Петька-а-а!!! Выходи-и-и-и!! - пронзительный мальчишеский дискант с улицы, казалось, разорвёт перепонки...

- Ты чего орёшь, придурочный? - из окна второго этажа старой, облупленной "хрущёвки" высунулась вихрастая голова, - мать перед ночной спит, чо, не знаешь? Развопился, долбень!..

- Да я не нарочно, Петь! Забыл, блин!... - полузадушенный шёпот в ответ, -выйдешь?

- А хули делать будем?

- На Калиновку пойдём! Ты прикинь - Лысый бабки надыбал - три пачки купил, и "девятки" ящик!..

-"Балтики"?

- Ну!

- А бабы будут?

- А то! Ленка-дэдээска*, и Годзилла из четырнадцатой!

- Ладно! Жди, я щас!

... Через минуту из подьезда на улицу выскочил мальчишка. Достаточно было только взглянуть на него, чтобы в памяти моментально возникли ассоциации с героями "Республики Шкид" и "Педагогической поэмы"...
Вихрастая, давно не стриженая голова, курносый нос с россыпью веснушек на скуластом лице, и широко, как бы удивлённо, распахнутые глаза небесно-василькового цвета; потёртая кургузая курточка, фланелевая рубашка в крупную клетку, и заношенные до белизны, некогда синие, дешёвые джинсы,только дополняли это ощущение...

(*дэдээска - ДДС - "доска-два соска")

...Петька Овчаренко, подросток двенадцати с половиной лет, в общем-то, никуда не собирался в этот вечер. Всё до скуки осточертело ему в их небольшом провинциальном городке, в угольно-шахтёрской области Украины. Взрослые здесь месяцами не получали зарплаты - работы не было, шахты закрывались, и мужики-шахтёры, не имеющие возможности прокормить семьи, быстро спивались. Их несчастные жёны из последних сил выбивались, чтоб хоть как-то скроить семейный бюджет, и накормить-одеть детей.
А дети... дети были предоставлены самим себе - после распада некогда великой страны на новые "суверенные" государства, развалилась и вся система народного образования. Не стало Дворцов пионеров, общедоступных клубов, бесплатных кружков... В школах больше не учили гордиться Павликом Морозовым, не призывали быть "передовым отрядом советской молодёжи", и не заставляли орать "Будь готов! Всегда готов!"
... И тогда школу полностью вытесняла УЛИЦА...
Курение на пустыре, дешёвое креплёное вино в подьездах и на чердаках, драки-разборки, клей "Момент", посиделки с семечками, гитарами, и жутким матом - вот, собственно, и все развлечения, которые были доступны в их Богом проклятой дыре... Кому-то удавалось вырваться, переломать рутину беспросветного бытия, но основная масса шла по накатанной колее: выпивка- драка, и снова выпивка-драка - и так обычно до увечья для одного, и тюрьмой для другого...
Петька Овчаренко, собственно, и не помнил иных времён - когда Украина стала "самостийной", ему было всего четыре года... И потому он просто не знал другой, НОРМАЛЬНОЙ жизни - где люди улыбаются друг другу, где у детей есть компьютеры и новая одежда, и где мясо едят не раз в месяц...
Отец его погиб на шахте, за два месяца до Петькиного рождения, мать осталась одна, стала выпивать, и из классных портних скатилась до посудомойки в столовой шахтоуправления, куда её и взяли-то только из жалости, как вдову шахтёра. Петьку она по-своему любила, но лупила маленького нещадно, а потом бросила, махнув, из-за беспросветной нищеты, рукой на его воспитание.... Да и вырос пацан - такого попробуй, ударь!..

Петька торопился... Он выскочил из пропахшего мочой подьезда, предвкушая, что сегодня и покурит вволю, и пивка попьёт ( а может и тёлку какую ЗАМАЦАЕТ!), ещё не зная, что через несколько минут произойдёт нечто такое, что перевернёт всю его устоявшуюся жизнь...

"Где же Витька-Кабан? Ну, долбень! В прятки решил поиграть! Сказал же - на улице жди! Ну, гандон... Куда ж он, блин, подевался? Ааааа.... За углом спрятался!... Напугать решил!... Щас я те напугаю, придурочный!... Щас!..."
И, мысленно включив имеющееся у каждого мальчишки внутреннее "турбо", (это когда надо ОЧЕНЬ быстро убежать, или прибежать куда !), Петька рванул через чахлый кустарник, в просвет между домами. Он летел, не разбирая дороги, и на полном ходу врезался в чей-то живот - да так сильно, что человек, которого он толкнул, чуть не упал от неожиданного удара...

