Неизвестный российский фотограф Бача, c.1880

«Бача-бази» (перс. بچه‌بازی, «игра детей», от перс. بچه‌ «ребёнок») - практика исполнения мальчиками эротических танцев в женском образе перед клиентами, которые могут также «купить» исполнителя для сексуального удовлетворения. Исторически распространена на территориях современных Пакистана (до 1947 года входившего в Британскую Индию), Афганистана и Средней Азии (Узбекистана, Таджикистана, Южного Казахстана, Туркмении и пр.) и известна с IX или X века. По всей видимости, явление зародилось в Афганистане в зоне проживания пуштунских племён в период утверждения там ислама и было вызвано строгостью афганских нравов в отношении общения между полами: мужчине запрещено говорить с женщиной, не являющейся близкой родственницей, до того как он сделает ей предложение о свадьбе. Однако отношения с мальчиками допубертатного возраста считались вполне нормальным явлением и даже поощрялись. Иметь малолетних любовников считалось показателем состоятельности. Даже возникла поговорка: «женщины для детей, мальчики для удовольствия». Бача-бази могли жить вместе со своими «хозяевами» даже после женитьбы последних.

 Возраст бача колеблется от 8 до 19 лет, хотя его можно разделить на две группы - допубертатный, когда мальчик только учится исполнять роль бача-бази, и послепубертатный, когда мальчик уже обладает профессиональными навыками танцора и достаточной практикой в сексуальных отношениях.

 До Первой мировой войны практика «бача-бази» была очень широко распространена, особенно на севере Афганистана, а затем в значительной мере сократилась, по крайней мере в крупных городах, по причине неодобрения колониальных властей: Российской империи, Британской империи и Франции, а также постколониальных элит, разделяющих европейские ценности. Несколько западных путешественников, бывавших в Центральной Азии, сообщали о бача-бази. С 1872 по 1873 году в Туркестане проживал Юджин Скайлер, дипломат и путешественник. Он отмечал, что мальчиков учат танцевать как танцовщиц. Он считал, что танцы отнюдь не распутны, хотя зачастую неприличны. К этому моменту уже имелось некоторое недовольство властей практикой бача-бази. В конце XIX века наибольшую популярность танцующие мальчики снискали в Бухаре и Самарканде, а в годы Кокандского ханства публичное исполнение танцев было запрещено. В Ташкенте бача-бази процветали до эпидемии холеры в 1872 году: муллы тогда запретили эти танцы как противоречащие Корану и обратились с просьбой к российским властям, которые наложили официальный запрет на год. Скайлер сообщает также о том, что «бача» уважают и считают величайшими певцами и артистами. Эти обычаи описывал художник В. В. Верещагин в своих записках «Из путешествия по Средней Азии».
Исследование 2011 года, проведённое в Пакистане, было направлено на выяснение общих черт пакистанской практики «бача-бази» и узбекской, описанной в 1970-х годах Ингеборгом Балдауфом.
В период правления Талибана бача-бази были строго запрещены из-за гомосексуального подтекста и исполнения запрещённой талибами музыки, однако после падения их режима традиция вновь расцвела, и на свадьбах на севере страны бача-бази присутствуют очень часто. Для танцев выбирают привлекательных мальчиков с 11 лет, а для выступлений их наряжают в женскую одежду и подкладывают фальшивые груди. После достижения 19 лет бача-бази обычно освобождают, после чего они могут вести жизнь обычного мужчины.
 В современном Афганистане бизнес по продаже бача-бази процветает, многие мужчины держат бача-бази как показатель достояния и статуса. Эта практика незаконна и официально не существует, хотя в реальности широко распространена.
 Зачастую танцевать на публику начинают бедные и отвергнутые своими семьями мальчики, например, пережившие насилие, а также проданные своими семьями.
 В целом, явление «бача-бази» является довольно малоизученным.

* * *

Дополнено благодаря Илье Игнатьеву (IL-2)

В. В. Верещагин. Из путешествия по Средней Азии / Очерки, наброски, воспоминания В. В. Верещагина. С рисунками. СПб., 1883

 Для начала несколько слов о невольничьих караван-сараях и торговле рабами. Правда, что ни невольничьих караван-сараев, ни торговли рабами теперь уж не существует в Ташкенте, тем не менее сказать кое-что по этому поводу будет, думаю, неизлишне и небезынтересно. Здания для этой торговли в городах Средней Азии устраиваются так же, как и все караван-сараи; только разделяются они на большее число маленьких клетушек, с отдельною дверью в каждую; если двор большой, то посредине его навес для вьючного скота; тут же, большею частью, помещается и продажный люд, между которым малонадежные привязываются к деревянным столбам навеса. Народу всякого на таких дворах толкается обыкновенно много: кто покупает, кто просто глазеет...

...В хорошей цене также стоят хорошенькие мальчики: на них огромный спрос во всю Среднюю Азию. Мне случалось слышать рассказы бывших рабов-персиян о том, как маленькие еще они были захвачены туркменами: одни в поле, на работе, вместе с отцом и братьями, другие просто на улице деревни, среди белого дня, при бессильном вое и крике трусливого населения. Истории следующих затем странствований, перехода этих несчастных из рук разбойника-туркменца в руки торговца рабами и отсюда в дом купивших их крайне печальны и нельзя не порадоваться, что благодаря вмешательству русских этот грязный омут стал видимо прочищаться...

...О незаслуженно униженном положении восточной женщины было уже говорено немало многим множеством путешественников, и здесь повторять общих мест не буду; скажу только, что судьба женщины в Средней Азии, говоря вообще, еще печальнее судьбы ее сестры в более западных странах, каковы Персия, Турция и другие. Еще ниже, чем у последних, ее гражданское положение, еще сильнее замкнутость и отверженность от ее властителя-мужчины, еще теснее ограничение деятельности одною физическою, животною стороною, если можно так выразиться. С колыбели запроданная мужчине, неразвитым, неразумным ребенком взятая им, она, даже в половом отношении, не живет полною жизнью, потому что к эпохе сознательного зрелого возраста уже успевает состариться, задавленная нравственно ролью самки и физически работою вьючной скотины. Все умственное движение, все развитие может сказываться поэтому только в самых низших проявлениях человеческого ума — в интриге, сплетне и т. п., зато и удивляться нечего, что они интригуют, сплетничают…

