Единственное украшенье — Ветка цветов мукугэ в волосах. Голый крестьянский мальчик. Мацуо Басё. XVI век
Литература
Живопись Скульптура
Фотография
главная
   
Для чтения в полноэкранном режиме необходимо разрешить JavaScript
ЭТО ПРАВДА
страница 1 2 3

26 ИЮЛЯ 2000. ВЕЧЕР. ЕЩЕ ЧУТЬ-ЧУТЬ И Я УВИЖУ ТЕБЯ.

Подходит первый поезд. Ты должен быть на нем. Второй — плацкартный. Толпа заполняет перрон. Проходит пару минут, и я вижу Стаса. Он идет один и тянет кучу багажа, тебя рядом нет. Он тоже замечает нас и подходит. — Здравствуйте! — Это Димкиной матери. — Привет — это мне. Протягивает руку. ДО КАКОЙ ЖЕ СТЕПЕНИ НАГЛОСТИ НАДО ДОЙТИ! Я буравлю его ненавидящими глазами. И дышу часто-часто. — Ну. Как знаешь. Рука убирается. — Где Димка? — Там сзади идет. … срывается вперед. Я тоже ищу глазами. Идет, на автомате, ничего не видит, просто идет вперед, проскакивает мимо матери. Я догоняю его, трогаю за плечо. — Дима, привет! — Привет. Без радости, без удивления, никакой такой привет. Загорел охуенно. Он и так смугленький. — Значит так, — это я Стасу. Тем временем … берет Димку за руку и что-то начинает говорить. Дима оборачивается, смотрит на Стаса — ну мы пойдём? — вопросительно-прося-разрешения. — Угу. Я позвоню. Они начинают уходить. Я разворачиваюсь. Мое внутренне состояние описывается однозначно — “Я УБЬЮ ТЕБЯ МРАЗЬ”!

“Значит так. Слушай и запоминай. Я считал тебя своим другом. Ты предал меня”.

“А я до сих пор считаю тебя своим другом”.

“Молчи и слушай. Если ты еще раз появишься вблизи этого ребенка, то я достану себя. Пока тебя не было, я поставил на уши все свои знакомства, начиная с детсадовских времен. И Я ГОТОВ К ВОЙНЕ. Я понимаю, что у тебя есть свои возможности, и они наверняка не слабее моих. Но мне нечего терять. Ты поставил меня в такое положение, что мне нечего терять. Работа, репутация — все хуйня. Мне не нужно НИЧЕГО без этого ребенка! НИЧЕГО! И я буду драться до конца. Если ты хоть чуть-чуть подумаешь, то уйдешь”.

“Давай, это будет решать ребенок”.

“Не прикрывайся ребенком. Я все сказал. Прощай!”

“Постой, я хочу поговорить!”

“Нам не о чем говорить. Прощай!”

Я разворачиваюсь и бегу догонять Димку. Догоняю как раз около перехода.

26 ИЮЛЯ 2000. ВЕЧЕР. МЫ НАЧИНАЕМ РАЗГОВОР.

Я пишу этот кусок не по свежим следам. И мысли путаются… Чтобы вспомнить все, надо прожить это еще раз, Я НЕ СМОГУ!

Ты просишь у матери сигарету и нервно закуриваешь. Тебя бьет. Тебя тоже бьет. Это видно невооруженным глазом. Я начинаю говорить. Не помню с чего. Я слишком нервничаю. Ты тоже мнешь сигарету. Я говорю, что как мы и договаривались взял отпуск, ждал тебя. Что мне врали, что я пережил черт знает что. Что я так и не понял, что случилось, и сейчас не понимаю. Что, наверное, сию секунду мы не сможем друг друга понять — тебя переполняют впечатления от трехнедельного отдыха на море, отдыха на море впервые в жизни, меня — от недельного прединфарктного состояния. Поэтому этот разговор надо отложить… Твоя мать смотрит на всё это, в какой-то момент берет и сталкивает нас лбами, со словами — Хватит вам дуться друг на друга! Ты улыбаешься. Ты улыбаешься! Пусть на доли секунды, но ты улыбнулся! Я говорю о Питере. О том, что мы можем взять билеты прямо сейчас. О том, что 10 дней нам вполне хватит, чтобы поговорить обо всем. Но сейчас — одно твое слово — да или нет? Поедешь или не поедешь? Ты мнешься. Ты нервничаешь. Ты не можешь сказать ни да ни нет. Опять? Опять хочешь переложить ответственность? Что ж, с этим придется тоже что-то делать. Но не сейчас. Ты ждешь решений от других? Их есть у меня! Я никогда не боялся брать эту ношу. — Короче мы едем, — говорю я, — бери свою ручку сумки — мы идем на вокзал. Ты берешь. За тебя решили. Ты подчинился обстоятельствам. Ты не делал выбор. Так решила сама судьба. А ты лишь стоял и смотрел. Наверное, так ты думаешь, если думаешь об этом вообще. Ты никого не предавал. Так получилось. Так проще.

