VIT714

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

- Плавнее! Ещё плавнее! Не заваливай кисть! Ну, что ты делаешь, Денис? Ну, посмотри на эти рогули! Посмотри, как у тебя мизинец торчит! Да не так! Ну, я ведь тебе показываю! Ну, посмотри ещё раз.

Яркий солнечный луч проникал в широкое окно класса и весело отражался в чёрной полированной крышке кабинетного рояля, у которого сидели двое : полный молодой мужчина тридцати двух лет и худенький темноволосый двенадцатилетний мальчик.

Учитель и Ученик.

- Вот, смотри, как я держу руку! Пальцы все вместе! Как парашютик маленький! Видишь? И ничего нигде не вылезает! И плавно, плавно! Как будто шагаешь по клавишам┘Попробуй сам!.. Так! Хорошо! Хорошо! Очень хорошо!.. Вот видишь: можешь, если захочешь!.. Хорошо! Достаточно! Покажи-ка мне Кабалевского!.. Ты работал дома? Чудесно, давай послушаем.

Мальчик играл плохо, механически, совершенно без души, и его красивое лицо не выражало никаких эмоций, столь присущих классическим пианистам. Он играл вяло, монотонно, спотыкаясь и сбиваясь на чёрных клавишах.

- Господи, Денис! Что ты играешь! Ну, ты вдумайся только в название пьесы - Клоун! Ты представляешь себе клоуна в цирке? Это - море энергии, смеха, веселья! Лёгкость, игривость! А у тебя какой-то танк получается. Грубо, коряво, бездушно! Да если б такой клоун на манеже выступал, зрители просто уснули бы! Ты понимаешь меня, Денис? Денис!!!

Мальчик, казалось, никак не реагировал на слова учителя, и продолжал всё так же тупо барабанить по клавишам.

- Нет, это невозможно!.. Остановись! Хватит! Хватит на сегодня! Это пустая трата времени!

Учитель повернулся на стуле в полоборота, и уставил взгляд на мальчика.

- Ну, что с тобой, Денис? Что происходит? Тебе не нравится Кабалевский? Скажи, не нравится?

- Нравится.

- Тогда в чём дело? Ты работаешь над пьесой уже две недели, и никаких сдвигов! Почему? Ты можешь как-то это объяснить? Тебе трудно?

- Нет.

Мальчик отвечал тихо, односложно, уставившись в пол и разглядывая носки своих кроссовок.

- Тогда в чём проблема? Это же не трудная пьеса. Её играют дети младше тебя, а ты всё-таки уже в шестом классе. А как мы сможем браться за Грига? Бетховена? Это всё по программе! А ты на "Клоуне" застрял!.. Э-эх!.. Ладно, давай дневник!

Учитель взял протянутый дневник, вывел жирную тройку, и мелким учительским почерком каллиграфически приписал внизу: " Мало работает дома. Прошу обратить внимание". И размашисто расписался.

- До свидания, Денис! И работай дома, слышишь? Иначе я тебя просто не выпущу на отчётный концерт! Понял?

- Да.

- Иди.

- До свидания.

- До свидания. Работай! Как минимум час в день!

Мальчик вышел из класса, тихонько притворив за собой дверь. Учитель устало откинулся на спинку стула, достал сигарету, закурил. Его мысли были заняты Денисом. Только себе он мог признаться в том, что давно и безнадёжно любит мальчиков... Он любил их всю свою недолгую жизнь, любил страстно, горячо, нежно, и - увы, безответно... Он влюблялся бессчётное число раз, сходя каждый раз с ума по предмету своей страсти, и грезя о нём ночами в своей крохотной холостяцкой квартире, доставшейся от покойных родителей. Оба они были профессиональными музыкантами, и погибли страшно и нелепо - на гастролях в Крыму, когда автобус, везший артистов, сорвался в пропасть...

...Несколько лет подряд он использовал свой педагогический двухмесячный отпуск для работы в пионерских лагерях, пытаясь завести там какие-то отношения с мальчиком. Но находясь в отряде из сорока человек, сделать это было крайне сложно. Дети любили его - он, несомненно, был интересным человеком - весёлым, музыкальным, компанейским. Но это же работало и против него - ему просто физически не удавалось остаться ни с кем наедине - всё время вокруг него были дети...

