1993 год. Зима. Санька

Нервозность в городе ощущалась с самого начала года. Даже традиционный праздник прошёл с различными происшествиями: машину «Сапога» - Ford Scorpio взорвали прямо у подъезда панельной пятиэтажки. Капот улетел через крышу и повис на разросшихся с восьмидесятых тополях.
Стрельба как ночью, так и днём слышалась постоянно в разных концах города. Прохожие, заслышав выстрелы, втягивали головы в плечи и спешили укрыться в магазинах и подъездах. Но и в них было не безопасно, там грабили.
Несколько раз в месяц дороги заполняли иномарки, в основном джипы. Гаишники регулировали движение кортежей. После этого на кладбище за городом появлялся новый памятник из мрамора. У «авторитетных пацанов» памятники были из гранита.

Мороз стоял обычный для января, градусов -35 или -40 по цельсию.
По плохо очищенным от снега улицам проезжали редкие автомобили с включенными фарами. Морозный туман пропускал промерзшие повозки сквозь себя и снова смыкался за ними. В центре города уши закладывало от тишины. Люди сидели по домам. Новогодние праздники прошли, но празднование продолжалось. В основном радовались тому, что выжили в прошлом, голодном девяносто втором, не подохли от голода и болезней и не попали под шальную пулю в бандитских перестрелках. Надеялись, что следующий Новый Год будет лучше и добрее. Пока перемен не было. Менялся только курс доллара и цены в магазинах, всегда в сторону повышения.

Мой так сказать «бизнес» в те морозные дни совсем зачах.
В холода на рынок никто не ходил. Редкие посетители пробегали по торговым рядам, ежась от холода, останавливались у какого-либо товара, приценивались, недовольно морщились и скрывались в морозном тумане. Видимо мечтали найти подешевле и получше.

Стужа пробиралась сквозь одежду неумолимо и незаметно. Я стоял, притоптывая ногами от холода. Ботинки с «натуральным мехом», как уверял меня продавец-армянин, стоящий через три ряда от меня на этом же рынке, совершенно не грели. Превращение в сосульку было только делом времени.
В снегу на покрывале, используемом как прилавок, сиротливо лежали покрытые изморозью пакеты с тельняшками.
Вообще-то торговля этим товаром была очень выгодной. Цена моя, отличалась от той за которую я их купил, ровно в десять раз в сторону плюса. И их покупали!
Потому что они были ещё «те» - настоящие советские, военные.
А сейчас кому они нужны в минус сорок?
Сидеть дома было невмоготу, да и в голову ничего из учебников не лезло. Вот и поперся торговать в мороз на рынок.
«Ну и на хуя?» думал я, медленно вдыхая обжигающий морозный воздух.
- Вовчик, это ты?! - услышал голос рядом с собой. Очнулся от своих невеселых дум, и увидел напротив себя молодого парня. Одетого несмотря на мороз в кожаную куртку. «Наверное Турция или Пакистан, кожа хорошая, не задубела на холоде...» оценил я вещь.
Черты парня, обратившегося ко мне по имени, были определённо знакомы, но никак не удавалось вспомнить откуда же я его знаю. Мозги мои точно замерзли, как и ноги.
Видимо мыслительные процессы отразились на моём лице, и парень продолжил:
- Ну помнишь, на тренировки ходили? - нетерпеливо напомнил «кожаный», прыгая с ноги на ногу, «Воевода Мороз» доставал и его.
- Ходили - подтвердил я, согласившись, мечтая лишь о стакане водки, чтобы согреться.
- На тренировки, к Ю.А., ты ещё у нас группу вел в ***
Я ещё раз внимательно посмотрел в лицо парня. Тренировки действительно были, и группу вел я у пацанов. Попытался сопоставить этого молодого человека с лицами своих воспитанников. Узнал.
- Санька?!  - полувопросительно-полуутвердительно сказал я.
- Санька, конечно! - парень явно обрадовался, что его узнали - А ты что торгуешь, я смотрю?  - кивнул он на мой полосатый товар.
- Да делать нехуй, чем дома сидеть, сессия скоро, ехать надо, деньги нужны...
- Понятно... и покупают?
- Берут помаленьку, сегодня вот пять штук продал... - начал я врать, чтобы не выглядеть совсем уж лохом в глазах моего бывшего подопечного. На самом деле сегодня не было продано ни одной...
- Нормально выходит? Почем?
Я назвал разницу цен покупки и продажи. Санька кивнул понимающе.
- А ты где сейчас? Тренируешься? - в свою очередь я стал расспрашивать Саньку.
- С пацанами кручусь, ты их всех знаешь, ну половину точно, все у Ю.А. тренировались. Он у нас и сейчас тренировки ведёт. С нами работает.
-  Что делаете-то?
- Разным делом заняты, крутимся, то тут, то там. Я тебе не буду рассказывать щас, холодно, бля, пиздец, - Санька передернул плечами, затянутыми кожу, - Давай подруливай - попиздим, вспомним старые времена, пацаны все тебя помнят и уважают.
- Где обитаете?
- На «Строителе» (район города), в * * * - офис у нас там, факсы-хуяксы, все дела...
- Хорошо подъеду.
- Ага давай, подъезжай, пацанам я скажу, нормально посидим...
Санька махнул на прощанье рукой, и побежал вдоль полупустых торговых рядов, такой же смешной пробежкой, какой бегал подростком на тренировках.
«Надо же... помнит... сколько времени прошло, а помнит, встречусь со всеми, посмотрю, и так не вижу никого» думал я, собирая полосатый товар в большую сумку.

Выручки не было. Пришлось на законный стакан «Смирновской» тратить взятые из дома. Выпил почти за один раз и, чувствуя, разливающееся по телу алкогольное тепло, все повторял: «Надо же, узнал, Санька...»

«Ну их нахуй! Тельняшки! Заебали! Надо сессию сдавать, а я с этими тряпками! Нихуя не знаю! Нихуя не помню! Заебало!..» - эти мысли крутились в голове, когда я остервенело запихивал сумки с ненавистными тельняшками в багажник такси.

С Санькой и парнями, с которыми тренировался и тренировал, я встретился. Правда встреча эта, изменившая мою жизнь студента-челнока, произошла почти через год, в декабре 1993 года.

Саньку убили двумя выстрелами в голову из ТТ в июне 1994 года, когда он выходил из парикмахерской на «Строителе». В то время я был на летней сессии в другом городе, и узнал про всё только когда приехал.
Санька похоронен на городском кладбище, и памятник у него мраморный, на гранитный не заработал.

 

Март 1993 год. Сургут - Свердловск (Екатеринбург) - Ленинград (Санкт-Петербург)

Я еду за товаром на поезде. До Свердловска - хорошие попутчики. Поговорили обо всем, и ни о чем всю дорогу. Правда могу любого разговорить, если есть настроение и желание. В этот раз все присутствовало.
Свердловск стал Екатеринбургом. Нелепое длинное имя, сразу и не выговоришь. Как скороговорка. Зато возвращение к истокам истории. Но люди не привыкли и называют город по-старому, на поездах таблички с прежним названием. Е-бург в девяносто третьем в обиход ещё не вошёл. Поэтому - Свердловск.
На вокзале грязь и толчея. Плохо одетые люди куда-то едут. Стоят у касс. Мне нужно в Питер - Ленинград. Его тоже переименовали сразу после Беловежской пущи, или путча в девяносто первом. Я был тогда там, но не помню.
Название города – Питер - мне не нравится, это как-то запанибратски. Санкт-Петербург - красивее и правильнее. Интеллигенты, которые ещё там остались, называют свой город именно так. Питером же зовут люмпены и приезжие, желающие выглядеть своими. В советское время называть Ленинград - Питером было что-то вроде борьбы с «системой», приобщением к касте «избранных» и «знающих».
Билетов по моему направлению нет. Совсем.
На проходящие поезда тоже. Кассир советует попытать счастья по прибытии поезда.
Ближайший: Алма-Ата - Ленинград.
Иду к выходу на перрон.
Под ноги бросается толпа беспризорников, человек пять-шесть. В руках пакеты с клеем «Момент». На грязных лицах тот же засохший лоскутами клей.
Менты, скучающе помахивая дубинками, проходят мимо.

Объявляют прибытие, ищу купейный вагон и предлагаю проводнику-казаху десять тысяч. Новой купюрой. Он такие ещё не видел, видно, что боится обмана. Но, в конце концов, я в купе, один. Вагон полупустой, десять пассажиров, но билетов нет.
Выдав бельё, проводник исчезает. Больше никто его не видит трое суток до самого Питера.
Дорога уже до боли известная, поэтому пока в окно не смотрю. Это будет потом. И названия станций все выучил.
На каждой остановке к вагону бросаются толпы что-то продающих людей. Продают всё: водку, пиво, рыбу, пирожки, вареную картошку...
Пить алкоголь в дороге опасно - много денег на товар. Беру картошку и соленые огурцы. Мясное у меня из дома, хлеб тоже. Проверено, мне хватает на весь путь до Санкт-Петербурга буханки хлеба и полторы палки полукопчёной колбасы.
Читаю купленные в Свердловске на вокзале газеты. Что только не пишут! Разная дрянь! Сплю. Кушаю. Читаю. Смотрю в окно.

Тем временем уже Московский. Я весь его знаю, обхожу таксистов и иду в метро. У меня друг живет на Петроградской.
В Питере тоже снег. Почти чёрный и рыхлый. Никто не убирает. Потом он превратится в грязь. Снег сгребли по бокам и всё. Говорят, вчера прошёл снегопад.

Встречаемся. Обнимаемся. Оставляю вещи. Договариваемся, что вечером «посидим» в кафе. А пока я иду гулять. В день приезда я не работаю.

Еду в центр. Невский. В рыхлом грязном снегу, перемешанном тысячами ног, люди куда-то идут, толкаются. Много приезжих, их видно сразу. Я тоже приезжий, но никуда не спешу.
«Апраксин двор» - Апрашка. Там рынок. Смотрели «Брат» Балабанова? Похоже, только людей во много раз больше, чем в фильме. Все-таки он был гениален. «Брат», «Кочегар» - это Питер девяностых. Грязь и кровь... «Бригада» с Безруковым - сказка для подростков, играющих в Сашу Белого.
Толпы народа движутся по импровизированным рядам, торговых точек мало. В основном прилавками служат перевёрнутые ящики. На ящиках - товар, все что хочешь. Польские газовые баллончики с «нервно-паралитическим» газом, много нулей-единиц. Рядом - семена, судя по надписям на пакетиках, оригинальные американские. Забираю все семена у невзрачного мужика. Что именно собираюсь садить на даче, не знаю. Английский мной ещё не выучен, это потом. Эти пакетики будут спасать нас несколько лет. А мы огурец называть cucumber.
Договариваюсь с радом стоящим продавцом баллончиков на мелкий опт. Мне нужно сто штук. Он ещё предлагает газовые пистолеты. Обещает завтра привезти вместе с баллончиками. Электрошокеров нет, у меня заказ на один. Специально искать не буду. А пистолеты обязательно возьму, на них всегда спрос хороший.
Иду дальше.
Люди, люди, люди. Двигаются медленно вдоль рядов, рассматривая товар. Где-то впереди меня хлопок. Не понятно. То ли взрывпакет, то ли петарда. Паника. Толпа как один организм приходит в движение. Бегут. Толкаются. Падают. Сметают ящики с товаром.
Я - не толпа. Отпрыгиваю в сторону и прижимаюсь к стене. Мимо меня как испуганное стадо антилоп - люди. Минут через десять все успокаивается. Иду медленно с людским потоком к выходу.
Все можно купить и дешевле, но ехать далеко. Жалко времени.
Выхожу на Невский. Гостиный двор. Фасад все ещё в лесах и окружен забором. При СССР он тоже был в лесах. Тогда на заборе висели карикатуры на Ленина и газеты общества "Память". Вход сбоку, но мне нечего там делать. Вряд ли за месяц многое изменилось.
Напротив, через дорогу - книжный. Захожу. Книги, очень много книг. Наконец-то начали переводить, печатать. Сколько нового и интересного. Потратил бы все деньги. Но иду в букинистический раздел и покупают пятый том Ф. Сологуба издательства «Сиринъ», изданный тут же, в Питере в начале ХХ века. Там рассказы с ятями. Мне нравится. Если вы его читали, то знаете почему. Все что мог найти у него, я прочёл. Эти рассказы не издавались.
Рядом покупаю кассетный плейер Sony и две кассеты: Metallica и Nirvana. Иду по Невскому, меся снег. В ушах Metallica - Kill Em All, Убей Их Всех.
Мысли... люди идут мимо меня, рядом, впереди. Я вспоминаю...
С шестого класса переписывался с девочкой из ГДР. Я писал, как мог, на немецком, она на русском. Немцы тогда учили русский язык. В её семье трое детей, она и два старших брата. Отец и мама - музыканты. Она играет на флейте. Братья на фортепиано и альте.
Через три года в девятом классе я еду к Гильде Лефлер по обмену какого-то комитета интернациональной дружбы. Живу у них неделю. В один из вечеров спор на смеси русского и немецкого. Какая музыка лучше. Гильда за классику. Я тогда весь в тяжелом металле, спасибо Виталику с тренировки. Накупил пластинок: Metallica, Accept, Manowar, Iron Maiden... что-то себе, что-то другу старше меня почти на десять лет.
Они красивые, эти пластинки, глянцевые конверты...в Союзе только магнитофонные записи.
Спор окончился ничем. Каждый при своём мнении. Но мы не поругались.
Недавно она звонила и звала в гости, сейчас можно. У них уже несколько лет одна страна, капитализм. Русский она забывает, он ей не нужен. Говорит, что послала гостевое приглашение. Если оно дойдёт, то я поеду. Не видел капитализма, не считая нашего. Но наш - не настоящий, я чувствую.
Metallica доиграла, ставлю Курта, он хрипит. Рваные гитарные рифы.
Я у «Катькиного сада», напротив Дворцовая площадь с Александрийским столпом. Я знаю - он ничем не закреплен и стоит под своим весом. Все, кто идёт мимо, сколько из них знают про это?
Раньше в «Катькином саду» собирались «голубые». Сейчас никого нет, рано. Снег там не так истоптан. Памятник Екатерине II - толстая тётка на троне в снегу.
Перехожу Невский. Уже в какой раз. Иду мимо столпа, мимо Зимнего дворца, вот «Лебяжья канавка», дальше бывшие казармы Преображенского полка - сейчас это тоже казармы, в конюшне - столовая. Военная часть 3526. Я там был. На улице Халтурина - она, как и многое другое, переименована в Миллионную.
Потом Марсово поле, мы нарезали по нему круги, делая утром зарядку. Можно было пойти через мост в Петропавловскую крепость, Васильевский остров и снова Дворцовая, так мы тоже бегали. Делали зарядку в Петропавловке. Но я не пошёл дальше.
В каждый мой приезд сюда, первый день - маршрут воспоминаний, и не обязательно это центр. Меня и в Металлострой, и Колпино заносило.
Выхожу на набережную Невы и иду ко входу в Зимний дворец. Мне сегодня нужен Египетский зал. Мне интересны сегодня гробницы и мумии. Мумии там маленькие и кажутся не настоящими. В другие залы я сегодня не пойду.
Через два часа иду снова по Невскому проспекту. Снег превратился в грязь, под ногами противно чавкает.
Решил вернуться в книжный. Столько нужно купить! А у меня столько груза... Решаю накупить книг в Свердловске. Там рядом с вокзалом тоже есть большой магазин. Выбор не тот, но ближе к дому...
Вечером сидим в маленьком кафе. Там всего шесть столиков. Приезжие про него не знают. Восточная азербайджанская кухня. Там сейчас война. Карабах. Мясо, зелень, специи... Все, кто там работает - азербайджанцы.
Пьем эстонское тёмное бутылочное пиво, свежее, сегодня привезли поездом. Оно тоже заграничное. «Балтику» мы не пьем. Она ещё только одна, без номеров 1,2,3...
Эстонское закончилось. Заказывает финское.
Sinebruhoff. Если бы у меня была такая фамилия, я был бы просто обязан варить вкусное пиво. Оно немного дороже эстонского, но тоже хорошее.
Новости.
Санек уволился. Работает в другом месте бодигардом. Ещё ведёт секцию айкидо в школе.
Саша, Санек, Санька, Александр...всю мою ещё не долгую жизнь окружают разные Саши. С детского сада, школы, спортзала... И девочки, и мальчики. Мы, сидящие в кафе, сами взрослые мальчики. Мы живём на переломе эпох.
Очень сытые и немного пьяные едем домой. Мы - молодые и здоровые - занимаемся разной хуйней, чтобы выжить в новом времени.

Завтра беготня.

Все куплено и упаковано. Билеты взяты. Только плацкарт, купе нет. Выкупил все четыре места для вещей. Прощаемся, поезд отходит.
Вижу на перроне беспризорников. Грязные, в большой не по размеру одежде. Стоят. Пьют пиво «Балтику». Показывают fuck в окна уходящего поезда.
В городе у нас таких я не видел. Но они должны быть. Существовать и что-то есть. Они же все, наверное, хотят есть. Зимой в городе минус сорок, летом - комары. Беспризорники, наверное, где-то прячутся.
В вагоне со мной группа школьников. Возвращаются домой с экскурсии. Ехать нам вместе трое суток. Они из Свердловска. Смешной для меня уральский тянущий говор. Интересно слушать. Я не смеюсь над этим, наоборот, он какой-то добрый, домашний - этот акцент, когда говорят дети.
Играем с руководителем, мужчиной лет тридцати в 21 (очко). Он учитель истории. Какой истории он сейчас учит? Старая закончилась. А новая? Началась? Или мы болтаемся в безвременье?
Спорим о некоторых аспектах, приводим друг другу аргументы, снова спорим. Соглашается.
У нас на многое общая взгляд.
Старшие пацаны слушают нас, им интересно.
Потом играем вместе с пацанами, так веселее. Шутим, смеемся. Подкалываем - не злобно - лопоухого тринадцатилетнего мальчишку, опять Санька.
Я всех обыгрываю, потом всё спускаю. Учитель достаёт бутылку водки. Говорит мальчикам, что на них насчитывает и им доверяет.
Пьем водку.
Он просит закусить киви. Увидел ящик на верхней полке. Но я не даю. У меня один ящик. В городе киви нет, я продам задорого.
Закусываем вкусной колбасой, которую я достаю из сумки. У них мало еды. Все деньги прогуляли. Я их подкармливаю до Свердловска. Детей и учителя. Так и едем.

В Свердловске разгрузка. Школьники помогли, а так пришлось бы нанимать. Договорились что помогут и погрузить. Иногда добрые дела дают отдачу сразу. От группы остались самые доверенные пацаны, умненькие. Они будут грузить. Остальные по домам.

Оставив мальчиков сторожить вещи, идём в книжный. Роемся в книгах. Показывает друг другу. Спорим. Ещё спорим, что мне читать.
Беру одиннадцать книг. Вес уже не важен. Тут посадят в поезд, там встретят.
Устал.
Погрузка в поезд. Прощаюсь с учителем и парнишками-помощниками. Даю деньги, отказываются. Всё равно пихаю лопоухому Сашке в карман. Говорю, чтобы разделили. Поезд тронулся. Я уже дома. Хоть ехать мне ещё сутки.

 

  Весна 1993 год. Киви.

Весна ворвалась в город как спецназ - быстро. Только стояли надоевшие за зиму сугробы, но подул южный ветер из казахских степей, и снег на глазах стал чернеть и оседать. Солнце и ветер довершили работу, да и мелкий дождик помог.
Было тепло. Рынок бурлил. На расположенных прямо на асфальте и газонах импровизированных торговых местах лежали разнообразные тряпки, упрятанные в целлофановые пакеты. Все они красовались цветными и кричащими этикетками на иностранных языках.
Костюмы Abibas и кроссовки Rebook мирно уживались с турецкими джинсами Motor и Colin's. Отдельно лежали небесно-голубые широченные Pyramid с верблюдом и пирамидами на заднем кармане. Продавали и многое другое. Некоторые выставляли на продажу продукты, но уже не все и не так много, как в девяносто втором. Старожилы рынка советовали продуктами, и особенно водкой не торговать. Я считался старожилом.

На моём покрывала разлеглись бело-голубые, бело-синие и бело-черные полосатые тельняшки. Торговля шла бойко, и в этот день уже больше половины товара я распродал.
Ближе к моим ногам стоял низкий ящик с ячейками. В каждой ячейке притаился заморский волосатый фрукт - киви.
Зачем привёз киви, сам не знал. Мне просто понравились эти овальные волосатые темно-зеленые плоды. Почему-то мне они казались загадочными. В городе киви не продавали, это я знал точно. Только через год, в отстроенный супермаркетах появился этот китайский крыжовник.
А сейчас я был первым.

- Молодой человек, скажите, что это такое? - напротив ящика с заморским продуктом стояла женщина тридцати пяти - сорока лет.
- Это киви.
- Киви?
- Да, киви!
- А это едят?
- Едят, они очень вкусные
- Сколько же?
- 300!
- Ой, а что так дорого? Неизвестно что, и триста!
- Как не известно? Это - киви. Не будете брать, отойдите! Не знаете, что такое киви, а ещё возмущаетесь!
Женщина озадаченная отходит от моего «прилавка».

- Эй, парень!?
- Что?
- Это что такое круглое вон в ящике у тебя?
- Это киви, и оно - овальное...
- Чо за хуйня? Чо за киви? Есть можно?
- Да, можно, это китайский крыжовник...
- И чо это твоя кивя стоит?
- 300!
- Во бля! 300! Нихуя себе!
Пошёл дальше дяденька неопределенного возраста.

Ещё одна. Красивая.
- Молодой человек, можно вас? Сколько киви стоит?
- 300!
- Ой, дорого, уступите пожалуйста, я детям показать...
- Первому покупателю - скидка! Две за четыреста. Берете?
- Спасибо. Вот... держите - протягивает деньги. - Надо же, и киви сюда привезли...

- Смотри, Толян! Что за хрень такая лежит? - стоят два мужика лет сорока. Оба в хорошем подпитии. Одеты прилично. Может, праздновали что?
- Да это... Серый, помнишь, ликер зелёный пили?
- Ну...
- Так вот эта... эээ ...бля, киви! Только не в разрезе, а целиком.
- Эй!
- Что?
- Эти вот, сколько?
- 300!
- Давай пять сразу... Так... Вите, Наташке... ага... всем по одной. Они свежие?
- Свежие.
- Ну смотри, если не свежие, мы тебя найдём. На вот. - протягивает деньги, денег больше, чем нужно, отдаю лишнее ему в руки, он берет, смотрит на деньги, на киви, и снова отдаёт все деньги. Больше ему их я не возвращаю.
- Удачи.
- Спасибо.
- Эй!
- Что? - Бля, про деньги что ли вспомнил, с досадой думаю я.
- Это... забыл как называется-то?
- Киви.
- Киви?
- Да
- Как птица? Не летает которая? Да?
- Да
- Похожи блин. Ну давай, счастливо.
Хорошие покупатели. И откуда этот пьяный мужик знает, что в природе есть такая нелетающая птица - киви? Кто сейчас, в наше время, помнит про птицу киви? Никто почти. Этот же вспомнил, знает.
На душе становится веселее. «Может кокосы привезти? Тут из тоже не видели...» думаю я. «Но они тяжелые и объёмные, тащить ещё... на фиг!»

Окружила пацанва, лет десяти - двенадцати. Домашние. Но все равно плохо одеты. Стоят. Смотрят, пальцами показывают. Переговариваются шепотом и отчаянно спорят, тоже шепотом, машут руками.
- Дяденька, скажите, а это что? - самый старший на вид пацан лет двенадцати спрашивает меня, рука с не очень чистым пальцем, под ногтем указательного - траурная кайма. Показывает на ящик.
- Киви.
- Киви?
- Да.
- Можно это есть?
- Можно, но оно дорогое, триста рублей, у вас деньги есть?
- Нету, - С грустью в голосе. - А какое оно, киви?
- Вкусное.
- Попробовать бы...
Ребята не уходят, смотрят, как редкие осмелившиеся покупатели берут волосатые зелёные ягоды и уносят их с собой. Ящик пустеет. Мальчик, который спрашивал меня, стоит ближе всех, и мне кажется - в душе он плачет, что ему не доступно это мохнатое чудо – киви - которое очень вкусное.
Я не выдерживают. Достаю из кармана джинсов нож (он у меня всегда с собой).
Выбираю самый маленький плод из ящика. И тонкими кусочками нарезаю его по числу страждущих.
- Пацаны!
- Что? - сразу несколько голосов.
- Держите! Вот попробуйте киви.
- Спасибо дяденька! Спасибо! Спасибо...
Руки тянутся. Получают изумрудный кругляшок с чёрными косточками. И уступают место другим.
- Вкусно?
- Вкусно!!!
А один в оранжевой курточке, говорит:
-  А я домой отнесу, покажу...
- Идите, не загораживайте товар.
- Дяденька! Может, вам помочь? Погрузить? Мы можем!
- Нечего мне грузить, идите пацаны...
Они уходят. Что-то обсуждают, машут руками...

- Эй!
- Что?
- Свои волосатые яйца продаешь?
- Пшел на хуй!
- Эй ты кого на хуй послал? Базара хочешь?!
- ********  ***** ********!!! **** ***!!!
- Да ладно, ладно...забей...

День перевалил за середину. Покупают тельняшки. Покупают киви. Вскоре в ящике остаётся три штуки.
Прошу соседку присмотреть за товаром. Иду в магазин, он рядом.
Помню слова пьяного Сереги про ликер, или Толяна? Какая разница!
Среди изобилия бутылок нахожу искомое. Покупаю. Возвращаюсь в торговые ряды к своему месту и благодарю соседку. Мы торгуем радом давно, и если надо куда-то отлучиться по надобности, присматриваем за вещами друг друга.
Я достаю все три оставшихся киви из ящика. Переворачиваю его. Ставлю бутылку этикеткой к покупателям на ящик, рядом выкладываю волосатые плоды. Мне надоело рассказывать про киви. Ликёр, наверное, пробовали многие.
Ко мне подходит та, первая женщина, спросившая про киви.
- Ой, вы не все продали? Так дорого, а берут. Все обошла, никто не продаёт и даже не знает про киви. Уступите пожалуйста, очень хочется попробовать.
- Берите все три за сто, всего - триста рублей.
- Вот, возьмите деньги, спасибо, дай Бог вам здоровья.
Собирается уходить.
Я останавливаются её, протягиваются бутылку ликера.
- Это вам, в подарок.
- Спасибо большое. Вы - хороший.

Я не хороший и не плохой, я - разный. В жизни случается всё, что и не придумаешь специально.
И вот, хоть бы где наврал для украшения сюжета.
Врать не надо.
Всё так и было, как написал выше.

А кокосы я все-таки привёз, в этом же месяце. Это было намного круче, чем киви. Вокруг моего места стояла толпа, как у наперсточников. Вместе с кокосами у меня раскупили все тельняшки.

Ещё был Stimorol, рекламу этой жвачки показывали в Санта-Барбаре. Люди смотрели этот сериал, и мечтали попробовать, что же жует этот брутальный небритый мужик на мотоцикле.

Ничего этого мы не видели вживую, только по телевизору. Но все хотели скорее приобщиться к западной культуре, с её ценностями. Начинать надо было со стиморола, и не останавливаться, может быть и жили сейчас лучше.

 

1993 год. Весна. Синоптик.

Ещё сильнее потеплело, проклюнулась зелёная трава. Но листьев на деревьях ещё не было. Обь не вскрылась. Начала ледохода ожидали со дня на день.
Мы посадили на даче картошку. Рассаду из американских семян в открытый грунт садить боялись. Могли случиться заморозки и даже снег. Поэтому в доме на столах и подоконниках стояли горшочки с весело зеленеющими побегами.
Родители реже стали бывать дома, и все больше времени проводили на приусадебном участке.
Я торговал на рынке, и сразу менял рубли на доллары. Появлялся какой-то новый товар, старый исчезал. Жизнь после зимней спячки ускорилась. Тельняшек оставалось немного. И в конце концов я все распродал. Купил доллары и решил пока не ехать в Питер за новой партией. Просто очень, очень, очень сильно устал.
От дороги, от людей, от ожидания неприятностей.
Все чаще уезжал на дачу, чем оставался в городе. В городе мне было делать нечего. А на даче была речка с рыбой, лес и озеро. Дом, в котором можно было жить и зимой, и летом. Многие так и делали, и жили на дачах постоянно. Электричество не отключали, а дров - целый лес. Плюс уголь с железной дороги.
Когда я бывал на даче, родители уезжали домой, делать там свои дела. Я оставался один, и отдыхал.
Ходил на рыбалку с сынишкой одного знакомого отца. Звали знакомого не по имени, а по прозвищу – Синоптик.
Сынишка его, Ванька, был для меня мелок, но других пацанов специально я не искал, хотя, конечно, они там обитали, но мне хватало общения с Ванькой.
Летом же меня закрутила одна история с двумя мальчишками, но дойду и до них.
А пока расскажу про отца Ваньки.

Аномальный человек - Синоптик
«Синоптик» - это не профессия, это прозвище одного немолодого человека, постоянно живущего на своём дачном участке. Все забыли, как его зовут на самом деле, как его имя, фамилия, отчество. Для окружающих он - Синоптик.
Большинство и не подозревали, почему Алексея Черепанова стали так называть, я же знал, и понимал, что это прозвище как нельзя лучше подходит к нему.

Нужно сказать, что Леша-Синоптик всегда был недотепой. Малахольный - говорили про него люди. И так с самой его молодости. И жена его в конце концов сбежала от него с сыном, не выдержав того, что он делал.
Вот, например.
Зима. Холодно. В двери дует ветер, и мелкие снежинки залетают в единственную комнату Лехиного дома, где топится углем печка-буржуйка.
Задвижка, удерживающая дверь в закрытом состоянии сломана, образовалась щель. В неё и задувает зимняя стужа.
Что надо сделать?
Правильно!
Утеплить дверь и починить задвижку.
Что делает Синоптик?
Он вбивает в косяк и дверь по большому гвоздю - двухсотке, привязывает к одному гвоздю... ко второму... веревочку, и сильно затягивает, завязывая узлом. Дверь плотно прикрыта, щели нет. Тепло.
Но, чтобы выйти на улицу по какой-либо надобности, нужно все это творение Лехиных рук развязать.
А выходить нужно постоянно, за тем же углем и дровами. За дровами ходят жена и сын. А Леша никуда не выходит, греется у буржуйки. Топить нужно постоянно, и когда жена хочет выйти во двор по делам, Синоптик вскакивает, кричит чтобы не развязывали веревочку, топает ногами и ругается, что она хочет его заморозить и нарастить холод. Несмотря на Лехины причитания, веревочка все же развязана, топливо принесено в дом, а он сидит обиженный и на всех дуется, не разговаривает.
Или вот ещё.
Купил он в подарок сыну велосипед. Хороший. Большой. Дорогой. Потому что сына Леша очень любит и души в нем не чает.
Нужно лишь прикрутить педали. И педали имеются в наличии, и ключи. Трудится Леша, пацан рядом трется. Не терпится ему на новом велика перед друзьями похвастаться.
А Синоптик матерится, что-то не получается, встанет, покурит. И снова за ключ гаечный.
Долго ли, коротко - готово!
Получай любимый сын вид транспорта!
Ой! Что это?
На велосипеде педали местами перепутаны и внутрь рамы смотрят!
Терпение и труд все перетрут!
Потому и не получалось у Лехи, что педали он сразу перепутал, и со всей своей силы, вопреки разным там конструкторским замыслам и решениям затянул гайки.
Сынок - в слёзы. Жена ругается на Леху, недотепой и другими разными обидными словами обзывает. А он лишь руками разводит.
Даже дом Синоптик построил особенный. Посмотреть его люди из других дачных поселков приходили, как на экскурсию.
За основу фундамента были взяты брошенные на землю железнодорожные шпалы. К ним лежа приколотил толстые доски, сделав каркас строения. Потом же, стал таскать из леса тоненькие сосенки, толщиной с руку его маленького сына, из которых и возвел стены. Утеплил все мхом, поставил буржуйку. Заселяйся, живи!
От комаров дом защищал хорошо, от холода - нет. Зимой раздетым можно было сидеть только рядом с печкой.
А тут ещё и дверь эта...
Для «эстетики» же Синоптик приколотил к стенам металлические чеканки на коммунистическую тематику. На помойке нашёл. И бюст Ленина оттуда же приволок. Ленина он на свою плоскую крышу водрузил. Красиво стало!
Но жена с сыном на даче были только наездами, чтобы проведать своего непутевого мужа и отца.

Леха жил на даче постоянно, потому что очень любил рыбалку. В любое время года и в любую погоду. А с погодой Синоптику всегда почему-то везло. Он ни разу не попал под дождь, если только специально не собирался половить рыбу под моросящими каплями.
Приметили это мужики, тоже рыбаки. На дачах рыбу ловить любили все: и дети, и их отцы, и даже жены. Стал народ, перед поездкой за рыбой спрашивать Леху: «Мы завтра на три дня едем на Катым, спиннинг покидать, какая погода, Леха, будет?»
Посмотрит тот на небо, понюхает воздух, и говорит: «Не надо вам ехать, дождь будет аккурат три дня идти. Вымокните все...»
Послушают мужики Леху, но по-своему поступят: «ишь гидрометцентр какой, синоптик, за три дня предсказывает. Тут в программе «Время» на завтра скажут, и то соврут. А ведь в телевизоре не дураки сидят. Знают!». Посмеялись и поехали щук на блесну ловить.
Дождь пошёл, и три дня как из ведра. Вымокли, накормили комаров, рыбы мало привезли.
Вернулись злые: «Вот Синоптик накаркал!»
Постепенно же к словам Синоптика стали прислушиваться, и советами его не пренебрегать. И не только рыбаки, но и огородники.
Синоптик предсказывал погоду всегда точно. И когда даже ничто не предвещало дождь или снег. На небе ни облачка. Если он говорил: «Быть осадкам атмосферным», то они обязательно случались.
Если надо кому крышу перекрыть, а Синоптик предупреждает о дожде в 12 часов дня, работы на другой день переносят.

Но ушла от Лехи жена. И сына с собой любимого забрала. Не выдержала Лехиной малохольности. Пусто стало в избушке. Грустный Синоптик запил горькую, даже рыбалку любимую забросил.
Сидит один, пьёт, горюет. И оживляется только, если кто зайдет про погоду спросить. Все расскажет, и стаканчик нальет.
Я все же выпытал у Синоптика его секретную методику предсказания погоды. Специально с ним и его сыном на рыбалку ездил. Вопросами своими глупыми доставал.
«Раскололся» от моего напора Леха, все рассказал и поведал.
С тех пор немало я споров по поводу погоды выиграл... Да и сам знание использовал, перед поездкой на рыбалку.
Но вам я секрет Синоптика рассказывать не буду, обещание он с меня взял, никому не говорить.
Синоптик же спился в конце концов и умер. Сгубила его водка, как и много других русских мужиков.
Домик его, такой нелепый, долго стоял неприкаянный и разрушался без хозяина. Ленин грустил, мок под дождём и плакал. Пока не приехали новые хозяева и не снесли постройку.

А может и хорошо, что так вышло? Сейчас в интернете на Gismeteo и Яндекс.Погода все узнать можно. И на день, и на месяц.
Кому он нужен был бы со своим знанием?

 

1993 год. Лето
Часть первая
1.

В то лето я, съездив на сессию, больше не стал торговать на рынке. Распродав все тельняшки и за товаром в Питер не поехал. Купил доллары на все рубли, что были, и остался дома.
Дни проводил на даче вместе с родителями, или один, когда они уезжали домой.
В один из летних дней я собрался покидать спиннинг, в надежде поймать несколько щук. Шансы на улов были хорошими, так как я видел в небольшом омуте как «гуляла» щука, охотясь за мальками. Туда и лежал мой путь, на речку Почекуйку.
Речка не очень широкая, купаться в ней нельзя из-за коряг, топляка по берегам и илистого дна. Течение не быстрое, но заметное. Вода, как на всех северных реках Среднего Приобья - тёмная от торфа, потому что все они вытекают из больших, но неглубоких озёр. На некоторых нельзя разглядеть другого берега, настолько они большие.
Дорога шла через небольшой мостик из нескольких больших труб, перекинутых с берега на берег. Сделали это сами дачники для удобства. Дальше ходили на рыбалку, за грибами и по другим лесным делам. Раньше на месте труб были бревна, и их каждый год приходилось стелить снова, сносило весенней большой водой.
На мостике стояли два мальчика - рыбачка. Один постарше и повыше, другой, соответственно, не большого роста. Рассмотреть их не представлялось возможности, из-за одетых капюшонов противоэнцефалитных курток, у нас называемых короче, но неправильно - энцэефалитками. Данная одежда вместе со штанами, такого-же защитного цвета, служила защитой от клещей и комаров.
Мальчики закинули удочки и напряженно следили за поплавками, которые болтались в струе течения.
Я остановился возле них, и мы разговорились. Вот уж никогда не было у меня боязни начать разговор первым, будь это пацан или взрослый.
Узнал как кого зовут. Пониже ростом - Павлик. Недавно исполнилось тринадцать, перешёл в седьмой класс, второй повыше - Антон, четырнадцать лет, восьмиклассник. Поинтересовался, чего же они хотят выловить на самом течении, и получил исчерпывающий ответ: «Рыбку».
Ответ меня рассмешил, но виду я не подал. «Рыбку» хотел выловить младший, Павлик. Пожелал им удачи, и пошёл на заветный омут, где видел щуку.
Щука брала блесну вяло, но все равно вытянул три штуки, две кило по полтора, и одну побольше, на два, примерно.
Сделав кукан из прута ивняка, и насадив добычу, пошёл домой. Щуки, ещё живые, периодически бились продетые жабрами через ветку, видимо до конца желали продать задорого свою рыбью жизнь.
На трубах два рыбачка стояли на месте, так и не поймав «рыбку». Увидев щук, Пашка засыпал меня вопросами, где я выловил этих «крокодилов». Мне он очень понравился своей общительностью и простотой разговора. Старший же больше молчал и слушал.
Из словесного потока мальчика я узнал ещё несколько подробностей, а именно - оказывается он живёт на той же улице, что и я, только ближе к железной дороге, в доме-треугольнике, что сегодня он ночует один и его оставили на хозяйстве - кормить кур, и ещё по каким-то «важным» мальчишеским делам.
Он до того меня заговорил, что, заслушавшись его, я чуть не свалился с мостика в воду.
Мне стало жаль этих горе-рыболовов, особенно Павлика, с его так и не пойманной «рыбкой», что я взял и отдал Павлику две щуки поменьше, а Антону - одну большую.
Пашка обрадовался и как-то даже надулся - именно такое он производил впечатление, как будто эту «рыбку» поймал он сам.
Я сказал, что незачем кормить комаров, и мы все трое зашагали по тропинке, которая через несколько сот метров превращалась в начало улицы нашего дачного кооператива Железнодорожников.

2.

Оставшись без улова, я не очень-то огорчился. Радовало то, что впервые за несколько лет я познакомился с новыми хорошими мальчиками. Почему они обязательно - хорошие, я и сам не знал. Но был уверен, по крайней мере, в Павлике. Очень мне понравился этот пацанчик. Рыба у меня была, пойманная день назад, в другом месте, тоже щуки. Я решил приготовить их, пожарив на сковороде. Достал из морозилки и положил оттаивать на воздухе.
Во дворе залаяла собака. Кто-то стучал по забору со стороны улицы. Я вышел на крыльцо.
Над забором торчала лохматая мальчишеская голова. Пацан залез на бревна, которые лежали на улице, и росту его хватило как раз, чтобы выглядывать по шею. Это был Пашка.
- Что случилось, Павлик?
- Отец домой уехал, а мне вечером нужно кур покормить...
- Мне нужно с тобой пойти и прокормить твоих кур? Боишься, что они тебя заклюют насмерть?
Пашка засмеялся.
- Да не! Тут не в курах дело...
- В чем же?
- Рыба!!!
- ???
- Рыба! Он сказал, чтоб я её почистил и пожарил. Я говорю, что не умею. А он типа - учись! Пожаришь - поешь. А нет, то ходи голодный. Как волк.
На голодного волка Павлик никак не тянул, разве что на Волчонка.
Из дальнейшего разговора я понял, что этот хитрюган узнавал, умею ли я жарить рыбу, а если умею, то не пойду ли к нему домой, и не покажу ли как это делается. И если мне не очень трудно, то не пожарю ли я щук сам, ибо на мне лежит вина, ведь это я их поймал и отдал ему. А Паша посмотрит и научится как это делается. Потому что может случится так, что отец осерчает, если Павлик не выполнит его указание, и решит погладить его ремнем по попе, предварительно заставив снять штаны.
Но, конечно, если мне его ничуть не жаль, и я откажусь, то он пострадает от моей черствости и равнодушия. А настоящие друзья так поступить не могут.
Вот примерный смысл монолога мальчика. Такой умненький и начитанный. И так витиевато выражается, ещё на речке заметил.
Ещё и суток не прошло с нашего знакомства, а уже записан в его друзья, причём им самим.
Что тут поделать? Надо идти спасать Пашину попу. Может и мне что обломится.
Спросив, все ли есть для готовки, и получив утвердительный кивок лохматой головы, парящей над забором, я сказал, чтобы мальчик подождал, зашел в дом и оделся. Выпустил собаку из вольера. И пошёл со своим новоиспеченным другом к нему домой.
Дом Павлика я, конечно, видел, каждый раз проходя с поезда и на поезд. Но не знал, что в нем живёт такой классный пацан. Вообще плохо был знаком с соседями по дачному кооперативу. Торговля на рынке не оставляла никакого времени для отдыха.
Паша попросил сигарету, сказав, что курит иногда «от нервов», и предупредил, что, если буду курить у него во дворе, чтобы собирал окурки и выкидывал далеко от его дома. Его ловили за курением несколько раз, и синяки не сходили неделю. Вообще он как-то легко говорил о том, что подвергается телесным наказаниям, и воспринимал это как должное, ничуть меня не стесняясь.
Покурив, и спрятав бычки в специальную коробочку, принесенную Павликом, мы зашли к нему в дом.

Пока я возился с рыбой, пацан считал своим долгом развлекать меня болтовней.
Из потока информации, что он мне выдал, я узнал:
- У него строгий отец, который наказывает часто, по Пашиному мнению, «ни за что»;
- Он перешёл в седьмой класс;
- Учится на четыре и пять;
- Обожает читать, походы, рыбалку, море, велик, сладкое вино и шампанское, пиво, жаренную картошку, «смотреть видики» и особенно «ужастики» ... и так далее, всего не упомнить;
- Не любит, когда его несправедливо наказывают, когда учат что делать, насекомых и змей, летать на самолёте – «потому что можно упасть», спать, когда на него смотрят, кормить кур, причесываться и скучные уроки...
Когда речь зашла о курицах, кидая в кипящее масло обвалянный в муке кусок щуки, я поинтересовался, кормил ли он своих несушек.
Павлик стукнул себя по лбу, сорвался с места и убежал. Впрочем, отсутствовал недолго, появился на кухне, и сказал: «Всё».
Рыба у меня тоже изжарилась, оставалось выдавить чеснок на жареные с корочкой куски и посыпать зеленью.
Повернувшись от плиты к мальчику, я невинно поинтересовался, запомнил ли он как надо готовить рыбу.
Пашка надулся щеки, задержал дыхание, выпустил с шумом воздух.
- В принципе ничего сложного нет, эээ… берёшь её там, раз, раз. Валяешь... хуякс туда-сюда и готово!
- Молодец! Проболтал и ничего не запомнил, - похвалил я пацана.
- Всё я запомнил! - Павлик обиженно надул щеки и стал выглядеть очень смешно.
- А если отец спросит? Тоже «хуякс»?
- Не будет он спрашивать... надо ему. Готово и ладно!
- Хорошо, раз так, - согласился я.
- Пошли на улицу, курить хочу. Только я говорил тебе про бычки?
- Помню, помню...
Вышли на улицу и закурили, темно не было. Ночи стояли белые. Только что прошло 22 июня.
- Давай, Пашка, я тебе картошки пожарю? - предложил я.
- А давай! Только у нас нет её, закончилась. А у тебя есть?
- Тоже нет, но я знаю где взять.
- И где?
- Придётся идти в набег на огороды «противника».
- Вова! Вдруг поймают? Тогда я точно долго сидеть не смогу.
- Не ссы, Пашок, не поймают! Мы осторожно. У тебя где энцэфалитка, в которой на рыбалке был?
- Тута, дома...
- Одевайся, закрывай дом. Ключи с собой не бери - потеряешь обязательно. Тут где-нибудь схорони, и пойдём ко мне.
Павлик переоделся, закрыл дом, спрятал под кирпичик ключи, и мы отправились ко мне.
Дома я одел комбинезон - камуфлированную «березку».
- Круто! Я тоже хочу такую!
- Маленьких размеров нет, может быть потом что-нибудь придумаем...
- Ловлю на слове, пошли...
А мне вдруг вспомнился военный Женя и «афганка» с офицерскими ботинками...
И обмазав открытые участки тела Дэтой (мазь - репеллент от комаров), мы пошли лазить по огородам.
По нашему поселку шарить не стали, пошли в другой, в двух километрах, он примыкал к озеру.
Где ползком, где перебежками. Замирая и опираясь постоянно по сторонам. Я с Павликом прошерстил участки, накопав картошки величиной с грецкий орех, попались так же огурцы, зелёный лук, укроп и редис. Клубнику мы уничтожали как противника - на месте.
Вышли к озеру. Было очень тихо, вдали в каком-то из дачных кооперативов таяли собаки. Пищали комары. Вода клубилась туманом и даже рыба не нарушала спокойной водной глади.
Опустив руку в воду, я поразился, какая она тёплая. Воздух явно был на несколько градусов ниже.
Мне захотелось искупаться, и я сказал Пашке:
- Давай искупаемся, Паш?
- А комары?
- Быстро в воду залезем, не успеют покусать.
- Давай, только без трусов, чтоб в мокрых не идти.
Павлик мне нравился все больше и больше.
Мы разделись. И чтобы в правду комары нас не достали, ринулись в воду. Пашка нырнул, проплыл немного под водой, и вынырнул на глубине. Потом подплыл ко мне и стал брызгаться. Пришлось ловить его худое мелкое тело и швырять от себя. Павлик ушёл под воду, подняв кучу брызг.
- Ещё хочу! - заявил он, вынырнув.
- Плыви сюда.
Кидал его. пока не устал, благо был он лёгкий для своих тринадцати лет.
В очередной раз, когда нырнул, Пашка не вынырнул сразу, а поплыл куда-то под водой. Долгое время его не было видно на поверхности. И вдруг я почувствовал, что он под водой схватил меня за хуй.
В следующий миг показалась голова с налипшими на лоб длинными волосами.
- Попался! Я щука! Сейчас откушу!
- Тогда придётся в рот брать, раз ты щученок.
- Я так, руками откушу!
- Ага, ага.
Во время нашего разговора, Павлик мой член из руки не выпустил, да ещё и машинально подрачивал, гоняя туда-сюда шкурку. Что и следовало ожидать, от мальчишеский ладошки хуй встал. Почувствовал это, Паша стал дрочить быстрее, видимо, как делал это себе.
В свою очередь моя рука нашла под водой его толстенький безволосый и стала мастурбировать, не сильно, но уверенно. Пацанячий член в моей руке отвердел.
Та ещё картина - белая ночь, озеро. Стоит мальчик-подросток, которому в этом месяце исполнилось тринадцать, и очень молодой парень старше мальчика на шесть лет. Стоят, и дрочат под водой друг у друга писюны.
Вдруг Павлик выпустил из своей руки мой член. Рванулся, выскользнул из руки, державшей его вставшее достоинство. А потом, поддавшись вперед, запрыгнул на меня, обхватив руками шею, а под водой ногами мой пояс, его стоящий хуй уперся мне в живот. Я же стал придерживать мальчика под две маленькие мягкие булочки, и попка как-то оказалась напротив моего стоящего органа, прямо по центру.
Павлик, улыбаясь, чмокнул меня в нос. Отпустил руки и ноги, снова юрко выскользнул от меня и убежал на берег.
Было начало третьего ночи и уже светало. Восход через час или того меньше.
Павлик со стоящим хуем пытался быстро одеться, чтобы не закусали комары, я последовал его примеру.
Одевшись и чуть отдышавшись, мною было предложено бежать до дома, дабы не замерзнуть и не стать жертвами маленьких вампиров. Дэта во время купания смылась.
С остановками мы добрались до Пашиной «фазенды».
Паша сказал:
- Ночуй у меня, мне спокойней будет.
- Отец когда приедет?
- В обед, поездом.
- А картошка?
- Ну её на хуй, картошку эту, пошли давай...
В доме мальчик заявил, что я обязательно должен спать вместе с ним на раскладным диване (таком же, как у меня дома). Сам постелил, разделся до белых х/б плавок и залез под одеяло.
- Что стоишь? Иди сюда! Места много!
Я разделся, выключил свет и лег рядом.
- Бля, пиздец! Ну и день!
- Хороший, ага... - согласился я.
И тут я взялся за Пашины плавки и потянул их вниз.
А Паша... Паша приподнят попу, чтобы они соскользнули полностью.
Моя рука поиграла членом мальчика, и он стал твердым. Вздохнув, я откинул одеяло и взял Пашин хуй в рот.
Как я сосал! И языком теребил уздечку. И щекотал плотные яички в поджатой мошонке. Потом повернув мальчика на живот, достал языком чистую дырочке между худеньких ягодичек, полизал, и несколько раз проникнут кончиком языка внутрь.
Снова перевернул спокойного Пашу на спину и продолжил сосать. Павлик безропотно подчинялся мне, когда я проделывал с ним все эти манипуляции.
Пацан постанывал очень тихо, почти не слышно, и гладил меня по голове. Он поддавал попой, как бы ебя меня в рот. А примерно через минуту выгнулся, загоняя мне глубже, и кончил! Сладкой струйкой, которую я с удовольствием проглотил.
Во время нашей возни плавочки Пашки почти слезли с ног, и я совсем их снял.
- Спи, Павлик.
- А ты? Давай я тоже... Рука пацана скользнула мне в трусы и взялась за стоящий хуй, он был тверд как камень.
- Потом, будет ещё время, спи.
- Ладно, - буркнул мальчик, повернулся ко мне своей голенькой попой и почти сразу засопел, заснул.
Я ещё какое-то время гладил Пашку по голому телу, но решил не дрочить. Ожидая, что с ним у меня все ещё только начинается.
Прижался к мальчишке, ощущая его очень слабый запах, и заснул.
Утром оказалось, что спим мы, обнявшись, лицом друг к другу, а нога Пашки закинута на меня. Осторожно выбравшись из объятий, я встал и оделся. Разбудил пацана и сказал:
- Приходи, как выспишься.
- Угу...
И Пашка опять заснул.
Забрав ночную добычу, я отправился к себе.

Моя встреча с Павликом, а потом и ещё с одним мальчиком была, наверное, не случайна. Не всегда деньги в отношениях с пацанами главное. Так вот выходит, что мы просто притягивается друг к другу. И всё. Тем более, что с пятнадцати лет я постоянно дружил с мальчишками младше себя. Их было человек семь-восемь. Но сексуальные отношения сложились только с двумя.

Я верю, И ЗНАЮ, что случаются отношения с пацанами в плане секса без всякой материальной заинтересованности с их стороны. У меня они были. Но гораздо чаще я покупал секс. Не обязательно напрямую за деньги. И за подарки. И за походы по развлечениям. Правда, и без этого я всегда много тратил на мальчишек. И где та грань, между тем чтобы отдать мне свою маленькую попку в благодарность за что-то, или отдаться, повинуясь обоюдному сексуальному желанию? Нет её, наверное. Хотя, тем кто не может, а попросту боится разговаривать или заговорить с мальчиком, деньги большое подспорье. И сам так делал не раз, когда времени на длительные отношения не было, а поебаться хотелось.
Однако проблемы начать разговор с пацаном или пацанами у меня никогда не было и нет.

Через три года после описываемых событий родился мальчик, который, как и Пашка, приподнимал свою попу, когда в палатке я снимал с него штаны вместе с трусами. В первый раз. И ничего не говоря. Молча. Без всяких денег. Потому что знал меня два года. И за эти два года я касался его только во время купания, когда он нырял с меня.

И с Пашкой могло ничего не быть в тот раз. Он не пришёл бы со своей рыбой. Искать его специально я бы не стал. Не захотел бы он ночью купаться... и т.д.
Но значит все равно было бы по-другому. Потому что я ВИДЕЛ. И пути наши пересеклись бы в ближайшее время.

Универсального средства не существует. С кем-то устанавливаются доверительные отношения в первый день знакомства. А с другими нужно идти два года, чтобы все произошло само собой.
Не бойтесь их - они хорошие. И даже самые отчаянные гомофобы обильно кончают с хуем в своей попе.
Не нужно относится к пацану как к сосуды для спускания вашей спермы.
Даже последний мальчик-блядь, и проститутка - личность.
Доверяйте своей интуиции, она подскажет вам, чего можно ожидать от пацана, если вы зайдет дальше обычного в общении.
А с некоторыми и общаться начинать не стоит, сразу видно - обязательно продадут.

 

1993 год. Лето
Часть вторая

Придя домой, я решил подготовить «честно» добытую картошку для жарки.
Чистить её было бессмысленно. Она была очень мелкой. Что вы хотите, конец июня. Я поскоблил её и бросил в воду. Намереваясь потом обжарить в масле целиком.
Потом ещё какие-то хлопоты по хозяйству дома, на улице.
Дело шло к обеду. Скоро должен приехать отец Павлика. Надеюсь, ему понравится рыба, которую вчера я приготовил.
Вот послышался гудок, стук колёс. По улице прошли приехавшие из города дачники.
Я почему-то был уверен, что Пашка появится у меня в ближайшее время. Поэтому поставил на огонь сковороду и приготовил масло.
Залаяла собака. Выйдя во двор, увидел торчащую над забором лохматую ушастую голову. Конечно, это был мой новоиспеченный друг - Павлик.
- Зайдешь? Я картошку жарю.
- А она не укусит? Здрасти.
Голова исчезла, и через несколько секунд передо мной стоял Павлик в чёрном спортивном костюме.
- Пойдём в дом, а то сгорит у меня...
- Ты для МЕНЯ её жаришь?
- Да, как все прошло?
- Хорошо. Он посмотрел, чо всё пожарено, и все.
Только утром я кур не кормил. Проснулся, когда отец пришёл.
- И что за кур тебе было?
- Ничо, он не заметил, ну их нахуй, кур этих. Куры - дуры и вечером поедят.
- Тебя бы так кормить...
- Меня НАДО кормить и баловать! На рыбалку идём?
- Ты же не одет, что так вырядился?
- Тебе костюм показать.
- Хороший... - Похвалил я сразу и костюм, и мальчика.
- Ну?.. На рыбалку? - Павлик ждал ответа.
- Может не пойдём на рыбалку? Там комары, - стал стращать я мальчишку.
- И тебя заставят жарить рыбу и будут смотреть как ты это делаешь... - продолжил я.
- Да-а, он может, - согласился со мной пацан.
- Вот поэтому пойдём купаться, пока тепло.
- Мне на озеро нельзя одному.
- Ты не один же пойдешь, а вместе со мной.
- А отпустит он?
- Иди отпрашивайся.
Павлик убежал, минут десять его не было. Картошка изжарилась. Я вышел покурить и тут над забором появилась голова. Конечно, Пашина. (У меня возле забора сложены бревна, мальчик залазил на них, как раз достававая, чтобы заглянуть во двор.)
- Я зайду?
- Заходи уже, ты каждый раз спрашивать будешь?
- Иду, иду...
Павлик «нарисовался» рядом.
- Отпустил тебя отец?
- Да.
- Что сказал?
- Он твоего отца знает, и маму. Сказал, что с тобой можно. И вы с ним и твоим отцом на рыбалку ездили, в Пим.
Я вспомнил и понял кто отец Павлика, просто не знал, что у него есть сын, и тем более, что он еще и ремнем его наказывает. Никогда бы не подумал.
У Пашки, хоть ему и исполнилось тринадцать, волос на лобке не было совсем, а вот член вырос и выглядел не по-детски.
Пацан дома переоделся. И вместо спортивного костюма, так подчеркивающего его стройное тело, на нем была какая-то рвань. И он со своими длинными непричесанными волосами очень смахивал на беспризорника.
- Где ты эту хламиду нашел?
- Я в ней работаю! Её не жалко. Можно на земле валяться...
- Зачем?
- А вдруг набег, как вчера?
Паша сказал про вчера или раннее сегодня? Я вспомнил про картошку.
- Пока не идём!
- А чо? - Пашка испугался. - Случилось чо?
- Ничо, кормить тебя награбленным буду.
- Вот это правильно! У меня молодой растущий организм. А я успел только кусок рыбки утащить... и сразу к тебе.
И тут на меня обрушилась лавина «Очень Важной Мальчишеский Информации».
Я развернул Пашу за плечи и шепнул по попе, направляя в сторону входа в дом. Не переставая болтать, мальчик пошёл вперед.

* * *

Мальчишка как-то круто и стремительно ворвался в мою жизнь. Знал бы я, что будет дальше...

Поев картошки с подсоленной рыбой, мы пошли купаться. На то же озеро, где уже были сегодня ночью.
Только сейчас там отдыхали дачники.
Что вытворяли Павлик в воде! В основном, он не отлипал от меня. Видимо нехватка тактильного внимания. Со стороны мы смотрелись, наверное, идеально. Как любящие друг друга братья. В отцы я ему ну никак не годился.
Накупавшись до пупырышек, пришлось выбираться на берег.
Там горел костёр, вокруг которого стояли, грелись и сушились мальчики с дачных поселков. Я подошёл с Павликом к огню, и поздоровался сразу со всеми: «Привет».
Некоторых пацанов я знал, других - нет. Один худой, очень загоревший для нашей местности, с выцветшими от солнца волосами, попросил у меня сигарету, и я с ним отошёл к вещам. Звали его Ростик (от Ростислав), хорошее имя, и оно очень шло этому мальчику.
Разговор вокруг костра шёл о рыбалке. Обсуждали, где сейчас хорошо ловить. Все высказывали свои версии, и кричали на своих оппонентов. (Даже до обзывательств дело дошло). Ну вы, наверное, были свидетелями таких мальчишеские свар.
Я тоже вступил в спор, и сказал, что рыба сейчас идёт на Катыме, и уже собрался ехать туда на выходные с ночевкой.
Пашка поправил и сказал, что МЫ едем с ночевкой.
Пацанва стала проситься с нами, но я ответил, что их не отпустят родители, и мне некогда возиться с ними. Времени на ловлю не останется, если следить за всеми.
Мальчишки согласились, что на Катыме рыба ловится. И ещё ловится на Троме, отчего спор разгорелся с новой силой.
Ростик подошёл поближе ко мне с Павликом и в полголоса сказал, что если я его возьму на рыбалку, то ему разрешат со мной поехать и следить за ним не нужно.
- Почему ты так решил? - спросил я его.
- Меня со взрослыми уже отпускали, с десяти лет. А сейчас четырнадцать скоро будет.
- Когда день рождения?
- Через пять месяцев, - вздохнул Ростик.

Вот два мальчика тринадцати лет. Оба худощавые и стройные. Ростик повыше Паши, и выглядит чуть старше. У Павлика глаза карие, и длинные тёмные волосы прямо спускаются на глаза, уши и шею.
У Ростика очень светлые волосы, тоже длинные, и он мне кого-то напоминает, никак не могу вспомнить.
- Хорошо, знаешь где Паша живёт?
- Знаю.
- Вечером заходи за ним, а потом идите ко мне, Павлик знает, - кивнул я на Пашку.
Потом посмотрел на Пашку, который уже обсох и смотрел на меня из-под чёлки.
- А почему ты решил, что со мной едешь на рыбалку за сто километров от дома, да ещё и с ночевкой?
- Потому что с тобой поеду, а без тебя - нет.
- Очень понятно и не понятно, - сказал я ему.
В конце концов выяснилось, что за те десять-пятнадцать минут Паша не только отпросился купаться со мной на озеро. Не только. Он прожужжал все уши своему отцу про меня и получил разрешение:
- купаться со мной на озере;
- ходить со мной на рыбалку;
- оставаться у меня ночевать (вот новости!);
- ходить в походы с ночевкой;
- посещать меня в городе на каникулах «когда захочу» (подозревается что я всегда буду ждать и хотеть лицезреть Пашку), и в учебное время «не в ущерб учёбе».
Офигеть!
Ростик смотрел на нас... и, наверное, завидовал. Может быть.

Вечером залаяла собака, но выходить я не стал. Мне надоело наблюдать голову Павлика над забором. И через некоторое время постучавшись, вошли Павлик, опять в своём чёрном спортивном костюме, и Ростик в голубых джинсах, и голубой же джинсовой куртке.
Наряды очень шли пацанам.
- Чего это вы так нарядились на дачах? Где дискотека? Меня возьмете?
- Да мы так, типа в гости...
- Заходите гости дорогие! Правда вы уже зашли, ну ладно...
Мальчики расположились на кровати. Ладненькие такие. Хорошенькие.
- Сейчас распределим, кто что возьмёт с собой. Едем на три дня и две ночи. Спать будем в палатке, она двухместная, но все там поместимся. И комары нам не страшны.
- Дак они налетят! - встрял Павлик.
- Не налетят! - отрезал я, и продолжил, - вот не знаю, брать лодку или нет, лишний груз...
- Брать! - быстро сказал Пашка.
- Брать обязательно! - поддержал Ростик.
Ага! Попались! «Короеды»! Знаю я, зачем вам лодка. Вам и рыба не нужна. Не за рыбой вы собрались, а за развлечениями.
- Если я возьму лодку, то продукты понесете вы, - предложил я.
- Мы понесем!
- Мы понесем!
Оба пацана были согласны на все условия.
Распределили кто что возьмёт дома из продуктов. У Ростика дома была картошка старого урожая. У нас с Пашкой не было.
- И последнее, - я посмотрел на мальчиков. - Что бухать будем?
- Шампанское и пиво! - объявил Павлик.
- Водяру, - буркнул Слава.
Как уже писал, имя мальчика - Ростислав. И он отзывался и на Ростика и на Славу. Но Ростик - это классное имя!
- Шампанское и пиво тащить в лес не будем. Водку, конечно, можно, но она... - я посмотрел на Пашку, - Не вкусная, поэтому возьмём коньяк!
- ООО! Коньяк! - с видом знатоков и закатив глаза, в унисон произнести ребята. - Napoleon!
- Фигушки вам, а не Napoleon, намного круче.
Был у меня припрятан настоящий Martel V.S.O.P.
Несколько бутылок. Решил его и взять.
Договорились, что продукты, удочки и т.д. мальчики будут приносить ко мне, чтобы ничего не забыть. А то, что родители приготовят им в дорогу, они захватят с собой, уходя. Ехать собирались через день. Пацаны уговорили меня, чтобы я купил им сигареты – «можно не дорогие», «мы уже большие, и можем курить».
- Хорошо, будет каждому по две пачки Marlboro. Больше не куплю, а то у кого-то из жопы может пойти дым... – я глянул на Пашку.
Ростик спрашивал, какие снасти готовить. Блесны, наживку, проводки. Паша ничего не спрашивал, и так было понятно, что ему не нужна никакая рыба, а нужно отправится в путешествие вместе со мной.

Павлик и Ростик раньше не дружили. Учились в разных школах и только здоровались, когда виделись на дачах или речке. Иногда вместе сидели с удочками на бережке, покуривая Пашкины сигареты.
Ещё раз обсудив какие-то вопросы, мальчики попрощались, причем Павлик так на меня глянул, что я вышел вслед за ними.
- Я к тебе щас прийду, - шепнул мне Паша.
Если учесть, что я почти не спал предыдущую ночь и весь последующий день провел на озере с мальчишками, то устал я очень сильно.
Поэтому я мазнул мальчика рукой по волосам, носу и губам. И сказал, что валюсь с ног от усталости, и буду рад «посещению Его Величества», но потом.
Парнишка понял меня, и растаял в сумерках.
За забором послышались голоса, о чём-то спорили. Это Ростик выясняли с Павликом какую-то «Важную Мальчишескую Фигню».
Сил у меня еще хватило, чтобы прокормить собаку. А потом я зашел в дом, и провалился в сон на кровати.

 

1993 год. Лето
Часть третья

Следующий день был посвящён сборам. Я сам собрался на рыбалку уже давно, и в углу комнаты лежали лодка, палатка, рюкзак с котелком, и снасти со всякой нужной мелочевкой.
Прошло уже несколько лет с тех пор, когда я в последний раз ездил в лес с пацанами. Происходило это ещё при СССР.
А тут такая удача!
Те мальчишки уже выросли, пока меня мотало то тут, то там. И этим летом, только немного вздохнув свободнее, я сразу нашел себе новых маленьких друзей. Вернее, они сами как-то «нашлись», ибо специальных действий по знакомству с пацанами я не предпринимал.

Мальчишки решили, наверное, перенести ко мне все свои домашние продуктовые запасы.
Курсирование по маршруту: их дом - мой дом продолжалось почти весь день. Они приходили то по одному, то вдвоём.
Только консервов, что они принесли, хватило бы для пропитания двоих человек в течении месяца.
Чего там только не было! Какой только тушенки, ещё советских времен. И китайская «Великая стена» и датская ветчина в треугольных банках с ключом, немецкие сосиски в узких длинных банках, куча разнообразной рыбы, которую я, впрочем, завернул назад, памятуя о рыбацкой примете: «На рыбалку - рыбу не брать!»
Павлик принёс какую-то крупу, сказав, что нам обязательно нужно сварить кашу с тушенкой на костре, он такую ел в школьном походе. Я подумал, и похвалил мальчика, он аж расцвёл от осознания своей умности и предусмотрительности.
После обеда пацаны выдохлись и собрались у меня. Мы начали укладывать рюкзаки. Я распределил продукты примерно поровну между Павликом и Ростиком.
- Ох! Тяжко мне! - заявил Пашка, взвалив рюкзак на свои острые плечи.
- Ничего, зато с голоду никто не умрёт, - заметил я.
Облегчать свои мешки мальчики отказались. То и дело спрашивали, не забыл ли я купить сигареты, и положил ли коньяк к себе. Не раз предлагали проверить, лежит ли все на месте. Припоминая случаи из жизни о том, что они, или кто-то знакомый, шли на рыбалку и забывали то червей, то нож или ещё что-нибудь, без чего нельзя обойтись в лесу.
Они мне так с этим надоели, что я открыл свой рюкзак и показал волнующие их предметы.

Ехать нужно было в пять утра рабочим поездом, состоящим из двух-трех вагонов плацкартного типа и тепловоза. Этот поезд останавливался перед каждым железнодорожным мостом ровно на одну минуту. Как туда, так и обратно.

Все мы жили в дачном кооперативе железнодорожников, и к МПС наши родители имели непосредственное отношение.

Мальчишки собирались не спать всю ночь, чтобы не проспать поезд. Но я пресёк их идею на корню, сказав, что спать мы будем у меня дома, и никто не проспит. А сонные мухи, ловящие сами себя на тройники вместо щук, мне не нужны.
Пацаны ушли чтобы переодеться в одежду, подходящую для поездок в лес – «энцэфалитные костюмы» и болотные сапоги до паха (складываемые замысловатым образом). А также забрать еду, что приготовили Ростику и Паше родители в дорогу.
Часов в восемь вечера пришёл Ростик. Был он одет стандартно, как у нас все ездят на рыбалку и вообще в тайгу: в неновый противоэнцэфалитный костюм (так как я сейчас написал - никто не говорит) с капюшоном, бейсболку и болотные сапоги.
Я предложил ему раздеться, и он оказался в чёрных сатиновых трусах и майке. По дому и я ходил раздетым, тоже в одних трусах, и даже футболки на мне не было.
Было в Ростика такое беззащитно-мальчишеское, что у меня сердце заходило. Все в нем - в стройном, очень загорелом худом теле, острых плечах, и ребрах, выступающих сквозь кожу -вызывало желание защитить от разных невзгод и опасностей.
Мне вообще больше всего нравятся высокие мальчишки. И Ростик подходил по всем стандартам. Я сравнивал его и Пашку. Бля! Мне нравились они оба, по-своему. Каждый дополнял друг друга. Ещё не раз я буду сравнивать этих двух красивых и таких разных пацанов.
Пока Павлика не было, мы с Ростиком приготовили лежбище, на котором нам троим предстояло провести ночь.
Сдвинув две кровати вместе, и положив по центру матрас, застрелили все бельем и наложили подушек.
Появился Пашка, в такой-же рыбацкой униформе, но вместо бейсболки на нем красовалась искалеченная камуфлированная панама, которая ему очень шла. На ремне сбоку висел охотничий нож.
Мальчики стали показывать, что дали им в дорогу.
Там было:
- Одна жареная курица и три окорочка;
- Штук десять вареных яиц;
- Зелёный лук, редис и кинза;
- Какие-то котлеты;
- Две бутылки лимонада;
- Пирожки, тоже с неизвестной начинкой, штук восемь-десять;
- Конфеты и печенье.
Это то, что я запомнил.
Увидев такое гастрономическое изобилие, я предложил отпраздновать начало нашего предприятия, и достал жестом фокусника из холодильника две бутылки шампанского. Его я сегодня купил, помня Пашкино желание.
Ребятня восторженно заревела, а Павлик прыгнул на меня, обхватив руками и ногами, как тогда (хм, двое суток ещё не прошло) в озере. А я чуть не ёбнулся вместе с шампанским и Пашкой на пол.

Провел опрос, кто что будет кушать. Остальные продукты убрал в холодильник.
Мы съели котлеты, оказавшиеся печеночными. И по одному окорочку. Выпили шампанское, вышли на улицу, покурили. И зайдя домой, стали укладываться спать.
С одного края лег Ростик, потом Паша, а я с другого.
Наступила тишина. Но не долгой она была. Раздался вопль Ростика. Он сказал, что Пашка ущипнул его за попу (за жопу, за жопу он сказал, какая на фиг попа).
Через секунду ойкнул Павлик. И началась возня в темноте. Одеяло удержать я не смог, и оно куда-то улетело. Оставалось только не вмешиваться и ждать.
Возня и охи не прекращались.
Я встал и включил свет.
Ростик сидел на Пашке попой на животе и прижимал его руки к кровати. А Пашка старался вырваться, отчаянно дергаясь.
Оглядев эту картину, я сказал:
- Нужно вам сделать массаж, тогда вы угомонитесь!
- Да-а! Мы угомонимсяяяя!!! - это Пашка, конечно.
- Кто первый?
- Я! - Ростик.
- Я! - Павлик.
Показал на Ростика.
- Будем начинать с краю.
Пашка, освобожденный, перекатился на другой край.
Ростик лег на живот, я сел ему на ноги и одним движением стянул с его попы черные трусы обнажая ярко забелевшие две половинки мальчишеской попы, выделяющиеся на загорелом подростковом теле.
- Массаж делают голышом! - авторитетно заявил я.

Работая тренером после окончания школы, часто делал массаж мальчишкам. Хорошо изучил их реакции на то или иное моё действие. И могу без при увеличения сказать, что пацаны тают в моих руках.
- Паша! Подай крем, вон он на телике...
Паша метнулся к телевизору, тоже голенький, в одних трикотажных плавочках.
- Вова, этот?
- Этот, теперь жди своей очереди.
Крем был детский, им смазывал руки мой отец, у него постоянно сохла кожа.

Растерев спину и попу (очень мягкую, как мне показалось) Ростика, я принялся за дело. Пацанчику нравилось, и он только попискивал. Попа Ростика была не такой маленькой и выпуклой как у Павлика, и я, массируя его булочки, любовался розоватым анусом мальчика, когда ягодички расходились в стороны.
Массаж длился долго и основательно. Стройные ноги парнишки тоже получили порцию внимания.
Кончиками пальцев, подушечками, легко глажу все тело мальчика, долго. Я знаю, что это очень приятно и кайфово. Гладить нужно почти не касаясь, нежно и осторожно. Пацаны стонут от наслаждения.
Закончив, я перевернул Ростика на спину.
Его прямой член сантиметров шестнадцати стоял, норовя коснуться живота.
У Ростика росли короткие чёрные волосы на лобке. На попе же, вокруг дырки я волос не заметил.
Глаза мальчика были закрыты, и я продолжил гладить его живот с небольшими кубиками пресса, соски, и конечно этот замечательный пацанячий хуй.
Пройдя по ногам, я сказал: «Всё».
Ростик лежал, не шевелясь, со стоящим хуем и молчал. Потом вздохнул и сказал, растягивая буквы: «Спасибааааа!»
Открыл глаза, нашел на полу одеяло, и натянул на себя, как был, без трусов.

Настала Пашина очередь. Он сам стянул с себя белые плавочки, оголяя ягодицы.
Все повторилось, как и с Ростиком. Только хуй Паши был сантиметров тринадцать- четырнадцать и на лобке не росли волосы. А какой он вкусный, я уже знал.
Мальчик после массажа залез под одеяло к Ростику, так же не надев нижнее бельё.
И так же затих. А спасибо не сказал.

Я ещё подумал: «Вот как в старые времена, под одеялом два голых мальчика. Давно у меня не было пацанов, уж боялся, что с возрастом разучился с ними обходиться, и их больше никогда не будет...»

Из-под одеяла торчали две головы и блестели глазками на меня.
- Понравилось?
- Да!
- Да! А потом ещё сделаешь?
Это Павлик спросил.
- А можно, я приходить буду, и помогать, а ты мне массаж? - это уже Ростик предложил.
- ...
Прорвало плотину.
- А теперь вы мне делайте, - сказал я.
- Как ты? Я не умею! - огорчился Пашка.
- Я тоже не умею так делать... - сказал Ростик.

Инструкция о том, как делать массаж мальчиками двенадцати-тринадцати лет (желательно), но возраст может быть любым, своему старшему другу.

                                 Что нужно?

1. Нужен мальчик. Не толстый. А тонкий и гибкий, поджарый. Желательно загоревший (для эстетического восприятия).

2. Мальчик должен иметь мальчишескую юркую жопку с мягкими булочками.

3. У мальчика должно быть желание получить массаж (заставлять ни в коем случае нельзя!)

4. Детский крем (много).

5. Спина старшего друга.

                                    Как делать?

Мальчик сам, или с помощью старшего друга мажет себе густо и много кремом промежность между булочек (ягодиц).
Садится на спину старшего друга, и начинает елозить своей попой по всей площади спины и ниже.
При плохом скольжении - смазывание можно, и нужно повторить.

                              Побочные действия.

- Неконтролируемый смех.
- Соскальзывание со спины старшего друга.
- Непроизвольная эрекция.
- Привыкание и желание повторить.

Выслушав инструкцию, первым делать массаж вызвался Ростик.
Ах! Какие ощущения, когда мальчик скользит очком по вашему телу...
Решив, что хватит, я остановил пацана и предоставил своё тело Павлику. А Ростик не вытирая от крема своей жопки, вновь нырнул под одеяло со стоящим хуем.
Что-то заподозрив, я сказал Ростику чтобы он вынул руки из-под одеяла, и положил их сверху.
Пашка, скользя своей попой где-то в районе моей поясницы, мерзко так хихикнул, и скользнув вниз, положил между моих ягодиц свой хуй и уже лежа на мне, сделал несколько «ебательных» движений, потом снова уселся мне на спину, и продолжил массажировать как ни в чем ни бывало.
Я сказал, что припомню ему это и «месть моя будет ужасна».
Пашка, видимо, усомнился в моей угрозе, и захихикал.
Не знал, что можно так по-гадски хихикать.
После массажа Паша, как и Ростик, не стал одевать плавки и лег под одеяло.
Чтобы предотвратить баловство, я лег между двумя мальчишками. Справа - Ростик, слева - Павлик.
Погладив сразу двоих по животам и стоящим писюнам, сказал, чтобы не дрочили и засыпали.
Пашка буркнув, что-то типа «спокойной ночи», повернулся ко мне попой (это входило уже в традицию), прижался к моему боку и затих.
Я не спал, и слушал дыхание мальчиков.
Ростик же лежал тихо, а потом я почувствовал ритмичное движение. В темноте смутно виднелось поднимающееся и опускающееся одеяло.
Моя рука нащупала руку мальчика, обхватывающую член, убрала её, и стала дрочить сама. Все происходило в полной тишине. Только сопел спящий Пашка.
Прервавшись, я стянул одеяло с мальчика и взял его стоящий хуй в рот. И сразу почувствовал на языке его смазку. Облизал головку, пощекотал языком уздечку и стал сосать. Рука направилась к попе Ростика и стала гладить его половинки, а указательный палец проникнув в промежность к мягкому от детского крема ануса вошёл в него весь, до ладони. Ростик не издал ни звука, только стал дышать чаще. Я сосал его хуй и одновременно ебал пацана пальцем.
Вслед за первым в уже разработанную дырочку вошёл второй. Теперь я ебал его двумя пальцами: указательным и средним.
Потом вытащил их, продолжая сосать, но с перерывами, чтобы Ростик быстро не кончил.
- Всунь мне, - отрывисто прошептал мальчишка, и мои пальцы продолжили прерванное занятие.
И вот наступил долгожданный момент, анус Ростика стал сжимать мои пальцы, а в рот ударили струи спермы, да ещё её было так много, что я еле успевал глотать.
Мы не издавали ни звука.
Ростик повернулся ко мне, прижался губами к моему уху, и прошептал «Вова». И все. Рука его обняла меня, голова легла на грудь, и мальчик затих.

Вот так за два дня я умудрился отсосать с проглотом у двух пацанов. Совершенно бесплатно, заметьте. Хорошо провел время.
И, наверное, это начало чего-то большего...
И главное. Написал только правду. Ни разу не соврал. И ничего не придумал для «дрочибельности».

А вы говорите, что «мальчики загадочные и непонятные существа», и что им нужно - неизвестно.

И да, каюсь. В ту ночь я не выдержал и подрочил, пока мальчишки спали, спустив сперму на Пашкину маленькую попку (уж очень удобно он спал). И палец, очень осторожно, что даже мальчик не проснулся, в попе Павлика побывал.
Я не железный, такое терпеть.

Утром в три тридцать я проснулся и стал готовиться. А в четыре разбудил пацанов. Ростик и Павлик ползали сонные и вялые как зомби. На жопе Паши была высохшая сперма, но он ничего не заметил, одел свои плавки и стал натягивать рыбацкую снаряжение.
С Ростиком мы переглянулись, ничего не сказав друг другу, а когда он поднимал с пола трусы и нагнулся, приоткрыв своё очко, я подошёл и провел рукой по его ягодицам. Мальчик отстранился, одел трусы и повернулся ко мне. Стройный, загорелый. Посмотрел на меня и подмигнул. Я подмигнул в ответ. И мы все вместе стали собираться.
Теперь у меня с каждым мальчиком была своя тайна. Про себя же я решил, что пацаны готовы к более близким отношениям.
Но вот ставить в известность Павлика о Ростике я не хотел. Потому что видел, как Паша предъявлял на меня свои права - я стал его собственностью, полностью и безраздельно.
Ростик же был не очень понятен для меня, в отличие от Пашки - открытой книги. А в дальнейшем, на рыбалке, я решил узнать Ростика получше.

Какие они были охуенные!!! Эти два пацана!!!
И они, чуточку, самую малость - мои.

Сев в поезд в пять утра и разместившись в купе плацкартного вагона, мальчики оккупировали верхние полки. В открытое окно дул ветер и шевелил их длинные волосы...

 

1993 год. Лето
Часть четвёртая

Пока ехал поезд, мальчики досыпали. После станции Ульть-Ягун они проснулись и спустились вниз. Ехать нам оставалось сорок километров.
Ростик и Павлик по очереди сбегали в туалет. Пришли.
Уселись напротив меня. Ещё с опухшими от сна личиками. Но все равно - ладненькие.
- Вова, скоро приедем?
- Скоро, давайте вещи в тамбур...
Мы поволокли лодку, палатку и рюкзаки с удочками. Пока возились с вещами, поезд стал тормозить.
Я открыл дверь и поднял площадку, чтобы показались ступеньки.
Поезд остановился.
Сначала выпрыгнул сам с лодкой, потом поймал на руки Павлика с рюкзаком за спиной и удочками в руках. Ростик, выгрузив все остальное, тоже прыгнул мне в руки, и я поймал худенького мальчика. Чуть продержал, и взгляды наши встретились на несколько секунд.
Поезд дал гудок, и сказав ребятам чтобы отошли от вагона сам сделал тоже самое.
Прогрохотав по мосту через речку Катым-Еган, тепловоз с вагонами махнул красными фонарями и скрылся за поворотом.
Мы остались втроём за сто километров от дома.

Нужно рассказать о месте, куда мы приехали.

Речка Катым-Еган (или просто Катым) небольшой ширины, но глубокая (до двадцати и больше метров).
Через неё перекинут мост с двумя пролётами. Он - железнодорожный. Автомобильной дороги там в то время не было. Она появится только через десять лет, когда меня уже не будет в России.
Когда строили железную дорогу, то рядом выкопали карьер, добывая песок для насыпи.
Довольно большой и глубокий, так как сама насыпь в том месте высока и возвышается над болотистой местностью.
Из карьера песка не хватило, и его ещё намывали гидронамывом из рядом лежащего болота.
Получилось песчаное поле, уже зараставшее кое-где ивняком и травой.
Тайга начиналась сразу за полем. Сосны, кедры и лиственницы. Немного пихт и ёлок. Лиственные деревья. Тянулось она на много десятков километров в разные стороны.
После окончания работ строители прокопали канал к реке и заполнили карьер водой. Вместе с водой в карьер из Катыма вошла рыба. Особенно глубокое место понравилось щукам, которые там обосновались и вырастали до огромных размеров.
Мой рекорд - щука, пойманная на сеть весом 23 килограмма и длинной с двух местную резиновую лодку.
Река же, по берегам то тут, то там была завалена стволами деревьев, нанесенных в половодье, хотя есть и свободные участки, и даже песчаные пляжи на поворотах.
До города - сто километров, до ближайшего жилья - посёлка Ульть-Ягун - сорок.
Связи с цивилизацией в 1993 году - нет, для тех, кто не знает.
А кто знает - есть.

Life Hack

Возле почти каждого железнодорожного светофора, всегда есть железная коробочка с телефонной трубкой внутри. Можно связаться с диспетчером ближайшей станции или с коммутатором МПС. Если связались сразу с коммутатором - называйте номер телефона, и вас соединят, бесплатно. А так как мы все живём в посёлке Железнодорожников, и у нас АТС ведомственная, а не городская, то поговорить с домом не проблема. За сто километров. Это когда мобильной связи ещё не было.
Пацанва, выросшая рядом с железной дорогой, об этом знала и пользовалась.

Я с мальчишками и грузом доковылял до воды. По песку идти не очень-то легко.
С места, где решено было устроить лагерь, хорошо виден железнодорожный мост. Вокруг рос ивняк и ещё небольшие березки, и сосенки, видимо семена нанесло ветром или половодьем.
Пацаны запыхались. Солнце грело и чувствительно припекало.
Первым делом - палатка.
Мальчики срезают осоку ножами и носят её в кучу, для подстилки.
Помогают ставить. Палатка ещё советская. Ей восемь лет. Но крепкая. Правда за годы крыша выгорела на солнце, и теперь верх вместо оранжевого почти белый. Это и хорошо, ночью внутри светло даже от отблесков костра.
Поставить палатку так, чтобы не один комар не залетел - искусство. Небольшой ветерок комаров разогнал, к обеду они почти полностью исчезнут и появятся только вечером.
Сколько мальчишек ночевало со мной в этих матерчатых стенах! Ещё когда учился в школе... И что мы только не творили в ней!
Первым был Максим. В наши последние встречи перед его отъездом. В начале лета 1988 года мы просто одурели от секса и предстоящего расставания. Не знали, на сколько мы расстаемся, и боялись, что навсегда.
Эта заслуженная палатка дожила до нового века. И повидала ещё много полностью раздетых мальчишек, ночевавших в ней.
С палаткой управились.
Теперь костёр.
Павлик и Ростик таскают хворост и целые бревна. Дров вокруг много, нанесло весенним половодьем, только собирай.
Рогульки для котелка, роль которого выполняет глубокая кастрюлька с привязанной к ушкам проволокой, я вырубаю топором из сырого дерева.
Ещё трава для сидения или лежания. Чтобы не на земле. Сверху укрывается рогожкой. Там же импровизированный стол.
Пока не нужные вещи - в палатку. Продукты отдельно. В тень. Снасти тоже отдельно.
В палатке расстилается пуховое одеяло (это лучше, чем спальники для троих), сверху ещё одно - тонкое в синюю клетку.
В основном, лагерь готов.
Можно капельку коньяка.
Пацаны совсем ужарились в своих не продуваемых энцэфалитках. Как и я. Комаров нет, и они остались в футболках. У Пашки футболка с Черепашками Ниндзя, у Ростика - застиранная майка с лямками. Острые плечи, тёмная от загара кожа... и эта майка.
Сами представьте этого мальчишку... и как он мне нравился.
Выпили все по очереди по стопке коньяка. Ростик и Паша запили лимонадом.
Спросил, хотят ли кушать, получил отрицательный ответ.
Рыбалка.
Колышки в берег глубоко, чтобы рыба не вырвала. Большие щуки - сильные.
Садки для улова и для живцов.
Вдоль кромки воды колышки глубоко, для жерлиц.
Мальчики ловят на червя маленьких рыбок - это живцы, наживка для хищной рыбы. И не обязательно щуки. Может взять и большой окунь, и даже язь.
Живец ловится в канале, который ведёт от речки к карьеру, берега его песчаные, уже начинают зарастать травой.
Я хожу и ставлю жерлицы. Живцов тройником за спину - и в воду. Поплавки - большие кубики из плотного жёлтого пенопласта. Их далеко видно.
Один поплавок уходит почти сразу под воду.
Вытаскиваю щуку, волоку из воды на берег. Она бьётся, кило на три.
Павлик орет от радости. Ростик прыгает, бухая сапогами по земле (песку) и машет руками.
По мосту громыхает товарняк - грузовой состав.
Говорю пацанам, что нужно покушать. Они соглашаются. Проголодались, пока ловили живцов.
Рыбу в воду, в садок. Она всплескивает, и носом на волю. Но мешает сетка. Видна чёрная толстая спина.
Мы идём к палатке. Съедаем все, что приготовили мальчикам родители, а то испортится.
Ещё по стопке коньяка. Пацаны запивают лимонадом, я - нет.
Глазки у Пашки и Ростика заблестели. Волосы растрёпаны. Какие же они всё-таки славные! Эти мальчишки! Ростик и Павлик. И имена их мне нравятся.