Мы идем по переходу. Я не могу сдержаться. — Но почему, почему, Дима, скажи почему! — ору я на весь переход. — Я скажу. Но потом, потом, когда мы будем вдвоем. Я скажу.

Интересно, ты готовился к такому разговору, когда ехал в Москву? Зная тебя, думаю, что нет. Это меня спасло. Иначе бы ты отшил меня сразу. Отшил, не выслушав, и по заученной схеме. Ты вряд ли вербализовывал когда либо раньше ответ на это “почему”. Ты придумывал причины в этот момент? Не знаю. Облекал в слова — точно.

Ты рассказываешь, как съездил. Это естественно — ты полон впечатлений. Ты не думаешь в тот момент, что мне это больно. Мы ездили на экскурсию туда, туда, туда… Еще Стас хотел позвонить … и …, они же недалеко отдыхали, мы могли встретиться, но я сказал, что не хочу… Тут уже я не выдерживаю. — Да? И он что, надеялся, что с ним будут разговаривать? Поняв ситуацию? Что его не пошлют, куда подальше, за то, что он сделал?

НАИВНЫЙ.

В ЭТОТ МОМЕНТ Я ДУМАЛ, ЧТО У МЕНЯ ЕСТЬ ДРУЗЬЯ, ЧТО ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЖИВЕТ ВМЕСТЕ СО СВОИМ РЕБЕНКОМ, КОТОРЫЙ ПОНИМАЕТ, ЧТО ЭТО — ТАКИЕ ОТНОШЕНИЯ, КОТОРЫЙ МНОГО РАЗ ГОВОРИЛ МНЕ, ЧТО КРОМЕ ЕГО САНЬКИ ЕМУ НИКТО НЕ НУЖЕН, СМОЖЕТ МЫСЛЕННО ОТРАЗИТЬ ПОДОБНУЮ СИТУАЦИЮ НА СЕБЯ И ВЫСКАЗАТЬ СТАСУ, ЧТО ОН ОБ ЭТОМ ДУМАЕТ.

НАИВНЫЙ.

КАЖДЫЙ САМ ЗА СЕБЯ.

МАЛОДУШИЕ — СЛОВО, НАПИСАННОЕ НА ЗНАМЕНАХ НАШЕЙ ЭПОХИ.

МАЛОДУШИЕ!!!

Мы становимся в очередь в кассу.

“Дим, я надеюсь, что у тебя свидетельство о рождении с собой?”

“… ….Не… Оно у Стаса… Вы меня так тащили — пойдем, пойдем, что я забыл….”

“Ладно, завтра съезжу…. Но сейчас-то как билет брать!?”

“Илюш, бери на мой паспорт, фамилии то одинаковые! А завтра скажем проводникам, что так и так, ребенка еще не было в Москве, и документов не было. Я сама поеду тогда вас провожать” — вступает в разговор Димкина мать.

“Окей, стоим дальше”.

Душно, все хотят воды. Я иду покупать и Димка со мной.

“Ты понимаешь,— начинает он, пока мы вдвоем — вот ты планировал наш отдых, говорил, что мы поедем на дачу, и что ты будешь мне каждый день в попу вставлять. А я не хочу каждый день! У тебя вообще слишком толстый, мне больно! Вот был бы у тебя как у пацана, как у Саньки, например, тогда другое дело. Ну и с учебой ты достал — учись, учись… учись, учись… Вот…”

Первая проблема кажется мне смешной. Вторая — похожа на правду. Конечно, ребенок мне не врет. Но я так и не знаю причины. Это те причины, которые он смог придумать себе сам. Придумать, чтобы оправдать себя перед собой. Человек редко понимает, почему он что-то делает. Особенно в любовных делах. Насчет школы — в этом что-то есть, но там большее. БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ. Разница в подходах. Если я люблю пацана, я буду стараться, чтобы он смог реализоваться как успешный человек. Я буду бороться за его образование, за раскрытие его способностей… Буду бороться с ленью самого парня. Тот, кто точно знает, что через 2-3-4 года пацан вырастет и пойдет своей дорогой, быть может, не ТАК стремится к этому. Хотя нет. Стоп. Я знаю людей, чистых бойлаверов, не геев, для которых это важно. Нет. Это зависит от человека. От его характера. Это внутренний пофигизм, безответственность. “Пусть идет, как идет. Как-то я стал к этому спокойно относиться. Есть пацан — хорошо. Уйдет — я не буду за ним бегать. Вот приезжает он — мне приятно. Не приедет — и хуй с ним” — это Стасик о своем бывшем… ПУСТЬ ВСЕ ИДЕТ, КАК ИДЕТ. НЕ НАДО НАПРЯГАТЬСЯ.

Как не хочется напрягаться, а Дим? Даже если на кону твоя собственная жизнь, твоя будущая карьера, твоя самореализация, твои доходы в конце концов? А у меня в жопе шило. Мне “не напрягаться” — скучно. Для меня это хуже смерти.

