WITOLD

Пусть лучше думает этот, с татуировками, что они попались на какой-то мелочи.
Другие арестанты к пацанам интереса не проявляли. А этот подтянул их поближе к себе, там оказалось чуть полегче дышать, зарешечённое окно – рядом.
Нет, подумал Кирилл снова, неспроста. Что с них взять сейчас? Разве что... Этот мужик начал рассказывать, сколько раз он туда-сюда уже отсидел и откинулся, и сейчас вот скоро выйдет. Да и тут жить можно. Ерунда, подумаешь...
Он приобнял Рюху за плечи, наклонил к себе и выдохнул ему в ухо, не смущаясь, что и Кирилл всё слышит:
- Давай, малый, по-тихому?
Кирилл хорошо понимал, что этот сиделец хочет от Рюхи. Как догадывался и о другом: вслед за этим дядькой по тому же поводу могут пристать и остальные. Если даже днём всё и будет нормально, ночью уж точно – все своё получат.
А какой выход? А его – нет. Можно согласиться сразу, а можно – после недолгого битья, после пары плюх, какой смысл терпеть дольше, если всегда одинаково кончается? И в приютах, и, по рассказам бывалых, в колониях для малолеток? И на взросляке, выходит то же самое.
Татуированный с силой наклонил Рюху к своим чёрным трусам. Рюха уже и начал делать всё, как положено. Но минут через пять дверь камеры распахнулась.
В жёлтом свете лампы, освещавшей коридор, Кирилл разглядел двоих: толстого мента в оттопыренном на животе измятом мундирчике и того самого мужика в костюме, кто разговаривал с ними первым, и кто велел столовским тёткам их покормить.
Человек в костюме говорил менту:
- Ты знаешь, кто с ними будет работать? Додуматься надо – закрыть малолеток в камеру со взрослыми! Да они же ... Тьфу!
Мент попытался оправдаться:
- Так а куда их? У меня всего две камеры – в первой бабы, во второй... - Да ты понимаешь, что их вообще в камеру сажать было нельзя?! Маленькие они, и числятся они не задержанными. Да, и не за нами, а за прокуратурой. А самое главное – что работать с ними будет Фихтман из прокуратуры области. Знаешь такого? Мент промямлил что-то неразборчивое.
- Фихтман любит всем задавать первый вопрос – как тут с ними обходятся? А потом, для начала, настрочит ещё представление начальнику УВД. И до пенсии не дотянешь.
А ведь это он о нас говорит, подумал Кирилл. Это с нами будет кто-то там «работать». То есть, понятное дело, что значит – работать. Во-первых, побьют. И почему опять надо страдать из-за кого-то! Не лучше всё рассказать, как есть? Что с нас взять? Мы же и видели-то ... всего ничего.
Их вывели из камеры и велели присесть в боковой комнатке, всё ещё с внутренней стороны решётки, но всё-таки уже в куда более близком к свободе помещении. И тут они просидели уже долго. Рюха уронил голову в сторону, прижавшись на стуле в углу к стене, и, похоже сумел заснуть. Кириллу не спалось.
Он отвернулся и стал смотреть в окно, хотя и забранное решёткой, но всё же позволявшее разглядеть сквозь пересеченные толстые прутья вполне мирную картину соседнего двора – ребятню, пинавшую мячик, озабоченного толстяка, мывшего блестевшую хромом иномарку, на широкой скамье под тенистым деревом – молодую мамашу, одной рукой державшую журнал, а другой – покачивавшую коляску с ребёнком.
Свою маму Кирилл не помнил. В их доме, где он жил с отцом, иногда появлялись какие-то женщины, но с Кириллом они почти не разговаривали. Единственное исключение – тётя Маша, Мария Ивановна. У Кирилла два варианта обращения к ней слились в одно – Машиванна. Она приходила два-три раза в неделю и готовила еду, в основном, для Кирилла. Отец редко ел дома. А Кирилл с удовольствием помогал Машиванне в кухонной возне, чем удивлял и её, и собственного отца.
Хотя удивляться тут было нечему. Не может же ребёнок быть всё время один. Один среди многих в школе, а потом, дома – и вовсе один. А Машиванна почти через день тоже подолгу в доме – возится на кухне. С кем же ещё общаться?
... От воспоминаний Кирилла отвлёк звук открываемой двери. И только теперь Кирилл понял, что он попал. Накрепко.
В двери стоял запомнившийся Кириллу высокий черноволосый мужчина с недобрым лицом и выдающимся вперёд подбородком. Тот самый. От испуга Кирилл мгновенно вспомнил нестандартное имя-отчество: Борис Игоревич.
Вот теперь всё, подумал Кирилл. Сейчас он меня узнает и напишет бумагу, что я спёр у него эту штуку – видушку с ди-ви-ди. И тогда уже точно – всё. Эх...
Но Борис Игоревич смотрел на Кирилла ...
Как-то странно, что ли?
Во всяком случае, не так, как полагалось бы смотреть бывшему владельцу ценной вещи на пацана, эту вещь укравшего. У Кирилла шевельнулась робкая надежда: может, он не очень Кирилла запомнил? Может, сомневается? А как же тогда?... Как себя вести? Да ну – не слепой же он совсем! Непонятно...
Борис Игоревич сказал кому-то позади себя, что он будет работать с пацанами в кабинете начальника, первым пусть к нему приведут вот этого светленького, а рыжий пускай пока спит, не будить.
И отступил из дверей назад.
Кирилла скоро привели к кабинету на втором этаже. Вёл его милицейский лейтенант, возле кабинета остановился и постукал тихонько в блестевшую полировкой дверь. Потом приоткрыл перед Кириллом двери (надо же! В последний раз такое случалось, когда дверь перед Кириллом открывали охранники отца!).
Кирилл боком вошёл в простенок за дверью, а там оказалась ещё одна, следующая дверь, уже не деревянная, а с кожаной толстой обивкой.
Он открыл её и ступнул через порог.
Три широких окна без решёток, всё залито отсветом заходящего солнца. Длинный стол посреди кабинета, мягкие стулья с высокими спинками вокруг стола. В углу – телевизор, под теликом – сейф. А сбоку – маленький столик и три кресла вокруг.
Там, в самом далёком кресле и пристроился Борис Игоревич. При его росте столик ему не очень удобен, он разложил на столе какие-то бумаги и папки с документами. Теперь, чтобы читать, ему приходится горбиться вперёд.
Он взглянул на Кирилла и молча показал ему на кресло перед собой.
Кирилл умостился на самом краю кресла.
Борис Игоревич прижал палец к губам. А потом размашисто написал на листке бумаги: «Не всё – вслух!»
Кирилл кивнул головой, хотя теперь совсем уже запутался. Если этот дяденька не станет говорить, что Кирилл у него что-то там спёр, то зачем тогда Кирилл ему вообще тут нужен? Да, а с другой стороны – не похож он на того, у кого что-то можно украсть. Здесь, во всяком случае, его вроде все слушаются, как самого главного.
Ладно. А почему тогда он пишет на бумажке – не всё вслух? О чём это?
Борис Игоревич спросил:
- Как тебя зовут?
Это он-то не помнит! Как он тогда рассуждал – как Кирилла могут звать и как – нет?! Или это игра такая? У взрослых? И Кирилл чуть жалобно ответил:
- Вася.
Борис Игоревич улыбнулся. На листке бумаги появился новый вопрос – из одного слова: «Видел?»
Вслух он спросил совсем другое:
- Как твоя фамилия, Вася?
Кирилл решил принять правила игры. Он кивнул, выразительно поглядев на листок, а вслух назвал фамилию, какую называл всегда – Коваленко.
На листке появились слова: «Марка? Цвет?»
- Где ты живёшь, Вася? – листок с карандашом придвинулся через стол к Кириллу. Кирилл быстро написал: «зелёная 9». А вслух назвал адрес известного в городе приюта, где и бывал уже не раз.
- А кто твои родители, Вася? – Листок замер посреди стола, Борис Игоревич задумался. И тут Кирилл, повинуясь внезапному толчку, придвинул к себе листок и потёр пальцами, прося карандаш, откатившийся в сторону.
Борис Игоревич катнул карандаш назад. Кирилл написал «321-00». Лицо сидевшего перед Кириллом мужчины изменилось. Сейчас он стал очень похож на себя такого, каким Кирилл увидел его впервые. Когда он готов был довериться этому своему новому знакомому, просто потому, что он безотчётно вызывал у него сильное чувство доверия. И защищённости.
- Да, так ты мне так и не ответил: кто твои родители? – уже очень спокойно повторил он последний вопрос.
Кирилл подумал, что не очень ясно – какого ответа вслух он ждёт? И сказал, что родителей своих он не помнит. Потом ещё спрашивал – как они с другом провели сегодняшний день, где гуляли... Да, и почему, кстати, они пришли во двор с обратной стороны рабочей столовой? А, там их иногда подкармливали? И долго они там сидели? Сегодня? Полчаса? Ну, может, час? А не видели они что-нибудь необычное? Может быть, приезжали какие-то машины, грузовые, к примеру? Нет?
- Всё, - сказал Борис Игоревич. Больше у меня к тебе вопросов нет.
Кирилл подумал. И спросил:
- А нас ... отпустят?
Борис Игоревич пожал плечами. Он складывал бумаги и папки в дипломат, и явно был озабочен только тем, чтобы ничего не перепутать и не забыть на столе. Сложив всё и щёлкнув замочками, он всмотрелся Кириллу в лицо. Ничего не сказал. Из кабинета они вышли вдвоём. Здесь, в комнате перед кабинетом со стула поднялся тот самый лейтенант, сопровождавший Кирилла снизу. Он протянул руку, взяв Кирилла за плечо и спосил Бориса Игоревича: «Куда его?».
Борис Игоревич недовольно, как будто его совсем уже попусту отвлекли, сказал лейтенанту:
- Вы свободны. Скажете внизу, чтобы пацанов отпустили.
Лейтенант хмыкнул.
- Дело, конечно, ваше. Только где вы их искать потом будете? Или мы – где? Если они вам понадобятся? Может, лучше в приёмник? Месяцок там перекантуются?
Кирилл задрожал. Ему ли не знать, каково месяц кантоваться в приёмнике? Но Борис Игоревич повторил, что пацаны свободны.
Лейтенант пожал плечами и ушёл, оставив их вдвоём.
- Спасибо, - сказал Кирилл.
- За что? – удивился Борис Игоревич.
И Кирилл со значением, изо всех сил стараясь выдержать его пристальный взгляд, ответил, вкладывая в одно слово очень много смыслов:
- За всё.
Подразумевалось – и за спасение от ужасов детприёмника, и за то, за самое первое... И Кирилл ещё добавил:
- Извините ... меня.
