Единственное украшенье — Ветка цветов мукугэ в волосах. Голый крестьянский мальчик. Мацуо Басё. XVI век
Литература
Живопись Скульптура
Фотография
главная
   
Для чтения в полноэкранном режиме необходимо разрешить JavaScript
А.Сказкин & Taylor (Nat), главы 1-12; Кирилл (Кир), главы 13 - окончание
РОМЕО+РОМЕО=...
  часть вторая часть первая

Глава 1

Очень часто Ромка ловил себя на мысли, что думает о Городе, как о живом существе. Если это было и так, жизнь Города не походила на жизнь человека или животного. Город представлялся мальчику чем-то вроде гигантского разумного гриба. Воплощенное зло, мудрое, древнее, отвратительно бесчеловечное. Бесформенная губчатая субстанция, ритмично пульсирующая где-то глубоко под землей в переплетении труб и проводов, – это сердце Города, или, скорее, - его мозг, ведь Город бессердечен. Грибница. Тончайшие белесые нити пробиваются сквозь асфальт, проникают всюду: в каждый дом, в каждую квартиру, в каждый кирпичик кладки. Заражено все. И лавочки в сквере, и фонарные столбы на бывшем Комсомольском проспекте. Город прислушивается, он все видит, все знает, все чувствует. Город ждет. Он насыщает воздух мириадами невидимых спор. Споры зла. Они оплодотворят души горожан, прорастают тупой злобой, ненавистью и отчаяньем. Душат все хорошее, доброе, вечное, что есть …что должно быть в человеке! В мужчинах и женщинах. В юношах и девушках. В девчонках и мальчишках. Город голоден. Он жадно пьет слезы и впитывает кровь. Слезы двенадцатилетней девочки, изнасилованной сумасшедшим подонком. Она никогда не будет прежней, и никогда не родит своего ребеночка. Кровь затравленного сверстниками мальчишки, каждодневным унижениям предпочетшего короткий полет с единственной в городе пятнадцатиэтажки. Ему никогда не исполнится четырнадцать, и никто не услышит его песен и не узнает его стихов. Слезы безутешной матери. Кровь отца, вскрывшего себе вены. Слезы и кровь… слезы … кровь … Слезы! Кровь!
Город уверен в себе, он наслаждается своей властью, но и … боится. Радость, любовь, дружба, талант – пугают его. Тончайшие белесые нити съеживаются и опадают, мириады спор оседают бесцветной пылью, бесформенная губка в недрах Города тревожно замирает, как испуганное сердце, как больной мозг. Город боится. Он чувствует, – некоторые люди неподвластны его злому колдовству. Почему?! Почему они не хотят поить его слезами и питать свежей кровью? Почему они дружат, влюбляются, стараются подарить окружающим радость и красоту? Они не такие, как все, это убивает Город. Но он не собирается сдаваться, он убьет их первым! Напьется их крови! Искупается в их слезах! В его распоряжении десятки неизлечимых болезней, тысячи верных бойцов. Где ты, Вовка-художник? Где ты, Гошка-скрипач? Где ты, веселая и добрая Данькина мама? Нет вас?! И других не будет! Всех! Сломать, изгнать, покалечить, убить. Напиться крови и слез. Насладиться болью и отчаяньем, ненавистью и предательством. И вновь поползут белесые нити, поплывут в воздухе невидимые споры, радостно запульсирует сердце-мозг …

Ромка дернулся и открыл глаза, зрачки его тревожно забегали, обшаривая палату: белый потолок в паутине мелких трещин, капельница на стойке, дурацкие зеленые занавески на окне. Он приподнялся на локте, увидел Даньку и тотчас успокоился. Данька спал, развалившись в чахлом «гостевом» кресле, за время сна он сильно сполз вниз, и попа его опасно нависала над пестрым больничным линолеумом. Того и гляди, свалится! Приятная нежность теплой волной окутала Ромкино сердце. Это мой друг, - подумал он. – Он очень красивый, но это не главное. Главное – он мой друг. И пусть я последний педик … и даже «пидор», как Цофа говорил, царство ему небесное … Какая разница? Даньке это не мешает, значит и мне мешать не должно. А на остальных плевать, пусть лучше не суются. Это наша дружба …
Данька потянулся во сне и скатился на пол, свитер на нем задрался, обнажая плоский загорелый живот. Некоторое время он сидел на полу и совсем по-детски тер глаза кулаками. Ромка тихо рассмеялся.
- Эй, Данька, - позвал он. – Привет десантникам! Как приземление?
Данька улыбнулся ему радостно и чуть растеряно:
- Рома … проснулся?
- Нет, сплю и вижу сны, как люди с кресел десантируются. – Ромка устал опираться на локоть и неловко откинулся на подушку, загипсованная правая рука отозвалась легким уколом боли.
Данька поднялся с пола и, отряхиваясь, подошел к Ромкиной кровати, присел на краешек.
- Эй, Ромка, - в свою очередь позвал он, улыбаясь, - привет саперам!
- Почему это я – сапер? – удивился Рома.
- Контуженный, значит сапер, - пояснил Данька и вдруг, быстро наклонившись, крепко поцеловал друга в губы.
- Ого! – Ромка округлил глаза в притворном изумлении. – И кто из нас контуженный. Целоваться лезет …
- Скажи еще, что тебе не понравилось! – Данька оперся руками о подушку по бокам от Ромкиной головы.
- Ну-у-у, - протянул тот, - честно говоря, я не распробовал.
Данька наклонился еще ниже и горячо зашептал Ромке в ухо:
- Меня тут по-настоящему научили целоваться – взасос!
- Кто?
- Да, Ленка, сестра моя троюродная. Я к ней пристал: покажи, чего делать нужно. Она сначала ни в какую, говорит, мелкий еще, подрастешь, сам научишься. А я ей наплел, что в девчонку влюбился, и мне стыдно, что целоваться до сих пор не умею.
- А ты, правда влюбился? – прошептал Ромка, в горле у него запершило и он закашлялся, пытаясь прогнать неприятную сухость.
Данька отстранился, посмотрел на него внимательно.
- Да, влюбился, - сказал он с вызовом. – Её Ромкой зовут, и вообще она – парень!
- Сам ты «она», - Ромка облегченно улыбнулся. – Слышь, Дань, а меня научишь, вдруг пригодится когда-нибудь?
- Легко, - Данька воровато оглянулся на дверь палаты и потянулся губами к губам друга.
- Погоди, - здоровой рукой Ромка удержал Даню за подбородок. - А если зайдет кто?
- Скажу, что тебе вдруг плохо стало, а я тебе искусственное дыхание делаю – рот в рот.
Мальчишки весело захихикали, а потом Ромка впервые почувствовал язык друга у себя во рту и блаженно прикрыл глаза.
- Ты так же делай! – хрипло прошептал Данька, на миг разлепляя губы.
Мысли разбегались, но Ромка успел подумать: Хорошо, что я не поверил в его предательство. Он … не мог … никому …ничего …разболтать. Он – мой друг! Теперь все будет хорошо. Теперь – да!

- Значится, так! Пика, Матрос, собирайте бойцов. Стрелка через сорок минут на пустыре. И чтобы все были по полной программе! Пудель, бейсбольные биты возьми. Сколько их у тебя? В общем, бери, сколько есть. Салаги, дуйте в школу, и чтобы через три секунды никого здесь не было!

- я уж никогда не думал, что такие серьёзные ребята будут на разборки брать своём составе… пидоров…Вы вот у него спросите, вот у него. Тебя, кажется, Рома зовут, да? Вот и спросите, что Рома думает по этому поводу. И что думает его дружок, который об этом, обо всём треплется.

Ромка не должен был идти на эту разборку, по всем «бригадным» правилам и законам на серьезные дела ходили только старшие, поднаторевшие в многочисленных драках пацаны. (Салаги, дуйте в школу!). Не должен был, но пошел. Не мог не пойти! Почему? Он сам потом спрашивал себя неоднократно. Причин было несколько, точнее две. Во-первых, это была его драка. Меньше всего его волновали грязные деньги или борьба группировок за сферы влияния. Решалась судьба Рашида, а значит и их с Данькой судьба. Разве мог он доверить Данькину жизнь кому-то еще? Во-вторых, Ромка решил проверить самого себя. Хватит ли у него мужества. Действительно ли он парень или …этот, как его потом Цофа обозвал.
Почему Улица не прогнал мальчишку, когда тот явился на пустырь, воинственно размахивая старым армейским ремнем? Почему остальная братва не возмутилась – салагам не место в серьезных разборках? Только ли потому, что именно он, Ромка, предложил держинцам эту вылазку? Или, может быть, это Город … Город хотел покончить с Ромкой, унизить, растоптать, уничтожить его раз и навсегда?
Ромка плохо помнил тот день. Врачи сказали – посттравматический стресс. Случилась страшная трагедия. Как ни странно, она решила многие Ромкины проблемы. Выходит, он должен быть ей благодарен? Но он не мог! Погибли люди, много людей. Плохие, хорошие, какая разница? И сам Ромка мог умереть. Не умер - легкая контузия и перелом руки. А что было бы с ним, ни случись этого чудовищной силы взрыва на Центральном Городском рынке? Не хочется и думать …

… террористы взорвали машину с взрывчаткой … радиоуправляемый детонатор … чеченский след … семьдесят два погибших …сотни раненых … расследование … государственная комиссия … донорские пункты … компенсации семьям …
Это из газет и теле репортажей. Ромка не хотел ничего слушать, но информация все равно просачивалась. Сухие фразы посторонних людей, вежливое сочувствие.
Как все было на самом деле? Он боялся вспоминать … не хотел, но что-то осталось …
Цофа встретил их возле рынка и говорил свои слова. Был страх. Не за свою шкуру Не того, что с ним теперь сделают. Страх предательства, от которого подкосились ноги, и вдруг потемнело в глазах. Потом понял: ну, не мог Данька ничего наболтать, не такой он! Сразу стало легче. Цофа уже уходил. Его подняли. «На пидаре шапка горит». - «Не пизди, нехрен этого ублюдка волгинского слушать». - «Потом разберемся». - «Пусть Рашид сам …». - «Идти можешь?».
Пошли дальше в сторону ворот с надписью «Добро пожаловать!». Уловка Цофы не сработала, но минутная задержка спасла жизнь многим. Только не самому Цофе.
Земля содрогнулась … грязный асфальт мчится навстречу … провал … ужасный изнуряющий звон в ушах, голова, как колокол … оуййй, рука! …провал … арбуз, застрявший в ограде … толстая женщина, вместо головы …провал … Цофа, видел его пару раз до этого … лицо – вроде спит … из живота какие-то серые колбаски … не наступить … провал …

А Рашида выпустили. Те, кто подавал заявление в милицию, все до одного погибли. Раш навещал Ромку в больнице. Рассказывал, пришлось немного заплатить, чтобы дело закрыли. Заявление потерялось, нет состава преступления. Да и рынка больше нет. Мэр сказал: будут строить на другом месте, а на прежнем будет памятник.
Ромке не нужен памятник, ему бы поскорее все забыть. Взрыв, трупы, Цофины кишки на асфальте, а главное тот момент, когда он почти поверил в Данькино предательство. Говорят: почти не считается. Но все равно … так стыдно …


Глава 2

Так стыдно Даньке давно уже не было… Он буквально запунцовел и без того смуглым лицом и кожа его приобрела очаровательно красивый, густо-загорелый оттенок… Мальчик мельком взглянул в висящее над умывальником зеркало и поспешно отвёл глаза. Только что, запершись в маленьком и неудобно тесном больничном туалете, он, буквально в три торопливых и быстрых движения, кончил…
Рядышком, за хрупкой фанерной перегородкой палаты, спал беспокойным сном Ромка. А здесь, в тесноте кафельных стен, ощущая как кровь продолжает горячей волной растекаться по щекам и противно дрожат ноги, Данька медленно приходил в себя. Он ругал себя последними словами. «Как же так? Там Ромка… самый лучший друг, контуженный, перебитый, с рукой переломанной… нужно рядышком с ним быть… а я... А я тут дрочу на него... как самый распоследний... эээхх..." Он быстро вытерся листочком туалетной бумаги и стыд снова накатил на него мощной волной…
С самого первого дня, когда всё случилось, Данька практически каждую ночь ночевал в больнице. Днём он ходил в школу, как автомат разговаривал с друзьями, даже иногда улыбался. Хотя улыбаться-то особо было нечему. Все «пацанские разборки» на это время отошли на второй план и в Городе только и было разговоров, что про прогремевший на рынке взрыв. Люди опасливо шептались и плакали, открыто ругали власти и ненавистную «чеченскую мафию», пересказывали страшные факты и слухи. Мало кого эта трагедия обошла стороной. Почти каждой семье кто-то из погибших или раненных приходился братом, другом, знакомым, а то и просто соседом по лестничной площадке, случайно заскочившим на городской рынок, купить килограмм картошки.
Попросту говоря, теперь Город был на грани другого взрыва – социального. Первый шок прошёл и сейчас жители хотели одного – справедливого мщения. А через три дня после случившегося, местной милиции с трудом удалось унять многосотенную толпу, которая подвыпив и разогрев себя «правильными» лозунгами шла громить ни в чём не повинную улицу, на которой исстари проживали давно уж обрусевшие греки-ассирийцы.
Днём приходить было нельзя. Днём Ромку обязательно проведывал кто-то из знакомых, соседей, пацанов «держинцев» или просто одноклассников. И потому Данька приходил по ночам, когда уходили последние врачи и оставались только дежурные и медсёстры. Отец понял и разрешил, хотя и немного волновался вначале.
Вообще-то, из «держинцев» Ромке досталось практически больше всех, разве что ещё одному из мальчишек сильно порезало ногу и обожгло лицо. А Ромку отбросило взрывной волной, перевернуло и он неудачно упал на руку, приложившись по ходу ещё и головой об асфальт, сдирая кожу на брови и сильно разбив скулу. «Лёгкая контузия, перелом лучезапястной кости» констатировали врачи, когда Ромку почти без сознания привезли в больницу и когда его мама трясущимися руками, плача навзрыд, лихорадочно ощупывала лежащего на больничной койке мальчика, всё ещё не веря тому, что всё обошлось… Остальные отделались ушибами, глубокими царапинами, шоковым состоянием.
У «волгинских» было намного хуже… И воспоминания об этом страшном дне продолжали лезть в голову, хотя Данька и пытался прогнать их изо всех своих мальчишеских сил…
- …Данька, Данькааа!!!… - настойчивый крик в окно заставил его в один прыжок подскочить к балкону. Внизу стоял соседский пацан и отчаянно размахивал руками, - Данька! Пошли… Скорее… Там… взрыв… люди… убило…
Он выпалил всё это на одном дыхании и не дождавшись, махнул рукой, побежав в сторону городского рынка… И только теперь Данька обратил внимание на то, что в городе, в жуткой тишине слышен многоголосый и частый вой сирен скорой помощи, пожарных, милиции… У него похолодело в груди. Буквально несколько минут назад он слышал странный гулкий хлопок, будто где-то далеко-далеко лопнул большой воздушный шар, но не обратил на этого особого внимания. Включив телевизор погромче и пытаясь забыть сегодняшний неприятный разговор с Цофой, он забрался с ногами на диван и уселся по-турецки, обхватив руками большую любимую мамину подушку. А тут оказывается такое…
Он быстро нацепил лёгкую куртку, одел один кроссовок и тут вдруг в голове словно вспыхнуло… «Ромка!!!…» Ноги моментально ослабели и он присел, тупо глядя на расшнурованную обувку. «Ведь сегодня… сейчас… там должна стрелка проходить... на рынке… наших с держинскими… А вдруг Ромка ТАМ??? Бляяя…» Моментально задрожавшие руки никак не хотел завязывать злополучный бантик шнурков. Данька зло чертыхнулся и, затолкав их длинные концы в носки, с бешено колотящимся сердцем выбежал на улицу…

…Из-за тонкой перегородки раздался лёгкий стон и Данька судорожно запихивая рубашку в расстёгнутые брюки, торопливо вышел обратно в палату, не забывая спустить за собой воду. Старый бачок поурчал, поурчал и потом вдруг разразился хриплым и громким шумом льющейся воды. Мальчик поспешно прикрыл дверь: «Не разбудить бы…»
За окном хмурилось ранее, совсем раннее утро. Ромка лежал на спине, бледный и умопомрачительно красивый. Даже налепленные полоски пластыря на скуле и брови не портили этого впечатления. И Данька снова невольно залюбовался этим лицом, чувствуя как в груди становится тепло и хорошо. Ну кто ж виноват, что всего несколько минут назад он случайно увидел из-под одеяла беспокойно высунутую до бедра ногу мальчишки. Он аккуратно попытался затолкать её обратно, но рука его соскользнула и в следующую секунду он почувствовал ладонью нагретую теплом жаркого тела ткань Ромкиных трусиков. Тех самых, что были на нём в их первую и такую далёкую теперь ночь… Его словно оглушило от этого прикосновения. Он понял что ещё секунда и он просто не выдержит… И тогда, еле сдерживая сильно колотящееся сердце, Данька тихонько скользнул в приоткрытую дверь маленького туалета в палате…
Мальчик нахмурившись помотал головой, прогоняя снова подступившие стыдные мысли и подошёл к кровати друга. Ромка спал беспокойным утренним сном и маленькая складка на его лбу пролегала точно над переносицей, спускаясь за полоску пластыря, за корочку подживающей уже ссадины. Снова какое-то необъяснимое чувство покоя и удовлетворения нахлынуло на него. Он осторожно опустился в скрипучее «гостевое» кресло возле больничной кровати и скрестив руки на груди, затих, пытаясь немного подремать… Скоро уже утренний обход и пора уходить. Да и мама Ромкина должна вот-вот в подойти… Мальчик закрыл глаза, но настойчиво гудящие, неподвластные воле, слишком свежие воспоминания упорно лезли в голову…

…«Волгинские» пострадали очень сильно… Цофа умер на месте от болевого шока. Толян, который как раз стоял недалеко, пытаясь контролировать ситуацию и прийти на помощь Цофе «в случае чего», без сознания с ушибом головы и грудной клетки находился в реанимации, ещё четверо пацанов получили глубокие осколочные ранения в живот и ноги и тоже были на грани жизни и смерти. Остальные, посечённые стеклом и кусками металла, обожженные, в шоковом состоянии были доставлены в разные больницы города. Всего в один миг некогда сильная и неуступчивая «волгинская» бригада лишилась множества своих основных членов – лучших и опытных бойцов…
Но не это волновало Даньку в те минуты, когда он задыхаясь от быстрого бега, изо всех сил напрягая мышцы, бежал в сторону скопления людей возле входа на центральный городской рынок… Мысль о том, что Ромка мог оказаться среди собравшихся на стрелку «держинцев» не давала ему покоя.
Там уже стояло оцепление. Растерянные и злые милиционеры пытались оттеснить напирающую толпу на другую сторону улицы. У людей был шок. И только однотонный вой какой-то бабы плыл над головами, да нестерпимо громко кричали раненные, переносимые подоспевшими бригадами спасателей и скорой помощи.
Данька сам не понял, почему подбежал именно к тому краю толпы, где было больше всего людей. Отчаянно работая локтями, согнувшись в три погибели он продирался сквозь людское скопление, словно хотел прогрызть в нём дыру. Пробравшись наконец к милицейскому кордону, он запыхавшись попытался что-то сказать затянутому в бронежилет омоновцу:
- Там… там… мне посмотреть надо… друг…
- Уйди пацан, - омоновец взмахнул дубинкой, - не видишь что здесь творится…
- Да там друг.. мой… может быть… мне посмотреть.. – Данька всё никак не мог отдышаться, а глаза его с ужасом следили за снующими по площади людьми, которые что-то кричали, делали, раскладывали носилки, обтирали кровь с лиц тех, кто просто сидел на асфальте с отрешёнными, ничего не понимающими лицами.
А ещё вокруг было много больших чёрных полиэтиленовых покрывал, которые топорщились то там, то тут. Данька понял, что это были накрытые трупы погибших. Он с лязгом на зубах и с какой-то смертельно холодной пустотой в животе растеряно водил глазами от одного такого холмика к другому с ужасом думая о том, что вот-вот увидит где-то рядом светлую кепку «Найк»… Любимую Ромкину кепку…
- Уйди, на хрен… Не до тебя тут… - милиционер вяло отмахнулся и ещё шире расставил ноги, закрывая от взора мальчишки усеянную телами улицу.
Но Данька всё равно увидел… Он словно почувствовал, что нужно повернуться в другую сторону и увидел. Двое молодых спасателей, самих ещё почти мальчишек лет двадцати, быстро и сноровисто несли на руках безвольно мотавшееся тело мальчика… Чувствуя, как сердце срывается куда-то глубоко вниз, в бездну, Данька дёрнулся всем телом и закричал:
- Ромка! Ромкааааааа…

Данька спал. Неуклюже, наполовину сползая с «гостевого» кресла, с задранным до пупка свитером. Он спал и мысли в его голове путались и наползали друг на друга… Крики, чьи-то цепляющиеся руки, порванная куртка… «.а ну стой, куда?! Я тебе говорю, стой!..», медленно проплывающее мимо тело… закрытые, залитое кровью такое родное лицо… безвольно свесившаяся рука… крик… «да погоди ты, живой он... живой…», слёзы… слёзы бессилия и обиды… «за что?!»… больница, долгое ожидание… уставший донельзя врач, обнадёживающе кивнувший головой…
А потом постепенно мысли стали совсем большими и тёплыми... и какими-то добрыми… распахнутые серые глаза… вначале какие-то странно чужие, недоверчивые, с немым укором и болью… но потом всё понявшие и благодарно закрывшиеся… потрескавшиеся губы рядом… шёпот… поцелуй…
Данька спал, а неотвратимо наступающее осеннее утро беспардонно лезло в окно, с усмешкой ожидая как через несколько минут худая мальчишеская попка смешно грохнется на облезлый больничный линолеум. Начинался новый день…

Глава 3

Начинался новый день. Еще один в бесконечной череде интересных, таинственных, веселых и грустных, тревожных, иногда даже страшных, но почти всегда увлекательных мальчишеских будней. «Ага, увлекательных! – усмехнулся про себя Ромка, ворочаясь на осточертевшей койке. - Только не в больнице!»
На улице выпал снег - это Данька вчера рассказал. Ромка и сам мог, подойдя к окну, увидеть в одночасье побелевший больничный дворик, но он не хотел. Это было совсем не то! Первый снег надо обязательно потрогать, ощутить, как тает он на кончиках пальцев, превращается в прозрачные капельки. И непонятно, что ты держишь в руках - снег или дождь? Вчера еще была осень, а сегодня уже зима! Это так таинственно и необычно. Интересно. Не так-то много было зим и лет в Ромкиной жизни, а в этом году проклятый Город украл у него радость Первого Снега. Вот гадство! А как здорово было бы слепить первый в этом сезоне снежок и запульнуть его в фонарный столб «на меткость». Или приятелю в спину, а потом стоять, руки в карманах, и с невинным видом оглядываться по сторонам. Или … «перестрелка» у школы. Не успеешь открыть дверь после уроков, а в тебя уже летит штук пять снежных «снарядов», и надо успеть увернуться, и, смещаясь из зоны обстрела, вычислить «огневые точки» неприятеля, и еще отыскать не затоптанный ребячьими ногами «боезапас», и ринуться к нему, поскальзываясь на тонком ледке, покрывшем вчерашние лужи. Эх! Везет же Даньке. Он сейчас на улице с ребятами. Идет в школу, или уже носится с одноклассниками на школьном дворе. Завидно! За него, конечно, радостно, но …
Накануне вечером Ромка чуть ли не со скандалом выпроводил друга домой. Надо было дать ему, как следует отдохнуть и выспаться, а то он совсем уже измучился, который день подряд ночуя в шатком неудобном кресле. Они прекрасно могли поместиться на одной кровати, но Данька панически боялся задеть во сне Ромкин гипс. Хотя Ромка предполагал, что это просто отговорка, а на самом деле его друг все еще стесняется, опасается «как бы кто чего не подумал». (Глупыш! Разве это важно?). Сам Ромка уже не стеснялся. Ни себя, ни Даньки, а на остальных ему было попросту наплевать. (Мама поймет, а другие пусть подавятся своей глупостью и злостью). Взрыв помог мальчику избавится от многих комплексов и иллюзий.
Он много думал, начиная с того момента, как рассерженные колокола в голове мало помалу замолчали, и сознание обрело прежнюю ясность. Думал о себе и о Даньке. Об их настоящем и будущем. Злополучный взрыв сыграл с Ромкой странную шутку, забрав у мальчика какую-то часть его детства, вместо этого наградил новым пониманием жизни. Ромка впервые задумался о хрупкости и конечности окружающего его мира. Он вдруг вспомнил где-то когда-то слышанную фразу: «Спеши любить!», - возможно, строчку из стихотворения. Не важно. Важно, что он, наконец, понял: можно и не успеть! Ведь он мог умереть, так и не встретив Даньку. Или встретить и не узнать в нем друга (любимого!), единственного и настоящего. Или даже узнать, но, испугавшись этого знания, отступить. Взрыв прогремел, но кто знает, что ждет их завтра? Жизнь не похожа не детский утренник, в котором добро всегда побеждает и счастье неизбежно. В реальности за счастье нужно бороться, за счастьем надо бежать и делать это быстро. Спеши любить! Страшно, наверное, умирать, зная, что был в твоей жизни момент, когда ты поосторожничал, заробел, прислушался к фальшивым советам посторонних, принял чужое, чуждое для тебя мнение за свое. И упустил свое счастье! Потерял любовь.
Ромка решил, что теперь у них все будет по-другому. Нет, об осторожности, конечно, забывать нельзя, их окружает довольно враждебный мир (Зловещий Город!). Но между ними двумя больше не может быть никакой фальши, никакой неловкости и недоговоренности. Ромка любит Даньку, любит по-настоящему, изо всех сил, и Данька, он уверен, любит его ничуть не меньше! Ромка не будет больше сюсюкать, как младенец, заикаться, краснеть, стыдиться и прятать свои чувства. Как хорошо, что он не побоялся признаться Даньке в любви. Тогда, той ночью. Они ласкали друг друга, и им обоим было чертовски приятно! Так что же в этом плохого? Для кого?! Тогда Ромка чуть не сгорел со стыда и даже расплакался. Вот об этом вспоминать неприятно, но ничего, теперь все будет по-другому. Больше он не забоится! В следующий раз, когда они будут вместе, Ромка сделает то, о чем давно в тайне ото всех, от Даньки и даже от самого себя, мечтал. Он отсосет у Даньки! Да он сделает это, и тем самым докажет, что в любви не может быть ничего противного и противоестественного. А, кроме того, ему хочется это сделать, и Даньке придется уступить. Ему будет хорошо. Им обоим. А стыд они как-нибудь преодолеют. Вместе. Вдвоем.

- Ну, что, генерал, проснулся? – В палату, как всегда стремительно, вошел Игорь Сергеевич, Ромкин доктор. – Как самочувствие, ваше превосходительство, еще не все бока отлежал? Выписываться-то думаешь, или как?
- Ура! – закричал Ромка, порывисто садясь на кровати, и тут же спросил с опаской, - Дядя Игорь, а вы, правда меня сегодня выпишете?
Игорь Сергеевич присел на краешек койки и ласково растрепал мальчику волосы.
- Придется, там за тобой целая делегация явилась. Отдавайте, говорят нашего Ромку, мы его дома в два счета на ноги поставим!
- Я счас! – Ромка откинул одеяло и попытался было, вскочить на ноги, но доктор его удержал.
- Погоди, - сказал он, сразу сделавшись серьезным. – Дай я тебя еще раз напоследок осмотрю. Мои рекомендации помнишь? Я там твоей маме все разъяснил, но и ты не забывай.
Ромка кивал сосредоточено, но внутри у него все пело: Ура! Сегодня домой, к маме, к Даньке! На улицу!
- Кстати, тебя окулист осматривал? Что он сказал?
- Это глазник, что ли? Так это тетенька была. Ну, она сказала, что все нормально, зрение не пострадало. А что, правда, после контузии можно очкариком стать?
- Бывает, - коротко ответил Игорь Сергеевич, и тут же усмехнулся. – «Глазник»! А как же вы тогда гинеколога называете? Гм … Отвечать не надо. Собирайся, солдат, Елена тебя вниз проводит.
Ромка с трудом задавил в себе смех, он прекрасно помнил древний анекдот про бабку в поликлинике: «А я, бабушка, гинеколог, по-вашему - п…».
Молодая приветливая (и, ух, какая симпатичная!) медсестра Елена появилась в дверях и весело подмигнула мальчику. Ромку здесь все любили.
- Жалко такого орла выписывать, Игорь Сергеевич, - обратилась она к врачу. Я ведь за него замуж собралась. Может, задержим еще на пару недель?
- Не надо меня задерживать! – притворно возмутился Ромка, - Ты мне, Лен, лучше телефон запиши, я тебя в кино приглашу. Или на диску, пойдешь?
- Куда я денусь, любовь моя.

Ромке повезло – он попал в военный госпиталь, тут были отличные врачи и персонал. А Игорь Сергеевич, вообще, один из лучших в стране специалистов по контузиям. Ромка сначала никак не мог поверить, что этот веселый молодой человек, похожий на студента старшекурсника имеет сразу два звания – доктора наук и полковника медицинской службы. Он на удивление быстро поставил мальчишку на ноги, хотя до этого ему не приходилось иметь дела с пациентами моложе восемнадцати лет.
В госпитале Ромка оказался по чистой случайности. Сначала его привезли в Центральную Городскую, она была переполнена, и детское, и взрослое отделения. Он показался врачам не слишком «тяжелым» и целые сутки провалялся на каталке в коридоре. Ему сделали пару уколов, но, как следует, не осмотрели и даже гипс на сломанную руку не наложили, просто примотали к груди. Врачи явно не справлялись с внезапным наплывом пострадавших. Ромка провел эти сутки в тяжелом мутном оцепенении. В ушах гудело, голова раскалывалась, перед глазами метались темно-зеленые кляксы. Временами он проваливался в спасительное забытье и тогда ему мерещился растрепанный и какой-то совершенно потерянный Данька. Данька кричал: Пусти, сука, там же Рооомка!!! И голос его колокольным звоном отдавался в голове.
На следующий день в больнице появился генерал с большими звездами из Государственной Комиссии По Расследованию, наткнулся на раненых в обшарпанных больничных коридорах, и приказал срочно «перебросить» их в военный госпиталь. Даже машины выделил. Ромка этого ничего не помнил, ему потом рассказали. Так он оказался под попечительством Игоря Сергеевича, да еще и в отдельной «генеральской» палате с персональным туалетом и стареньким телевизором «Рекорд», который ему все равно смотреть не разрешали. Из-за контузии. А Игорь Сергеевич тотчас прозвал Ромку «генералом» и в шутку обращался к мальчишке «ваше превосходительство». А главное, он позволил Даньке навещать его, хотя они никакие не родственники, и даже разрешил ночевать в Ромкиной палате. Может быть потому, что присутствие друга помогало Ромке выздороветь, а Игорь Сергеевич, как хороший врач, понимал это? В любом случае, это дорогого стоило!

Ромка спускался по широкой лестнице, в здоровой руке он нес пакет со своими нехитрыми пожитками: щетка, зубная паста, тапочки, «домашнее» полотенце с рыбками. Красивая медсестра Лена шла рядом и толи обнимала, толи придерживала мальчика за плечо. Внизу показался вестибюль, а там … Обещанная Игорем Сергеевичем «делегация». Мама. И Данька. И … Данькин отец.
Как настоящая семья, - почему-то подумал Ромка. И увидел, как Данька бросился ему навстречу.