“А ты не мог со мной поговорить? Не мог мне все это сказать глаза в глаза? Неужели ты думаешь что мы не нашли бы решений? Ведь я этого не знал! Для меня все было просто шикарно! Мы классно отметили твой день рожденья…”

“Я думал, что ты понимаешь”.

“Я что тебе господь бог? Чужая душа — потемки. Это очень распространенная ошибка, считать, что люди понимают, чем ты живешь… Ты не мог мне сказать?”

Помню, в какой-то книге по психологии рассказывалось об одной девчонке, которая очень переживала, что знакомые ей не помогают в ее делах. А надо то было всего лишь попросить. Они просто ничего не знали об ее проблемах. А ей казалось, что все это очевидно.

“ПОНИМАЕШЬ, У НАС С ТОБОЙ ТАК СЛОЖИЛИСЬ ОТНОШЕНИЯ, ЧТО Я НЕ МОГУ ТЕБЕ ТАК ВСЕ ВЗЯТЬ И СКАЗАТЬ. ДРУГИМ МОГУ, А ТЕБЕ — НЕТ”.

“Давай договоримся, говорить друг другу все”.

Мы возвращаемся в очередь, Димка убегает в туалет, я стою с …

“Блин, я так завидую Стасу, он первым показал ребенку море…”

“Да не переживай ты так, на следующий год поедем все втроем, вместе!”

Берем билеты на следующую ночь.

Доехали на тачке до дома, только вошли и начали разбирать вещи — звонок. Подходит кто-то из Димкиных родственников — Дим, тебя.

Звонит Стас. Я не отсек первых фраз — только вышел из туалета. Димка:

“Много что произошло”.

Ага, это ответ на вопрос “А что произошло?”

“Ну много чего. Можешь сам с ним поговорить, он здесь сейчас”.

И сует мне трубку.

“У Димки в сумке оказалось пару твоих вещей, а у тебя остались его документы. Я подъеду за ними завтра. Ты когда будешь дома?”

“Тебе я ничего не дам. Я брал их у него и передам только ему в руки”.

“Нет. Тебе придется их отдать МНЕ. Других вариантов нет”.

“Я же сказал, что не отдам”.

“Сейчас я позову Диму, и он сам тебе скажет, чтобы ты отдал. Хочешь?” — Димка! Пойди скажи Стасу, чтоб отдал мне документы!

Димка сопротивляется и подходить не хочет.

“Дай я поговорю” — мать.

“Стас, так получилось, что нам срочно нужно Димкино свидетельство о рождении. Илья к тебе завтра подъедет, тем более тут и твои вещи некоторые у нас, и отдай ему, пожалуйста, документы”.

Вопрос решен.

“Дим, мы тут уже договорились, давай эту ночь ты переночуешь у меня. Так будет лучше”.

“Хорошо”.

Мы уходим.

Гуляем по пруду, приходим и садимся у меня на лестнице… Я рассказываю Димке, что я чувствовал…

“Я начал писать рассказ. Для тебя. Мысли сумбурны, если их не выложить на бумагу, я хотел объясняться с тобой рассказом. Я не дописал его, но дам тебе прочитать. Я думал, что он будет состоять из одной части… Но сейчас, надеюсь что их будет две. И вторую мы напишем вместе — своими жизнями”.

“А если… Если Стас будет звонить? Я не хочу, чтобы он мне звонил!”

“Клади трубку. И сразу же скажи мне. Я сделаю так, чтобы он больше ни разу не позвонил. Хочешь знать как?”

Молчание…

Тихо — “Нет”.

“Спасибо”.

Я тихо провожу Диму в свою комнату.

“Ты знаешь, я жутко завидую Стасу, что он первый показал тебе море. Ведь первый раз бывает что-то однажды”.

Я не помню, как ты мне ответил. Не помню конкретных слов. Только ощущение. В этот миг я понял, что это все хуйня. Ты что-то сказал и поцеловал меня в губы. НЕЖНО.

Мы легли спать обнявшись. Лицом к лицу.

27 июля 2000.

Еду к Стасу за вещами. Подхожу к подъезду. Дверь открыта. Вхожу. Жму звонок. Один раз, другой… Тихо. Никто не выходит. Жму еще раз. Вот черт! Может звонок не работает? Выхожу назад и звоню в домофон. Точно.

“Хорошо, я сейчас выйду”.

Захожу обратно в подъезд.

Рокен выходит с ведром мусора и каким-то парнем лет восемнадцати. Открывает решетку.

“Вот, твои вещи”, — протягиваю ему пакет — “Давай документы”.

“Сначала поговорим”.

“Нам не о чем говорить”.

“Тебе придется поговорить, если хочешь получить документы”.

“Ошибаешься. Вот твои вещи”. Пакет летит в коробку для мусора, стоящую на лестнице. “Документы отдашь в другой раз”. Я иду на выход.

