойдёте с дядей? Ааа?… пойдёте?

Он совершенно обезумел. Пританцовывая, забыв о своей простреленной ноге, Шплинт медленно подходил к безропотно скинувшим маечки мальчишкам. Они так и стояли в полутьме прихожей, светясь голыми худенькими плечами и готовые беспрекословно выполнить любую прихоть этого больного чудовища.

Всё это было похоже на дьявольский кошмарный сон. И Алексею впервые за весь вечер стало по-настоящему страшно.

Он шагнул вперёд и резким рывком за халат развернул Шплинта к себе:

- Бля, ну ты... урррод, - мальчишки невольно вздрогнули от этого рыка, переводя удивлённые взгляды на парня, - слушай сюда, ссука... Короче так. Хуй вам всем. Понял?! - он с трудом контролировал себя, - я оставляю Сашку и Макса у себя. Всё! Ты понял? А?! Так и передай своему Вовану. Ни денег вам, ни ствола. Ничего! Не хочешь по хорошему - не надо. А если пальцем их тронешь - убью! Понял?!

Он брезгливо оттолкнул от себя худое тело и пошёл к двери. Но буквально через секунду очень тихо и отчётливо услышал себе в спину:

- Ну и пиздец вам всем.

Лёха медленно повернулся, чувствуя как внутри начинает с треском рваться туго натянутая стальная нить. Шплинт стоял в глубине прихожей в криво стянутом на бок халате. Он уже не кривлялся. Его глаза горели мрачным огнём ненависти и безумия. На секунду у Алексея промелькнула удивлённая мысль о том, как он вообще мог иметь какие то дела с этим чудовищем.

А потом Шплинт сказал фразу, после которой струна внутри парня окончательно лопнула. Он сказал её задумчиво, словно нехотя. Как бы в пустоту, ни к кому не обращаясь, усталым и будничным голосом:

- Когда мы вас всех найдём, я лично забью пивную бутылку твоему Максу в жопу...

Ничего уже не соображая, с обрушившейся кровавой темнотой перед глазами, Алексей стремительно шагнул вперёд.

* * *

...Ну вот и разобрался он там… Ага... Не позавидуешь.
В общем, он Шплинту таких там пиздю…
Блин…
Короче, это… Избил он его там. Сильно.
Очень сильно. А Вована, как назло, не было...
Я ж говорю, может и не так всё обернулось бы.
Алексей сказал Шплинту, что хочет нас к себе забрать. Типа насовсем. Деньги предлагал. А тот ни в какую.
Ну он с этим уродом пытался вначале спокойно поговорить.
Хотя с ним вообще говорить невозможно. А тем более он там с ногой своей простреленной… Типа в ярости весь такой…
Так он же отделался как легко, гад… Я ведь ему тока кожу глубоко поцарапал, даже кость не задел, как оказалось... Это он от страха просто завыл тогда, как кровь увидел...
Вот повезло.
Эх...
Ну, в общем, Лёха парень крепкий. Ну и психанул там здорово, этот мудель кого угодно из себя выведет.
Короче говоря, накатил он Шплинта по полной программе.
За всё про всё.
Челюсть сломал, нос в лепёшку, да ногами плюс ко всему потоптал немало. Зрелище ещё то было. Мне Макс потом рассказывал. Он пару новеньких, совсем малолеток, сбежавших оттуда, случайно в городе встретил, так те ему всё в подробностях и поведали. Жуть...
Алексей то сам ничего не сказал. Он хмурый вернулся, молчаливый. Долго руки мыл.
Весь вечер потом звонил куда-то, ругался, всё какого-то знакомого своего искал, вроде как из ментовки, что ли, не знаю...
Ну вот с тех пор мы у него и остались. Почти месяц спокойно жили, пока они с Максом однажды за продуктами на рынок не поехали...

Ой, погодите, а время то сколько уже?
Сколько?!
Ого, снова я вас отвлекаю надолго... Да нет, всё нормально, нормально... Просто я это... выспаться хочу.
Да и рассказывать дальше... трудно мне... ну потому что...
Ну в общем сами поймёте...
Ладно, ага... Спокойной ночи, короче.
Я завтра позвоню.
Обязательно позвоню...
Пока.

ВЕЧЕР ЧЕТВЁРТЫЙ

Алло... Здравствуйте...
А, узнаёте уже...
Понятно...
Да нормально... Сижу вот, телек смотрю...
Кстати, это не вы сегодня звонили? Ну часа два назад?
Нет? Странно...
Два раза звонили, молчали, дышали, а потом бросали трубку.
А вообще, вы мой номер телефона уже знаете?
Ну только честно... знаете?
Просто я где-то слышал что везде в таких...
ну... службах... менты там... скорая...
определители стоят, типа чтобы не заёбыва...
Ой, извиняюсь, в смысле ну, чтобы не надоедали
звонками ложными...
Что? Ага...
И адрес тоже?..
Ясно...
В принципе я так и думал.
Спасибо за честность.
Хотя наверное по фигу уже.
Да, конечно это именно Алексея квартира, того самого...
К кому мы после побега своего приехали.
Он её специально для встреч с пацанами снимал. Только оформлена она на какой-то паспорт левый...
Вроде так, не знаю....
Знаю только, что адрес этот
никому из их конторы не известен.
Это точно.
Лёха сам говорил.
Типа, никто адрес не знает, только я, да вы двое.
Потому мол ничего здесь не бойтесь
Чего?
Лёха где?
Лёха...
Лёха в больнице...
Угу. В реанимации скорее всего...
Если чего не похуже... Бля...
Да потому что машина его сбила, понимаете?
Эти твари... Лёху...
Что?!
А хуй его знает…
То есть... извините, вырвалось…
Просто он… нормальный мужик… Жалко его.
И за нас в такое вляпался... Да и... нравился он мне…
Ну, в смысле вообще нравился. Да, короче...
Помните, я вчера вам говорил,
что он за нас разбираться поехал…
Ну да. Ага. Разобрался.
Да только лучше бы убил бы он его там.
Шплинта этого, тварь паскудную...
Это они же его... на машине... Да.
Что, "ты что!?"
Я ведь знаю о чём говорю.
Своими глазами видел.
Грохнул бы он тогда эту суку, и...
Никто не пожалел бы. А так...
Сам бы целый остался, и Макс ...
здесь сейчас был...
Бля...
Максик...