Скоро полдень. Комары от жары исчезли, но появились слепни. Большие разноцветные мухи, которые больно кусаются. Но их можно убить, и все равно слепней намного меньше, чем комаров.
Начинаю раздеваться. Пацаны, глядя на меня скидывают сапоги, штаны. На штаны летят футболка Павлика и майка Ростика. И плавки с трусами.
Тонкие и загорелые. Белые маленькие мальчишеские попы. Острые плечи, лопатки и ребра. Волосы на лобке Ростика. Безволосый лобок Паши и толстенький хуй. У Ростика длиннее, но кажется тоньше. Головка у Ростика открыта полностью, у Пашки наполовину. Узкие бедра у обоих. Ростик, кажется, стройнее, потому что выше Пашки.
У обоих, если смотреть сбоку, впадинки на ягодицах. Особенно проступают при ходьбе.
Нисколько не стесняются.
Это хорошо. Стесняться меня не надо. Тем более, у нас с каждым своя тайна.
Я тоже голый. Вокруг никого, тишина. Иногда всплескивает вода - щука охотится. Ещё звонкие шлепки по голому телу. Все трое то и дело убиваем на себе наглых кровососущих слепней. То на пузе у себя, то на попе кого-нибудь другого.
Мы идём по берегу карьера, туда, где не стоят жерлицы.
Один поплавок ушёл под воду, и пацаны бросаются к жерлице, вытаскивают толстую леску. Пашка присел, заострив ягодицы. Борется с сильной «рыбкой».
Эту «рыбку» - как он говорил - я буду помнить всю свою жизнь.
И вот она - зубастая, на песке, разевает рот, в углу которого торчит тройник с мертвым уже живцом.
Уходят под воду сразу два поплавка. Пока Павлик возится и отцепляет тройник от своей, мы с Ростиком вытаскиваем ещё по щуке.
Беру все три рыбины и возвращаюсь назад, к садку, опускаю их к той, первой. Все острые носы смотрят на волю сквозь сетку.
Прибегают мальчики. Несут ещё. У Ростика вообще «крокодил».
Улов в садке. Смотрю на счастливые пацанячьи мордашки. Пока занимались рыбой, хмель от коньяка совсем выветрился. В глазах - азарт.
Срываюсь с места и бегу вдоль берега по песку.
Ростик и Павлик за мной.
В воду с разбега, с брызгами. Она чистая, но жёлтая от торфа. Катым вытекает из большого торфяного озёра. Я был там, в верховьях.
Пашка - вслед за мной. Ныряет - выныривает. Потом почти сразу - Ростик. Оба мальчика – «плавунцы».
Я начинаю в них брызгать. Они вместе - против меня. Но я брызгаю «секретным» способом - сложив две ладони вместе, напора воды мальчишки не выдерживают и уходят на глубину, там совещаются, и разом ныряют, сверкнула белыми задницами.
Надо быть настороже, под водой ничего не видно. Чувствую чьи-то руки, они шарят по мне под водой, хватают за ноги, потом за хуй, ягодицы. Выныривает с закрытыми глазами Павлик, и улыбается, засранец.
Вдруг он дергается. Его вместо меня поймал Ростик. Но понял, что ошибся, маленький, и отпустил.
Стоим в воде и отдыхаем.
«Американский поплавок!» объявляет Ростик, и мальчишки вдвоём ныряют. На поверхности воды - две белые жопки, с натянутыми заострёнными ягодичками.
Плывем втроём метров на сто, на глубину. Там вода теплее, мы не подняли со дна холодную.
Возвращаемся назад.
Выходим на берег, и сразу на нас налетают слепни. Мальчишки орут и бегают, шлепают себя. Эхо криков над лесом.
Проходит пассажирский поезд в Москву.
Пашка поворачивается к поезду спиной, отпячивает свой зад, и хлопает по нему правой рукой.
Ростик стоит лицом к окнам и дрочит свой хуй.
Поезд прогромыхал по мосту, дал гудок и уехал.
Там мог быть машинист, который знает нас или наших родителей. И сам, наверное, ездящий сюда на Катым на рыбалку, или за клюквой.
Медленно идём к месту ловли.
Брызгаем водой ногами...
Обсохли, и слепни отстали.
Ни одного поплавка не видно. Но мы бежим одеваться.
Началась рыбалка. Все заняты. Живцов не хватает. Ростик советует Пашке, где их лучше ловить.
А Паше интереснее большие щуки. Они спорят, и я отсылаю их двоих с удочками.
Притаскивают в банке с водой живцов.
Меняю мёртвых уснулых рыбок на живых.
Щуки.
У Ростика снова большая., он чуть порезался леской. Сильная, ходит под водой зигзагами, сделала «свечку». Но и она на берегу, почти чёрная.
«Глубоководная» - пацаны стоят и смотрят на неё, кило шесть-семь, наверное.
Тоже отправилась в большой садок. Он специальный - для щук.
Время пять после полудня. Поплавки неподвижны.
Идём к палатке и валимся на траву под рогожкой. Это наша лежанка, стол, и место отдыха около костра.
Все закуривают. У пацанов и у меня в нагрудном кармане энцэфалиток по пачке Marlboro.
Павлик выпускает дым.
- Бля! Люблю такую рыбалку! Тут рыбы не то, что у нас, на Почекуйке. Там мальки.
- А тут крокодилы, - поддерживает товарища Ростик.
- Пираньи, - добавляет Пашка.
- Акулы, - не остаётся в долгу Ростик.
- Смотрите, - говорю я, - откусят ваши беленькие хуйки, примут за рыбок - чебачков.
Мальчики засмеялись.
Павлик вытащил из ножен на поясе охотничий нож и стал строгать палочку.
Ростик лег на спину и смотрит в небо. Там иногда проплывают белые облака.
Я смотрел на них обоих. Мне было хорошо. Потому что и им хорошо.
- Уху будем варить? – спрашиваю я.
- Будем.
- Будем.
- Тогда по стопке, и вперед!
Набулькал коньяка в стаканчик. По очереди выпили. Пацанам лень идти за лимонадом, он в ивняке, в тени, и они как и я, не запивая, поглотили алкоголь.
- Уф! Хорошо! Что нам делать?
Спрашивает меня Ростик.
- Кто умеет чистить рыбу?
- Я умею, - это Ростик.
- А я – нет, - это Павлик.
- Вот и будешь учиться, - я посмотрел на мальчика.
Мы пошли к воде, прихватив котелок и луковицы с картошкой.
Ножи. «Тот» ещё, с зелёной перламутровой ручкой лежал у меня в кармане.
Выбрав из садка две самые первые, уже вялые щуки, я отдал их Ростику.
Мальчик сноровисто освободил их от чешуи, промыл. Взрезал брюхо, достал, не раздавив, желчный пузырь и пороха, выкинул их далеко в воду. Голодная рыба сожрет.
- Всё.
- Молодец, - похвалил я Ростика, - а сейчас ты!
Я сунул вторую рыбину в руки Пашке.
Павлик принялся за дело. Ростик смотрел, и только помог вытащить кишки, поясняя, что желчный пузырь нельзя раздавливать, так как мясо потом от этого будет горьким.
Пока пацаны занимались рыбой, я быстро почистил картофель и лук. Рыба, порезанная кусками, отправилась вслед за овощами в котелок.
Пашка похвалился, что умеет разжигать костёр с одной спички «без бумаги». И ему было доверено это важное дело.
Ростик ломал дрова.
Выложив на целлофановый пакет рыбу и все остальное, я сходил к карьеру и набрал чистой воды.
Под котелком загорелось пламя.
Два поплавка ушли под воду, но всем было лень.
- Пусть сидят, а уйдут - других поймаем, - сказал я.
Поезд прогрохотал по мосту. И снова тишина.
- Завтра займусь лодкой, хотя зачем я её взял. Сети мы не захватили...
- Ты взял её для нас, - сказал Паша. - Правда Славик?
- Да. - Отозвался Ростик. - Завтра с утра мы наловим рыбы, а потом целый день будем отдыхать и нырять с лодки.
- Хорошо, - согласился я.

Уха получилась вкусной. Мы уплели по две тарелки, допили остатки коньяка и закурили.
Стемнело.
Появились комары и пришлось мазаться Дэтой.
- Вова, а ты будешь нам делать массаж? - Ростик лежал на животе попой вверх.
- Нет, завтра сделаю. Что-то устал сегодня.
Мне показалось, что ответ разочаровал мальчика и я обнял его сверху за спину, и прошептал в ухо: «Всё будет», а Ростик так же лежа кивнул. Я отпустил его, и он повернулся на бок и теперь смотрел на меня.
Приполз откуда-то Павлик и примостился рядом. Мы не разговаривали. Трещали сучья в костре, выбрасывая в ночь снопы искр.
Я гладил мальчиков по головам, перебирая пальцами их длинные волосы.
Пацаны совсем притихли.
Пищали комары, но не садились, а вились вокруг лица, отпугиваемые Дэтой.

Вот мой дорогой читатель. Лежал ли ты с двумя мальчиками ночью, в лесу за сто километров от жилья? С мальчиками, с которыми знаком-то меньше недели? И уже с каждым из них у меня что-то было.
Если лежал - то поймешь меня.
Или ты лежал с мальчишками ночью на берегу моря, и волны, одна за одной, накатывали на берег. Тихо и успокаивающе.
Такое было и у меня, спустя два года - в девяносто пятом.
Ты поймешь читатель, как это все-таки охуенно!

Пацанов разморила еда и выпитое, и я сказал, что пора в палатку.
Залазить в палатку, чтобы не залетели комары, нужно уметь. Мы справились и закрыли вход, зашнуровав веревками. Сапоги сняли и сложили у входа.
С правой стенки - Паша, с левой - Ростик. Я посередине.
Повозившись немного, устроились.
Ростик укатился к самому краю и уснул. Даже стал похрапывать. Спать ему в предыдущую ночь выпало меньше, чем Пашке.
- Вов! Ты спишь?
- Нет.
- Помнишь?..
- Помню.
- Давай...
Я нащупал Пашкины штаны на резинке. Стал снимать их с него, сразу захватив и плавки. Мальчик снова приподнял попу, чтобы мне было удобнее. Штаны вместе с плавками опустились до колен.
Мальчишеская рука наощупь нашла меня, залезла в такие же штаны что и у Павлика, потом в трусы и обхватила мой уже полустоячий член. И потом, как-то несмело, совсем не так, как на озере, стала гонять шкурку.
Я снял с себя все, и мы оказались оба со спущенными до колен штанами и трусами.
У Паши стоял, и я дрочил ему, а он - мне.
Втянув в себя воздух с каким-то полувсхлипом, Пашка выпустил из своей руки мой хуй, сполз вниз, и я почувствовал его губы на головке. А потом он взял в рот полностью.
Мальчик сосал чуть причмокивая, а так как он спустился вниз, моя рука уже не доставала до его толстенького безволосого члена.
В отсветах догорающего костра, которые пробивались сквозь выцветшую палатку, угадывалось что он сосёт у меня и дрочит себе.
Странно, но сосал он хорошо. Хотя я был более чем уверен, что делает Павлик минет впервые в своей жизни. Язык щекотал, зубы не царапали.
Я гладил мальчика по голове. И в какой-то момент, оторвал его от своего члена, подтянул на себя, и положил на живот. Его хуй упирался в меня. Пашка первый стал целовать меня в губы.
Без языка и неумело. Но от этого ещё больше кайфовей.
Поцеловавшись, Пашка снова, теперь уже по животу, пополз вниз и принялся за прерванное занятие.
- Не чмокай! - шепотом сказал я.
Пашка выпустил хуй и тоже шепотом, сердито:
- Я не чмокаю! Это слюни!
- Глотай слюни, и не чмокай! Хочешь, чтобы Ростик проснулся, и увидел, как ты у меня сосешь?
- Ага.
Ну что вот с ним делать?!
Пашка опять зачмокал.
- Погоди, - снова зашептал я. - Как скажу, сразу бери в рот, соси и глотай.
- Ага.
Я стал дрочить себе, где-то внизу сопел и ждал мальчик. Чувствуя, что вот-вот, я шепнул:
- Бери быстрее.
Пашкины губы обхватили мой хуй, он засосал причмокивая, и из меня брызнула сперма в его рот. Как он глотал, было хорошо слышно. Да и рука моя, лежащая на его голове, тоже ощущала, как пацан совершает глотательные движения.
Несколько капель то ли слюны, то ли спермы упали на мой лобок.
Павлик снова пополз вверх и стал целовать меня мокрыми от моего семени губами. Вкус своей спермы из уст мальчика... сами понимаете.
Оторвался.
- Ха! Ты сам у себя отсосал! - заявил пацан, радостно шепча.
Откатился, выставил свой стоящий хуй и даже приподнят жопу.
- Теперь мне.
Подсунув под маленькие ягодицы Пашки руку, я занялся его членом.
Палец мой было попытался проникнуть в очко, но мальчик сжал его, и сказал: «не надо». И пришлось убраться восвояси, на прощание пощекотав ягодку.

Кончил Павлик бурно. Конечно, не так как Ростик (как Ростик, кончали мне в рот не многие), но ложка спермы набралась бы, наверное, а может нет.
Паша был сладкий. Такой и оставался потом, сколько я его знал.
Что-то проглотив, что-то специально оставив, я в свою очередь поцеловал его в губы.
- Ну вот, ты у себя сам отсосал, - тихо хихикнул я, и провел указательным пальцем по губам мальчика.
- Завтра ещё будем! - заявил Пашка, натянул свои плавочки, потом штаны, обнял меня и затих. Моя рука непроизвольно проникла под его одежду и охватила маленькую булочку. Павлик не шевелился и обнимал меня. Так и заснули. Свои штаны с трусами я не одел.

 

1993 год. Лето
Часть пятая

Утром, как всегда, проснулся рано, отцепил от себя Пашину руку, потом освободился от ноги, закинутой им на меня. Натянул штаны и трусы (в обратной последовательности, конечно).
Выполз из палатки.
Комаров было много, они сразу накинулись на меня, и пришлось как можно скорее мазаться Дэтой.
Костёр тлел. Большие бревна, принесенные пацанами, горели всю ночь. Образовав кучу белой золы, под которой краснели угли.
Подкинув топлива, я немного убрал в лагере разбросанные вещи, и пошёл проведать жерлицы.
На трёх щуки сбили живцов или сорвались.
Другие все, с утопленными поплавками, поймали по щуке. Но такого «крокодила» как вчера, не было.
Насадив оставшихся от вчера живых рыбок и забросив в воду жерлицы, я вернулся к палатке.
Вытащил лодку, разложил на песке и стал накачивать ножным насосом.
Звук насоса кого-то разбудил. В палатке зашевелились. Наружу показалась лохматая светловолосая голова с опухшим личиком.
Ростик выполз целиком, и сразу принялся намазывать на себя крем от комаров.
Потом отошёл в сторону, но так чтобы мне все было видно. Достал свой красивый стоящий член и помочился.
Я закончил накачивать лодку и сел у костра, он уже разгорелся. От огня веяло теплом. Правда я согрелся ещё когда возился с рыбой и лодкой.
На небе облаков не наблюдалось, день обещал быть таким же, как и вчера.
Рядом сел Ростик, мы молчали. Потом он повернул голову и сказал мне:
- Знаешь Вов, я хотел бы, чтобы у меня был такой же, как ты, старший брат, или отец.
Я ничего ему не сказал, а только прижал к себе приобняв.
Мы сидели и смотрели на костёр. Через какое-то время закурили.
На душе у меня было не понятное чувство.
До этого никто мне не говорил таких слов, про отца. Я знал, что из-за своей ориентации вряд ли когда им стану.
Женщины. Я могу и с ними. Но они мне не интересны совсем.
Старшим братом считали меня многие, бывшие в моей жизни. Но вот отцом...
Потом так говорить мне станут мои мальчики. Как раньше про старшего брата.
Ростик сказал про меня - отца, первый.

Ещё подумал: «Вот Ростик, то весёлый, то грустный и задумчивый. Пашка - сгусток энергии и разнообразной информации, его тринадцатилетнего, почти взрослого, даже наказывают ремнем, да ещё и по голой жопе, а он ничуть не стесняется и не унывает. Почему! Почему всегда, всю мою жизнь, судьба сводит меня с такими пацанами, которых бьют дома? Из-за моих детских заёбов? Хуй знает! Не могу объяснить...»

Я не мог объяснить этого тогда, не могу объяснить и теперь. Сколько их было? Битых дома... Максим, Сашка, Сережка, Ильдар...много. И вот Пашка.
Остальное более-менее объяснимо. Это - нет.

Докурив почти одновременно, мы послали окурки в огонь и одновременно посмотрели друг на друга.
Ростик улыбнулся мне, а я подмигнул ему.
- Что будем делать? - спросил меня мальчик.
- Дел много, и все важные...
- Какие дела?
- Разные, но все хорошие...
- Секрет что ли?
- Да какой там секрет. Ты есть хочешь?
- Ага.
- Тогда переливай остатки ухи в миску, бери котелок, дуй к воде, мой песком, потом набери чистой воды, но не там, где...
- Знаю я! Что, дурак что ли?! - сказал Ростик.
Вылил уху и умчался к карьеру, бухая сапогами. Я видел, что он зашел в воду чуть выше колен и занимается делом.
Решив перекусить, проверил запасы провизии. Выбор пал на ветчину. На сооружение сендвича ушло рекордно короткое время. Ростику я тоже сделал один.
Пришёл мальчик и принёс воду. Поставил котелок на костёр. Подкинул дровишек.
Вода закипела, выплескиваясь на огонь, повалил пар и дым.
Я снял котелок с огня и отлил воды. Немного.
Открыл ножом банку сгущенки, вылил в воду. Туда же высыпали растворимое кофе, примерно с полбанки. Сахар «на глазок». И довершила все большая порция коньяка, почти вся бутылка. Сам приложился к бутылке, внутри потеплело.
Кофейно-молочно-коньячное варево издавало восхитительный аромат.
Налив две полные кружки «напитка богов», я прикрыл опустевший чуть котелок, и мы с Ростиком уселись за импровизированный дастархан.
Завтрак состоял из сэндвичей с ветчиной и зеленью, сосисок (из банки). Запивалось все напитком.
- Вов?
- Чего?
- Спасибо тебе...
- За что?
- Ну... не знаю... За всё спасибо. За то, что не лень с нами возиться. За то, что с собой взял. За...
- Не лень Ростик. Вы хорошие пацаны, да ведь?
- Всякие. Когда хорошие, а когда и не очень.
- Хорошие, хорошие, Ростик.
- Вов?
- А?
- А потом, как приедем, можно к тебе приходить без Паши?
- Что Паша?
- Ну ты его дольше знаешь, чем меня, я ведь видел, как вы на озере купались...
- Можно, конечно, один приходи.
- Ага.
- Ты в какой класс перешёл?
- В седьмой.
- И Паша в седьмой.
- Мы в разных школах. Пашка в 20-ой, а я в 27-ой.
- Понятно.
- Вов.
- ?
- Точно можно приходить? А родители ничего не скажут?
- Нет, а твои?
- Нет, мама работает. А папе все похуй. Они разводиться собрались, он маму бил...
- А тебя бил?
- Нет, попробовал бы...
- Пашку вон дома отец бьёт.
- Знаю, видел...
- Как бьёт что ли?
- Нет, ну синяки, полосы на жопе. Когда трусы на костре сушили.
- Жалко, что его бьют.
- Жалко. Он хороший, но распиздяй.
- А я хороший?
- Ты очень хороший!
- Откуда ты знаешь, какой я?
- Знаю...
- Ростик?
- Что?
- А ты не обиделся, что ночью было?
- Что было? Все хорошо было, только... пусть Пашка не знает, при Пашке больше не надо, вдруг проснется.
- Ладно.
- Вкусный кофе с коньяком.
- Да.
- Тоже хочу как ты...
- Что как я?
- Ну все уметь, так готовить там... или ещё что, как ты в общем.
- А мы с тобой, Ростик, похожи.
- Что?
- Я тебе фотки покажу, когда мне столько же лет было как тебе. Как братья.
- Ты, наверное, мой брат старший.
- Да не грусти ты.
- Я не грущу, наоборот радуюсь, с тобой сейчас тут сижу, говорю...
- Иди сюда.
Ростик поставил кружку и бочком подошёл ко мне. И я обнял мальчика, вдыхая аромат... мази от комаров.
Ростик как-то несмело тоже обнял и прижался.
В палатке послышалось шевеление, потом бурчание и мат.
Высунулась Пашина голова. Потом спряталась. Потом снова появилась. Карие глазки смотрели на нас с Ростиком с подозрением.
- Бля! Где мои сапоги? Я щас тут обоссусь и обосрусь сразу!
- Глаза раскрой! - рассмеялся Ростик. - Вон они!
Голова скрылась. Из палатки появились ноги, потом задница и весь Павлик. В руках сапоги. Он быстро натянул их и убежал в дальние кусты.
- Жопу Дэтой намажь! - крикнул вслед Пашке Ростик, хохоча. - А то опухнет!
Минут через десять мальчик вернулся.
- Намазал. Спасибо. А то бы действительно закусали. Их там тучи летают.
- Пойду тоже схожу, - сказал Ростик. - Бумага есть?
- На! - протянул Пашка сложенную газету. - Хуй тоже немного смазать надо, а то сожрут, и жопу...
- Я там закопал всё, по обломанным веткам ориентируйся, и рядом садись, но не наступи, смотри! - напутствовал друга (наверное, все-таки уже друга?) мальчик.
Ростик ушёл, и Пашка переключился на меня.
- А что это мы с утра пьём? - унюхал пацан. - Дай мне!
Я налил в кружку кофе с коньяком и протянул Павлику.
Тот попробовал, смешно закатил глаза, поцокал языком, ещё попробовал, и сказал: «Божественно!».
- А что пожрать? - испортил впечатление от своей воспитанности мальчик. - Я жрать хочу! Что есть пожрать?
- Уха... - начал я.
- Не хочу ухи! - отрезал Пашка.
- Возьми банку сосисок, открой и ешь!
- Без меня... вдвоём... ели... пили - ворчал пацан, не забывая заниматься банкой. Наконец открыл, понюхал. И снова объявил: «Божественно!»
- Ешь давай! Дел много! - стал я торопить Павлика.
- Ростик просраться не может, - с набитым ртом сообщил Пашка. - Ещё ему на хуй комар-людоед сел...
- Не болтай!
- Угу...
Павлик уселся с открытой банкой, в ней ещё оставалось несколько сосисок. И стал прилаживать одну из них к палочке, которую вчера строгал.
- Щас мы её, родненькую, любименькую, вкусненькую... - бормотал он.
Наконец нанизал и стал обжаривать на костре.
Подошёл Ростик.
- Ну чо!? Заели тебя за жопку? - не удержался от вопроса Пашка, и мерзко захихикал, этот смех я уже слышал у себя дома. Как он так может? Вроде нормально смеётся. Но вот это его хихиканье. Как из мультика какого...
- Я намазал, не заели. Там змея чёрная была...
- Это гадюка, тут ужей нет – холодно, - определил я. Много их руками в детстве переловил.
- Научишь? - Загорелся Ростик.
- Научу.
- Только без меня! Я рыбак, а не змеелов! Сами змей ловите! - Павлик явно опасался.
- Ссышь? - подначил Пашу Ростик.
- Ссу, - честно ответил парнишка. - Ну их на хуй, этих змей, я их не люблю!
- Мы поймаем с Вовой и тебе принесем показать, да, Вов?
- Да, ты Паша обязательно должен погладить гадюку, - серьёзно начал я, но не выдержал и захохотал.
Ростик тоже засмеялся.
- Да ну вас нахуй! Со своими змеями! И не вздумайте приносить! И не перебивайте аппетит!
С этими словами Павлик ловко сдернул поджаренную сосиску с палочки и положил на хлеб.
Жуя импровизированный хот-дог, Паша не забывал попивать напиток. Мы с Ростиком тоже налили себе. Потом ещё налили (Алкоголик, спаивающий малолеток).
Я встал, подкурил сигарету, и объявил:
- Перекур, и идём ловить.
- Идём, что-то засиделись.
- Идём, идём...
Павлик поджарил ещё одну сосиску, а остальные сожрал так, вылавливая их из банки пальцами. Потом закурил.
Выпустил дым и произнёс: «Божественно!»
Мы все трое рассмеялись.

Пока не началась жара, мы ловили щук. Попался и один большой горбатый окунь, позарился на живца.
Мальчишки таскали живцов и ещё успевали ловить на жерлицы. Посмотрев в садок, я решил, что хватит, а то не унесем. Последние жерлицы закинули, остальных живцов выпустили. Поймав ещё трёх зубастых хищниц, мне надоело, и я решил собрать снасти. Сложил их и отнёс к палатке. День оказался жарче, чем вчера, а всего одиннадцать часов.
Комары от жары попрятались. Слепни тоже куда-то улетели.
- А сейчас, отдых! Рыбы хватит на всех!
Оба пацана повисли на мне, обхватив за шею.
- Чур, я первый на лодке! - завопил Павлик и побежал вперед.
- В реку не плавать! Течением унесет! - успел крикнуть я вдогонку.
Вдалеке уже мелькала голая Пашкина задница, крутящаяся вокруг двухместной резиновой лодки.
Ростик тоже побежал вперед, и у лодки стали крутится две белые жопы.

Не помню, говорил ли я, мой читатель, почему купаются у нас все без трусов?
Да просто сушить долго, под не сильно жарким северным солнцем. А ходить в мокром - приятного мало. Брать сменку - все равно одни сушить придётся, или мокрые с собой таскать, пока не потеряешь где-нибудь.

Когда я подошёл, мальчишки уже отплывали. Ростик на веслах. Пашка командовал: «Туда, сюда, тише... не брызгай! Вперед! Назад!..»
Недалеко отплыв, они встали. Произошло совещание. О чем именно говорили пацаны мне уже слышно не было.
Пашка, встав на борта лодки, красиво сиганул щучкой в воду. Немного спустя голова его показалась в нескольких метрах от лодки. Подплыл и перевалился через борт мокрым пузом. На мгновение сверкнула ослепительная белая задница.
Нырнул Ростик, только мелькнула тонкая мальчишеская фигурка.
Я прилег на песок. Достал сигареты, закурил и смотрел как купаются мальчики. Лодку постепенно относило на середину карьера. Было уже плохо видно, солнечные блики на воде слепили.
Встав и подойдя к берегу, несколько раз махнул рукой и крикнул.
Пацаны услышали, взмахнули веслами, и лодка закрутилась на месте. Потом в лодке произошло движение и наконец она поплыла к берегу.
Вскоре два мальчика лежали животами на песке, а их попы, покрытые пупырышками, глядели на солнце. А их хозяева спорили о том, кто чище входит в воду.
Я смотрел на них. И у меня... встал хуй.
Ничего предпринимать я не стал, а так и продолжил любоваться ягодицами пацанов. Только повернулся, поместив так свой орган, чтобы не мешал.
Павлик и Ростик поднялись и подошли ко мне. Все в песке.
- Вов, покатай нас... - попросил Ростик.
- Что, двоих сразу?
- Ага.
- Ну пошли.
Хуй мой и не вздумал опускаться. Ростик увидел его, посмотрел, отвел взгляд, потом снова стал смотреть. И я увидел, что его, длинненький, с открытой голубоватый головкой приподнимается.
Заметив это, Ростик быстро отвернулся и пошёл к воде, я вслед за ним... Худая попа с ямочками не оставляла никаких шансов. Так и шли друг за другом со стоящими членами.
Пашка увидев это, спросил:
- А че у вас стоит у обоих?
- Дрочили... - буркнул Ростик и, разбежавшись, нырнул в воду с берега.
- Ааа, дрочили... меня бы позвали. - сказал Павлик и тоже ухнул в карьер.
Катать на лодке пацанов, если честно, мне совсем не хотелось. Но мальчики уже вылезли из воды и устраивались на корме. Причём Пашка, балуясь, как будто нечаянно, все норовил ухватить хуй Ростика. А тот, то ли стеснялся, то ли ещё чего (скорее всего стеснялся), отводил попу от него.
Я сел на весла и отплыл от берега.
- Вов, а ты нырять будешь?
- Не охота.
- Ссышь, наверное.
- Нет, я сказал - НЕ ХОЧУ. ВНИМАНИЕ! Набрали воздуха!
- Зачем?
- Набрали?
Пацаны надулись, и с круглыми щеками стали очень смешными.
Перегнувшись на один бок, взялся за борт и перевернул лодку.
Визг.
Мы оказались в воде. Подплыли к перевернутой лодке.
- Подныриваем!  - Скомандовал я.
И все трое, нырнув, оказались под днищем. Там было гулко, плескалась вода и как-то таинственно.
Снова вынырнули. Залезли на перевёрнутую лодку животами и бултыхая ногами медленно поплыли к берегу.

Ростик, лежа на спине с закрытыми глазами, сказал:
- Есть хочу...
- И я хочу, - сразу поддержал Павлик.
- Пошли готовить, - предложил я.
И, отряхнув с себя песок, мы пошли к палатке, не одевая одежду, взяв все с собой.

На обед я сварил кашу с тушенкой. Мальчики, наевшись, захотели спать. И, не одеваясь, заползли в палатку.
Я остался на улице, налил себе коньяка и закурил.
Примерно часа через два пацаны проснулись.
Стало уже не так жарко.
Пока они спали, я «уговорил» остатки коньяка из бутылки, открытой сегодня утром, и опьянел.

Увидев вылазящих из палатки голых мальчишек, я возгордился.
Вот я какой! И какие у меня пацаны!
И ещё всякого, стыдно вспоминать, какие планы я строил по обольщению сразу двоих, и о групповом сексе, переходящем в оргию.
Как было у меня в их годы с Денисом и пацанами с бассейна.

Мальчики оделись и сами без указки пошли за дровами. Но ненадолго. Раздался громкий визг, топот сапог по песку и выбежал из кустов Пашка. Без дров.
- Там змея! - крикнул он. - Я не пойду туда!
- Иди тогда по берегу собирай, а где Ростик?
- Он там! - Пашка махнул рукой.
- Иди, на берегу нет змей, мы же там купались.
- А вдруг приползли?
- Да, приползли и спрашивали, не видел ли кто мальчика Павлика К-о тринадцати лет из двадцатой школы города Сургута.
- Не смешно! Я пошёл, а ты иди к Ростику, там дров много.
Но идти за Ростиком не пришлось, он сам появился, неся охапку дров.
- Там ещё есть, пошли, Вов. А мы змею видели!
- Я слышал.
- Это Пашка, пошли покажу...
Мы пошли, разговор о змеях продолжался. По дороге я рассказывал мальчику все, что о них знал.
- А если укусит? Тут, например, что делать? Больница далеко, - спросил Ростик.
- Можно сделать надрез и отсосать яд из ранки.
Да фигня это все, меня кусали гадюки два раза на рыбалке. Конечно, хуево было. Но не умер. С тобой вон иду...
- ... отсосать?
Я решил приколоться и сказал.
- Ростик, вот представь, что твоего друга за хуй укусила змея, и чтобы его спасти, нужно отсосать яд.
- Это смотря какой друг...
- Ну, вот меня, например, укусила, что сделаешь?
- Отсосу у тебя. Вов, хватит прикалываться, я ведь серьёзно говорю, отсосу, чтобы ты не умер.
- А Пашку укусила? - Не мог остановиться я.
- Пашку?.. И у Пашки отсосу.
- А меня что не спрашиваешь, чтобы я сделал?
Ростик остановился и посмотрел мне в глаза, промолчал, и сказал:
- Я знаю, я тебе утром говорил.
И тут мой язык - враг мой - ляпнул:
- Ростик?
- Что?
- Меня сейчас змея в хуй укусила, отсосешь?
Ростик снова остановился.
- Только ты потом мне сделаешь ТАК.
- Как? - не понял я.
- Ну как делал мне дома у тебя...
- Да где я тебе сделаю?
- Ты рядом лежишь, как тогда. Пашка уснет... и мы...
- А если проснется?
- Похуй! Проснётся - опять заснет.
- Вдруг увидит, расскажет кому?
- Он хоть распиздяй, но не пиздобол, - серьёзно заявил мальчик. - Что стоишь? Давай! Освобождай! Буду отсасывать как ты у меня. Пашка не придёт, он змей боится.
- Во бля! Дурак я!» думал я про себя, «На хуй так с Ростиком быстро, это же не Паша, тот сам за хуй хватается, для него все игра с кайфом, но игра. А Ростик же серьёзный, не хочу его потерять...»
- Ростик, может ну его нахуй? Просто прикололись. Понимаешь, после этого не хочу тебя потерять...
- Это я не хочу тебя потерять! Когда только нашел, понимаешь? Я хочу как ТОГДА, только не знал, как заговорить, в общем, на эту тему. Понимаешь?
- Понимаю...
Я спустил штаны, потом трусы. И мой хуй сразу предательски поднялся вверх.
Ростик опустился коленями на песок. Поднес своё лицо моему члену, посмотрел снизу. И осторожно коснулся губами моей головки, потом губы скользнули дальше, и пацан попытался заглотить как можно глубже. Подавился, и, выпустив мой хуй из своего рта, закашлялся.
- Не спеши, вспомни как я тебе делал...
- Что, так же делать? И пальцами?
- Не надо пальцами, соси осторожно и целиком не заглатывай. Только когда... проглоти.
- Проглочу...
Ростик опять обхватил губами и заскользил.
- Пощекочи уздечку.
Ростик с хуем во рту посмотрел голубыми глазами.
Я почувствовал, как работает язычок мальчика. Постепенно пацан приноровился, и темп ускорился. Я гладил его волосы и ушки.
Ростик сосал, рука его ускользнула под резинку своих штанов и задержалась, он сосал мне и дрочил себе. У меня так делали многие мальчики, да я и сам так делал.
Такого кайфа я не выдержал, и излил семя в рот мальчику. Он все проглотил, и под конец лизнул языком головку. Я стоял со спущенными штанами и ещё стоячим, в сперме и слюне, хуем. Потянул Ростика вверх. Пацан поднялся, не переставая дрочить себе. А я стал целовать мальчишечьи полные губы в моем семени, а потом наши языки встретились и переплелись. Мы целовались взасос, Ростик онанировал. С большой неохотой оторвавшись от его губ, я то ли пискнул, то ли прохрипел:
- Не дрочи до ночи.
Мальчик посмотрел на меня ошалелыми глазами, кивнул, и с явной неохотой вытащил руку из штанов. Они и не оттопыривались почти, потому что хуй Ростика стоял почти что вертикально, и головка выглядывала из-под резинки трусов и штанов.
Рука моя шарила по спине и попе мальчика, а вторая прижимала к себе.
Так до конца и не придя в себя, мы похватали какие-то ветки и поволокли их к лагерю.

Ещё не доходя до места нашей стоянки, стало видно пламя костра, горевшего там. Возле него мелькала тень. Павлик чём-то занимался.
Бросив дрова в кучу, подошли к огню.
- Че так долго? - сварливо начал Пашка...
- Змей твоих искали, одну тебе принесли, - сказал Ростик. - Серьёзно...
Пашка с места отпрыгнул от нас, намереваясь при малейшем движении с нашей стороны убежать.
- Он шутит, - успокоил я Павлика.
- Дурак! Только ляг спать, узнаешь... - пригрозил пацан.
- Все, все, хватит. Спасибо Паша, что без дела не сидел.
Паша начал отчитываться.
- Смотрю, вы куда-то пропали. Я тут значит уху вылил. Все равно никто есть не будет. Кашу вытряхнул в тарелку, понюхал... и съел. Две ложки оставил вам. Котелок вымыл по правилам, с песком, и воды принёс. С палатки песок вымел, а то нанесли, и по новой все застелил. Продукты положил в одно место, а то раскидали. Нашел коньяк, отхлебнул с усталости, хотя я помню, что мы собирались брать две бутылки. И вон две пустые лежат, а это - третья. Коньяк ещё есть, и Вовочка может нам сварить такой же напиток что и утром...
Я подошёл к Павлику, и чмокнул его в правую щечку. А Ростик подошёл, и чмокнул в левую.
- Хватит меня третировать! Я устал! Обслуживайте меня!
С этими словами Пашка плюхнулся на наши лежалки-сиделки из травы.
Ростик смотрел то на меня, то на Павлика, и растягивал улыбку до ушей. У меня отлегло от сердца, все-таки я боялся за пацана, и за то, что произошло между нами.
Как на заказ, комаров не было. Дул не сильный, но постоянный ветер. Ничего хорошего в плане погоды не предвещавший, но кровососущую нечисть отогнавший.
Я пошёл посмотреть, что осталось из еды.
Продуктов было ещё достаточно, что-то оставил на завтра, так как попадем домой мы только к вечеру, остальное же проволок к костру,
На второй день мы перестали замечать проходящие по мосту поезда.
А тут замерли, и стали смотреть на вагоны, и стояли пока товарняк не прошёл.
- 47, - сказал Ростик.
- 45, - сказал Павлик.
- 45, - сказал я.
Пашка запрыгал и стал показывать Ростику язык.
Ростик засмеялся.
Вода закипела, и я снял котелок с огня.
Сгущёнка, остатки кофе, сахар и бутылка коньяка, начатая Павликом.
Все бухнул в котелок и размешал.
Вот и готово, пить горячим нельзя - сразу развезет. Нужно, чтобы немного остыло.
На ужин: банка ветчины, банка тушенки, сосиски – такие же, как ел утром Павлик, оставшиеся два пирожка (Когда я их ел - не помню, может пацаны схомячили?), хлеб и еще что-то по мелочи.
Печенье и конфеты мальчики растащили за два дня, как бы отлучаясь за червями, стоящими в тени около палатки.
Все разложив на белой тряпочке, мы приступили к ужину. Все трое болтали, вспоминая смешные эпизоды, что произошли с нами за два дня.
Мальчики пили кофе с коньяком, я тоже налегал на напиток.
Постепенно голоса и смех становились все громче. И если бы не ветер, поднимающий искры от костра, наверное, над лесом звучало эхо.
Все съев и выпив, мы закурили. Говорить не хотелось, смотрели на огонь и молчали. Мальчики с двух сторон привалились ко мне, и я ощущал их тяжесть.
Пашка встал, на ногах он стоял не твердо, подошел к палатке, стянул сапоги, бросив их у входа, пробормотал, кажется: «Божественно...», и залез в нее.
Ростик обнял меня за шею, и, касаясь, губами уха прошептал: «Как ТОГДА, пожалуйста...»
Я повернул к нему голову, и мы поцеловались, в губы.
Еще немного поглядев на огонь, мы с Ростиком залезли в палатку. Сапоги, в отличие от Пашки, затянули во внутрь, я и его захватил.
Павлик спал ровно по середине, и пришлось откатить мальчика к стенке. Он что-то пробормотал, мне снова послышалось что-то вроде: «Божественно», повернул верх попу, перевернувшись на живот, и засопел.
Ростик лег с другого края, оставив место для меня. Я подполз к нему, и увидел, что он совсем разделся и лежит на спине. Хуй его мне показался очень большим, он смотрел головкой в пупок мальчика.
Не знаю почему (знаю, знаю), но я тоже все снял с себя, запихнув одежду в кучу у входа.
Потом положил руку на живот пацана, и, едва касаясь, провел вниз по плоскому животу, коснулся хуя, который дернулся и еще больше напрягся, спустился к яичкам, подержал их - такие милые - и погладил бедро.
- Всунь мне, как тогда, пожалуйста, - зашептал Ростик, как мне показалось слишком громко.
- Повернись на живот, - шепнул я в ответ.
Мальчик повернулся и сам раздвинул худенькие ягодички.
Мой язык начал свою работу. Очко Ростика было больше, чем у Пашки. Я полизал складочки вокруг дырки, в сам анус проник языком и немного попробовал подвигать вперед-назад. Дырочку же напоследок смочил слюной.
- Повернись на спину, - снова приказал я.
Мальчик повиновался.
Взяв в рот хуй Ростика и сделал несколько сосательных движений. Мой палец, не встречая сопротивления проник в теплоту прямой кишки., немного постоял, и задвигался туда-сюда. Ростик согнул ноги в коленях и поднял их, чтобы мое пальцу было удобнее двигаться.
Моя голова между ног ритмично опускалась и поднималась.
Я ебал мальчика пальцем, и сосал его восхитительный, «божественный» - как сказал бы Павлик - хуй. Мальчика, которого знал всего четыре дня.
Вслед за указательным в дырочку проникли и средний с безымянным. Анус впустил в себя их. Он уже довольно хорошо растянулся. И пальцы, сложенные клювом, входили до упора.
Руки пацана шарили по моей спине, то гладили голову.
Я остановился.
- Ростик, - позвал я.
- Что? Не останавливайся, давай пожалуйста...
- Ростик, давай я тебе всуну потихоньку, будет лучше, чем пальцами...
- Давай, только быстрее...
Повернув мальчишку на бок, я смочил головку своего уже давно стоящего члена. Раздвинул рукой одну булочку и приставил хуй к его очку.
После пальцев сфинктер пропустил хуй легко, и не останавливая движение, я ввел его весь, пока не уперся лобком в ягодицу Ростика. Мальчик протяжно вздохнул и надавил своей попой на меня, насаживаясь еще.
Медленно, я стал ебать пацана и одновременно дрочить ему. Но скоро рука его оттолкнула мою (прямо как я, когда меня в первый раз ебал Максим), и сама принялась работать, тогда освободившейся рукой я взялся за попу, почувствовав выпирающие тазовые косточки, и стал двигать худенькое тело навстречу своему хую. Внутри у Ростика было узко, но постепенно становилось свободнее. Мальчик дышал громко, и рука его двигалась как заводная. Но вот попа снова плотно прижалась ко мне, и я хуем почувствовал, как пульсирует дырка.
Еще подумал, что не надо бы кончать ему во внутрь, сделал три толчка, но меня накрыло и кончил я в Ростика. Не вытаскивая, потрогал его член, он был весь мокрым от спермы, сперма натекла и на подстилку. Везде мокро.
Хуй выскользнул из дырки, а я, повернув пацана снова на спину, облизал его член в сперме.
Рука Ростика гладила меня по голове как-то нежно и ласково.
- Вов, скажи?
- Что?
- То, что мы сделали, это пиздец да? Мы «голубые»?
- Тебе было кайфово?
- Да, очень. Даже лучше, чем тогда...
- Я знаю.
- Как?!
- Я тоже пробовал этот кайф...
- Не верю!
- По мне не скажешь, что я так пробовал?
- Нет.
- И по тебе потом нет.
- Я в туалет хочу, и из меня все вытекает там. Ты в меня наспускал?
- Да, прости.
- Мы с тобой еще сильнее братья.
(Кто мог знать, что точно такой разговор у меня случиться с другим мальчиком через двадцать лет)
- Да, Ростик.
- Вов, я щас не выдержу...
- Беги, и попу вместо бумаги водой промой...
- Холодно...
- Согреемся потом. Так лучше будет.
Ростик не одеваясь, голеньким выскользнул из палатки, хорошо, что ветер так и не стих к ночи и комаров не было.
Я решил вытереть хуй и, найдя тряпочку, проделал манипуляции.
Ростик вернулся, и скользнул змейкой ко мне.
- Бля, я тут все обкончал. Лечь негде, никогда такого не было...
- Давай поменяемся.
- Ты что, в моей конче спать будешь?
- Да, это ведь тоже ты.
Мальчик перелез через меня, а я на его место.
Там пиздец было мокро, даже больше, чем я думал. Но делать нечего, посплю в сперме, не привыкать.
Ростик укрыл меня и себя одеялом стащив его с Павлика. Тот не проснулся.

 

1993 год. Лето
Часть шестая

Разбудил меня холод. Я лежал голый в нарождающемся рассвете. Ростик во сне стянул с меня одеяло и лежал, завернувшись в него, как в кокон. В ногах валялась наша одежда.
Отбросив комок тряпок, я выполз наружу. Ветер так и не стих и было свежо. «Сегодня уже не покупаемся» подумал я, «Успели урвать северного солнца».
Поспешив одеться, сходил по надобности в кусты. А вернувшись, стал разбирать одежду Ростика.
Трусы, штаны от энцефалитки, сама энцэфалитка с капюшоном, белая застиранная майка с лямками.
Ой, блядь! Взяв в руки майку, я увидел на ней размазанный подсохший кал. Не трудно было догадаться, что это говно - Ростика с моего хуя, видимо вчера глубоко ебал.
Костер, раздуваемый всю ночь ветром, потух. Не придумав ничего лучшего, я взял и закопал майку в песок. Сделав свое «черное дело», я залез в палатку, оставив сапоги на улице, и стал тормошить Ростика. Он несколько раз крутанулся вместе с одеялом, потом присел.
- Светло уже, Ростик, тебе одеться надо, а то Павлик увидит.
Ростик кивнул, и все еще спящим вылез из-под одеяла.
Хуй его стоял - утренняя пацанячая эрекция, торкнувшись к входу, он спросил:
- А вещи где?
- На улице, вылазь и одевайся.
Сказал я и как рак, задом пополз из палатки.
Ростик голенький вылез следом. Я смотрел на его хуй и открытую головку и уже думал о том, как Ростик будет ебать меня им дома.
Ростик присел у своих вещей.
- А где майка?
- Какая майка? - непонимающе ответил я.
- Моя майка, белая. Помнишь?
- Ага, помню, и где она?
- Нет нигде...
Пацан опять влез в палатку, на улице осталась заострившаяся жопа с раздвинутыми булками и сероватым очком. Немного спустя она подалась назад, открывая всего Ростика.
- Нет нигде! Ты взять не мог, она старая и маленькая. Паша спал. И где она?
- Одевайся без майки, вон пупыри уже на тебе.
- Это не пупыри, а «гусиная кожа»!
- Не умничай, гусь! Одевайся. Гусь, гусь, приклеюсь как возьмусь.
Мальчик оделся, натянув энцэфалитку на голое тело.
- Есть хочешь?
- Нет, спать хочу.
- Иди ложись, я вас с Пашкой позже разбужу, собираться будем.
Пока мальчики спали, я стал понемногу собирать вещи. Снасти уложены еще вчера.
Проверил садок с рыбой - вся живая. Придется мальчикам нести еще лодку, а мне улов, он тяжелее, много наловили.
Пацаны спали до одиннадцати часов. Потом стало припекать и в палатке получилась духовка. Первым показался Павлик, с рекордной скоростью натянул сапоги и умчался, но не к кустам, видимо опасаясь змей, а вдоль берега карьера.
Вернувшись, спросил, что надо делать, и я попросил его заняться костром. У него действительно очень хорошо получалось обходиться с огнем. Мальчик занялся веточками. Они трещали, разламываемые его сапогами.
Выполз Ростик, одел обувь и сел рядом со мной.
- Не находил майку?
- Нет, и Павлика спросил, он не брал.
- Блин! Ну ладно! Что делать надо?
- Из палатки все вытаскивай...

* * *

С вещами и уловом поднялись на насыпь к мосту. До поезда оставалось два часа. Я сидел на рельсе, и кидал камни вниз.
Павлик и Ростик подошли ко мне, и предложили кидать камни с моста. Мы набрали сколько смогли и пошли туда.
Пашка увидел ремонтную гондолу, которая ездит под мостом посредством кручения ручки, оставил камни нам с Ростиком, и полез вниз.
Под мостом залязгало, это Паша крутил ручку и ездил туда-сюда по пролету.
Я стоял с Ростиком и кидал с высоты в воду камни. Мы молчали.
- Вов?
- Что?
- Вот знаешь, в сперме есть такие, с хвостиками...
- Да, сперматозоиды...
- Вот они с хвостиками плавают, да?
- Плавают, для этого и хвостики.
- А вот ты мне в рот кончил, и они в меня заплыли, вовнутрь. Я же глотал.
- Заплыли, - подтвердил я, не понимая к чему весь этот разговор.
- Заплыли, и поплыли сюда. - Показал себе на живот Ростик.
- Ну да...
- А вечером ты тоже мне кончил, только в жопу.
- Извини, я не хотел в жопу тебе кончать.
- Нормально, дело не в этом...
- А в чем? – Я все больше не понимал, куда клонит пацан.
- Они с хвостиками тоже заплыли в живот? Снизу в очко, там кишки...
- Заплыли, факт.
- Но я потом их высрал, вместе с говном.
- Высрал, ага, - я со всем соглашался.
- Но не всех...
Я повернул голову, и посмотрел на Ростика. А тот продолжал:
- Не всех. Те, кто остался, что сделали? - начал он меня спрашивать.
- Что? - Все больше и больше Ростик вгонял меня в... Даже не знаю как описать свое состояние в тот момент. Я начал нервничать.
- Они поплыли вверх! Вот сюда! - Мальчик опять хлопнул себя по животу.
- Вверх... - с какой-то обреченностью подтвердил я.
- Те - снизу, а эти - сверху. И они встретились вот тут! - Ростик в третий раз хлопнул себя по пузу.
- Встретились... и поздоровались... - забормотал я. - И что? Вот те снизу, а эти сверху плыли в тебе и потом встретились.
- А то, что яйцеклетки у меня нет, они только у баб бывают. И что им теперь делать?
- Сперматозоидам?
- Да!
- НИ-ЧЕ-ГО! Жить! Мои в тебе, а твои во мне...
- И все?
- Да, а ты что думал?
- Ничего, просто... вот те - отсюда, а эти - оттуда плыли во мне, потом встретились... а оказалось, вот, они жить будут... во мне... а мои...в тебе...
Мы родственники с тобой сейчас, настоящие!
- Да, Ростик, ты хороший пацан, я тебе уже говорил.
- Спасибо!
- Опять?
- Снова! - хихикнул мальчишка. - Я приду к тебе массаж делать, без Пашки. Ладно? Попой! А ты мне.
- Попой?
- Нет! Заебал прикалываться, ты знаешь...
- Приходи.
- Без Пашки?
- Без Пашки!
- А он?
- Пашка? Пусть приходит. Может с тобой, без тебя. И ты приходи, как хочешь. Хочешь с ним, или без него.
- Ладно...
- Буду ждать тебя, Ростик.
- Недолго, надоем еще тебе.
- Не надоешь.
Потом мы кидали камни.
Потом я кидал мальчишек и вещи в тамбур вагона.
Потом мальчики спали до самой нашей остановки.
Потом мы шли по дачному поселку и остановились на перекрестке.
- Ну все, счастливо отдохнуть, привет родакам. Приходите.
- Придём, - сказал Ростик.
- Придём. - Сказал Павлик.
И они пришли...
P.S.
Я никогда не рассказывал Ростику, что случилось с его майкой. Не расскажу и сейчас, когда он уже давно взрослый. Он бы понял меня тогда, да и сейчас. И мы бы посмеялись над этим. Но не могу. Мне стыдно.

 

1993 год. Лето
Послесловие с продолжением

Спасибо, если вы дочитали до конца этот полностью документальный (вплоть до диалогов), длинный отрывок из моей книги.
Я старался вспомнить все как можно более подробно, да я всегда все помнил и ничего не забывал, хоть и прошло уже много лет.
Я и мальчики описаны такими, какими были летом 1993 года.
Моя дружба с ними продолжалась вплоть до 2001 года, до моего отъезда (бегства) из России.
Продолжается она и сейчас, посредством переписки и телефонных переговоров.
Дружба наша в девяностых не была постоянной, она то затухала, впадая в спячку, то разгоралась с новой силой. Но никогда не прерывалась совсем.
Вот еще один эпизод лета. Он может считаться как продолжением, так и отдельным рассказом.

Спасительный «Ровесник»

Я приехал на дачу вечерним поездом. Не успел войти, как мама мне сказала:
- Тебя весь день твой друг искал.
- Какой друг?
- Парнишка, симпатичный такой. Всегда к тебе ходит. То один, то вдвоем они.
- Беленький или черненький?
- Я говорю симпатичный, беленький. На тебя похож.
- Ааа, понял...
- Ну и ладно. Сходи, может что надо ему...
- Схожу.
И я, не заходя в дом, снова вышел на улицу.
Калитку открыла мама Ростика.
- Володя! Проходи. Сейчас приехал, вечерним? Ростик тебя весь день ищет. Места себе не находит...
- Где он?
- На втором этаже, у себя.
В дом Ростика на второй этаж можно было подняться или из кухни, или (летом) по лестнице с веранды.
Не став заходить в дом, я взлетел на второй этаж с веранды.
Ростик лежал в трусах на кровати.
- Привет.
- Привет, ты где был? Весь день его ищу, а когда надо - его нет!
- В город домой по делам ездил. Что хотел? Зачем искал?
- Вов, серьезный разговор, и тише говори, ложись давай! - И Ростик подвинувшись, хлопнул по постели ладошкой.
Я лег.
- Мальчики! Кушать будете? Володя? Ростик? - Мама Ростика крикнула снизу из кухни.
- Нет, спасибо! - в один голос ответили мы.
- Рассказывай... - сказал я рядом лежащему мальчику.
- Вова. То, что мы с тобой делаем, знаешь как называется? Гомосексуализмом! Мы с тобой «голубые», да?
- Ростик, давай завтра смотаемся в город, и я тебе покажу одну вещь.
- Какую?
- Завтра увидишь. Не думай про то, что мне сейчас говорил. Завтра утром уедем - в обед приедем. Пойдешь ко мне ночевать?
- Пойду... Мам! - заорал Ростик. - Я к Вовке ночевать иду! Можно?!
С низу послышался голос мамы Ростика.
- Не «Вовки», а «Вовы». Можно. Только не балуйся там у меня, и не надоедай!
- Я не буду! - заорал пацан в ответ.
- Он не будет! - заорал я.
Ростик обнял меня и чмокнул в щеку, что делал довольно часто в последнее время, особенно когда мы были одни.
- Одевайся! Пошли. Или ты в трусах «гонзать» будешь?
- Буду!.. Я ща!
Мальчик вскочил с кровати, перепрыгнув через лежащего меня, и стал одевать свой джинсовый костюм. Я лежал и смотрел как суетится МОЙ пацан.
Наконец Ростик собрался, я попрощался, и мы пошли ко мне домой.

Переночевав вместе, мы отправились на утреннем поезде в город, ко мне домой.

Дома я усадил Ростика на диван, а сам стал рыться в шкафу. Наконец нашел. Взял, пролистал журнал. Нашел нужную страницу. Сунул мальчику, сказав: «Читай!» Сам же сел рядом и стал смотреть на него.

Ах! Как же я любил один номер (не помню точно какой) конца восьмидесятых годов журнала «Ровесник»!
Скольких мальчишек он спас от непоправимых поступков! Скольким помог! Скольких вытащил из депрессий! Скольким моим пацанам он прочистил мозги!
Какие молодцы были журналисты и главный редактор!
Честь и хвала вам люди, работающие в «Ровеснике» и выпустившие этот номер!

В номере «Ровесника» было опубликовано письмо тринадцатилетнего мальчика. Который дал поебать себя в попу своему другу, однокласснику. А потом стал сомневаться, не стал ли он гомосексуалистом, так как ему очень понравилось, что они делали вдвоем.
Не будет ли после этого он «конченым» человеком, и так далее...
(По памяти пересказываю ту статью в журнале)

Ответ редакции был такой:
«Подростковый гомосексуализм» - это нормальное явление. Многие мальчики ебутся в попу и сосут писи друг у друга. (Пишу своими словами).
Подростки в пубертате бисексуальны. И хотят испытать весь спектр сексуальных отношений. А если ты, дорогой мальчик, и станешь гомосексуалистом - это нормально, это просто другая сексуальная ориентация. А гомосексуалисты - такие же люди как все, и по ним не видно, кто они такие...

И это в журнале «Для подростков и юношества»!
В конце 80-х годов! Когда статья 121 У.К. РСФСР еще не была отменена!
Не верите? Найдите и сами убедитесь!
А вот это словосочетание: «ПОДРОСТКОВЫЙ ГОМОСЕКСУАЛИЗМ» - музыкой звучало в моих ушах всю жизнь, и сейчас звучит!

Еще один журнал конца восьмидесятых – «Сельская молодежь» за 1988 год, очень сильно повлиял на мою жизнь.
Но о нем - отдельно.

Ростик прочитал статью. Потом еще раз перечитал. Отложил журнал на диван. Посмотрел на меня, улыбнулся, и сказал:
- Спасибо тебе, Вов.
И что-то подозрительно заблестели его ясные голубые глаза с пушистыми ресницами.
- Спасибо, Вов! - повторил Ростик.
- Да ладно, все хорошо, да?
- Да, хорошо. Все равно, спасибо что ты со мной!
- Пожалуйста. Вставай, а то на поезд опоздаем...

Вот такой маленький эпизод.

Читатель усомнится.
«Неужели есть на свете такие мальчики, согласные проделывать все то, что написано у него. Да еще и так к этому относиться. Вот так сразу, в первые дни знакомства. Такое!
Тут тратишь по полгода деньги на смартфоны, приставки, кино, суши и роллы с пиццами.
И максимум, что позволяет этот заносчивый малолетний пиздюк, так это подержаться за свою хитрющую маленькую попку или подрочить ему писюн. А из «особой милости» даст его пососать. Но вот чтобы так! Не в жизнь не поверю!»

Однако моя мама рано узнала, что я занимаюсь «бездельем» с пацанами. «Безделье» - мягкое обозначение слова «ебля» у нее.
И всегда знала, что мальчики - самые развратные существа в подростковом возрасте. И боялась, что они подведут меня «под монастырь». Правильно боялась, кстати.

И в какой раз повторюсь, что все тут написанное - правда, без толики вымысла и украшательств.

 

1993 год. Осень
Часть первая

1.

Август с его разными - то солнечными, то дождливыми днями - подошел к концу.
Я так же проводил все время на даче.
Пацаны тоже в город почти не ездили, только перед самым началом учебы и Павлик и Ростик смотались за одеждой на рынок, в которой собирались ходить в школу. За лето оба они вытянулись, даже Пашка, правда Ростика он не догнал.
Школьная форма уже была отменена два года, и каждый ходил в чем хотел.
Побогаче - в фирменных спортивных костюмах, джинсах, или даже в «классике».
Победнее - в китайских спортивках, с яркими тремя полосами на плечах «мастерки». Или в тех же джинсах, качеством похуже.
Ростик сказал, что ему купили такой же джинсовый голубой костюм, куртку и брюки, в котором он пришел ко мне в гости в день нашего знакомства.
Паша был верен черному цвету, и спортивка у него была Adidas - полностью черная, с небольшими желтыми вставками.

Перед самым сентябрем я съездил с пацанами за грибами, правда не очень далеко, километров за двадцать от дачного поселка.
Конечно, грибов мы могли набрать в ближайшем лесу. Но дело было не в этих самих дарах леса.
Мы не столько собирали грибы, сколько развлекались.
Сосны росли не густо, подлеска не было совершенно, и землю покрывал сплошной синевато-бело-серый ковер оленьего мха - ягеля. В этом ковре прятались белые грибы с почти черными шляпками, настолько незаметными, что можно было пройти рядом, и даже наступить, и только тогда обнаружить искомое.
Немного набрав грибов, я, Ростик и Пашка принялись носиться по светлому сосняку, побросав рюкзаки с грибами, и кидаться в друг друга шишками.
Потом обнаружили бруснику, растущую на давно выгоревшей от лесного пожара проплешине.
Бросили «тихую охоту», и вместо грибов набрали брусники, примерно по большому ведру каждый.
Пожгли костер, окопав его ножами, чтобы огонь не перекинулся на сухой мох, покушали.
Так и прошел этот один из августовских немногочисленных солнечных деньков.

В дождь мы тоже не сидели по домам. Ростик предложил заняться сбором стеклотары - бутылок, которые в изобилии валялись вдоль железнодорожного полотна. Он приволок тележку, сделанную из старой советской коляски, и катил ее рядом с рельсами. А мы с Павликом, с двух сторон насыпи собирали бутылки, и складывали их. Бутылок из окон вагонов люди выбрасывали много, и не пройдя километра, тележка наполнялась и весело (или нет, нехуя она не весело) позвякивала под попадающимися под колесами камнями. Камни же попадались постоянно, и звон сопровождал нас всегда.
Деньги, вырученные от сдачи стеклотары я делил между мальчиками. Больше, конечно, доставалось Ростику, Пашке по большому счету деньги не были нужны, и он ходил с нами за компанию. Но кое-какая сумма перепадала и ему, и за нее мальчику не нужно было отчитываться перед отцом.
Понятно, что все уходило на Marlboro и, очень редко, на шампанское, которое покупал им я.
К осени рыба «скатилась» с малых северных рек на зимовку в Обь, и уже не ловилась. В речке вода посветлела, и несла желтые березовые, и красные осиновые листья куда-то вниз по течению.

Мои запросы летом 1993 года вообще скатились к минимуму. В магазине, кроме хлеба я ничего не покупал. Питался «дарами леса»: рыбой, или подстреленной без всякой лицензии уткой. И тем, что выросло в огороде, в основном из американских семян, купленных мной весной в Питере.
Только иногда мне хотелось выпить, и я долго и мучительно выбирал что-нибудь из кажущегося изобилия алкогольных напитков, продававшихся в нашем дачном «комке».
Магазин держал Мишка-глаз - мужик с наполовину снятым скальпом и вытекшим глазом. Так его помял медведь. Я с ним пересекусь через год, ибо человечишка он был злопамятный, завистливый и негодный.
Однако в магазине у него выбор был даже лучше, чем в городе. И, в конце концов вздыхая, я покупал какой-нибудь литровый Aslanoff с легким шоколадным привкусом, а после уходил к себе.
Доллары лежали в надежном месте дома, тратить их я не спешил. Но и на рынок снова идти торговать не хотел. Время постоянно заполнялось какими-то заботами, да общением с мальчишками, как и я, живущими безвылазно на дачах. Ночевать они приходили ко мне, то вдвоем, то по отдельности. Но всегда ритуал с взаимным массажем повторялся. И не только с массажем, конечно.
По радио Маяк вечером крутили проповеди Сёко Асахары Аум Сенрикё, и Павлик, подражая голосу японца, все время повторял с акцентом: «Страствуйте коспода».

2.

Первого сентября мальчики пошли каждый в свою школу. Ростик в двадцать седьмую. А Пашка в двадцатую, где учился когда-то я.
С Ростиком я виделся чаще, так как Пашка попался во время курения на перемене своей «классной», и сейчас был под домашним арестом, залечивая следы отцовской «воспитательной работы». После школы он должен был находиться дома, и его проверяли посредством постоянных телефонных звонков.
Звонил он и мне, и мы с ним болтали о всякой всячине. Вернее, болтал больше он, так как всегда Павлика переполняли различные идеи, новости и умозаключения.
Я даже слушал в пол уха то, что мне рассказывает пацан, не вдаваясь в суть. Мне просто нравился его голос и интонации, то доверительные, то загадочные, а то восторженные.
Я сдал «смену» и теперь на даче жили родители. В начале осени мы завели в придачу к курам еще и коз, купили с большим трудом сена. И сейчас оставлять участок было нельзя.
Поэтому Ростик приходил ко мне сразу после школы в своем голубом джинсовом костюмчике. Перед школой он подстригся, и теперь выглядел совсем пацаном со своей челочкой, если бы не рост, и размер... хуя.
Костюмчик складывался аккуратно на стул, и мальчик, оставшись в трусах, усаживался за мой старый стол, пытаясь быстро сделать домашнее задание. Но это ему не всегда удавалось, потому что я, подкравшись сзади, просовывал руку ему под резинку трусиков, начинал играть его членом. Тот вставал, и вместо постижения основ химии мы перемещались на диван, где я ебал Ростика. Он всегда кончал раньше, чем я, и потом ждал, когда наступит оргазм у меня. На мои, не слишком, впрочем, настойчивые попытки прервать акт, пацан всегда говорил, что хочет ощутить «как из меня вытекает», и я спускал сперму ему в прямую кишку. Очко его после хуя закрывалось не сразу, и мне нравилось наблюдать, как из него течет моё семя, по яйцам и капает на простыни. Потом Ростик всегда ходил в туалет, а после я его мыл в ванной как маленького, и, завернув в полотенце, уносил на диван, где мы до этого ебались. Простынь в моей и его сперме я менял. Мы лежали голые и я гладил своего мальчика. А он, положив свою светлую голову мне на грудь, рассказывал, что произошло за день в школе.
Я не мог понять одного, как Ростик ко мне относится. Не в смысле хорошо или плохо. Я знал, что хорошо. И не в смысле как к тому, с кем он занимается сексом от которого получает кайф. Это все было понятно.
Но отношения мои с ним выходили далеко за эти рамки. Я был молод, очень молод, и никак не мог быть его отцом. Помня слова, которые он сказал на рыбалке, о том, что хотел бы, чтобы у него был такой отец как я, мне приходилось соответствовать - другого слова не подберу - ожиданиям мальчика. Именно роль отца, а не старшего брата я играл. А секс - секс был приятным дополнением в наших отношениях.
Мать его в сентябре развелась с отцом, которого я видел всего два раза на дачах. Ростик нисколько не походил на него. Он больше был похож на меня, когда я был в его возрасте. Это заметил не только я, но и моя мама. Да и мама Ростика отмечала, что мы чем-то с ним схожи.

3.

Так прошло две недели с начала учебного года.
Павлика, наконец, «освободили» и он, предварительно позвонив и удостоверившись что я дома, прискакал ко мне. Этот вихрь закружил меня. Пашка прошел по всем комнатам, заглядывая везде, куда вело его любопытство. Потом обосновался на диване, и сказал:
- Вова, а я знаю, чем вы со Славиком занимаетесь!
- И чем же? - спросил я мальчишку.
- Тем же чем и со мной! Вы сосете друг у друга!
- С чего ты взял, а?
- А с того, что я Славке звонил домой, а его нет, и?..
- Что «и»?
- То, что он все время у тебя!
- Ну и что, ты тоже вот пришел, и на дачах постоянно приходил, и Ростик приходил...
- Да! И что мы делали?
- Что?
- Трахали друг дружку в рот! Вот что мы делали!
- Тебе не нравилось, что ли? – я не мог понять, к чему клонит Пашка.
- Нравилось, но...
- Блядь! Паша! Ну почему ты не можешь сказать то, что хочешь!
- Вова, а ты бы трахнул Ростика? Или меня?
- Что, хочется?
- Нет, твой хуй в меня не влезет! И даже...
- Паша!
- Вов, ну вот если бы ты потрахал Славку, - Пашка почему-то упорно называл Ростика вторым именем. - Он бы потом трахнул тебя?
- Может быть, не знаю, если б захотел... а что?
- Вов! А давай мы с тобой потрахаемся. Только я тебя туда... ты понял, куда. А потом я отсосу.
- Ты ебаться хочешь, что ли?
- Ага. Трахаться.
- А с Ростиком будешь, если он согласится?
- Не, Вова, не буду. Я... ну, пусть он ничего не знает, и что я знаю, что вы сосете друг у друга, тоже.
(Ага, сосем...и не только сосем)
- Паш, мы может и не сосем.
- Сосёте, сосите, тьфу, бля, сосете, сосете!
- И?
- И... Мы с тобой будем трахаться!
- А я согласен?
- Вова! Мы «по дружбе» же! Мы и в рот друг у друга «по дружбе». А это можно! Будешь?
- Твой в меня не влезет...
- Вова! Давай попробуем, ты большой, может влезет?
- А мой в тебя!.. Давай Паш, ты меня - я тебя.
- А если больно? Или порвется?
- Очко?
- Дырка, она маленькая! И я планировал, что...
- Паш, я осторожненько. Давай попробуем.
- Блин! Вова! Ну давай, «по дружбе», но потом я... Только очень осторожно! Я не хочу быть пидарасом!
- ???
- У пидарасов там все порвано, «на фашистский крест!» - Павлик явно кого-то цитировал.
- Паша, а что ты вдруг ебаться захотел?
- Не ебаться, а трахаться!
- Ну трахаться.
- Мне надо учиться.
- ???
- Чтоб потом правильно трахать девчонок!
- У меня, Паша, пизды нет, я не девочка.
- Это не важно! Главное попробовать!
- И кто первый?
- Ты! Будешь меня трахать, и учить, чтоб потом я...

Читатель, наверное, в какой раз усомнится, что такой разговор действительно имел место быть. Однако, именно с этим предложением Пашка и пришел ко мне. И, видимо, он уже распланировал все роли, и то, чем будет меня уговаривать.

Я очень долго готовил анус пацана к проникновению. В дело пошли пальцы, смазанные детским кремом. Но Паша сказал, что мои ногти царапают у него внутри (у Ростика ничего не царапало, да и у меня никогда), поэтому пришлось искать свечку, и работать ей.
Хорошо хоть Паша терпел мои манипуляции, и только спросил, нужно ли это все потом проделывать со мной, когда он будет меня трахать.
Анус мальчика сразу закрывался, как только свечка покидала его, и я уж совсем хотел бросить затею с еблей Пашки в жопу, но тут в голову пришла мысль использовать продукты питания, а именно сырокопченую колбасу, лежащую в холодильнике.
Увидев палку колбасы в моей руке, Пашка вскочил.
- Вова! Я согласен хуем, но колбасой себя ебать не дам! - он даже «трахать» - свое любимое - позабыл.
- Паша, это чтоб не больно, я...
- Нет! Нахуй колбасу! Не дам! Трахай, давай уже!
Пашка как лежал на спине, еще задрал выше ноги, попа сильнее раскрылась, и на меня смотрело маленькое круглое очко. Все в креме.
Колбасу пришлось отложить, и я смазал головку, и еще анус Пашки, и приступил к делу.
Очко мальчика упорно не хотело пускать головку во внутрь. Я медленно давил на него.
Никак.
Тогда я резко двинул бедрами, и головка все-таки вскользнула, но в тот же момент Пашка двумя ногами толкнул меня в живот, и я от неожиданности и боли отпрянул от пацана.
- Нет, Вова! Не получится! Мне больно! И сейчас, блядь, больно! Горит все!
- Паша!..
- Нет! Нахуй! Лучше в рот.
Пашка уже вытирал зад от крема МОИМИ трусами.
- Вова. Я, наверное, сегодня тебя трахать не буду, у меня правда там болит.
- Покажи, иди сюда.
Пашка подполз ко мне по дивану, встал на четвереньки ко мне задом и раздвинул маленькие булочки.
- Порвал, да? Порвал мне дырку?
Ничего страшного я не увидел. Очко как очко, еще влажновато-мягкое от крема.
Намного меньше Паши мальчики впускали в себя большие хуи. А тут...
- Все целое, не надо было резко... и «креста» нет, ни простого, ни «фашистского».
- Вова! А крови там нет? Мне больно.
Павлик снова повернулся ко мне. Пацану, судя по выражению его лица, действительно было больно.
- Нет там крови. Давай тебе свечку поставим...
- Иди ты нахуй! Вова! Тебе мало? Ты уже шуровал свечкой!
- Паша, лечебную свечку, с новокаином...
- С фитильком!? И на день рождения, Паша - торт! Дуйте и задувайте в жопе свечку!
- Ты что, не видел ректальных свечей?
- Рек... Не видел. Покажи!
Я пошел и принес упаковку свечей от геморроя с новокаином. Не своих, кому интересно. Достал из упаковки и показал.
- Вот!
- Такая малюсенькая! А где фитилек?
- Нету.
- А почему свечка?
- Называют так, будем ставить?
- Ставь, а то болит. Бля, зачем я согласился, отрастят залуп, а потом... надо было, а то...
- Повернись и раздвинь.
Не переставая бурчать по своей привычке, мальчик подчинился, и я ловко всунул ему свечку.
- Ой!
- Всё.
- А что дальше?
- Сейчас пройдет, полежи.
Павлик улегся попой к верху, я лег рядом.
Присмотревшись, увидел очень слабые следы от ремня. Когда он стоял на четвереньках, их не было видно.
- Сильно бил?
- Как всегда... - Паша лежа умудрился пожать плечами.
- За сигареты?
- Ага. Сказал, что отучит курить, даже если до смерти забьёт.
- А ты?
- Я не пикнул, он злится. Но это понятно...
- Что?
- Его дед порол, мне сам говорил, как порол. Это семейное.
- А ты? Будешь пороть? Сына?..
- Я? Буду! Это на «пользу», мне тоже на «пользу». Пока жопа болела - я не курил. Так пробрало, до кишок пробрало, и не хотел курить...
- Сейчас хочешь?
- Нет...
Паша посмотрел на меня.
- Вова, а жопа не болит уже!
- И хорошо, что не болит.
- Но трахаться мы не будем, сегодня. Никак. Ладно?
- Ладно, Паш.
- Вова?
- А?
- Ты Славке всовывал, как мне?
- Нет, - соврал я.
- Правильно, не суй, это больно. И знаешь... давай лучше сосать, как всегда... ну ее, эту жопу.
- Давай. А как же «учёба»?
- Ты мне так расскажешь...
- Хорошо Павлик.
Так бесславно закончилась наша с Пашей попытка заняться аналом. Впоследствии к ней мы не возвращались, довольствуясь оральным сексом.
Все шло своим чередом, но в начале третьей недели сентября ко мне пришел муж моей сестры - Сергей.

 

1993 год. Осень
Часть вторая

Я жарил американские куриные окорочка, на сковороде места хватало ровно на две «ножки Буша», и поджаренные, с корочкой, они вызывали у меня жуткий аппетит.
В заключении выдавил чеснока, зелени уже никакой не было. Кроме лука, а лук в сочетании с курицей я не очень любил.
Сергей прошел на кухню, сел за стол, и смотрел как я занимаюсь готовкой.
- Есть будешь? - спросил я его.
- Не, с чесноком я курицу не люблю.
- А я люблю!
- Ну и кушай на здоровье, вообще я поговорить пришел...
- О чем? - спросил я, орудуя вилкой и перекинул один окорочок в тарелку.
- Выпить есть что?
- Нет, о чем разговор-то?
- Вова, тебе деньги нужны?
- Кому они не нужны, деньги? Всем нужны, - кусочек зажаренной шкурки с белым мясом исчез с вилки.
- Есть дело, охуенное. Но без тебя - ничего не получится...
- Рассказывай, - Мне стало интересно, и я, прекратив жевать, приготовился слушать.
Сергей встал из-за стола, сходил в коридор и вернулся оттуда с сумкой. Из сумки появилась уставная кожаная кобура для пистолета Макарова. Не очень новая. В ней угадывался пистолет, как и запасной магазин в боковом кармашке.
- У тебя же есть форма? - спросил меня муж моей сестры.
- Есть, все есть. И бушлат, и ботинки, шапки только зимней нет, но можно в «пидорке». ОМОН сейчас так и ходит.
- Тебе нужна будет форма, и ЭТО, - Сергей кивнул на кобуру с пистолетом.
- Может объяснишь нормально, что делать надо?
- Погоди еще. У тебя в #### знакомый, да?
- Ага, есть такой.
- Можешь у него бланков разных набрать, чистых?
- Могу, а нахуя? Рассказывай!
- Ну в общем, слушай...
...
Я согласился. Всё мне представлялось не очень сложным. Тем более, что деньги действительно были нужны, хотя бы на Ростика с Павликом.
Мне предстояло ехать в поселок Локосово, где меня должен был встретить прапорщик, служащий в лагере строгого режима, разместить и обеспечить всем необходимым.
В самое «необходимое» входили: «огрызок» АКСУ (автомат Калашникова специальный укороченный), вездеход ГТТ. И, как сказал, проживание и питание. На все планировалась неделя.
Добраться до Локосово в то время можно было на «Ракете» по Оби летом, и вертолетом зимой. Заключенных же возили Камазами на барже.
Договорившись, что я соберусь за два дня, Сергей оставил пистолет мне, попрощался и ушел.

* * *

Я съездил к #### и набрал протоколов допроса и обысков, и еще какие-то постановления. Всего листов пятьдесят, наверное.
#### спросил меня:
- Вова, нахуя тебе?
- Нужно, дай мне еще наручники...
- Бля, а я там смогу повеселиться?
- Ты, если все нормально будет, машины пришлешь, со своими гавриками, не за так, конечно.
- Да, я тебе и так помогу, надо еще чего?
У меня не было офицерского планшета, для того чтобы таскать всю ту макулатуру, что я набрал, поэтому я спросил:
- #### а у тебя планшет есть?
- Какой планшет?
- Не тупи, сумка...
- Аа, нет, но я сейчас у шефа возьму, у него есть. Я свой пьяным проебал на последнем выезде.
- А табельное ты не проебал?
- Табельное у меня на тренчике, а он крепкий. Но мог. Много водяры выжрали.
- Иди за планшетом.
#### вышел из кабинета, вскоре вернувшись с новой кожаной сумкой на ремешке. Это было то, что надо.
- Ща, - #### порылся в столе, и достал наручники. - Вот, можешь проебывать, у меня их много, еще что надо? Спецсредства. Черемуху, ПР?
- Не, не надо, и так... - отказался я.
- Звони.
- Хорошо.
Махнув на прощанье рукой, я вышел из кабинета. Идя по коридору, пнул жирного сержанта под зад. Этот сержант всегда раздражал меня своей тупизной. Например, услышав где-то новое выражение «по-любому», он не расслышал его, и сейчас к месту и не к месту вставлял «полюбовно», за что был бит ####, шефом, офицерами и мной. Даже остальные трое солдат его пиздили за это.
Нажравшись же таблеток «тарена» из оранжевой аптечки, он вообще становился животным. Не любили сержанта, и было за что.

* * *

Все собрав, я вызвонил Ростика и Пашку. Мальчишки в этот раз пришли вместе, видимо где-то встретились по дороге.
Уселись на диван в рядок, и смотрели то на меня, то на форму с бушлатом и ботинками лежащую около стены.
- Я уезжаю на неделю, но если там будет телефон, то буду вам звонить, - объявил я новость.
- Куда? спросил Ростик. - На войну?
- Нет, по делам. В деревню одну, далеко...
- А мы? - Пашка страдальчески картинно заломил руки. - Ты НАС бросаешь!
- Нет, на неделю, и приеду. Привезу что-нибудь, а потом в лесу постреляем.
- Я из ружья не буду! Помнишь?! - Пашка показал, как его сбила с ног отдача, потому что он не плотно прижал к плечу приклад - изобразил он это путем опрокидывания на диван, да так и остался лежать.
Ростик молчал, и смотрел на меня. Потом сказал:
- Вов, ты только звони, ладно?
- Если будет телефон, позвоню.
Я обнял худенького мальчишку и поцеловал в щеку.
- Ростик, не скучай, хорошо?
- Ладно, Вов, только... звони, пожалуйста. А давай я с тобой, мама справку на неделю напишет. (Мама Ростика врач)
- Ростик, я сам не знаю, куда еду, и где жить буду. Потерпишь?
- Ладно... Вов.
- Привези мне цветочек аленкАй, батюшка, - Пашка скопировал какой-то старый мультик, так же валяясь на диване кверху пузом. Буквально - спортивка у него задралась, и виден был живот, а на животе - пупок.
- Привезу. Что, будем устраивать проводы? - спросил я пацанов.
- Вов, я не хочу проводы, а тебе точно надо ехать? - было видно, что Ростик не хочет меня отпускать.
- Надо...
- Славка! Ты надоел! Давай праздновать отъезд, он все равно к нам вернется! - Пашка соизволил подняться с дивана. - Ты ведь вернешься? И не на войну?
- Вернусь. И не на войну.
- Вооот!!! Так празднуем, или я пошел? Но учтите, вы двое. В моем лице вы наживете кошмар и «ужас, летящий на крыльях ночи!» - Теперь Павлик цитировал Черного Плаща из диснеевского мультика. Когда у него времени на все хватает - и учиться, и гулять, и мультики смотреть?
- Ой, напугал, - Ростик наконец-то впервые с нашей сегодняшней встречи улыбнулся и потрепал Павлика по голове.
Странные отношения сложились в нашей троице. Но я ничего не хотел в них менять.
- Вов, а давай не шампанское, а как на рыбалке... - Ростик продолжал улыбаться. - Тот напиток с коньяком.
- Пацаны! Вы же пьяные будете, и вас больше ко мне не пустят.
- А мы домой и не пойдем, да, Паш?
- А школа? Завтра ведь в школу... - Было видно, что Пашке хочется остаться с ночевкой у меня.
- Мы щас домой сбегаем, все возьмем и придём. Да, Вов?
- Бегите, если отпустят...
- Отпустят!!! - в два голоса заорали пацаны, а уже примерно через пол минуты входная дверь за ними закрылась.
Кофе, коньяк, сгущенка. Все конечно хорошо, но мои запасы коньяка давно истаяли, и последний Martel мы как раз и выпили на рыбалке.
В поселке покупать коньяк в одном из расплодившихся киосков я не рискнул. И не зная, что можно придумать, позвонил ####, у которого сегодня был на работе.
- ####, это снова я.
- Вова, я не на службе, тебе еще что-то надо? Танк? БТР? У меня их нет, мы другим занимаемся.
- Я знаю, чем вы занимаетесь, мне нужен хороший коньяк.
- Иди и купи, деньги есть?
- Деньги есть, купить негде, мне хороший надо!..
- Я знаю где есть Metaxa, греческий, конечно, не... но остальное, поверь хуже.
- Где?
- В @@@@@@@@@
- И как я туда доберусь?
- Бля, хорошо, ты дома?
- Да.
- Я привезу, но как сделаешь свои дела, мы летим на охоту...
- С парашютом прыгать будем?
- На вертолете.
- Летим, если он не упадет...
- Тьфу на тебя, нельзя так говорить...
- Приеду - летим, вези коньяк, две... нет, три бутылки.
- Еду.
Я положил трубку. Вопрос с алкоголем был решен. Кофе, сгущенка у меня были.
Оставалось придумать, чем мне кормить двух мальчиков-подростков, которые на свой аппетит совсем не жаловались, а даже наоборот. Что Ростик, что Пашка, когда приходили ко мне, не редко подчищали все, что я готовил себе. Тем более, что они, ну может за исключением Павлика, который все-таки звонил иногда, о своих предстоящих визитах не уведомляли.
Открыв холодильник и изучив содержимое, я придумал, что можно сделать. Уж не знаю, есть ли какое название того блюда, какое мне захотелось приготовить. Самое близкое – «суп с потрошками».
В морозильнике лежали три пластиковые ванночки. В них упакованные куриные печень, желудки и сердца.
Блюдо должно было состоять из равных частей каждого содержимого ванночек, картофеля и лука. Соль и перец - по вкусу.
Пока я возился с приготовлением супа, в дверь позвонили. Приехал ####, привез коньяк в высоких бутылках с сужающимся вверх горлышком.
- Вот, держи, - #### протянул мне сразу три бутылки.
- Спасибо, сколько с меня?
- Летим на охоту. Понравится, я такого ящик возьму, или два... Точно нельзя с тобой повеселиться?
- #### я сам не знаю, я позвоню, если будет откуда. Там глушь, и тайга кругом.
- Ладно, звони.
Мы стояли в коридоре, и дверь не была закрыта плотно. Она распахнулась и моему взору предстали запыхавшиеся пацаны. Ростик с целлофановым пакетом с надписью Coca-Cola, через который угадывался максимум один учебник и несколько общих тетрадей, и Пашка с рюкзачком на плечах. Одеты мальчишки были в ту одежду, в какой ходили в школу.
- Здрассти.
- Здрассти.
Поздоровались мои вежливые ребятки.
- Здоров, пацанва! -  Ответил #### и повернулся ко мне. - Это кто?
- Ростик и Павлик, - В тот момент я не знал, что такое убедительное соврать.
- Ростик... от Ростислав?
- Да, - Подтвердил Ростик. - Можно Слава, можно Ростик, но лучше Ростик.
- Ростик-хвостик, - Срифмовал ####. - В гости пришли?
- Не-е, мы уроки... дядя Вова нам помогает... - вступил в разговор Пашка. - Его наши родители попросили, помочь по...
- Вот у тебя время на все есть, с пацанвой возиться. Ладно, учите уроки и не хватайте двоек. А то дяде Вове стыдно будет, за то, что плохо вас учил. Я поехал, звони.
#### и мальчики поменялись местами, дверь закрылась.
- Вов, а ты точно не на войну? - стал беспокоиться Ростик.
- Я же сказал, что нет, и войны никакой нет.
- А что военный приходил, в форме. И у тебя в комнате форма. И вещи...
- Коньяк нам привез.
- Ааа...
Но было видно, что не очень поверил Ростик в мои объяснения.
- Вова! Мы с ночевкой! Массаж будет? - Пашка успел, пока мы говорили с Ростиком, уже унести свой рюкзак, снять спортивный костюм, и теперь стоял перед нами в беленьких плавках.
- Будет, как на даче. Вы ведь с ночевкой.
По правде говоря, когда у меня ночевал один Ростик, массажа никакого не было. Если только не считать массаж мальчишеской прямой кишки моим хуем. Но когда еще ночевал Пашка, массаж был обязательной программой, как и потом взаимное сосание членов с ним.
При Павлике мы с Ростиком ничего такого себе не позволяли, ну кроме недолгой взаимной мастурбации, и то незаметно.
Дома у меня пацаны с ночевкой вдвоем были в первый раз.
Ростик тоже ушел в комнату раздеваться, а я поспешил на кухню, где готовился ужин для всех троих.
Коньяк, до этого стоящий на полу, я захватил с собой, и, не удержавшись, открутил крышку и сделал приличный глоток. По пищеводу прокатилось приятное тепло, да и сам алкоголь не вызвал рвотных позывов, что говорило о его более-менее нормальном качестве.
На кухню проскользнули мальчики. Ростик тоже уже щеголял в трусиках с синенькими мелкими горошками. И у Паши, и у Ростика, спереди выделялись их «колбаски».
- Вова! Смотри! - Пашка спустил немного плавки. - У меня волосы стали расти!
И вправду, около толстенького Пашиного хуя вилось несколько черных волосков. Летом их еще не было.
- Будем праздновать, да, Паша?
- Че?
- То, что волосы расти начали.
- Аа, ну да. Они и так бы начали, я читал. У тебя во сколько лет волосы стали расти?
- В двенадцать.
- А у тебя, Слава?
- Не помню, в двенадцать или тринадцать. Я брил, чтобы росли быстрее.
- Брил?! А что мне не сказал? - Пашка надулся. - У тебя вон сколько, а я...
- Паш, давай я тебе побрею, - сказал я.
- Давай. Пойдем!
- Погоди ты! Сейчас сготовлю и пойдем. Идите видак посмотрите, там две кассеты новые.
Пацаны удалились, и на мгновение я увидел две удаляющиеся попы, обтянутые нижним бельем.
Все-таки...
Ростик и Павлик. Павлик и Ростик. Без одного не было бы другого.
И так все повернулось, получилось, что у меня два таких замечательных мальчишки.
Оба хорошие. И я... я их обоих люблю. Нисколько не разделяя. И Ростика, и Пашку.
Даже, наверное, не было бы у нас сексуальных отношений, все равно я с ними бы общался.
Мне очень хорошо было с ними, с двумя. Они... Не знаю как выразить словами. Они, дополняли меня, были мной, а я был ими.
Мое варево приготовилось, и пахло просто восхитительно.
Я пошел в комнату, откуда доносились крики и стрельба. Что смотрели пацаны, вот совсем не помню. Кажется, какую часть «Крепкого орешка» с Брюсом Уиллисом.
На диване на боку лежал Ростик. Пашка сзади подлез под его руку и приобняв, смотрел что происходит на экране.
- Все готово. Будем кушать?
- Вов, может досмотрим, интересно, - попросил Ростик.
- Ты смотри, а мы как раз сходим побреемся.
Пашка вылез из-под руки и спустился с дивана.
- Пойдем, я хочу волосы как у вас. А то... мне тринадцать, а у меня...
Мы отправились в ванную. Станок у меня был один, но я подумал, что не будет ничего страшного, если я им сбрею несколько волосков с лобка мальчика.
Павлик первым прошмыгнул в дверь ванной, и стянул с себя плавки, полностью.
- Чтоб не мешали, - пояснил он.
- Паш?
- А?
- Давай, пока Ростик смотрит...
- А я зачем думаешь пошел. Знаешь, Вова, Ростик... я вот лежал, и его жопа. А ты правда ему не совал, как мне?
- Правда.
- Ну да, больно ведь. Хорошо, что свечку... Я бы Ростика трахнул, но он не даст. Больно, и у меня толстый, почти как у тебя.
- А ты его попроси.
- Нет, он же не гомик какой, в жопу встречному-поперечному давать.
- Ну ты же, Паш, хотел мне дать.
- То «по дружбе».
- Ну и Ростик «по дружбе» ...
- Нет! Не буду я ТАКОЕ ему говорить! Давай, я первый, а?
По дому я ходил в трусах. Жарко. Пацаны, следуя моему примеру, заимели такую же привычку. Поэтому освободить свой член было делом нескольких секунд.
Пашка голый встал на колени, взял рукой мой хуй и направил в рот. Летние наши забавы не прошли впустую, и пацан сосал очень хорошо, да еще и дрочил у себя.
Я заметил, что многих пацанов возбуждает сосание члена. Меня оно в детстве все равно так не возбуждало, как ебля в зад.
Но чмокать Пашка так и не разучился. Правда сейчас мы были в уединении, и чмоканье мальчишки мне, наоборот, нравилось.
- Паша, я кончаю...
Пашка стал быстрее двигать головой, а потом начал глотать. Он проглотил все, и даже ничего не вылилось. Потом поцеловал головку, и посмотрел снизу вверх, улыбаясь.
- Только «по дружбе», да?
- Да Павлик, «по дружбе» ...