Рокен встает между мной и дверью.

“Нет, мы поговорим”.

“Я еще раз повторяю, что нам не о чем говорить”.

“Ты ошибаешься”.

“Я считал тебя своим другом. Ты предал меня. Нам не о чем говорить”.

“Я тебя не предавал”.

“…” Я протискиваюсь к выходу.

“Держи”. — Стас достает из-за пояса документы.

Я беру и выхожу.

“Не трогай только Димку”, — летит мне вслед.

“Это ты его не трогай”.

“Нет, я чувствую, что ты его трогаешь”.

Чувствуй что угодно, но ты его больше не увидишь, мразь… А попытаешься — пеняй на себя…

Мы уезжаем ночью. С трудом запихиваем велик на багажную полку. Проводники смотрят с удивлением. Мы лежим на верхних полках. Засыпаем. Свешиваем руки вниз, вкладываем ладонь в ладонь, и засыпаем.

Я СДЕЛАЛ ЭТО! МЫ УЕХАЛИ! ВМЕСТЕ!

28 июля 2000.

Питер. Утро. Московский вокзал.

Сдаем вещи в камеру хранения, завтракаем, идем гулять по Невскому. Задача обсмотреть как можно больше, а вечером уехать на дачу. После завтрака хочется ссать, но на вокзал возвращаться в лом. Осматриваем колодцы дворов… Заходим внутрь и на нас спускается ТИШИНА.

“Дима, стой!”

“Что?”

“Ты ничего не заметил?”

“Что? А, да, тихо…”

“Мы в центре города, рядом несколько центральных магистралей. Мы просто вошли в арку двора!”

Это Питер. Он встречает нас так. Тишиной.

В том же дворе на стенке внизу надпись. Одно слово. И больше ничего. Слово НЕЖНОСТЬ. Димка садится на корточки, и я щелкаю кадр. НЕЖНОСТЬ…

Весь день гуляем по городу, ходим за руку, смотрим… Обедаем в кафешке на Фонтанке. Вечером возвращаемся к вокзалу и начинаем вызванивать … У него срочные дела, он должен встречать человека в аэропорту… Но он откладывает все и едет к нам.

СПАСИБО!

СПАСИБО!

СПАСИБО!

БЕЗ ТЕБЯ ВСЕ БЫЛО БЫ ПО-ДРУГОМУ!

СПАСИБО, ЧТО ТЫ ЕСТЬ!

СПАСИБО! СПАСИБО! СПАСИБО! СПАСИБО! СПАСИБО!!!

Мы опаздываем на последний нужный автобус, но ни я ни Дима не хотим оставаться в городе. Я не хочу, потому что сейчас самое главное, чтобы мы были только вдвоем. Никаких тусовок. Он? Не знаю. Хочу надеяться, что он тоже чувствует это. Взять машину проблематично — не ясно, куда девать велик. Едем на автобусе, который не доезжает 10 километров.

Ночь. Три человека с велосипедом и 2 набитыми сумками на шоссе. Никто не тормозит.

“Так, — грю я — Я поеду на велике, а вы ловите тачку. Иначе мы тут так и заночуем. Договоримся встречаться у нужного километрового столба”.

Без энтузиазма, но предложение принимается. Я еду. Приезжаю первым. Ну ни хуя себе. Кажется, все-таки придется ночевать в поле. Прислоняю велик к указателю и сворачиваюсь в траве в клубок. Закрываю глаза. Мимо иногда проносятся машины. Проходит минут 10, и вы тут. Оказывается, ехали на перекладных. Это уже вторая ваша машина. Все бы хорошо, но … но мы проскочили дачу на 3 километра. — Тут новое шоссе строили и километраж меняли, — оправдывается …

Чтож. Пёхом.

И спать…..

29 июля 2000.

Осматриваем окрестности, каналы, лес, магазины. Чиним местный велик. Катаемся. Я как всегда не знаю где право и где лево. Димка возмущается.

“Ты какой рукой пишешь? Правой?”

“Правой. Но я переученный левша. Поэтому видно и такие проблемы”.

“Вот я пишу левой и всегда знаю, где лево”.

“А дрочишь какой?” — встревает …

“Тоже левой”.

“Ну вот, а он пишет правой, а дрочит левой! Представь, какой бардак!”

“Хорошо, тогда вместо “лево” будем говорить “дрочить”, а вместо “право” — “писать””.

Представьте. Мы носились на великах по деревне всю неделю. Ребенок обычно впереди. И на каждом повороте он орал. Хорошо если “писать”. ;-)))))

02 августа 2000.

В середине нашего маленького отпуска едем в город — купить обратные билеты и добраться таки до музеев. Обедаем на Васильевском и встречаем пацанов …:

“Привет!”

“Ой, привет! А что вы тут делаете? А ну да, вы же у … на даче!”

“Ага, вот вырвались в город”.

“А что к нам не заходите?”