Борис Игоревич помолчал.
- Нет, - сказал он. – За... за всё я тебя не извиняю. Понял?
И в этом слове тоже, Кирилл это сознавал, пряталось несколько значений. Чтобы вернуть сейчас тот, ПЕРВЫЙ вечер их знакомства, Кирилл отдал бы ... нет, конечно, так не сказать – «отдал бы всё, что у него было», - потому что у него, если посмотреть, не было нечего. Но он отказался бы от многого, что у него, может быть, могло бы появиться.
В будущем. До боли отчётливо он представил себе, сколько потеряно.
И всё же! Он ухватил что-то, может быть, всего лишь в нерешительности стоявшего рядом взрослого и сильного человека, в чьих руках, как уже знал Кирилл, может быть, нет большого богатства, как было у его отца, но есть куда более весомое – есть большая власть, которой, похоже, у отца не было.
И не должен был этот большой и сильный человек стоять сейчас рядом с Кириллом, когда разговор окончен. Но он – стоял.
И Кирилл спросил о последнем, помня, что он смог этому человеку ненадолго
стать полезным, спросил о том, есть ли у него шанс:
- Можно мне... придти?
Губы на недобром лице сжались в резкую и глубокую прорезь. Подбородок дёрнулся вперёд. Голова... голова качнулась из стороны в сторону – значит, нет. Нет?!
А вслух... Вслух он сказал:
- Попробуй.

***

Смеркалось. Кирилл вспомнил, что ещё утром собирался отвезти Рюху на Зеленоостровский массив, к тому самому, одноразовому дяденьке. Обещавшему, кстати, заплатить за новенького, если кого приведут.
Рюха обрадовался, услышав, что есть ещё на сегодня хорошая новость. Он уже совсем забыл, наверное, об утреннем разговоре.
Сказано – сделано! Около девяти мальчишки приехали на массив. В автобусе они сумели уговорить кондукторшу довезти их бесплатно, и Кирилл посчитал это хорошим предзнаменованием.
По массиву идти надо с полчаса между домами – высокими многоэтажками с разноцветной мелкой плиткой на фасадах.
Рюха шёл рядом почему-то совершенно счастливый и, как уже стало привычным Кириллу, трепался о какой-то ерунде. Его можно особенно и не слушать. Так, бормочет что-то, как радиоточка. Если это мешает, он готов и заткнуться, но больше ему нравится всё же о чём-нибудь трепаться.
- Вот, сказал Кирилл, - пришли. Здесь.
Лифт, как нарочно, не работал. Пришлось потихоньку взбираться на двенадцатый этаж пешком. Рюха, пока поднимались, выдохся. Как и тогда, на бегу, куда раньше Кирилла.
Звонок. И долгое ожидание. За дверью – ни звука. Ещё раз. Никого.
Рюха смотрел на Кирилла с надеждой. А что он мог сказать? Или сделать? Ему хотелось отдохнуть не меньше Рюхи. Чем-то перекусить и просто лечь спать.
Не получается.
Они уселись на ступеньках с твёрдым намерением дождаться хозяина.
Трудно определить без часов, сколько времени прошло. Но вот на лестнице показался тот самый дяденька, Кириллов знакомец.
И – не один. Вслед за ним по лестнице поднимался мальчишка лет десяти. Одного взгляда хватало, чтобы понять – пацан такой же ничейный, как и они. Только вот на сегодня он себе пристанище нашёл. Это точно. А они?
Хозяин остановился перед своей дверью в нерешительности. Он явно узнал Кирилла и, конечно, догадался, что рыжий мальчишка рядом с ним не просто так тут сидит. Только вот похоже, что сегодня вся их готовность не ко времени.
Так он Кириллу и объяснил. Приходите завтра. А сегодня у него есть, с кем отдохнуть. И кивок на малого.
Легко ему говорить... Кирилл попытался напроситься хотя бы на ночь, чтобы не надо было никуда больше идти.
Нет. Что он, не понимает? В первый раз? Завтра пусть приходят, всё будет нормально. Пока, до встречи.
И он быстренько приоткрыл дверь, втолкнул туда мальчишку, топтавшегося рядом, а следом за ним вошёл и сам, вернее, протиснулся в полуоткрытую дверь, словно боялся, если откроет дверь пошире, так эти двое тоже туда прорвутся вопреки его хозяйскому желанию.
Рюха посмотрел на Кирилла с надеждой.
И Кирилла это впервые начало злить.
Почему он должен обо всём думать? За двоих. Впрочем... Был бы он сейчас один... Он бы не пошёл сюда сам, вот в чём всё дело. Значит, виноват Рюха? Из-за него они стоят тут. А с массива в такое время уже ничем и никуда не уехать.
Надо искать ночлег.
Рюха, скорее всего, где-нибудь в этом подъезде и застрял бы на ночь. Но Кирилл по опыту знал – нельзя. Нельзя подводить того своего знакомого, кто тут живёт. Иначе можно потерять его насовсем.
И куда в таком случае пойти?
Кирилл медленно побрёл вниз по лестнице. Рюха вздохнул и молча пошёл следом. Не начинал трепаться, чувствовал, что не о чем говорить и своей трепотнёй он только может разозлить Кирилла.
Пока спускались, Кирилл обдумывал, куда забиться переночевать? Тут, на массиве, он никаких подходящих нычек не знал.
Перед домом уселись на скамейку. Идти никуда не хотелось. Но не укладываться же спать прямо здесь!
- Ки-ир... – тихонько начал Рюха, - ты не злись... Это ж опять... Ну, получается, я виноват...
Мысль, высказанная Рюхой, показалась Кириллу настолько неожиданной, что он и не нашёлся, что ответить. Только спросил – почему? Хотя сам ещё наверху, у закрытой двери думал о том же самом. И почти теми же словами. Понимает Рыжий, когда хочет.
Рюха объяснил – если б Кир был один, он бы сюда не поехал. Значит, опять всё из-за него. Ну да, подумал Кирилл, с одной стороны так оно точно и выходит, как Рюха говорит. А с другой – ему и в голову не пришло бы сейчас винить в чём-то Рюху.
Нет, всё правильно: один он ни за что не поехал бы сюда, потому что одному ему тут ничего не светит. И ехать через весь город на далёкий массив ни к чему. С Рюхой – другое дело, Рюха для местного дяденьки – новенький, а он, Кирилл, - тот, кто новенького привёл. Только рядом со всем с этим успела мелькнуть одна догадка: он ехал сюда с Рюхой только для того, чтобы получить за Рюху несколько гривень. И всё.
Совсем всё просто.
Нет, Рюха не виноват. Если сам себя винит – то и ладно. Мне это даже выгодно, сообразил Кирилл.
Послышался свист.
Только этого ещё не хватает – нарваться на местных, массивских, пацанов. Спросят у них – откуда, мол? Что ответить? Что из центра? Центровских кое-где по городу боятся. А в других местах – лупят беспощадно. В основном, за то, что сами центровские жестоко лупят всех без разбору, кто попадётся им в центре.
И то сказать – что делить?..
Рядом со скмьёй, где они сидели, лихо затормозил велосипедист – паренёк лет семнадцати, голый до пояса, в синих спортивках, подкатанных почти до колен. На багажнике велосипеда пристроился второй, едва удержавшийся при резком торможении. Пассажиру этому на вид можно дать на год или два больше, чем Кириллу, а из одежды на нём – только совсем узенькие чёрные плавки. Из-за дома вышли ещё четверо ребят.
Чужаков окружили. Что мы сделали? – подумал Кирилл. По логике уличных разборок им нечего гулять в чужом районе. Ага. А какой район для них с Рюхой – не чужой? Может, так и сказать, объяснить, и тогда трогать не будут?
Самый взрослый в компании местных – велосипедист – кивнул кому-то из ребят, и у Рюхи из-за спины выступил маленький мальчишка, по-деловому зашмыгал носом, уже охлопывая по карманам – сперва Рюху, потом и Кирилла. В карманах не нашлось ничего, кроме смятой сигаретной пачки с табачным крошевом.
Велосипедист хмыкнул. Досадно, конечно. Кирилл его понимал: нечего с них взять. А просто так и бить неохота, не звери же они. Но, раз уж занесло чужаков не в свой район, то надо им... А что, собственно, надо?
Велосипедист слез со своего транспортного средства. Второй мальчишка, тот, что сидел на багажнике велика в одних плавках, ловко соскочил в последний момент и перехватил велик, удерживая от падения.
Старшак спросил:
- Чё тут лазите?
Кирилл, хотя и ждал похожего вопроса, всё же не начал ничего говорить сразу. Но, пока он выбирал, как бы половчее начать разговор, вперёд ступнул Рюха. Кирилл только подумать успел, что Рюха сейчас так накосячит, не выправить уже ничем.
Рюха неуважаемым среди пацанов, жалобным голосом, объяснял, что они сюда по делу приехали, да вот опоздали, а теперь и назад уехать нечем...
Конечно! Ничего подобного рассказывать тут было нельзя. Какое у них тут может быть дело? А? Что?! Заработать обещали дать?! Кто?!! Где?!! У нас на районе?!!
Через минуту старшак остановил все расспросы резко сказанным: «Ша!».
- Я понял, - сказал он. Они к этому пидору приходили. Ну, что вот здесь живёт.
И внимательно посмотрел сперва на опустившего голову Рюху. Потом – глаза в глаза – в лицо Кириллу.
- Слышь, - сказал он, глядя уже только на Кирилла, - а ты вроде и на пидора не похож. На фиг тебе? И эта вот мразь – он пнул ногой Рюху, не больно пока, а так, чтобы оставить грязный пылевой отпечаток подошвы на одежде, - ЭТО вот тебе зачем?
Кирилл посмотрел сперва в лицо старшаку, потом перевёл взгляд на Рюху. Что он хочет услышать? Что он, Кир, правильный пацан? А Рюха и в самом деле, ну, как он сказал? Пидор. Кирилл знал, что и уличные пацаны, бездомные, к ТАКОМУ способу выживания относятся плохо, с озлоблением и ненавистью. И вот такие, наполовину домашние – ещё хуже. И самое худшее, последнее, что только можно сказать о пацане в пацанячьей компании – что он пидор.
Согласиться сейчас со старшаком – может быть, и получится не попасть под раздачу самому. Но это выходит... Да. Это – предать Рюху.
А Рюха... Он бы предал его самого?
Стоп! – скомандовал себе Кирилл. Надо перестать бояться. В конце концов, его ещё ни разу не ударили. А если... Если старшак пробивает? Ну, как разведчик, типа?
И Кирилл решился – на совсем неочевидный поступок.
- Мы не пидоры, - сказал он. – Отвечаю.
