Если принять очень условное, упрощенное почти до примитива разделение всей БЛ-литературы всего на две категории, то в первой окажутся произведения сплош мыслегонные, т.е. обращенные, в первую очередь, к верхней половине читательского тела; а во вторую попадут исключительно возбуждающие, сиречь провоцирующие эрекцию. Какие именно мысли и насколько устойчивые эрекции - разбирать здесь и сейчас не будем, это дело персональное. А вот к творчеству уважаемого Кира данную классификацию применить попробуем. И увидим, что среди целой россыпи его по-своему замечательных творений большинство, все таки, эрективного свойства.
Это не плохо, и не хорошо. Это ТАК. Таковы сюжеты, таков способ подачи материала, такова, наконец, воля Автора. Он отыскал, поймал, приручил своего конька. И пусть это не матерый красавец Пегасище с размахом крыльев в пять метров, а жеребенок-Пегасик поскромнее, но ведь он исправно служит Автору. "...Чего же боле?" Но каким чудом, на каких тучных нивах, колосящихся свежими и сочными нетронутыми литературными идеями углядел этот киров Пегасик замысел самого необычного из всех творений Автора - загадка!!! Да что Автора - у нас вообще крайне мало подобных произведений, по-хорошему, знаете, таких... (Вот еще проблема - как их назвать! "Душещипательными"? Слабо и как-то несерьезно. "Душераздирающими"? Слишком грубо... Правильнее будет - "Душепитательными".) Да, да, душепитательных, способных кому-то даже и все мировоззрение поменять. Они не попадают ни в одну из двух упомянутых выше категорий. И вовсе не потому, что безупречны с точки зрения литературы, не благодаря какому-то особенно сбалансированному между "верхом" и "низом" воздействию на читательское тело, и не по причине их точнейшей фактологической, хронологической, исторической и какой еще угодно выверенности. (Хотя, в данном случае видно, что в плане выверенности труд Автором проделан немалый.) Нет, их главное отличие от тех, прочих, категорийных в том, что такие произведения не хочется критиковать, их нельзя рецензировать... И формирование такого отношения происходит очень просто, как-то так само собой, и почти с первых прочтенных строк, вот как в случае с этой историко-фантастической повестью Кира, которую можно только читать и плакать. Читать, целиком погрузившись в ту ауру неземной чистоты и святой наивности, что исходит от Василия, души Божьей. И плакать - от неиз'яснимого умиления. И еще - горько оплакивать нашу теперь совсем уже скотскую человеческую (!) природу, так далеко убредшую от замысленного для нее Творцом состояния...
Неплохо было бы еще, немного успокоившись после чтения, позволить себе поразмышлять о том, кто же такой на самом деле этот наш удивительный, загадочный герой. Да еще, может быть, немного порассуждать о делах земных наших, скорбных. А вот по-бабьи судить да рядить, отчего это Василий поступает так, а не иначе, почему такие ответы дает и зачем и о чем так упорно умалчивает - право, не стоит. Ибо, что мы можем разуметь в путях Господних, и нашего ли ума дело - рассуждать о делах ангельских?!
А Василий сущность, несомненно, ангельская. Возможно из тех, что находясь подле Престола Божия, преисполнились Любви и Сострадания к человекам, и возревновав о Славе Божией неудержимо влекуться к непосредственному познанию бытия человеческого, соучастию в нем, многотрудном.
Говорят, будто у ангелов нет собственной свободной воли, что они сами суть персонифицированная Воля Божья... Может и так. Но это не мешает предположить, что отдельные проявления Его безграничной Любви, густо сконцентрировавшись в одном из таких небесных созданий, заставляют его спуститься к нашей земной юдоли, подобно тому, как влага, преполнившая облако, заставляет его пролиться благодатным дождем на почву. И в этом процессе периодического нисхождения преисполнившихся благодати сущностей - великая Его милость к нам, падшим.
А для самой такой сущности путешествие по земле, своими ножками, так сказать, это еще и испытание. Ведь так просто любить людей, всех вообще и оттуда, с Неба, где Любовь и Благость Божьи проявлены с такой зримой, Вселенской по мощи силой, что не "заразиться" ими просто не возможно. Но такая любовь хоть и будет предивным, но всего лишь отражением, ретранслированием в пространство Его безграничной Любви ко всему Творению.
Другое дело здесь, у нас, "на восток от сада Едемскаго", где даже просто верить в Бога (верить Богу!) - очень сложно, а уж суметь разглядеть сквозь сон земного бытия Его Промышление, Его Отеческую заботу о каждой твари - чудо из чудес и удел единиц, немногих и миллионов. Да что уж говорить! Здесь и просто любить - великий труд, а любить " ненавидящх и обидящих тя" - и вовсе духовный подвиг. Но Васеньке это все удается. Легко, как бы и без подвига, гармонично. И это еще одно, лучшее доказательство и его неземного естества, и того, насколько он успешен в своем Великом испытании. А испытание, надо заметить, еще и довольно сташное - людской жестокостью, малодушием, завистью, злобой, похотью... Это мы здесь ко всему этому привыкли, можно сказать - живем этим. А каково ему?!