“В субботу обязательно зайдем, вечером у нас поезд, а утром мы приедем в Питер догуливать”.

В кунсткамеру очередина на весь день. Хорошо хоть в зоологический — без проблем. — Пошли в кино, — говорит Димка, когда мы выходим. — Пошли. Но сначала играем в “динамку” в гостином дворе. Местные пацаны-тусовщики подходят по одному, оглядывают Диму… Изучают неожиданного успешного конкурента — доходит до меня. Почему успешного? Ну как же — только появился, а его уже сняли, гуляют понимаешь… Хромой мальчик проходит мимо раза 4. Кино… Обнаруживается лишь один фильм, который стоит глядеть — фантастический боевик по Хаббарду. Но сеанс поздно. Если мы пойдем, то обратно уже не уедем. Бежим звонить …, не может ли он нас устроить на ночь в городе? — Да, конечно, позвоните … Звоним. Нет проблем, с удовольствием познакомлюсь. Значит смотрим! Пока ждем сеанса, устраиваемся во дворике на тополе.

“А расскажи мне о моей карте мира”, — просит Дима.

Только что мы говорили о пацанах в гостином дворе, Димка тянул недоуменно:

“Дааааааааааа, а я ниче не заметил”.

“Так это естественно, помнишь, я рассказывал тебе, что хотя реальность одна, но для каждого человека восприятие этой реальности, а значит и представление, индивидуально. Можно представить, что у каждого есть некоторый внутренний фильтр, который отслеживает значимую информацию и брезгует остальным шумом, при этом значимость определяется из предыдущего опыта. И поэтому на внутренней карте реальности — “карте мира” — у каждого свои ориентиры и достопримечательности. И если я отслеживаю интерес пацанов у игральных автоматов к нашим персонам, то для тебя это шум. Такие у нас разные карты мира”.

“А расскажи мне еще о моей карте мира… Ты так все хорошо раскладываешь по полочкам”.

“Знаешь, я как-то не готов сейчас, на самом деле это сложный вопрос, могу только сказать, что она у тебя сейчас строится. До недавнего времени у тебя не было в этой карте каких либо четких моральных ориентиров. Надеюсь, что после нашего нынешнего опыта они у тебя появятся… А то будешь как Стасик, который упорно и честно не мог взять в толк, почему я считаю, что он меня предал…”

“А помнишь ты говорил с … обо мне. Оттуда ничего нельзя сказать?”

“О тебе с …? А когда?”

“Когда мы на работу к тебе ехали в троллейбусе, перед днем рожденья. Я сидел читал, а Вы говорили, что я что-то слова обгладываю что-ли…”

“Аааа! Это! Вспомнил. Я говорил, что ты хорошо чувствуешь язык и пробуешь на зуб “вкусные” для тебя слова, обсасываешь что ли. Помнишь, как, например, ты мне принес “смешную” цитату из учебника, а я долго думал, чего в ней смешного? А тебя привлекло словосочетание “иметь отечество”. Ты более склонен играть словами, взвешивать их, рассматривать, если неудобно, то поворачивать их и крутить в воздухе, чтоб получить лучший обзор… Возможно, тебе надо выписываться что ли. Это может быть интересно…”

Смотрим кино. Потом, в метро, пока едем к … я рассказываю тебе о Хаббарде, о том, как успешный фантаст стал религиозным гуру, о дианетике и сайентологии…

Приехали. Перед тем как спать я залез ненамного в Инет, перекинулся парой слов с … и с …, который только что приехал с югов и ставил себе аську на новом месте. Я отвечаю, что сейчас не дома, а в Питере с ребенком и контакт листа кинуть не могу, а про поездку расскажу позднее, потому что это все долго и сложно, приеду в Москву рано утром в воскресенье, тогда и сможем потрепаться. Димка все крутится рядом и хочет, чтоб я задал какой-то дурацкий вопрос… Потом говорит:

“Ладно, я не хотел тебе говорить, но все-таки скажу”.

“Что?”

“Нет, не сейчас, позже!”

“Скажи уж, если начал”.

“Нет потом, я сейчас телевизор смотрю”.

Мне сразу стало нехорошо. Точнее у меня сразу появились вполне конкретные недобрые предчувствия…

Когда мы, наконец, легли в постель, я пристал к Диме:

“Рассказывай, давай!”

“Короче, … знал, что мы со Стасом уезжали”.

“Знаешь, когда ты мне за компом сказал, что не хочешь рассказывать, но расскажешь… Я именно это и подумал”.

“Да?”

“Правда”.

“Ты когда еще на вокзале сказал, про то, что Стас дурак, если надеялся позвонить … и …, чтоб встретиться на море, и что они бы его послали, я подумал ню-ню”.

“То есть они что, заранее договаривались о возможности встретиться?”

“Да нет, просто мне Стас сказал, что … в курсе. Они когда пиво пили в неделю перед отъездом, он сказал”.

“И как … отреагировал?”

“Ну вроде никак. Что-то типа — ну раз так, значит так”.