И почувствовал, как сбоку к нему вплотную подступил Рюха.
Старшак лениво и неспешно ткнул Кирилла кулаком в лицо. Удар получился несильный, но ощутимый. И снова разбивший многострадальный Кириллов нос, отчего кровь закапала сразу. Ещё по разу или по два их ударили сзади, дальше уже и бить стало незачем. Они и не думали сопротивляться.
Кто-то из пацанов, голос был другой, не старшака, предложил вот теперь проверить, пидоры они или нет?
Их толчками повели куда-то за дом. Там оказался в отдалении полуразбитый строительный вагончик, без крыши и без задней стенки. В вагончике всё и происходило дальше. Оставалось только выполнять, что приказывали другие пацаны. Старшак ещё спросил в самом начале – кто хочет поприкалываться с пидорасов? Захотели почти все, кроме того мальчишки в чёрных плавках, который всё время вёл старшаков велик.
И, Кирилл отчётливо запомнил, этот пацанчик всё время испуганно посматривал на старшака. А в их сторону, Кирилл это уловил, мальчишка поглядывал с плохо спрятанным сочувствием, особенно это становилось заметным, когда он случайно встречался с Кириллом взглядом – глаза в глаза.
Одно хорошо – больше их не били. И потом, после всего, когда обычно и надо больше всего опасаться избиения «на прощание», тоже не ударили ни разу. Только пригрозили, чтобы больше сюда не появлялись.
Массивские пацаны уже собрались уходить, когда Кирилл, успевший одеться, сказал:
- Разрешите, мы переспим тут? А утром свалим – первым автобусом?
Посмеялись, махнули, ночуйте, мол, нам-то что?
Засыпая, Кирилл попытался представить себе – а можно ли было как-нибудь избежать хотя бы последнего издевательства? Если бы они не сидели на лавочке у подъезда, а сразу куда-нибудь бы ушли? Наверное, уйди они оттуда сразу, их бы там местные массивские пацаны не нашли. Только вот куда б они делись? Искали бы вокруг место, где переночевать. И набрели бы на этот разваленный вагончик. А тут их бы точно обнаружили те же самые пацаны. Или, может быть, встретили бы раньше, во время поисков подходящего для ночлега места. И что? И всё происходило бы точно так же. Получается... Как всегда. Но ведь было же у него в жизни иначе!
Вернуться бы в ту, почти забытую радостную и сытую житуху!..
Не вернуть.

***

... Проснулись они от холода. Лето, а ночью совсем холодно. Посидели, прижавшись друг к другу спинами. Как обычно, когда курева нет, очень хотелось покурить. Идти смысл был только в одну сторону – к остановке автобуса. Хотя до первого рейса ещё... Долго, короче.
А на остановке, кажется, повезло. Рюха порыскал вокруг столба с буквой «А» на согнутой железной табличке и отыскал несколько окурков. Спички у Кирилла оставались в кармане.
Покурили, настроение стало получше. Мимо остановки протрясся грузовик с забитым пустыми ящиками кузовом.
А ведь стоит попробовать уехать отсюда не на автобусе, до которого кто его знает, сколько ещё ждать. Может, кто и остановится, подберёт их?
Рюха, услышав Кириллову идею, с готовностью выбежал на край дороги и усердно замахал руками, не очень-то и приглядываясь, кто там и на чём едет. Машин в такую рань проезжало мимо совсем мало, и больше грузовых или старых легковушек, едва тащившихся от перегруженности. Многие легковушки проползали мимо с прицепами. Это из сельской местности свозили в город овощи и фрукты.
Водителям таких машин, конечно, не могло быть никакого дела до машущего руками Рюхи. Куда им ещё пассажиров брать, самим бы доехать.
Но вот, прокатив чуть дальше Рюхи, на обочину съехал грузовой «зилок». Рюха оглянулся на Кирилла. Его нерешительность стала понятной, когда из кабины выпрыгнул на дорогу водитель и, обойдя машину, начал мочиться на колесо.
Долго же он терпел, судя по всему. Мальчишки успели подбежать к «зилку» и стояли – ждали, пока он закончит своё дело.
Водила зыркнул на них. Обыкновенный и совсем молодой парень, лет двадцать с небольшим, круглолицый и с растрёпанными светлыми волосами.
- Ну? – сказал он, переводя взгляд с одного пацана на другого. – Шо надо?
Мальчишки заговорили вдвоём. Он же всё равно в город едет, может подкинет?
Водила прищурился, будто что-то примерял, прикидывал, как бы получше задуманное сделать. Наконец, на что-то решился. И спросил вовсе неожиданную вещь – а деньги у них есть? Ну, на билет? До города?
Пацаны подумали, что это он так шутит.
Не шутил. Объяснил, ехидно так, были бы они тёлками, другое дело, конечно, подвёз бы, тёлки всегда расплатиться могут. А они? Что с них взять?
Рюха от неожиданности ресницами захлопал, не зная, что и сказать от такого поворота в разговоре.
Кирилл уяснил – это, как бы сказать, намёк.
И ответил – что они тоже так могут расплатиться. Ну, вот как он сказал – как тёлки бы расплатились, если б он их подобрал и подвёз.
Парень поерошил волосы на голове. Спросил ещё – а не врёте? Умеете?
Пришлось сказать – давай хоть сейчас.
Они забрались в кабину и проехали немного вперёд. Потом грузовик съехал с дороги. Водила откинулся назад и показал мальчишкам – давайте, мол, работайте.
Отрабатывали по очереди, потому что он не разрешал браться руками, ему хотелось, как он сказал, «шоб не халтурили» и «шоб всё по-честному».
Доехали зато быстро, куда там автобусу.
На самом въезде в город парень тормознул грузовик.
Всё, сказал он, приехали. Дальше ему в объезд.
Ладно уж, подумал Кирилл. И на том спасибо.
Отсюда они как-нибудь доедут. Вон – из депо троллейбусы выкатываются, это не отдалённый массив, тут уже проще.
На выезде из депо каждый троллейбус останавливался. Стоявшая у будочки тётка-диспетчер заходила в троллейбус и минуту-другую перебрасывалась с водителем парой слов, делала какую-то отметку у него в документах и выходила. Троллейбус уезжал, а она входила в следующий.
Попросить – возьмут, подвезут в центр, многие маршруты из центра начинаются.
Так и вышло. Первый же троллейбус их забрал. Кирилл рискнул, увидев у водителя на приборной доске распечатанную пачку простых, бесфильтровых сигарет, попросить одну сигарету на двоих.
Водитель засмеялся и отдал им всю полупустую пачку. Сказал, у него ещё есть.
В центре, где троллейбус остановился на конечной, мальчишки вышли. Неподалёку шумно выясняли отношения водители маршрутных такси – разноразмерных и разноцветных микроавтобусов. Они, сколько помнил Кирилл, всегда здесь переругивались. То – кому раньше загружаться пассажирами, то – кому в какую сторону и по какому маршруту ехать. Или ещё по каким-то своим, непонятным постороннему человеку, причинам.
Пацанам всё равно надо было пройти мимо того места, где они перекрикивали друг друга. И тут их окликнул кто-то из этой горланящей толпы.
К мальчишкам подбежал один из маршрутников.
- Пацаны, выручайте! Машину помыть надо, срочно! Я вам на двоих двадцатку дам, давайте бегом!
Оказалось, его штатный мойщик со вчерашнего вечера куда-то запропал. А сейчас их диспетчер его автобус непомытым на линию не выпускает. И ещё у кого-то такая же история.
Нашлись и два пластиковых ведра, и куча тряпок – в основном, грязноватых и мокрых. Но имелись ещё и довольно чистые и сухие. Эти, Кирилл показал Рюхе, надо отложить пока в сторонку, это для того, чтобы насухо и дочиста вытереть самые отвественные места – лобовуху там, и ещё кое-что.
Меньше чем за час мальчишки вымыли две маршрутки. И получили за это без обмана сорок гривень, по двадцать за каждую.
Водители им говорили, чтобы и вечером пришли, положено ведь ещё с вечера машины мыть – чтобы утром не терять времени, а сразу разъехаться по маршрутам.
Пацаны сразу купили по пачке хороших сигарет. Покурили, потом у первой же тётки, торговавшей пирожками, набрали десяток пирожков. Набив пустые животы, оба почувствовали, как улучшается настроение. Бывают всё же и в их жизни счастливые минуты! Сейчас вот, к примеру, - сытые, курево есть, что ещё надо?
Так затрепался Рюха, и Кирилл не стал его ни в чём переубеждать. Хотя и помнил, что есть много ещё чего, кроме еды досыта и пачки сигарет в кармане.
Правду говоря, после мытья с утра маршруток и сытного завтрака, их начало клонить в сон. Да и то, если вспомнить, сколько они там спали? И как?
Спать пошли на тот самый чердак, где Кирилл увидел Рюху в первый раз.
И тут, уже подрёмывая, Кирилл подумал, что надо бы спросить у рыжего, как он отыскал эту Кириллову нычку? Хотел же спросить, и – забыл.
... Проснулся Кирилл ближе к вечеру от нестерпимого желания помочиться.
Потом, вернувшись, прилёг рядом с Рюхой, думая, не пора ли вставать обоим и что-то сообразить поесть? Деньги ещё оставались, вполне хватало на раз ещё, и не нужно покупать снова пирожки. Можно пойти в магазин и купить свежего хлеба и с полкило колбасы подешевле. Лучше так, чем снова наглотаться пережаренного теста, камнем падающего в живот. Пирожок-то называется « с картошкой», только картошки там – как помазали изнутри.
Или с капустой...
Хватит мечтать. Тем более – было бы, о чём.
Он толкнул Рюху, так, слегка, только чтобы очнулся.
Рюха бормотнул что-то, явно не желая открывать глаза. Но вот, кажется, включился. Приоткрыл один глаз, хитренько так примерился, а потом броском вцепился Кириллу в ногу и повалил его.
Борьба могла продлиться долго, так как Рюха, вопреки предположению Кирилла, оказался вовсе не слабее его самого, а в чём-то ощутимо ловчее.
Но после очередной серии кувырканий послышался треск. Вроде того, что слышно, если разорвать большой лоскут плотной ткани на два поменьше.
Рюха перестал сопротивляться.
Причина треска обнаружилась сразу, он её почувствовал, потому и прекратил «разминку». У одного из полуживых Рюхиных кроссовок отваливалась подошва. Самым необычным Кириллу показалось то, что оторвалась она вдоль кроссовка, и держалась сейчас только на той своей части, что приклеена с внутренней стороны.