Однажды, в пересменку, он сумел расположить к себе десятилетнего Андрюшу - сына лагерной прачки. О, это были два дня блаженства!.. Ограниченный, недалёкий мальчик, на которого в лагере никто не обращал внимания, просто светился от счастья. Ещё бы - с ним ходили купаться на речку, играли в "морской бой", и рассказывали великое множество историй!.. Он даже не обращал внимания на странности старшего друга, который, уютно устроившись в своей комнате на кровати, клал его на колено и, задрав рубашку, гладил живот и грудь. И только когда рука вожатого перемещалась ниже, он начинал взвизгивать: " Ой, щекотно! ", и тот убирал руку, но ненадолго... Одурев от близости мальчишки, от его запаха, мягких волос, гладкой кожи, учитель совсем забыл об опасности...

Вечером он привёл Андрюшу к себе в комнату и, пропустив того вперёд, запер дверь на ключ... Он, как обычно, уселся на кровать и, положив мальчика на колено, стал рассказывать ему какую-то из бесчисленных историй, многие из которых он сочинял тут же, на ходу... Расстегнув Андрюше рубашку, и задрав до шеи майку, он принялся ласкать его. Мальчик, успевший привыкнуть к этим приятным прикосновениям, охотно позволял рукам вожатого гулять по его груди и животу. Тем более история была в этот раз ох какая интересная!.. Вдруг вожатый, задышав хрипло и часто, сказал: "Ну-ка, малыш, давай снимем..." и, приподняв мальчика, снял, а точнее, сорвал с него, рубашку и майку... Андрюша немного удивился, но ничего не сказал, и даже поднял руки, помогая раздевать себя. "Ну, ну, а что было дальше?" - нетерпеливо спросил он, вернувшись в исходную позицию на вожатском колене, и вновь чувствуя горячую руку, ласкающую его соски. "Дальше? А вот что..."

Вожатый продолжал свой рассказ, только как-то отрывисто, поминутно останавливаясь, и голос его стал почему-то странным и хриплым... Он всё время откашливался... Андрюша почувствовал его руку у себя в паху - через ткань треников он гладил его вставший членик... Мальчик привычно взвизгнул: "Ой, щекотно!", но вожатый не убрал руку... Напротив, его пальцы проникли под резинку тоненьких тренировочных штанов и проскользнули под пояс трусиков...

Кровь ударила Андрюше в голову. Ему было очень приятно, и вместе с тем немножко стыдно... Вожатый умолк, и, лишь отрывисто дыша, продолжал ласкать тело мальчика... Андрюша затих. Он понимал, что они делают что-то нехорошее и стыдное, но его будто парализовало... Он даже не заметил момент дальнейшего раздевания , и опомнился лишь, увидев, что его треники вместе с трусами спущены до самых лодыжек, и что он - совсем голый... Андрюша лежал тихо, как мышка, боясь пошевельнуться. Он был робкий, запуганный, часто битый пьяной прачкой-мамашей, мальчик, который знал, что нужно всегда слушаться взрослых...

...А вожатый, казалось, не замечал Андрюшиного состояния. Он, привалившись к стене, исступлённо ласкал тело мальчика, и хрипло дышал... Вдруг он издал протяжный стон, тело его выгнулось, и дважды сильно дёрнулось. Андрюша был добрым и чутким мальчиком, поэтому он, на минуту позабыв свои страхи, приподнялся на локтях, и обернулся к вожатому. " Юрий Сергеевич, что с вами? Вам плохо?" На губах вожатого играла улыбка: "Нет, малыш, мне хорошо, мне просто очень, фантастически хорошо! Спасибо!"

"За что?" - удивился Андрюша.

"Ну... За то, что провёл это вечер со мной... Знаешь, как мне одному скучно было?.."

И тут же, спохватившись: " Ой, давай оденемся, а то простудишься ещё!.." И одним ловким движением натянул на мальчика треники вместе с трусами...

И в этот момент в дверь сильно постучали...

" Юрий Сергеевич, откройте!", - тоном, не терпящим возражений, произнёс кто-то за дверью, и оба они, мальчик и взрослый, узнали голос начальника лагеря - сухого, неулыбающегося латыша. Вожатый лихорадочно стал натягивать на Андрюшу майку и рубашку... Мальчик не попадал в рукава...

