***
Когда
Кир ушёл, Рюхе сразу стало скучно. Тем более, и Шуша
объявил – у него дела. Может, заглянет ещё потом, как
справится.
Рюха так и не узнал новый для него город лучше, чем в первые дни. Да и то сказать
– когда он успел бы? Днём они с Киром на работе, а потом, если куда и пойдут
погулять, так не особенно далеко.
Из мест нескучных и многолюдных Рюха знал разве что район вокзала, пешком до
тех мест – полчаса, если не торопиться.
Плохо, конечно, что денег почти не оставалось – так, мелочь какая-то звякает
в кармане. Они старались все эти дни ничего лишнего не покупать, поэтому и смогли
собрать сотню гривень Киру „для дела“. Так Рюха привык для себя называть предстоящие
затраты на погашение Кирова долга.
Он не помнил себя в другой обстановке, кроме детдома, а там, где помнил, - всё,
что могло появиться у него мало-мальски необычное, некаждодневное – немного денег
или какая-нибудь вкусная еда, или что-то из одежды, ни одна из подобных мелочей,
Рюха привык, ему как бы и не принадлежала до конца. Потому что пацаны помоложе
или такие, как Рюха – по возрасту или по силе – запросто могли что угодно тихонько
спереть. А те, кто постарше и сильнее, точно так же легко отбирали у маленьких
и слабых. Прятать и жаловаться не полагалось – всё равно ничего не изменится,
только хуже будет, потом обязательно отлупят.
На лето многие сбегали, всё равно, в какую сторону, лишь бы не торчать в ненавистных
стенах и не попадать постоянно старшакам на глаза.
Рискнул и Рюха. Он ещё потому сбежал на этот раз, что знал одно всегда выполнявшееся
правило – кто с лета возвратится не с пустыми руками и сам подкинет что-нибудь
старшакам, того долго не трогали.
Сейчас Рюха испытал минутное сожаление, что несколько дней старался деньги не
тратить и отдавал их Киру. Но тут же подумал, что всё равно он поступил правильно.
Кир – не как все, он Рюхе настоящий друг. И с Рюхой им начало кое в чём везти,
как-то вот само собой получилось, что их менты отпустили, они работу нашли, и
не просто работу, а такую, что и ночевать голова не болит. Да ещё с Шушей познакомились,
а он уже совсем взрослый парень, сильный и добрый. Обещал же за них заступиться,
если что. А за Рюху пока ещё никто не заступался, никогда.
И всё это получалось только потому, что Рюха встретил Кира. Значит, правильно
он делает, что пытается ему помочь.
Хорошо бы ещё сейчас, когда выдался свободный вечер, подзаработать. И потом обрадовать
Кира – смотри, я времени зря не терял.
Только вот в одиночку у Рюхи никаких мыслей не возникало, кроме одной – пройтись
к вокзалу и там погулять. Может, я кому и понадоблюсь, решил он.
Он сперва хотел доехать на трамвае, но злая кондукторша уже на следующей остановке
вытолкала его из вагона. Рюха, не долго думая, вспрыгнул на торчавшую внизу сцепку,
на пацанячьем наречии смешно именуемую «колбасой».
Так и доехал.
Спрыгнув с трамвайной сцепки, он не стал идти прямо на вокзал, а присел на скамье,
одной из многих, редко расставленных по аллее, занимавшей центральную часть проспекта.
Почувствовал, что-то колет в кроссовке. Рюха снял кроссовок и вытряхнул из него
камешек. Шевельнул босой ногой, ощущавшей шершавую нагретость асфальта.
Жаль, что Кир говорит – босиком ходить нельзя. А париться целыми днями в кроссовках?
За спиной у Рюхи что-то мокрое отчётливо шлёпнулось о скамейку, вроде как бросили
в Рюху, но не попали. Рыжий оглянулся.
Это от бордюра пацанёнок, мывший перед светофором машины, запустил мокрой тряпкой
в лавочку. Ну, он-то в Рюху попасть явно не хотел. Смотрит вон как виновато.
Потому что – маленький совсем, меньше Рюхи и видно, что – слабее.
Рядом с Рюхой опустился на скамейку дяденька, в рубашке с короткими рукавами,
выпущенной поверх брюк, молодой, лет около тридцати, самой обыкновенной внешности
и как будто бы ничем не опасный. По крайней мере, он не походил ни на ментов,
ни на таких дяденек, от кого хотелось убежать.
Хотя... Конечно, подумал Рюха, он вряд ли присел случайно рядом со мной. И его
это не насторожило. Скорее всего, дяденька как раз потому и присел сюда, что
хотел оказаться рядом с ним. А что могло вызвать опасения? Разве что один неочевидный
фактик – Рюха никак не мог сообразить, почему он не обратил внимания, откуда
его сосед по проспектной скамье появился? То ли следом шёл, то ли, наоборот,
навстречу? Думать долго над такой мелочью Рюха не стал. Объяснение могло быть
самое простое – Рюха же нарочно по сторонам не оглядывался, вот потому и не заметил,
откуда он взялся, этот человечек?
Если он попробует познакомиться, решил Рюха, и так далее, дальше – понятно, то
с ним пойти можно. Надо только с самого начала объяснить, потому что выглядит
дяденька небогато, что он, Рюха, сегодня не голоден и переночевать ему тоже есть
где, и, короче говоря, если дяденьке что-то надо, то заранее попросить немного
денег. Тогда Рюха отработает ему по полной программе.
Дяденька, похоже, Рюхины немудрёные мысли то ли прочитал, то ли услышал.
Во всяком случае, сказал он совсем просто:
- Слышь, пацан, заработать хочешь?