Кирилл подумал ещё – вот ведь, треск, будто по шву рвётся, а на самом деле шва никакого и нет, клей только, и всё. Может, если б не один клей, не оторвалась бы подошва. Только прошитые кроссовки подороже стоят, откуда им у Рюхи взяться?
Рыжий, кажется, не слишком переживал. Он изучил снятый с ноги кроссовок и запулил его куда-то к дальней стенке чердака. Туда же улетел и второй.
Рюха переступил босыми ступнями по пыльному полу.
- Ну, вот, - сказал он, - совсем уже, как в деревне.
Может быть, подумал Кирилл. В деревне сошло бы. А в городе босиком ходить не принято. Во всяком случае, в центральных, самых хлебных районах города, где проще всего прокормиться, долго босиком не походишь.
Босоногость – первейший признак ничейности, за одно это менты пацана останавливают, для вида поспрашивают и тут же волокут к себе, чтобы потом отправить в детприёмник.
Обутому, да если ещё и в более-менее не совсем порванную обувь, куда легче пропетлять. У ментов ещё в последнее время новая фишка появилась – уже не только на обувку смотрят, а ещё и заставляют штанины чуток приподнять, если они до земли длиной, - и смотрят, а у пацана носки есть? Или нету?
Летом это так, ерунда. А в более холодное время года отсутствие носков – веская причина для... Для того же самого – для задержания и отправки в детприёмник.
Вот странно только: по всей одёжке любого мальчишки, не вникая в такие мелочи, можно уверенно сказать – домашний он или нет. Зачем уже так приглядываться и углубляться?
Короче говоря, задачей номер один стало – найти Рюхе обувку.
Кирилл сказал ему об этом, объяснил – почему босиком они дойдут до первого мента, и только теперь внутренне удивился: вот же он, замечательный повод свалить от Рюхи! И не приходить сюда пару дней. К тому времени рыжего точно заметут, и Кирилл избавится от...
От первого за несколько последних лет человека, «просто так», ни за что, поделившегося с ним всем, что имел сам. От первого за всю свою ничейную житуху пацана, которому он, Кирилл, нужен. Опять же вроде бы – ни за что.
От первого, о ком Кирилл начал думать, ну, почти так же, как о себе самом.
И с кем, честное слово, уставший от постоянного одиночества Кирилл, не хотел бы расставаться.
Вдвоём – труднее, да, тем более, Рюха не местный и многого не знает.
Но ведь и легче – вдвоём!
Если вспоминать подряд все их несчастья, понятное дело, будь Кирилл один, кое-каких неприятностей не случилось бы. Но ведь один он не оказался бы в нужном месте в нужное время, когда им подвернулась мойка маршруток. И тех лёгких денег он бы один не заработал.
Нет, решил он, бросать Рюху не нужно. И он не станет этого делать.
- Короче, - сказал Кирилл, - надо искать тебе обувь.
Рюха пожал плечами, как бы говоря: само собой, понятно. Где? Как?
Можно бы поискать многоэтажку поновее и побогаче, а там – попросить повежливее у нескольких дверей – и поесть дадут, и обувку какую-нибудь могут подкинуть. А что? Запросто. Свои кроссовки Кирилл таким способом и приобрёл. Вспомнил ещё – пока та тётенька, впустив Кирилла в прихожую, запричитала от его вида и завозилась где-то в комнате, а потом в кухне, в поисках, что бы ему дать из еды,
он успел пошерстить карманы дорогой кожаной куртки и женского пальто, висевших тут же. Денег нашлось что-то совсем мало, так, ерунда какая-то, но во внутреннем кармане куртки отыскался мобильник и красивая серебристая авторучка.
А потом уже тётенька вынесла ему эти кроссовки, тода – почти новые, видно же, что их почти не носили, да ещё и в авоську нагрузила поесть.
Мобильник и ручку Кирилл продал сразу. Точнее, мобильник продал, а ручку подарил парню, стоявшему у лотка с мобильниками. Тому подарок понравился, звал Кирилла – приходи ещё, если что будет, конечно...
Вспоминать об этом раньше Кириллу было просто смешно, даже приятно – вот же, облапошил добренькую тётку! – а сейчас...
Кирилл подумал, что мог бы потом снова пойти к той самой тётеньке. Если бы не украл мобильник, проданный за гроши, тут же потраченные на какую-то ерунду.
Мог бы...

***

... Они обходили уже третий дом. Поесть им несколько раз давали, и, так как съедалось всё тут же, сразу, то скоро желания ходить по этажам и обзванивать все подряд двери поубавилось. Сытость брала своё. Хотелось вернуться на чердак. Кирилл подколол Рюху – смотри говорит, видят, что ты босиком, так жалеют-то как сильно: ах, бедные деточки! Хоть бы кто про обувь подумал!
Рюха сказал – если так, ну, значит, потом, когда обувку найдут, всё равно в такие походы надо босиком ходить.
А что? Тоже идея. Чем грязне выглядишь и чем на тебе одёжка более рваная, тем больше всегда дают. Это точно.
Очередная дверь, куда они всё же для порядка позвонили, распахнулась без обычных расспросов. То есть – их вообще ни о чём не спрашивали.
Обычно, когда видят в дверной глазок детей-попрошаек, всё же спрашивают – кто да зачем, а тут – нате вам, здрасьте!

Всё объяснялось легко – дверь открыл мальчишка, такой же, может, ненамного старше, с мокрыми волосами и блестевшими на теле капельками воды. Вокруг бёдер он замотался в узкое белое полотенце, похожее на мини-юбку в обтяжку.
Странно вообще-то, успел подумать Кирилл. Что же он, из ванны вылез, чтобы нам дверь открыть? А тогда... Это что же получается, дома никого нет, кроме него?
Почему тогда не спрашивает – «кто там?» Не боится?
Мальчишка отступил на пару шагов:
- Заходите.
Когда они переступили порог, он прихлопнул за ними дверь, щёлкнувшую автоматическим замком, и только теперь крикнул в глубину квартиры:
- Гоша! Выйди, тут пацаны пришли!
Гошей оказался дяденька в спортивках и белой футболке, плотно обтянувшей выдающееся вперёд круглое пузо. Живот настолько торчал вперёд, что невольно возникал вопрос – как же он за столом-то сидит, этот бедняга?
Карикатурность облику Гоши добавляла лысая голова с размётанными по сторонам лысины остатками тёмно-пегих волос. Но в лице его, в маленькой кнопочке носа и в крохотном подбородке с ямочкой, в надутых, как у хомячка, круглых щеках,
ничего не усматривалось злого или отпугивающего.
Так, неприятный немного тип, не больше.
Он посмотрел на мальчишек без удивления. Махнул рукой, как бы подзывая к себе, и ушёл в комнату.
Кирилл на всякий случай снял кроссовки у двери и потянул топтавшегося в нерешительности Рюху за собой.
В прихожей делать нечего, это он сразу вычислил. Нету там ничего интересного.
Они остановились на пороге первой комнаты.
Вдоль стены – застеклённая лоджия, а напротив – широкий чёрный кожаный диван. Самое примечательное – на диване сидит пацан лет шестнадцати, явно спортсмен, вон как мышцы выпирают. Голый.
Вместе с тем, что впустил их без вопросов в квартиру – это уже двое. Перебор для простой случайности.
- Куда я попал? – дурашливо спросил Кирилл. – Где мои вещи?
Пацан с дивана хмыкнул:
- А ты, шо, не знал, куда идёшь? Сюда и попал.
- Да поняли мы, - ответил Кирилл. И прикусил язык. Не стоит, наверное, говорить о том, что на самом деле они попали сюда совершенно случайно.
Он оглянулся. Рюха таращился на голого пацана так, будто вообще такую картину видел впервые. Чего это он? Дурака валяет? Или в самом деле удивляется? Только чему тут удивляться? Дело-то понятное.
Они посидели со спортсменом на диване минут сорок. Кирилл всё время думал – надо им самим раздеться и сидеть, как этот качок, голышом, или подождать, чтобы им об этом сказали? Качку, похоже, это без разницы.
Он поначалу листал какую-то большую цветную газету с сисястой тёткой на первой странице. Потом, когда газета кончилась, а он её листал, только переглядывая картинки, качок привстал и взял с полки пульт от телевизора.
Только сейчас Кирилл подумал, что есть одна не совсем обычная деталь в этом мускулистом голом теле. Оно – лысое. У пацана нигде нет волос. Даже там, где они, пускай понемногу, но есть у всех. У Кирилла там уже пробивается едва заметный пушочек. У Рюхи – ещё гладко, как у младенца. А! Может, этот спортсмен их сбривает?..
Открылась дверь в соседнюю комнату. Пузатый Гоша выпустил двух совсем уже взрослых парней – одетых. Легко, по-летнему, но – в рубашках и в джинсах.
И позвал к себе качка.
Дверь затворилась.
Кирилл успел только рассмотреть, что у Гоши на пузе висел огромный фотоаппарат, на широкой ленте, перекинутой через шею, и с двумя фотовспышками, одна торчала вверх, другая – вбок.
Такого агрегата Кирилл не помнил и у себя дома. У отца имелся дорогой фотик и цифровая видеокамера – тоже из крутых моделей, но выглядели они куда обыкновеннее.
Появился тот пацанёнок, что впустил их в квартиру.
Если бы они не успели наесться до прихода сюда, по логике следовало бы обязательно сказать, что они голодные, пусть бы их для начала покормили хотя бы.
Но в том-то и дело. Нет, на всякий случай надо притвориться. Мало ли что...
- Слышь, - сказал Кирилл отработанным просящим тоном, - а нет чего-нибудь ... перекусить? – и краем глаза отметил, что Рюха зыркнул на него удивлённо.
Мальчишка сдёрнул с себя полотенце и натянул маленькие белые трусики.
Ответил он вслух нечто странное:
- Ты, чё, в первый раз, чё ли? Отработаете, Гоша денежку даст и идите...- он помолчал, потом, видя, что они не понимают, добавил – хоть всё прожрите.
Это его «чё» сильно отличалось, от привычного Кириллову слуху «шоканья» местных пацанов. Нездешний он, догадался Кирилл.
Значит, надо отработать. Неужели этот пузан способен заниматься сексом столько времени подряд? Сперва с теми двумя, совсем уже взрослыми парнями, потом – с этим качком, который там сейчас. А потом – ещё и с ними?
Ну, с фотоаппаратом – дело понятное, сфоткает их «на память», многие так делают.
Нестандартность сюжета в том, что об оплате этот малый говорит, как о чём-то само собой разумеющемся. И ещё непонятнее, что никаких предварительных застолий тут не полагается. Действительно, так раньше ни у кого не было.