"Сейчас, Валдис Янович, сейчас..."- голос вожатого дрожал, когда он поворачивал ключ в двери, одновременно зажигая свет...

" А что это вы тут заперлись, Юрий Сергеевич? Да ещё с ребёнком, а?, - тон начальника, сухой и металлический, не предвещал ничего хорошего, - мать его по всему лагерю ищет, с ног сбилась, а он у вас в комнате... Дверь на ключ, свет погасили... Чем вы тут занимались?"

"Да так, болтали... Я ему истории рассказывал", - голос вожатого предательски дрожал...

"Вы же взрослый человек, педагог... Вы что, не понимаете, что это просто аморально?.. Закрыться с маленьким ребёнком, в двенадцатом часу ночи... Какие истории? Что за бред вы мне тут несёте?" Они стояли оба - взрослый и ребёнок, застигнутые на месте преступления, леденея от цепкого, холодного взгляда начальника лагеря, от которого не укрылось ничего - ни выпростанная из штанов и криво застёгнутая рубашка Андрюши, ни большое мокрое пятно на светлых брюках вожатого, ни их дрожащий, растерянный вид...

"Пойдём со мной, мальчик,- начальник взял Андрюшу за плечо, - а вы зайдите ко мне через полчаса, Юрий Сергеевич!.."

...То,что Андрюша рассказал ВСЁ, вожатый понял сразу, как только переступил ватными ногами порог начальственного кабинета. Латыш смотрел на него, как... Ну, как смотрят на червя.. на улитку.. на зловонную кучу дерьма... И в уголках его поджатых губ застыло выражение непреодолимой брезгливости. Начальник швырнул на стол трудовую книжку и, чётко выговаривая каждое слово, произнёс: "Чтобы через час и духу ТВОЕГО не было на территории лагеря!.. Ах ты ж... дрянь такая... Вон отсюда!.."

...Лёгкий весенний ветерок влетел в открытое окно, и парусом надул занавеску. От этого внезапного порыва столбик пепла на полуистлевшей сигарете рассыпался и упал на брюки учителя. Это незначительное событие оторвало Юрия Сергеевича от мрачных воспоминаний - он вскочил и, чертыхнувшись, начал отряхивать брюки. Очистив кое-как следы пепла, учитель вышел из класса и поднялся на второй этаж в учебную часть.

" Ниночка, - обратился он к крашеной блондинке, разглядывающей какой-то модный журнал - дай мне, пожалуйста, личное дело Орловского Дениса, шестой класс".

"Зачем вам?" - бесцеремонно осведомилась секретарша.

"Э... Мне нужен его домашний телефон...Хочу с родителями поговорить".

Девица с явным неудовольствием оторвалась от журнала и, покопавшись с минуту в шкафу, положила на стол тонкую синюю папку.

"Только здесь смотрите, - заявила она, - выносить нельзя, сами знаете!"

"Да.. Да... Конечно, я быстро".

Учитель присел у свободного стола и развязал тесёмки на папке. С фотографии на него смотрело такое родное и желанное лицо мальчика - серые глаза, длиннющие ресницы, и хитринка во взгляде... Чёрт, до чего ж красивый пацан!.. Та-ак... Возраст... Хм... Двенадцать лет... И три месяца... Хм... Адрес... Телефон... Данные о родителях... Мать - преподаватель театрального института... Неплохо, неплохо... Отец... Ого!.. Атташе по культуре!.. В Швеции!.. Ничего себе!.. Родители в разводе... Вот как... Хм... Да-а... Неплохая семейка!..

"Ну, вы скоро там?, - скрипучий голос секретарши вывел его из раздумий.

"Да-да, Ниночка, спасибо, всё уже, я нашёл".

Он быстро переписал номер телефона к себе в блокнот и вернул папку...