Рюха обрадовался, что всё так легко само собой получается, и ответил, что – да,
конечно, а кому же деньги не нужны? И не без удивления услышал, что, оказывается,
дяденьке надо помочь что-то там не то погрузить, не то перенести. То есть – ни
о каких привычных Рюхе делах и разговора нет. А на самом деле он нужен только
как рабочая сила. И, сказал дяденька, работы там от силы на час-полтора, а заплатит
он Рюхе нормально, не обидит.
Может, будь на Рюхином месте Кирилл, о чём Рюха точно не подумал, Кирилл бы усомнился
в одном обстоятельстве: если так уж надо что-то перетаскивать или грузить, то
какой помощник из малолетнего и потому уже слабосильного пацанёнка?
Но у Рюхи никаких сомнений не возникло: слишком всё легко и заманчиво складывалось,
в точности, как хотелось.
Дяденька сказал, что у него тут рядом стоит машина. Они с проспекта углубились
в боковую улицу, потом опять свернули, раз, другой, и оказались во дворе большого
дома. Сели в белый «ушастый» «Запорожец».
Когда садились, как-то само собой получилось, что дяденька открыл перед Рюхой
дверцу, а потом ещё приподнял и отогнул переднее сидение,
потому Рюха оказался в «Запарике» сзади, откуда уже не смог
бы выбраться самостоятельно.
И это тоже получилось как-то вполне обыкновенно, будто и
не могло быть иначе. И Рюха снова не подумал о том, что опущенное
на место переднее сидение отрезает ему доступ к дверце автомобиля,
и выйти он теперь не сможет, пока дяденька его не выпустит
снаружи.
Он сказал, что живёт тут недалеко. Но ехали они с час, не
меньше. У Рюхи возникло запоздалое раскаяние, а как же он
после работы доберётся в центр города? Вряд ли этот мужик
его назад привезёт. Скажет – покедова, малый. И что тогда?
Пешком тут полночи топать, да ещё если не знать, куда идти.
А Рюха точно не знает, быстро ехали, он и понять не успел,
в какую сторону. Ладно, решил он, спрошу у него, куда идти,
не в лесу же...
«Запорожец» остановился в тёмном переулке, ближайшее освещённое
место они проехали на перекрёстке, когда в этот переулок
сворачивали. И дяденька, видно, по причине узости проезда,
поставил машину вплотную к забору. Вышел, помог выбраться
Рюхе и повёл его в темноте к дому – неказистому одноэтажному
строению.
Хотя, если присмотреться, насколько это возможно в темноте,
тут вокруг только такие домики и были. И ни в одном, кажется,
не горел свет. Спят, наверное, все. Поздно ведь.
Когда вошли и хозяин щёлкнул выключателем, зажигая тусклую лампочку, Рюха стянул
с ног кроссовки и задвинул их босой ногой далеко под низенькую табуретку, на
которой у двери стояло ведро с водой.
А мог бы Рюха обратить внимание, что хозяин, войдя в дом, не разулся. И это легко
объяснялось – на утоптанном полу не имелось никакого половичка или дорожки, как
обычно бывает, только подальше, через несколько шагов начинался деревянный настил.
Рюха пошёл вслед за хозяином . Потом тот замешкался и пропустил Рюху вперёд.
Зажёг свет – не верхний, а совсем слабую настольную лампу, углы и стены комнаты
всё равно тонули в сгустившемся сумраке.
Дяденька внимательно смотрел Рюхе в лицо. Опустил глаза пониже, усмехнулся.
И начал медленно расстёгивать пуговицы на рубашке.
Рюха подумал – одно из двух: то ли ему жарко тут стало, а духота в комнате стояла
конкретная, то ли ни о какой помощи в погрузке речи не идёт, а будет всё как
всегда. Только обычно хоть что-то говорят вслух.
Дяденька вслед за рубашкой снял и брюки, неожиданно оказавшись под брюками голым.
Он аккуратно повесил одежду на пластмассовую вешалку, а вешалку – на гвоздик,
вбитый прямо в стену. Почему-то его аккуратность и неторопливость Рюху никак
не насторожили, скорее, наоборот, подсказали ему, по его мнению, самые подходящие
ответные действия – Рюха тоже начал раздеваться.
Дяденька наблюдал за Рюхой, стоя посреди комнаты в одних чёрных носках. Рюха,
искоса посматривая на него, подумал, что ничего особенного его не ждёт, у дяденьки
в «том самом» месте всё выглядело вполне обыкновенно.
Он пристроил свою футболку и штаны на подоконник. И, только уже положив их туда,
заметил, что на подоконнике – толстый и нетронутый слой пыли. Да и ладно, будет
одеваться – отряхнёт вещи, ничего страшного.
Дяденька подошёл к Рюхе вплотную. Рюха улыбнулся ему.
И влепился спиной в стену от неожиданного удара – крепким твёрдым кулаком снизу,
в верхнюю губу и в нос. Губа изнутри расквасилась об зубы, заполнив рот привычным
по интернатскому битью вкусом крови, а нос у Рюхи от частых подобных же неприятностей
и вовсе был слабым, кровь брызнула сразу и закапала вниз. Ударившись о стену,
Рюха сполз на пол, и сквозь слёзы, провыл:
- Зачем вы меня бьёте?! Я...
Договорить он не успел. Второй удар был нанесён коленом в лицо. Рюха захлебнулся
собственной кровью. Падая, он приложился затылком об острый край неожиданно широкого
бруска плинтуса и от этого уже потерял сознание.
***
Кирилл, подойдя к их с Рюхой киоску, внутренне насторожился.