Да и народ тут собирается... Уж слишком разновозрастный. Обычно в таких местах, как не раз уже видел Кирилл, ребята встречались одного возрастного промежутка, либо совсем маленькие, либо где-то его, Кириллова поколения. Или постарше, такие вот, как этот качок. И уже в самом редком случае – такие взрослые, как те двое, кто вышел от Гоши раньше всех одетыми. Необычный Гоша типаж. Всеядный какой-то.
Качок вышел из второй комнаты. Присел вместе со всеми на диван.
Скоро появился и хозяин Гоша. Он кивнул качку и они вместе вышли в коридор. Вроде бы донеслась какая-то возня.
Гоша вернулся в комнату и внимательно воззрился на мальчишек. Кирилл внутренне напрягся. Сейчас этот пузан догадается, что они тут – явно случайные люди.
Гоша молча поднял сперва Кирилла, подвёл его ближе к окну. Что он так внимательно смотрит? Гоша надавил Кириллу на плечи, показывая, чтобы тот сел на пол. Потом рядом он посадил рыжего. Снова рукой показал – встаньте, мол.
- Хм-м, - сказал он с явным сомнением, - даже и не знаю...
Потёр подбородок, оглянулся на мальчишку в белых трусиках, как бы спрашивая его. И сказал совсем уже непонятное:
- Нефактурные вы какие-то...
Он ещё подумал с минуту, что-то прикидывая и шевеля губами, словно подсчитывал что-то. И махнул рукой...
- А, всё равно. Раздевайтесь.
Повторять два раза не нужно. Мальчишки быстро разделись, тем более, что там снимать? Посмотрели друг на друга. Худые замызганные обормоты. С немалым количеством не только разных грязевых пятен, но и всевозможных царапин, ссадин, желтеющих и синеющих следов. Это и значит – нефактурные? Может, он догадается сперва их отправить искупаться? Плескался же где-то Гошин мальчишка, сидящий на диване?..
Гоша нарушил молчание хлопком в ладоши.
- Идея! – громко сказал он. – Идея этюда ... готова! Ну-ка... Берите свою рвань и идите туда, - и показал на дверь во вторую комнату.
Во второй комнате мебели не было совсем. В разных местах у стены стояли какие-то необычные штуковины, разного вида лампы, даже, можно сказать, маленькие прожектора. Посреди на штативе-треножнике – тот самый фотоаппарат, который Кириллу бросился в глаза своей необычностью, когда болтался у Гоши на животе.
Всего-то-навсего. Обычно фотканьем всё заканчивалось, а тут наоборот, начинается.
Гоша заставил их несколько раз то одеваться, то раздеваться, то – наполовину, время от времени фотографируя их вместе или по одному. То в штанах, раздетыми до пояса, то, наоборот, в рубашке и в футболке, но без штанов.
Ставил их по-разному, поворачивал, иногда подолгу возился со своими прожекторами, по-особенному их настраивая и поворачивая в разные стороны.
А ещё – фотоаппарат то подолгу оставался укреплённым на треноге, то Гоша его свинчивал и делал снимки, держа его в руках.
Кирилл всё ждал, когда последует команда – делать что-то поинтереснее, чем встать «вот так», или сесть «вон там». Или присесть и обнять Рюху за плечи. Но дальше таких вот братских (или дружеских?) объятий Гоша идти не собирался.
Тем более, сам он вообще ни разу и не прикоснулся к мальчишкам.
В последний раз мелькнули вспышки на фотоаппарате. Гоша снял его с шеи, привинтил на трехногий штатив и сразу же, сунув руку в задний карман спортивных брюк, вытащил довольно пухлую пачку денег.
Отсчитал пять сиреневых двадцаток и протянул вперёд.
Сто гривень. СТО!
За что? Кирилл не понял. То есть – совсем не врубился. Они же ещё вообще ничего не делали. Ни между собой – для фотовидео, ни с хозяином.
За что – деньги?!
Его рука сама, как будто – отдельно от тела и от сознания, протянулась вперёд.
И только ощутив шершавую сухость свёрнутых денежных бумажек, Кирилл понял, что ему не снится это всё, и никакая это не глупость. Это какой-то новый способ заработка, несложный, оказывается.
Он не помнил, как они оказались в первой комнате, с кожаным диваном и сидевшим на нём мальчишкой в белых трусиках.
Мальчишка подталкивал их к дверям – на выход.
Кирилл обулся, босой Рюха уже стоял на площадке, когда снова появился Гоша.
Он что-то жевал и сказал сквозь жевание, обращаясь явно к Кириллу:
- Давайте, недели через две, заходите ещё.
Кирилл заверил – обязательно зайдут. А пузан почему-то предостерегающе повторил, с нажимом – чтобы не раньше. Он сказал – через две недели.
Пацаны осмотрелись на улице – уже совсем поздно. С такой кучей денег, и так легко доставшихся, лучше бы не сильно тут маячить. Это понимали оба.
Как и то, что желательно бы дармовой приработок растянуть на подольше.
Купили по паре горячущих пережаренных чебуреков, конечно, в такое время – дорогих, но деньжата есть, подумаешь – гривней больше, гривней меньше...
Пото на подвернувшемся в этом же кафе автомате просадили гривень двадцать. Автомат, сволочь, так и не дал выиграть ни разу. Хотя Рюха уверял, что знает способ, и когда-то выигрывал. Он так расшумелся под конец, что дремавшая за стойкой буфетчица, жарившая для них чебуреки, обругала их и прогнала – и то сказать, они что, не знают, что на автоматах играться можно только с восемнадцати лет?! Она их на свой страх и риск подпустила, дала поиграться, а они ещё шум устроили!
Купили жвачку, Рюха – мятную, ему, он сказал, всё равно, а Кирилл себе выбрал с фруктовым вкусом.
Потом уговорили тётку в этом же ларьке, где брали жвачку, чтобы она продала им бутылку водки.
Рюха обнаглел настолько, что стал ворчать на водку: «Пей её сам!», а себе требовал «клейку-у-у-у!». Но тут Кирилл проявил редкую твёрдость. Кажется, всё уже в короткой своей жизнишке испытавший, он сам себе дал слово – такую гадость не употреблять. Он видел пацанов, нюхавших клей или ещё что-то подобное, всего по два-три года – это по их словам. Человеческого вних оставалось мало. Особенно страшным казалось встретиться с ними взглядом – потому что у них в глазах, мутных, обесцветившихся и всегда влажных, будто исходящих слезами, вообще не читалось ничего, никаких мыслей, хуже, чем у бездомных собак. Поэтому, если хотелось, он выбирал водку или вино, да что угодно, но – не клей. А Рюхе сказал сразу – вот тебе твоя доля, бери клей. Только про меня и про нас – забудь. Понял?
И с бутылкой уже пошли на свой чердак.
... Проснулся Кирилл с заметной головной болью. Очень удивился, обнаружив перед собой Рюху – голого. Без футболки и без штанов. Да и сам, оказывается, он спал рядом с Рюхой валетом, головой к его ногам, одетый только в наброшенную на плечи рубашку. А, это они, наверное, после вчерашней водки разбаловались.
Он вытащил из кармана скомканных джинсов деньги. Пересчитал. Пятьдесят восемь гривень. С мелочью. Получается, если пополам – почти по тридцать на каждого.
Ещё на прошлой неделе в эту минуту он обязательно бы потихоньку оделся и свалил бы отсюда, чтобы потратить деньги самому. И не возвращался бы до тех пор, пока не истратил бы все. А дальше – посмотрел бы ещё. Может, и совсем бы не вернулся. До тех пор, когда уверился бы, что Рюхи здесь уже нет.
Но сейчас ... Настороженно прислушиваясь к себе, он понял, что сейчас он НЕ МОЖЕТ так поступить, он не может бросить здесь рыжего Рюху одного.
Хотя и понимает, что на двоих этих денег ровно вдвое меньше, чем на одного. И хватит их не так уж надолго. Ну, день ещё, два – от силы.
Стоп. Какой день, каких два?
Рюха ж босой.
Ну и что?
Не меня же по этому признаку повяжут менты. А его.
Вот именно.
«И останешься ты – один!» - сказал Кириллу ясно различимый внутренний голос. Ему этого теперь не хотелось. Ему стало бы не хватать рыжего мальчишки, с кем ещё несколько дней назад они вообще не были знакомы. Ему не хотелось бы потерять Рюху. А для этого... Да, для этого надо купить ему обувку.
Попытка разбудить Рюху и на этот раз кончилась раундом чердачного рестлинга. Запыхавшись, они перестали бороться, и Кирилл смог, наконец, сказать,
что сейчас нужно купить Рюхе обувь.
Рыжий только теперь посмотрел вниз, на свои чёрные от недолгого гуляния босиком по улицам ноги. И согласился с Кириллом – раз надо, что уж... Он бы, конечно, пока лето, и так походил бы. Не впервой.
Дешевле всего обувь купить можно на Центральном рынке, это Кирилл знал. Можно, конечно, ещё несколько дней подождать, может, что и сыщется, но только риск чересчур велик. Не стоит, по-взрослому говоря, судьбу испытывать.
После утренней перекуски, на этот раз – дешёвыми пирожками, осталось пятьдесят пять гривень. После приоберетния пачки сигарет – одной на двоих – пятьдесят три с мелочью.
Самые дешёвые кроссовки Рюхиного размера стоили, оказывается, сорок пять.
Рюха потянул Кирилла за рукав.
- Ки-ир, - протянул он, - мне же не обязательно – новые, можно и бэ-у.
- Где ты их возьмёшь? – хмыкнул Кирилл.
И тут тётка, торговавшая кроссовками, показала мальчишкам на свалку сэконд-хэнда, где много кто копошился. Там, сказала она, и обувь должна быть.
После долгого рытья в большой обувной куче отыскались вполне подходящие кроссовки, тёмно-синие, с узенькими бело-жёлтыми вставками. Если смотреть на них сверху или сбоку, то и не скажешь никогда, что – бэ-у. Только на подошве видно – ношеные. Потому владелица этого шмоточно-обувного развала и цену загнула, не глядя на покупателей – тридцать восемь гривень.
Для примерки она выдала целлофановый кулёчек, это вполне понятная предосторожность, чтобы от Рюхиных грязных лап не осталось следов на чистенькой нутряной ткани кросовок. Ногу полагалось замотать в кулёк, а только потом вставить её в кроссовок. Подходят, красиво даже выглядят кроссы на ноге.
Долгий спор и уговоры цену всё же сбавили. Она сдалась на цифре «тридцать два». И сказала, что дешевле, чем за тридцать две гривни уже точно не отдаст.
Рюха вздохнул.
- Пойдём? – спросил он, не глядя на Кирилла.
- Как – пойдём?! – не понял Кирилл. – У нас же хватает, и остаётся ещё.