...Учитель шёл домой. Пьянящий запах сирени наполнял его грудь и вызывал эйфорическое состояние. Он очень любил весну. Любил и ненавидел одновременно. Любил за то, что весной обожаемые им мальчишки освобождались от зимней одежды и резвились, почувствовав прилив энергии, наступление лета, скорое окончание занятий, и - КАНИКУЛЫ! Повсюду мелькали шортики, футболки, рубашки с коротким рукавом, которые открывали голодному взгляду учителя то, что он хотел видеть и ласкать больше всего на свете... О, эти божественные мальшические фигурки!.. Стройные длинные ноги, пока ещё совсем белые - но скоро они покроются чудесным золотым загаром... Гибкие торсы с кубиками пресса, мягкой впадинкой пупка, солнечными пятнышками сосков... Звонкий смех, рассыпающися трелью райских колокольчиков...

Он ненавидел весну, поскольку весной особенно остро ощущал невыносимое желание, сводящее его с ума, и переходящее в пронзительное отчаяние. Оно приносило ощущение горького одиночества, никомуненужности и, вообще, полной безнадёги... Желания бурлили в нём, разрывая душу, а он был вынужден тщательно скрывать их... Запах пота пробегающего мальчишки, его голос и смех переворачивали в нём всё, заставляя кровь с удвоенной энергией пульсировать в жилах, а сердце -выпрыгивать из груди...

Учитель шёл домой.

Сколько раз он проделывал этот путь... Он знал наизусть каждый камень, каждую урну, каждую афишную тумбу... И так изо дня в день... Каждый день... Жизнь его давно стала будничной, устоявшейся, и начисто лишённой красок. Вот знакомая булочная, где он всегда покупал хлеб. Вот детский сад, в который он ходил в детстве. Сапожная будка... Киоск "Союзпечать"... ЖЭК... А вот и его подъезд. Третий этаж... Квартира номер восемь...

Учитель жил бедно - не воровал, не "крутился", не занимался никакими махинациями. Он просто не умел ничего этого делать. Зарплата, получаемая им в музыкальной школе, давала возможность скромно питаться, изредка покупать хорошие книги и более чем скромно одеваться. Единственной ценной вещью в его доме был хороший проигрыватель и приличная фонотека классической и джазовой музыки. Он отпер дверь, вошёл в прихожую и, сбросив тесные туфли, сунул ноги в домашние шлёпанцы. Затем прошёл на кухню, поставил чайник на огонь и закурил, наблюдая за синим пламенем на плите...

...Телефонный звонок прозвучал неожиданно, разорвав тишину.

" Кто бы это?.., - успел подумать учитель, снимая трубку...

"Юрий Сергеевич? Здравствуйте" - прозвучал в трубке приятный, хорошо поставленный женский голос.

"Добрый вечер".

"Простите, что так поздно... Это Алина Петровна... Мама Дениса... Орловского..."

У него перехватило дыхание. Он вдруг подсознательно почувствовал даже не шестым, а двадцать шестым чувством, что этот звонок принесёт ему удачу...

" Слушаю вас, э-э... Алина Петровна! "

" Юрий Сергеевич, я прочла вашу запись в дневнике у Дениса и хотела бы с вами поговорить по этому поводу... Мы с вами в какой-то степени коллеги - оба люди искусства, оба педагоги и, думаю, поймём друг друга..."

У учителя кольнуло сердце.

"Д-да... Разумеется... Слушаю вас... "

" Видите ли, я очень серьёзно отношусь к занятиям Дениса музыкой и мне жаль, что он не блещет на этом поприще. И у меня появилась идея... Не знаю, согласитесь ли вы..."

Да говори же ты, чёрт! Боже, как бьётся сердце...

" Короче... Я бы хотела, чтобы вы... Словом, не согласитесь ли вы позаниматься с Денисом индивидуально, в частном, так сказать, порядке?..

Сердце сейчас разорвётся... Ммммм... Руки стали ватными...

" Аллё! Вы куда-то пропали!... Я вас отблагодарю, естественно... Финансовая, так сказать, сторона вопроса... Пусть это вас не тревожит, Юрий Сергеевич! Я верю, мы сможем договориться... Аллё! Опять не слышно... С линией, что ли, перебои?.. Аллё!.."

Он медленно поднёс трубку к уху...