Рыжий наверняка сейчас где-то рядом сныкался и ждёт момента,
чтобы, когда он, Кир, начнёт ковыряться ключом в большом
и туго открывающемся навесном замке, как-нибудь неумно
пошутить – налететь сзади с воплем, вроде как Кир испугаться
должен, или ещё что-нибудь. Но нигде рядом Рюхи не наблюдалось.
Кирилл звякнул уже ключом об замок, когда подумал, что одному
виснуть в киоске будет невыносимо скучно, а настроение у
него после визита к Борису Игоревичу оставалось замечательное,
и портить его скукой одиночества в душном киоске не хотелось.
К Шуше в гости пойти, что ли?
Только там надо побыть недолго, лучше всего сразу вернуться
вдвоём сюда. Рюха ведь появится и не факт, что догадается
тоже пойти к Шуше. Ещё подумает, что Кир остался ночевать
у Бориса Игоревича.
Да ну, не станет он так думать о Кире: ключ-то от киоска
всегда у него, потому что среди них двоих Кир – как бы старший.
А вот сейчас по этой причине старший обязан думать за двоих,
тем более, завтра рано вставать. Ладно, решено: туда, и –
назад.
Его неожиданно рассмешила одна простая мысль: а что, если
Рюха куда раньше вернулся? Или они вообще могли вместе с
Шушей гулять? Приду сейчас, а они там вместе? Тем лучше.
Спать пойдём. У Шуши в складе спать посторонним нельзя, хотя
там у него стоит широкий диван, спинку если опустить, так
и втроём не тесно будет, проверяли. Но в склад иногда по
ночам что-то привозят, если приедет груз вместе с хозяином
склада, несчастье будет – Шуше крепко влетит за лишних людей
на складе.
Кирилл тихонько постучал в боковое окно склада условным стуком,
чтобы сразу показать – стучит кто-то свой. Таким же сигналом
полагалось стучать и днём, когда Шуша отдыхал после нескольких
часов обязательной и напряжной каждоутренней беготни. Он
тогда всех на фиг посылал. Но пацанам сказал, чтобы по серьёзному
поводу не стеснялись и будили его, только непременно – условным
сигналом.
В складе после условного стука что-то зашевелилось. Дверь
приоткрылась. Кирилл боком протиснулся в склад и за собой
притянул двери.
Шуша стоял в одних плавках и босиком. Спал, выходит? Но тогда
Рюхи у него нет. Кирилл на всякий случай спросил, не заходил
ли Рюха?
Нет, удивился Шуша, он куда-то сам гулять пошёл.
Интересно, и куда Рюха мог поздно вечером пойти гулять – в городе, где толком
ничего не знает, и везде гулял только вместе с ним, с Киром?
Надо ложиться спать, решил Кирилл. Что он ещё может сделать? Да и ... Подумаешь,
загулял Рюха. В крайнем случае, завтра с утра спать на ходу будет.
Как странно. Кирилл поймал себя на мысли, что всерьёз расстроился из-за того,
что Рюхи нет рядом. Что, правду говоря, ему не хватает глуповатого и доверчивого
Рыжего, как Кир его про себя называл, за недолгое время ставшего самым близким
и необходимым человеком.
Он уснул в киоске, подсознательно ожидая, что вот-вот раздастся возня у двери,
и Рюха появится.
Крепкий сон сморил его только под утро. Разбудила Кирилла тётя Света, грохотавшая
по двери ногой. Кирилл немедленно получил капитальную взбучку, за то, что ничего
не приготовили, не расставили и так далее.
А тут ещё оказалось, что он в киоске один. Кое-что Кирилл смог сделать сам,
удивляясь, насколько же всё делать одному тяжелее и дольше, чем вдвоём с Рыжим.
А кое-что пришлось просить Шушу, больше никто не стал бы ему помогать «за так»,
а денег-то с утра не было.
В обед, когда у Шуши и у Кирилла получался большой перерыв в работе, а Рюха
так и не появился, ему стало казаться, что это уже не особенно похоже на обычный
загул: вспомнилось, как счастлив был Рюха, что всё так удачно складывается.
И как радовался, что помогает Киру в его деле. И вместе с ним строил планы,
как здорово можно проводить время у такого знакомого, как этот Киров дяденька.
Как у себя дома...
....Дома.
Некстати вспомнилось – почти последние минуты, когда у него, у Кира, ещё был
свой дом: как охранник внезапно толкает его вперёд, и он от неожиданного толчка
падает на ступени у открытой двери. Больно ударяется о камень и оглядывается,
чтобы отругать неловко толкнувшего его охранника.И в эту минуту джип, в котором
они приехали домой, пронизывает насквозь толстая струя пламени, грохочет жуткий
взрыв.
Рядом падает кто-то, это не тот охранник, толкнувший Кира, и не отец. А где
отец?
А! Вот!! Отца волоком тянет по земле другой охранник, почему-то одной рукой,
вторая ничем не занята и он в ней ничего не держит, но тащит отца он только
одной рукой. Почему-то. И почему он не помогает отцу встать? Почему отец не
пытается встать сам?? И охранник волочит его, как... Как что?
Дальше – провал в памяти.
Кирилл держит отца за руку. У отца – бледное, как лист бумаги лицо. Стёкла
в окнах лопаются и слышна стрельба, не как в кино, где звуки выстрелов словно
бы усилены и слышны звонко и мощно. Всамделишные звуки стрельбы совсем другие
– суховатые и глухие. Отец шепчет Кириллу, чтобы он уходил, убегал, прятался.
И чтоб не вздумал возвратиться сюда, в дом! И чтоб забыл, как его зовут и как
фамилия...