Запах! Потрясающий, никогда Петькой не слышанный запах какого-то явно дорогого парфюма, шибанул в нос... Ох и классно же пахнет, блин!..
Петька поднял голову, и увидел перед собой средних лет мужика, в куртке на молнии - невиданного в их затрапезном городке вишнёвого цвета, надетой на такого же цвета тонкий джемпер. Тёмные наглаженные брюки, крепкие ботинки с модной пряжкой... В нескольких метрах от него, прижавшись к тротуару, стояла машина, и толстый дядя Лёша, отец этого долбаного Витьки-Кабана, выгружал из багажника большой красивый чемодан. А вот и сам Витька - крутится вокруг, и с любопытством смотрит на происходящее. Ну, долбень!..

Петька отскочил в сторону, уверенный ,что мужик ему сейчас "в тыкву зарядит", как любит говорить Игорь из их подьезда - ему уже семнадцать, и его все пацаны боятся... Но мужик молча, чуть насмешливо смотрел на него, не произнося ни слова, и Петька смутился. Он вдруг почувствовал, что ТАК на него никто никогда не смотрел...

... В день, когда он улетал, в Торонто шёл дождь. Нудный, бесконечный, холодный торонтский дождь... И международный аэропорт Пирсон был весь, словно паром, окутан густым туманом. Он даже испугался, что отложат рейс, но KLM летала в любую погоду. Хорошо, что он решил лететь не напрямую, а через Амстердам - и дешевле, и по городу можно побродить, благо три дня в гостинице оплачивались авиакомпанией. Да и "биологические часы" нужно было перестроить на европейское время( всё-таки восемь часов разницы), чтобы потом не отсыпаться первые два дня дома.
Дома...
Он сам не был уверен, можно ли называть то место, куда он летел, домом. Да, там он родился и прожил двадцать из своих тридцати шести лет... Там он ходил в детский сад и школу, там служил в армии. Там он жил в небольшом уютном доме с яблоневым садом, вместе с родителями. Отец работал инженером в шахтоуправлении, мать - там же, бухгалтером. В памяти иногда возникали обрывки детских воспоминаний - вот он, маленький, вместе с родителями идёт на праздничную демонстрацию, и мама такая молодая, улыбающаяся, в красном газовом шарфике, а отец - всегда серьёзный, деловой, даже в такой радостный день, спорит о работе с каким-то дядькой...

...Вот они сидят под цветущей яблоней, в садике возле дома, пьют чай, и раскрасневшаяся мама вносит свежеиспечённый яблочный пирог...

Мама умерла, тихо сгорела от рака через два года после их приезда в Канаду - врачи лишь бессильно разводили руками, и говорили что-то очень непонятно-научное о радиации, и нездоровой экологии Украины. Отец пережил её всего на полгода...

...Он не пропал один, хотя было очень трудно. Закончил инженерный факультет университета, работал в крупной фирме, потом увлёкся компьютерной графикой и открыл небольшой бизнес, который за несколько лет стал процветающим, и приносящим весьма неплохой доход.
У него был небольшой, но очень уютный, со вкусом обставленный дом, с участком леса и видом на озеро, новая дорогая машина, стабильная работа...
Не было лишь одного - покоя в душе...

Он упорно искал выход: рылся в книгах, мотался по свету, пытался занять чем-либо свои мысли, но всё тщетно... Он не мог победить природу, и она постоянно напоминала ему об этом. Хорошо хоть, в этой стране не было принято спрашивать человека о его доходах, национальности, политических взглядах, или сексуальных предпочтениях! Могли такой иск вчинить - мало не покажется! И поэтому ни одна живая душа из его окружения не знала о его ВТОРОЙ жизни, и он никогда, никому, и ни при каких обстоятельствах не решился бы рассказать об этом...

Рассказать о том, что он ЛЮБИТ МАЛЬЧИКОВ...

Нельзя сказать, что все эти годы он не находил выхода мучившим его желаниям: в грязных закоулках Сан-Франциско, в пропахнувших анашой борделях Таиланда, в уютных пивнушках старой Праги, всегда находились те, кто готов был продать своё упругое мальчишеское тело в обмен на несколько зелёных купюр. Но эти встречи были мимолётны, чувства- продажны, страсть - фальшива... Он смирился с этим, и принимал всё как есть, довольствуясь малым, и не строя воздушных замков. Жизнь его устоялась, и ничего в ней он менять не собирался. И поэтому в город своего детства он летел не ради возможного знакомства и острых ощущений, а ради... А чёрт его знает, ради чего он летел... Ностальгия? Возможно...

А может быть, после пасторальных картинок Баварии, и пальм Лимасола, ему захотелось увидеть другой мир - тот, который существовал в его детских воспоминаниях...
И вот сейчас, после многих лет жизни на Западе, преодолев более десяти тысяч километров, добравшись с вокзала на частнике до дома, где он когда-то жил, тридцатишестилетний Станислав Борисович Раппопорт, он же Стив Рапопорт, стоял перед внезапно налетевшим на него, незнакомым мальчишкой, и молча смотрел на него...

И чего он так смотрит?.. Странный какой-то... И одет не как все... Вроде не бедный - вон какой чемоданище, и ботинки, и одеколон... На "новых" не похож - ни цепей золотых, ни мобилы... И смотрит... Блин, надо извиниться, а то не в жилу...