Мы ведь у Лёхи долго уже. Больше месяца.
Сначала правда боялись на улицу выходить особо,
всё эти урки бритоголовые за каждым углом мерещились, да плащ шплинтовский. А потом вродь как полегче стало. Да и Лёха повеселел. Работу неплохую нашёл,
каждый вечер к нам приезжал.
Прикольно было...
Он ведь, несмотря ни на что, с нами каждую ночь... зажигал...
Сначала с Максом всё больше, а потом
все втроём кувыркались.
Кайфово.
Мы с Максюхой даже спорили днём до хрипоты с кем он сначала будет... Ну вроде как ревновали друг друга что ли...
Ну да это вам неинтересно наверное.

Короче говоря, потихоньку стали и мы в город выезжать, да и за продуктами всё равно ходить надо было, сигареты купить, да по мелочи, мыла там, порошка стирального...
Налаживалось всё потихоньку. Лёха обещал отпуск взять и на море нас обоих свозить. Летом.
Ни я ни Макс ни разу моря-то не видели...
Шмоток он нам прикупил, приставку соньковскую, чтобы не скучали вроде. А мы и так не скучали...
Частенько даже друг с другом баловались.
Ну сами понимаете…
Вроде как в шутку, а на самом деле
хотелось каждый день почти.
Тока Лёхе об этом не говорили, сам не знаю почему.
Но зато приятно было до одурения...

* * *

- Иди сюда-а-а, - хриплый запыхавшийся басок ломающегося подросткового голоса резко контрастировал со звонким, задыхающимся от смеха мальчишеским голоском.

- А вот фигушки тебе... фигушки... - Макс ловко увернулся от догонявшего его Саньки и заскочил в ванную, хитро высовывая раскрасневшуюся мордашку, - а я в домике, чур я в домике...

- Какой там ещё домик!? - полуголый, в одних семейных трусах, смешно сползших на боку, Саня, оттягивал на себя дверь, которую тщетно пытался удержать изнутри мальчишка, - ща я тебе покажу... домик...

Макс изо всех сил держал оборону. Мышцы его смуглого тела напряглись, пальцы побелели и рубашка, у которой в честном бою с другом он оторвал две пуговицы, грозно развевалась, почти касаясь парующих струй уже включённого душа.
Только что они поспорили, кто из них первым пойдёт купаться и этот спор перешёл в десятиминутную битву со стягиванием друг с друга одежды, смехом и опрокидыванием стульев в гостиной.

- Сааань, ну хорош... хва-а-атит, - уже не в силах сдерживать оборону, обессилев от смеха, Макс сантиметр за сантиметром уступал открывающуюся дверь другу - щас Лёха придёт, заругает... Ещё соседи нажалуются...

- Не нажа-а-алуются, - тот был неумолим, продолжая тянуть на себя ручку двери, - ты готовься, готовься... Теперь я с тебя трусы стаскивать буду...

Наконец оборона была полностью сломлена и Санька, на ходу поправляя сползающие боксёры ринулся внутрь. Смех и визг Макса заглушил громкий всплеск, когда они оба бултыхнулись в заполненную почти до краёв ванную. Наступила тишина, которую наполнял лишь шум льющейся воды и запыхавшееся дыхание двух разгорячённых игрой мальчишек.

- Блин, ну теперь Лёха нас точно убьёт, - обнявшиеся, мокрые, они сидели в ванной и виновато глядели на лужу величиной с маленькое озеро в подмосковном лесу, растекающееся по старому цементному полу. Первым спохватился Макс, - Саань, да слезь ты с меня, давай вытирать быстро. А то раньше Лёхи нам соседи снизу головы поотрывают.

Они споро выскочили из ванной и принялись за дело. Картина при этом была весьма своеобразная. Два пацана, один в трусах-боксёрах до колен, другой в порванной рубашке и обтягивающих плавках от Хьюго Босса на длинных ногах старательно выпятив попы вверх елозили тряпками по полу, выжимая воду в подвернувшийся откуда-то тазик.

Санька разогнулся, смахнул пот со лба, на секунду замер, а потом не удержался и, хитро прищурив глаз, хлопнул Максика по выпяченной, обтянутой чёрной лайкрой маленькой заднице, - эх, хороша!

- Блин! - Макс взвился, - ну писец тебе. Он замахнулся тряпкой на старшего, но тот легко перехватил его руку и...

И оба они остались стоять в этой нелепой позе.

Смешливое выражение на лице старшего медленно уступало место совсем другому. Уголки рта опустились, лоб разгладился. Он взял тряпку из рук стоявшего рядом мальчишки и с шумным всплеском бросил её в таз с водой.

- Надо бы пуговицы пришить, - его пальцы пробежались по дыркам на месте вырванных с корнем пуговиц, - рубашка-то ещё хорошая...

Макс молча стоял и смотрел ему в глаза. Он неожиданно почувствовал знакомую тянущую пустоту в низу живота, ту, которая всегда сопровождала его перед запретным и сладким, но уже привычным действом.

- И вообще... Сними её нафиг, - слова хрипло упали с губ, - она же мокрая совсем... И, не дожидаясь помощи от застывшего мальчишки, Санька медленно стянул расстёгнутую рубашку с плеч друга.

Какое-то новое ощущение взрослости и желания медленно зрело в Санькиной груди. Оно не было похоже на то, что обычно бывало с другими мужиками, за последние пару лет регулярно появляющимися в его жизни. Мальчик привык, что горячие и сладкие мурашки по телу всегда начинались с прикосновений мужских пальцев, мужских губ, еле заметного запаха дорогого одеколона, с сильных рук на плечах, с привычной уже готовности отдаться знакомому упоительному ритму. Ритму, который всегда задавал взрослый.

А сейчас он сам чувствовал себя удивительно взрослым рядом с этим раскрасневшимся худеньким мальчишкой, с мокрыми взъерошенными волосами и огромными серыми глазами, в которых туманился затаившийся невысказанный вопрос.

- Ты это... - Саня запнулся и, развернувшись на мгновенье, неловко бросил в таз рубаху Макса, - я просто... Ну...

А потом его рука сама потянулась к щеке мальчика. Ощущение взрослости росло с каждой секундой, знакомые мурашки сладко щекотали кожу и вдруг Санька отчётливо понял, что неимоверно, до судорог в животе, хочет мальчишку, стоящего перед ним.