Тело отца выгибается кверху, по лицу пробегает волной сильная дрожь.
И – он успокаивается. Застывает. Как будто уснул.
Но люди не спят с открытыми глазами.
У Кирилла нет ни крика, ни слёз.
Он не знает, что его состояние называется – шок.
Крик до хрипоты и потоки солёной влаги на лице – всё это будет потом, позже,
когда он поймёт, что внезапно закончилось всё.
Что у него теперь – другая жизнь. Когда его даже зовут – по-другому.
Кирилл с трудом возвратился из так не вовремя нахлынувшего потока воспоминаний
в сегодняшний, тоже невесёлый день. Сейчас, в обед, когда у тёти Светиного
киоска выстроилась очередь из проголодавшихся клиентов, он в первый раз со
вчерашнего вечера подумал с пугающей определённостью, что Рыжий – пропал.
Он не мог просто так загулять, он ни в коем случае не хотел бы подвести Кирилла
своим загулом. Он не пришёл потому, что – не смог.
Что с ним случилось?
Заболел?
Рядом с Кириллом на тротуарный бордюр опустился Шуша. Закурил, сделал пару
затяжек и протянул дымящуюся сигарету. Кирилл помотал готовой, отказываясь.
Всё было понятно без слов.
Шуша тоже наделся увидеть Рыжего. А его на месте не оказалось. Со вчера. У
Кирилла так сложилось впервые, когда пропал небезразличный ему человек. И его
всё больше тревожило, что Рыжий вот именно пропал, не загулял и не задержался
где-то. В нём боролось нараставшее раздражение, что теперь ему приходится намного
больше делать самому, а если б не Шушина помощь, он вообще не знал бы, как
справиться со всей обвалившейся на него работой. И где, спрашивается, можно
так долго шляться?!
И тут же, параллельно всем таким правильным мыслям, забивая их и отодвигая
куда-то на потом, в сторону, оформлялась догадка, что не в Рыжем тут дело.
Не он виноват. И случилось что-то на самом деле нехорошее.
Шуша, кажется, думал о том же самом. Он спросил – а не знает ли Кир кого-нибудь,
у кого Рыжий мог застрять и забыть обо всём на свете?
Кирилл вспомнил, что так и не выяснил, как Рюха оказался в его, Кировой, нычке
на чердаке? И ещё – что тогда у Рыжего имелась куча жратвы, и к тому же – не
самой дешёвой. И он с тех пор, между прочим, ни разу не проявил ожидаемой Кириллом
с первого дня добычливости, а, скорее, наоборот, показал себя довольно бестолковым
малым. Вспомнить вот тот случай, когда они целый день таскали ящики, а Рыжий
умудрился один упустить из рук и разбить. И они сбежали, не думая уже о заработанных
деньгах, а толлько о том, чтобы их не поймали и не побили. А Рюха тогда ещё
разнылся – «Не бросай меня!».
Только мешало что-то Кириллу остановиться на этом. Даже когда он вслух всё
рассказал Шуше. И, злясь на Рюху, предположил, что это он, наверное, встретил
какой-то вариант большого и лёгкого заработка, поэтому и бросил их здесь.
Сказал – и тут же пожалел. Потому что сказать, а, тем более, думать так представилось
ему неправильным, не получалось, чтобы Рюха, сперва отдавая свои заработанные
деньги Киру, потом внезапно захотел бы сбежать.
Или ... Или он всё-таки сбежал? Пожалел, что уже отдал кучу денег, подумал,
что ещё больше предстоит отдать, и поэтому – сбежал?
Ну да. Что, он совсем дурак? От каждодневной сытости и какой-никакой, но всё
же постоянной крыши над головой в Рюхином положении не сбегают.
Шуша растёр по асфальту не докуренную и до половины сигарету.
- Слышь, Кир, попал наш малый. Крепко попал где-то.
Кирилл испытал странное ощущение – его затопила благодарность к взрослому парню
с детским лицом, несколькими словами зачеркнувшему все Кировы сомнения.
Они обговорили дальше ещё вот что: нужно искать Рыжего. Только вот где и как?
Он ведь совсем не знает город и нет у него здесь других знакомых, кроме Кира
и Шуши. А тот пакет с едой, что был у него в первый вечер, когда они познакомились
с Киром, он, скорее всего, стянул. Получается, нет у Рюхи здесь никого, кроме
них. И никто его искать не будет. А они? Что они-то могут сделать?
В милицию не пойдёшь. Они ведь даже фамилии Рыжего не знают.
Да и кто там станет с ними разговаривать?
- Ну, - сказал Шуша и прищурился, глядя на Кирилла неожиданно весело, - не
понимаешь, что делать надо?
А что ещё остаётся?
Идти к Борису Игоревичу.
Вдвоём.
Уже вечером, собираясь уходить, Кирилл испугался одной простой догадки: вдруг
так получится, что Рюха придёт, когда его не будет? И он пристроил возле замка
картонку с большими буквами, нацарапанными горелыми спичками, больше ничего
пишущего под руками не нашлось: «Рыж, пожди, я буду».
Пока они шли по улицам, Кирилл больше всего опасался, что Бориса Игоревича
нет дома. На работе задержался, а то и уехать куда могли, лето ведь, жарко.
Они увидели его во дворе.
Мимо, к ним навстречу, нёсся Саша на потрясающе шикарном ярко-красном велике.
Он с необыкновенным шиком тормознул, разворачиваясь к ребятам боком на полном
ходу. Впрочем, кажется, научиться подобному манёвру удалось ему не сразу: колено
аккуратно забинтовано, и белая повязка сильно выделялась на загорелой ноге.