“Блядь”.

“Я тоже, думал, что он тебе скажет. Вы же друзья…А он знал. Потому то Стас и хотел позвонить, что ничего уже объяснять не надо было…”

Дима заснул, а я не мог. Я плакал в подушку. Мир продолжал рушиться. Человек, которого я считал своим близким другом, человек, с которым я каждый день все это время встречался на работе, решил не говорить мне, что от меня ушел ребенок. Знал и молчал. Знал до их отъезда в Геленджик, и мог мне намекнуть. Хватило бы одного слова, чтобы я помчался к Димке, и этого кошмара бы не было! Знал после, когда я ему рассказывал, что вот Дима на даче у кого-то из знакомых матери и приедет как раз, когда я уйду в отпуск… ЗНАЛ И МОЛЧАЛ. В ту ночь я решил, что ничего больше не буду делать для этих козлов. Я закрою “БлиЦ” и “Кольцо”, заморожу домашнюю страничку, поместив на нее этот рассказ, И ВСЕ. НАМ НЕ ПО ПУТИ ДАЛЬШЕ. Когда люди, которым верил, оказываются полным дерьмом… У МЕНЯ ПРОСТО НЕТ СЛОВ. И ладно бы те, кто не понимал, ЧТО для меня значит этот мальчишка. Та нет же, свои! У кого свой 13-летний пацан!

03 августа 2000.

Утром бродим по городу, покупаем подарок … — у нее 6го августа день рожденья, а мы как раз приедем в Москву. Хороший повод познакомить ее с Димкой. В прошлый раз они чуть-чуть разминулись… Опять играем в гостином и уезжаем в деревню. Всю эту неделю мы занимаемся сексом и так, и эдак. Мы возвращаемся, возвращаемся, возвращаемся!

05 августа 2000.

Надо бы уезжать, но мы оба в последний день вырыли в местных завалах по интересной книжке и лежим с утра читаем. Никто не торопится, потом обед, потом мыть посуду, потом быстро починить велик, который Димка таки ухайдокал точно таким же образом, как и я в прошлом году… Короче мы приезжаем на вокзал в половину девятого. Поезд в 22:45. К … уже к сожалению не успеваем. Хотя… Можно на несколько минут. И поужинать в той же кафешке на Васильевском… Я звоню ему домой, но подходит соседка, … нету дома. Жаль. Звоню … Блин, и этого нету! А я очень надеялся получить с него должок перед отъездом. Иначе в Москве финансы будут петь романсы. Мы покупаем шаурмы, и тут Дима говорит:

“А давай позвоним …, может … там, или по крайней мере … что-то знает?”

Я без особого энтузиазма соглашаюсь.

Ну ни фига себе! Там целая куча народа и все сейчас приедут нас провожать. Слоняемся по вокзалу еще полчаса. А вот и народ. Даже … звонит … на мобильник и просит меня:

“Сдавай билеты, поедем завтра, я вас отвезу. А сейчас поедем ко мне”.

Блин, оно конечно заманчиво, но поезд уходит через 50 минут. Если б не наше с Димкой утреннее книгочейство, мы б приехали раньше со всеми бы нагулялись и спокойно уехали. А завтра день рождения …, я хочу быть в Москве.

Я отказываюсь.

“Хорошо, я сам сейчас приеду, разберемся”.

Он приезжает за 5 минут до отхода поезда, когда мы уже зашли в купе и начали забрасывать велик на багажную полку. Еле еле удается отговориться от предложения все сгружать на хуй обратно и поехать завтра.

Когда поезд трогается, говорю Димке:

“Блин, плохо получилось, обидели хорошего человека. Действительно хотел с ним увидеться в этот заезд… Придется теперь специально на уикенд как-нибудь осенью приезжать. А что, давай? Как раз в музеи очереди спадут, все посмотрим…”

“Ага”.

Мы едем в Москву. Едем домой.

06 августа 2000.

7:30 и мы на Ленинградском вокзале. Через час — у нас. Расходимся по домам, чтобы встретиться через пару часов и поехать поздравлять … Только надо ей дозвониться. Дома никто не берет, мобильный не отвечает… Где-то в метро с утра пораньше. Ну-ну. Разбираю сумку. Звонок.

“Да, слушаю”.

ЭТО СТАС. Хорошо работает разведка! У меня дома никто не знает ни то что когда я приеду, а вообще где я 10 дней болтаюсь. У Димки, может быть, знают, что мы приедем вечером…

“Чего хочешь?”

“Поговорить”.

“А я не хочу”.

“Погоди, не клади трубку”.

“Ну?”

“Я звонил сейчас Диме”.

Уже успел, козел.

“Ну”.

“Там еще его вещи у меня остались. И пневматичку я хочу ему отдать”.

“Хорошо, я заеду за вещами, а пневматичку можешь оставить себе”.

“Нет, я ему ее подарил”.

“Ему не нужны твои подарки”.

“Пусть выбросит”.