Именно так. Хочет.
Сексуально, по настоящему. По взрослому...
Кровь бросилась ему в лицо и каким-то осипшим, хриплым голосом, он произнёс:

- Макс, а давай... просто поваляемся.... ну... на диване. Всё равно ведь высохнуть надо. Вот... и...

Глупость "высыхания", путём валяния на диване была столь очевидна, что Макс округлил и без того большие глаза.

- В смысле? Мы же весь диван намочим. Нас тогда Лёха... - он осёкся, потому что Санька закрыл ему рот ладошкой. А потом почему-то пересохшими губами прошептал: "Ну и фиг с ним, с диваном... Пойдём..."

И тут наконец долгожданная догадка медленно стала проявляться на лице удивлённого мальчишки. Он прищурился, многозначительно хмыкнул и скорчив хитрую мордаху, понимающе протянул:

- Ага... Поваляться значит... А фуёво вам не станет, молодой человек? А? Ишь чего захотел...

- Да ладно тебе... Макс... Ну идём... - неожиданно мощная адреналиновая волна влекла за собой, чудовищно наливая вмиг отяжелевшее тело и Санька, хрипло шепча, тянул слабо сопротивляющегося мальчика, - да ладно тебе... пойдём... Мы по быстрому.... Ну кайф же, а? Макс... Пожалуйста... Сначала я, а потом ты... если захочешь... Пошли...

- Да погоди ты... погоди... - мальчишка слабо упирался, делая последние попытки сбросить руку Саньки со своего плеча, но тягучая сладость в низу живота неумолимо делала своё дело, и наконец он решился - ну... это... Ладно... Только потом я тебя, понял?... Ты сам сказал... Ага?

Он испытующе заглядывал в глаза стоящего перед ним старшего пацана и тот, ошалевший, оглушённый таким внезапно нахлынувшим желанием, не раздумывая кивнул, чувствуя готовое выпрыгнуть из груди сердце.

Всё ещё немного стесняясь, Макс отвёл взгляд и, пригладив мокрые волосы, растеряно огляделся:

- Надо хоть полотенце взять, ведь действительно намочим там всё, - а потом вдруг вскинулся, ткнул указательным пальцем в грудь Саньки и с озорными весёлыми огоньками в глазах выпалил, - только чур в рот не кончать. Понял? А то я тебя убью...

…Мальчишка, стоял на четвереньках, выгнув спину и уткнувшись щекой в подушку. Каштановые волосы, разметавшиеся по белоснежной наволочке, уже почти высохли. Крепко зажмуренные ресницы подрагивали при каждом движении, а тугие, худые бёдра смуглых мальчишеских ног, бесстыдно растопырясь, елозили по смятым простыням.

Горячее дыхание обжигало затылок. И Макс сам выгибал голову, чтобы поймать этот терпкий, хриплый выдох у себя на шее. Санькины руки, неожиданно умелые и ласковые, лежали на вспотевшей спине мальчика, придерживая выгнутое в сладкой истоме тело и помогали ритму. Тому завораживающему ритму, во время которого всё на свете становится неважным. Незначительным и пустяковым.

Даже в свой самый памятный, самый первый и сладкий раз с дядей Вовой-Вованом в маленькой хибаре на краю деревни, ему не было так хорошо. Ведь в четырнадцать лет размеры совсем не такие как у взрослого мужика. А потому сейчас постоянного, еле заметного и привычного чувства боли, как с любым из взрослых, не было совсем.

И мальчишка всласть отдавался острому наслаждению, заполонившему всё тело. Он подыгрывал Саньке бёдрами, попадал в ритм, хрипло стонал и закусывал губу от удовольствия. Смятые простыни влажнели под его горячими потными ладонями. Макс на секунду повернул голову и в сумраке раннего весеннего вечера увидел запрокинутое лицо друга. Тонкая жилка на ещё худой мальчишеской шее, приоткрытый рот с распухшими от поцелуев губами, почти мужские, сильные плечи, и словно живые, сокращающиеся в непрестанном ритме гибкие мышцы подросткового пресса.

Он застонал и, закрывая глаза, вновь вжался раскрасневшимся, разгорячённым лицом в подушку. Наслаждение, накатившее с новой силой не собиралось отпускать. Макс чувствовал, как каменеющей твёрдостью начинают наливаться уставшие мышцы. Приближался финал. И мальчик, всем своим телом жаждал этого.

Их сверстники в эти минуты зубрили нудные задачки и, запинаясь, отвечали у классной доски, курили в туалете и жевали булочки в школьной столовой. А здесь, в маленькой квартирке на окраине Москвы, на скомканных простынях, и так некстати мешающихся под коленями лайкровых трусах от забугорного модельера Хьюго Босса, двое пацанов неистово, жадно и совсем по взрослому любили друг друга.

Санька вдруг по особому хрипло и коротко застонал, сглотнул и, задержав дыхание, судорожно впечатал ладони в потную поясницу мальчика. Его замершее тело натянулось как струна, замерло и тут же дёрнулось. А потом ещё... и ещё... И уже обессилено распластываясь на смугло блестящей от пота гибкой мальчишеской спине друга, Санька протяжно и благодарно выдохнул: "Ма-акся-я-я..."

* * *

... Ну вот я и говорю.
Совсем мы тогда повеселели.
Забываться стала вся эта история.
Да и Лёха нас не напрягал особо. Мы целыми днями валялись, телек смотрели, да в Сони резались. А по вечерам он приезжал, ну тогда и начиналось... Веселуха... Даже Вован с ним сравниться не мог. Он по пять раз за ночь с нами кувыркался. Ну а нам чего? Тоже кайфовали по полной. Мы с ним вообще как с пацаном себя вели. Ну, как с ровесником. Он совсем на взрослого в такие минуты не был похож. Классно...
Да вот только слишком быстро для нас это всё закончилось, Блин...
В субботу в прошлую решили на рынок съездить. Шмотки надо было прикупить. У Макса так вообще кроссовки разлезлись за зиму. А Лёха над Максом дрожал как... Ну не знаю... Он всё готов был для него сделать.
И день такой солнечный был.
Жарко уже, как летом почти. Ну вот и порулили мы за покупками. Весёлые и жизнью довольные.
Кто ж знал что так всё это кончится?
Эх...
А рынок жил своей обычной суетливой жизнью.
Кучи людей, снующих туда-сюда с баулами и топорщащимися во все стороны пакетами. Вороватые взгляды уличных попрошаек и зычные крики торговцев.

