Говорят, что секрет мудрости в том,
чтобы не все досказывать до конца...
Рэй Брэдбери

Прозрачное зимнее утро... Трещит от крепкого мороза скованная голубыми тисками льда река, и у Саньки, который стоит возле меня в новом овчинном тулупе, все сильнее индевеют серебряные кудри... Вниз к реке простирается ровное зеркало горки. Мы пришли сюда первые, раньше всех. Позади Саньки - старые санки, выкрашенные ярко синей, кое-где уже облупившейся, краской.
- Санька с санками! - смеюсь я, глядя в его ясные, с отражающимся в них небом и соседним берегом в покосившихся избах, глаза.
- Ну, кто из нас первый!?
Санька смущается, краснеет отчего-то. А я заливаюсь громким мальчишеским смехом, будто мне не семнадцатый, а всего только восьмой год, как Саньке. Но Санька не боится. Он стоит на самой кромке (чуть шевельнешься - и вниз с санками) ледяной горы с недоуменным лицом, не понимая причин моей веселости. Я смотрю на Саньку - дух захватывает, но не от мороза и высоты, а от странного чувства и желания...
Мы усаживаемся в санки вместе, Санька впереди меня. Я прижимаю его к себе крепче и сильнее, просовываю горячие руки в его широкие варежки, смотрю в глаза и снова звонко хохочу.
- Санька! Вперед санки! - кричу я.
- Вперед! - отвечает Санька.
Мы отрываемся от земли и летим вниз. Холодный воздух бьет в лицо, уносятся вверх и берег, и деревья вдоль него, и дома. Закладывает уши. Санька вжимается в меня, я держу его крепко и улыбаюсь широко с закрытыми глазами. Снег набивается за воротник. Санки скользят со скрежетом по неровному речному льду, крошащемуся, как вареный сахар.
Я открываю глаза, и мы с Санькой врезаемся в высокий сугроб соседнего берега.
- Санька! - снова кричу я. - Вылезай!
Мой племянник Санька, запыхавшийся, весь залепленный снегом, но с довольной улыбкой, вылезает вслед за мной.
- Я люблю тебя Санька! - говорю я вполголоса, так, чтобы Санька не услышал.
Санька отряхивается от снега, я поправляю на нем овчинный тулупчик, стряхиваю снег с шапки, развязываю и вновь ровнее повязываю ему шарф.
А потом, хватаю Саньку на руки, а санки - за плечо, и с разбегу, стараясь не оскользнуться на льду, взбираюсь на высокий берег.
- Еще с тобой хочу! - заливаясь смехом, кричит Санька.
- Еще! - кричу я.
И снова вниз... А небо, берег, слепящее солнце - вверх, и снова - в сугроб. И опять вверх...

Берег. Солнце. ...И - закружились санки по речному льду. И солнце закружилось, и берег, и - в сугроб. Я падаю на бок с санками, откидываю их в сторону, а Санька падает на меня.
Мы так и лежим на льду, в снегу у берега. Я и Санька на мне. Минуты две... Хохочем. У Саньки из носа показывается маленькая капелька...
Ставлю его на ноги, утираю нос. И снова уже чуть громче произношу, осмелев:
- Я люблю тебя, Санька!

К полудню на горке появляются другие мальчишки, а я, не стесняясь, говорю все громче и громче.

- Я люблю тебя Санька!
Наконец, Санька отвечает:
- Я тоже.
И робко и неумело пытается поцеловать меня в щеку. Я краснею от счастья... Чувствуя сперва его холодный и мокрый нос, а потом горячие губы. И снова тащу Саньку вверх на руках, а позади - санки...

...Вечером сидим с Санькой у окна, что-то мастерим из пластиковых квадратиков конструктора.

Поздно укладываемся спать. Санька прижимается ко мне, засыпая, а я снова в полголоса говорю: - Я люблю тебя, Санька.

* * *

...Как давно это было. Санька теперь женился... Но все-таки интересно: помнит ли он тот поцелуй, понял ли, что он значил для меня.

А я понял очень скоро, когда чуть стал старше, зачем говорил тебе эти слова, отчего так искренне смеялся и беззаботно шутил.

 

©Влад Юркун