Глава 4

На встречу с руководством отрасли, которую организовывал профком завода, Данькин отец не пошёл. Он понимал о чём будет там идти речь. О выдержке и спокойствии, о недопустимости необдуманных поступков, о межнациональном согласии и примирении. Какое к чёрту примирение, если у него двое знакомых погибло, а ещё один в реанимации сейчас. Да… Какое уж тут примирение…
Он встряхнул головой и поднял воротник старого, но ещё хорошего и добротного пальто. Вроде осень, а уже вот-вот выпадет первый снег. Небо чёрное и словно застывшее от холода. Под стать настроению прямо. Он взглянул наверх и зябко поёжился… Да, нужно грамм двести выпить... для сугреву… Я ж не алкоголик какой-то... просто немного расслабиться надо… Тем более после событий этих треклятых… И вообще я в любое время могу без этого прожить... в любое…
Он уже подходил к заветному магазину, невольно всё убыстряя и убыстряя шаг, когда вдруг совсем рядом с собой неожиданно услышал тихий, но настойчивый голос: «Здравствуйте!» Мужчина по инерции прошёл несколько метров, потом остановился и недоумённо повернул голову. В его планы совсем не входило сейчас никаких встреч или разговоров. Сейчас самое главное было… согреться… просто согреться… А потом уже всё остальное.
- Вы знаете, я вас случайно увидела и просто решила спасибо вам сказать… За сына.. и… за всё… - усталая, чисто, но очень скромно одетая женщина благодарно прижимала руки к груди и чуть смущалась, - я мама Ромки…
Теперь он узнал её. И хотя виделись они всего один раз, когда эта женщина приходила к Даньке домой однажды утром (как же давно это было!), но голос её он знал хорошо. После того, как случилась эта трагедия на рынке, она часто звонила к ним домой, разговаривала с Данькой, который словно сам не свой ходил всё это время и ночами не вылезал из больницы, где лежал его друг, сын этой женщины. Ну и ему тоже приходилось иногда брать трубку и перекидываться с ней парой ничего не значащих фраз (да, да... ну как там сын ваш, когда выпишут?.. желаю скорейшего выздоровления… конечно…)
- Ваш сын... он такой хороший мальчишка, - женщина не удержавшись виновато улыбнулась и украдкой смахнула слезу, - он очень добрый и… В общем, Рома только о нём и говорит всё время. И мне кажется, что именно их дружба помогла сыну так быстро прийти в себя… Спасибо…
Она ещё раз улыбнулась и мужчина отметил, какая у неё славная и искренняя улыбка (прямо как у…) Тут его остро кольнуло в сердце. Он никогда не вспоминал ТАК о своей умершей жене. И никогда с тех пор не заглядывался на знакомых женщин. Но тут… Мужчина растеряно кивнул головой и почему-то немного волнуясь хрипло пробормотал:
- Да не за что.. Он вообще хороший у меня... мужичок… Честный… Ну и это... подружились они сильно.
- Ага, я знаю, - женщина посмотрела прямо ему в глаза, - и вам большое спасибо. За то что отпускали его в больницу дежурить. Не побоялись… Одна бы я точно не справилась…
Мужчина пожал плечами и, не найдя слов, просто кивнул головой.
- Я хотела вам сказать, - она слегка замялась, - его завтра должны выписать. С доктором только что договорилась. Ну вот и решила попросить вас, чтобы вы предупредили Даню. Пусть если сможет придёт. Роме приятно будет.
- Хорошо, конечно скажу, - мужчина сильнее запахнул отвороты пальто и совершенно неожиданно для самого себя вдруг добавил, - да мы вместе подойдём… А потом чуть смутившись добавил, - если вы не против конечно.
- Ну что вы, совсем наоборот, - она всплеснула руками и лицо её как-то помолодело, - конечно приходите. Это вообще будет.. делегация целая.
Она радостно подняла брови и добавила: «Тогда завтра в двенадцать. Хорошо? Завтра же суббота. Да и я с работы отпросилась…»

Он смотрел вслед уходящему в сумерках женскому силуэту с каким-то давно позабытым чувством облегчения. Будто давно и тяжко давивший на плечи груз начал постепенно улетучиваться. Испаряться, словно последняя грязная лужа на весеннем асфальте.
А ещё он с удивлением вдруг понял, что почему-то совсем уже не хочет выпить. Совсем…

Данька нетерпеливо переминался с ноги на ногу, всё высматривая сквозь большие стеклянные окна вестибюля госпиталя (это ж надо, такую махину отгрохать... Гооооспиталь…) знакомую худенькую фигурку. Он настолько был поглощён этим занятием, что совсем даже не обращал внимание на то, что его отец, вдруг помолодевший и чисто выбритый, иногда невзначай посматривает на Ромкину маму. Это было для него совсем не важным… Важным было поскорее увидеть выходящего из больницы Ромку и... А что дальше «и», он даже не пытался себе представить.
И вот наконец, знакомый силуэт... пакет с вещами… рядом высокая фигура длинноногой медсестры… И Данька, не разбирая дороги ринулся навстречу. Он уже почти бросился на шею слегка бледному и радостно улыбающемуся другу, но в последний момент сдержался и притормозил совсем рядом. Замешкался, а потом почему-то смущаясь под насмешливым и добрым взглядом медсестры Лены степенно протянул руку:
- Привет, Ром… С выздоровлением…
- Ага, спасибо, - Ромка тоже слегка смутился, но потом расцвёл и вдруг брякнул, - а у меня вот что есть, - и таинственно разжал ладонь.
Тускло поблёскивая там лежал настоящий военный медальон. Такие металлические пластины солдаты на цепочке вешают себе на шею. С группой крови и личным номером.
- Это мне Игорь Сергеевич подарил, на память. Он сказал что этот медальон одного из его пациентов от смерти спас, видишь вмятина там слева? Это от пули…
- Ух, - Данька не смог сдержаться и взял тёплый, нагретый ладонью друга кусок погнутого металла, - класс!
- Ну же, вояки, - Лена шутливо провела рукой по ёжику Данькиных волос и кивнула головой в сторону торопливо идущих им навстречу женщины и мужчины, - пойдёмте, а то вон заждались вас уже.

А потом они все вместе устроили чаепитие с тортом и очень вкусно приготовленными мамой Ромки жареными грибами с картошкой. Данькин отец смущался, смущался а потом съел две больших тарелки, а Данька вместе с Ромкой осилили только полторы, хотя и очень старались. А потом, пока родители вежливо разговаривали на кухне о житье-бытье, мальчишки убежали в Данькину комнату и там шёпотом делились своими впечатлениями и последними городскими новостями.
А потом, так скоро, пришло время собираться домой…
- Даниял, пора уже! Пойдём, - голос отца из-за двери застал врасплох, а потом он осторожно заглянул в комнату, - а то мы подзадержались чуток.
- Да ну что вы, - вступилась Ромкина мама, - ничего-ничего.. пусть пообщаются, им хорошо вдвоём, - она снова улыбнулась, - А может вы оставите Даню у нас ночевать? Пусть наговорятся вдоволь, тем более воскресенье завтра... Выспятся.
Данька не верил собственным ушам. (Сегодня вообще чудесный день, И Ромку выписали, да ещё и… может ночевать они снова вместе останутся. Здесь. Вдвоём.) У него гулко забилось сердце и он просительно поглядел на отца: «Пап, ну может действительно можно? Я ему не помешаю.. па…»
- Нет, нет. Спасибо вам… Даня, не нужно, - отец смущёно заторопился, - пойдём. Потом как-нибудь, сегодня Роме отдохнуть надо после больницы-то... Успеют ещё наговориться… - и тихо цыкнул на сына, - ну ты что? совесть надо иметь. Пошли…
Он был твёрд и никакие уверения Ромки и его мамы не действовали. Данька надутый и злой выходил из квартиры, нахлобучив шапку на самые брови.. Ему почему-то хотелось расплакаться. А когда он увидел расстроенные глаза Ромки, то ему стало совсем хреново. Он ни к кому не обращаясь буркнул «до свиданья!» и обиженный до слёз и злой на отца и на весь мир вместе взятый выбежал из квартиры.
Данька торопливо спускался по лестнице ничего не видя вокруг от обиды и даже не услышал как снизу, с первого этажа подъезда, внезапно донеслись какие-то голоса. Четверо ребят шли проведать «Ромку-Москву». Четверо «держинцев», тех, кто был на том самом побоище у городского рынка и кто хорошо знал все законы Города, которые никто не отменил, несмотря на страшную трагедию.
Четверо подростков размеренно шагали по ступеням и считанные секунды отделяли их от встречи с бегущим вниз, погружённым в свои мысли Данькой. А тот даже не подозревал, что встреча эта, которая неминуемо должна была случиться через какие-то секунды, снова нарушит и без того хрупко наладившееся равновесие в их с Ромкой судьбе.
- Опаньки! Не понял!!! А ты что здесь делаешь?! - Данька споткнувшись, и с трудом приходя в себя, замер в одном метре от компании поднимающихся по лестнице пацанов. А самый рослый из них, чернявый и худой, остановился и слегка обалдело продолжил, - вот это встреча! Ну да нихуя себе…
Сверху хлопнул замок закрывающейся двери и голос отца гулко позвал вниз: «Даня, подожди… Я уже иду…»

Глава 5

- Да подождите вы! Иду сейчас! – раздражаясь на друзей, которые вот уже минут пять торопили его и не давали поиграть спокойно (пошли, пошли, пошли!), Пика опустил последнюю пятирублевку в щель игрового автомата, замелькали, сменяя друг друга, угловатые красные циферки. «Как бомба!», - почему-то подумал он и вдавил замызганную синюю кнопку куда-то вглубь автоматной утробы. Цифры замерли – 666. «Вот оно!», - подумал Пика и стал ждать, когда в специальный лоток посыплется звонкий монетный дождик. Но проклятый автомат проигнорировал его ожидания.
- Что за …! – парень еще пару раз ударил по кнопке, с тем же результатом, а вернее без оного, и, в поисках сочувствия, обернулся к друзьям. – Эй, Матрос, идите сюда, посмотри, что за …! Я ж выиграл! Кажется …
Сквозившие в его тоне совсем детские обида и разочарование, вызвали целую бурю веселья у поджидавшей Пику троицы. Это были крепкие, стриженные под машинку подростки в черных куртках-бомберах и китайских спортивных штанах. На ногах, вместо привычных для ребят этого возраста кроссовок, смешные войлочные полусапожки на резиновой подошве – «прощай молодость». Несведущий, - какой-нибудь приезжий, залетный, командировочный, - удивился бы, что за «униформа» такая? А вот коренному горожанину сразу понятно: не просто старшеклассники или пэтэушники после учебы развлекаются, «бригадные» ребята на прогулку вышли. Именно на прогулку. А когда на «стычку» пойдут либо на дело серьезное, место нелепых «прощай молодость» займут шнурованные армейские ботинки с металлическими вставками в носах. Только вот стычек в последнее время нет почти. Общее горе придавило всех, от мала до велика, и прежняя вражда отошла на задний план. Но это временно. Молодые, поднаторевшие в кровавых драчках, познали вкус риска и азарта, боли и ненависти, почувствовали свою силу и уже не могут без этого. Заскучали «бригадные» ребятишки, застоялись без дела и ждут, не дождутся, когда все вернется на круги своя. А пока вместе с общей болью появился и общий враг. Не такой определенный, как раньше, но с вполне конкретными «чертами отличия». «Чёрные», кавказцы!
Кто рынок подорвал? – Черножопые! - Кто во всем виноват? – Чурки поганые! – Кто ответит?! – Они!!!
Игровые автоматы, - обычные уличные, - стояли тесным кружком на замусоренной площадке перед «Универсамом», что на улице Дзержинского, образуя собой что-то вроде стен, внутри которых помещалась будка менялы. С одной стороны в этом сооружении имелась дверь, а в ней окошко, в котором можно было обменять бумажные купюры на пятирублевые монеты, для игры. Там сидел «чёрный», - толстый носатый дядька, судя по акценту, азербайджанец.
Раньше, до взрыва, это импровизированное «казино» помещалось где-то на рынке и, судя по всему, платило мзду волгинской бригаде (может, кому и покруче?), а пару дней назад вдруг материализовалось здесь. На территории держинцев. Держинцы же пока не успели взять его в оборот, после трагедии на бригадном сходняке решено было особо не дергаться в ближайшее время, Город буквально наводнился тогда ментами и чекистами из области и даже из самой Москвы. Сейчас, вроде бы, немного успокоилось, рассосалось (хотя концов, разумеется, не нашли; «есть версия, она проверяется» бла, бла, бла и все такое) и можно было бы вплотную заняться «игровым бизнесом», но Рашид, «коронованный» бугор держинской бригады, единовластный лидер и непререкаемый авторитет для всякого держинца, укатил на свадьбу к очередному своему бесконечному татарскому родственнику аж куда-то в Нижегородскую волость, обещая вернуться не раньше, чем через неделю. А без него решение о наезде принять было некому. Вот и стояли автоматы со своей «черножопой начинкой» и не обложенной данью выручкой, бельмом в глазу, у славных парней с улицы Дзержинского.
Трое «бригадных» с початыми пивными бутылками в руках подтянулись к своему раздосадованному товарищу.
- Что тут у тебя приключилось, прелесссть моя? – спросил Пику Матрос, плечистый парень в куртке нараспашку, демонстрирующий миру мускулистую грудь, затянутую в матросский тельник. В его голосе проскальзывали глумливые нотки, несколько диссонирующие с внешностью «рубахи-парня».
- Три шестерки, ёптыть! – Пика ткнул пальцем в цифры, замершие на экране.
- Да-а-а?! – Матрос обнял приятеля за плечи и с преувеличенным интересом уставился на автомат. – Действительно, три шестерки, вы подумайте! А чего ты от нас хочешь? Аплодисментов?
- Каких … что? – Пика растерялся. – Да я это … Деньги-то не высыпляются!
- Да ну?! – Матрос явно наслаждался ситуацией. – Так ты денег хочешь? А ты ударь посильнее, может, тогда «повысыпляются». Хочешь, я ударю?
Парень в тельняшке поставил бутылку с пивом прямо на асфальт и, приняв стойку заправского каратиста, стал размахивать руками, делая вид, что собирается нанести автомату сокрушительный удар, да еще издавая при этом душераздирающие вопли. Остальные двое с готовность засмеялись.
Пика, чернявый, длинный, взъерошенный, вечно как будто слегка сердитый, догадался наконец, что над ним потешаются.
- Заканчивай, Матрос, понял, - сказал он зло. – Я деньги выиграл и хочу их получить!
- Ладно, Лёх, не сердися, - Матрос поднял свою бутылку и отхлебнул из неё. – Просто, прежде чем играть, надо правила было почитать. Вот они висят прямо пред тобой, под экраном: все выигрышные комбинации. Трех шестерок твоих, здесь в помине нет, сечёшь?
- Как нет? – Пика принялся сосредоточенно изучать «правила». – Слушай, правда …
Покончив с правилами, пацан сплюнул сквозь зубы и вновь обернулся к Матросу. Крылья тонкого с горбинкой носа заметно подрагивали - это был верный признак того, что Пика «взбесился», и Матрос на всякий случай сделал шаг назад.
- Но ведь это же лажа! – прошипел Пика. - Хуйня какая-то! Три цифры одинаковые совпали, значит должны деньги сыпаться! Везде так! Я и по телеку видел … Наёбывают с-с-суки!
Развернувшись на одной ноге, он врезал кулаком по трем предательским шестеркам на экране. Экран автомата вдавился и пошел мелкими трещинами. Один из «бригадных», – паренек с глуповатым лицом по кличке Пудель, - громко заржал.
- Пика, кончай фигней страдать, пошли отсюда! – Матрос, самый вменяемый из всех, попробовал ухватить приятеля за рукав, но тот вырвался и, подскочив к соседнему автомату, разбил экран и на нем. На этот раз локтем. Какой-то замызганный мужичонка, игравший с противоположной стороны, торопливо засеменил прочь, на ходу распихивая по карманам выигранные монеты. То, что кто-то остался в наваре, в то время как он проиграл почти стольник, разозлило Пику еще больше.
- Это обман трудящихся! – проорал он где-то слышанную фразу и взялся за третий автомат.
Тут дверь будки приотворилась, и на шум высунулся толстый азербайджанец.
- Э! Шито ты делаишь?! Я тибе руки-ноги атарву сичас, да! – заорал он, увидев Пику, громящего его автоматы.
Толстяк ринулся, было, на пацана, но вовремя заметил, что «бригадных» несколько, разглядел черные куртки и стриженные макушки, и сделав правильные выводы, шустро попятился в свою будку и захлопнул за собой дверь.
- Эй, уходи! Сичас минты званить буду-у! – не очень уверенно крикнул он оттуда. И совсем уже тускло: - сичас бандиты пазаву-у.
Пика дернул несколько раз дверь будки, но она не поддалась.
- Мы сами бандиты, понял! – заорал он, чуть не на половину всовываясь в «меняльное» оконце. «Азер», вжимаясь в противоположную стенку, тыкал толстыми пальцами в кнопки сотового телефона. – Кому звонишь, сука?! Убью, блядь!
Пика вылез из будки и, выхватив у стоящего тут же Пуделя недопитую бутылку «Арсенального», с силой швырнул ее в окошко. Раздался глухой удар, крик, потом пару слов на незнакомом языке и окошко захлопнулось прямо перед Пикиным носом. Тот ударил по нему кулаком и вновь принялся трясти дверь.
Редкие прохожие обходили «Игровые автоматы» по широкой дуге. Лишившийся пива Пудель не знал толи смеяться ему, толи выражать свое возмущение, и потому лишь криво ухмылялся. Зато второй пацан, по прозвищу Робот, во всю предавался веселью.
Матрос оставил попытки урезонить дружка и настороженно оглядывался по сторонам. Он заметил, как из стеклянный дверей «Универсама» вышел человек в милицейской форме и, не отрывая взгляда от четверки бригадных, связался с кем-то по рации.
- Палево, мужики! – заорал Матрос. – Валим отсюда, сейчас мусора подъедут!
На его удивление Пика отреагировал нормально, видно, пар уже выпустил, успокоился, так удачно и смешно поразив неприятеля пивной стеклотарой.
- Эй, чучмек, мы еще вернемся! – крикнул он напоследок. – Тут тебе не Лас-Вегас!
Эта фразочка почему-то жутко развеселила всех четверых, но смеялись они уже набегу, избрав ориентиром группу пятиэтажек. Когда площадь «Универсама» осталась позади, и ребята забежали во двор, образованный четырьмя одинаково унылыми домами, Пика спросил Матроса:
- Ну, что по хатам? Или отсидимся где-нибудь, а потом еще погуляем?
Матрос покосился на ближайший подъезд, и внезапно его посетила светлая идея:
- А давайте Москву навестим, - предложил он, - Мне маманя его говорила, что он выписывается сегодня! Посидим с полчасика, чайку попьем, а там видно будет.
- А не поздно? – Пудель оттянул рукав и посмотрел на часы, Матрос взял его за руку и тоже глянул. Часы показывали без пятнадцати девять.
- Да нет, еще нормально, вроде. И потом, надо пацана поддержать, благодаря нему мы все живые остались. А могли бы, как Цофа – кишки наружу! Если бы Ромка не свалился тогда, половине бы кирдык пришел, точно!
- А я вот не понял! – Робот тягуче сплюнул и присел на скамейку перед подъездом, он никак не мог отдышаться после бега. – А чего Москва тогда скопытился? Мож, он и вправду пидор …?
- Ты чё, дурак? – Подскочил к нему Матрос. – Рашид за Ромку поручился, понял! Бугор твой сказал, что в курсе всех этих заморочек. Бля, я тебе щас пизды дам за такие слова!
- Да ладно тебе, - Робот подался назад, уверенности в его голосе поубавилось. – Раш ведь не объяснил ничего толком. Какой-то там шкет волгинский … И Цофа …
- Да тебе без толку объяснять! С твоей башкой квадратной! Пацан последнее время только по больничкам и валяется, не понос, так золотуха. Ослаб, понятное дело. И все равно, как мужик, на стычку пошёл азерботов мочить на базар! Хоть и самый мелкий из нас. Какой нахер он «пидор»?! Ты кому, бля, веришь, Цофе – этому уёбку, или Рашиду?!
- О мертвых нельзя так. – Теперь Пика успокаивал Матроса.
- Верно. – Матрос потер переносицу. – Короче, идёте, нет? Надо Москве показать, что мы его пидором не считаем, а то извелся малой, наверное. Раш так просил сделать. Ты идешь, Роботелло?
- Иду, иду. Я ж не говорю ничего, спросил только.
- И за спрос ломают нос, - Матрос похлопал Робота по плечу. – Ладно, проехали.
Ребята вошли в подъезд и начали подниматься по лестнице, негромко переговариваясь. Пика шел первым, он задумался, представляя себе роскошные казино Лас-Вегаса, ряды сверкающих автоматов и малиновый звон золотых жетонов. (Вот бы где сыграть!). Эти приятные грезы внезапно были разрушены наглым молокососом, который буквально ссыпался на него по лестнице. Пика даже испугался немного от неожиданности, а потом разозлился (Совсем нюх потеряли, салаги паршивые, носятся сломя голову, дороги не разбирают!). Он уже собирался дать щенку подзатыльник или наградить пинком, как вдруг узнал. (Это же тот волгинец, с которым бедолага-Москва на «медкомиссии» махался! Какого чёрта он тут …).
- Опаньки! Не понял!!! А ты что здесь делаешь?! – спросил он слегка обалдело, - Вот это встреча! Ну да нихуя себе…
Сверху хлопнул замок закрывающейся двери и мужской голос позвал: «Даня, подожди… я уже иду…»

Глава 6

- Иду, иду! – Данька откинул одеяло и нехотя сполз с кровати. Как всегда, даже по воскресеньям, отец, частенько не давал ему выспаться, по привычке вставая в семь утра и готовя нехитрый завтрак, - уже встал пап… сейчас…
Он хмуро посмотрел за окно. Серое небо, серые тучи. Всё под стать настроению. И надо же было вчера на этих… наткнуться… Данька вспомнил обалдевшие и недоверчивые глаза чернявого, его удивлённый голос. Немая сцена на лестнице длилась от силы несколько секунд. Но хуже всего было то, что он сам почему-то очень растерялся.
Слишком расстроен он был тем, что отец не разрешил ему остаться ночевать с Ромкой (Данька даже не удивился такому неожиданному для себя словосочетанию, пришедшему в голову. Именно "с Ромкой", а не "у Ромки"). И, торопливо сбегая по лестнице, не смог сдержать навёртывающихся слёз. Они предательски катились по щекам, горячие, обидные. Данька вспомнил, что торопливо смахнул их ладонью, нахлобучил шапку на самые брови и… и чуть не упал на поднимающегося впереди всей компании Пику.
Ещё с того самого дня, когда он впервые встретился с Ромкой на заброшенном пустыре за гаражами, Данька хорошо запомнил имена своих обидчиков. Тем более, что были они на слуху у многих ребят частенько. И по ту, и по эту стороны.
И сейчас мальчишка сразу узнал высокого и худого чернявого подростка. Тот как всегда заёрничал, быстро приходя в себя от удивления и надвигаясь на мальчика Но Матрос, который поднимался следом за Пикой, был куда более опасным и умным врагом. Данька убедился в этом сразу же.
- Гляди-ка…старый знакомый, - Матрос придержал Пику, помолчал и, медленно шагнув ещё на одну ступеньку, внимательно прищурился, - а ты что, плачешь что ли?
Уже совсем очнувшийся от неожиданности, злой Пика, коротко хмыкнул:
- Ага, точно… Плачет… Да красиво как… Прям как девочка…
Данька вспыхнул, чувствуя как предательский румянец заливает смуглую кожу, уже был готов ответить что-то резкое, но застрявший ком в горле мешал говорить.
- А что случилось? – вкрадчивый голос Матроса казалось лез в самую душу, - ты же от "Москвы" идёшь? С ним в порядке всё?
- В порядке, - еле сумел буркнуть Данька, чувствуя как ситуация катится вниз ко всем чертям. Он явственно слышал издёвку в вопросе парня и на долю секунды представив, как он выглядит в их глазах – взъерошенный, раскрасневшийся, с размазанными на щеках слезами - совсем потерял голову, - я… просто проведать...
- В чём дело, ребята? – запахивая шарф, невысокий мужчина торопливо спускался по лестнице, - какие-то проблемы?
- Да нет, что вы? – Матрос не отрывал взгляда от пунцового, упорно смотрящего вниз, лица Даньки, - всё нормально. Мы вот здоровьем Романа интересуемся. Проведать его хотели…
- Ааа, но наверное сегодня уже поздно, он устал, - мужчина слегка наклонил голову, и поправляя воротник, продолжил, - сегодня только выписался.
- Вот как? – Матрос наконец оторвал взгляд от Данькиного лица и холодно посмотрел на мужчину, - спасибо за информацию, дядя… Но мы всё ж таки подымемся на пару минуток… Человека с выздоровлением поздравить… Пошли! – он коротко кивнул своим спутникам и те, ни слова не говоря, неторопливо зашагали наверх.
Данька спустился на ступеньку и непроизвольно поднял глаза. Троица молча поднималась по лестнице. Но мальчик успел увидеть мельком брошенный на него взгляд чуть подзадержавшегося позади остальных - Матроса. Нехороший взгляд. Слишком внимательный и изучающий. Тут отец положил руку ему на плечо и они поспешили вниз, к тёмному проёму открытых нараспашку дверей подъезда.

Данька, вспоминая этот взгляд, передёрнул плечами. Будто ушат холодной воды за шиворот… Он заправил кровать и двинулся умываться.
В течение всего дня всё валилось из рук. С самого утра ему жутко хотелось позвонить Ромке и спросить как там прошла его "встреча" с друзьями. Но отец сначала долго разговаривал по телефону со своим старым другом Борис Михалычем, а потом попросил Даньку помочь ему поменять давно прохудившийся стояк в ванной. Так они и провозились до обеда. Отец несколько раз молчаливо поглядывал на непохожего на себя, молчаливого сына, и наконец не выдержал:
- Даниял, у тебя всё в порядке?
Мальчик, старательно изображая удивление, поднял глаза: "Ты о чём, пап?"
- Ну я же вижу, что ты сам не свой какой-то, с утра смурной ходишь. Что-то случилось? Это из-за тех парней в подъезде? Да?
Данька отвёл глаза и пожал плечами: "Каких парней? Ааа… тех… Да нет… Просто не выспался наверное…"
Мужчина отложил в сторону инструмент и мягким, но сильным движением притянул голову сына к себе, внимательно глядя прямо в лицо мальчика
- Послушай… Дань… с тех пор как… Как не стало мамы, мы никогда не разговаривали с тобой вот так... по мужски… Я же вижу, что ты… Что ты… Это из-за них? Только честно… Или ты до сих пор на меня за вчерашнее дуешься?
Данька чуть наморщил лоб и высвободив затылок из под руки отца, по прежнему старательно избегая смотреть ему в глаза, хмуро брякнул:
- Да не... всё нормально, пап… Честно… всё нормально… Это.. знакомые были… Перекинулись парой слов просто… И ничего я на тебя не дуюсь.. Роме действительно отдохнуть надо было, так что правильно всё…
Он так и не сказал отцу о своих переживаниях. Да и о чём было говорить? Признаться, что ему как-то по особому нравится Ромка… что они вместе спали голышом в одной кровати… что их подозревают в... в чём то неправильном… тьфу!
Настроение испортилось окончательно и Данька еле дотерпев до окончания работы по ремонту этого чёртового стояка, отпросился гулять. Он накинул куртку, похлопал в кармане мелочь и выскочил на промозглый, кое-где покрытый вчерашним первым снегом асфальт двора.

С тех пор, как некогда сильная и многочисленная "волгинская" бригада лишилась своего главного вожака Цофы, лёгкая растерянность царила в рядах не только обычных пацанов, но и "козырей" постарше. Что же теперь будет? Как дальше быть и кто возьмёт на себя смелость руководить этим немаленьким и не самым добропорядочным районом Города. Данька слышал , что намечается какой-то сход старшаков, чтобы выбрать нового бригадира. И что должно это было произойти через пару недель. К этому сроку ожидалось, что большинство из пострадавших и легкораненых во время взрыва уже смогут принять участие в этом собрании.
В реанимации оставались ещё около десяти бывших бойцов волгинской братвы, но основная часть потихоньку приходила в себя. И было хорошо известно, что на сходе будут решать не только по бригадиру, но и очень остро встанет вопрос как отомстить. Кому мстить, вопросов особо не возникало. Это было и так понятно. Всем черножопым, айзерам, арам, чеченцам, да какая разница, всем тем, кто не очень хорошо говорил по-русски и имел чёрный цвет волос.
И потому в Городе, начиналась тихая паника среди рыночных торговцев, они спешно паковали вещи и старались убраться отсюда к родственникам или друзьям, подальше от намечающейся большой разборки.
Пользуясь всей этой неразберихой и временным безвластием, на территорию волгинцев всё чаще стали захаживать пацаны с улицы Дзержинского, "держинцы"… Захаживать просто так, пощекотать нервы, побравировать своей смелостью, а то и просто познакомиться с понравившимися девчонками…
И потому, когда бесцельно шагающий по улице (руки в карманы, шапочка на самые брови) Данька увидел внезапно возникшего перед ним совсем незнакомого пацана года на два помладше, то особо не удивился. Вообще-то Данька вышел из дому, чтобы позвонить Роме. Он специально поменял мелочь на телефонные жетоны и теперь выискивал взглядом уцелевший где-нибудь телефон-автомат, а потому рассеяно скользнув взглядом по стоящему на его пути мальчишке, хотел пойти дальше, но шкет внезапно коротко присвистнул и заговорщически оглянулся по сторонам.
- Слышь… пацан… Ты из этого дома?, - он неопределённо махнул рукой куда-то за спину остановившегося Даньки, - тебя Даниял зовут?
- Ну да, - тот удивлённо остановился, - а ты кто?
- А в какой ты квартире живёшь, - задал тот видимо "контрольный" вопрос и в ожидании, сурово глядя на Даньку наклонил голову.
- В сто сорок седьмой, - Данька ответил автоматически, а потом разозлился, - а кто ты такой вообще? Чего тебе надо, шкет? Заблудился что ли?
- Ничего я не заблудился, - пацан обижено шмыгнул носом, шагнул вперёд и незаметно вытащил из кармана куртки сложенный вчетверо листок ученической тетради, - на вот, возьми. Это тебе.
Данька оторопело взял записку из рук пацана, а тот быстро повернулся и пошёл, считая что его важная миссия выполнена вполне успешно.
- Эй, постой, - Даня в замешательстве протянул руку, - от кого хоть это?
- Сам поймёшь – пацан обернулся на ходу и, цепко глядя по сторонам торопливо зашагал прочь с вражеской территории.
Данька развернул смятый в кулаке лист бумаги. И сердце сразу горячо ёкнуло. "Даня! Нам срочно нужно увидеться и поговорить. Только не по телефону. Я незаметно взял ключи от библиотеки у мамы. Сегодня воскресенье и там никого не будет. Приходи в три часа. Буду ждать. … Рома".
Данька перечитал записку ещё раз, чувствуя как тёплая волна потихоньку согревает озябшие руки. В самом низу страницы, перед подписью "Рома" густо-густо, обыкновенной шариковой ручкой были зачёркнуты два слова. Будто тот, кто писал их, внезапно застеснявшись, решил стереть, убрать, уничтожить это секундное проявление чувств. Но даже через слой синих чернил, через слой закорючек и линий, заботливо начёрканных мальчишеской рукой, эти слова предательски проступали угловатым ученическим почерком…. "люблю тебя,…".
Данька повернулся и торопливо зашагал к библиотеке.

Глава 7

- Она в библиотечке работает? – Пика глубоко затянулся, так что дешевая папироска пыхнула огнем на кончике, и выпустил дым через ноздри.
- Точно так, гражданин начальничек! – Матрос самодовольно улыбнулся и ловким щелчком отправил свой окурок в открытую форточку. – Думаю, там он ее и закадрил.
Четверка «держинских» расположилась на лестничной площадке между этажами, не доходя одного пролета до Ромкиного третьего. Матрос сидел на стыке перилл, остальные – лицом к нему: Пика и Робот заняли подоконник, а Пудель просто опустился на корточки, прислонившись спиной к не очень чистой стене. После встречи с «волгинским кренделем», как обозвал Даньку Пудель, и его, - Даньки, а не Пуделя, - суровым папашей, решено было это дело перекурить. Покумекать, как этот безумный мир мог докатиться до такого непотребного состояния, при котором пацаны из враждебной бригады снуют по территории держинцев, будто у себя дома! Тут-то Матроса и посетила довольно любопытная мысль (что-то типа озарения), вроде бы все объясняющая, и он поспешил поделиться ею с братвой. Говоря точнее, смутные подозрения и догадки по данному поводу возникали у него и прежде, но только теперь, они, наконец, сложились во вполне законченную и логичную картинку.

Десятью минутами раньше парни нехотя посторонились, давая дорогу мелкому чернявому недоноску и его предку. Упускать внезапно подвернувшееся развлечение никому не хотелось, тем более после погрома игровых автоматов и спешного отступления в крови держинцев гулял адреналин. Но существовало непреложное правило: если пацан из враждебной группировки шел с родителями, их не трогали. С тех пор, как власть в бригаде от «беспредельщика» Пингвина перешла к «законнику» Рашу, держинцы старались жить «по понятиям». Это стало их своеобразным кредо, фирменным знаком держинской бригады.

Хлопнула входная дверь подъезда. Ребята «назло врагу» продолжили свой путь. Все они были слегка растеряны или, по крайней мере, озадачены.
- Во, дела! – сказал Пика, ни к кому не обращаясь.
- Совсем охуели! – Робот неприязненно покосился на Матроса, который поднимался последним. Матрос унизил его там, возле скамейки, а ведь он, Робот, судя по всему, был прав: от «нормальных пацанов» заплаканные смазливые мальчики в девять вечера не выбегают. Да еще из чужой бригады! Робот считал себя несправедливо обиженным, он злился на Матроса («Я тебе сейчас пизды дам!» Ага! Дал один такой! Долбоеб здоровый!) и заочно на Москву (Почти наверняка – пидор! Все москвичи – пидоры. Прав был Цофа. А мы еще навещать его идем. Пидора навещать!).
- Это кто? – запоздало спросил Пудель и сам же себе ответил. – Кажись, волгинский крендель …
Но думал он совсем не о «волгинском кренделе» и не о Ромке-Москве, а о своем недопитом пиве, героически пролитом, как сказал бы Матрос, в борьбе с черными (черножопыми) силами, в лице толстого азербайджанца. Пива было жалко (Там еще почти полбутылки оставалось; ЦЕЛЫХ полбутылки; а он вылил ПОЛБУТЫЛКИ; Пика выкинул полбутылки моего пива!).
Пика тем временем добрался уже до Ромкиной двери, с тусклыми латунными цифрами 47, и собирался позвонить, но громкий окрик Матроса его остановил.
- Пика, обожди звонить пока! – Матрос замер на предыдущей лестничной площадке. – Идите-ка все сюда.
Пудель послушно развернулся и начал спускаться вниз. Чуть позже к нему присоединился и Пика. И только своенравный Робот сначала спросил сердито:
- Зачем? – используя для этого другое, простонародное выражение.
- Идите-идите, - по тону Матроса было понятно, что он только что придумал что-то интересное, - посидим-покурим, а я вам один умный вещь скажу!
Он подождал, пока все рассядутся, угостил Пуделя папироской, - у остальных были свои, - дал всем прикурить от «настоящей китайской» Зиппо, жутко смердящей бензином, прикурил сам, выдерживая паузу. И только после нетерпеливого вопроса Робота (Ох, уж этот мне Робот! Надо, надо все-таки дать ему пизды хорошей как-нибудь!): «Ну, чо там, Матрос, не тяни?», только тогда, он ухмыльнулся самодовольно и начал говорить, жмурясь от едкого табачного дыма.