"Извините, дяденька, я не нарочно", - буркнул Петька, и несмело взглянул на незнакомца. Тот улыбнулся:

- Да ладно, с кем не бывет! Тебя как зовут-то?

- Петька.. То есть, Петя.

- А меня - Стив. Можно - Стас, если трудно запомнить. Поможешь вещи занести? - и мужчина кивнул на чемодан.

Не успел Петька рот открыть, как дядя Лёша, расплывшись в угодливой улыбке, кинулся к чемодану.

- Да вы что! ЭТОМУ такой чемодан? Я сам, сам - вы не волнуйтесь, всё сделаю в лучшем виде - и занесу, и помогу, и покажу где что! И барахлишко своё кой-какое заберу, чтоб вам не мешало! Витька, а ну бегом за мной! Мы недельку у бабули поживём, а Станислав... э-э-э... как вас по батюшке-то, извиняюсь?

- Борисович.

- А Станислав Борисович в наших хоромах погостит! Познакомится, так сказать, вплотную с жизнью простых людей...

И, продолжая суетиться и угодливо улыбаться, он схватил чемодан и большую дорожную сумку, и бегом потащил всё это в подьезд, а вслед за ним проследовал и мужчина.

Петька недоумённо взглянул на Витьку:

- Кабан, чего это он?

- Да хер его знает! Мужик-то иностранец, во! Он здесь, батя говорит, когда-то жил давно, сто лет назад, а щас приехал - соскучился, значит...

- А чего ж не в гостиницу?

- Да говорю ж тебе - хер его знает! С батей по дороге базарить начал, а тот, не будь дурак, его и приморил: с гостиницами, мол, плохо - грязные, старые, покоя из-за блядья не будет, ещё и ограбят неровён час! А так - в доме чисто, сухо, по-домашнему, две комнаты всё-таки!

- А сколько батя твой с него слупил?

- Сто баксов!!!!

- Ух ты!!! За неделю??????

- Ну, может, за десять дней... А чо, батя мой не дурак!..

- Да уж... Это точно...

- Да ладно те!.. Ты рот-то не раззевай!, - обиделся Витька, - пошли, поглядим, как там он... Может, ему чо нужно - глядишь, и мы пару баксов слупим, а?

- Точно! Бежим!..

Когда мальчишки, запыхавшись, буквально влетели на второй этаж, Витькин отец уже стоял в дверях, подобострастно прощаясь:

- Ну, вы тут это, Станислав Борисыч, располагайтесь, никто вам не помешает, вот... А если что нужно... Может, машину там, куда сьездить...

- Да нет, спасибо, Алексей, я пешочком - город-то небольшой... Да и куда мне ездить? На кладбище разве... И то, пешком дойду. Спасибо!

- Ну, счастливо оставаться! Ну-ка, Витька, марш за мной - видишь, Станислав Борисыч отдыхать должен! И ты, Петька, дуй домой - нечего человеку голову морочить!, - и схватив сына за рукав, он быстро, как бы боясь, чтоб гость не передумал, потащил его вниз по лестнице...
Петька так и остался стоять на месте, не зная, что делать дальше. Уж очень интересно ему было...

- Ну что стоишь, заходи!, - приветливо сказал Стив.

- А можно?

- Можно, можно... Я вот пока разложусь, а ты чайник поставь, поедим чего- нибудь - я, например, голодный. А потом ты мне расскажешь про вашу жизнь, я здесь давненько не был... Так что, проходи, не стесняйся!..

... Петька ушёл из такой знакомой Витькиной ( а вроде как бы уже не Витькиной! Запах-то теперь в ней такой, что Витьке и не снилось!)квариры далеко заполночь. Никогда в жизни ему ещё не было так интересно со взрослым. Сначала он очень смущался, отказывался от наспех сооружённого ужина, но Стив ни на чём не настаивал, не уговаривал, не задавал дурацких вопросов про успеваемость в школе, и помогает ли он маме, и Петька оттаял...
Незаметно для себя он перешёл со Стивом на "ты", и засыпал его вопросами о ТОЙ, другой, никогда не виденной им жизни...

А Стив смотрел на сидящего напротив него Петьку, и думал о том, что все его мимолётные любовники, все эти гладенько-рекламные мальчики из Праги и Патайи - сладенько воркующие "Thank you, sir!", и томно засовывающие хрустящую купюру в трусики-бикини, не стоят одного такого вот вихрастого, худенького мальчишки, который, приоткрыв рот, жадно слушает его рассказы о далёких странах...