Алексей шагал впереди, задумчиво засунув руки в карманы лёгкой джинсовой куртки и внимательно глядя по сторонам. Он искал фирменные кроссовки Максу, да и мне майку новую надо было купить, ну и трусы-носки разные.
А мы, как обычно шли сзади.
Толкая друг друга и прикалываясь над толстозадыми продавцами кавказской наружности, которые слащавыми голосами наперебой предлагали купить товар именно у них.
Я даже и не помню теперь, кто из нас первый этих пацанов увидел. Кажись Макс всё же...

- Гляди, Са-ань, - как всегда непередаваемый подмосковный говорок Макса отвлёк меня от созерцания семискоростного гоночного велика, с запредельной ценой, плотно прикованного цепью к металлической балке, - гляди, дышаки...

Трое пацанят лет девяти-десяти, с замызганными мордашками, воровато прячущие пакеты с "Моментом" в рукавах таких же замызганных курточек,
сидели на парапете у ларьков с огромными,
как перезрелые огурцы, кормовыми бананами.
Двое были совсем никакие, обдышаные вусмерть, заторможенные, с бессмысленными и пустыми лицами.
Но один из них, одетый более-менее чисто, видно ещё недавно обосновавшийся на улице, дышал вроде как только за компанию. Не в удовольствие. Настороженно посматривая по сторонам красивыми синими глазищами.

- Точно для Шплинта клиенты, - Макс поёжился, - особенно вон тот, посимпотнее, видишь? На Чайковского похож... Только постарше...

Я кивнул и взял Макса за руку. Мне совсем не хотелось вспоминать, всё что было связано с этим уродом и я поспешил к Лёхе, утаскивая за собой Максика, который будто съёжился. Словно беду почувствовал.
И так мне это неприятно от этого стало,
что хоть волком вой...

- Во, Максюха, гляди! - Алексей, радостно улыбаясь, махал нам руками из-за соседнего ряда лотков, - вот именно такие я тебе искал. Скажи же, класс!

Кроссовки на самом деле были хороши. Объёмные, большие. Они скорее походили на какие-нибудь дутые ботинки, с мерцающими серебристыми полосами по бокам.

- А с шортами летом вообще супер будет, - парень искренне радовался удачной находке, - иди померяй, давай... Адидасы ведь... настоящие...

В ожидании он перевёл радостный взгляд с Макса куда-то за нас, за наши спины и вдруг выражение его лица стало меняться. Угасать, как в плохом телевизионном боевике. Медленно опустились брови, губы сжались и желваки выступили на почему-то заострившемся лице.
Я понимал, что что-то не так, что-то было очень хреново.
Но боялся признаться в этом даже самому себе.
Я лишь молил внутри, чтобы это выражение испарилось с его лица, чтобы оно вновь стало безмятежным, спокойным и (чего греха таить) симпатичным.
Я же говорил вам, что нравился он мне.
Всегда нравился. С самого первого нашего знакомства…
И лишь Максик ничего не понял и, по-детски захлопав ресницами, ринулся рассматривать одинокий кроссовок, безжизненно повисший в руке Алексея.
И тогда я оглянулся...

Его я узнал сразу. Тощая высокая фигура в неизменном плаще маячила колокольней среди снующих прохожих. Он стоял лицом к нам, облокотившись о перила и разговаривал с теми самыми пацанами, которых мы заметили всего пару минут назад. Я даже сам не успел ещё испугаться, но то что мальчишки слушали его внимательно, увидел сразу. Несмотря на клеевой туман в их маленьких головах, они с интересом смотрели на жестикулирующего высокого парня и ни капельки страха или опаски не читалось на их безмятежных в наркотическом одурении лицах. Он умел это... Шплинт, покупающий мальчишек за сотню, сначала обещающий им тёплый ночлег и непыльную работу, а затем со смехом раздирающий им жопы. Пидор. Купающийся в мальчишеских слезах, соплях и детских стонах в подушку.
Всё это за какие-то секунды пронеслось у меня в голове и, не успев даже возгласом предупредить вертящего в руках кроссовок, Макса, я увидел как Шплинт вздрогнул и, почуяв что-то своим звериным чутьём, поднял голову...

Знаете, а ведь они никогда не заходили так далеко. Ну в поисках мальчиков, я имею ввиду. Рынок на который мы поехали был всего в паре остановок от нашего дома. На самой окраине Москвы. А Вован со Шплинтом и вся их гоп-компания обычно промышляли ближе к центру. У Детского Мира, на Кузнечике-Нвокузнецкой, на Пушкинской... В переходах и у больших торговых магазинов. Где маленькие попрошайки не переводились ни зимой, ни летом...
Что? Ну да....
Я до сих пор не знаю, как их туда занесло. Видно совсем туго с пацанами в центре-то стало... Менты ведь тоже не дремлют. Тут, видать, они по окраинам и ринулись...
Короче говоря, вот так, не думая - не гадая мы встретились с ними там, где ожидали меньше всего.
Блин....
Ну вы слушайте, а то я могу забыть что-нибудь...
Не перебивайте, хорошо? Слишком уж быстро там события развивались.

Шплинт конечно тоже не ожидал этой встречи.
Пару бесконечно долгих секунд мы смотрели друг на друга и наконец гримаса узнавания исказила его и без того не слишком симпатичное лицо. Зрачки медленно расширились, приобретая то самое безумное выражение, которого я больше всего боялся. У меня противно заныло в груди. Всё же вот так, лицом к лицу, встретить мужика, в которого ты стрелял всего месяц назад было очень страшно. А ещё я увидел Вована, продолжающего есть сладкими глазами обдышаных пацанов и обоих бритых, которые были с ним в тот день. Охранники.

Нас разделяли какие то пять-шесть метров и я мог преспокойно дать дёру. Да так, что хрен бы меня кто догнал. Но ноги у меня приросли к земле, потому что рядышком, отвернувшись, стоял ничего не понимающий Макс. Глупо улыбаясь и рассматривая кроссовки.
Про Алексея я вообще в те мгновения забыл.
А ситуация повторялась до обидного похоже, как в плохом сне. Но с одним лишь только отличием.
Пистолета в этот раз у меня не было...

* * *

- Да на фиг он тебе нужен? - Макс никак не мог попасть в штанину одеваемых джинсов и смешно прыгал на одной ноге, - спрячь его обратно.