...Такое крайне униженное положение женщин составляет главную причину, между прочим, одного ненормального явления, каким представляется здешний «батча». В буквальном переводе «батча» значит мальчик; но так как эти мальчики исполняют еще какую-то странную и, как я уже сказал, не совсем нормальную роль, то и слово «батча» имеет еще другой смысл, неудобный для объяснения.
В батчи-плясуны поступают обыкновенно хорошенькие мальчики, начиная лет с восьми, а иногда и более. Из рук неразборчивых на способ добывания денег родителей ребенок попадает на руки к одному, к двум, иногда и многим поклонникам красоты, отчасти немножко и аферистам, которые с помощью старых, окончивших свою карьеру плясунов и певцов выучивают этим искусствам своего питомца и раз выученного нянчат, одевают, как куколку, нежат, холят и отдают за деньги на вечера желающим, для публичных представлений.
Такие публичные представления — «тамаша» мне случалось видеть много раз; но особенно осталось в памяти первое мною виденное, бывшее у одного богатого купца С. А. [Сеид-Азима].
 «Тамаша» даются почти каждый день в том или в другом доме города, а иногда и во многих разом, перед постом главного праздника байрама, когда бывает наиболее всего свадеб, сопровождающихся обыкновенно подобными представлениями. Тогда во всех концах города слышны стук бубен и барабанов, крики и мерные удары в ладоши, под такт пения и пляски батчи. Имев еще в городе мало знакомых, я просил С. А. нарочно устроить «тамашу» и раз, поздним вечером, по уведомлению его, что представление приготовлено и скоро начнется, мы, компанией в несколько человек, отправились к нему в дом.
  В воротах и перед воротами дома мы нашли много народа; двор был набит битком; только посередине оставался большой круг, составленный сидящими на земле, чающими представления зрителями; все остальное пространство двора — сплошная масса голов; народ во всех дверях, по галереям, на крышах (на крышах больше женщины). С одной стороны круга, на возвышении, музыканты — несколько больших бубен и маленькие барабаны; около этих музыкантов, на почетное место, усадили нас, к несчастью для наших ушей. Двор был освещен громадным нефтяным факелом, светившим сильным красным пламенем, которое придавало, вместе с темно-лазуревым звездным небом, удивительный эффект сцене.
  «Пойдемте-ка сюда»,— шепнул мне один знакомый сарт, подмигнув глазком, как это делается при предложении какого-нибудь запретного плода. «Что такое, зачем?» — «Посмотрим, как батчу одевают». В одной из комнат, двери которой, выходящие на двор, были, скромности ради, закрыты, несколько избранных, большею частью из почетных туземцев, почтительно окружали батчу, прехорошенького мальчика, одевавшегося для представления; его преображали в девочку: подвязали длинные волосы в несколько мелкозаплетенных кос, голову покрыли большим светлым шелковым платком и потом, выше лба, перевязали еще другим, узко сложенным, ярко-красным. Перед батчой держали зеркало, в которое он все время кокетливо смотрелся. Толстый-претолстый сарт держал свечку, другие благоговейно, едва дыша (я не преувеличиваю), смотрели на операцию и за честь считали помочь ей, когда нужно что-нибудь подправить, подержать. В заключение туалета мальчику подчернили брови и ресницы, налепили на лицо несколько смушек — signes de beauté — и он, действительно преобразившийся в девочку, вышел к зрителям, приветствовавшим его громким, дружным одобрительным криком.
Батча тихо, плавно начал ходить по кругу; он мерно, в такт тихо вторивших бубен и ударов в ладоши зрителей выступал, грациозно изгибаясь телом, играя руками и поводя головою. Глаза его, большие, красивые, черные, и хорошенький рот имели какое-то вызывающее выражение, временами слишком нескромное. Счастливцы из зрителей, к которым обращался батча с такими многозначительными взглядами и улыбками, таяли от удовольствия и в отплату за лестное внимание принимали возможно униженные позы, придавали своему лицу подобострастные, умильные выражения. «Радость моя, сердце мое», — раздавалось со всех сторон. «Возьми жизнь мою, — кричали ему, — она ничто перед одною твоею улыбкою» и т. п. Вот музыка заиграла чаще и громче; следуя ей, танец сделался оживленнее; ноги — батча танцует босиком — стали выделывать ловкие, быстрые движения; руки змеями завертелись около заходившего корпуса; бубны застучали еще чаще, еще громче; еще быстрее завертелся батча, так что сотни глаз едва успевали следить за его движениями; наконец, при отчаянном треске музыки и неистовом возгласе зрителей воспоследовала заключительная фигура, после которой танцор или танцовщица, как угодно, освежившись немного поданным ему чаем, снова тихо заходил по сцене, плавно размахивая руками, раздавая улыбки и бросая направо и налево свои нежные, томные, лукавые взгляды.
  Чрезвычайно интересны музыканты; с учащением такта танца они еще более, чем зрители, приходят в восторженное состояние, а в самых сильных местах даже вскакивают с корточек на колени и донельзя яростно надрывают свои и без того громкие инструменты. Батчу-девочку сменяет батча-мальчик, общий характер танцев которого мало разнится от первых. Пляска переменяется пением оригинальным, но и монотонным, однообразным, большею частью грустным! Тоска и грусть по милом, неудовлетворенная, подавленная, но восторженная любовь и очень редко любовь счастливая служат обыкновенными темами этих песен, слушая которые туземец пригорюнится, а подчас и всплакнет.
Интереснейшая, хотя неофициальная и не всем доступная часть представления начинается тогда, когда официальная, т. е. пляска и пение, окончилась. Тут начинается угощение батчи, продолжающееся довольно долго — угощение очень странное для мало знакомого с туземными нравами и обычаями. Вхожу я в комнату во время одной из таких закулисных сцен и застаю такую картину: у стены важно и гордо восседает маленький батча; высоко вздернувши свой носик и прищуря глаза, он смотрит кругом надменно, с сознанием своего достоинства; от него вдоль стен, по всей комнате, сидят, один возле другого, поджавши ноги, на коленях, сарты разных видов, размеров и возрастов — молодые и старые, маленькие и высокие, тонкие и толстые — все, уткнувшись локтями в колени и возможно согнувшись, умильно смотрят на батчу; они следят за каждым его движением, ловят его взгляды, прислушиваются к каждому его слову. Счастливец, которого мальчишка удостоит своим взглядом и еще более словом, отвечает самым почтительным, подобострастным образом, скорчив предварительно из лица своего и всей фигуры вид полнейшего ничтожества и сделавши бату (род приветствия, состоящего в дергании себя за бороду), прибавляя постоянно, для большего уважения, слово «таксир» (государь). Кому выпадет честь подать что-либо батче, чашку ли чая или что-либо другое, тот сделает это не иначе как ползком, на коленях и непременно сделавши предварительно бату. Мальчик принимает все это как нечто должное, ему подобающее, и никакой благодарности выражать за это не считает себя обязанным.
Я сказал выше, что батча часто содержится несколькими лицами: десятью, пятнадцатью, двадцатью; все они наперерыв друг перед другом стараются угодить мальчику; на подарки ему тратят последние деньги, забывая часто свои семьи, своих жен, детей, нуждающихся в необходимом, живущих впроголодь.

* * *

В. И. Кушелевский. Материалы для медицинской географии и санитарного описания Ферганской области. Том II. — Новый Маргелан, 1891.