Проводив Даньку, усталый расстроенный Ромка, проваливается в сон, тревожный и тяжелый, как свинцовая туча. Снится ему странное:
Плохо, плохо, опять все плохо! Пока еще нет, но может быть очень ПЛОХО! Данька. (Милый Данька, как я его люблю!). Он в беде? Ему грозит опасность?! Кажется, да … Точно!! Он же такой красивый …
Худенький мальчишка разметался на кровати, загипсованная рука – поперек неширокой груди. Трогательный и беззащитный. Губы полуоткрыты, на щеках легкий румянец, длинные ресницы отбрасывают тени. Тонкие подвижные брови подергиваются, мальчик то хмурится слегка, то удивленно их приподнимает. Одеяло сбилось в сторону. Пижамы нет, из одежды на Ромке только узкие белые трусики. Прекрасная линия бедра, шрам под коленкой. Мальчик думает во сне о своем друге и небольшая выпуклость под белым хлопком начинает увеличиваться в размерах. Торчащие из гипса пальцы едва заметно шевелятся. Из губ вырывается тихий стон. Мать в соседней комнате слышит его и приходит проведать спящего. Эрекции сына она старается не замечать, можно поспорить, она ее попросту не видит, хотя в комнате довольно светло. Для нее Ромка все еще – Очень Маленький Мальчик. Мать накрывает сына одеялом и легонько целует в лоб. Некоторое время она стоит и любуется его лицом. Сейчас во сне оно очень красивое, одухотворенное. Потом мама уходит. А Ромке снится:
Случилась беда - Даньку похитили! Его надо найти! Найти, во что бы то ни стало! И сделать это может только ОН. Ромка мечется по квартире, он не знает, что ему делать. Квартира странная – она похожа на их теперешнее с мамой жилье здесь, в Городе, но из окон вид другой. Тот, который был в их старой московской квартире. Телефонный звонок. Ромка знает, что это – ВЫХОД, он берет трубку и подходит к окну …
На улице лето. Жаркое и тревожное.
Внизу, посреди двора, на небольшом забетонированном пятачке с двумя колодезными люками, мелкий, лет одиннадцати мальчишка (Светлые волосы, оранжевая футболка навыпуск, синие спортивные шорты, сандалии на босую ногу. Очень ладный и аккуратный.) подносит к уху мобильный телефон. Звонит он.
У ног мальчика примостился огромный белый пес (Не пес, а волк! Снежный волк!).
АЛЛО - АЛЛО! – говорят они одновременно. Голос у мальчишки глуховатый, «мультяшный», похож на Данькин, но не совсем.
«Ты поможешь?», - спрашивает Ромка.
«Конечно», - отвечает мальчик, он опускается на корточки и треплет свою собаку (волка!) по мощной холке. Звук «Ша» в слове «конешно» он произносит не совсем правильно, слишком мягко, как малыш. Ромке это нравится. Он улыбается во сне. Тревога уступает место уверенности. Мальчик обещал помочь. Ведь это … не просто мальчик. Его называют … ИГРУНОМ, а иногда МАСТЕРОМ КАМНЕЙ. Он … волшебник/волшебный мальчик? Точно!
Где-то на другом плане сознания Ромка осознает, что волшебный мальчик с белым волком – ПРИВЕТ ИЗ БУДУЩЕГО. Когда Ромка вырастет, он напишет замечательную (трогательную, волнующую, интересную) Сказку. Одну и еще много. Для детей и взрослых. Он прославится. Его книги будут читать запоем. И ждать новых. И перечитывать старые.
Маленький мальчик с большим белым волком и навороченной сотовой трубкой, он - ОТ ТУДА! Игрун … Мастер камней … любимый верный персонаж … почти ДРУГ …
«Мы найдем твоего ДРУГА», - обещает Мастер. – «Мы справимся!».
Его телефон (серебристый, блестящий) сверкает на солнце, роняет во все стороны яркие солнечные зайчики, один из них падает Ромке на лицо. Ромка смеется и …
… просыпается. Чудесный сон почти полностью стирается из его памяти, очень быстро.
За окном пасмурно и серо, совершенно непонятно откуда взялся солнечный зайчик, разбудивший паренька.
- Мы справимся, - говорит он Данькиному портрету на стене. – И никто тебя у меня не отнимет!

- Понял я, где тут собака порылась! – Матрос обвел взглядом «аудиторию», все слушали внимательно, и только Робот недоверчиво щурился (Дождется гад!). – Уточню на всякий случай, если кто вдруг не догоняет: этот мелкий чёрт, которого мы только что туточки повстречали, тот самый пацан, с которым Москва на «медкомиссии» бился, когда еще, помните, ногу поранил.
- Точно! – подтвердил Пика, - я его сразу узнал.
- И я узнал, - Робот нагло ухмыльнулся, глядя Матросу в лицо. – Это ж мы его тогда с автобуса ссадили. Так значит, он и есть тот самый пидор, дружок Москвы нашего, о котором Цофа рассказывал?
Матрос испытал сильнейшую потребность хорошо отработанным ударом погасить эту мерзкую ухмылочку, но желание блеснуть «дедуктивными способностями» пересилило. Он глубоко вздохнул и продолжил:
- Да, Цофа про него бакланил возле рынка перед самым взрывом. Только ты, Роботелло, с выводами пока не спеши, ладно? Потому что, когда Рашид тут кое-кому говорил, что собирается паренька дельного из другой бригады к нам прописать, это тоже про него было.
- На кой хрен ему это надо? – удивился Пика. Непонятно было, кого он имеет в виду: Раша или волгинского пацана.
- Вопрос, конечно, интересный, - Матрос сделал вид, что поправляет несуществующие очки. – Разрешите, ответить?
- Давай уже, не томи! – теперь и Пика начал терять терпение.
- О’кей, тогда слушайте. Видели папашу этого пацана? Я его случайно знаю немного, они с моим стариком на одном предприятии трудятся. Он меня, похоже, не признал, а раньше, когда я малой был, они с батьком, типа того, дружили, выпивали вместе, в гости друг к другу ходили, ну и все такое. Потом из-за чего-то разругались, и с тех пор не общаются. Кстати, мужик вполне реальный. Я сам однажды видел, как он двоих здоровенных дяденек возле рюмочной на Комсомольском оприходовал. За пару сек! Поломал и на землю отдыхать положил.
- А с виду такой фраерок неприметный, - встрял Пудель.
- Первое впечатление обманчивое, - не согласился Матрос, - но речь не об этом. Короче, у него года полтора назад жена померла. Кажется, от рака. Ну, он там горевал сильно, пил по черному, а теперь видно успокоился. Сечете момент?
- Не-а, - честно признался Пудель.
Матрос картинно закатил глаза. Пика с Роботом засмеялись.
- Мужик одинокий, дело молодое, а у Ромки мамка симпатичная. Тетка в самом соку. Ну, вот он к ней клинья и подбивает! Давно уже, надо думать …
- Чо-о …?
- Пудель, ну ты тормоз! Пожениться они хотят, вот чего! Съедутся вместе, станут одной семьей жить. А Ромка с этим пацаном вроде как братьями станут. Поэтому и Рашид уже заранее начал пацана к нам в бригаду пристраивать. Он-то, конечно, в курсе был всех этих заморочек. А я сам, своим умом допетрил!
- Бля, Матрос, ну ты и голова! – в тоне Пики звучало неподдельное восхищение приятелем. – А мы тут бошки ломаем, каких-то «пидоров» себе напридумывали.
- Не все так просто, дорогой товарищ Пика! Братик-то новоявленный нашего Ромчика не любит! – Матрос нетерпеливо отмахнулся от вопросов, которые ясно читались на лицах бригадных. – Вспомните, что Цофа говорил! Это ж он, мелкий этот, слухи начал распускать, что Москва, мол, пидор. И сейчас зареванный бежал недовольный. Не хочет сука, чтобы отец его на Ромкиной матери женился.
- Откуда ты знаешь? – Пика ждал от друга новых мыслительных прорывов и чудесных озарений.
- Да психология это, детская ревность и все такое! Короче, книжки надо читать, а не водку жрать или девок по подъездам щупать! – Матрос подмигнул, ребята засмеялись. – Но я Москву в обиду не дам, мне Раш велел за ним приглядывать, пока самого нет. А «петушка» волгинского мы маленько поучим, чтобы чужому счастью не мешал и язык свой поганый про наших пацанов не распускал. Как его зовут? Слышали, как его отец называл? Данька? Хорошо. Адрес я у папахена своего узнаю …
- А зачем нам адрес-то? – спросил Матроса Пудель.
- Как зачем?! Письма писать будем!
- Шутник!

Глава 8

- Ну и шутник вы, батенька, - лысоватый полный старик в коротком плаще недовольно покачал головой, с трудом спускаясь по ступенькам автобуса и укоризненно глядя на молодого парнишку-водителя, - остановки вовремя объявлять надо, а то так и проехать можно. И погромче объявлять, для пожилых людей чтобы понятнее было.
- Извини, отец, в следующий раз в микрофон дудеть буду, для тебя специально, – нисколько не обидевшийся водила бодро улыбнулся и подмигнул старику.
Тот пробормотал что-то и недовольно засеменил по тротуару. Данька невольно проводил его взглядом и снова уткнулся носом в запотевшее стекло полупустого в это дневное время автобуса. Он ехал на встречу с Ромкой. Часы показывали без пяти минут три и следующая остановка этого маршрута так и называлась - "Библиотека имени Горького".
Мальчик невольно вспомнил тот, самый первый раз, когда он увиделся здесь со своим другом (другом? Но почему же так сильно колотится сердце, когда думаешь о нём? это тоже бывает при дружбе? а почему с другими не так? ведь у Даньки много знакомых пацанов, только никогда с ними не бывает такого… а какого? такого… сладкого… и почему-то приятно тянущего в животе чувства…) И окончательно запутавшись, он просто стал смотреть в окно, нетерпеливо ожидая, когда же наконец будет остановка.
Данька легко спрыгнул с накренившейся, прорезиненной подножки и сзади него с шипением и скрипом двери автобуса медленно захлопнулись. Через дорогу, между старыми колоннами виднелись наглухо запертые двери библиотеки. Посмотрев по сторонам и чуть помедлив, он глубоко вдохнул, пытаясь унять неровно бьющееся сердце, а затем зашагал прямиком через дорогу.
Всё получилось как в крутом киношном детективе. Не успел он подойти к запертым дверям, как вдруг они быстро и совсем неслышно приоткрылись и в темноте проёма мальчишка увидел пару блестящих глаз. Не замедляя шага, Данька точно и ловко юркнул в открытую щель, сразу окунувшись в знакомый запах старых книг, запах времени и покоя. Со света он ничего не смог разобрать в тёмном коридоре, а когда двери, чуть скрипнув, закрылись, так и вообще оказался в полной темноте. Сразу пропали звуки улицы, шум машин, голоса прохожих. Он только открыл рот, как вдруг почувствовал как кто-то крепко обнимает его одной рукой за шею и через мгновение знакомые мягкие губы ткнулись ему куда-то в область подбородка:
- Привет, Данька….
- Ром…- слегка ошалевший, непривыкший ещё к темноте мальчишка, попытался что-то сказать, но не успел. Губы Ромки наконец нашли свою цель и… слова стали совсем не нужны.
Двое пацанов стояли, крепко обнявшись, посреди большого и тёмного библиотечного коридора и с упоением целовались. Наверное так бывает у всех влюблённых, когда время замирает, исчезают звуки, пропадают слова и остаётся лишь пряный и чистый запах дыхания, мягкий вкус свежей росы на губах и ощущение безмерного счастья. А когда это счастье запретно, вкус любви бывает ещё приятней и слаще.
- Рома… Ромыч… Ну погоди, дай хоть поздороваемся как положено.
Мальчик, как пьяный, оторвался от Данькиных губ:
- А мы и так… здороваемся… - и, улыбнувшись, снова закрыл глаза и потянулся к Даньке, – я по тебе соскучился…

Они сидели на твёрдых стульях большого читального зала и молчали. Ромка встал, поправил гипсовую повязку на груди и шагнул к столу библиотекаря. Чуть помедлив запрыгнув на него, уселся, болтая ногами и глядя на задумавшегося Даньку:
- Ну и что ты на это скажешь?
Несколько минут назад он рассказал ему о вчерашнем вечернем визите "отважной четвёрки" во главе с Матросом. После обычных слов и пожеланий выздоровления, Матрос как-то странно подмигнул ему и сказал, что всё будет окей и что они позаботятся обо всём. А когда Ромка недоумённо переспросил о чём они, Пика лишь зло усмехнулся, мол узнаешь, когда придёт время.
- Может они про хачиков этих с базара или кого-то из чеченов нашли? – задумчиво высказал предположение Ромка, - наверное отомстить хотят за нас за всех.
- Нет… - голос Даньки звучал глухо и спокойно, - не про хачиков… Он поднял голову и посмотрел прямо в удивлённые глаза друга, - это наверное про меня. Вчера вечером я с ними в подъезде столкнулся. Случайно…
Ромка перестал болтать ногами и медленно сполз со стола:
- Подожди… как? Ведь... ведь они минут через двадцать только после вашего ухода заявились…- он вдруг физически ощутил как тоскливо заныла уже почти зажившая рука и, невольно поморщившись, провёл ладонью по гипсу, - я уже и спать хотел ложиться, когда они… Ничего не понимаю…
- Я на отца сильно обиделся, ну что он не разрешил у тебя остаться, - Данька чуть наморщил лоб и поджал губы, - ну и кубарем вниз скатился по лестнице. Чуть вашего чернявого этого.. Пику с катушек не сбил.
Он помолчал, а потом глухо и виновато добавил:
- А ещё у меня.. ну в общем морда видимо сильно зарёванная была, потому что они остолбенели аж, как меня увидели. Сам не знаю как так получилось, - он вздохнул, - мне кажется, они что-то заподозрили… Тем более, старая история эта ещё… с отказом от нашей драки…
Ромка закусил губу, нахмурился и присел на жёсткий библиотечный стул. Прошло несколько минут и в тишине зала было слышно только как по трубам батарей течёт вода. Хоть и очень поздно, но начинался отопительный сезон.
Он долго молчал, а потом ровным и каким-то бесцветным голосом тихо спросил:
- Ты говорил что-нибудь… обо мне… Цофе?
- Цофе? – Данька недоумённо поднял глаза на прямо сидевшего Ромку, - а при чём здесь... Цофа? И что я должен был сказать? Не понял…
- Ну ты мог ему ну … как бы случайно… - он замолчал с трудом подбирая слова, - случайно назвать меня… Ну после той ночи, помнишь, когда мы вместе… в общем… рассказать и… и назвать меня… пидором?..
Последнее слово далось ему совсем нелегко и мальчик проговорил его, не поднимая глаз и с трудом разлепляя пересохшие губы.
Непонимание на лице Даньки медленно сменялось какой-то дикой маской недоумения и неверия. Его обычно смуглая кожа на глазах начала бледнеть, а глаза налились такой густой синевой, что в полумраке библиотечного зала казались совсем чёрными.
- Ты что?! С ума сошёл?… - он медленно начал приподниматься со стула, - ты соображаешь что говоришь?!
- Погоди, - Ромка умоляющим жестом руки остановил друга, - не обижайся. Просто, понимаешь… Я тебе этого не рассказывал, - он снова замолчал на несколько секунд, - в тот самый день, когда всё это произошло. Ну взрыв и всё такое, мы же на разборки шли как раз насчёт хачиков там одних на рынке. Ну вот и там… Цофа…
Ромка снова слез со стола. Было видно что воспоминания эти доставляют ему настоящую боль. Он обхватил так некстати разнывшуюся руку и, поправив повязку, продолжил:
- Там Цофа при всех назвал меня… пидором, - он крепко сжал зубы чтобы сдержаться, - и ещё сказал, что это ты там…про меня всё растрепал… Ну я в обморок прямо на асфальт и грохнулся… Будто дубиной по голове от этих слов… - мальчик, как бы не веря самому себе мотнул головой, - ну а потом пацаны говорили, что только это их и спасло от взрыва, пока они вокруг меня там хлопотали.
Данька с широко раскрытыми глазами, совершенно обалдевший, молчал, не в силах вымолвить ни слова. Чудовищность этого объяснения буквально придавила его к земле. Только теперь он понял почему такими странными взглядами смотрели на него там, в подъезде, Матрос и остальные, только сейчас он ясно увидел, как в свете этого обвинения выглядит их отказ от драки друг с другом, их заметная для многих взаимная симпатия, их дружба, необъяснимая с точки зрения логики страшных законов этого проклятого Города. Их считают пидорами! (Бля... хуже этого даже придумать ничего нельзя было. Но каков же Цофа… гад… сволочь… вот он чего добивался, всё выпытывал, расспрашивал… тварь…)
- Сссука… - на Даньку было страшно смотреть, - какой же он… - мальчишка запнулся не в силах подобрать слово, - какой…
- Дань, извини, ну пожалуйста... – Ромка подскочил к другу и неловко обнял здоровой рукой оцепеневшее тело, - извини меня. Просто я ведь, дурак, в первую секунду сам поверил, потому и грохнулся… Ну в такой момент он сказал, да тоном таким уверенным. В общем….
- Офигеть… - Данька медленно приходил в себя, - но почему ты сразу мне об этом не рассказал?
- Не знаю, - мальчишка пожал плечами, - я когда впервые очнулся в больничке и глаза твои увидел… Да не смог просто, наверное…
- Да уж.. весёлая история… - Даниял закусил губу, пытаясь привести в порядок мысли, - теперь они от тебя не отстанут… Проверять будут… Да и на меня они зуб имеют. Так что это очень хороший повод докопаться…
Ромка вздохнул, присел рядом с Данькой и, заглядывая ему в глаза, тихонько спросил:
- И чего делать будем, Дань?..
- Как чего, - Данька недобро усмехнулся, - драться… Я горло перегрызу тому, кто тебя обидит. Пусть только попробуют…
Ромка молчал, глядя на нахмуренное лицо друга, и какая-то совершенно неуместная в эту минуту волна нежности вдруг затопила его грудь (какой он красивый сейчас… Даже когда злится, красивый… Как же я этого не замечал раньше? Он мой друг… Данька - мой самый любимый и хороший Друг…) И эта простая мысль словно обожгла его.
Совершенно безотчётно он протянул руку и коснулся Данькиной щеки. Тот осёкся на половине фразы и замолчал глядя прямо в серые, огромные и такие знакомые глаза. Что-то неимоверно родное было в них, что-то очень честное и доброе… Вспышка памяти услужливо подбросила картинку: старые заброшенные гаражи, круг страшаков вокруг и он, со сжатыми кулачками против худенького белобрысого мальчишки с сияющим серым взглядом
Данька медленно поднял руку и прижал Ромкину ладонь к щеке. А потом еле заметно, одними уголками губ ободряюще улыбнулся:
- Мы прорвёмся, Ром... вот увидишь… Мы прорвёмся…

Глава 9

- «… не дай им прорваться, слышишь! Судьба всего фронта сейчас в твоих руках!», – по местному, городскому, каналу показывали старый фильм про войну, пожилой генерал в высокой папахе, в тулупе, накинутом поверх шинели, срывая голос, кричал в телефонную трубку, а вокруг блиндажа очень правдоподобно рвались снаряды и сыпалась земля. Кино было хорошее, но смотреть на взрывы Ромке совсем не хотелось. Он поднялся с кресла и щелкнул выключателем старенького черно-белого телевизора, картинка стремительно сжалась и пропала. Не отдавая себе в этом отчёта, мальчик облегченно вздохнул. «Горячий снег» – всплыло в памяти название фильма.
Ромка вернулся в кресло и взял с подлокотника недопитый стакан кефира. Жизнь, как война, – подумал он, – и любовь тоже …
Всё в этой жизни устроено так, чтобы помешать им с Данькой любить друг друга. Как будто специально! Словно кто-то (Город? … Бог?) раз за разом проверяет их чувства на прочность, загоняя в практически безвыходные ситуации. А они всё равно барахтаются, кувыркаются, лезут из кожи вон … И любят друг дружку всему вопреки! (Любить … трудно). Ромка сам удивился этой внезапной мысли. Кто бы мог подумать?! Вот, кажется: ты любишь, тебя любят – живи и радуйся. А ведь нет, не получается так! Даже, если это нормальная любовь (а у них с Данькой, что, ненормальная?!), сразу возникает столько новых забот, волнений, страхов, «ответственностей»! Выходит, не любить гораздо проще? Да! Не любить – просто и … скучно. Без любви, как будто всё зазря! Ромка сейчас уже и не помнит, как он жил без своей любви к Даньке. И без его ответной. Любовь - это ведь так … интересно, волнительно, радостно! Любовь – это счастье! Каждый новый день – счастье. Просыпаешься утром, даже в такое неприветливое пасмурное утро, как нынешнее, и стоит только вспомнить о том, что живёт на свете замечательный (… красивый, добрый, смелый!) пацан Данька, сразу что-то сладко замирает внутри … где-то под ложечкой (как в Новый Год или День Рожденья)! И жить хочется тысячу лет, несмотря на все проблемы и неприятности, беды и заботы. И кажется, всё по плечу … Лишь бы вместе, лишь бы вдвоём! Любовь стоит того, чтобы жить. За неё надо бороться, идти до конца … А иначе, зачем тогда всё это?!
И чем больше препон и запретов встаёт на пути любви, тем она сильнее. Нет, не совсем так. Не всегда. Только, когда она настоящая! Если те, кто любит, не спасуют перед трудностями, не отступятся, тогда любовь проверится, закалится и всё такое. А если … Если бы им с Данькой позволили любить друг друга спокойно, не таясь, чтобы никто их не доставал, а наоборот, все за них радовались … Если бы их любовь стала более доступной и совсем не запретной … Если бы можно было спокойно целоваться в парке на скамейке и гулять, взявшись за руки … Короче, если бы их любовь перестала быть опасной и трудной, почти подвигом, разве осталась бы она тогда такой же … острой, мощной и … большой? Наверное, нет. Наверное, тогда между ними было бы что-нибудь другое, тоже хорошее, но не такое …
Ромка допил кефир, и теперь облизывал стенки стакана, стараясь дотянуться кончиком языка, как можно дальше. Мама не разрешала ему этого делать, считалось, что хорошо воспитанные мальчики так себя не ведут (а когда язычком не в стакан, а в рот другому мальчишке, это, хи-хи, прилично?), сейчас её дома не было, и можно было особо не стесняться. С утра пораньше Ромкина мама убежала за продуктами, но должна была вот-вот вернуться. Дожидаться её не входило в Ромкины планы. Сразу после маминого ухода, мальчик вытащил из её «рабочей» сумочки ключи от библиотеки и собирался ими воспользоваться. Надо было только предупредить Даньку, назначить ему встречу. Скажем, часа на три! Воспоминания о прошлом их свидании в библиотеке вызывали приятное напряжение пониже живота. Хотя тогда ничего, кроме невинной возни на кипе старых книжек, и не было. Другое дело потом, когда они ночевали вдвоём в его, Ромкиной, кровати. Но и там всё было как-то глупо, суетливо … как-то слишком по-детски! Сегодня Ромка собирался пойти до конца. До какого такого «конца», он, правда, представлял себе не слишком хорошо. Ему хотелось, чтобы их с Данькой любовь, о которой он только что долго и умно размышлял за стаканом кефира, обрела более конкретные, чувственные формы. Ведь они уже, в конце концов, не дети! Ромка точно знал: он хочет Даньку, хочет заниматься с ним сексом, назовём вещи своими именами. По-взрослому, как там это делается (Как «голубые»? - А хоть бы и так!). После взрыва, побывав на волосок от гибели, Ромка твёрдо решил, что в любви ему (им с Данькой) никто не указ. Если постоянно оглядываться, бояться, прислушиваться к чужому трёпу, да, наконец, просто стесняться, когда же тогда любить?! Мальчик был уверен, что и Данька примет его взгляд на вещи, если ещё не принял. Ромка объяснит, и Данька поймёт! (… вот бы он согласился, чтобы я у него … как это, интересно … наверное, надо снизу языком поплотнее прижать и головой водить туда-сюда … и еще посасывать слегка …).
Экспериментируя с собственным пальцами, - то с одним, то с другим, то сразу с двумя, - Ромка направился, было, к телефону, но потом передумал. Время было
раннее, часов девять утра и его друг мог ещё не проснуться. Мальчик вытер обслюнявленную руку об домашние треники, спереди они так сильно натянулись от всех этих греховных мыслей и «сосательных» упражнений, что даже переставлять ноги было неудобно. Ромка сунул руку под резинку и уложил «маленького друга» головкой вверх. Напряжение требовало немедленной разрядки!
«До трёх часов я, пожалуй, не дотерплю», - улыбнулся про себя мальчишка. Можно было «погонять шкурку» и дома, у себя в комнате, в ванной или же в туалете, но в любой момент могла вернуться мама. А когда она находилась где-то поблизости, даже запираясь в туалете, Ромка чувствовал себя неуютно. Ему всё время казалось, что мама догадывается об истинных причинах его туалетного уединения. Поэтому пацан решил подняться на чердак. Идея эта пришла в голову спонтанно и очень ему понравилась. Наверное, потому, что именно там прятался Данька, поджидая Ромку накануне их первой ночи. Тогда еще Пингвин сбежал из больнички, и чуть Ромку с Рашем не порезал. Вот страху-то было! Но кончился день просто замечательно!
На чердаке можно было чувствовать себя совершенно свободно. После терракта, все подвалы и чердаки в Городе закрыли, где как смогли. У них в доме на лестничных проёмах, ведущих с пятого этажа на чердак, установили решётки, но на металле, как водится, сэкономили, прутья стояли довольно редко. Взрослый человек между ними конечно бы не пролез, но такой худенький паренёк, как Ромка, вполне мог просочиться. Дворовая мелкота иногда этим пользовалась, но не слишком часто. В крайнем случае, мелких всегда можно шугануть. Сегодня на чердаке Ромка намеревался выяснить, насколько далеко у него может «брызнуть», если рукой в последний момент не зажимать, а то дома не очень-то и побрызгаешься.

- А где ты этого олуха-то нашёл?
- Какого такого олуха? – Ромка взял Данькину ладошку и потёрся об неё щекой.
- Ну, того, который мне записку принёс.
- Какую записку? – Ромка сидел на высоком с тумбами столе библиотекаря, а Данька стоял прямо перед ним. Лица их были примерно на одном уровне.
- Ну хватит тебе! От тебя записку. Какому-то пацану её доверил, он же может нас заложить, - Данька в сердцах выдернул свою ладонь из руки друга.
- Не-е-е, этот не заложит.
- Почему? Он что, друг твой?
- Друг мой – это ты! А на того «олуха» у меня просто своя «закладка» имеется. Он меня заложит, а я его. Никому не выгодно.
- А что он сделал-то такого эдакого? Вроде совсем мелкий пацан …
- Ага, мелкий! Всем бы такие мелкие! Ты б его елду видел.
- А ты видел что ли? – спросил Даня подозрительно.
- Представь себе! – Ромка изловчился и снова поймал Данькину ладошку, положил её себе на плечо, а сам обнял друга за талию и притянул поближе. – Короче, слушай. Я сегодня утром решил на чердак слазить, на наш, где ты прятался тогда. Помнишь?
- Помню, а зачем?
- Да так … воздухом подышать … А на самом деле, подрочить, а то дома мать, сам понимаешь, - Ромка обезоруживающе улыбнулся. – Ну вот, пролез через решётку, у нас теперь везде решётки наварили, пробираюсь тихонечко, а там в уголочке этот дурачок на коленках стоит и тоже дрочит. Так увлекся, что ничего вокруг себя не замечает. Я к нему вплотную подошёл, смотрю из-за плеча, перед ним журнальчик открытый лежит. Угадай, какой.
- «Веселые картинки»! – пошутил Данька, и мальчишки весело рассмеялись.
- А на самом деле какой? – спросил он чуть погодя.
- «Сила и красота», - Ромка выдержал многозначительную паузу, ожидая реакции друга. Но друг только хлопал ресницами недоуменно. – Ну, ты что, не понял?! Это же журнал для бодибилдеров, там одни только мужики накаченные в узких плавках, плюс ещё гантели и больше нихуя! А этот на него дрочил!
- А-а-а, теперь понятно! Ему есть, чего скрывать, – Даня усмехнулся. – Блин, ну и дети пошли, сплошные извращенцы! А у него, правда такой большой «перец»?
- Да не. Это я пошутил. Хотя … наверное, побольше, чем твоя финтифлюшка. Давай, сравним, а? Я помню, у него примерно вот такой был!

Глава 10

- Вот такой? – продавец универмага услужливо расстелил перед Данькой только что вынесенный из подсобки свитер, - здесь и цвет потемнее, и рисунок вязки другой.
Данька смущёно и слегка растеряно кивнул, изо всех сил стараясь казаться серьёзным и бывалым покупателем. На самом деле он выбирал дорогую вещь первый раз в жизни.
Ещё вчера ночью, ворочаясь в кровати, не в силах заснуть после того что произошло вечером в библиотеке (ох... только не вспоминай…), он решил сделать подарок Ромке. Наступали холодные декабрьские дни и, неожиданно пришедшая в голову, простая идея подарить другу тёплый импортный свитер привела Даньку в состояние сильного душевного подъёма. Ведь деньги за так и не купленные кроссовки (какие уж там кроссовки с этими событиями!) тихонько лежали в его "секретном" месте за столом.
Куда-то отступили тревожные мысли о Матросе, Пике и всей остальной братии, о взрыве, подозрениях, слухах. Данька даже сел на кровати, откинув одеяло и улыбаясь самому себе в темноте. Он представил, как Рома смущённо и чуть пунцовея, поправляя повязку на руке (когда же её с него снимут? вроде врач говорил что через неделю после выписки…), будет осторожно одевать новый моднячий свитер прямо на голое тело (надо выбрать такой, чтобы не "кусался" на коже… мягкий…), а потом оглядывать себя в зеркале, а потом…
Мальчик увлёкся фантазированием и машинально потянулся, поправляя рукой врезавшуюся в тело резинку трусиков. Это случайное прикосновение неожиданно напомнило ему что-то, дало лёгкий толчок. И сладкие, такие свежие воспоминания о "библиотечной" встрече плавно вытеснили остальные мысли, помимо воли завладевая его разумом…

С самой первой секунды Данька чувствовал в Ромке какое-то напряжение. Словно мальчик чего-то недоговаривал, и их разговор о подозрениях и слухах в "держинской" братве был не самым главным, не тем, ради чего Рома позвал его на встречу. И когда они вроде бы случайно коснулись ЭТОЙ темы, Данька внезапно понял причину напряжения друга. Тот испытывал то же самое, что и сам Данька. Смущение и одновременно сильнейшую радость от их уединённой близости.
- Давай сравним. Я помню, у него примерно вот такой был…
Данька хотел сначала просто хмыкнуть, всё ещё не отойдя полностью от рассказа друга про выходку Цофы, но посмотрев на ставшее вдруг совсем серьёзным лицо Ромки, почувствовал, как что-то тяжёлое и сильное начинает опускаться у него в животе. Повисла пауза и вместо усмешки он вдруг хрипло переспросил: "Ты что, серьёзно?".
Ромка молча кивнул головой и попытался улыбнуться:
- Ага. Теперь абсолютно серьёзно, - а потом как-то виновато добавил, - Дань, я столько думаю о тебе… У меня та ночь, помнишь? Ну когда мы вместе спали… у меня дома… Никак из головы не идёт… Может, давай ещё попробуем… разочек… Ну в смысле... оба… вдвоём…
Запутавшись, он внезапно замолчал.
Данька очень близко, почти вплотную, смотрел на его лицо. Слегка порозовевшие скулы, потрескавшиеся губы, ещё чуть заметные конопушки на носу, А ещё чувствовал такой знакомый, до сих пор не выветрившийся с лета и не протравленный больничными медикаментами, запах. И от этого какое-то сумасшедшее (знакомое и запретное!) желание медленно поднималось из живота к груди. Оно было тягучим и сильным. Но в то же время каким-то новым. Потому что Данька внезапно очень ясно понял, что сегодня они перейдут за черту. За черту того, что можно было делать обычным мальчишкам (обниматься, иногда даже целовать друг друга, а что тут такого? вон как футболисты после удачного гола целуются… или, на самый уж край, украдкой вместе подрочить где-нибудь на чердаке…). Сегодня они будут любить друг друга… По взрослому... По настоящему…
Он медленно наклонился и шершавые Ромкины губы царапнули уголок его рта.
- Сравнивать, говоришь? – не отводя лица, он улыбнулся, - давай! Только тогда уж вместе…

Два абсолютно голых мальчишки стояли в полутьме огромного читального зала и неистово целовались. Эта фантастическая картинка была, наверное, достойна кисти Бориса Валеджо, не хватало только огнедышащего дракона позади них. Тесно переплетённые, прижатые тела смутно светлели на фоне ровных рядов библиотечных столов, ладони обоих жадно шарили по худым мальчишеским спинам И лишь неловко отведённая в сторону перевязанная рука одного из них, портила общее сюрреалистическое впечатление.
Ромка испытывал головокружительное ощущение счастья. Оно настолько переполняло его, что он с трудом силился сдержать какой-то странный выдох, скорее похожий на стон, рвущийся у него из груди. Его мышцы были напряжены, ему хотелось обнять Даньку ещё сильнее... ещё… прижаться к нему, слиться с ним… (вот только проклятая рука мешает, ну куда ж её девать…) Он судорожно впечатывался всей своей кожей в горячее и возбуждённое тело друга. А то, что тот был возбуждён Ромка отчётливо чувствовал где-то там, в самом низу живота, восхитительной твёрдостью сладостно, до мурашек по спине, упирающейся в его пах.
- Потише… раздавишь…- Данька покачнулся, выныривая из потаённой истомы, удержался рукой за стол и снова вернул ладонь на шею мальчика, - блин, ну мы и даём! Опупеть… Ром, а у меня тоже мышцы так... ну напряжены, как у тебя?
- Угу, - с трудом открывая затуманенные глаза, тот кивнул, - тоже… это наверное оттого, что нам обоим приятно. Да?
Рома взглянул в лицо друга, без слов видя там подтверждение своего вопроса и вдруг неожиданно, даже для самого себя, решился. Будто ныряя в глубокий и затягивающий омут он глубоко вдохнул и, чувствуя как слегка начинают дрожать ноги, потянулся к Данькиному уху.
- Даня, поклянись, что никому не расскажешь, - горячий шёпот обжёг своей близостью, - поклянись… нашей дружбой! Пожалуйста…
Мальчишка, слегка ошеломлённый таким напором, удивлённо посмотрел на друга: "Погоди… ты о чём, Ром?"
- Ну поклянись! – настойчивые и нетерпеливые нотки хрипло проскальзывали в знакомом голосе, - я тебя очень прошу… Очень…
- Клянусь! – это прозвучало хотя и тихо, но немного торжественно и Данька смутился. А через секунду его мысли были уже слишком далеко от этой секундной неловкости, потому что дальше произошло уж совсем неожиданное.
Ромка чуть слышно застонав, будто бы с облегчением, стремительно опустился на колени. Его голова оказалась точь-в-точь перед Данькиным животом. Поправив надоедливую повязку, он, словно боясь обжечься, осторожно положил другую руку на покрытое еле заметным золотистым пушком смуглое бедро Даньки и легко, хотя и не очень умело провёл языком по животу, пониже пупка. Именно там, где чуть светлеющая полоска незагорелой кожи соединялась со смуглотой напряжённых мышц.
Мальчишка замер. Кровь бросилась ему в голову. Она зашумела в ушах и упругими молоточками стукнулась в виски. На мгновение Ромкин подбородок случайно задел его яростно торчащий член и он вздрогнул, как бы пытаясь отстраниться. Но в следующую секунду мягкие и торопливые Ромкины губы осторожно обхватили алеющую в полутьме мальчишескую головку и Данька понял, что медленно уплывает…
То самое, взрослое ощущение, которое появилось у него в самом начале их встречи, накатило сейчас с неимоверной силой. Оно было горячим и влажным, шершавым и до судорог в неудобно напряжённых ногах приятным. Мальчик с трудом нашарил сзади стол и прислонившись к нему, опустил другую руку на голову стоящего на коленях друга (ммм… друга? Или это уже называется как-то по другому???)
- Рома… ты чего, Ром?... Ты ч-е-г-ооо… - хриплый шёпот падал с полураскрытых губ в тишину библиотечного зала, а рука жадно шарила в Ромкиных волосах, повинуясь завораживающему, гипнотически сладкому ритму, - не надо… перестань… не на… ооооох…. Ромкааа…
А финал стремительно приближался. В бешеном ритме вальсировало сердце, кровь словно вода под давлением летела по венам, и тянущая истома предстоящего взрыва наливала тягучей тяжестью онемевшие мышцы. В последнюю секунду Данька неимоверным усилием, почти теряя сознание от удовольствия, оттолкнул голову друга от себя и, выгнувшись вспотевшей спиной, полетел в спасительную темноту долгожданной освободительной разрядки…

…Мальчишка вновь открыл глаза, стараясь унять стремительно бьющееся сердце. Воспоминания не давали уснуть (да какой тут уснуть, когда сегодня... мы... ох… Рома…) Он перевернулся на другой бок, ещё раз откинул одеяло, перевернул горячую подушку прохладной стороной к себе, но всё равно ничего не получалось. Перед ним, в зеленоватом сумраке мерно отсчитывающих время больших электронных часов со светящимися цифрами (а у пятёрки так лампочка и западает, какая-то буква зю получается. Ого, уже половина пятого?!) постоянно всплывало знакомое и родное лицо. А ещё Ромкин взгляд, когда он впервые после этого посмотрел на Даньку. Взгляд счастливый, сияющий, но всё же чуть встревоженный и вопросительно-осторожный (ты ведь не осуждаешь меня? правда? ты ведь поймёшь…и примешь меня… даже после этого… потому что я… потому что я люблю тебя…)
Даня медленно засыпал, подложив одну руку под голову, так и не укрывшись тёплым одеялом. А во сне его ноги снова обессилено подкашивались, он сползал на корточки и, обнимая всё ещё стоящего на коленях мальчишку, благодарно выдыхал: "Ромкааа…"

- Так вы будете свитер брать, молодой человек?
С трудом выныривая из воспоминаний, Данька недоумённо взглянул на продавца, потом спохватился и согласно закивал головой.
- Да, да. Конечно буду… Упакуйте пожалуйста, только чтобы не помялся.
Он повертел головой, выискивая кассу, и, на ходу вынимая бережно сложенные бумажки, пошёл платить за только что купленный Ромке свитер. Школу сегодня он явно прогуливал.