Сашина счастливая физиономия необыкновенно сияла, как бы говоря: видели?!Я
ещё не то могу!
Но их немажорное настроение Саша сразу ощутил.
И слез с велосипеда.
К Борису Игоревичу подошли все вместе, втроём.
Заговорил первым неожиданно для всех Шуша.
- Здрасьте, - сказал он. – Дело у нас к Вам. Серьёзное.
Борис Игоревич кивнул и показал на удобную, со спинкой, лавочку у подъезда.
- Жарко, - объяснил он. – Давайте пока в дом не пойдём?
Говорить, в сущности, оказалось нечего. Пропал Рюха, рыжий пацан, с кем вместе
они работали. И который в те деньги, что накануне принёс Кирилл, вложил свою
долю. А теперь вот пропал. Как раз – пока Кирилл сидел в гостях.
Борис Игоревич задумался. Сейчас у него опять стало жёсткое и недоброе лицо,
пожалуй, как тогда, когда он впервые встретился взглядом с Кириллом.
- Вы знаете кого-нибудь из его знакомых здесь, у нас в городе?
Оба чуть ли не в один голос ответили, что нет у Рыжего тут никого, никаких
знакомых.
Второй вопрос:
- Он при вас не пытался кому-нибудь позвонить – из автомата, скажем?
А потом, после нескольких минут молчания, Борис Игоревич высказал такое предположение:
может, Рыжий вернулся в свой детдом?
Кирилл ответил решительным «нет!» и начал объяснять, что Рыжий оттуда, по его
словам, на целое лето смылся. И что плохо там, старшаки обижают, короче, как
везде. Да и с какой радости Рыжий будет сбегать в голодный детдом, имея на
каждый день сытую и для двоих не такую уж и напряжную работу?
- Стоп, - неожиданно Борис Игоревич напрягся, - вы сказали, что его зовут Андрей?
И детдомовское прозвище – Рюха? Почему вы называете его Рыжим?
- Ну, - пожал плечами Кирилл, - он же рыжий. Волосы у него рыжие.
- Сколько, ты говоришь, ему лет?
- Он почти такой, как я. Моложе, - ответил Кирилл, удивляясь перемене с их
собеседником. Впечатление, что у Бориса Игоревича всё вместе сложилось в какую-то
картину, и эта картина ему сильно не нравилась.
Он вытащил мобильник из чехольчика на поясе.
Быстро набрал номер, послушал, набрал другой.
- Вот ведь, разбежались. Поздно уже. Надо подумать. Идёмте.
На этот раз они прошли во вторую комнату, туда, где Кирилл побывал в первый
раз. Там действительно имелся компьютер с плоским монитором, монитор – большой,
поэтому стоял не на столе, а подальше – на подоконнике. А в тот раз Кирилл
его не увидел, системный блок и вовсе прятался под столом.
Борис Игоревич сразу включил компьютер.
Он думал сейчас, как необыкновенно порой изгибаются жизненные пути разных людей.
Кто бы мог себе представить такой поворот!.. Этот странный парнишка Кирилл...
Он всё помнил, до мелочей. Едва увидев его, Борис удивился – до чего же режет
глаз дикое несоответствие: ребёнок с таким умным и гордым лицом, с такими правильными
чертами, и – одет как бездомный оборванец. Что-то одно. Никак не вместе. Он
потому и предположил, что звать этого мальчика не могут Васей или Петей, детей
с такими лицами так не называют. Он тогда ещё подумал, что в бездомности и
ничейности Кирилла скрыта какая-то тайна, что-то не так тут, неправильно.
Но всё это ушло на задний план после того, что сделал Кирилл в первую же ночь.
И всё вспомнилось и вернулось потом, когда он оказался в полной власти Бориса
Игоревича. И неожиданно проявился его природный ум, когда мальчишка понял непростые
правила игры – страшноватой игры взрослых людей в чужих и своих. Когда своих-то,
по большому счёту, как бы и нет. И приходится, сидя в кабинете большого милицейского
начальника, принимать во внимание, что эта территория может прослушиваться
совсем недружественно настроенными коллегами из параллельного ведомства, -
людьми, чья цель не помочь ему, а наоборот, понадёжнее запутать. Мальчишка
выдержал внезапное испытание.
А потом... Потом, придя с деньгами, он невероятно смутил Бориса: кто-кто, а
уж он понимал, что такое для Кирилла в его положении сотня гривень, и как трудно
эти деньги собирались. Он не мог ждать от Кирилла ничего похожего, не мог и
не ждал.
И в первую же минуту, увидев в руках мальчишки деньги, предназначенные ему,
Борис испытал чувство стыда: как же он ошибался, думая о Кирилле, как об одном
из множества бессовестных воришек, только и способных украсть там, где их обогреют
и накормят!
И после того памятного разговора он ещё раз укрепился в мысли, что Кирилл не
родился в семье нищих алкашей или ещё где-то в подобном месте. Поступок Кирилла
– это решение взрослого и ответственного человека, захотевшего исправить свою
же глупую ошибку. Дети из неблагополучных семей до такого не додумались бы,
они в силу житейских трудностей каждодневной борьбы со всем миром за собственное
выживание так сложно и многоступенчато не мыслят.
А этот... этот бездомный грязненький оборвыш не захотел оставаться непрощённым!
Хотя, казалось бы, какое ему дело до того, простил ли ему Борис его поступок
или нет?!
А что же теперь?
Очень трудно не только объяснить другим, почти невозможно понять самому, какими
ассоциациями связались воедино несколько мелочей из разных эпизодов.