Бачебазство (содомский грех)

 Противоестественный порок под видом бачебазства (мужеложства) сильно развит среди туземного оседлого населения. [Считаю нужным оговориться, что, имея в виду читателей только врачей, я при изложении следующих глав не стеснялся в выражениях, названиях и описании фактов, стараясь лишь о том, чтобы яснее передать все то, что мне удалось узнать относительно разврата среди туземного населения]. Многие из состоятельных сартов держат при себе бачей, с которыми везде ездят, а нередко совершают с ними — педерастию. Бачи — это более или менее смазливые мальчики, которые, разряженные в женские платья, развлекают публику своей пляской, на разных увеселениях, как домашних, так и общественных. Это составляет их явную профессию; тайная же состоит в удовлетворении похоти развращенного и сластолюбивого своего хозяина.
  Эти мальчики берутся большею частью из бедного семейства, а иногда и состоятельные отцы или воспитатели отдают их богатым людям, из каких-либо видов или просто ради развлечения. Хозяева, или, правильнее назвать, обожатели, осыпают бачей подарками и лакомствами и ухаживают за ними, как за любой кокоткой. Служба продолжается до появления усов и бороды; тогда он отпускается и приискивается другой. Этот, в свою очередь, достигнув известных лет и состояния, обзаводится в свою очередь тоже своим бачой, так что при столь распространенном этом пороке в здешнем крае, многие сарты играли сначала пассивную роль, а впоследствии активную.
  Само собою разумеется, что бачу может содержать только человек состоятельный, но страсть к противоестественному совокуплению существует и между бедными, как-то: арбакешами, мардакерами и т. д. Эти люди удовлетворяют подобной потребности между собою, за невозможностью иметь молодого, красивого мальчика. В особенности часто приходится наблюдать мужеложство в местах заключения, в общих тюремных камерах, причем они без всякого зазрения совести предаются этому пороку.
  Некоторые сарты, будучи в юности бачами, настолько пристращаются к этому пороку, что, достигнув возмужалости и женившись, все-таки продолжают исполнять пассивную роль при педерастии. Мне рассказывали, что есть личности, которые довели себя этим до такого состояния, что не могут совершить акта совокупления с женою, не исполнив перед этим пассивной роли педераста, с кем-либо из своих работников. Вероятно, у них, для возбуждения похоти, требуется предварительное раздражение нервов ani.
  Известно, что бачебазство составляет обыкновенное явление в Персии и Турции, откуда оно проникло к армянам и грузинам; в Средней же Азии, как в Хиве, Бухаре, Фергане и во всем Туркестанском крае, оно в полной силе, и борьба с этим пороком представляет непреодолимые затруднения. Хотя бачебазство преследуется законом, но проступки, совершаемые туземцами между собою, как этот проступок, а также и некоторые другие, на основании действующего в крае Положения, подлежат юрисдикции народного суда казиев и биев.
  Шариат не толерирует этого порока, но тем не менее виновные никогда не несут наказания за эти преступления. По шариату, за противоестественное совокупление (ливота) с женщиною или мальчиком, доказанное двумя свидетелями, виновный подвергается аресту, пока не раскается. Если же обвиняемый втянулся в этот разврат и остался неисправимым и после двухкратного наказания, то он может быть приговорен к смертной казни для примера прочим. (Кн. Хдуд, Даруль Мухтар). Но понятно, каков же будет суд по этим проступкам, когда сами судьи не безгрешны в этом.
  Среди бачей бывают и настоящее содомиты (хизяляк). И этот гнусный порок, очевидно, был в прежнее время распространен среди сартов, как это видно из следующего анекдота, известного в туземном населении: «Однажды привели к хану такого бачу-развратника; хан присудил его к смертной казни, но находчивый развратник заявил хану, что он знает очень выгодный для всего государства секрет и что ему не хотелось бы уносить этот секрет с собою в могилу. Хан заинтересовался и узнал, что присужденный к смерти развратник обещает вырастить из обыкновенных семян чистое золото. Соблазнившись таким заманчивым обещанием, хан отложил смертную казнь развратнику. Когда настало время посева, хан приказал осужденному приступить к делу, но тот сказал: „Таксыр! я сам гнусный развратник и из моего посева ничего не выйдет; поэтому прикажите кому-нибудь из ваших приближенных произвести посев под моим личным присмотром“. Хан поочередно предлагал своим приближенным взяться за посев, но не нашлось ни одного неповинного в названном пороке. Тогда хитрый развратник попросил самого хана взяться за посев для народного блага. Но… и сам хан сознался в своей виновности» [Сарты. Н. П. Остроумов. Вып. I. 1890 г. Стр. 50].
  К стыду нашему я должен прибавить, что некоторые из русских, живущих в этом крае, подобно сартам, предаются этому же пороку.
  Несмотря на такое обширное распространение бачебазства в Фергане, мне не доводилось ни наблюдать, ни слышать от врачей о вредных последствиях для здоровья мальчиков, исполняющих пассивную роль. Эти люди нередко доживают до глубокой старости, не чувствуя никаких страданий со стороны прямой кишки и смежных с нею органов. Правда, бывали случаи заражения сифилисом, если активный деятель был одержим этою болезнью. В подобных случаях шанкер появлялся в прямой кишке и долгое время не мог быть узнанным. Впрочем, такие примеры встречались весьма редко.
  Однообразие азиатской жизни, отсутствие театров и других развлечений образованного мира, несбыточных при изгнании женщин из мужского общества, недостаток общественных интересов и низкий уровень развития всего населения, — породило особый род зрелищ и увеселений, на которых главным образом фигурируют бачи. Люди с обеспеченным состоянием проводят большую часть времени в бездействии и от скуки торчат по целым дням на базаре в чай-ханэ, или на устраиваемых тамашах, на которых только и видят бачей, проделывающих всевозможные телодвижения и жесты для возбуждения чувственности и без того страстных азиатов. При подобных обстоятельствах, пресытившийся и соскучившийся с своими женами сарт, с которыми у него не существует никакой нравственной связи, — предается новому увлечению, которое он уже испробовал еще в детстве.
  Изгнание женщин из общества мужчин, вследствие чего все увеселения происходят без них, я считаю главною причиною развития бачебазства, среди сартов. У киргизов и других кочевых народов, у которых женщины не закрываются и не отчуждены от мужского общества, бачебазство если и существует, то весьма редко, несмотря на то, что они весьма восприимчивы ко всем порокам, существующим среди оседлого населения. Н. И. Гродеков [Н. И. Гродеков. Киргизы и кара-киргизы Сыр-Дарьинской области. Том первый, юридический быт. 1889], при перечислении различных проступков среди киргизов и кара-киргизов, упоминает о бачебазстве как об единичных случаях. Я лично тоже не слышал, чтобы этот порок был распространен среди здешних кочевников.
  Но кроме вышеуказанной причины, существуют еще и другие. Вследствие пресыщения в половых сношениях с женщинами, последствием чего является притупление нервов, сарты ищут более сильных ощущений. Говорят, что при совокуплении с мальчиками в сухой прямой кишке происходит трение более значительное, нежели в рукаве женщины, а потому, в первом случае, детородный член раздражается сильнее, нежели при естественном совокуплении с женщиной. Сартянки знают это преимущество и вкус сартов, а потому перед совокуплением натирают тряпкою, смоченною в растворе квасцов, между губами и во влагалище, вследствие чего на известное время они стягиваются, слизистая оболочка делается совершенно сухой, а поэтому производит более сильное раздражение. Некоторые проститутки, желая удовлетворить прихотям посетителей, допускают с собою и противоестественное совокупление.
Не менее возможною причиною распространения бачебазства следует считать недостаток женщин в бедном классе населения. Известно, что в Туркестанском крае число женщин значительно меньше, нежели мужчин, и что в этом отношении наш край разнится от европейских стран. Полковник Л. Ф. Костенко, на основании весьма обширных официальных материалов, определяет, что преобладание мужчин над женщинами равняется 10% [Туркестанский край. Л. Ф. Костенко. Т. I, стр. 335]. Из всеподданнейшего отчета по Ферганской области за 1885 г. о движении народонаселения усматривается, что преобладание мужчин над женщинами равняется всего 2,265%. Хотя общая цифра населения области, как уже было сказано, должна рассматриваться только как приблизительная, но тем не менее, остановившись на том, что вообще мужчин в Фергане больше нежели женщин, и что в домах богатых туземцев, при многоженстве, пропорция эта бывает обратной, становится ясным, что значительное количество бедного мужского населения должно себя удовлетворять другим способом; отсюда явились мужеложство и скотоложство.
  В Кашгарии, где вследствие частых, опустошительных войн, число мужчин значительно меньше, нежели женщин — бачебазство держится только среди китайцев [«Кашгария» Н. Зеланда. Стр. 53] и между торговцами, приезжающими из Ферганы и других мест Туркестанского края. Они развращают мальчиков, чтобы удовлетворить своей страсти; местное же население не предается этому пороку, и подобный род совокупления называется им «андижанча», потому что вообще в Кашгаре и других соседних странах всех ферганцев называют андижанцами.
  В прежнее время здесь существовали, а может быть, и теперь существуют, но укрываются от бдительности полиции, публичные дома с мальчиками и гермафродитами, служащие для противоестественного совокупления с самым бедным населением, как то: мардакерами, арбакешами и. т. п. Б. Л. Громбчевский рассказывал мне, что случайно наткнулся на один из таких притонов, расположенный по дороге между Н. Маргеланом и кишлаком Ходжа-Магиз, застал там 6 молодых мальчиков от 15—17 лет, которые удовлетворяли рабочий класс Н. Маргелана; жили они в безобразно грязной обстановке, но одеты были довольно чисто и, кроме того, набелены и нарумянены как проститутки. Сеанс стоил 10 коп.