" Д-да... Да, Алина Петровна, я слышу вас хорошо... Н-нет, спасибо... Да... Просто устал немного... А... Денис сам... согласен?.. Сам предложил??!! Ну... Конечно, конечно... Ой, да мне неудобно, право... Н-ну... Сколько сочтёте нужным... Да... Да, да... Ну... Хотя бы два раза в неделю... Н-ну... скажем, понедельник и четверг, чтобы было время позаниматься... В пять часов... Адрес? Мой???.. Ах, да, конечно... Записывайте...

... И вот наступил понедельник... Окна и пол были тщательно вымыты, мебель протёрта и аккуратно расставлена. На столе появилась новая чистая скатерть и небольшая вазочка с гвоздиками. Он сам купил их утром на рынке. Бедная квартирка учителя преобразилась - засветилась, похорошела, и в ней появилось то, что принято называть домашним уютом. Покончив с уборкой, Юрий Сергеевич уселся в кресло, откинул голову на спинку, и закрыл глаза...

"Что день грядущий нам готовит?", - вдруг, неожиданно для себя самого, пропел он, и рассмеялся. Ощущение близкого, неизведанного счастья не покидало его, мощно вбрасывая кровь в вены, и заставляя гулко биться сердце...

...В дверь позвонили. Он взглянул на часы - без десяти пять...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

...Они занимались уже около месяца, и за это время очень сблизились. Скрытый, сдержанный мальчик постепенно оттаивал, раскрываясь, как цветок из бутона. Они много говорили о музыке, фанатом которой был учитель, и постепенно его страсть передалась и Денису. Теперь часто после занятий учитель ставил очередную пластинку из своей богатой коллекции, оба они усаживались на диван и слушали, слушали... Юрий Сергеевич любил слушать музыку, прикрыв глаза, и как бы отключившись от реального мира, и Денис старался подражать ему в этом. Учитель вдруг стал для мальчика очень близок - он ПОНИМАЛ его... Ни с кем до этого Денис не был так откровенен - он рассказывал учителю о своих мальчишеских проблемах: о том, что Игнатов из седьмого-Б побил его на перемене; о том, что в классе его обзывают "пиликалкой", и о том, что у него нет настоящих друзей...

За всё время их совместных занятий учитель не позволил себе ничего... Он умирал от желания дотронуться до мальчика, сидевшего в нескольких сантиметрах от него... Он чувствовал его запах... Но какой-то внутренний голос говорил ему: не торопись, выжди, и всё придёт...

...В ТОТ вечер, после занятий, учитель предложил послушать адажио Альбинони. Он безумно любил эту музыку, переворачивающую его душу, и надеялся, что и Денису она понравится. Учитель поставил пластинку на проигрыватель, задвинул шторы, и уселся на диван рядом с мальчиком. Первые же такты пробудили в нём бурю чувств - волшебные звуки флейты, перекликающейся со струнными, перенесли его в прекрасный мир - высокий, одухотворённый, чистый... Мир, в котором не было боли и слёз, разлук и несбыточных надежд, и где все люди были счастливы...

Учитель почувствовал, что больше не в состоянии терпеть - что-то, неподвластное рассудку, происходило в нём, и он... накрыл своей ладонью руку Дениса... Прикосновение к тёплой руке мальчика взорвалось в душе мириадами освежающих капелек, и ему захотелось плакать от счастья... Мальчик не убирал руку, и мужчина стал нежно поглаживать её от кисти до локтя... Затем, уже не контролируя себя, он стал продвигаться всё выше и выше, и вот его рука проникла под короткий рукав футболки, коснувшись хрупкого плеча...

(Господи, что я делаю? Я с ума сошёл... Надо это немедленно прекратить, обратить в шутку!.. Не-е-т... Не могу-у-у...)

... Усилием воли учитель заставил себя открыть глаза и осторожно повернулся - голова мальчика была запрокинута на спинку дивана, глаза прикрыты, он глубоко дышал...

- Денис! - тихонько позвал учитель.

Мальчик открыл глаза, приподнял голову, и их взгляды встретились... Они смотрели друг на друга, не произнося ни слова, но их глаза говорили о многом...

- Я безумно люблю тебя, люблю больше всего на свете, мой родной, мой близкий, мой самый дорогой человечек... солнышко моё сероглазое... моя радость... моя боль... моя жизнь..., - не говорили, КРИЧАЛИ карие глаза учителя...