- Нет, - Рюха вздохнул ещё раз. У нас там пятьдесят с чем-то? Половина – это двадцать пять, ну... моя половина. А она ж больше сказала...
Кирилл опешил. Выходит, о том, что это их общие деньги, Рюха и не думал? И никак не может представить себе, что Кирилл способен поучаствовать в его, Рюхином, деле, своей половиной тоже? А сам бы Рюха – как, тоже ... зажмотил бы, окажись Кирилл на его месте?
Кирилл отдал хозяйке «сэконд-хэнда» три бумажки – десятку, двушку и только потом – самую главную – двадцатку.
И протянул кроссовки Рюхе:
- Обувай.
Рюха надел кроссовки. И не сказать, как он счастливо и по-глупому улыбался.
Они прошли молча несколько минут.
Рюха остановил Кирилла.
- Кир... Кир – ты мне как брат! Не... – Рюха подумал. – Ты ... больше.
- Отстань, - сказал Кирилл. – Всё нормально.
Ему не хотелось сейчас говорить об ЭТОМ. Да и, кажется, нельзя это высказать вслух. Ощущение, когда рядом с тобой человек, нужный тебе просто потому, что такой вот он есть. И понимание, что и ему ты нужен – только за это, за то, что и ты...
А больше у них никого нет. Но их уже двое – и это больше, сильне и лучше, чем когда каждый из них был сам по себе.
«Я не буду его бросать, - подумал Кирилл. И добавилось ещё: - Я не хочу...»
Похоже, торжественность момента как-то проняла и рыжего – он не начинал ставшего уже привычным трёпа ни о чём и сразу обо всём. Шёл молча, посматривая то вниз, понятно – куда, то на Кирилла.
Потом, попозже, когда они присели отдохнуть, Рюха пробовал объяснить, что все, с кем он до сих пор был знаком, обязательно говорили: дружба – дружбой, а денежки – врозь! И он считал само собой разумеющимся, даже если и заработали вместе, каждый тратит свою долю сам, как хочет. И никто ему не виноват, если он что-то не так сделает. И уж точно, что никто ему не должен из своей доли на что-то там добавлять. Нету такого правила.
Ну да, согласился Кирилл, ничего не говоря вслух, вроде всё правильно. Можно же было, к примеру, не играть на автомате. Или ещё там что... Водку не пить. Но – сделано как сделано. И никто не виноват. Только вместе – это значит, что всё – вместе.
И за всё мы с Рюхой отвечаем вдвоём. Во как. В замечательной книжке про мушкетёров то же самое говорилось про четверых. Им ещё легче было, что они только не вытворяли! И всё – ВСЁ! – удавалось. Потому что четверым это ещё легче, чем – как у них, когда их всего двое. Нет! Когда их – уже целых двое. Вместе.
Почему-то совсем не к месту и не ко времени вспомнилось, как он познакомился с Борисом Игоревичем. Что успел почувствовать, но заглушил в себе понимание необычности этого человека. И как отплатил за его гостеприимство.
И как потом этот странный человек, оказавшийся к тому же не ментом, нет, а кем-то ещё поглавнее всех ментов, не сдал его. Наоборот, можно сказать, отмазал.
В отплату за какую-то фигню.
Но только плохо вот – он не простил его. И это тоже – по-человечески понятно.
Кстати... Если бы не Рюхино босоножье... Да ещё вспомнить бы пораньше... Ведь можно было придти к Борису Игоревичу с этими деньгами, так на дурняк полученными, и сказать – вот, возьмите, в счёт ТОГО случая.
Кирилл даже головой замотал от нелепого наваждения. Откуда такая дурь в голову лезет?! Да и не воспользовался он теми деньгами! Сам же пострадал.
Только вот дяденьке этому не легче. Из-за того, что Кирилл спёр у него нужную вещь, а потом самого Кирилла отлупили, и деньги за эту вещь забрали.
Так что крайний – всё равно он, Кирилл.
И на этой мысли ещё совсем недавно Кирилл успокоился бы. А сейчас он сделал ещё один шаг вперёд. Он задумался, а нельзя ли всё же как-нибудь исправить то, что он накосячил? Понятно, что денег на новую вещь ему не собрать. А что... А что тогда остаётся сделать?
«И надо оно мне было?!»
Где-то Кирилл читал, а, может, просто слышал от кого-то, что жизнь не бывает ровной и всё время одинаковой. Она складывается полосами – чёрными и белыми.
Чёрная полоса – сплошные неприятности и несчастья, как у него происходило почти всегда. Но сейчас, с одной оговоркой, у них с рыжим Рюхой на двоих полоса явно белая. Если бы ещё не тот случай с Борисом Игоревичем...
В нём крепла уверенность – им предстоит свидеться. Не по-плохому. Откуда бралось это знание, он бы и сам не смог объяснить.
Они проталкивались сквозь густую рыночную толпу, заполнявшую все промежутки – от прилавка до прилавка.
Неплохо бы сейчас подыскать, пока есть ещё немного денег, работёнку получше, жаль только, поздно для одноразовой подработки – когда надо помочь вывезти товар на торговую точку, а штатный постоянный грузчик не вовремя запил, к примеру.
Рюха потянул Кирилла к киоску, торговавшему разной вкуснятиной, в том числе и горячими блюдами – на закусь к водке, продававшейся тут «в розлив», так и было написано в окошке на дощечке с гордым словом «меню».
Оставшихся денег вполне хватило, чтобы купить на двоих полную тарелку горячего борща, две порции рисовой каши с подливой и две котлетины, хлеба им киоскерша нарезала почти с полбуханки.
Рюха с набитым ртом начал рассказывать очередной ужастик из интернатской своей житухи. Но вот он прервал себя на полуслове и выдал:
- Кир, а классно было бы здесь поработать! Видишь, она сама всё таскает...
И Рюха показал белой пластмассовой ложкой Кириллу за спину – ему-то не видно, а у Рюхи перед глазами разворачивались любопытные события: киоскерша с явной натугой перегружала с подкатившей тележки металлические поддоны с готовой снедью, не забывая при этом поругивать водителя тележки – паренька в обрезанных выше колен джинсах и в полинявшей до белизны почти, а когда-то – ярко-красной, бейсболке. Смысл переругивания сводился к тому, что мог бы помочь, говорила тётка, напрягаясь с очередным поддоном, а паренёк-грузчик отвечал, что надо за своей рабсилой следить, а не чужую эксплуатировать. За сколько заплатили, столько он и сделал, мог и на то не согласиться.
Мальчишки впопыхах поскорее доглотали рис и подошли к прилавку снова. Тележка, разгруженная киоскершей, уехала, клиентов не наблюдалось.
Пора.
Сперва, конечно, тётка только смеялась, глядя на них. Куда им, таким маленьким! А они знают, сколько всё это железо весит – и она хлопнула широкой ладонью по звякнувшим в ответ пустым поддонам, сваленным у дверей.
Но Кирилл связно объяснил – если она возьмёт в помощники их обоих, а платить будет, как одному взрослому, то и ей польза будет, и они управятся. Подразумевалось, конечно, и они на это рассчитывали даже больше, чем на заработок наличными, что всех своих грузчиков в таких точках обязательно кормят. Так что, как бы им мало ни платили деньгами, на сигареты уж точно будет хватать, а еда – бесплатная. И что ещё надо?
Тётка постепенно стала соглашаться с Кирилловым красноречием. Но честно предупредила – пусть пока сегодня они поработают, поесть она им точно даст вечером, часа в четыре. И как раз придёт хозяин – с ним надо говорить окончательно, об условиях и о деньгах. А она, если всё нормально будет, своё слово скажет.
Работа оказалась куда полегче многого, что приходилось делать Кириллу. После того, как чужой грузчик в обрезанных джинсах привёз товар, до обеда оставалось только сидеть покуривать и время от времени затевать очередной раунд борьбы.
В обед, когда часть поддонов с едой опустела, мальчишки побежали искать того самого грузчика, но не нашли. И упросили выдать им тележку напрокат – у соседнего обжорного киоска. Вдвоём они всё привезли сами, чем порадовали «свою» киоскершу.
Ближе к четырём надо было всё поскладывать, отвезти пустые поддоны, потом ещё поубирать вокруг киоска, а мусора там набросали за день изрядно.
Последнее, что оставалось сделать – отнести здоровенный пластиковый мешок с использованной одноразовой посудой на самый главный мусорник рынка. Тётка предупредила – по возможности вытряхнуть мешок и его не выбрасывать, а принести назад. И после этого уже точно обещала накормить.
Они думали, что она даст им поесть примерно как утром, только, может, побольше. А оказалось... Тётка зазвала их внутрь киоска. Уже стояло приготовленное блюдо с жареной картошкой, из картошки высовывались несколько аппетитных сосисочных попок, рядом на блюдечке – горка из четырёх котлетин, таких же, как утром, только теперь бесплатных. Но и это оказалось не всё. Она добавила ещё плоскую пластиковую тарелку с нарезанными помидорами, огурцами, свежей нашинкованной капустой и грудкой рубленой зелени.
Едва мальчишки начали поедать эту честно заработанную вкуснятину, появился хозяин.
Киоскерша не стала ждать вопросов, а начала разговор сама – с жалоб на то, что работает за троих, и всё на одну зарплату! И сегодня опять всё сама таскала бы, если бы не эти вот замечаиельные пацаны.
Хозяин, смуглый полнотелый армянин (а, может, и азик, кто их разберёт?) медленно пересчитывал выручку и на все её возмущения только молча кивал головой.
Потом, наконец, сказал, чтобы не шумела, а подыскала грузчика. Он его примет на работу. И всё. И говорить не о чем.
Она сразу ввернула – про пацанов. Армянин поморщился, объяснил – двоим он платить не будет, положено иметь одного грузчика, пусть будет один.
И тогда тётка выдала главный козырь – пусть работают оба, а платить он им будет – как одному. Вот сегодня они, между прочим, целый день отработали, а что получили? Вот, сейчас только перекусить присели.
Ай да тётенька, подумал Кирилл. И как у неё ловко всё получается. Что песню поёт, ни слова не выкинешь.
Хозяин резонно заметил – с утра он платил совсем постороннему грузчику, так что пацаны, если и работали, то – с обеда. Значит, половина рабочего дня.
И выдал на двоих две бумажки – десятку и двушку. Объяснил – если завтра с утра начнут работать, получат двадцать пять гривень.
Мальчишки переглянулись. Вот это да. Ничего не тратя на еду, зарабатывать двадцать пять гривень в день – сказка! На всё хватит.
Кирилл подумал, что с завтрашнего заработка уже обязательно купит себе камуфляжную маечку. Ту самую, какую давно хотелось.