* * *

Н. П. Остроумов. Общая характеристика сартов / Сарты. Этнографические материалы. — Ташкент, 1896.

 При разобщенности мужчин и женщин в общественной жизни сартов, среди мужского населения г. Ташкента распространено развлечение с так называемыми бачами, почему еще в 1884 г. начальник города полковник Путинцев вынужден был отдать по Азиатскому Ташкенту такой приказ (№ 297):

 Казиями города Ташкента представлен мне риваят следующего содержания: «В одной из глав шариата говорится, что мальчикам, имеющим красивое лицо, одевающимся в шелковые одежды и наподобие женщин выводящим на лице румяна, строго воспрещается сидеть в лавках, ходить по базару и находиться в чайханах, так как это противно закону (т. е. шариату). Лица, занимающиеся бачебазством [так называется развлечение с красивыми мальчиками], одиночно и в компании ходят в лавки, где имеются помянутые мальчики, и, рассевшись против них, смотрят на них страстными глазами и увлекаются прищуриванием глаз мальчика, за что платят деньги, которые добывают у своих родителей и жен, а если они добровольно не дают таковых, то воруют у них или у посторонних, а потому вводят себя в грех и идут по пути нечистой силы, так как в одной из глав шариата говорится, что мальчики эти имеют в себе каждый по 18 нечистых сил (бесов), от которых они кажутся красивыми и хорошими. Воспрещение такого беззакония зависит от начальников, которые обязаны прекращать это зло, а мальчиков возвращать их родителям, за что они (начальники) получат милость Божию.
  Согласно вышеприведенному риваяту и принимая во внимание, что мальчики, выполняющие роль бачей, с раннего детства приучаются только к праздной, бездеятельной и разгульной жизни на счет дурных мужчин, известных под именем бачебазов, и таким образом, достигнув возраста 20—25-летнего, они сами обращаются в бачебазов и проматывают все нажитое трудами отцов своих, и затем, не привыкнув ни к какому труду, обращаются к легким промыслам, как то: к обманам, кражам и грабежам, т. е. само население воспитывает в себе вредных членов общества, поощряя их своими приношениями и подарками, расходуя на это все денные заработки в ущерб своим семьям, — я, на основании всего приведенного, предлагаю и. д. младшего помощника и аксакалам разъяснить населению вред, происходящий от бачебазства, и пригласить народ принять участие в искоренении этого зла. Всякий добропорядочный человек, в свободное от труда время, найдет себе развлечение, не противное долгу чести и шариату.

 Несмотря на это, развлечения с бачами до сих пор еще существуют среди туземцев, как и следовало ожидать: одним приказанием не прекратить распространение порока, укоренившегося в народе в течение столетий и находящегося в связи с устройством домашнего быта сартов. Увлечение бачами не только вызывает большие расходы у их обладателей, но иногда оканчивается преступлением — убийством. Так, 7 июля 1890 г. ташкентские сарты: Улуг-ходжа Зиамутдинов, конный барышник 38 лет, Акбар Ахметбаев, Юнус-ходжа Ибрагим-ходжин, мелкий подрядчик и торговец, и Ахметджан Нурматдинов (21 г.) — все зажиточные, взяли с собою двух бачей и в компании еще с двумя товарищами сначала катались по городу верхами, потом угощались в увеселительном саду, а когда стемнело, уехали в пустой загородной сад и там изнасиловали обоих бачей, причем один из кутил, балалаечник Саадулла, был убит своими товарищами по кутежу из-за обладания бачой [Н. Васильев. Смерть из-за бачи. Из местной судебной хроники. Прилож. к газете «Окраина». Самарканд, 1891].

 31 января 1891 года в Самаркандской области, в селении Тугай был убит ножом местный сарт Ибрагим-мулла Шакиров туземцем Санакулом Хадыровым из-за бачи, в обществе которого они 30-го января провели ночь [«Окраина» № 26 за 1892 г.].

 В ночь на 29 июля 1895 г. в Ташкенте, в местности Джума Мечеть, в саду сарта Муллы-Каримджана Рахимджанова был зарезан сын его Шакирджан, 28 лет, ташкентским же сартом Юлдашем Баймухамадовым из-за бачи [«Туркестанск. ведом.» 1896 г. № 54].

 Конечно, приведенные случаи убийства из-за бачей не единственные; и в Ферганской области бывают такие преступления.

Приложение. Рассказ киргиза о развлечениях сартов с бачами:

 По своим делам я бывал в многих городах Туркестана и хорошо освоился с нравами и обычаями сартов; но мне не удавалось быть на сартских увеселениях в присутствии бачей, потому что сарты свои гнусные удовольствия старательно скрывают от «несартов». Наконец, с помощью одного знакомого, мне удалось попасть в таинственный дом, где происходили безнравственные удовольствия: я переоделся в сартский костюм и вошел в саклю. Она была довольно поместительная, и в ней было много сартов, между которыми находились и пожилые, украшенные белой большой чалмой и седой бородой. Все сидели на полу. В средине комнаты, на шелковом коврике сидел красивый мальчик; на нем был роскошный и оригинальный женский костюм. С головы до ног он был украшен серебряными и золотыми монетами. Перед ним на подносе стоял большой чайник и маленькая китайская чашка. Я догадался, что этот мальчик не кто иной, как бача. Бача налил чаю из чайника в чашку, и все присутствующие впились в него глазами. Когда он подал чаю одному богато одетому юноше, юноша моментально соскочил с места и, приложив руки к груди, — чтобы выразить уважение, покорность и готовность услужить мальчику, — подошел к баче и низко поклонился. Юноша сел на коленах перед мальчиком и принял от него чашку чаю. Когда чай был выпит, юноша возвратил баче чашку, положив в нее целую горсть монет. Удостоившись целования рук и лица, молодой сарт при крике публики: «Ты счастлив!» сел на место. Потом бача из той же чашки угощал и остальных своих поклонников. Каждый из них, возвращая чашку, дарил мальчику монеты; но никто из обожателей не удостоился той милости, какой заслужил первый поклонник бачи. При окончании чаепития, унесли чайник и чашку. Тогда все принялись курить гашиш. Воздух наполнился дымом, и трудно было дышать. Из рта курильщиков бежала слюна; они сидели неподвижно, наклонив свои головы в одну сторону и не сводя глаз с своего кумира. Они были в каком-то особенном состоянии… Когда бача встал, вдруг все оживились: кто ударил в бубен, кто заиграл в сыбызгы (род флейты), кто затрубил. Бача то и дело дикими скачками кружился в комнате. По временам он останавливался возле кого-нибудь и строил при этом различные гримасы и кривляния. Каждый сарт в то время, когда возле него останавливался бача, старался целовать полы его одежды, руки и башмаки; иной прикасался к его одежде или башмакам, а потом целовал свою руку, с умилением приговаривая: «Я готов быть твоим агнцем, приноси меня в жертву».