 

1993 год. Осень
Часть третья

- Да Павлик, «по дружбе» ...
Пашка так и сидел на полу.
- Давай, садись на ванну, - предложил я ему.
Павлик поднялся, его надроченный хуй стоял под острым углом.
Сев задницей на край ванны, он раздвинул ноги, видимо, чтобы мне было удобно.
Взяв с полочки пену для бритья, я брызнул самую капельку на пальцы, и растер белую массу по лобку мальчика - стоящий Пашкин хуй мне мешал, когда я отводил его вниз, он норовил вырваться, да еще сильнее напрягался.
Хорошо, что волосков было семь или восемь, поэтому сам процесс бритья не занял много времени. Закончив работу, я сказал:
- Мой под краном свое хозяйство.
- Щас.
И Паша, включив воду, стал брызгать и оттираться от пены. Я смотрел на его маленькую попу, и очень жалел, что у него такая узенькая чувствительная дырочка. И хоть я недавно испытал оргазм, член мой стал оживать.
Закончив водные процедуры, Павлик повернулся ко мне, усевшись также как и раньше.
- Вова! Давай!
- Сейчас. Слушай Паш, может вечером лучше? Вдруг Ростик придёт?
- Ну-у Вова! Я же тебе...
- А Ростик зайдет? А я у тебя сосу: «очень приятно, извините что помешал».
- А когда вечером? Мы же втроем спать будем, а вдруг он не заснет?
- Мы в другую комнату пойдем...
И тут меня посетила мысль, почему бы не дать Пашке поебать себя, тем более что он просил, когда так бесславно закончилась моя попытка всунуть ему.
- Слушай, Паш, ты не пей много коньяка с кофе. А потом, как Ростик заснет, пойдем в спальню.
- Вова! Зачем до ночи ждать, я ооочень хочу кончить! А то подрочу и все!
- Потерпи.
- А как я пойду щас? У меня стоит!
- И что? Эка невидаль, стоит у него. Одевай плавки.
Пашка обиженно стал одеваться. Выпрямился, хуй его, никак не хотевший успокаиваться, оттопыривал тонкую ткань, так что оставалась щель между резинкой и животом.
Я хлопнул мальчика по попе, придавая ему ускорение. И мы вышли из ванной.
Фильм закончился, Ростик выключил телевизор и лежал на диване.
- Что вы так долго, Вов?
- Пашка крутился, никак побрить не мог, - соврал я.
- А что у него хуй стоит, вы там не брились, наверное...?
И тут Павлик взял и сказал.
- Мы его убирали. Чтобы не мешал.
- Кого? Хуй?
- Да, а он встал. Вот!
Пашка спустил плавки и его толстенький «молочный» член вырвался на свободу.
Ростик посмотрел на Пашкино достоинство.
- Знаешь, Паш, у тебя вырос.
- Да ладно!
- Правда вырос, летом меньше был, когда массаж делали в первый раз. Я не замечал. А у меня интересно вырос?
- Я за твоим писюном наблюдения не веду! - Пашка одел плавки и перелез через Ростика к стенке.
Я ничего не говорил, не садился. Стоял и смотрел на двух своих мальчиков.
- Вова? У меня вырос хуй? - спросил Ростик, и спустил свои трусы. Хуй его, в обрамлении волос лежал спокойно.
Ничего произнести мне не удалось. Потому что Павлик схватил рукой член Ростика и стал его дрочить.
- Щас, Славочка, мы посмотрим, вырос или нет.
Ростик не пошевелился. Пашка гонял шкурку, то открывая, то закрывая головку.
Мне надоело стоять, и я присел на диван в ногах у пацанов. Потом взял и стянул с Ростика полностью его, на этот раз белые, само сшитые семейники.
- Надо крепче!
Павлик выпустил из ладони хуй пацана, и в тот же миг взял головку в рот. Сделал несколько сосательных движений, выпустил из рта член и сказал:
- Это чтобы лучше стоял, я не гомик, это «по дружбе».
Сказав все, Пашка снова принялся за дело.
Ростик наконец пошевелился. Две руки его легли на Пашины плечи, и стали гладить.
- Пацаны! Вы может быть меня бы постеснялись...
Ростик не глядя на меня, ответил.
- А че, Вов, тебя стесняться? Я не спал в палатке. И раньше видел, как Пашка тебя лапал, когда на озере купались. И на рыбалке...
Пашка не мог вынести таких обвинений, и освободившись уже от стоящего Ростикова хуя, стал довольно громко оправдываться:
- И ниче я не лапал! Ты сам лапал!
- Лапал, лапал. За хуй, под водой, и меня тоже лапал.
- Ну, лапал! И чё? - вдруг согласился пацан. - Кому плохо?
- А если кто на озере увидел бы? - сказал Ростик.
- Я незаметно!
- А я заметил!
- Ты за нами следил! Тебе завидно было! Да!
- Да, завидно. Вы на озере там... такие были, я не знаю. Мне тоже захотелось так, как вы.
- Славик! Ты же теперь с нами, нас трое. Мыыыыы люююююбоооовники! Но! Это все «по дружбе». Потому что мы друзья! А «по дружбе» можно!
- Все можно? - Спросил я Пашку.
- Всё! - категорично ответил он.
- А в попу?
- И в жопу, только в меня не влазит и больно. Слава, а тебя Вова в жопу?..
Ростик, не ожидавший такого вопроса, посмотрел на меня. Пашка как сосал хуй, так и остался возле него, разговаривая, и меня не видел. Я покачал головой.
- Не, Паш, мы так, пососали только...
- А мы не только сосали! Еще и в жопу, мне... бля, только больно, и, в общем, ничего не получилось. И Вова мне потом свечку ставил!
- В церкви? - Ростик уже переставал понимать, что происходит.
- В жопе!
- Зачем?
- Сначала он шуровал свечкой, простой, потом колбасу принес, но я не дал колбасой, он стал хуем, а хуй не лез, потом залез, но больно, а я ногами, но не хотел, потому что больно, а Вова говорит щас свечку тебе всуну, а у меня там болит, думал «фашистский крест», все, пидарас, очко порвал, он свечку принес...
- Еще свечку? А та? Зачем две свечки?
Ростик совсем ничего не понимал. Я не вмешивался, журчание Пашкиного голоса, и как он спешил все рассказать, мне очень нравилось.
- Нет! Не такую свечку! А другую, маленькую...
Окончательно запутав Ростика, Павлик щелкнул пальцами по головке стоящего хуя.
- Уй, гад! Ты что? - взвизгнул Ростик.
- А что ты лежишь, я у него сосу, а он лежит. А я?
- Может потом? – я стал урезонивать разошедшегося Павлика.
- Вооова! Ну что ты обламываешь? А?
- Вставайте, пойдемте кушать, и пить. Будем праздновать Пашкины волоски и мои проводы.
Мальчишкам явно не хотелось вставать. Члены их и не думали опускаться.
Ростик, раздетый мной, встал на четвереньки и дотянулся до трусов. Попа его, с ямками по бокам, проплыла рядом, и рука моя непроизвольно погладила ее.
- Вот! Вова сам тебя, Славик, лапает, и ниче! А мне потрогать уже нельзя...
- Паш, хочешь - трогай, мне что жалко. «По дружбе» ...
Павлик провел ладошками по ягодицам подростка, раз, другой, третий...
- Хорошая жопа, но у меня - лучше!
Ростик одел трусы. Теперь у двоих моих мальчиков стояли члены...

Не смотря на все, я не хотел, чтобы Павлик знал о том, что я давно уже ебу Ростика, и не только в рот, как его самого, но и в его податливую дырочку, такую желанную и уютную.
От своего намерения, чтобы Паша выебал меня, я не отказался. Поэтому и прекратил нарождающуюся оргию.
Хоть никаких предпосылок к ревности между пацанами не было, я все равно её опасался. Было у меня уже подобное.
Правда Павлик и ревность - это точно не про него. С такой удобной формулировкой – «по дружбе», можно найти любые оправдания своим действиям, и моим, что меня устраивало.
Та легкость, с какой Пашка относился к нашим сексуальным утехам, мне нравилась.
Как и серьезность Ростика к этому вопросу. Очень они разные мальчики. Объединяла их только гиперсексуальность, гормональная перестройка, и желание оргазмировать почти круглосуточно.

Мое кушанье немного остыло, но все равно было вполне горячим. Приготовив кофе с коньяком и сгущенкой, я разлил его по чашкам. Разложил «потрошки с картошкой» по тарелкам, нарезал хлеба.
Конечно, сочетание еще то, но тут уж...
Ростик и Павлик терпеливо ждали, пока я суетился на кухне.
И, наконец, все готово.
Мы подняли сервизные чашечки, осторожно чокнулись и выпили.
Закусили. Мальчишки похвалили меня, сказав, что «очень вкусно, всегда вари это, когда мы приходим в гости» и «почему мамка не делает так, а только макароны с фаршем».
На троих мы «уговорили» бутылку Метаксы, хоть она, разбавленная различными добавками, все равно шарахнула опьянением.
Пашка стал хихикать. И лезть Ростику в трусы, а Ростик всякий раз убирал руку мальчишки, и нарочито серьезно и осторожно клал ее на свое бедро.
Делать на кухне было нечего, и мы переместились в мою комнату. Ростик сразу сказал, что пойдет в ванную и помоется, а Павлик лег на диван. Я примостился рядом с мальчиком.
- Вова?
- Что, Паша?
- А вот ты мне ставил свечку, чтобы жопа не болела, да?
- Ставил, перестала болеть?
- Да, перестала. А если ее всунуть, а потом ты мне, больно не будет?
- Не знаю, а ты хочешь, чтобы я тебе всунул?
- Я хочу трахаться. А чтобы тебя трахнуть, нужно чтобы ты трахнул меня. «По дружбе» надо все делать одинаково, чтобы не обидно.
- Давай я тебе просто осторожно разработаю...
- Колбасой? Нетушки! Ее потом есть нельзя будет! И свечкой не надо, она тоньше, чем твой хуй.
- И что делать?
- Всунь мне ту свечку, реальную...
- Ректальную.
- Ага.
- Все равно надо разрабатывать, у тебя дырка узкая.
- А тебя Славик трахал?
- Нет.
- Значит, и ты его нет.

А Ростик действительно на тот момент меня еще не ебал. Хотя, конечно, мне и хотелось почувствовать в себе член пацана, которого я ебу уже - сколько раз я его ебал? Не помню, не считал. И с самого первого раза Ростик кончает от моего члена. Наверное, он бы понял мое желание, ибо сам знал, какой кайф от анального секса. Но, в начале осени все установилось так, как я описал.

- Пашка!
- Что?
- Я придумал! Давай не колбасой!
- А чем?
- Морковкой!
- Она же грязная, и ...
- Мы почистим, у меня есть большие и длинные. Больше, чем хуй у Ростика. Я осторожно.
- Ладно Вова, давай морковкой, но если больно будет, то ректальную...
- В спальне, я пойду приготовлю.

Вот так наше решение заниматься только оральным сексом не выдержало проверки временем.
Прошла примерно неделя, после моей попытки всунуть Павлику. И все вернулось к началу. Пашка хочет ебаться.
После моей неудачной попытки выебать пацана, Пашка прибегал ко мне вечером, один без Ростика, и мы отсасывали друг у друга. «По дружбе». А Пашка каждый раз напоминал, что «ну его на хуй, в жопу трахаться», «фашистский крест» и «пидарас».

Встав с дивана, я направился в кладовку, где из мешка выбрал большую морковку, не заострённую, а почти одного диаметра от кончика до хвостика. Помыл ее на кухне, и очень тонко срезал кожуру.
Крема дома не было, но вазелин имелся в водительской аптечке. Прихватив круглую баночку и морковку, отнес все в комнату, где стояли две кровати и положил под одну из них. Еще нашел чистое «кухонное» полотенце и целлофановый пакет. Для ликвидации разного рода «неожиданностей», если таковые возникнут.

Ростик еще плескался. Я, проходя мимо двери, слышал звук воды, льющейся из крана.
Дверь в ванную у меня не закрывалась, и я зашел.
Мальчик лежал в воде, которую не было видно из-за пены.
- Вов, а почему не надо, чтобы Пашка про нас знал?
- Зачем?
- Ну, мы друзья ведь. Он у меня сосал.
- И ты пососи.
- Да.
- А про нас не надо ему... Ростик ...
- Что, Вов?
- Я тебя люблю, Ростик.
- А Пашку?
- Пашку? Не знаю, с Пашкой не так как с тобой, знаешь. Я тебя люблю.
Взял его под мышки и приподнял, худенького и легкого.
Ростик встал, а я, обняв мокрое, все в пене тело, пригнул голову мальчика к себе поцеловал в губы. Ростик ответил, языком. Мы уже так целовались. Я не чувствовал, что промок.
Ростик оторвался от меня.
- Вов, пусть я даже гомик, мне нравится с тобой просто...
- Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, РОСТИК!
Я выпустил мальчика, и как был, мокрый, вышел из ванной. Видимо коньяк с кофе убрал у меня барьер, и я смог сказать своему любовнику всё, что чувствую по отношению к нему.

- Нашел морковку? - спросил Павлик. - Ты что мокрый?
- Нашел. В ванную заходил, Ростик брызгается.
- Она влезет?
- Должна.
- Пойдем померяем, пока Славка моется...
- Он уже выходит, а ты мыться будешь?
- Я чистый.
- Мне грязные мальчишки не нужны!
- Я чистый, с меня есть можно! Вот прям с пуза, или с хуя.
- Не пойдешь мыться?
- Не-а! Включи кино, а то я засну. Я пьяный.
- Зачем тогда я морковку мыл?
- Тррррррахаться мы будем! - Павлик перевернулся кверху попой, и сделал несколько фрикций, ебя диван.

Я взял какую-то кассету и воткнул в Sony. Кассета плавно заехала в нутро видеомагнитофона. Начался фильм. С середины. Но перематывать было лень, а на экране Стивен Сигал ронял как манекены злодеев.
«Надо было заниматься не карате, а айкидо», - подумал я.
Павлик, лежа на животе, повернул голову и стал смотреть кино.
Зашел Ростик, влажный.
- Иди, Пашка, купайся. Отрезвеешь.
- Не хочу! Я не пьяный!
- А что ты так лежишь тогда?
- Так удобнее, не мешай. Ложись и будем смотреть, только с краю место мое, а ты лезь к стенке.
Ростик перелез через Павлика, и лег на бок. Рука его естественно приобняла Пашку и успокоилась у того на животе. Мальчики смотрели фильм.
Я решил проверить, ничего ли не забыл. Завтра утром мне предстоял путь на речной вокзал, а потом на «Ракете» четырехчасовое плаванье до поселка Локосово.
Форма, тельняшка (одна из таких, какими торговал), ботинки (уже не те, не Женины, но точно такие же), бушлат, кепка. Планшет с бумагами, нож. Бутылку коньяка я перелил в плоскую фляжку, как раз все влезло. Сумка с нижним бельем, зубной пастой, щеткой и полотенцем.
Пистолет.
Увидев кобуру с пистолетом, Пашка вскочил, отбросив руку Ростика.
- Пистоль! Вова, покажь!
- Мы постреляем, как приеду.
- Нуууу Воооова покаааажиииии! - стал канючить Павлик. Ростик тоже сел и смотрел на меня.
Делать нечего, я достал ПМ, обойму, проверил затвор и дал Пашке.
- Тяжеленький.
- Вов, зачем пистолет? Ты же сказал, что не на войну, - Ростик все не отводил взгляда, но не от пистолета, а от моего лица.
Павлик целился в ТВ и изображал выстрелы: «Пыщь, пыщь...»
- Ростик, по форме положен пистолет, там тайга.
- Ты не врешь, Вов?
- Нет.
Забрав из рук Павлика пистолет, я загнал обойму в рукоять, и поставил его на предохранитель. Подумав, решил кобуру не одевать. Совсем уж охуевать без документов не хотелось, и положил ПМ в бушлат. Там тоже была кобура для такого пистолета, и даже длинный синтетический зеленый тренчик с карабином, который я и прищелкнул к рукояти.
Деньги. Нужно взять больше денег. Хорошо, что на днях поменял пятьсот долларов. Огромная сумма. Возьму их все, мало ли.
Деньги разделил на три части. Одну в бушлат, одну в форму и еще одну в планшет.
Кобуру - в сейф.
Мальчики молча смотрели на мои хлопоты. Телевизор их уже не интересовал.
- Вов, мы тебя ждать будем. Да, Паш?
- Да, будем! Не задерживайся.
- Постараюсь, пацаны, - уверил я своих маленьких друзей.
- Вова, у тебя есть сижка? - Павлик смотрел на меня своими карими глазками.
- Есть, но ты же...
- У меня «нервы», и я выпил. Дай сижку, я хочу...
- Жопа прошла, да?
- Прошла, и что. Ты не скажешь, он не узнает.
- Ростик, а ты будешь курить?
- Нет, не хочу.
Достав две сигареты из бушлата, я открыл дверь на лоджию.
Павлик пошел вслед за мной. Мы закурили.
- Вова, - зашептал Павлик. - Если все влезет, не говори Славику, пожалуйста.
- Почему?
- Ну, блин, не говори. Что мы... А кто первый?
- Что первый? - не понял я.
- Кто первый трахать будет?
- А ты как хочешь?
- Давай ты первый, а потом я.
- Давай.
- Знаешь, Вова, может не будем ночи ждать?
- А где еба... трахаться будем?
- Я купаться пойду, и там...
- Там не удобно. Давай ты вроде пойдешь, воду включишь, а сам в спальню...
- Вова.
- ???
- Надо придумать, что Славке сказать.
- Придумаю что-нибудь.
Мы докурили и затушили в пепельнице сигареты.
Придумывать ничего не пришлось. Ростик, разморенный коньяком и ванной, спал на диване. Моя кепка, переместившись с пола, была одета на голову мальчика. Дышал он ровно. Звук работающего телевизора нисколько ему не мешал.
- Вова! Пошли! - Пашка шептал мне в ухо касаясь его губами. - Пошли, быстро!
Махнув на дверь рукой, я вышел. ТВ выключать не стал, там Сигал с катаной дрался с тремя злодеями. Немного, так мог и я.

В спальне Павлик выскользнул из плавочек.
- Как тогда будем?
- Нет, на бок ложись, и булку раздвинь.
Павлик исполнил указание с завидной быстротой.
Достав из-под кровати принадлежности для разрабатывания ануса мальчика, я приступил к делу.
Палец с вазелином коснулся дырочки и размазал его вокруг. Еще порция, буквально на ноготь отправилось по центру, внутрь. Пашка дернулся.
- Что?
- Щекотно!
На морковку смазки я тоже не пожалел.
Приставив более тонкий конец, я стал медленно-медленно давить на нее. В какой-то момент сфинктер раскрылся и пропустил овощ в глубину тела. Павлик молчал, и я продолжил движение, также медленно. Морковка вошла наполовину, а потом еще сантиметра на три. Пацан двинул задом, как бы убегая.
- На сколько влезла? - спросил Павлик.
- Почти вся.
- Да ну!
Рука мальчика нащупала конец морковки и растянутую дырку.
- Нифига себе! А щас что?
- Привыкни. Тебе больно?
- Нет, не знаю. Какать хочу.
- Потом покакаешь.
- Долго еще?
- Нет.
Я стал вытаскивать морковку, но не до конца, а потом снова двигать вперед.
Павлик молчал. И я немного ускорил движение, потом еще.
- Помедленней! - скомандовал пацан.
- Еще чуть-чуть потерпи, больно?
- Да нет же! Срать я хочу!
Сделав несколько движений вперед-назад, я вытащил инструмент.
Пашкина дырка силилась сжаться, но, чуть сжавшись, снова открывалась. Самый кончик морковки был в говне мальчика.
- Вова! Я щас!
Пацан как был голый, выбежал из комнаты. Я пошел следом. Павлик закрылся в туалете, и то и дело слышался звук смыва.
Дверь открылась.
- Прокакался.
- Идем, я помою.
- Я вытер бумагой.
- Идем, лучше помыть.
Павлик зашел в ванную, включил воду, и сев на край и свесив жопу, стал рукой тереть между булок.
- Я помыл, пойдем.
Морковку, пока мальчик был в туалете, я положил в пакет.
- Как трахать меня будешь?
- Давай, Паша, сверху.
- Это как?
- Я лягу, а ты сверху сядешь на хуй.
- Че, я шлюха?
- Нет, Паш, так нормально будет, в первый раз.
- Я не шлюха!
- Давай тогда «раком».
- Давай раком, а на хую я прыгать не буду! Даже «по дружбе»!
Пашка встал раком. Очко его, мокрое и покрасневшее по краям, смотрело на меня. Ягодицы не нужно было раздвигать, они сами разошлись в стороны.
Снова вазелин. Теперь палец легко вошел на три фаланги. И никакие «ногти» не мешали.
Я приставил свой член к дырке и двинул бедрами. И оказался в Паше.
Не прекращая движения ввел целиком, немного подождал, и стал медленно ебать пацана.
Павлик молчал. А потом сказал:
- Хуй мягче чем морковка, и лучше.
Я смотрел на маленькую задницу и свой большой и толстый член по сравнению с ней. Картина очень возбуждала меня. Вперед-назад, вперед-назад. Павлик не дрочил себе, но хуй его стоял параллельно кровати.
- Паш, нормально?
- Да.
- Не больно?
- Нет.
- Есть кайф?
- Не знаю, давай кончай быстрей, потом я.
- Тогда я чуть быстрее ебать буду.
- Вова! Блин! Трахать!
Мне уже было похуй. Я насаживал тело мальчика на свой хуй. И сейчас, с каждым толчком, Павлик тихонько постанывал. Накатило как всегда неожиданно, и я, вогнав на сколько мог в прямую кишку член, кончил.
Почти сразу вынул. Очко снова силилось сжаться, но не могло. Теперь в центре белела капелька - моя сперма. Она не вылилась. А стояла там как сгущенка.
Пашка пукнул. Сперма надулась пузырьком, и лопнула. И потом уж свободно потекла вниз, по яичкам.
- Ты кончил? Кончил? В меня, да?
- Да.
Я устал. И лег на кровать. Павлик, постояв еще немного раком, и видимо не веря, что его сейчас выебали, сказал:
- Зря я боялся.
- Зря, - подтвердил я.
- И кончил в меня... Вова, я тоже хочу в тебя, да, можно?
- Можно.
- И хуй стоит... Чего он стоит?
- Там простата...
- Простая...
- Не «простая», а простата, потом расскажу...
- Вова! Давай я щас, пока стояк такой!
- Смажь хуй, там еще остался вазелин.
- А очко?
- Я сам...
- Нет! Давай я. Как ты меня! Вставай.
Приняв позу и раздвинув ягодицы, стал ждать. Сзади что-то происходило, но я не смотрел. Два оргазма с перерывом в часа два-три вымотали меня.
Палец осторожно коснулся моего очка. Вазелин.
Потом сопение, прикосновение твердого.
А потом резкая боль, Паша повторил ту же ошибку, что и я вначале.
- Паша, медленней!
- Прости, Вов.
- Давай.
Боль чуть отпустила, и у меня появилось ощущение, такое знакомое и родное. Хуй пацана был во мне. Давно меня никто не ебал, больше года, или даже двух.
Павлик двигался медленно. Он практически прилип к моей спине, обхватил руками. Двигалась только его задница, ебя меня. Незаметно он ускорился, и сейчас «работал» как швейная машинка.
- Щас, щас Вова, щас, как заебись, щас, щас, Вова, щас.
Павлик вжался в меня весь и замер. Он кончил, и теперь тяжело дышал. Потом резко вытащил свой хуй.
- Я кончил в тебя! Пиздец! Мы будем потом еще?
- А ты хочешь?
- Да! С девчонками такой же кайф?
- Такой. Пойдем помоемся.
Я сам помыл хуй Павлика, вазелин не отмывался, и предварительно пришлось вытирать его «кухонным» полотенцем. Подмылся сам. В туалет не хотелось.
Павлик, кстати, тоже в туалет не побежал, наверное, у меня мало было спермы после того, как я кончил ему в рот.
- Вова, будем Славе рассказывать?
- Нет.
- Почему? Я вот... пусть Славик меня, а потом я...
- Хочешь - скажи, только про нас с тобой не рассказывай.
- Почему?
- Потому. Не надо. Мы с тобой вдвоем еба… трахались. Знаем об этом двое. Зачем знать третьему?
- Аа, ну да. «Что знают двое - знает и свинья!» Павлик всегда поражал меня своими высказываниями.
- Да.
- Вова?
- Что?
- А у меня там, ну... нет «фашистского креста»? Я не похож на пидораса?
- Блядь! Паша! Откуда ты вообще это выражение взял?
- Говорили...
- А ты повторяешь!
- Не буду, не буду.
Павлик обнял меня, но поцеловал не в губы, а в щеку.
Выйдя из ванной, мы прошли в комнату, где спал Ростик. Он не просыпался, кассета закончилась и перематывалась на начало. Звук видеомагнитофона пацану не мешал.
- Вова! А массаж!? Ты обещал!
- Ростик спит.
- Мы тихонько.
- Завтра в школу.
И только я сказал эти слова, зазвонил телефон.
Подняв трубку, я сказал:
- Да?
- Не спишь еще? - звонил Сергей.
- Нет.
- Завтра первым автобусом езжай, «Ракета» в десять двадцать отходит. Тебя встретит прапор, я тебя ему описал. Ты собрался?
- Да.
- Я приеду позже, жить будешь у него. Деньги есть?
- Доллары поменял.
- Не надо было. Прапор встретит, но у них может быть усиление, в Москве какая-то хуйня творится.
- А что там? - Я совсем забросил интересоваться новостями.
- Парламент против Бори бунтует. Хуй их знает. Чеченец этот, Хасбулатов кажется. Их там колючкой огородили. Дак вот, если прапор не встретит, то сам на автобусе доедешь с дебаркадера до поселка. Адрес запиши.
Я взял ручку рядом с телефоном.
- Диктуй.
- ######### дом. # кв.##. Фамилия - ########.
- Там что, квартиры? В тайге?
- Там несколько пятиэтажек, для работников зоны. Ты там не блатуй, форма у тебя не такая, как у них, но все равно. Стволом не свети, кобуру не одевай.
- Я ее и не взял...
- Правильно, она не нужна. Прапор «укорот» притащит, с ним будешь.
- А ты когда приедешь?
- На тех выходных, через неделю. Давай спи, отдыхай. Пока.
- Пока.
Я положил трубку на аппарат.
Ростик проснулся пока я разговаривал, и сейчас, немного опухший от сна и алкоголя, смотрел на меня.
- Вов, можно с тобой?
- Нет, мы уже говорили. Я позвоню, там кажется есть телефон. После школы не лазьте по улице, а сидите дома. Ждите, я буду звонить.
- Мы и так не лазим. У тебя только бываем, - возразил Ростик.
- Вот и не лазьте.
- Не будем...
Павлик, приготовившись к массажу, лежал на животе попой вверх.
Я посмотрел на него, и поразился, как в него вошел мой хуй. Это всегда меня удивляло. Знаю ведь, что все дело в технике. Но все равно каждый раз удивляюсь, когда ебу худенького мальчика в маленькую задницу.
- Паша, давай без массажа. Я что-то устал. Завтра ехать, и вам в школу.
- Воооова!
- Приеду - сделаю такой, пищать будешь.
- Не буду я пищать!
- А вот посмотрим. Одевай плавки.
Павлик натянул плавки. Сколько раз он за этот день уже снимал и одевал их? Я со счета сбился.
- Как спать будем?
- Как всегда, Славка - с краю, ты посередке, я у стенки.
- Будем ложиться? - спрашиваю я.
- Да... - Павлик.
- Да, что-то спать охота, - это Ростик.
Мы легли.
В темноте рука Павлика погладила меня по щеке. И его губы снова прижались к моему уху и прошептали: «Вова, как заебись трахаться, «по дружбе». «Да, Паша», шепнул я в ответ. Павлик повернул ко мне свою выебанную попу и затих.
Ростик молчал. Потом тихо сказал, вздохнув.
- Вова, знаешь, наверное, я тоже тебя люблю.
- Знаю, Ростик.
Мальчик повернулся ко мне, я чувствовал его дыхание. Мы обнялись и лежали молча, в темноте.
У меня было двойственное чувство. Я все-таки любил Ростика больше, чем Пашку. Но не хотел потерять этого смешливого, черноволосого мальчишку, всегда находящего смешное в любом происходящем. Или даже не так. Я любил обоих мальчиков, не выделяя.
Они дополняли друг друга. И без кого-то одного мне было бы плохо.
В эту ситуацию, конечно, я загнал себя сам.
Но не переживал, надеясь, что все само собой образуется. Хорошо, что мальчики не ревновали друг друга и не боролись между собой за мое внимание. Этого я опасался больше всего, помятую о близнецах - Грине и Сереже.

 

1993 год. Осень
Часть четвертая

Утром я, как всегда, проснулся раньше мальчишек. Сделал все гигиенические процедуры, Пашка все же накончал в меня достаточно. Кал был жидким.
Пацаны спали. Перед тем, как их разбудить я полюбовался ими, а потом достав Polarod, купленный на сессии, сделал снимок. Аппарат щелкнул, сверкнул вспышкой и зажужжал, выплевывая карточку.
Ростик открыл глаза.
- Доброе утро, Вов.
- Доброе утро, Ростик. Буди Павлика, вам в школу, мне ехать.
Ростик повернулся к мальчику, и откинул одеяло. Пашкин хуй стоял, оттопыривая плавки. Вместо того, чтобы щекотать, что всегда проделывал Ростик со своим спящим другом, пацан спустил плавочки и взял толстенький член в рот. Но не успел он сделать и нескольких сосательных движений, как Пашины руки опустились ему на голову, а Паша не открывая глаз сказал: «Вова, не надо, Славик увидит».
Я наблюдал за всем этим и улыбался.
Наконец Пашкины глазки открылись, и он увидел меня, стоящего около телевизора. Потом Ростика, сосущего у него хуй.
- Славка, мы в школу опоздаем, мне идти дальше, чем тебе. Я уже проснулся.
Ростик оторвался от Павлика.
- Паш, я...
- Все нормально, Славик. Хочешь, я у тебя тоже?
- Не, давай собираться, а то и вправду опоздаем.
Мальчики уковыляли в ванную. Или в туалет. Через какое-то время послышался неразборчивый, но возмущенный Пашкин голос. Я уже одетый в форму пошел посмотреть, что происходит.
- Вова! - Пашка сразу принялся жаловаться. - А Славка мне не дает мыться, как только я наклонюсь, он с меня плавки снимает!
Я не успел ничего сказать, зазвонил телефон.
- Да?
- Володя, доброе утро. Ростик проснулся? - звонила мама Ростика.
- Да, он в ванной. Позвать?
- Позови, пожалуйста.
Оторвавшись от трубки, я заорал:
- Рооостик! Мама звонит!
Пришлепал босиком мокрый Ростик и взял у меня трубку.
- Аллё? Да, да, нет, на неделю говорит... нет. Ладно. Я тоже. Ага. Да, я знаю!
Закончив разговор, мальчик ничего не говоря, ушлепал. Я пошел следом. Пашка, закончив свой моцион, уже одевал свой настоящий Adidas.
- Вова.
- Что, Паш?
- Ты позвонишь?
- Да.
- Вчера... хорошо было, да?
- Да.
- Будем еще... потом, ладно?
- Будем, Ростику не говори.
- Не скажу.
Зашел Ростик и одел джинсы, потом рубашку, а уж потом носки. Куртка осталась лежать на стуле.
- Вов. Мама сказала, чтобы ты позвонил сразу, как приедешь. Даже если меня не будет - звони, она все передаст мне.
- Хорошо, только ты тоже жди звонка.
- Буду, Пашка, что сидишь? Пошли уже!
Мальчики взяли свои учебные принадлежности. Ростик - пакет, Павлик - рюкзачек.
- Вова, мы пошли. Приезжай, и звони.
Я обнял сразу двоих мальчиков и поцеловал Павлика в маленький носик, а Ростика - в губы.
Дверь закрылась за пацанами.
Зашнуровав ботинки, одев бушлат и кепку, которая валялась возле дивана, там, где ее бросил Ростик. Я взял сумку с вещами и вышел из дома.

Речвокзал был старый. Я оттуда ни разу никуда не ездил (Или не плавал? Или не «ходил»? Хуй знает этих моряков-водников).
Хотя бывал рядом, иногда мы ездили смотреть ледоход на Оби с высокого берега. Шашлычная закрыта на замок, больше никакого буфета не наблюдалось, да и вообще людей очень мало и на улице, и в зале.
У кассы никого не было, и я спокойно купил один билет до Локосово. На меня никто не обращал внимания. Мусора из транспортной милиции только раз прошли по маленькому залу, лениво помахивая дубинками.
Я вышел на улицу и закурил. С Оби тянуло сыростью и холодом. День на удивление обещал быть солнечным, но не теплым. Градусов десять-двенадцать с плюсом.
Объявили посадку на Локосово и я с небольшой кучкой народа пошел к причалу, где стояла обшарпанная «Ракета», или «Метеор», хуй знает.

Смотреть в окно мне надоело очень скоро. Низкие берега, поросшие ивняком и тальником. Редкие острова с соснами и кедрами. Мутная желтая вода. Протоки. Пойма Оби очень широкая, и настоящего леса не видно. Только иногда мы плыли (ехали?) вдоль высокого берега с настоящим лесом.
Я достал фляжку и отхлебнул коньяка. В животе сразу потеплело и захотелось есть. Но ничего, даже завалящегося сникерса взять с собой я не догадался. И дома не позавтракал.
Глотнув еще, я закрутил пробку, опустил фляжку в карман бушлата, а не в сумку и вышел на заднюю палубу.
Там был ветер, и прикурить стоило больших трудов. Истратив несколько спичек, я выпустил все же дым, и его сразу унесло назад. От «корабля» (катера?) позади оставался след. Волны показались мне большими, да, наверное, они и были таковыми, потому что наверху у них пенились «барашки». Ветер с северо-запада разгонял воду, да и плыли (шли?) мы против течения, вверх. В сторону Нижневартовска. Когда-то там жил мой друг Максим. Теперь он уже в Москве, не в Свердловске, тьфу ты, Екатеринбурге, язык сломаешь, пока выговоришь.
- Военный! - меня окликнул сзади женский голос. - Военный, можно прикурить у вас от сигареты, а то такой ветер...
- Я повернулся ко входу и увидел молодую женщину.
На ней был плащ. На голове обесцвеченные волосы трепал ветер. Возраст баб я всегда определял с трудом, но лет ей было, наверное, не многим больше, чем мне.
- Да, конечно, - я протянул уже догоравшую сигарету, и женщина, наклонившись, прикурила свою.
- Извини, лейтенант. Я звезды не заметила.
На бушлате у меня действительно имелось по две маленьких зеленых звездочки. Хотя, конечно, никаким лейтенантом я не был. Вытурили меня «за неуставные отношения» из военного училища, в Ленинграде... тьфу ты, в Санкт-Петербурге, Питере...
- Меня Владимир зовут, - представился я.
- А меня - Оля. Вот и познакомились.
Она улыбнулась. Я ответил улыбкой.
- Вы не из «лагерных», у них форма другая...
- Нет, я по лесным делам...
- Понятно, кофе хотите? У меня есть термос и бутерброды, до поселка еще три часа плыть.
- А у меня коньяк. Греческий, Метакса. Хороший. Можно кофе с коньяком...
- Если только капельку...
- Капельку, - подтвердил я.
- В поселке ничего выпить нет. Водка паленая бывает, но и ее нет. Только самогон, ликеры и Арапчай.
- Арапчай? - название мне ничего не говорило.
- Да, такой напиток, винный. Крепкий как водка. Но отвратительный. Его до ху..., много.
- Не пил никогда, - признался я.
- Попробуете... - тоном предсказательницы из американского балагана сказала Ольга. - Пойдемте пить кофе и коньяк.
Мы зашли в тепло. Вопрос с утолением голода у меня решался без всякого моего вмешательства.
Ольга сидела на носу, и я заходивший почти последним, не видел, как она садилась на катер (корабль?). А если честно, никогда я не смотрел на женщин, любого возраста, и понятно почему.
На длинной деревянной скамье стояла сумка, и из нее Ольга достала термос и пакет, видимо с обещанными бутербродами.
- А я учитель, в Локосовской средней школе. Второй год работаю.
- И много детей?
- Много, в поселке живут те, кто на зоне работает, там еще кирпичный завод, «вольняшки» тоже там, и лесозаготовки. У всех дети. А нефти у нас не нашли.
- И хорошо, лес чище, и вода...
- Да, лес у нас. Тайга. Кедры, шишки и медведи. Не боитесь медведей?
- Не боюсь, встречались...
- И что?
- В разные стороны разбежались, оба испугались. Мне пятнадцать лет было.
- Повезло. А у нас коров дерут, которые в тайгу заходят с поймы.
- Как в кино.
- Ага, - Ольга засмеялась. - Владимир, вы кушайте, я правда не хочу. Лучше мне коньяка побольше налейте.
«Алкоголичка, блядь», подумал я, и плеснул коньяка почти на половину стаканчика от термоса. Ольга, не разбавляя напиток кофе, опрокинула в себя и вытерла губы.
- Хороший коньяк, давно не пила такого.
- Угу, - пробурчал я, рот мой был занят делом. Челюсти пережевывали уже четвертый бутерброд с ветчиной. Оставалось два, но с Ольгой делиться ими я не собирался, «Пусть коньяк хлещет, училка, бля. А я поем...», думал я, принимаясь за пятый.
Ольгу стало «накрывать», она что-то рассказывала визгливым тоном, про каких-то «своих» детей из класса. И сама смеялась своим же шуткам. Не люблю я пьяных баб, но зато она не дала мне умереть с голода, и я мужественно терпел ее рассказ. Хотелось мне достать пистолет, выстрелить ей в голову, и выкинуть тело в Обь. Чтобы она замолчала. Потому что голос ее перекрывал даже шум двигателей нашего водного транспортного средства (выкрутился). Доев все бутерброды, я вылил остатки коньяка в стаканчик и залпом выпил. Сразу стало похуй на Ольгу, и вообще на все. Захотелось курить, и я сказал своей попутчице:
- Оля, пошли покурим.
- Сейчас Вова, я куда-то сигареты дела, - она стала рыться в карманах плаща.
- Я дам, Marlboro будешь?
- Буду. Пойдем. Что-то крепкий коньяк...
Ольга уцепилась за меня, и я потащил ее на корму.
Памятуя о сильном ветре, я прикурил две сигареты перед выходом на свежий воздух. Одну сунул в руки Ольге, другую зажал зубами. Мы вышли.
На палубе качало, ветер покрепчал и на небе появились тучи.  Волны с «барашками» били в борт, и «Ракета» подпрыгивала на них. Разговаривать было невозможно: гул двигателей, ветер, чуть не сорвавший мою кепку - все показывало на то, что нужно быстро курить, и нырять в тепло.
Я не понял, курил ли я сам, или ветер за меня. Сигарета быстро закончилась до фильтра, я выплюнул ее, и потащил пьяную училку на теперь уже «наше» место.
Ольга, плюхнувшись на скамью, заявила, что ехать еще долго, она встала рано, и немного подремлет. Просила, чтобы я толкнул ее как, приплывем (приедем?).
Мне оставалось только «втыкать» в окно, и самому стараться не заснуть...

Разбудила меня тишина. Ракета стояла, покачиваясь. Ольги не было, сумка с моим барахлом стояла там, где я ее поставил.
Я подхватил ее за ручки и пошел туда, откуда заходил на этот корабль (катер?).
Причалом служила баржа, привязанная железными тросами к берегу. На глинистом берегу, очень грязном и изъезженном, стояла «вахтовка» с красной будкой - Урал.
Около машины толпились люди, приехавшие из Сургута. Ольга тоже была там, она разговаривала с мужиком в военной форме (не как у меня), и показывала в мою сторону.
Мужик кивнул ей и пошел по направлению ко мне. Я на встречу, оскальзываясь на глине. Она сразу стала налипать на мои ботинки, и с каждым шагом идти становилось тяжелее.
Примерно на половине пути мы встретились. Мужик оказался старшим прапорщиком, с пшеничными усами. Лет примерно тридцати пяти, сорока. Может чуть больше. Лицом он очень походил на таможенника - Пашу из «Белого солнца пустыни». Только моложе. И когда он представился, я ничуть не удивился, что его именно Пашей и зовут.
Ждал он именно меня. Сказал, что вчера звонил Сергей и просил встретить. Сейчас он отвезет меня к себе домой, а потом вернется на службу. Придёт вечером, и мы «отметим». Что именно «отмечать» собрался прапор, мне он не поведал.
- С Олькой познакомился, да? Смотри, она с Матвеевым живет, с капитаном.
- Да похуй мне на нее, у меня в Сургуте своих хватает, чтобы к вам еще ехать...
- Ну и хорошо, я предупредил просто.
Говоря о «своих», я подразумевал Ростика и Пашку. Полароидная фотография с ними, спящими вдвоем на моем диване, лежала у меня во внутреннем кармане формы. Я не знал зачем взял ее с собой. Вру, конечно. Все я знал! Фотография была их частичкой, вот зачем. И оба мальчика, посредством ее были со мной.

Перед посадкой в Урал люди соскребали глину об лесенку, но все равно в будке было грязно. Я уместился с прапором ближе к входу. Ольга сидела где-то на задних сиденьях. Машина тронулась. И поехала, покачиваясь по разбитой дороге, натужно ревя двумя мостами.
Пойма от реки тянулась километра три. Потом в окно показался высокий берег с кедрами, и мы стали подниматься вверх. Потом ехали по лесу, и наконец выехали в поселок. Грязи там хватало. Дома одноэтажные, и только с краю поселка стояли пятиэтажки. Там Урал остановился. Перед этим останавливался он еще два раза. Около магазина и клуба. Мне говорил об этом прапор Паша.
- Вова, выходим. Бля, пешком пиздовать потом, ну да хули сделаешь.
Мы выпрыгнули из машины, и она почти сразу, обдав нас солярочным чадом, поехала дальше.
Где стояли пятиэтажки, поселок заканчивался. И гора тоже. Внизу на берегу, а Обь там подходила намного ближе, виднелись баржи, два буксира и какие-то строения. А еще дальше, на высокой горе, блестела колючей проволокой зона строгого режима, где и служил прапор. Заборы по периметру. Высокие мачты и натянутая между ними тонкая проволока-путанка кольцами. Сетки от «перебросов», сторожевые вышки с жестяными крышами - все было знакомо.
Прапор повел меня в крайний подъезд, и мы поднялись на пятый этаж.
Дверь справа. Он позвонил, и нам открыла женщина с довольно приятным лицом.
- Приехал, Вова?
- Да.
- Проходи, ботинки снимай, я потом почищу. Паша, есть будешь? Ужин не скоро.
- Нет, на работе поем. Ты к вечеру приготовь там, я паек принесу...
- Приготовлю. Егорка со школы придёт, я его в магазин пошлю.
- Пора уже, время третий час, шляется где-нибудь...
- Уроков много, наверное.
- А Сережа где?
- Дома в комнате.
- Уроки делал?
- Нет, мы вместе позже будем учить...
- Ну учите... Я пошел.
И прапор, так и не раздевшись, вышел в подъезд. Дверь захлопнулась. Я стал расшнуровывать и стаскивать ботинки. Глины на них налипло много. Бушлат с пистолетом я побоялся вешать в прихожей и захватил его с собой.
- Вова, бушлат повесь, есть вон место, - сказала мне жена прапора (по прошествии времени, я не помню, как звали эту женщину, поэтому буду называть ее так)
- Я документы достану и повешу.
- Проходи в залу, я сейчас кормить тебя буду. Есть хочешь?
- Да, проголодался.
- Ты бухал вчера? Пахнет...
- Пока добирался, кофе с коньяком попил. С учительницей, молодой. Ольга зовут.
- Аа, это «математичка», сука та еще. Егору двойки ставит.
- Егор - сын ваш, да?
- Да, старший. В седьмом. И Сережа младший, в пятом. У них на два года разница.
Я прошел в залу - большую комнату типовой двухкомнатной хрущевки.
Из нее вела дверь в другую. Видимо за ней и был не известный мне младший Сережа. Бушлат и сумку положил рядом с диваном. Диван, раскладной советский, как у меня, со спинками. Два кресла, советских. Такие, как у моей тетки и сестры. Телевизор Sharp, и пульт в целлофане на нем. Видака нет. Сервант с хрусталем. И еще один шкаф, забитый книгами. Довольно интересными. И новые есть. Кто из них в семье читает?
Дверь во вторую комнату приоткрылась, выглянул маленький, лет десяти мальчик со светлыми волосами, какой-то опухший, посмотрел на меня, и снова закрыл дверь.

Сейчас, мой дорогой читатель, ты начнешь меня терзать и говорить: «Кажется тут вы спиздевши. Не бывает такого в жизни. Поехал, хуй знает куда, хуй знает к кому. А тут раз тебе, как по заказу. Двоих своих оставил дома, а тут другие двое. И еще возраст. Нет, точно пиздишь ты, Вова, как есть пиздишь. Ну ладно привирать-то, не бывает такого».
Что мне на это ответить? Я вам обещал, что правду писать буду. Вот она и есть, эта правда.
Дальше еще хлеще. И ведь все на самом деле происходило, и при желании можно найти свидетелей, и даже героев этого произведения. Тех же пацанов, если все хорошо с ними. Не помню я их фамилий. Имена помню, где жили, как жили, что делали помню. А фамилий - нет. Извините. Да и самому интересно, что с ними стало спустя столько лет.

Зашла жена прапора.
- Вова, ты кушать тут будешь или на кухне?
- Давайте на кухне.
- И хорошо, а вечером в зале будем, как раз и «кабельное» посмотрим, у нас с семи до одиннадцати «видики» местные с телевышки крутят. Сначала поздравления, потом мультик, а потом два фильма, или один, если длинный.
Я прошел на кухню. На столе стояла вареная картошка, круглая, очищенная и желтая. Тарелка с мясом, кажется, тушенкой. Тарелка с рыбой. Селедкой. Графин с красным напитком, и две сто граммовых стопки.
- Не спрашиваю, пьёшь или нет. Будешь самогон с брусникой?
- Буду.
- Садись, кушай, это на скорую руку. Паша позвонил, когда ехал тебя встречать. Я по-быстрому. А нормально вечером поедим. Готовится уже. Я в столовой раньше работала, поселковой. Но закрылась она. Теперь дома. И корову задрал медведь, мальчишки не углядели. Теперь одна надежда, что у вас все получится. Моему денег не дают, только продукты, паек. А мальчикам надо одежду покупать, и книги. Много чего. Вот и продаем часть пайка за деньги... На тебя вся надежда. Чтобы получилось...
- Получится.
Сказал я, налил стопку, и лихо опрокинул в себя.
И... да ничего. Самогон как самогон. Брусники туда надавили, но сивуху не отбило. Пивал и хуже напитки. Закусить решил селедкой и взял кусок. Вот селедка мне понравилась. Она маринованная в крепком уксусе и масле, с луком просто таяла во рту.
(Мне жена прапора дала простой незатейливый рецепт, и показала, как делать. Уже много лет, с 1993 года, я ем селедку, приготовленную только этим способом. Первый раз я попробовал её в Локосово, в этой семье)
Картошка и мясо. Еще самогона. Еще селедки. Картошка. Селедка вкуснее мяса, и я съедаю почти всю, что есть на тарелке. Жена прапора замечает и говорит:
- Кушай, кушай. Егор придёт, еще купит в магазине.

Я наелся и хочу закурить. Мне дают пепельницу, открывают форточку. Я курю. Мне хорошо.
В дверь звонят.
Хозяйка идет открывать, какой-то разговор в полутонах. На кухню заходит пацан. Он в отличии от младшего брата темный. Похож на мать, младший - на отца. Это, видимо, Егор. Он здоровается. И садится рядом. Берет картошку, мясо, хлеб. Ест. Пацан хмурый. Не как Ростик. Ростик - задумчивый. А этот - смурной. И молчаливый, на вопросы отвечает односложно, да - нет. Я не говорю с ним. Разговаривает мать. Спрашивает. Мальчик или отмалчивается, или опять да-нет. Он не красив. Обычный пацан лет тринадцати-четырнадцати. Мои - боги по сравнению с ним. Но есть в нем что-то, в этом Егоре. Да, есть.
Я благодарю хозяйку, тушу вторую сигарету и иду в комнату. Мне хорошо. «Сыт, пьян и нос в табаке». Я забываю, что мне нужно позвонить Ростику, что я добрался. Позвонить Сергею. Позвонить Пашке и домой, вдруг мои приехали с дачи. Вспомню об этом в четыре утра, чуть протрезвев. Но до четырех еще уйма времени. И в этом промежутке...

Егор уходит в магазин. Мать говорит ему, чтобы купил еще сигареты, хлеб и две бутылки. Про это пойло «Арапчай» (это по-болгарски?) мне рассказывала учителка Ольга. Я хочу дать денег, но у меня не берут. Засыпаю на диване. Просыпаюсь от крика. Жена прапора кричит на кого-то:
- Бестолочь тупая! Ничего не понимаешь! Не хочешь учить? Скажу отцу! Давно не получал! Бестолочь! Бестолочь! Бестолочь!
С каждым словом - шлепок. Детский плач. Быстрые шаги. Белобрысый мальчик с одутловатым лицом – Сережа - вбегает в залу, и скрывается в своей комнате. Я встаю, заглядываю. Сережа лежит на кровати, которая слева. И плачет. Там еще шкаф, стол с учебниками, и другая кровать, ближе к двери справа. И пахнет мочей. Ссаками. Уриной. Кто-то из пацанов ссытся в постель, и все пропиталось этим запахом. Наверное, это младший. Может почки? Поэтому и лицо такое.
Я закрываю дверь и иду к дивану. Забегает мать, сразу в «детскую», шлепки, крик, плач. Тянет упирающегося мальчишку на кухню.
- Все отцу скажу, все скажу!
Видит меня, останавливается, не выпуская руку сына. И оправдываясь:
- Не хочет учить, бестолочь! Давно не пороли.
Я киваю, и жена прапора утягивает Сережу навстречу знаниям, или порке...
Приходит Егор. О чём-то разговаривает с матерью. Идет в свою комнату. Потом выходит, уже в старых трико и майке. Подходит к книжному шкафу, берет книгу и скрывается в комнате.
Мне хочется еще выпить. Иду на кухню. Сережа читает, шевеля губами. Мать трет на терке морковь. Самогон стоит на окне. И стопки. И селедка, оставшиеся два куска. Наливаю, пью, ем селедку. Еще наливаю и доедаю последний кусок. Ухожу. Лежу на диване.
Приходит прапор. Мы едим в зале. На журнальном столике. Голубцы. И пьем «Арапчай». Азербайджанское пойло.
- Пусть Вова с Егором спит, там полуторка. Сережа ссытся. Вова, будешь с Егором спать?
- Буду...
- Егор! Дядя Вова с тобой спать будет!
- Пусть спит, жалко, что ли. Только пусть с краю, я у стенки.
Егор лежит в темноте. Пахнет мочой. Как они дышат? Я не знаю, что скоро сам не буду замечать этого запаха. Я ложусь, у нас одно одеяло. Егор молчит. Спит? Или нет?
Хочу сказать мальчику хорошее, или спросить, не помню что. Проваливаюсь в сон. В четыре утра хочу в туалет, и пить. Иду на кухню и пью, пью, пью, воду из-под крана.
И вспоминаю.
Я не позвонил Ростику. И Павлику. Никому не позвонил. И Сергею не позвонил. Может прапор? Надо позвонить сегодня, обязательно.
Нахуй так пить?! Нахуй!
Какой я наивный. Если бы я знал...

 

1993 год. Осень
Часть пятая

Я открыл глаза и машинально посмотрел на часы. Десять. В комнате никого не было, видимо мальчики ушли в школу, день-то рабочий.
Одев только камуфлированные брюки, босиком и в тельняшке вышел в большую комнату. Там тоже никого не оказалось. Следы вчерашней пьянки исчезли.
Заинтересовавшись книгами, подошел к книжному шкафу. Много фэнтези с драконами, и фантастики. Куча, наверное, томов сорок с названием «Санта Барбара». Классика, детективы... для поселка в глуши довольно неплохой выбор.
С кухни послышался звук льющейся воды. Пить мне, конечно, хотелось уже не так, как рано утром, но, по крайней мере, в квартире был кто-то живой.
Жена прапора хозяйничала возле плиты.
- А, проснулся? Как спалось, Егор не пинался?
- Спасибо, нормально спал, - ответил я, даже если бы пацан пинался, или даже решил выебать меня, вряд ли я что почувствовал, настолько вчера накачался азербайджанским пойлом и самогоном.
- Кушать будешь?
- Нет, не хочу пока. А где Паша?
- Он выходной, пошел насчет ГТТ (большой гусеничный вездеход) узнавать, скоро придёт.
- А что сегодня не на службе?
- Нет, выходные у него. Может выпьешь, похмелишься? Я селедку приготовила...
И вправду, на подоконнике стояла большая тарелка с маринованной в крепком уксусе селедкой.
Это меня сгубило.
- Ну стопку-другую можно.
Хозяйка обрадовалась, полезла в холодильник, достала знакомую емкость с красной жидкостью и села за стол напротив меня.
- Последний. Больше не гнали, а покупать у кого... каждый только для себя гонит. Не продают.
- Я немного, - успокоил я жену прапора.
Незаметно на столе появились две стопки. Женщина плеснула себе и мне, потом сказала:
- Чтобы у вас все получилось, совсем денег нет.
И залпом выпила самогон. Я не отстал, а после закинул в рот рыбку. И не одну, хлеб в берестяной корзинке тоже оказался кстати. Алкоголь на вчерашние дрожжи произвел предсказуемое действие, и я снова захмелел.
- Книг у вас много, кто читает? - решил я поддержать разговор, так как после двух стопок на кухне повисла тишина.
- Это Егор читает, любит. Мы как в город ездим, хоть как одну-две книги ему покупаем, выкраиваем. Пусть читает, чем со шпаной по поселку «гонзать».
- Я тоже люблю читать.
- Ну вот со школы придёт, будет о чем поговорить...
В прихожей послышался звук открываемой двери. Кто-то вошел, и через некоторое время в кухне появился прапор.
- Проснулся?
- Да.
- С ГТТ проблема, пиздец.
- Что случилось?
- Сломалась ГТТешка не вовремя, сука. И запчастей нет, только сегодня в городе заказывать будут, потом на «аппарельке» (что-то вроде баржи-парома) сюда, время, время... Может ГАЗушку? (гусеничный вездеход, меньше, чем ГТТ).
- Нет, ГАЗушка маленькая, нахуй все затевать тогда, вариантов больше нет?
- На «зоне» есть, но на ней «хозяин» охотится. У меня к ней доступа нет.
- Хуево, Паша.
Прапор развел руками.
- А хули, Вова? Придется ждать, пока починят. Жить есть где, спать тоже. Я паек получил. У тебя есть деньги?
- Немного есть...
- Ну на бухло хватит, оно дешевое тут. Живи.
- Придется, ГТТ надо. Сергей не звонил?
- Нет, ты же вчера должен позвонить был...
- Бля, из головы вылетело, сегодня позвоню.
- Опохмелимся?
- Я уже... пойду на улицу, прогуляюсь. Где магазин у вас?
- Возле клуба, вчера проезжали. Иди по дороге - увидишь...
Я встал из-за стола. В голове чуть шумело. Хотелось пить - от селедки - но не воды. Пива или минералки на худой конец.
Одевшись, я раздумывал, брать с собой пистолет или нет. Он так и лежал во внутренней кобуре бушлата там, где я его бросил вместе с сумкой. Решил, что возьму. Оставлять в доме, где есть дети, оружие, мне не улыбалось. Тем более, если дети - пацаны.
Ботинки жена прапора вымыла и даже почистила. Одевшись, я вышел в подъезд и спустился с лестницы. Стены, на ожидание, не пестрелили надписями и рисунками. Не то что в моем доме.

На улице накрапывал мелкий холодный дождик. Тучи заволокли небо сплошной пеленой без всякого просвета. Во дворе ни одной живой души.
Выйдя на дорогу, я побрел по грязи в направлении клуба.
Проходя мимо какого-то частного дома, увидел спешащего Егора. Он вынырнул из переулка, и почти столкнулся со мной.
- Привет, Егор, - поздоровался я.
Пацан же, взглянул на меня, ничего не сказал, развернулся и скрылся среди заборов, из-за которых только что вышел.
«Хуй его знает, странный какой, дикий совсем», подумал я, и пошел дальше. Я не придал значения нашей встрече, оказалось, что очень, очень зря. Да и дома у прапора не сказал, что видел Егора на улице.
Так, рискуя поскользнуться и вываляться в грязи, я добрел сначала до клуба - высокого кирпичного здания с прилегающей площадью, а потом и до магазина.

Магазин не поражал изобилием, видимо сказывалась удаленность от цивилизации.
За прилавком стоял черноволосый и горбоносый «сын гор» неизвестной национальности.
«Бля, и тут они, везде залезли», подумал я.
Из алкоголя - достопамятный «Арапчай» и ликер «Кюрасао» сине-голубого цвета. Минералки не было, зато имелось баночное пиво двух видов: немецкий «Кайзер» и датский «Карлсберг». Судя по грязному виду и месту, где стояли на прилавке банки, популярностью пиво у местных аборигенов не пользовалось.
Подумав, я купил три бутылки крепкого «винного напитка» и сладостей для мальчиков. «Сникерсы», «Марсы» и «Баунти» - джентельменский набор любого «комка».
Я спросил продавца сколько имеется всего пива, и показал на высокую зеленую банку.
Оказалось - упаковка в целлофане, без витринного образца. Действительно, баночное пиво тут спросом не пользовалось.
Подумав, я взял ящик, а банку с витрины открыл сразу и залпом выпил. Хоть и тепловатое, пиво придало мне сил и сразу захотелось сделать что-нибудь хорошее. Но никого рядом, достойного не было, и порыв души угас.
Сложив «Арапчай» в пакет, шоколадки в карманы бушлата, и взяв ящик в руки, я пнул ногой дверь и вышел.
Дождь не прекращался, и вид обратного пути по грязи меня расстроил. Поэтому, положив покупки на крыльцо, я достал сигарету, закурил, и открыл еще одну банку. Эту я пил уже не так быстро. Но все равно она закончилась, и пустая полетела с крыльца в грязь.
Обратный путь показался короче. Кое-как отскоблив грязь перед подъездом, я поднялся на пятый этаж с покупками и позвонил.
Открыла жена прапора, приняла у меня из рук покупки и ушла на кухню.

На кухне готовились «макароны по-флотски» с пайковой тушенкой, о чем мне и было сообщено. Алкоголь и пиво упокоились в недрах холодильника. Селедка с тарелки исчезла вся, и в маринаде сиротливо плавало несколько колечек лука. Самогон тоже исчез.
Пройдя в комнату, увидел спящего прапора. Заглянул в «детскую», там никого не было.
Тогда я взял какую-то книгу из шкафа, лег на нашу с Егором кровать и принялся читать. В соседней комнате храпел прапор и мне никак не удавалось сосредоточиться на содержании, смысл уплывал, а меня опять накрывала волна опьянения.
Как зашли мальчики я не слышал. Видимо заснул. Егор посмотрел на обложку книги и сказал:
- Интересная, я читал...
- Любишь читать? - поинтересовался я, уже зная про пацана со слов матери.
- Очень, там все мои книги. Больше у нас никто кроме меня не читает.
Младший Сережа заглянул, не заходя:
- Егорка, пойдем кушать, мама зовет.
Пацаны ушли. Я стал ждать, когда они пообедают. Минут через сорок зашли Сережа с Егором. Сережа взял учебник и ушел на кухню учить уроки.
Егор присел на край кровати, и я решил возобновить прерванный разговор.
- Что любишь читать?
- Детективы, фантастику... все люблю...
- Стивена Кинга читал?
- Нет, а что он пишет, дядя Вова.
- Да какой я дядя, просто Вовой зови, хорошо?
- Хорошо дядь... Вова.
- Ужасы пишет, фантастику, про «все такое» ...
- Вот бы почитать! Родоки в город поедут, может найдут, купят. Если не очень дорогая.
- Хочешь расскажу одну книгу, про вампиров.
- Почитать бы, что рассказывать... а интересная?
- Ага, там...
- Что?
Егор просто так взял и перелез через меня к стенке, на которой висел красный ковер.
Я раньше на то, что висит на стене, внимания не обращал, и даже не видел.
Заметил только, когда наблюдал за мальчиком.
Пацан лег на подушку, закрыл глаза, и приготовился слушать.
Книгу Стивена Кинга про Салемс Лот и про мальчика, бросившего вызов вампирам, я помнил хорошо, не сказать, что прямо дословно, но очень близко к тексту. Начал я с того момента, как и в книге, когда сжигали зараженный вампирами город.
Егор, закрыв глаза слушал мой рассказ. Хмель как-то отступил, и я сам увлекся, заново переживая все, что происходило в городке Салемс Лот. И убийство собаки, и похороны, и священника...
Уже совсем стемнело, когда я устал. Свет никто не включил, Сережа почему-то не заходил, и мы оказались в темноте. В горле пересохло, давно столько не разговаривал.
- Егор, принеси пожалуйста пива, оно в холодильнике, - попросил я пацана.
Мальчик снова перелез через меня, задев ногой. Потом обернулся и спросил:
- Дядя Вова, а вы никому не говорили, что меня видели?
- Нет.
- Не говорите, пожалуйста.
Вот пожалуйста! Не успел приехать, и уже совместная тайна.

Странно, но запах детской мочи, который вчера мне казался невыносимым, сегодня ощущался очень слабо. Видимо я принюхался, как и обитатели этой квартиры.
Открылась дверь. Не включая свет, вошел Егор. В руке у него была банка пива. Он присел на кровать рядом со мной, и отдал холодную емкость.
Скажу, конечно, банальность, но холодное пиво намного лучше, чем теплое.
Когда первая жажда уже утолилась, Егор вдруг сказал:
- Дядь Вова, оставьте допить.
- А если унюхают родители, что пил? - предостерег я мальчика.
- Нет, уже вечер, а вечером можно.
- Ну сам смотри, - отдал банку, в которой плескалось глотка два датского напитка.
Пацан одним залпом осушил банку.
- Я пойду выкину?
- Иди, конечно, а где все?
- Мама с Сережей уроки учит, а папа сказал, что пошел в магазин.
Мальчик снова вышел,
Решил подняться и я, и сделать то, чего не смог вчера, а именно позвонить.
Первого набрал Сергея.
Трубку взял семилетний племянник, Пашка.
- Аллё? Кто это?
- Пашуня, это Вова, папу позови...
- Щас!
Топот ног, и через какое-то время:
- Алло, Вова, нормально добрался?
- Да, тут проблемы.
- Что случилось?
- ГТТ сломан, запчасти должны из города на барже привезти, только хуй знает когда... Есть ГАЗушка...
- ГАЗушка маленькая, хули все затевать, значит надо ждать. Нормально устроили?
- Нормально, жить можно. Кормят, поят...
- Ну и живи, деньги у тебя есть, если что...
- Ну да, поживу, что делать еще?
- Хозяева где?
- Не знаю, спал. Проснулся - нет никого.
- Привет передавай, пусть Паша позвонит, пока вездехода нет - мне делать тут нечего. А ты живи, присмотрись...
- Хорошо, скажи моим, что нормально все.
- Сам позвони.
- Они на даче может, но позвоню...
- Ладно, давай. Звони если что.
- Пока.
Один звонок сделан. Затем набираю домашний номер. Длинные гудки. Восемь, девять, десять, никого нет. Точно, на даче.
Телефон Ростика.
На втором гудке трубку сняла мама мальчика.
- Алло?
- Здравствуйте #### ####.
- А... Володя. Ростик вчера так ждал, ждал звонка. Что-то даже испереживался весь.
- Позовите его.
- А его нет, он с другом своим, дачным, Павликом, с которым на рыбалку ездили, убежал куда-то.
- И ничего не сказал?
- Нет. Павлик с какими-то книгами пришел. Большими. Они пошептались и ушли. Просил передать, что, если ты звонить будешь, чтобы завтра позвонил, или сегодня вечером.
- А что за книги?
- Не знаю, большие и толстые.
- Что Ростику передать? - хотел я сказать маме, что люблю её сына, и уже скучаю по нему. Но, конечно, ничего такого я не сказал.
- Передайте, что позвоню, как смогу. Тут не всегда получается, связь плохая, - я соврал, и обезопасил себя, если повторится вчерашнее.
- Хорошо. Приезжай, Володя, как дела сделаешь, а то Ростик, как ты уехал, сам не свой ходит.
- Приеду, приеду... куда денусь. До свидания. Привет Ростику.
- До свидания.
- До свидания.
Звонить Павлику или нет? Если честно, я не очень жаловал отца пацана после того, как узнал, что он делает с ним. Очень в моей жизни такие «отцы» принесли горя, не напрямую мне, а тем, кого я любил.
Трубку у Павлика дома брал отец. Решив больше никому не звонить, я вернулся в комнату мальчиков и включил свет. Егор не возвращался. Не зная, что делать, продолжил чтение.
Но почитать мне не удалось.
Зашел заплаканный Сережа с школьным рюкзаком, а следом мать.
- Не хочет учиться! Бестолочь! Совсем от рук отбился! Давно не пороли, скажу отцу! Он тебя к двери, чтобы все слышали... И даст кипятильником по жопе!
Мальчик собрался зареветь, а жена прапора махнула рукой и вышла.
Сережа поставил рюкзак к столу, и лег на свою кровать. По лицу его текли слезы, он беззвучно плакал, иногда содрогаясь.
Не люблю я быть свидетелем семейных сцен, хотя, быть может, и имеется в этом какое-то извращенное удовольствие.

Сейчас самое время описать более подробно этих двух братьев. Хотя, если честно, то ни один, ни другой не могли сравниться красотой даже с Павликом, не говоря уже о Ростике. Обычные поселковые мальчишки.
Младший - Сережа, со светлыми волосами и одутловатым лицом, с маленькими мешками под глазами. Пухловат, и низкий для своего возраста. Да еще и энурезом страдает.
Старший - Егор, волосы темные, с рыжиной. Нормального телосложения для своих тринадцати лет, ростом с Павлика. Во взгляде - какая-то затравленность.
Не задумчивая мечтательность, как у Ростика, а именно - затравленность. Как будто пацан постоянно ожидает неприятностей, чего-то плохого, что должно случится. Чувствовалось, что гложет его что-то. А так, конечно, не урод. Но проскальзывает этакое, деревенское.
Видели может деревенских мальчишек? Вот Егор именно из этих. Ему на лошади куда скакать, или с удочкой на пруду стоять (у нас нет прудов, они не нужны). Лоховатость этакая провинциально-деревенская.
Однако только одно то, что Егор любит читать, высоко подняло его в моих глазах. А то, что он хоть чуточку доверился мне, примирило меня с его воображаемыми недостатками.
И вот еще что.
Это минувшее лето, проведенное с Павликом и Ростиком, сыграло со мной шутку. Я стал подсознательно сравнивать всех других мальчиков с моими. Такими классными. И сравнение ВСЕГДА было в пользу моих маленьких друзей. Таких разных, и в то же время одинаковых.
Для Пашки я играл роль старшего друга и товарища. А для Ростика - родного человека. Соответственно и с каждым из них отношения выстраивались по-разному.
А вот если бы у меня не было моих мальчишек, Егор как раз подходил под мои критерии.

Из кухни, кушая на ходу какой-то бутерброд, заглянул Егор, сказал с набитым ртом что «погуляет» и стал одеваться, все еще жуя. Сережа спал, не раздеваясь.
Но погулять мальчику сегодня не пришлось. Вслед за сыном зашла жена прапора с вязанием. И сказала:
- Егорка, сходи с Вовой за картошкой в гараж. А то закончилась. А отец завтра с ночи спать будет. Сходишь, сына?
- Хорошо мам, схожу.
- Вова, поможешь Егорке картошку донести, в погреб он сам слазает, ты поднимешь и принесете вместе, - Теперь она обратилась ко мне.
- Помогу, что делать, - ответил я.
Я стал одеваться. Егор, уже собравшись, ждал меня.

 

1993 год. Осень
Часть шестая

Мы вышли с Егором из подъезда в темноту. В поселке совершенно не имелось уличного освещения. Желтели окна квартир в пятиэтажке, да редкие огоньки частных домов тускло проглядывали сквозь занавески.
Только на горе по периметру зоны полыхали сине-белым светом фонари.
Моросил мелкий холодный дождь. «Блядь! Какое жаркое лето было, и какая мерзкая осень!» подумал я и поднял меховой воротник бушлата. Пистолет покоился во внутреннем кармане.
- Дядя Вова, идите за мной, а то темно, - Егор выдвинулся вперед.
- Егор, я же просил, ну какой я дядя?
- Вы старше.
- На семь лет всего.
- Это много, семь лет...
- Пусть значит дядя, - пробормотал я под нос. - Далеко идти?
-  Далеко.
- Пошли тогда...
Егор шел какими-то дворами и переулками, дороги я не запоминал, да и в темноте это сделать было не просто. Грязь налипла на ботинки, и они сразу потяжелели раза в два.
Спина мальчишки еле-еле маячила впереди, куртка и шапка - темного цвета, кажется, зеленого.
Примерно минут через двадцать Егор остановился у большого строения.
- Пришли, дядь Вов, щас свет включу.
Пацан юркнул в небольшую дверку, и почти сразу зажегся свет, освещавший пространство перед гаражом и внутри его.
Вообще назвать это чудо архитектурной мысли гаражом я бы постеснялся. Под одной крышей находился сам собственно гараж, хлев и баня.
В хлеву никого не было, правда навоз лежал свежий, и наверху под потолком на досках виднелось сено.
- А корова где? - уже догадываясь, что ответит мальчик, спросил я.
- В лес убежала, медведь задрал, - спокойно и обыденно ответил Егор. - Я её пасти должен был после школы, да не помню, что-то задержался. Вот отец меня потом отпиздил - неделю ходить не мог, и две - сидеть.
Я прикинул, получалось, что коровы семейство прапора лишилось в начале сентября.
- Часто отец тебя пиздит?
Егор промолчал и стал открывать подвал в гараже.
- Я набираю - вы принимаете, - распорядился мальчик.
- Оки-доки, Босс, как скажете, Босс! - нарочито бодрым и не своим голосом отрапортовал я.
Егора это рассмешило, и он рассмеялся.
Улыбка преобразила лицо мальчишки, сейчас перед мной стоял симпатичный деревенский пацан. Постоянно угрюмое выражение лица исчезло. И знаете, Егор стал красивым.
С этой улыбкой он и полез в погреб. Там началась возня, и через некоторое время из глубины раздался голос:
- Принимай!
Наклонившись, я увидел ручку ведра, и самого Егора, держащего с натугой груз.
Вытащив ведро, крикнул мальчику:
- Давай я, тебе тяжело!
- Не надо, одно осталось, справлюсь.
И вот картошка поднята, и мы бредем обратно в почти полной темноте.
«Надо было из дома фонарь взять...» промелькнула мысль, и исчезла.
Ведра я у мальчика забрал, и сейчас, идя в темноте по скользкой грязи, боялся упасть. Но обошлось.
Вход в подъезд не освещался, но из самого его пробивался в открытую дверь свет.
Поставив ведра на крыльцо, я достал сигарету и закурил. Сигареты заканчивались, в магазине Мальборо не продавали. И нужно скоро решать, что курить.
- Дай мне сигарету, дядя Вова... - попросил пацан.
- Твои знают, что куришь? - поинтересовался я.
- Когда ловят - отец пиздит. Но он сегодня на дежурстве. Ты ведь не скажешь, что я курил?
- Нет, конечно, Егорка.
- Егоркой не зови, лучше - Егор.
- Хорошо, Егор.
Докурили одновременно. Окурки улетели искорками в темноту.
В квартире картошку разгрузили в деревянный ящик-ларь. Жена прапора набрала немного и унесла на кухню.
Мы с Егором, с трудом стащив грязную обувь, разделись и прошли в комнату с телевизором.
- Пиздец! - сказал я, садясь на диван. - Тут вообще делать нечего, темно...
- Как у негра... - подхватил Егор.
- Что ты тут делаешь вечерами?
- Читаю, телик смотрю... гуляю с пацанами...
- Да где гулять тут?! Грязь и ничего не видно!
- А мы не на улице, тут только несколько пятиэтажек, а остальные - частные дома. Вот мы в заброшенном сидим, костер жгем, пиздим, курим, бухаем...
- Спалите все к ебеням, пьяные. Дом этот...
- Не спалим, мы костер в печке разобранной жгем. А дым в трубу уходит.
- Увидит кто...
- Нет там рядом никого.
- Возьмешь меня туда?
- Дядь Вов, а ты хочешь?
- Тут что делать? Брюса Ли смотреть?
- Как пойду, то возьму. Только бухло в «комке» возьми. Самогон надоел.
- Был я в вашем «комке», нет там ничего. А это пойло «Арапчай» после Martel или Метаксы в горло не лезет...
- Что за Martel?
- Коньяки такие.
- Не пробовал...
- Попробуешь еще.
- Тут что ли? Съебаться бы отсюда...
- Вырастешь - уедешь учиться...
- Куда уеду? Тут останусь. Хуево учусь я, раньше, когда малой был, отец часто за двойки пиздил, а щас брата больше...
Мальчик замолчал, и лицо его стало таким же, как всегда. Но я знал, что есть и другой Егор - который может засмеяться.
- Мальчики! Идите ужинать!
И мы втроем: я, Егор и Сережа пошли на кухню...

После ужина смотрели по кабельному боевик. Я лежал на месте хозяина, младший сидел на полу, а хозяйка в кресле опять работала спицами.
Егор устроился у меня в ногах. Досмотрев фильм до титров, пошли спать.
Я лежал в темноте и ждал, когда мальчик заснет, а когда убедился в этом, то как бы во сне, положил руку на спящего Егора. Он не проснулся. Рука медленно поползла вниз, ощупала попу (маленькую, мальчишескую), потом нырнула за резинку трусов, осторожно прошлась по очку и потом снова по ягодицам. Егор заворочался и перевернулся. Теперь для исследования открылся хуй пацана, сантиметров пятнадцать, что я выяснил, осторожно подрочив его через трусы. Рука снова нырнула под резинку, погладила хуй и убралась восвояси.
Я лег на спину и стал мастурбировать, пытаясь представить Егора в разных развратных вариантах. Но в голову влез Ростик, я вспомнил все что мы делали с ним, потом Пашка и наш последний день вместе, накатило. Я кончил, размазав сперму по одеялу, и заснул.

В этот раз утром я проснулся, когда мальчики собирались в школу. Просто лежал и наблюдал за двумя мальчишками в трусах, снующими по своей не сильно большой комнате. Позавтракав, Егор и Сережа ушли. Спать не хотелось, читать - тоже. Мне не очень нравилось сложившееся положение с вездеходом. Рассчитывал я провернуть все максимум за неделю. Сейчас же сроки растягивались на неопределенное время. Это нервировало, тем более от меня ничего не зависело. Нужен был большой ГТТ и ничего другого. Доехать до места, кроме как на гусеничном вездеходе, как сказал мне перед отъездом Сергей, не представлялось возможным.
Вскоре пришел со службы прапор, и «обрадовал», сообщив, что ГТТ починят в лучшем случае недели через три, пока не привезут запчасти баржей.
- Деньги есть, поживешь у нас. Дело того стоит.
- Хорошо, - ответил я Паше, деньги были, и дело обещало хорошие барыши.
- Вот и ладно. Давай ебнем по стопке, - Прапор обрадовался моему согласию подождать и пожить у него, крикнул жене:
- Неси все сюда.
Хозяйка как будто ждала окончания нашего с прапором разговора (а может быть и ждала, кто знает?), потому что практически сразу на журнальном столике появилась неизменная селедка в уксусе, вареный картофель и бутылка винного напитка, купленного мной вчера в «комке».
Мы ебнули. Закусили. Потом еще. И еще. И вторую бутылку. Жена прапора почти не пила, а потом и вовсе устроилась с вязанием в кресле, и иногда поддерживала наш с её мужем разговор.
Прапор после ночной смены стал засыпать на ходу, делал длинные паузы, а после повалился на диван и захрапел.
Хозяйка отложила рукоделие, и начала убирать со стола. Я помог ей отнести все на кухню. В голове шумело.
- Вова, может сходишь в магазин, проветришься? - Предложила мне хозяйка.
- Схожу, что делать, - согласился с ней я.
- Купи тогда селедки штук пять, сигарет получше, с фильтром и, если водку привезли, то водки. А если не привезли – «Арапчай», Паша проснется, посидим...

По знакомому маршруту, опасаясь ебнуться в грязь, я пошел в магазин. Дождь так и не прекратился, шел со вчерашнего дня, всю ночь и теперь дороги как таковой не было - была сплошная липкая грязь без всяких сухих островков.
Ассортимент в «комке» не поменялся. Пиво «Кайзер» никто не купил, и я отметил данный факт на будущее. Водки, конечно, никто не завез. Товар привезет та же баржа, что и запчасти для ГТТ. Купив немудреный товар, я вернулся в свое временное пристанище. Выложил покупки на кухонный стол. Жены прапора дома не наблюдалось.
Сам прапор храпел на диване, так и не раздевшись.
Но имелся в своей комнате Егор, без младшего брата.
- Что рано так? - спросил я мальчика.
- Последнюю пару отменили, - ответил он.
- Понятно...
- Завтра дискач в клубе. Дядь Вова, пойдешь?
- Я в форме ведь, и больше нет ничего...
- У нас кто в чем ходит...
- Пойду, наверное, не знаю еще...
- Я тебя с собой возьму, а то не знаешь где...
- Я мимо клуба хожу каждый раз, когда в магазин иду...
- Аа, ну да, но все равно вместе пойдем...
- Хорошо, Егор.
- В воскресенье отец баню топит. Любишь парилку?
- Люблю, - соврал я (баню я после армии не любил, и на это были свои причины).
- Во! Я тебя, дядя Вова, отпарю, маму забудешь! Знаешь, я какой парильщик!
- А я тебе массаж сделаю... - пообещал я мальчику. - Делали тебе массаж когда-нибудь?
- Нет, никогда. А че?
- Я тебя так отмассажирую, маму родную забудешь.
Егорка заулыбался, и опять лицо его преобразилось и стало более детским, что ли, и открытым.
- А где мама?
- Ушла к подруге, они там с ней вяжут что-то...
- Ясно. Чем займемся?
- Я полежу, почитаю. Можно?
- Что ты меня спрашиваешь, ты ведь хозяин.
- Да какой я хозяин! - Егор махнул рукой, вышел в зал к шкафу, взял книгу и, вернувшись, лег на застеленную покрывалом кровать.
Я, когда встал, ничего не застилал. Значит, это хозяйка постаралась.
Егор читал. Я сходил в прихожую и принес пистолет. Разобрал, посмотрел и собрал снова. Пацан не обращал никакого внимания на мои манипуляции с оружием. «Надо прапора попросить, чтобы масла принес оружейного с работы. Свое взять не догадался, а сырость такая...» - пистолет отправился во внутренний карман. Потом, подумав, я выщелкнул обойму с патронами, и взял ее с собой. На диване храпел прапор, я открыл сервант, и положил обойму в горшочек с синенькими цветами, он закрывался крышечкой и меня это устраивало.
Прапор заворочался и проснулся. Увидел меня около серванта и просипел.
- О, Вовка, давай въебем по соточке.
Ну вот почему я не отказался? Хотелось напиться? Нет. Хотел не обидеть прапора Пашу? Наверное, да, много от него зависело в нашем предприятии. И, пожив несколько дней у него дома, я стал уже немного понимать, что он из себя представляет.
Журнальный столик в какой уже раз украсился немудреной закуской и азербайджанским пойлом. Мы пили, и постепенно я пьянел.
Курить с прапором ходили на кухню, там форточка никогда не закрывалась.
В какой-то раз мне стало так хорошо от выпитого, что я остался на диване, а прапор пошел подымить. Почти сразу из своей комнаты вышел Егор, посмотрел на меня, подошел к столу, налил стопку винного напитка, выпил, поморщился, налил вторую, выпил, кинул в рот кольцо маринованного лука, снова посмотрел на меня, и скрылся у себя.
«Что-то много у нас с Егором секретов накапливаться стало...» пьяно думал я про пацана.
Теперь, уходя курить, я стал замечать, что в бутылке постепенно убывает. Прапор Паша ничего же не видел.
После того, как последняя бутылка отправилась под столик, прапор решил прогуляться до магазина и стал звать меня, но мне стоило больших трудов отказаться от этого сомнительного путешествия по грязи в пьяном виде.
Дверь закрылась за Пашей. Я зашел к мальчику.
Он лежал на спине с закрытыми глазами, книга Д.Х.Чейза, валялась на полу.
Меня пошатывало и пришлось моститься на кровать рядом с пацаном.
- Дядь Вова? - Открыл глаза Егор.
- А?
- Ты много баб ебал?
- Много... (спиздел я)
- А как это, заебись, да?
- Заебись, кайфово...
- Ебаться хочу...
- Подрочи, - посоветовал я.
Егор повернул ко мне голову.
- Дрочить нельзя, болезни всякие от этого...
Мне стало смешно. Тринадцать лет, и верит во всякую чушь.
- А ты пробовал?
- Нет.
- Твои одноклассники все дрочат, все пацаны дрочат... только не говорят.
- Я спрашивал, никто не дрочит...
- Пиздят! - с пьяной категоричностью заявил я. - Пиздят тебе! А сами дрочат... надрачивают... свои писюны!
- Дядь Вова? Что делать тогда?
- Подрочи или выеби кого-нибудь...
- Да кого я выебу?..
- Ну, девку какую... или пацана, - закинул я удочку. - Или в рот кому дай, есть у вас в поселке такие?
- Есть... в пятом классе учится... Коля. В жопу дает, пидор, еще на хуй стоящий смотрит...
Егор пьяно снова махнул рукой. «Часто он руками машет», отметил я.
- Ну вот...
- Что вот. У меня посмотрел и не дал. Большой, говорит...
- Ты уже хотел, что ли? А ...
Егор смутился. И не ответил.
- Есть же и кроме него кто. В рот дай, или...
- Узнают если... отец на зоне работает, а сын...
- Девку выеби, - вернулся я к началу разговора. Весь наш разговор с мальчиком напоминал бег по кругу.
- Девчонки со взрослыми, или старшими... Наверное...
- Подрочи тогда...
- Да ну тебя на хуй! Сказал же, нельзя дрочить! Ебаться хочу, а то надоело мокрым просыпаться.
Егор отвернулся от меня к стенке лицом.
Я приобнял мальчика и стал говорить какие-то пьяные слова утешения о том, что все будет хорошо.
Плечи Егора стали вздрагивать, он, видимо, от того, что напился, заплакал.
«А может и не только, что пьяный. Вообще не понятна мне «трагедия». Хочешь ебаться, а никто не дает - подрочи и все пройдет. Тут же... «Дрочить нельзя». Запудрили мозги... И интересно, Коля этот, пятиклассник, на хуи смотрящий... А зачем плакать? Ну, хуйня какая-то...» - вот, примерно то, что происходило у меня в голове в это время.
Послышался звук открываемого замка входной двери. И я выскочил из «детской» комнаты.
Но это пришел младший Сережа.
- Мама с папой пошли в магаз, теперь долго не будет, - сообщил он, снимая куртку. - В гости зайдут.
Я вернулся к Егору, вслед за мной шел Сережа. Он увидел слезы на глазах брата, и спросил:
- Егорушка, что. отец выпорол?
- Иди на хуй! - крикнул Егор и кинул подушкой.
Сережа увернулся и выпрыгнул в большую комнату. Откуда из дверей спросил, уже обращаясь ко мне:
- А что, Егора пороли?
- Нет.
- А что он ревет?
- Жизнь такая, хуевая... - сказал я младшему брату.
Самому захотелось выпить «с горя». Но пить, кроме пива, было нечего. Мы с прапором уничтожили все запасы крепкого алкоголя. На баночное пиво никто не покушался, хоть я и неоднократно предлагал хозяевам не стесняться и брать из холодильника. В голову пришла «гениальная идея» - пойти в магазин и купить себе бутылку крепкого винного напитка «Арапчай», а для того, чтобы утешить мальчика - голубой ликер «Кюрасао».
- Егор?!
- Что? - осипшим от плача голосом откликнулся он.
- Пойдем со мной...
- И куда мы пойдем?
- Пойдем, Егор, покурим на улицу.
- Тут кури, дядь Вова, на кухне...
- Пойдем, Егор, в «комок» сходим, я пьяный не дойду...
- Я сам... ты видел. Зачем тебе в «комок»?
- Пойдем, Егор, пойдем а? Что тебе? - с пьяной настойчивостью пристал я к мальчику.
- А если родоков встретим? Мне пиздец.
- Они в гости ушли. Мне Сережа сказал.
- Ты мне книгу не дорассказал.
- Дорасскажу, Егор, пойдем, а?
Выпить хотелось нестерпимо. Оставив Егора, прошел через залу с сидящим на полу Сережей на кухню. Достал сразу две банки холодного пива и там же опустошил их. Но не полегчало. Хотелось, чего-то покрепче.
В кухню пришел Егор.
- Я пьяный в магазин заходить не буду.
- На улице подождешь...
- Сейчас оденусь...

Бля! Как я шнуровал свои все в грязи ботинки. Это надо было видеть! Но все же справился. Бушлат с пистолетом без магазина, кепка. Егор, уже одетый, терпеливо ждал меня, и даже помогал просунуть руки в рукава бушлата.

На улице дождь закончился, но тучи никуда не делись. В грязи стояли лужи. Уже начинало быстро, по-осеннему темнеть.
Егор запнулся на ступеньке крыльца, и я понял, что он пьян сильнее, чем казался дома.
«Кто кого тащить будет?..» но назад возвращаться - еще хуже.
Поддерживая друг друга, мы поскользили в сторону магазина.
Что поразило меня в эти дни в поселке - это то, что улицы постоянно пусты. Как будто все вымерли, никого на встречу, сколько я ходил в магазин, не попадалось.
- В школу ты этой дорогой ходишь?
- Нет, мы дворами. Сейчас клуб будет, где завтра дискач...
- Я знаю где клуб. Что мы дворами не пошли?
- Там родоки могут идти, по этой дороге не ходит никто. Забыл, что ты знаешь, где клуб...
Дойдя до магазина, я оставил Егора на улице, а сам вошел в помещение.
«Арапчай» для себя, и «Кюрасао» для Егора. Отчего решил, что пацан будет со мной пить, сказать я не смог бы. На сдачу - турецкое круглое печенье. Купленный ранее шоколад так и валялся в кармане бушлата, забыл отдать его мальчикам. Покупки мне сложили в пакет, и я вышел на улицу. Оказалось, что пока был в магазине, совсем стемнело. Хотелось сильно выпить, и уже решив открыть бутылку на крыльце магазина, я достал ее из пакета.
Но из тут из темноты вынырнул Егор, дождавшийся меня.
- Дядь Вова, пойдем в дом, где мы гуляем.
- Темно же, не хуя не видно.
- Пойдем, может кто там будет... и дрова там есть.
Подумав, что это не плохой вариант, да и в квартиру идти не хотелось, сказал:
- Веди меня Егор, только за руку возьми...
Как и куда именно в поселке мы шли, я не запомнил. И в какой-то момент оказался сидящим на пустом пластиковом ящике с пакетом в руках внутри полуразрушенного кирпичного дома.
Егор подкладывал дрова в костер, разложенный в разваленной печи, дым уходил в трубу, висящую в полуметре от огня.
- Егор?
- Дядь Вова, я у вас зажигалку и сигареты взял из бушлата, пистолет не трогал, - Мальчик протянул мне Zippo и предпоследнюю пачку Мальборо.
- Спасибо. Выпить хочу. Будешь пить? Я тебе ликер купил.
- Буду, - ответил пацан.
Но начали мы не с ликера, а распили на двоих азербайджанский «Арапчай». Закусывали печеньем и сникерсом.
«Кюрасао» цедили уже по чуть-чуть, по глотку, передавая бутылку по кругу.
Сидели на ящиках и смотрели на огонь, искры улетали вверх. Не знаю как пацан, а я даже немного согрелся, и изнутри было тепло от выпитого.
- Сегодня никто не придёт, завтра перед дискачем тут бухать будут... - сказал Егор, глядя в огонь, в темных его зрачках отражалось пламя костра.
- Я не выдержу еще завтра пить, - ответил я ему. - Я не могу столько дней подряд пить.
- Может, не пойдем завтра? - спросил мальчик.
- Пойдем, - упрямо сказал я. - Но пить не будем.
- Не будем, - эхом повторил он.
- Егор?
- Что, дядь Вова?
- Егор, давай я что-то сделаю сейчас, можно?
- Что?
- Сними штаны чуть...
- Зачем?
- Ну сними...
- Холодно...
- А ты чуть сними, замерзнешь – выпьешь, - я потряс бутылкой с ликером.
- Зачем снимать, дядь Вова?
- Я у тебя отсосу.
- Ты что, пидор, дядь Вова?
- Сам ты пидор, я тебе хочу сделать хорошо...
- Если я тебе, дядь Вова, в рот дам, то пидором стану.
- Херни не неси... я же тоже пацаном был, и мне хотелось...
- А никто не узнает?
- Ты что, дурак? Зачем кому знать?
Егор встал с ящика и подошел ко мне. Расстегнул куртку, и стал расстегивать ремень на джинсах. Мне надоело ждать, и я помог пацану с джинсами, стянув их. Вслед пришла очередь белых трусов.
В свете костра я увидел хуй мальчика в окружении кудрявых волос.
Взяв левой рукой пацанячее «сокровище», а правой холодную ягодицу - она вся поместилась мне в ладонь.
Рот заполнила мальчишеская плоть, которая оживала с каждой секундой. Хуй оказался чуть изогнутым вверх, и губы мои скользили по нему, а язык занимался знакомым делом. Сосал я не очень долго. Член Егора чуть дернулся, и я почувствовал вкус его семени. Проглотив все, сразу выпустил из рта. Егор сделал шаг назад, но не спешил одевать штаны. Хуй, поблескивающий слюной в отблесках костра, торчал головкой вверх.
- Вова! Зачем ты ЭТО сделал? (хорошо, что без «дяди»)
- Тебе, Егор, помочь захотел. Ты хороший пацан. Понравилось?
- Я отойти не могу, охуеть, как понравилось! А я что должен сделать буду?
- Ничего. Пить будешь? - сделав глоток и смыв вкус мальчишеской спермы, я протянул бутылку пацану.
- Буду, - Егор взял бутылку и глотнул ликера, поморщился. Печенье мы уже к тому времени съели. - Точно мне ничего делать не надо? - пацан не мог поверить, что я ничего не буду требовать от него взамен.
- Точно... Не говори никому, пацанам...
- Да каким пацанам!? Ну их нахуй! Заебали!
- Штаны одень, замерзнешь. Чего так? Что пацаны?
- Понимаешь, Вова, я в школу уже неделю не хожу.
- Почему?
- Помнишь, я про Колю рассказывал?
- Это который хуи меряет?
- Он не меряет, он смотрит.
- И что? Помню.
- Коля в жопу дает тем, кто сначала ему даст...
- Он же маленький, пятый класс...
- У него хуй как у меня, только волос меньше. Колю на второй год два раза оставляли, ему как мне, тринадцать, наверное.
Многое стало проясняться.
Как я понял, Коля этот давал только тем, кто сам был готов предоставить свою попу в его распоряжение. «Ай да Егорка! Как же он ебаться хочет, что готов сам в жопу дать!» думал я, и продолжил разговор:
- И что?
- Я не пидор! Просто он по-другому не дает, а я подумал, пусть... а он все равно не дал... Гандон, сказал, что у меня большой и мне не даст себя, а так как я согласился чтобы он меня...
Егор замолчал, а потом продолжил:
- В общем, пацаны знают... я и тебя сегодня привел сегодня сюда потому что не будет никого тут, и завтра на дискач с тобой пойти хотел, чтобы пацаны не лезли... А Коля, пидор этот, что я не знаю какими хуями его и кто ебал, и кому он хуй сосал. А пиздит... размеры смотрит... за очко свое боится. И распиздел про то, что я с ним договорился. А пацаны...
Егор допил ликер и размахнувшись, бросил пустую бутылку в кирпичную стену. Она с глухим звуком разбилась.
Я решил остановить пацана и спросил:
- А с кем Коля ебался?
- Он и сейчас... зек один, расконвойный... Отец знает, он меня про все предупредил, про Колю, зека... Если... он меня убьет, сказал...
- В школу то, что не ходишь?
- Пацаны узнали, мне ведь там пиздец...
- Может...
- Нет, пиздец мне!
Костер без дров догорел, и мы остались почти в полной темноте. Угли не освещали, а мерцали, как драгоценные камни. По крыше забарабанил дождь.
- Где ты вместо школы, погода такая... - поинтересовался я.
- В лесу.
- Холодно ведь.
- Холодно...