- Я тоже люблю тебя... Не понимаю, что со мной, но люблю... ты стал очень дорог мне... мне хорошо с тобой... и я... верю тебе... верю..., - отвечали ему серые, с крапинкой, мальчишечьи глаза...

И учитель понял, что он не может, да и не хочет ничего объяснять, выкручиваться, переводить в шутку... Ему вдруг стало безумно легко и спокойно - исчезли стыд, напряжение, неловкость, и во всём теле появилась изумительная лёгкость...

...Он медленно провёл ладонью по щеке Дениса, затем, опустив руку ниже, погладил грудь мальчика, ощутив через тонкую ткань футболки как напряглись его соски... Не колеблясь ни секунды, мужчина нагнулся вперёд, двумя руками бережно приподнял низ футболки Дениса, оголив гладкий мальчишеский живот, и, застонав, прильнул к нему губами... Запах, самый лучший в мире запах - мальчишеского тела, ударил ему в голову, дурманя, и лишая последних остатков рассудка и воли. Только инстинкт управлял сейчас его мозгом...

- Господи... как же мне хорошо... господи..., - беззвучно шептал учитель - его руки медленно тянули вверх футболку Дениса, а губы покрывали нежными поцелуями грудь и живот мальчика, задерживаясь на сосках и пупке...

И вдруг учитель почувствовал, что на его голову легла маленькая тёплая рука, и стала легонько поглаживать её, перебирая волосы... Это было так непосредственно и искренне, что волна какой-то неземной нежности до краёв затопила большое сердце учителя - он на мгновение замер, а потом, крепко обхватив хрупкое тело мальчика, уткнулся ему в живот и... заплакал... Он плакал, совершенно не стесняясь слёз, которые текли по животу мальчика, скапливаясь в маленькой впадине пупка, а тёплая детская рука всё так же легко, как бы успокаивая и убаюкивая, продолжала гладить его голову... Денис подался вперёд и, обхватив широкие мужские плечи руками, тесно прижался к учителю, положив свою голову на его - щека к щеке...

В такой позе они провели четверть часа...

Затем мужчина приподнялся, осторожно отстранив от себя мальчика, и взглянул на него влажными от слёз глазами - в глазах Дениса тоже стояли слёзы... Слёзы счастья, слёзы первого сильного чувства... Учитель нежно взял в свои руки ладони Дениса и одними губами прошептал: "Иди ко мне..."

Мальчик, опёршись коленом о диван, перекинул ногу через бёдра учителя, и уселся ему на колени - лицом к лицу... Мужчина взял его лицо широкими ладонями, легонько притянул его голову к своей, и нежно поцеловал в чуть приоткрытые губы... Затем осторожно провёл руками по хрупким плечам, и почти неслышно сказал: "Разденься..."

....Медленно, будто в замедленной съёмке, мальчик взялся за края футболки и потянул вверх, обнажая худенькое гибкое тело...

...То, что происходило дальше, просто не поддавалось описанию и осмыслению, и отпечаталось в сознании обоих - мальчика и мужчины - яркими короткими вспышками...

...Вот Денис встал на колени, нависая над сидящим на диване учителем, и, выгнувшись натянутой тетивой, закинул за голову руки...

...Вот тонкие пальцы мальчика как бы нерешительно прикоснулись к пуговицам на рубашке учителя, и начали медленно расстёгивать их...

...Вот кроссовки и носки полетели в угол, и мужчина припал губами к маленьким горячим ступням, обцеловывая каждый пальчик, и замечая краем глаза, как рука мальчика, до того конвульсивно сжимающая и разжимающая выпирающий бугорок на шортиках, повела вниз застёжку "молнии"...

...Вот Денис, полностью обнажённый, широко раскинул руки , развел ноги и забросил правую на спинку дивана... Учитель просунул руки ему под ягодицы и, приподняв таз, припал к его промежности, лаская языком и губами небольшой член и яички, покрытые первым детским пушком - а мальчик тихонько поскуливал от наслаждения, поминутно облизывая пересохшие губы, и голова его всё время непроизвольно поднималась, и тут же бессильно падала на подушку...

...Вот учитель лежит на спине, мальчик на нём, их тела сплелись в жарких объятьях, а губы и языки, слившись, исполняют какой-то фантастический танец...