 Долго продолжались танцы, скорее сказать скачки бачи. От дыма гашиша у меня заболела голова, и я должен был оставить сартов. Что дальше было в сакле, я не знаю…

 По словам того же киргиза, и в настоящее время некоторые богатые сарты держат у себя тайно бачей, выдавая их за своих приказчиков. [Заимств. из «Киргизской степной газеты» от 11 февраля 1896 г. № 6].

* * *

Н. С. Лыкошин. Долой бачей / Полжизни в Туркестане. Очерки быта туземного населения. — Петроград, 1916.

 В Ташкенте нередко случаются убийства из-за бачей, немало таких убийств случилось за время русского в крае владычества, и кровь убитых на нашей совести.
  Придя в край, мы застали содомию, но не только не приняли никаких мер против гнусного порока, а даже сделали ему послабление, допустив для туземцев исключение из общего закона: за мужеложство в черте туземных поселений судил все время народный суд и ограничивался, сравнительно с нашим уголовным кодексом, весьма легкими наказаниями. Порок рос, бугроманы прочно устроились в туземных учебных заведениях, бачи заняли свои места в городских чай-хане, привлекая туда своих поклонников. Из-за бачей лилась нередко кровь, из-за них разорялись молодые и старые богачи, приезд в город какого-нибудь знаменитого бачи, вроде Макайлика из Коканда, составлял целое выдающееся событие в жизни праздной, жадной до зрелищ части туземного общества.
  Администрация обратила внимание на нежелательность такой свободы противоестественного порока. В 1890 г. начальник города Ташкента запросил казиев о том, что они думают о «бачабазстве» и, получив от них ривоят [выписка из шариатных постановлений] против бачей, отдал по городу приказ о запрещении иметь в чай-хане бачей. Запрещение это вошло в силу и было встречено народом с признательностью, но в 1896 году танцы бачей были введены в программу благотворительных гуляний, и бачи развелись снова на законном основании.
  Позже полицеймейстер туземной части города Ташкента, вместо того, чтобы потребовать исполнения старого приказа по данному уже казиями ривояту, снова стал искушать по тому же вопросу представителей шариатной мудрости, но это мало помогло делу.
  Как бы там ни было, следует непременно совсем извести бачей, добиться того, чтобы они не появлялись, чтобы родители не торговали красивыми мальчиками и не обрекали детей сначала на позорную роль проститута, а потом на амплуа вора и тунеядца.
  Для этого мало казийского ривоята: необходимо изъять дела о мужеложстве из компетенции народных судей и установить одинаковую для всех наказуемость по русским уголовным законам, независимо от того, совершил ли туземец мужеложство в туземной или русской части города. Надо вывести из употребления красивых мальчиков и не повторять в защиту их банальных фраз о том, что бачи — это только объекты эстетики, что и у европейцев есть балерины и т. п. Все это надо бросить и по-прежнему считать порок Содома и Гоморры гнусным пороком.

* * *

Песни бачей

 Посетители Туркестанской Сельско-хозяйственной промышленной и научной выставки 1909 года, устроенной в ознаменование ХХV-ти летия Туркестанского Общества Сельского Хозяйства, вероятно, наблюдали мимоходом и танцы под музыку, и пение мальчиков-туземцев на открытой площадке, где устраивались всевозможные увеселения.
Пенье мальчиков, вызывавшее несмолкавший смех туземцев, заинтересовало меня своим содержанием, и я условился с Бахти-Гани-Мухаммед-Алиевичем Илькиным записать их и потом перевести на русский язык. В течение нескольких дней 12 — 15 октября 1909 года Б. М. Илькин записал наиболее интересные песни.
  Под звуки бубна их пели мальчики-бачи, родом из Ферганской области, Маргеланского уезда, Шари-ханской волости, кишлака Шари-хан, Мирза-Хамдам-Хаджи-бача — 16 лет и Сеид-бача — 10 лет. Антрепренером бачей был Аскар-Хаджи-Хайдар Алиев оттуда же.
  В былые времена туземцы не ограничивались одним только созерцанием бойких и не всегда пристойных танцев бачей, не довольствовались только пением их, а домогались удовлетворения своего извращенного полового чувства. В газете ”Русский Туркестан” 30 июля 1899 года № 85 мной был приведен перечень статей о бачах, во 2-м примечании к пересказу предания о происхождений сартов. Это предание с библиографией вопроса было перепечатано в труде А. Шишова: ”Сарты, Этнографическое и антропологическое изследование”, напечатанном в ”Сборнике материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. Издание Сыр-Дарьинского областного Статистического комитета. Том ХI. Ташкент, 1904 год”.
  Вышеуказанный список литературы о бачах можно пополнить следующими статьями: 1) Бачебазство в Средней Азии. В., в журнал ”Научное Обозрение” 1900 года № 10; 2) Батча (картина Верещагина). ”Всемирная Иллюстрация”, 1869 года, № 32, т. II; 3) рассказы художника В. В. Верещагина с рисунками: Духоборцы-молокане, Батчи и опиумеды в Средней Азии и пр. Москва, 1900 г. тип. Кушнерева, 4) ”Туркестанские Ведомости”, 1872 г. в № 16, в статье ”Русское посольство в Кокане”, и 5) там же № 20 за 1872 г. статья И. И. Ибрагимова. ”Пять дней в Кокане”. 6) См. дополнительный текст лист а).

I.

Ахбаб учун бугунь базм айля махбуб ракамли,
Дуст дустыга фидо айляр джан илян кадамни;
Ташлянг имды бу базм ичида гам илян алямни!
Булунг бидор, кадрыни курынгь дидор Хамдамни!
Наз узгача,
Устам булякча!

Стезей очарованья нынче в танцы мы пустились,
для друзей,
Мы друг для друга жертвуем стопами и душой
своей;
Так брось во время танцев горе ты с печалью
своей
Будь добр, взгляни и дай оценку выражению Хам-
дамовых очей!
И нежность иная, И поза другая!

II.

Пуль алышынынг ашулясы.
Яз утып, у кыш булякча,
Кыш утып, у яз булякча,
Манга карангь, наз булякча;
Маным атым Хамдам бача;
Химматынгыз манга канча?
Раст айтынгь, и байбача!
Наз узгача,
Устам булякча!

Песня его (бачи) при сборе денег:
Лето минуло, зимой уж не то;
Минула зима, а летом уж не то;
Взгляни-ка на меня, как нежен я,
а все не то.
И имя мне Хамдам-бача.
Насколько ж щедер ты ко мне, про то
Скажи-ка правду бай-бача [Бай-бача — по-сартовски значит сын богатых родителей, богатый молодой человек, денди, щеголь]
И нежность иная,
И поза другая!