Хм. Действительно ведь выбросит.

“Но я бы хотел встретиться с Димой”.

“Нет”.

“Мы могли бы встретиться ненадолго и все обсудить”.

“Нам нечего обсуждать”. Хотя. Если ребенок пошлет его на хуй в лицо, может быть мы решим эту проблему раз и на всегда? “Димка придет ко мне через час, и мы поговорим. Может быть, он согласится. Я попрошу его”.

“Тогда позвони мне пожалуйста”.

“Хорошо, ты дома?”

“Звони на мобильник, я пойду пройдусь, голова всю неделю болит. Все так неожиданно”.

УУУУУУУУУУУУУУУ, неожиданно! Это у меня все было неожиданно, мудак! А голова это хорошо. Может еще и сердечко? Не помешало бы. Почувствовал бы на своей шкуре то, что испытал я.

Теперь. Теперь момент истины. Скажет ли мне Дима?

Буквально через 5 минут звонит телефон, на проводе Димка:

“Можно я к тебе сейчас уже приду?”

“А что так быстро. Мы же через час договорились!”

“Ну можно? Мне очень-очень нужно!”

Через 10 минут я спускаюсь на лифте вниз. Он уже ждет.

“Мне сейчас этот козел звонил”.

УРА! ОН СКАЗАЛ! И ПРИБЕЖАЛ! УРА!

“Он сказал, что хочет меня увидеть, я ответил, что не хочу и что я занят, что сейчас пойду к тебе. А он сказал, что сейчас приедет. Вот я и пришел. Не хочу его видеть!”

Ребенка ощутимо колотит.

“Успокойся! Он и мне звонил, говорил, что у него какие-то твои вещи”.

“Ну ты еще раз съездишь и возьмешь”.

“Погоди, я вот что думаю, может действительно стоит встретиться на 5 минут. Ты в лицо ему скажешь, чтобы отваливал… Я думаю — отвалит. И у нас одной проблемой будет меньше”.

“НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТТТТТТТТТТТТТТТТТТТ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!”

“Хорошо, но тогда давай позвони ему”.

“Нюююю”.

“Давай. Это тоже надо решать. И тебе тоже это надо. Тебе надо учиться вести жесткие разговоры”.

“Что я ему скажу?”

“Не знаю. Это должен решить ты. Я бы сказал, что то типа, мальчик, знаешь, тебе повезло, ты попал в тот момент, когда у нас были проблемы, и я уехал с тобой… Но сейчас мы все решили. Так что извини, ты не нужен. Не приставай к нам. Адью. Тебя дома то накормили?”

“Неа. Я убежал. Я испугался, что он приедет”.

“Тогда пошли в кафешку, я тоже еще не успел пожрать”.

После завтрака звоним. Дима пытается что-то объяснить. Говорит, что встречаться не будет ни в какую. Передает трубку мне, и мы договариваемся созвониться завтра насчет вещей. Чтож, не уверен, что это все… Но может быть. Я не верю в бога, особенно в христианского, но сейчас готов помолиться. Помолиться, чтобы это было все.

… все нет, и мы едем в офис. Мне надо забрать оттуда свои шмотки, а потом можно дозвониться и всего за 15 минут добраться до … на автобусе. По пути покупаем “Warms Armageddon”. Димка очень доволен. На фоне хорошего настроения в метро сочиняем стихи. Диман задает первые строчки:

Стояла страшная жара

Мальчишки трахались на сене.

Дальше идет совместная импровизация:

Все убегали со двора

Заняться еблей в день весенний

У одного писюн стоял

Как штырь железный из бетона

Другой сейчас же в попу дал

И раздались глухие стоны.

Мы ржем. Эта неделя вообще будет стихоплетческой. Уже потом Симба выдаст такие строчки:

Мальчики не бойтесь секса —

Хуй во рту послаще кекса!

Когда приезжаем я, наконец, дозваниваюсь до … Она в Питере! Точнее подъезжает к Питеру на машине . Блин, надо было соглашаться на приглашение … Хотя, конечно, знать бы прикуп, так жить в Одессе и не работать… Димка садится играть в свой WORMS, а я бухаюсь спать.

07 августа 2000.

Утром появляюсь в … офисе, докладываюсь начальству, что готов приступить, а потом уматываю в … Предстоит разговор с … открываю дверь своими ключами, прохожу. … сидит за компом.

“Ну давай, рассказывай, что там у тебя…”

“Знаешь, …, давай сразу расставим все точки над И. Я точно знаю, что ты был в курсе, что Стас уезжает с Димкой на море. Ты ничего мне не сказал. Я называю это предательством”.

“Я не знал. Когда я узнал, ты уже уехал”.

“ЧТО?????? Я??? Куда я уехал? Ты раньше меня уехал на юга!”

“Ну точнее я узнал уже в тот день когда мы уезжали”.

“Седьмого июля? Мог мне позвонить! И от кого?”