Глава 11

- Но я же не прогуливаю! Я болею вообще-то …, - Ромка сидел за «столом для уроков» в своей комнате и тоскливо косился на толстую стопку учебников и тетрадок, только что водруженную перед мальчиком его собственной мамой.
- И что теперь, учиться не надо? – спросила мама строго и раскрыла толстую тетрадь в коричневом клеёнчатом переплёте. Тетрадь оказалась в клеточку, первый лист её был густо исписан мелким, но разборчивым маминым подчерком. – Вот гляди: тут задания по основным предметам, я вчера забежала к Лене Кормушкиной, узнала у неё, что они успели пройди, пока ты отсутствовал. Будешь потихонечку заниматься, догонять.
Ленка Кормушкина была Ромкиной одноклассницей (отличница и зануда!) и на его беду проживала в том же доме.
- Ну, ма-а-ам, - заканючил парнишка, старательно отворачиваясь от тетрадки, - я ещё после больницы не отдохнул, как следует! Только выписали позавчера, и сразу учиться! Мне ведь только через две недели в школу, я догоню, успею. Знаешь же, какой я способный.
- Ленивый ты, а не способный, - мама легонько щёлкнула сына по носу, и он невольно улыбнулся. Долго сердиться на Ромку она тоже не могла, особенно после всех ужасов, которые выпали на долю её малыша в последнее время.
Женщина обошла стул, на котором сидел мальчишка и, накрыв ладонями худые Ромкины плечи, дунула ему на макушку. Это была их особая «секретная» ласка, знак, что мама любит его и совсем не сердится. Ромка потерся ухом об её руку.
- Ладно, мам, я позанимаюсь … немножечко, - Ромка здоровой рукой взял маму за пальцы и потянул её руку вниз, сначала одну, потом другую, так, чтобы она обняла его за грудь. – Только если у меня голова разболится, я сразу брошу. Мне дядя Игорь не велел переутомляться!
- Хорошо, Ромаш. Ты уж постарайся, чтобы она у тебя не слишком быстро разболелась, - в мамином тоне появились иронические нотки, это был верный признак хорошего настроения. – Сам понимаешь, конец полугодья не за горами, а ты мне обещал его без троек закончить. Сделай мне такой подарок на Новый год.
- Лучше уж я тебе стихи напишу.
- Стихи – это само собой, прошлые мне очень понравились. Но лучший подарок для меня – твоя хорошая учёба, не забывай об этом. – Мама обняла Ромку ещё разок покрепче, потом отстранилась и пошла по комнате.- Ладно, занимайся, а мне пора на работу собираться. Обед в холодильнике, суп я в маленькую кастрюльку отлила, чтобы тебе попроще было с одной рукой управляться. Захочешь есть, разогреешь. А может быть, я сама заскочу в перерыв, покормлю тебя.
- Лучше заскакивай, - попросил Ромка, делая вид, что старательно изучает записи в тетради. – А то мне одному скучно обедать.
- Ладно, договорились. – Мама остановилась в дверях и как-то странно посмотрела на сына.
Ромка поднял на неё глаза.
- Ты что, мам? – удивлённо спросил он. Ещё раньше мальчик заметил или скорее почувствовал: мама сегодня немножечко другая, не как обычно (Взволнованная? Радостно возбуждённая?). Такой он её давно не видел.
- Да так ничего. Ромка … - женщина замялась, а потом словно вдруг решившись, заговорила быстро-быстро, будто боялась, что Ромка не даст ей закончить. – Малыш, ты не обидишься, если я вечером попозже приду? Представляешь, Данин отец пригласил меня в театр. Так неожиданно и … приятно! Я ведь уже сто лет нигде не была, а тут театр из Нижнего на гастролях. Очень хороший! Я про него в газете читала. Несколько народных артистов и молодежь, говорят, талантливая. И главное, режиссёр замечательный. Я давно мечтала на его спектакле побывать. Ты меня отпустишь, сынок?
- Конечно иди! – Ромка искренне обрадовался за маму, и ему совсем непонятно было, почему она говорит об этом приглашении так просительно и виновато. – Данькин отец – классный дядька! Только пусть он тебя до самого дома проводит, после спектакля.
- Я на это надеюсь, - Ромкина мама облегчённо улыбнулась.
- А когда он успел … ну это … пригласить-то тебя? По телефону что ли?
- Да нет, мы с ним вчера совершенно случайно на улице встретились, когда я за покупками ходила. Возле нашего «Универсама». Очень галантный мужчина, должна тебе сказать, - она опять улыбнулась, - донёс мои сумки до дверей квартиры, зайти на чай, правда, наотрез отказался, зато вместо этого пригласил меня в театр. Оказывается, у них на заводе билеты распространяли, и он приобрёл два, хотя идти ему не с кем. Потом признался, что сразу имел в виду меня, когда билеты брал. Очень приятно, меня давно никто и никуда не приглашал … Может, не стоило так сразу соглашаться, мы ведь мало знакомы?
- Конечно, стоило! – Ромка аж на стуле подпрыгнул от возмущения. - Данькин отец, знаешь, какой хороший! Он – самбист! И руки у него золотые. Хорошо, если ты с ним подружишься, честно. Как мы с Данькой!
Это - «как мы с Данькой» вырвалось случайно и заставило мальчика покраснеть, хотя он и не имел в виду ничего такого. Просто вспомнилось тут же их вчерашнее свидание (и секс, секс, СЕКС!!!) в библиотеке, кровь тотчас прилила к щекам, и фраза эта прозвучала для самого Ромки весьма двусмысленно. Мама, впрочем, ничего не заметила.
- Будем дружить семьями, - сказала она. – Замечательно, что ты не ревнуешь.
- А я что, должен?
В голосе Ромки звучало такое неподдельное изумление, что мама рассмеялась.
- Ну, считается, что дети всегда ревнуют своих родителей … к чужим людям.
- А-а-а. Так это к чужим! А Данькин папа не чужой, он же … Данькин папа! Короче, я рад, что ты идёшь с ним в театр, и ещё хочу, чтобы мы все вместе, вчетвером куда-нибудь сходили. Было бы здорово! Можешь больше не волноваться, я тебя совсем не ревную, он мне самому очень нравится!
- Какой славный у меня сын, - кажется, маме что-то попало в глаз, сразу в оба глаза. – И совсем взрослый. Мне всё-таки неловко: ты только из госпиталя выписался, а я тебя на целый вечер одного оставляю. Иду развлекаться! По-моему, это эгоистично.
- Да, мамочка! – Ромка состроил хитрую рожицу и подмигнул ей. – Зато ты больше не сможешь мне говорить, что я невесть в кого таким эгоистом уродился. Видно, это семейное.
- Ром …
- Да ладно, я шучу. Ты у меня – самая лучшая мамка. Иди, не думай. Я после обеда, может, погулять схожу.
- Хорошо, только не долго. И оденься потеплее. И далеко не ходи, во дворе гуляй.
- Ага! И со взрослыми мальчишками не водись, они плохому научат. Мам, мне тринадцать лет, а не три. Сама же сейчас сказала, что я взрослый совсем.
- Ладно, ладно. Будем считать, я тоже пошутила. Всё, убегаю, заболтались мы тут с тобой.
- Пока, мам, на обеде увидимся! – Ромка помахал маме ручкой. – Кстати, а что за спектакль вы будете смотреть?
- А я разве не говорила? «Ромео и Джульетта» Шекспира.

Матрос как раз выходил из подъезда, когда мимо, весело стуча каблучками по мёрзлому асфальту, быстро прошла, почти пробежала улыбчивая Ромкина мама. «Здравствуй, Костик!», - бросила она на ходу и озорно, по-девчоночьи, помахала рукой. «Доброе утро», - интеллигентно поздоровался Матрос с её стремительно удаляющейся спиной. И спина эта, затянутая в недорогое, но элегантное демисезонное пальтишко, и цокот каблучков, и жест, и голос, казалось, спешили сообщить всему свету о том, что их обладательница чем-то очень довольна. А может даже и счастлива!
«Любви все возрасты покорны!», - усмехнулся про себя Матрос, в миру Костя Левин, мальчик из хорошей семьи (папа – простой токарь, хоть и с высшим образованием, зато мама – заведующая детским садом, кандидат наук) и один из лучших («Матроса бойтесь, он всё хихоньки да хахоньки, но в драке – зверь!», – покойный Цофа) бойцов держинской бригады. Он поежился от утреннего морозца, потащил из кармана чёрную вязаную шапку. Встреча с Роминой мамкой напомнила парню о нерешённом пока вопросе с волгинским недоноском. (Как там его? Данечка? Точно, Данька, сын крутого мужичка, дяди Саши!).
Натянув шапку на уши и упрятав руки поглубже в карманы своей непременной кургузой курточки, Матрос энергично зашагал в сторону автобусной остановки. На школу десятиклассник Левин сегодня забил. Он ехал на автовокзал, встречать Рашида, который возвращался, наконец, в родные пенаты, отгуляв положенную неделю на свадьбе одного из бесчисленной своей татарской родни. По дороге Матрос намеревался заскочить в универмаг, купить себе тёплый свитер на зиму. («Костян, ты опять куртку прямо на майку нацепил?! Как у тебя с головой? Сейчас тебе не май месяц, и даже не сентябрь!», - мама Костика, красивая статная женщина, чем-то похожая на актрису Федосееву-Шукшину). Ну как, скажите, ей объяснить, что тельняшка («майка»?!) – не прихоть, а неотъемлемая часть его шикарного «морского имиджа»? Как и кожаный ремень с якорем на бляхе.
Размышляя подобным образом Матрос подошёл к остановке, там, в ожидании автобуса собралась довольно внушительная кучка спешащих на работу горожан. Матрос покурил, дождался старенького дребезжащего «Икаруса» и, энергично работая локтями, втиснулся в его плотно набитое чрево. Двери натужно зашипели и закрылись.
- Следующая остановка «Универмаг «Центральный»», - объявил водитель. Автобус тронулся.

Глава 12

Тронувшись с места, Данька направился к кассе, чтобы заплатить за купленный свитер. Он почему-то чувствовал себя очень взрослым. Гордо прошагав мимо отдела, где продавались кроссовки, и даже не бросив взгляда в ту сторону, он достал из кармана аккуратно сложенные деньги и зажал их в кулаке. Кассирша лениво, но точно потыкала в клавиши, аппарат зажужжал, выдавая язычок товарного чека и счастливый Данька, взяв в руки заветную бумажку, повернулся обратно.
На какую-то долю секунды он успел раньше. Подходящий к отделу Матрос, отвлёкся, оглядываясь на проходящую мимо фигуристую продавщицу, и Даньке повезло. Он мгновенно сделал шаг в сторону, прячась за массивной колонной старого здания городского универмага, поэтому Матрос его не заметил. Иначе они столкнулись бы буквально нос к носу.
Холодея внутри, мальчишка осторожно выглянул из-за своего укрытия. Он был в весьма глупой ситуации. Матрос как назло остановился возле того же отдела со свитерами и, вальяжно облокотившись о прилавок, видимо никуда не торопился, потому что услужливый продавец снова вынес из подсобки целую кучу тёплых вещей и теперь довольно раскладывал их перед парнем.
Данька переступил с ноги на ногу и закусил губу. "Чёрт, он же там теперь целый час стоять может…". А продавец тем временем уже пару раз нетерпеливо крутанул головой, выискивая ушедшего оплачивать товар маленького клиента. При этом он не переставал дежурно улыбаться и что-то говорить тщательно перебирающему однотонно-коричневые турецкие свитера Матросу.
Ситуация затягивалась. Прошло уже почти десять минут, а мальчишка продолжал стоять за колонной, осторожно выглядывая и ловя на себе недоумённые взгляды посетителей. И вдруг Даньке стало противно. Чего это он, в самом деле, стоит и прячется здесь, как трус какой-то? Это ведь территория "центровых". А значит и он, и "держинский" Матрос, оба находятся в нейтральной зоне. А на "нейтралке" друг друга трогать – это не по понятиям.
И вообще, пошёл бы этот Матрос… куда подальше.
Он глубоко вдохнул и, сжав зубы, решительно направился к прилавку. Хотя по ощущениям это было почему-то похоже, на прыжок с девятиметрового откоса в холоднющую реку на спор прошлой весной. Но тогда он хоть выиграл почти новый футбольный мяч. Кожаный, настоящий. А сейчас…
Стараясь не шуметь, с гулко бьющимся сердцем, Даня зашёл со спины увлечённого рассматриванием одежды Матроса и молча протянул помявшийся в потном кулаке чек продавцу. Тот улыбнулся, профессионально взглянул, наколол на погнутую спицу с деревянным основанием и быстрым движением достал из под прилавка сложенный свитер.
- Вам завернуть, молодой человек?
- О, стой! Вот такой давай… – Данька не успел ещё даже утвердительно кивнуть на вопрос продавца, как рука Матроса резко перехватила протянутый свитер. Парень, довольно кивая головой, с интересом щупал плотную ткань и потом удовлетворенно повторил, - точно. Вот такой давай мне… Только размером побольше.
А затем впервые перевёл повеселевший взгляд с продавца на мальчишку,
стоявшего рядом…

Старый, запылённый и насквозь пропахший солярой междугородний Икарус натужно коптя клубами едкого чёрного дыма, медленно разворачивался на площадке перед городским автовокзалом. Этот рейс из Нижнего Новгорода был не самым дальним, но всё же десять часов ночной тряски делали своё дело и потому лица нехотя вываливающихся из него пассажиров были хмурыми, не выспавшимся и очень недовольными.
Раш спрыгнул на мокрый асфальт, потянулся затёкшими мышцами, хрустнул шеей и сразу полез в карман за сигаретами. Матроса он увидел в окно ещё когда автобус только въезжал на стоянку. Он мельком посмотрел на его широкоплечую фигуру и подумал, что будь тот чуток постарше, можно было бы его сделать главным среди старшаков. Своей правой рукой. Вместо Улицы, который кроме как хорошо драться больше ничего не умел. А Матрос был не только сильным и дерзким бойцом, но и достаточно умным человеком. За его внешним кривлянием и ёрничанием скрывались цепкость и практичность выросшего на улице парня.

- Дарова, - Рашид протянул руку шагнувшему навстречу парню, - как же я задолбался. Чуть жопа квадратной не стала от этого сидения.
Матрос пожал протянутую ладонь, криво усмехнулся в ответ на шутку и взялся за висящую на плече бугра спортивную сумку: "Давай помогу".
- Да ладно, не маленький вроде, сам справлюсь, - Раш внимательно и серьёзно посмотрел на встречающего, - случилось чего?
- С чего ты взял? – Матрос спросил как бы автоматически, рассеяно, весь погружённый в свои мысли.
- Да вот, показалось… Ладно, не тяни, рассказывай… Серьёзное что-то?
- Как тебе сказать…- парень сплюнул и, поморщившись, задумался, - да ничего вроде серьёзного такого, но… - он на секунду осёкся, - просто не нравится мне это как-то… Совсем не нравится…
- Ладно, - Раш поправил сумку и зашагал через площадь к вокзалу, - пойдём, по дороге расскажешь…

Матрос, по привычке слегка ёрничая, рассказал бугру всё. И про встречу в подъезде с зарёванным Данькой, и про свои мысли по поводу Данькиного отца, и про Ромку, про которого этот самый "петушок" волгинский такие слухи распространял. Он говорил о том, что сейчас, после смерти Цофы, "волгинцы" очень ослабли и что, проучив этого маленького "педика" (он так и сказал про Даньку – педик), можно ещё больше укрепить свой имЭдж среди бригад Города.
Единственное о чём он промолчал, так это о встрече с Данькой час назад в городском Универмаге. Но на это был свои причины…

Мальчишка молча глядел в окно натужно едущего автобуса. Он сжимал в руках пакет с аккуратно завёрнутым свитером для Ромки и думал о том, как несправедливо устроен мир. Замечательное с утра настроение было безвозвратно испорчено. И всё из-за этой неожиданной встречи с Матросом. Ну ведь один шанс на тысячу был, даже на миллион, что они там встретятся в это раннее хмурое утро. И на тебе – здравствуйте-пожалуйста…
Данька передёрнул плечами и попытался сосредоточиться на другой, более приятной мысли. Мысли о том, как он подарит Ромке только что купленный свитер. Но это получалось не очень. Всё время в памяти всплывала удивлённая, с цепкими и бесшабашными глазами, физиономия Матроса ("Бляяя, опупеть… Опять ты?! Это ж скока можно-то, а!?… Ну, колись теперь, чего это ты тут делаешь?").
Он ему ответил. Как ему показалось, спокойно и достойно. И хотя в душе была какая-то неприятная пустота, внешне это никак не проявлялось. Он даже не побледнел. И уже забирал свитер из рук продавца, когда вдруг Матрос, прищурившись и помолчав пару секунд, задал этот вопрос… Вопрос, который заставил его замереть и почувствовать слабость в коленях. Данька ощущал, как предательская бледность всё же заливает его скулы. Он знал, что это очень заметно на его смуглой коже. Намного больше, чем румянец или краска стыда, но ничего не мог с собой поделать… Потому что Матрос ударил в самую уязвимую точку. И это было очень плохо.
"Следующая остановка – улица Дзержинского". Хриплый звук дребезжащего динамика вывел его из оцепенения и Данька вдруг вспомнил что именно здесь всё и началось. Как же давно это было… Кажется, что прошла целая вечность, а на самом деле… Мальчик задумался. А на самом деле прошла всего лишь пара месяцев. Конец августа, сентябрь, октябрь… Он неожиданно понял как много в его жизни изменилось за это короткое время. Время будто спрессовалось и понеслось вскачь, вовлекая в водоворот событий всех, кто так или иначе был связан с их с Ромкой неожиданным и таким странным знакомством.
Мысли о друге слегка согрели неприятную пустоту в груди и Даня, поправив свитер в целлофановом пакете со стандартной надписью "Благодарим за покупку", снова отвернулся к окну. Двери с коротким лязгом закрылись, автобус неспешно покатил дальше, а мальчишка поднял плечи и поёжился от холода. До дома оставалось восемь остановок.

Спектакль, на который Данькин отец пригласил маму Ромки начинался в семь часов вечера. А время никак не хотело ускорять свой темп. Мужчина нахмурился, снова, в который раз, посмотрел на часы и вдруг совершенно неожиданно почувствовал сильное желание выпить. Горячая волна обдала его лицо каким-то странным жаром и он даже испугался, что это состояние заметят другие. Он украдкой посмотрел вокруг. Но каждый был занят своим делом, конвейер шумно и ритмично продолжал работать и мужчина, ещё раз тоскливо огляделся. Такого не было уже давно. Во всяком случае со дня встречи с…
Он помотал головой и попытался собрать свою волю в кулак, даже украдкой пнул себя по ноге каблуком ботинка. Но желание внутри становилось всё сильнее и сильнее. Он разливалось, заползало шершавыми щупальцами в пересыхающее горло и требовало… требовало только одного… Мужчина встал, поправляя рабочий халат, и торопливо пошёл на поиски старшего смены.
Он шёл отпрашиваться.

Глава 13

Отпрашиваться не пришлось. На счастье Ромкиной мамы в библиотеку привезли книги. Их заказывали еще в прошлом году, и вот наконец-то соизволили доставить. Заведующая по каким-то своим знакомым отыскала грузчиков, двоих парней, и они ловко и быстро принялись вынимать из «Газели» стопки перевязанных книг. А чтобы сотрудницы не надрывались, их отправили по домам на два часа раньше срока.
- Завтра будем разбирать, - сказала заведующая. – если сейчас зацепимся, то до ночи не распишем по каталогам.
Никто с ней не спорил, у всех были планы на вечер – у всех семьи. А у кого-то – театр.
Целый час Ромкина мама готовилась – подбирала платье, красилась, как и положено любой женщине.
Ромка поглядывал, хмыкал, делал вид, что уставился в телевизор – не оторвешь.
- Все, Ромашка моя, ну-ка погляди! Как я тебе?
Будто девчонка, она крутнулась на каблучке, развевая платье, Ромка внимательно оглядел, покусывая губу, чтобы скрыть смешок.
- Мам, ты лучшая! – честно ответил он. – В твоем театре все обалдеют, вот увидишь. А Ромео спрыгнет со сцены и цветы тебе притащит, а не Джульетте своей.
- Нужен мне этот Ромео! – мама подошла поближе и легонько щелкнула ненаглядного сына в нос. – У меня свой уже есть, Ромашка-Ромео.

Ромка счастливо заулыбался. Но у мамы совершенно не было времени на нежности:
- Я убегаю. Ужин на плите, если не хватит – загляни в холодильник. Не скучай!
Чмокнув Ромку в макушку, мама упорхнула за дверь, захлопнув ее за собой.
Ромка остался один. Он втянул носом оставшийся шлейф маминых духов, и отчего-то стало тоскливо.
По телевизору шла какая-то детективная муть, но кто кого убивал, и кто за кем гонялся, Ромка так и не понял. Ну его вообще… Выключив телеящик, мальчик подошел к окну. На город спускались серые сумерки…
Вспомнился Данька… Где он, что делает? Придет ли? Эх… Ромка был готов сорваться с места и помчаться к другу, но во-первых, на улицу мама еще не пускала, а во-вторых… Во вторых к подъезду подходили Матрос и Рашид. У Рашида на плече большая сумка – приехал, значит. Охо… Увидев их, Ромка сразу пришел в сознание, мечтательность пропала. Всей кожей он почуял, что над ним нависла беда. Над ним, над Данькой… Ведь теперь они – одно целое. Вот только не знал Ромка, что за беда, и как от нее спасаться.

У театра Ромкина мама оказалась первой. Немного походив, почитав афиши, поговорив со знакомыми, что тоже пришли на спектакль, она слегка заскучала. Но у нее было слишком хорошее настроение, чтобы расстраиваться раньше времени. Придет, обязательно придет!..
И он пришел, Данькин папа, но… По не очень твердой походке, по блестящим глазам, Ромкина мама поняла – ее попутчик уже навеселе. В меру, но сам факт…
- Добрый вечер, - сказал он, галантно склонив голову. – Надеюсь, не опоздал? Вы прекрасно выглядите!
- Спасибо, - ответила Ромкина мама с улыбкой. Хорошо хоть, костюм одел, думала она. Ох, эти мужчины… - Пойдемте внутрь, здесь прохладно.

И они вошли в здание театра на встречу с Шекспиром.

Звонок! Раз, другой, третий. Кто-то очень нетерпеливый. Ромка спрыгнул с дивана и пошлепал босиком к двери. В животе было тяжело и холодно – неужели Раш и Матрос решили заглянуть? Зачем? Но в глазок Ромка увидел совсем другого гостя и, царапая ногтями замок, заторопился, открыл, распахнул настежь дверь.
- Данька, - выдохнул он. – Ты… Ух, здорово!.. А я один тут скучаю. Да входи ты скорее!
Он ухватил здоровой рукой замявшегося на пороге Даньку и втащил внутрь.
Видели его Раш и Матрос? Наверное, не успели – Данька пришел на полчаса позже. Это чуть-чуть успокоило Ромку, но как Данька домой пойдет?
- Данька, ну ты даешь! Один, без отца?! В чужой район…
- Тапки одень, - став строгим от смущения, велел Данька. – Ходишь с босыми лапами, будет тебе от мамы.
- Бе-бе-бе, - высунул язык Ромка, все еще улыбавшийся, как дурачок. – как же я соскучился…
- А я типа нет, - вздохнул Данька, походя ближе. – Так бы и переселился к тебе жить…
- Супер! – воскликнул Ромка. – Уговорим родителей, и вперед! Сегодня точно останешься. Я тебя на ночь глядя не выгоню.

Мальчишки стояли друг против друга, мололи всякую чушь, а глаза говорили совсем другое. Глаза говорили про любовь… Про ту любовь, что не разобьют никакие Цофы, Матросы, Рашиды. Про ту любовь, которую не разобьет Город, даже если сильно постарается.

Ромка замолчал первый. Он сделал еще один шаг вперед, крохотный шажок, и ощутил на своем лице теплое дыхание.
Надо ли удивляться, что они, не сговариваясь, принялись целоваться? Губы сомкнулись, руки ожили и принялись гладить все, куда дотягивались. Рук было две – одна Даньки, вторая Ромкина. Две других были заняты, одна гипсом, вторая пакетом, который Данька все еще не сообразил отложить.
- Что мы делаем, - бормотал Ромка в коротких перерывах, когда надо было набрать воздуха.
- Что надо, то и делаем, - отвечал Данька.

Вдруг он спохватился, отодвинул Ромку от себя и на его недоуменный взгляд сказал:
- Я же тебе подарок принес! Забыл совсем. Ты меня зацеловал!
- Подарок? Мне? Ого! Где, где он?
Ромка оживился, стал оглядываться, куда Данька мог сунуть свой сюрприз.
- Да вот…
Даня скромно протянул Ромке сумку. Тот перехватил, вытряхнул на стол содержимое, затем стал быстро разворачивать пакет, в нетерпении срывая бумагу.
- Ух ты… - восхищенно проговорил он, поднимая свитер. – Потрясно!.. Это что, правда мне?!
- Еще раз спросишь, заберу и сам носить буду, - пригрозил Данька и рассмеялся, счастливый, что подарок пришелся по душе. – Меряй давай!

Ромка принялся стаскивать с себя футболку, Даня бросился помогать.
- Когда уже этот гипс снимут, - ворчал Ромка, - ух надоел… Чешется там все…
- Да снимут, снимут, и брильянты все вытряхнут, - посмеивался Данька, в сотый раз вспоминая старую шутку из фильма. Хоть Ромке эти шуточки уже начали надоедать, но от Дани он готов был снести все.

Избавились от футболки, начались «мучения» со свитером. Но обоим это ужасно нравилось – и мягкие касания ладоней к разгоряченной коже, и шепот, и непослушный свитер, в котором запутался гипс. И полумрак в комнате, где горел один торшер, навевал такую романтику, что голова шла кругом. У обоих…
- Наконец… - сказал Ромка, когда свитер успокоился и улегся на него. – Супер…

Даня отошел на шаг, прищурил глаз, будто художник, стал разглядывать свое творение.
- Тебе идет, - хихикнул он. – Длинный, правда. Все прикрывает. Самое интересное!..
Ромка опустил голову – из под свитера торчали его тощие ноги, трусов не было видно вовсе.
- Ничего, с джинсами будет в самый раз, - махнул он здоровой рукой. – Зима скоро.
- Зима… - эхом отозвался Даня.
Его лицо вдруг странно изменилось – пропала улыбка, глаза затуманились. Он подошел.
- Подарок я отдал, теперь надо еще один долг отдать. Родителей часов до десяти не будет, так?
- До одиннадцати, - хлопая ресницами ответил недоуменно Ромка. - Какой еще долг? Ты о чем?
- Библиотечный, - хрипло пояснил Даня.
И не успел Ромка опомниться и что-то возразить, как Данька опустился на колени и его голова скрылась под свитером. А Ромкины трусы медленно поползли вниз.
- Ты… Ты что… Ты зачем… - запоздало шептал Ромка, но не делал ни малейших попыток помешать.
Он не видел, что делал Даня, но – чувствовал. Теплые влажные губы обхватили его напряженный писюн, стиснули. Стали двигаться на нем, мягко и плавно, но с таким азартом, что Ромка едва устоял на ногах.
Трусы доползли до пола, Ромка переступил, и Даня отшвырнул их в сторону, не прекращая своего занятия.
Теперь у него были обе руки свободны, и он пользовался этим – ладони гуляли по Ромкиному телу, выискивая самые потаенные места.
Данька и сам не ожидал от себя такого… Еще несколько минут назад он думал, что только отдаст свитер, только поцелуется с Ромкой, только поболтает – и домой. А теперь…
Теперь Ромка дрожал у него в ладонях. Дрожал, будто зима началась прямо у него в квартире. В квартире стояла такая тишина, что мальчишки слышали, как бьются их сердца. Друг у друга.
И в этой тишине громом раздался щелчок в замке…

Глава 14

Щелчок в замке, как гром среди ясного неба, как затвор автомата, ударил по ушам и нервам мальчишек. Они отпрянули друг от друга, будто обожглись. Данька схватил Ромкины трусы и стал суетливо натягивать на его ноги. Ромка же бестолково подставлял то правую, то левую, и путался, и подпрыгивал.
Но когда в дверь заглянула Ромкина мама, ее ненаглядный сын был уже облачен, и стоял спокойно, только лицо было бледнее, чем обычно.
- Мам, ты чего так рано? – спросил Ромка. – Вы же допоздна собирались…
- А мой папа с вами? – задал в свой черед вопрос Даня.
- Он домой пошел. Мы первый акт посидели, а в антракте ушли, - снимая платок, ответила обоим сразу мама.
- Почему?! – удивился Ромка. – Вам что, не понравилось?

Мама присела на стул, посмотрела на Даню, перевела взгляд на сына.
- Понравилось, - вздохнула она. Не говорить же, в самом деле, что отец Даньки пришел на спектакль выпивши, и какое уж тут удовольствие от просмотра, если запах и слишком навязчивые ухаживания… Вот и убежала, едва прозвенел звонок. Вот только Дане это знать совсем не обязательно. И мама придумала на ходу: - Даня, у твоего папы дела срочные, вот он и ушел. Ты иди сейчас домой, он все расскажет сам. Может, проводить тебя, а то стемнело…

Данька заторопился к выходу:
- Нет, я сам! Спасибо. Ромка, я завтра зайду, ладно?

Ромка только кивнул, совсем растерявшись. Он настроился, что друг проведет у него целый вечер, а тут – и полчаса не прошло.
- Мам, а пусть Даня у нас ночует, а? – пришла в голову спасительная мысль. – Смотри, какой он мне свитер подарил!

При чем свитер до ночевки, Ромка не знал, просто пришлось к слову. Но его маме было не до свитеров и не до гостей, уж очень она расстроилась от неудавшегося свидания.
- Нет, Рома. Дане пора домой, - пытаясь держаться строгой, сказала она. – Папа его ждет, беспокоиться будет.
- Ром, да ладно, пойду я… - со вздохом сказал Данька. – Пока!

Ромка, понурившись, проводил его до дверей, сказал на прощание:
- Пока… Приходи завтра!..
А едва за Данькой захлопнулась дверь, Ромка побежал обратно.
- Мам, ну зачем ты его выгнала?! – выкрикнул Ромка, и в голосе зазвенела обида. – Ты с его папой поссорилась, да? А Данька тут при чем?!
- Не кричи на меня, - устало проговорила мама. – У меня и так настроения нет. Ты ужинал?
- Ужинал… - соврал Ромка, шмыгнув носом.
- Ясно. Пошли на кухню.
Обмануть маму было почти нереально, и она принялась кормить Ромку, да и сама заодно поела.
Остаток вечера они провели у телевизора. Разговаривать Ромке с мамой не хотелось…

* * *

Конечно, Матрос обо всем рассказал еще по пути, но Раш заставил его все повторить, с подробностями. Покачивая полупустую бутылку пива в руке, Рашид внимательно слушал и хмурился.
- Что за хрен у вас тут творится, - поморщившись, сказал он, когда Матрос умолк.
- Да говорю тебе, оба они голубки! – горячо убеждал его Матрос.