Домой под дождем мы с Егором добрались часам к двенадцати ночи. Младший Сережа спал на диване. Телевизор показывал помехи. Ни прапора, ни его жены не было. На журнальном столике так и стояли остатки еды, стопки. На полу - пустые бутылки.
По дороге домой я несколько раз падал в грязь. Испачкались особенно брюки и рукав бушлата.
Бросив камуфлированные штаны в ванную, сыпанул порошка из стоящей внизу коробки, и набрал воды. В трусах и тельняшке вернулся в зал. Отнес младшего мальчика на его кровать и укрыл одеялом. Выключил телевизор и свет.
Егор уже лежал у стенки и спал.
В голове шумело от выпитого. Я заснул.

Утром семейная чета еще не пришла. Мальчики в школу не пошли. Сережа рисовал что-то фломастерами в альбоме. Егор лежал на диване и читал. Встав и сделав все гигиенические процедуры, я поставил чайник и разогрел остатки макарон «по-флотски».
В голове били молоточки. Похмелье накатывало волнами и мне пришлось снова лечь в кровать. Наверное, я заснул, так как проснулся от голосов прапора и его жены уже в первом часу дня. Встав, я вышел в большую комнату.
Вчерашнее свидетельство пьянки уже убрали. Но они принесли из гостей две литровых бутылки спирта, и мне стало плохо, когда я их увидел стоящими на столике.
Увидев меня, прапор обрадовался.
- О, Вован! Давай, накатим по маленькой!
- Не, Паша, голова болит. Пойло это, пиздец... - отказался я.
- Ну как хочешь, а я выпью.
Прапор открыл спирт, плеснул в кружку, поднял с пола трехлитровую банку, видимо с водой, в которую намешали варенье. Разбавил и, выдохнув воздух, выпил.
- Зря отказываешься. Нектар! Это не «Арапчай». Выпей и голова пройдет...
- Я пиво лучше...
- Пиво - хуйня! От похмелья или рассол, или стопка! - авторитетно заявил прапор, закусывая селедкой.
Махнув рукой на веселого Пашу, я ушел в «детскую» и снова лег на кровать.
Я размышлял, чем можно помочь Егору, но в похмельную голову ничего не лезло.
Пока я спал, старший пацан куда-то ушел, дома его не было. А младший на мой вопрос, где его старший брат, только пожал плечами.
Додумался только до того, что можно «наехать» на Колю и его друга - зека. Но как это сделать, я не знал. Да и поможет ли?
О вчерашнем воспоминания были расплывчаты, но то, что произошло в заброшенном доме я помнил. По поведению Егора утром, и по отношению его ко мне, было видно, что с его стороны неприятностей ожидать не приходилось.
В комнату зашла хозяйка и сказала, что постирала брюки, почистила бушлат и ботинки. Если погладить, то скоро можно одеться. Или взять что-то из вещей мужа. Пашины вещи носить мне не хотелось, да и был он намного меньше меня, поэтому я поблагодарил за заботу и вежливо отказался. Сказал, что до вечера похожу в трусах и тельнике.
Покурив на кухне, вернулся и лег под одеяло. Не пить ни есть я не мог. Правда мутило уже значительно меньше, а выпитая банка холодного пива с сигаретой возродили во мне силы.
Егор вернулся. Оказывается, он ходил искать родителей по их друзьям.
В комнате он сел на кровать и, глядя прямо мне в глаза, спросил:
- Ты не расскажешь?
- Про что? - не понял я.
- Про Колю, про школу, про всё...
- А ты?
- Про что? - в свою очередь спросил мальчик.
- Про то, что вчера было...
- Ничего не было вчера. Но это ничего, совсем ничего себе...

Отступление

Терпеливый читатель, дочитавший до этого места, воскликнет: «А вот тут ты, Вова, спиздевши! Не бывает в жизни такого! Да еще с одним человеком известной ориентации. Да чтобы так гладко. И в короткое время - столько мальчиков, готовых на все, или почти все...! Не верю!».
Другой же начнет меня клеймить: «Спаивает мальчишек, а потом удовлетворяет свою похоть!»
В жизни случается такое, что ни одному писателю и в голову не придёт. Только у некоторых, «такое» случается постоянно, с самого детства. Как, например, у меня.
Злой рок или судьба сводит меня с теми, которые в «теме» (каламбурчик).
Вообще верить или нет написанному - ваше дело.
По поводу алкоголя - тогда случилось именно то, что случилось с Егором. Одно на другое наложилось.  С другими мальчишками, с тем же Павликом происходило все в трезвом виде, да и с Ростиком тоже. Такие дела.

Это ровно половина первой тетради, написанной ручкой которую я перепечатываю.

 

1993 год. Осень
Часть седьмая

Форменные брюки высохли к вечеру, как и бушлат. Спирт пить с хозяевами я категорически отказался. Ежедневные пьянки доконали меня. Столько дней подряд мне пить никогда не приходилось.
Время до вечера провел, выполняя обещание Егору - заканчивал пересказ книги Стивена Кинга про вампиров.
Пацан лежал на моей руке и слушал. Рука давно затекла, но я терпел, боясь разрушить то хрупкое доверие, которое между нами установилось. Вообще, все что произошло в заброшенном доме, мне стало казаться зыбким и нереальным сном.
- Может, не пойдем на дискач? - спросил Егор, когда я закончил рассказ.
- Почему?
- Там пацаны будут...
- И что?
- Они ведь знают про меня, что я хотел в жопу дать Кольке, чтобы...
- Опять двадцать пять! Я уже вчера слышал, что ты хотел, а что не хотел...Ты же сам меня, Егор, звал.
- Я хотел точно узнать, знают они про меня...или нет... Может потанцуем...
- Вот пойдем, узнаем и посмотрим! - закончил я разговор.

Прапор со своей женой спали на диване, и я беспрепятственно забрал обойму от пистолета из вазочки. Сережа смотрел телевизор и не обратил внимания ни на меня, совершающего манипуляции в серванте, ни на Егора, уже одетого и готового идти танцевать.
- Серый! Мы с дядей Вовой на дискач сходим, скажешь им, если проснутся, - мальчик кивнул на спящих родителей.
- Скажу, Егорушка, только допоздна не ходите, ладно?
- Хорошо, Серенький, мы быстренько...
И мы пошли на дискач...

В поселковом клубе был пиздец. Почти темный «убитый» зал фойе служил танцполом. Освещение состояло из странных цветных фонарей, мигающих совсем не в такт гремящей музыке. На помосте в самом конце сидел поселковый DJ с приятелями, все они пили из одной бутылки, передавая ее по кругу. Скорее всего, «Арапчай».
Музыка в колонках захлебывалась и хрипела. Играли 2UNLIMITED.
В центре зала танцевало несколько шлюх разного возраста. Среди них прыгали какие-то маленькие дети.
Основная масса присутствующих не танцевала, а стояла вдоль стен группами разной численности. Все они что-то пили из бутылок, вспыхивали огоньки сигарет.
Я вообще подумал, какого хуя Егору тут делать?
Уж лучше книгу почитать, не танцевать же ему на самом деле.
К нам с Егором так никто и не подошел. Побыв там примерно с час, мы отправились домой.
Подмерзало. Под ногами похрустывал тонкий ледок. Грязь стала не такой жидкой и липкой.
«Сука, мороз некстати. ГТТ нет, запчасти хуй когда привезут, да еще и ремонт сколько времени займет…» думал я, идя за Егором, который вел меня по «чистой» дороге между домами.

Прапор выспался.
- Ну что, натанцевались? - спросил он нас, когда мы с мальчиком разделись и вошли в комнату.
- Ага, пап... - ответил Егор и сразу ушел к себе.
Я чуть задержался и сказал:
- Паша, что с ГТТ? Мороз на улице, лед...
- Потеплеет еще, всегда так. Спирт будешь?
- Завтра. Я спать.

Свет не горел. Сережа спал, а Егор лежал в трусах поверх одеяла.
- Холодно, укройся.
- Ты согреешь...
- Согрею. Укрывайся давай.
Пацан залез под одеяло. Я тоже разделся и лег.
Мальчик сразу положил на меня свою ногу, холодную как ледышка.
- Грей, - сказал Егор.
- Угу, - ответил я, и стал греть (Бля! Просто греть! Что у вас за мысли сразу?).
Постепенно мы согрелись и незаметно уснули.

В воскресенье утром пацаны еще спали. Прапор ушел на работу. Жена его вязала на кухне и одновременно стирала в ванной в машинке, время от времени откладывала вязание и загружала-выгружала белье. Стирки было много, младший мальчик ссался почти каждую ночь. Запах мочи в спальне я ощущал, но уже очень слабо, не так как в первый день.
Я решил позвонить домой, так как мама или отец должны были приехать вчера вечером с дачи.
Набрал номер. Через два гудка трубку взяла мама.
- Привет, мам!
- Привет, ты где?
- Там же, вездеход сломался, починят - все быстро будет.
- Осторожнее там. Кормят тебя?
- Кормят. Папа как?
- Нормально. Давай, скорее приезжай, тут тебя ищут.
- Кто?
- Друзья твои. Что, не знаешь кто? «Беленький» уже много раз приходил с тех пор, как я приехала. И на дачах был. Ростик твой.
- Он не мой, а что хотел?
- Сам его спрашивай. Смотри, додружишься с парнями этими...
- Мам!
- Не «мамкай». Не доведет эта твоя дружба до добра. Знаю, как вы там «дружите". Нашел себе «друзей» таких. Смотри, посадят тебя. О нас с отцом подумай, какой позор! (начала всхлипывать). Хоть иди топись.
- Мам, не надо! Мы просто дружим!
- Что за «друзья» такие, по тринадцать лет. «Черный» тоже два раза приходил, с книгами. Тебя видеть хотел.
- Павлик?
- Может быть и Павлик... А Ростик тот надоел, все тебя ищет. Не был бы на тебя маленького похож, давно погнала бы...
- Зачем?
- Затем, что я дура совсем? Не вижу, как он на тебя смотрит? А если мать его узнает, каково ей будет?
- А что узнает-то?
- А то сам не знаешь, что! То, чем ты с «друзьями» своими занимаешься! Смотри, Вова! Вспомнишь меня, да поздно будет!
- Что им не ходить ко мне?
- Пусть ходят. «Бездельем» с ними не занимайся, и «белому» своему Ростику скажи, пусть ТАК не смотрит на тебя!
- Как?
- Я что, не вижу?! Он в тебя влюбился! Чем ты их приманил?..  Дружить - дружите, ты всегда с маленькими дружил. А трогать не смей!
- Мам! Да не трогал я никого!
- А то я по Ростику не вижу, трогал ты его или нет! Хорошо еще, что его мать нас знает, а то бы давно заподозрила, чем её сын с тобой занимается...
- Чем занимается?
- Ебется с тобой! Вот чем! Звони своему Ростику и говори - пусть так себя не ведет! Тебя - посадят, а на него пальцем показывать будут! Всю жизнь сломаете себе!
- Хорошо...
- Звони. Я свои слова сказала. Давай, дела делай и приезжай. Разбирайся со своими «друзьями» ...
- Мам, передай...
- Сам звони ему и передавай!
- Хорошо.
- Все. Пока.
Гудки отбоя.
Я в подробностях помню тот разговор с мамой. Сколько лет прошло. Даже интонацию.
И разговор этот открыл глаза мне на некоторые вещи:
Мама знает про мальчишек;
Ростик в меня влюбился так, что мама заметила, а я, тупой мудак, сомневался. Хотя в ванной сказал правду мальчику. Я его люблю.
Ростик меня ищет. И Павлик с загадочными книгами тоже. Хотя прекрасно знают, что я уехал на неделю. (которая видимо растянется на месяц, или больше).
И еще много по мелочи, вам, читателям, вряд ли интересной.
Второй звонок в тот день я тоже прекрасно помню.
Позвонил Ростику.
Длинные гудки. Раз, два, три... Смотрю, на диване сидит Егор, одетый. Смотрит на меня. Сколько он тут, и когда пришел - я не заметил.
Положил трубку.
- Что за Ростик? - Егор смотрит на меня.
- Пацан один...
- А ты с кем говорил? С мамой со своей?
- Да.
- А Ростику сколько лет?
- Тринадцать.
- Ты ему тоже как мне?..
- ... Да.
- А он тебе?
- И он мне...
- Понятно...
- Что ты, Егор! Ростик парнишка хороший такой... - зачем-то оправдываюсь.
- Как я?
- Навроде. Погоди я еще позвоню.
На этот раз трубку берут после второго гудка. Это мама Ростика.
- Алло! Это кто?
- Это я, Володя...
- Ой, Володя! Хорошо, что позвонил! Ростик себе места не находит. Просто заболел без тебя. И домой к тебе ходил, и на дачу ездил... Ты где сейчас?
- Я далеко от города.
- Слушай! Может, Ростик к тебе приедет? А то ему очень плохо без тебя. Совсем исхудал за неделю. Ничего не ест. И так кожа да кости...
- Он же учится...
- Я ему справочку напишу на недельку. Освобождение от занятий. ГРИПП - как раз пять дней.
- Тетя ####, я очень хочу, чтобы он приехал, но, правда, не могу...
- Жалко. А то он все летние каникулы нервничал. Мы его с отцом разводились. Хорошо, что тебя встретил. Оттаял с тобой. Улыбаться хоть стал. А сейчас смурной ходит. Тебя ждет не дождется. И ты не звонишь, он у телефона постоянно сидит... Пожалуйста, больше не делай так. Позвони лучше, успокой мальчика.
- Хорошо тетя ####. А Ростик где?
- Тут стоит, прыгает. Говорить хочет. Но я тебе должна была сказать. Все, секретничайте, я пошла.
- Алло! Привет Вова! Ты что, на меня обиделся? Прости меня!
- Привет Ростик. За что я на тебя обижаться должен? Перестань! Ты же знаешь, что я уехал...
- Может обиделся, а мне не сказал. Я ждал, что ты позвонишь, а ты... я извиниться хотел... К тебе ходил узнать, может ты дома, а со мной не хочешь... А мама твоя посмотрела так... думаю, точно обиделся.
- Не обиделся, Солнышко моё. Хороший мой мальчик. Перестань. Я приеду скоро, и звонить буду...
- Вов?
- Что?
- Можно, я к тебе приеду? Пожалуйста! Мне без тебя... Я письмо тебе написал, что хотел сказать...
- Ростик. Тут негде тебе жить, потерпи. Я приеду, мой пацанчик. Маму свою не расстраивай. Почему не кушаешь?
- Не хочу я есть!
- Кушай Ростик, солнышко. Подожди меня, хорошо?
- Хорошо...
- Мама где твоя?
- На кухню ушла.
- Я люблю тебя...
- Я тоже люблю тебя. Вов, ты правда не на войне? Ну можно к тебе?..
- Нельзя, Ростик. Не на войне я, в тайге.
- Звонить хоть можно?
- Звонить? Можно... Погоди!
Я посмотрел на Егора. Тот молча убежал в свою комнату, и через секунд двадцать принес листочек.
- Запиши телефон ##-##-##. Звони мне, если соскучишься, а я тебе буду... постараюсь...
- Уже соскучился. Позвоню. Сегодня можно?
- Можно. Звони.
- А что ты там делаешь?
- Приеду, расскажу.
- Ладно, я позвоню. Пока.
Ростик первый положил трубку. Егор как принес листок с номером телефона, так и стоял, смотря на меня.
На душе после двух разговоров было тяжело. Я пошел в комнату мальчиков и лег на кровать. Лежал, глядел в потолок и молчал.
«Мама знает про меня и Ростика все. Наверное, давно знает. Со школы еще. Никогда не говорила тогда... Когда фотки нашла... и когда Денис пропал, она узнала, почему пропал, и что с Максимом... и со двора пацаны...пиздец какой! Какой пиздец. И Ростик... взял и влюбил в себя мальчишку... А люблю ли я его? Да! Люблю! И болею без него. Страдаю тут хуйней с этим Егором, чтобы не думать о Ростике... и... Павлике... Какие книги Пашка приносил? Зачем? Бросить все и уехать? Все впустую... нет! Надо ждать! Буду звонить! Плохо что шнур короткий, до спальни не достает... слушать будут... Егор слышал, понял или нет?..»
Встал и пошел на кухню курить.

Ростик не позвонил. Ждал весь вечер его звонка. Уговаривал себя, что, наверное, трудно сюда дозвониться...

Я нахуячился спирта. Разбавленный водой из-под водопроводного крана, с черничным вареньем, он пился намного легче, чем «винный напиток».
Из закуски - неизменная селедка с картошкой.

Егор крутился постоянно перед глазами, видимо ему не терпелось расспросить о том, что он услышал, когда я говорил по телефону. Но такой возможности ему я не дал. Меня сморил крепкий пьяный сон.

Утром проснувшись с мерзким вкусом во рту, я проковылял на кухню и выпил четыре стакана воды. Со спирта меня опять развезло, и я лег в постель к спящему Егору и заснул.
Как ушли мальчики я не видел.
Ближе к обеду хлопнула входная дверь, к тому времени я проснулся и лежал, не одеваясь. Квартира сразу наполнилась шумом. Хмель уже полностью выветрился из моей головы. Зайдя на кухню, я увидел жену прапора, и сидящих за столом двух понурых братьев. Оба беззвучно плакали, и из их глаз текли слезы, оставляя мокрые дорожки на щеках.
Хозяйка рассказала, что сегодня пошла в школу по поводу успеваемости младшего сына - Сережи. В школе заодно она решила поговорить и с классным руководителем Егора. И была огорошена вопросом о том, скоро ли выздоровеет мальчик, и когда он пойдет в школу. Все прогулы подростка открылись. Он прогулял неделю и начал прогуливать вторую.
Да еще по пути со школы Егор попался матери на глаза выходящим из леса.
Сейчас они ждали отца, который должен был прийти на обед. С ночи его оставили на службе. «Усиление» режима в связи с событиями в Москве все же в лагере ввели.
Прапор должен был учинить над сыновьями расправу, так как мать уже позвонила тому на работу и все рассказала.
Мне очень не хотелось присутствовать при этом скандале. Тем более, прапор уже пришел и раздевался в прихожей. Я ушел в большую комнату, по пути поздоровавшись с Пашей, сел на диван и включил телевизор, не очень громко. Шли новости.
Оказывается, вчера танки стреляли в центре Москвы по Белому дому. Показывали закопчённое здание с выбитыми стеклами. Трупы. Кадры штурма Останкино. Ничего про это я не знал. Это поселковое пьянство от безделья затянуло меня.
Перебивая бормотание диктора из кухни, слышался разговор на повышенных тонах. Обвиняющий - прапора, и детские - оправдывающиеся.
А через несколько минут из коридора раздался визг младшего Сережи и звук ударов по голому телу. Заглушивший полностью телевизор. Мальчик визжал и в визге можно было разобрать: «Простиииии, простиии...». Потом мимо меня пробежал растрёпанный рыдающий мальчик и скрылся в своей комнате. Минуты через три снова послышались удары, крика не было. Но потом Егор всё-таки заревел и стал кричать: «Не будууу! Не будууу! Простиии! Не надооо!» Старшего прапор бил долго и рев Егора превратился в вой на одной ноте. Вой прекратился и очень громко хлопнула дверь в туалет или в ванную. Прапор заорал: «Егор, открой! Открой, а то выломаю!» Стук. Возня. И через зал пробежал в свою комнату Егор с красным зареванным лицом.
Вслед вошел прапор.
- Совсем от рук отбились! Скоты!
- Ага... - флегматично ответил я. Это стоило больших трудов. Прапор был мне неприятен. Мальчиков, даже «ссыкуна» Сережу было очень жалко.
- Долго сидеть не смогут, паршивцы! Шнур - это не ремень.
- Ты на работу сейчас?
- Да.
- Что с вездеходом? Может еще есть варианты?
- Нет вариантов. В городе баржу собирают с грузом. Продукты, запчасти. Вверх по течению - суток двое...
- Ладно. Будем ждать. Делать тут нехуй.
- Иди пройдись. Дожди вроде закончились. Подсыхает и солнце...
- К вечеру в магазин схожу...
- О! Тогда «Арапчай» купи, и сигарет... и селедки. А у меня на службе еще с пайка что-то осталось, принесу. Может отпустят. Я с ночи, блядь. Усиление... Руцкой... Хасбулатов...наделали делов.
- Спирт же есть, зачем пойло это?
- Ну его нахуй, спирт. Разбавляй... время теряй. «Арапчай» лучше.
- В магазине нет сигарет нормальных, у меня последняя пачка. И так курю редко...
- Бери какие есть, а то до баржи никаких не будет. Мои «пайковые» без фильтра курить невозможно.
- Я твои курить не буду...  Может пожалеть пацанов? Вон как кричали. Больно.
- Больно! Синие будут. Хочешь - пожалей, я погнал.
- Давай...
- До вечера. Если отпустят, конечно...
Прапор стал одевать свой бушлат с тремя зелеными звездочками на погонах. На моем тоже были звездочки, только две, и не вдоль, а поперек.
Хозяйка из кухни не выходила, гремела посудой, что-то ворча.
Я заглянул в спальню. Мальчики лежали на животах лицами в подушку и плакали. Плечи их вздрагивали, причем получалось это у обоих синхронно.
«Хуйня какая!» - подумал я, и пошел курить.
Попив чай и поев оладьев, которые за это время напекла жена прапора, выкурил сигарету и, оставив женщину хлопотать по хозяйству, я вернулся в спальню. У Егора рыдания прекратились, но периодически плечи вздрагивали, когда он со всхлипом вдыхал в себя воздух. Сережа продолжал тихонько плакать, что-то говоря в подушку. Мне было не интересно, что он говорит.
Я присел к Егору и положил ему руку на плечо.
- Егор, а Егор?
- Что тебе! Уйди!
- Егор?
- Да что тебе?! Отстань!
- Егор, больно?
- Больно! Сам бы попробовал!
- Пробовал...
- Уйди!
- Егор?
Я вспомнил, как Павлик показывал испоротую отцом задницу за курение...
- Егор?
- Уйди!
- Егор, покажи следы.
- Уйди! Что смотреть!
- Егор, покажи. Я тебе пачку сигарет дам.
- Не покажу!
- Я вот пацана знаю, его как тебя отец бьет. Он не звука не издает. Получил по жопе, ко мне пришел и показал...
- И что? Его Ростик зовут, да?
- Нет, Павлик. А от Ростика отец ушел...
- Повезло ему...
- Не знаю, Егор, ну покажи...
- А что ты с Павликом делал? Как с Ростиком, да?
- А что я с ним делал?
- Я все слышал!
- Покажи, скажу.
Егор, постанывая, спустил трико вместе с трусами. Зад пацана был багрово-синий. Вспухшие полосы шли по ягодицам пересекаясь, и на местах пересечения имели вообще какой-то жуткий оттенок. Такое я видел давно, когда Максим сбежал ко мне от отца.
- Скажешь?
- Да. Я с ним делал то же, что и с тобой. А потом он.
- А ты его ебал?
- Нет, - соврал я Егору.
- А Ростика ебал?
- А что тебе?
- Я слышал все!
- Ебал.
- Каждый день?
- Нет.
- А как? Кольку Ефим-зек каждый день ебет. Он мне сам говорил.
Интерес Егора к этой теме стал меня не на шутку раздражать. Вот ведь какой! Не мастурбирует. Напуганный, что нельзя дрочить. Поллюций вроде нет, следов не видать.
И все интересно ему, кто кого, сколько раз и куда ебал.
Я решил, что, если еще буду жить у них, и у пацана заживет задница - выебать его, а может и дать отсосать.
Почему-то у меня создалось убеждение, что Егор должен получить кайф от анального секса. Пусть сам испытает то, чем так интересуется.
Раздражение мое сменилось злорадством, что его выпороли. Но пожалеть мальчиков все равно было нужно. Нельзя за какие проступки так истязать детей.

 

1993 год. Осень
Часть восьмая

Близился вечер. Мальчики не выходили из своей комнаты. Я взял телефон и набрал номер. Трубку взяли сразу, как будто на том конце провода ждали моего звонка.
- Алло? - Услышал знакомый и такой родной голос Ростика. - Вов, это ты?
- Я, Ростик, видишь, позвонил чтобы ты не скучал, и буду звонить каждый день.
- Вов?
- Что?
- Ты скучаешь по мне?
- Очень! Мой пацанчик, любимый. Ты кушаешь?
- Кушаю. А помнишь, как на рыбалке кашу ели? Мне так захотелось каши, я маму попросил. Но все равно у тебя была вкуснее...
- Приеду, накормлю тебя вкусняшками.
- Ты просто приезжай, не надо мне «вкусняшек.
- И сам приеду, и вкусняшек привезу.
- Ладно, приезжай только.
- Как в школе у тебя?
- Как обычно. Как там в школе, ходят - воняют. По лит-ре - пятера, по физике - трояк. Как обычно...
- Пашу не видел?
- Видел.
- Спрашивал, с какими книгами он таскается?
- Да, но он сказал, что сам тебе покажет. Загадочный такой...
- Хорошо. Привет маме передавай.
- Передам... только, Вов...
- Что, Ростик?
- Ты мне снился... как мы с тобой... я проснулся... ты понимаешь?
- Понимаю, Ростик. Улыбнись, хороший мой. Подожди чуть-чуть.
- Подожду, только звони.
- Хорошо, пока.
- Пока Вов.
Поговорив по телефону, включил телевизор. Там говорили, что коммунистов запретят. После побоища в мае, когда ОМОН избивал стариков, этого и следовало ожидать.
Происходящее в Москве было для меня как репортаж с другой планеты. Где та Москва? А где - я? В таежном поселке, куда добраться можно только с большим трудом. Стали показывать запись расстрела танками Белого дома, я уже её видел.
Плюнув на все политические дрязги, выключил телевизор и стал собираться в магазин. Прапор со службы не пришел. Жена сказала, что он звонил, его не отпустили. «Усиление» из-за Москвы.
Шнуруя ботинки заметил, что они чистые и даже намазаны кремом.
- Вова! - из кухни донесся голос жены прапора. - Я ботинки твои почистила, на улице хорошо, дождя нет, подсохло.
- Спасибо. Я сам бы...
- Ничего, мой всегда требует, чтобы форма в порядке была, мне не трудно. Только вот с «усилением» этим паек не принес, а идти - поздно, пока туда - пока сюда. Купи что-нибудь, я приготовлю. Картошка есть.
- Хорошо. Но там нет ничего, в магазине...
- Все равно купи что-нибудь.
Так мы переговаривались, пока я воевал с задубевшими от воды «берцами», хоть крем чуть размягчил их.
На улице и вправду было тепло для начала октября. «Надолго ли такая погода», думал я, осторожно обходя лужи по «чистой» дороге между домами.
Аборигены тоже потянулись к последнему осеннему солнцу, и я, постоянно отвечая на приветствия, шел, поглядывая по сторонам. Поселок стал казаться веселее. Дома, обшитые досками, которые пропитались сыростью, выглядели не такими безнадежно угрюмыми.
Наверное, летом тут ничего. Только что тут делать? От тоски сдохнешь, и от рыбы светиться начнешь, если ее каждый день ловить. А что я сам делал летом? Сбежал на дачу от цивилизации, и как раз тем и занимался, что почти каждый день ловил рыбу. Хорошо, что появились в моей жизни Павлик и Ростик.
Мысли потекли в другом направлении. Я вспомнил, что, когда еду в поезде, и он останавливается на какой-нибудь маленькой станции, а то и на разъезде, всегда смотрю на окна домов. И представляю какие живут там люди.
Что они тут делают? Где работают? Чем занимаются в глухомани? Интересно ли им тут, или хочется уехать навсегда в большие города? И их дети, хотят ли жить там? Учиться, взрослеть, играть. И знать, что где-то там есть большой мир, куда проносятся поезда, с людьми, пассажирами, не знающими, что они вот тоже живут тут, и о чем-то мечтают. Примерно о том же я услышал через десять лет у Гришковца. Он же из Сибири, и тоже думал об этом, смотря в окно вагона.
Размышляя так, я добрался к магазину. У крыльца стояла группа пацанов, которых, кажется, видел на дискотеке.
Местные поздоровались первыми, я ответил и открыл дверь в «комок».
Зная со слов прапора, что баржа еще не пришла, ассортимент мне был известен заранее.
Чтобы не ходить потом, были куплены пять бутылок неиссякаемого «Арапчая», несколько пачек сигарет President, и три банки датской ветчины, добравшейся и сюда с берегов Северного моря. Постояв и подумав, купил еще несколько батончиков вездесущих сникерсов, марсов и баунти. Те, что покупал раньше, я съел с Егором в заброшенном доме. Пиво «Кайзер» никто так и не купил, видимо из-за цены, сравнимой с тридцатиградусной винной настойкой, я забрал и этот ящик, так же без одной банки. Витринный образец занял «родное» место в полиэтиленовом ящике.
Изрядно нагрузившись покупками, вышел на крыльцо. Пацаны куда-то ушли. То тут, то там брехали собаки. Стояла тишина, которую в городе можно услышать лишь в пятидесятиградусный мороз. Пахло «баней» - где-то топились дровами печки.
Конечно, какая может быть баня в начале недели? Но вот печной запах сгоревших дров в вечернем воздухе у меня всегда ассоциировался с баней.
«Хорошо, что комаров нет, осень. А то без ветра сожрали давно. Тихо то как», подумал я и двинулся медленно назад.
Заходить в квартиру не хотелось. Но и никакой лавочки, типа как у моего подъезда, в ближайшей округе не наблюдалось. Сложив покупки рядом с крыльцом на зеленую еще траву, я закурил, и открыл пиво.
От пива стало веселее. Солнце скрылось за дальними кедрами. И зона на горе засияла своей охранной иллюминацией. Иногда срабатывал «Пион» - емкостной датчик, и в тишине раздавался неприятный громкий звук пи-пи-пи.
Допив пиво и бросив банку рядом с крыльцом, пошел «домой».
Хозяйка как раз отварила картофель, и он с ветчиной и селедкой составил наш ужин. «Арапчай» отправился в холодильник вместе с пивом. «Карлсберга», купленного ранее, оставалось шесть банок. Когда успел выпить все, я не помнил.
Егор кушать отказался, а Сережа спал и его не стали будить. Оставив жену прапора убирать со стола, я вошел в спальню и включил свет. Младший сопел и спал, иногда постанывая во сне. Старший Егор разделся и лежал в трусах поверх одеяла. При желтом свете виднелись следы от провода на свободном от одежды теле.
От этого зрелища меня стало подташнивать, чего от себя я не ожидал. Злость на мальчика, и его любопытство про мои отношения с пацанами давно прошла. Егор, изогнувшись посмотрел на меня. А я, вспомнив про шоколадные батончики, достал их из боковых карманов камуфлированных штанов. Достал и положил перед лицом пацана.
- На, поешь Егор.
Мальчик взял шоколад и вдруг беззвучно заплакал. Смотрел мне в глаза, зажав эти сникерсы в руке, и беззвучно плакал. Слезы и сопли текли по лицу, тело била дрожь. А он все так же на животе, полуобернувшись ко мне, плакал.
Знаете, что я испытал? Жалость к мальчику?
Нет! Это не подходящее слово! Целую гамму чувств... и там, там было многое, очень многое...
Выключив свет и раздевшись, я лег на бок рядом с Егором, боясь его потревожить. И стал гладить по голове, и стал что-то шептать ему, успокаивая. Что я шептал тогда - не помню, но это и не важно. Гладил по голове и жалел. Постепенно пацан успокоился и затих. Раздался шелест обертки и звук работающих челюстей. Потом еще...
«Спасибо», шепотом произнёс Егор, я лишь погладил его по волосам и ничего не сказал.
Ночью сон не шел ко мне. Егор тоже не спал, и иногда тихо, чтобы не разбудить меня, стонал в подушку. Только под утро он заснул. Я - нет.
Утром жена прапора пришла будить мальчиков в школу. Сережа встал и, постанывая от боли, оделся и вышел.
Егор тоже встал. Следы за ночь вспухли и стали сине-фиолетовыми. Он стеснялся их и укутался простыней. Хотя вчера сам мне показывал избитое тело.
Мальчик стоял на середине спальни. Вид его мне не понравился, и я, вытребовав у хозяйки термометр, узнал, что у Егора температура 38.1, о чем и сообщил матери. Было решено, что он в школу не пойдет, а она сама сходит и скажет, что сын заболел.
Завтракать пацан отказался, только сходил, так же закутавшийся простынею, в туалет. Вернувшись, доел шоколад и лег.
Мать с младшим ушли. Мы остались вдвоем в квартире.
Сходив на кухню, я взял из холодильника четыре холодных банки с пивом и вернулся к Егору. Он так же лежал на животе.
Не смотря на протесты, стянул с мальчика простынь, а потом осторожно трусы. Положил ладонь на испоротую попу. Булочки были горячими, и взяв две банки, я приложил их к истерзанной плоти.
Егор вздрогнул и сказал: «Больно!» Но я продолжал держать.
Через какое-то время пацан сказал, что с холодом ему легче. И я несколько раз менял импровизированный компресс, перетаскав весь ящик с холодильника. Последнее пиво, когда оно оказало свое целительное воздействие, назад в холодильник не понес, и мы его выпили.
Жена прапора все не возвращалась, и я стал прикладывать вместо банок смоченное в холодной воде полотенце.
Градусник показал 36.8.
Егор лежал со спущенными трусами попой вверх.
Я притомился бегать туда-сюда и присел на стул, который стоял у письменного стола.
- Егор?
- Что, дядь Вов?
- Знаешь, где этот Коля живет?
- Знаю, конечно, я у него был ведь... когда хотел...
- Нарисуешь мне, как найти?
- Я расскажу лучше.
- Нет, нарисуй!
Взял школьную сумку Егора, открыл и достав какую-то общую тетрадь вырвал листок.
- Ты что! Это химия!
- Похуй... - пробормотал я, ища в глубине сумки ручку.
Нашел. Взял учебник (им тоже оказалась химия).
Положил перед мальчиком листок на учебнике и шариковую ручку, сказал: «Рисуй!» и сел рядом на кровать.
- А этот зек, Ефим? - спросил я рисующего Егора.
- Ага Ефим. Мне отец сказал, про него и Колю... Если узнает... Он вообще даже подходить запретил.
- Он что, постоянно с Колей там?
- Нет, он рядом работает. Ночью в зону уходит. А днем работает, и к Кольке приходит.
- Родоки как же?
- Мать только. Она «вольняшка», на кирпичном заводе весь день.
- Нарисовал?
- Сейчас, еще чуть, а то не найдешь.
Сделав несколько штрихов и что-то под ними написав мелким почерком, Егор протянул листок мне. И стал, водя пальцем по нарисованной схеме, показывать, как найти обиталище Кольки. Пацана, который практически «развел» его на взаимный секс, но в последний момент почему-то отказал.

Спать хотелось очень сильно, предыдущую ночь я не спал. Чтобы не мешать Егору, ушел в большую комнату и прилег на диван.
Разбудил меня прапор, вернувшийся со службы.
- Везет тебе Вовок, кемаришь. А мы службу тянем. Жуликов охраняем. Волки, а не люди! Строгий режим, что хочешь.
- А что делать, Паша? ГТТ нет, дело стоит, скоро навигация закончится и все, пиздец. Даже если провернем, то ничего дальше не будет... Путь по реке только, больше никак.
- Знаю я все! Не от меня зависит. То, что должен - сделаю. А с вездеходом накладка вышла. Но вариант с ГАЗушкой остался.
- ГАЗушку брать смысла нет. Маленькая она.
- Маленькая, много не увезти. Как там засранец мой? В школу ходил?
- Нет, заболел. Температура. Зачем ты, Паша, сыновей бьешь? Что, думаешь, исправишь битьем? Твои же, не чужие. Пацаны, блядь! А ты их как собак, шнуром. Ты жопу видел Егора?
- Ты не учи меня, Вова. Молод еще. Мои пацаны! Я сам знаю, как со своими детьми обходиться! Учишь, блядь! Своих нарожай - и воспитывай как хочешь. А ко мне не лезь!
- Ладно, Паша. Остынь. Твое дело. Но ведь они тебя ненавидеть будут. Был у меня друг, Максим. Его отец пиздил, как и ты.
- И что?
- А то, что как получил паспорт он, ушел от отца, мать умерла у него, и видеть больше не хочет.
- У всех по-разному. Мои меня любят...
- Ой ли, Паша. Да всё, замяли базар.
- Замяли. Давай ёбнем. Я паек принес, тушенка и огурцы соленые...
- Да сколько пить можно, пиздец! Я не пил столько никогда! Постоянно пьяный!
- Надо, Вова! А то...
- Хуй с тобой. Неси.
Паша ушел на кухню. Пить не хотелось. Да и разговор насчет мальчишек ни к чему не привел, а только озлобил прапора. Но он был нужен, и приходилось терпеть, как я уже понял, полного мудака.

Голова немного кружилась от выпитого. Я лежал и думал. Мысли накатывали и, не задерживаясь в голове, уходили как прибой в песок. Даже стал слышать шум моря. Качало меня на волнах опьянения.
Но одна мысль возвращалась с завидной регулярностью. Я решил помочь Егору разобраться с ситуацией, в которую его загнала сексуальная неудовлетворенность.
«Егорка так-то хороший мальчик. Читать любит. Не глупый вроде. Ебаться только хочет, а кто в его годы не хотел? От этого и беда его. И Коля... Нужно с ним поговорить. Объяснить, что не надо про это. Все между двумя оставаться должно. Пойду завтра. Нужно решать проблему, а то житья пацану не будет».
Егор, думая, что я сплю, тихо стонал в подушку. Мое бессилие как-то помочь мальчишке убивало.
«И прапор, сука. И «кинуть» его, да не один живет он. Семья. Жена с пацанами. Они не виноваты, что прапор тварь последняя. Хотя... жена, мать, блядь, своих детей САМА на растерзание отдала. И вечером даже не узнала у Егора, как он».

Утром Егор в школу не пошел. Но стало ему чуть легче. Матери и отцу пацан сказал, что сидеть за партой не сможет, стоять на уроке не будет, чтоб все узнали, что его выпороли дома. И пусть его убивают, но в школу он не пойдет, а если отправят - то прогуляет.
Младшему Сереже досталось меньше, и сидеть он мог. Поэтому в школу он пошел. Но с явной неохотой.
Егор лежал на животе и читал Айзека Азимова.
Прапор снова пошел в лагерь. «Усиление» не отменили. Перед уходом рассказал, что вчера зеки напились браги и устроили драку. Пришлось их разливать водой из пожарного крана, а потом растаскивать по ШИЗО и ПКТ, так как камер в изоляторе не хватило.
Из-за «усиления» это было тяжелым нарушением режима.
Я тоже, когда все вышли за дверь, и затих топот по лестнице, стал собираться в гости. Но время было ранним, и Коля скорее всего учился в школе. Если, конечно, он ходил в школу.
Поэтому чтобы как-то убить время, решил пройтись по поселку. Звонить же решил ближе к вечеру, чтобы быть уверенным, что застану Ростика дома. Правда у меня были большие сомнения, что Ростик может где-то гулять. Скорее всего он сидел рядом с телефоном и ждал моего звонка. Почему он за все время не позвонил сам, я не знал. А может быть и звонил, да трубку никто не взял...
Успокоив себя таким очень слабым аргументом и одевшись, я вышел на улицу. Сказал Егору, что пойду погуляю, если меня будет искать его мать, или прапор (что маловероятно).

По сравнению со вчерашним днем на улице стало значительно теплее. Солнце светило, птички пели (хорошо, не было птичек, это я соврамши, в чем и признаюсь).
Я шел по дороге, машинально кивая на приветствия местных жителей, которые явно обрадовались сухой погоде и сейчас возились в огородах и палисадниках, готовясь к зиме и убирая мусор в кучи. Над поселком висели дымы, пахнувшие горелыми листьями и травой.
Пройдя селение насквозь, дорога привела меня к старому кедрачу. На земле ветра не было, но в небесной выси верхушки качались и шумели. Шишек в опавшей хвое я не нашел, видимо сюда много кто наведывался. Через кедрач дорога, превратившаяся в тропинку, выводила к обрыву, с которого открывался вид на пойму. Очень далеко можно было разглядеть Обь. Тут уже ветер разгонялся и ощутимо дул. Сев на упавший, без коры, ствол, я достал пистолет, осмотрел, и положил обратно во внутренний карман бушлата.
Сигарета на ветру очень быстро догорала до фильтра, и я истратил три, чтобы накуриться. В пачке оставалось еще четыре.
Затоптав бычок ботинком в песчаную почву, поднялся, посмотрел на реку сливающуюся с горизонтом, и пошел назад. С учетом дороги, пришло время нанести визит.

Ориентируясь по каракулям Егора и держа в уме его объяснения, скоро я стоял перед жилым вагончиком на полозьях. Такие вагончики состоят из двух комнат. В центре печь. «Удобств» никаких. «Удобства» угадывались по запаху, доносившегося из ветхого строения из почерневших досок, похожего на скворечник.
Рядом проходила разбитая большегрузным транспортом дорога, уходящая в лес. Чуть дальше через дорогу был переброшен деревянный шлагбаум на столбиках. Шлагбаумом служило бревно сосны, ошкуренное недавно и поэтому очень светлое, с капельками смолы на стволе.
Сверившись еще раз с листочком, я убедился, что нахожусь на месте.

 

1993 год. Осень
Часть девятая

Постучав в обитую железом дверь вагончика, я отошел назад. Дверь открылась, и на пороге я увидел невысокого мужика в зоновской робе и феске (кепке).
И дураку бы было понятно, что это Ефим, про которого рассказывал Егор.
Увидев меня в форме, мужик как-то подобрался, но потом обмяк, но не до конца. Настороженность в глазах явно проскальзывала.
- Тебе чего, командир, надо? - Голос Ефима дружелюбием не отличался.
- Я не командир. На форму не смотри.
- И то верно, не мусорская форма, военная. А «ствол» в кармане носишь, - быстро «просчитал» меня зек. - Чего хотел?
- С Колей поговорить.
- Коля в школе еще. Зачем тебе он?
- Понимаешь, Ефим...
- И меня знаешь, а я тебя - нет. Пойдем знакомиться.
Ефим распахнул дверь вагончика, приглашая зайти.
Ботинки меня попросили снять у входа.
Вопреки моим ожиданиям внутри было чисто и даже уютно. В большой комнате слева стоял раскладной диван, прямо как у меня дома. Телевизор на тумбочке, стол, несколько стульев и шкаф с комодом.
Вторая комната делилась еще на кухню и спальное место, состоящее из кушетки, сбитой из досок с высоким и очень мягким на вид матрацем.
- Присаживайся и рассказывай. - Ефим показал на стул, и сам присел напротив.
Делать нечего, и я поведал Ефиму о Егоре, его договоре с Колей и о всех последующих событиях, вплоть до Егоровой порки отцом.
Ефим посмотрел на меня, и вдруг, как-то мигнув, сказал:
- А ты, Вовик, в «теме» по самые ушки.
Внутри себя я возмутился: «Блядь! Да что это такое! Неужели по мне и сейчас все видно? Ну ладно, когда был подростком, хуй его знает, может что и проскальзывало такое. Мне ведь тогда крышу нереально рвало от пассивной роли. Но сейчас то, сейчас. И все равно. Вот Максим, военный Женя, Миша, и сейчас Ефим - четыре человека разглядели во мне с первого взгляда, что я в «теме». А я... вот не скажешь по этому мужику, что он пацана трахает в жопу каждый день, как мне Егор рассказал. Или Егор мне наврал?»
- И как ты определил, что я «такой»? - Спросил я Ефима.
- Видно это. Сам как ты. Другие не увидят.
(Блядь! Какая-то секта! Или клан. «Другие не увидят», колдовство какое-то. Хуй поймёшь. «Должен остаться только один...», некстати я вспомнил фильм про МакЛауда.)
- А про пацанов?
- Тут просто все. Кто не в теме, тому на пацана похуй было бы, своих проблем хватает. Выебал Егорку-то своего?
- Нет. Отец мусор у него. Нужен мне. Да и жопа... синяк один. И... не знаю я.
- Бедный пацан. Считай, от Кольки пострадал.
- Когда он прийти должен?
- В час примерно, скоро уже...
- А ты с Колькой?
- Да, с Колькой. Пиздюком этим. Я тебе потом про него расскажу, как с ним поговоришь. Спешишь куда?
- Нет.
- Ты ведь из города. Есть кто там из пацанов у тебя?
- Есть. Паша и Ростик, по тринадцать им.
- Любишь?
- Да.
- А они?
- Ростик, наверное...
И я стал рассказывать, что произошло у меня с Ростиком перед моим самым отъездом, и потом, когда я уже тут вовсю пьянствовал с прапором.
Ефим выслушал мой сумбурный рассказ.
- Извини, ты, Вовик, дурак, наверное. Возьми, съезди к мальчику на сутки, если дольше не можешь. Не видишь, что с ним творится? А ты по телефону разговоры с ним разговариваешь. Завтра садись утром на «Ракету» и езжай обязательно.
Не знаю почему, но эта простая мысль мне не приходила в голову совершенно. Действительно, если нет пока дела, то какого хуя я тут пьянствую, а не поеду к любимому мальчику?
- Завтра поеду, - сказал я Ефиму.
- И правильно!
- Никогда не встречал такого как я, кто пацанов любит... Ты первый, Ефим.
- А по «пиздюкам» не было у тебя друга взрослого?
- Взрослого нет. Старше пацан меня на два года был, Максим. Я с ним в первый раз... Да еще один, военный, но там я сам напросился, очень жалел потом.
- Что жалел?
- Долго рассказывать, и не хочу. Научился многому...
- Не рассказывай. А мне вот Колюню учить не надо, сам кого хочешь научит.
- За что посадили, Ефим?
- За «тему» в первый раз по «малолетке» закрыли, и сейчас за «тему».
- За пацанов?
- Да, за пацанов. Ты смотри, осторожней будь. Говори со своими, что может быть, если узнают про вас...
- Я говорю...
- Ты чаще говори.
- Расскажешь, как залетел?
- «Залетают» бабы по дурости, да в «петушиный угол» ... Долго рассказывать, и при Кольке не хочу. Ты приходи сюда, я или в вагончике, или на дороге. Увидишь. «Усиление» утром сняли, а то не встретился бы со мной. Никого не выпускали на работы.
- А что у тебя за работа?
- Хорошая работа. Машины с лесом считаю. Приходи, попиздим о том, о сём.
- А Коля?
- Что, Коля?
- Какой он?
- Придёт - сам увидишь. В декабре «звонок» (освобождение из мест лишения свободы по отбытии полного срока) у меня, хочу забрать мальчика с собой. Пропадет тут. Убьют его местные, он пацанов много попортил, а у половины родители в лагере служат. Вот и твоего Егора хотел... Мстит он им... а если останется - ему так отомстят, ушел на рыбалку и утонул Коля. Тьфу, тьфу, тьфу, - Ефим постучал по столу. - И дело закрыто.
- За что же он мстит? Малой же, не сидел...
- Да там пиздец история. Не хотел говорить, пока сам его не увидишь. Ну, слушай. Года три назад было...
- Лагерь строгого режима охраняли тогда внутренние войска. ВВшники, солдаты и сержанты ходили в увольнительные в поселок. На танцы, или кино в клубе посмотреть. А то и бабу какую местную, охочую до крепкого солдатского хуя в кусты, не смотря на комаров, завалить.
В один такой «увольнительный день» двое уродов: казах и русский, сержанты, пошли в поселок. Но не захотели привычных утех с местными «жрицами любви», и в клуб не пошли. А приметили Кольку, гуляющего на улице. Пообещали ему подарить патрон от автомата, заманили в дом заброшенный и по очереди изнасиловали. Ну и видно понравилась им жопа мальчика, стали его каждое увольнение иметь. И друзьям рассказали, те тоже не отказались. Правда потом давали шоколадку или рубля три.
Все быстро всплыло, да командир части «выносить сор из избы» не захотел. С матерью Коли беседу провел, да и алкашка она, ей сын на хуй не нужен, только под ногами путается. Солдат уволили сразу после приказа, все замяли.
А Кольке понравилась такая жизнь. Сам стал предлагать себя всем за подарки. Много хуев в его очке побывало. И арестантских, и солдатских, и местные не отставали. «Разработали» очко ему, да ты сам увидишь.
- Что, ебать мне его разрешишь?
- Если сам захочет с тобой, то да. Ты в «теме», понимаешь их, как я. Денег дай немного, он копит на побег со мной. Увезу я его.
- Посадят ведь. Мало сидел?
- Сейчас времена другие. Хаос везде. И затеряться легче, и документы справить. Деньги бы только были.
- А есть они у тебя?
- Есть немного. Да Колька жопой зарабатывает чуть-чуть.
- Как, ты разрешаешь ему? Любишь ведь?
- Люблю, но тут поделать ничего не могу. Я пока отбываю - не хозяин себе. А Колька... ему раньше зоновский «ширпотреб» (самодельные вещи: обычно ножи, простые и выкидные, изделия из дерева, нарды, шкатулки и т.д.) давали вместо денег. Брелки, «выкидухи», ножички... А сейчас деньги берет. Пацанва вокруг его вьется, все ебаться хотят. Ну и он иногда, кто понравится ему.
- Я бы запретил ему.
- Пойди запрети! Сам себе хозяин!
- В открытую же все, и пацаны пиздят, что ты с ним живешь.
- Тут в поселке ничего не будет, а на «большой земле» остерегаться надо. Кольку тут терпят, пока малой, а через год точно убьют, грозили уже, серьезно. Валить нам отсюда надо с ним.
- Это правильно. Надо вам уезжать отсюда...
В комнате повисла тишина, и я еще хотел расспросить Ефима про Колю, как дверь отворилась и в вагончик вошел пацан.

 

1993 год. Осень
Часть десятая

- Ефим! Прикинь наша «Олечка» чё... - мальчик замер на полуслове, увидев меня, потом сказал. - Здрасти, а ты - Вова, у Егора живешь!
- Да, Вова, вот поговорить пришел с тобой, только ты, Коля, не обижайся.
Ефим в разговор не вмешивался, только улыбался и смотрел попеременно то на меня, то на Колю.
- А мы и так «обиженные», (низшая «каста» в местах лишения свободы, в т.ч. и гомосексуалисты, обычно пассивные) «петушки» (см. выше), - Пацан посмотрел на Ефима. Тот молча кивнул.
- Коля, - начал я свою заготовленную заранее речь. - Ты зачем пацанам распиздел про Егора, что он в жопу дает? Егор неделю в школу не ходил и сейчас боится, его отец сильно избил.
- Да знаю я! Его брат малой уже всем наговорил, что Егор встать не может.
- Зачем сказал пацанам?
- А пацанам я и не говорил ничего... Егор ебаться хотел в тот день, а я стакан спермака накончал. Хули в жопу давать, если не кайфанешь?
- Хорошо, что не сказал...
- Отец «мусор» у него, не люблю мусоров... А Егору очко мое понравилось, говорит: «Давай ты меня, а я тебя». Штаны снял и жопу раздвинул. А я сказал: «Давай завтра, сёдня не могу...», а он: «Давай щас, ебаться охота», и все, а я ему: «У тебя хуй большой». А он: «Не пизди, ты со всеми...» А я типа: «Сам не пизди, я тебе всуну, потом ты, тока завтра, а не придёшь, скажу всем, что в жопу мне давал. А он...»
- Коля, - я перебил мальчишку. Мне стало понятно то, что произошло между Колей и Егором.
- Чё?
- А покажи очко свое такое знаменитое...
Ефим снова промолчал, видимо одобряя мои действия.
Коля встал, танцующей походкой подошел ко мне, спустил спортивные трико, потом «семейники» в мелкий цветочек, обнажив член больше Егорова, повернулся и раздвинул ягодицы. Они были белыми, как и стройные ноги.
Я увидел анус Коли в виде воронки, стенки которой не имели никаких складок. В глубине чернело не закрытое до конца отверстие овальной формы.
- Нравится? - спросил мальчик, продолжая растягивать свои худые булочки.
«Почти как у Ростика», подумал я, глядя на них, «Да не совсем». У моих пацанов такой разьёбанной дыры не было. И у меня, когда я ебался с Максимом, Денисом и другими пацанами, не было.
У Коли же очко раздолбили, видимо, большими хуями.
- Нравится. - Ответил я Коле. - Дашь?
- «Полтинник» и я твой, сладенький, - мальчик засмеялся и повернулся ко мне, отпустив булки. Хуй его уже стоял, немного глядя в левую сторону. Я взял и лизнул его открытую головку. Коля хихикнул.
- Дам «полтинник».
- Сегодня нельзя, я с Ефимом. Завтра приходи...
- Не могу завтра, потом. Завтра в город еду.
- Тогда заранее, Вова, скажи, чтобы как с Егором не вышло. И Егору скажи, пусть в школу идет, я ничего не говорил... И ко мне идет, когда жопа заживет...
Хуй Коли все еще находился перед моим лицом. Я взял пацана за ягодицу, и лизнул головку еще раз.
- Потом! - сказал мальчик, вырвавшись из рук и отпрянув назад, натягивая штаны. Освободившись, улегся на кушетку и смотрел на нас, сидящих за столом, своими голубыми глазами.
Ефим наконец прервал молчание:
- Точно, Вовик, в «теме» ты. А то я сомневаться начал. Стал думать, что мусора из города приехали по нашу с Колькой душу. Не взял бы ты хуй в рот - так и ...
- Я не взял, а лизнул...
- Вкусно? - влез в разговор пацан.
- Вкусно, - вздохнул я. - Но мало... Выебать тебя, Колька, охота...
- Давай отсосу, охуеешь, - оживился Коля и уже привстал, но мальчишку остановил Ефим.
- Нельзя! Он завтра к Ростику, любимому мальчику едет...
- А он красивый? - спросил пацан.
- Красивый...
- Как я?
- Красивее. Ты красивый, Коля, но Ростик для меня красивее.
- Ха-ха! «Ростик», че за погоняло? (кличка).
- Имя такое - Ростислав, Ростик.
- Аа...
- Хуй на!
- Давай, приловчись!
- Я не волчица, чтобы ловчиться!
Пацан знал приколы моего детства.

Сейчас самое время, коли уж речь зашла о красоте, описать в силу моих скромных возможностей мальчика Колю.
Коля... знаете, он похож был на такого мальчика-пастушка с картин русских художников ХIX века. Тонкая просвечивающая кожа. Прямые русые волосы. Заостренное лицо с большими голубыми глазами и пушистыми ресницами.
Во всем его сквозила хрупкость, как у Ростика. Даже больше. Стройный и худенький, он не выглядел на свои тринадцать.
Мне Коля понравился намного больше Егора. Но я остановил себя на мысли, что поступаю мягко скажем, не очень хорошо по отношению к Ростику. И мне перед самим собой стало стыдно за свою блядскую натуру.

Ефим, что-то решив, порылся в постели и достал бутылку винного напитка.
- Давай «намахнем», что всухую сидеть. За знакомство.
- Ефим, тебе же в лагерь вечером, - попытался я отмазаться от очередной пьянки.
- Сегодня смена нормальная. Прапор твой, отец Егорки, хоть и не любит меня, за своего боится, но не сделает ничего. Есть и среди мусорья - людьми назвать не могу, но не звери.
- Надоело мне тут пить эту хуйню, - я рукой махнул в сторону бутылки.
- Больше нет ничего, будешь?  За знакомство, за пацанят... - Ефим смотрел мне в глаза.
- Буду, - просто ответил я.
И зек разлил по стаканам, которые принес, спрыгнувший с кушетки Коля, красноватый «Арапчай».
Чокнувшись, выпили, и почти сразу повторили. Колька тоже было потянулся к бутылке, но получил по рукам от Ефима. Буркнул что-то и улегся опять на лежанку.
Ефим, продолжая начатый разговор, сказал:
- Сейчас самое время, смута. Посмотри, что делают, на улицах стреляют по людям. А мы кому нужны? Все найдем, что надо нам, деньги все делают, все двери открывают. Выправим документы...
- Деньги где возьмете? - в какой раз спросил я Ефима.
- Деньги на земле лежат. Нагнись - подними только. Мы с Кольком и нагнемся, и подберем. Сходи к нему, раз звал. Сходи, как приедешь от своего. Любви, Вовик, у нас на всех пацанят хватать должно, это не измена. Про измену выдумали попы да власти, чтобы одну бабу всю жизнь драли, и она им солдат и рабов рожала. А Колька копит, ни копейки не тратит. Цель у нас.
- А тут что?
- Что тут? Ничего! Уезжать отсюда надо, убьют его местные, рассказывал почему. Свои и убьют. Ушел в тайгу и нет его. Кто искать будет? Кто найдет? Они ведь когда выпьют - хуже зверей. Не видел их ты, а я знаю...
Коля лежал и слушал нас. Сейчас он, как недавно Ефим, не вмешивался в разговор.
- Что ж, если так, то... - начал я, но Ефим перебил меня.
- Ты, Вовик, не смотри что я с тобой разговорился. Не с кем тут. А ты... вижу молодой, как я был. Только осторожней меня. Я дурак совсем, сам понять не можешь, как «крышу срывает», и у тебя было ведь?
- Было Ефим, и есть, и сейчас срывает, хоть бросай все.
- Нельзя бросать! Не простят они никогда! И предательства не простят, помни об этом всегда. Что хочешь делай, но не предавай.
За разговором появилась вторая бутылка, а после третья...
Ефима стало развозить от выпитого. Речь стала похожа на бормотание и он, уронив голову, заснул.
Я сидел за столом, тоже пьяный, курил сигарету, и думал о всех. О себе, Ефиме, Коле, Егоре, Ростике, Пашке, прапоре и о многих других. Перед глазами вставали лица, чтобы сразу исчезнуть, только я хотел рассмотреть их получше.
Коля осторожно подхватил Ефима под мышки и поволок к кушетке. Сил в этом хрупком мальчике на удивление оказалось много.
Ефим передвигал ногами, но не просыпался,
- Как он в лагерь вернётся? - спросил я пацана.
Коля махнул головой.
- До десяти проспится, их считают, когда последних с дальних делян (участки тайги, где рубят лес) привезут.
Зек захрапел. Мальчик заботливо укрыл его солдатским тёмно-синим одеялом с тремя полосками.
- Ты приходи, я серьезно, - сказал Коля, выходя вместе со мной на крыльцо из вагончика. Съездишь к своему, и обязательно приходи. Егору скажешь - он передаст.
- Он в школу не ходит, сильно отец бил...
- Может пройдет, меня никто пальцем не трогал никогда...
- Хуем только... - ляпнул я, и сразу пожалел о том, что трепанул мой пьяный язык. - Коля, извини, я не хотел...
Мальчик стоял, тоненький как тростинка, такой хрупкий и беззащитный. В глазах его заблестели слезы.
- Зачем ты?!
- Прости, Коля, дурак я пьяный. Не надо...
- Вовка! Ничего ты не знаешь! Больше не говори так! А ты мне понравился сначала!
- Коля!
Мальчик и я стояли на крыльце. Нас разделял, наверное, метр. А потом, потом мальчик вместо того, чтобы хлопнуть дверью перед моим пьяным носом, взял и, обхватив меня за бушлат сколько мог, заплакал.
- Вооо-о-о-ва... Вооо-о-ва, знаешь как тяжело, знааа-е-е-шь?
Я гладил Колины волосы и корил себя последними словами.
- Коля, Коленька, не плачь, прости меня. Я не хотел, правда не хотел. Прости меня...
- Вооо-о-ва, скажи, что придёшь как приедешь?
- Приду Коля, приду. Как приеду - приду сразу, и Егору говорить не буду. Сюда приду.
- Тууут Еее-е-фим бууу-у-дет.
- Ну и что, Коля. Ефим знает. Он не будет против.
- Яя-аа-а с двумя-а-а нее-е хочу-у-у.
- Коленька, если ты не хочешь, я не буду ничего...
- Хоо-о-чу, с дву-у-у-мя не-е-е хочу-у-у.
- С кем хочешь, с тем будешь.
Коля понемногу затихал. Я не выпускал его из рук. Он, выйдя меня провожать, не одел куртки, и сейчас в легком свитерке и трико дрожал.
- Пойдем в вагончик.
- Пойдем...
Не успев уйти, я вернулся в Колино обиталище. Ефим спал.
Мальчик дрожал и всхлипывал, щеки и глаза - мокрые от слез.
Ботинки слетели как при армейской команде «отбой».
Обнимая пацана, я повел его в комнату с телевизором. И уложил на диван, сам прилег рядом, обхватив пацаненка. Лежали мы лицом к лицу. Бушлат снять в прихожей не успел, и только в комнате он полетел на ковер. Пистолет стукнулся, но никто не обратил на это внимания.
- Вова. Хочешь расскажу, почему?..
Я знал уже все со слов Ефима, и покачал головой.
- Не надо, Колька. Прости меня, я - пьяный дурак! Мир?
Колька всхлипнул, но потом улыбнулся. На щеках его проступили две ямочки.
- Мир! Вова! Но ты обещал, что придёшь!
- Приду.
- Заметано!
- Соплей развел. Ну давай, вытирай...
Мальчик, все еще шмыгая, встал с дивана и, покопавшись в комоде, вытащил полотенце, которым и вытер свое личико. Потом вернулся ко мне и подлез под руку, как котенок. После холода, в тепле опьянение на меня навалилось сразу и внезапно.

Ботинки мне шнуровал пацан. И бушлат тоже одевал он.
На крыльце мы остановились во второй раз.
- Сам-то дойдешь?
- Не знаю, - оглянувшись я ничего не узнавал. - О! У меня есть карта!
Из кармана появился листок с нарисованным Егором планом.
- Дойду.
- Приходи, ты обещал.
- Приду. Пока Коля.
- Пока.

Дорога назад выдалась трудной, и как мне показалась, долгой, но зато она отрезвила.
Еще я, наверное, сделал несколько кругов по поселковым улицам, сворачивая не туда на развилках. Сигареты по пути закончились, но я уже не ориентировался, где нахожусь, поэтому до магазина мне было как Колумбу до Индии.
Зато вышел к пятиэтажкам, и совсем не с той стороны, откуда рассчитывал. На горе уже сияла зона, когда я заходил в подъезд.

Егор лежал на кровати уже на боку, а не на животе, и читал.
- Можешь ходить в школу, он ничего пацанам не сказал...
- А ты Колю видел?
- Видел. И говорил. И... как заживет, сходи к нему...
- Зачем?
- Затем же, зачем и в первый раз ходил...
Егор вдруг стал краснеть и опустил голову, мы молчали.
- Он красивый, - тихо сказал Егор.
- Красивый... - согласился я с ним.
- Я пойду! - Егор посмотрел на меня. - Жопа пройдет, и я пойду!
- Иди, он ждать будет. А я завтра в город...
- ???
- Надо, скучает Ростик. Послезавтра вернусь.
- Везет...
- Что?
- Везет твоему Ростику, у него ты. У Кольки - Ефим. А я...
- Что ты?
- Один я! - крикнул пацан.
- Не кричи, услышат...
- Нет никого, не видел, что ли? В гости упиздовали, и Серенького с собой взяли...
- Егорушка, ты не один.
- Один, один. Ты уедешь, и я - один.
-  У тебя брат.
-  Брат - ссыкун, распиздел, наверное, про меня в школе, что ...
- Егор! Что у тебя все про тебя пиздят?! Ты мне про Колю говорил, а он про тебя и слова никому не сказал! Не говорил Сережа, что тебя били, никому не говорил! - тут мне пришлось соврать.
- Подрастет...
- Подрастет, не всегда же ссаться будет.
- Ну да…
- С Колей подружись... крепче.
- А он захочет?
- Сходишь к нему, узнаешь, захочет или нет. Только смотрите, не спалитесь. Отцу твоему...
- Он убьет, если узнает, но я пойду, - в голосе Егора послышалось упрямство.
- Как жопа?
- Болит, но уже терпимо.
- Пивом «полечить»?
- Вовнутрь...

Мы пили пиво. Прапор с женой, и младшим сыном не пришли, и мы часов в десять вечера уснули. Кажется, в ту ночь Егор от боли не стонал. Завтра мне предстояла встреча с мальчиком, который в меня влюбился - Ростиком.

 

1993 год. Осень
Часть одиннадцатая

Дорога назад в город показалась мне намного короче. Всегда так бывает. Но тут повлияло еще и то, что «Ракета» шла по течению.
Полтора часа на автобусах с Речного вокзала, и я дома.
Оказалось, что я уже соскучился. Жить у чужих людей - ничего хорошего в этом нет.
Скинул надоевшую форму, почистил пистолет, у прапора попросить масла я так и не удосужился.
Полежал в ванной. Форму загрузил в машинку, тогда у меня была «Вятка-автомат» - чудо советской бытовой техники. Тяжелая и шумная, но стирала сама, и даже программировалась.
После одел джинсовый костюм «как у Ростика». В них мы смотрелись старшим и младшим братьями.
Звонить было рано, Ростик, скорее всего, еще учился, и я пошел к ненавистной школе. Не важно, что в той, в которую ходил Ростик, я не учился. Любая школа вызывала у меня неприятные воспоминания, и даже ученики – пацаны - не могли смягчить моё сердце.
В саму школу заходить я не стал, хотя, конечно, мог. Никакой охраны и в помине не наблюдалось.
Встал я около ворот и, посмотрев на часы, принялся терпеливо ждать мальчика.
Прозвенел звонок, и из школьного «чистилища» повалила ярко одетая - кто во что горазд - детвора.
Когда я учился, цвет школьной толпы состоял из темно-синего, и коричневого цветов.
Из-за теплой погоды Ростик был одет в такой же костюм что и я. В руках - пакет с тетрадками и книжками. В отличие от других ребят он никуда не бежал, а шел, глядя, в основном, под ноги.
Я вышел вперед. Ростик продолжал идти, не поднимая головы, и меня не видел.
- Ростик... - позвал я.
Мальчик поднял глаза, и наши глаза, голубые - мои, и голубые, цвета чистого неба - его, встретились.
На лице Ростика сменилось несколько эмоций: грусть, недоверие, узнавание и ликование.
- Почему ты не сказал?! Почему не сказал, что приедешь?! - заорал он своим ломающимся голосом. Подбежал и изо всех своих сил обнял меня.
(Если честно, то в моей жизни, очень часто мальчишки прыгали, обнимая меня. Один тринадцатилетний пацан прыгнул от переполнявших его чувств на меня и сломал два ребра)
- Ростик, Ростик, - заговорил я тихо. - Отпусти, пойдем, смотрят же, мало ли...
- Похуй! Похуй мне, Вов, на них! Заебали они меня все!
«Ну вот сейчас еще реветь будет, блин. Мальчишка мой, как соскучился бедный. А ведь не было меня всего ничего...»
- Пойдем Ростик, отпусти. Пойдем ко мне домой, отпусти...
Кое кто из школьников уже остановился и смотрел на нас.
«Ну и хули? Братья встретились просто. Пошли все на хуй!»
Ростик наконец отпустил меня, взял за руку и как маленький пошел со мной.
По дороге Ростик что-то неумолкаемо рассказывал. У него скопилось столько новостей, как будто мы не виделись целый год.
Меня одолевала спесь и гордость за то, что этот мальчик полностью мой, любит меня. И сразу вслед появилась тревога, я понял, что не смогу с ним расстаться или потерять. Что я должен защитить его от всего, укрыть.

Как только мы вошли в квартиру, и я закрыл дверь. Ростик снова обхватил меня и все-таки заревел в голос. Пытался что-то сказать, но не получалось.
Я поднял его, такого легкого, и понес в комнату, и в обуви положил на диван.
Успокаивать его не стал и ничего не говорил, стоял и смотрел как плачет мой мальчик.
Постепенно пацан успокоился. Мы лежали одетыми, на одной подушке, а Ростик все говорил, говорил...
О том что он любит меня, любит с той встречи на озере, что он не может без меня, и если я так надолго уеду, то он не знает, что сделает. Говорил, что моя мама так на него смотрит, когда разговаривает с ним, как будто она все знает про нас. Может она видела фотки с Полароида?  А если видела - нам пиздец, и надо бежать. Только он напишет своей маме письмо, что он со мной. А бежать надо из-за него, чтобы меня не посадили, а если нас поймают - он ничего не скажет, пусть его пытают или убивают...
Наконец Ростик выговорился. Повернул голову, и его носик уперся в мой. Еще мокрые глаза, с оставшимися слезинками в уголках смотрели на меня. Потом его губы как-то вытянулись по смешному, как у утки в трубочку, и он поцеловал меня.
Потом я звонил маме Ростика на работу в больницу и «отпрашивал с ночевкой». Мама, как всегда, разрешила и очень обрадовалась, что я приехал. Еще во время разговора я вытребовал у тети #### справку на завтрашний день, чтобы ее сын смог проводить меня и не ходить в школу.
Мама Ростика спросила: «А школа?», и я чуть не сказал: «По хуй».
- Вов, давай не будем звонить Пашке, что ты приехал?
- Почему?
- Я хочу только с тобой побыть.
- А Павлик?
- Павлик всегда под боком, мы...
- Что вы?
- Мы с ним хотели, но!..
- Блин, Ростик! Ну не тяни ты кота за хвост! Что вы хотели? Поебаться или пососать?
- Поебаться, - Ростик покраснел.
- Поебались?
- Не успели. Он нахватал две пары и его на арест посадили.
- Не «на», а «под».
- Ну «под», под арест посадили, и мы знаешь, что?
- Что?
- Секс по телефону!
- Днем как со школы придем, Пашка мне звонит, и рассказывает, как мы с ним... придумывает. И говорит, что дрочит...
- А ты рассказываешь, дрочишь? - Ростик покраснел еще больше, даже уши.
- Нет, я же не извращун! Он ТАКОЕ рассказывает!
- Какое?
- Я не хочу говорить, пусть сам тебе...
- Не говори. Не будем сегодня звать. А вдруг он нас видел? Обидится.
- Обидится! Точно. Но он нас не видел, у него еще две пары сегодня.
- Ты откуда знаешь?
- А мы расписанием меняемся, чтобы время... по телефону...
- Молодцы какие! - я стал смеяться, представив Пашкину мордашку, говорящую в телефон ТАКОЕ, да еще охающего и ахающего для пущего антуража.
Пунцовый Ростик не знал куда деваться. Но видя, что я ничуть не намерен выпытывать у него, что же ТАКОГО рассказывал Павлик, стал сначала улыбаться, а потом и вовсе хохотать вместе со мной.
Отсмеявшись, пацан сказал:
- Вов, давай покушаем, есть охота.
- Сейчас посмотрю, что дома в холодильнике, сам ведь сегодня приехал...
В холодильнике ничего не было. Родители, проживая на даче, не озаботились снабдить дом продуктами.
- Ничего нет, придется ехать в город, там и пообедаем...
- Вов, давай...
Я понял, что хотел сказать Ростик. И прямо на кухне расстегнул у него джинсы и присев, пососал его член, пока тот не встал. Он тоже хотел последовать моему примеру, но я не дал.
Мы стояли и целовались около электроплиты, Ростик со спущенными штанами и стоящим членом.
- Вов, пойдем в спальню, мне хочется...
- Давай до вечера потерпим, хорошо? Потерпим?
Пацан, вздохнув, заправил член в трусы и натянул штаны.
Мне тоже, как и Ростику, захотелось есть. Тем более что и утром не позавтракал, рано вышел на улицу, ждал, когда приедет вахтовый «Урал» и отвезет меня на дебаркадер.
- Поедем на Сайму (речка, текущая через часть города).
- А зачем?
- Ну ты что, никогда не был там?
- Мимо на автобусе проезжал только, а что там?
- Типа парка, дорожки... Народу нет.
- Вов, а кушать шишки будем сосновые?
- По пути зайдем в магазин, покушаем на природе. Сегодня не холодно.
- Жарко даже! Я в куртке вспотел, пока шел.
Сборы были не долгими. Я только взял деньги, и Polaroid, купленный мной в начале лета на сессии в другом городе. Покупка оказалась не очень удачной, кассеты - дорогими. Качество снимков - так себе. Но главное преимущество - моментальность. Ах, если бы в те годы уже получила распространение цифра... Увы...

Но пленочного фотоаппарата все равно не было. Старый школьный Сокол сломался, наверное, от стыда, столько ему пришлось снимать ебущихся со мной, и без меня мальчишек.
Новых в единственном оставшемся магазине не продавали, вообще никаких не продавали.
А пункты Kodak с «мыльницами» доберутся до нас только через полтора года - в 1995-ом.
К осени 1993 года я много фотографировал Ростика и Пашу. Не только «разврат», но и вполне приличные.
Некоторые «приличные» оставил у себя, другие отдал мальчишкам, они унесли их домой.

Все полароидные фотографии «развратного» содержания  с Ростиком и Пашкой, фото Максима и Дениса, документальная сьемка оргий с пацанами с бассейна у меня дома,  фотосессии мальчишек с моего двора (Сережи Ш-ко, Олега А-на, Павлика К-ко и Толика М-ва с Артуром Б-ым, будут уничтожены мной самим примерно через год, в 1994 -ом, когда в двери уже ломились мусора с постановлением на обыск). В домашнем альбоме осталось несколько приличных снимков Максима, Дениса, Ростика и Паши.
И несколько фото почти приличного содержания, в «трусах», которые затерялись среди слайдов. Я напечатал их на ч/б бумаге, а через несколько лет оцифровал ручным LPT сканером.

Немного подумав, я повесил пластиковую хрень на шею мальчика. Не люблю, когда у меня заняты руки.
Время в дороге прошло незаметно, Ростик сидел с краю, я у окна. Мальчик прижимался ко мне, и «отлип» только, когда автобус подъехал к месту назначения.
Магазин пестрел этикетками на иностранном. Выбор пал на какие-то колбасные изделия в целлофановой упаковке с надписями на венгерском и хлеб. Немного подумав, купил еще три банки пива. Не бог весть, конечно, какая еда, но для лесопарка в самый раз.
Парк как таковой представлял собой сосновый лес с просеками, служившими дорожками, на берегу речки Сайма. Сама речка наполнялась водой только в весеннее половодье, и сейчас осенью скрывалась в зарослях пожелтевшего рогоза с черно-коричневыми «сигарами» наверху.
Уже не первый день стояла теплая погода. Даже не верилось, что сейчас начало октября. Я с содроганием ожидал со дня на день холодного ветра с Арктики, и продолжения того гадства, заставшего меня в поселке. Возвращаться в Локосово, как ни крути, было нужно. Запчасти на ГТТ все равно рано или поздно привезут. А погода продлит навигацию на недельку - другую.
Мы шли с Ростиком, взявшись за руки. В другой болтался пакет с колбасой и пивом. Иногда я останавливался, положив ношу на дорожку, стаскивал с шеи мальчика фотоаппарат, и фотографировал его. Снимки получались вполне благопристойными, и их можно было без стыда показать маме мальчика.
Правда один раз, когда я уже повесил на Ростика фотоаппарат, но еще не взял его за руку, мальчик отбежал от меня в лес, спустил джинсы и трусы, как-то изогнулся, и держа в одной руке довольно тяжелый Polaroid, умудрился сфотографировать свою попу.
Вылезшую из недр аппарата карточку пацан отдавать никак не хотел.
- Я ее себе на память оставлю! - заявил он.
- Ростик, а если мама твоя найдет? Что будет? Сам сбегать собирался...
Мальчик нехотя протянул фотографию со своей жопой мне. Сначала я хотел ее сжечь, но потом передумал и положил к остальным «приличным».
Местечко для пикника в парке я знал. Когда-то давно после бассейна я на том месте первый раз ебал Павлика со своего двора. Странно все вышло: дома Пашка никак не соглашался на поебушки, всегда находя причины для отказа. А тут в парке согласился сразу... Сколько мне лет было? Шестнадцать. Подумать только, всего четыре года назад это было, а кажется так давно. Столько всего за это время произошло.

Небольшой костерок из маленьких сосновых сухих веточек позволил поджарить продукцию венгерских животноводов. Оттого что мы с Ростиком очень проголодались, наша немудреная еда и пиво показались очень вкусными. Выкурив по сигарете и затушив огонь, отправились к выходу из облагороженного леса.

Дома никого не было и быть до выходных не могло. После телефонного разговора с мамой я не знал, как себя вести с ней. Да и ночевки Ростика у меня дома в дальнейшем оставались под вопросом. Ничего путного, как разрешить возникшую проблему, в голову не приходило и я, может быть зря, решил, что пусть все идет своим чередом, и «трепыхаться» мне не надо.

Джинсовые вещи полетели в общую кучу на пол моей комнаты. Аккуратность Ростика куда-то делась в тот памятный день нашей встречи. Меня, да, наверное, и его обуяла похоть в самом животном смысле этого слова.
Летний загар еще не сошел с тела мальчика, но немного побледнел. Белая попа с ямками по бокам хорошо выделялась на фоне спины и ног.
На спине мальчика трогательно проступали позвонки и лопатки. Тазовые косточки смотрели в стороны. Ростик встал раком, и его половинки, бесстыдно раздвинутые ладошками, открыли розовато-серое очко.
Мне захотелось полизать его, что я и сделал.
Мало кто из мальчишек устоит, когда его анус лижут языком. Я, например, таких не встречал.
Некоторые из пацанов потом по своей инициативе проделывали тоже самое со мной.
До этого Ростик очень редко проявлял какие-либо чувства стоном или как-то ещё. Но в этот раз он стонал громко и как-то развратно. Язык входил и выходил из очка. Я лизал края. И заодно подготавливал мальчика к проникновению моего члена.
Если не считать того, что я дрочил, лежа с Егором в кровати в один из первых дней, больше эякулировать мне не довелось, и сейчас член нетерпеливо подергивался, ожидая сладкого пацанячего нутра.
Немного слюны на головку. И...
Хуй вошел сразу на всю глубину, до яиц. Ростик протяжно застонал и стал глубоко ебать сам себя. Двигался он, а не я. Насаживаясь на мой хуй, он не забывал дрочить себе. Как бы мне не хотелось подольше продлить эти мгновения, но сначала излил свою сперму на простыни мальчик, а потом сразу вслед за ним я. Воздержание, даже такое, дало себя знать, и я, прижав жопу пацана, все кончал и кончал ему в прямую кишку. Как только мой член покинул разработанное отверстие, пацан вскочил, сперма вылилась из него, пробежав по мошонке. Ростик убежал в туалет. Я не мог отойти от оргазма, меня сотрясала дрожь. Даже не было сил встать и посмотреть, как там мой мальчик.
Минут через десять он, голенький, зашел в комнату.
- Вов, Вов, я так хотел. Спать ложился и вспоминал как мы с тобой...
Вот уже несколько месяцев я ебал Ростика в попу, но у него не хватало смелости сказать слово - ебаться. Пашка в этом случае не терялся, хоть и поправлял постоянно, что не «ебаться», а «трахаться».
Простынь пришлось менять, я сразу сунул ее в стиралку вместе с другим постельным бельем, заодно вытащив форму.
Ее еще предстояло погладить, а мне очень не хотелось после такого секса чем-либо заниматься.
- Ростик?
- Что, Вов?
- Погладь мне форму, завтра ехать. А я не хочу...
- Вов, я не умею, а то бы погладил...
- Я тебя научу, все очень просто.
- Научи, и я к тебе буду приходить гладить.
- Глупости, мне только раз надо. Ты ко мне так приходи.
- Я и прихожу, всегда. Только мама твоя...
Напоминание о том, что мне предстоит серьезный разговор по поводу Ростика, и вообще, по поводу моих сексуальных предпочтений, испортило мне настроение.
- Не надо, Ростик, я сам. А ты посмотришь, как, и потом сам попробуешь.
- Ну и не валяйся на диване, пойдем, давай, Вов, а почему мама твоя ТАК на меня смотрит?
- Ростик, - я очень не хотел говорить с пацаном на эту тему, но все равно это нужно было сделать. Рано или поздно. - Ростик, моя мама знает про нас...
- Как знает? Она фотки видела?
- Не знаю, фотки на месте. Догадалась она. Ты ведь...
- Что, Вов? Ничего не понимаю. Что я?
- Ростик, по нам видно, что мы любим друг друга. По тебе и по мне. Вот так.
- Как видно?
- Видно, она мне сказала, когда я звонил.
- Что теперь делать, Вов? Что делать?! - Ростик стал кричать.
- Успокойся, успокойся, не кричи... - попытался я его успокоить, но из этого ничего не вышло.
- ЧТО ДЕЛАТЬ, ВОВ?!!! Она маме расскажет!!! Я убью себя! Давай убьем себя вместе! Пусть ОНИ знают! Пусть знают, что я люблю, и что ты!
- Ростик, не надо!
- Что не надо!? КАК ЖИТЬ? ТВОЯ МАМА ЗНАЕТ про нас! Что мы... что я... и... ты... Оооооо!!!! - Ростик, завыл очень громко. Он не плакал, а выл. А мне стало страшно. И не за моего мальчика. А за себя, что как бы никто не услышал этот вой и не вызвал ментов, проверить что у меня происходит в квартире.
- Ростик! - я обнял воющего пацана. И он наконец прекратил вой и затрясся в рыданиях. - Ростик, она знает, но понимает. Боится, чтобы никто про нас не узнал. Давай больше не будем делать на людях, как возле школы. Она не будет запрещать тебе видеться со мной. И не скажет никому. Она боится, что кто-нибудь узнает про нас и меня посадят. Ростичек, Славочка... успокойся, все хорошо, все хорошо...
- Он-н-н-а не рас-с-с-ка-а-а-жет?
- Нет. Мы вместе. Мы всегда будем вместе, мой Ростик.

(Эти слова оказались пророческими. Мы были вместе, даже когда Ростик давно вырос и поступил в университет. Даже когда мой мальчик вырос, я не перестал любить его, а он меня. Хоть уже лет в семнадцать Ростик попробовал женщину, и иногда ебал домогавшихся его благосклонности подружек. Но больше ему нравилось ебаться со мной, сначала в пассиве, а потом, как и мне, повзрослевшему - в активе)

Когда пацан успокоился, я сказал, что нам надо быть осторожнее в проявлении наших чувств. И он с этим согласился.
А форму мы все-таки погладили вместе с Ростиком. Я китель, а мальчик - брюки.
Все произошедшее отняло много сил, да и перекус колбасой, жареной на костре, не смог насытить нас на весь день. Голод давал о себе знать.
И после утюга я взялся за нож. Ростик пристроился рядом и вдвоем очень скоро мы начистили картошки, которую я и пожарил с найденным в холодильнике кусочком несоленого сала.
Сытые, мы легли на наше ложе любви, и незаметно уснули, задолго до двадцати двух часов.

Мальчик втянулся в школьный режим и поэтому проснулся в шесть часов. Хотел было уже начать собираться в школу, как всегда делал, ночуя у меня. Но я удержал его за резинку трусов. Что послужило началом всему произошедшему далее. Ростик как-то приглушенно взвизгнул, и вместо того, чтобы остановиться, рванулся с удвоенной силой. Ткань не выдержала, и в моей руке остался лоскут от задней части мальчишеского нижнего одеяния. Сверкая белыми ягодицами, мальчишка ушлепал в туалет. А вернувшись, стал показывать (как ему казалось) самые непристойные и завлекательные позы, используя остатки трусов «для разогрева публики», состоящей из меня одного. Такой стриптиз в исполнении тринадцатилетнего пацана настолько возбудил меня, что я для порядка пощекотав мальчишку, положил его на спину, и не снимая порванных трусов, согнул его ноги в коленях и смазав слюной дырку, стал ебать охающего Ростика. Так с ним мы еще не делали. Лицо кайфующего от анального секса пацана - это увлекательное и возбуждающее зрелище.
Кончил как всегда первым он, прямо себе на живот, а потом через минуты две и я.
Даже то, что член мой оказался в какашках мальчика, не испортило нам утра.
До «Ракеты» еще оставалось время, и мы вдвоем приняли ванну, помыв (а попросту полапав) друг друга.

На Речном вокзале я с мальчиком не стал сидеть в зале ожидания, а вышел на пристань. Обь несла свои мутные воды, дул ветер. Я приобнял пацана сзади, как бы укрывая его. Мы молчали. Ростик, как и вчера - в джинсовом костюме, а я снова в форме и бушлате.
Пацан с мольбой в голосе спросил меня:
- Вов, возьми меня с собой. Маме оттуда позвоним.
- Ростик! Ты знаешь, что я тебя хоть куда бы взял, но не могу. Если через неделю я не управлюсь с делами, то снова приеду к тебе. Подождешь?
-Подожду, Вов. Только постарайся быстрее…
- Постараюсь...

Достав деньги и вручив их Ростику, сказал:
- Дуй к кассе и купи себе билет. Взять с собой не могу, но еще побудем вместе несколько часов. Прокатишься туда-сюда.
Мальчик убежал и через несколько минут вернулся с билетом в руках. На лице его была улыбка.
- Хорошо ты придумал, Вов. Поплывем по реке. Никогда не плавал по Оби.
- Плавает говно, моряки - ходят! - голосом бывалого морского волка сказал я, чем окончательно вернул хорошее настроение пацану.