Петька долго не мог заснуть ночью - ворочался, вспоминал, улыбался чему-то своему, а в восемь утра уже стоял у знакомой двери - благо, шли осенние каникулы, и в школу ходить было не нужно.
...Целый день он показывал Стиву город, водил его по своим излюбленным, потайным ( которых у каждого мальчишки полно!) местам, побывал с ним на кладбище, где Стив долго стоял у могилы с полустёртой шестиконечной звездой и надписью не по-русски на памятнике, и Петьке показалось, что в глазах взрослого блестят слёзы... Но он так и не решился ничего спросить...
Вечером они зашли в магазин, где Стив, закупив продуктов, с лёгкостью оставил в кассе трёхмесячную зарплату Петькиной мамы...

А потом они вместе готовили ужин - Стив всё время подкалывал Петьку, строя смешные рожи, и мальчик заливался счастливым смехом. Он уже даже не мог представить себе, что ещё день назад не знал этого человека - так легко и органично тот вошёл в его жизнь...

СТИВ

...Петя, Петюша, Петушок... Славный малыш... Мне хорошо с ним - легко, интересно... Но, чёрт возьми - я ведь не железный!... Мне же и другого хочется... Предложить ему денег? Подло... Я сам себя потом презирать буду - он-то ко мне искренне, со всей душой... А что делать - ещё неделю мучиться? А потом в Амстердаме оторваться? Да какой там, к чёрту, отрыв - когда ни души, ни чувств... Так, маленькие секс-машины румынского, албанского, или, может, чешского производства... Дежурный минет за 20 баксов... Дежурная улыбка... Ни поговорить, ни пообщаться - я по-албански ни хуя не знаю, они - по-английски... Блин! Зачем я сюда вообще приехал? Было всё нормально, обычные деловые отношения "деньги-товар"... Идиот хренов! Ностальгия его замучила, видишь ли! Сам завёлся, мальчишке голову заморочил... А каково ему будет потом, когда я уеду, а? Он ведь живой, у него сердце есть, и душа... Ему ведь больно будет... Так, всё!! Хорош ныть, не ребёнок! Хватит хуйней заниматься - завтра поговорю с ним, скажу, что уезжаю, оставлю ему сотню баксов, и в Киев - сниму номер, перекантуюсь пару дней до самолёта...

...Петька прибежал, как обычно, прямо с утра - радостный, возбуждённый предстоящей встречей и днём. Они долго гуляли, побывали в парке, катались на электромобильчиках, и на чёртовом колесе, потом ели шашлык в маленькой забегаловке, и пили крепкий кофе по-турецки, с мороженым... Стив не хотел портить мальчишке настроение в парке, и решил поговорить с ним, когда они вернутся домой...

- Ой, Стива, классно как было! Спасибо тебе! Но ты столько денег на меня потратил... Не надо, это ж дорого так... - смущённо произнёс Петька, когда они вошли в квартиру, и устало плюхнулись на диван.

- Да ладно, Петька, бог с ними, с деньгами... Не мы для них, а они для нас... Главное, что тебе было весело!

Петька, от переполнявшего его чувства благодарности, порывисто вскочил, прижался к Стиву, и чмокнул его в щёку. Но тут же, смутившись собственного порыва, покраснел... Стива словно током ударило... "Сейчас... И только сейчас! Я должен ему сказать... Это просто невыносимо... Он такой мальчишка славный!... Но я должен!..."

Он помедлил несколько секунд, и , стараясь казаться спокойным, произнёс:

- Петь... Понимаешь, вот какое дело... Ты уж не расстраивайся.. Но я должен...

И вдруг, неожиданно для себя, сказал совсем не то, что собирался сказать:

- Ты это... Ну, в общем... не надо ко мне больше приходить... Ладно?

Мальчик потрясённо замолк. У него заблестели глаза, и, помедлив мгновение, он едва слышно спросил:

- Почему? Я что-то не так сделал?.. Да?.. - у него дрожали губы.

У Стива защемило в груди, но остановиться он уже не мог...

- Нет, малыш ( он впервые назвал его малышом), дело не в этом... просто... понимаешь... просто я... люблю мальчиков... люблю так, как другие мужики любят женщин... люблю заниматься с ними сексом... люблю... Просто люблю, и всё... Я такой как я есть, и другим стать не могу... Я не хочу тебе врать, даже зная,что ты возненавидишь меня после этого... Но лучше сказать правду... Мне невыносимо больно находиться рядом с тобой, не имея возможности сказать те ласковые слова, которые хочется сказать.... Не имея возможности даже прикоснуться к тебе... хотя я умираю от желания, но боюсь тебя обидеть... Прости ... Мне не нужно было приезжать сюда... мне не нужно было появляться в твоей жизни... прости... Я завтра уеду... А ты... ты постарайся понять меня, и не осуждать... Прости... и будь счастлив... - он низко опустил голову.

Петька сидел как оглушённый, по его лицу беззвучно текли слёзы... Внезапно, громко всхлипнув, он вскочил с дивана, и бросился вон из квартиры... Стив, услышав приглушённые рыдания, доносящиеся с лестничной клетки, кинулся было туда, но на полпути остановился, и обессиленно сел прямо на пол у входной двери...

Он просидел неподвижно, в одной позе, около получаса, втайне надеясь, что мальчик ещё, может быть, вернётся... Потом решительно поднялся...