Они уже собрались уходить. Тётка, наконец-то сказавшая на прощание, как её зовут – Света, а то за весь день они всё никак не могли спросить её, предупредила, завтра в половине шестого утра быть обязательно!
И только теперь мальчишки сникли. Кирилл грустно пошутил:
- У нас будильника нет. Проспим.
Тётя Света замерла у дверей киоска с ключом в руках. На лице отразилась минутная борьба, ей не хотелось терять надёжных и дешёвых работников.
- А, - сказала она, - всё равно тут взять нечего, - и протянула увесистый ключ пацанам. – Ночуйте тут, лето, не замёрзнете. Утром разбужу.
... Им казалось, что наконец-то неуловимая птица счастья сама пришла в руки. Получилось так, что отыскалось разом всё – работа, сулившая надолго сытость и благополучие, и даже – поверить невозможно! – ключ от собственного жилища!
Когда всё стихло, переполнявшие их эмоции отыскали единственный для их случая возможный выход. Само собой вышло так, что они потянулись один к дургому навстречу. И сперва столкнулись их лица, губы отыскивали губы друга, наверное, редко встречается такой искренний и честный поцелуй – не братский, конечно, но и никак не тот, каким обмениваются парень и девушка.
Мальчишки не смогли бы сказать вслух, что они испытывают сейчас, но зачем говорить то, что куда проще выразить бессловесно?
Им хотелось – пусть бы обоим сегодня будет классно, приятно, что у каждого из них есть другой, самый лучший и самый близкий человек на свете. А ещё – у них есть одна на двоих Госпожа Удача. Позволила поймать себя.
Надолго ли?..
... После утренней беготни, с непривычки показавшейся напряжной, в гости к мальчишкам забрёл паренёк-грузчик в обрезанных джинсах и линялой бейсболке. Он подсел к ним, когда они курили в холодке.
Только теперь они разглядели его получше. У парня – совсем детское лицо, ёжик едва отросших тёмно-русых волос, а вот лет ему оказалось много, пацаны с трудом поверили, что он весной вернулся из армии, они думали – от силы лет 17.
Когд знакомились, Кирилл назвался настоящим именем, Рюха опять выдал оба наименования сразу, а этот парень сказал, что его все называют Шуша, и пояснил – это от фамилии, а фамилия – Шумко. Кирилл предположил, что правильнее прозывать его надо не так, а, уж если от фамилии – то не Шуша, а – Шума, так, что ли?
Шуша пожал плечами. Нет, говорит, давайте, как все.
Он знал много интересных и полезных вещей о том месте, где они работали. То есть – не только о киоске, но и вообще о жизни на центральном рынке, и многое мог подсказать. Зарабатывал он, как все грузчики, двадцать пять гривень в день, но ещё пятёрку ему доплачивали за ночёвки в большом складе, считалось, что Шуша этот склад охраняет. На самом деле он там просто спал, но знали, что он там спит, все, кто мог бы захотеть туда забраться. И уже поэтому не лезли.
А почему он спал на складе, пацаны не поняли, но точно – не из-за пятёрочной доплаты. По Шушиным словам, в пригороде жили в собственном доме его мама и сестра. Но он там вместе с ними жить не хотел, а объяснял тем, что ездить далеко, неудобно. Да и дорого, туда и назад надо на маршрутке.
Вечером Шуша опять забрёл к мальчишкам. Они за второй день сумели чуток обустроиться в киоске, внизу сделали настил из ящиков. А Шуша предложил принести им кучу старых мешков – всё мягче будет, чем на ящиках спать.
И принёс. Вместе с бутылкой водки. Заедать водку у него не нашлось ничего, кроме нескольких мелких яблок.
Отсутствие закуси остановить не могло никого. Рюха мечтательно ляпнул, что клейку было бы нюхнуть лучше, но выхватил плюху от Кирилла, да и Шуша покосился на него неодобрительно. Клеепыхи, сказал Шуша, долго не живут. Он знает.
Срывая зубами жестяную нашлёпку с бутылки, Шуша опять, явно для Рюхи, ещё порассуждал на ту же тему: что клей употреблять нельзя, потому что – не отпускает. Водка, с ней так: захотел выпить – купил и выпил, не хочется – не покупай и не пей.
А клей, он точно знает – отравляет всё внутри, и потом уже, когда отравился, хочешь – не хочешь, будешь травиться дальше.
Рюха не стал спорить, больше, конечно, не потому, что был согласен с Шушей. Спорить не имело смысла, прежде всего потому, что клея нет и купить клей они ему не дадут. Вместо водки он предпочёл бы сладенькую слабоалкоголку, да и Кир тоже, в этом Рюха уверен. А пока они понемногу пили водку, Шуша наливал в единственный пластиковый стаканчик по глотку, и они по очереди опрокидывали.
Потом, когда водку допили, и в головах приятно зашумело, а по телу стало разливаться изнутри тепло, Шуша начал шуточную борьбу с двумя противниками сразу. И при этом, как бы совсем случайно, всё чаще слегка сдавливал мальчишкам те самые места, куда случайно прикоснуться вроде бы нельзя.
Он, кажется, понял, что они его... Если и не стесняются, то за своего пока не считают, не верят как бы в то, что он тоже...
Он тогда объяснил Киру – Кир ведь работал у азиков на арбузах. Вот они Шуше и сказали. Ну, а с Рюхой вообще всё просто: у него на лице написано.
Шуша ещё сказал, что он все «эти дела» задолго до армии успел попробовать. А теперь у него так получается: с девушками он – как положено, как пацан, только вот тянет и с пацанами – по-всякому, но больше – уже наоборот, как будто он – девушка.
Кирилл, услышав такое объяснение, почему-то разом успокоился. Всё как бы встало на свои места. Понятно теперь, почему Шуша с ними хочет подружиться. Если он такое, как сейчас, скажет ещё кому-то на рынке, с работы, скорее всего, не выгонят, но смеяться станут все и уважать перестанут.
Кирилл понимал, что лично о нём все, кому надо, всё знают. Но он-то ещё пацан совсем, малолетка, что с него взять? А Шуша уже совсем взрослый, ему так свободно делать это нельзя. Глупо, конечно.
Способ, которым Шуша захотел расслабляться, сперва удивил обоих мальчишек:
он встал на колени между ними. А потом уже они менялись между собой, первые разы – только Кирилл с Рюхой, Шуша оставался по-прежнему, как он называл, «на шести точках». Кирилл с присущей ему наблюдательностью заметил – Шуша ни на секунду не задерживается, когда они меняются. Не стесняется показать, что ничем не брезгует.
Да и тащится он от всего этого, явно очень заметно. Классный пацан Шуша, Кирилл едва удержался, чтоб не рассмеяться вслух последней неожиданной мысли.
... Спать Шуша отправился к себе – на склад.
А завтра вечером всё повторилось, теперь уже заранее договорились, водки взяли побольше, оставили с обеда несколько котлет и большую тарелку с салатом.
Дни шли за днями. Кирилл купил наконец-то камуфляжную маечку, в точности такую, как ему давно хотелось. И где-то на втором месяце их нового сытого житья-бытья Кирилл снова испытал лёгкое беспокойство. Теперь, когда всё вроде бы хорошо, и можно забыть о о разных неприятностях, остающихся в прошлом, непроходящее это чувство его встревожило.
Он быстро понял, откуда оно взялось. К их киоску подошла женщина, рядом с ней крутился аккуратно одетый мальчик, видимо, её сын. Что она там взяла у тёти Светы, Кирилл не обратил внимания, мальчишка сперва показался ему сильно похожим на малого Сашу. Потом, когда разобрался, что никакой это не Саша, Кирилл испытал облегчение. И это означало, что его до сих пор тревожит та его давнишняя вина – перед Сашей, а больше – перед тем человеком, перед непонятным недобрым взрослым по имени Борис Игоревич.
Перед человеком, имевшим по отношению к Кириллу, оказывается, нечто куда большее, чем преимущество физической силы. У Бориса Игоревича была в руках власть, он, оказалось, главнее всех ментов. И что ему стоило тогда отомстить Кириллу?
Правда, Кирилл кое-что ему тогда рассказал, так, ерунду, но всё же! Ну, мог он, к примеру, оставить Кирилла в ментовке, это кончилось бы направлением в приют и многими другими неприятностями. А он приказал – отпустить.
Но только сказал при этом, что – нет! Не прощает.
И в очередной раз, когда хотели скинуться деньгами на водку, Кирилл помотал головой. Сказал, что не будет он сегодня пить. Ему деньги нужны на другое.
Сказав так вслух, он впервые додумал до конца удивительную идею: нужно попытаться собрать деньги за украденную тогда вещь. То есть, понятное дело, что и сейчас, когда они с Рюхой хорошо зарабатывают, сделать так будет трудно, денег нужно много, купить этот видик-ди-ви-ди задёшево не купишь. А в магазинах он стоит – ого-го! Но и выхода другого Кирилл не видел. Он знал, что должен это сделать.
Чтобы иметь право снова придти в гости к малому Сашке и к его недоброму неродному папе. Ему это стало казаться очень важным, может быть, самым главным, после внезапно пришедшего понимания, что Борис Игоревич сделал больше, чем просто не сказал ничего ментам. Он сделал для Кирилла тогда всё, что мог – не оставил его в ментовке, уберёг от всего, что обязательно случилось бы тогда, если бы он только промолчал, а Кириллу пришлось бы ехать в приют.
Приюта Кирилл боялся едва ли не больше, чем всех остальных неприятностей.
Он многое помнил. Там было – чего бояться.
И вот выросло понимание, что от всех ужасов приютской жизни его спас человек, перед тем Кириллом оскорблённый, обманутый.
Что же ещё остаётся? Чтобы этот человек его простил? Только одно.
А для этого – нужны деньги. Но никто другой, кроме Кирилла, в этом не виноват. И поэтому Кирилл протянул Рюхе его половину с дневного заработка – две пятёрки и кучку монет. А про себя в который уже раз просчитал, сколько пройдёт времени, пока он соберёт нужную сумму. Долго получалось. Ну, всё равно...
... Рюха деньги взял, но не спешил бежать за водкой. Его единственный друг Кир повёл себя сегодня как-то странно. В чём тут дело?
Кирилл не хотел Рюхе ни о чём говорить. Появился Шуша. А его мальчишки молчаливо согласились держать за старшака в их маленькой компании.
Как-то само собой получилось, что Шуша потихоньку выпытал у Рюхи, почему Рюха не идёт ещё за водкой. А потом уже взялся за Кирилла.
- Слышь, Кир... Ты не прав. Мы ж вместе, втроём, понимаешь? Если кого из вас теперь обидят, я же полезу! Обязательно! И по фиг мне, если получу в голову. Что первый раз, что ли? Я ж за друга заступаюсь, не просто так. Понял?