Месяца полтора назад на его стол в прокуратуре легла тощенькая стопочка исписанных
листков – материалы по факту убийства семнадцатилетней пэтэушницы.
Борис Игоревич первым высказал вслух то, о чём побоялся написать судмедэксперт
в официальном протоколе: девчоночка – первая в серии, первая жертва очередного
маньяка.
А на прошлой неделе – нестандартное продолжение. На этот раз – мальчик примерно
десяти-одиннадцати лет, с сильно обезображенным лицом. Оставленный маньяком
в живых, потому что не способен уже ни разговаривать, ни что-либо увидеть.
Борис обратил внимание, что у девочки расположение и характер прижизненных
телесных повреждений до странности похожи на раны у этого мальчишки.
А ещё...
Эта последняя мелочь отвергала любую возможность случайного совпадения.
Эта последняя мелочь подтверждала худшее – Борис был прав, предположив появление
в городе очередного серийного убийцы.
Оба – девушка и мальчик – выраженные шатены, с ярко-рыжими волосами.
Он не хотел пугать Кирилла и его более взрослого приятеля. Но для себя...
Для себя он уже сделал вывод.
Их друг Андрей-Рюха – третий эпизод в серии. Может быть, этот двуногий его
и не убьёт. Но... Кощунственно так думать...
Как будет жить тот мальчонка, второй в списке начинающего маньяка?!
С вырезанным языком и проколотыми иглой, аккуратно в центр зрачка, вытекшими
глазами?!
***
«Что ему нужно?! Зачем он меня побил?!»
Ответ возник сам собой, и ответ испугал Рыжего ещё больше,
чем избиение без причины. Похоже, ему от Рюхи ничего не
надо, а просто – чтобы помучился.
Иногда так чудили пацаны в детдоме.
Затаскивали малолетку в туалет, он думал, как обычно, оприходуют
по очереди и отпустят. А малого начинали просто бить. От
скуки.
И ещё – от желания поиздеваться над кем-нибудь послабее,
потому что и сами через такое прошли, и втайне мечтали, когда
подрастут и станут сильнее, взять своё.
Хуже всего тогда получалось, если побои и разные гадости
приходилось терпеть подолгу. Пацаны собирались втроём-вчетвером
и начинали придумывать унижения, как они говорили, «поприкольнее».
Тот, кто оказывался очередной жертвой, имел обычно один-единственный
шанс – палачам надоест издеваться, устанут.
Ждать вмешательства воспитателей не стоило. Кое-кто из персонала
детдома и сам побаивался подросших воспитанников. А те, кто
не боялся, охотно пользовались получаемой от старшаков информацией.
А вот тут вот, что тут?!
Рюха открыл глаза от ощущения мокрости того места, где он
валялся.
Голый двуногий присел над ним и внимательно смотрел Рюхе
в лицо.
Он ни о чём не спрашивал.
Только смотрел.
В руке зажата обыкновенная иголка.
Он приблизил иглу к Рюхиному лицу.
Рюха хотел заслониться, и тут оказалось, что руки у него
чем-то прочно связаны за спиной.
А двуногий спросил, шепча одними губами:
- Что ты видишь?
Рюха не понял. Что? Что отвечать?
К его часто-часто моргающему глазу приблизилось острие иголки.
От близости почти вплотную оно утолстилось как наконечник карандаша.
Звериный инстинкт разорвал его горло жутким криком «Нет!!»
Это металлическое острие, он понял, будет последним, что он видит в жизни.
***
Кирилл и Шуша медленно шли по улице. Говорить ни о чём не хотелось. И думать
не хотелось – о том, что Борис Игоревич может оказаться прав. И своего третьего
мушкетёра – рыжего Рюху, они больше не увидят.
- Лучше бы он уехал к себе в детдом, - сказал Кирилл.
Шуша промолчал и на это. В его биографии уже случалось – находить настоящих
друзей, а потом, через недолгое счастливое время, - терять их, терять навсегда.
А вслух он не хотел говорить ничего, потому что сравнивать такую утрату не
с чем, разве... Вот – как если бы разом умерли мать и отец, короче, все, кому
ты вообще не то, чтобы нужен, а кто хоть иногда вспоминает о тебе.
А тут?
Он успел привязаться к ним обоим, к этим по-своему классным мальчишкам, с кем
в компании удавалось чувствовать себя, как в полузабытом безответственном детстве.
Тогда казалось – как всё вокруг трудно, пока ты маленький, и как всё легко
окружающим тебя взрослым.
А стал вот незаметно для себя взрослым – и...
Взрослая жизнь-то куда тяжелее. Поздно он понял.
Его угнетало бессилие. Физически крепкий парняга, он привык многое решать не
по-хорошему, а в драке. И видел, что – получается! Так полагалось себя вести
в том районе, где он жил раньше, потом – в армии... Да и теперь, среди таких
же работяг-грузчиков, иметь крепкий и умелый кулак – дело первой необходимости.
А сейчас Шуша растерялся. Кулаки не помогут, потому что не понять – об кого
их применить?
Он подумал, что последний совет мужика, у кого они сейчас посидели в гостях,
не такой уже и порожняковый.
Он им предложил пройтись как бы по тому маршруту, куда мог пойти Рюха, повторить
его путь, может, что-то и возникнет. Если прикинуть, кого он мог встретить.
Или, может, его видел кто? Вот и будет зацепка.
Это он так сказал – про зацепку. Может, и будет.
И сказал, чтобы зашли к нему дня через два, если Рюха не появится.
Ну, а если появится – то сразу и вместе с ним.
- Кир, - Шуша решил не откладывать, - когда пойдём Рыжего искать?
Кирилл пожал плечами.