III.

Харь ашукым назымыз куранча,
Дивана булуб юрур ул анча;
Зар бизге киряк, кулум толанча;
Ашук улур, лябимиз суранча!
Наз узгача,
Устам булякча!

Пока от нас увидит нежности поклонник всякий мой,
Находится изрядно, ставши полуумным диваной! [Дивана или дувана на сартовском языке, как и всякое, с одной стороны, заимствованное из персидского языка, с другой стороны, бытовое слово представляет собой попытку охватить сразу сложную, богатую оттенками группу понятий. Таким образом в переводе на русский язык это слово в тесном смысле ближайшим образом означает: юродивый, блаженный, полуумный, сумасшедший, дикий, дурачок, идиот, ослепленный приверженец какой-нибудь идеи, страдающий навязчивой идеей, idee fixe; в более же широком смысле так называют членов организаций нищих, называемых еще по персидски дервишами, и членов религиозпо-политических организаций суфиев, пантеистов и теософов, близко примыкающих по своих верованиям частью к буддизму, частью к неоплатонизму, частью к различным течениям первых веков христианства, словом, так называют мусульманских сектантов, с точки зрения рядового мусульманина обывателя — помешанных и вольнодумцев, сторонников отшельнической и праздной жизни на чужой счет, проводящих в жизнь принципы ”отдавай все, следуй за учителем (пиром, ишаном) и не имей ничего своего”. Поэтому многие из них живут подаяниями, иные врачуют заклинаниями и молитвами, некоторые бывают странствующими ремесленниками, некоторые принадлежат к политическим организациям]
Нам нужно золото да полною рукой,
А он влюбленным будет в нас до тех лишь
пор, пока устами не сольется он со мной,
И нежность иная,
И поза другая!

IV.

Джаду кузым ашуляляр айтадур;
Харь джильвада акылынгыз китадур;
Кульсам, сизни джанынгызга якадур;
Вир бусада, хушынгыз китадур!
Наз узгача,
Устам булякча!

Волшебный взор мой песни напевает;
При всяком проявлении кокетства вас разум оста-
вляет;
Моя улыбка ваши души зажигает;
От одного лишь поцелуя вас сознанье оставляет!
И нежность иная,
И поза другая!

V.

Кур адамга, яки кузыклы адамга айтулятурган ашуля.
Кузынгызны тыкыб, маны джимейтурунгь;
Куп титрамай, какшамайтурунгь!
Таби-лярза касальга ухшамайтурунгь!
Разы дидингизни манга димейтурунгь!
Наз узгача,
Устам булякча!

Песня слепому или кривоглазому человеку.
Уставившись глазами, пожирать меня не следует;
Так сильно не трясись и быть расслабленным не
следует;
И на больного лихорадкой походить не следует;
И сердца вашего довольство мне высказывать не
следует!
И нежность иная,
И поза другая!

VI.

Каль адамга айтылятурган ашуля.
И лялязори ман, ак блякча!
Хайяр пур булуб, каль ту лякча,
Та ки манга джабырынгыз зиндалякча.
Наз узгача,
Устам булякча!

Песня плешивому человеку с блестящей лысиной.
О, мой цветник тюльпанов, ручки белые у вас;
Как ты, плешивых, — сотни тысяч, а смелости
полно у вас!
На всю-то жизнь мою — назойливость у вас!
И нежность иная,
И поза другая!

VII.

Буруни узун адамга айтылятурган ашуля.
Сызга коп сайд кылынган,
Гам ханджаридин дилингиз тилинган,
Диляри булянган!
И тумшукляри килишкан!
Дамамга инды килиб,
Тумшукляридан елинган!
Наз узгача,
Устам булякча!

Песня человеку с длинным носом.
На вас облав уж много совершено;
Кинжалом горя сердце ваше поражено;
А сердце их!? увы, растерзано оно!
А что за нос у них! Лишь восхищение одно!
Теперь попавши носом в мой силок,
Они запутались в него!
И нежность иная,
И поза другая!

VIII.

Семиз адамга айтылятурган ашуля.
Дупы башынгызда гальдракча;
Сыз семиздан садо булякча!
Сыз сода асыри ман тулякча!
Юк, хич йерда курмадым сыздан дунгалякча!
Наз узгача,
Устам булякча!

Песня жирному (толстяку) человеку.
Тюбетейка [Тюбетейка, головной убор у туземцев] — арбяное [Арба, на двух громадных колесах повозка, заменяет здешним туземцам непривычную для них телегу. Арба принята в туркестанских войсках.
Об устройстве арбы см. 1) Л. О. Костенко ”Туркестанский Край” т. II. Спб. 1880. Стр. 16 — 21. 2) ”Русский Туркестан”. Сборник по поводу политехнической выставки. Выпуск. III, 1872, стр. 55 — 56. 3) Сборник материалов для статистики. С. Д. обл. Том VIII. Статья Н. И. Габбина: Кустарные промыслы. II Производство арб. 4) Тот же сборник. Т. VI стр. 86 — 88.] колесо на вашей голове!
От такого жирного, как вы, и звуки-то не те!
Вы — простак, покорный пленник мне!
Нет уж, круглого, как вы, не видел я нигде!
И нежность иная!
И поза другая!

IX.

Хуштарга.
Ман хуштарни куряйчи, нима адосы!
Ваасилимда ирир гамыныз дуасы;
Джан офатадур кашим карасы;
Ман ашук илине бир балясы!
Наз узгача,
Устам булякча!

Посмотрю-ка я на влюбленного, какова то цель его;
От печали вашей исцеление — лишь со мной сово-
купление;
Брови черные мои — безпокойство для души;
Для влюбленной же толпы я источник лишь одной
беды!
И нежность иная,
И поза другая!

Х.

Махфи юзумузны блярсыз, и яр!
Маст кузлярымыз хамиша хунхар;
Бир кульмакимда кузынгыз начар!
Рахм айлямасам, ни сузынгыз бар?
Наз узгача!
Устам булякча!

Мой лик таинственный, о друг, узнаете сейчас;
Плотоядны постоянно взоры пьяные у нас!
При одной моей усмешке взор безпомощен у
вас;
Что ж вы можете сказать мне, если я не пожалю
вас?
И нежность иная,
И поза другая!

XI.

Кадрымни шахри Шахар-хон бильды;
Базмымда юруб, псанд булды;
Гышк ханджари джигарины тильды;
Би мор булуб, курунгь, — йекылды, — бас тузальды;
Наз узгача,
Устам булякча!

Мне цену город Шари-хан [Шари-хан или, по сартски, Шахар-хон — большое селение, расположенное в 25 верстах к юго-западу от города Андижана по дороге в Маргелан] узнал;
Как был он восхищен, когда мои он танцы
посещал!
И печень у него пронзил любви кинжал.
Взгляните, как он исцелился, а ведь больной он
был и как упал!
И нежность иная,
И поза другая!

XII.

Чирайлык адамга айтатурган ашуля.
Гуль-чигра сызни качан курубман,
Юз фыкыр хайяль илян юрубман,
Сугбатта рубарынгызда ултурубман!
У кунь — узгача,
Бу кунь — булякча!
Наз узгача,
Устам булякча!