В «Ракете» мы сидели на деревянной скамейке, прижавшись друг к другу. Рука Ростика, его ладошка с тонкими длинными пальцами, была в моей. Снова молчали и смотрели в квадратный иллюминатор на воду, на деревья без листьев, сиротливо стоящие вдоль берега, и острова с высокими песчаными берегами.
- О! Владимир, снова к нам в гости? К ####ым опять?
Обернувшись, я увидел Ольгу. Учительницу - алкоголичку, выжравшую у меня коньяк.
- Да, снова к вам. Дела еще не все сделал.
- А это кто с тобой?
- Брат провожает.
Ольга прищурила глаза и посмотрела пристально на Ростика. Тот нагло ответил взглядом на ее взгляд.
- А похожи! Что молчишь?
- А что мне говорить? Здрррасссти! - Ростик давал понять, что эта случайная знакомая совсем не кстати.
- Вова, пойдемте покурим, ветер. Не могу прикуривать при таком ветре.
«Овца тупая, блядь, привязалась», подумал я, выпуская из своей руки теплую ладошку.
Как и в первый раз, прикурив перед выходом, сунул сигарету в руку «овце», поймал сигаретой язычок пламени сам, и вышел на корму.
Ветер хоть и дул, но совсем не такой, как в первую мою поездку. Прикуривать вполне можно было и на улице.
Перекрикивая ветер и шум мотора учителка сказала:
- Говорят ####ов детей своих бьет?
- А то вы не знаете, ПИДАГОГИ...
Ольга ничего не ответила, а потом снова начала.
- А я в «опеку» ездила, будем лишать родительских прав мать одного ученика, в моем классе учится.
Я почему-то сразу понял, о ком она говорит. И, изобразив на лице заинтересованность, спросил:
- А что случилось?
Ольга картинно пожала плечами.
- Мать мальчика совсем не занимается воспитанием сына, хоть и работает, но постоянно в нетрезвом состоянии. А Коля предоставлен сам себе, курит, пьет, два раза оставлялся на повторное обучение в третьем и пятом классе. Связался с уголовником, и еще...
- Что еще натворил этот Коля?
- Он занимается проституцией у нас в поселке. Представляешь! Малолетний гомосексуалист! Его надо не в интернат, а в спецшколу. Ну я посодействую... не в интернат он поедет. А в ####. За высокий забор!
- Что так жестоко-то?
Ольга выкинула за борт сигарету.
- Вова, у тебя коньяка нет?
- Нет, я недолго в городе был, документы отвез и назад.
- А я тебя утром не видела...
- Вчера уехал. Пошли, ветер тут.
Учительница пошла вперед, а я за ней. После свежего воздуха в помещении показалось душно, и я расстегнул бушлат.
Ольга плюхнулась на скамейку рядом с Ростиком, а мальчик инстинктивно отодвинулся от нее на всю длину скамейки, к самому окну.
Продолжая начатый разговор, она сказала:
- Суд состоится через месяц, месяц на документы. К Новому Году избавлюсь от пидараса этого. Весь класс перепортил.
- Весело у вас, прямо как в большом городе...
- Это зона все. Влияет. Даже дети сотрудников волей-неволей заражаются уголовной романтикой...
- Это в жопу давать романтика?
- Вова! Брат же твой рядом! Как не стыдно!
- Извиняюсь.
- Братец, а как тебя зовут? - доебалась до Ростика училка.
- Артем, - буркнул Ростик и отвернулся.
- Тёёма... хороший у тебя брат, Вова.
- Хороший. И что Коля?
- Какой? Ааа...пида... ####ев? Что Коля. Ему на всех наплевать, и на себя. Живет как женщина с зеком.
- Менты куда смотрят?
- Милиция... у нас пока вакантное место, не хочешь к нам, работать? Я посодействовать могу...
- Спасибо. Делать мне нечего у вас. Глушь, скукота, и «Арапчай».
- «Арапчай» - да. Может, привезут чего получше... А я забегалась и ничего выпить не купила. Вова! Может есть фляжка твоя? Плесни, а?
- Нету, сказал же!
- Аремка тоже у ####овых жить будет? Места маловато, двое детей, и сын избитый лежит, в школу не ходит...
- А что меня спрашиваешь, бьет прапор или не бьет?
- Может быть видел, рассказал бы. Интересно...
- Что там интересного?
- Ну... какие следы, как кричал, что кричал. Или молчал, как партизан. Ха-ха-ха. - Ольга деланно рассмеялась.
- Не видел, в тайге был. И нечего рассказывать. Их жалеть надо.
- Их бить надо! Ублюдков! Все нервы истрепали!
- Не надо тебе в школе работать...
- Негде больше. Не на «кирпичке» же.
- В город уезжай.
- Не могу, у меня... - Алкоучилка и садистка замялась.
- Капитан?
- А ты откуда? Хотя да... У нас на одном конце пернешь - на другом унюхают.
- Вов! Вов! Пойдем, покажешь туалет, - Ростик спасал меня.
- Пошли. Ты, Оля, тут посидишь?
- Да, вас подожду.
Мы прошли с Ростиком по проходу к туалету, возле него пацан спросил меня:
- Вов, кто это? Что за дура? Кто такой Коля? Кто избитый? Что ты там делаешь? Кто в жопу дает?
- Ростик, долго рассказывать. Это училка. Коля пацан. Бьют другого пацана. Все сложно. Потом ладно? Правда не могу.
- Ладно, Вов. А она с нами ехать будет?
- Наверное, привязалась. Я когда первый раз ехал, она у меня весь коньяк вылакала...
- Аа...дура, да?
- Да, дура.
- Пойдем, чего стоять. Я поговорить хотел. На обратном пути схожу, знаю где.
Вернувшись, мы на скамейке никого не застали. Ольга нарисовалась на носу с какими-то двумя зоновскими мусорами.
«Хуй на нее», подумал я.
Моя рука нашла ладошку Ростика, и сжала ее. Ростик сжал мою. Мы снова замолчали.

Маленькое отступление.

Так получилось, что в этой и предыдущей главе мальчики много плачут по разным поводам. В этом я не виноват ну ни капельки, я просто описываю то, что случалось со мной. То, что произошло в далеком уже 1993 году.
Вообще если честно, пубертаты на слезы слабы, по себе знаю, и по своему опыту.

 

1993 год. Осень
Часть двенадцатая

Найдя кассира, которого видел вчера, когда я уезжал из поселка, купил билет Ростику на обратный путь.
От пристани пешком добираться до места пришлось бы не менее часа-полтора, потому что альтернативы вахтовому «Уралу», служившему автобусом, не имелось.
Мы так и не заговорили до самого прибытия, но и рук не разжимали. Сидели, смотрели в окно, и иногда друг на друга. Иногда по лицу мальчика пробегала улыбка, не знаю о чем, или о ком он думал в тот момент.
Когда все пассажиры, включая учительницу, прилепившуюся к двум зоновским вертухаям, вышли. Я тоже встал с деревянного сидения. Ростик обхватил меня руками за шею, чмокнул почему-то в нос, и сказал:
- Вов, а я не верил, что не на войну... А ты, и правда, в лес.
- Правда.
- Приезжай поскорее, хорошо?
- Постараюсь Ростик, я звонить буду, как смогу...
- Я буду ждать, звони. И...
- ???
- Не будем говорить Павлику, что ты приезжал?
- Не будем.
- Все, иди, а то опоздаешь на автобус. Я посижу.
- До свидания, Ростик. Я тебя люблю.
- Я тебя тоже, Вов.
Начали заходить люди, собравшиеся в город. Глаза Ростика подозрительно заблестели, он отвернулся и уставился на ржавый причал-баржу.
Погладив пацана по голове, я пошел к выходу, задевая идущих навстречу пассажиров.

Дверь мне открыл прапор.
- Вернулся? Как там город, стоит?
- Хули ему будет? Стоит.
- Я сегодня в ночь. Баржа, сказали, на той неделе пойдет.
- А сколько ремонтировать будут?
Прапор пожал плечами.
- Неделю... может дней пять. Что, надоело у нас? Не нравится?
- Нормально. Пить столько тяжело.
- Для этого привычка нужна.
Прапор хлопнул себя по пузу и рассмеялся дребезжащим смехом.
Бушлат вешать с пистолетом на вешалку я не стал. Стянул ботинки и прошел в комнату вместе с ним.
- Да не ссы за ствол свой. Никто не возьмёт.
- Дети дома.
- Я, бывает, заскакиваю пожрать со стрельбища с АК, и ни хуя.
- Пиздить так Егора будешь, будет нихуя.
- Не начинай, Вова! А то поругаемся!
- Твое дело, я предупредил.
- Спасибо! Сам как-нибудь. Может ебнем спиртяги? Да я спать завалюсь, давай, хули...
- Немного только, хотел прогуляться.
- В магазине нет нихуя. Все разобрали. Даже «Арапчай» закончился.
- Селедка осталась?
- Селедка осталась.
- Ну и ладно, а твоя где?
- Ушла вязать, к подруге. Сами похозяйничаем, и это, Егора покорми, он не хочет выходить. И со мной не говорит.
- Покормлю. Младший где?
- В школе. Ты давай, готовься завтра в баню. Ту неделю пропустили, в ванной не то, нужно веничком похлестать, косточки отпарить...
- Ты же с ночи будешь.
- Дак я тебе говорю, готовься. Завтра с утра топить пойдешь, Егор ходит уже, заживает как на собаке...
- Протоплю. Ко скольки надо?
- Так, у нас сдача, потом... ну давай к обеду, плюс, минус. Но топить долго надо, баня большая.
- Я видел, когда за картошкой ходил. С Егором...
- А ну да, видел. Может познакомить тебя с кем? Дело молодое. Есть у меня на примете...
- Нахуй, Паша! Я сюда не за этим приехал, и гандонов нет.
- Зачем гандоны? Девки чистые! А сиськи, не сиськи, а СИСЯНДРЫ! Не пожалеешь! В общем я приведу, а ты сам посмотришь.
- Жена что, не пойдет?
- Нет, давление у нее. Только мы, мужики, паримся!
- Хуй с ним, приводи своих.
- Они «не мои», они ...
- Неси спирт, я к Егору.
- Скажи, пусть не обижается, для его же пользы.
- Сам говори...
- Фу ты, ну ты. Нежности какие.
Прапор ушел на кухню, а я открыл дверь спальни.
В нос снова ударил запах мочи. За сутки отвык от этого. «Блядь! Надо окно распахнуть и проветрить, ведь пиздец просто какой-то!» подумал я.
Егор лежал на боку и улыбался.
- Приехал, дядя Вова.
- Приехал.
- Спасибо.
- За что?
- За то, что защищаешь меня.
- Да какая защита! Надо вообще было не давать тебя бить.
- Я привык. Уже проходит, хочешь посмотреть?
- Потом. Отец сказал покормить тебя. Есть хочешь?
- Ага.
- Пойду принесу чего-нибудь, или на кухню пойдем?
- Не, пока ОН дома, я не пойду.
- Жди тогда.
Бушлат отправился к шкафу. Пистолет звякнул о доски пола.

На кухне прапор соорудил дастархан. Большое блюдо плова, стопки, трехлитровая банка воды с размешанным вареньем, и спирт. Селедка стояла на подоконнике, ее я сразу не заметил, и уж собирался спросить прапора про коронное семейное блюдо.
Отдельно в тарелку был наложен тот же плов с двумя кусочками хлеба сверху риса.
- Отнеси Егору. Чай потом будет.
Взяв тарелку, отправился к мальчику. Егор уже отложил книгу и так же лежал на боку, подложив под себя подушку.
- Вот плов. Кушай.
- Спасибо, дядя Вова.
- Егор, договорились же... без «дяди».
- Я забываю.
- Кушай, а я пить.
- Дя... Вова, принеси мне бухла, у вас спирт, да? Я знаю. Принеси, пожалуйста.
- А как? Отец же там сидит.
- Скажи, я зову. Он ко мне пойдет, а ты разбавь и в зале спрячь, пока мы говорить будем.
- Ладно. А не рано ты пить стал?
- Мне не так больно будет, принесешь?
- Принесу. Но курить не дам.
- А я в окно...
- Посмотрим, проветрить не мешает тут.

Зайдя на кухню, сказал прапору, уже разлившему разбавленный спирт по стаканам.
- Иди, тебя Егор зовет.
- Зачем?
- Не знаю, поговорить, наверное.
- Хм, то не говорил, а как ты приехал...
- Иди, раз зовет.
Прапор встал, выпил стопку, зачерпнул ложкой плов, закусил, и вышел.
Не зная сколько продлится его разговор с сыном, я взял большую, наверное пол-литровую кружку, разбавил на глазок спирт и отнес в большую комнату, спрятав за телевизор. Из-за двери раздавался глухой голос прапора. Егора слышно не было. Совершив эти манипуляции, я вернулся на кухню и закурил сигарету, выпуская дым в открытую форточку.
- Ну, поговорили. - Прапор зашел какой-то красный, и даже, как мне показалось, смущенный.
- И что?
- Оба не правы, и он, и я. Ты не лезь, наше с ним дело...
- Я не лезу, спросил просто...
- Что сидим? Кого ждем?
Паша лихо набулькал спирт, разбавил водой и ждал, пока я не проделаю те же действия.
- Вздрогнули!
Мы выпили и закусили пловом. Потом еще повторили раза четыре. Внутри разлилось тепло. Мне захотелось, чтобы все у меня и у всех, кого я знаю, было хорошо. Сигарета усилила это желание.
Первым облагодетельствовать я решил Егора.
Пока прапор возился с грязной посудой на кухне, прошмыгнул к телевизору, забрал кружку, и отнес её в спальню.
Егор уже не лежал, а сидел в кровати.
- На! Быстро! Вдруг зайдет!
Егор почти вырвал у меня из рук разбавленный спирт, стал пить, давясь и сдерживая рвотные позывы. Все выпить он не сумел, и протянул остатки мне.
- Больше не могу. Выпей.
На предыдущий спирт небольшая доза никакого действия не произвела, и кружка отправилась под кровать.
Пацан захмелел сразу и снова устроился на боку.
- Ложись полежим, Вова.
- Нет, я еще в одно место хочу сходить.
- Куда?
- В магазин.
- Там раскупили все. Даже пива твоего любимого нет.
- Пиво я сам забрал все. А осталось что в холодильнике?
- Не знаю, я на кухню не хожу, только в туалет. Мне мама или Серенький кушать приносят.
- Потом посмотрю.
Предложение мальчика отдохнуть оказалось очень заманчивым, и я как был в форме, устроился с краю.
- Вова, давай покурим.
- Пусть отец заснет, потом.
- Ладно, ты отдыхай, я читать буду, наверное. Блядь, как заебись в голове. Нет, не буду читать. Расскажи, ты к Ростику ездил, да?
- Да.
- А вы с ним ебались?
- Ебались.
- Ему не больно?
- Нет. Егор, отстань. Хочешь попробовать?
- Не знаю, что я хочу. Все, не буду. Ты расскажешь потом?
- Что?
- Ну как вы...
- Егор, отстань.
- Вова, ну расскажешь?
- Расскажу. Завтра. Баню пойдем топить и расскажу.
- Почему завтра, а не в воскресенье?
- Отца спроси. Сказал баня завтра.
- Ладно. Прикинь, а ОН прощения просил...
- Ты простил?
- Да.
- Ну и хорошо. Если курить хочешь, разбудишь, как отец захрапит.
- А если не захрапит?
- Захрапит! Все! Я сплю!

- Вова! Вова, вставай!
Егор тряс меня за руку.
- Что?
- Он храпит!
- Кто?
- Отец храпит, давай покурим.
Не очень мне хотелось вставать. Короткий сон облегчения не принес, а наоборот усугубил мое опьянение.
Я встал с кровати, подошел к окну и рванул форточку. Она не поддалась. Только потом увидел шпингалеты и, открыв их, повторил попытку. В комнату ворвался свежий воздух. Но курить в ней не стоило. Ветер задувал во внутрь, и дым наружу бы не выходил.
- Егор, пошли на кухню покурим.
- А вдруг проснется?
- Услышим.
Мальчик, наконец, вылез полностью из-под одеяла. На нем одеты были те же трусы, которые я спускал, когда лечил баночным пивом. На ляжках и боках ягодиц полосы выглядели уже не так зловеще, как раньше, но все равно по тому, как пацан, морщась вставал, было понятно, что ему больно.
Прапор храпел на диване. Мы осторожно прошли мимо, а на кухне выкурили по сигарете. Причем пацан стоял, а я сидел за столом.
Так же осторожно мы вернулись в «детскую».
Перемена в атмосфере комнаты почувствовалась сразу, и я дал себе слово, пока живу здесь, повторять проветривание несколько раз в день.
Егор опять влез под одеяло. Я же думал, что делать: или лечь поспать, или сходить в вагончик к Кольке и Ефиму, чтобы рассказать о нависшей над ними беде.
Решив, что завтра и послезавтра зека не будет, так как выходные, и его вряд ли отпустят из лагеря. Лег на кровать, уже раздевшись, и почти сразу заснул.

Открыв глаза и услышав сопение Егора рядом, я посмотрел на часы. Фосфоресцирующие зеленые стрелки показывали три часа. По пути в туалет увидел спящую жену прапора на диване. А на обратном пути, уже в спальне посмотрел на кровать младшего брата - Сережа спал.
Снова устроившись рядом с мальчиком, я погладил его по голове, ощутив очень мягкие волосы. Егор не проснулся, и я погладил его по груди и животу. Потом ощупал через трусы хуй, немного подрочил, чтобы он отвердел, и... отвернувшись на другой бок, снова заснул.

Утро началось с того, что мать отчитывала младшего сына. Тот опять напрудил в постель. Белье уже валялось на полу, а жена прапора застилала на клеенку новую простынь. Мальчик стоял голеньким возле стола.
- Сережа, ну просыпайся ты, как писать хочешь!
- Мам, я хочу, и кажется проснулся, а потом, это во сне.
- Сережа, устала я стирать. Ты большой, много писаешь. Дышать нечем в доме.
- Мамочка, я не виноват! Это само!
- Знаю я... Устала просто! Попа болит?
- Болит.
- Учится будешь - болеть не будет. Будешь учиться?
- Буду...
- Ладно, ребята встанут, в баню пойдете с папой.
- Мама, а дядя Вова следы увидит на...
- Ну и что?
- Стыдно...
- Стыдно не учиться! За дело получил?
- За дело...
Взяв в охапку мокрое белье, мать вышла. Сережа тоже вышел вслед, не одеваясь.
Я встал, одел брюки и открыл форточку. Сразу посвежело. На улице накрапывал дождь. Хорошая погода, не простояв и недели, закончилась.
Егор тоже проснулся и лежал, теперь уже на спине, и смотрел на меня.
- Что не встаешь? Нам баню топить.
- Холодно.
- Вставай и оденься.
- У меня... стоит.
- И что? Видел я, как у тебя стоит...
- Мама там...
- Оденься сначала.
Пацан встал и начал одеваться. Хуй Егора действительно выпирал из трусов.
Повинуясь импульсу, я шагнул к мальчику и взял его за напряженный орган.
- Сейчас ты умрешь. Я буду дрочить! А это - смерть!
- Вова! Отпусти! Я сейчас не умру, а обоссусь.
Пришлось выпустить из ладони пацанячий член. И Егор, натянув трико, убежал в туалет.
Зашел голый Сережа. И, видимо стесняясь, бочком подобрался к шкафу и, наугад схватив трусики, одел их. Трусы оказались большие, видимо Егора. Что еще сильнее смутило пацана. Не став ждать продолжения, я вышел. Что меня поразило, так это размер Сережиных «причиндалов» - писюн его хоть и тонкий, был длинноват для десятилетнего мальчика, и в дальнейшем обещал массу наслаждений владельцу.
Мимо в спальню прошмыгнул Егор.
Уделил время для гигиенических процедур и я.

Мы доели вчерашний плов, запивая чаем. От вчерашней пьянки похмелья не было, наверное, длинный сон нивелировал возможные последствия употребления спирта.
- Сережа, с ребятами пойдешь баню топить?
- Не, мама, можно я потом, с папой пойду?
- Хорошо, оставайся, жди.
Так мне выпал шанс побыть наедине с Егором.

Путь в баню, когда мы ходили за картошкой, я не запомнил, и сейчас при свете дня шел как в первый раз. Моросил надоедливый дождь, и уже подсохшая было дорога расползалась на глазах. Так как мы больше не собирались возвращаться домой, то жена прапора вручила сыну пакет с чистым бельем, посетовав, что я не хочу одевать форму мужа. Чистое белье, привезенное с собой, отправилось к Егоровой поклаже.
Строение я узнал. При дневном освещении оно выглядело добротно, но по красоте - уебищно. Хотя зачем архитектурные изыски в этом «медвежьем» углу?
Егор сразу стал распоряжаться.
- Вова, у меня болит. Поэтому ты носи дрова, а я разожгу и буду топить.
- Показывай, где.
- Вон там. - Пацан показал рукой на край коровника.
Хорошо, что ничего не нужно было колоть. Только носить. Быстро натаскав большую охапку, я сел на лавочке в предбаннике, и стал наблюдать за работой мальчика.
Береста, служившая растопкой вместо бумаги, затрещала, и пламя стало облизывать сухие поленья. Потянуло вкусным дымом. Егор немного посмотрел на огонь, потом закрыл дверцу печки.
Усевшись напротив и чуть поморщившись от боли, начал:
- Расскажешь? Ты обещал...
- Что?
- Про Ростика, и как вы с ним...
- Зачем тебе, Егор?
-  Интересно...
- Егор, это дело двоих. Зачем третьему знать? Вот я, если ты с Колей что-то делать будешь, расспрашивать не буду...
- Блин! Вова! Ты обещал!
- Да зачем?
Пацан замолчал. Молчание продолжалось долго, минуты три. Потом, видимо что-то решив, сказал:
- Я боюсь, Вова. У него большой.
- И что?
- Больно будет.
- Ты же не пробовал.
- Я палец сувал.
- Смазывал?
- Нет, а что?
- Хоть бы наслюнявил.
- И что, не больно будет?
- Да откуда я знаю! Давай я тебе всуну, и ты узнаешь, больно или не больно!
- У меня жопа болит.
- А если бы не болела?
- Не знаю...
- А кто знает?
- Ну вот Коля с Ефимом. Да? И Ростик твой с тобой? Им не больно?
- Чуть больно, вначале. А потом кайф.
- Кайф?
- Кайф.
- А дырка, она маленькая... а хуй - большой. У Кольки.
- Растянется и все.
- Видно будет, что ебали. Отец в бане увидит, мне пизда. Только помирились.
- Видно, когда часто, или сразу после того, как выебали. А так не видно.
- Егор?
- Что?
- Давай попробуем?
- В жопу???
- Хочешь, в рот?
- Я не знаю. А ты вот у меня проглотил...
- Да.
- Мне тоже надо глотать?
- Как хочешь, твое дело... Будешь? Ты у меня, а потом я. Жопа болит ведь?
- Болит... А ты мыл хуй?
- В бане помоем.
- Ну да, точно. А я ведь тогда... не мыл.
- Егор, дрова прогорают, еще подкинь.
Мальчик стал возиться с печкой.
Если честно, то мне не хотелось связываться с Егором. Его интерес к теме ебли и вопросы раздражали меня, не знаю почему. Но, с другой стороны, не каждый пацан так озабочен вопросом однополых отношений. Или все дело в спермотоксикозе? Почему у него нет поллюций тогда? Не понятно.
Я сходил и принес еще дров, высыпав их в поредевшую кучу возле Егора.
Дверца закрылась, и пацан уж собирался вернуться на свое место.
- Егор, иди сюда.
В этот раз он не спросил меня зачем, а просто подошёл и встал.
Я решительно спустил с него трико вместе с трусами. «Больно!» охнул мальчик. Повернув его жопой к себе, я смотрел на полосатые синие ягодицы. Про еблю не могло быть и речи, тем более с моим не длинным хуем. Осторожно пальцами раздвинул булочки, я посмотрел на пацанячее девственное очко.
- Будешь ебать? - спросил Егор.
- А хочешь?
- Давай попробуем, наверное, все равно Колька...
- Нет, тебе больно будет. Жопа синяя.
- А ты у меня тоже?
- Да.
- Вова, Ростик дрочит?
- Дрочит. Все дрочат. И я дрочу, и Ростик. Все пацаны, кроме тебя.
- Нельзя.
- Сосать и в жопу можно? Дрочить нельзя?
- Да. Это можно, а то - нет.
- Может, не будем ждать?
- Так ведь грязный, ссали...
- Водой с котла помоем, пойдем.
Баня уже нагревалась, и в ней температура оказалась намного выше, чем в предбаннике. Расстегнув пуговицы на форменных брюках, я достал хуй и помыл.
Егор смотрел.
- Тоже мой, вода не холодная...
- Да.
Хуй у Егора стоял, но я не собирался первым отсасывать у него. Сначала - он.
- Глотать не надо?
- Как хочешь.
- Как сосать?
- Бери в рот и... Я тебе подскажу.
Мальчик встал на колени и рукой завел мой хуй к себе в рот. Сосал пацан старательно, но неумело. Зубы иногда царапались, слюни не успевали сглатываться. Но благодаря моему руководству вскоре дело пошло на лад...
Я кончил, но Егор не выпустил член, а продолжал глотать, наверное, думая, что глотает собственную слюну.
Легонько оттолкнул от себя мальчика, выпустившего от неожиданности хуй.
- Хватит. Я кончил, но извини, ты проглотил.
- Я не заметил.
- Вместе со слюнями...
- Ничего такого. А то пиздят, пиздят... Давай, ты сейчас.
- Иди, дрова смотри.
Егор вышел, оставив меня одного. То, что у меня в рот взял этот мальчик, мне радости не прибавило.
Ну вот не знаю, а Коля, по моему мнению, был не в пример лучше Егора, хоть я с ним еще не был. Была в этом тринадцатилетнем пацане одержимость и любопытство. Вот они-то мне и не нравились.
Дверь открылась, впустив моего соседа по кровати.
- Давай ты!
Егор сам приспустил трико и трусы. Оказалось, что хуй его и не думал опускаться, что вселяло мне определенную надежду.
Все повторилось как в заброшенном доме, только в этот раз мы оставались оба трезвые. И мои наслюнявленные пальцы погуляли внутри анального отверстия, преодолев сопротивление мышц и протесты Егора, когда я случайно задевал синяки. Да, и кажется, пацан словил кайфа побольше, чем в первый раз.

Баня топилась, мы перешли из парилки в предбанник. Ещё раз сходив за дровами, я сидел за деревянным столом и глядел на мальчика. Сейчас он уже аккуратно складывал оставшиеся дрова возле печки, а сложив, приволок веник и подмел пол.
Наблюдая за работающим Егором, я думал, что во второй раз все прошло более спокойно, и пацан уже не донимал меня вопросами, расскажу ли я кому о том, чем мы с ним занимались.

Незаметно баня натопилась. Скоро должен был прийти прапор с младшим сыном, и какими-то «подругами». Вообще, я не представлял, что и как собирается делать при детях Паша.
Или он хочет, чтобы мной занялись сразу два «двужопых уёбища»?
Только подумал про прапора, и сразу послышались голоса. Дверь в предбанник открылась, зашел Сережа, потом прапор, а вслед за ним две бабы, наверное, моего возраста или чуть старше.
- Проходите девочки, не стесняйтесь, - прапор Паша играл роль радушного хозяина. - Знакомьтесь, это - Вова.
Поселковые «красавицы» необъятных габаритов жеманно заулыбались и одна за другой сказали:
- Я - Юля.
- А я Таня, Вовочка.
В руках у девах были сумки под стать хозяйкам, здоровущие. Из них на стол Юля стала извлекать тарелки с разной снедью, в основном, с салатами, присутствовала там и селедка под шубой, и оливье, и еще не известно что.
- Муксуна пожарили! - в большом блюде лежали золотистые куски рыбы.
«Ну хоть что-то» - рыбу, а особенно муксуна (семейства сиговых) я любил.
И окончательно украсили стол две литровые бутылки спирта.
Я мысленно застонал.
Само мытье прошло очень быстро, сказав, что сильно париться я не люблю, с мальчиками зашел в парилку и помылся. Егор хотел меня похлестать веником, но получил отказ с обещанием сделать это, когда у него все заживет, потому что его парить еще нельзя.
Сережа вообще поплескался горячей водой, налил на себя шампуня, размазал, смыл, и выскочил в предбанник.
Следующий пошел прапор с Юлей. «Мылись» они долго, охи и ахи пробивались даже сквозь плотную дверь. Пацаны отнеслись к этому, как к чему-то привычному, и в одних трусах сели за стол, пробуя понемногу каждое блюдо.
«На мне» осталась Таня, и предвидя дальнейшее развитие событий, я решил накачать ее спиртом. Что оказалось ошибкой. Ибо опьянел я, а она как хихикала, неся разный вздор в самом начале, так и продолжала хихикать после энной стопки разбавленной «огненной воды». Пересела ко мне на колени. Пришлось целовать ее в слюнявые губы, и да, у нее росли именно СИСЯНДРЫ хуй знает какого размера. Которые мне с благосклонностью предъявили для ощупывания. И тут... И тут, господа, на меня дохнуло слабым, едва уловимым запахом коровьего навоза. Мне стала так противна эта деваха, моя кстати ровесница. И не осталось ничего другого, как притвориться в дупель пьяным, что-то несвязно пробормотать, и лечь на свободную деревянную скамейку, подложив под голову вещи Егора или Сережи...

Пьянка тянулась долго. Иногда меня будили взрывы хохота или женский визг. Приоткрыв глаза, я наблюдал за вакханалией, творившейся за столом. Воспоминания этого вечера у меня разорваны. В какой-то момент слышу слова прапора:
- Егор, как проспится немного приведешь домой, мы пошли.
Хочу что-то сказать, но не могу.

Проснулся я от того, что кто-то стянул с меня трусы и взял хуй в рот, принявшись сосать.
Свет в предбаннике был потушен, дверь в парилку открыта и оттуда в дверной проем падал свет желтой лампочки. Несло теплом и запахом березовых веников.
Сосал Егор, устроившись на коленях возле скамейки. Я видел, как ходила его голова. Он не чмокал, и даже пытался делать языком так, как я его учил.
- Егор, не надо!
Пацан от неожиданности отпрянул назад, выпустил член из рта и упал на спину, оставшись так лежать. С пола донесся голос:
- Дядь Вова, дядь Вова, ты не подумай! Я не пидор! Я хотел тебе сделать хорошо!
- Вставай Егор, ничего я не думаю.
Мальчик поднялся, хуй его в трусах оттопыривался.
- Одевайся, домой пойдем. Все нормально. Я пьяный, не надо пьяному, ладно?
- Ладно дя… Вова.
- Одевайся.
Меня снова одевал мальчик, и шнурки на ботинках шнуровал, и бушлат одевал, и кепку.
Дождик не прекратился, грязь взяла реванш за несколько сухих погожих дней, и мы с Егором, скользя и норовя упасть, отправились в обратный путь.
Зона так и сияла огнями, когда мы подошли к дому.
В квартире спали. Пацан раздел меня и отвел к кровати. Дальше темнота пьяного забытья.

Утром прапор ушел на службу. Пацаны проснулись раньше меня и смотрели телевизор, когда я прошел мимо них в туалет. Пашиной жены снова дома не оказалось, да мне она и не была нужна.
Вернувшись из ванной, я открыл окно в спальне. Ветра не было. Дождя тоже, но все небо сплошной пеленой покрывали серые тучи разных оттенков. Махнув на все рукой, я закурил в детской и выкурил сигарету, выпуская дым в окно.
В комнату зашел Егор, увидел курящего меня и попросил:
- Вова, дай сигарету.
- Возьми в кителе, - ответил я.
Пацан задымил, встав рядом.
- Вова, вчера, когда ушли все, я подумал. Ты такой... Добрый. Я хотел, чтобы...
- Не надо Егор, все нормально.
- Правда?
- Конечно, подумаешь. Только лучше по-трезвому делать...
- А в доме тогда?
- Ну тогда... Мне тебя жалко стало. Дрочить не дрочишь, а поебаться не получилось, и вообще. Егор, скажи, почему нельзя дрочить?
- Мама говорила, и рассказывала, что бывает, когда дрочишь...
- ???
- Ну... если дрочить с детства, то потом детей не будет. Сперма закончится. И еще можно эпилепсией заболеть. В соседнем доме пацан дрочил и заболел.
- Бред какой, хуйня и вранье!
- А вот и нет! Это правда!
- В жопу и в рот можно?
- Да!
- Дрочить нельзя?
- Нет!
- А если я тебе ночью подрочу, пока спишь?
Егор испугался. Это было видно по его лицу.
- Не надо, дядя Вова, а то я все расскажу!
- Что ты расскажешь?
- Про тебя, если ты мне подрочишь!
- А я про тебя и Колю, кому поверят?
- Ты не... я не буду говорить!
- И я не буду.
- Вова, а ты мне не будешь дрочить?
- Нет. Ты сам будешь себе.
- Нет!
- Спорим?
- На что?
- Сам предлагай.
- Ну-у, давай, давай... если я проспорю, то я у тебя ночью пососу, а если ты...
- Понятно. Егор. Врут все. Можно дрочить, и не будет ничего. В журнале «Здоровье» написано...
- А где журнал?
- У вас библиотека есть? Вот там наверное...
- Я проверю!
- Проверь.
Мне стало холодно стоять раздетому около окна, пришлось одеться. Егор не уходил. Вспомнив про учительницу-алкоголичку, я спросил:
- У вас в школе Ольга- хуй-знает-отчество работает?
- У нас две.
- Молодая.
- Аа, она у Кольки класснуха.
- Пизда Кольке...
Егор встревожился.
- Как пизда? Что случилось?!
- Она его в спецшколу отправить хочет...
- Надо ему сказать! Пойдем! Скажем!
- Я с Ефимом поговорить хочу, а сегодня воскресенье.
- А-а, ну да. Их не выпускают...
- Завтра схожу. Ты в школу пойдешь?
- Страшно. Но пойду все равно.
- Коля не говорил никому из пацанов, иди.
- Пойду... А Коля?
- Что?
- Да нет, ничего...
Егор как-то сник и ушел на диван к младшему брату.
Все воскресенье пацан ходил задумчивый, после обеда лег спать, вечером покушал и опять лег.
Я отдыхал от прапора и его пьянок. Так прошли выходные. На следующей неделе должна была прийти баржа, а дело сдвинуться с мертвой точки. Хотя бы чуть-чуть.

 

1993 год. Осень
Часть тринадцатая

В понедельник утром я наконец-то проснулся вместе с мальчиками почти одновременно, что в последнее время мне редко удавалось из-за пьянок.
Вернее, меня разбудила жена прапора, которая, открыв дверь спальни, крикнула: «Встаем! В школу!»
Егор зашевелился и полез через меня. В нос ударил пацанячий терпкий запах. Младший тоже встал и включил в комнате свет. Мальчики вышли, я остался лежать, потом подумал, и тоже стал натягивать форму.
Сегодня Егор шел в первый раз за две недели в школу. Одну неделю он прогулял, вторую - проболел после наказания.
Мать хотела отвести обоих сыновей, об этом она сама говорила мне вчера. Однако планы ее поменялись, потому что уже на кухне, когда я позавтракал, сказала:
- Вова, можно тебя попросить?
- О чем?
- Проводи мальчиков в школу, особенно Егора, чтобы он точно пошел.
- Да кто я им, сторож? Под конвоем учиться водить?
- Вова, ну проводи, пожалуйста. Паша придёт с суток, мне приготовить надо, и постирать. Сережа ссытся, не могу уже...
- К врачу сводите.
- Где у нас тут врача найдешь? На зоне «коновалы» одни, в поселке фельдшер - бабка Нина Федоровна, маразматичка полнейшая - ничего не соображает. Только в город ехать. Деньги нужны. И вы застряли тут с вездеходом.
- Паша сказал, что на этой неделе баржа придёт...
- Хорошо бы, может в магазин чего вкусного привезут. Надоело одно и то же. Ну что, проводишь?
- Не охота, темно, грязь, дождь...
- Проводи, заодно в магазин зайди.
- Там нет ничего, говорят...
- Стиральный порошок есть. Купи, пожалуйста, на свои. У меня нет.
- Какой порошок?
- Он там один - Тайд. Дорогой, никто не берет, все мылом солдатским стирают. А у меня и мыло закончилось, не хватает. Постирай почти каждый день! Хорошо, хоть сегодня сухой проснулся.
- Вы его будите ночью, чтобы в туалет сходил.
- Сами спим. Кто будить будет?
- Будильник что ли поставьте, вон я видел в серванте.
- Не работает, будильник-то. Проводишь?
- Провожу. И порошок куплю.
- Вот спасибо тебе! А я вкуснотищу приготовлю, вчера подруга нельмой (белорыбица) угостила, к обеду все будет.
- На рыбу перешли...
- Пашка на охоту не может, работа. Да и осень, по зиме надо. Лося привалить, с мясом будем. Он с работы СВД берет - и в лес. 
- Рыбу не ловит?
- Да так, с пацанами балуется. А хорошую нет. Мы так берем, или угощает кто, друзей много...
- Жалко, корова пропала...
- Жалко, молочка бы... и детям. Ну, может телочку купим по весне. С детьми без коровы плохо. Пасти только негде, а на Егорку надежды нет. Маленький был - слушался, хоть и учился не очень. А сейчас...
Из коридора послышался шум, и Егор сказал: «Мама, мы пошли!»
- Подождите, дядя Вова с вами пойдет.
- Зачем?
- В магазин надо сходить, да и проводит. Чтобы не обижал никто...
- Мама! Ну кто нас обижал когда?!
- Мало ли что, вместе оно спокойней.
- Пусть тогда одевается, а то опоздаем. Дядя Вов, бушлат принести?
- Неси, Егор, - сказал я, и встал из-за стола.

На улице дождь прекратился, но легче от этого не стало. Грязь, повсюду грязь. Я пошел с мальчиками по «чистой» дороге. Вся «чистота» которой заключалась в отсутствии разбитой большими автомобилями и тракторами колеи. Плюс иногда попадались участки с пожелтевшей травой, по которой идти было намного приятнее.
Младший Сережа шел первым, потом Егор и я завершал шествие. Мы молчали, говорить совершенно ни о чем не хотелось, только перед самой школой я спросил Егора:
- Ты точно в школу пойдешь, Егор?
- Пришли уже. Куда я денусь, ты меня до класса вести будешь? - в голосе пацана чувствовалась враждебность. Это и понятно, кому охота идти под «конвоем» на учебу.
- Да я так спросил, мне все равно. Мать попросила проводить, по пути в магазин.
- Ага, в магазин, конечно... - Егор не хотел принимать мои объяснения.
- Как хочешь... - сказал я и замолчал.
Вскоре показалась школа. Что-то часто стал я в последнее время бывать возле «храмов знаний». Сначала с Ростиком, теперь с Егором.
Ученики шли тоненьким потоком, и, поднимаясь по высокому крыльцу, скрывались за тяжелыми на вид дверями.
Грешным делом подумал: «Может Колю встречу, поговорю...» Но встретил я не Колю, а его учительницу - Ольгу.
Мне стало казаться, что эта баба-алкоголичка преследует меня, никак не может забыть тот коньяк, что выжрала на «Ракете».
Ольгин голос откуда-то сбоку заставил сбиться с шага. Пацаны тоже затормозили, и обернулись.
- Под конвоем ведешь? Правильно! А то снова прогуляют!
- Нет, по пути просто. Тут дорога суше. В магазин иду, - я начал оправдываться, как пятиклассник перед строгой училкой.
- В магазин, ну да! Только там все закончилось...
- Знаю, мне по хозяйству.
- Ты, Вова, там, я смотрю, прижился, так и жить останешься.
- Оля, ты за детьми своими, учениками смотри. А за мной смотреть не надо, хорошо?
- Ой, Вова! Не обижайся! Я пошутила.
И тут внимание ее переключилось на Егора.
- Здравствуй, Егорка. Что, жопа прошла? Прогуливать не будешь больше? Вон к тебе охрану приставили...
Егор ничего не ответил, а обошел глазеющего и слушающего Сережу и, вжав голову в плечи, стал подниматься. Видя, что брат скоро уйдет, Сережа побежал следом, оставив меня наедине с учительницей. Мы стояли перед школьным крыльцом, а дети «обтекали» нас, здороваясь, при чем не только с Ольгой, но и со мной.
Ольга продолжила свой монолог, видимо уже для меня:
- Пороть их надо! Уму разуму учить! Я в своем классе всех мальчишек бы перепорола, и девчонок половину. По-другому не понимают. Слов не понимают. Материала не понимают! Одно у них на уме!
Столько затаенной злобы слышалось в голосе этой молодой бабы. Было не понятно, зачем она вообще пошла работать в школу учительницей, если так ненавидит детей.
В другое время я не обратил даже внимания на злобную дуру. Ведь со школы знал, что людей там работает очень мало, их почти нет среди «педагогического состава», а которые встречаются - это скорее исключение, чем правило.
Но с её болтливого языка мне хотелось снять еще какую-нибудь информацию про Колю
- Оля, а этого, помнишь ты говорила, малолетнего... поди лупят его?
- Кольку-то? Его и пальцем никто не трогает, блядушку. А надо, надо, чтобы знал. Может бы подставлять постеснялся, синюю жопу свою.
- Что ты так к нему прицепилась, к Коле, кажется?
- К Коле, Коле. Класс он мне назад тянет. Надоел он. Пусть в спецшколе учат, или в интернате. Там строго, могут и наподдать. Это у нас нельзя...
- И когда планируешь избавиться от него?
- А вот суд проведем. Специально выездная сессия будет. Много вопросов накопилось. А там уже легче. Главное сейчас мать прав лишить. А там «опека» возьмётся, а, может, и ИДН.
- У вас же нет ИДН. Или есть?
- При чем у нас? В городе! - училка начала уже раздражаться моей «тупостью».
- Заболталась я. Зайдешь, может?
- А можно? Постороннему?
- Ну какой ты посторонний? Я тебя знаю. У меня первый урок как раз в моём классе. Покажу тебе нашу поселковую «секс – достопримечательность».
- В другой раз, Оль, правда, надо в магазин бежать, ждут меня.
- Иди тогда. Захочешь - заходи, чайку попьем. Жаль фляжка твоя опустела...
- Жаль...
- В магазине «Арапчай» закончился, сейчас только сэм.
Мне стоило большого труда сопоставить «Сэм» и самогонку как идентичный алкогольный напиток, только с разными народными названиями.
Ольга, покачивая, видимо для меня, бедрами, стала подниматься по крыльцу.
Я не захотел идти в класс с учительницей, потому что все равно поговорить нормально с Колей не получилось бы, в основном, разговор предстоял с Ефимом. Поэтому встреча откладывалась на вторую половину дня.

В магазине и в правду наблюдалось отсутствие товара. Полки освободились и смотрели прорехами, между продуктами и другим барахлом, которое еще не раскупили.
Купил Тайд, несколько сникерсов - Кольке, а больше и ничего. Но, поразмыслив, попросил три больших хвоста селедки, чтобы не ходить в другой раз. Хорошо, что нормальных сигарет привез из города. В «комке» никаких сигарет тоже уже не имелось в наличии.

Дома жена прапора гремела на кухне посудой. Когда я отдал порошок, она параллельно с готовкой занялась еще и стиркой. Мне же делать было нечего совершенно, поэтому я включил телевизор и лег на диван. Как только кинескоп, нагревшись, стал показывать какую-то мутную картинку, зазвонил телефон. Пришлось вставать, брать трубку. Звонил прапор.
- Алло! Кто это?
- Вова.
- О! Хорошо, Вовок, что трубку взял! Слушай, баржа на выходных отчаливает, через два дня - у нас.
- Охуеть, Паша, скоро навигация закроется.
- Тут я поделать ничего не могу, зато на ремонт ГТТ в зону загоним. Там автомастерская хорошая, договоренность уже есть. И «папа» добро дал, правда...
- Что?
- Поделиться с ним придется.
- Ты что, распиздел всем?!
- Никому я не пиздел про «дело»! Отблагодарим, как закончим...
- А надо?
- Мне тут жить и работать, а «папа» с говном съесть может.
- Бля, Паша! Неделя еще, ну пиздец я застрял, думаешь у меня дома дел нет?
- Вова, не пизди, какие дела? Мне Сергей рассказал, нихуя не делаешь, все лето на даче просидел, с пацанвой мелкой...
- Отдыхал...
- Да мне что! Главное тут чтобы «срослось». Ты что сейчас делать будешь?
- Не знаю. После обеда прогуляюсь, сейчас, может, телик посмотрю.
- Во! Тогда дуй к зоне. Я тебе отдам кое-что, домой отнесешь. А потом гуляй.
К лагерю строгого режима на гору мне идти совсем не улыбалось, поэтому я попытался увильнуть:
- Паша, а ты сам принести не можешь?
- Нет! Я, наверное, и сегодня не попаду домой.
- Почему?
- У меня «встречный караул», партия зеков прибывает, и по информации там заваруха может быть. «Красные» (осужденные, поддерживающие связь с администрацией) с «черными» (осужденные придерживающиеся воровских" понятий, «блатные») что-то не поделили. Стукачи толком не знают. «Кум» (начальник опер.части) «на рысях» бегает, роет. Нашу всю смену оставили, хуй его в общем знает. Давно такой херни не было. Помню в девяностом к нам одного авторитета при...
- Паша! Нахуй мне твои воспоминания? Когда идти и куда?
- Иди прямо сейчас. Позвонишь в дверь, где свиданки устраивают. Скажешь Андрюхе, он тоже старший прапорщик, что ты пришел. Он отдаст.
- Не было печали...
- Вовок, это для «дела» надо. Иди, я жду...
Выматерившись вслух, я положил трубку и пошел на кухню.
- Я к Паше на работу схожу.
- Зачем, Вова? У меня скоро готово будет, может подождешь?
- Паша сказал сейчас идти...
- Подожди, я ему отправлю, пусть домашним пообедает. Чего казенные харчи жрать.
- Ладно.
Я сел на стул и, достав из кителя пачку Мальборо, закурил.
- Хорошо, что купил сигареты в городе, - заметила жена прапора, открывая духовку. Перебивая запах табака, на меня дыхнуло вкусным. Пирог из нельмы у хозяйки, судя по запаху, получился замечательный.
- В магазине сигарет нет.
- Да. Пашка пайковые курит, страсть вонючие!
Противень водрузился на стол. Пирог пах и выглядел и в правду превосходно.
- Сам покушаешь? - Спросила Пашина жена.
- Нет, потом. Идти надо.
- Тогда с мальчиками поешь, рыбы много, я пироги целый день печь буду, на несколько дней. Чтобы не готовить. Паше скажи, чтобы спирта взял, он знает где.
- Он сегодня не придёт. «Встречный караул» у него.
- Понятно, этап встречать... Но про спирт скажи, и я позвоню еще потом.
- Скажу...
Кусок пирога, завернутый в газету, нырнул в разноцветный полиэтиленовый пакет, пакет вручен мне в руки, и я отправился к прапору на работу.

Дождя все еще не было, и это немного радовало. Очень немного. Не радовал путь, по которому мне предстояло идти. Во-первых, грязь на разбитой лесовозами и тракторами дороге. Во-вторых, обочины как таковой не наблюдалось, там тоже имелась грязь, так как желая объехать особо-опасный участок с большой лужей, все сворачивали с колеи и размешивали грязюку там. Поэтому и сама «дорога» представляла собой широкое поле без травы с глинистой почвой, изъезженное транспортом.
Постоянно опасаясь оскользнуться и упасть в полужидкую глину, я медленно шел к зоне. Ограждения внешнего периметра и вышки вырастали ввысь по мере моего приближения.
С трудом найдя дверь с надписью: «Приём передач для осужденных» и «Комната для длительных свиданий с осужденными», я позвонил.
Дверь долго не открывали. Думая, что проделал напрасный путь и уже собравшись идти назад, я услышал лязганье замка. На пороге стояла почти точная копия прапора Паши, только в два раза толще.
- Ты Вова? - Спросила заспанная прапорская харя.
- Я.
- Жди, щас!
Дверь захлопнулась.
Пять минут, десять... меня начало все это заебывать. Наконец замок проскрежетал и прапор, не выходя, сунул мне тяжелый сверток из остатков солдатской формы.
Дверь начала закрываться, а я, вспомнив про рыбный пирог, крикнул:
- Андрей!
Движение прекратилось.
- Чё еще?
- Пирог Паше возьми, жена передала...
- Давай. И дуй отсюда, пока не видит никто. Дома посмотришь, на улице не разматывай!
- Скажи Паше, чтобы спирт...
Дверь хлопнула, замок пропел скорбную песню, и я отправился восвояси. Гадая, скажет ли толстый прапор худому про спирт.

Дома ничего не изменилось, только появились выстиранные простыни на веревке, вперемешку с детскими трусами, майками и футболками. Хозяйка все еще пекла пироги, и только выглянув, спросила, отдал я обед или нет, скрывшись снова за белыми тряпками.
В комнате пацанов я развернул то, что отдал мне старший прапорщик Андрей. Как и догадывался, в тяжелой «передачке» находился АКСУ 5.45 с откидным рамчатым прикладом. И три полных магазина, набитых желтыми патронами. «Укорот», «огрызок» - нелестные названия этой стреляющей хуйне. Но для моих целей он подходил как никогда.
Сейфа у прапора не наблюдалось, поэтому свернув все как было, я засунул оружие с патронами в шкаф с детскими вещами. Сверху прикрыл Егоровой кофтой. В ней я видел мальчика в первую нашу встречу.
Пока ходил к прапору, пока пил чай с пирогом, пришло время отправляться к Коле и Ефиму. Судьба этих двух человек волновала меня, и хотелось чем-нибудь помочь. Вот только чем, я не знал.

Пока шел к вагончику, где обитали любовники, наконец-то пошел дождь. Такой же мелкий, холодный и мерзкий, как и всегда в это время года. Я боялся, что он может перейти в снег. Времени оставалось совсем в обрез. Ветер с северного не менялся, и только теплые воздушные потоки с юга могли продлить эту агонизирующую осень, совсем доставшую меня, но очень нужную.
Ефим в зоновском бушлате был возле шлагбаума. На дороге стоял здоровенный лесовоз с длинным прицепом. Стволы спиленных кедров поразили меня своей толщиной. Махнув водителю рукой, Ефим спрятал во внутренний карман бумажку, потом открыл шлагбаум.
Лесовоз рявкнул, выпустил клуб вонючего солярочного дыма, с натугой потащив свой груз по грязи.
Шлагбаум опустился на место, а Ефим пошел, опустив голову, к Колькиному жилищу.
Я стоял под хлипкой крышей, изображавшей веранду, и поздоровался первым.
- Привет, Ефим!
Зек посмотрел, узнал, и улыбнулся:
- А, Вовик! Приехал? Ездил или нет?
- Ездил, может зайдем? Сыро...
- Еще две машины и все, пока разденешься, пока оденешься. Лучше под дождем уж...
- Коля в школе?
- Да, будешь его ждать?
- Подожду, поговорить надо с вами двумя...
- Случилось опять что? Коля?..
- Случилось. Долго рассказывать. И замерзать стал...
- Так может зайдешь в тепло, а я, как машины отмечу, «подгребу»?
- С тобой постою. Вроде машина едет...
Ефим прислушался.
- Да, наш. Деляну дорубили, сейчас вывозят. Потом еще дальше в лес, дольше ждать.
Звук стал громче, дождь уже не скрывал рев двигателя. Из просеки показался, нещадно дымя, «Урал» с таким же длинным прицепом, как и на другой машине. Бревна с темной корой покоились между двух металлических рам. Все повторилось, и только Ефим собрался идти под навес, как зарычал последний «Урал», и зек остался под дождем.
- Пока все, следующие к вечеру только будут. Можно отдохнуть, пошли.
В вагончике мало что поменялось. Та же чистота. Еще в первый мой визит Ефим между делом сказал, что за порядком следит Коля - моет полы, вытирает пыль, и вообще хозяйничает. Даже еду готовит, было бы из чего. «Мамашке некогда, она с ёбарями пьёт».
Оказалось, что в вагончике топится печка. На улице я не почувствовал запаха дыма, наверное, из-за дождя. В тепле меня начала бить дрожь. Ефим спросил:
- Вовик, пить будешь?
- «Арапчай» в магазине закончился... А спирт не хочу...
- Это у них закончился, у нас - нет!
На столе появилась бутылка с алюминиевой пробкой.
- Ты пей, мне нельзя. Сегодня этап. Мусоров много.
- Я знаю.
- Ну да, ты ж у мусора живешь... Как там парнишка? Егор?
- В школу пошел. Неделю лежал, сильно отец избил.
- Ты говорил, ну хорошо, что разобрались. Боялся, наверное, идти-то?
- Боялся, но пошел. Я проводил.
- Под конвоем значит?
- Блядь! Каким конвоем! Просто проводил! По пути в магазин!
- В магазине нет ничего. У нас в ларьке зоновском тоже нет, даже курева. Дай сигарету.
- То, что мне надо было, я купил, - протянул Ефиму пачку Мальборо. Мужик достал сигарету, прикурил от спички, выпустил дым.
- Заебись! Вот табак! Раньше не было...
- Не было, сейчас есть...
- Ефим!
- Что?
- Я узнал, Колину мать хотят родительских прав лишать. А самого его или в интернат, или в спецшколу... они еще не решили.
- Откуда узнал?
Ефим напрягся и от его расслабленного вида не осталось следа.
- С училкой его с города ехал, Ольгой. Она распиздела...
- Мразь полная! Блядюга! Ненавижу стерву! Тачка помойная, а не учительница! Что говорила, конкретно?!
- Будет выездная сессия суда, заодно рассмотрят вопрос о лишении родительских прав #### Николая 1980 года рождения. Он же восьмидесятого года?
- Да, восьмидесятого.
Ефим сник.
- Что делать, Володька? Что делать?
- Суд примерно через месяц будет, в ноябре. Потом документы из суда. Потом оформление в спецшколу, или интернат... Не успеют они до Нового Года. Должны успеть вы, но искать вас будут. Ты со справкой (справка об освобождении выдается отбывшим срок заключения вместо паспорта) далеко ли уедешь?
- Нам главное отсюда вырваться, есть у меня мысли, как все сделать.
- Расскажешь?
- Про себя - нет. А вот с пацаном, свидетельство о рождении нужно. Где взять. У тебя есть?
- Откуда, Ефим?
- Ну...
- Нету.
- Да свидетельство потом. У меня будет...
- Коле надо рассказать.
- Обязательно. Пусть поутихнет, раз так все. Незачем озлоблять, лишь бы не в спецшколу. С интерната - заберу.
- Скоро он?
- Грязно. Идти тяжело. Сам сколько шел?
- Не засекал. Долго...
- Он в сапогах резиновых. Придёт, расскажешь ему.
- Расскажу.
- Ты пей, пей. А то простынешь. Хуевая погода. Что ты тут забыл? В ебенях этих...
- Дело у меня. Если выгорит - помогу чем смогу, хоть деньгами.
- Колька расплатится...
- Не надо мне! Есть у меня.
- Твой городской?
- Да, мой. А хоть и местный, Егор.
- Осторожнее, осторожнее. Отец мусор. Нахуй тебе?
- Егор сам на хуй прыгает, все разговоры... заебал он меня разговорами. «Кого ебал, куда ебал, как ебал...»
- Интересно ему... себя вспомни.
- Хуй знает, Ефим. Я вроде не такой был.
- Такой, такой. Может по-другому, но такой. Пацаны...
Мы замолчали. Я выпил еще стакан винного напитка. Мне уже стал нравится его мерзкий вкус. Внутри стало тепло, как и снаружи.
Ефим сходил, подкинул дров в печку, пошуровал кочергой и захлопнул дверцу.
Одновременно с этим звуком открылась дверь вагончика, и с улицы почти запрыгнул, весь мокрый и грязный, Колька.
- Ефииим! Ты тут?! Я упал, сука, перед самым домом!
Колька, не заходя в комнаты, стал раздеваться и скидывать в кучу грязные вещи. Мне наискосок хорошо было видно в дверь с моего места пацана. Ефим мог только слышать, но не видеть.
Оставшись в одних беленьких коротких трусиках, Коля зашел в комнату, где сидели мы.
- Вовка-морковка приехал! Ты ко мне?
- К тебе, Коля.
Не успел я продолжить, как мальчишка уже сидел у меня на коленях, обхватив за шею и шепча в ухо:
- Вовка! Только с тобой! Вдвоем я не буду, я говорил.
Конечно, мои ладони сами собой, без всякого участия мозга взялись за маленькие, очень мягкие пацанячьи ягодицы. Я, также шепча в маленькое аккуратное ушко, ответил:
- Да, ты и я. Только, Коля...
А потом громко поведал Коле о том, о чем говорил с Ефимом. Про мать и лишение её родительских прав, спецшколу или интернат.
Во время моего рассказа мальчик ничего не говорил, так же сидел расположив свои булочки в моих руках. Но по лицу его текли слезы. Коля беззвучно плакал.
Ефим дернулся к пацану, но он прижался ко мне мокрой щекой шептал:
- Вовка, не отдавай меня им, не отдавай. Пусть Ефим выйдет на свободу, мы уедем, Вовка. Два месяца, да? Только два месяца?
- Да Коль, но я не знаю, когда, сука Ольга ничего сама не знает.
Когда мальчик шептал «не отдавай меня», я уже знал, что не отдам его. Особенно в руки этой твари училки - Ольги.

 

1993 год. Осень
Часть четырнадцатая

Разговор с Колей и Ефимом не прибавили мне душевного спокойствия, совсем наоборот. Вообще получалась интересная «петрушка» в этом поселке. Вместо того, чтобы заниматься тем, зачем сюда приехал, я становился каким-то «Чипом и Дейлом» в одном лице, заодно с «Гаечкой» и «Рокфором», спешащим на помощь.
Сначала Егор, сейчас Коля и Ефим, потому что я не разделял эту парочку. И, собственно говоря, никуда ведь не лез, всё находило меня помимо моей воли.
Выпитый «Арапчай», слезы Коли и мерзкая погода сделали свое дело. Накатывала депрессия. Попрощавшись с мальчиком и Ефимом, я отправился домой к прапору.

Зайдя в комнату, увидел в первый раз за все время, что Егор сидит за письменным столом, обложившись учебниками и тетрадками. Сидел он на коленях, поджав их под себя, что-то записывая в общую тетрадь.
- Как в школе, Егор?
Пацан, не поворачивая головы, сам спросил меня:
- Вова, ну скажи, как можно быть такой?
- Какой? Ты про кого Егор?
- Про Оленьку, она плохая... Любит, когда пацанов дома бьют, постоянно выспрашивает. И смотреть любит на следы. Специально на физру приходит...
- Я заметил. Как в школе?
- Нормально. Никто ничего и не знает. Колька не сказал.
- Вот, а ты, считай, зазря пизды получил.
- Не зазря, хоть отдохнул две недели.
- Угу, одну неделю лежа на животе...
- Я привык, да у меня уже проходит...
- А где все?
- Отец, мама сказала на «встречном» ...
- Знаю.
Егор бросил ручку на тетрадь, слез со стула и лег на заправленную покрывалом кровать Сережи.
- Вова, ты ведь Стивена Кинга много читал?
- Много.
- Мне не рассказывал, когда я лежал. Столько времени зря пропало! Ты уедешь, а я...
- Прочитаешь еще.
- Взять негде. Если денег вы заработаете, упрошу, чтобы меня в город взяли, сам выбирать буду книги.
- В городе не видел, чтобы продавали, может есть, не знаю. Я книги покупал, когда за товаром ездил.
- Каким товаром?
- Разным, на рынке торговал...
- Ха-ха-ха, - Егор рассмеялся. - ТЫ НА РЫНКЕ?
- Да.
- Не верю!
- Правда.
- И что ты продавал?
- Любопытных мальчиков, которые не хотят уроки учить!
- Ну-у-у, Во-о-о-ва!
- Тельняшки.
- Тельники? У меня тоже есть!
- Хорошо. Я у Коли с Ефимом был.
- И что?
- Ходил узнавать, когда Коля тебя ебать в жопу будет.
- Нет! Честно?
- Ну ты ведь с ним договорился. Сначала он, потом ты?
- Он не захотел! Я же рассказывал. И потом я его тоже буду!
- Сейчас хочет. Вы давайте делайте быстрее, что хотели...
- Почему?
- Я же говорил, что его в интернат отправят.
- За что? За что его отправлять? - в голосе Егора послышалась тревога, он даже чуть привстал.
- За поведение... за все. У него ведь классная Ольга?
- Да.
- Не любит она его.
- Она никого не любит. А Коля? Ефим? Он что, поедет в интернат? А в спецшколу его конвой повезет? С зоны? Тебе Ольга сказала? Когда отправят? Через два месяца?
- Не знаю я, Егор!
- Узнай!
- Вечером покажи жопу, я посмотрю, как заживает. Может и в правду тебе к нему сходить.
- Сережка увидит, что я жопу...
- А то он не видел... Где он, кстати? И мать?
- Они пошли пирогами угощать тетю Лену.
- Ты сам ел?
- Да! Вкусно.
Настроение не улучшилось. Нужно еще позвонить Ростику, но я почему-то медлил взять трубку и набрать номер. Вместо этого сказал Егору:
- Хочешь расскажу маленький рассказ, но тоже классный?
- Какой? Кинга?
- Да. «Корпорация бросайте курить». Потом может еще «Туман», но он длинный, а я пьяный.
- Вова, давай выпьем, потом расскажешь.
- Нет ничего в доме, спирт не принес, к отцу ходил твоему на работу, но не принес...  Много, ты, Егор, пьешь, деградантом станешь.
- Сами «деграданты»! Бухать круто!
- Все равно нечего пить. Рассказывать или я спать?
- Вова, пиво же есть, давай пива буханем?
- Неси по баночке.
Егор сорвался с кровати и менее чем через минуту появился с двумя банками холодного пива.
- На вот. Помнишь, как мне жопу пивом лечил?
- Помню, времени мало прошло, не забыл. Рассказывать или нет?
- Рассказывать. Вова, зачем до вечера ждать? Сейчас посмотришь?
- Посмотрю.
- Щас пиво бухану, потом покажу.
Щелкнуло кольцо, из отверстия, зашипев, показалась пена. Мальчик маленькими глотками выпил примерно полбанки, отдышался, и допил все.
- Показывать?
- Как хочешь, Егор...
- Тебе не интересно что ли?
- Интересно.
Егор почему-то обрадовался, что мне интересно, это очень хорошо стало заметно.
- Вот!
Перед лицом нарисовалась мальчишеская жопа, по которой хлестали проводом восемь дней назад.
Синяки никуда не делись, некоторые - желтели.
- Больно, Егор?
- Щас уже нормально. Чуть.
- Тогда на неделе сходи к Коле.
- Схожу... только... у меня к тебе разговор есть...
- Говори.
- Вечером, хорошо?
- Если не засну. Знаешь, давай потом рассказ. Ты телик посмотри или почитай книжку. А я часа два посплю, потом разбуди. Мне позвонить надо будет, пьяный не хочу говорить.
- Ростику звонить будешь?
- Ростику.
- Везет ему... - опять начал Егор, но я специально отвернулся от него на бок, сделав вид, что храплю. Пацан намек понял и вышел из комнаты.

Ровно через два часа меня растолкал Егор.
- Вставай, Вова, вставай, звони своему Ростику.
Подниматься не хотелось, однако сон немного отрезвил, и я как был в трусах пошел в комнату, где стоял телефон.
Трубку взяли после первого гудка.
- Алло, это ты, Вов?!
- Я, Ростик, как у тебя дела?
- Когда ты приедешь?
- Недели через две, потерпи.
- До-о-о-о-лго как!
- Потерпишь?
- Конечно, что еще делать. Тут с тобой поговорить хотят, на...
- Алло! Вова! Привет! - Пашкин голос, как всегда жизнерадостный.
- Привет Паш. Как ты?
- Прикинь, Вова! Знаешь, что Славка... - послышались звуки борьбы, приглушенный возмущенный голос Ростика, но потом Пашка как ни в чем не бывало продолжил:
- Ладно. Славочка нервничает, поэтому не скажу. Но когда приедешь - ему мне рот закрыть не удастся. Уй! Гад! Ты чего?.. - снова слышна возня в телефонной трубке.
- Вов, не слушай его! - снова Ростик. - Он все выдумывает!
- Ничего я не выдумываю! - Пашин голос пробился. Видимо он орал.
- Ростик, вы там совсем разбаловались без меня.
- Нет, Вов. Давай, приезжай! Пашка - гад!
- Я не гад! Ты что? - Пашка возмущался рядом.
- Что вы не поделили там, Ростик?
- Ничего, все нормально. Паша просто...
Возня. Шорохи и кряхтение.
- Алло, Вовочка, приезжай, мы тебя ждем! Слушай, а давай секс по телефону? Там есть кто у тебя рядом? - Павлик-благодетель завладел трубкой. - У нас никого нет, мы можем и не по телефону. Славик, давай!
- Уйди! Не буду! Ты чего?! Да не хочу я, щас мама придёт, а мы с тобой голые тут! - Ростик отбивался от Пашиных домогательств.
Как я понял, мои пацаны там веселись. И занимались непонятно чем. Хотя, конечно, как раз понятно.
Меня они рассмешили, так что я начал улыбаться. Егор напряженно стоял рядом со мной, слушая разговор. Что говорили мне мои мальчишки, ему слышно не было.
- Не балуйтесь! Скоро приеду. Пашка, я тебя целую в нос!
- Вовочка, меня не в нос надо целовать... Знаешь куда? В...
- Знаю! Дай Ростика.
- На, Славка, говори с Вовой. Но смотри, ты...
- Алло, Вов?
- Ростик, я тебя люблю.
- Я тоже, Вов. Приезжай.
- Приеду, пока.
- Пока....
- Пока, Вовка! - Пашка проорал где-то рядом.
Егор не уходил до окончания разговора. А когда трубка легла на телефонные рычаги, спросил:
- Вова, а Ростик дрочит?
- Дрочит! И Павлик! И я! Все дрочат! Один ты...
- Нуууу...
- Вот и ну! Понапридумывал!
- Мне ведь сказали…
- Я тебе тоже много чего сказать могу! А вообще, дело твое, хочешь - дрочи, хочешь - нет! Что хочешь делай!
- Вова, не обижайся.
- Я не обижаюсь!
- Обижаешься!
- Нет!
- Да!
- Хорошо, обижаюсь.
- Почему?
- Потому что ты дурак! Хуй у меня ты сосал? Сосал! И я у тебя сосал. И что случилось?
- Что случилось? Классно было!
- Не умерли? Не отравились?
- Нееет, а что, можно?..
- А-а! Егор! Нет, нельзя. Проглотил - и все. Кайф получил - и все. Подрочил - и все.
- Вова!
- Что, Егор?
- Вечером будешь со мной говорить?
- Сейчас не судьба?
- Вечером?
- Буду. Иди чайник поставь, с пирогами чаю попьем.
- Иду! Но вечером ты обещал поговорить!
- Ладно, иди...
Егор ушел на кухню, а я в спальню одеваться.
Хорошо, что позвонил Ростику, да еще обормота Пашку застал. Может, мы зря решили не говорить ему, что я приехал на сутки тогда.
Но как бы то не было, настроение мое улучшилось. По поводу ситуации с Колей пришло несколько мимолетных мыслей, однако до конца они не сформировались.
- Вова! Идем чай пить! Вскипело! - Егор орал с кухни, не удосужившись прийти ко мне. Я как раз успел одеться, да еще проверить сверток, спрятанный в шкафу. Пистолет с бушлата, как приехал я не доставал, бушлат не вешал в коридоре, а относил в спальню.
Когда я с мальчиком доедал по второму куску действительно вкусного пирога, пришли жена прапора и Сережа.
- Ребята, что делаете? - Спросила хозяйка, раздеваясь в коридоре.
- Чай пьем с пирогом! Очень вкусно!
- Кушайте, кушайте. А я мяса принесла, что-нибудь приготовлю. Поменяла пироги на мясо, получается.
- Да мы поели уже. Спасибо, - я встал из-за стола.
- Ну и хорошо. А мы сейчас с Сережей уроки учить будем, чтобы жопка не болела. Да, Сережа?
- Да мама, щас я сумку принесу.
Я с Егором поменялись местами. В кухню прошли жена прапора с младшим сыном, а мы вышли.
- Вова, рассказывать будешь?
- Ложись, буду.
Все было как в первый день. Егор лежал на моей подушке, касаясь головы, а я рассказывал...

Каждый вечер по местному телевидению показывали видеофильмы. В этот вечер смотрела вся семья и я, кроме прапора, бывшего во «встречном карауле».
Кстати, прапор Паша спокойно глядеть боевики с драками не мог. Он вместе с актерами наносил удары по воздуху, дергался, и шепотом кричал «кийя!»
Со стороны выглядело смешно. Но домочадцы привыкли, и не обращали на это никакого внимания.
Показывали «Зловещих мертвецов», первую и вторую часть. Фильм жутковатый, мальчишки в отличии от меня его не видели, лежали прижавшись с двух сторон, и иногда сильно вздрагивали при пугающих режиссерских выходках. Моя рука покоилась на Егоре, такое уютное состояние. Хмель выветрился, и я даже был рад что нет прапора с его бухлом.
Может сложиться впечатление, что в двадцать лет у меня не хватало сил сопротивляться каждодневным пьянкам. Этакий алкоголик с зависимостью. Но уж больно многое поставлено на карту, и портить отношения с прапором даже по такой малости было не с руки.
Спать ложились уже в двенадцатом часу. Третью часть, смешную, не показали. Сережа получил указание от матери просыпаться, как захочет в туалет, пожелал всем спокойной ночи и лег в постель.
Мы с Егором тоже разделись и спрятались под одеяло.
- Вова, не спи, ладно? - Егор дышал мне в ухо, шепча.
- Ладно, - так же шепотом ответил я.
Ждать и лежать в тишине было скучно. Моя рука стала исследовать тело лежащего рядом со мной мальчика.  Живот, ноги, грудь... Он не сопротивлялся и ничего не говорил. А я, осмелев, стал чаще всего касаться хуя через трусы, иногда делая «дрочибельные» движения. В конце концов произошло то, чего и следовало ожидать - у Егора встал. Уже собирался засунуть руку в сами трусы, но тут Егор повернулся ко мне и зашептал:
- Вова, вот ты ебал Ростика, да?
-- Да.
- Ему было больно?
- Нет.
- А почему, когда ты мне пальцы всовывал, больно было?
- Первый раз чуть больно, потом же нормально, да?
- Да... наверно. Вова?..
- Что?
- Давай ты мне всунешь, потихоньку... чтобы с Колькой потом. Я боюсь.
- У тебя синяки ещё.
- Я потерплю.
- Егор, давай не сегодня...
- Почему?
- Я смазку найду, чтобы не слюнями. Лучше будет.
- Вазелин, что ли? У нас есть, щас сбегаю...
- Не надо.
- Ну давай, а? А я тебе пососу...
- Будешь себе дрочить?
- Не знаю.
- Я тебе подрочу, да?
- А?..
- Бля, Егор!
- Ладно... дрочи. Идти за вазелином?
- Мама же в зале спит.
- Он в ванной.
- Иди.
Егор перелез через меня, я успел коснуться рукой его стоящего члена. Пацан ушлепал в темноту. Через несколько минут он вернулся и наощупь всунул мне в руки круглую металлическую штучку.
- Вова?
- Что?
- Только потихоньку, чтобы не больно, ладно?
- Ладно. Ложись на бок.
- Какой?
- Ко мне жопой, и трусы снимай.
- А пососать?
- Давай.
Я откинул одеяло. Егор САМ снял с меня трусы. Я почувствовал мальчишечьи губы на своем члене. Егор стал сосать. Предыдущие наши с ним «опыты» не прошли даром, пацан работал уже не так неумело, как в первый раз. Баночка с вазелином так и оставалась у меня в правой руке. Левой же, я гладил мальчика по голове, играя волосами. Все продолжалось минут пять-семь. Потом я отстранил Егора и шепнул, чтобы он поворачивался. Пацан выполнил команду, не забыв приспустить трусы до колен, но мне захотелось освободить его полностью, что я и сделал.
Голый Егор лежал на боку и ждал. Одеяло в ногах.
Баночка открылась в моих руках, порция вазелина на пальце отправилась к попе, проникла между половинок, и коснулась ануса. Мальчик вздрогнул. Палец очеееень меееедленно стал входить в середину очка. Дошел до второй фаланги, подождал, и продолжил путь до упора. Несколько движений вперед-назад. Егор молчал. Второй палец в уже смазанное отверстие. Вперед-назад. Наверное, хватит. Еще порция вазелина на головку, обслюнявленную пацаном. Остатки - на попу. Не забыть завтра посмотреть, чтобы нигде не было жирных следов.
Мой хуй на ощупь стал двигаться между булочек. Задел синяки, Егор вздрогнул, но снова не издал ни звука. Очко. Головка надавила и... хуй сразу влетел в открывшиеся внутренности. Только сейчас Егор сделал движение, пытаясь слезть с члена. Но я удерживаю его за боковую тазовую косточку, и не даю.
- Больно! Вова! Вытащи! - Громким шепотом просит мальчик.
В этот момент в своей постели застонал Сережа, и что-то непонятно заговорил. Мы замерли. Егор замолчал. Я остановился внутри, не сделав ни одного толчка. Чувствуя, как анус кольцом обжимает хуй. И тепло. И запах. От Ростика, и Пашки пахнет не так. Какой-то свой запах у Егора.
Сережа пошевелился. Слышно, как ворочается, потом встал ногами на пол, и вышел. Как только дверь прикрылась, я сделал несколько толчков. Остановился. Спросил:
- Больно?
- Уже нет, - шепчет Егор.
- Вытащить?
- Не надо...
Начинаю медленно ебать пацана, правой рукой дрочить его хуй, открывая полностью головку. Дрочу я быстрее, чем ебу. Мальчишка не сопротивляется, только дышит тяжело.
Шлепанье ног Сережи, он вернулся из туалета. Лег в постель. Когда он вошел в комнату - перестаю ебать, но хуй не выпускаю, дрочу.
Снова несколько толчков, очко Егора, кажется, разработалось, неосторожно делаю сильный толчок и прижимаюсь к жопе. Пацан непроизвольно вскрикивает. Я замираю.
- Вова, жопу больно. Не касайся ее.
- Внутри больно?
- Нет...
Снова ебу, осторожно и плавно. Егор охает и кончает мне в руку. Анус сжал мой хуй. Горячая сперма. Я сразу вытаскиваю. Не знаю, чем вытереть руку, хуй... жопу Егора. Мальчик так и лежит на боку. Сейчас только ощущаю, что жопа его выставлена ко мне.
- Егор, не вставай, лежи.
- Зачем? Ты кончил в меня? Кончил?
- Нет, лежи, я вытру.
- Чем? Что вытрешь?
- Трусами своими, у меня еще есть, лежи.
Приходится снимать с себя трусы, вытирать руку, свой член, жопу Егора от вазелина. Встаю, прячу трусы в бушлат, достаю чистые и одеваю.
Егор так и лежит на боку, отвернувшись.
- Повернись.
Мальчик поворачивается, мне не видны его глаза, только смутный силуэт.
- Вова, почему ты меня не выебал?
- Выебал.
- Ты ведь не кончил.
- А ты кончил...
- Потому что ты мне дрочил. Вова, это... Коля тоже так будет? Он кончит? В меня?
- Не знаю. Наверное...
- А ты?
- А я сейчас тебе в рот накончаю. Будешь?
- Да...
Я дрочу, Егор ждет, потом даю ему, он сосет и когда я изливаю сперму, глотает. Хуй после его жопы. Мне бы противно было. Да и с пацанами я никогда так не делал.
Мы лежим на одеяле открытые. Пахнет вазелином. Зря я «повелся» на Егоровы уговоры. Но дело уже сделано. Я выебал своего соседа по кровати, хоть и не собирался. Или собирался. Скажи сам себе честно, Вова? А? Собирался...
- Вова, хорошо, что в первый раз с тобой, я с Колькой бы не вытерпел. И он мне потом не дал бы.
- Он тебе так даст. Хочешь? Ебать не будет.
- Нет.
- Как хочешь...
- Вова, ты к Коле ходил, видел, как его Ефим ебет?
- Нет.
- А ты сам его ебал?
- Нет.
- У тебя же есть деньги. Выеби его...
- Сейчас не до этого, думать надо. Чтобы его не отправили... давай спать.
Егор поворачивается ко мне попой, голый.
- Егор?
- Что?
- Трусы...
Мальчик сползает куда-то в ноги, одевает трусы, и сейчас уже лежит лицом ко мне. Положил на меня руку. Приблизил лицо, я подумал, что поцелует. Нет. Дышит. От него пахнет моей спермой. Сам целую его и обнимаю. Егор не отвечает, и мне кажется, что он смущен.
Еще лежу, чувствую тело подростка. Потом засыпаю...

Утром в двери: «Мальчики! В школу!»
Просыпаюсь. Выползаю из-под руки Егора. Первый встаю и включаю желтый яркий свет.
Нужно посмотреть, не осталось ли «улик». Пацаны еще лежат. Егор открыл глаза и смотрит на меня. Не могу понять, что в его взгляде. Вижу засохшую сперму, мою сперму на подбородке мальчика. Слюнявлю палец и вытираю.
Егор, ничего не говоря, встает. Уходит в туалет. Я в это время смотрю на простыни, в одном месте жирное пятно от вазелина. Но не большое. Это не очень хорошо, но придумаю «отмазку», если спросят.
Смотрю на то, что положил в наружный карман бушлата. Трусы нужно выбрасывать, пахнут вазелином и в пятнах.
Встает Сережа и орет:
- Мама! Я ночью сходил в туалет!
Заглядывает жена прапора.
- Молодец, Сереженька, беги умывайся.
Смотрит на меня.
- Вова, ты не слышал, вроде Егор кричал ночью?
- Наверное синяки во сне задел...
- Аа, наверное. Я не подумала.
Уходит.
Блядь! Я уже очень сильно жалею, что поддался на уговоры Егора. А если бы она зашла посмотреть, пиздец!
Обещаю сам себе больше никаких сексуальных дел со старшим сыном прапора не иметь. С младшим - тем более.
Возвращается Егор. Начинает одеваться, я ничего не говорю, он ничего не говорит. Выхожу в туалет, потом ванную. Пока умываюсь, мальчики уже одеты, собираются завтракать.
- Вова, будешь с нами завтракать?
- Да.
Сажусь. Я, Егор и Сережа за столом. Пьем чай и едим вчерашние рыбные пироги. Они очень вкусные. Жена прапора не садится, рассказывает, что сварит суп-харчо, настоящий, как ее научила подруга-грузинка. И мясо есть.
Встаем одновременно из-за стола.
Говорю:
- Пойду с пацанами, в школу...
- Зачем? - удивленно жена прапора.
- К училке, Ольге схожу, она звала...
- Смотри, она ведь с ...
- Матвеевым, капитаном. Знаю.
- Да мне что, я предупредила. Иди. Заодно посмотришь, чтобы Егорка в школу пошел, а не гулять. Егор у нас «гулена» ...
Пытается взъерошить волосы сына, он уворачивается и молча уходит из кухни, следом - Сережа. Остаемся вдвоем с хозяйкой.
- Вова? смотри Матвеев ёбнутый на голову. Он подумал, что Ольга с одним загуляла, с гранатой к ней пришел. Грозил взорвать себя и её.
- Я ее ебать не собираюсь...
- Зачем тогда идешь?
- Хуй знает. Надоело, все одно и то же. Паша придёт, снова пить с ним. В магазине нет нихуя. Погода - говно. Дело стоит.
- Такая вот у нас жизнь. Сама не знаю, зачем живем тут. Дети вырастут, где учиться дальше? Одних не отпустишь, дураки? свяжутся с кем-нибудь, обязательно в беду попадут.
- Нечего тут делать.
- Нечего. Раньше при «Союзе» лучше было, рыбосовхоз, лесопилка большая, даже коров многие держали. Пастух был. Сейчас сами кто как может пасет. Егорка вон не уследил... А квартира не наша, от зоны. Пашка уволится - заберут ее. Жизнь прожили - ничего кроме детей не нажили... да и то.
- Нормальные пацаны... переходный возраст только...
- Скорей бы он прошел, возраст этот!
В коридор вышли мальчики и стали одевать обувь, потом куртки.
- Мальчики! Дядя Вова с вами в школу пойдет!
- Мама! Что пять? Под конвоем, как зеки? – Егор, возмущенный, стоял в дверях кухни в не застёгнутой куртке. На меня смотреть он избегал, и, если я встречался с ним глазами, сразу отводил взгляд.
- Да что ты, Егорка, какой конвой? Ему к учительнице надо сходить, развеяться. Скучно стало.
- Мне-то что, пусть идет куда хочет. Пошли, дядя Вова, а то опоздаем.
Вот я снова стал «дядей Вовой», поведение Егора мне не нравилось. Уже который раз за утро я пожалел о том, что произошло между нами ночью.
Я пошел за бушлатом. Егор посторонился, пропуская меня.

Дождь закончился ночью. Посвежело, ветер разогнал тучи. И по небу вместо вчерашнего сплошного свинцового покрывала плыли беленькие веселые облачка.
С ориентируясь на местности, я понял, что ветер дует с юга. Это порадовало. Для предстоящего дела погода в самый раз. Может продлится недельку-другую, хотя, конечно, вряд ли.
Пацаны снова шли впереди по «чистой» дороге, я за ними.
Мы молчали, Егор так и не сказал мне ни слова за все утро. Очень не нравилось происходящее. Поэтому перед самой школой я окликнул мальчика.
- Егор, стой!
Егор остановился, повернулся ко мне и стоял, ожидая, пока я не подойду к нему. Сережа тоже было остановился, но старший брат крикнул, чтобы он шел в школу, и мы остались одни.
- Что? – хмурясь, сказал Егор.
- Егор, ты что сегодня такой? Что случилось?
- Ничего...
- Не пизди. Извини меня за вчерашнее, не надо было...
- Ты не причем, - оборвал меня на полуслове мальчик. - Я себя ненавижу!
- Егор! Ты что?
- Я пидор, дядя Вова, я пидор! Не лучше Кольки! Мне понравилось вчера, не надо было дрочить!  Я хотел... Пидарас!
- Егор, успокойся. Хочешь, не пойдем в школу?
- Нет, я пойду! Дядя Вова, ты сразу понял, да? Сразу! Что я - пидор?
- Ничего я не понял, успокойся. Какой у тебя первый урок?
- История...
- Хочешь я тебя «отпрошу»?
- Зачем?
- Поговорим...
- О чем? Что я пидор? Что мне понравилось в жопу, как Кольке? Что мне понравилось дрочить? Не надо было дрочить! Не надо было в жопу! Не надо было сосать! Сейчас - всё!
- Егор, да ты что? Все нормально! Егор, знаешь, мне, когда было столько, сколько тебе... меня в жопу ебали. И дрочить я начал в девять...
- Ты пиздишь. Не похож ты на пидора.
- И ты Егор не похож. Кому какое дело, что тебе нравится?
- А Кольку увезут в интернат?
- И что?
- С кем мне? С кем?!
- Что с кем?
- С кем мне ебаться, а? Кто меня?..
- Бля, Егор! Успокойся. Все нормально, пойдем, я тебя отпрошу с урока.
- И что ты скажешь? Меня и так сколько не было. А Антон Сергеевич злой.
- Пошли! И «дядей» меня не зови. Ты никакой не «пидор». Для меня ты пацан - Егор. Хорошо?
- Хорошо. А если Антошка не отпустит?
- Отпустит...

В самом здании школы, любой школы, бывать мне не приходилось с того самого времени, как покинул ее стены. В нос ударил запах «детства». Вы все знаете, как пахнут дети, много детей, да еще которые в основном моются раз в неделю, и не каждый день меняют нижнее белье.
Я возвышался над пацанячьими и девчачьими макушками. Ребятня, одетая кто во что горазд, хаотично сновала около раздевалки. Егор протиснулся между группкой пяти- или шестиклассников и повесил куртку на металлическую вешалку, оставшись в китайском спортивном костюме с тремя цветными полосами на плечах. Вернувшись, он подошел и сказал:
- Пойдем к «Антошке».

В классе Егора пацанов насчитывалось больше, чем девочек. Никто спокойно не сидел на месте, сбившись в небольшие кучки, дети постоянно перемещались, что-то обсуждали и даже орали, перекрикивали друг друга. В помещении стоял гул. За учительским столом, не обращая ни на кого внимания, сидел пожилой мужик в очень неновом полосатом костюме - тройке, и облокотившись на руку, что-то быстро писал в большом журнале.
Я зашел в саму аудиторию, тут запах мальчишеского подросткового пота и гормонов прямо-таки сшибал с ног. А ведь это не урок физкультуры, а истории. Что же творится в раздевалке после спортивных занятий? Отвык я, отвык от этого.
И ведь он мне нравится! Этот запах мальчишеских тел. Очень! Как я мог забыть его? Ведь всего-ничего времени прошло.
Тут в мозгу промелькнуло воспоминание о встрече с Санькой – «братком» зимой, когда я стоял на морозе, пытаясь продать тельняшки.
Мысли от теперешнего Саньки прыгнули к тому – Саньке-мальчику, которого я лапал иногда в раздевалке и душе.
Ю.А и сейчас вел тренировки, Санька об этом говорил. Захотелось вдохнуть запахи спортзала, потных пацанов и всего того, что составляло большой отрезок моей жизни в восьмидесятых. Решил, что как приеду - найду Ю.А. и буду посещать группу. Не взрослую, а с пацанами-подростками. Да еще запишу Ростика и Пашку в бассейн. Обязательно!
Все промелькнуло в голове, пока я делал несколько шагов к учителю.
«Антошка» поднял от своей писанины голову, вопросительно глянув на меня.
- Здравствуйте, Антон Сергеевич!
Голос пришлось повысить. Дети орали.
- Здравствуй, ты кто?
- Я по поводу Егора. ####...
- Он виноват в чем-то? Вы наш новый участковый? Егор прогуливал занятия. Да. Совершил преступление?
- Нет. Но он может помочь по важному делу. Извините, не могу распространяться. Но я у вас изыму мальчика на один урок, а потом верну.
- Ну хорошо. Вы его знаете?
- Да, он в коридоре ждет.
- Идите, я прогул ставить не буду, раз дело такое...
Я вышел.
В какой раз меня выручила камуфлированная форма без опознавательных знаков, не считая маленьких лейтенантских звездочек на погонах.

Заброшенный дом, куда водил меня Егор, оказался в двух шагах от учебного заведения. Понятно, почему его облюбовали пацаны.
Мне показалось, что я был в нем сто лет назад, с тем незнакомым Егором и его истерикой. Сейчас снова с мальчиком творилось неладное, а обстановка вокруг была та же. Только без костра и алкоголя.
Расположившись напротив пацана на пластмассовом ящике, я посмотрел на него.

 

1993 год. Осень
Часть пятнадцатая

Егор сидел напротив и молчал. Я тоже ничего не говорил, ждал, когда он сам начнет. Так прошло минуты три. Достав из пачки сигарету, я протянул ее пацану, но Егор лишь мотнул головой.
- Егор, объясни, что случилось?
- А то ты не знаешь!
- Нет...
- Зачем ты, Вова, приехал, а? Зачем?
- Егор, я ведь не к тебе приехал, по делам...
Но видимо мальчик не слышал меня, все время повторяя: «Зачем ты приехал? Зачем ты приехал?»
- Егор?! - Пришлось повысить голос. Пацан посмотрел на меня, в глазах стояли слезы.
- А?
- Егор, ты сказать можешь, в чем дело? Вчера же все хорошо было, да?
- Господи, Вова! Стыд какой! СИЛЬНО хорошо было, СИЛЬНО! Я ведь тебе не рассказывал, это еще до твоего приезда... Когда в баню ходил. Я... я...
- Что?
- Я с Колей... я представил, что с Колей...
- Егор, не хочешь - не надо ничего говорить.
- Нет, Вова! Я скажу! Я должен был баню убирать после всех, мылся последний... И представил...
- Что представил?
- Что Коля меня... в... жопу... и... засунул... пенал...
- Какой пенал?
- Для зубных щеток, в себя засунул. Как будто Коля...
- Ну и что?
- А то! А то! Что я кончил! Не дрочил, а кончил!
- Как так?
- Я не знаю!
Вообще в то время я с таким сам не сталкивался. И пацаны, которые у меня были, всегда при ебле в попу дрочили, сам тоже дрочил. А чтобы не дрочить и кончить, про такое я слышал в первый раз.
- Егор, ну кончил...
- Потом, когда спал, снилось... Что с Колей, ну, мы с ним, и я, в трусы себе. Стыд какой! Ты приехал, сосал... зачем сосал? И потом в бане… думал, как твой в меня влезет... сосал у тебя... Я – пидор, да?
- Егор, ты не пидор. Что ты выдумываешь...
- Мне же понравилось!
- Мне тоже нравилось, и нравится... когда меня...
- Ты врешь! Успокаиваешь! Я знаю!
- Егор, хочешь, после школы к Коле сходим?..
- Не надо! Я сам!
- Ну сам сходи, Коля вон не заморачивается. Ему нравится, он делает...
- Про него ВСЕ знают!
- Про тебя же не знает никто?
- А ты!?
- Зачем мне кому-то говорить?
- А Коле?
- Причем тут Коля? Ты с ним сам без меня договаривался, да?
- Да.
- Ну вот сам с ним и делай, о чем договаривался!
- Он узнает, что мне нравится... я дрочить не буду. А вдруг как в бане? С пеналом? Кончу и он увидит, что мне нравится? А потом?
- Что потом?
- Его увезут, а мне с кем?
- Не понял.
- ЕБАТЬСЯ МНЕ С КЕМ?
- Бля, Егор, ну что ты? Ты еще... А уже думаешь. Найдешь кого-нибудь.
- Чтобы распиздели про меня?
- А ты... с тем, кто с Колей уже ебался. Знаешь же?
- Знаю. Но... там же старше.
- Какая разница.
- Такая!
- Егор, ты мне скажи, что ты хочешь, а?
- Я ЕБАТЬСЯ хочу!
- Кто мешает?
Егор задумался над моим таким простым вопросом. Потом сказал:
- Никто, а если?..
- Без «если». Ты - не «пидор». Понял?
- Ну мне же нравится!
- И что? Мне тоже нравится.
- Вова, ты врешь, меня успокаиваешь.
- Нет.
- Правда?
- Правда!
- Побожись!
К своему стыду я не знал как «божиться», у нас такое в детстве не было принято. Типа клятвы, наверное. Поэтому просто сказал:
- Клянусь, Егор.
Мальчик во время разговора давно вскочил с ящика, и ходил перед мной туда-сюда. Я же сидел все время, только подкуривал новые сигареты, кидая окурки в сторону разваленной печки.
Встав, я позвал Егора.
- Иди сюда.
Егор подошел. Сделав шаг к нему, я обнял его, а пацан уткнулся мне в бушлат. Мне пришлось обнять его.
Сколько потом в моей жизни было подобных разговоров с мальчишками, после того как они в смятении от того, что понравилось, когда их ебут в попу, начинали метаться, и наделали бы глупостей, наверное, если бы не я.
С Ростиком же произошло совсем недавно почти тоже, что и с Егором.
Отпустив пацана, машинально засунул руку в карман бушлата, там лежала тряпка. Трусы, которыми вытирал вазелин. Достал их и кинул под стену дома.
- Зачем? Если увидит кто, и поймет...
- Что поймет? - не понял я.
- Что это, ебались...
- Хуйня какая! В школу пойдём?
- Угу.
- Вова, будем сегодня? - пацан глядел на меня очень с близкого расстояния. - Давай будем? Давай?
- Не знаю. Сегодня же отец дома будет. И мать вчера слышала, когда ты крикнул.
- Мне больно было... Но я терпеть буду...
- Егор, давай не будем, опасно.
- Будем! Я хочу! Пожалуйста!
- Я пососу...
- Нет! Как вчера, в жопу! И должен в меня наспускать!
- Зачем Егор? Ты обкакаешься...
- Я хочу!
- Посмотрим, ладно? Пошли, а то опоздаем.
Хорошо, что Егор так и не разревелся, хоть я этого, если честно, ожидал от него. Все вот эти признания, по большому счету мне не были нужны. Во многом в происшедшем был виноват я и только я, а потом уж мальчишка.
А еще мне не хотелось повторять вчерашний опасный опыт ебли мальчика, где в соседней комнате спят его родители, а рядом младший брат.
Пока шел с Егором до школы, я решил сегодня любым способом увильнуть от предложения пацана повторить вчерашний секс.
Вариантов было не слишком много: напиться с прапором спирта, не прийти ночевать (а где провести ночь?), свести Егора к Коле на «скрещивание», сделать так, чтобы... На этом мысль остановилась.
Самым лучшим для пацана, наверное, сводить его к Коле. Все равно рано или поздно пацаны бы осуществили свое намерение поебаться, и от меня требовалось только немного ускорить встречу.
- Вова, ты правда к Ольге пойдешь?
- Да.
- Зачем?
- Она звала, и про Колю узнать хочу, что они собрались с ним делать точно. В спецшколу или интернат.
- Какая она тварь!
- Угу.