Лицо у Раша медленно каменело, рука сжала бутылку за горлышко, стиснув до белых костяшек.
- Что делать-то будем? – торопил его не унимавшийся Матрос.
- Что надо, то и будем… - без интонаций ответил Раш. – Вали домой, а утром… Надо волгинца выманить.
- Утром не получится, он в школе.
- Значит, после школы его пасите, и на наше место. Только по уму все делай, чтобы волгинцы не прочухали.

Матрос кивнул, допил пиво и поднялся.
- Есть у меня одна мысля, - сказал он. – Волгинец сам придет! И тащить не придется.

Рашид с интересом посмотрел на дружка, приподнял бровь.
- Ну-ну… Расскажешь потом, на что ловил. Все, иди! Устал с дороги, да и подумать еще надо. Как все разрулить…

Матрос снова закивал и поспешил убраться. Рашид завалился на диван, сунул кулак под голову и крепко задумался. Не волновали его ни грядущие разборки с волгинцами, ни взрыв на рынке. Зацепило Рашида совсем другое.
Не ожидал он от «Москвы» такой подлянки, не ожидал… Но проверку надо устроить основательную, чтобы никаких сомнений не оставалось.

* * *

Данька вынырнул из подъезда Ромкиного дома, посмотрел вокруг и шагнул в сумерки. Идти по чужой территории было опасно, но это даже нравилось мальчишке. Будто в джунглях, отовсюду он ждал нападения. Кровь играла, азарт пьянил. Был, конечно, и страх. Разве можно пройти по темным безлюдным улицам спокойно, не вздрагивая от любого шороха? Где бегом, где крадучись, Данька шел все дальше и дальше, пока не забрел на свою, «волгинскую,» землю. Здесь отпустило… Напряжение спало, колени перестали дрожать.
А вот и дом. Бегом преодолев ступеньки, Даня взлетел на свой этаж, зацарапал ключом в замке. Но дверь почему-то оказалась открыта. Мальчик заволновался, вошел на цыпочках в темный коридор.
- Па-ап… Ты здесь? – спросил он негромко.
Никто не ответил, и Данька, захлопнув за собой дверь, пошел обследовать квартиру.
К счастью, их не обворовали, как он подумал, и ничего плохого не случилось. Отец спал, и вокруг разносился запах перегара. Данька поморщился. Он понял, почему спектакль закончился так быстро… Наверное, Ромкина мама обиделась…
Вздохнув, Данька отправился на кухню. Пошарив в холодильнике, нашел колбасу, яйца, помидоры. Для ужина в самый раз. Соорудив себе яичницу, понял, что есть расхотелось. И причин тому было много – неудавшаяся ночевка, сорванное свидание, а главное – прочно поселившаяся в груди тоска. Совершенно непонятная…
Не знал Даня, что у них с Ромкой чувства были очень схожие. Как у близнецов.
Поев через силу и напившись чаю, Данька отправился в свою комнату, лениво полистал химию – назавтра обещали контрольную – но в голову ничего не лезло. Махнув на все рукой, Данька быстро разделся, залез под одеяло и уснул, поворочавшись.
Утро вечера мудренее…

Глава 15

«Утро вечера мудренее»
Какую глупость сказал кто-то давным-давно, а люди с тех пор повторяют.
Может, иногда это и правда, но только не сегодня! Это утро было такое же тоскливое и серое, как вчерашний вечер. Ничего не прояснилось, никакие умные мысли в голову во сне не примчались.
А впереди – шесть уроков… Шесть часов за партой, если не считать недолгие перемены. Школа надоела Даньке хуже горькой редьки, особенно сегодня – две алгебры подряд, а потом геометрия. Самые «любимые» его предметы. От формул мелькало в глазах, а объяснения Зинаиды Матвеевны отскакивали от Данькиной головы, как футбольный мяч от асфальта. Звонок с урока мальчишка принимал, как спасение.
Счастье еще, что химичка заболела, и обещанной контрольной не было. Почему-то никто не расстроился.
Немного отдохнул на истории, послушал про Древний Рим. Про гладиаторов… Вот, жили ведь люди! Данька явственно слышал звон мечей и треск ломающихся щитов, ржание коней и крики умирающих бойцов на арене. Все-таки умел «историк» увлечь. И в отличниках у него чуть ли не полкласса.
Но вот и конец урокам. Из школы рванулась на улицу разноцветная и шумная толпа, и берегись, чтобы не опрокинули.
Данька подождал, пока схлынет поток, вышел почти последним – толкаться не было настроения, да и торопиться особо некуда. Конечно, он рванул бы к Ромке прямо сейчас, но надо было зайти домой, навести порядок. А потом в магазин… Хозяйство теперь лежало на Данькиных плечах, отцу было не до того. То работа, то выпивка… Эх…

- Ты Даниял? – какой-то мелкий лет десяти подбежал к Даньке у самого подъезда. Он щурился, сбивался на улыбку, но тут же гасил ее. Видно, что нервничал.
- Ну я… И что? – ответил Данька, удивившись. Мальчишку он видел впервые.
- Это – тебе! – сказал мальчик, сунул Даньке в руки согнутый пополам листок, и умчался.

Даня недоуменно поглядел вслед гонцу, пожал плечами и поспешил развернуть записку. Прочитав, закусил губу, нахмурился.
«Даня, приходи срочно на 5-ю Волховскую, дом 7, нужна помощь. Ромка»

Буквы были крупные, почти печатные. Может быть, в другой день Данька обратил бы внимание, что гонец неизвестен, что почерк чужой, но вспомнилась та записка, которой Ромка вызвал Даню в библиотеку. Что они там проделывали… Полыхнули уши от воспоминаний.
Ромка в беде… Данька отчетливо это понял и надо ли удивляться, что кинув портфель в прихожей, он стремглав вылетел из дома и побежал на указанное место, только пятки засверкали. И что с того, что это территория «держинцев»? Кто думает про такие мелочи, когда друг в опасности!
Не знал Данька и того, что вся эта улица шла под снос. И в деревянных двухэтажных бараках можно было делать все, что душе угодно, никому не было дела.
Даня заскочил в автобус, притаился на задней площадке. Теперь, когда не надо было бежать сломя голову, он спохватился – лишь бы не было «проверки билетов», что устраивали «держинцы», и в которую сам Данька однажды влип. В тот день он познакомился с Ромкой…

Ехать пришлось далековато, Данька вылез на шестой остановке. Повертел головой на все стороны – людей почти никого, одинокие прохожие шли по домам. Подбежав к какому-то дядьке, Даня спросил:
- А где Волховская?
- Их три… - снизошел до разговора высокий мужчина, и даже замедлил шаг. – Тебе какую?
- Пятая!
- Вон туда иди, - мужчина махнул рукой. – Завернешь в переулок, и вдоль забора. Как раз упрешься в бараки.

Данька, срываясь с места, кинул «Спасибо». Почему мужчина сказал, что улиц три, если их минимум пять, Данька так и не понял. Надо будет у Ромки спросить, если он знает конечно. Что за мысли в голову лезут – спрашивать у приезжего, если сам родился в этом Городе? Но им ведь не прикажешь.
Свернув в переулок, Даня сразу увидел дом, выкрашенный в грязно-красный цвет. Пустые окна с выбитыми стеклами смотрели черными глазницами. На первом этаже болталась полусорванная табличка «5-я Волховская, д.3» Почти добрался!
Пробежав мимо пятого дома, Даня увидел 7-й. Скрипучая дверь радушно приглашала мальчика внутрь.
«Идиот…» - выругал сам себя Данька. Только теперь он понял, что Ромки здесь не может быть физически. Ну куда он со сломанной рукой попрется?! Да его мама на улицу и на минутку не выпустит. А тут, почти полчаса пешком от его дома. Сомнения зацарапали Данькину душу, захотелось развернуться и сбежать как можно быстрее.
И все же, и все же… Вместо этого мальчишка пошел в подъезд. Почему? Он не знал ответа. Наверное, так кролик сам лезет в пасть к удаву…
Обшарпанные стены, давно забывшие о ремонте, встретили его. Под ногами затрещали бутылочные осколки – дом облюбовали бомжи, и это следы их пиршеств. Осколки перемешивались с осыпавшейся штукатуркой, с битым кирпичом. А запах!.. Данька едва не задохнулся от жуткой вони – кошачье-человеческой.
Уже на первом пролете мальчишка решил, что надо делать ноги – ничего хорошего его не ждет. Да было уже поздно…
Едва он притормозил, за спиной раздался глухой спокойный голос:
- Чего стал, двигай дальше. Заждались уж.
Даня дернулся, обернулся, но получил тычок в плечо:
- Шагай, шагай!
Данька хмыкнул – судя по голосу, позади был его сверстник, а с такими «волгинец» справлялся легко, за что и выделял его Цофа. Поначалу выделял… До драки с Ромкой… До дружбы с Ромкой…
Продолжив путь и стараясь не касаться проржавевших перил, Даня поднялся на второй этаж. Здесь его «конвоир» остановил:
- Вон дверь открыта, тебе туда. Да не боись, бить пока не будем.

«Успокоил», значит. Данька вдохнул побольше воздуха, как перед прыжком в холодную воду, и шагнул, рванув на себя дверь с оборванным коричневым дерматином.
Пройдя по узкому коридорчику, он оказался в небольшой комнатушке. Совсем небольшой, в два раза меньше, чем его спальня. Вот строили-то полвека назад, как хочешь, так и ютись.
В комнате их было четверо. Пятый был за спиной. «Держинцы»… Двоих Данька узнал сразу – Рашид и Матрос. Третьим был маленький Борька. Улыбчивый светлоголовый малёк, которого он помнил еще по Ромкиной "прописке" за гаражами. Четвертого знал только в лицо, но не по имени. (Это был Пудель)
И уж конечно, Ромки здесь не было и в помине…
В спину снова толкнули, Данька вошел в комнату и сразу сдал влево, чтобы «конвоир» оказался сбоку. Ну да, это же Пика! Встречались как-то…

Раш сидел в кресле, уютно устроившись. Закинул ногу на ногу, в руке пластиковый стакан. С пивом, судя по трем бутылкам на хлипком столике.
Из мебели в комнатушке была еще табуретка. Похоже, «держинцы» устроили здесь штаб. Или ловушку для таких дурачков, как Данька.

- При-ишел! – широко улыбаясь, пропел Матрос. – Это я тебе маляву накатал! А ты и купился! Думал, дружок твой пишет? Ха-ха, лох ты!

Данька нахмурился, сунул руки в карманы, но сразу вытащил – кулаки еще пригодятся, если что. Хотя куда ему против четверых… Малька он в расчет не брал, Пику и его дружка тоже, но Рашид и Матрос… И все же Данька решил не сдаваться задешево.
- Знаю, что не Ромка, - сказал он угрюмо. – Я сразу вычислил. И адрес незнакомый, и почерк не его. Туфту мне сунули.
- А чего ж приперся? – улыбка Матроса слегка привяла. – Смелый?
- Узнать захотел, что вам надо… Все равно ведь поймали бы, раз приспичило. Так чего время тянуть? Да и вообще… Я записку дома оставил. Там этот адрес. Если к вечеру не вернусь, отец искать начнет. Чего мне бояться-то…

На Матроса Даня не смотрел. Он искоса поглядывал на Рашида – понимал, от кого здесь все на самом деле зависит. Рашид помалкивал… И улыбки на его лице не было и в помине. Раш сидел мрачный, с погасшим взглядом. А по своему отцу Даня знал: пиво с утра - вестник неприятностей. Голова раскалывается у Раша после вчерашнего.
Так и есть. Ногой Рашид резко двинул табурет к Даньке. Без слов понятно, зачем.
Даня осторожно присел – нет, вроде мебель крепкая, не развалится.
- Говоришь, узнать хотел, что нам надо? – спросил Матрос, подойдя почти вплотную. – Раш, мне сказать или ты сам?

Рашид вздохнул, скомкал в руке пустой стаканчик и швырнул его под стол.
- Перед смертью Цофа сказал мне, что ты – пидорок, - медленно цедя слова, заговорил наконец Рашид, и от его голоса у Дани побежали мурашки. – Рассказывай…
- Что… рассказывать… - переглотнул Даня и выкрикнул: – Вранье это все!
- Вранье… - повторил Раш, не сводя с мальчишки тяжелого взгляда. – Перед смертью не врут. Говори, что у вас с москвичом?
- С каким москвичом… С Ромкой? Он мой друг.
- Хы, друг! – вклинился Пика. – Знаем, какой друг!
- Пика, нишкни, - осадил его Раш. – Просто друг?

Данька повозил ногами, спружинил их – для прыжка. Но допрос пока не перешел в острую фазу, когда начинают бить.
- Да, друг! – с вызовом сказал он.
Рашид наклонился к мальчишке, посмотрел в упор.
- Ты у него сосал или он у тебя? Отвечай!
- Ты что! Не было такого!
Данька вскочил, но Пика положил ему руку на плечо и усадил обратно.
- Чего задергался? – продолжал Раш.
- А чего ты всякую хрень спрашиваешь!
- Ого! Петушок кукарекает! – хохотнул Матрос. – Раш, дать ему, чтоб старших уважал?
- Успеешь… Как там тебя зовут, Даниял? Я тебя спрашиваю в последний раз. Слышишь, в последний. Ты в рот брал у Ромы?
- Нет!!

Рашид откинулся на спинку кресла – мол, я сделал все, что мог.
- Я был утром у твоего друга, - сказал он все так же неторопливо. – И Рома оказался куда разговорчивей тебя. Он все про вас сообщил. Понимаешь, все! Сколько раз ты отсосал у него? Кажется, три раза? И вчера как раз был третий, вечером. Был ведь, да?

Данька медленно холодел, будто в комнатке стояла зимняя стужа. В словах Рашида вранье искусно перемежалось с правдой. Данька действительно брал у Ромки в рот, но всего один раз. И именно вчера вечером… Но откуда Раш узнал?! В Ромкино предательство Даня не поверил ни на секунду.
Он не мог знать, что Рашид блефует. Вчера Матрос видел в окно, как Даня зашел в подъезд и доложил об этом Рашиду, у которого был в гостях. Ну, а тот решил, почему бы не взять «волгинца» на понт. Это же просто, как два пальца…
- Ничего не было… - высохшими в один миг губами проговорил Даня.
- Хм… Значит, Ромка соврал? – вел свою игру Рашид.
- Ну… Соврал…

Благодарные зрители притихли, но спектакль еще не окончился, наступала кульминация.
- Ромка соврал мне? – спускаясь до шепота, говорил Рашид. И вдруг грохнул мощным кулаком по столешнице, бутылки подпрыгнули, а одна, пустая, скатилась на пол. И рявкнул: – Москвич! Спиздел!!! МНЕ!! Своему бригадиру!!? Матрос! Что у нас полагается за вранье?!

«Может, он мстит мне за ту драку…» - вяло подумал Даня, вспомнив, как нападал на Раша, «спасая» Ромку. Когда Пингвин порезал Рашида, а Ромка вмешался. Так давно это было, а Раш запомнил, затаил зло? Не очень-то это на него похоже. Они потом по-доброму все разрулили, в тот же день. Наверное, есть другие причины…

Матрос с готовностью включился в игру. Он почесал в затылке, «вспоминая», а на самом деле придумывал на ходу:
- Раш, известно что. Полсотни ударов ремнем по жопе, - помолчал, и добавил для пущей важности, поправляя на животе свой морской ремень: - Бляхой!
- Вот так, Даниял, - сказал Рашид и помрачнел: - вот так... Пудель! Живо, Москву сюда. Одна нога там, другая тут! Щас его наказывать будем.

«Держинцы» сорвались с места, но не успели подбежать к дверям, как Даня вскочил и загородил собой выход.
- Стойте! – отчаянно крикнул он. – Стойте! Вы что! Его нельзя бить! Он же только из больницы! Рашид! У Ромки рука сломана!

- Кого ебет чужое горе, - тускло пробормотал Рашид. – Чего встали? Сдвиньте его и бегом к москвичу.
- Рашид, не надо, ну пожалуйста! – отмахиваясь от подступавших с двух сторон Пики и Пуделя, кричал взахлеб Данька.
- Не надо? – с интересом спросил Раш, – а почему не надо? Значит, Ромка сказал правду?

Это была ловушка. Да еще какая! Подставить под полусотню ударов ремнем едва оклемавшегося от взрыва друга, или взять на себя непосильную ношу вины и стать отверженным для всех. И для Ромки…

Рашид добился своего – Даня встал перед нелегким выбором.
А выход за его спиной был свободен – развернись и беги. Есть шанс, что не догонят. Но Данька даже не подумал об этом, он стоял, не сводя глаз с Рашида, в надежде, что тот просто шутит и сейчас улыбнется, отпустит «волгинца» домой, дав на прощание подзатыльник.
Увы, все было слишком серьезно, чтобы обернуться шуткой.
- Я жду! – громко сказал Раш и выпрямился во весь рост.

Глава 16

- Я жду!
Рашид все меньше и меньше походил сейчас на того парня, которого Данька знал когда-то давно. В том Рашиде была сила и немного человечности. В этом - только власть и сила.
И от этих двух коротких слов, звучавших как приказ, в животе у Даньки образовалась противная пустота, так же пусто было и в его голове. Он никак не мог решиться – предать Ромку или себя. А Рашид стоял напротив, сжимая кулаки, требовательно щуря и без того узкие глаза. Снова прогремел его голос, заполняя собой тесное пространство комнатушки:
- Язык проглотил?! Ну!!

Даня низко опустил голову и выдавил через силу:
- Да…
- Что «ДА»?!
- Да, я вчера брал у Ромки в рот…

Эту фразу Данька произнес чуть ли не по складам. Но Рашид не унимался:
- Громче!
- Да, я брал вчера у Ромки в рот! – с просыпающейся злостью звонко выкрикнул Даня, и влажные глаза сверкнули синевой. – Довольны?!

- Хы… Довольны, - во весь рот ухмыльнулся Матрос. – А то нет. Раш, ну чё? Сделаем петушку бо-бо?

Рашид, внезапно успокоившись, сел в кресло и ухватил полную бутылку. Сбив пробку, пил долго, большими глотками.
Пока он пил, Матрос, не дождавшись ответа, решил, что молчание – знак согласия. Хохотнув от возбуждения, кивнул Пике, подмигнул Пуделю – и все трое навалились на «волгинца». Данька не успел ничего поделать – атака была внезапной. Он только сдавленно крякнул, как оказался распластанным на табурете, животом вниз. Пика прижимал его голову, Пудель – плечи. А Матрос дрожащими пальцами расстегивал Даньке штаны. Еще пять секунд, и штаны были спущены вниз.
По голому заду прошелся сквознячок из приоткрытой двери.

Данька дернулся изо всех сил, но... вдруг им овладела жуткая апатия. "Вот и все..."

Матрос, продолжая глупо улыбаться, суетливо задергал пуговицы на своих джинсах. И уже почти расстегнул, как вдруг снова заговорил Раш. Тяжело и весомо.
- Вы что, охренели?! Матрос! Пика! Оставьте его...

Матрос захлопал ресницами, уставившись на бугра. Показалось даже, что ослышался. Но Рашид подошел ближе и повторил:
- Что неясно? Отпустить волгинца, я сказал!
- Раш, да ты чё?! – сподобился, наконец, Матрос. – Мы ж его щас… Такой кайф!.

Рашид положил ему на плечо тяжелую руку.
- Ты утром, я гляжу, мозги дома забыл, Матросик… Ты меня чё, на групповуху подбиваешь, а?! Я тебе не Пингвин! Раш никогда на зону по гнилой статье не пойдет!.. А ты штаны надень, жопу застудишь!

Последнюю фразу он сказал Даньке, пнув несильно по оголенной части. Данька, которого уже отпустили, быстро вскочил и подтянул штаны. Он ошеломленно глядел на Раша и не мог поверить, что все обошлось. Да только обошлось ли?!
- Снял? – снова сказал Рашид.
Данька растерянно посмотрел на него – опять снимать, что ли? Но оказалось, что Раш не к нему обращался.
Мелкий, все время молча стоявший в углу, как пришитый, закивал часто-часто, и подбежал. В руках у него была видеокамера. Маленькая, размером с сигаретную пачку, Данька такие и не видел никогда.
- Дай, - сказал Раш и в его ладонь малёк опустил красивую серую игрушку. – Глянем.

Позабыв про пленника, они стали смотреть кино, сталкиваясь головами. Даня с тоской услышал тонкий отчаянный голос, произносивший его слова:
- Да, я брал вчера у Ромки в рот! –

Про видеокамеру Рашид узнал только сегодня утром – Пика расхвастался. Отец у него часто в заграницах бывает, торгует. Вот и привез сыну в подарок японскую технику. Раш сразу понял, как ее применить…

- Клёво, - сказал Тюлень, глядя на крохотный экранчик. – Теперь хрен отвертится.
- Раш, так чё делать-то с волгарем? – решил уточнить Матрос. – Мож, отпиздим, раз трахнуть нельзя?

- Кто сказал, что нельзя? – удивился Рашид, отключая камеру. – Я сказал, что без меня! А если тебе не терпится на малолетке в петушатник загреметь, то на здоровье. Но – чтоб я не видел и не слышал. Усёк?
- Гы-ы, - осклабился Матрос, но Раш продолжил, и улыбка увяла.
- Только сперва стрелку волгинцам забьем и фильму им покрутим. Они своего опустят, а потом уже… Потом, Матросик, он весь твой, круглосуточно.
- А чё, без них никак? – поморщился Матрос.
- Ты точно без мозгов… Ты прикинь, если мы волгинца чушком сделаем, потом с нашими так же будет! Нехрен, Матросик. Все надо делать по понятиям.

Они обсуждали Данькину судьбу, будто его не было в этой комнате, в двух шагах от них. Но он все слышал, и перспективы были аховые. Блин, только бы Ромки не коснулось!
Матрос будто мысли прочитал:
- А чё с нашим делать? С Москвой. Они же это… Ну, кореша теперь типа! С пидорком!

Рашид помрачнел, сунул видеокамеру в карман.
- Не знаю еще. Сегодня к нему пойду, побазарим. А это что за хрень?!
На улице послышался гул мотора. Все насторожились, а Пика прыгнул к окну, осторожно выглянул.
- Такси, - сказал он удивленно. – Отъезжает…
- Не менты, - выдохнул напрягшийся Матрос.
На лестнице раздался дробный стук – кто-то бежал со всех ног. Через полминуты в дверях появился запыхавшийся и мокрый от пота… Ромка!

Даня пошатнулся и чуть не грохнулся на пол – на Ромку он смотрел, будто на призрака.
- Ого. Явление природы… - пробормотал Рашид. Ему изменило постоянное спокойствие. – Ты откуда взялся?!
- Из дома! Данька, ты в порядке?!

Ромка быстро осмотрел со всех сторон друга, и, не увидев синяков, ссадин и крови, успокоился, насколько это было возможно.
- Что вы с ним делаете?! – спросил он гневно.
- Уже ничего, - ухмыльнулся Матрос. – Уже все сделали.

Ромка побледнел, но пока еще ничего не понимал.
- Раш… Зачем вы его вызвали?
- Ты сперва сам скажи, как тут очутился, - медленно, но с интересом протянул Рашид. – Тебя, вроде, точно не звали.
- Я Даньке два часа звонил, а его дома нет. Я и подумал, что… Короче, на такси к нему приехал, а там дверь открыта!
- Я захлопнул… - сказал Данька, хмуро оправдываясь.
- Значит, так хлопал! Смотрю, посреди коридора твой ранец валяется. А возле телефона записка с адресом. Ну, я сразу понял, что…
- Это я написал! – перебил его Матрос, набирая очки перед Рашидом.
- В общем, я снова на такси и уже сюда, - все еще волнуясь подытожил Ромка.
- Богатенький, - криво усмехнулся Пудель.

Ромка на него даже не взглянул. Откуда бедному Пуделю знать, что дружба не имеет цены, и сколько ни заплати – все мало.
- Раш! Что здесь у вас?! – Ромка снова замер в ожидании ответа, да только неловко дернулся, отчего загипсованная рука ударилась об косяк. Больно, чёрт…

Рашид молчал, изучая Ромку взглядом. Вздохнул, снова потянулся за пивом. Кроме него никто, похоже, и не пил.
- Раз ты уже здесь, то все и решим… - бросил Раш между глотками.
- Да чего решим-то?!
- А ты на бугра не вопи, - осадил его Матрос. – Взяли моду – что один, что другой. Раш, дай я ему впечатаю, а? Кулак чешется!
- Я тебе сам впечатаю, - втянул голову в плечи Ромка и стиснул кулак на здоровой руке. Впрочем, и гипсом можно заехать, еще круче будет.
- Засохни, Матрос, - сказал Рашид, помолчал, а потом добавил негромко: - Роман, твой дружок признался, что он педик. И теперь мы думаем, кто же тогда ты?

Ромка застыл, не отводя глаз от бугра. У него внутри будто все оборвалось и только одна отчаянная мысль билась пойманной птицей: зачем?.. ЗАЧЕМ?!. Он побледнел и медленно перевел взгляд на Даньку.
- Что ты наделал… Зачем?!
- Так надо, - одними губами ответил Даня.
- Дурак… Какой же ты дурак, - чуть не застонал Ромка. – Что теперь с тобой будет…
- Брось, - через силу растянул губы в улыбке Данька. – Главное, чтоб с тобой все было хорошо.

Ромка мотнул головой, волосы разметались.
- Раш! Он же все наврал! Ничего не было такого, ну честно! Пусть он бежит к своим, а? Раш! Ты же обещал!
- Что я обещал? – с металлом в голосе переспросил Рашид. – Что не трону вас? Да, обещал! Но вы же мне врали! Держали меня за лоха! А сами!
- Что… сами…
- Да педики вы... Оба!..

Не так давно, до взрыва, до больницы, когда обе руки были здоровы, за подобное предположение Ромка врезал Рашиду по скуле. Правда, сгоряча, на нервах, но – врезал. Теперь было все по-другому… Все гораздо серьезней. И Ромка только сказал с тоской:
- Раш… Зачем ты… так…

Рашид подошел вплотную, приподнял Ромкину голову за подбородок. Строго посмотрел в глаза.
- Если ты не такой же педик как он, то…
- То что…
- Ты сейчас трахнешь своего дружка! Бывшего. Здесь, при всех. Даю минуту, время пошло!.. Малёк, держи камеру, врубай.

Мальчишка схватил «японку», пощелкал кнопочками – он уже все умел, видно, что тренировался.
Матрос запрыгнул на подоконник, поерзал, устроился поудобней. Такого занятного зрелища в его жизни еще не было. Рашид просто мастер, как развел! Что волгинца, что Москву – все, как по нотам!
Пика и Пудель встали в дверях, чтобы никто не сбежал без разрешения бугра.
Сцена была готова, дело – за актерами…

Глава 17

Ромка стоял ни жив, ни мертв. Неужели Раш предлагал ему такое всерьез?!
- Я. Не буду. Это делать… - холодея проговорил он и закусил губу.
Сцена была готова, но вот актеры никак не хотели включаться в пьесу. И Рашида это не устраивало.
- Не будешь? – делано удивился он. – Тогда сам ляжешь на его место. Это тебе больше понравится?..
В звенящей тишине Данька вдруг зло усмехнулся, сплюнул и повернувшись к Ромке процедил сквозь зубы:
- Ром… Сделай ты, чего они хотят. Все равно не отцепятся! Мне уже все пофиг…
- Щас заплАчу, - сказал Матрос и шмыгнул носом. Его лицо выражало глубокую скорбь по несчастным. А глаза смеялись.

- Нет! Раш, слышишь, нет?! – Ромка побелел еще больше. – Я не сделаю этого НИКОГДА! Хоть закопай меня тут под досками!
Он пнул ногой подгнивший паркет.
- Ну чё стоишь? – не обращая внимания на Ромку, Раш как ни в чем ни бывало обращался к Даньке. – Снимай штаны снова. Матросу я не разрешил, но твой дружок пусть развлечется.
- Данька, не смей! - Ромку уже колотила нервная дрожь.

За друга Даня был готов умереть. Или пойти хоть на плаху, хоть на костер...
Он снова зло усмехнулся и, с ненавистью глядя прямо в лицо Рашу, расстегнул пуговицу. Штаны съехали к щиколоткам. Трусы были не такие свободные, их пришлось стягивать.
Кто-то хохотнул – Тюлень или Пика, Данька не понял, да и не до них было. Он опустил невидящий взгляд, согнул ноги и неловко лег животом на табурет.
Ромка, оцепенев, смотрел на эти приготовления. В голове странно звенело, а тело ныло, словно натянутая струна.
Оживали тайные, странные сны, о которых он никому не мог поведать. Даньку сейчас сделают девочкой… Сделает он, Ромка!
Это было страшно и... и почему-то очень возбуждающе. Он затряс головой, прогоняя нелепые стыдные мысли.

На выручку ему совершенно неожиданно пришел тот, о ком участники событий и думать позабыли.
В дальнем углу послышались всхлипывания, скулёж. Все, как по команде, повернули туда головы, Рашид обернулся.
Маленький Борька сидел на корточках и ревел, вытирая рукавами мокрый нос. Видеокамера валялась на полу и снимала его сандаль.
- Малёк, ты чего? – удивился Раш. – Чё это с ним?
- У-у-у… - гудел Борька, слезы катились по щекам.
Рашид пересек в три больших шага комнату и присел против Борьки.
- Да что с тобой такое?!
Борька упрямо молчал, мотал головой, от чего капли разлетались в стороны.
- Пингвина вспомнил… - предположил Матрос, подходя поближе. – И гараж его.

Он оказался прав. От всего увиденного в Борьке проснулись давние воспоминания, о которых изо всех сил он старался забыть.

Сигаретка, что дал ему от доброты душевной большой парень, тогдашний бугор Пингвин. Ватная слабость, разлившаяся в руках и ногах от трех затяжек. Нависшее над мальчишкой тело, ладони, стягивающие с него шорты. Пропахший разлитым вином и табаком матрас, в который Борьку ткнули носом.
И боль… Тупая жуткая боль, от которой хотелось орать, но не давали – рот зажимала вспотевшая рука Пингвина.

Именно сейчас беспечная память подсунула Борьке все, как на блюдечке, и слезы рванули из глаз сами собой, хоть он старался сдерживаться. Но – не получилось.

- Ни хрена себе… Проняло мелкого, - сказал Рашид. – Малёк, дуй домой. Умойся по дороге и никому ни слова, понял?
- Мгму… - невнятно промычал Борька, вскочил на ноги и умчался, только ветер за ним.
Но эта короткая передышка вернула Ромку в чувство, и он был готов сопротивляться дальше. Пусть хоть изобьют до смерти.
И его все-таки саданули под ребра. Борька саданул, нечаянно, когда улепётывал. Он не виноват, что Ромка застыл у самого порога.

Этого не очень сильного удара Ромке хватило. Весь на нервах, взвинченный до предела, он словно лопнул. Как воздушный шарик и, привалившись спиной к стене, плавно пошел вниз. Глаза его помутнели.
Чувствуя неладное ("ччерт, словно дежа-вю какое-то"), Данька, позабыв натянуть штаны, ринулся к другу, но его опередил Рашид.
- Нервные все какие… Один я железный… - с этими словами Раш подхватил оседающего Ромку подмышки, перетащил в кресло и не очень вежливо уронил.

Спектакль был окончен, Матрос разочарованно и зло ощерился, повернулся к Даньке:
- Одевайся, в другой раз тебя оприходуем, - усмехнулся недобро, - вазелин тока не забудь.

За неимением другой жидкости, Рашид взял на ладонь немного пива и брызнул Ромке в лицо. Тот судорожно втянул воздух, и глаза приоткрылись.
- С добрым утром… - сказал Раш. – Очухался, Москва?
- Я же говорил, он еще слабый, - сказал Данька, торопливо заправляя рубашку. Стыд вместе с каким-то неожиданным облегчением, заполнял тело.
Рашид скривился, отмахнувшись как от мухи:
- Тебя не спросили... Ладно, хрен с вами. Валите оба по домам. Пика, возьми свою камеру. Кассету береги, не вздумай что-нибудь сверху записывать. Она теперь нам очень нужна.
- Раш, а чё дальше-то? – угрюмо спросил Матрос. – Я не понял! Мы вообще будем их трахать или нет?! Ты че, петушков пожалеть решил?!

Рашид с сожалением посмотрел на недалекого помощника. С кем приходится дела делать…
- Ты головой думай иногда, – сказал Раш. – Нам какая выгода, если волгинца чушком выставим?
- А чё, прикольно!
- Тебе бы все приколы… - Раш с сожалением усмехнулся, - ты пойми, Матросик. Все же очень просто. Он нам теперь все докладывать будет, что волгинцы задумали. Понимаешь? Все их планы, как на ладони! Чуть что, звонок Ромке – и мы в дамках! Усёк?

Матрос был в непонятках, это читалось на его лице. Спорить с бугром он не хотел, но надо было выяснить все до конца.
- Раш… Я все равно не понял… Ты собираешься чушков в бригаде держать? Они ведь оба…
- Что «оба»? Видел, Москва с катушек слетел? Видел... А ведь не впервой у него это, сам знаешь. Ну его нах щас с таким шутить. Помрет еще. А придет в себя – и отымеет он своего Даньку. При нас. За милую душу. Так что, чушок пока только один, и не наш, а волгинский. Усекаешь разницу? Еще вопросы есть?

Ромка попытался заспорить, но не смог выдавит ни слова – горло перехватило, сжало железным обручем. А в глазах роились черные мушки.
- Вопросов нету, - недовольно пожал плечами Матрос.
- Ну и всё тогда! Валите по домам. За Москвой я пригляжу. А волгинца Пика пусть до границы доставит. И главное – чтоб никому ни слова, что здесь было! Всем ясно?