Кирилл вроде бы и понял, и соглашался, но ещё молчал. Потом Рюха зашмыгал носом и выдал – как без Кира, без его доли в деньгах, он бы, наверное, босиком ходил.
И не нашли бы они этой работы, и вообще... А сейчас, получается, Киру нужно, а он молчит. Вроде как... Да он, Рюха, готов, если надо, отдать на фиг эти двенадцать с полтиной, если для дела надо и – другу!
Кирилл вздохнул.
- Мало всё равно будет... Я лучше сам...
Теперь уже Шуша встревожился. Кому Кир должен? И за что? И всё ли там правильно? Если попал на бабки, сказал Шуша, это дело серьёзное. Но только не надо молчать втупую! Что, он не человек, что ли? Или совсем без понятий? Надо – значит, надо. И он готов помочь. Только разобраться нужно. Чтобы всё по-честному.
Кирилл слишком долго носил в себе эту тяжесть. Похожие случаи бывали и раньше, только ни один так глубоко не цеплял его, не склеивалось всё раньше так одно к одному, как в тот памятный вечер.
И он рассказал всё.
Как познакомились – через малого Сашу. Как пошли в гости, где можно было, оказывается, поесть, выпить, искупаться, поиграться и переночевать, и ничего не делать в ответ. И как Кирилл в ответ кое-что сделал. А потом – как его побили и забрали деньги. И ещё – что получилось дальше, и этот мужик спас их с Рюхой от приюта. Последние слова – о приюте – Кирилл сказал как-то так, что Шуша насторожился. А вот о приюте Кирилл говорить ничего больше не захотел. Одним словом если сказать – беспредел. Хуже беспредела.
А закончил Кирилл тем, что объяснил свою идею – расплатиться за украденную вещь. И, говоря всё вслух, он теперь ещё добавил – к нему же, к этому дядьке, можно будет потом иногда в гости заходить: себя в порядок привести, одежду постирать, телик посмотреть, на компе поиграться, да мало ли что! Это же будет – как к себе домой придти, только и того, что – не каждый день.
Рюха сразу согласился с Кириллом, и опять выложил деньги, чтобы Кир их взял.
Шуша думал дольше.
- Так ты говоришь, этот чудик мусорами командует? – уточнил он то, что его, видимо, больше всего взволновало.
- Нет, - Кирилл не знал, как объяснить. – Понимаешь, он не мусор. Это точно. Но он ими командует, он им сказал, они подчинялись.
Шуша подытожил:
- Правильный он мужик, даже если и мусор. А ты, - тут он недолго помолчал, как бы прибавляя весомости своему выводу, - ты – лох позорный! Понял?
Кирилл вздохнул. Шуша мог бы его и ударить, даже, наверное, и не раз. И он стерпел бы. Шуша сказал ещё – разве Кир не понимает, у кого тырить можно, а у кого – лучше не надо? Сам же вот говорит – туда можно, как к себе домой приходить, так зачем же было...
Кирилл подвердил – лоханулся он крепко. Но можно всё исправить. Если отдать деньги за ту вещь.
Шуша согласился, это,сказал он, Кир правильно мыслит. Только вот проще не ждать, пока соберётся такая куча денег. Нужно скопить гривень сто и отнести их – как первый взнос. А потом ещё. Так легче намного.
Это действительно хорошая идея! Теперь, когда цель настолько приблизилась, Кирилл испытал благодарность к Шуше. Что ни говори, чем старше человек, тем он умнее. Вот не додумался же Кирилл сам до такой простой мысли!
А потом Шуша сказал, что все пятёрки, которые ему доплачивают за ночёвки в складе, он будет отдавать Кириллу. Больше он не может, честно.
И на этот раз всё происходило как обычно, только – уже на трезвую голову, без водки. Сперва посидели – поужинали, потом пустили по кругу сигаретку с травкой, это Шушу кто-то угостил ещё днём, а он, молодец, сберёг на вечер – для всех.
Совсем с другим, не подогретым водкой настроением, ребята делали всё с необыкновенным новым чувством. Для Кирилла это был, кажется, первый раз, когда то, что происходило, радовало его уже потому, что происходит с теми единственными людьми, с кем ему хочется не только ЭТО делать, с кем ЭТО можно как раз и не делать, а они всё равно останутся самыми близкими ему людьми, кто ему нужен, и, что ещё важнее, кому нужен он сам, со всеми его неправильностями и ошибками.
К концу недели требуемая сотня гривень собралась.
Шуша прикололся:
- Слышь, Кир, может, познакомишь меня с дяденькой? Или я для него уже взрослый? Так ты не признавайся, скажешь – я твой старший брат, чут-чуть старший?!
Но все вместе решили, что идти в гости надо одному Кириллу, а они его только проводят, чтобы ничего не случилось, всё-таки с деньгами пацан идёт.
Расстались у входа в запомнившийся Кириллу подъезд.
Дверь открыл Саша. Обрадовался, хоть и удивился. Отступил на шаг, сказав «Заходи!». Кирилл за собой аккуратно прикрыл дверь. Они вошли в первую, большую комнату.
На первый взгляд, ничего не изменилось. И вместо той вещи, унесенной Кириллом, не появилось ничего.
Оказалось, хозяина дома нет.
Может, через час придёт. Или позже. Звонил недавно. Сказал Саше, чтобы поел без него, не ждал.
Кирилл вспомнил, что тогда, в первый раз, он так и не добрался до компьютера.
Сейчас, решил он, наверстаю. Вопрос о компьютере вызвал у Саши смущение. Оказывается, комп там, во второй комнате. А туда сейчас нельзя. Там открыто, но туда нельзя. Когда там никого нет.
Потерплю пока без компа, решил Кирилл. Не за этим же я сюда пришёл.
Борис Игоревич отпер дверь своим ключом, и ещё от дверей, углядев не Сашины кроссовки в прихожей, громко спросил – «Кто у нас в гостях?».
Кирилл встал с кресла и шагнул вперёд.
- Драсьте, - сказал он. – Это я.
Борис Игоревич удивился куда сильнее малого Саши. Кириллу показалось, что он едва ли не растерялся, увидев у себя дома... Кого? Похоже, того, кого увидеть никак не ожидал.
- Хм-м, - бормотнул хозяин квартиры. – Ты просто так? Или по делу?
- По делу, - быстро сказал Кирилл. И сунул руку в задний карман джинсов, нащупывая деньги.
Но Борис Игоревич как раз в эту минуту уже отвернулся. Потом и сам присел в другое кресло, показав Кириллу на то, где он сидел до появления Бориса Игоревича.
Кирилл, не садясь, на низенький полированный столик выложил деньги – две двадцатки и шесть десяток.
- Вот, - сказал он. – Вы не думайте, я знаю, что та вещь дороже стоит. Я вам всё отдам, только не сразу. У меня теперь работа есть. И платят хорошо. Каждый день. – Тут он подумал, что неправильно будет умолчать, что эти деньги собирал не он один.
И поэтому объяснил:
- У меня теперь друзья есть. Так что это ... мы вместе.
Только сказав это всё, он поднял голову и встретился взглядом с хозяином квартиры. Что в нём? Откуда эта смешная растерянность? Радоваться надо, что ему деньги возвращают!
Борис Игоревич протянул, наконец, руку к деньгам. Убрал. Снова поднял руку, и взял уже деньги. Аккуратно сложил их вместе.
Кирилл мог бы поклясться – у сидевшего вблизи взрослого человека слезились глаза. Скорее всего, конечно, по какой-то естественной причине, мало ли что. Может, сквозит ему сильно, вот и слезятся глаза.
Но думать так Кириллу казалось неправильным. Причина – в другом. Тем более, Борис Игоревич молчит, пробует вроде что-то сказать, и не говорит. Рот приоткрывает, но ни слова не произносит.
Волнуется? С чего бы?
Чтобы рассеять возникшую неловкость, Кирилл спросил:
- А вы такую штуку опять купите? Ну, когда я вам все деньги отдам?
Мужчина постукал краем сложенных вместе денежных купюр по столику. И после долгого молчания ответил:
- Знаешь, я тогда эту технику из-за Саши купил. Он мультики очень любит, только не те, что по телевизору. А на кассетах и больше – на дисках, на ди-ви-ди. Вот поэтому и купил. – Он снова замолчал.
- А после того случая... Расстроился, конечно. Я сразу хотел купить новую технику. Он попросил – лучше велосипед. Вот велосипед и купили.
- Конечно, - согласился Кирилл, - велик лучше!
Борис Игоревич развернул деньги веером и снова свернул.
- Давай договоримся. Деньги я у тебя возьму...
«Во даёт, - подумал Кирилл. – А что, мог бы и не взять?»
И тут же понял – мог бы. Запросто.
- Только вот что... Если тебе понадобится, ну, я не знаю, мало ли что случится... Зайдёшь и скажешь. Договорились? – и он улыбнулся Кириллу вполне хорошей, доброй улыбкой.
- Так я пойду? – Кирилл встал.
- Спешишь? – Борис Игоревич вроде как расстроился.
- Ну, - Кирилл заулыбался, - я же говорил вам, я теперь не сам. У меня друзья есть, мы договорились, они меня ждать будут.
На самом-то деле они не договаривались, но, конечно, очень ждут его. И это тоже оказалось совсем новым ощущением – непривычным, но приятным – спешить на встречу, с теми, кого видишь каждый день по многу раз и кого сейчас, не видя пару часов, уже очень хочется повидать снова.
Это Борис Игоревич, кажется, понял.
- Иди, - просто сказал он. – А в следующий раз, если хотите, появляйтесь вместе.
И протянул Кириллу руку – для прощального рукопожатия. Кирилл задержал его широкую ладонь. Ему важно было услышать ответ на один, так и не прозвучавший вопрос. Но в ту минуту, столкнувшись взглядом с пожимавшим ему руку мужчиной, он понял, что ничего спрашивать не надо.
На улице, пока он ждал Бориса Игоревича, погода изменилась – накрапывал мелкий дождичек, в другом бы случае Кирилл подумал – противный дождь: ненастоящий, мелкий, моросящий. А сейчас... Сейчас он думал – как хорошо, когда тебя где-то ждут! И дождь ему настроение не испортит. И ещё – есть одно хорошее дело. Когда тебя простили.
Никогда раньше ему не было это важно. Он и не думал о таких вещах. А это, оказывается, приятно. Когда ты сперва провинился... Нет, хуже – когда ты сделал кому-то зло, а потом исправил всё и сделал как надо – по-доброму. По-хорошему.

страница 1 2 3

© COPYRIGHT 2008 ALL RIGHT RESERVED BL-LIT