"Ну, вот и всё!.. Доигрался, мистер Рапопорт! Бизнесме-е-н! Деловой челове-е-ек! Придурок!!! Правды тебе захотелось? Получай свою правду! Ложками её хавай! Так, всё, спокойно! Сейчас на вокзал, взять билет на Киев - вроде есть ночной поезд... А там в KLM поменять дату вылета, и к чёртовой матери домой! Проект для "Вебер Консалтинг" уже две недели лежит, для "Торонто Халл" договор надо подписывать, а я в этой дыре вонючей ошиваюсь!.. Всё, домо-ой! На пересадке в Амстере у китаёз гульну! В прошлый раз Ли такого мальчика привёл, ммммм! Домой!"....

ПЕТЬКА

... Сука! Вот сука! Пидор! А я уши развесил, долбень! Ну, за что мне так? Встретил - вроде нормальный мужик, а он... И ведь так хорошо ко мне относился - кормил, в парке катал... Теперь ясно, чего ему нужно было... Сука... А может... может зря я собачусь на него,а? Он ведь не обманывал, в штаны не лез, а честно всё сказал... Что ж мне плохо так? Я ведь к нему как к отцу, а он.. А что он? Он ведь тоже ко мне, как к сыну... Кто я ему? Он богатый, в Канаде живёт, денег немеряно, а приехал сюда - не стал выкобениваться, а по-простому, по-человечески... Интересно, а с мужиком в постель лечь, это как? Противно, наверно... А с Серёгой тогда в лагере?.. Классно ведь было!.. Только стыдно немножко.. Но Серёга свой, пацан, а этот... А что ж теперь будет -то?... Стив уедет, а я опять один останусь... Что ни говори, а мужик он неплохой... И врать не стал... А что б я делал, если б он ко мне в штаны сразу полез? Ох, в ебальник бы пяткой зарядил... А может, и нет... Интересно всё же... Ну и что, что он пацанов любит?... Мужик-то он классный... И свой... Всё по честному... Не заставлял же он меня, денег не предлагал, а по-человечески... И вроде даже слёзы у него в глазах были... А я... Разревелся, как тёлка... Просто обидно стало... Не за то, что он про себя сказал, а как-то неожиданно всё... Ой, дурак я! Ой, дурак!
Он же ко мне со всем сердцем, а я так ему в душу плюнул... Может, извиниться? А за что? Чем я его обидел? А вообще-то обидел... Не по-людски как-то вышло... Может, Кабану сказать?.. Не, он всем растрепет... И так завидует, блин, по-чёрному, думает, что Стива мне доллары даёт... Извинюсь!...
И скажу, что ... А что ж я ему скажу-то, а? Сам ведь не знаю... Знаю только, что плохого ничего он мне не сделает... Не может он, не такой... Опять слёзы текут... Плохо мне чего-то... Без него плохо... Он по-хорошему ко мне, а я сразу- "пидор, пидор"... Блин, чего ж я плачу-то, а?... Плохо мне...

СТИВ

Билетов в кассе не было, но купюра в десять долларов в кассе брони возымела магическое действие, и тут же толстая кассирша "нашла" билет в СВ на ночной поезд. Стив решил, что домой он пока возвращаться не станет, а погуляет, перекусит, и за час до поезда заскочит на пару минут в квартиру, заберёт вещи, поймает тачку - и на вокзал. Он старался выбросить из головы события сегодняшнего дня, пытаясь сосредоточиться на других мыслях - о далёком доме (наверно, весь backyard листьями засыпало - осень всё-таки!), о работе ( нужно срочно подписывать контракт с "Торонто Халл" - клиенты серьёзные, такая работа может новые заказы принести!).
Но почему-то мысли плохо слушались, и всё время возвращали его к худенькому вихрастому мальчику, в кургузой старой куртчонке, с большими васильковыми глазами...

До поезда оставалось часа полтора, когда Стив отпер дверь своего временного пристанища (господи, как можно жить в такой конуре!), и не снимая плаща, прошёл в спальню и включил свет. Кровь ударила ему в голову, от неожиданности он качнулся, и чтобы не упасть, прислонился к косяку двери...

На полуторной югославской кровати, поверх одеяла, обхватив худенькие коленки руками, сидел, в одних трусиках, голый Петька, и смотрел на него...

- Петька!,- хрипло выдавил Стив, - ты что здесь делаешь? Ты с ума сошёл?

Мальчик тихо заплакал, опустив голову... Потом поднял мокрое от слёз лицо:

- Не гони меня... Пожалуйста... Мне плохо без тебя... Я сделаю всё, что ты хочешь, только не уезжай... Пожалуйста... Если ты хочешь... вот..., - и начал стаскивать с себя трусики...
Его руку перехватила сильная рука мужчины.

- Не смей!! Ты что, меня за полную скотину принимаешь, да? Ну, ответь!..