Рашид по очереди обвел тяжелым взглядом всех – Пику, Пуделя, Матроса. Ромка и Данька уж точно не проболтаются.
- Без проблем, - ухмыльнулся Матрос. Он знал, что жопка волгинца никуда от него не денется. Рано или поздно он доберется до нее и распечатает…

Один за другим «держинцы» ушли, остались Рашид и неразлучные друзья.
- Встать сможешь? – испытующе спросил Раш.
Ромка пошевелился, приподнялся.
- Вроде могу, - прошептал он.
Мушки в глазах поредели, потом и вовсе пропали. Противная липкая слабость постепенно уходила.
Данька с одной стороны, Раш с другой приподняли Ромку, поставили на ноги.
- Пиздуй уже потихоньку, - сказал Раш и добавил с нотой ехидства: - Или тебе снова такси вызвать?
- Сам… - ответил Ромка и пошел к выходу, ставя неуверенно ноги. Данька заботливо придерживал его.
На улице, под прохладным ветерком, Ромку совсем отпустило. Он шел уже без посторонней помощи. Раш вразвалку плыл впереди, не оглядываясь. От вида его мощной спины мальчишкам становилось не по себе.
- Что теперь с тобой будет, - шепнул Ромка. И тут же исправился, обругав себя мысленно: - То есть, с нами!
- Да ладно..., - Данька неуютно поморщился. – Главное, тебя отмазали.
- Ты что, псих?! А ты?! Ты знаешь, что у тебя за жизнь теперь будет?!

Мальчишка усмехнулся и, отворачивая лицо, не ответил. Все он прекрасно знал…
Здесь его взял за рукав Пика, поджидавший у подъезда, развернул в другую сторону и увел, как распорядился бугор.
Ромка проводил его взглядом, тяжело вздохнул и поплелся следом за Рашидом.
«Все будет хорошо» - самый смешной анекдот…

Глава 18

Хорошо! Всё будет хорошо!
Всё будет хорошо, я это знаю, знаю!
Хорошо! Всё будет хорошо!
Ой чувствую, я, девки, загуляю, ой загуляю!!!

Ромка шел следом за Рашидом, не глядя по сторонам, а в голове навязчиво звенела глупая популярная песенка.

Но кроме песенки были и другие мысли, несвязные, спутанные, как моток лески:
«Девки… Девки… Данька чуть не стал девкой… Девочкой… Что со мной?.. Я ведь вроде хотел этого, хотел! Мразь, сволочь, гад… Что теперь с ним будет… Даня…»
Еще немного, и Ромка бы разревелся, как малой Борька, но дом уже был почти рядом.
Раш на прощание одарил Ромку взглядом, в котором невозможно было ничего прочитать. Что там, презрение, жалость? Или что-то еще? Ромка поспешил в свою квартиру.
Как хорошо что мама на работе! Иначе забросала бы вопросами: «Где был? Куда бегал? Почему бледный? Кто разрешал выходить из дома?» И все в таком духе. Но она оказалась бы права – Ромка после этого путешествия был совершенно измотан. Он завалился на диван, и люстра плавно пошла по кругу. Немного мутило…
Ромка нехотя встал, добрался до кухни и включил чайник. Горячий сладкий чай ему очень помог бы сейчас. А пока вода закипит, есть время подумать. Подумать о том, что сегодня приключилось, и в какое болото они с Даней вляпались.
Почему Данька признался? Что на него нашло? Надо было отмазываться до последнего! Ведь никто ничего не видел. Как эти гады умудрились Даньку расколоть?!
Данька раскололся, и голова сейчас расколется… Ромка сделал себе чай, но усидеть на месте не смог – так с кружкой и отправился к телефону.
- Дань… Ты дома?
- Угу... - тот чуть помолчал, - ты сам как? Отошел?
- Да я-то нормаль… Данька... Ну... Ну как же ты… Зачем?!
Данька дышал в трубку, ответ задерживался. Потом Ромка услышал:
- Не знаю... Так получилось. Глупо... Раш меня как маленького развел.. Я не думал, что он такой… Такой гад.

Ромка сжал трубку, будто хотел раздавить ее. Но она оказалась слишком твердой.
- Даня, здесь что-то не так. Я Рашида знаю вон уже сколько. Он к нам по-хорошему всегда… Ты ведь помнишь. Знаешь что?
- Что?
- Я к нему пойду вечером!
- Ромка! Не надо! А вдруг он и тебе что-то сделает.
- Да ничё он не сделает. У себя в квартире? Он же не дурак!
Даня со вздохом подтвердил:
- Не дурак, это точно… Так грамотно меня подставил, блин…
- На что он тебя поймал хоть?
Данька немного помолчал:
- На что поймал?.. На тебя!
- Как это?!
- Да долго рассказывать. Вот попроси у Раша кассетку, сам все увидишь, - Данькин голос зазвенел от злости и унижения.

Вспомнив о кассете, Ромка помрачнел еще больше.
- Стереть бы ее к чёртовой бабушке…
Даня мрачно хмыкнул:
- Так еще куча свидетелей была, ты забыл? Их тоже стереть?
- Ага, в порошок…
- Ладно, Ром, - Данька грустно вздохнул, - вроде Раш запретил им языком болтать!
- Дань, ты прикалываешься или правда не понимаешь?!
- Ты про что?
- Раш тебе предложил стать или предателем, или чушком... П...пидором... Понимаешь? - Ромка запнулся, с трудом выговаривая это слово.
Данька снова замолчал, на этот раз так надолго, что Ромка испугался:
- Ты живой там?!
- Живой… Раш твой… Он, блин… Тварь он…
- Ладно, Дань. Короче, ты сегодня из дома не суйся, ладно? Телек посмотри, почитай. Уроки сделай.
Ромка сам не верил в то, что говорил.
Данька разозлился:
- Ага. Вот только уроки мне и осталось сделать. В отличники выбьюсь, Рашу спасибо скажу.
- Ладно, не злись, чего-нибудь придумаем, – Ромка вздохнул, - давай, пока. И когда пошли гудки, добавил еле слышно: - Я умру без тебя, Данька…

Чай оказался теплым и соленым. Нет, не от слез – Ромка сыпанул две ложки соли вместо сахара.
«Так мне и надо» - подумал Ромка и безжалостно отхлебнул большой глоток. Поперхнулся, закашлялся. Но издеваться над собой расхотелось, и Ромка, вернувшись на кухню, сполоснул чашку.
Заставив себя сделать нормальный чай и выпить, Ромка отправился в комнату. Скрипнул под ним диван. Не хотелось смотреть телевизор, но тишина была невыносимой. Как назло, показывали «Новости». Опять где-то что-то взорвали, опять кто-то кого-то сбил на машине, и под занавес – в зоопарке Пекина родились белые тигрята. «Штирлиц знал, что запоминается последняя фраза». Ромке стало еще противней, что весь мир катится к той самой чёртовой бабушке, а всем наплевать – лишь бы рождались зверята в зоопарках… Нет, они, тигрята, конечно, не виноваты, что у Ромки так гадко на душе. А кто виноват? ГОРОД! Он сломал жизнь у Даньки и готовится сломать Ромку. Эх, устроить б здесь Хиросиму…
С этой мыслью Ромка уснул.

* * *

Данька положил трубку и целую минуту стоял, комкая в руке забытую записку Матроса. Хорошо еще, что Ромка не отвернулся, а ведь мог! Мог поддаться уговорам и угрозам Рашида. Но Ромка держался до последнего. О таком друге можно только мечтать. Конечно, скоро все изменится еще больше – Данька прекрасно понимал, что тайну удержать невозможно. Когда взорвется мина-кассета, завтра, через неделю или месяц? А если не она, то когда разболтает секрет кто-то из «держинцев»? Ох, как трудно удержать язык за зубами, даже если велел сам бугор.
И вот тогда за Даньку возьмутся по-настоящему. Жизнь превратится в ад. Сможет ли Ромка остаться таким же, как сегодня…
Блин... Тяжесть в груди усилилась.
Чтобы отвлечься от дурных мрачных мыслей, Даня схватил веник и принялся подметать пол. Потом сложил пустые бутылки в сумку – надо бы сдать, только не сегодня, обещал ведь Ромке на улицу ни шагу.
Когда порядок был относительно наведен, Даня попытался почитать учебники, сделать английский. С трудом пополам это удалось. Но до отличника ему, как пешком до Луны.
Где же отец, опять с дружками? За окном уже сереет, сумерки подступают…

* * *

Любимый сын спал, сладко посапывая. Мама на цыпочках подошла поближе, полюбовалась на сокровище, и, улыбаясь, ушла на кухню, готовить ужин.
Нельзя гневить бога, но честное слово, она даже рада, что Рома сидит в квартире и не выходит на эти страшные улицы, где в мирное время взрываются бомбы. Пусть даже одна, но кто может обещать, что не будет второй и третьей? За себя-то она не беспокоится, но пусть Ромка хоть подрастет, пусть закончит школу. Нет-нет, до того времени они обязательно уедут из этого города, где все пропитано ненавистью. И это чувствуется... И чем дальше, тем сильнее.
Мама делала салат, вздыхала, прислушивалась, не проснулся ли Ромка. Через неделю обещали снять гипс. И кто удержит дома непоседливого мальчишку? Да и школа к тому же. Вон сколько пропущено…
- Ма-ам… Ты дома? – послышался за спиной сонный голос. – Ты чего не разбудила? Сумки такие тяжелые…
- Ладно, ладно, помощник, - улыбнулась мама, прогоняя грустные мысли. – Расскажи лучше, как день прошел. Чем занимался? Открывал хоть учебники?
- Да открывал, - шлепнулся на табуретку Ромка. – Даже по русскому упражнения понаделывал. Можешь проверить.

Он и правда сделал несколько упражнений, но – утром, до Данькиных приключений.
- Проверю, - пообещала мама. – Придвигайся к столу, я картошку нагрела. И салатик готов.
- Ага! – согласился Ромка, подпрыгал на табуретке к столу и схватил вилку. Несмотря на проблемы аппетит прорезался со страшной силой. Мама смотрела, качала головой.
- Ты что, с утра голодом себя моришь? – подозрительно спросила она.
- Да не-е! Просто я расту!
- Длинный рост еще не признак ума, - назидательно сообщила мама. – Ты голову развивай, это полезней.
- Я развиваю, - с полным ртом ответил сын. – Она у меня уже пухнет от учебы.
- Ой, кто бы говорил. Вот вернешься в школу, там и посмотрят, как ты дома «нагонял».

Ромка кивал послушно, цепляя на вилку нарезанные огурцы. Ему школа была сейчас до лампочки. Даньку бы вытащить…

Отужинав, Ромка сказал:
- Мам, у меня тут дело одно…
- Какое еще дело? – сразу забеспокоилась мама.
- Да ничего страшного. Я к Рашиду забегу на полчасика. Он книжки просил.
- Ну, к нему можно. Хороший парень, серьезный. И не задерживайся.
- Ладно!

Ромка схватил первую попавшуюся книжку, выбежал за дверь, пока мама не передумала.
И пошел по лестнице. Медленно-медленно, пытаясь на ходу придумать, о чем именно говорить. Но перед дверью все заготовленные фразы сбежали из головы.
Эх, будь что будет… Рука потянулась к синей кнопке звонка. Послышалась звонкая трель.

Глава 19

Звонкая трель била по голове, как по барабану.
О, черт… Кого это принесло?! Рашид подождал немного – может, незваный гость потопчется у дверей, развернется и свалит домой. Но не тут-то было, гость оказался настойчивый. После третьего звонка – как в театре – Раш слез с дивана и подошел к двери.
- Кто… - проворчал он.
- Раш, открой, это я. Ромка.

Раш хмыкнул, но дверь все же приоткрыл.
- Что хотел?
Ромка замялся.
- Да я это… Поговорить.
Раш ухмыльнулся, смерил взглядом визитера.
- Днем не наговорились? Ладно, входи.

Ромка скользнул в приоткрытую дверь, зацепился гипсом, зашипел сквозь зубы.
- Долго еще? – спросил Рашид, кивая на руку.
- Говорят, недели три.
- Ну ничё. Все равно тебе больше повезло, чем Цофе. Иди в кухню.
Ромка был согласен с ним, лучше гипс, чем…

Кухня не блистала особым изыском – видавший виды стол, два потертых стула. Только холодильник был новенький, да и то – по случаю. Кто-то из дружков Рашида ему подогнал по дешевке. Должно быть, ворованный.
- Садись, - сказал Рашид. – О чем говорить хотел?

Ромка аккуратно присел, зацарапал ногтем клеенку. Собрался с духом и спросил:
- Раш… Зачем ты так… с нами…
- Как «так», - ровно спросил Рашид.

Ромка замешкался в поисках подходящего слова.
- Как… с врагами… Было же все хорошо, ты Даньку сюда собирался перетаскивать. А теперь…
Раш прислонился тылом к подоконнику, скрестил руки на груди.
- А теперь, - сказал он, - твой дружок оказался чушком. Педиком... И ты прекрасно это знаешь.
- Он мой лучший друг! – взвился Ромка.
- Знаю. И это хуже всего. Он за собой и тебя потянет.
- Если бы не ты, никто ничего не узнал бы! – выкрикнул Ромка и испугался сказанного. Он совсем забыл, с кем разговаривает.
Но, на его счастье, Раш был спокоен.
- Тебя спасает только то, - сказал он, - что ты меня от Пингвина прикрыл. Он бы меня точно порезал. Теперь я тебе должен. Да и вообще…
Рашид подошел к холодильнику и вынул бутылку вина. Поставил перед Ромкой стакан, плеснул на дно. Налил немного и себе.
- Пей, - сказал он и глотнул, поморщившись.
- Я? Не… Я не буду, - стал отнекиваться Ромка. Вино он уже пробовал, но больше не хотелось. К тому же пример Данькиного отца был перед глазами.
- Брось. Красное вино даже врачи советуют, кровь лучше становится. - он усмехнулся, - тебе в самый раз с твоими обмороками. Пей давай.

Ромка взял стакан, поболтал, и, зажмурившись, выдохнув воздух, залпом выпил, в два глотка. Рот заполнился жгучей жидкостью, дыхание сбилось. Раш пододвинул бутылку минералки.
- Запей.
Ромка поскорей отхлебнул воды, стало полегче. По жилам растекалось приятное тепло. Щеки порозовели.
- Так-то оно лучше, - усмехнулся Рашид.
- Раш, не трогай Даньку. Пожалуйста... - попросил Ромка,– сотри эту дурацкую кассету… А пацаны сами все забудут.

- Что за книжка? – не обращая внимания на мольбы пацана спросил Раш, кивнув на книгу, что принес Ромка. А точнее – сменил тему.
- Да так, - отмахнулся Ромка. – Взял для отмазки, чтоб мама из дома отпустила. Говорит – к тебе можно.
Рашид слегка усмехнулся, польщенный. Но Ромка был настойчив и вернулся к волновавшему его вопросу:
- Ну так как, Рашид? Зачем тебе эта кассета?!

Раш поднял спокойный, бесстрастный взгляд на Ромку:
- Да насрать мне на ваши отношения...
Ромка запнулся и удивленно захлопал глазами.
- Но понимаешь... Не могу я упустить такой шанс, заиметь своего человека у волгинцев. Не мо-гу.
Раш продолжал спокойно и испытующе смотреть на Ромку. А тот вскинулся:
- И для этого ты выбрал именно моего друга…
- Это ты выбрал его в друзья. Так совпало.

Ромка понурился – как трудно разговаривать с Рашидом… Уже то удивительно, что он еще не выгнал Ромку пинком под зад.
- И что ты собираешься со мной делать? – глухо спросил Ромка. – Будешь заставлять, чтоб я Даньку… это самое…
- Не знаю, - честно признался Рашид. – пока потяну время.
- А потом?
- А потом суп с котом. Ты что думаешь, я до старости буду «держинцами» рулить? Еще от силы год! И на трон знаешь кто сядет?
- Матрос… - быстро догадался Ромка.
- Угу. И вот он с вас живых не слезет.
- Так что же делать?
Рашид пожал мощными плечами.
- Валить из города, что неясно.
Ну да, легко ему говорить. Ромка с мамой, может, и уехали бы, а как вытащить Даньку с отцом?
- Нет, не получится… - грустно покачал головой Ромка.
- Думай. Иначе… Сам понимаешь. Если б не я, Матросик твоего Даньку уже сегодня бы трахнул.

Ромка помрачнел, но вынужден был согласиться. За столом не сиделось, он подошел к окну, встал рядом с Рашем. На улице уже было темно, тускло горели фонари. С высоты пятого этажа все казалось маленьким и нереальным.
- Ты ведь у него тоже брал, - сказал вдруг Рашид. – Я знаю вас обоих. Ты не стал бы просто унижать его. Значит, было по очереди. Так?

Ромка прислонился лбом к холодному стеклу. И, непонятно почему, промолчал. Не стал отнекиваться.
- И что, меня теперь тоже зачморят? – спросил он, горько усмехнувшись. – Да мне пофиг. Понимаешь? Но трахать Даньку я не буду!

Раш положил Ромке на плечо тяжелую ладонь.
- Ладно... Я расскажу тебе кое-что. Ты ведь знаешь, я из Татарстана. Мне было двенадцать, когда батя сюда переехал. Перевели на этот завод. Но двенадцать лет я прожил там, в городке Мамадыш. Это полторы сотни километров от Казани. Про Казань слышал, надеюсь?
- Шутишь? – спросил Ромка. – Конечно.
- Ну вот… У татар, чтобы ты знал, все совсем не так, как в остальной России. Все намного проще.
- В смысле?
- Девчонок замуж отдают в тринадцать лет, к примеру. И с пацанами… Младших можно трахать, но, конечно, без огласки. И никто там на такое внимания не обратит. Если не силой. Можно и в рот дать, мелкие особо не противятся. Но вот чтоб старший взял у младшего – этого уже не допустят. А одногодки... Да пох...

Ромка повернулся к Рашиду, смотрел во все глаза – неужели такое говорит бугор?! Да нет, он просто смеется! Но Раш был серьезен.
- И.. что… Ты… тоже? – не подумав, ляпнул сгоряча Ромка.
Рука с его плеча через мгновенье оказалась на горле мальчишки.
- Еще раз услышу, убью.
Ромка отвел взгляд от мигом налившихся свинцом глаз Рашида, пробормотал сдавленно:
- Извини…
- Ладно. Проехали... - Раш недобро усмехнулся и медленно разжал пальцы, успокаиваясь - Короче. Честно говоря, мне глубоко пофиг, чем вы там с Данькой занимаетесь. Вы одногодки, флаг вам в руки. Но раз вы не сумели все в тайне удержать, теперь все будет по другому.
- Это как?
- Да так – пока я на бригаде, буду сдерживать пацанов. И волгинцы ничего не прочухают. Но только твой дружок должен пойти на мои условия. Других вариантов нет.

У Ромки голова пошла кругом – то ли от вина, то ли от всего услышанного. Раш и вправду оказался не такой сволочью, как думал Даня.
- Я с ним поговорю… - пообещал Ромка.
- Вот-вот. Ну, все, вали домой.
Раш хлопнул Ромку по здоровому плечу.
- Мать у тебя хорошая. Да и ты тоже ничего парень. Только со сдвигом. Но в этом городе правильные понятия. Тут же лагеря кругом были, да и сейчас кое-где остались. Так что... Книжку оставь, почитаю. Все, иди.

Ромка поспешил на выход. Все было сказано, и даже больше, чем он ожидал. Такие подробности про детство Рашида Ромке бы и во сне не приснились.

Дома он никак не мог уснуть – строил планы по спасению Даньки, придумывал казни для Матроса. А еще Ромка думал, как из этого города сбежать поскорее – всем вместе, и ему, и Даньке, и их родителям. Хотя бы в город Армавир, где обещал подарить квартиру дядя Николай, что уезжает в Германию. Но это через четыре месяца. Продержаться бы…

Сон сморил Ромку неожиданно, и во сне они с Данькой проделывали тако-ое…
Вот до чего доводит вино!

Глава 20

Вот до чего доводит вино! Или что они там пили… Отец был никакой. Он пришел только под утро. Споткнулся о сумку с бутылками, что заботливо собирал Данька. Звон поднялся такой, что мальчишка подпрыгнул на кровати. Прибежал на кухню…
Данька потащил отца спать, потому что разговаривать было бесполезно. А вернувшись на кухню, сел, безвольно скрестив руки. Как бороться с этой гадостью?! Почему надо обязательно напиваться, если дома ждет сын? Которому сейчас, кстати, очень бы не помешал совет.
Он поежился...
До школы оставалось два часа, но спать перехотелось. Даня почти не видя перечитал пару параграфов, что задавали по физике, сложил ранец. Время тянулось медленно, он буквально чувствовал, как щелкают секунды.
Но сидеть дома было слишком тоскливо, лучше уж на улицу.

Данька медленно брел по тротуару. В голове прокручивалось кино – вспоминался вчерашний день. Сумасшедший, дикий, и захочешь – не забудешь. И Рашид... Ох и гад... Наебал ведь как маленького. Да если бы не он, никогда в жизни его не раскололи бы...
А теперь…
Ворота были уже открыты – учителя приходили пораньше. Данька прошел внутрь. Устроившись на подоконнике, стал ждать.
Вот потянулись первые ранние пташки – по виду, в основном отличники и примерные ученики. За ними – все остальные. Вскоре коридор заполнился шумом, беготней, смехом. Кому-то было еще весело…
Данька искал глазами своих одноклассников, прокручивая в голове один вопрос: «Быть или не быть?» То есть – «знают или не знают»?
Нет, они спокойно подходили, здоровались. Информация еще не дошла… Наверное, Раш пока держит слово. Надолго ли?

Постепенно школьная кутерьма затянула Даньку, отвлекла.
Сегодня было семь уроков. К сожалению, промчались они быстро, хоть именно сегодня Даньке не хотелось домой. Отец наверняка не пошел на работу, начнет читать лекции…
Может, к Ромке съездить? Точно! Подъехать на такси к самому дому, тогда не поймают. Хм, так денег не напасешься… Но у Даньки было немного в заначке – на новые кроссовки он угрохал не всё. Еще раза два можно будет к Ромке сгонять. А вот потом… Как они будут потом встречаться? Если не «держинцы», то свои точно заподозрят неладное.. А если уж все вылезет наружу... С этой кассетой...
Но Данька не хотел забивать голову. Чёрт с ними со всеми, сегодня он увидит Ромку! А вдруг есть какие-то новости?
Вспомнив про чудесное изобретение – телефон, Данька прибавил шаг и вскоре был дома.
Отец уже проснулся, чем-то гремел на кухне.
- Пап! Я пришел! – крикнул Данька из коридора.
- Пришел… Это хорошо… - отозвался отец. – Ну, покажись хоть.
Данька «показался».
- Отучился? Двойки есть?
- Нету. А ты выходной сегодня?
- Больничный взял… Голова раскалывается. Наверное, грипп подхватил.
Знает Данька этот «грипп»… Водка называется. Но вслух, конечно, сказал не это:
- Так ты полежи. Может, в магазин сбегать?
- Не надо, холодильник полный. Я пойду посплю. Там тебе еще суп остался, я нагрел. Даниял…
- Что, пап?
- Ты… Ты с Ромкиной мамой виделся?
Даня удивился вопросу, замешкался.
- Ну… Нет вроде… А что?
- Вот думаю, она на меня очень сердится?..
- За что?!
- Да за театр! Будь он неладен.
- Пап, да брось ты! Чего ей сердиться? А хочешь, я сейчас к Ромке съезжу? Я все равно собирался. Вот и спрошу заодно.

Отец воспрянул духом, с надеждой глянул на наследника:
- А что, поезжай. Уроки вечером сделаешь, не к спеху.
- Ага! Я позвоню потом. Пока!

Данька развернулся на месте и помчался в коридор. Вслед ему неслось:
- Даниял! Поешь хоть!
Куда там! И след простыл. Не поел, Ромке не позвонил, сразу вниз по лестнице и… у подъезда наткнулся на Цыпу.

Этот парень достоин отдельного рассказа… В свои семнадцать он уже умудрился перезнакомиться почти со всеми ментами в городе. Трудно было отыскать такое отделение милиции, где он не побывал бы. Даже на враждебной территории. Хотя, почему «даже»? Именно там он чаще всего и попадался. За драки. Но – умудрился не загреметь в колонию, а устроился в техникум. До армии был еще целый год, и теперь Цыпу поставили на бригаду «волгинцев». Трудно сказать, за что ему такое доверие от «старшаков». И как вообще человек с подобно кличкой выбился в лидеры? Может быть повлияло сходство с Цофой, безвременно погибшим. Цофа, Цыпа… И характер у них был схожий, хоть Цыпа оказался поумнее и не лез на рожон без причины.
Невысокий парень в куртке, с делано равнодушным лицом, сидел на скамейке. Точнее, ноги на скамейке, сам – на ее спинке. Одна рука была в кармане, вторая держала папиросу – фирменный знак «волгинцев».

- Спешишь? – спросил Цыпа у Даньки, что выкатился из подъезда на большой скорости.
- Да… нет… Не особо, - притормозил мальчишка.
- Ну привет.
Цыпа лениво подал Дане руку. «Не знает!..» - стрельнуло у Даньки в голове. Он поспешил пожать протянутую ладонь.
- Привет, - Данька замер в ожидании.
- Отучился? – продолжал неспешный разговор бригадир «волгинцев».
- Да…
- Хреново без Цофы, а?
Вопрос был неожиданный. Про Цофу Даня и думать забыл давным-давно. Редкостный гад.
- Да, хреново, - кивнул он.
Цыпа выдал трескучий смешок.
- Не ври. Если б не тот взрыв, ты бы ответку держал. Помнишь, что он про тебя говорил?
- Нет, - ответил Данька, глядя себе под ноги.
- По-омнишь, - протянул Цыпа. – Ты правильный пацан. Но это надо доказывать. Давно у нас не было с «держинцами» стычек. Завтра вечером я собираю братву. Пойдешь с нами.

Цыпа не спрашивал, Цыпа сообщал. Даньке оставалось только подчиняться.
- Пойду, конечно, - тут же согласился он. – Где сходняк?
- За рестораном, на нашем месте. А что, ты и вправду с «держинцем» закорешился?

Данька уже думал, что обошлось, но неожиданный вопрос сбил его с толку.
- Ну, так… - промямлил он. – Мой батя с его мамкой… Вроде как знакомы.
- Женятся? – с пониманием спросил Цыпа.
- Нет еще…
- Значит, этот пацан тебе вроде как братан будет?
- Ага… - поддакнул Данька. «Точно! Брат! С братом можно общаться, это никто не запретит!» Радостная мысль воодушевила Даньку.
- Ну-ну, - неопределенно сказал Цыпа. – Гляди, Даниял. Если что узнаю, шкуру сниму.
- Ты про что… - обмер Даня.
- Про то! Про Цофины речи. В моей бригаде пидорков никогда не будет, понял?
- Да понял я! – воскликнул Данька. – Я тут при чем?! Откуда я знаю, что там Цофа придумал!
Бригадир поднял голову, с интересом взглянул на «бойца», и спросил спокойно:
- А ты чего так занервничал?
- Ничего… Просто…
- Ну, если «просто», то иди. Спешил ведь. Завтра жду, к шести.
- Ладно…

Данька пошел к дороге, очень хотелось оглянуться. Он и оглянулся, когда расстояние стало побольше. Цыпа все еще сидел на скамейке, но вот к нему подошли трое, и они все вместе куда-то не спеша удалились.
Отлегло от сердца – значит, Цыпа ждал не его… Да и то, слишком много чести, сам бригадир пришел звать на «стрелку». Размечтался…

Даня голоснул, такси с визгом притормозило рядом. Забившись внутрь, Данька назвал адрес.
Вскоре машина уже была у Ромкиного подъезда.

Глава 21

Машина остановилась у подъезда. Даня отдал водителю три с половиной сотни, осторожно приоткрыл дверь и выглянул.
- В шпионов играешь? – добродушно спросил таксист, но Даня уже был снаружи.
Быстро кивнув в ответ, захлопнул дверь и исчез в подъезде.
Тут не «шпионы» детские, тут покруче будет…

Едва звякнул звонок, дверь стремительно распахнулась, будто Ромка караулил за ней. Втащив друга за рукав, он, сияя глазами, сказал:
- Данька! Как же я соскучился!
- Соскучился он… - проворчал Даня, но все же расплываясь в улыбке. – Еще вопрос, кто больше.
- Да заходи ты давай! Мамы нету, я один.
- Уже не один, - ответил Данька, следуя за хозяином квартиры.

В комнате Ромка плюхнулся на диван, похлопал рядом с собой:
- Иди садись!
Даня не заставил себя упрашивать, присел рядышком.
- Да чего ты! Иди ближе! – возмутился Ромка и потянул друга.
Но Даня неожиданно засопротивлялся, отвел взгляд.
- Подожди… - сказал он. – Ром… Ты скажи честно…
- Что сказать?! – удивился Ромка. – Да что с тобой?! Про тебя узнали?!
- Нет… Не узнали. Пока что… Я не про то…
- Да скажи уже толком, что случилось? – не на шутку забеспокоился Рома.

Данька помолчал, не решаясь встретиться взглядом с другом. Потом грустно усмехнулся, покачал головой:
- Ну и как ты теперь будешь ко мне относится? - он поднял глаза, испытующе посмотрел на Ромку, - я ведь теперь по всем их понятиям... педик..

Последнее слово он сказал так тихо, что сам не расслышал. К горлу подкатил комок.
- Вот как дам сейчас! – звонко и сердито выкрикнул Ромка. Он аж задохнулся от негодования, – Ты что, совсем того?! Или ты все забыл? Все-все!? И кто первый... начал? Я – такой же, как ты, понял?!
- Ну… да, только…
- Что «только»?! Данька!
- Про меня-то уже знают, а про тебя нет.
Ромка зажмурился, схватил Даньку за воротник и потянул на себя. Ткнулся лбом Даньке в щеку и сказал:
- Дурак ты дурак… Нам с тобой обоим крышка… Не сегодня, так завтра. Раш обещал, что придержит пацанов, только…
- Да я понимаю, - благодарно отозвался Даня. Облегченно вздохнул, помолчал... – Знаешь… Я, наверное, точно дурак, но мне хочется, чтобы уже поскорее все решилось. Я сегодня в школе был, мне казалось, что все пацаны на меня смотрят. И лыбятся… А полчаса назад я с Цыпой встретился…
- Цыпа? Это бугор ваш новый?
- Ага… Ты б знал, как я испугался! Ну, думаю, все, приплыли…
- И чё ему надо было?
- Да так, ничего, туфту какую-то гнал…

Данька вдруг похолодел. Он вспомнил, что Рашид велел ему докладывать, что и когда происходит у волгинцев. А ведь это именно такой случай… Блин... Вот и решай теперь, заложить своих, или… Или стать чушком по правде.
- Ты чего замолчал? – спросил Ромка, чутко вслушиваясь в настроение друга. – Что опять?
- Я не знаю, что делать… Ром… Но...
- Фу ты, да рассказывай уже!
- В общем, завтра вечером наши собрались к вам. Сам понимаешь, зачем. Стрелку не забивали, Цыпа хочет все по тихому, - он замолчал, поморщился как от зубной боли, - и вот теперь я должен все это рассказать Рашиду?
- Я понял, - нахмурился Ромка. – Хреново… Но если ты промолчишь, волгинцы наших пацанов знаешь сколько перекалечат? Мы ж не готовы совсем! И тогда нам с тобой точно кранты. Обоим... Нет, надо к Рашиду идти.
- Сейчас?! – испугался Данька.
- Вот еще, - улыбнувшись, Ромка опять прильнул к Даньке. – Когда ты у меня в гостях, пусть все передОхнут!
- Пусть, - облегченно вздохнул Даня. На его щеке теплой волной отдавалось Ромкино дыхание. – Ром…
- Что…
- Я… Я тебе хотел сказать… В общем…

Чёрт возьми, как трудно произнести вслух эти три слова, которые так и рвутся с губ. По телевизору их говорят сплошь и рядом, какой сериал не включи. Но вот так, сидя щекой к щеке…
А Ромка молчит. Молчит и ждет… Данька решился – после того, что было, глупо стесняться.
- Ром… Короче… Только не смейся... Я... Я тебя люблю…
Сказал… Решился… Напрягся на мгновенье.... Но ответ прозвучал, как эхо:
- И я… тебя…

Мальчишки притихли, будто произошло нечто невероятное. Но ведь они оба шли к этому признанию, были к нему готовы. Может даже, с первой минуты, с первого взгляда. С той самой драки на Ромкиной «прописке»?

Молчание затянулось, но уже по другой причине – Ромка дотянулся к Данькиным губам.
Сладкий, ни с чем не сравнимый поцелуй, когда сливается дыхание – сливается и пропадает.
Данькины пальцы принялись по одной расстегивать пуговицы на Ромкиной рубашке...

...Они любили друг друга. Любили неистово, искренне, торопливо и честно. Так могут любить друг друга только те, кто впервые открывает для себя целую вселенную. Запретную и счастливую. Стеснение, робость, неловкое молчание исчезли почти сразу, а из-за нависшей опасности, их ласки стали еще острее и жарче.
Оставалась только одна преграда, один запрет. Тот, что окончательно расставлял все по местам. Запрет, которого они боялись и хотели одновременно...

...Данька опустился на колени, поднял голову и посмотрел прямо на Ромку. Голый, разгоряченный, чуть вспотевший от их сладкой возни. Он был серьезен и спокоен. Но как же светились его волшебные глаза! Глубокой чистой синевой настоящего летнего неба. Не здешнего - блеклого и словно выгоревшего неба Города, - а синевой дальних далей и волшебных сказочных стран. У Ромки почему-то перехватило дыхание...
- Ром... Знаешь...Если вдруг это случится... - Данька закусил губу, помолчал, - ну... Если Матрос или Цыпа... В общем... В общем… Ромчик… Я хочу, чтобы самым первым был… ты. Понимаешь? Не они...Ты!
- Данька… - только и сумел проговорить Ромка, отчаянно пытаясь что-то сказать, но...
- Тшшш… - Данька закрыл ему рот ладонью. – Молчи! Не вздумай спорить. Я тебя очень прошу! Пожалуйста... Сделай это.

Эти невозможные синие глаза… Он тонул в них, захлебываясь и медленно погружаясь на дно. Совершенно не было сил сопротивляться.
- Ты псих, - жалобно сказал Ромка.
- Ага, - подтвердил Данька. – У тебя вазелин есть?..