Саня стоял у открытого книжного шкафа и задумчиво вертел в руках тяжёлую рукоять старого, тускло поблёскивающего ТТ. Ещё тогда, в первые дни, после всего что случилось, Алексей отобрал у них пистолет и спрятал его среди старых пыльных журналов. Правда предварительно разобрав, смазав и аккуратно завернув в чистое полотенце. Оказалось, что в магазине было всего три патрона. Один Санька выстрелил в подворотне. А два оставшихся, равнодушно прижавшись гладкими латунными боками друг к другу в потёртом магазине, внушали какое-то странное чувство страха и уважения одновременно.

- Саня! - строгий окрик укоризнено глядевшего на него Алексея вывел мальчишку из оцепенения, - положи его обратно на хрен... От греха подальше.

Парень смотрел как мальчик нехотя, но аккуратно заворачивает пистолет в ткань и какое-то смутное ощущение непонятной тревоги слабо кольнуло в сердце. Он встряхнул головой, прогоняя дурные мысли и, поправил наброшенную джинсовую куртку:

- Ну что, гаврики, готовы? А то мы с вами с утра уже целый час собираемся, никак не выйдем.

- Ага. А кто виноват?, - наконец застегнувший широкие моднячие джинсы, Макс довольно рассматривал себя в зеркале, - нормалёк... тока длинные кажись немного, - а потом снова перевёл взгляд на уже одетого парня, смешно наморщил нос и, ехидно прищурившись, быстро зашептал, - ну, пацаны, ну давайте ещё разочек... давайте... ну и что, что три ночи, выспимся...

Алексей не выдержал и рассмеялся, настолько похоже передразнил его Макс. Санька тоже прыснул и через секунду они все дружно и громко хохотали. День начинался замечательно.

… Гомон воскресного рынка был похож на ровный, ни на секунду не прекращающийся шум прибоя. Людское море равномерно текло во всех направлениях сразу и попав в этот водоворот было очень трудно придерживаться заданного направления. Парень шагал впереди, как бы прокладывая дорогу для любопытно вертящих головами мальчишек. Он внимательно глядел по сторонам, выискивая кроссовки, рекламу которых видел совсем недавно по телевизору. И идея купить такие же точно Максу, его любимому Максику, не давала ему покоя.

Вот уже месяц он был счастлив. Каждый день после работы он спешил сюда, на окраину Москвы, где его ждали. И не только Макс, в которого он влюбился без памяти ещё с первого раза и по которому начинал тосковать уже с утра, расставшись поздно вечером. Но и его друг - смешливый, зеленоглазый и крепенький Санька. А уж что последнее время они вытворяли с ним вдвоём...

Алексей настолько привык к этим сладким, греховно-горячим ночам, что просто не мог себе представить, как он жил без этого раньше. Как нервничал и боялся вначале, как совал скомканные деньги в руки сутенёров, как жадно пользовался купленными, частенько неумелыми мальчишескими ласками и как жалел что два часа заканчивались всегда так неожиданно быстро...

Ага, вот! Кроссы выглядели точь-в-точь как в рекламном ролике, даже цвет кожи был такой же - синий с блестящими адидасовскими полосками по бокам. Он протиснулся к соседнему ряду лотков и, выискивая взглядом чуть отставших, зазевавшихся мальчишек, позвал: "Во, Максюха, гляди! Вот именно такие я тебе искал..."

Пацаны торопливо работая локтями начали протискиваться к нему и парень невольно залюбовался их сосредоточенными и очень симпатичными в этой своей серьёзности лицами. А ещё мимолётное чувство гордости на секунду кольнуло в груди. Такие симпатяги... оба... И с ним... Он даже самодовольно огляделся по сторонам, вроде как говоря, ну что же вы, вокруг... не замечаете, как красивы МОИ пацаны, эх вы... а они ведь ещё и...

Додумать он не успел.

Это лицо он узнал бы из тысяч. И хотя, когда он видел его последний раз, оно больше походило на перекошенную кровавую маску, безумные глаза на нём продолжали гореть мрачным огнём, вызывая настоящий страх. А ещё память услужливо подсказала испуганные побледневшие лица полуголых мальчишек, высунувшихся на шум тогда, в прихожей. Как же их звали?... Коля... Вася... Кажется им он тогда помогал быстро одеваться и что-то бормотал типа, быстро уходите отсюда, слышите, быстро уходите...

Всё это промелькнуло в голове за какие-то несколько секунд. Краем глаза он увидел как внимательно посмотревший на него Санька, остановился и обернувшись, невольно сделал шаг назад, узнав того, на которого смотрел сейчас Алексей. И лишь подоспевший Макс беззаботно улыбался во весь рот в предвкушении классной покупки и восторженно вертел в руках модный кроссовок.

- Кла-а-а-с! Скажи же, Лёха! Давай мерять скорее, а где у них ложечка?..

Парень не успел ничего сказать в ответ, потому что в это мгновение Шплинт поднял голову и посмотрел прямо на стоящего в нескольких метрах от него Саньку. Тот застыл, затем растеряно отшагнул и затравлено оглянувшись, стал искать взглядом своих попутчиков. У Алексея ухнуло сердце. Он чертыхнулся и, дёрнувшись всем своим сильным телом, перемахнул через прилавок, попутно задевая плечом что-то закудахтавшего на своём продавца.

А Шплинт, расталкивая длинными руками прохожих, с безумными глазами и развевающимися фалдами кожаного плаща, гигантскими шагами уже приближался к стоящему мальчику. Вован с удивлением повернул голову, всплеснул руками и так и остался стоять с открытым от неожиданности ртом. Тут же, в толпе сорвались с места две невысокие крепкие тени. Неизменные шплинтовские спутники - два отморозка, бывшие борцы, а ныне охранники, просто тупо отрабатывающие хозяйские деньги. У них тоже был свой счёт к этому пацану.

Но Алексей успел раньше.
Он влетел плечом в подбегающего Шплинта. И тот, сложившись как тряпичная кукла, отлетел на несколько метров. Сбив какую-то тётку, он рухнул на землю И тут же, страшно матерясь, завыл, держа руку на сломанных рёбрах.