...Вот Денис, лёжа на учительском плече, крепко прижимается к мужчине, обзватив его грудь ручонкой, и, потрясённый испытанным, плачет, а мужчина нежно гладит его худенькую спину...

Они не замечали времени... Они просто любили друг друга... И даже телефонный звонок, прозвучавший в полумраке комнаты, не напугал, а даже рассмешил их. Звонила встревоженная мама Дениса...

- Извините, Алевтина Петровна, мы с Дениской заслушались Альбинони, - легко соврал учитель, и заговорщически подмигнул мальчику.

Тот тихонько хихикнул, и благодарно прижался горячим телом к человеку, которого уже любил больше всех на свете...

Так шли дни... Мальчик и мужчина уже просто не могли существовать друг без друга. Те несколько дней, которые разделяли их встречи, были невыносимы для обоих. И когда подходил очередной понедельник или четверг, оба они уже с утра не находили себе места. Едва закрывалась дверь учительской квартиры, они кидались друг к другу, срываемая одежда летела во все углы, и жадные языки сливались в бесконечном поцелуе.

Мальчик буквально за какой-то месяц очень изменился, и превратился в опытного и страстного любовника. Его сексуальная фантазия была неистощима - в их отношениях ничто не являлось табу, запретной темой. Они были одержимы и ненасытны. Они стали одним целым. Они были счастливы, как только бывают счастливы люди, которые влюблены и любимы...

...Шли последние дни августа. В тот воскресный вечер дождь лил как из ведра - осень рано вступила в свои владения. За окном бушевала непогода, ветер зло срывал листья с деревьев, и кружил их в бешеном хороводе. Учитель сидел в своём любимом кресле, и рассеянно листал газету. Ему никак не удавалось сосредоточиться на чтении - он думал о том, что завтра - понедельник... Завтра придёт Дениска... Зайка мой, котёнок, солнышко моё сероглазое... Господи, как же я жил без тебя? Иногда мне кажется, что это только сон - ну, не может человек быть ТАК счастлив - когда хочется петь, дурачиться, говорить глупости, и кричать на весь мир: " Я ЛЮБЛЮ!!!! Слышите, ЛЮБЛЮ!!! "Господи! Если ты есть, знай - я твой должник, твой раб - только не отнимай его у меня! Я не смогу жить без него... Он - моя жизнь!..

Учитель вдруг поймал себя на том, что у него увлажнились глаза, а лоб покрылся испариной. - Что это я?, - подумал он, - ведь всё нормально, мой зайка со мной, завтра мы увидимся, а потом... даже если его мамаша решит, что ему больше не нужны дополнительные занятия, то ему ещё два года учиться, и мы, конечно же, найдём способ видеться! Ну, конечно, - он вскочил с кресла, и зашагал по комнате, - что это я о мрачном? Ну-ка, не раскисать! Всё будет просто замечательно!

...Трель дверного звонка вспорола тишину, и на мгновение заглушила вой ветра за окном. Учитель похолодел - предчуствие какой-то беды навалилось на него вязкой, липкой массой. На негнущихся, дрожащих ногах он подошёл к входной двери, и отпер защёлку. На пороге стоял Денис... С его куртки на пол стекали ручьи дождевой воды, и сам он был похож на промокшего воробушка. Учитель втащил его внутрь и ногой толкнул открытую дверь...

- Что случилось, зайка? Что?? Ну говори же, у меня сердце сейчас разорвётся!

Лицо мальчика искривила гримаса, губы задрожали, из глаз брызнули слёзы, и он бросился на шею к учителю. Он просто запрыгнул на него, обхватив ногами - рыдания сотрясали хрупкое тело, а губы покрывали лихорадочными солёными поцелуями родное лицо...

- Милый мой... хороший... самый лучший на свете... я так люблю тебя... я очень люблю тебя... я не хочу без тебя... не хочу... не хочу-у-у...

Учитель тоже заплакал, и, задыхаясь от слёз, стал целовать тонкую хрупкую шейку, нежную мочку уха, такие мягкие и родные волосы...

- Зайка мой... мой самый-самый любимый мальчишка на свете... солнце моё... успокойся, котёнок... пожалуйста... я очень прошу тебя... мой родной... мой славный... мой хороший... вот так... вот... всё будет хорошо... вот так... успокойся...