Петька вдруг вскочил, и бросился Стиву на шею - повис на нём, обхватив ногами... Худенькое тело сотрясали рыдания:

- Стася, миленький! прости меня! Я сам не знаю, что со мной... Только мне плохо без тебя... очень плохо, Стася...

Стив вздрогнул - уже четырнадцать лет его никто не называл так, с тех пор, как не стало мамы...
В его душе словно что-то хрустнуло, и он буквально вдавил лёгкое Петькино тело в своё, покрывая поцелуями солёное от слёз лицо мальчика:

- Прости меня, маленький, прости! Я большой, а дурак!.. И мне без тебя плохо.. так плохо, что не передать... прости меня, котёнок... Маленький мой... Петюша... родной мой мальчик... сладкий мой... воробушек..., - он гладил взьерошенные волосы, хрупкие плечи, худенькую спину с выступающими позвонками, и мальчик успокоился, затих в его сильных, добрых обьяьтьях...

Потом Стив осторожно поставил Петьку на пол, и опустившись перед ним на колени, обхватил руками гибкое тело, прижавшись щекой к тёплому мальчишечьему животу... Он вдыхал сладкий, ни с чем не сравнимый, запах тела двенадцатилетнего мальчика, и у него кружилась голова.. Господи, как давно он не был с мальчиком... Не в силах больше сдерживаться, Стив поднял голову, и посмотрел Петьке в лицо:

- Заяц, я так тебя люблю!... И так хочу...

Мальчик лукаво улыбнулся, и молча потянул вниз резинку трусиков... Они упали на пол, и прямо перед лицом Стива очутился уже напряжённый, подрагивающий в нетерпении, Петькин член...

Всё, что занимало Стива в течение дня - предстоящий перелёт, Амстердам, неубранный дом, неподписанные контракты - вдруг отошло на задний план, показалось мелким и незначительным. Перед ним, раскрытый в доверчивой наготе, стоял чудесный мальчишка - возбуждённый, доступный, и уже такой родной... И, чувствуя, что сейчас сойдёт с ума от безумного желания, он подхватил лёгкое тело мальчика на руки, и понёс к кровати...

Они умирали и воскресали в эту ночь множество раз ...
Они шептали друг другу безумные, бесстыдные слова...
Они до крови прикусывали губы, и хрипло стонали в блаженстве сладкой муки...
Каждый миллиметр кожи, каждая клеточка их тел плавились в невесомости невыносимого, запредельного наслаждения...
Они познали таинство друг друга...
И лишь к утру - с распухшими от поцелуев губами, с отёкшими от бессонной ночи веками, с саднящей сладкой болью в поясницах, они заснули в обьятьях друг друга... Мальчик просто врос, вжался в большое тело взрослого, закинул на него худенькую ногу, и крепко обнял за грудь, не желая отпускать его от себя ни на секунду... Теперь это был ЕГО взрослый - отец, брат, друг, любовник... Самый любимый, и самый родной на земле человек...

ПЕТЬКА

Петька проснулся от того, что солнечный луч щекотал его лицо. Он поднял голову, посмотрел на лежащего рядом, спящего мужчину, и сразу вспомнил всё... Он пока сам ещё до конца не осознавал, что произошло, но точно знал, что в его жизни что-то изменилось, и он уже не сможет жить как прежде...
Стив спал, мерно посапывая, и необьяснимая волна нежности к этому большому, такому доброму и сильному человеку, до краёв затопила маленькое Петькино сердце. Мальчик привстал, подполз повыше, и сам не осознавая, зачем он это делает, сперва поцеловал, а потом лизнул, как маленький щенок, небритую щеку Стива... Хихикнул, лизнул ещё раз, и снова хихикнул... Ему было так хорошо... Он сам себе удивлялся - вот он, совершенно голый, лежит рядом с голым же мужиком, и почему-то совсем не стыдно... Даже приятно...
Какой же он дурак вчера был, когда плакал... Он даже представить себе не мог, что может быть ТАК приятно... Он провёл рукой по волнистым волосам взрослого, ладошкой нежно погладил щеку, и снова хихикнув, обхватил двумя руками широкую грудь, и уткнулся носом ему в шею... Запах знакомого лосьона щекотал ноздри, было тепло и уютно...
- Стася... Миленький... Я тебя ни за что не отпущу... Ты теперь мой... Ты теперь всегда со мной будешь... Я так тебя люблю, Стася!.., - шептал мальчик, и гладил ладошкой колючую щеку...

СТИВ

Стив проснулся от того, что его кто-то лизнул в щёку. Он не подал виду, что уже не спит, и едва сдерживая улыбку, ждал дальнейшего развития событий. Наконец, он не выдержал всех этих поцелуйчиков, лизаний, и хихиканья, и, расхохотавшись, схватил Петьку:
- А-а-а-а!!! Так вот кто меня тут облизывает! Ну, погоди у меня!, - и повалив мальчика на спину, и прижав его руки своими к кровати, стал щекотно лизать ему пупок...
Петька визжал от восторга, и заливался смехом... Наконец, ему удалось вырваться, и он оседлал Стива, усевшись ему на живот. Они смотрели друг другу в глаза, и столько нежности и любви было в этих взглядах!..