“От кого… Не помню. И НЕ ВМЕШИВАЙ МЕНЯ В ВАШИ СО СТАСОМ РАЗБОРКИ! МНЕ СВОИХ ПРОБЛЕМ ХВАТАЕТ!”.

Врет. Врет неумело. Лучше бы сказал, что вообще ничего не знал. Других путей, как узнать это от Стаса не было. Просто не было. Стас общается с раз, два, три… человеками из наших московских… И других пересечений нет, только напрямую.

Не вмешивать… Да, как хорошо залезть в какой-нибудь уголок и тихо проспать там всю жизнь. Ни за что не отвечая.

“После всего этого, я думаю, что никаких отношений кроме рабочих между нами невозможно”.

“Ты хочешь разорвать со мной отношения? Хорошо, давай. Я думаю, что и рабочих не будет”.

Я звоню Стасу. Договариваюсь встретиться через 40 минут в метро.

Ухожу.

… выбегает за мной на крыльцо:

“Сдай ключи”.

“Пожалуйста. Я появлюсь в этом офисе, когда … придет из отпуска, чтобы продолжить начатый проект”.

“Это ты с ним будешь разговаривать”.

“Буду”.

“Я готов вернуться к этому разговору, когда вы со Стасом разберетесь…”

“Мы уже разобрались. Я звонил ему только что. Мы встречаемся последний раз в жизни. Я забираю у него оставшиеся Димкины вещи. И все. Мы с Димой любим друг друга. К концу месяца мы договорились снять квартиру, и Дима будет жить у меня. Мы разобрались”.

И к разговору мы не вернемся. Ты же не хочешь, чтобы тебя куда-то вмешивали… ТРУС. МАЛОДУШНЫЙ ТРУС.

Через 40 минут я стою на “Парке Культуры” в центре зала. Жду. Он приходит и передает мне Димкин свитер и пневматичку.

“Возьми таки пневматичку обратно, она ему не нужна, подаришь пацану, которого сумеешь найти сам”.

“Я ее подарил, а своих подарков я обратно не беру. Это мой принцип. Если не нужна, пусть подарит кому-нибудь. Как у вас вообще дела?”

“Это не твое дело!”

“А, не хочешь говорить! Значит не так уж все хорошо. Ты, пожалуйста, если будешь Димку бросать, позвони мне”.

ДУРАК! Он так и не понимает, что Я ВООБЩЕ НЕ ХОЧУ С НИМ РАЗГОВАРИВАТЬ! Бросать… ДУРАК!

“Я не буду его бросать. И звонить тебе я тем более не буду. Я надеюсь, что вижу тебя в последний раз. Надеюсь никогда не сталкиваться с тобой. Надеюсь, что ты забудешь, где живу я, где живет Димка…”

“Ну увидеться нам может быть придется. Там 2 фотки я хотел бы, чтоб Дима мне отдал. И во двор я думаю приехать еще. Не к Диме, нет! К другим”.

“Я могу повторить еще раз. Если. Ты. Приедешь. В. Мой. Район. То. У. Тебя. Сразу. Же. Начнутся. Неприятности”.

“Ты скажи, стрелять сразу не будут?”

“Не будут. Но ноги переломают. Пару месяцев в больнице полежишь. Пойми, все эти ребята Димины друзья, если ты будешь общаться с кем то из них, то Дима всегда будет где-то рядом. Это не нужно ни мне, ни ему, ни тебе”.

“Мое сердце занято. Ты понимаешь кем. И я не могу сейчас искать кого-нибудь другого. А если уже есть те, кто согласны…”

Вот так у него занято сердце…

“Тем более, я слышал, вы с Димой собираетесь снимать квартиру…”

БАААААААА! 40 минут! СОРОК — прописью. Как быстро летает информация!

“Я сказал тебе все. Прощай”

Надеюсь, он окажется умней… не будет травить себе сердце…

Приезжаю к Димке. Отдаю свитер, и мы идем к пруду.

“Если хочешь, то можешь ее оставить”.

“Нет. Мы договорились. Хотя, может один раз постреляем?”

“Не надо, иначе потом будешь жалеть”.

Мы разбираем пневматичку на мелкие части и топим ее в пруду.

 

 

ЭПИЛОГ.

Simba:

Ярость затемняет все ЧУВСТВА и придает сил для некоторых поступков, зачастую ОПРОМЕТЧИВЫХ (как ПОТОМ выясняется), но НЕКОТОРЫЕ этого не понимают и не исправляют свои глупые поступки, но Я к ним не ОТНОШУСЬ. ТЕПЕРЬ не ОТНОШУСЬ, а раньше...

   

Scorpio-boy:

Мысль верная, хотя я хоть убей не пойму, причем в нашем случае ярость, но пусть будет ТАК!

© Scorpio-boy

страница 1 2 3

© COPYRIGHT 2008 ALL RIGHT RESERVED BL-LIT

 

 
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   

 

гостевая
ссылки
обратная связь
блог