Мальчик затих, и только тихо всхлипывал. Мужчина, крепко прижимая его к себе, тихонько раскачивался из стороны в сторону, как бы убаюкивая...

- Ну вот и славно... вот и хорошо... мой зайчонок больше не плачет... а с любым горем мы справимся... нас ведь двое, правда?.. и всё у нас снова будет хорошо...

Он почувствовал, что от внезапной слабости сейчас упадёт. Сделав несколько шагов к дивану, мужчина присел, и осторожно усадил мальчика на колени, к себе лицом.

- Ну, что стряслось, воробушек, что, мой родной?..

Мальчик поднял заплаканное лицо.

- Я уезжаю... С отцом... В Швецию... На три года... Он внизу, в машине... Самолёт через два часа... Я попрощаться... Он обнял учителя и тихо заплакал, потом громче и громче - у него снова начиналась истерика.

Мужчина сидел оглушённый, раздавленный, уничтоженный...

- Ну это же... хорошо... увидишь мир... выучишь язык..., - голос не повиновался ему, дрожал, и звучал фальшиво, наигранно бодро, - вот, а потом ты вернёшься... мы снова будем вместе... пластинки мне хорошие привезёшь... вот...

Он вдруг поймал себя на мысли, что пластинки ему будет уже не с кем слушать... Ему захотелось страшно, по-звериному завыть... Боль была чудовищной, страшной, непереносимой... Боже, как болит сердце... Мальчик по-прежнему крепко прижимался к нему... Учитель нежно гладил его волосы, и мозг его отказывался принимать данность того, что часы отстукивают последние секунды самого счастливого периода в его жизни...

- Иди, малыш... отец, уже, наверно, заждался... иди.. всё будет хорошо... ты будешь мне писать... а я... я приеду к тебе в гости...

- Ты правда приедешь?, - глаза мальчика вспыхнули надеждой.

- Правда, мой родной... правда...

Мальчик слез с коленей учителя на пол, помолчал секунду и, глядя ему прямо в глаза, тихонько сказал: " Поцелуй меня... В последний раз..."

...За всё время их отношений не было у них поцелуя чище, слаще и продолжительней, чем этот, прощальный... Оба они понимали, что всё ушло навсегда, и больше никогда не вернётся...

Снизу, с улицы, нетерпеливо просигналила машина...

- Иди, мой родной... иди... я очень люблю тебя...больше жизни... не плачь... пожалуйста, не плачь... я люблю тебя...

- Я тоже тебя... очень-очень люблю... я буду ждать тебя...

За мальчиком закрылась дверь, и в квартире сразу наступила звенящая тишина - даже дождь и ветер за окном, казалось, стихли. Учитель подошёл к окну и, отодвинув занавеску, посмотрел вниз, на улицу. Вот из подъезда выскочила маленькая лёгкая фигурка в синей курточке, и перебежала дорогу, к стоящему напротив такси. Дверца машины изнутри открылась, но мальчик не спешил садиться. Он остановился, поднял голову, и в последний раз посмотрел на знакомое окно. Даже с высоты третьего этажа, сквозь дождь, учителю показалось, что он видит слёзы на родном до боли лице... Дверца захлопнулась и машина тронулась с места...

...На негнущихся, ватных ногах учитель вошёл в спальню, постоял мгновение, уставившись невидящим взглядом в стену, затем, как подкошенный, рухнул плашмя на кровать и, царапая ногтями подушку, в голос, по-бабьи, зарыдал... Он стонал, он выл, как раненый зверь... Потом, обессиленный, провалился в вязкую пустоту... Он сам не знал, сколько времени провёл так - когда он очнулся, часы на тумбочке показывали три часа ночи. Он сразу вспомнил всё... И на душе у него вдруг стало легко и спокойно - он уже знал, что ему делать.

Учитель поднялся, прошёл на кухню, подошёл к плите и открыл все конфорки... До отказа... Затем плотно закрыл все окна, вернулся в спальню, и лёг на спину, прикрыв глаза. Из темноты вдруг всплыло родное, смеющееся лицо Дениски. Учитель улыбнулся и на его губах так и застыла добрая детская улыбка...

©Vit714. Июль 1999 г.