- Послушай меня, зайчонок, - серьёзно сказал Стив, - я хочу забрать тебя с собой, в Канаду. Поедешь ко мне погостить?

Петька не верил своим ушам... В Канаду? За границу? Вместе со Стасей?? И они вместе будут жить??? Это было слишком непостижимо для детской ещё, неустоявшейся психики двенадцатилетнего мальчика. Он просто подпрыгнул на животе у Стива:

- С тобой? К тебе? Да я с тобой куда хочешь поеду!!!!

- А мама? Отпустит? Что мы ей скажем, а?

Петька сперва нахмурился, но потом лицо его просияло:

- А мы её попросим! Она добрая, разрешит!

- Ой, не знаю, не знаю... Но попробуем - скажу ей, что забираю тебя погостить, а там видно будет. Паспорт -то у тебя есть заграничный?

- Да откуда? Что я, "новый русский"?

- Ладно, тогда встаём, и начинаем действовать, - в Стиве уже проснулся деловой человек - расчётливый, вдумчивый, решительный, - только сначала я тебя поцеловать хочу!.. По-настоящему!

- И я тебя... Очень...

- Ну, тогда иди ко мне, котёнок...

Разговор с матерью Петьки получился, на удивление, недолгим. Рано постаревшая, уставшая от тяжёлой жизни женщина, даже не изводила Стива подозрениями и расспросами:

- В Канаду, говоришь? А пусть едет! Может, хоть он, Петька, нормальную жизнь посмотрит, всё лучше чем здесь... А родителей я твоих помню, парень - светлые люди были... Пусть им земля пухом будет!.. Только как я тут одна - то останусь?... Ой, Петенька, сыночек мой! - она искренне всплакнула.

- Вы не переживайте, - встрял Стив, - он погостит, осмотрится, отдохнёт, отьестся - а то вон какой худой! А там видно будет.. Поверьте, хуже чем здесь, ему там не будет. А это вам... Не обижайтесь, берите - для меня это не бог весть какие деньги, а вам - подспорье, - и он протянул ей несколько стодолларовых купюр...

Решимость и напористость Стива, в сочетании с большими материальными возможностями, сделали своё дело - уже через три дня у него на руках был Петькин новенький заграничный паспорт, материнская доверенность с согласием на выезд сына, и два билета "Air Canada", на рейс до Торонто на ближайшее воскресенье. Стив решил , что в четверг они поездом выедут в Киев, в пятницу поставят в посольстве вьездную полугодичную визу, а в субботу погуляют по городу, в котором Петька так ни разу и не был.

Они не разлучались ни на минуту, проводя всё время вместе. Днём они ещё иногда забегали к Петьке домой, общались с матерью, а потом бежали по делам, или гулять. А ночи принадлежали только им двоим... Петька, такой стеснительный и робкий с виду, раскрывался в чутких, опытных руках взрослого, и превращался в страстного и ненасытного любовника.
Его сексуальная фантазия не ведала границ, и не знала усталости... И Стив словно молодел на двадцать лет, тихо сходя с ума от блаженства, когда ночью его пальцы касались шёлковой кожи горячего, извивающегося тела двенадцатилетнего мальчика, сладкий язычок которого тут же раздвигал его губы... Они целовались взасос до одури, до боли в мускулах лица, после чего мальчик начинал нежно, по-кошачьи, лизать ухо мужчины, потом шептал бесстыдно :" Хочу в рот!..", и начинал сползать вниз, к мужскому паху... Потом они менялись местами, и всё начиналось сначала... Со стороны казалось, что это сплетение тел - большого, сильного и мускулистого, и маленького - стройного и шелковистого, напоминает фантасмагорическую гравюру времён средневековья. Стив временами просто не верил в реальность происходящего, особенно, когда после полутора часов безудержного секса, истощённому, ему хотелось хоть немного отдохнуть, но мальчик, с хорошо различимой даже в темноте, струйкой подсыхающей спермы в уголке рта, опрокидывался на спину, широко раздвигал колени, закрывая в предвкушении блаженства глаза, и сладко-бесстыдно шептал:"Хочу в попу! Трахни меня! Глубоко!!". И измочаленный Стив снова дико возбуждался...

Ночь накануне отьезда была просто безумной по силе страсти. Измученные, и счастливые, они крепко, без сновидений, уснули...

- Так вот вы чем занимаетесь?, - скрипучий голос разбудил Стива, и он вскочил в кровати, автоматически набросив одеяло на безмятежно спящего, голого Петьку... Посреди комнаты, глядя в упор на мальчика и взрослого, стоял хозяин квартиры, дядя Лёша...