А таково, что сколь ни ангельское его терпение, но и плакать, и от боли скулить, и мучителей своих "зверями", не людьми именовать приходилось.
Но, слава Богу, что не обозлили Васеньку все эти мытарства. Не отнялась от него святость, не исчерпалась в нем любовь. А без них-то как бы он справился со всеми своими земными делами? Понятно ведь, что кроме Испытания, есть у него и вполне земные задачи... И, возможно, что "к царю" - не самая важная из них. Нет, она, конечно, программная и вполне годится для того, чтобы оправдать и Васенькину целеустремленность и весь путь его от дремучего, с разбойниками, зимнего леса до Белокаменной, но все же больше похожа на легенду резидента. А он, верно, резидент и есть - резидент Божий. И не только душа Божья, но и его воплотившая Милость. И, возможно, в этой последней его ипостаси и кроется истинная цель явления Василия и его недолгого, увы, шествования по нашей грешной земле.
Зримо явить чудеса исцеления, подать утешение, направить мятущиеся души, обратить к Богу грешных - все ему по плечу. А плечо- то не плечо - худое детское плечико. Только по милости Господа такие дела и могут быть по силам нагому отроку, сирому да убогому. Даже в отношении к порокам, ко грехам человеческим ясно видна эта милость. Милость истинно Божеская, не потакающая похотям, не оправдывающая их, но готовая простить, буде бы только обратился кто за прощением.
А что до царя - так, ей Богу, не главное это было. Ну, дошел. Ну, подарил камушек... Так царь даже и тайного смысла этого подарка не уразумел. Зато, пока шел-то, скольким людям дал Василий великую возможность проявить над собой истинную сущность свою, кому подлую, злодейскую, кому добродетельную - будто лакмусом небесным прошелся по душам.
А в палатах царских если уж кому действительно и нужен был Васенька, так это молодому царевичу, Алексею Алексеевичу. Так мало было у них времени, так много надо было успеть дать почувствовать, познать, осмыслить Алешеньке, чей скорый уход уже тоже предопределен, но теперь - не бессмысленнен!
Но вот, и эта часть миссии выполнена. Уже пролился царский гнев на головы обоих "неразумных" отроков, уж пройдены Васенькой страшные пыточные подвалы, запряжена и телега, чтобы везти его на Соловецкие острова, в ссылку... и повествование как бы "проседает", да и сам герой становится каким-то совсем инертным: дали краюшечку хлеба, рогожкой укрыли, боль в ножке, палачом пораненной, поутихла - и слава Богу, а там... Везете? Везите. В руки убийц предаете? Предавайте... Но в этом ни просчета, ни вины Автора нет. Он просто следует им же самим выстроенной сюжетной линии, оказывается как бы ее заложником. Как нет и Васенькиной вины. Ведь земной путь его подходит к концу, труды завершены. Прекрасно это чувствуя, он теперь просто ждет. Ждет терпеливо, по-ангельски, взятия обратно на Небо. Может, и не зная точно - когда? А все земное, наверное, имеет для Василия уже совсем мало смысла.
Зато имеет для нас: нам еще предстоит стать свидетелями страшного людского злодейства, через которое это самое "взятие" должно произойти. И тем страшнее оно будет, чем меньше удивит каждого из нас. Может и ужаснемся привычно, но вдруг - не удивимся? Не задумаемся, как вообще можно сжигать живого беззащитного ребенка, виноватого безо всякой вины?! А еще: прочтем, да только глазами, не душой, о том, как будет копошиться на едва прогоревшем пепелище верный Васеньке до конца молодой монах Прокопий, не попытаемся даже представить себе, хоть на секунду (побоимся надорвать сердце?), ЧТО на самом деле должен был чувствовать человек, разгребая горячие еще угли в поисках обгоревших косточек любимого своего мальчика... Мы - не представим. А он - не найдет. Ушел Васенька весь, целиком, на Небо, в Царство Славы. Только и остался на память о нем рублик серебряный. Но и его обронит Прокопий на том скорбном пепелище... Ушел Васенька. А люди остались. И как не придумал Васенька, на что здесь потратить тот рублик заветный, так же не нашел он и способа, как искоренить наше негодяйство, отменить скорби человеческие, упразднить бездушную похоть... Зато успел все души человеческие, соприкоснувшиеся с ним и еще жаждущие Любви и Света, напитать с избытком и тем и другим. И за это удивительное чудо достоин он самого низкого, воистину земного поклона. Аминь.
Нет, погодите! Самое удивительное, может быть, не в этом! Ведь еще большим чудом будет, если сам Автор сможет добиться того же душепитательного результата, но уже над нашими сегодняшними, читательскими душами. И вот тогда-то и будет действительно - Аминь!
©Аполлон Кипарисов, 2018