Народ бросился врассыпную. Кто-то громко завизжал. Мгновенно образовался пустой круг, в центре которого стоял застывший от ужаса мальчишка. А рядом с ним Алексей, морщась от боли в руке, которую подвернул при падении, вставал на ноги. Санька наконец очнулся, торопливо озираясь по сторонам и ища взглядом Макса. Он успел заметить, как плотная фигура Вована метнулась к ошалевшему, застывшему с кроссовком в руке мальчику и что есть силы заорал:

- Мааакссяяя!!! Беги-и-и-и!!!

Выскочившая из круга бритая тень с размаху въехала ногой в лицо встающего Алексея. Парень страшно дёрнулся, но всё же чудом устояв на ногах, выпрямился и, зацепив нападавшего за штанину, рухнул вместе с ним обратно на землю. Он перекатился и всей своей массой впечатал лбом в лицо лежащего под ним охранника. А потом, уже вставая, тяжело и с размаху добавил кулаком. Послышался противный звук, хрясь... Будто рубили мясо на бойне. Бритый тихо заскулил.

- Лёша! Сзади! – Санька с ужасом повернулся, делая какую-то неловкую попытку встать на пути второй, бросившейся из толпы низкой бесшумной тени. Но не успел.

Тот подскочил слишком быстро. Забежав со спины, он украдкой сунул руку за пазуху, оскалился, и сильно и коротко ударил чем-то встающего парня по затылку. Лёха охнул и снова стал осаживаться на колени.

Цепенея, Санька увидел густые капли крови, которые вдруг быстро побежали по шее Алексея, прямо за воротник его новенькой джинсовой куртки. И тут бритоголовый добавил ещё, потом ещё. А потом, ботинком с размаху, впечатал лицо парня в асфальт. Алексей дёрнулся и затих, закрывая голову руками. В толпе кто-то страшно закричал.

Всё это произошло за какие то секунды. И тут, наконец, что-то словно щёлкнуло в голове у застывшего от холодного ужаса Саньки. Он зарычал, и отчаянно бросился на спину бритоголовому, который стоял над неподвижным телом парня. Вцепившись руками в шею, он повис на нём как собака. Заглушая страх и слёзы, мальчишка кричал изо всех сил и молотил ногами ненавистное тело, пытаясь зубами добраться до горла.

В толпе кто-то истошно звал милицию, кто-то причитал, а большинство равнодушно, хотя и с опаской смотрели на подвернувшееся вдруг бесплатное зрелище. Оклемавшийся Шплинт, морщась от боли, тащил вместе с побледневшим Вованом упирающегося и плачущего Макса, который оцепенев от ужаса всё это время так и стоял, не выпуская из рук заветный кроссовок.

Наконец бритый справился с наседающим на него Сашкой, резко сбросил его на землю, отвесил пощёчину и, схватив за волосы, прошипел: "Заткнись, ссучёныш!"

- Дык мальчонку то за что? - раздавшийся из толпы голос принадлежал средних лет дядьке с залысинами, крепко державшему портфель двумя руками, - чего ж вы делаете-то, изверги?

- Да вор он, дядя, - бритый смачно сплюнул, рывком подымая сжавшегося от боли Саньку, а потом зло усмехнулся, - вор и пидор...

* * *

...Это я во всём виноват...
Понимаете? Я...
Да ладно вам, я же знаю....
Обосрался я тогда. Струсил.
Можно ведь было на помощь кого-то позвать, или чем-нибудь грохнуть там его... Ну не знаю, лопатой какой или стулом. Да чем угодно, что под руку на рынке подвернётся.
А я обосрался...
Блин...
Стоял как истукан, смотрел как Лёху убивают.
Никогда не прощу себе этого.
И то, что пистолет тогда не взял, тоже не прощу. Ведь чувствовал я что-то, чувствовал... А вот... Подумал, что херня всякая в голову лезет...
А так положил бы этих сволочей всех там,
хрен пикнули бы...
Нет.
Я знаю что я говорю.
Рука не дрогнула бы. Точно.
Вот он, ствол, передо мной лежит. Тяжёлый.
Ну почему же я его с собой тогда не взял? Почему?!
Блин...
Ведь всё по другому могло быть.
Да ладно вам, не надо. По фигу мне статья. Я ж говорю вам, я не ребёнок. Завалил бы нахуй... Зато Лёша здесь был бы сейчас... И... и Макс...
Бля...
А вместо этого...
А вместо этого они взяли нас и потащили как мешки с мукой к машине. А толпа расступалась и шепоток такой, типа, глядите, воров поймали, проституток, наверное на базаре здесь что-то украли... так им и надо, малолеткам эти отмороженным.
А про Лёху ведь даже и не вспомнил никто.
Так и остался лежать он там на асфальте.
Я уж думал, всё. Убили его.

- Давай, давай, быстрей, - морщась от боли, Шплинт кивал бритым и за шиворот волок Макса к старенькой раздолбанной шестёрке, - щас менты набегут.

- Да хуй там. Эти мусора через десять минут тока появятся. Они хрен когда в базарные разборки встревают. Себе дороже. Так что... - один из бритоголовых тащил туда же меня. Причём тащил умело, за шею, да так, что я вздохнуть даже не мог, - не боись, успеем...

- Ладно, давай... ему помоги, - свободной рукой он показал на второго с раскровавленной вдребезги физиономией, - щас всю машину запачкает.

А Вован уже сидел спереди и трясущейся рукой пытался закрыть за собой дверь.
Самое хреновое было то, что на нас они не обращали никакого внимания. Тащили просто за собой. И всё. Как будто так и надо. Будто всё уже решено было.
Я чувствовал, как из глаз текут слёзы. То ли от боли, то ли от страха и злости. А скорее всего от всего сразу.
Дыхание вдруг перехватило.
Это Шплинт с ухмылкой на белом лице ("вот и пиздец тебе...") свободной рукой врезал в живот, когда запихивал на заднее сиденье машины. Там уже сидел, прижимая к лицу платок, окровавленный бритый, а второй, толкая меня всем своим массивным телом, намертво вдавил в притихшего и оцепеневшего от беды Макса.
Вот так вчетвером мы втиснулись назад,
Шплинт прыгнул за руль, мотор взревел и он с визгом стал разворачиваться задом, выезжая со стоянки. Попутно чуть не задев молодую женщину с маленькой девочкой на руках.
Вован матюкнулся и, вцепившись в ручку двери, побледнел ещё больше.

- Пошла на хуй... Сука... - Шплинта несло.