- Ах ты, паскуда канадская! Я его, как человека, к себе пустил, на свою кровать супружескую, а он мальцов здесь в жопу трахает!.. Ну, паскуда!..

- Подождите, я вам всё обьясню..., - попытался вставить хоть слово Стив, но дядя Лёша грубо оборвал его:

- В милиции обьяснять будешь, как наших пацанов ёб, а потом тебя, курва, ещё и в тюрьме запидорасят! Ах, паскуда какая! Ну, надо же, кто б подумал?.. А ну вставай, блядь, шо разлёгся?.. Належался уже, хватит!..

От громких голосов Петька проснулся, и увидев в комнате постороннего, быстро натянул одеяло до шеи, испуганно следя за происходящим.

Стив медленно поднялся, обнажённый, и натянул трусы и брюки. Он стоял босиком, на холодном полу, и молча смотрел на свирепеющего мужика...

- Одевайся, сука, в милицию пойдём! Ты там за всё ответишь, жидяра пархатый! Ишь, моду взял! Я к нему со всей душой, на ложе супружеское... Одевайся!! И ты, сучонок, одевайся! Нехуй с грязной жопой на моей кровати валяться! Я кому сказал?, - и он, рывком сорвав с Петьки одеяло, схватил голого, перепуганного мальчишку за руку, и с силой швырнул на пол...

В глазах у Стива потемнело. Планка упала. Чудовищной силы удар, в который он вложил весь гнев, страх, и боль за распростёртое на полу худенькое тело, буквально подбросил дядю Лёшу - пролетев через комнату, он с грохотом врезался в зеркальный сервант, который тут же рухнул, разлетевшись на части, и засыпав его блестящими осколками хрусталя...

Обнажённый мальчик стоял, вжавшись в стену, его била крупная дрожь...

Стив прижал его к себе, ощутив, как испуганно, словно ища защиты, обвили его тонкие Петькины руки:
- Одевайся, мой хороший, и ничего не бойся! Я с тобой, и тебя никто не посмеет обидеть... Я тебя никому не отдам... Не бойся, маленький, уже всё хорошо..., - он легко поцеловал мальчика в губы, и протянул ему одежду.

В углу, под обломками серванта, хрипло застонал, тяжело заворочался дядя Лёша... Стив медленно подошёл к нему и наклонился:

- А теперь слушай меня внимательно, тварь! Сейчас ты встанешь, на коленях поползёшь к этому мальчику, и попросишь у него прощения. Если нет - жить тебе осталось пять минут... Удавлю, сука, и уши отрежу... И мне за такую тварь, как ты, ничего не будет - денег у меня хватит, откуплюсь!.. Ты меня хорошо понял, животное?, - и подкрепил свой вопрос мощным ударом ботинка по рыхлому животу.
На дядю Лёшу было страшно смотреть - мириады мелких стеклянных осколков исполосовали ему лицо, превратив его в кровавую маску...

- По-о-онял, - простонал он, и пополз растёкшейся жирной тушей к стоящему в углу Петьке.

- Ну!! Извиняйся, тварь, как следует, и прощения проси!, - гремел Стив.

- Извини.. Петя... пожалуйста... меня...

- Громче, не слышу!! Ну, козёл, я кому сказал?! Громче!!!

-Извини меня.. пожалуйста... я прошу... у тебя... прощения, - хрипло, с кровью, выдыхал мужик, стоя на четвереньках у ног мальчика..., - и вы, Станислав Борисыч... простите, богом прошу... я не хотел... деньжат срубить захотелось... такой случай...

-Ах ты... шантажист вонючий!, - Стив пнул мужика ногой, и тот, словно мучной куль, завалился набок...

Стив взял с кресла собранный с вечера чемодан, и подтолкнул уже одетого Петьку к выходу:

-Пойдём, малыш! Нечего нам здесь больше делать..., - потом вернулся, достал портмоне, и на распростёртого мужика веером опустилось несколько зелёных купюр, - это тебе за сервант... и на лечение... Пошли, Петька!

ЭПИЛОГ

...В салоне лайнера было тепло, мерно гудели мощные двигатели, и улыбающиеся стюардессы разносили колу и сок.

- Стася, а мы скоро прилетим?

- Скоро, зайчонок, через двадцать минут посадка. Ты в окно смотри, сейчас из облаков выйдем, такую красоту увидишь!

Мальчик прижался к круглому окошку иллюминатора, расплющив нос о стекло, и вдруг закричал:

- Ой, Стася, смотри! Море, море!

-Это не море, котёнок, это озеро Онтарио - оно очень большое, как море.

- Ой, башня какая! И дома высокие! И жёлтое всё! Смотри, Стася!

Стив улыбнулся:

- Это Торонтская телебашня, самая высокая в мире... И небоскрёбы в Даунтауне... А жёлтое - так это листья, малыш... Канадская осень..., - и он накрыл тёплую ладошку мальчика своей ладонью.

Самолёт заходил на посадку...

©Vit714. ноябрь 2000 г.