...Ромка словно выплыл из сна. Тело сладко и щекотно ныло. Напряженно ныло. Особенно там... Внизу... Он боялся опустить голову. Перед глазами Данькин затылок. Пушистый, трогательно-тонкий.
Ромка осторожно качнулся, подался назад. Потом снова вперед. Два движения, а сколько удовольствия!.. Не чувствуя сопротивления, Ромка принялся двигать бедрами – вперед-назад, вперед-назад…
Данька тихонько постанывал, и ничего не мог с этим поделать – стон сам собой выбивался из груди, будто внутри у Даньки крохотная гармошка. И Ромка на ней играл. Мелодию любви…

А Ромка постепенно разошелся – движения стали резкими, быстрыми. Дыхание участилось, на лбу выступила испарина.
Мошонка болталась на весу, яички колотились в ней, и это добавляло остроты.
Не в силах устоять на трясущихся ногах, Ромка почти лег на спину Даньки, ткнулся лицом в его волосы. И двигался, двигался…
А Данька тяжело дышал открытым ртом. Новые, ни с чем не сравнимые чувства овладели им. Ромка был внутри него... Какой же это кайф! И пусть было немного больно, непривычно и странно. Но самое главное - Ромка внутри... Почему-то эта мысль доставляла особое удовольствие.
Данька прогнулся, помогая и отдаваясь другу.
Но увы, бесконечно это продолжаться не могло. Ромка напрягся, в животе у него родилась мощная неодолимая волна. И мальчик тут же выплеснулся, не успев вытащить.
- Охренеть… - вымолвил он, разом ослабев.
- Ты… все, что ли? – хрипло, запнувшись, спросил вполголоса Даня.
- Ага…

Полежав немного на Данькиной спине, Ромка сполз и пересел на диван. Раскинув ноги, он сидел, глупо улыбаясь.
Данька посмотрел на него, хмыкнул, потом улегся головой на колени другу. И стал двигать двумя пальцами свой собственный писун, все еще требовавший разрядки.
Ромка смотрел с высоты на это действо. Смотрел без особых эмоций, отвлеченно. Во всем теле у него разливалась приятная слабость, ничего не хотелось делать, ни о чем не хотелось думать.
Левой рукой – правая не слушалась – мальчик поглаживал Данькино лицо. Кончиками пальцев нежно касался лба, прогуливался по щеке, забегал на губы.
Данька же в свой черед, прикрыв глаза, увлеченно дрочил, подогнув колени. Живот туго вздымался на каждом такте, по коже пробегали волны.
Ромка постепенно увлекся этим потрясающим зрелищем.
«А ему ведь понравилось… - обожгла вдруг мысль. – Ему понравилось, когда я его… Может, он правда педик?!»
Едва подумав это, Ромка тут же заехал самому себе в челюсть. Боль отрезвила его. «Так тебе и надо, идиот…»
Данька на секунду приостановился и, задрав голову, спросил обеспокоено:
- Ты чего?
- Нормаль… Продолжай давай! Классно смотришься!
Данька усмехнулся, раздвинул ноги:
- Бесплатная порнушка!
Затем продолжил свое занятие с удвоенной скоростью.
Челюсть ныла, напоминая Ромке, что он не смеет думать гадости о своем лучшем друге. Да кто он такой, чтоб Даньку осуждать?!
Прошло несколько минут, Даня закусил губу, напрягся и ему на грудь плеснули несколько струек. Было не так много – возраст еще не подошел. Ромка вытер их своей рубашкой и спросил:
- Ну как?
- Круто, - сказал Данька тоном слопавшего чужую сметану котёнка.
Ромка поворошил его волосы, но Даня продолжил, грустно дурачясь:
- Вот теперь я настоящий педик. Мне все та-ак понравилось…
Ромка посерьезнел и дал ему легкий шелбан:
- Еще раз услышу это слово, укушу! Понял?!
- Понял. Ром, сколько время?
- Полшестого, а что?
- Блин… Мне часов в семь домой надо.

- Знаешь, что я подумал? – сказал Данька, одеваясь. – Попасть бы нам с тобой на необитаемый остров! Вот мы бы там такого натворили бы, а?
Ромка кивнул.
- Ага! На двадцать восемь лет, как Робинзон. Ты будешь Пятницей!
- Ну нет, это слишком долго. Вот на годик – очень бы неплохо.

Мальчишки оделись и чинно сели на диван рядышком друг с другом. Никто бы и не подумал, что они только что вытворяли.
- Ну что, схожу к Рашиду? – сказал Ромка и поднялся.
Даня поскучнел.
- Иди… Раз надо…
- Дань, не обижайся… Я не хочу, чтобы наших врасплох застали.
- Да я понимаю…

Ромка умчался Данька пересел в кресло. В голове был полный кавардак. Но эмоции и напряжение последнего часа сделали свое дело. Данька неожиданно уснул…

Глава 22

Уснул Данька незаметно для себя, а очнулся посреди ночи.
Это что еще за новости?! В окне темным-темно, рядом кто-то сопит. И что самое интересное, Данька совершенно не помнил, как он оказался в кровати, да еще раздетый. Сопящим рядом оказался Ромка. Кто бы сомневался…
Его правая рука, с гипсом, мирно покоилась на придвинутом стуле.
Данька полежал немного, ошалело разглядывая Ромкин профиль, едва различимый в сумраке. Потом заерзал, пытаясь слезть с кровати и не потревожить соседа. Ну, надо было сбегать в одно очень важное место.
- Да спи ты, - сонным и вредным голосом сказал Ромка, не открывая глаз. – То не добудишься, то вскакивает…
- Ромка, вы чего меня не разбудили?! Меня теперь отец убьет!
- Разбудишь его, как же. Мы с мамой будили-будили, а ты не будишься! Так и потащили, досыпать. И никто тебя убивать не будет. Мама позвонила и выпросила ночевку. Так что, спи и радуйся!

Данька благодарно улыбнулся. Быстро дотянувшись до Ромкиной щеки, тронул губами и тихо сказал:
- Тогда все супер. Сейчас схожу кое-куда, и вернусь. Никуда не уходи!
Ромка прыснул, потянулся.
- Иди уже. А то поплывем на матрасе в дальние страны.
Данька дал ему шелбан и перелез, стараясь не сильно тревожить гипс. Вскоре вернувшись, полез обратно, ворча сквозь зубы:
- Ну и холодина… Бр-р-р…
- Грейся, грейся, - с усмешкой сказал Ромка, придвигая теплый бок. Данька начал было устраиваться поудобнее и вдруг замер:
- Слушай… Так ты у Рашида был?
- Был... - Ромка помолчал, - Раш сказал, чтобы ты не переживал – все останется в тайне. А завтра мы вас встретим, как надо. Ты только сам вперед не суйся, ладно?

Данька притих. Только сейчас до него дошло, что завтра предстоит драка, в которой он наверняка примет участие. Чем заканчивались подобные стычки, оба мальчишки хорошо знали.
- Постараюсь не высовываться, - пообещал Данька не слишком уверенно. – И правда, давай лучше спать.

И он закрыл глаза, положив голову Ромке на плечо. Ромка не сразу уснул – слушал, как засыпает его друг и мечтал – вот бы от них все отцепились…

* * *

Утром Данька вскочил ни свет ни заря, быстро попрощался с Ромкой, и, пока не проснулась его мама, убежал.
Хотелось вернуться домой как можно раньше, чтобы не увидели ни чужие, ни свои. Дома он появился в полшестого.
Хорошо, что ключи были, а то пришлось бы будить отца и выслушивать его нотации.
Потихоньку пробравшись в свою комнату, Данька прилег – до школы оставалось совсем немного.
В голове был полный сумбур – все смешалось: и предстоящая драка, и новые отношения с Ромкой.
В результате Даня отправился в школу в слегка взвинченном настроени.
Занятия шли своим чередом, учителям было мало дела, чем живут ученики. Лишь бы двоек не хватали.

* * *

У Ромки был не такой насыщенный день – сидеть в четырех стенах безвылазно надоело ему хуже горькой редьки.
- Ма-ам! Долго еще надо мной издеваться будут?! – спросил он жалобно. – Рука уже не болит почти!
Это «почти» вызвало у мамы только вздох.
- Ну потерпи еще немного, - попыталась она успокоить сына. – В школу ведь не ходишь, чем плохо? Помнишь, как жаловался, что тебе там не нравилось?
- А сейчас я и в школу бы побежал…
- Ты лучше на кухню шагай, завтрак на столе. А мне на работу пора. Как твой дружок, домой добрался? Ты звонил?
Ромка улыбнулся.
- Звонил, час назад. Он в школу собирался как раз.
- Не понимаю… Сорвался в пять утра! Мог бы у нас побыть, а школу и пропустить можно.

Ромка шмыгнул носом, почесал затылок.
- Эх, а мы и не додумались!.. Я бы его точно не отпустил.
- Ну ничего, прибежит еще. Все, Ромашка, я ушла!
Дверь за мамой захлопнулась, Ромка побрел на кухню. Стало пусто и одиноко… Опять целый день дурака валять, в телевизор уткнувшись… А Данька будет драться с «держинцами».
Да, Ромка подумал не «с нашими», а «с держинцами». И было это неспроста. Только Рашид был ему отчасти близок, остальные же… Глаза бы их не видали, всех этих матросов и пуделей!

* * *

После школы Данька завис у себя дома, бесцельно листая книжку и не видя букв. Мысли были далеко от приключений капитана Блада и его отважных пиратов.
Он всей кожей чувствовал бег стрелок на часах. И, промаявшись до пяти вечера, выбежал из дому.

Небольшой пятачок за рестораном «Волга» был местом сбора волгинцев. Там стояли в ряд несколько скамеек, очень удобно поджидать тех, кто не слишком торопится.
На этот раз запаздывал сам Цыпа, он пришел одним из последних. В далеко не радужном настроении.
- Все тут? – мрачно спросил он, оглядывая свое воинство.
- Все! – ответил Толян. Этот парень был правой рукой Цофы, а теперь перешел по наследству к Цыпе. Сам Толян в вожаки не рвался. Много мороки.
- Ну и чего сидим? Вперед!

Нестройной толпой парни двинулись к шоссе – они выбирали прямой путь к улице Дзержинского. Но на подходе сменили маршрут и пошли по узким переулкам.
- Держинцы зависают у Рашида, возле гаражей, - напомнил Цыпа, хоть об этом знали уже все.
Достали из-под курток пруты и биты, у кого были кастеты – надели. Волгинцев было пятнадцать, и решительности было не занимать. Когда в такой толпе – страх отступает.
И вдруг…
Совершенно неожиданно со всех сторон на волгинцев налетели, стали крушить – в ход пошли кулаки, палки, биты. Две бригады схлестнулись, завязалась крупная драка, и никто никого не щадил.
Треск, крики, мат, глухие удары – от этой «музыки» кровь стыла в жилах.
Вскоре в мелодию боя влились новые звуки – милицейская сирена.
- Атас, линяем! Менты! – выкрикнул кто-то, непонятно из чьей бригады, но врассыпную бросились все.
Кроме трех-четырех, что остались на асфальте. А живы или не совсем, определят в больнице…

- Не зря мне было так хреново, - со злостью сплюнул кровь Цыпа. – Эти козлы нас ждали! Какая сука сдала?!

Парни подавленно молчали. Данька тоже помалкивал. Ему здорово двинули чем-то по руке, и теперь жутко ныло плечо. Но перелома вроде бы не было, а то составил бы компанию Ромке. И остальные волгинцы были не в лучшем виде – кто потирал челюсть, кто надсадно кашлял – двинули в «дыхалку». А Цыпе, судя по всему, выбили зуб. И это злило его еще больше.
- Найду – оторву яйца, - пообещал он, и Даньке стало холодно. – Давайте по домам, пацаны. Так, наши все вернулись?
- Все! – нестройно ответили волгинцы, проверив, кто в наличии.
- Хы… - ухмыльнулся криво Толян. – Я видел, кто-то свалился! Значит, держинцев мы все-таки уделали.
- Завтра узнаю, - кивнул Цыпа и первым ушел прочь, не оглядываясь.

Данька распрощался со всеми и тоже заторопился домой.
С трудом стащив куртку и рубашку, осмотрел руку в зеркало. Ох, чёрт… Повыше локтя синяя полоса – здоровенный синяк… Метнувшись в ванную, мальчик намочил полотенце холодной водой, приложил – стало немного полегче.
Кто их придумал, эти стрЕлки… Еще легко отделался!..

Глава 23

Зря Данька решил, что легко отделался. Промучился весь вечер – то бегом в ванную, смачивать нагревшееся полотенце, то к холодильнику, от безысходности приложить первое, что под руку попадет (пачку пельменей, твердую и неудобную, но холодную) Пришел отец, к счастью, сегодня трезвый. Он сразу заметил, что сын не в своей тарелке, и забеспокоился.
- Даниял, что случилось? Только не ври, что решил пельмени сварить.
Данька вздохнул:
- Пап, да я тут подрался немного… По руке кто-то заехал, болит…
- Показывай!
Данька, морщась, стянул футболку.
- Да-а… Крепко тебя… Ну-ка…
Отец осторожно прощупал руку – от запястья к плечу, минуя место ушиба. Данька кряхтел, но терпел.
- Перелома нет, - без уверенности сказал отец. – Надо в травмпункт. Здесь недалеко, две остановки. Идем. А то за ночь разнесет, что делать будем? В «скорую» звонить? Отругают, что я тебе плохой отец.
- Да не волнуйся ты. Ну, давай съездим. А они работают хоть?
- Там круглосуточно, - помогая сыну надеть футболку, сказал отец.
Через двадцать минут они были в травмпункте.
- Еще одни… - встретила их не слишком ласково медсестра. – Тоже дрался? Ваших здесь уже человек пять побывало. Иди в кабинет, врач осмотрит.

Ничего страшного у Даньки не было – как он и думал, обычный ушиб. Но рентген сделать не помешает, вдруг трещина.
Успокоившись, Данькин отец поспешил увести сына, пока врачи не спохватились и в милицию не сообщили. Драка, видимо, была серьезной… И Данька в нее умудрился влезть… Если б не рука, получил бы по ушам!

По совету врача, Данька выпил таблетку анальгина, боль немного поутихла, и он сумел даже поспать.

Вот и день прошел. Сумбурный, замешанный на радости и боли. Впрочем, это ведь жизнь – не бывает постоянно хорошо или постоянно плохо. Главное помнить, что за тучами всегда есть солнце, и оно обязательно выглянет. Это Данька где-то вычитал и всегда утешал себя, если случались неприятности.

* * *

Утром боль почти не чувствовалась, только если пальцем понажимать. Или слишком резко поднять руку вверх, или взять портфель. Но если беречь – то терпимо.
Отец предложил отсидеться дома, но Данька решил, что с тоски помрет. Лучше уж в школе время убить.
Данька уже топтался в коридоре, когда позвонил Ромка. Поглядывая на отца, Даня сдержанно улыбнулся в трубку:
- Привет. Как ты там?
- Да нормально! – послышался жизнерадостный голосок друга. – А ты?
- И я… Вечером было дело. Ты уже слышал?
- Нет еще! Подрались все-таки?

Уфф, наконец-то можно говорить спокойно – отец вышел на улицу. И Данька больше не секретничал:
- Прикинь, мы идем, а тут ваши! Как налетят со всех сторон! Мы еле отмахались! Знаешь, как мне по руке звезданули?!
Ромка охал, ахал и хмыкал, на последнюю фразу вообще вскрикнул:
- Перелом?!
- Нет, обошлось. Просто синяк здоровенный. Наверное, битой. А то были бы… Близнецы…
- В смысле?
- Ну, у обоих руки поломаны, у тебя, у меня. Как близнецы.

Ромка хохотнул на бурную Данькину фантазию, но мысль понравилась:
- Я б хотел с тобой близнецом стать. Или просто братом… А ты?
- Спрашиваешь! Вот поженятся наши… Твоя мама и мой отец… Здорово будет, ага?
Ромка вздохнул, помолчал.
- Как бы их побыстрее уговорить… А то как дети! То ссорятся, то мирятся.
- Если б мой пить завязал… - загрустил в свой черед Даня. – Ой, блин, мне же в школу! Ромка, я позвоню часа в три!
- Пока, отличник, - рассмеялся Ромка и повесил трубку.
Настроение у Даньки снова подскочило до потолка, и он помчался в школу.

* * *

После обеда, часа в два, снова зазвонил телефон. Ромка сорвался с места и, спотыкаясь о тапки, что норовили слететь, бросился к нему:
- Алё! Данька, ты?!
- Соскучился? – раздался насмешливый голос, знакомый до противности.
- Матрос? Привет… Чё случилось?

Матрос еще ни разу не звонил Ромке домой. Но телефон знал, как оказалось. Или специально узнавал? Видимо, дело очень серьезное…
- Да уж случилось, - хрипло ответил Матрос. – Все дома торчишь? Надоело, а?
- Надоело, - осторожно подтвердил Ромка. С чего это Матросик такой заботливый?
- А мы вчера помахались с волгинцами. Слыхал? И дружок твой там был.
- Да, Раш говорил, что будет стычка. Ну как, дали им по хребту?
- А то! Но нашим тоже досталось. Так я чё звоню-то. Раша кто-то по голове наебнул… Он щас в больничке. В коме. Такая вот хрень.
- Раш в коме?! – выкрикнул Ромка, чувствуя разлившуюся пустоту в груди.
- Ага, - сказал Матрос без особого сожаления. И добавил: - Так пацаны меня поставили на бригаду. Временно, конечно. Хы…

Это «хы» можно было принять за простой выдох, но Ромку не обмануть. Матрос позвонил, чтобы сообщить: кончилась лафа, Ромочка. Хана тебе, только сунься на улицу. А не сунешься – и дома тебя отыщем.
- Я понял… - хмуро сказал Ромка. – В какой он больнице?
- Да в той же, где ты кантовался, где ж еще. Навестить желаешь? Это правильно. Только не пустят. Да и менты там пасутся. Мы ж им все показатели портим. Ладно, будь! Надумаешь выйти, приходи, мы тебе завсегда рады.

С облегчением услышав гудки, Ромка положил трубку и брезгливо вытер руку о штаны. Будто испачкался.
Вот и все… Больше нет у них с Данькой защитника. Раш, конечно, поправится, но пройдет месяц, а то и больше. Вон сколько Ромка со своей рукой возится. А тут – голова!..

Чтобы избавиться от гадкого привкуса, что остался после разговора, Ромка позвонил Дане. Было еще рано, и Данька вообще-то должен быть еще в школе, но к Ромкиной радости, он поднял трубку.
- Данька? Ты? – спросил, чтобы уточнить.
- Нет, Пушкин, - грубовато, но беззлобно хмыкнул Даня. –Привет!
- Ты чего дома-то?
- Да-а, отпустили, последнего урока не было. Химик заболел. А ты все скучаешь?
- Ага… Достало все, скоро на стены выть начну.
- Я приду – послушаю. Вместе повоем, ладно?
- Шутишь? Я щас такое скажу, что и вправду завоем…
Данька посерьезнел, свел брови и спросил мрачно:
- Что еще случилось?..
- Ваши вчера Рашиду голову проломили.
- Ох-х… И… что?..
- Ну что… Он в больнице, без сознания. Мне Матрос только что позвонил. «Обрадовал», гад… В общем, нас теперь с тобой обоих начнут… Ну, ты понял.

Данька все прекрасно понял. Теперь или кассета всплывет, или свидетели разнесут по всем углам «добрую» весть. И когда слухи докатятся до «волгинской» бригады…
- Ты чего молчишь? – осторожно спросил Ромка. – Дань, ты только не переживай раньше времени. Может, Раш скоро поправится.
- После удара по башке?.. Ром, сам веришь? Чтоб Рашида свалить с ног, так хряснуть должны были! Нет, это на месяц, не меньше. Так что, теперь у вас там Матрос заправляет?
- Ага… - уныло подтвердил Ромка. – Влипли мы… По уши. У меня рука заживет – придется держать ответку.
Даня не удержался от горькой усмешки:
- Опять меня трахать заставят? Так ты не стесняйся, делай, что скажут.
- Ты дурак?! – взвился Ромка. – Да я их самих там всех трахну во все дырки!
- Ладно, Ром.. - сказал Данька после долгой паузы. – Что будет, то и будет. Я ко всему готов. Лишь бы тебя не тронули.
- Да пошел ты… - огрызнулся Ромка. – Готов он… Нафига мне такое, чтоб ты за меня отвечал?! Я что, думаешь, спокойно буду смотреть на это?
- Не будешь… Уехать бы, Ром…
- Поговори с отцом! У нас три комнаты, вот вы в одной и будете жить. Или, знаешь что?
- Что?
- Переселяйся ты ко мне один! Знаешь, как будет классно!
Ромкино вдохновение передалось и Дане, но…
- Классно, кто ж спорит. Но не согласятся, ни мама твоя, ни мой папка. Да и школа эта дурацкая…

Да… Реальная жизнь – это не детские фантазии…
- Ладно, Дань... Я вечером еще позвоню. Отдыхай, это я тут от безделья с ума схожу, а ты учился весь день.
- Пока…

Угораздило же Ромку поселиться в ЭТОМ районе! Купили бы квартиру в другом месте – не было бы проблем.
Но… Познакомились ли тогда? Кто знает.

* * *

Прошло три дня.
Цыпа не дергал пацанов, не созывал сходняк. Пусть оклемаются, все-таки держинцы здорово потрепали.

И все эти три дня Данька копался в самом себе, как экскаватор, доставая до самых глубин своей души.
Как получилось, что он стал таким покорным? Почему он снял штаны, едва Рашид предложил ему это? Почему он не дрался?!
И пришел Данька к выводу: что-то надломилось в его характере. Он уже не был тем боевым парнем, который кидался в драке на любого, кто пойдет против бригады. Был бы жив Цофа, не узнал бы.
Но когда это случилось, в какой день? Может, в день взрыва? Данька так испугался тогда за Ромку, что оберегал его теперь от любого чиха. И от наездов Раша тем более.
Но был и еще один момент, и об этом Данька старался вовсе не думать.
Вскоре после взрыва он прибежал со школы домой, разгоряченный, уставший. Напился воды, переоделся. Отца дома не было, работал.
Что понадобилось Даньке на шкафу? Зачем он туда полез? Вряд ли сейчас это важно, да и сам мальчик забыл через несколько минут, когда сделал свое тяжелое открытие…
В поисках он спихнул на пол пыльные папки с бумагами – какие-то тетрадки, старые-престарые письма, счета. Данька с интересом разбирал этот антиквариат, время от времени вытирая пыль с носа. Одна бумага показалась ему любопытной.
Пожелтевший от времени листок, отпечатанный на машинке, смазанная печать. Данька вчитывался в синие расплывчатые строки, и никак не мог вникнуть в смысл. Если верить этой бумажке, то… Его родная мать отказалась от мальчика еще в роддоме. Но ему повезло – нашлись новые родители.
Данька сидел на полу, оглушенный, потерянный. Значит, он не родной… И мама – не его мама, и отец – не его… Чужой.
Бред, какой бред… Когда не стало мамы, для Даньки рухнул целый мир. А сейчас он теряет и отца…
Впервые за свою небольшую жизнь мальчик заплакал днем. Ночью, когда никто не слышит – это не считается, это простительно. Впрочем, ведь и сейчас никто не слышал, квартира была пуста.
До самого вечера Данька молча слонялся по квартире, лежал на диване, и в который раз перечитывал бумажку из роддома. Выучил на память скупые канцелярские строки.
А вечером был разговор с отцом. Едва он переступил порог, Даня подал ему злополучную записку. Отец был трезв, и сразу понял, что тайна раскрыта.
- Чего тебя на шкаф понесло? - спросил он устало. – Лежала себе, и лежала бы дальше…
- Почему вы не сказали, - отвернувшись, спросил в свой черед Даня.
- Сам не знаю. Ты маленький был, решили отложить. Потом… Потом мама заболела… Не до того стало.
- Что теперь делать-то? Получается, ты мне… Не родной?

Данька едва выдавил это противное слово и тут же пожалел о сказанном. Он кинулся к отцу, прижался лицом к плечу и заплакал, уже не стесняясь ни его, ни себя. Отец неловко обнял сына.
- Что ты такое городишь, Даниял, - хрипло прокашлявшись, сказал он. – Мы теперь вдвоем остались, такое вот дело…

«Втроем», горько поправил его Данька, про себя. Третий – Ромка. На долгие-долгие годы.

* * *

Не у одного Даньки поменялся характер. Ромка тоже изменился. Но у него все было с точностью до наоборот – тонкий, ранимый столичный житель, вдруг в одночасье стал спокойным и ровным, разговаривающим почти на равных с самим Рашидом, бугром «держинцев».
Но у Ромки для таких изменений была очень веская причина: взрыв. Одних такие потрясения ломают, других закаляют. Ромка оказался из тех, кого закаляют…
Надо ли удивляться, что он взял на себя роль лидера, защитника, стал опекать Даньку, как младшего брата.
Впрочем, это было у них взаимно – Даня тоже готов был сделать все, лишь бы Ромку не трогали. Он и сделал – окунулся в такое болото, что затягивает с головой, не выбраться.

* * *

На третий день к Даньке забежал гонец от Цыпы…

Глава 24

Гонец от Цыпы, невзрачный щуплый мальчишка-«волгинец», из новичков, торопясь и глотая паузы, сказал:
- Быть к семи вечера за рестораном. Есть тема.

Данька закрыл за мальчишкой дверь. Хоть к гадалке беги… Что Цыпа знает, и чего не знает?
Над Даней нависли целых два дамокловых меча: «стукач» и «педик». И какой меч оборвется раньше? А может, оба сразу?..
У любого на душе станет кисло, что говорить об обычном мальчишке. Можно сколько угодно храбриться в разговорах с Ромкой, но самому себе зачем врать? Данька томился в неизвестности. И от этого страх вырастал семикратно.
А может, ничего такого и не будет? Цыпа и раньше собирал пацанов, перетирали всякие темы, а то и просто базарили за жизнь. Пили пиво, лузгали семечки, задирали девчонок… Данька не любил эти «посиделки», старался улизнуть, когда была возможность.
Но сегодня надо пойти обязательно. Слишком много вопросов в Данькиной голове.

Едва стемнело, мальчик вышел на улицу и неспешно двинулся к ресторану «Волга», что был на соседней улице.

* * *

- Ма-ам…
- Чего тебе?
- Позвони в больницу…

Ромкина мама быстро пришла из кухни, где чистила рыбу.
- Ты заболел? – спросила она, вытирая руки полотенцем, и подозрительно глядя на сына, что валялся на диване.
- Да не я, - махнул рукой Ромка. – Рашид…
- А что с ним? – удивилась мама.
- Подрался с кем-то, теперь в реанимации вроде. Третий день уже… Позвони, а? Я бы сам, да кто мне скажет.

Мама покачала головой.
- Третий день?! А я и не слышала ничего… Беда… Что ж делается… Если не взорвут, то покалечат… Ну и город…
- А я что говорю?! Давно отсюда надо уматывать! Вот Даньку с собой заберем и его папку и в Армавир!
- Выдумщик ты… Ну с чего они с нами поедут?
- А разве ты… С Данькиным папой… - Ромка хитро щурился, не договаривая напрямую. За что получил полотенцем по лопаткам.
- Ты что придумал! – делано возмутилась мама. – Сходили в театр один раз, да и то…

Ромка понимающе вздохнул:
- А если он бросит пить?
- Тогда другое дело. Ладно, не отвлекай меня, пойду звонить.

Несколько минут мама разговаривала по телефону в другой комнате, но Ромке было плохо слышно. Он в нетерпении топтался у двери.
- Ну, что?! – спросил он, едва мама вернулась.
- Состояние стабильное, - ответила мама. – Говорят, что операция не нужна. Только ждать…
- Да, ждать… - отозвался эхом Ромка. А вот ждать они с Данькой как раз и не могут. – Мам, тебе помочь?
- С одной рукой чистить рыбу – это издевательство над родным ребенком. Книжку почитай. А лучше – учебники! - усмехнулась мама и ушла.

Ромка снова завалился на диван. Даньке позвонить, что ли? Нет, не надо ему мешать, может, он учиться надумал, уроки делает. Будет свободен, сам позвонит.
Знал бы Ромка, какие «уроки» собирается учить его лучший друг…

* * *

Едва стемнело, Данька вышел на улицу и неспешно двинулся к ресторану «Волга», что был на соседней улице.
Он шел, втянув голову в плечи - настроение было на нуле.
Добравшись до площадки сбора, сильно удивился – скамейки были пусты. Только на самой дальней пристроилась одинокая фигурка. В сумерках не разглядишь, кто это.
Даня подошел поближе и узнал – Цыпа… По своей привычке бугор сидел на спинке скамейки, поставив тяжелые ботинки на сиденье.
- Здорово, - первым поздоровался Цыпа, не доставая рук из карманов.
- Привет. А где все?
- А кто тебе нужен? – вопросом на вопрос ответил Цыпа. – Я здесь, мало?
- Да не… Я так просто… Думаю, может рано пришел…
- Не рано. В самый раз. Слушай, Даниял… Чё-то холодно, а? Завтра дождь будет, увидишь. Пошли ко мне в общагу, есть один базар.

Цыпа соскочил на землю и приобнял Даньку за плечи. Даня с шипением втянул воздух.
- Ты чего? – удивился бугор.
- Рука болит… Держинцы битой заехали…
- Да? Не знал, извини.
Цыпа зашел с другой стороны и положил руку на Данькино левое плечо.
- Здесь не болит?
- Не…
- Ну, идем.

Эта заботливость и вежливость бугра Даньку только встревожили. Чего это Цыпа так внимателен? В гости зовет…
Отказаться, когда зовет в гости бугор – невозможно. Нужна очень веская причина, а ее Даня не придумал. И он пошел в общагу, где обитал Цыпа.

Общежитие Политехнического техникума представляло собой трехэтажное здание, выстроенное в 60-е годы. Комендант, конечно, пытался следить за порядком, но делал это слишком формально. Единственное, о чем он просил жильцов – чтобы милиция появлялась как можно реже. Жильцы шли коменданту навстречу – чужих не пускали, гулянки устраивали не чаще раза в неделю – по выходным. Драки, если и случались, то без поножовщины. Зачем неприятности на свою голову?

Вахтерша окинула Цыпу и его юного гостя скучающим взглядом, не пытаясь задержать.
Поднялись на второй этаж. Комната была не заперта, и , когда Даня вошел внутрь, увидел, что гостей у Цыпы хватает и без него.
На подоконнике пристроился Толян. На кровати, привалившись спиной к хлипкой фанерной стенке, сидел… Матрос. Вот уж кого Данька хотел видеть меньше всего… Рядом на стуле раскачивался Пика, что бегал теперь в сподручных у Матроса.
Итого, вместе с Даней и хозяином комнаты - пятеро.
Обстановка была дружественная. Подтверждением чему была початая бутылка вина и нехитрая закуска.

- Пришел, - широко ухмыльнулся Матрос. – Цыпа, ну чё, сразу или побазарим?
- Он же в непонятках, надо объяснить, - сказал Цыпа, запирая дверь на ключ.
- Гы… Пика, врубай свою технику, - велел Матрос.

Даньку прошиб холодный пот, когда он разглядел на столе скромно притаившийся ноутбук. Пика одним движением развернул компьютер к Даньке, клацнул кнопкой на «мышке», и Данька увидел то, что снилось ему по ночам: он со спущенными штанами, животом на табуретке. А над ним – Матрос, пытающийся расстегнуть штаны.
Клип остановился, Пика включил другой – здесь Данька кричал звонко и зло: «Да, я брал вчера у Ромки в рот! Довольны?!»
- Ну, хватит, - сказал Цыпа. – Выключай ящик. Что скажешь, Даниял? Кто ты теперь?

Было немного не так – сперва Данька признался, потом его разложили на табуретке. И кто нарезал из большого фильма несколько маленьких? Должно быть, сам Пика постарался, по приказу Матроса. А смысл? Не хотели показывать волгинцам, как добывали «показания»? Или не хотели светить Рашида? Да какая разница… Не до того сейчас Даньке…
Он лихорадочно подбирал слова. А что тут скажешь, если все – на экране.
- Вранье это все, - пробормотал Данька. – Подстава.

Матрос откровенно рассмеялся, запрокинув голову. Цыпа внимательно посмотрел на него.
- Ты ему вставил?
- Вставил, вставил, по самые гланды!
- А чё ж не сняли?
- Да кассета кончилась, сука! На самом интересном!
- Что он врет! – взвился Данька. – Никто мне не вставлял! Раш запретил ему!

Теперь он понял, почему из всего фильма волгинцам показали только два кадрика. Чтобы было легче Даньку подставить. Но Цыпе было все по барабану.
- Ты и с Рашидом закорешился? – спросил он у Даньки, качая головой. – А не ты ли слил ему про позавчерашнюю стычку?
- Я?.. Нет, с чего это… - растерялся Данька.
- Он, он, - продолжал лыбиться Матрос, решивший добить Даньку окончательно. – Раш рассказывал, что этот петушок своему дружку все доложил, ну а тот уже к Рашиду помчался. Вот мы вас и встретили.

Цыпа в упор смотрел на Даньку, подходя все ближе и ближе. В его глазах появился стальной блеск. Что он сделает – ударит или вообще убьет, Данька не знал и угадать не мог. Вот они и упали на его бедную голову, оба Дамокловых меча. (Даня читал недавно «Легенды и мифы Древней Греции») Теперь мальчик разом стал и «стукачом» и «педиком». Пощады не будет…
Сердце гулко билось в груди, отдаваясь в висках молотками. Что делать?! Куда подевалась беспечность и безрассудная храбрость? Не боялся еще так сильно Даня, даже когда был «в плену» у держинцев. Наверное, потому что там был Рашид. А кто защитит здесь? В глазах присутствующих мальчик видел только нарастающую похоть.
- Любишь синеглазок, а? – спросил вдруг Цыпа у Матроса.
- Аха! – хохотнул Матрос, вставая с кровати.
- Ну будешь первым, хрен с тобой. Дарю! Даниялка, девочка моя, расчехляйся. И быстро, пока я добрый.

Данька не выдержал. Он затравленно повертел головой, быстро метнулся к столу и схватил нож, которым только что нарезали колбаску.
- Только суньтесь! – звонко выкрикнул он.

Цыпа с интересом смотрел на это чудо.
- Ого. И чё? Ударишь?
- Да!! – в голосе Даньки появилось отчаяние.