- Давай сейчас?
Куда мог пойти Рюха? Сам собой напрашивался вывод – куда-нибудь туда, где ему
обстановка хоть немного знакома. А мест таких, кроме надоевшего Центрального
базара, не так много. Надо вспомнить, где они с Рыжим гуляли?
Конечно, сперва Рыжий вышел на проспект.
Шуша, стоя посреди тротуара, вертел головой, будто пробуя в редеющем по причине
позднего времени потоке прохожих высмотреть Рыжего.
А дальше? Они оба, как само собой разумеющееся, повернули, не сговариваясь,
к вокзалу.
Часа три бродили, доставая всех расспросами. Шушу здесь кое-кто знал немного,
Кирилла и вовсе, как частого гостя, встречали нормально, почти по-дружески.
Рыжего Рюху никто не помнил. Понятное дело – не успел он тут ни с кем познакомиться.
Уже возвращаясь, Кирилл с Шушей присели покурить напротив конечной остановки
трамвая. Сигаретный дымок привлёк внимание двух малолеток, зарабатывавших мытьём
автомобильных стёкол те недолгие десятки секунд, что машины перестаивали у
светофора.
Мальчишки попросили одну сигаретку на двоих. Шуша отдал им примятую пачку простых,
без фильтра, сигарет. Сказал, что у него ещё есть. А в пачке оставалось ещё
штуки четыре сигарет.
Мальчишки закурили и уселись тут же, рядом.
Шуша толкнул Кирилла. И спросил у пацанов:
- А вы тут часто машины моете?
Мальчишки охотно поддержали разговор. Часто, почти каждый день.
- А не помните пацана тут, рыжего? Может, мимо проходил?
Один из малолеток удивлённо посмотрел на Шушу.
- Он тут вчера на этой лавочке сидел, рыжий. А потом они с мужиком ушли.
Конечно, больше эти малые ничего не знали. Но видели они точно Рыжего. Его
запомнил один из пацанов, потому что он запустил своим интрументом – мокрой
тряпкой – в спинку скамейки, а на ней как раз тогда этот Рыжий и сидел. Тряпку
бросил потому, что очередной клиент не захотел платить и оттолкнул мальчишку
от машины.
А с кем ушёл Рыжий? Что за мужик?
Но тут пацаны не могли сказать ничего. Вроде бы этот дяденька долго тут гулял,
но к ним не подходил. Да и понятно – они же заняты. А он, может, искал кого-то.
Или ждал. Тот мальчишка, который запомнил Рюху, сказал ещё, что не уверен,
не помнит точно, они тут едва ли не каждый день, светофор хлебный, заработать
можно, а по сторонам смотреть особо некогда, зазеваешься – пропустишь клиента,
короче, вроде бы он этого дяденьку и раньше тут видел, не каждый день, но видел.
По дороге к базару Шуша сказал Кириллу, что завтра после работы надо обязательно
пойти к Борису Игоревичу, может, и сегодня надо бы, но поздно.
***
Тётя Света ругалась чаще, чем вчера.
Шуша едва успевал помогать Киру. А сам он бы ничего не успел.
Тётя Света и сама кое-что делала из того, что полагалось
бы делать подсобникам, то есть – Кириллу вдвоём с Рюхой.
Под конец дня она сказала, что так дело не пойдёт. Нет Рыжего
– надо искать ему замену. Или она сама кого найдёт.
И посмотрела на Кирилла со значением. То есть – если найдёт
она, то не факт, что Кирилл тут останется. Платить-то хозяин
будет одному человеку. Или двоим, но всё равно – как одному.
А кто же из взрослых согласится работать за полцены?
...Они поднялись на пятый этаж. Шуша вдавил кнопку звонка, откликнувшегося
как резко дёрнутые две или три струны.
Дверь открылась.
За порогом, внимательно глядя на Шушу и Кирилла, стояла... женщина.
Симпатичная тётенька в строгом тёмно-синем костюме, даже, скорее, не в костюме,
а как бы в форме, в мундире, что ли. У неё и погоны оказались на плечах – по
одной большой звезде на каждом.
Она рассматривала ребят без удивления и без улыбки.
Увидеть её здесь казалось настолько невозможным, что Шуша отступил на шаг и
заозирался по сторонам: может, они дверью ошиблись?
Тётенька в синем мундире отступила на шаг:
- Заходите.
- Извините, - сказал Шуша. – Мы не к вам.
Женщина без улыбки повторила:
- Заходите. Я понимаю, что не ко мне. Вы – к Борису. А его нет. И повторила:
Заходите.
Шуша с Кириллом переглянулись. Кто она? И что тут делает?
Уже в коридоре Шуша спросил – а где Борис Игоревич? Они же не просто так, у
них дело. Срочное.
На правах хозяйки она рассадила их в кресла.
- Так, ребята. Борис предупредил, что вы можете появиться. Он в больнице.
Только этого не хватало! Шуша переглянулся с Кириллом, и выражение досады проступило
на их лицах почти одновременно. Надо же, как не вовремя!
Стоп! Неужели он сам – заболел?!
Шуша сообразил первым, что надо же поинтересоваться, почему хозяин в больнице.
Но их собеседница и сама уже решила объяснить всё.
- Борис в больнице. Вместе с ... – она помолчала. – Вместе с Сашей.
Странно прозвучали эти два слова: «вместе с Сашей». Непонятно.
Достала из необычно тоненькой сигаретной рачки дамскую сигарету, закурила.
И только после нескольких нервных затяжек выговорила:
- Саша на велосипеде попал под грузовик. Сегодня утром. Шестой час идёт операция.
Борис там.