Песня красивому человеку.
Розоликий! Ах, когда на вас взгляну я,
С сотней помыслов в мечтаниях брожу я,
Против вас, беседуя, сижу я!
Как тот день иной,
Так нынче другой!
И нежность иная,
И поза другая!

XIII.

Бача уз хакыда айтатурган ашулясы.
Ман баг Ирамни афтоби,
Ашуки дили шоглями кабаби,
Касбим мани наама рабаби,
Шанамни китаби!
Наз узгача,
Устам булякча!

Песня о самом баче.
Я — солнце сада Ирама, [Ирам, Ирем или Арам-баги — знаменитые сады в Счастливой Аравии, земной рай; так назывался древний город, упоминаемый в Коране (в главе 89, стих 6-ой), находившиеся на равнине Ахкаф, в Хадрамауте, в южной части Аравийского полуострова; город Ирем был населен древним арабским племенем Ад. Адийцы были люди исполинского роста; толкователь Корана Джелаль-Эддин считает рост самых высоких из них в 100 локтей, а низких 60 локтей. Поколение или племя арабов Ад носит такое название по имени Ада, сына Ауса, внука Арама, правнука Сима: у Сима был сын Арам, у Арама — Аус. Хеддал, один из царей этого народа, услышав разговор о садах утех, задумал построить великолепные дворцы, которые могли бы давать понятие своим великолепием и красотой об рае. Восточные писатели, особенно поэты, говоря об очаровательных местах сравнивают их с садами Ирема. Они были разрушены вместе с дворцами небесным криком, посланным в наказание этого народа за его грехи. Но предварительно для образумления упорных Бог не посылал дождя на их страну в продолжение четырех лет. Засуха истребила у них весь скот]
Я — пламя, иссушающее влюбленного сердце!
Мое искусство — музыка особого рода.
В этом и заключается писание о моих достоинствах!
И нежность иная,
И поза другая!

XIV.

Ман бачаляр ичида шагириман,
Хам джильва усуль магириман,
Кузь джадгарины сагириман,
Шааринизни бир мусафириман!
Наз узгача,
Устам булякча!

Между бачами я лучший певец,
И как искусник, в движениях грации я молодец,
Я для очей чар чудесных творец,
В городе, вашем чужой я пришелец!
И нежность иная,
И поза другая!

XV.

Кильдым бу шаарга, саир иттым;
Зиби чаманы бу даур иттым;
Ашукляра хулук хаир иттым;
Джаннат куши ман ки таир иттым.
Наз узгача,
Устам булякча!

Я в этом городе прогулку совершил;
Я по лугам цветущим много покружил;
Влюбленным благонравье приносил;
Как птица райская, полет я соверешил!
И нежность иная,
И поза другая!

XVII.

Кильдым бу шаарга джильва айляб,
Агаста харам джильва айляб,
Юз раньга узумни джильва айляб!
Кургян кшилярни дильва айляб!
Наз узгача,
Устам булякча!

Пришел я в этот город и кокетством всех
пленил!
Тихохонько запретным я кокетством пленил.
На разные сто ладов кокетством я пленил.
Людей, увидевших меня, сердца пленил!
И нежность иная,
И поза другая!

XVIII.

Ким манга келиб, дучар будды.
Тали куши анга яр булды.
Кыш табигаты бахар булды.
Хар коры аны базар булды.
Наз узгача,
Устам булякча!

Кто, ко мне придя, стал случайным встречным,
Птица счастья для того стала другом.
Зимы природные свойства уподобились весне,
И дело всякое его уподобилось весне!
И нежность иная,
И поза другая!

XIX.

Кара какыль имас
Башимда, —
Зиб бахри адоляттур
Юзумда
Халь имас, —
Юлдузум субхи киямидур;
Лябим шакар,
Кадым анвар,
Юзум кане милляхаттур,
Маны бир тора зульфумнын
Сумбуль райхани джанаттур!
Наз узгача,
Устам булякча!

Не черная коса
На голове моей —
Ведь это счастия краса!
И на лице моем
Не родинка видна,
А утра раннего звезда!
Как сахар, ротик мой.
Стан лучезарен мой.
Источник нежности лик мой!
И прядь одна моих кудрей,
Как райские сумбул [Сумбул — растение, произрастающее, между прочим, в долине реки Зерафшана, в нынешней Самаркандской области. Ботаническое название этого растения первоначально было Euryangium sumbul Kauffmani, теперь же называют его Ferula sumbul Hook. Fil. Сумбул принадлежит к числу душистых растений; масло сумбула имеет большое значение в парфюмерном деле, как фиксатор различных летучих эфирных масел], райхан [Райхан — Ocimum basilicum или базилик, очень душистое растение. Туземцы различают 17 разновидностей его], ей, ей!

XX.

Диль шанасы дур, сачим тарагы
Ман ашук илене раушан чирагы,
Кузь кырпыгым дур улюм ярагы!
Наз узгача,
Устам булякча!

Сердцу скребок с моей головы из волос гребешок.
Для влюбленной толпы я сам, как яркий, горю огонек.
Даже ресницы очей моих смертоносный снаряд!
И нежность иная,
И поза другая!

XXI.

Кашим маны ханджари ду дамдан!
Накылынгызы кисай му бир калямдан?
Бавар кун, бу сузумда юк касамдан,
Хак Ояты Нуныль-Калямдан!
Наз узгача,
Устам булякча!

Моя бровь — острый с двух сторон кинжал!
Хотите ли, чтоб вашу речь одним я словом оборвал?
Поверь, нет нужды, чтоб эту речь я клятвой подтверждал,
И, как истину, стих главы в Коране ”Нун” [Сура ”Нун” или 68 глава Корана под буквой — Н — ”Наш”. Носит еще название ”Сурат-уль-Калян”, т. е., глава ”Письменная трость” или ”Перо” — по первому стиху ее: ”Клянусь письменною тростью и тем, что пишут они”]
Вещал!

Перевели:
Б. — Г. М. — А. Илькин.
А. — Б. А. — Д. Диваев.

Петр Комаров

*

Дополнено благодаря Посторонним В.

 Социальные исследователи, приданные второму батальону морской пехоты, в прошлом году, действовавшему в Афганистане, распространили поразительный отчёт по социологии пуштунов в форме доклада об особенностях людей мужского пола из числа афганских союзников Америки. «Не спрашивай, не говори» — не это ли является началом оценки проблемы? Это то, что вы не желали знать и жалеете, что услышали. Морпехи использовали полученные деньги среди своих местных помощников, но отчёт может привести к рассмотрению вопроса, а имеет ли мужская педофилия в Афганистане религиозную направленность наравне с культурной. Ниже я поясню почему.

  Большую часть пуштунов, по докладу исследовательской команды AF-6, привлекает секс с мужчинами — мальчиками. В самом деле, огромная часть сексуальных контактов пуштунов происходит среди мужчин. «Культурно-разработанная гомосексуальность (важно, что она называется так не теми, кто её практикует), как оказалось, имеет влияние на намного большую долю населения, чем это присуще естественным отклонениям, что утверждали некоторые исследователи. Некоторые корни явления лежат в суровой сегрегации женщин, затруднительной стоимости брака, заключаемого по пуштунским племенным обычаям и депрессивной экономической ситуации, в которой находятся молодые мужчины-пуштуны».