Глаза превратились в две маленькие чёрные точки, лицо было смертельно бледным, словно под дозой, капля пота стекала по виску. Я как зацикленный смотрел на эту каплю, а в башке билась только одна мысль - всё... конец!

Он поспешно вырулил на дорогу, и пытаясь воткнуть заевшую вдруг скорость, изо всех сил ударил по панели приборов:

- Да давай... Блядь! Езжай!!!…

Машина ответил жалобным кряканьем треснувшей пластмассы и заглохла совсем. Шплинт в бешенстве заорал ещё громче: "Сукааа!!!". За ним визгливым голосом сорвался Вован.
И тут я похолодел.
Прямо на нас, шатаясь словно пьяный, с окровавленным перекошенным лицом бежал Алексей. Его ноги заплетались, он держался рукой за голову, но взгляд у него был страшный. Такой, что я вмиг забыл про всё на свете.
Лёха бежал спасать нас...
Вован забился в истерике, показывая пальцем на приближающегося парня. Шплинт, ещё раз ударив по рулю, наконец догадался снова повернуть ключ. "Шестёрка" коротко взбрыкнула, затряслась и выпустив клуб густого сизого дыма, натужно заработала.
Алексей уже почти подоспел, когда Шплинт с безумной улыбкой вдарил по газам и, резко поворачивая руль вправо, буквально сшиб бампером набегающего парня. От удара нас кинуло в сторону, задняя дверь неожиданно открылась и мы с лежащим на мне бритым выкатились в густую пыль придорожного кювета.

Вдалеке послышались воющие сирены милицейских машин.

Я вскочил на ноги, споткнулся, снова упал и кубарем прокатился ещё несколько метров. Бритый попытался достать меня своей ручищей, но куда там…
Я побежал так, что в ту секунду наверное установил какой-нибудь мировой рекорд. Задыхаясь, падая от страха и переживаний, я всё-таки умудрился однажды оглянуться.
Последнее что я видел, это вихляющий задок бежевой неприметной шестёрки с заляпанными майской грязью номерами, которая с визгом мчалась по дороге, с каждой секундой становясь всё меньше и меньше.
А потом я побежал снова.
Куда глаза глядят.
Подальше от воющих милицейских сирен и кем то вызванной "скорой помощи". От распростёртого на асфальте тела Алексея, с неестественно вывернутой рукой, который безуспешно пытался встать, оглушёно мотая головой,
и от спешащих к нему людей, что-то кричащих
и машущих кулаками вслед удаляющейся машине...
…
Ну вот...
Остальное вы знаете…
Спасибо, что выслушали.
Мне на самом деле как-то легче стало.
Честное слово.
Спасибо!

Да...
Что?
Что-о-о?
Да вы что, смеётесь?!
Милиция...
Какая, к чёрту милиция?!
Зачем мне её было дожидаться?
И что я этой самой милиции рассказал бы? А?
Что вот, мол лежит на дороге парень, который месяц нас в задницу трахал, и что те, кто его сбил, продавали нас, как малолетних проституток? Это?
Или добавить, что увезли они другого мальчика-пидора неизвестно куда, и что в одного из них я стрелял из украденного пистолета?
Это рассказать?!
Ну уж спасибо...

Мне вообще ещё повезло, что я последний из квартиры утром выходил. Ключ у меня в кармане лежал. А так....
Блин... Остался бы один на улице. Это вообще писец был бы.
Ни денег, ни знакомых. Хоть в парке ночуй...

А знаете что я придумал?
Я вот пока вам по телефону историю всю эту рассказывал, ночами потом заснуть не мог. В башке всё снова прокручивал. Да и днём постоянно об этом думал...
Я их найду.
Вот!
Точно-точно…
Найду и грохну!
Два патрона вполне хватит.
Один на Шплинта, тварь эту, а второй...
Что? Нет.
Нет…
Да нет же!..
Что вы мне мораль читаете?!
"оду-у-умайся..."
Я что не знаю, что они там с Максиком сделали? А?!
Как вы думаете, что? В первый же вечер... Не знаете? А я знаю. Видел я, как однажды они по пьяни детдомовского одного наказывали. Он у мента-клиента ихнего удостоверение спёр. Дурак. Вот и расслаблялись ребятки...
Человек шесть их понабежало.
Опустили они мелкого как петуха последнего. Пиздили, издевались, бутылки в жопу для смеху засовывали, да ебли всей толпой, полотенцем вафельным рот завязывая...
Твари!
А Максу за ствол, да за деньги эти сраные,
которые мы в глаза не видели, вообще писец.
Да ещё за выстрел мой, за Лёху...
За сломанный нос шплинтовский…
Бляяя...
Лишь бы не убили они его там.
Лишь бы не убили...
Су-уки-и!
Ничего, я их найду.
Слышишь Макся, Максюха...
Я за тебя отомщу...
Вот посмотришь, отомщу.
Клянусь!!!
Что?
Да ладно вам... Хорош уже...
Что вы мне как маленькому...
Я и так всё прекрасно понимаю.
Они меня ищут, а я их сам найду.
Сам. Найду и…
Во, точно!
Завалюсь к ним, в блат-хату ихнюю
и перестреляю всех к ебеням…
Бля…
Ну ведь нету у меня выхода другого, нету.
Понимаете?
Куда мне теперь? Без денег, без Лёхи...
Без Максика...
Я ж не жрал даже два дня последних.
Холодильник пустой совсем.
Что?..
К ва-а-ам?!
То есть…
Как рядом?
Не понял...
Вы хотите сказать, что...
...
Стоп...
...
Бля...
Кто-то в дверь звонит. Хм...
Да откуда я знаю, кто?!
О, вот ещё раз...
Может сосед снизу это?
...
Да ладно вам...
Чего переполошились?
Ну не знают они адреса этого. Не-зна-ют...
Понимаете?
Я ж говорю вам, что его только Лёха знал, я и...
и Макс...
Бля...
Ладно. Щас пойду открою.
Да не орите...
Сам знаю..
Я трубку не буду класть пока.
Вот только пистолет возьму.
На всякий пожарный..
Ух и тяжёлый он, блин...
Вы тоже телефон не кладите, хорошо?
Ну пожалуйста... Не кладите…
Вернусь, договорим обязательно.
Ладно, щас я...
Щас...

* * *

Невысокий, рано начинающий лысеть мужичок бежал по пустынной вечерней улице Москвы. Рукава коротковатого пиджака задрались, очки в смешной роговой оправе спадали на бегу и ему постоянно приходилось поправлять их, пока он наконец не снял их, засовывая во внутренний карман.