В школе как раз была перемена. На улице, сразу около крыльца, стояла группка подростков 13-15 лет, куривших и плюющих на потрескавшийся асфальт. Никто их не гонял, чувствовали себя они свободно, о чем-то говорили, то и дело громко гогоча. Когда я с Егором подошел, пацаны замолчали, поднимаясь по ступенькам, я прямо-таки чувствовал сверлящие ненавидящие взгляды. Видимо, в школе уже распространился слух о том, что какой-то по виду может быть мент увел куда-то Егора.
- Какой у тебя урок?
- Литра, я пойду?
- Мы договорились?
- На вечер? - с надеждой в голосе спросил мальчик.
- Насчет того, кто ты?
- Кто я?
- Кем ты себя обзывал...
- Ах, да. Только правда вечером будем?
- Посмотрим...
- Ты обещал!
- Сколько у тебя уроков?
- Шесть, а что?
- Встречу тебя, дождя нет. Погода нормальная. Погуляем. Скучно одному.
- Ладно. В полвторого приходи.
- Хорошо. Где у Ольги класс?
- На втором этаже, пошли.
Егор повел меня. Я раздвигал руками попадавшихся под ноги детей разного возраста. Особенно много их было почему-то на лестнице.
- Вон дверь, - Егор показал на одну из дверей в коридоре. - Я пойду?
- Иди. Встретимся.
Пацан ушел. Его китайский костюм смешался с такими же, и он слился с другими школьниками, пропав из вида.

Постучав в дверь, я сразу ее открыл, и заходя, спросил: «Можно?»
Сначала мне показалось что в классе никого нет. Но потом у дальнего окна, которое было открыто, не смотря на осень, я увидел Ольгу с сигаретой. Училка обернулась, увидела меня, узнала. Выбросила окурок в окно, захлопнула с усилием створку, и только потом сказала:
- Можно, Вова, для тебя всегда можно.
- Вот, мимо шел, решил воспользоваться приглашением.
- Ха! А мне, кажется, что я тебя видела, когда ты опять Егора конвоировал.
- Никого я не конвоировал! – наверное, слишком резко я ответил учительнице.
- Да я ничего, просто подумала.
- Чаем напоишь?
- Это в учительской... погоди! Я сбегаю, тебе с сахаром?
- Да.
- Только я тебя закрою, извини. Посторонний ты.
- Закрывай, подожду. Только не спеши, кипяток все же.
- Ладушки, жди. Я печенье у кого-то видела. Принести?
- Неси.
- Уже убежала.
Молодая «кобыла» скакала бы тише галопом, чем эта молодая училка по деревянным полам класса поселковой школы. В дверях провернулся ключ, я остался один.
На столе кроме журнала 5"В" класса ничего не обнаружилось. Найдя в нем #### Колю, я посмотрел его успеваемость. Успеваемость, как и предполагалось, стремилась к нулю. Очень редкие тройки. В основном двойки, прогулы и единицы. Ни четверок, ни пятерок.
Вряд ли в классе хранились интересующие меня документы, но на спинке стула висела «сумочка», больше похожая на хозяйственную, и я сунул руку в нее.
Сигареты, ключи, записная книжка, косметичка, два презика (и не боится в школу носить), отдельно почему-то пудреница. Паспорт на имя #### Ольги Васильевны 1971 года рождения. И папка из прозрачного пластика.

Мой читатель решил, что в этой папке находились документы, решающие судьбу Коли?
А вот и ничего подобного! Не было там документов.
Вот в художественной книге, грех было не воспользоваться таким поворотом сюжета. Но в папке лежали методические материалы, и руководство про проведению тестирования знаний. Чистые листочки с заданиями и больше... ничего. Облом.

Сложив все как было, я стал ждать чай. Прозвенел звонок. Минут через семь-восемь дверь открылась ключом. Ольга стояла с пустыми руками. Но потом, не закрывая двери, она вышла в коридор и взяла с подоконника поднос со стаканами и тарелочкой печенья.
- Вот!
- Спасибо, Оль. А ты почему не учишь?
- У меня два «окна», да я еще Колькой, пидором этим занимаюсь. Некогда. Мне часы ставят так за него. Завтра снова в город ехать. Ты не собираешься?
- Нет.
Училка сама завела разговор на интересующую меня тему. Оставалось немного направлять ход беседы в нужное русло.
- Зачем в город?
- Документы подвезти. В комиссию. Поедет в спецшколу, там говорят все педерастией занимаются, вот и найдет новых друзей.
- А как же суд?
- Суд без него потом проведем. Это в интернат надо прав лишать, бумажки собирать. То, сё. А в спецшколу проще. Характеристики есть, решения педсовета есть, жалобы населения есть. Приводы в милицию, когда участковый был, тоже имеются. Полный букет! А мы его еще в городе на экспертизу.
- Как ты его не любишь-то...
- Я тебе, Вова, говорила, это же пидор малолетний. Сколько мальчишек перепортил! Его давно бы убили, да...
- Что мешает?
- Пусть помучается, со спецшколы автоматом на малолетку попадет, а там может и сюда отправят, найдет своей жопе применение. Выдрать бы его...
- Чтобы синий был... - решил я поддакнуть этой дуре.
- Да, чтобы синий. Вон Егора отец порет, на пользу идет. Как накажут - месяца два шелковый ходит, учится. Потом опять надо. Хорошо ум через зад входит. Тебя в детстве пороли?
- Нет.
- А надо было бы...
- Это ты что, Оль? Охуела?
- Нет! Меня вон драли как сидорову козу. И мать, и отец. И смотри, высшее образование!
- Когда будете вашу секс-бомбу отправлять?
- Какую сек... А! Кольку-то? Да вот после октябрьских и повезем. Не мы, приедут за ним. В наручниках повезут...
- У него ведь руки тонкие...
- А ты что, встречался с ним?
- Егор показал, помнишь ты разорялась на катере, интересно стало...
- Странный интерес у тебя. Егор, Колька... по мальчикам прикалываешься?
- Оль, не охуевай. Вы тут все ёбнулись в Локосово своем.
- Ну не знаю, не знаю. Пей чай, остывает.
Я глотнул большой глоток. После первого раза с семиклассницей Верой И-й, баб я ебал аж целых четыре раза, ибо мимикрия должна быть полной. Все к тому, что мне придется ебать двужопое чудовище еще и в пятый раз. Хорошо, что не пьяный. У пьяного хуй на баб у меня не стоял, не стоял он и у трезвого, но посредством руки и воображения можно было выйти из положения...
Чтобы что-то сказать, я похвалил чай:
- Хороший чай...
Ольга «расцвела», как будто сама его вырастила.
- Из города привезла, Lipton! Англия!
- Тут не продают, в магазине.
- Не продают...
Мы замолчали. Прозвенел звонок, за дверью послышался шум беготни и детские голоса.
- Хули тут сидеть, Вова? Приходи ко мне.
- Куда?
- Да домой! Я недалеко от школы живу. На улице «Школьной», ха-ха-ха... Учительница со Школьной улицы. Как роман...
- А как же твой Матвеев?
- Надоел, дурак. Ну его. С ним и поговорить не о чем. Одни разговоры про зону: «Красные», «черные», «блатные» ... надоел! Приходи, Вова. Если что выпить есть - принеси, а? Скоро баржа придёт, я отдарюсь, потом. Может, ликера куплю, угощу.
- У меня бухла Оля нет, откуда?
- У отца Егора возьми, я знаю, они спирт таскают.
- Будет - возьму...
- Возьмёшь - приходи, ждать буду...
- Приду. Выходные дома ты?
- Да, улица Школьная #, с красной крышей дом, найдешь...
- Оки доки. До встречи...
Я поднялся из-за первой школьной парты, где пил чай. Лежащего на тарелке печенья так и не попробовал, оно осталось сиротливо лежать между двух пустых разномастных чашек.

То, что Кольку собрались в ближайшее время отправлять в спецшколу, было очень плохо. Я думал, что есть время, хотя бы месяца два. А тут - сразу после осенних каникул.
Нужно сходить к Ефиму и рассказать новость, которую узнал.
Выйдя из школы, по пути огибая бегающих и ничего не видящих вокруг себя детей, я пошел к Колиному вагончику. Что интересно, сколько раз там был, с матерью мальчика ни разу не встретился.

Ефима около шлагбаума не оказалось. Вагончик закрыт. Покрутившись вокруг, несолоно хлебавши я направился домой к прапору. Времени до окончания занятий в школе было еще достаточно.

Меня одолевали сомнения. Егор ясно дал понять, что пока не хочет встречаться с Колей. Я планировал как бы случайно добрести во время нашей с ним прогулки до Колиного жилья, а там…  Там уж как получится.
Если сравнивать в плане сексуальной привлекательности, Коля давал фору Егору. Его хрупкая худая фигурка (почти как у Ростика), его развращенность (в самом хорошем смысле этого слова), его умение разговаривать.
А Егор, Егора мне было в начале жаль, но потом стало просыпаться к нему другое чувство, никак с сексом не связанное. Какое? Трудно выразить словами, всего понемногу. Но я знал, что, если бы жил в поселке - Егора не бросил. И скорее всего «мутил» с Колей и Егором сразу. Может показаться, что ситуация сложилась такая же, как и с Ростиком и Пашей. Но это не так. Отношения с теми мальчиками развились очень глубоко, особенно с Ростиком, да и Пашкой. Может повлияло то, что мы уже знали друг друга не один месяц? Кто знает. С поселковыми пацанами я был знаком лишь несколько недель, а с Колей, кроме секундного сосания его члена, никакого секса еще не было.
Есть у меня бзик – нравится, когда мальчики занимаются сексом друг с другом, а я гляжу на них, иногда принимая участие. «Групповушки», с самого моего подросткового возраста. И «скрещиванием» Егора и Коли хотелось убить двух зайцев. И мальчишки поебутся, и я удовольствие получу. Так ничего и не решив, я вернулся в свое временное пристанище - прапорскую квартиру.

Прапор храпел на диване после ночного «встречного караула».
Хозяйка, как и обещала, наварила харчо. Такого супа пробовать мне еще не приходилось, и я уплел две тарелки. Объевшись, упал на нашу с Егором кровать, не в состоянии что-либо делать, просто обожрался. Только иногда поглядывал на часы, чтобы не пропустить окончания учебы Егора.
Время тянулось медленно. Не выдержав ожидания, я встал и оделся.
- Ты куда, Вова? Ольгу видел?
- Видел, поговорил. Она у вас алкоголичка, детей учит...
- Хорошо, что хоть эта, кто сюда поедет работать? Ты?
- Упаси Боже, я детей боюсь.
- Хм, Егора с Сережкой не боишься ведь?
- Я когда их много, боюсь. А с двоими справлюсь.
- Ха-ха-ха, насмешил, Вова.
- Вот в гости пригласила, правда чтоб с бухлом пришел...
- Пашка принес спирт, отлей сколько надо. Но я бы не ходила. Зачем тебе с Матвеевым связываться?
- Он что, у нее живет?
- Нет, ты что, он со своей живет. Два ребятенка маленьких. А к Олечке он на поебушки ходит.
- Похуй мне на Матвеева вашего.
- Сам смотри.
- До выходных может баржа придёт, устал ждать. Дел дома накопилось, а я тут пьянствую. А вы что про меня рассказываете кто спрашивает?
- Мы тебя, Володя, определили по лесному хозяйству. Почти правда. А то, что у нас живешь - попросился сам, раньше знакомы не были и друг друга не знаем.
- Хорошо. А что Паша автомат рано приволок, дома лежит. Вдруг дети найдут? Тут за пистолет боишься...
- Мальчишки наигрались уже. Ничего не будет...
- Пойду еще пройдусь, погода хорошая. Надоел дождь, был бы ливень как летом, а то морось всю душу выматывает.
- Иди. Мой часам к четырем проснется. Харчо еще хочешь?
- Не, объелся, спасибо. Очень вкусно.
- Пожалуйста. Вечером под супчик спиртик хорошо пойдет.
- Может ну ее, эту пьянку?
- Может и ну, только уважь Павла. Выпей с ним. Ты молодой, что тебе.
- Ладно...

По пути к школе встретился Сережа, идущий с группой мальчишек одного с ним возраста, наверное, одноклассников.
Поравнявшись со мной, пацаны остановились.
- Здрассти, дядя Вова!
- Здравствуйте, дядя Вова!
Сережа и незнакомые школьники здоровались со мной, зная как зовут.
- Привет, пацаны! Отмучились?
- Да...
- Куда идете?
- Гулять...
- Сережа, ты тоже?
- Да, дядь Вов, погуляю часик, потом с Егорушкой вместе домой пойду, у него еще уроки...
- Он не пойдет сразу. Маме скажи, я с ним в лесок схожу, пусть покажет...
- Там смотреть нечего. Шишек нет, все собрали давно.
- Мне не шишки, так прогуляемся...
- Ладно скажу. Что, не идти гулять?
- Иди, уроки только когда делать будешь?
- У меня сегодня пятерка!
- Молодчина! Идите, пацаны...
Мальчишки пошли по своим делам. Сейчас, став взрослым, я уже не совсем представлял всех прелестей гуляния осенью, хоть и без дождя. Хоть сам не очень отличался от этих поселковых пацанчиков, гуляя и в дождь, и в снег по разным пустырям и стройкам со своими приятелями-одноклассниками.

Заняв место, так чтобы было видно школьное крыльцо, я принялся ждать Егора. Успел вовремя, не прошло и пяти минут, как прозвенел звонок, слышный на улице. Спустя какое-то время из дверей пошли дети, возраста Егора и старше. У младшеклассников уроки, наверное, закончились раньше, судя по младшему брату.
Егор вышел вместе с двумя пацанами. Заметив меня, он что-то сказал им и подошел ко мне.
- Долго ждал?
- Нет, только подошел. Куда пойдем?
- В лес можно, на гору.
- Может к Коле сходим? Я тут узнал новости плохие...
- Какие, Вова? Скажи, что они с ним сделать хотят?!
- В спецшколу, после каникул…
- А как же?..
- Не знаю, Егор, ничего не знаю.
- Я его в школе не видел сегодня...
- Пошли тогда к нему.

У шлагбаума зека не было. Зато дверь вагончика открылась. Стучать я посчитал излишним.
Печка топилась. В большой комнате на полу лежала тряпка, на которой горкой высились кедровые шишки. В тепле они источали сильный аромат смолы. Егор хотел пройти в обуви, но я остановил мальчика. Раздевшись, мы прошли и сели за стол, где я пил с Ефимом.
Коля «нашелся» сам, зайдя вслед за нами. Наверное, бегал в туалет.
- Оппаньки! Гости у меня! Вова, Егор... зачем пришли?
- Коля, Ефим где?
- Не знаю, его сегодня и не было. Машины тоже не ездят. Я в школу сёдня не пошел, за шишками в лес ходил. Видели, сколько?
- Видели.
- А вы зачем? Ебаться, да? Вдвоем?
- Нет, с Ефимом поговорить надо.
- Ефима нет, сказал же. Ебаться, Егор, будешь? Ты же хотел?
- У меня синяки на жопе еще... - буркнул Егор, мне показалось что ему, кажется, стыдно разговаривать с Колей на эту тему при мне.
- И что? Давай, Егор! Или ты Вову стесняешься? А он у меня хуй сосал!
- Что, правда? - Егор не поверил словам пацана.
- Правда, - ответил я ему.
- Давай, Егор, - продолжил уговоры Колька. - Я сегодня не ебался и не дрочил, некогда было. Целочку тебе сломаю... - мальчик чмокнул губами.
- Не надо «целочку», я уже пробовал... - уж не знаю, почему Егор решился на такое признание.
- С кем?! - удивился Коля.
- С Вовой...
- А синяки?
- Он осторожно...
- И я осторожно, потихоньку. А потом, ты, как договаривались, я свое слово сдержу...
Я ничего не говорил, сидел и слушал разговор пацанов.
- А что, Вова смотреть будет?
Коля обратился ко мне, показывая не очень чистым пальцем в смоле на Егора:
- Стесняется!
- Я могу тут посидеть, а вы на диван идите...
- Вова, ты подсматривать не будешь? Да?
- Не буду. Коля, дай орешков.
- Бери сколько хочешь, они для стояка полезные! Тоже, наверное, хочешь со мной?
- Хочу...
- Давай после Егора. У тебя деньги есть?
- Есть. Без денег не даешь?
- Даю, но у тебя же есть деньги, мне нужны. Орехи тоже продам...
- Кому они нужны, эти орехи! Коля, пошли... - Егор встал из-за стола. - Пошли, потом поговорите.
Мальчики ушли в комнату с диваном. Но потом вернулся Коля, неся в двух руках кедровые шишки.
- На вот, не скучай. Сейчас «мусореныш» попробует моего хуйца. - Пацан собрался уходить, но я остановил его:
- Коля, Егор нормальный, не называй его так...
- Все они «нормальные» ... - сказал Коля и вышел.
Мне хотелось посмотреть. Очень хотелось. Но я сидел и как дурак щелкал кедровые орешки. В соседней комнате стояла тишина, наверное, пацаны шептались, чтобы мне ничего не было слышно. Шишка уже заканчивалась, когда послышался громкий стон Егора, и сразу голос:
- Коля, не сильно! Не сильно! Больно! Ай...
- Потерпи, потерпи, потерпи...
- Ай! Ай! Ай! Больно!
- Щас, щас, потерпи, потерпи...
- Ай, ай, ай...
Когда я ночью ебал пацана, он так не орал.
Решив, что вряд ли меня кто заметит, я встал у входа и стал смотреть на то, что происходило на диване.
Егор стоял раком, совершенно голый. Жопа его заострилась. На ягодицах виднелись полосы. Худенький Коля ебал пацана в зад, при чем Колины руки висели, работал только таз, вгоняя толстую елду между половинок. С каждым толчком у Егора вырывался крик: «Ай!». Коля движений не сдерживал, шлепал лобком и ляжками по ягодицам, и становилось не понятно, больно ли Егору от синяков на жопе или от хуя внутри. Толчки были такими сильными, что Егор качался на диване. Хуй его висел, и при каждом резком движении болтался вперед-назад вместе с яйцами. Я очень пожалел, что у меня нет фотоаппарата, хотя бы моего Полароида.
То, что у Егора не стоит, мне не очень понравилось. Егор себе не дрочил, а Коле, видимо, на партнера было абсолютно наплевать. Он так же ебал с опущенными вдоль своего тела руками, только убыстрился и стал вытаскивать хуище из мальчика почти весь, а потом снова загонять до яиц. С увеличением амплитуды ускорилось и «ай, ай, ай».
Еще несколько резких толчков, несколько «ай, ай». Коля замер, но почти сразу вытащил хуй. И, конечно, головка, и сам ствол члена был в желтом говне.
- Фу, бля!  До говна выеб! - похвалился «ебака».
- До говна? До говна? Ты спустил? Спустил в меня? - Егор переменил позу и сейчас стоял на коленях, глядя на измазанный в своем говне член. Коля в это время оттирал кал белым вафельным полотенцем, неизвестно как появившемся в его руках
- Спустил, хорошее очко. Только говно воняет! Посрать надо было! Понравилось, Егорка?
- Я не знал, что в туалет... Нет! Больно!
- Привыкнешь...
- Не буду привыкать! Вставай в позу!
- Да у тебя же не стоит. Погоди...
Коля пригнулся к Егору, встав на локти, и выпятив жопу в мою сторону. Раскрылись ягодицы, где в центре угадывалась дырень. За дальностью расстояния подробностей не разобрал. За все время, никто из двоих мальчишек не заметил, что я глазею на них.
Коля принялся сосать, с видимым удовольствием. Весь вид закрывала спина и жопа, но то, что он сосет, не вызывало никаких сомнений, голова ходила туда-сюда.
Оторвавшись и встав на колени как Егор, Коля сказал:
- Ты что, дрочил? Почему у тебя не встает?
- Не знаю... Жопу больно, наверное, ты своим хуем внутри порвал. И я в туалет хочу.
- О! Точно! Ты ж не посрал, а я в тебя кончил! Штаны одень с курткой, дуй по-быстрому.
Голый Егор как-то враскоряку встал с дивана. И только тогда увидел меня, стоящего в темноте коридора. Мы встретились с ним глазами. Если есть соревнования по быстроте покраснения лица от стыда, то в тот момент Егор занял бы одно из призовых мест.
Я отступил в сторону. Мальчик ничего не говоря, прошмыгнул мимо. Напялил куртку, и как был без трусов и штанов выбежал на улицу, одев стоящие около кучки дров резиновые калоши.
- Куда без штанов, долбоёб! - крикнул Колька, но дверь уже закрылась за Егором.
- Вот долбоёб! Без штанов! А если кто увидит, и отцу его скажет?.. - Коля сидел на диване. Худенький, голый. Между ног свисала длинная колбаска с плохо оттертым говном. Эта непропорциональность худого тела и здорового члена сильно бросалась в глаза.
- Иди хуй помой, - сказал я мальчишке.
- Щас. А че у Егора не стоит? Ты его, правда, ебал?
- Правда. У тебя хуй больше моего, больно, наверное...
- Зато приятно, большим хуем, да?
Коля встал, отправившись на кухню. Маленькая худощавая попка (почти как у Ростика) проплыла мимо. Послышалось журчание воды. «Уй, блядь! Холодная!»
В вагончик зашел голый Егор. Мальчик дрожал.
- У меня понос, Вова! Почему?
- Колька в тебя кончил...
- Я в тебя кончил! Просрался? - крикнул из кухни Коля.
Мы прошли с Егором к дивану, и я укутал его таким же солдатским одеялом, как и на той кровати, где спал пьяный Ефим.
Появился Коля, сел с другого от меня бока на диван, приобнял закутанного в одеяло Егора.
- Прошла жопа, Егор?
- Прошла...
- Будешь меня?
- Нет, с Вовой ебись...
- Ты же хотел?
- Расхотел, не хочу.
- Почему?
- Не так надо!
- А как?
- Ты так не умеешь!
- Я все умею! - Коля возмутился.
- Как Вова - не умеешь. Не буду я с тобой больше.
- Ну и вали тогда! Мне есть с кем... и кого. Строишь целку! То хочу, то не хочу.
- Пацаны! Не ругайтесь! - встрял я в разговор. - Не хочешь Егор, никто не заставляет ведь, да?
- А что Коля?.. - начал Егор.
- Успокойся, домой пойдем?
- Пойдем, Вова... пожалуйста.
- Одевайся, согрелся?
- Чуть-чуть. Бухануть бы...
- Нет ничего.
Коля пересел ко мне.
- Ты что, уходишь? Вова, а со мной?
- С тобой завтра, наверное. На деньги, - я достал из нагрудного кармана кителя пачку и отсчитал тысячу.
- За что? Мы же не ебались! И это много!
- Аванс. Завтра приду. Будешь ждать?
- Буду. Приходи утром, не пойду я в школу. Если Ефим придёт, пошлем его на шлагбаум. Пусть не мешает, с двумя не хочу.
Вспомнил про Ефима и я. И про то, что над Колькой нависла угроза попадания в спецшколу. Но ничего мальчику говорить не стал, нужно сначала встретится с зеком. Не хотелось мне, чтобы Колю отправляли в спецшколу. Встречался с теми, кто там побывал, наслушался рассказов. Никаких планов, кроме заведомо фантастических и невыполнимых, как предотвратить все это, в голову не приходило.
Егор, уже одетый, ждал возле двери.
- Пойдем домой, Вова.
- Сейчас, иди на улицу. А то жарко.
- Я согреться никак не могу.
- Жди.
Коля, одев только трусы, сейчас лежал на диване. Ноги с узкими бедрами, живот с кубиками пресса, алые губки и прямой маленький нос. «Красив, очень красив этот мальчишка», в который раз подумал я.
- Завтра утром приду.
- Приходи. Только ты и я. Больше никого. Хорошо?
- Хорошо...

Мы шли по дороге. Егор спросил:
- Ты пойдешь завтра к нему?
- Да, а что?
- Ничего... не ходи Вова, а?
- Почему?
-  Ну... - Егор замялся, остановившись. - А я?
- Что ты?
- Я же есть.
- И ты. И Коля.
- Я не хочу, чтобы ты с НИМ... Пусть его в спецшколу отправляют!
- Ой, Егор! Ну почему ты такой?! А? Почему?!
- Какой?
- Сложный! И нудный! И злой! Нельзя пацанам в спецшколе находиться!
- Я не сложный, Вова. Я думал, что с Колькой... а с ним... он не ласковый... Ну, пусть не отправляют... но все равно...
- А я что, ласковый?
- Ты - да! Еще в доме там, первый раз...
- Пошли, Егор...
- Пойдем, а вечером?
- Что вечером?
- Будем?
- Ты же сейчас с Колей...
- Я с тобой хочу!
- Не знаю. Родители все дома. Сережа проснется...
- Они напьются, отец же спирт принесет всё равно.
- Он принес, я был дома.
- Будем? Только ты не пей.
- Да, пошли...

Дома Сережа делал с матерью уроки на кухне. Прапор все еще спал. Егор сказал, что ему тоже нужно готовиться на завтра, сел за письменный стол в спальне.
Из кухни долетало: «Бестолочь!»
Я лежал на кровати и думал:
«С этими двумя поселковыми пацанами получалось не очень хорошо. Мало того, что с Егором явно творится неладное, именно в плане отношения к сексу. Еще и не желая привязывать к себе мальчика, сделал ровно наоборот, привязав его. Всему виной была моя похоть. А также попадание «в десятку» с его интересом к гомосексуальным отношениям. А что будет он делать, когда я уеду? Хоть бы мастурбировал, а то ведь... Может научить его, как меня Максим в лагере? Ведь после лета 1987-го года я стал дрочить рукой, а до этого терся членом об кровать... Не люблю этого летчика с его «Маленьким принцем», но чувствовал я ответственность за Егора. Да и стал он мне более симпатичен, что ли, со временем. В первую встречу не приглянулся, может быть из-за своего настороженного отношения к незнакомому человеку, а сейчас... А Коля просто являл собой мечту любого интересующегося мальчиками. Этакий эталон. Красивый и доступный. Готовый на все. Этим он мне и нравился. Плюс... вот с этим сложнее. Одно дело если бы мне было не с кем. Не только доступность для секса привлекала меня в Коле. Я ведь даже еще и не «познакомился поближе» с ним. Колина история? Может быть. Его ненависть к мусорью, возможно...»
Егор вдруг с размаху швырнул ручку на пол.
- Сука! Сука! Сука! Почему? - довольно громко проговорил-прокричал пацан.
- Егор, ты что? Успокойся. Что такое?
- Почему, Вова? Почему?!
- Что почему?
- Я думал... чем больше... тем лучше. А у него здоровый такой, только больно, и все... а у тебя...
- Тихо, Егор! Услышит кто.
- Ты скажешь, почему так?
- Вечером, Егор, вечером.
- Обещаешь?
- Да...
Дверь в спальню открылась. В комнату заглядывал заспанный прапор.
- Вы ругаетесь, что ли? Не поделили чего?
- Нет, Паша, все нормально.
- А кричали чего?
- Егор синяки задел, больно...
- Это хорошо, память. Что нельзя... - прапор кивнул головой, закрывая дверь, и что «нельзя» узнать мне не довелось. Не очень-то и хотелось.
- Вот видишь, все слышно. А ночью слышнее...
- Спирт.
- А?
- Напои их спиртом.
- Может, и тебя?
- И меня.
- Не знаю, зачем ты пьешь, Егор?
- Плохо, вот и пью.
- Не может чтобы все плохо было.
- Может. Школа, корова, отец, Колька... Ты уедешь скоро, с кем я останусь? Кольку видеть даже не хочу.
- Я еще не уехал.
- Все равно уедешь, тут не останешься. С кем я буду?
- Не торопись, Егор. Подумаем...
- Что подумаем?
- Что делать подумаем, ты закончил?
- Да.
- Чем дальше собираешься заниматься?
- А! Ты мне обещал книгу рассказать.
- Ложись.

Когда жена прапора заглянула, чтобы позвать нас ужинать, мы лежали головами на одной подушке. Я рассказывал про чудовищ, появляющихся из тумана, повесившихся солдат с секретного объекта и людей, забаррикадировавшихся в магазине. Увидев такую картину, она произнесла:
- Я думала, не подружитесь. Егорка такой букой бывает. Пойдемте кушать, мальчики. Сережа уже поел. Я селедки замариновала, посидим. Спирт разбавила. Паша ждет.

 

1993 год. Осень
Часть шестнадцатая

Во время ужина прапор был необычайно весел и разговорчив. Выпив по стопке разбавленного спирта «для аппетиту», мы принялись поглощать суп-харчо. Паша нахваливал стряпню жены. Егор кушал молча, иногда кидая на меня быстрые взгляды.
Настроение прапора объяснялось тем, что баржа с запчастями для ГТТ завтра наконец-то отплывала из города вверх по течению. Информация об этом была получена «по своим каналам», а именно от владельца магазина - азербайджанца Арифа, который этой же посудиной завозил продукты.
Я выпил две стопки и, сказавшись пьяным и сытым, ушел из кухни.
Егор, похлебав суп, вышел из-за стола раньше.
Пацан лежал на кровати. Когда я вошел, Егор вопросительно посмотрел на меня:
- Вова, ты пил!?
- Две рюмки, сам понимаешь, с твоим отцом трезвым не уйдешь...
- А мне принес?
- Как?
- Ну как-нибудь принеси, когда они уйдут. Все они не выпьют, там много.
- Может не надо, Егор?
- Принеси, пожалуйста! Мне надо сегодня, обещаю, больше не буду просить. С Колей... Я не думал, что так все будет. С тобой все по-другому... Принеси Вова, правда, больше не буду никогда просить, и сам не буду. Я решил...
- Что ты решил?
- Вечером поговорим, хорошо?
- А сейчас?
- Нет! Принесешь?
- Принесу...
Я вернулся в кухню.
- О, Вовка! Что, решил с нами посидеть? Присаживайся! - прапор обрадовался еще одному собутыльнику. С женой ему пить, видимо, было не очень интересно.
Стол уже убрали, оставив только большую тарелку с маринованной в уксусе селедкой, бутылку спирта, трехлитровую банку воды с размешанным вареньем, и две стопки.
- Нет, я с собой возьму, полежу и потихоньку пить буду...
- Тогда и закуски возьми, что так спиртягу хлестать, - сказала жена прапора, вставая из-за стола.
Налив в поллитровую кружку спирта и разбавив его водой с вареньем, я взял еще блюдце с кусочками селедки и хлебом.
С этим всем вошел в спальню. Егор сразу приволок табурет, на который все поставили.
- Вова, ты не подумай... Правда, мне хреново. Давай пополам?
- Пей первым, и закусывай.
Мальчик взял кружку и маленькими глотками, не отрываясь, отпил ровно половину. Пальцами подцепил рыбу, отправил в рот, вслед хлеб. Только потом выдохнул.
- Все, пиздец! Это последняя...
- Хех, не говори. Все так думают, а потом предложат - и понеслось... - усомнился я.
- Ты меня не знаешь! Если я решил - больше не буду пить! Все! Отбухался.
- Хорошо, коли так. Что делать будем? Может телик посмотрим?
- Ну его, давай лучше полежим, и свет не включай.
Мы легли также, как и тогда, когда я пересказывал книгу. Головами на одну подушку.
Опьянения, видимо из-за жирного супа с мясом, не чувствовалось.
Наверное, минуту ни я, ни Егор, не произнесли не слова. Почему-то мне стало спокойно. Вот так лежать с пацаном в одной кровати. С пацаном, который уже доверяет тебе самого себя.

Некоторые могут упрекнуть меня за такое поведение. Ведь в городе Ростик влюбленный, Павлик. А я... тут, с другим. Да еще и с Колей договорился. Как так?
Уж не знаю как объяснить, но попробую.
Всю мою жизнь, всегда, с самого детства моей любви хватало на всех мальчишек.
Всегда.
Ни один из тех, кто со мной был, не мог бы упрекнуть в том, что я пренебрегал или проявлял невнимание к нему.
Вот ревность среди моих встречалась. Это да. И козни с подставами друг другу строили, некоторые.
К Ростику с Пашкой это не относилось, но было раньше с другими, и потом...

Дверь в спальню открылась, впустив желтый яркий свет и голос гнусавого переводчика.
- Мальчики, кино смотреть будете? - спросила хозяйка. - Боевик с Сигалом!
- Нет, не охота. Если Егор хочет - пусть идет...
- Я не хочу, - отозвался Егор.
- А чего вы в темноте?
- Глаза режет...
- Ну, отдыхайте. А Сереже нравится.
Жена прапора исчезла. Стало темно.
- Егор? - Позвал я.
- Что?
- Хочешь, расскажу, как я в первый раз...
- Что в первый раз?
- Как первый раз в жопу попробовал...
- Ты врешь, Вова.
- Я тебе говорил уже, что не вру. Хочешь?
- Что?
- Расскажу...
- Нет.
- Почему?
- Потому что я сам могу тебе рассказать. Как первый раз попробовал в жопу. С тобой...
Мы замолчали.
Глухо слышались звуки фильма из-за двери. В спальне стояла тишина.
Я повернулся на бок и поцеловал Егора в губы. Без языка. Только поцелуй вышел долгим. Егор ответил. Ладони мои гладили мягкие и нежные щеки мальчика. Губы не отрывались. Очень смутно было видно, что у Егора закрыты глаза.
Отпустив пацана, я снова лег на спину.
- Зачем ты это сделал? - спросил меня он.
- Захотелось...
- Ты всегда делаешь, что хочешь?
- Почти.
- Везет.
- А тебе кто мешает?
- Что мешает?
- Делать то, что хочется...
- Не знаю. Вот я сейчас лежу с мужиком в кровати и целуюсь с ним, как пидор. И этот мужик будет ебать меня в жопу. Хочется мне всего этого?
- Хочется?
- Не знаю, вот в чем дело. Это - не правильно! Мне хочется, но это - не правильно.
- А что правильно?
- Не знаю. С девчонкой лежать и целоваться, ебать ее. Это правильно. А вот так, как мы - не правильно.
- Если неправильно, давай не будем ничего делать, ты ведь сегодня с Колей попробовал. Вчера со мной. Сегодня еще хочешь со мной.
- Хочу. Я Кольку хочу забыть, как он меня... Правильно. Я не знаю!
- Егор?
- Я буду! Сказал, что буду. Все равно это до тебя было, и так и будет. Лишь бы отец не узнал, он меня убьет. Принесет пистолет или автомат и убьет. Когда про Кольку говорил, то предупредил, чтобы я... А я все равно пошел, договаривался, хотелось, нетерпелось. Надо было тебя подождать...
- Кто же знал, что я приеду...
- Никто не знал. А с Колькой. Какой хуй большой! Больно! И в туалет...
- Понял, почему я в тебя не кончил?
- Это всегда так? Потом в туалет? Я чуть не обкакался в вагончике, даже штаны не успел...
- Всегда почти...
- А Ростик? Ты в него?
- Тоже в туалет бежит потом...
- Вова?
- А?
- Если бы Ростик был тут, то он бы согласился со мной?
- Что согласился?
- Не придуривайся! Поебаться!
- Позвони - спроси.
- Ты дурак? Я тебя спрашиваю! Согласился или нет? Я бы ему понравился? Вова, я красивый или нет? А если я одену платье? Или колготки? Он бы согласился?
- Егор! Не вздумай! Поймают в женском - точно тебе пиздец.
- Почему? Давай я одену... у мамы есть старое. Когда она худая была. Я мерял уже.
- Не надо! Мне не нравится!
- Почему? Это же...
- Егор!
- Ну ладно, не буду... Знаешь?
- ???
- Вчера. Когда ты меня... я представил, что я - девчонка. И сразу кончил. Может, мне надо кого-нибудь выебать? Или я пидор?
- Хочешь, меня?
- Не знаю. Получится? Давай попробуем, Вова?
- Опасно, Егор. Дома все. Сережа. Отец, мать. Пиздец будет. Дело надо делать, завтра баржа выходит. А мы тут...
- Ну и что? Я пидор?
- Егор отстань! Ты - НЕ ПИДОР!
- А кто?
- Пацан!
- Пацан? И все?
- Пацан и все...
- Почему тогда я представил, что я - девчонка?
- Не знаю.
- Значит, я пидор. Не надо было в жопу пенал этот в бане совать.
- Егор, может просто спать будем?
- Нет.
- Давай, я тебе пососу?
- Нет. Ты обещал мне.
- Я пьяный, Егор.
- Не ври, Вова. Ты не хочешь меня ебать после того, как я про платье сказал, да?
- Хуйня какая. Опасно просто.
- Они пьяные, спать будут.
- А если брат увидит?
- Темно ведь! Он не скажет. Я знаю!
- Почему?
- Он не закладывал меня никогда.
- Ладно. Только условие.
- Ты будешь меня ебать? А я?
- Буду, только условие.
- Какое?
- Я тебе завтра дрочу.
- Вова! Нель...
- Да, Егор?
- Блядь. Да! Да! Да!
- Не ори.
- Я не ору! Пусть будет, что будет.
- Ничего не будет, Егор.
- А?
- Не обижайся на Кольку.
- Он ведь! Ты подсматривал! Ты же видел! Он...
- Видел.
- Я с ним разговаривать не хочу. Надо было мне первому его.
- У тебя же не встал.
- Потому что больно было! Вот и не встал! Хочешь, на тебя встанет!
- Посмотрим...
- Посмотрим. Но знаешь Вова, все равно я пидор. Гнойный...
- Фу, Егор. Откуда ты такие слова выдрал?
- Отец так ругается. Сказал, что: «Если ты с этим пидором гнойным, который зеку жопу подставляет даже рядом пройдешь, тебе не жить. Расстреляю тебя и сам застрелюсь. Чтобы у офицера сын-пидор был - не будет такого».
- Он не офицер. Прапорщик.
- Знаю.
- Егор, а ты в правду хочешь в платье?
Наступила тишина. Я ждал ответа. В моей жизни не было еще таких пацанов, которым бы нравилось переодеваться в женское.
Минута... Вторая...
Голова Егора повернулась и губы коснулись уха.
Шёпотом мальчик, еле слышно:
- Да, Вова. Хочу.
- Дрочить будешь?
- Да.
- Где платье?
- У меня спрятано. В шкафу... Можно, я одену, ночью? Когда они уснут? Можно?
- Темно ведь, мне все равно не видно ничего.
- Это... мне надо. Не для тебя. Можно?
- Да.
Пацан поцеловал ухо. Потом лизнул, проникнув языком в него. Мне стало щекотно.
- Не надо...
- Почему? Там же точки, я читал...
- Щекотно.
- А ты мне так можешь?
- Могу. Хочешь?
- Ночью...
- Сейчас-то что делать? Спать рано еще ложиться. Дрочить.
- Вова, я не ...
- Дрочить.
- Мне рукой?
- Потом. Ты. Давай я.
Егор сам освободил хуй.
«Что я делаю?! Если кто зайдет?!» пронеслось в голове.
Но моя рука уже взялась за теплый, пока ещё вялый орган. Головка несколько раз открылась и закрылась. Я остановился. Егор ничего не говорил, поэтому движения продолжились.
Хуй встал. Мне захотелось, чтобы пацан выебал меня этим хуем, но, наверное, ничего бы не вышло. Платья... Блин!
- Вова! Хватит!
Рука прекратила движение.
- Нормально, Егор?
- Да. Только... давай, когда ты меня...так делай. Хорошо?
- Егор?
- Что?
- Выебешь меня?
- Тебя?
- Да.
- А я? Мы же...? Платье?
- Завтра.
- Ладно. Только завтра. Сегодня ты, и в платье.
- Покажи, что за платье хоть.
Мальчик одел трико и полез через меня. У шкафа открыв дверцу, присел. Я поздно вспомнил что положил туда автомат с магазинами. Хотел остановить его. Но Егор сам «нашел» сверток. Громкий стук прозвучал очень внушительно. Автомат упал на пол, один магазин выпал из свертка.
- Ой!
Дверь распахнулась. Вспыхнул свет. Я с кровати, а Егор с пола щурились на прапора с женой.
- Вова! Ты нахуя ствол пацану дал?
- Пап, я...
- Молчи! Не с тобой говорю! Нахуя?
- Тихо! Хули ты орешь, Паша? Ты сам его нахуя так рано приволок? А? Где его хранить? Из шкафа выпал. Бывает. Егор и не знал, что он там лежит. И не ори. Ни на меня, ни на его!
- О... спелись. Друг друга покрываете. Друзья-товарищи.
Прапор как вспыхнул, так и быстро остыл.
- Вова, положи ты его на шкаф. На кой ты его в тряпки спрятал.
- Положу.
- Пошли по стопочке, на сон грядущий.
Взяв с пола автомат, я завернул его в тряпку вместе с магазином. Привстав на цыпочки, я дотянулся до верха шифоньера, засунул тяжелый свёрток и вышел в зал к ждущему меня прапору. Заодно захватил пустую кружку и тарелку с табурета.
Мимо меня прошмыгнул Сережа.

Стопка спирта никак не изменила моего состояния.
Когда я снова вернулся в спальню, мальчики уже лежали под одеялами. Я тоже разделся, выключил свет и лег на кровать.
Егор, пока меня не было в комнате, одел платье из какого-то приятного на ощупь материала. На бретельках, очень короткое.
Под платьем на мальчике трусов не наблюдалось, а, вернее, не нащупывалось. Потому что мои руки исследовали все тело подростка. Только когда ладонь коснулась ягодицы, пацан чуть дернулся, видимо от боли, но не издал ни звука.
Самым замечательным было то, что хуй у Егора стоял напряженный как кол.
- Егор, еще же не спят!
- Подождем. Классное платье?
- Ага, - сказал я, чтобы не обидеть его.
- Я буду в платье, ладно?
- Ладно.
Егор под одеялом подлез ко мне поближе. Стоящий его член через платье уперся в меня, а он закинул одну ногу, положил голову на грудь, щекоча волосами подбородок, затих.
- Егор, а если кто зайдет?
- Не зайдет, - зашептал пацан. - Слышишь, они уже храпят. Давай уже!
И в правду, через дверь дуэтом храпели на два голоса муж с женой.
- Я вазелин выкинул, вместе с трусами, - сказал я Егору.
- Не надо. Давай слюнями. Только я встану, как с Колькой. Ладно?
Мальчишка выскользнул из-под одеяла в платье, задрал его на спину, встав раком.
В комнате началась возня на соседней кровати.
- Егорушка, ты не спишь? - спрашивал Сережа своего брата.
- Нет пока. А ты?
- Не могу заснуть. Боюсь, описаюсь. Подожду, потом в туалет сбегаю. А дядя Вова спит?
- Нет, Сережа. - Ответил я младшему.
Егор разговаривал, так и стоя раком.
Я хлопнул мальчишку по спине, он перевернулся и лег на спину.
- Егор, не получится.
- Вова, давай подождём, он заснет.
- Мы сами заснем.
- Я не буду спать, давай подождем.
Так шептались мы, прижавшись головами друг к другу.
В какой-то момент мои руки проникли под ткань платья и стали ласкать пацана. Ощущения для меня новые, хоть я и не видел женской одежды из-за темноты, но ясно представлял в голове как выглядит таким образом одетый Егор. Мальчик сам нашел мои губы и стал не очень умело целовать. Иногда я задевал синяки на ляжках или попе, тогда он вздрагивал, но не издавал ни звука.
Так мы возились под одеялом уж не знаю сколько времени, пока не встал с кровати Сережа, направившись в туалет. Замерев и подождав, пока младший брат выйдет, Егор хотел продолжить обниматься, но я отстранился от него.
- Как Сережа ляжет, будем ебаться.
- Да.

В квартире стояла тишина, нарушаемая храпом пьяных родителей мальчиков.
Егор стоял в своем (мамином ли?) платье раком.
Свет проникал только через окно, и все выглядело черно-белой фотографией.
Очко мальчика показалось мне больше, чем вчера, наверное, Колин хуй постарался.
Вместо вазелина испытанное временем средство - слюна. Головка почти не встретила сопротивления. Мой член плавно вошел в прямую кишку. И, не прекращая движения, стал ходить вперед-назад. Не резко и быстро, а плавно и медленно. Егор молчал. Я специально не стал дрочить ему, ожидая, что он сам возьмётся за свой хуй. Но вышло совсем не так.
Все-таки я не сильно поверил его рассказу про то, что он кончил в бане, не касаясь своего члена. Все оказалось правдой. Подросток в женском платье поддал своим задом назад, очко сжалось, кажется, один раз, обхватив ебущий хуй. Егор охнул и замер. Я опустил свою руку и потрогал внизу простынь, не переставая двигаться внутри мальчика. Простынь была мокрой, член Егора - тоже.
Такого в моей жизни у меня не было никогда. И потом никогда не будет. Все остальные мальчишки, которых я ебал в попу, дрочили во время акта рукой и кончали только так. До двадцати лет и не мог представить, что может быть по-другому. Да еще платье это. Даже ебясь с пацанами из бассейна, никогда мы такой фигней, как напяливание женских тряпок не занимались. И никогда, даже дурачась, не вели себя как «хабалки»-гомосексуалисты, с их «прааативный». Никогда.
Как я не старался ебать потише, но шлепки по ягодицам Егора присутствовали. Каждый раз он вздрагивал от боли, но остановиться я уже не мог. Кончал я во внутрь долго. Потом еще стоял, не вытаскивая хуя, пока он не станет опадать. И только потом вынул его из мальчишеского ануса.
Егор стал пердеть. В тишине показалось очень громко. Пердел и пердел, никак не мог остановится. Стоя раком. Я потрогал его промежность между ягодиц. Очко, сперму, стекающую по ложбинке, а потом мошонке.
- Егор, хочешь в туалет?
- Да.
Пацан наконец задвигался, встал на пол. Платье опустилось. В свете окна в комнате стояла тоненькая фигура не пойми кого. То ли девочки, то ли мальчика.
- Егор! -  громко шепча, сказал я.
- А?
- Платье!
Мальчишка через голову стянул платье и бросил его на пол, оставшись голышом.
Куда он дел свои трусы, я не знал. Платье Егор одевал без меня.
- Трусы!
Открыв дверь, громко скрипнувшую, Егор стал копаться в шкафу. Нашел трусы, одел их. И сразу бросился вон из комнаты.
Я встал с кровати, взял платье и спрятал его под бушлат.
Время шло, мальчик не возвращался из туалета. Десять минут, двадцать. На двадцать пятой дверь отворилась, Егор зашел и юркнул под одеяло, прижавшись ко мне всем телом.
- Зачем ты приехал? - шепотом спросил-сказал он.
Я уже хотел ответить, но мальчик закрыл мой рот своими губами.
«Языками взасос» мы в ту ночь так и не поцеловались.
Мне хотелось расспросить, почему его так долго не было, но Егор не давал мне говорить. Легкое тело легло ко мне на живот, губы беспрерывно делали поцелуи в мои губы, наши хуи и яйца терлись друг о друга.
Мне хотелось гладить попу мальчика, но я ограничился спиной.
Как и когда мы уснули, не помню.

Разбудил меня голос: «Ребята! В школу!»
Сережа в трусиках вышел, наверное, в туалет.
Егор встал, и присев, начал заглядывать под кровать.
- Ты что потерял?
- Платье.
- Зачем тебе?
- Спрятать.
- Егор, если мама найдет? Оно ведь не ее?
Мальчик выпрямился.
- Её!
- Егор, размер не тот. Это на девочку платье, где ты его взял?
- Я... я его спиздил с веревки.
- Какой?
- Во дворе, видел? Мы ведь летом там вешаем. Дома только когда дождь. Сережа ссытся постоянно. Я пошел летом развешивать, а там оно висело.
- Чье оно?
- Дуры одной. Она - дура.
- Почему?
- Щупать себя не дает.
- Можно подумать другие дают.
- Дают. В общем подумали, что зеки расконвойные для «сеансов» спиздили. Фе-ти-ши-сты. Где платье?
- Я его выкинул... - соврал я.
- КУДА! ЗАЧЕМ? ТЫ! ТЫ! - Егор кричал и смотрел на меня - как он смотрел, что было в его взгляде? Это был взгляд преданного человека, преданного тем, от кого он меньше всего ожидал предательства.
Испугавшись такой реакции, я полез под бушлат и сунул тряпочный комок в руки мальчишки, стоящего в трусах посреди комнаты. Комок оказался бледно-розового цвета.
Конечно, крик Егора не остался незамеченным.
Первым пришел прапор. Платье полетело под кровать.
- Егор, ты что орешь с утра? Совсем совесть потерял? Спать не даешь!
- Пап я... - начал Егор, но прапор уже хлопнул дверью.
Потом пришла мать мальчика.
- Егор, ты что, обкакался? Зачем трусы стирал? Да еще грязные из стирки одел. Ты что в школе кушал? Гадость какую-то, понос у тебя? Сейчас левомицетина таблетку дам.
Дверь закрылась.
Мы посмотрели друг на друга, а потом рассмеялись в голос.
Инцидент с платьем дуры-не-дающей-себя-щупать был исчерпан.

Мальчики ушли в школу. Прапор, злой с похмелья, уже сидел за столом вместе со своей бутылкой.
- Давай накатим, Вова.
- Бля, Паша! Ну вот нахуя с утра то?
- А хули, мне в ночь, самое то с утреца. Потом выспаться...
- Не буду я с утра пить! Заебали меня уже пьянки. Сколько можно бухать?
- А хули делать еще?
Прапор налил себе одному, выпил не закусывая, крякнул, занюхивая кистью руки.
Я ушел в спальню и стал собираться к Коле.

 

1993 год. Осень
Семнадцатая часть

Шлагбаум валялся на обочине дороги. Судя по следам в подсохшей грязи, сегодня никто не проезжал. Ни из леса, ни в лес. Зека Ефима в окрестностях не наблюдалось. Впрочем, он мог находиться в вагончике, где проживал Коля с матерью, поэтому я отправился туда.
Стучать в обитую железом дверь я, как и в прошлый раз, не стал, а попробовал открыть ее. Она поддалась, впустив меня в тепло жилища.
Также, как и всегда, топилась печка. В кухне никого не было видно. Я расшнуровал ботинки, снял их и прошел в большую комнату.
Кедровые шишки на тряпке куда-то делись.
Коля лежал на диване в спортивных трико, белой майке на лямках, открывающей острые плечи и ключицы. Увидев меня, Коля сказал:
- Пришёл?
- Да.
- Как Егор?
- Плохо, зачем ты так с ним вчера?
- Он сын мусора, «вертухая» лагерного. Не люблю я их.
- Знаю, что не любишь. Егор не виноват, что отец там работает.
- Виноват - не виноват, какая разница. Хотел поебаться - поебался. А то, что у него на меня хуй не встал, его проблемы, не мои.
- Может помиритесь? А?
- Может. Я с ним и не ссорился. Сам его, наверное, дерешь втихаря, крутой. И папку-мусора не боишься. С пистолетом ходишь.
- Ему нравится.
- С тобой, да? Со мной что-то не заметил...
- Фиг с ним с Егором, Ефим где?
- Не знаю, нет его. Уже три дня нет. Зачем тебе он?
- Поговорить...
- Насчет меня? Со мной говори, что тебе Ефим?
- Ты тут ничего не сделаешь.
- Может сделаю, откуда знаешь? Если бы не Ефим, давно бы уже съебался отсюда. Заебало все, школа, Олечка-блядушка, мусора эти. Все заебало.
- А связаться можешь с ним как-нибудь?
Коля присел, взгляд его стал отсутствующим.
- Ну я ... Можно «маляву» (записку) кинуть. Но...
- Что?
- Ты ведь видел, как лагерь стоит? Все видать, на горе. И уёбки на вышках... В одном месте можно только. Ты кидал когда-нибудь «грев»?
- Ой, Коль, я давно этим занимался, еще в школе учился.
- Тебя, Вова, мусора ловили за это?
- Ловили, два раза.
- А что сделали?
- Ничего, я ведь «малолеткой» был.
-  А вот мне нельзя, если поймают, то...
- Что?
Пацан снова лег.
- Ничего. Ничего хорошего...
- Кидать предлагаешь? Как ты вообще это представляешь? «Переброс» делать не буду, не проси. Ставить под удар все предприятие я не хотел. Даже из-за Коли, или Ефима...
- Тогда никак, ну спроси у Егоркиного отца, он может скажет, узнает...
- Не, Коль. Не буду никого спрашивать, и кидать маляву не буду. Может, сам появится.
- А если не появится?
- Тогда не знаю, что и делать...
- О! Я знаю!
- Придумал?
- Да! Можно узнать через Васька!
- Кто это?
- Мамку ебет. Тоже на «кирпичке» работает. Он меня любит...
- В жопу, что ли?
- Дурак! Просто любит, говорит, как сынок ему.
- Вот и спроси, куда Ефим пропал...
- Спрошу, спрошу. Что, ебаться будем?
- Да, Коль, хочешь?
- Я после Егора не дрочил, мы же договорились. Раздевайся, я пойду дверь закрою.
Коля легко спрыгнул с дивана и, быстро метнувшись к двери, повернул ключ, торчащий из замочной скважины.
За это время я успел снять с себя только китель и майку-тельняшку.
- Ну давай, ты что! - стал торопить меня мальчик. Сам он стянул трико, оставшись в простых черных трусиках, майка оставалась на нем.
Камуфлированные брюки упали на пол. Коля подлез ко мне, обняв своими тонкими руками. Свежие губы мальчика нашли мои, язык пролез в рот. Целоваться «в засос» пацан умел.
Я гладил кубики пресса на худом животе под майкой, пролез в трусы и Колина «колбаса» ожила в ладони.
Хуй мой тоже не остался безучастным к происходящему. В следующий момент мы уже лежали на боку и сосали друг у друга. Рука моя исследовала дырку, мяла булочки, и вообще вела себя по-хозяйски.
Оторвавшись от моего члена, мальчик сказал:
- Перевернись на спину и ничего не делай, я сам.
Исполнив просьбу, я лег как он просил. Коля сам смазал себя, мой хуй, а потом, направляя рукой сел сверху. Как только пацан опустился полностью, он стал прыгать. Мне же оставалось только поддерживать его за худые ягодицы, периодически подкачивая одной рукой стоящий «агрегат».  Его размер, как я уже упоминал, казался очень большим на фоне худого мальчишеского тела.
Ебался Коля с закрытыми глазами, полностью отдавшись процессу.
Так как его хуище постоянно маячил перед моими глазами, я захотел ощутить его внутри себя.
- Коля? Коля?
- А?
- Всунь мне... как Егору.
- Ты что, не будешь в меня кончать?
- Я хочу, чтобы ты мне всунул.
- Давай.
Весь разговор Коля не прекращал подниматься и опускаться, ебя сам себя.
Мальчик слез с моего члена и встал на колени в ногах.
- Переворачивайся! - сказал он.
Все манипуляции со смазыванием пацан снова проделал сам.
Ощутив головку, я приготовился к боли, и она не заставила себя ждать. Коля резко вошел в меня, что я даже поддался вперед.
- Коль, медленней, медленней...
- Прости, Вова.
Боль еще была, когда он начал ебать меня на всю свою длину, но с каждым мигом становилась все слабее и слабее. Пацан еще осторожничал, но очко мое уже растянулось, поэтому я попросил его:
- Давай быстрее.
- Ага.
И понеслась ебля со смачными шлепками мальчишеского лобка и ляжек об мою жопу.
Оргазм накатывал как всегда постепенно, с каждым толчком - я кончил, выстрелив спермой далеко вперед на диван. Коля не останавливался, я ощущал внутри его хуище и очень хотел, чтобы он наполнил меня своим молодым семенем. Желание исполнилось. Коля замер, сжав мою жопу своими пальцами, и почти сразу вынул член.
Я перевернулся на спину. Мальчик стоял на коленях, его хуй мокрый от спермы ничуть не упал, гордо смотря в сторону пупка.
Меня опять поразило несоответствие размеров Колиного члена и его тела. Когда в первый раз я сосал у него, и лизал головку, пацан был в одежде и это не так сильно бросалось в глаза.
- Хорошо поебались. Ефим не дает. Только меня ебет.
- Ты зато вон пацанов...
- Да кого? Так, один раз выебу, потом никто не хочет, больно. Сам жопку подставляю.
- Коля, а тебе что больше нравится?
- Не понял, кто?
- Нет. Ебать или ебаться самому, в жопу.
- Ой, Вовка-морковка! Хуй знает. Я срать всегда хочу, когда меня. Правда хорошо... когда меня. Но все равно ебать лучше! Только говнюки все, хуй потом мой в говне! Егор-засранец вчера....
- Бывает... Что, у тебя Ефим никогда не доставал до?..
- Доставал, конечно, это я так... Вова, а тебя Егор ебал?
- Нет, может будет еще...
- Не давай ему! Пусть жопу подставляет, мусор...
- Коля, хватит! Какой он мусор, пацан просто…
- Отец - мусор! - упрямо повторил Коля.
Чтобы переменить тему разговора, я взял Колю и положил себе на живот. Наши глаза, носы, губы оказались напротив друг друга. Теперь близко мне стало заметно, что губы мальчика в трещинках, и кажется искусаны.
Он был красивый, этот поселковый мальчик, неизвестно как выросший среди всего дерьма, что его окружало. Очень, очень, очень русский. Наверное, эталон русского мальчика, таким, каким он и должен был бы быть.  Маленький «Николай-Угодник».
Мои губы осторожно коснулись его, обкусанных. Теперь мы не использовали языки. Похоть ушла. Задержав дыхание, мы смотрели друг на друга, и не отрывали губ.
А потом Коля спросил. Так же лежа, так же глядя очень близко мне в глаза.
- Вова, мне пиздец, да? Поэтому Ефим нужен?
Что мне было делать? Все равно это Колина жизнь, он должен знать.
- Коль, они тебя после каникул в спецшколу...
Мальчик закрыл мне рот своими губами, не дав договорить. Глаза, очень, очень близко. Не такие, как у Ростика или у всех тех пацанов, бывших до него. В глазах Коли вылазила, вырывалась, кричала, вопила и взывала БОЛЬ.
У Максима, моего любимого Максима, даже из-за всех его неприятностей с отцом, не было этой БОЛИ. У Коли она сочилась из глаз.
Знаете, я потом видел такое только, когда работал в приюте, и то не у каждого. У немногих.
Слезы очень, очень близко.
Кажется, я даже, наверное, почувствовал их запах. Потому что через несколько мгновений я ощутил их вкус. Солоноватый вкус мальчишеского горя и одиночества, за всей напускной бравадой и похуизмом.
Коля плакал и слезы с его щек стекали на мои.
- Во-во-во-вааа, за-за-за-бериии ме-е-е-няяя.
- Коль, Коль. Успокойся. Что-нибудь придумаем. Обязательно!
- Я-а-ааа ууу-ж-еее при-и-и-дуумал...
Мальчик встал, не вытирая слез катившемся по щекам. Тонкий, стройненький мальчик. 
Подошел к шкафу и достал газету.
- - Во-во-от! Чи-и-и-тай.
Я увидел нашу городскую газету. Сначала не понял, что именно мне нужно читать, но маленький палец ткнул в статью с двумя фотографиями. Это было интервью с директором только что открывшегося «Реабилитационного центра для детей и подростков, оказавшихся в трудной жизненной ситуации». Суть оказалась ясна. Если кто убегал из дома или еще откуда по каким-либо причинам, то мог прийти в этот центр и обратиться за помощью. Оттуда, в отличии от милиции, никого сразу не возвращали, а разбирались, помогали и т.д.  Говорилось, что там можно жить. Еще указывались контактные телефоны.
Из всхлипывающих объяснений Коли стало понятно, что он звонил в этот центр «от друга с которым ебался», и ему сказали, что он может прийти туда со своими проблемами, ему постараются помочь...
Я не очень понимал, как ситуация с Колей может быть разрешена с помощью какого-то «реабилитационного центра», но все равно как тонущий ухватился за эту «соломинку». Газета перекочевала в боковой карман валяющихся на полу штанов. Пацан понемногу успокаивался, я целовал его прямые светлые волосы, ушки, мокрый носик и щеки. Коля обнимал меня.
Так мы лежали голые какое-то время.
Совсем перестав плакать, мальчик встал и, как был голый, пошел в комнату с печкой. Послышался лязг железа, он подкладывал дрова.
Когда он вернулся, я уже сидел одетый.
- Коля, ты хочешь, чтобы я тебя туда отвез?
- Да.
- Я не знаю, когда поеду. У меня дела тут.
- Все равно ты до каникул уедешь, да?
- Да.
- Возьми меня с собой, туда в «центр». Ефим хотел попросить тебя. Я бы его там подождал, пока он выйдет. И мы с ним уедем. Хочешь, будешь ебаться со мной каждый день. Бесплатно. Возьми меня. Я тебе отдам деньги, что ты вчера дал. И заплачу еще, у меня есть. И орешки возьми, Ростику своему привезешь. Вова, возьми меня, я тебя умоляю, возьми меня, я повешусь тут. Я не выдержу и повешусь. Они меня доведут... довели, я не могу Вова!
Коля снова собирался плакать.
Что мне оставалось делать в этой ситуации?
- Хорошо, только я быстро уезжать буду. И еще не знаю когда, и на чем.
- Я приготовлюсь, у меня готово.
- А мать, с этим, как его, Васькой?
- Они меня все равно заберут. «Олечка» эта, пизда. Она меня ненавидит.
- За что?
- За то, что пидор...
- Узнай у Васьки, что с Ефимом, мне с ним поговорить надо, или, знаешь, дай мне листок и ручку.
Коля, все еще голый, снова встал с дивана. Подошел к пакету, стоящему в углу вагончика. Присел. Я любовался его маленькой заострившейся попой, пока он копался в своих ученических вещах.
- На! - пацан протягивал мне листок в клеточку и ручку.
- Дай книгу подложить.
- Щас.
Кусочек бумаги на книге. Задумался, как написать, чтобы понял Ефим, а больше никто:
«Ефим, это пишет друг Ростика, к которому ты советовал съездить. То, о чем мы с тобой говорили, хотят сделать в начале ноября. Я прочитал газету, могу забрать его в центр».
Свернул, подписал. Снял с пачки сигарет целлофановую обертку, завернул маляву, зажигалкой спаяв края, чтобы не могли прочитать, не нарушив упаковки.
Протянул Коле.
- Пусть узнает, что с ним, и передаст.
- Я попробую...
- ПУСТЬ УЗНАЕТ! Скажи, денег дам. Если сделает, и ответ принесет.
- Скажу, Вова, а ты сейчас к Егору пойдешь?
- Почему к Егору? Он в школе еще. Просто домой... где Егор живет.
- Посиди со мной, пожалуйста.
- Мать когда будет?
- Вечером, наверное. Может и не прийти. Давай, я тебе покушать сготовлю. Я умею. Ефима всегда кормлю. Посидишь со мной?
- Могу и полежать.
Как не приглядывался, не смог найти свою сперму на диване, или Коля или я случайно все вытерли. Наверное, Коля.
Мальчик одел трусики. Теперь, когда его хуй не был виден. Коля казался обычным худеньким подростком, даже меньше своего возраста.
- Хочешь, щуки пожарю? Я вчера, когда за шишкой ходил - сети обшмонал одного пидараса.
- Какого пидараса?
- Есть один, пидарас. Папаша...
- Не понял.
- Папаша пацана, с кем ебался я летом. Он меня пиздил потом, хуй вступился кто. Ребро сломал. Прямо днем около магазина. Не вступился никто. Отпинал и оставил. Я знаю его сети. Рыбу забрал, а сети порвал.
- Без лодки? Холодно ведь?
- Лодка в траве у него была. Была... Сжег все.
- Узнает, не только ребра пересчитает.
- Не узнает. Я еще его сыночка выебу. Даже заплачу...
- Коля! Угомонись! Какой сыночек? Ты сбегать собрался, со мной.
- Собрался.
- Тогда забудь...
- Не забуду! Всех их, пидарасов помню!
- Ты сам кто? Пидарас! И я. А на других говоришь.
- Вова. Пидарасы разные бывают. Есть пидарасы, которые в жопу дают, но они - люди. А есть пидарасы, которые не ебутся в жопу, они «по жизни» пидарасы, нелюди. Вот он такой пидарас.
- Ладно, ладно. Ты обещал меня кормить.
- Щас я. Она уже чищенная. Думал, Ефим придёт, накормлю. Тебя буду...

«Как странно выходит. Когда-то давно, этим летом щуки помогли мне познакомиться с двумя мальчиками. Не сами рыбы, конечно. И сейчас. Коля собрался жарить МНЕ рыбу. Как я жарил Пашке. Давно. Егор, Коля... Я скучаю по СВОИМ мальчишкам. С ними мне легко, с ними нет проблем. Мы понимаем друг друга, не говоря ни слова. А тут Коля, Егор... Зачем я вообще во все это ввязался?»

Из кухни послышалось шипение и скворчание разогретого масла, голос Коли: «Уй! Бля!»
Прибежал в трусах.
- Сука, масло брызгается. Жжется.
- Оденься.
- Сам знаю!
В клетчатой красно-черной рубашке мальчик умчался на кухню.

Потом мы ели рыбу. Пили чай. Коля рассказывал про Ефима, но не про себя.
Уходя в начале четвертого вечера, я снова поцеловался с мальчишкой «взасос», долго.

Дома у прапора Егор сидел за столом в своей комнате. Ни самого, ни жены, ни младшего брата не было.
Не поворачивая головы спросил:
- У Кольки был?
- Был.
- Ебался?
- Да.
- Хорошо его ебать?
- Нормально...
- А кто лучше? Он или я?
Егор повернулся, сев на стул перед спинкой, расставив ноги по бокам.
- Ты, Егор, - соврал я.
Вообще, лучше всех был и оставался Ростик. Но никому об этом знать не нужно.
- Вот видишь! Мог и не ходить! Правильно, что я его не стал ебать! - пацан уже забыл, что у него не встал на Колю хуй. - Сегодня ночью будем?
- Егор. Может спать?
- Нет! Я оденусь... опять. Знаешь, как охуенно? Оденусь, да?
- Оденешься...
Мне не хотелось с ним спорить.
- Отец с матерью и братом ушли к тёте Вале. Которая нельму давала. Вечером придут. Там есть жратва на кухне, иди ешь. Я уроки доделаю.
- Егор?
- Что?
- Покажи жопу.
Мальчик с готовностью встал, снял штаны с трусами, и зачем-то раздвинул булки, открыв серое очко.
Вообще-то я хотел посмотреть, как обстоят дела с синяками. Но судя по тому, что Егор держался за свои половинки крепко, с синяками все было хорошо. Они с каждым днем из синих превращались в желтые, бледнея.
- Вова, ты ночью меня перед тем, как ебать, полижешь? Я помою! Пожалуйста! И я тебе...
- Полижу. Я на кухню. Доделаешь уроки, приходи.
Ебаться с Егором после Коли мне не хотелось. Вообще, много сил отнимал ежедневный секс и недосыпание. Даже уже забыл, когда дрочил.

На кухне мало что изменилось за время моего отсутствия. Новая порция маринованной селедки на подоконнике. На плите - сковорода с жареной с мясом картошки. В холодильнике спирт. Пиво давно закончилось. От одного вида спирта воротило.
Зашел Егор.
- Тут спирт есть, Егор. Будешь?
- Вова! Я же тебе сказал. Та кружка была последней! Я не пью больше!
- Извини, забыл...
- Хочешь, сам пей.
- Не хочу, я спать хочу. Сейчас докурю и пойду. Не буди меня, ладно?
- Ладно. Скучно будет. Но ты спи. Ночью...
- А ты телик посмотри, или почитай. Или подрочи...
- Могу и подрочить! Но не буду! Ночью...
- Ты и так кончить можешь, когда не дрочишь...
- Ты, Вова, когда в первый раз, мне... очень было...
- Ага, я знаю. Все, пошел спать. Смотри, читай, дрочи. Только не буди, пока сам не проснусь.
- Ладно, ладно. Завтра баржа придёт. Сходим в магазин?
- Сходим...
Глаза слипались. Я еле добрел до кровати, разделся и почти сразу заснул.
Не знаю, сколько мне удалось поспать. Проснулся я от того, что Егор, стоя на коленях на полу, сосал мой хуй, откинув одеяло.
- Блядь! Егор! Ты до ночи не можешь подождать?
Пацан выпустил обслюнявленный полустоячий член из рта.
- Вова! Не могу! Давай щас! Ты меня посмотришь. В платье. Давай!
- Придут родоки, или брат...
- До одиннадцати точно не придут... Давай, я переоденусь?
Не ожидая моего согласия, Егор быстро скинул с себя все, оставшись голым, достал из шкафа известное мне розовое платье, и одел его через голову.
Мальчик в платье выглядел НЕМНОГО нелепо.
Но почему-то это сильно ВОЗБУДИЛО, учитывая, что никогда раньше никакого желания кого-либо переодевать в женские шмотки у меня не возникало.
Егор уже собрался ложиться ко мне в кровать. Но я сам, наоборот, встал. Нагнул его так, чтобы он, стоя на полусогнутых ногах, уперся руками в постель, слюной подготовил к сношению, и...
Платье, задранное на спину. Мальчик, в отличие от ночи, и от ебли с Колей тихонько стонет с каждым толчком. И еще САМ дрочит себе правой рукой. Я не могу долго кончить, ебу, ебу, ебу. Егор кончает на одеяло с краю. Я все равно ебу, ебу, ебу. Потом мне надоедает, я вытаскиваю из очка свой хуй. Очко раскрыто и призывно смотрит на меня черным глазом прямой кишки. В него уходят складочки. Егор стоит и терпеливо ждет.
- Кончил? Ты кончил?
- Да, - вру я.
- В меня, да? Кончил опять?
- Да, в тебя.
- А почему я не хочу какать, как ночью?
- Спермы мало, Колю ебал. Вставай, снимай платье, вдруг придёт кто.
Егор выпрямляется. Платье опускается, скрывая его жопу и хуй. Блядь! Мне начинает нравится мальчишка в девчачьем платье. Это какое-то блядство! Натуральнейшее блядство!
Уже жалею, что не доебал до конца в очко. Поэтому говорю:
- Давай, Егор, я тебе еще в рот.
Егор на все согласен.
Он опускается на колени и берет в рот мой хуй. Снова после своей жопы. Никакой брезгливости. Сосет, сосет... Наконец, я кончаю. Пацан глотает, не проливая. Встает.
Смотрит на меня. Он счастлив, в своем блядском платье. Вот что ему было нужно: блядское платье, и хуй в жопе...

Еще немного походив, Егор снимает платье, голым начинает прятать его в шкаф. Я лежу и наблюдаю за его действиями.
- Егор, мать найдет его. Выкинь от греха...
- Не найдет! Не могу я!
- Что?
- Выкинуть!
- Прячь, значит, лучше...
- Куда? Шкаф ведь только...
- Это что за ящик?
Показываю рукой на картонный ящик, стоящий на шкафу у стены.
- Игрушки... ёлочные. На Новый Год, гирлянды...
- Туда спрячь.
- Я не достану...
- Блядь! Возьми стул!
- Точно! Извини Вова. Не могу никак опомниться...
- От чего?
- От всего, что делали.
Так и не одев трусы, Егор берет стул, встает на него и поднимает со шкафа ящик. Когда он тянется, все ребра можно пересчитать. Если бы не синяки на ягодицах.
Как меня в детстве возбуждали эти следы? Сейчас - ничего.
Платье, уложенное в пакет, покоится под гирляндами.
- Если найдут, скажи для маскарада.
- О! Точно! Маскарада! - ликует Егор.
«Блядского маскарада», думаю я.
Наконец ящик наверху, стул около стола, трусы на пацане. Он ластится ко мне, как котенок. Прямо трется об меня. Сердце мое не выдерживает. Целую мальчишку. Он отвечает. Неумело. Учу языком. Уже лучше. Глажу его тело. Трусы у обоих спущены. Хуи снова стоят. Да что же это такое!
Сосем друг у друга, и кончаем в рот, по капельке. Все! Я высох и устал.
Пока Егор ходил курить на кухню, снова засыпаю. Теперь уже до утра. Никто меня не будит. Ростику не звонил уже несколько дней. Такой вот я.

Утром.
- Мальчики! В школу!

Сегодня придёт баржа. Прапор говорил, что еще до обеда. Скоро, очень скоро будет то, зачем вообще я здесь...

 

1993 год. Осень
Восемнадцатая часть

Вставать не хотелось, я наблюдал за сборами братьев в школу. Потом они ушли завтракать, жена прапора звала меня, но мне было лень подниматься.
Прапор ушел на службу, дети учиться. Хозяйка, покрутившись на кухне, тоже куда-то смылась, перед уходом сказав, что, если я буду уходить, чтобы захлопнул дверь. Поздновато кстати опомнилась. Ключей от квартиры никто мне не выдал, поэтому ничего другого все равно не оставалось.
Я валялся в кровати до десяти часов. Думал о Егоре, Коле, Ефиме. О всем, с чем пришлось столкнуться тут. Рассчитывая быстро провернуть дело, застрял на месяц, да еще и... Что говорить! Каждое действие влекло последствия, а те за собой другие, еще и еще.
Зазвонил телефон, пришлось вставать, брать трубку. Звонил прапор.
- Вован! Баржа уже тут! Запчасти выгрузили, будут делать в нашей мастерской.
- Долго?
- Я договорился, но надо «подогреть» мужиков: куреху, чай...
- Сколько?
- Да хуй знает! Я с «бугром» договорился. Он сказал, если «грев» будет, то все сделают за два дня.
- Паша! А хули ты не спросил? Сколько чая надо? Сколько сигарет?! Я что, Нострадамус, все знать?!
- Вован! Остынь! К вечеру все разузнаю. Моя где там?
- Ушла куда-то, дети в школу пошли. Слушай, а что лес не рубят?
- Какой лес?
- Машины-лесовозы ездили, бревна возили. А сейчас тишина...
- А, расконвойников всех с работ сняли, пока в бараке сидят.
- Почему?
- Нахуя тебе?
- Интересно, как бы не пересеклись, когда время придёт.
- Нам в другую сторону. Дороги нет, только вездеходом. Те ведь «вертушкой» забрасывались, не через поселок. Тут и не знает никто про них. Поэтому ты ходишь спокойно, не прячась.
- А что раньше не сказал?
- Нахуя?
- Блядь Паша! Ну что ты такой, а?
- Какой?
- Все, проехали. Узнаешь, сколько курева и чаю, позвони, я дома весь день буду. В магазин товар привезли?
- Привезли, сейчас разгружают. Ты это, когда пойдешь за «гревом» купи водяры, простой водяры. Воротит меня со спирта. И с пойла этого, азербайджанского. Где они – черножопые - берут его только?
- Сколько?
- Что сколько?
- Бутылок сколько брать?
- Десять!
- Ты не охуел? Сгоришь нахуй!
- Не-е Вован! Все «пучком».
- Паша, не называй меня Вованом.
- Почему?
- Не люблю...
- Ладно, Вова...
- Звони.
- Ага.
То, что ГТТ наконец починят через два дня, вселяло надежду быть мне дома к концу следующей недели. Если не какой-нибудь форс-мажор.
Я решил позвонить кому-нибудь. Дома, конечно, вряд ли застану маму или папу. Вместе из-за хозяйства сейчас они не ездят. Да и Ростик с Павликом скорее всего учатся.
Для очистки совести набрал домашний, посчитал десять гудков, нажал «отбой».
Телефон Ростика.
После второго гудка трубку взяла мама мальчика.
- Алло?
- Здравствуйте, это Володя звонит.
- Ах, Володька! Ты там совсем в лесу одичал? Почему не звонил? Ростик ждал, ждал...
- Не мог до телефона добраться. Ростик учится?
- Нет, дома.
- Почему дома, заболел? Серьезное что?
- Ну Володь, если бы серьезное, то в больнице был бы. А это так, баловство, сама не пустила в школу, как после «ночи» пришла.
- Почему?
- Простыл немножко. С другом своим дачным, Павликом, по лужам гулял.
- Он же не маленький, лужи мерять. Зачем они в лужу полезли?
- Спасали котенка. Знаешь, лужа за клубом, где камыши?
- Это же болото!
- Болото, не болото. Лужа. Котенка кто-то утопить хотел, кинул. Мальчики шли, услышали, как кричит, полезли и вытащили.
- Точно ничего серьезного?
- Точно, точно. Я ведь врач.
- Ростик спит?
- Нет, проснулся. Вон, привидение укутанное стоит и ждет, пока поговорю с тобой.
- Дайте мне его.
Хрипловатый и такой родной голос произнес в трубку:
- Вов! Ты когда приедешь?
- Ростичек, скоро уже, через неделю.
- Почему ты не звонил, Вов?
- Не было телефона, в лесу был. Вы зачем в воду полезли, холодно же.
- Котенок ведь...
- Ты сам котенок, Ростик. А с Пашкой что?
- Он не заболел. Мы потом бежали до дома, согрелись.
- А ты ведь заболел?
- Чуть-чуть, мама сказала - ничего страшного, хрипов нет. Завтра в школу.
- Котенок где? Спасатели...
- Пашка забрал. У него кво-та.
- Какая квота? Ничего не понимаю.
- Кво-та на спасение животных. От родителей. Он их приносит, выхаживает, а потом пристраивает.
Не ожидал я от обормота Пашки такого. Вот умел он меня удивить. Казалось бы, уж изучил всего мальчишку, а тут ра-р-раз! И новая грань пацана.
- Ростик! Выздоравливай. Я скоро приеду, люблю тебя.
- Я тоже, Вов. Приезжай. Мы тебя ждем, Павлик тоже скучает. Зря мы ему не сказали, когда ты приезжал...
- Зря, наверное...
- Ладно, я в постель. До завтра мне надо выздороветь. А то контрольные «четвертные».
- Павлику привет.
- Позвони ему.
- С отцом его говорить не хочу, и он в школе, наверное. Рано.
- Ах да, в школе, конечно. Я ему передам.
- Пока Ростик. Позвоню как смогу. Не обещаю, но постараюсь.
Нужно было одеться, что я и сделал, пройдя в спальню. Захотелось есть, на кухне стояла вчерашняя картошка. Оставленная, наверное, для меня, ровно на тарелку.
Разогрел, поел. Выпил чай. Достал сигарету, закурил выпуская дым в открытую форточку. Сквозь стекло светило солнце, создавая иллюзию теплого летнего денька.
Затушив бычок в пепельнице, я прошел снова к телефону и набрал номер.
- #### ######## #### слушаю?
- ####, привет, это я.
- А! Вовок! Ты куда пропал? Делишки все сделал? Или уже приехал, коньяк нужен?
- Нет. Все еще только предстоит. Думаю, на неделе...
- С моей стороны, машина и бойцы - позвонишь дежурному.
- Я не за этим. Слушай, ####, мне «хата» нужна. Месяца на два.
- Нахуя? Ты там что, женился? Молодую хочешь из леса привезти? Они там, блядь, наверное, страшные как смерть все.
- Хи, ну не все страшные, есть и ничего...
- Женился?
- Нет, ####, ну... можно сказать...
- Понятно. Нужен траходром, а свою пассию ты решил умыкнуть от мужа!
- Типа того. Сможешь помочь?
- Еще не знаю. Но «пробью» варианты. Сегодня не успею, сейчас выезжаю. А вот завтра звони. Если что будет - дам знать. Коньяк нужен или нет?
- Ты его что, почтой пошлешь?
- Нахуя? Вертушкой. К вам люди летят. Могу с «оказией» передать пару «пузырей». Только где тебя искать?
- Когда летят?
- Завтра или послезавтра. Позвони, до обеда скажу. Коньяк упаковывать?
- Пакуй. Тут бухла никакого нет.
- Догадываюсь. Ебеня, хули. Куда доставить?
- ####### ### ####
- Принято. В общем звони, по поводу «хаты» узнаю.
- Пока, ####, позвоню завтра.
Знаете, я ведь всерьез решил увезти Кольку, даже если Ефим появится. Но судя по словам прапора, когда зек появится, и появится ли вообще, никто не знал. Прапор точно был не в курсе. А мне напрямую спрашивать про Ефима ну никак не было невозможно.
В «реабилитационный центр», куда хотел попасть пацан, решил пока не обращаться, держа его как запасной вариант.
За всеми моими телефонными разговорами, завтраком, время незаметно подошло к тринадцати тридцати. Жена прапора так и не появилась, зато пришел из школы младший Сережа.
Вчерашнюю картошку я съел, больше ничего съедобного не нашлось. Налив мальчику чай, я сел напротив, смотря как он дует на горячую воду, делая узкими свои губы.
Когда чай Сережа почти выпил, вспомнил про шоколадки в кармане бушлата. Сколько там они провалялись? Все забывал отдать их пацанам, а сейчас они пригодились. Мальчишка умял шоколад с хлебом, сказал, что наелся и ушел к себе.
Курить не хотелось. После вчерашнего я не восстановился, чувствовалось опустошение и усталость. Решив, что особо большого вреда от того, что немного посплю, не будет, лег на диван, включил телевизор и под его бормотание заснул.
Проснулся я резко от телефонного звонка. Не вставая с дивана, дотянулся до трубки:
- Алло! Вова, ты?
- Я, кто еще...
- Слушай. Нужен чай, черный. Пять килограмм. И сигареты фильтровые пять блоков. ГТТ завтра вечером испытаем, потом еще подшаманим, и...
- Понял. Сейчас пойду.
- Ты это, нести много, Егора возьми, он пришел со школы?
- Не знаю, спал я.
- Егор! Ты дома? - заорал я.
Дверь спальни открылась, пропуская пацана. Он вопросительно смотрел на меня.
- Собирайся, в магазин пойдем. Нести покупки поможешь...
- Ага, Вов, щас.
Егор скрылся в комнате.
- Он дома. - Продолжил разговор с прапором.
- Хорошо, бери его, и пиздуйте. Там очередь по-любому, поэтому сопли не тяните.
- Идем уже, Паша. Еще что?
- Моя пришла?
- Блядь, да не знаю я! Спал, говорю!
- Узнай.
- Егор! Мама дома твоя? - Егор, одетый уже, вышел и присел на диван.
- Ты что орешь? Дома она...
Жена прапора из кухни крикнула: «Вова, что, Паша звонит?»
Мне надоела эта перекличка. Какой-то йодль альпийский.
Не стал ничего кричать в ответ хозяйке, надо - пусть приходит и спрашивает.
Она не заставила себя ждать, подошла, взяв трубку телефона из моей руки.
- Да Паша. Да. Уже. Я не знаю. Скажу. Хорошо, да, да. Когда?! Хорошо, - телефонные разговоры очень содержательны, когда не слышишь, что говорят на том конце провода.
Трубка легла на рычаги.
- Вова, купи еды нормальной, пожалуйста.
- Если будет.
- Будет, я знаю. Ариф нормальные продукты завозит, жалко, что не часто. Зато много, баржей. Вертолетом не привезешь столько, да и машиной...
- Куплю чего-нибудь. А конкретно?
- Колбасы, сосисок, сарделек. Сам посмотри. И мороженого. Очень хочется мороженного. И детям. Да, Егорушка?
- Да, мам, хочется... - ответил Егор.
- Куплю. Мне еще водку...
- Я знаю, Паша сказал. Водку в первую очередь расхватают. Сейчас мена идет - пузырь за хвост муксуна. Потом прокоптить и продать в городе. Может, ящик взять? Или два? Вова, займи?
- Сколько?
- На два ящика, самой дешевой. И десять «пузырей» отдельно. Ты не сомневайся...
- Я не сомневаюсь...
- Купишь?
- Куплю, тащить как.
- Егор поможет. Вы «челноком», туда-сюда.
- Ладно, дотащим как-нибудь.
- Спасибо тебе.
- Да ладно. Пошли Егор.

По пути в магазин мы молчали. И только уже когда подходили к школе, Егор обогнал меня, остановившись на дороге.
- Вова?
- Что, Егор?
- Будем сегодня?
- Нет, не будем, потому что нужно кое-что сделать...
- Что?
- Накопить...
- Что накопить?
- Сперму накопить!
- А че ее накапливать! Она у меня уже накоплена давно...
- Егор, я устал, правда. Давай сегодня поспим.
- А завтра?
- Завтра - посмотрим.
- На что посмотрим? На меня? Или мое поведение?
- На все сразу. Особенно... - я сделал паузу. Егор изнывал, ожидая моего ответа. - Особенно на твою....
- Мою...?
- Жопу!
- Ха-ха-ха, я тебе ее и сегодня показать могу!
- Сегодня - не надо! Завтра оденешь свою, своё, одеяние. Ночью, если нравится так.
- Нравится.
- Оденешь. Только завтра. Хорошо?
- Ага.
Ну не мог я долго злиться на этого мальчишку. Даже из-за всех его «тараканов в голове».
Сам в тринадцать лет был ничуть не лучше, правда «страдал» по-другому - садо-мазо.
Казалось бы, не долго с ним знаком, а столько уже произошло, между нами.
Всегда у меня так. Очень и очень редко проходит длительное время с момента знакомства до первого секса.