Пика сложил ноутбук и убрал его подальше – жалко игрушку. Толян сполз с подоконника, подошел поближе.
- Слышь, Цыпа, а чё это Матрос первый? Давай я! Этот чмырик все же наш был, а не ихний.
- Да мне пофиг, - пожал плечами Цыпа. – Хоть в карты его разыграйте. Все равно он пойдет НА ХОР…

Даня стал серым, как стена, у которой он стоял. На нож в его руке никто не обращал внимания. Мальчика уже ДЕЛИЛИ… И что такое «пустить на хор», Данька прекрасно знал. Правда, при нем такое еще не проделывали. Но рассказы ходили красочные…
Когда одного мальчишку отымеют почти все пацаны бригады…
Даньку замутило, но нож он держал крепко, сжимая в кулаке до белых костяшек. Единственная защита…

Глава 25

Голая лампочка болталась под потолком. Видимо, из экономии она была тусклой, всего ватт на 40.
- Слышь, Толяныч, пускай гости будут первыми, - лениво махнул рукой Цыпа. – Мы успеем, куда он денется. А они через полгорода к нам пёрлись, чтобы важные вести принести.

Толян буркнул что-то вроде «хрен с ним…» и отошел с пути. Матрос довольно потер руки. А Цыпа добавил:
- Только нож сам у него забирай.
- Без проблем, - ухмыльнулся Матрос.

Он был слишком самоуверен – Данька не собирался сдаваться так легко, и не отпускал нож, свою единственную защиту.
– Убери железку, придурок, - медленно проговорил Костя-Матрос, надвигаясь на мальчика.
- Не подходи… Слышь, лучше не подходи, - отвечал Даня полушепотом.
Матроса уже переклинило, остановиться он не мог и не хотел. Черные глаза в упор смотрели на Даньку, в них горело одно желание – сломать, подчинить.
Даня выставил нож перед собой. Между его острием и грудью Матроса оставалось два шага.
Внезапно Матрос поскучнел, зевнул.
- Да хрен с ним, он псих на всю голову. Пойдем мы, Цоф… Цыпа.

Пика обескураженно хохотнул оговорке своего соратника, и вроде тоже засобирался. Но напрасно – еще ничего не закончилось.
Матрос отвернулся, пошел к выходу. На пути оказался небольшой пластиковый стул – дешевый и практичный. Матрос подхватил его, чтоб отодвинуть и… резко развернувшись, метнул в Даньку.
Наглый новоиспеченный бугор «держинцев» не предполагал, что у Даньки превосходная реакция, а сейчас и подавно – когда он держался на одних нервах, натянутых, будто струны.
Нож улетел на пол, а стул – прямиком в окно! Звон пошел по всей комнате, осколки посыпались на улицу. Пока присутствующие не очухались, Даня схватил стул, вышиб остатки стекла, и прыгнул в окно, обдирая куртку и штаны.
Второй этаж – не помеха, когда весь мир ополчился против тебя. Хорошо, что под окном была разбита клумба, и Данька почти не отшиб себе пятки. Но некогда думать о таких пустяках – мальчик побежал. Он быстро бегал на физкультуре, получал пятерки, и вот – пригодилось.
Кто-то тяжело спрыгнул следом. Быстро оглянувшись через плечо, Даня узнал в темноте силуэт Матроса. Ну конечно, он так легко свою добычу не выпустит. Вот только по чужой территории ему будет затруднительно бегать.
Даня ошибался – за беглецом помчались все – и Пика, и Матрос, и несколько волгинцев, что паслись неподалеку от общаги. Это ведь так увлекательно – погоня за «пидорком»! Кто откажет себе в удовольствии.
Со свистом, с криками «слева заходи! Отсекай! Пацаны, он сюда рванул, сука!» - за Данькой бежали человек пять. Или больше, он не считал.
Он летел между домами, перепрыгивая низкие оградки и скамейки, натыкаясь на почти невидимые в темноте бельевые веревки. Хорошо, что все здесь было ему знакомо. Не то, что на земле «держинцев»…

Дорогу пересекло шоссе, но на ту сторону не перебежать, машин много – вечер… Даня затравленно побежал вдоль, слыша за спиной топот и тяжелое дыхание – враги настигали.
- Стой! Стой, хуже будет! – сдавленно кричал кто-то.
А в боку уже кололо, ноги наливались свинцом, дыхание слабело… Еще немного, и Данька свалится прямо в руки преследователей.
Фонари равнодушно качали желтыми головами, отбрасывая причудливые тени.
Данька бежал, теряя силы… Вдруг услышал, слева:
- Прыгай сюда!
Старенькая бежевая «Жигули»-«девятка» притормозила перед Данькой и, чуть сбавив скорость, поехала вровень с ним. Передняя дверь была радушно приоткрыта. Надо быть полным идиотом, чтобы не воспользоваться таким невероятным шансом, а Данька идиотом не был. Он юркнул в салон, захлопнул за собой дверь и машина сразу прибавила скорость. «Охотники» остались позади, злые, как черти.
Данька вытер рукой пот со лба и, наконец, посмотрел на своего спасителя.
Незнакомый лысоватый дяденька смотрел на мальчишку с добрым прищуром.
- Что не поделили, если не секрет? – спросил он.
- Да так… Козлы они… - сообщил Данька, переглатывая. Во рту образовалась пустыня.
- Почти понятно, влез на чужую территорию? Знакомо. Я тоже через это прошел, - усмехнулся дяденька. – Пить хочешь? На заднем сидении бутылку возьми. Нагрелась, правда, но сойдет.
- Спасибо, - буркнул Данька, перегнулся назад и ухватил бутылку минералки. Она и вправду была тепловатой, но мальчик все равно отпил десяток глотков, не меньше.
- Вот и у меня сын тоже бегает все время… - грустно сказал дяденька, притормаживая на светофоре. – Придумали себе название «держинцы», представляешь?

Данька закрыл бутылку, отложил ее и внимательно посмотрел на водителя.
- А как вашего сына зовут? Может, я знаю?
- Костя. Костя Левин, слышал? Он в десятом классе уже.
- Не-а… - честно ответил Даня. Никакого Костю он не знал. Если бы дяденька назвал кличку сына, да и то… откуда Даньке знать всех держинцев.
- Ну ладно, куда тебя везти-то? Где живешь?

Данька, не успев даже задуматься, назвал Ромкин адрес.
- Странно, - удивился водитель, поглядев на Даню. – Наш дом совсем рядом, а тебя не видел ни разу.
- У меня там друг живет, - не стал обманывать Данька. – Главное, подальше от этих… Там не достанут.

Доехали быстро, шоссе понемногу пустело. Машина свернула с главной дороги во дворы и остановилась.
- Здесь недалеко, - сказал водитель. - Сам доберешься или довезти?
- Да не, спасибо, я сам, - засобирался Данька. Он и так был благодарен, зачем надоедать.
- А как друга-то зовут? Косте скажу, он тебя защитит, если что.
- Саша Переверзев, - выдал на автомате Данька имя и фамилию своего одноклассника. Незачем впутывать Ромку в лишние неприятности, и без того дров наломали.

Выбравшись из машины, Даня захлопнул дверь, помахал рукой и быстрым шагом отправился к Ромкиному дому. Повезло, никто его не перехватил.
Прыгая через две ступеньки, он взлетел на третий этаж и затрезвонил в дверь.
На этот раз Ромка долго добирался, открыл заспанный, моргая и сдерживая зевки. Данька не стал объясняться на пороге, валился в коридор, сдвигая хозяина в сторону и захлопывая дверь.
Только тут напряжение стало отпускать, мальчишку заколотила нервная дрожь, он тихо сполз по стенке.
- Дань, ты чего?! – перепугался Ромка и потащил Даньку в комнату, усадил на диван.
- Ты один? – на всякий случай уточнил Данька, все еще озираясь.
- Да… Да что с тобой?! Куда ты опять влез?
Ромка внимательно осмотрел Данькино лицо, но синяков не нашел.
- Влез, Ромчик, влез… Так влез, что… Хана мне, короче…

Данькина речь стала бессвязной.. Он втиснулся лицом в Ромкин живот, и кажется заплакал. Ничего не понимавший Ромка только поглаживал по плечам и спине, говорил что-то невпопад, успокаивая и Даньку, и себя. Наконец Данька успокоился, затих. Ромка осторожно наклонил голову:
- Рассказывай... Они всё узнали?
Даня вздохнул, заговорил глухо:
- Матрос приперся, прикинь… Притащил комп с той записью, где я это… Ну, ты помнишь, короче. Цыпа как глянул, сразу на меня зверем… Твари!
- Тшшш, тише, успокаивайся… Здесь тебя никто не достанет.
- Достанут… А еще Матрос сказал, что это я Рашиду про сходку доложил… На меня теперь и «стукача» повесили…

Ромка понурился, он понимал, что от таких обвинений уже не отмыться. Даня влип по полной.
- И что дальше было? – мрачно спросил Рома, предполагая самое страшное.
Но Данька сверкнул синими глазами и его губы разошлись в недоброй усмешке.
- А хрен им. Я удрал. Выбил окно табуреткой и выпрыгнул. Они за мной, а потом какой-то дядька на машине, говорит «прыгай». Я и прыгнул к нему, а он меня довез почти к твоему дому. Ром, ты знаешь, кто такой Костя Левин? Это его отец меня спас.
- Левин? – напряг память Ромка, потом покачал головой. – Не помню чё-то… Стой… Нифига себе…

Ромкины глаза распахнулись, как блюдца.
- Знаешь, кто тебя вез?! Это ж батя Матроса! Охренеть!.. Он что, своего сынка не узнал?
- Там темно было… И они подбегали только к дороге, когда я в машину прыгал… Вот это да…
Данька был поражен – вот точно, никогда не угадаешь, кто враг, кто друг. Знал бы отец Матросика, чем его сынок занимается…
- Ром… Что теперь делать-то, а? – удрученно спросил Даня. – Они же меня… Я думал, что смогу вытерпеть, а как представлю, что вся толпа на меня полезет… Они обещали меня на хор пустить…

У Ромки скрипнули зубы. Он тоже знал, что это такое.
- Твари… - злобно проговорил он. – Я тебя им не отдам.
- Эх ты, - улыбнулся Даня печально. – Кто тебя спросит? Наоборот – Матрос за тебя примется, как поправишься.
- Хоть заново руку ломай, - сказал Ромка, проехавшись ладонью по жесткому «ёжику» друга.
Даня вздохнул.
- Знаешь… Я подумал… Может, они от тебя отцепятся, если… меня не будет?
Ромка резко развернул Даньку лицом к себе и заглянул в его глаза.
- Не смей даже думать про такое, слышишь?! Если тебя не будет, то и меня не станет! Усёк?!
- Если б не я, вы бы спокойно уехали с мамой в свой Армавир.
- Если не заткнешься, я тебе по шее дам, - пообещал Ромка.
- А папа бы к вам переехал… - продолжал Даня, погруженный в свои мысли.
- Р-р-р-р… - зарычал Ромка, выходя из себя и накидываясь на друга. Но сделать ничего не успел – в дверь кто-то позвонил.

Глава 26

Если это мама, то с чего она будет звонить? А больше никого Ромка в гости не ждал и не звал.
Даня сразу вскинулся, схватил Ромку за руку:
- Не открывай! Это они!
- Плевать! – раздухарился Ромка. – Здесь тебя никто не тронет.
- Ну не надо! Сейчас уйдут!
Но в двери продолжали трезвонить, и Ромка, зло прищурившись, пошел открывать.
- ЗдорОво! Чё не открывал? Забоялся? – довольно скалил зубы Матрос.

Ромка глянул ему за спину – Матрос был один.
- Чего я бояться буду, - ровно и холодно ответил Рома. – Что хотел-то?
- Хреново ты гостей встречаешь. Загордился в своих столицах, а? – не терял веселый настрой Матрос. – Ты мне сегодня не нужен. Мне дружок твой нужен. Давай его сюда и считай, что отмазался.

Ромка стоял перед незваным гостем, загораживая проход.
- Он мой друг, - сказал мальчик.
- Он – педик, - наклонил голову прямо к Ромкиному лицу Матрос, дыхнув табаком. – Ты чё, не врубаешься?
- Вы его подставили. Он нормальный пацан, я знаю.
- А ты чё меня на пороге держишь, как собаку приблудную, - изобразил вдруг обиду Матрос. – В дом не пускаешь?

Да, это было не очень вежливо, и Ромка посторонился. Не убьет же их в собственной квартире бугор «держинцев».
Даня сидел, вжавшись в кресло. Увидав Матроса, подтянул колени и напрягся еще сильнее.
- А я не верил, - снова показал ровные белые зубы Матрос. Как он умудрился сохранить их в драках, большой секрет. – Думал, ошибся. Прикинь, москвич, бежим мы с пацанами за этим шибзиком, а тут наша машина! Я чё, не узнаю наш «Жигуль»? Дружок твой прыгает в нее, и мой батя его увозит у нас из-под носа! Ну нихрена себе расклад, а?

Ромка внимательно слушал, иногда ободряюще поглядывая на Даню – не бойся, не тронет!
А Матрос продолжал делиться впечатлениями:
- Я поймал попутку, с пацанами распрощался, и домой. Батю спрашиваю: кого подвозил? А он – да пацана какого-то. За ним уроды увязались, избить хотели. Ха, прикинь, Москва! Родного сына уродом зовет! Я бате все рассказал подробно, он быстро понял, кто урод на самом деле. Знаешь, чё сказал? Если б знал, говорит, вышвырнул бы из машины. Весь салон загадил! Это он про тебя, волгарь!
- Врешь ты все! – выкрикнул со злостью Данька. – Твой отец не мог такое сказать! Он нормальный дядька…

Матрос уставился на Даню с любопытством, как на забавного зверька, что вдруг осмелился тявкнуть.
- Да, батя у меня человек. И всяких чушков на дух не переносит. Ты ему не попадайся на глаза, целее будешь. Ну, хорош базарить, пошли.
- Куда?! Никуда я не пойду! – Данька вцепился в подлокотники.
- Ромыч, ты своему дружку скажи – не пойдет, тебя крепко подставит. Врубаетесь? У москвича еще есть шансы в бригаду вернуться чистым. Если отступится от дружбы своей придурочной!

Матрос перестал ухмыляться, губы его сжались в тонкую линию, а глаза сверлили мальчишек почище алмазного бура.
Ромка не раздумывал ни секунды. Он подошел к Даньке, положил на его плечо здоровую руку и сказал:
- Ты, Матрос, ничего не понимаешь. Мы друзья, на всю жизнь. Кто Даньку тронет – зубами горло порву. Понял? Поодиночке переловлю и загрызу нахрен.

Костя хмыкнул.
- Не зря тебя Раш привечал… Он сразу почуял, что ты не простой сявка. Ну, лады… Так пацанам и скажу. А жаль, мог бы через пару лет сам в бугры выбиться.
- Перебьюсь, - буркнул Ромка.

Данька вдруг поднялся, глянул неловко на Рому:
- Ром, я не могу так... Из-за меня у тебя проблемы будут. Не могу...- Он поморщился, - да пусть хоть убивают...
- Во, поумнел? – обрадовался Матрос. – Давай-давай, шагай на выход! Не боись, мы тебя аккуратно.
Ромка непонимающе наблюдал, как Даня понуро пересекает комнату. Потом резко встрепенулся и закричал:
- Стой! Стой, сказал!
- Да ладно тебе, Ромыч, - лениво сказал Матрос, подталкивая Даньку в спину. – Не нагнетай.

Ромка встал перед ними, глаза налились свинцом.
- Даня, если сейчас уйдешь, то… То всё…
Что именно «всё», он и сам не знал.
Неизвестно, чем бы все кончилось, но как нельзя вовремя послышался мамин голос:
- А что у вас дверь открыта? Ой, сколько гостей! Рома, ты хоть чаем угости.

Какой там еще чай… С каким удовольствием Ромка уронил бы чашку с кипятком кое-кому на колени. А еще того лучше – плеснул бы прямо в морду!
А пока что он крепко ухватил Даньку под локоть и прошипел на ухо:
- Только попробуй с ним уйти!
С приходом Ромкиной мамы Матрос растерял боевой азарт. Он понял, что ничего не выгорит, и решил отложить на потом.
- Да я ухожу уже, - сказал он, с очень вежливой улыбкой. – До свидания.
- До свидания, - немного растерялась Ромкина мама, провела гостя и закрыла за ним дверь.
- А Данька у нас ночует, - поставил ее перед фактом любимый сынок.
Но мама не была против, только сказала:
- Пусть ночует, все равно завтра суббота. Только домой позвони, папа волноваться будет.

Данька покорно пожал плечами – за него все решили. Вот и отлично!
Он подошел к телефону, в коротком разговоре равнодушно выпросил ночевку и положил трубку. Усталость накатила тяжелой волной.
Ромка хотел было увести друга в свою комнату, но вдруг обратил внимание, что у мамы какое-то непонятное настроение. Вроде все как обычно, но грустный голос и невеселые глаза…
- Ма-ам! – тут же подкатил он, еще не отойдя от своих переживаний. – А что случилось? На работе проблемы?

Мама поворошила ему светлые волосы:
- Ну какие в библиотеке проблемы. Нет…
- Мам, я ж чувствую!
- Ох, какой чувствительный. Ты прав, Ромашка, есть проблемы… Звонил дядя Николай.
- Он не уезжает в Германию?!
- Едет, едет… Только… Понимаешь, Ромашка, время такое, кризис. Сын сказал ему, что квартиру надо сдавать внаем. Так что. Он сильно извинялся…
- Нужны нам извинения… - сказал Ромка перевернутым голосом.

Армавир – чудесный мираж, медленно таял где-то далеко-далеко. Вместо него оставался Город. Город – победитель.
- Рома, ты что, расстроился? – мама взяла прохладными ладонями его лицо. – Ну что ты! Мы эту квартиру обменяем или продадим, все равно уедем. Правда, теперь уже не так скоро. Может, через годик.

Год… Какой там еще «год»?! Если каждый день на счету…
- Ладно, мама, все в порядке, просто неожиданно, - сказал Ромка, через силу улыбнувшись.
Он выскользнул и ушел в свою комнату. Даня двинулся следом, и его настроение было ничуть не лучше.
- Вот так, Данька, - сказал Рома, когда они остались одни за закрытой дверью. – Наверное, ты прав.
- В смысле? – переспросил Данька, сведя брови. Он не «въехал».
- Я на что-то надеялся, а теперь сам видишь. Нам крышка, обоим. Два дня мы продержимся, а потом – школа. И ты должен будешь уйти домой. А там…

Данька опустил голову, представив себе, что ждет его «там». Потом горячо заговорил:
- Я не хочу! Ромчик, я не думал, что испугаюсь. Ты же знаешь, я не боюсь драться! Я умею! Но их же целая толпа… Я ведь для них теперь не человек. Каждый может меня избить, и никто не вмешается. У нас в школе был один такой – здоровенный девятиклассник. Прикинь, идет такой по школе, а к нему третьеклашки подбегают и пендели отвешивают! А он даже не оборачивается… Ром, я не хочу так… Лучше умереть…

Ромка внимательно посмотрел в синие глаза друга и сокрушенно покачал головой.
- Не выдумывай, - сказал он строго. – Чтобы я это больше не слышал, понял? Утром мы что-нибудь придумаем. А если совсем припечет, из города слиняем и все дела.
- Куда? – тоскливо спросил Данька. – А родители… Ты маму сможешь оставить, что ли…
- Все, хватит! – резко прервал его Ромка. – Так и свихнуться недолго, если все время думать об этом. Утром что-нибудь решим, должен быть выход, обязательно!

Данька и рад бы поверить, но… Весь город объявил им войну, весь мир…
Ромка примолк, задумался. Данька привалился к нему. В тишине вошла Ромкина мама, позвала на ужин.
- Вы чего притихли? – спросила она, когда мальчишки без привычных шуточек и возни устроились за столом. – Ромашка, расстроился из-за дяди?

Ромка ковырял вилкой омлет.
- Да не… Что ж сделаешь. Мам, а может, мы у него снимем эту квартиру?
- Я уже думала… Но там ведь я первое время без работы буду, а чем платить?
- Ну он подождет полгода, пока устроимся.
- Нет, Ромашка… Я так поняла, что это все его сын крутит. Живет в своей Германии, а там кругом деньги, деньги…
- Как у нас, - хмыкнул Данька.
- Там еще круче, - отозвался Ромка.
- Ну вот, вы все понимаете, - кивнула Ромкина мама. – Он, наверное, думает, что мы скидку попросим, раз родственники. В общем, надо искать другие пути.
- Надо, - сказал Ромка и отправил в рот кусок омлета, не чувствуя вкуса.
Они уже нашли путь… Самый глупый, самый неправильный, но для мальчишек в тринадцать лет – единственный.

После ужина посидели немного у телевизора. Настроения не добавилось, наоборот – «Новости» добили его окончательно.
- Идите спать, - наконец сказала Ромкина мама. – Одиннадцатый час!
- Спокойной ночи, - сказал Ромка. – Мам, ты только не волнуйся, все наладится.

Мама проводила его удивленным взглядом, что-то её тревожило в сыне. Какой-то он сам не свой…

Глава 27

Данька медленно раздевался, сбрасывая одежду, куда придется. Ромка молча подбирал вещи друга и складывал на стул.
- Ты прямо сам не свой, – сказал Ромка. – О чем думаешь?
- О том…
- Опять за свое? Щас по шее стукну!

Данька вздохнул.
- Ну стукни… Что изменится? Я вот думаю, как лучше… Ну, это самое… Вены резать больно, наверное.

Ромка стиснул зубы и решил подыграть. За ночь Данька все забудет.
- Больно, больно, - проворчал он. – Лучше с крыши. Только у нас высоток нет, одна пятадцатиэтажка, да и то… С нее уже прыгал один мальчишка, теперь там все чердаки на замок закрыли.

Данька влез под одеяло, накрылся до подбородка, и уже оттуда проговорил, пробежавшись мысленно по улицам и районам города:
- Есть местечко подходящее. Если прыгнуть – косточек не соберешь.

Ромка так же мысленно простонал, но спросил все-таки:
- Ну, и где это?
- Где вокзал, знаешь? Вот там есть мост через пути, очень высокий.
- Знаю, знаю. Мы там лазили с пацанами. Еще до взрыва. Бомжат гоняли, а то они борзые стали совсем.
- Ну, вот там… - сказал Данька и потерся носом о Ромкино плечо. Помолчав, добавил: - Как все глупо получилось… Это все я виноват. Рашид меня развел, как первоклашку.
- Да брось ты, - успокоил его Ромка. – Он и не таких разводил, я уж знаю. Все, давай спать!

Он начал уже засыпать, как вдруг неугомонный Данька шепнул ему прямо в ухо:
- Ром… давай… это самое… Хочешь?
- Спрашиваешь!
С Ромки слетел сон, что прилипал к глазам легкой паутиной. Данька потянулся губами к его шее, будто вампир.
Ромка лежал неподвижно, гулко стучало сердце. Он впитывал Данькины поцелуи, но не делал ответных попыток. Было хорошо…
Данька наваливался все сильнее, разгоряченный, как печка.

- Стой… Подожди… - остановил его вдруг Ромка. – Знаешь что, теперь ты мне… вставь.
Данька отшатнулся, не сразу сообразив:
- Ты про что?
- Ну, должно же быть по-честному все? Я тебе вставлял, теперь ты мне!
- А-а… Ну, давай…

Данька быстро спустил под одеялом трусы, помог и Ромке. За маслом, как в прошлый раз, конечно, никто не побежал.
Ромка повернулся на бок, Данька снова притиснулся к нему. Наслюнил ладонь, смочил себя. И попытался войти внутрь. С первой попытки не удалось, и со второй, и с третьей. Пенис сгибался, не желал попадать в цель, хоть Ромка и направлял его здоровой рукой.
Наконец вошел… Стал двигать бедрами…
И ничего сверхнеобычного не чувствовал. Было приятно, и вместе с тем Даньке расхотелось продолжать. Ромка тоже не впечатлился – он просто терпел.
Данька выскользнул, лег рядом.
- Ты что, продолжай, если хочешь, - сказал Ромка.
- Не… Что-то не то. Сам не пойму… Мне тебя вроде как жалко…
Ромка хмыкнул, притянул к себе друга.
- Эх ты… Ну ладно, мне тоже не сильно понравилось, если честно.
- Значит, ты не педик… А я…
- Опять ты за свое? Мы одинаковые, и все!
- Не злись…
Данька играл с Ромкиным пенисом, то поглаживая, то сжимая. Потом нырнул под одеяло и приник ртом. Когда Ромка кончил - вылез, вытер губы и сказал:
- Ты сладкий… Как мед…
- Не ври, - усмехнулся Ромка, дал легкий шелбан в нос. – Я пробовал, она соленая. А ну, давай сюда свой.
Данька влез повыше на подушки, подался вперед и Ромка ухватил его пенис ртом.
Они проделывали все в полной тишине, стараясь не сильно возиться, ведь мама спала за стенкой. И ее присутствие добавляло остроты… Когда в любой момент могут раскрыть их тайну…
Ромка не шевелился, это Даня сам скользил в его губах. Все быстрее и быстрее… Запульсировал, отдавая Ромке свои несколько капель, и сполз вниз, обессиленный.
- Ну, я ж говорил, соленый, - сказал Ромка, слизывая с верхней губы остатки.
Данька натянул трусы себе и Ромке, обнял его, лег головой на грудь. Улыбнулся, устраиваясь поудобней, и закрыл глаза.
Кровать медленно закачалась, как надувной матрас на море. И мальчишки провалились в сон.

* * *

Ромка, проснулся глубокой ночью, протер глаза и зевнул. Поначалу он и сам не понял, чего вскочил, но взглянув на Данькину половину, вздрогнул: Данька исчез. Постель была смята, но сам мальчик испарился. Ромка, не веря глазам, пощупал одеяло и подушку. Они еще хранили тепло.
- Что за черт… - ругнулся мальчик и слез с дивана.
Еще больше он удивился, когда заметил на спинке стула приклеенную скотчем записку.
На ней было всего одно слово… В желтом свете луны мальчик прочитал: «Живи»… Наверное, Даньке было недосуг сочинять длинное письмо.
Ромка сразу все понял, и его прошиб холодный пот.
- Вот дура-ак… - прошептал он.
И начал быстро одеваться, путаясь в штанинах и рукавах, и на все лады ругая глупого Даньку, который не оставил свою идиотскую затею.
Он выскользнул тихонько из квартиры, постаравшись не разбудить маму, и помчался в известном направлении – к железнодорожному мосту. Именно туда отправился Даня. Скорее всего…
Ромка бежал со всех ног, в мыслях было только одно – спасти… Удержать… связать руки и ноги, чтоб не мог дернуться! Надо было это сделать раньше! Данька, Данька…
Сколько прошло времени, успел ли Даня совершить свой безумный поступок, Ромка не знал. Он мог только надеяться.
Не чуя под собой ног, мальчик летел по темным переулкам, цепляясь гипсом за ветки и двери у подъездов. Боли он не чувствовал, не замечал ни лая выскочившей непонятно откуда здоровенной дворняги, ни воя сработавшей сирены на автомобиле. Ничего не замечал Ромка, кроме асфальта под ботинками.
На окраине города он оказался через четверть часа, еще немного – и перед ним тускло засверкали длинные полосы рельсов, а под ногами захрустел гравий, которым были посыпаны шпалы.
Вот и тот самый мост…
Высокая ажурная конструкция черной радугой предстала перед Ромкиными глазами. Мальчик не стал мешкать и побежал к железной лестнице. Карабкаясь по неудобным ступенькам, то и дело цеплялся сломанной рукой за перегородки.
Мост пошатывало, хоть ветра не было. Ромка добрался до верха и пошел дальше – к середине.
На перилах сидела маленькая съеженная фигурка.
- Живой… - прошептал Ромка пересохшими губами и сглотнул. Хотелось заорать во все горло, но он не решился спугнуть.
- Даня… Данечка… - сказал хрипло Ромка, не останавливая шаг. – Ты только держись…

Данька повернул голову, но не шевельнулся.
- Успел? – спросил он безжизненно. – А я вот никак не решусь… Ты не подходи… Стой там.

Ромка остановился, но только на секунду. Потом стал медленно приближаться, шажок за шажком. И говорил, говорил…
- Даня, я тут подумал… Это ведь совсем глупо… Ну кому будет лучше, если ты прыгнешь? Да эти уроды только обрадуются! Они что, победили?! А твой папа? Как он будут жить после ТАКОГО? Дань… Слезь, я тебя очень прошу…
Е
го слова растворялись в темноте, Данька не реагировал. Будто не слышал. Он был погружен в свои мысли и, казалось, уже переступил черту. Но он все еще был ЖИВ, и Ромка надеялся до самого последнего мгновения.
Едва заметными шажками он приближался, пока Данька снова не обернулся:
- Еще шаг и…

Ромка встал как вкопанный, только вытянул вперед руку. Нет, не дотянуться… Между ними пять шагов. В другое время Ромка преодолел бы их одним прыжком, но не сейчас. Его друг сидел на самом краешке пропасти и покачивался на перилах.
Наконец Данька решился и, глубоко вздохнув, встал на крошечный бордюрчик, едва вмещавший его ступни. За спиной мальчик держался обеими руками за холодные перила. Теперь только отпустить и – в полет… К рельсам, холодным и безжалостным.

Ромка хрипло прокричал:
- Не смей! Слышишь ты, не смей! Я найду выход, найду, обещаю! Я грохну Матроса и Цыпу твоего! Потом сбежим! В Москву сбежим, там фиг отыщут! Данька, дурак, лезь обратно!

Теперь, когда Даня стоял к нему спиной, Ромка мог подобраться поближе. Не дыша, он подошел почти вплотную, протянул здоровую руку… И услышал, как Данька говорит про себя, настраиваясь:

- На счет три. Раз… Два…

Интермедия третья:
о городах и кафешках

В этот город я попал совершенно случайно.
Сломалась машина, и я вынужден был остановиться, не доехав до цели своей командировки - старой турбазы на побережье Черного Моря - буквально две сотни километров. И вот теперь у меня было целых полдня – судя по уверениям работников авто-мастерской. Полдня, чтобы прогуляться по заснеженным улицам и познакомиться с неприметной архитектурой маленького южного городка.
Но первым делом я отправился на поиски столовой, хотелось чего-нибудь съедобного и горячего.
Город ничем особо не отличался от многих других малых городов России, где я побывал. Все та же серость и унылость… Наверное, летом он выглядел намного живописней, но сейчас его украшал только белый ковер из не растаявшего пока мокрого снега. Снежинки, сыплющиеся с неба, скоро превратятся в хлюпающую под ногами жижу, а пока – ими можно и нужно любоваться.
Я шел не торопясь, снег похрустывал под ногами, влажный воздух щипал нос. Все-таки не зря и Рождество, и Новый год выпали именно на декабрь. Есть в нем что-то завораживающее, сказочное.
Я зазевался, задумался и... неожиданная «бандитская пуля» в виде случайного снежка прилетела мне точно между лопаток. Резко обернувшись, я поискал глазами «снайпера». Ага, вот он, виновато хлопает ресницами, прячет глаза, мол, это не я, и спешно уничтожает улики – отряхивает с рукавиц снег. Не успев ни о чем подумать, я поддался какому-то внезапному порыву. Мигом схватив из-под ног горсть снега, я слепил снежок с торжествующе-веселым "Ага-а-а!" метнул его во взвизгнувшего от неожиданности мальчишку. Конечно не попал – шустрый «снайпер» увернулся. И тут же немедленно в меня полетела новая «пуля». Оп… А мальчишка-то не один! Его дружок выбежал из-за деревьев, моментально включился в игру и в меня снаряды полетели с удвоенным количеством.
Куртка стала белой, я не успевал ее отряхивать. Но мальчишкам тоже досталось, не так уж часто я промахивался.
Наконец я поднял руки вверх и, запыхавшись, крикнул:
- Все, сдаюсь! Двое на одного, загоняли меня!
В ответ послышался звонкий смех и «гангстеры» подбежали, в четыре руки принялись меня отряхивать.
Я стоял, и, пока они суетились, разглядывал их раскрасневшиеся мордочки. Таких довольных и счастливых мальчишек я не видел давненько.
- Ну все, все, спасибо, - сказал я, улыбаясь. – Побесились, теперь мне идти надо. Где тут у вас столовая?
- Вон там, за два дома! – хором ответили мальчишки и показали мокрыми рукавицами.
- Только там не столовая, а кафе! – добавил один, с синими яркими глазами на неожиданно смуглом для зимнего солнца лице.
- Ну, накормят хоть меня? – уточнил я, чтобы зря не топать.
- Ага! – кивнул второй с конопушками на носу и поправил съехавшую на бок шапку из под которой рассыпались отросшие за зиму светлые волосы.

Я улыбнулся мальчишкам, но продолжать знакомство они не жаждали, а я не стал навязываться. У них игра – очень важное в детстве дело.
- Ну, пока, - сказал я, снял перчатку и протянул руку.
Синеглазый первым стянул рукавицу и подал влажную горячую ладошку. Следом за ним мне пожал руку второй… Ни с чем не сравнимое удовольствие - держать руку мальчика в своей – я смог продлить только на мгновения. Увы… Дольше не позволяли приличия. А хотелось гораздо большего! Подхватить на руки, закружить, зацеловать – обоих.
Но вместо этого безумства я кивнул им приветливо, развернулся и пошел своей дорогой – в столовку, хотя есть почему-то уже совершенно не хотелось.
Через несколько шагов я оглянулся, в надежде, что они смотрят мне вслед. Как же! Они отыскали где-то старые санки и синеглазый вез друга, то и дело роняя в снег. До меня доносился веселый хохот. Я вздохнул – сбросить несколько десятков лет со своих плеч еще не удавалось никому в мире.
Да и зачем им взрослые? Ведь у них своя, наверняка насыщенная событиями и невероятными приключениями мальчишеская жизнь. Я подумал о том, что наверное было бы интересно узнать о том как они оказались здесь, об их судьбах, о крепкой, как видно, мальчишеской дружбе. Узнать, а потом написать все, рассказать эту историю людям.
Мечты, мечты... Хотя... Может когда-нибудь и получится такое сделать...
Я повеселел и с вновь возвращаюшимся аппетитом бодро зашагал к уже виднеещемуся за углом кафе. Оно называлось просто и ожидаемо, как и многие незамысловатые кафешки подобного типа - по имени города.
Кафе "Армавир"...

©Кирилл (Кир)

© COPYRIGHT 2012 ALL RIGHT RESERVED BL-LIT

 

 
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   

 

гостевая
ссылки
обратная связь
блог