  Команда исследователей местного населения реагировала на скандальные связи между пуштунскими бойцами и военными НАТО, о некоторых из них с весельем сообщали СМИ. В статье в «Scotsman» от 24 мая 2002 г., например, сообщалось: «В Баграме британские морпехи, возвращавшиеся с операции в далёких горах Афганистана, прошлой ночью говорили о тревожной новой угрозе: им делали предложения толпы местных фермеров-геев. Морпех из Арброта Джеймс Флетчер сказал: «Они вселяли больший ужас, чем Аль-Каида. Один парень с покрашенными ногтями на ногах без конца предлагал и нам покрасить их. Они прогуливались, держась за руки, мелкими шажками по деревне». 7 дневная операции морпехов «Кондор» по поиску Аль-Каиды была безуспешной, но в деревнях, которые войскам было приказано обыскать, им делали сомнительные предложения десятки мужчин».

  В другом интервью, приведённом в статье, морпех лет 20 утверждал: «Это был ад. В каждой деревне, куда мы заходили, встречалась группа мужчин в косметике, которые подходили, гладили нам волосы и щеки и чмокали как при поцелуе».

  Проблема в том, что, возможно, «пуштунское общество имеет крайне ограниченный доступ к женщинам» как со ссылкой на молодого пуштуна, названного Даудом, заявляет интервьюер «Лос-Анжелес Таймс». Объясняя свой секс с мужчинами, он сказал: «Мне нравятся мальчики, но девочки — больше, просто мы не можем рассмотреть женщин и понять, красивы ли они. Но мы видим мальчиков и потому можем сказать, кто из них красив».

  Многие из опрошенных пуштунов допускают, «что гомосексуальность действительно запрещена исламом: он обещает великий позор и осуждение. Однако гомосексуальность узко и специфично определяется, как любовь к другому мужчине. Таким образом, любить мужчину неприемлемо и в такой интерпретации ислама — великий грех, но использовать другого мужчину для сексуального удовлетворения считается нежелательной слабостью, а эта слабость намного предпочтительнее секса с неподходящей женщиной, что в свете пуштунских представлений о чести, скорее всего, приведёт к отмщению и убийству».

  Насколько превалируют гомосексуальные связи у пуштунов? Исследователи отмечают, что «медики имели дело с вспышкой трихинеллёза среди местных переводчиков. Почти 12 из 20 молодых мужчин-переводчиков, присутствовавших в лагере, подхватили заболевание в большей части из-за анальных контактов. Это просто анекдотичное наблюдение и слишком небольшое по величине, чтобы делать какие-либо обобщения в отношении действительных гомосексуальных предпочтений всего региона. Однако, при сложности добычи подобных данных, и оно может служить неким показателем.

  В романе Халида Хоссейни «Бегущий за воздушным змеем» (2003 г.) западные зрители мельком видят то, что военные команды называют «открыто отмечаемой культурной традицией. Давние традиции искусства и поэзии Кандагара считают «безбородых мальчиков» пред-пубертатного возраста кумиром и идеалом физической красоты. И более того, даже вновь возникающая музыкальная ночная жизнь южных афганских городов представляет кумирами мальчиков — артистов препубертатного возраста, чей статус звёзд сохраняется только до тех пор, пока их голоса остаются не-мужскими».

  «Кандагарские пуштуны столетиями печально известны своей гомосексуальностью и особенно — своей приверженностью к молодым мальчикам. До появления Талибана в 1994 г. улицы были полны тинейджерами и их папиками, щеголяющими своими отношениями. Город называли гомосексуальной столицей Южной Азии. «Одержимость пуштунов содомией такова, — скажут вам местные, — что птицы пролетают над городом только на одном крыле, прикрывая вторым свою заднюю часть», а изнасилование мальчиков военными баронами, как отмечается в докладе, было ключевым фактором при мобилизации Талибана муллой Омаром».

  Хотя Талибан и препятствовал открытой демонстрации, «его не стоит рассматривать в отрыве от культуры и традиций гомосексуальности пуштунского мира, частью которого он является», — добавляют авторы.

  «Мужчины, имеющие халекона (молодого любовника) часто пытаются ввести мальчика в свои семьи, путём женитьбы на собственной дочери, когда мальчик уже не столь молод, чтобы играть роль «безбородого». Подобное устанавливает любовные отношения между отцом и зятем, что неизбежно усложняет его нормальные отношения с женой», — объясняет команда исследователей.

  Результаты исследования ошеломляют, но в них слишком подчёркивается странность пуштунской традиции и слишком мало внимания уделяется более широкой роли гомосексуальности в исламской (и особенно суфистской) культуре. То, что эксперты ныне считают Золотым веком исламской любовной поэзии, вершиной персидских средних веков, сделало гомосексуальную педерастию стандартной формой любви. Когда Петрарка писал сонеты Лауре, а Данте страстно желал Беатриче, их коллеги (Хафез и Руми) по канонам исламской поэзии писали о своей страсти к молодым мальчикам.

  Поэтом-суфистом был бард 17 века Абдул Рахман Баба, о котором мало что известно, кроме того, что по слухам он сбежал с молодым мальчиком по имени Меджнун. Последнего описывают как не достигшего зрелости ребёнка-цветок, посвятившего себя миру и любви; должно быть именно так считал и Талибан, поскольку в марте 2009 г. они установили бомбу в его могиле. Согласно ограниченно доступному разбору работ Рахмана его пуштунские поэмы тесно связаны с персидским стилем Руми.

  Преобладание гомосексуальной педофилии в класcической исламской поэзии, как персидской, так и пуштунской, предполагает, что команда исследователей местных нравов могла пропустить важный аспект, а именно — религиозный. В исследовании, озаглавленном «Суфизм, содомия и сатана», опубликованном здесь же 12 августа 2008 г., я утверждал, что суфийская педофилия не может быть отвергнута, как наследие таких старых племенных обычаев, вошедших в ислам, как например, повреждение женских половых органов. Эта пред-исламская практика неизвестна ни на старом, ни на современном западе. Даже, несмотря на то, что некоторые исламские авторитеты защищают этот обычай, опираясь на Хадиты, ни один из них не заявлял, что он предполагает просвещённость. К сожалению, педофилы существуют везде. При своём господстве суфизм приобрёл определенный духовный опыт, практикуя то, что считалось преступным отклонением на западе. Как объясняют психиатры, педерастия является выражением нарциссизма, любви к идеализированному, полному молодости само-восприятию.

  Все формы созерцательного мистицизма заключают в себе опасность того, что объект восхищения, в котором человек растворяется, может оказаться им же самим. Звучит здорово, и хорошо искать Бога везде, то есть, нигде в частности. Проблема в том, что если пытаться раствориться во всём, то становишься частью этого самого всего. Любящий не может отделить себя от всего остального. Своё я, равно как и всё вокруг — одно, и любишь в сущности самого себя. В суфизме нет другого я, только твоё собственное эго, глядящее назад, в маскарадное зеркало мистицизма. Адепт поклоняется не Богу, который полностью отличен — Яхве или Иисусу, — но самому себе, более молодому и красивому. В такой трактовке педофилия в Афганистане может иметь отчётливую религиозную мотивацию.

 

Упоминания:
В романе и фильме Хоссейни Халеда «Бегущий за ветром» один из героев вынужден стать секс-рабом высокопоставленного талибского чиновника, который до того изнасиловал отца мальчика.
В повести Аляскина Алексея «Про командира Петрова и мальчика из эмирского гарема».
Намёк на подобные отношения есть и в романе Р. Киплинга «Ким», между Кимом и афганцем Махбубом Али.