Очередь из магазина выходила из дверей, спускалась по крыльцу и вилась по чуть подсохшей от грязи дороге. Все это живо напомнило мне позднесоветские времена с очередями за разной, собственно говоря, мелкой, но очень нужной в быту фигней.
Мыло и порошок по талонам. Сигареты и водка. В городе за водкой давились возле «амбразур».
Конечно, мне было грех жаловаться. Благодаря работе родителей на таких предприятиях, где «все было», дома не переводились продукты, алкоголь и хорошие импортные вещи.
Оценив пропускную способность магазина, я понял, что стоять нам с Егором до темноты. Владелец Ариф периодически выходил из магазина, окидывал взглядом людей, и почти без акцента объявлял, что магазин будет работать, пока последний человек в очереди не купит то, что ему надо. Пока «последними» были мы с Егором.
Выходящие с покупками жители поселка здоровались со стоящими, иногда останавливаясь поболтать. Здоровались и со мной, так я тут уже примелькался.
Конечно, по закону подлости, или «Мэрфи», из двери, распихивая людей, выползла училка-алкоголичка с садистскими замашками - Ольга.
И, конечно, увидев меня с пацаном, она направилась прямиком к нам.
- О! Неразлучная парочка: Владимир и Егор #### собственной персоной! Что, Вовочка, опять конвоируешь мальчика?
- Оля, может хватит уже? Мне тащить много надо, Егор поможет... - зачем стал оправдываться? Ощущал я от этой суки опасность, вот причина.
- Шучу, шучу... а я вот тоже приобрела деликатесов, ты не забыл, Вооолооодяяя, обещание? В гости заглянуть? Есть хорошее бухлишко.
- Не забыл.
Егор слушал наш разговор, враждебно смотря на учительницу.
- Тогда буду ждать. Что тебе приготовить? Мииилыыый?
- Не надо ничего, может коньяк будет, принесу.
- О, Володя, ты просто волшебник! Найти в этот глуши коньяк. Хороший, надеюсь? Не Napoleon?
- Хороший, какой ты пила.
- Приноси, приноси. Значит, жду тебя. Во сколько? - Рука её с указательным пальцем выжидающе уперлась в меня. - Во сколько придёшь?
- До обеда... - оставил я себе время для маневрирования.
- Хорошо. Пока. Егор не балуйся, и слушайся дядю Вову, а то по попке ремешком получишь. Полосатый - усатый. Ха-ха-ха.
Егор отвернулся, опустив голову.
Ольга прошла дальше, поздоровалась еще с кем-то, уже занявшими очередь за нами. Пока разговаривал с ней, постепенно приблизился вплотную к ступенькам крыльца.
- Вот какая сука! - с жаром сказал Егор, когда убедился что училка упиздовала в направлении своего дома.
- Та еще сука, - встрял в разговор, стоящий перед мной мужик, слышавший мою беседу с Ольгой. - Ты парень осторожнее с пиздой этой. Тварь! Тьфу! Мразота, еще детей учит, погань!
Мужик сплюнул, больше ничего не сказал, отвернувшись.
Когда я добрался до магазинного прилавка, на улице стемнело окончательно. На небе высыпали звезды. Не помню, была ли луна, но казалось, что светло. Так все хорошо видно. Если вспоминать мой «поход» с Егором почти в полной темноте к заброшенному дому, а потом домой... Очень светло, по сравнению с тем дождливым вечером.
Как таковой товар по прилавкам разложить не успели. Возле продавца висело несколько листков с отпечатанными на компьютере наименованиями и ценой. Только алкоголь занял главное место по центру за спиной молодого азербайджанца. Наверное, родственника Арифа.
Водка «Русская» в бутылках из-под лимонада. По 150 рублей. Коньяк Napoleon, Арапчай - куда без него, ликеры, шампанское... пиво баночное!
Пиво!
Я решил обязательно купить ящик.
- Егор, а пиво ты пьешь? - шепотом спросил я рядом стоящего мальчика. Он так же шепотом ответил мне:
- Пиво можно, оно не крепкое. Водку - не пью, и спирт... и Арапчай.
Выяснив таким образом предпочтения пацана, я с чистым сердцем вместе с двумя ящиками водки заказал ящик пива.
- Вова! Десять пузырей забыл! - Егор напомнил мне про мою невнимательность.
- Спасибо, Егор! - поблагодарил я мальчишку.
Еще десять бутылок водки, колбаса вареная, сосиски, сардельки. Отдельно ящик с сигаретами и чаем за ремонт вездехода.
Пачка денег уменьшилась на глазах.
Как все это тащить? Действительно, только «челночным» способом.
Груза вышло: два ящика водки, упаковка в целлофане баночного пива, картонный ящик с колбасными изделиями и десятью бутылками «дополнительной водки». Плюс несколько сладких рулетов, печенье и шоколад. Коробка с чаем и сигаретами. Про мороженое забыл.
В несколько приемов я вынес все на улицу, Егор сторожил.
Потом мы передвигались так: сначала я нес ящик вперед на метров сто, в пределах видимости, потом Егор, и оставался с первым грузом, а я забирал в это время оставшийся.
В бушлате стало жарко. Продвигаясь со скоростью черепахи, добрел до пятиэтажки только почти через полтора часа.
На крыльце, взмокшие, мы закурили по сигарете. Я открыл пиво, предложил пацану. Он не отказался, поэтому себе взял еще одну банку.
Немного отдохнув, Егор поднялся в квартиру. Спустился Паша, на которого я нагрузил алкоголь и продукты, сказав, что посторожу внизу.
Когда, раздевшись, мы уселись за кухонный стол, прапор воодушевленно сказал:
- Не ссы, Вовка, что потратил - все верну тебе.
- Не надо, Паша. Вы ведь меня кормите, и живу у вас.
- Надо ёбнуть пузырек. День сегодня заебись. Мужики в мастерской пашут, завтра вечером испытывать будем.
Жена прапора нарезала разной колбасы, в том числе сосиски с сардельками. Этакое мясное ассорти. Дети накинулись на редкую пищу, да так, что пришлось несколько раз «дорезать» на тарелку продукты мясной промышленности ближних и дальних зарубежных стран.
На тарелке - селедка с луком.
Водка после разнообразного пойла, которым меня потчевали все это время, показалась нектаром.
Одной бутылки на троих оказалось мало, хозяйка участвовала наравне с мужчинами. Вторая, третья...
Когда я добрел до спальни, братья уже давно спали. Раздевшись, залез под одеяло к Егору, обнял его, и уткнувшись в шею мальчика заснул.

Утром.
- Мальчики, в школу!
Очень хотелось пить, поэтому я опередил Егора и Сережу, заняв поочередно туалет и ванную.
Прапор, одетый в форму, уже позавтракав, собирался на службу.
- Вова, вечером едем испытывать.
- Куда?
- За «зону», чтобы в поселке не светиться, мало ли. Хоть и не знают, но потом искать будут, спрашивать.
- Хули его испытывать? Пусть доделают нормально.
- Думаешь?
- Да. Давай не будем мужиков дергать. Сигареты с чаем не забудь.
- Я хоть и пью Вова, но память не пропил!
- Все Паша, не «буксуй».
- Молодой ты...
- Да ранний...
- Жди звонка. Я пошел.
- Паша, я, может, отлучусь. Когда звонить будешь?
- Вечером. Сегодня «шмон» в третьем, четвертом бараках. Я на сутки.
Наконец прапор ушел, его жена нарезала колбасы, сделав сыновьям бутерброды. Как и вчера, ничего она не готовила.
Ребята ушли, хлопнув дверью, через панельные стены послышался топот четырех ног.
Оставшись сидеть на кухне, закурил.
- Вова, ну уже скоро. Извелась я все. Лишь бы получилось...
- Получится.
- Ты в магазин не собираешься?
- Вчера же был, еле дотащили с Егором.
- Знаешь, не удобно просить, не мог бы ты купить мне ликера бананового. К подруге пойду, мяса она дает. Дома жрать нечего, и картошка закончилась, вам с Егором идти.
- Сходим. Ликер видел в магазине. Только мне до обеда позвонить нужно.
- Звони конечно! О чем разговор. Как позвонишь, купи пожалуйста.
- Хорошо...
Не дождавшись десяти, набрал номер.
- #### ######## ####, слушаю?
- ####, это я.
- А, позвонил? Правильно! Слушай, коньяк упаковал, борт пойдет сегодня вечером, хуй знает во сколько. Тебе лучше самому встретить, человеку некогда.
- Спасибо. Насчет «хаты» узнал?
- Вова! Ну что тебе в городе баб не хватает? Зачем тебе хуй знает откуда тащить? Вдруг заразная какая...
- ####, не болтай! Какая заразная? Ты что?
- Это я так, к слову. В целях так сказать профилактики и предотвращения...
- Что с «хатой»?
- Есть. И ключи у меня. Но тебе она не понравится.
- Почему?
- Потому что в «Солнечном» (поселок недалеко от города), там деревянный двухэтажный барак с коридорной системой. Последняя угловая квартира.
- Да похуй что в «Солнечном».
- Ты не дослушал...
- Что?
- Там на кухне потолок обвалился.
- Охуеть!
- Ага, именно! Зато в комнате есть мебель, кровать-траходром. Шкаф, и еще что-то, мне рассказывали, я не помню.
-  А чья квартира, ####? Меня оттуда не выселят?
- Хозяевам она ни к чему...
- Уехали?
- Далеко, далеко... на небеса.
- А и хуй с ним! Ключи, как приеду заберу.
- Вот и ладушки! Только не забудь встретить вертушку, не нужно человека подводить...
- Бля, когда она прилетит, вертушка твоя?! Во сколько? Мне там сутки дежурить?
- Сутки - не надо. Сказано - вечером. Остальная информация разглашению не подлежит... Ха-ха, Вова! Я сам не знаю.
- Ладно, буду ждать.
- Жди, жди. Погода хорошая.
- Хорошая, только надолго ли?
- Нет.
- Спасибо!
- Пожалуйста! Все, я занят с тобой болтать. Примешь груз - отзвонись.
- Ты что, там еще будешь?
- Нахуя? Дежурному доложишь, что груз принят таким-то...
- Зачем?
- Для порядку! Ха-ха, шучу, шучу. Давай удачи. Отбой!
- Пока.
«Ну вот, предстояло еще вечером тащиться хуй знает куда. Где в поселке садились вертолеты, я не знал. Придётся брать в провожатые Егора. А еще в магазин, и за картошкой. Хорошо, что вездеход испытывать не поедем».
От безделья набрал домашний, потом Ростика. Трубку ни там, ни там никто не взял.

 

1993 год. Осень
Девятнадцатая часть

Положив трубку, я вернулся на кухню, достал из холодильника банку пива и сел за стол.
- А что, может сейчас в магазин сходить, все равно ждать, когда Егор из школы придёт, - сказал я жене прапора.
- Вова, да народу много, наверное, вчера ведь все не успели...
- Мне чего, подожду. Делать нечего, воздухом подышу...
- Ну иди тогда... Может лучше поспать ляжешь?
- Выспался я. Мне вечером нужно вертолет встретить, где они у вас тут садятся?
- Егорка покажет. Вы тогда сразу в гараж идите, как он отучится, чтобы успели с картошкой...
- Угу, сразу и пойдем...
- Странно, вертолет. Кто там, знаешь? Тебе зачем он?
- Посылочку друг послал, вот забрать надо, а то человеку некогда будет.
- Кто прилетает? Не знаешь Вова?
- Нет...
- Начальство, наверное, какое-то, «простые» люди не летают в это время. Интересно к нам, или на зону...
- В смысле «к вам»? - не понял я.
- В смысле, по поселковым делам, или зоновским. Если на «зону», нужно Паше позвонить, мало ли, проверка может быть. Или они «выездную сессию» собрали? (Выездная сессия суда - собирают судью (или нескольких), секретаря, прокурора, назначенного адвоката и другую хуету, и отправляют в какие-нибудь «ебеня». В местах лишения свободы такие выездные сессии рассматривают преступления, совершенные в лагере, и вопросы об условно-досрочном освобождении.)
- Я не знаю. И так и эдак быть может. Мне человек, работающий в ######, посылку передал.
- А эти-то что у нас потеряли?
- Может, знакомые просто...
- Может... но Паше я позвоню на всякий.
- Пойду одеваться.
Смятая банка улетела в мусорное ведро. Курить я решил на улице.

Чем ближе наступало время того, зачем сюда приехал, тем сильнее начинал я нервничать. Первоначальный боевой задор давно прошел. Сергею больше не звонил - не было смысла - завяз в различных мальчишеских (и не только), проблемах.
Так уж получается, что нахожу я мальчиков, или они меня, постоянно. Вот, наверное, и в тайге, под корнями кедра найдется какой-нибудь, откопается...
Правда, хантыйские пацаны не по мне...

По сравнению со вчерашним вечером, людей у магазина стояло всего-ничего, каких-то человек двадцать. Заняв очередь, я принялся терпеливо ждать.
Контингент желающих потратить свои деньги существенно отличался от вчерашнего. Много мусоров с зоны в форме, видимо, отдежуривших в лагере, какие-то бабки которых за все время пребывания в поселке в глаза не видел. А тут, смотри-ка, повылазили из своих нор.
Кроме ликера с бананами на этикетке я все-таки купил мороженое, забытое вчера, и сигарет.

Когда вернулся в квартиру прапора, было еще рано. Егор и Сережа в школе, хозяйка покинула кухню - место своего основного пребывания, и лежала на диване, смотря какой-то дневной мексиканский или бразильский сериал. Поэтому я прошел в детскую, достал со шкафа автомат и положил на пол.
«Огрызок» был явно не первой свежести, деревянные части отполированы бесчисленными касаниями рук, воронение кое-где истерлось до белого. Разобрал, посмотрел затвор, пружину, ствол. Собрал. Отложив в сторону «укорот», взялся за патроны. Еще раз выщелкал их из магазина, потом снова зарядил. Во втором коричневом магазине оказалось несколько трассеров, их я зарядил первыми.
Дошла очередь и до пистолета, который я таскал все это время в поселке. Он подвергся такой же процедуре, что и автомат. По сохранности ПМ давал АКСУ фору. Да и год выпуска не очень древний. Номера не спилены. Хороший пистолет, как бы его не ругали некоторые. Продержался ПМ на вооружении намного дольше «недокольта» ТТ.
Еще раз посмотрел бланки, что взял у ####. Отобрал те, которые могли подойти для моей работы. Правда, я надеялся, что до писанины не дойдет, но все равно нужно быть готовым и к такому повороту событий.
За этими делами оставшееся до прихода время прошло незаметно.
Оказалось, жена прапора заснула на диване с включённым телевизором. Увидел я это, когда дверь в комнату открылась, впуская Егора в своем «школьном» спортивном китайском костюме с тремя разноцветными полосками на плечах.
- Не раздевайся, Егор, - сказал я мальчику.
- Почему?
- Дома нет картошки, пойдем в гараж. Мать твоя просила.
- Она же спит! - Егору идти никуда не хотелось.
- Она раньше говорила, утром. А потом мороженого поедим, я купил.
- Ты что, опять в магазин ходил?
- Да, сигареты купить забыл вчера.
- Ладно, что сидишь со своими железяками, пошли... - Егор развернулся и ушел в прихожую. Я последовал за ним.
Жена папора так и не проснулась, когда мы выходили, причем Егор видимо специально гремел двумя оцинкованными ведрами, задевая ими стены.

Все происходило как и в первый наш визит за картошкой. Когда ведра уже стояли наверху, а Егор закрыв люк, присел на расшатанный древний деревянный стул, я спросил его:
- Егор, ты знаешь, где у вас тут вертолеты приземляются и улетают? Вертолетная площадка где?
- Зачем тебе? Знаю, конечно. Съебываться собрался, да? - в голосе мальчишки уже слышались истеричные нотки.
- Нет, посылочку встретить надо, и все. Проводишь?
- Покажу. Так щас же не летают вертолеты, по реке все...
- Этот кого-то там везет, важных.
- В зону что ли? А почему папа ничего не говорил? Они всегда знают, когда проверка будет...
- Я не знаю куда. Мне только посылку забрать.
- А что там?
- Секрет.
- Не хочешь - не говори, я тогда тоже тебе не скажу!
Что-то в голосе Егора заставило меня насторожится.
- Что ты не скажешь?
- Ты мне не говоришь, и я не скажу! - уперся пацан.
- Хорошо. Коньяк мне друг передал, забрать надо...
- И все? - мальчик не очень мне поверил.
- И все. Покажу как заберу посылку у человека.
- Тебе, Вова, бухла мало? Коньяк еще... водки ведь вчера накупили.
- Заебала меня водка, и спирт, и «Арапчай» этот ваш. Скажешь сейчас, что хотел?
- Ладно, в общем Колька из дома съебался.
- Откуда знаешь?
- Мать приходила в школу. Вещи из дома забрал и съебался...
- Может с кем ебется?
- Вместе с рюкзаком и вещами?
- Хуй его знает...
- Его видели на грузовой «аппарельке».
- Кто?
- Да откуда я знаю! Нахуй он мне нужен! Твой Колька!
- Он не мой.
- Твой! Твой! Ты у него был!
- Ну и что?
- Ну и то!
Вот и поговорили, Егор взялся сразу за два ведра, вынося их из гаража. Я хотел помочь, но пацан лишь мотнул головой, вцепившись в металлические дужки.
Вообще я собирался Колю забрать с собой, и насчет квартиры узнавал из-за него. А тут взял и сбежал. Ничего не сказал никому, дурак маленький. Испугался, что отправят в спецшколу, и сбежал. Что делать?
Наверное, полдороги Егор нес картошку сам, но потом выдохся. Остановившись отдохнуть как ни в чем не бывало, будто мы не ругались,  сказал:
- Фу, заебался что-то, жарко. Вова дай сигаретку.
- Дома унюхают, что курил.
- Там прокурено все. Сами смолят, не жмись, давай свое Мальборо.
Мы закурили, стоя возле ведер. Народу на улице опять не было. Может, все около магазина?
- Картошку отнесем, сразу пойдем на вертолетную площадку, а то проебем все, - наметил я план действий.
- Вова, а мороженое? Серый все съест с мамкой, а мне оставят фигню.
- Может быть они его...
- Да нет! Но сначала мороженое, потом твой коньяк!
- Мороженое так мороженое. А кто Колю видел?
- Где?
- Ты говорил, на «апарельке».
- Аа, это мать его сказала, кто-то из ее хахалей видел. Нас всех вызывали по очереди к директору, допрашивали. Олечка твоя.
- Олечка не моя! У тебя все мои, и Коля, и Ольга... значит, и ты мой.
- А я это почему твой?
- Догадайся.
- А...
Егор замолчал. Бросил сигарету в почти высохшую лужу, хотел взяться за ведра, но я не дал.
- Полдороги ты, полдороги - я, по-честному?
- По-честному.
Мальчик уступил свою тяжелую ношу и пошел рядом со мной, иногда спотыкаясь об засохшие грязевые колдобины на обочине.
- Вова?
- А?
- Будем сегодня ебаться?
- Егор! Не дай Бог, родители проснутся, что тогда?
- Они не проснутся.
- А если проснутся?
- Застрели их, заебали...
- И Сережу?
- Нет, Сережу не надо, он не виноват.
- Мама с папой в чем перед тобой виноваты?
- Они, они... нельзя так! Они мне не дают делать то, что хочу!
- Чего ты хочешь, Егор?
- Уехать отсюда. Учится в ПТУ, там общага, я говорил, а они... отец сказал, еще раз заикнусь, то...
- В общаге ебаться можно... там пацаны...
- Дурак ты! При чем тут это?
- А при чем тут родители?
- Надоели!
- Егор, давай больше не будем дома это делать.
- Почему? Я хочу!
- Я сказал почему. Боюсь, что узнают.
- И так узнают, скоро...
- Не понял?
- Что непонятного. В военкомат повезут в город, и там посмотрят на дырку, а там не дырка, а - ДЫРЕНЬ!
- Нормальное у тебя очко. Не видно.
- Мы же в темноте всегда... откуда знаешь?
- На ощупь.
- Я тоже трогал. Когда в туалете был.
- Егор. Все нормально. Вот как не будет никого, в зеркало поглядишь.
- Как?
- Жопой об косяк! Не будем больше дома ничего делать, хорошо?
- А где тогда?
- В бане...
- Вова, платье же...
- Без него не можешь, что ли?
Мы подошли к подъезду. Руки надавило узкими металлическими ведерными ручками. Я с облегчением избавился от ноши.
Егор не ответил на вопрос. Мне пришлось повторить его.
- Не можешь без платья, Егор?
- С ним лучше, но ты не подумай. Я не пидор. Я для тебя, как будто ты с девчонкой, это ведь можно?
- Можно Егор. Хочешь, в баню платье возьмём?
- Нет, не надо! Так будем, как мыться пойдем, да? Ты в меня кончать будешь, да?
- Тихо! Вдруг услышит кто!
Наш разговор действительно велся в полный голос.
Мы оба замолчали и так же молча, взяв каждый по ведру, зашли в подъезд.

Смотреть, как Егор ест мороженое мне очень нравилось. Впрочем, мне нравилось смотреть, как ест что-нибудь вкусненькое и Ростик, и Павлик, и... Когда мальчик облизал ложку, проверил, не осталось ли еще чего в кружке, и убедился, что там ничего нет, я сказал ему:
- Пошли на «вертолетку», а то опоздаем.
- Не опоздаем, во сколько прилетает он? - возразил Егор.
- Не знаю, вечером.
- Успеем, и вообще я не наелся. Нужно тебе было больше мороженого купить.
- Я не знал, что ты его любишь...
- Люблю. Кто его не любит? Таких нет! Вот ты, почему не ел?
- Мало, вам оставил. Сережа еще...
- Блин! Серый где?
- Откуда я знаю? Мы сами только пришли. У мамы спроси.
Пацан ушел.
Мне же не терпелось сходить на вертолетную площадку, забрать коньяк (зачем я согласился, чтобы #### его мне послал?), прийти домой и обдумать предстоящую операцию.
Еще Колька...
Ничего предпринимать по поводу сбежавшего пацана я не собирался. Сбежал и сбежал, сам так решил. И мне даже не сказал, а ведь мог. Но не захотел, или не смог. Чего сейчас гадать. Пусть мусора ищут в городе сейчас. А я - я на Кольку обиделся за этот его глупый, никому не нужный поступок, который все испортил, усложнил. Еще и Ефима подвел. Куда ни посмотри - везде «молодец»!

- Нету их! Давай мороженое сожрем это, а потом ты еще купишь? Давай, Вова.
- Егор, вдруг уже раскупили?
- Не раскупили, оно сколько стоит?
- 200.
- Никто у нас не будет брать его за двести рублей, если можно бухалова дешевле купить. Давай сожрем, Вова, давай!
- У тебя горло заболит. Да пофиг: ешь или жри.
- О! Оо!  Егор уже лез в холодильник, доставая вожделенное пластмассовое ведерко.
Была в этом пацане ОДЕРЖИМОСТЬ. В сексе ли, или в страсти к сладкому холодному лакомству.
- Егор, не спеши. Зачем такими кусками? Заболеешь!
Пацан старался запихнуть в себя как можно больше в максимально короткое время.
- Уммм, уммм, щас... уммм... ооо.
- Егор!
- Уммм...а? Что, Вова?
- Не спеши!
- Нам надо же за коньяком, и в магазин. Я щас. Еще осталось чутка... Уммм, чаф-чаф-чаф...
Бесполезно.
Столовая ложка с огромными разноцветными кусками просто летала.
А после повторилась пантомима, которую я уже видел. Ведерко подверглось исследованию, но ничего там не было. Мальчишка, кажется, даже осоловел от съеденного.
- У меня в животе холодно, - пожаловался он.
- Что я могу сделать?
- Согреть.
- Водки выпьешь?
- Я не пью... что, забыл?
- Пива тогда...
- Совсем дурак! - обозвал меня Егор, встал из-за стола и ушел. Но не далеко, в прихожую. Стоял там в темноте, пялился и кажется икал.
Убрав «улики» в мусорное ведро, тоже пошел собираться.
Егор и вправду икал. Икота его звучала смешно, чем развеселила. Но виду пришлось не подавать, просто обнял мальчика и стал целовать в сладкие от мороженого губы. В руках вздрагивало тело. Он ответил мне! И руки пацана обняли...

Оторвавшись друг от друга, стали одеваться. Когда Егор пытался икать не в голос - выходило еще хуже. Смешного стало мало.
- Иди, выпей воды стакан, маленькими-маленькими глоточками.
- Я же в обу... ик... ви! Ик...
- Иди, вправду опоздать можем. Где потом искать?
Мальчик ушел, послышался звук воды из крана. Тишина.

Оказывается, вертолетная площадка располагалась в той стороне, куда я не заходил во время своих странствий по поселку.
Выглядела она как и везде в нашем регионе, а именно - никак. Несколько дорожных бетонных плит квадратом. Бочка с горючкой, вагончик. И какая-то фигня - не знаю как называется, похожая на полосатый сачок, развевающийся по ветру. Ветра не наблюдалось, и «сачок» висел тряпочкой.
Встречающих, впрочем как и провожающих вкупе с пассажирами я не заметил.
Пришлось идти к вагончику, почти такому же где живет (или жил?) Коля. Стучать в обитые железом двери, прислушиваться, ждать и несолоно хлебавши идти назад. Хорошо, что уже несколько дней не было дождя, место не отличалось гостеприимностью.
- И когда он прилетит, Вова? Ты знаешь? Он точно прилетит? - в голосе Егора слышалось сомнение.
- Должен, Егор, должен...
- И нафига тебе коньяк, если водка есть?
- Отстань ты со своей водкой! Я коньяк люблю! - может быть, излишне резко ответил мальчику.
- А я бросил бухать!
- Ну и правильно, а то тупой будешь...
- Не буду! Только читать нечего, все прочитал... И ты, Вова - гад!
- Почему это я гад, Егор?
- Ты много книг читал интересных, а мне не рассказываешь, с отцом бухаешь... и меня ебешь!
- Ты ведь не просил рассказывать, - про то, что я его ебу, дальше развивать разговор не стал.
- Сам мог догадаться, столько времени потеряли, всего две книги рассказал...
- Ну, может сегодня расскажу.
- Если не набухаешься.
- Если не набухаюсь. А тебе что, не нравится?
- А?
- Что мы с тобой делаем?
- Не знаю. Это ведь... извращение какое-то. Платье. Почему мне нравится в платье?
- Не знаю Егор. Нравится - носи.
- Ага, щас. Носиии... Что, дурак, что ли? Как я его носить буду? Что скажут?
- Ты носи, когда нет никого.
- Мне не надо, когда нет никого, мне надо, чтобы ты видел!
- Я вижу....
- Пиздишь! Мы ведь ночью ебались, темно. Ничего ты не видишь!
- Зато... зато я щупал! Платье твое!
- Правда в баню возьмём?
- Ты хочешь?
- Да.
- Я сам заберу. Но дома не будем больше, хорошо?
- Блин! Ладно, не будем... Серый три раза всего ссался.
- Да? Я не заметил...
- Принюхались. Помнишь, когда я лежал, ты окно открывал. Мы курили еще, помнишь?
- Помню конечно.
- Давай, как придём, откроем?
- Давай.
- Слышишь? - Егор прислушался.
- Что?
- Летит!
- Не слышу ни хуя.
- Летит, летит. Ты глухомань просто, не слышишь.
Мне казалось, что мальчишка меня обманывает. Ничего слышно не было, как я не пытался уловить звук вертолета.
- Ну? Слышишь?
- Нет.
- Глухомань!
- Сам ты глухомань! Не обзывайся, Егор!
И тот час, как я сказал это, до меня донесся звук винтов. Он быстро нарастал, нарастал, пока из-за кедров не показался оранжевый МИ-8.
Плюхнувшись на бетонные плиты, вертолет заглох. Винты продолжали вращаться. Боковая дверь открылась, и оттуда пригибаясь вышли четыре мужика и одна баба.
В это же время по разбитой дороге подрулил УАЗ без опознавательных знаков. За шумом винтов не было слышно, как он «подкрался».
Отойдя от винтов, люди выпрямились и направились к машине. Один из них, давно заметив меня, достал из внушительной спортивной черной сумки пакет из плотной бумаги, оторвался от своих, подойдя ко мне.
- Ты Вова?
- Да.
- Тебе #### посылочку передал, - мужик протянул мне пакет, в нем звякнуло.
- А печати зачем? - спросил я мужика. - На пакете из плотной желто-коричневой бумаги, перетянутой веревками красовались налепленные сургучные печати.
-- ### блажит. Ценный груз - греческое пойло!
- Понятно. А вы сюда зачем?
- Юстиция, внеочередная выездная сессия. Делишек много рассмотреть надо, вот по графику в ебеня эти... Ладно, бывай. Местный?
- Нет. Из города...
- Если хочешь, могу в город взять. Через три дня, друг #### - мой друг.
- Спасибо, я по реке...
- Смотри, на следующей неделе навигация закрывается, застрянешь тут.
- Постараюсь успеть.
- Мы в гостинице, если что надо - обращайся. Я районный прокурор #####.
- Хорошо. До свидания.
Прокурор побежал к машине со своей большой сумкой. Егор, молчавший при нашем разговоре, спросил:
- Почему коньяк в бумажке?
- Не знаю, друг шутит...
- Покажи мне.
- Давай дома, Егор.
- Покажи, вдруг там не коньяк!
- А что?
- Ну... не знаю! Покажи!
Пришлось надорвать бумагу и извлечь бутылку с высоким узким горлышком.
- Metaxa, - прочитал пацан. - Дай мне попробовать!
- Ты ведь бросил бухать?
- Бросил. Спирт, водку, «Арапчай» ...
- И коньяк?..
- Про коньяк я не говорил. Или говорил?
- Говорил, дома...
- Коньяк не считово. Давай!
Я отвернул крышку, сам сделал глоток, второй, и только после этого протянул бутылку мальчику.
Егор припал к горлышку, тоже сделал два глотка, после вернул коньяк мне.
- Бля! Хороший!
- Да.
- Ты что, к Олечке понесешь его?
- Не знаю...
- Не носи к ней! Давай, в бане буханем, давай, Вова.
- Я обещал.
- Ну ее на хуй! Пусть водяру хлещет!
- Она Napoleon в магазине купила.
- Пил я его. Хуета! Твой - лучше! Пусть Napoleon хлещет!
- Посмотрим...
- Давай, я понесу?
- Я сам могу.
- Нет, давай я.
- Еще что ли хочешь?
- Да! Дай, Вова!
- Два глотка, и все.
Егор уже сам взяв из моих рук бутылку открутил крышку, приложившись к алкоголю.
- Бля! Вова! Бля!
- А?
- Бля! Какой ты!
- Какой?
- Ты охуительный! Плохо, что ты уедешь! Я бы с тобой, я бы...
- Что?
- Что хочешь! Оставайся, Вова.
- Не могу. После дела валить отсюда надо будет.
- Жалко...
Мы уже подходили к первым домам, когда навстречу, громко работая и выпуская клубы солярного сизого дыма прямо по мелкому сосновому леску, ломая его, проехал ГТТ.
Других вездеходов в поселке как я знал не было, значит это испытывали мой.
ГТТ не остановился, может быть нас не заметили, а может быть, прапор сам не поехал на первые испытания. Так или иначе, все должно скоро закончится, и я покину этот забытый всеми угол.
- Вова! Ты на нем поедешь?
- Наверное, да, больше же нет таких?
- Нету. Только «Газушка».
- Значит на нем.
- Круто!
- Ага.
- Потом попрошу отца прокатится.
- Попроси. Прокатит.
- Обязательно.

Сережа учил уроки на кухне с женой прапора. И оттуда то и дело раздавалось: «Бестолочь!»
Егор лежал в трико на кровати поверх одеяла, рука его, нырнув под резинку штанов, теребила хуй, который уже стоял.
Про «вред» онанизма он после наших ночных утех уже не вспоминал.
Я сидел за столом, и старался распихать в кожаную планшет-сумку то, что, по моему мнению, может пригодиться в деле.
Дверь в комнату резко отворилась, Егор резко выдернул руку из штанов, но его член предательски выпирал через тонкую ткань.
Жена прапора не заметила, чем занимался ее сын, а может сделала вид.
- Вова! Позвони Паше, ты встретил посылку?
- Встретил. Я ГТТ видел в лесу, он, наверное, там был.
- Кто прилетел? Это не проверка?
- Суд выездной.
- Вроде же по УДО недавно приезжали...
- В поселок, наверное, не спрашивал.
- Надо спросить было.
- Не догадался я. Зачем звонить?
- Он просил, как ты вернешься.
- Надо было раньше сказать...
- Я с Сережей уроки учила. Ни черта не понимает! Устала я! Егор, а ну показывай дневник!
Мать переключилась на старшего сына.
- Что задавали!? Все сделал? Жопа прошла? Может, еще надо добавить?!
- Мам, я все сделал, - сказал Егор, не вставая.
- Встань и покажи дневник! - судя по голосу и повышенному тону, назревал скандал.
- Сама возьми, вон возле стола...
- ТЫ КАК СО МНОЙ РАЗГОВАРИВАЕШЬ?! СЕЙЧАС ЖЕ ВСТАНЬ И ДАЙ ДНЕВНИК!
Мальчик встал с кровати, хуй его еще до конца не лег. К несчастью мать заметила это.
- ЕГОР! ТЫ ЧТО, ДРОЧИШЬ? Я ТЕБЕ ГОВОРИЛА ЧТО БУДЕТ?! ГОВОРИЛА?! ГОВОРИЛА?! ГОВОРИЛА?!
С каждым «ГОВОРИЛА» мать принялась бить ладонью по щекам, лицу сына. Егор не защищался. Стоял молча, слезы текли из его глаз. Смотреть на все это было неприятно, нет, даже не так. Смотреть на все это было МЕРЗКО.
- ХВАТИТ! - заорал я.
Жена прапора переключила внимание на меня.
- Что?
- ХВАТИТ! Ты что его бьешь?
- ОН ДРОЧИЛ!
- Ну и что?
- ЭТО ВЕДЬ, ЭТО ВЕДЬ...
- ЧТО, БЛЯДЬ ЭТО?! ДРОЧИТ? ПУСТЬ ДРОЧИТ, ТЕБЕ КАКОЕ ДЕЛО? ВСЕ ДРОЧАТ, ТЫ НЕ ЗНАЛА? У МУЖА СПРОСИ, ЧТО ОН В ДЕТСТВЕ ДЕЛАЛ!
- Аа! ЭТО ТЫ! ТЫ ЕГО НАУЧИЛ! ТЫ!
- Отстань. Не учил я его ничему.
- Почему же, почему... он!
- Потому что вырос!
Егор, вытирая слезы, вышел из ступора и выбежал за дверь.
Жена прапора села на кровать Сережи, опустив руки.
- Устала я с ними. Двое пацанов. Хочется чтобы все, чтобы все...
Она заплакала закрыв лицо руками.
- Уст-а-а-а-ла я-а-а... Не мог-у-у-у... Хоть бы у ва-а-а-с полу-у-училось все. Хоть бы получилось...
- Получится. Успокойся. Не лезь ты к нему. Бьете мальчишку, как собаку. Что ты к пацану пристала? Нормально он учится, зачем тебе дневник?
- Про-о-о-вееерить хотела-а-а.
- Сережку проверяй!
- Про-о-веееряююю... Дро-ооо-чииит...
- Не лезте вы к нему. Переходный возраст. Вон говорят, кто-то из дома убежал...
- Эээто Ко-о-олька! Сережа рассказал. Он пида-а-арас.
- Хочешь, чтобы Егор убежал?
- Он же не пи-и-идааарас...
- Нет, не лезьте вы к нему. Учится, книги читает. Не лезьте...
- Ты его-о-о вправду не учил?
- Нет, зачем?
- Если-и-и ты-ыы, Пашке скажу, он тебяяя уу-убьет.
- Блядь! Сам он научился!
Жена прапора успокоилась как-то подозрительно быстро. И заорала:
- ЕГОР! ЕГОР ИДИ СЮДА!!! СЕЙЧАС ЖЕ, ИДИ СЮДА, А ТО ХУЖЕ БУДЕТ! ОТЦУ СКАЖУ!
Через минуты две в комнату зашел Егор с мокрым умытым лицом, но с красными заплаканными глазами.
- Егор, скажи мне. Тебя дядя Вова дрочить научил? Тебе ничего не будет, это он, да?
Пацан покраснел еще больше. Он смотрел то на меня, то на мать. Потом сказал:
- Я не дрочил. Потрогал просто, чесалось...
- Не дрочил?
- Нет! Что, почесаться нельзя? - Егор перешел в наступление. - Дрочил, дрочил... в классе все пацаны дрочат! Что тебе от меня надо?
- Ну, Егорушка, я же с тобой говорила. Дрочить будешь, у тебя водичка из писи беленькая закончится, потом деток не сможешь завести...
- Я читал! Ничего не закончится! «Здоровье» почитай! Не знаешь, а говоришь. Зако-о-о-нчится, за-а-акончится... - передразнил он.
- Ну ты... ты... Боже, стыдно-то как! Ты реже этим занимайся, хорошо? А то будешь, как Колька, не дай Бог.
- Я ничем не занимаюсь! Смотри дневник!
Егор достал из стола дневник и отдал матери.
- Две четверки и пятерка. Видишь?
- Да, молодец...
Больше ничего не сказав, мать вышла из комнаты. Егор ушел на кровать, демонстративно спустил трико и стал дрочить.
- Егор, не надо...
- Пусть...
- Не надо Егор, пойдем лучше за мороженым...
Трико вернулись на место, неутомимый мальчишечий писюн выпирал. Я, проходя мимо, щелкнул пальцами, целясь приблизительно в головку.
- Ай! Зачем?!
- Терпи до завтра...
Говорить, куда направились, мы не стали. Из-за двери бубнил Сережа, читая какой-то учебник. Тихонько одевшись, прикрыли дверь и спустились по лестнице.

Как и предсказывал мальчик, мороженое никто не раскупил. Народу в магазине стало существенно меньше, все помещались внутри. Очередь на улице исчезла.
Чтобы хватило всем, я купил три ведерка мороженого, полагая что Егор уже не захочет много. Но Егор, что-то посчитав в уме, сказал, что нужно еще одно.
- Зачем?
- В баню возьмём...
- А что, дома не судьба сьесть?
- Нет.
Пришлось выстаивать очередь еще раз. Все мороженое захватил Егор, когда мы шли обратно.
Так же тихо проникнув в квартиру, разделись. Егор ушел в свою комнату, мне надо было положить мороженое в холодильник, поэтому пришлось отправляться на кухню. Не очень я хотел видеть прапорскую жену после тех подозрений, которые она высказала. «Дрочить научил... знала бы она...», думал я, открывая дверь.
- А я думаю, кто мороженое съел? Хотела Сереже дать, а ведерко пустое в мусорке...
- Я съел. Сладкого захотелось...
- Может, Егор? Он любит...
- Егору тоже дал, вместе съели.
Не хотелось с ней разговаривать. Сережа, наверное, уже сделал уроки, хозяйка сидела за столом одна, куря сигарету.
- Ты звонил Паше?
- Нет, сейчас...
Повод чтобы покинуть жену прапора нашелся с её же помощью.

Трубку долго не брали. Потом искали прапора. Все время я, не присаживаясь на диван, стоял рядом с телефонным аппаратом.
- Алло?
- Паша, ты просил позвонить...
- Вовка! ГТТ - зверь! Вот что значит танковый движок! Послезавтра можно...
- Я видел.
- Где?
- Когда с вертолетной площадки шел.
- Встретил?
- Да.
- Кто приехал? Говорят, внеочередная сессия да? В поселок, не к нам.
- Суд.
- Что разбирать будут, не знаешь?
- Нет, не интересно. Паша, точно в понедельник можно ехать?
- Конечно, машину уже выгнали из зоны, она на базе стоит. Поедешь с Васьком, он танкистом был, умеет. Штатного водилу брать не стоит, да и вездеход я под свою ответственность взял.
- Паша. Ты почему ремень на АКСУ не принес?
- Ой, бля! Забыл! Бля! Сука! Где же взять? Слушай, я со своего сниму, с которым на стрельбище езжу. Только ты не проеби, лады?
- Не проебу. Когда сам со службы?
- Завтра утром. Вам с Егором опять баню топить.
- Я может не пойду завтра...
- Почему?
- К училке, Ольге в гости пойду, она звала.
- Обломись, Вовочка! Там Матвеев гужбанит, на хуй оно тебе надо? И думать не смей ходить. Перед делом. Завтра днем пьем, вечером ни-ни.
- Это хорошо, что Матвеев там. Не хотел идти.
- Зачем собирался тогда?
- Она звала, да... хуй его знает...
Конечно, моей целью было выведать у Ольги еще что-нибудь насчет Коли. Но Коля сбежал, развязав мне руки.
- Лучше попаримся. Подружек звать? Вместо Олечки?
- Может, не надо?
- Ты что, дрочишь что ли? Столько дней тут и...
- Ага, дрочу. Все, отбой, завтра в бане встретимся. И Паша, не веди ты блядей в баню, пацаны же видят.
- А что? Пусть видят, что у отца еще ого-го! Ты ко мне не лезь, сам знаю, как своих детей воспитывать!
- Я не лезу!..
- Ну и все. До завтра, в общем...
То, что послезавтра наконец-то начнется дело, меня обрадовало. И то, что не надо идти к училке, тоже.
Спеша поделиться хорошими новостями, набрал номер Ростика.
Трубку взял сам мальчик. Как только услышал его голос, сразу понял что очень-очень соскучился по нему.
- Да?
- Ростик, привет!
- Вов! Вов! Привет, ты когда приедешь?
- На следующей неделе, Ростичек. Скоро. Подождешь?
- Подожду, Вов! А я не заболел! На следующий день в школу пошел. И котенок у Пашки не болеет. Жрет все. Много. Знаешь, какое пузико? А Пашка тоже соскучился. Говорит: «Плохо, что Вовы нет, а то бы мы...» Приезжай, я тебя очень-очень жду. Приезжай. Давай, я приеду тебя встречать, а назад мы с тобой вместе...
- Я, Ростик, на «Ракете» не поеду...
- Как тогда?
- На катере.
- Я бы тоже, на катере.
- Хорошо, потом может покатаемся. Ростик, пока. Целую тебя крепко-крепко.
- И я тебя... в нос!
Домашний номер не отвечал. Тогда позвонил Сергею, но и там никого не было.
Тогда трубка телефона заняла свое место на двух рычагах.

В комнате все повторялось, как и несколько часов назад. Только Сережа сидел в кровати, разложив книгу с картинками.
Егор лежал поверх одеяла в трико. Рука его явно занималась «запретным» делом.
- Егор!
- А?
- Может хватит, завтра в баню пойдем...
- Мне хочется...
- Потерпеть не можешь?
- Ты в туалет захотел, Егорушка? Зачем до бани терпеть? - встрял в разговор Сережа, который, оказалось, внимательно слушал наш разговор.
- Нет, Серенький, я дрочу!
- Ты что, Егорушка! Помнишь, что мама говорила? Нельзя ведь! Детей потом не будет!
- Фигня все, Сережа. Можно дрочить, хочешь научу?
- А тебя кто научил? Дядя Вова, да?
- Дурак ты! Сам научился! Хочешь?
- Дядя Вова тут, я стесняюсь.
- А что его стесняться? Давай, иди сюда.
- Нет, пусть он выйдет...
Что-то притомился я сегодня. Поэтому плюнув на все эти мастурбационные штучки, вышел, прикрыв дверь.
На кухне хозяйка сделала картофельное пюре, а сейчас обжаривала на сковороде колбасу с луком в томатном соусе, или пасте...
- Позвонил Паше?
- Да. Послезавтра.
- Вот хорошо, а я заждалась. Вова, а у тебя получится?
- Получится...
- Смотри, там мужики «Крым и Рым» прошли.
- Все нормально будет. Покорми меня, Паша завтра придёт. Мы с Егором баню топить с утра.
- Топите, конечно. Мальчики что там делают?
- Дрочат...
- Вооова!
- Книги читают.
- Присаживайся, сейчас накрою. Водку будешь?
- У меня коньяк есть.
- Неси тогда...

На постели рядом с Егором лежал Сережа. Оба мальчика укрылись одеялом, руки тоже спрятаны. Я взял начатую бутылку Метаксы и вышел.

1993 год. Осень
Двадцатая часть

I.

Я просидел с женой прапора на кухне часов до одиннадцати вечера. Идти в комнату к пацанам не хотелось. И когда пьяный прокрался в спальню, оба брата уже спали. Получилось ли обучение Сережи у Егора, меня не волновало совершенно.
Пролез под одеяло к спящему мальчишке, обнял его и заснул, дыша перегаром, так как его ощущал у себя.

Утро началось без уже привычного: «Мальчики в школу!», но все равно поспать не удалось. Вместо этого в дверь крикнули: «Егор, Вова в баню!».
Пришлось вставать самому, предварительно растормошив Егора, пахнущего сном и чем-то неуловимым, как у всех мальчишек в постели.
Что мне нравилось в нем - это то, что когда его будили, вставал пацан сразу. Никаких «еще чуть-чуть», «пять минуток» и тому подобных отсрочек неизбежного. Пока старший бегал по своим утренним делам, я достал из елочных игрушек на шкафу спрятанное платье и, свернув, положил в пакет, с которым собирался идти в баню. Егор пришлепал из ванной. Сережу же никто не будил, а наша утренняя суета ничуть не мешала ему спокойно спать дальше, сопя в свои две дырочки. Судя по запаху, идущего от его кровати, он снова обоссался. Даже вроде бы привыкнув, вонь мочи шибала мне в нос. Я психанул, подошел к окну и рванул раму, отворяя его настежь.
- Зачем?! Холодно ведь! - начал возмущенно Егор.
- Ты что, не чувствуешь, что Серый обоссался?
- Нет.
- Сам же говорил...
- Правда, Вова, не чувствую. Закрой, а то мама ругаться будет
- Пусть проветрится, буди его. Не хуй мокрому спать.
Егор подошел к кровати брата. Близко стали заметны пупырышки от холода - гусиная кожа. Ему и в правду было холодно. Невозможно проводить столько времени с тринадцатилетним мальчиком, спать с ним в одной постели и не испытывать к нему никаких чувств. Такого не бывает. По крайней мере у меня.
Я обнял пацана, стараясь согреть, Егор не вырвался, а как-то затих, замерев. Я чувствовал, как он дышит, немного вздрагивая.
- Вова, пусти вдруг мама увидит!
- Одевайся.
Руки разжались, выпуская мальчика. Он стал подбирать валявшуюся на полу одежду.
Сережа так и не проснулся.
Оставив Егора возиться с вещами, сам ушёл на кухню. Уже привычного состояния похмелья не было, и это радовало. Все-таки коньяк - это не пойло, которое пришлось тут употреблять.
Сборы в баню в этот раз показались мне долгими. Сначала меня нагрузили продуктами и выпивкой, я возмутился, так как сам толком не собрал своё чистое бельё (а кроме того, платье Егора). Потом, когда уже одетые мы собирались с мальчиком выходить, хозяйка предложила ещё пиво: «Все равно, Вова, ты его плохо пьёшь, а завтра ещё и дело».
Остатки пива сам нести не стал, предоставив эту честь своему молодому (любовнику?) сопровождающему.

II.

Вырвавшись, наконец, от Егоровой мамаши, я остановился на крыльце, достал из пачки две сигареты. Одну закурил сам, другую протянул мальчику.
- Вова, я потом покурю, как от дома отойдем. Увидят - настучат обязательно.
- Раньше же курил, и не волновало тебя это.
- То раньше... А сейчас ты уедешь скоро...
- Да.
- Я хочу, чтоб никто не мешал, пока ты тут.
- Чему не мешал? - не понял я.
- Нам не мешал.
- Ой, Егор, пошли уже...
Сигарета, истлевшая на половину, улетела на землю.
Пацан хотел продолжать разговор, поэтому шёл рядом, периодически глядя на меня.
- Вова, ты когда от МЕНЯ уедешь?
- Егорушка, - в первый раз я назвал мальчика так, как говорил ему младший Сережа. - Если все получится, уезжать быстро надо будет. Не знаю я точно. Давай оставшееся время с тобой хорошо проведем? Давай?
- Вова, ты уедешь, а я?
- А ты останешься.
- Я не хочу.
- И что нам с тобой делать?
- Не знаю, но я не хочу, чтобы ты уезжал от МЕНЯ.
- Егор, ты можешь ко мне приезжать, я денег дам на дорогу. На выходных. Будешь ездить? - предложил ему я, чтобы дать хоть какую-то надежду.
- Буду... да кто меня отпустит, а?
- Я поговорю...
- Не отпустят одного. Я маленький ещё.
- Ну какой ты маленький, хуй очень даже не маленький у тебя.
- То хуй. Причём тут хуй! Я серьёзно! А ты хуй! Хуй!
- И я серьёзно Егор. Поговорю с отцом, давай придумаем, зачем ты будешь ко мне ездить.
Пацан замолчал, наверное, просчитывал варианты, которые могли убедить отца и мать обосновать важность его поездок ко мне. Однако оказалось, что мысли Егора ушли совсем в другую сторону.
- Вова? - мальчик так и шёл рядом слева от меня, таща сумку с бельем и пивом.
- Что?
- Ты не забыл платье?
- Нет.
- Хорошо. Тогда я знаю.
- А?
- Что сказать, чтобы меня отпустили на выходные.
- ???
- Давай наврём что я на подготовительные курсы поступлю. Чтобы в учагу потом.
- Рано ведь тебе, ещё два года учится...
- А что тогда говорить? Я не знаю! - Егор сник.
- Скажем что...
- Что?!
- Не знаю... Сам ничего придумать не могу. Но я придумаю, Егор, обязательно придумаю!
- Придумай пожалуйста! Тогда я буду у тебя в платье ходить да?
- Хм.
- Что?
- Егор! Ну на кой тебе это надо?
- Мне нравится.
- Слушай. А может ну его на хуй это платье?
- Почему?
- Ну... Палево с ним, вдруг увидит кто, подумает, пидор...
- НУ И ЧТО! Может быть я гомосексуалист!
- Ничего, просто... ты пробовал, например, колготки надевать?
- Что я, маленький?!
- Не такие, женские. Их не так видно...
- Нет.
- Попробуй.
- А где я их возьму? У мамы? Она заметит. Их же никто не стирает. Платье вот спиздил.
- Я тебе куплю. Если приедешь. А платье выбросить надо. Найдёт кто. Зачем тебе проблемы?
- Как без платья же? - Егор даже остановился, встав и загораживая мне путь, и заглядывая в глаза.
- Просто без платья, подрочил, представил, и все…
- А?..
- В последний раз платье. Хорошо? И сожжём его в печке.
- Жалко, хорошее...
- Колготки.
- Все равно. Может, в лесу спрячу?
- Нет. Давай сожжём. Вдруг найдут, что ты скажешь?
- Придумаю...
- Не придумаешь! Не нужно мальчику платье. Пошли, не стой. Ещё баню топить.
Пацан снова пошёл рядом.
Я сожалел, что сильно привязал к себе Егора сексом. Да одним ли сексом? Вряд ли. Наши отношения в последнее времени перешли на другой уровень. Это было видно по его отношению ко мне. И моему. И что теперь делать? Вот мог создавать я себе проблемы на ровном месте.
- Егор. Я придумал!
- Что?
- Ты будешь приезжать ко мне за книгами. Которых в городе нет в магазине.
-  А отпустят? Их же передать можно. Всегда передают. Вон коньяк тебе же передали. Вкусный... Ты не взял с собой?
- Взял. Вчера с мамкой твоей одну выпили, сегодня хотел отца твоего угостить.
- Не надо! Ему похуй что жрать, алкашу, лишь бы горело. И мать споил. Я помню, хоть маленький был, мама работала. Не пила так, как сейчас.
- И что ты предлагаешь делать?
- Сами выпьем! Коньяк можно. Я не бухаю, ты сам знаешь что.
- Знаю, - я начал перечислять алкогольные напитки, которые Егор сам себе запретил употреблять. - Самогон, спирт, водку, «Арапчай»... Ничего не забыл?
- Нет. Давай будем пить, как убирать останемся. Только с отцом не напивайся, пожалуйста.
- Завтра ехать. Можно вообще не пить ничего.
- Ну, пить вы все равно будете. Он без бухла в бане не бывает.
- Посмотрим, - неопределенно сказал я. Мы уже подходили к «прапорскому комплексу».

III.

Все происходило, как и в первый раз, за исключение того, что теперь задница Егора зажила, и двигался он не в пример проворнее, чем неделю назад.
Я носил из поленницы дрова, Егор топил печь.
На удивление, к строению прапора подходила труба с холодной водой, не известно откуда. Поэтому проблем с этим не было. Пацан, откуда идёт вода, не знал. На мой вопрос об этом лишь пожал плечами. И вообще редко отвечал, не разговаривал, больше возился с печью. Смотрел на огонь, присев около открытой дверцы с кочергой.
Когда из парилки ощутимо потянуло теплом, я сходил ещё раз за большой охапкой, принёс её, осторожно положив около мальчика. Присел рядом. В печке потрескивали березовые дрова, и сидеть напротив неё мне стало жарко.
- Егор, пиво будешь?
- Буду, конечно. Что я его зря тащил?
Банки, ещё хранившиеся холод домашнего холодильника, зашипели.
- Вова, а ведь могут отпустить. Если ты будешь мне билет туда-сюда покупать. И скажем, что мне самому смотреть надо, по телефону нельзя. Они отпустят к тебе. Им нравится, что я читать люблю. Отпустят. Только платье...
- Что?
- Возьми его с собой. ПОЖАЛУЙСТА!
Что мне оставалось делать?
- Ладно, Егор, возьму, если не забуду.
- Я тебе его в сумку положу, - повеселевшим голосом пообещал мальчик. А потом спросил:
- Вова, а ты бы Серого выебал?
- Какого Серого? – не сразу понял я.
- Ну, Сережку. Брата.
- Зачем?
- Чтоб он тоже...
- В платье оделся?
- Дурак! Чтоб он тоже... чтоб ему... как мне... выебал бы?
- Нет.
- Почему?!
- Он маленький, не кончает...
- А вот и кончает! Вчера знаешь что?
- Дрочили вы и он кончил?
- Кончил! Мне в рот! Мы сначала дрочили, а потом я у него сосал!
- Если бы зашёл кто? Егор, нельзя так!
- Кто?  Вы же коньяк пили на кухне. Кто бы зашёл?
- Мать.
- Слышно ведь, как ходит, она толстая... И знаешь, какой вкус?
- Какой?
- Другой! Не такой как у тебя!
- По-разному, да...
- Выебешь Серого? Он кончает!
- Нет! Сказал же!
- Почему?
- Потому что ты есть!
- А я что?
- Ты мне больше нравишься...
- Правда?
- Да...
- А Серый?
- Отстань ты с Серым своим!
- Почему?
- Потому что не буду его ебать!
- А я буду!
- Что будешь?
- С нем ебаться!
- Егор, пошевели дрова, может разденемся, жарко стало.
Пацан встал с корточек, снял сначала куртку, потом кофту с клетчатой красной рубашкой. Все аккуратно сложил на скамью около стены. Самыми последними на стопку одежды легли трико.
В трусиках Егор выглядел сексуально. Я поймал себя на мысли, что хочу его загнуть тут стоя и выебать, спуская ему в прямую кишку свою сперму.
- Я буду с ним ебаться! - повторил Егор.
- Ебись. Вас обязательно застукают. А потом...
- Что потом?
- Потом отец просто забьёт шнуром, до смерти. Мало получил недавно?
- Сколько надо, столько получил, - мальчишка стал ершистый.
- Лучше дрочи ночью. Не лезь к брату...
- Скучно... порнуху надо.
- Какую?
- Есть такая? Чтобы... пацаны между собой?.. Или парни как в десятом классе?
- Есть, я снимал...
- А кто там? Ростик, да? Я приеду, ты покажешь, да? И порнуху покажешь? А с кем он? С тобой, да? Давай, когда приеду снимем? Давай?
Не ожидая такого напор, я не сразу нашёлся, что ответить.
- Приедь сначала. Только смотри, не косячь, я тебя прошу. Не пори косяков. Егор, а то получишь и не поедешь никуда. Хочется, если терпеть не можешь - подрочи лучше. К Сереже не лезь. Вас застукают, или он сболтнет. Будет плохо, Егор.
Мои увещевания неожиданно нашли понимание в пацане.
Он аккуратно сложил около печки на железном листе дрова. Встал. Подошел. И глядя на меня, сказал:
- Я ведь не дурак. Только когда хочется, я ведь как сумасшедший. Я ведь и с Колькой согласился, потому что... Наговорили... «Нееельзяяя дрочииить», передразнивая, проговорил Егор. - А дрочить можно! Можно! МОЖНО!
- Что за шум, а драки нет? - в открывшуюся дверь ввалился прапор. Вслед за ним мышкой прошмыгнул Сережа, прижимая к груди пакет с бельем и полотенцем, просвечивающими через полиэтилен.
- Вот, Паша, поспорил с твоим старшеньким. Он говорит, что ты его не отпустишь ко мне в гости за книгами, а я говорю, что отпустишь.
- Какими книгами? - прапор явно озадачился.
- Егор же читает у тебя?
- Читает. Молодец.
- А с книгами в городе хорошими напряг, да?
- Ну, есть, конечно. Да мы все уже там скупили. Новых просит, а где взять? - не выпуская из рук тяжёлой по виду сумки, прапор широко развел руки в стороны.
- У меня взять. Я когда торговать ездил, с каждой поездки привозил штук по десять-пятнадцать. Прочитал, лежат мёртвым грузом. А твоему пригодятся. Плюс мне и сейчас привозят. Вот твой пусть на выходных ко мне ездит, выбирает. Дорогу я оплачу...
- С чего ты, Вова, деньги свои тратить на моего обормота вздумал?
- Подружился с Егором. Да, Егор? - спросил я слушающего нас мальчика, сидящего в трусах на стуле за столом.
- Да, дядь Вов.
- Ну, конечно, если двоек и прогулов не будет, - поспешил добавить я.
- Ааа...ыыы... это. Надо у моей спросить. Я то что. Я не против. Но дорогу ты оплатишь, да?
- Да.
- Главное дело. А там мы Егорку возьмём с собой, пусть выбирает, что читать.
- У дяди Вовы книги интересные! Стивен Кинг! Он мне рассказывал, я у него хочу! - со своего места встрял Егор.
- Я своё слово сказал! Как мать решит, так и будет! Понял, Егор? - прапор чуть повысил голос.
- Понял...

IV.

Так как местных «секс бомб» не было, мыться решили по двое: сначала прапор с младшим сыном, потом я с Егором. Я в обсуждении очередности не участвовал. Пацан налегал аргументами в пользу того, что должен меня «отпарить, потому что дядя Вова скоро уедет...»
Мастерство мальчика в деле махания веником выяснилось намного раньше нашего захода в парилку, так как он несколько раз нырял в клубы пара, чтобы попарить отца. Сережа, не выдержав жара, очень быстро помылся и красный, распаренный, выйдя, лёг на деревянную скамью вверх попой. Когда он шёл, я ещё раз отметил, что член его будет намного длиннее Егорова, когда мальчик подрастет.
Наконец, и сам прапор покинул преддверие Ада, в простонародье называемым «русской баней».
- Бляяя, хорошо! Все грехи смыл. Иди, Вова, с Егоркой, распарь косточки, завтра в дело.
- Паша, может пить не будем тогда? - с надеждой спросил я прапора.
- После бани - положено! Но чутка. Сам понимаешь. Ты, говорят, с моей коньяк жрал, могли бы и мне оставить.
- Зачем тебе коньяк? Водка есть.
И, чтобы не продолжать бесцельный разговор, скрылся за дверью парной. Вслед шмыгнул Егор.
- Вова, когда убирать будем, да?
- Да, или ты сейчас переодеться хочешь? При папе?
- Он не папа, он - отец.
- Конечно после... Париться станем?
- А помнишь, Вова, ты мне массаж обещал? Я сейчас хочу.
- Жарко тут. Давай дома...
- Ты ведь завтра...
- Значит сегодня, если не устанешь.
- Я-то не устану, не бойся. Ложись жопой вверх.
Я подчинился.
Егор начал священно действовать.
Описывать все манипуляции, которые проделывал со мной мальчик, не буду, только выполз я за дверь, пошатываясь. О том, чтобы мне самому хлестать Егора веником, и речи быть не могло. Пацан же, как ни в чем не бывало, сидел на верхней полке и сам себя парил, ничуть не боясь жара.
- Охуенно, да? - приветствовал прапор.
- Не люблю я парилку эту. Не моё...
- Зря. Ты что, не русский? Вроде хуй не обрезан, а париться не любишь.
- Просто не люблю... Бред какой-то, лезть в жар и бить себя венчиком с засохшими листьями. Ладно бы мыла не было...
- Не хуя ты не понимаешь, Вова. Давай, отлежись. А ну, Сережа, пусти дядю Вову на скамью!
Младший нехотя поднялся. Снова мой взгляд упал на писюн мальчишки, показалось что он стал как-то больше. «Наверное, елозил», подумал я.
Скамейка из гладких досок показалась мягкой. В прошлый раз лёжа пьяным на ней, я ничего такого не заметил. Лёг я на бок, чтобы было видно происходящее в предбаннике.
Прапор накрывал на стол.
Достав из моей сумки пиво, он полез было дальше, но остановился.
- Вовик, хлебни пивка. Ещё не совсем тёплое. Полегчает сразу. Это градус понижать нельзя, повышать - можно. С пива и начнём.
Заграбастав сразу несколько банок, он подошёл ко мне, поставил на пол перед лицом две, а остальные уволок к столу.
Дверь, выпуская пар с жаром, открылась. Вышел Егор. Увидел, что скамья занята, поэтому сел за стол.
- На-ко, глотни пивка. Сегодня можно, - прапор подвинул недопитую банку к сыну.
Пацан посмотрел на отца, молча взял банку, сделал глоток, поморщился как-бы от непривычного вкуса слабого алкоголя, поставил на стол, сказав «спасибо».
Я немного оклемался от жара, поэтому встал и, сразу подойдя к своей сумке, достал оставшиеся банки, водрузив их на стол. Дабы больше ни у кого не возникло желания шариться в моих вещах. А, главное, чтобы никто не увидел платье Егора.
- Ну что, вздрогнем? - спросил прапор.
И началась пьянка, каких я уже пережил за этот месяц великое множество.

* * *

Из-за стола со своего места мне было прекрасно видно, как Сережа машинально трогает свой хуй, который уже полустоял.

* * *

Егор, иногда беря что-то со стола, как бы случайно касался меня то рукой, то ногой. Или мне это казалось...
Пить я старался как можно меньше, делал вид, что выпиваю до дна, сам оставляя в стопке больше половины водки.

* * *

Прапор от своё щедрости разрешил старшему сыну выпить целую банку, которую Егор цедил понемногу...

* * *

Когда последняя пустая бутылка скрылась под столом, прапор засобирался домой и зазевал.
- Егор, уберешь все. Ты, Вова, со мной, или поможешь?
- Помогу, что дома делать.
- Не задерживайтесь. Тебе выспаться надо, перед завтрашним. А я сейчас после суток кемарну, пить сегодня больше не будем, хватит.
- Можно вообще было не пить.
- Нет! После бани положено! Сережа! Хватит письку дрочить, думаешь я не вижу? Не боИсь! Не скажу мамке. Но чтобы в последний раз было! Мал ещё...
- Пап, я... - начал Сережа испуганным голосом. Но прапор, не обращая внимания на младшего сына, обратился к старшему.
- Егор, вырос уже. Вон «мох» какой отрастил. И хуй. Дрочи, все дрочили и дрочат, у кого бабы нет, ха-ха. Но смотри, чтобы мать не знала. Если пожалуется - сесть не сможешь! Понял?
- Понял, - ответил покрасневший, хотя куда уж больше, пацан.

V.

Когда, наконец, дверь за прапором и Сережей закрылась, я встал и накинул крючок. Теперь просто так к нам войти никто не смог бы.
- Вова, дай!
Я понял, что просит Егор, достал из сумки сложенное платье, протянув его мальчику.
Пацан сразу натянул его через голову и замер. Прямо на глазах его хуй стал вставать, выпирая через тонкий розоватый материал. Выглядел Егор нелепо, но почему-то беззащитно, с его острыми плечами, выпирающими из лямок и ключицами, видневшимися в разрезе. Тонкие бедра, бугорок от члена впереди. Никогда не замечал за собой желания переодевать мальчиков в женскую одежду. Не нужно этого, ни им, ни мне. Егору нравились женские вещи, надетые на нем. Мне нравился Егор, независимо от того, что на нем надето. Платье придавало пикантности в наших отношениях. И... возбуждало.
Что немедленно отразилось на моём органе.
Егор заметил это, и без слов опустился на колени. Мальчишеские губы обхватили головку. Пацан стал сосать, не сильно медленно и не сильно быстро. Моя рука шевелила его уже подсохшие волосы.
Но, конечно, Егор не этого ждал от сегодняшнего похода в баню. Он выпустил хуй, встал напротив. Смотря мне прямо в глаза, протянул две руки и положил на плечи. Потом глаза его закрылись, и он стал приближать своё лицо к моему, пока наши губы не встретились. Мои руки пролезли под подол и сжали ягодицы мальчишки. Сколько мы так стояли? Я не помню. Потом все слилось в какой-то лихорадочный калейдоскоп.
Егор говорит, что ему больно стоять коленями на досках. Потом он пытается сесть на хуй сверху. Платье мешает. Он его задирает, оно падает вниз. В конце мы ебемся, стоя в парилке. Егор упёрся двумя руками в верхнюю полку. Я ебу его и одновременно дрочу. Он при каждом толчке стонет в полный голос, и напирает задом на хуй. Стреляет спермой на доски в засохших березовых листьях.
Очко сжимается, но не сильно, почти не заметно, но и этого хватает, чтобы мне излить своё семя в него, туда глубоко, в это податливое худенькое тело.
Я замираю. Потом вытаскивают из мальчика хуй. Он в его говне. Егор все ещё стоит с задранным до плеч платьем. Мою хуй из бочки холодной водой. Времени разводить теплую из котла нет.
Моя сперма медленно, медленно стекает по мальчишеским яичкам.

* * *

- Егор, давай сожжём его...
- НЕТ, ВОВА!
- Давай, я уеду - ты обязательно попадешься.
- НЕТ!
- Что делать тогда?
- Вова, возьми его... возьми с собой. Я буду приезжать...
- Тебя мама ещё не отпустила.
- Она отпустит, к тебе.
- А если нет?
- Отпустит!
- Ладно, возьму...

* * *

Позже, дома я смотрел по видео комедию «Божьи коровки», где мальчишку тренер переодевал в девочку, чтобы он играл в женской футбольной команде. Так вот. Тот пацан, довольно миловидный и симпатичный (игравший в первом «Оно» по Стивену Кингу) - это Егор. Я показал потом этот фильм мальчику.
После которого мы снова ебались. Всегда Егор был пассивом.
С Ростиком и Пашкой он познакомился, но дружбы между ними не получилось.
Ростику и Павлику хватало друг друга и меня. В других не было нужды.
Никакого массажа вечером не получилось. Мы с Егором выпили коньяк и, придя домой, просто легли спать.
Завтра предстояло сделать то, зачем, собственно говоря, я и оказался в этом забытом Богом посёлке.

 

1993 год. Осень
Часть двадцать первая

Я проснулся как от толчка, сразу. Открыл глаза, смотря в темноту. Даже не глянув на часы, знал, что сейчас пять часов утра.
В комнате почти ничего видно не было, лишь угадывались сметные силуэты шкафа и кровати младшего Серёжи. Мальчики спали. Рядом тихо дышал Егор. Почти не слышно. Даже постоянно срабатывающая лагерная сигнализация в это время молчала. К ее частым пронзительным звукам я, пока жил в квартире прапора, привык и не обращал на ее никакого внимания.
Умение вставать, просыпаться во сколько захочу, появилось у меня после одного случая.
Может быть он повлиял на это, может нет...

В поселковый деревянный одноэтажный клуб железнодорожников приехал гипнотизёр. Зрелищами нас баловали мало. Хорошими фильмами тоже, поэтому зрительный зал набился под завязку.
Некоторые принесли с собой табуреты, рассевшись в боковых проходах.
Пошли и мы с моим другом - Сашкой, ещё до нашей дурацкой ссоры, случившейся позже.
Места наши с ним находились недалёко от стены, по случаю выступления с убранным белым киноэкраном и ярко освещенной. Видно все было просто отлично, слышно тоже замечательно.
Кажется, этот мужик, гипнотизёр, микрофона не использовал. Но слышали его все, даже в самых дальних уголках зала.
В самом начале гипнотизёр поздоровался, сказал, что в самом гипнозе магии никакой нет - это наука. Прибавил ещё, что люди все разные, и кто-то подвержен гипнозу в большей степени, а кто-то в меньшей.
Потом попросил сидящих зрителей сцепить руки в замок на затылке. Все, кто находился в зале, последовали его указанию. В том числе и я с Сашкой. Так мы и сидели. Артист что-то говорил, не помню, что именно. А в конце сказал: «Вы не можете расцепить руки».
Мне стало смешно, с лёгкостью пальцы разжались. Руки стали свободными. Сидящий рядом со друг последовал моему примеру. Странно, на нас гипноз не подействовал. Я уже было подумал, что весь этот «гипноз» сплошной обман и надувательство, но тут в зале послышались испуганные возгласы, у некоторых пальцы не разжались, и они так и продолжали сидеть с руками на затылке, смешно дергаясь. Гипнотизёр успокаивал: «Это гипноз, ничего страшного, выйдите на сцену, я помогу вам».
Люди, в том числе несколько пацанов и девчонок, старше меня, пошли по боковым ходам, огибая сидящих на табуретах зрителей. На сцене встали неорганизованной кучей. Кто-то то и дело истерично похихикивал. Одна девочка, учившаяся в восьмом классе, разревелась, наверное, от страха. К ней первой и подошёл гипнотизёр, сказал что-то тихо, руки упали вниз, а она пошла в зал, вытирая слезы.
Гипнотизёр говорил тихо с каждым, у кого руки не расцеплялись. Некоторых отправлял в зрительный зал на свои места, другие же оставались на сцене, скучковавшись в стороне от основной массы бедолаг, подверженных гипнозу. У всех них, имевших беседу с артистом, с руками дело обстояло хорошо.
Через какое-то время на сцене осталось человек семь - восемь, в том числе и пацан, хорошо нам с Сашкой знакомый по тренировкам - Ванька З-ко.
Гипнотизёр, обращаясь в зал сказал, что оставшиеся очень подвержены его гипнотическому влиянию и по его просьбе согласились продемонстрировать на себе его мастерство
А потом развернулось «шоу», если его так можно назвать. Гипнотизёр говорил, в каких ситуациях и местах находятся его «подопытные», а те то раздевались, как на «пляже», то дрожали от «холода» на Северном полюсе. «Плавали», «летали» и так далее. Ваньку положили головой и ногами на две спинки стула, прямого как досточку, а на него уселись две старшие девки. Но Ванька лежал, не прогибаясь под весом этих двух толстых коров.
Мы хлопали, представление оказалось интересным. Главное, что всех участников, кроме гипнотизёра, конечно, видели неоднократно в поселке, а с некоторыми общались.
В самом конце, когда участников эксперимента отпустили со сцены, гипнотизёр обратился в зал, сказав, что очень сделать подарок всем. Тем, кто подвержен гипнозу, и кто нет. «Подарок» заключался в нескольких вещах, очень нужных. Но я не помню каких, за исключением одного - умением просыпаться ровно во столько, во сколько тебе надо. Это я запомнил. Но не поверил в такую удивительную возможность. Даже в двенадцать лет скептицизм лез из меня во все щели. Оказалось - зря не поверил. Сначала сам не замечал, что, когда мне надо проснуться рано, например, чтобы ехать с отцом на рыбалку, всегда встаю ещё до того, как он придёт меня будить. С того дня и до настоящего времени будильники в доме не «водятся». Причем сейчас, даже не зависимо от того, сколько употребил «горячительного» накануне - просыпаюсь в назначенное время, вплоть до минуты. Буду пьяным, но проснусь
«Биологические часы», мать их, работают, хм… «как часы».

Знал я, что сейчас ровно пять утра. Даже на часы не нужно смотреть. Но я посмотрел. Слабо светящиеся зелёным фосфором стрелки показывали пять.
Сегодня наконец-то дело.
Егор легонько дышал рядом, от мальчика исходило тепло, такое, что мне даже стало жарко.
Стараясь не разбудить, выскользнул из-под одеяла, не одеваясь, прошел через зал и спящих прапора с женой на кухню. Поставил на плиту чайник с водой. Сходил в туалет и ванную. Вернувшись, заверил чай. И только тогда отправился в спальню к мальчикам, где наощупь одел штаны.
Когда на кухне пил чай, закусывая оставшейся колбасой, в дверном проёме появилась заспанная хозяйка.
- Проснулся, Володь? Не рано?
- Нет, собраться надо. Сегодня...
- Лишь бы получилось, все получилось. Ты осторожнее там. У них точно ружья есть, а может и ещё что.
- Паша автомат дал...
- Паша сам хочет с тобой...
- Вдвоем лучше...
- А если узнают его?
- Кто узнает? Местных среди них нет. А то, что потом узнают все равно - это точно. Я у вас месяц живу. Спрашивать будут.
- Пашка отбрешется. Только если его в тайге с тобой увидят - не отбрехаться. Точно «замазан» будет.
- Ему не надо «светиться». Пусть бы из ГТТ страховал...
- Страшно, Вова, одному?
- Страшно, - признался я. - Их много - я один. Со спины кто подойдёт, и все. Сразу давить нужно.
- Или, Вова, буди его, вместе поедете. Он и дорогу лучше знает... чем Васька этот.
- Ты его отпускаешь?
- А что делать? Не всю же работу тебе тянуть. Если, не дай Бог, случится что, не прощу себе, и он не простит себе, что одного тебя отправил.
Жена прапора вышла, а минут через пять вернулась с зевающим прапором в «семейниках» и тельняшке.
- Что, ссышь, Вовчанский, один?
- Ссу, Паша, Ссу. Поехали со мной, Паша, у них ружья, прикроешь.
- Не ссы, Вовок! Я сам собирался. Только «светиться» мне перед ними не резон. С «машинкой» рядышком в лесочке побуду. Покажу, что ты не один.
- Может, второй автомат найдешь?
- Поздно. Поедем с тем, что есть: у меня «укорот», у тебя - ПМ. Хватит на них.
- А этот танкист твой, как его, Вася...
- Васька? Надёжный парень. Он не за долю. Потом сам с ним рассчитаюсь.
- Не распиздит кому?
- Зачем? Ему жить тут. И мне... с детьми, с женой.
- Хорошо, если так.
- Вова, на целый день едем, а то и сутки. Последние очень далеко забрались.
- Я смотрел по карте...
- Хули карта! Меня слушай! Так вот, как первых проходим - едем на островок один, он на болоте. «Грива» с кедрачем. Я туда за лосем ходил, место хорошее. Сгрузим все - едем на вторую точку. Потом на остров, сгружаем, и к третьим.
- Ну это понятно. И что?
- От третьей точки на остров не едем, рвем сразу сюда. «Апарелька» уже будет ждать.
- Откуда знаешь?
- Знаю. Сгружаем на апарельку, рвем на остров. Две ходки и все. Спать не будем. Нужно успеть, чтобы завтра утром в девять ни меня, ни тебя уже не было. Те мужички по следам сразу кинуться назад. Они дороги не знают. Говорю же, «вертушкой» их забрасывали. И забирать «вертушкой» будут. А они все равно, не все, но кто-то по следам нашим рванет и к поселку к утру выйдет.
- Хуйня какая, Паша. С островом этим. Они и к острову тогда по следам выйдут.
- Нет. Там дорога с «делян» разбитая. Мы по ней километров семь - восемь пройдем, а потом снова на болото.
- Машины же не ходят, высохло все. Следы видно будет...
- Ты, Вован, там не был. Высохнуть там ничего не может по определению. Болото, хули. Гать знаешь что такое?
- Да.
- Там гать. Мы ГТТ ещё крутанем пару раз...чтобы никто после нас, - прапор засмеялся.
- А сами?
- А мы на ГТТ! В танке, блядь! Похуй, хоть плыви. Я ведь испытал, охуенно - скажу я тебе.
- Во сколько едем?
- Давай через час. Ваське позвоню, пусть в гараж пиздует. А мы пока «чайковского» накатим. Жаль «остограмиться» пока нельзя.
Прапор затушил окурок в блюдце. Я свой выбросил в форточку.
Пока сидели, разговаривая на кухне, время подошло к шести.
Я зашёл в спальню, включил свет, в незакрытую дверь доносился глуховатый голос прапора, говорившего по телефону.
Свёрток с автоматом и магазинами, сумку, бушлат с пистолетом и китель. Взяв все в охапку, вынес вещи в зал. Когда возвратился, чтобы посмотреть ничего ли не забыл, увидел, что Егор лежит с открытыми глазами.
- Вова, что, всё? - спросил мальчик. - Я тебя ещё увижу?
- Нет, наверное, Егорушка. Только, когда примешь за книгами...
- Мы с мамой не говорили, вдруг она?..
- Если все сегодня получится - отпустит. Мы с отцом твоим едем. Я не вернусь уже сюда. Давай, что ли, прощаться.
Егор встал ногами на кровать, оказавшись даже чуть выше меня.
Я обнял его. За этот месяц мальчишка заметно стал отличаться от того, каким я его увидел и воспринял в первый раз.
Немного постоял, разжал руки и вышел за дверь.
В комнате прапор уже одевал форму, такую же, как у меня. Не ту, в которой ходил на службу.
- На охоту езжу, рыбалку... - пояснил он.
- Понятно, - машинально ответил я, сам все ещё думая об оставшемся в спальне пацане.
Мне тоже пришлось довершить свое облачение.
Прапор поднял с пола свёрток. Достал АКСУ, магазины. Выщелкнул один патрон, вставил обратно.
- Хватит, если что... - тихо, почти шёпотом, сказал он.
- Хватит. Хорошо бы не тратить.
- Там видно будет.
- Слушай! Вот в этом. - Я показал на магазин. - Первые трассеры. Нахуя ты мне вообще их дал?
- Какие были, Вова, те и дал. Трассеры приберегу для третьих. Там уже темно будет...
- Сам смотри, как лучше. Не забудь, это не наезд бандитский. Все типа «по закону». Они ничего понять не должны.
- Вова! А ты Серёге звонил?
- Нет, зачем? Сделаем все - ты позвонишь. В городе меня встретят. #### обещал.
- Ну-у-у... Куда нам до вас. С ТАКИМИ друзьями.
- Не юродствуй, Паша. Пошли чай пить.
Пока пили чай с бутербродами, выкурили по сигарете. На кухню один за другим вошли сыновья прапора. Сначала младший - Сережа. Потом Егор с подозрительно красными, как будто плакал, глазами.
Мы встали, уступая мальчикам место.
- Вова, я щас паек возьму. Жрать сутки что-то надо будет, подожди.
- Где он у тебя?
- Бля, не помню! Бухой пожил куда-то. Или в диване, или в серванте. Или пока, ботинки шнуруй.
В полутемной прихожей я стоял полностью готовый к выходу. Прапор все ещё копался в комнате, матерясь и иногда переговариваясь с женой, кормившей братьев.
Из кухни вышел Сережа. Следом Егор. Задержался на мгновение...
И ушел, плотно прикрыв дверь в зал.
- Блядь! Неужели все сожрали? Не помню не хуя! - прапор нес в обеих руках по три банки консервов. - Три «тушняка» и три каши с мясом. Хватит?
- Хватит. Что жрать едем или дело делать?
- Тогда нормально все... и это...
- Что?
- Надо водки взять.
- Зачем?
- Надо, Вова. Поверь мне, она пригодится. У тебя коньяк остался?
- Нет.
- Тогда во фляжку налей водяры, и в сумку пузыря два возьми. И я возьму.
- Зачем столько, Паша?
- Надо! Лей!
- Я уже ботинки зашнуровал...
- Так иди. Уберет! Все равно целыми днями дома сидит. Иди!
Пришлось копаться в сумке, доставать фляжку. Потом на кухне наполнять ее водкой.
Прапор забрал из дома весь хлеб и сейчас на кухонном столе упаковывал в вещмешок продукты с бутылками «белой».

Когда мы вышли на свежий воздух, ещё не рассвело. День обещал быть ясным, судя по краснеющему зарёй безоблачному небу. Мы шли с прапором к гаражу, взвалив на себя ношу. Как обычно для этого поселка, по пути нам никто не встретился.

- Я соляры бочку закатил, - вместо приветствия сказал щуплый молодой парень-танкист Васька. -На всякий
- Думаешь, не хватит? - С сомнением в голосе, тоже не здороваясь задал вопрос прапор.
- Говорю, на вся-кий! - По слогам произнес танкист.
- Хорошо. Ты готов?
- Готов. Погнали. Только там на седушках наушники. Одевайте. Потому как нихуя не слышно.
Сам Василий, как и положено танкисту, красовался в шлеме.
- Знаю, - важно ответил прапор и с грузом ступил на гусеничный трак.
Я последовал за ним. С танкистом так и не удалось перекинуться даже парой слов.

Езда на гусеничном вездеходе по болоту, поросшему хилыми сосенками и берёзами, на скорости 50-60 километров в час больше всего похожа на... плавание по морю. Именно такое ощущение возникло у меня и не отпускало весь путь. Маленькие (и не очень) деревья покорно ложились под гусеницы, не создавая и малейших препятствий. Хоть на наушниках имелись рабочие ларингофоны, все мы трое почти не разговаривали. Прапор несколько раз тыкая пальцем в карту генерального штаба, что-то показывал танкисту Ваське. Тот кивал головой, не забывая работать рычагами.
Я смотрел в узкое окошечко, думая о том, как повести разговор на первой точке, куда мы направлялись.

ГТТ резко остановился. Нахлынула тишина. Я снял наушники.
- Давайте все обсудим, - предложил прапор. - В общем мы останавливаемся прямо возле их стоянки. Но не все. Я сейчас выхожу, иду с «огрызком» к ним и приглядываю. Ты Вован, весь такой из себя охуевший молодой начальник - проверяющий. «Наезжаешь». Спрашиваешь документы, ещё раз «наезжаешь», составляешь бумаги свои. Если что - я прикрываю и их контролирую. Изымаешь все, что у них есть, грузитесь и адью. Меня ждёте тут. Понял, Вася?
- Да, дядь Паша. Сюда едем - тебя ждём.
- Паша, а если «бурогозить» начнут? - спросил я. - Два месяца пахали, кому охота отдавать?
- Начнут - утихомирим! Но без трупов! Они не для себя работали. Будь нормальные мужики - другой базар. Их @@@ все равно на бабки кинет. Это 100% известно. Он сказал, что «пусть благодарят за отпуск на свежем воздухе, и за то, что в тайге не оставил».
- А если начнут? У них ведь ружье...
- Для этого я буду. Предупредительным ёбну. Все чики-пуки. У тебя «макар», в рот самому говорливому засунь. Если не поймет - ногу прострели. Хуй на него. Там шваль одна собрана. Наш контингент. Васька вылазить не будет до того момента, как грузить не начнёте.
- Кто же грузить будет?
- Сами они и будут. Если пулю не хотят получить. Меня на обратном пути дождетесь - едем на остров. Там уж самим придется поработать. Потом на вторую точку, потом на третью... Апарелька, и все...
- Ты отсюда пойдешь? - Спросил я прапора.
- Да, если ближе, то услышат. Оно нам нахуй не надо. Да я пробегусь, не привыкать. То охота за зверем четвероногим у меня, то за двуногим. Всю жизнь почти. Все, я побёг.
Прапор взял автомат в левую руку, сунул один запасной магазин в бушлат. Правой открыл дверь-люк и полез наружу.

 

1993 год. Осень
Часть двадцать вторая

Дверца - люк за прапором захлопнулась с металлическим лязгом. В кабине повисла тишина, которую нарушил Васька - танкист:
- Слышь, Вован, я, это...
- Что? - не понял я.
- Я с тобой пойду.
- Зачем? Не слышал, что Паша сказал? Он на страховке будет...
- Все равно. Хули ты один. Я с тобой.
Везло мне сегодня с самого утра. Все хотели со мной.
- Вася, у тебя нет ничего. Зачем ты, вдруг подставишься. Пусть не знают, сколько нас.
- Они все равно узнают, когда грузить будут, мне вылазить.
- Когда будут - вылезешь.
Решив, что разговор окончен, я замолчал. Однако Васька думал иначе.
- Я тогда вообще никуда с места не тронусь. Если с тобой не пойду.
- Вась, ты что?
- А то! Хули, я самый лысый, что ли?
- Вась, ну на кой хуй оно тебе надо, все это?
- Интересно...
- Пиздец! А нечё, что у них ружье? Картечью живот разворотят, что тогда?
- Не разворотят! Дядя Паша с автоматом. Хули нам, кабанам!
- Хули, хули. Ты едешь?
- Я с тобой к ним пойду, да?
- Да. Только вперёд не лезь, хорошо?
Васька заулыбался, взявшись за рычаги. Ну а что мне ещё оставалось делать в данной ситуации?
- Хорошо, Вован! Прорвёмся!
ГТТ заревел. Я одел наушники. На душе было неспокойно. В голове прокручивались различные варианты исхода нашего первого на сегодня налета.
Ехали мы недолго. Болото закончилось и скорость снизилась. Вездеход петлял между стволов больших кедров, ломая маленькие в местах, где по мнению танкиста можно было проехать. Наконец, дернувшись, мы остановились.
Не знаю почему, но к этому времени я совсем успокоился, вогнав себя в нагло-веселый транс.
Проверив как достается ПМ из бушлата, я не стал его застёгивать. Взял планшет-сумку, одолженную мне ####.
- Ну что, Васек, пошли?
- Ага.
Васька хотел было прихватить какую-то железяку непонятно назначения. Но я, взяв его за руку, помотал головой.
- Вперёд не лезь, понял?
- Ага, хули там.
Синхронно дверцы открылись с двух сторон, и мы спустились по тракам на покрытую жёлтой хвоей землю.
Интересующая нас стоянка – лагерь, находилась впереди, в метрах двадцати.
Работающие здесь почти два месяца мужики устроились с размахом. Две большие трехместные палатки укрывали от дождя висящие на колышках куски полиэтилена. Между стволов на натянутых веревках сушилось какое-то тряпье.
Столик со скамейками они соорудили из тонюсеньких неошкуренных сосенок.
Место для костра окопали. И вместо колышков использовали металлические куски арматуры с приваренными «рогульками»".
К стволу одного из деревьев приколотили «шелушилку» - короб из досок, внутри которого маленький чурбак с набитыми гвоздями и ручкой, чтобы крутить. Приспособление примитивное, но хорошо справляющиеся со своей задачей - освобождением кедровых зёрнышек от шишек.
Сами же кедровые орешки, шелушенные и веяные, покоились в мешках на высоком помосте с крышей из жердей, так же укрытой от дождя пленкой.
Обитатели лагеря видимо спрятались.
ГТТ, как не крути, слышно далеко.
Незаметно, как мне показалось, оглянувшись, я захотел увидеть прапора, но, конечно, кроме тайги вокруг ничего и никого не заметил.
Васька следовал за мной следом в шагах пяти – семи.
- Вась, посмотри в палатках, - попросил-приказал я водиле.
- Щас, - отозвался парень, сразу обогнав меня и нырнув в ближайшее временное жилище.
На всякий случай рука сама собой нырнула за пазуху, где и осталась, сжимая рифлёную рукоять пистолета.
Появился Васька. В руках он сжимал «боевой трофей» в виде старой горизонталки двенадцатого калибра и почти пустого патронташа.
- Вован, гля, они и пушку свою не взяли. Обосрались, хули, нашего визита.
- Хуй знает. Ты заряди ее, да держи на всякий. Мало ли.
- Я уже, - похвастался Васька
Ружье придало ему уверенности. И теперь он шнырял с ним на перевес по покинутому шишкарями лагерю.
Подойдя к помосту со сложенным и готовым к отправке орехом, я взобрался по небольшой лестнице, так же, как и все тут, сколоченной из сосновых стволов.
Мешков хватало. Сосчитать их сразу не представлялось возможным, но явно больше тридцати. Развязав ближайший, я убедился, что кедровый орех уже чистый, без мусора. Только подсушить его, и можно на реализацию.
- Вась, - крикнул я вниз, - ты поглядывай там.
И только я это сказал, как справа в лесу прозвучала короткая очередь из трех автоматных выстрелов… Явно стрелял прапор. Больше некому.
Достав ПМ, я снял его с предохранителя. Патрон в патроннике покоился с момента нашего выхода из вездехода.
- Вован! Дядь Паша поймал их! - Ваське все было как игра. Проникнуться серьёзностью ситуации он не хотел.
Сверху среди толстых кедровых стволов я разглядел прапора в камуфляже с АКСУ, ведущего четырех небритых мужиков, одетых в невообразимые лохмотья, никак не подходящие для жизни в тайге. Только теперь закрались большие сомнения в слова Сергея, что мужики в лесу, «прошедшие и Крым, и Рым», очень опасны. Пока эта бомжовская шваль не выглядела волчарами - такими как их описывал муж моей сестры.
Васька с ружьём на перевес подскочил к первому, лет сорока мужику, и ткнул его стволами в живот.
- Чё, сука! Съебаться захотел?
Мужик молча отвёл ружье в сторону и, не останавливаясь, прошел вперёд.
К тому времени спустившись, я поджидал процессию за импровизированным столом.
Четверо подошли и, молча сгрудившись, смотрели на меня.
- Документы? - спросил я по виду старшего, того, кто не испугался Васьки.
- Какие документы? Ты что, начальник? Мы в лесу, - ответил он.
- Документы на ружье. Лицензия на сбор дикоросов. Есть?
- Хуй его знает, начальник. Может у босса и есть, в городе. Нам он не дал ничего.
- А босс кто?
- Так это, ####, знаешь, наверное. Бизнесмен.
- Знаю. С ним потом разберемся, сначала с вами. Паспортов тоже нет?
- Э, ты что начальник. Мы ведь «бичи», а у «бичей» какие паспорта.
(Б.И.Ч. - Бывший Интеллигентный Человек - явление, присущее, наверное, только Северу. Это не БОМЖи, это – бродяги-путешественники. Они не такие опустившиеся, стараются следить за собой. Могут и устроится куда-нибудь подхалтурить. Например, в геологическую партию. Слушайте песню В.С. Высоцкого «Про речку Вача»).
- Как тебя зовут?
- А тебе что, начальник? Конфискуй ружье, все равно не годный ствол, #### наебал нас, как пацанов. Может, за орех что даст...
- Ну, не хочешь - не говори. А только за орех ничего вам #### не заплатит. Кинет на бабки. Да считай и ореха у вас уже и нет, я его забираю.
- Как, забираешь начальник? Ты что! Нас же #### подыхать тут в тайге оставит! Без ореха... как же... - голос мужика опустился до шёпота.
- Не ссы! - прапор не выдержал, влезая в разговор. - Возьмёте по два мешка, итого - восемь. Пойдете по следам, нашим, с «перекуром», конечно. Выйдите в поселок, а там как хотите. Два мешка - плата хорошая. А #### вам и этого не дал бы. Он сразу вас наебать решил.
- А откуда мне знать? - ощерился на прапора мужик. - Может пиздишь ты все.
- Нахуй мне пиздеть, дорогой. Все как есть, - прапор показал на помост с мешками. - Берите по два, остальное в вездеход.
- Может это… начальник, - Теперь бич обращался ко мне. - Дай бумагу какую, что конфисковал все. На всякий.
- Могу написать. Только на кого? У вас же документов нет – значит, и вас самих нет («Светить» без дела бланки, одолженные у ####, я совсем не хотел).
- Хуле стоим? Шнель! Шнель! Швайне! - Василий-танкист раскрывал свои «таланты». Арбайтен! Грузите, давайте.
Неудавшиеся «шишкари» нехотя потянулись к «складу». Предводитель помедлил, а потом спросил:
- Правда #### нас кинуть хотел?
- Правда...
- А ты, начальник, его кидаешь?
- Нет, я закон защищаю. Нельзя шишку «бить» без лицензии. И охотится...
- Все же...
- Вы - не все. Бьют местные, им можно. Вам - нет.
- Хуй с вами! Не поймёшь! А чё за поселок? Может, был я там?
- По следам пойдете, увидите. Да сильно не задерживайтесь, остальные, знаешь где?
- Какие остальные?
- Вы ведь не одни тут. Ещё две бригады, да?
- Все ты, начальник, знаешь.
- Положено все знать... Далеко те?
- Далеко. Мы к ним не ходили, «хавка» (пища) была. Чё ноги бить. Пойду я, подмогну мужикам.
- Иди. По два мешка на рыло, не больше!
- Да понял я.
Мужик пошел к помосту, принял мешок на плечи и понес его к ГТТ. Васька, спрятав куда-то ружье, руководил погрузкой. То и дело подгоняя бичей немецко-русскими выражениями. Поведение нашего водителя мне не нравилось. Поэтому я решил, как отъедем, поговорить с ним.
- Вован, слышь! - прапор негромко позвал меня. - Вот заебись-то, на тех бы так, да?
- Да, нормально. Что-то Сережа застращал нас сильно.
- Если там такие как эти, то...
- Посмотрим. Не расслабляйся.
- Ты сам не расслабляйся! - сразу ощетинился прапор. - Без меня сам бы грузил все. Или этих, - прапор махнул на работающих мужиков. - По лесу искал бы.
- Ладно, Паша. Все нормально.
- Вован, дай им, как погрузят пузырь водяры. Пусть с горя буханут.
Теперь я понял, зачем прапор настойчиво советовал взять с собой водку.
- Дам. Васька! - крикнул «танкисту».
- Чё?! -Васька высунулся из кузова.
- Возьми в сумки пузырь и неси сюда.
- Щас, уложусь. Чё, отметим начало дела?
- Водку неси!
- Да щас! Хули спешка! Погоди!
Сказал и вспомнил, что в сумке вместе с водкой лежит свернутое в комок Егорово платье.
Но Васька разглядыванием тряпья не заморачивался и все обошлось, хотя, наверное, тут в лесу я уж нашел бы, что сказать, дабы у кого возникли ко мне вопросы.
Погрузка заканчивалась. Вот последних три мешка, четвертому бичу груза не досталось. И мужики во главе с бригадиром снова замерли у стола, то и дело косясь на АКСУ прапора. Автомат на них производил большее впечатление, чем дробовик.
Васька с бутылкой водки в руках и ружьём за спиной подошёл ко мне. Бутылка «белой» легла на самодельный стол.
- Во! На. А из чего пить? – обернувшись и рыская глазами по лагерю, он скользящим шагом метнулся к дереву, сняв с сучка закопченную железную кружку. Понюхал ее. Подышал. Посмотрел во внутрь.
- Пойдет! Давай, наливай!
- Ты что, Васек? Какая водка? Забыл?! - прапор постепенно повышал голос.
- Дядь Паш! Да я ведь ничё! Это Вован сказал про пузырь...
- Иди в вездеход, скоро едем.
Ваську как ветром сдуло. Прапора он боялся, а меня вот нисколько.
- Вы, мужики, вот ёбнете водяры, собирайтесь и в путь. Не хуй вам #### своего дожидаться, понятно?
- Понятно... - Главный среди бичей взял бутылку, сорвал алюминиевую пробку и приложился к горлышку.
Я встал, одел планшет-сумку, которую даже не пришлось открывать, и ничего никому не говоря, пошел к ГТТ. Прапор шел за мной. На оставшихся около стола мужиков ни он, ни я, ни разу не посмотрели.