Он бежал тяжело, тряся уже начинающим оформляться брюшком, под которым рубашка некрасиво вылезла из брюк. Лоб покрывала испарина. Но он не останавливался. Запыхавшись и с трудом ловя воздух открытым ртом, он продолжал торопливо и не очень ловко переставлять ноги. Было видно, что в таком темпе мужчина не бегал очень давно.

Мужчину звали Олег. Олег Викторович. Хотя Викторовичем его так никто и не величал. В силу относительной молодости, весёлого покладистого характера и просто потому, что там, где он работал, все называли друг друга в основном только по именам.

Несколько минут назад он выскочил из ничем не примечательной двери типового, обшарпанного пятиэтажного дома. Разве что рядом с этой такой же невзрачной дверью висела маленькая, с годами медленно выцветавшая на солнце, табличка. "Московский горисполком. Комитет по делам молодёжи. Городская служба доверия."

Олег Викторович не лгал. Сразу же после первого звонка мальчика с таким необычным рассказом о себе, он проверил, согласно служебной инструкции, телефон и адрес звонившего. А что было делать? По инструкции обязательное фиксирование координат абонента, если речь шла об оружии, продаже наркотиков или насилии над детьми, требовалось незамедлительно.

И тогда же мужчина с удивлением обнаружил, что адрес, с которого поступил звонок находился всего в двух кварталах от их собственного офиса. Если с курилки пятого этажа внимательно посмотреть в замызганное окно, то сверху можно было увидеть край того самого дома. По улице Заводской, номер пять дробь одиннадцать, квартира сто сорок шесть.

Олег Васильевич бежал к этому дому, ещё до конца не осознавая, зачем он это делает. Но он очень боялся не успеть. В ушах стоял чуть хрипловатый, ломающийся мальчишеский голос, к которому он так привык за эти четыре долгих вечера. И в этом голосе, несмотря на всю браваду, ему почудилось совсем другое. Просьба смертельно перепуганного, мечущегося мальчишки... "Не кладите трубку... Ну пожалуйста... Не кладите... Я сейчас..."

А потом...

А потом сквозь помехи и потрескивания телефона он услышал то, что буквально выкинуло его из кресла. И, поспешно пытаясь застегнуть на ходу развевающийся пиджак, мужчина выскочил на улицу.

Было ещё светло. Майские вечера уже совсем похожи на летние, темнеет поздно и Олег Викторович, сотрудник московской городской службы доверия, бежал, пиджачной тенью, распугивая голубей, дремавших на нагретом за день асфальте. А в голове, как надтреснутая пластинка, сквозь шорох телефонных помех будто с другого конца земли, слышалось одно и то же...

"Кто там? Кто там, я спрашиваю?! Чего молчите, а? Я же вас в глазок ви.... А-а-ааа!!! Бля… Су-у-у-ки-и-и... Падлы!!! Отойдите от двери! Слышите? Отойдите нах…. Перестреляю всех к чертям… Отойди-и-те-е-е!!!..."

И выстрел. Чудовищно громкий в мембране старенького телефона. Сухой, короткий, страшный.

А затем ещё один…

Мужчина, словно подгоняемый этими мыслями, побежал быстрее. Ну где же этот чёртов дом? Из окна казалось так близко. Запыхавшись, он вбежал во двор и, замедляя шаг, судорожно попытался успокоить дыхание.

Жизнь вокруг шла своим чередом. На детской площадке катались на скрипучих качелях две маленькие девочки. Их мамаши стояли поодаль, живо обсуждая свои сплетни. Вот энергичный мужичок скручивает висящий на турнике ковёр, гулко похлопывая его выбивалкой пыли. А вот прямо у подъезда стоит старая бежевая "шестёрка" с распахнутой передней дверью из которой странно как-то бочком-бочком выходит средних лет хорошо одетый мужчина. В пиджаке и галстуке. Его трясёт. Он нервно смотрит наверх, потом на часы, видно, что он колеблется. И вдруг, не закрывая двери машины, он короткими семенящими шагами начинает тихо и быстро уходить прочь. Через несколько метров его шаги переходят на бег. Мужик бежит без оглядки с удивительной для его лет прытью.

Но Олег Викторович этого не видит. Он опасливо подходит к подъезду. Над подъездом табличка: "кв.№127-146". Олег Викторович внимательно прислушивается, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Да ещё пот застилает глаза. В подъезде тишина. Он очень сосредоточен. Он хочет услышать, происходит ли что-то там, наверху, на пятом этаже. И от этого не замечает ничего вокруг.

Он не видит, что дверь у стоящей неподалёку старенькой "шестёрки" по-прежнему открыта. А в машине сидит мальчик. Худенький, с болезненно заострившимся чертами лица. Неестественно прямой и бледный. Его большие серые глаза устремлены куда то очень далеко. Он сидит совершенно неподвижно и, если бы не вздрагивающие большие тёмные ресницы, можно было бы принять его за восковую фигуру. Ветер шевелит модно подстриженные под "каре" тёмно-каштановые волосы.

Мальчик симпатичный, если не сказать больше – красивый. Но под глазами отчётливо видны "взрослые" синие круги усталости и беды. И надумай Олег Викторович на мгновение заглянуть в эти остановившиеся глаза, он наверняка просто попятился бы. Потому что в их бездонной пустоте застыла такая нечеловеческая боль, что не снилась ему даже в самом страшном сне.

Боль и вина.

Мальчишке не было никакого дела до трусливо убегающего прочь дяди Вовы-Вована или до открытой настежь дверцы автомобиля, за которой свобода… Потому что мир перестал его интересовать. С той самой секунды, когда, сидя в этой машине, он еле заметно кивнул на подъезд и прошептал сухими потрескавшимися губами всего три слова: "сто... сорок... шесть..."

Но всего этого Олег Викторович не видел и не знал. Он, продолжал прислушиваться. Стояла какая-то неестественная звенящая тишина. Ни единого шороха не доносилось из тянущего холодной сыростью, обшарпанного чрева старой хрущёвской пятиэтажки. Мужчина зачем то достал очки из нагрудного кармана. Протёр их носовым платком, одел и, глубоко вздохнув, шагнул вверх по лестнице.

Мальчишка в машине закрыл глаза…

30 сентября 2004 г.
©Taylor