В кабине напряжение, державшее все время, пока был в лагере шишкарей, стало понемногу отпускать. Захотелось выпить, но предстояло ещё много чего сделать. Поэтому свое желание пришлось упрятать куда подальше.
- Дядь Паш! Можно, я ружье себе оставлю? У тебя ведь есть, - Васька укладывал ружье позади себя.
- Посмотрим. Поехали на «остров», ты знаешь. Мясо оттуда везли...
- Знаю, - Васька завел вездеход, и разговор сам собой зачах в грохоте танкового движка.

Как мы сгружали мешки на лесистом островке посреди болот, нет ничего интересного. Найдя место, покрытое ягелем и не развороченное гусеницами ГТТ, сложили все, а сверху прикрыли брезентом, принесенный запасливым «танкистом». Заодно там и перекусили пайковой прапорской кашей.
Теперь путь лежал на вторую точку.

Уже в вездеходе прапор сказал:
- Ты, Вовок, не расслабляйся, Серый зря говорить не будет про этих, внимательно смотри. Как в первый раз, больше вряд ли прокатит.
- Ты меня, Паша, главное подстрахуй...
- От «подстрахуя» слышу, ха-ха-ха, - прапор ОЧЕНЬ неестественно засмеялся. Было понятно, что он тоже нервничает, не зная, чего ждать от тех, других - на второй и третьей точке. И шутка его упала в пустоту, так как я не поддержал смех.
- Васька! - обратился прапор к «танкисту». - Отсюда выезжай на гать, проедем по дороге, мало ли, вдруг по следам нашим пойдут.
- Дядь Паш! Да куда они пойдут!? У них груза - я ебу...
- Я тебе, пиздюк, что сказал?! Выполняй! А то высажу тут, сам за рычаги сяду...
- Да ты ведь не умеешь... - начал Васька.
- Умею! Велика наука...
- Это все так думают, а ты, дядь Паш, сядь да попробуй. Хули ругаешься. По дороге, так по дороге.
Взревел мотор. Наушники спасали от шума, но не до конца.
Говорить было нечего. Ещё на острове, во время перекуса условились, что не будем близко подъезжать, как в первый раз. Васька появится через полчаса после нашего ухода. Для этого прапору пришлось даже расстаться с такими же, как и у меня, «командирскими» часами. Отдавая их в грязные руки Васьки, прапор предупредил, что, если что, то...
«Танкист» только хмыкнул, заграбастал хронометр и нацепил на левое запястье.
- Так я подъеду к вам с «ружбайкой», да?
- Нет, Васёна, - перебил парня прапор. - Ты подъезжаешь и сидишь внутри, «пасешь», что деется снаружи.
- Дядя Паша! А вдруг...
- Не вдруг! Я смотрю, тебе весело?
- Да не. Ладно, - Васька очень уж тщательно стал жевать рис с говядиной, черпая кашу ложкой из военного котелка, в котором ее разогрели на маленьком костерке.
Теперь мы ехали молча по дороге-гати, а именно – брёвнам, кинутым на болото кое-как. Конечно с нашим вездеходом никакое болото не являлось помехой. Да и маленькие речки, и протоки тоже. Но раз прапор решил «замести следы», я не возражал.
Путь показался длинным. С гати мы съехали примерно через десять километров и теперь «плыли» по болоту. Один час, второй, половина...
Мотор неожиданно заглох. Тишина снова навалилась внезапно.
- Дядя Паша, дальше слышно будет, отсюда пешком надо, - Васька, как будто и не было словесной перепалки, подобострастно обратился к прапору.
- Да, дальше пёхом, Вовчик, бери свои причиндалы и пошли.
- Дядя Паша! Ну можно, я тоже?  У меня ведь ружье... - парню понравилось чувствовать себя «крутым» рядом с безоружными бродягами.
- Нет, я сказал! Сидишь в кабине и ждёшь времени, потом подъезжаешь, ждёшь. Не выходишь, пока не позову.
- Ну-у-у...
- Хватит! Я все сказал!
Васька, недовольно бурча, достал ружье, уже не обращая на нас с прапором никакого внимания, стал показательно равнодушно вынимать из двустволки поочередно патроны и смотреть в стволы.
Я, захватив планшет, вылез из ГТТ, спустившись по измазанным свежим торфом гусеничным тракам.
Остановились мы как раз в том месте, где болото, лежащее в низине, переходило в лес, растущий на довольно высокой гряде. Прапор последовал за мной, с АКСУ в руке лихо спрыгнув на усыпанную тёмно-коричневой хвоей землю.
- Пока вместе пойдем до их стоянки. Потом ты прямо, а я покружусь, посмотрю...
- Куда идти?
- Надо отсюда чуть правее забирать. Километра два - полтора. Может с километр.
- Пошли тогда, времени мало. Васька же через полчаса поедет. Он знает место?
- Найдет...
Прапор шел впереди. Его камуфляж не больно-то скрывал его в этом темном кедраче. Как и мой.
Высокие кедры где-то далеко в вышине шумели от ветра. Иногда скидывая шишки, не добытые «шишкарями». Что они тут побывали, было заметно по следам, оставленным на стволах колотушкой-битой.
Шишек без орехов валялось много, наверное, какие-нибудь зверьки, типа бурундуков, белок, а то и соболей, постарались.
Земля пружинила под подошвами ботинок, травы с кустами, вообще, подлеска в кедровом лесу не росло, поэтому ничто не мешало идти быстрым шагом.
Прапор выбрал правильное направление. Мы со стоянки на болотном острове не курили, поэтому одновременно учуяли запах костра. Навстречу стали попадаться свежие пеньки от небольших деревьев.  Все указывало на то, что лагерь рабочих, который мы собирались ограбить, находится очень близко. Никто не поволок бы бревна за тридевять земель, если рядом достаточно растет пригодного для каких-либо нужд материала.
- Пиздуй, Вован, прямо, вон уже что-то видать. А я - налево. Не очкуй, все эти пидарасы на мушке у меня будут.
- Охуенная у тебя «снайперка», Паша – этот «огрызок», лучше бы карабин взяли, с оптикой.
- Какая оптика! Ты сам глянь, далеко ты чего увидишь, везде деревья. Да и с автоматом страшнее, с ружьём не то впечатление. Все, давай, удачи. И понаглее, дави их, гнид.
- Не теряйся.
Прапор поднял автомат, потряс им как какой-то африканский негр-повстанец, шагнул за толстый кедровый ствол, скрывшись с моих глаз.
То, что прапор-Паша прикрывает, придавало мне уверенности. Впереди и вправду что-то виднелось. Подойдя чуть ближе, моему взору открылась большая поляна, с краю которой вместо палаток, как на первой «точке», находилась постройка, отдаленно напоминавшая избушку, больше похожую на помесь курятника с шалашом.
Место для еды тоже отличалась. Стол под навесом от дождя из полиэтиленовой пленки сколотили из досок, как и две скамейки, стоящие друг против друга.
За столом сидело трое мужиков. Но они разительно отличались от тех, что были в первом лагере.
Ничего бомжеватого и «бичеватого» в них не было. Одетые в старые выцветшие «энцефалитки», давно не бритые, выглядели мужики бывалыми «волками», на которых просто так «наезжать» себе дороже. Ничего огнестрельного в пределах моей видимости не наблюдалось, но, конечно, это как раз ничего и не значило.
Вряд ли с ними «прокатила» бы моя побасенка про «проверочный рейд».
Идея оформилась за те полторы минуты, пока шел к столу. Когда с хозяйским видом я плюхнулся на скамейку, что говорить - уже знал.
Мужики молча смотрели на меня. Взгляды их останавливались на моей форме, планшете... перебегали за спину, возвращаясь к лицу.
- Здоров, мужики! - может быть излишне важно и надменно произнес я.
В ответ - тишина. Пауза затягивалась, но тут один из них, положив руки на почерневшие доски стола, сказал:
- Здоров, здоров. Заблудился?
- Нет. К вам от #### специально приехал.
- И зачем же ты приехал? И на чем? Может прилетел? Да «вертушки» не слышал никто. Что надо?
- Вас забирать вертолет должен, да чуть накладка выходит. Придется вам пешком через поселок выбираться. Вот приехал за вами.
- На чем приехал? Не слышали движка.
- На вездеходе. Он позже подъедет, «гусянку» потерял.
- И что? Ты нас заберёшь? А остальных? А орех? Шишки, пиздец, набили. Те, наверное, тоже, если не «волынили». Куда все? Вездеход не увезет. А нам?
- Я вас по очереди вывозить буду. #### сказал, чтобы пока готовились. Орех погрузите, все соберёте. Сначала груз, ну могу с грузом взять одного, чтобы не боялись «кидка». Потом вы все. С трёх точек. На дальней ещё не был, надо по-быстрому дело делать, чего пиздеть зря.
- #### когда расплачиваться думает? Ты, случаем, не привез бабло?
- Сказал, после реализации, да я у него не работаю. По другим делам. Попросил помочь, обещал не обидеть.
- Нам он тоже обещал «золотые горы», перед тем как сюда закинуть. Да вот что-то сейчас не больно верится, что обещание свои выполнит. Гниловатый человек.
- Что тогда «подписались» на работу?
- А хули в городе? Работы нет. А тут сами себе хозяева. Что убил или поймал - то и «хаваешь». Может #### заплатит...
- Ваши с ним дела. Орех провеяли?
- Давно готово всё. Вертолет ждём. Мука с крупой кончаются. ####, сука, мало дал
- Значит…
Вдалеке послышался рев ГТТ.
Значит после нашего ухода с прапором прошло тридцать минут.
Мужики, наконец, зашевелились. Один встал и ушел к «избушке». Тот, с кем я разговаривал, попросил закурить.
- Слышь, как тебя! Меня Игорь зовут, дай курить. У нас кончились, вторую неделю мох сушим, курим.
- Вова зовут, - сказал я, доставая из кителя пачку Мальборо.
Грязная, в смоле рука потянулась за сигаретой, длинные обломанные ногти на огрубевших пальцах царапнули картон.
Второй молчавший также ухватил сигарету, чиркнул спичкой, дал прикурить говорившему со мной Игорю, сам затянулся.
Закурил и я.
Звук вездехода внезапно смолк.
Игорь докурил до фильтра сигарету, бросил бычок в затухающее кострище, встал, говоря:
- Надо посмотреть, что там, может помочь...
- Не надо, он танкист. Сам справится. Пойду узнаю, вы пока готовьтесь грузить.
Не успел я сделать и пятнадцати шагов, как меня догнал Игорь. Мы оба остановились.
- Слышь, Вова. А ты кто?
- В смысле? – «Не понял» я вопроса.
- КТО ТЫ?
- Проверяющий...
- И чего проверяешь?
- Все проверяю, и полномочия большие имею. Хочешь тебя «завалю» и мне ничего не будет за это?
- А ты, Вова, САМ не боишься?
- Чего?
- Что тут останешься, с сумочкой своей...
- Что ты, Игорь, «волну погнал»? Хотите со мной, все сразу езжайте, мне что. Только остальные тут в тайге останутся.
- Можно по другому сделать.
- Как это?
- Мы поедем, а ты с «танкистом» своим свежим воздухом таежным подышишь. Если «жакан» в «тыкву» свою схлопотать не хочешь...
- #### тебя не поблагодарит. И соляры в вездеходе хуй да не хуя, далеко не уедете. Найдут вас ребятки и жееестоко накажут, есть кому.
- Ты меня, Вова, #### не стращай, я пуганный.
- Да кто тебя, Игорёк, стращает. Это ты меня пугаешь тут. А я ведь при исполнении...
- Не пойму я, Вова, на кого работаешь. На #### или...
- Тебя сюда не думать отправили. Шишку бить. Набили? Ну и собирайтесь, грузить сейчас будете.
- А если не будем? То что?
- Тогда я кому-нибудь из вас ногу прострелю, и тут брошу. Мишка покушает падали.
- Чем прострелишь? «Пукалкой» своей? Давай сюда ее. Ты, Вова, на мушке, давай, а то... Саня!!!
Откуда-то сбоку вышел давешний мужик, ушедший в избушку. Теперь он был с «вертикалкой» двенадцатого калибра, смотревшей мне в живот.
- Саня! Забери у него «ствол» из бушлата, а то мальчик нервный, по ногам стрелять собрался.
- Ща, Игорь! - просипел простуженным голосом мужик.
И уже шагнул ко мне, как тут прапор  (ну а кто ещё?) выпустил громкую, как показалось, очередь по деревьям чуть выше моего и мужиков роста. 
Пули, те, что не ушли «в молоко», с характерным звуком впились в сырую древесину, полетела кора и щепки.
Находиться под автоматным огнем, пусть даже своего напарника, хорошего мало.
Я инстинктивно плюхнулся в кедровые иголки, устилавшие землю. Норовистые мужики сделали это одновременно со мной. Так получилось, что в падении пистолет оказался в моей руке. Сейчас я лежал лицом к мужикам, а сиплый Саня целился в меня, а я в него. Разделяло нас шагов пять - шесть.
Жерла двустволки смотрели на меня, они казались очень, очень, очень большими.
Мне снится это до сих пор иногда. Как мы лежим почти рядом и целимся друг в друга. Ни он, ни я не стреляем. Молчим, смотрим и не опускаем оружия. Но не стреляем, никогда.
А потом из-за Саниной спины вынырнул прапор, такой своевременный и ловкий. Ружье как бы само взлетело из рук мужика вверх, одновременно ботинок прапора врезался в район почек лежащего Сани. Тот хрюкнул, а мой напарник тем же отобранным ружьём, прикладом, приложился к голове противника. Игорь попытался встать и уже на коленях его достал ружейный выстрел видимо нашего водилы-танкиста. Плечо зачинщика смуты мгновенно стало выглядеть очень нехорошо, он, застонав, упал лицом в хвою.
«На хуя их валить», мелькнуло у меня в голове.
- Вставай, Вовчанский! Дел много, - прапор говорил, не забывая контролировать «смелого». - А ты отдыхаешь тут.
- Вовремя ты, Паша.
- Я давно этого пидора слушал, только стояли вы рядом, боялся задеть. «Огрызок» не «винтарь».
- Зачем вы Игоря «вальнули»?
- А хуле он! - подал голос Васька, его я так и не видел, он был позади меня. - Хуле ему будет! Там дробь как крупа, я смотрел. Эй ты! Не притворяйся, гандон!
Васька с ружьём в правой руке, отобранным на первой точке, наконец показался на глазах. Прыгнул к неподвижно лежащему Игорю, ткнул того стволом в спину, и по примеру прапора пнул в бок. Мужик застонал.
- Живой сука! Хуле ему будет! Вставай, блядь! Давайте его к ГТТ привяжем, я его прокачу по болоту!
- Нахуй он нужен! - сказал я, к этому времени уже поднявшийся на ноги. - Пусть идёт к избушке. Вставай Игорёк, не хуй лежать. И ты, мудак, тоже! Встали оба, или тут положим нахуй!
Меня начал бить запоздавший «отходняк» от пережитого. Из-за какой-то хуйни, такой, как кедровые орешки, меня сегодня только что чуть не отправили на «тот свет».
Прапор заметил это.
- Санёк. Дай Вовану хлебнуть. Не зря я взял с собой. А почему? А по-то-му что я пре-ду-смо-три-тель-ный.
С каждым слогом ботинок прапора впечатывался в тело Саньки, у которого он отобрал ружье. Тот лишь мычал, не пытаясь закрыться руками или ещё как-то сгруппироваться.
Стоящий на ногах Игорь смотрел на все это безучастно, ладонью левой руки прикрывая плечо, сквозь его грязные пальцы сочилась показавшаяся мне очень алой, кровь...
От водки мне полегчало. До такой степени, что я смог пинками довести до стоянки Игоря.
Сиплого такими же пинками вел Васек с ружьём.
Прапор тоже приложился к «огненной воде», отдал мою (ведь взял из моей сумки) флягу с трофеем-вертикалкой.
Сказал:
- Третий, кажись, как стрелять начали, убёг, пойду посмотрю. Вы там, давайте, этих не профукайте, они нам ещё грузить будут. Шишкари, блядь!
Взял на изготовку АКСУ и скрылся между стволов.
- Вась, а ты что прямо сюда не подъехал? - спросил я «танкиста». Забыв, что договаривались мы совсем о другом.
- Хуле там ехать? Деревья большие. Никак. И «гусянку» потерял. Хорошо, дядя Паша рядом кружил, помог. А то бы проебался с ней.
Вот так мои слова оказались пророческими. Хотя бы в плане потерянного трака от вездехода.
Мужики сели на землю, привалившись спинами к стволу большого кедра. Игорь снял энцефалитку. Мелкая дробь большого ущерба не нанесла. Хоть и кровило сильно, однако рука работала с виду нормально.
- И зачем, Игорь, вам все это нужно было? - стало мне интересно.
- Хуй его знает, Вова. Припёрся сюда один ты, «на понтах» весь. Кто тебя знает, от #### ты или нет. Больно молод для начальника.
- Молод не молод, а протокол составим, да?
- Хочешь - составляй, только у нас ни у кого документов нет.
- Ничего, я с твоих слов запишу. Ты же не хочешь тут остаться?
- Что, с собой возьмешь? Посадишь?
- Надо бы... - я сделал паузу, как бы размышляя. - За нападение на сотрудника при исполнении. Да и #### по головке тебя не погладит. И денег за орех не даст.
- Сади мусор, не привыкать к «хозяину»!  #### своему передай!..
Васька, стоящий рядом и внимательно слушавший наш разговор, без замаха пнул Игоря по ноге. Тот замолчал.
- Заткнись, сука! Ты где тут «мусоров» видел? Хули пиздишь? Мы - инспекция! Понял!
- Понял, понял... - пробормотал раненый мужик.
Санёк, сидевший рядом, стал рвать, не снимая грязную, раньше бывшую голубой, футболку.
- Васек, посторожи этих, я пойду посмотрю сколько ореха они набили.
- Давай иди, будь спокоен. Цурюк швайне! Хальт! – Санёк, хотевший отползти поближе к избушке, замер. - Каждый кто дернется, получит картечью в бошку, утиная дробь закончилась!
За «тылы» под Васькиной охраной я остался спокоен.
Орех искать долго не пришлось, как и в первом лагере мешки лежали на высоком помосте с крышей из веток, покрытой пленкой. Только мешков на вскидку в полтора - два раза больше.
«Заебемся мы грузить мешки эти, «помощники» - один сбежал, другой раненый», с грустью пришла в голову мысль.
Залазить наверх, чтобы проверить качество, смысла не было. Вернувшись, я сел за стол, достал протокол допроса и стал беседовать. Только не с раненым, уже перевязанным Игорем. А с Сашкой, который целился в меня из ружья.
Этого (допросов) делать мне никогда не приходилось. Хорошо, что в самом бланке были вопросы и места для ответов.
Сашка отвечал сиплым голосом, часто кашляя и сморкаясь. Наверное, врал безбожно, но мне, главное, было создать вид, чтобы потом эти двое рассказали, что все сделали какие-то «официальные лица». Закончив писать, я попросил Сашку встать и расписаться. Когда он это сделал, от меня поступило другое распоряжение - сесть снова к Игорю. По виду мне было совсем не понятно, страдал ли раненый от раны. Наверное, всё-таки страдал, только вида не показывал.
- Ну вот, Александр Сергеевич, но не Пушкин, а Разменов, правильно?
- Да... - засипел Сашка.
- Поедем в «мусарню», сдам тебя. И «карамультук» твой не зарегистрированный.
- Вова! - мужик в первый раз назвал меня по имени. - Не надо в «мусарню», замнем, а? Прости меня, я же попугать только, я же стрелять не хотел! Я вам помогу! Все погружу - разгружу, только не в «мусарню», а?
- Посмотрим, Саша, посмотрим. Куда ваш третий чухнул?
- Откуда я знаю. Дима всего боится. То медведь, то лось. А тут сам сбежал.
- Иди с Васей, он тебе покажет, где ГТТ стоит.
Саша уже собрался идти, когда Игорь сквозь зубы бросил ему: «Сука мусорская».
Васек хотел, по обыкновению, использовать ногу для «укрощения» строптивого мужика, но я остановил.
- Не надо. Пусть бесится. Может, связать его?
- О! Давай! Я умею, «морским», хуй развяжешь! Только резать потом...
- Кого резать? - решил смеха ради запутать нашего «танкиста».
- Узел резать! А ты кого, Вова, решил? Этого, что ли?
- Ну да. Зарезать и в мох прикопать. Чтобы бумаг не оформлять. Не люблю писанины. Стрелять - патроны тратить, может, того, его, а?
- Мужики, вы чего? Не надо, начальник! Ты чего? Оставь «бугра». Ему и так... я все сделаю, не надо мужики... - с Сашей-сиплым вот-вот могла случится истерика.
- Я шучу, Саша. Идите. Работы много...
Васька со своим рабом, или, по-другому - пленником, ушел.
Оставшись наедине с зыркающим на меня Игорем, который оказался у мужиков «бугром» (бригадиром) спросил:
- Поедешь со мной в больницу?
Игорь молчал.
- Поедешь или нет?
- Нет. Сам дойду. По следам.
- Ослабнешь...
- Нет. Рана ерунда. Дробинки самому можно достать, немного попало, чувствую. Ружье у твоего... хуевое.
- Тебе хватило. Не хочешь ехать - как хочешь. Сашка, если что дотащит до поселка, за сутки...
- Вы его с собой разве не берете?
-  Зачем? Пусть остаётся. Погрузит и свободен.
- Правильно! Не хуй ему с нами кататься! - прапор неслышно подкрался. Сколько времени он слушал, о чем беседую с Игорем, я не представлял.
- Нашел третьего?
- Нет. Уплыл на лодке. На берегу следы свежие. Лодки нет, а сети стоят. Рыбку ловили? – прапор, прищурившись, оглядывал главного – «бугра» второй бригады.
- Ловили. Нельзя, что ли?
- Для тебя, Игорь Берстенев, нельзя.
Откуда прапор знал фамилию этого человека, загадкой оставалось не долго.
- Ты, Берстенев, в четвертом отряде жил. В ... - прапор задумался на мгновение. – В ... девяностом году!
- Мусор. Я тебя сразу узнал, «кусок» (так презрительно называют (называли) прапорщиков в войсках за их хозяйственную воровитость).
- А я тебя нет. Заткни хлебало, лежи и не отсвечивай. Ты меня знаешь, да?
- Знаю.
Больше голоса Игоря, пока мы грузили мешки с орехами, я не слышал.
Носить пришлось всем. Игоря, на всякий случай, прапор пристегнул наручниками в обхват к дереву. Умение Васьки вязать морские узлы не пригодилось. Саша добросовестно таскал и грузил вместе с нами орех.
Но, все равно, времени прошло часа два - три с начала погрузки первого мешка в вездеход.
В основном работал наш пленный «доброволец».
Мы же контролировали, так как перегрузкой потом заниматься нам самим, без помощников.
Когда мешки, за исключением двух, уже покоились в ГТТ, а Сашка вытирал пот своей рваной синего цвета футболкой, прапор сказал:
- Хуй с ним, с бумагами этими. Пусть живут по нашей милости, дышат свежим воздухом. Не долго...
- Вот, орешков вам оставили, на пропитание и проживание. Хотите - ждите вертолет, но не будет его. Я ведь предупреждал тебя.
Вины по отношению к бывшему з/к, хотевшему меня убить, я не чувствовал. Игорь так ничего не ответил.
Сиплому Сашке я отдал два мешка с орехами, наказав, чтобы они в тайге не сидели, а потихоньку выбирались по следам в поселок. Тем более, оказалось, что «бугор» мужиков прекрасно знает поселок, так как там отбывал срок в лагере строго режима.
- Вова, слышь! - Сашка спросил, преданно заглядывая мне в глаза. - Порви протокол, я ведь тебе правду наговорил, как есть.. Испугался... Фамилия настоящая... всё...
- Порву, Сань, только чуть позже. Вдруг «третьи» стрелять начнут.
- Я к «третьим» отношения не имею. Порви протокол, Вова. И ружье отдай, это мое, не #### ружье.
- Ружье точно не отдам. Угрожать не надо.
- Прости, Вова.
- Бог простит. Все!
Оставив мужиков в разоренном лагере, мы съездили на болотный остров, где все: я, прапор и Васька, впрягшись в работу, разгрузили ГТТ, освободив место для следующей партии.
Хмель от водки, если он и был, давно выветрился. Отдыхая прямо на сухом белом ягеле («олений» мох) я сказал прапору Паше:
- Паш, может хватит? Меня чуть не застрелили из-за ёбанных орешков. ОРЕШКОВ! БЛЯДЬ!!!
- Ты что, Вовчанский? Струхнул никак? Все пучком! Деньгу «подымем». Третья ходка, и все!
- Блядь, они похлеще нас, отморозки! ГТТ он угнать хотел! В меня, сука, из ружья целился! В упор! Я никак не мог успокоиться.
- Ёбни водяры, Вовок. Сейчас уже можно. Не будем больше комедию ломать. Опасно. Если бы я не успел...
- Вот-вот! Если бы ты не успел!
- В общем, вы с Васькой берете ружья. Я с автоматом, «на край», ещё ПМ у тебя. Залетаем на ГТТшке прямо к ним, всех под «стволы», и вперёд - орех наш!
А то не успеем. «Апарелька» отчаливает завтра до обеда. Капитан ждёт. Нормальный расклад?
- Нормальный, - согласился я.

1993 год. Осень
Двадцать третья часть

Ваське предложение прапора понравилось, вообще вся эта поездка для него получилась полной приключений: добыл ружье, да ещё и подстрелил «супостата». Чем не боевик, как в «видике», которые так любит смотреть прапор по местному кабельному ТВ, да, наверное, не только он, а практически все население поселка.
Действительно, «ломать комедию» больше смысла я не видел. Те - первые и вторые - расскажут про проверяющего (или инспектора)-отморозка, что нам и нужно.
Перед последними шишкарями играть представителя власти мне не хотелось, хватит. На второй точке хорошо, что закончилось так, а не по-другому, плохо.
- Вась, тогда давай больше следов не путать, некому по ним идти, - сказал нашему водиле-танкисту прапор. - Время сэкономим.
- Хорошо, дядь Паша. Хуле нам. Напрямки рванем, там в одном месте только речку переплыть.
- Вот и ладненько, смотри, Вован, - обратился прапор ко мне, тыча в карту. - Видишь?
- Что? - не понял я.
- Смотри, третья точка в стороне от этих двух, где мы уже были. Если оттуда поедем сразу к пристани, то времени нормальненько у нас останется.
Палец с сильно обрезанным, так что выпирала подушечка, ногтем показывал на месиво желто - зеленых пятен, обозначавших местность, по которой мы мотались с самого утра. В месте расположения третьего лагеря сборщиков шишек красовался крестик, заботливо поставленный прапором. Через его спину на карту смотрел Васька, смешно шевеля пухлыми, ещё детскими губами.
- Паша, а что мы сразу на третью не поехали? - спросил я местного аборигена. - Она ведь ближайшая.
- Потому и не поехали, что ближняя. Они ведь просто так отдавать не хотят, сам видел. Если заваруха какая - до поселка всего ничего, а там, не забывай, имеется вооруженная часть. Никому не надо ЧП с режимным объектом.
- Дак мы...
- Правильно! Налетим, положим всех мордой в землю. Если будут выёбываться - постреляем, не до двухсотых, конечно, а так, для острастки. Все в темпе, чтобы не очухались. Далее - по ранее утвержденному МНОЙ плану.
Прапор самодовольно засмеялся. «Подпевала» Васька угодливо поддержал веселье начальства.
То, что командование взял на себя прапор, меня более чем устраивало. В своей стихии он чувствовал себя как рыба в воде. И хорошо, что жена отпустила его мне в помощь.
Правда, наверное, не очень он и нуждался в чьем-либо разрешении.
- Тогда давай, Васек, договоримся, ты всегда будешь справа от меня, хорошо? - приказным тоном сказал я «танкисту».
- А хуле ... - начал было по своему обыкновению Василий, но прапор оборвал его:
- Хули не улей, пчел не разведешь! Ты слушай, что тебе Вован говорит, а то останешься в ГТТшке.
- Дядь Паш! А что он командует. Я его спас, а он командует...
Загундосил несносный водила.
- Командует - выполняй! Понял? Блядь, Васенька, ты ведь меня выведешь. Мало тебя отец драл. Забыл как со звёздами синими на жопе бегал? Я тебе напомню! Хочешь?
- Дядь Паш, ты чо? Я ведь большой уже!
- Молчи, а?
Прапор стал не на шутку заводиться. Чтобы как-то разрядить обстановку, пришлось вмешиваться мне:
- Вась, ты справа, да?
- Ага. Справа ни одна скука не подползет, будь спок! - Васька принял мою «подачу».
«Ругаться с дядей Пашей - себе дороже», видимо решил он.
- Только бы деревьев больших не было, чтобы прямо к ним «на голову». Не охота таскать, нам и так дохуя ещё самим грузить. А «пленных» не берём, да, Вов?
- Не берём, ну их нахуй - пленных.
- Не берём! - поддержал прапор. - Они у нас обоссутся и обосрутся сразу. Погнали, Васька!
ГТТ взревел и плавно, покачиваясь, поехал уже по наезженной в болоте колее, ведущей к месту нашего временного базирования - островку в бескрайнем Западно-Сибирском болоте.
Теперь, когда не нужно было путать следы, путь до третьей точки показался мне очень коротким. В наушнике прозвучал голос «танкиста»:
- Ща въезжаю!
Вездеход, не встречая препятствий в виде больших деревьев, практически влетел на полной скорости в вырубленную прогалину в березняке. Эти решили не жить в хвойном темном лесу, предпочитая веселую берёзовую рощу, спускающуюся к небольшой речке. Кедровая тайга начиналась в метрах ста от разбитого лагеря.
- В темпе! В темпе! - заорал прапор, выскакивая из люка-дверцы с автоматом. Васька выпрыгнул со своей стороны, с ружьём, изъятым нами на первой стоянке. Я вслед за прапором с ружьём, из которого меня чуть не подстрелили на второй стоянке шишкарей.
- Стой, гад! - Прапор заорал кому-то, мне не было видно кому, так как за то время, пока я выпрыгивал вслед за ним, он куда-то делся.
Громко, раскатисто выстрелило ружье. И вслед за ним длинная автоматная очередь, потом ещё одна и ещё. Одновременно два слившихся в один ружейных выстрела. Мат. Крик: «Сука, что ты делаешь? Сука! Не надо! Сука! Не надо!»
Я, осторожно прикрываясь ненадежными белоствольными берёзами, крался в сторону шума. Ружье мое, как на охоте, лежало в руках на изготовку.
Васька должен был находиться в правой от меня стороне, поэтому я контролировал ее не очень внимательно. Вот и пропустил момент, когда ко мне кинулся человек. Или ЧЕЛОВЕЧЕК!
«Карлик, бля!» невообразимая мысль мелькнула в голове, приклад упёрся в плечо. Но тут «карлик» кинулся мне в ноги, крича: «Вова, не стреляй! Не стреляй! Это я, Коля! Вовочка, не стреляй! Не надо! Это я, это я!»
Только теперь я понял, что это никакой не карлик (да и откуда взяться гипотетическому карлику в кедровой тайге?), а мальчишка, причем знакомый мальчишка - Колька, который убежал из дома уже черт знает как давно, и которого якобы видели на отплывающей в город барже-апарельке.
Пацан вцепился мне в ноги, не давая сделать и шагу. Это не очень мне понравилось, тем более я до сих пор не видел ни Ваську, ни прапора и не знал как у них дела.
- Пусти, Колька! Пусти, блядь! Ты чё вцепился! Пусти, блядь!
Колька, как клещ, держал меня и отпускать даже не думал.
Сейчас он уже не кричал, а ревел, подвывая от страха: «Ы-ы-ы-ы-ы».
Рванув как можно сильнее одну ногу, я освободил ее от пацанячих пальцев. Мальчик повысил голос со своим «Ы», попытавшись на четвереньках догнать ее. Но мне пришлось довольно сильно отпихнуть Колю куда-то в район туловища ботинком, что остановило его.
- Ва-во-во-вааа не-е-е-е у-би-и-ва-ай-теее ме-е-еня-я!
Пацан остался лежать там, куда отбросила его моя нога. Он плакал. Мельком глянув на него и ничего ему не ответив, я крикнул:
- Вася! Паша!
- Вован?! Ты живой? - подал голос прапор. Но я его так толком не видел за белыми берёзовыми стволами. Камуфляж мелькал то тут, то там.
- Живой! Где эти, кто стрелял?
- Тут гады, все тут! Васька с тобой?
- Нет!
- Найди его и идите прямо, увидишь... тут у них...
Убедившись, что теперь опасность мне не грозит, я наконец обратил внимание на Колю. В душе мелькнуло сожаление о том, что мне пришлось так двинуть его ногой. Коля лежал, уткнувшись лицом в темно-зеленые брусничные побеги. Плечи его с выступающими даже через «знцефалитку» лопатками, вздрагивали.
- Коля?.. - я сел рядом прямо на те же ягодные кусты. Руку положил на спину мальчика, но потом почти сразу просто поднял его, такого худого и лёгкого, и прижал к себе. От его поношенной лесной одежонки ощутимо пахло костром.
- Коль, Прости. Я не хотел, стреляли... хуй знает.
Мне показалось что пацан похудел ещё больше, да, наверное, так оно и было. Сколько он провел времени в лесу с этими шишкарями? Судя по тем двум бригадам, с провиантом у них у всех большие «напряги». И питались, в основном, мужики только тем, что поймали на протекающей рядом речке, или подстрелили в лесу.
Мальчик ничего не говорил, а только прижался ко мне.
И ещё... Коля напрудил в штаны. Спереди на светло-желтых х/б брюках расплылось пятно. Он был лёгкий, этот мальчик. Я на руках отнес его к вездеходу. Там положил на мшистую землю, сказав:
- Коля, Коля... угораздило тебя к этим приткнуться... лучше бы в город убежал, чем в тайгу. Я не за тобой, я к мужикам этим. В поселок уже не вернусь, поедешь со мной?
Взгляд парнишки сделался осмысленным, хоть дрожать он не перестал.
- Ты с Егора отцом. Он меня убьет. Егор ему про меня все рассказал, да? Я видел автомат, он мне отомстить за Егора хочет, за то, что мы... за то, что я...
- Да он и не знает! Лезь в кузов, там бочка с солярой, за ней уместишься. Потом я мешками тебя заложу...
- Вова, вы правда не за мной?
- Правда! Не велик барин. Шуруй в ГТТ, я Паше скажу...
- Не говори, Вова! Не говори! Он меня убьет! Не говори! Или я щас пойду отсюда!
- Коль, мне туда надо, - я рукой махнул в сторону третьего лагеря. - Водилу нашего искать. Дела делать. Ты залезай, куда я сказал. И мышкой сиди. Понял?
- Понял... Вова, не говори, ладно? Я спрячусь. Не скажешь?
- Посмотрим... не скажу.
- Я буду ждать.
- Иди, хорошо спрячься, там темно.
Коля влез на гусеницу вездехода.
«В принципе, в ГТТ спокойно умещается двадцать человек, а одного мальчишку спрятать не очень большая проблема», подумал я, «Главное, чтобы первому мне, а не Ваське залезть, чтобы принимать и укладывать мешки. И где сам Васька?»
Я закинул ружье за спину, благо на нем, в отличие от Васькиного, даже имелся кожаный ремень, достал из бушлата пистолет, снял его с предохранителя, и осторожно с пятки на носок пошел на звук прапорского голоса.
Что именно говорил прапор, разобрать не представлялось возможным, но матерные слова выделялись хорошо из словесного потока.
Немного дальше места, где ко мне неожиданно выскочил Колька, я увидел нашего Ваську- «танкиста».
Зрелище мне совершенно не понравилось: Васька сидел, вытянув ноги по бруснике и прислонившись к бело-серой берёзовой коре с почти таким же цветом лица.
- Васёк, ты что не отзываешься? - почему-то не очень громко спросил я его, одновременно подходя и присаживаясь на колени рядом. Васька открыл глаза.
- Вов, бля, Вов... в меня попали...
- Куда, Вась? Куда попали?
- В бок кажется, сука. Больно, блядь!
-  Сейчас глянем. Ты что не отзывался, когда тебя я и Паша звали?
- Хуй его знает... боялся.
Куртка на боку у Васьки превратилась в ошмётки. Решив, что снимать ее смысла нет, я просто разорвал руками ткань, добираясь до тела.
Стреляли в нашего танкиста мелкой утиной дробью – «единичкой» или «тройкой». Навроде той, какой он сам сегодня ранил из ружья бригадира Игоря во втором лагере шишкарей.
Сколько дробин засело в Ваське, разобрать не представлялось возможным - рана диаметром примерно сантиметров десять - двенадцать сильно кровила.
- Ты идти можешь? - спросил я подстреленного.
- Не… не знаю...
- Встать пробуй.
«Танкист» стал приподниматься, а я поддерживал Ваську за руку.
- Вроде стою. Пиздец мне?
- Хуйня! Утиная" дробь, можно пинцетом вытащить и йодом залить! - оптимистично ответил я.
- Йодом не надо! Он жжёт! – Васька, наверное, подумал, что вот прямо сейчас я буду заливать его рану йодом.
- Зато лучше, чем зелёнка. У тебя аптечка есть?
- Откуда. Хуле мы ведь...
- Плохо. Ты майку сними и прижми к ране пока. Можешь до ГТТ дойти?
- Наверное...
- Вот и иди. Там жди. А я за Пашей. Там кажется ещё и эти, кто в тебя стрелял.
- Завалить сук надо! Блядь, болит как!
Васька, то и дело держась за растущие то тут, то там березы, поплелся к вездеходу. Я же отправился к все ещё что-то бубнящему не очень далеко прапору.

На вытоптанной поляне стояло две старые выцветшие палатки неопределенного цвета. Вместо стола имелось несколько пеньков, а вместо стульев или скамеек - небольшие чурки.
Вообще, по устройству третий лагерь представлял собой самое печальное зрелище. Какое-то тряпье и другой мусор валялся везде, куда падал взгляд.
Кострище не окопанное, без рогулек с просто стоящим на потухшей золе черным от копоти ведром. Возле этого «очага» лицом в вытоптанную черную землю лежало три мужика. Над ними прохаживался с автоматом прапор. Теперь уже я слышал, что прапор по памяти читает им статью Уголовного Кодекса об ответственности за нападение на «сотрудников при исполнении», перемежая свои слова матом. В паузах прапор бил отстегнутым металлическим прикладом АКСУ по спине ближайшего к нему «пленного». Как мы бы не рассчитывали «не брать пленных», они имелись у нас в наличии. Даже чурбачки, служащие сидением, выглядели настолько замызганными в какой-то дряни, что я остался стоять на ногах, не пытаясь изображать официальное лицо
- Паша, сколько их? Кто-то Ваську подстрелил...
Прапор замер на полу шаге, повернулся ко мне, заорав:
- Убили Ваську? Ваську убили?
- Ранили. Дробью утиной. Хуйня кажется, я его к ГТТ отправил. Хуево, что аптечки нет...
- Есть аптечка! Я взял. У меня там. Надо... А с этими что делать?
Прапор посмотрел вниз.
- Не знаю, - честно сказал я. - Где у них орех?
- В кедраче. Они его сюда не носили. Лень им. И не шелушили и не веяли. Грязный он. Набили в мешки шишек целых, долбоебы. Зря, блядь, только ехали сюда.
- Ну и хули? - я воспользовался любимым словом «танкиста». - Не знаю, сможет Вася рулить или нет. Надо валить отсюда. Время что тратить.
- Рулить я могу. Умею. Иди, возьми у меня аптечку и перевяжи Васю. Бля, меня же Галка, мать его убьет! И это, знаешь что.
- Что?
- Принеси ведро соляры из бочки в кузове.
- Зачем?
- Иди, давай!
Я оставил прапора сторожить лежащих на земле мужиков и уже только на полдороге вспомнил о том, что не спросил никого из них, сколько всего их тут. Мне почему-то казалось, что их должно быть больше.

Васьки около ГТТ не наблюдалось.
- Вас-ё-о-о-к! - заорал я, подойдя к вездеходу.
- Чё орешь? Тут я.
Наш «танкист» обнаружился лежащим с ружьём в метрах пяти под прикрытием трёх небольших берёзок.
- Болит?
- Болит хуле, прямо в живого человека свинцом, пидорас, как болеть не будет. У вас все там в порядке?
- Да, Паша всех мордой в землю... Я тебя перевязывать пришел.
- Нечем. Майку свою я испаскудил уже. Своим «тельником» будешь?
- У Паши аптечка есть, сейчас принесу.
Ружье за спиной мешало, пришлось прислонить его к дереву рядом с Васькой.
Быстро найдя в кабине аптечку и не посмотрев, что там, я вернулся к раненому. Не забыл прихватить и бутылку водки. Слова прапора, что водка нам пригодится, оказались пророческими.
Рана, промытая перекисью водорода, зашипела, пузырясь, кровь уже не шла. Васькина майка ее остановила.
Дробины вошли глубоко в мясо, не видно насколько. Попытавшись прощупать насколько, мне пришлось чуть надавить.
- А-а-ай! Ты чо, Вован! Руки убери! Больно ведь!
- Надо водки, что ли, налить, - как будто не слыша воплей Васьки, я проговорил это вслух.
- Не надо ничо наливать. Дай, я ёбну лучше.
Рука водилы забрала водку, губы присосались к горлышку, послышалось бульканье и сопение носом.
За раз бутылка ополовинилась.
Пока водка исчезала в горле и желудке «танкиста», мои руки перевязывали ранение найденными в аптечке стерильными бинтами. Даже салфетки подложил, осторожно обработав по краям йодом. Когда оказание медицинской помощи закончилось, я, преодолев небольшое сопротивление, забрал бухло, положив так, чтобы Васька не достал его.
На вид действительно ничего страшного в ранении не было. Но Васька стремительно «косел» от водки, поэтому я, с большим трудом поддерживая раненого со стороны здорового бока, погрузил его на пассажирское сидение вездехода.
- Вова, дай я допью, мне хуево... - попросил Васька
Оставив его в кабине и сходив к березам, я забрал ружья и водку, отдав все «танкисту».
Теперь предстояло набрать солярки из стоящей в кузове бочки в ведро, которое лежало там же, а за одно проверить, на месте ли Колька.
Зачем прапору понадобилось дизельное топливо, я не задумывался.
- Коль! Ты тут? - негромко позвал я мальчишку.
- Вова, а ты не сказал отцу Егора?
Коля вылез из-за бочки и теперь смотрел на меня.
- Нет. Сколько мужиков тут было?
- Четыре, а что?
- Ничего... чем занимался?
- Они меня заставляли дрова носить и «хавку» варить.
- А?..
- Нет! Шутил один только, что в рот даст, если хуево приготовлю. Они все вонючие, целый день лежали в палатке. Пойдут, утку убьют, мне кинут - вари! А сами в карты играют или пиздят про баб...
- Убежал бы...
- Я не знал, куда идти. Прости, Вов, я ведь тебе не поверил. Ефим пропал куда-то, думал ты врешь мне, чтобы успокоить. А я не хочу в спецшколу, и в детдом не хочу!
- Помоги соляры налить, вон ведро, - показал я на ведро, засунутое под скамью.
Вдвоем наклонять бочку намного сподручнее.
Коля подал мне ведро, чтобы я не расплескал, спускаясь.
- Сиди тихо. Я не знаю, когда поедем и куда. Понял? Как мышонок...
Мальчик улыбнулся. За время нахождения в лесу он похудел, так что личико его стало выглядеть моложе, совсем детским.
- Ладно, Вова. Как мышонок...
И скрылся в глубине кузова.
Обойдя ГТТ, я глянул сквозь стекло в кабину. Пьяный Васька спал.

На поляне все обстояло по-прежнему. Трое лежали, прапор с ему самому ведомой периодичностью бил железным прикладом по телам.
- Вов, как Вася? Сильно его?
Я поставил ведро с соляркой на утоптанную землю.
- Нормально. Перевязал, но дробь надо доставать.
- Поедем сразу в нашу санчасть, там все сделают. Отвезем, потом думать дальше будем. Апарелька ждать не будет. Кто, суки, стрелял? Кто стрелял?
С каждым «кто» ботинок прапора впечатывался в живот лежащего с краю мужика в синей китайской куртке. Мужик ничего не отвечал, а только подвывал высоким противным фальцетом.
- Их четверо, Паша, было. Четвертый Ваську и подстрелил. А на кой хуй тебе соляра?
- Аутодафе грешникам делать буду. Казнь «без пролития крови». Они нашу пролили, я  сожгу их нахуй...
Тот в синей куртке проворно вскочил, как будто только сейчас его не били тяжёлым военным берцем под ребра. Но прапор был начеку, удар приклада по голове, и мужик с заросшим лицом валится, обливаясь кровью.
Я даже ничего сообразить не успел, так все быстро произошло.
- Ты что, серьезно? Ну их нахуй, Паша! Какое «аутодафе», ты что, ёбнулся? Поехали, Ваське к доктору надо. Дал им «пизды», и все.
Мне совсем не улыбалось участвовать в таком пиздеце, задуманном прапором.
- Да шучу, - успокоил он меня. - Давай все их барахло в кучу. Эй, сучёныш! Давай все шмотки в кучу, быстро. Палатки-хуятки. Всё!
Прапор приказывал как раз тому, «быстрому», хотевшему сбежать.
- Паша, тут где-то четвертый с ружьём. Брось нахуй все. Поехали! - стал я уговаривать прапора.
Наверное, мои слова немного все-таки отрезвили его, потому что он в тот же миг рявкнул:
- Эй, гнида! Отставить! Снимай с себя все, вместе с трусами! Вы - тоже! Считаю до... ДВУХ!
Для подкрепления слов «укорот» рявкнул короткой очередью. Пули вошли в землю рядом с лежащими.
Грязное шмотье, облитое соляркой, чадя, горело. Прапор все равно сорвал палатки и бросил их в костер, где горели обноски. Одеждой ЭТО язык называть отказывался.
Голая троица, заросшая, грязная и худая, стояла на коленях с руками на затылке. Никто из них при мне так и не произнес ни одного слова.
«У них, наверное, вши, и точно чесотка. Вон видно... и у Кольки тоже, скорее всего... Надо будет...» подумал я, глядя на мужиков.

Прапор не обманул. С вездеходом обращаться, в отличии от меня, он умел. Васька, немного отпив со второй бутылки, снова вырубился. Ему даже не мешал рев движка ГТТ. Водку по два глотка по очереди мы допили сами.
Когда выезжали на болото, вслед нам хлестнул ружейный выстрел, попал или нет понятно не было.
Обратная дорога показалась мне быстрой. Ещё и «развезло» на голодный желудок, так как пили, конечно, без закуски. Про Кольку в кузове я забыл, и вспомнил только, когда прапор лихо подлетел к своей работе со стороны леса, минуя поселок. Пока напарник ходил за медпомощью, Колька перекочевал из кузова на улицу. Его я отправил к пристани, где должна была стоять единственная апарелька, чтобы ждать меня, как подъеду, сильно не «мелькая» на виду.
Ваську пьяного увел майор с чашами и змеёй на петлицах, сказав, что все хуйня. Он же забрал у нас и ещё один «пузырь» для «дезинфекции», в чём я усомнился.
В помощь на погрузку капитан катера, тянувшего (или, вернее, толкавшего) баржу, выделил матроса. С ним мы сделали две «ходки» забрав с болотного островка все мешки с орехом, которые теперь ровными штабелями были сложены на палубе апарельки и укрыт Васькиной «брезентухой».
Колька то и дело попадался мне на глаза, то выглядывая из-за сломанного сто тридцатого ЗИЛа, стоящего около склада, то из-за видимо покинутого сторожем вагончика. Как только его не заметил прапор? Стемнело. На теперь уже нашем кораблике зажглись огни и большой прожектор, освещавший баржу. Со стороны зоны, как всегда, неслись звуки срабатывающей то и дело сигнализации «Пион». На базе горел один жёлтый фонарь, ничего не освещавший, кроме самого места, где он стоял.
Я с прапором сидел на бревне и курил. Водку мы только что допили.
За день вымотавшись, как давненько не бывало со мной, опьянение накатило сразу и сильно. Форма потеряла прежний лоск. Погрузка мешков не прошла даром. Кедровая смола очень липкая. Вещи уже лежали в кубрике (на этом катере он оказался общим, служившим сразу и кают- компанией, и столовой с большим столом по середине и спальными местами по бокам под круглыми иллюминаторами).
- Ну все, Вовчанский, сделали мы... - сказал прапор.
- Сделали... - эхом повторил я, говорить от усталости совсем не хотелось.
- Ты извини, если что не так. Сам понимаешь...
- Понимаю... Деньги как реализуем...
- Да, Серёга организует.
- Паш, ты Егора отпусти ко мне за книгами. Пусть читает пацан. Хорошо?
- Оплатишь дорогу?
- Оплачу.
- Пусть приезжает, если хочет. В городе хоть побывает. Заебывает поселок... одно и то же, всегда...
- Как вы тут живёте? Пиздец просто!
- Привыкли. Везде люди живут.
- Супруге, сыновьям и Ваське привет передавай. Пусть «танкист» выздоравливает.
- Передам. Ты звони, хорошо?
- Ага. Ладно, пойду. А то сейчас тут останусь. Подзаебались мы сегодня, да? Но дело сделали...
- Семь футов. Удачно добраться. Мне ещё ГТТ в гараж...
Прапор встал, и мы крепко пожали руки друг другу. Долго. Потом прапор нырнул в вездеход и появился с ружьем.
- Вовчик, бери ствол, считай, в бою добыт...
- Да зачем..
- Бери! Один - тебе, второй - Васе.
Я взял ружье. Попалось мне то, первое. С каким бегал по лесу Васька.

ГТТ заревел и, рассекая темноту мощным светом, уехал.
Наступила тишина. С катера доносилась музыка.
- Вова, он уехал? - спросил Колька.
Может быть, он все время был рядом, пока мы пили водку.
- Да. Ты же видел...
- Ты меня взаправду с собой возьмешь?
- Я обещал ведь. Пошли, «лесовик».
Приобняв мальчишку, осторожно чтобы не упасть, я стал спускаться к воде.

- Денис, - сказал я капитану катера. - Пацан со мной до города.
Денис с сомнением оглядел Кольку с ног до головы.
- Где ты его нашел?
- В лесу приблудился, он городской.
- Мне что, но пусть свое тряпье снимает, как в кубрик заходит. Он мне там все изгвоздает грязью. А лучше...
- На-а-адь! Отведи пассажиров в душевую, покажи все, - закричал кому-то невидимому капитан Денис.
Появилась разбитная деваха в бушлате (оказавшаяся потом поваром и много кем ещё), взяла пацана за руку, молча посмотрела на меня и повела. Видимо в душ.

Наши вещи сушились на специальных веревках. А мы с Колькой в одних трусах сидели в кубрике на одной койке, укутавшись клетчатым одеялом. В душе я осмотрел мальчика и, слава богу, ни вшей, ни чесотки не обнаружил.
- Хавать будем, как выйдем на фарватер, - известила Надя. - Жареного муксуна любите?
- Любим, - за всех ответил я.
Коля молчал, прижимаясь ко мне. Очень, очень худой. Уже до такой худобы, которая мне не нравилась. В голове приятно шумело от выпитой водки.

Ночью меня не смогла бы разбудить Царь-пушка. Коля уместился рядом со мной и всю ночь проспал, не разжимая своих объятий.
Мы шли, не спеша. Два раза заходили к рыболовецким бригадам за рыбой: муксуном, нельмой, осетром.
В остальное время пропадали на тесном капитанском мостике, слушая «сильную» радиостанцию.
Со встречными катерами, кораблями и баржами Денис переговаривался: «Расходимся правым (левым) бортом». А потом: «Удачного пути».
Мы играли в карты. Я, Надя, Коля и матрос-моторист, помогавший нам грузить орех. В «очко». Ставкой служили кедровые орешки. У меня болел от них язык. Подходя к городу, я связался с #### по рации и, когда мы причалили, нас уже ждал крытый сто тридцать первый ЗИЛ с черными номерами. С помощниками все прошло быстро. Отдав Денису плату за проезд кедровым орехом, я вместе с Колей поехал к #### на работу.

- ООО! Пропажа нашлась! Ты что так долго?
- Форс-мажоры разные. Устал, пиздец. Ключи от хаты, про какую говорил, у тебя?
#### полез в ящик стола и выложил на свой большой стол связку.
- Пользуйся. Там все есть от тех хозяев... если не побрезгуешь...
- Похуй! - ключи оказались в моей руке. - Коньяк?
- Вечером привезу. Куда? Домой, или?..
- Или, на «хату» вези. И пожрать.
- Все привезу. Телефона только там нет, извини.
- Не нужно телефон. Я поехал спать. Вечером жду.
- Давай, до вечера, - #### привстал, пожимая мою руку

Коля ждал меня на улице.
- Вова, а мы к тебе домой поедем?
- Нет.
- А куда? В приют?
- Нет, на квартиру, там поживешь, хорошо?
- А ты?
- Я к тебе приезжать буду…
- А сегодня?
- Сегодня я еду к тебе с ночёвкой...
Коля заулыбался, наверное, что-то представив.
Звонить Ростику, Паше, или домой я не стал.
Завтра, все завтра.
- Как я устал. Поехали, Коля, отдыхать.

 

1993 год. Осень
Двадцать четвертая часть

Даже спокойное плаванье - возвращение на катере по Оби - не смогло в полной мере помочь мне отдохнуть. После вчерашних лесных приключений чувство усталости не покидало меня.
Да ещё скомканное прощание с Егором, которое рано или поздно все равно должно было произойти.
Жить в этом «медвежьем углу» - в прямом смысле - где медведи задирают коров, случайно забредших в лес, я точно не собирался. Дурацкое ранение неплохого в принципе парнишки Васьки-«танкиста» - вытащил ли майор-«водочный дезинфектор» дробины?
Но все, все завтра: мама, орех, телефонные звонки, Ростик, Паша, Сергей, #### (правда, он обещал привезти коньяк и каких-нибудь продуктов, Кольку надо покормить).
Колька! В последние дни, перед поездкой в лес и думать про него перестал. Сбежал и сбежал, сам решил, не поверив мне. Можно понять.
То, что я нашел его в лесу, иначе как чудом или предопределением назвать нельзя.

Многие могут снова (в какой раз) усомниться: «Ишь какой, все прямо как в книжке у него. События вовремя происходят, и герои вовремя появляются. Не бывает так!»
В заключительной главе этого «Осеннего» периода 1993 года мне уже неохота убеждать в правдивости написанного. Хотите - верьте, хотите нет.
Если бы такие «совпадения» случались один или два раза в моей жизни…
Дело в том, что такое случается постоянно.
И различные действия (мои ли, или других людей), и разные события нанизываются на ниточку жизни как бисер или бусины.
Один из примеров - тот же Колька (встреча его в лесу), или история моей вражды, начавшейся в детстве и ее завершение.

Сейчас голова совсем не работала. Хотелось полежать в ванной с полчасика, а потом лечь и хорошо выспаться.
Если бы не пацан, то я с чистой совестью поехал бы домой. Но не хотел я везти Колю к себе. Планы в отношении него у меня ещё толком не сформировались, но наметились.
Поэтому ключи от ПОКИНУТОЙ квартиры, предоставленные любезным ####, оказались как нельзя кстати.
Стирка в условиях плавания, конечно, помогла выглядеть нам с мальчиком уж не совсем лесными бродягами, однако по большому счету, что гардероб его, что мой, нуждались в обновлении. Просить #### отвезти нас в один из поселков недалеко от города, где находилась квартира, я постеснялся.
Поэтому, поймав машину, мы поехали сами.

На улице заметно похолодало, дул северный ледяной ветер, пробивающийся сквозь бушлат. Каково приходилось Кольке в лёгкой курточке, идущего рядом со мной к деревянной двухэтажке, можно было только догадываться. Не сегодня – завтра, судя по изменившейся погоде, должен пойти снег. Навигация на реке закроется. Успели мы с прапором в самый «притык». Может быть, поехав на день позже, сегодня - вывезти по Оби ничего уже бы не смогли.

В длинном коридоре последняя дверь. Ключи открывают замок, я с мальчиком захожу в квартиру, ещё хранящую жилой дух чужих людей.
В каждой квартире, и вообще жилье пахнет по-своему.
С обонянием у меня всегда дела обстояли очень замечательно. Например, лёжа на втором этаже большого частного дома, я чувствую, как на первом в кухне разрезали помидор. Запах свежего овоща доносится до меня.
Запах, в отличии от квартиры прапора, неприятным не казался. Хотя я и «принюхался» к Сережиной моче, все равно спертый тамошний воздух действовал мне на нервы.
Пропустив вперёд Колю, я закрыл за собой дверь.
- Вот тут поживешь пока, - сказал я мальчику.
- А кто тут живет, ты?
- Нет. Никто уже не живёт. Жили, да померли... внезапно.
- Ой!.. - Коля явно испугался.
- Что?
- А вдруг тут духи есть?
- Наверное, вон смотри, точно есть! – я показал рукой на трехстворчатое зеркало с ящичками - трельяж. Там стояли, судя по форме флакона, женские духи.
- Блин! Вова! Ты не боишься?
- Чего Коль? Может разденешься все-таки?
Коля стянул свою куртешку, оставшись в вытертой, до конца не отстиранной «энцефалитке». Короткие резиновые сапоги пацан аккуратно поставил в нишу шкафа в прихожей.
Мой бушлат с пистолетом повис на вешалке.
Наконец, мы прошли в комнату.
Первое впечатление - жилище покидали в большой спешке.
Или другой вариант - кто-то потом провел обыск, нисколько не заботясь об оставленном разгроме.
Постельное белье, одежда, какие-то книги - все свалили в большую кучу посреди комнаты.
Мальчик бочком обошел валяющиеся вещи и присел на самый краешек мягкого кресла.
- Вов, а что, тут убили кого-то?
- Нет. Никого не убили! Люди просто уехали очень быстро. Коммерсант с женой и детьми. «Наехали» на него бандиты, вот он и решил убежать. А про мертвецов, это я чтобы тебя напугать... зайца.
- Я не заяц! - возмутился Колька.
- Заяц, заяц... Все, не боишься больше?
- Ну... боязно все равно. Я тут что, один жить буду?
- Не всегда и не долго.
- А кушать что?
- Купим еды, ты ведь готовить умеешь. Ефима кормил.
- Ефима! Он меня бросил! Как узнал, что меня в спецшколу хотят отправить.
- Откуда знаешь? Его выпускать перестали перед освобождением, я узнавал. Даже записку передал - только ответа не получил. Встретишься со своим Ефимом...
- Вова, я с тобой хочу. Почему ты такой?
- Какой?
- Я не знаю! Такой!
Коля подтянул на кресло ноги и, обхватив колени, замолчал.
Мне ничего не оставалось, как приняться за уборку.
Коля недолго смотрел, потом не выдержал, сел рядом со мной на пол, покрытый ковром, и стал помогать, молча выполняя поручения: «Отнеси в мусорное ведро», «поставь на полку» и т.д.
Вдвоем управились примерно за час. Под конец, Коля сам, без моих указаний, нашел пылесос (стоящий в шкафу), пропылесосил, да ещё и вытер везде пыль, куда смог дотянуться. Совместная работа сблизила.
- Коль, надо нам искупаться, потому что этот душ на корабле - фигня. А тут горячая вода в ванной, я уже проверил. Будешь?
- Вов?
- А?
- Ты тоже будешь?
- Конечно!
- Пошли тогда вместе. Помнишь, в как «Кошмаре на улице Вязов» ...
- Ты боишься, что ли?
- Нет! Я не трус! Я в тайгу ушел! Один! Без ружья!
- Коль, мы не поместимся ведь.
- Поместимся, я видел, когда тряпку мочил.
- Тогда давай подождем, скоро привезут покушать и выпить, хорошо?
- Я тоже буду?
- Что?
- Пить водку.
- Как хочешь, но не водку, а коньяк.
- Буду!
Разговаривая, мы переместились на диван от того же мягкого гарнитура, судя по расцветке, что и кресла.
Подушка сама собой подлезла (Я не шучу! Она живая!) под мою голову, а мальчик пристроился рядом.
Запаха костра от Колькиной одежды быстрая стирка на корабле не уничтожила, и сейчас вдыхая его, я приобнял пацана правой рукой и замер.
Коля провернулся на месте, оказавшись лицом ко мне. Его большие голубые глаза смотрели на меня. Он сам первый сделал движение, губы наши встретились и замерли.
Колька и раньше не отличался упитанностью (в отличие от того же Егора), сейчас же под моими ладонями нащупывалось худющее мальчишеское тело. С такими худыми пацанами никогда я не сталкивался.
Оторвавшись, мальчишка вдруг сказал:
- Вова, мне надо в этот центр для детей, из газеты, меня Ефим искать будет там. Больше негде. Ты отвезёшь туда?
- Что, прямо сейчас? - удивился я Колькиному желанию.
- Нет, нет. Не сейчас. Потом отвези.
- Отвезу. С делами разобраться надо. Ещё дома не был...
- И про пацана своего забыл, к которому ездил... - Ехидства в голосе парнишки не было, а наоборот, сквозила какая-то грусть.
- Не забыл. Ростик его зовут. Тебя устроить надо. Дома не могу, у меня знают родители что...
- Что ты пидорас, да?
- Что пацанов люблю, знают. А то, что пидорас...
- Я тоже пидорас... - вздохнул Колька. - И Ефим - пидорас. И Егор твой тоже пидорас... Одни пидорасы кругом.
- Не говори хуйни. Может, поспим?
- Дак ведь коньяк, и еду привезут, ты говорил...
- Постучат - услышим.
- Я с тобой сплю! Мало ли чего... Мертвецы...
- Спи. Мыться вечером будем. И постирать надо, или с собой твои вещи заберу, дома в машинке постираю.
- Тут есть машинка. Я сам постираю.
- Стирай... - сказал я, засыпая.
От Кольки под боком мне стало тепло и уютно. Пацан не стал отворачиваться, легкое дыхание его касалось меня, казалось, что оно тоже пропахло дымом.

Разбудил нас громкий стук в дверь. Запутавшись в незнакомом замке, открыл я не сразу. На пороге стоял ####.
- Не стал заморачиваться, поэтому заехал в «Космос» (ресторан и казино в то время), посуду оставь на «хозяйство», хоть тут и своя должна присутствовать...
#### зашёл в прихожую. Хорошо, что дверь в комнату я закрыл.
- Спасибо, ####, - спросил я гостя. - Кто тут жил вообще?
Во время уборки комнаты мне попались детские и женские вещи.
- Говорил же, семья «коммерса» одного. Жена - училка, пацан шесть лет и он.
Задолжал денег, решил смыться, из Дагестана сам, погрузил всех в машину и уехал. Все бросили: вещи, книги... только не доехали они...
- Сюда не придут искать его?
- Приходили уже. Но, все равно, на всякий случай, никому не открывай, мало ли...
- Не открою.
- Снова не пустишь?
- Потом #### давай, ты извини. Хорошо?
- Окей. Но учти, что ты меня с ней обязательно познакомишь. Ау, мадам! Я вас приветствую и передаю небольшой презент через вашего молодого человека!..
#### смешно наклонил голову прислушиваясь. Колька молчал.
- Не хочет разговаривать, - С небольшой (кажется) обидой в голосе сказал ####.
- Стесняется, наверное...
- Ещё в парандже, наверное?..
- Нет, ты что!
- Шучу. Я погнал, но помни, знакомство с твоей пассией - за тобой, Вовик. Пока. Много не пейте.
С этими словами черная сумка, до того времени бывшая у ####, перекочевала в мои руки.
Дверь за #### закрылась.
И только тогда из комнаты вышел Колька. Уже в одних (почему-то) в заношенных трусах неопределенной расцветки.
В который раз за последнее время я поразился сильной худобе мальчика. Пребывание в тайге с мужичьем не пошло ему на пользу.
- Вова, их убили всех? - в голосе мальчишки сквозил страх. - И пацана того?
- Не знаю.
- Я не хочу тут! Отвези меня в центр!
- Поздно уже ехать. Надо разузнать все там. Тебя одного тут не оставлю, не бойся.
- Я боюсь! Вдруг эти придут!
- Кто? Духи?
- Какие, блядь, духи! Вдруг эти, кто убил, придут ещё раз, а мы здесь.
- У меня пистолет есть.
- Он у тебя в куртке твоей военной в кармане. А надо, чтобы он с тобой всегда был!
- Возьму. Ты чего разделся?
- Стирать буду, ты тоже снимай все, я постираю. Я умею.
- Ты говорил. А кушать когда же?
- Я в машинку все заложу, потом покушаем. Раздевайся, только пистолет возьми.
- Возьму...
Колька забрал форменные брюки с кителем, заставил снять трусы, мотивирую что «за одно». Сам он щеголял по квартире уже совершенно голым.
У меня в сумке нашлось сменное белье, одевшись сам, я предложил на время свои трусы мальчику.
- Они с меня спадут. У тебя нет полотенца? Я не хочу эти брать, что в ванной...
Полотенце, конечно, имелось, ещё, копаясь в вещах, я нашел Егорово платье.
- Полотенце не дам. Но могу предложить вот: сверток с девчачьей одеждой развернулся в моих руках.
- Это что такое? - спросил Колька.
- Платье.
- Чье платье?
- Твое, - решил посмеяться я.
- Да пошел ты, Вова! А если я такой... то... не!..
Резкая смена настроения грозила у мальчишки вылиться в истерику, что мне совершенно было не нужно.
- Шучу, шучу. Девчонки одной.
- Зачем оно у тебя?
- Тряпки не нашел руки вытереть, вот и взял. Потом стыдно стало, хотел отдать, как приедем, но ты сам знаешь, как мы уезжали из поселка.
- Быстро уезжали. Прям съебывались.
- Ага. Возьми полотенце.
Я протянул пацану свое большое полотенце.
- Да не надо, давай приколемся. Я в платье буду пока. Сейчас ещё помадой намажусь...
- Коля, не надо! Брось!
- Почему?
- Не люблю, когда пацаны в девчонок наряжаются, да ещё и красятся. По-пидорски это...
- А я кто, по-твоему? Пидор и ...
Я прервал Кольку. Мне надоело его самоуничижение. И какая-то бравада, что ли.
- По-моему, ты - мальчишка. Но никак не девка. Все, иди стирай вещи, я буду на стол накрывать, уж очень «хавать» хочется.

#### расстарался на славу. Никаких консервов и прочих полуфабрикатов. Пока Колька возился со стиркой, я накрыл на стол, открыл коньяк. Немного подождал, налил пол стакана, выпил.
Пришел Коля, замотанный в полотенце, платье я ему так и не дал надеть.
- Почти все. Ух и грязные же шмотки у меня были, а ведь стирал на корабле.
Пацан схватил с тарелки большой кусок отбивной и засунул его почти целиком в рот. Изголодался в лесу.
- Кушай, потом купаться иди.
- А фы? – понять, что мальчишка говорит из-за набитого мясом рта можно было только приблизительно.
- Я потом, после тебя.
- Мы вфы фместе фовирались.
- Места мало. Пойдешь, воды в ванну наберёшь, будешь отмокать. Куда туда мне ещё лезть.
- Ага.
Колька наконец управился с мясом. Рука его схватила бутылку, я не препятствовал.
- Полстакана. Больше не пей! Понял?
- Почему? - возмутился мальчик.
- Потому!
- Ну и ладно!
Полстакана в несколько приемов исчезли в худом мальчишеском теле.
Весь салат я уже не осилил, впрочем, как и Колька.
Мы сидели, дымя сигаретами. Дым уходил в дыру в потолке.
- Коля. Сегодня я с тобой переночую, но завтра мне домой надо. Дела. Ты тут побудешь?
- Нет! Если ты меня в приют не отвезёшь, то я сам.
- Ты ведь не знаешь адреса...
- Знаю, запомнил: ###### дом ##.
- Тогда утром вместе поедем. Фиг с тобой. Ты что, мыться не идёшь?
- Захорошело что-то, Вова, точно не будешь со мной?
Опьяневший пацан смотрел на меня, теребя рукой впереди полотенце.
- Точно.
- Ну и зря! Я ещё никогда в ванне...
Колька встал, пошатываясь. Мелькнула белая маленькая ягодица, когда он заходил в шумную от работающей стиральной машинки ванную.
Ещё полстакана коньяка. Ещё одна сигарета.
Машинка остановилась.
Встав, я пошел в ванную, голый Коля с торчащими ребрами, ключицами и позвонками складывал выстиранное вещи в пластмассовый тазик. В пенную ванную набиралась вода.
- Лезь купайся, я сушить повешу.
Коля перекинул ногу, опустив ее в воду, потом вторую, сел, при этом посмотрев на меня.
- Я быстро.
- Купайся сколько влезет, успею.
Дверь за мной захлопнулась. Послышался плеск.

Коля купался минут сорок, в это время я постелил найденное в шкафу чистое белье. Вообще, находится в покинутой внезапно квартире было не по себе. На глаза то и дело попадались то женские, то детские вещи. Какие-то семейные фотографии, детские рисунки и аппликации. На меня стала давить атмосфера этого дома. В голову начали лезть мысли о том, что не очень-то Коля не прав насчёт духов умерших, привидений и прочей чертовщины. Кто его знает.
Когда с зализанными волосами, благоухающий, наверное, тремя, не меньше шампунями, мальчик вышел, я довел себя почти до истерики. Теперь жилище просто угнетало. Пацан юркнул под одеяло к стенке.
- Коль, я быстро. Только пистолет не трогай, хорошо?
- Иди. На кой мне твой пистоль. Иди.
Не стал я набирать воду. Очень быстро вымылся под душем. Вылез, вытерся мокрым от Кольки полотенцем. Брать вещи здешних хозяев мне расхотелось. Если бы не затеянная Колькой стирка, я из этой квартиры убрался бы сразу. А теперь одежда висела, развешанная на батареях, и обещала высохнуть только часа через три - четыре.
Мальчик не спал. Лежал укрытый одеялом до подбородка.
- Ты быстро, Вова.
- А чего размываться. Я, в отличии от тебя, позавчера в бане был, по лесу с бичами не шастал, не известно, чем занимаясь...
- Я с ними не ебался! Даже не сосал у вонючек этих!
- Да кто про это говорит! Двигайся давай.
Постель Колька нагрел. Как только я залез под одеяло, мальчишка облепил меня (другого слова подобрать нельзя), обвив руками и ногами, плотно прижавшись.  Мне казалось, что от него, несмотря на всю парфюмерию, пахнет тайгой и костром.
Равномерное дыхание пацана, его близость навеяли сон...

Я проснулся резко. В ухо мне шептал Колька:
- Вова, Вова проснись, проснись! - в голосе мальчишки сквозил страх.
- Что случилось? - спросил я его. - Приснилось страшное?
- Тихо! Там в коридоре...
- Что?
- За дверью в коридоре. Они там ходят, те, кто убил семью, что тут жила. Я слышал, они разговаривали.
- Показалось, может? - не очень поверил Колькиным словам.
- Вот! Слушай!
Я вылез из-под одеяла, вытащил из бушлата пистолет, взвел курок. Теперь мне самому стали слышны звуки из коридора, потом приглушённый разговор.
Как был в трусах, босиком с пистолетом я подкрался к двери. Теперь разговор незнакомцев приобрел смысл:
- Ночь, блядь! Перебудим всех, надо днём...
- Свет тут видели. Они зря пиздеть не будут.
- Может «мусора». Ну его нахуй. Пошли, утром вернёмся.
Почти неслышные шаги ночных визитёров затихли.
Также в темноте я вернулся в комнату.
- Вова, кто это был? - шёпотом спросил мальчик.
- Не знаю. Завтра уедем отсюда. Отвезу тебя в приют, жди там Ефима. Как выйдет, он тебя заберёт.
- Я боюсь. Вова, обними меня.
Положив пистолет на рядом стоящее кресло, я лег и теперь уже сам обнял, поглаживая Кольку.
Как-то незаметно мы снова стали целоваться. Не помню даже, от кого первого исходила инициатива. Но пацан сам снял с меня трусы, его висели на батарее. Хуище Колькин стоял под острым углом. Им он периодически упирался в меня. Захватив инициативу, мальчик, спрятав голову под одеяло, взял у меня в рот. А с моей стороны сделать тоже самое Коля пресек: «Лежи, я сам все сделаю. Лежи, Вова».
Добившись неподвижности от меня, пацан, в конце концов, оказался одетым сверху на мой член. Ритмично двигаясь вверх-вниз, он мастурбировал себе и, в конце концов, выстрелил, залив мою грудь, подбородок и рот солоноватой спермой.
Сразу после этого Колька слез, лег животом на мои ноги, губы мальчики обхватили хуй только что бывший в его прямой кишке. Несколько движений головой, языком и пацан глотает мое семя...
Одеваться не стали - уснули так, снова обнявшись.

Утро показалось уж очень светлым. Выглянув в окно, я увидел, что выпал снег. Деревья, крыши домов, земля - все укуталась белым покрывалом. В какой раз мне пришла в голову мысль что, если бы ещё чуть-чуть, и с нашим предприятием по экспроприации кедрового ореха пришлось бы расстаться. Навигация, скорее всего, закрылась ещё вчера. И так, осень этого года оказалось хоть и мокрой, но теплой.
- Вставай, Коля, зима пришла.
Парнишка заворочался, открыл глаза.
- Зима?
- Снег...
Совершенно голый мальчик подошёл к окну. Долго смотрел вниз, на заснеженный двор. А потом почему-то очень протяжно произнес:
- Зимааа... - растягивая последнюю букву.
- Ты кушать будешь? - спросил я его.
- Нет, давай уедем отсюда быстрее.
- Тогда собирай вещи с батареи, они высохли давно.
Сборы были недолгими. И вот мы уже едем на пойманной «семёрке» в приют или центр реабилитации, про который Колька вычитал в газете.
Пока стояли на дороге, мальчишка замёрз до сильной дрожжи и зубного стука. Пришлось распахнуть бушлат, поместить бедолагу к своему животу, да так все время стоять, чувствуя, как трясется пацан. Поэтому в машине я попросил водителя сделать печку «на всю». Тепло разморило Кольку, он задремал, «клюя носом» и ударяясь лбом о переднее сиденье.
Вот и ###### улица, дом ##.
Заведение размещалось в типовом кирпичном двухэтажном детском саду. Над входом висела вывеска: «Психолого-социальный реабилитационный центр для детей и подростков, оказавшихся в трудной жизненной ситуации».
Я и предположить не мог, что спустя почти год буду работать в этом центре.
«Прием-сдача» Кольки прошла быстро. Пришлось придерживаться версии, что мальчик найден в лесу, и это было правдой. Мой полуофициальный вид в военной форме, щетина - все вызывало доверие у персонала, директора, психологов. Когда основные формальности уладили, я остался с Колей вдвоем.
- Ну вот, будешь тут жить.
- Спасибо, Вова. Ефим знает про центр, он приедет за мной...
- Должен. Я тебя навещать буду. И, знаешь, вот мой адрес.
В руке был зажат листок с моим домашним адресом, который я записал в кабинете директора. Один им, другой Коле.
Наши руки встретились, чуть задержавшись. «Пастушок» посмотрел на меня ясными голубыми глазами, обхватил руками и поцеловал в щеку, потом в губы. Не так как вчера ночью, а очень целомудренно, «по-братски».
- Коля, тут пацаны живут, ты...
- Что я? - Сейчас же в голосе мальчишки послышалась ершистость.
- Ничего. Поехал я. Дома ещё не был...
- К своему... Ростику?
- Да.
- Привет ему передай, повезло ему, что ты у него есть...
- Наверное...
Подняв с пола стоящую рядом сумку, я пошел к двери. Охранник открыл ее. Глаза ослепило белое.
Дверь за мной закрылась. Провернулся ключ в замке.
Нужно ехать домой...

У меня больше никогда не было секса с Колькой. Но видел я его в неделю раза три - четыре. Обещание свое выполнял, приезжая к мальчику. Правда не очень он и скучал. По некоторым признакам среди окружавших его новых приютских приятелей я вычислил «очень близких» друзей, всех старше его. Что в последствии и подтвердилось неожиданным образом.
В один из своих посещений охраннику стало лень подниматься на второй этаж в комнату, где жили мальчики-подростки.
- Слушай, иди сам за ним. Чего я таскаться буду. Заодно и посмотришь, как живёт тут, - предложил мне он.
- Тебе не влетит?
- От кого? Во всем здании я да воспитатель с нянькой у малышей. Пацаны сами справляются. Не хватает людей. Не хочешь к нам? К «своему» ближе будешь, а я уже заебался сутки через сутки пахать. Третьим охранником давай.
- Фиг знает. Не думал...
- Подумай. И прикинь, «хавка» - халява. Остаётся, что детям готовят. Всегда сытый...
- Подумаю. Где Коля живёт?
- Прямо по коридору, на второй этаж. Там увидишь...
И я увидел...
В комнате с двумя кроватями, на которых никого не было, на полу лежал матрас.
На матрасе на спине лежал Колька со спущенными трико до колен, ноги его были закинуты за голову - он придерживался их руками.
Его ебал какой-то пацан, по виду старше на несколько лет (как потом оказалось - на три года).
Колька меня не видел, он прикрыл глаза, но пацан, не переставая делать фрикции, обернулся, увидел меня, улыбнулся, продолжая свое занятие.
Я стоял и смотрел на ебущихся.
Старший ускорился, замер, и вышел из Кольки. Знаменитый (в определенных кругах поселка) анус зиял, не думая закрываться. Только тогда глаза Кольки открылись. Мы встретились взглядом.
Мальчишка извернулся, почти встав на «мостик» в попытке одеться.
Пацан, только что кончивший, уселся на кровать.
- Ты к пидору этому ездишь? Тоже?.. - обратился он ко мне наглым тоном.
- А вы два пидора, один - активный, это ты. Другой пассивный, он.
Я кивнул на Кольку, который тоже молча примостился на соседнюю кровать.
- Ты, дядя, следи за «базаром», понял?
- А то что?
- Узнаешь...
- Тебя как звать?
- Зачем?
- Его Руслан зовут, погоняло «Рычок», - встрял в разговор Колька к неудовольствию старшего.
- Ко мне поедешь? - спросил я мальчика.
- Да...
Руслан поднялся, достал сигарету и, не закуривая, вышел.
По пути ко мне Коля рассказал, что «Рычок» сидел в СИЗО два месяца, а сейчас под «подпиской».
- Они там ебались... на хуй целлофановый пакет вместо гандона, вдруг говно... «Рычок» ебал троих в «хате».
- И тебя тут... - заметил я.
Коля запнулся об снежный сугроб, остановившись на обочине.
- Вова, я сам.
- Что?
- Сам хочу. Он правду сказал, я - пидорас.
- Пошли уж, пидорас... - рукой хлопнул по Колькиной спине. За то время, что пацан находился в приюте, он немного откормился и уже не был таким измождённым, каким я нашел его в тайге.
Времяпровождение Коли у меня не отличалось однообразием. Секса после того раза в чужой квартире у нас не случалось, даже не вспоминали об этом. Ни он, ни я. Я включал видеомагнитофон, мальчик смотрел кино. Потом ужинал и ложился спать. Утром возвращался в приют.
Ростик и Павлик с Колей познакомились, однако считали его за деревенщину, поэтому к себе не допускали.
Тем более, что у нас запланировано было посещение дачного поселка с несколькими ночевками на осенних каникулах, до которых оставалось всего ничего.
Шло время. И тут уж не знаю, как это назвать. Судьбой, наверное.
Иногда я заходил к знакомым «мусорам» на ж/д вокзале попить водки и потрепать языком.
В одно из таких посещений кто-то приволок пакет документов. Объявления по громкоговорителю ничего не дали, хозяева не нашлись. Поэтому документы «перекочевали» в нижний ящик стола, где благополучно всеми забылись. Но я о них помнил. В один из своих визитов, напоив дежурную смену, я выкрал документы.
Потому что там было свидетельство о рождении на мальчика 13 лет, родившегося в Тюмени. Личное дело из школы за шестой класс. И ещё куча нужных бумаг.

Я съездил со своими двумя мальчишками на дачи. Причем жили мы у каждого по очереди. У меня, Ростика, Пашки. И массаж делали, и баню топили, и...
Колька в это время считал дни до освобождения Ефима.
В приюте мальчик наврал про себя, поэтому почему-то его никак не могли идентифицировать, а может, не очень хотели. Опасность попадания в спецшколу, уж было нависшая над Колькой, отдалилась.
Ефим появился перед самым Новым Годом.
Узнав, что Колька в реабилитационном центре, он поехал туда, взял мой адрес и явился ко мне.
Я отправил его в «плохую квартиру», где Ефим «отходил» после многолетнего пребывания в заключении. Наверное, в тот же день после нашей ночёвки дверь в квартиру снова взломали, перевернув там все вверх дном. Вряд ли что там нашли. Ефим навел порядок. Больше никто нас не беспокоил. Мы сидели на кухне с проваленным потолком, пили водку, курили, разговаривая. Я брал Колю «к себе», на самом деле отвозя его к Ефиму. А третьего января они просто уехали на поезде в Екатеринбург. Коля по новым документам стал не Колей, а &&&&.
Ефим звонил мне два раза: из Екатеринбурга, потом из Курска. На этом наша связь окончательно прервалась. Однако Коля, пропав почти на пятнадцать лет, нашелся в социальной сети ВКонтакте. Под именем $$$$, найденном в документах.

Егор прилетал на вертолете. Я снабжал его книгами, он надевал платье и ходил по квартире. Каждый его приезд (а всего их было четыре или пять) мы занимались сексом.
Если Кольку Ростик с Павликом терпели, надсмехаясь над ним и подшучивая, то Егора они вдвоем просто ненавидели, наверное, что-то чувствуя.

Деньги от реализации ореха поделили. Прапор получил свою долю, расплатился с Васькой-«танкистом», которому успешно сделал операцию майор-алкаш медицинской службы.

Я не звонил в поселок. В декабре меня закрутили дела, предпосылки которых намечались ещё в январе. Но тогда, в начале года, я о них ещё не думал.

Через три года у меня произошла случайная встреча с младшим братом Егора - четырнадцатилетним Серёжей.
Знакомый «мусор», перешедший из ППС в ИДН вечером на вокзале при разговоре со мной упомянул, что будет утром посылать на вертолете сбежавшего из дома мальчишку.
«Арестант» сидел в кабинете, куда мы и направились.
Действительно, в кресле сидел мальчик небольшого роста. Который, увидев меня, вдруг заорал:
- ДЯДЯ ВОВА, ЗДРАВСТВУЙТЕ! Это я - Сережа, брат Егора!
В этом худощавом пацане никак нельзя было узнать того маленького пухлого ссыкуна.
Сережа похудел, с лица сошла одутловатость. Волосы, в отличии от Егоровых, светлые, так и не потемнели. Ростом старшего он догнал.
Младший брат рассказал, что Егор «подрезал» кого-то на дискаче ножом, и сейчас сидит в СИЗО Тобольска.
Сам он сбежал, потому что, как Егора посадили, прапор озверел, избивая младшего до потери сознания.
Мы проговорили всю ночь. Я ходил курить, с разрешения «мусора», с Серёжей на улицу, накормил...
Утром его увезли в аэропорт.

Егора, Серёжу, Колю я больше никогда не видел.

Жизнь шла своим чередом. Наступил декабрь.
Я с Ростиком стал готовиться к Новому Году. Для Пашки это был сюрприз, мы ничего не говорили ему.
Деньги, наторгованные мной на рынке, заканчивались.
Я вспомнил про свою встречу почти год назад с парнем – Санькой - которого тренировал ещё в конце восьмидесятых.
И дёрнул меня черт поехать на «Строитель» к нему в офис.

А Осень перешла в Зиму.

КОММЕНТАРИИ

Аполлон Кипарисов - Два к одному критическая статья

©Mr. Wolf (Fin)-Caboom!-VERON-MoRaLeS-MaximkA