Кирилл опустил голову к полу. Как же это всё... Невовремя.
А что, когда-то бывает, что горе случается – когда надо?! К месту и ко времени?
Женщина потушила тлеющую тонкую сигарету о донышко крохотной пепельницы. Поднялась
из кресла и отошла к окну.
Потом резко повернулась.
- Я знаю, что младшего из вас зовут Кирилл. Именно тебе я хочу сказать – хотя
ты и сам ребёнок... – она замолчала.
Кирилл всмотрелся в её лицо. Ничего злого. Строгость, прячущая за собой усталость
и что-то ещё.
Боль.
- Кирилл, тебе важно это знать. Саша серьёзно пострадал в аварии. Если он останется
в живых, то...
Она снова замолчала. Кирилл почти физически ощущал, как непросто подобрать
ей точные слова, и как важно ей кажется сказать обо всём точно.
- Если Саша останется в живых, он будет жить инвалидом. Понимаешь? Он не сможет
ходить. Возможно, сохранится подвижность рук. Или одной... руки.
И? Что это означает?
Неужели Борис Игоревич будет носить Сашу на руках? Или нет, вспомнилось, что
есть такие специальные кресла – для инвалидов. И он будет возить Сашу в таком
кресле. Будет? И сразу же Кирилл понял – будет.
Если бы не было кресел, наверное, носил бы и на руках. Он такой.
И что это будет за жизнь? С Сашей в инвалидном кресле? Смогут они ... так?
- Кирилл! – женщина почти крикнула, видя, что он мысленно ушёл очень далеко
от времени и места их разговора.
- Кирилл, постарайся понять – ты нужен здесь. Ты нужен Борису.
Если Саша ... – она всё же нашла силы договорить до конца. - Если Саша не выживет,
то – вместо него. Если он выживет, тогда – тем более.
Их взгляды встретились.
И, скорее всего, не замечая, что думает вслух, она почти прошептала:
- Может быть, ему будешь нужен не только ты...
***
По заведенному распорядку, если Кирилл
бывал дома один, он перед прогулкой всегда сперва стаскивал
вниз блестевшее металлическими деталями Сашино кресло. А
потом помогал Саше оседлать себя сзади и сносил его вниз.
Оставлять Сашу одного Кириллу не хотелось. Начав с него, а не с кресла, он
неминуемо должен был бы оставить Сашу внизу минут на десять, пока не поднимется
и не вынесет кресло.
А делать этого не хотелось. За минуты вынужденного одиночества кто-нибудь из
сердобольных соседок непременно подберётся поговорить с Сашей и посочувствовать
ему. А на самом деле, и это открытие в первый раз болезненно отозвалось в Кирилле,
на самом деле соседки не сочувствовали, а – злорадствовали.
Кирилл не хотел говорить Борису Игоревичу, чтобы не расстраивать его ещё и
этим. Оставалось одно – по возможности избегать таких ситуаций.
Когда он прокатывал Сашу на кресле, то во время прогулок эти нехорошие тётки
к ним не приставали, знали, что у Кирилла язык острый и он не смутится отругать
кого-то из них. А к одному Саше они подбирались обязательно.
И Кирилл, узнав от него причину испорченного настроения с первых же метров
прогулки, сменил порядок, раз и навсегда. Теперь он обязательно начинал с кресла.
Cнеся Сашу по лестнице вниз и усадив его в кресло, Кирилл старался поскорее
прокатиться мимо поджатых губ и злобных взглядов бабулек, обсевших скамьи у
подъезда.
Странно – почему такое открытое, явное чужое горе вызывает у них вместо сочувствия
одну только озлобленность?
В чём тут дело?..
...Ещё один участок маршрута, где Кирилл старался не задерживаться, - отрезок
между входом и выездом со двора. Там видна спортплощадка и часто слышны крики
играющих с мячом ребят.
В первые дни у Саши сами собой начинали течь слёзы, едва до него доносились
звуки ударов по мячу и мальчишеские вопли.
А вот дальше – тихая и недлинная улица, без потоков машин и почти не встречаются
прохожие. Для таких прогулок – идеальное место.
Тут они, в основном, и гуляли. Иногда молча, чаще – разговаривая.
Только теперь, перекатывая кресло с Сашей, Кирилл узнал, как Саша попал к Борису
Игоревичу.
Сашина мама, совсем молодая женщина, умерла, потому что, как сказал Саша, что-то
«не то» себе уколола. А Борис Игоревич тогда приехал, как это у них называлось,
«на труп».
Долгое время, пока в полуподвальной комнатёнке толпились посторонние, Саша
тихонько сидел в углу, боясь всех этих больших и сильных людей.
А один из них, кажется, самый главный, всеми командовавший и что-то всё время
записывавший, неожиданно перестал писать и подошёл к Саше.
Присел рядом на корточки, посмотрел на него внимательно, спросил:
- Малый, ты сегодня ел что-нибудь?
Саша тогда помотал головой. И этот незнакомый человек протянул ему свёрток.
А в свёртке оказался бутерброд с колбасой, с самой вкусной колбасой, какую
Саша помнил. Конечно, он сразу хлеб с колбасой уничтожил.
Потом, когда все начали расходиться, кто-то спросил:
- А с пацаном... Что с пацаном делать?
И единственный из взрослых, кто уже хоть немного казался Саше здесь знакомым,
тот самый человек, давший ему поесть, снова подошёл к Саше.
- Пойдёшь со мной? Ко мне?
Саша закивал. Всё-таки этот дяденька навряд ли – плохой человек. Не стал бы
плохой человек волноваться – что он ел сегодня?
Когда Кирилл услышал всё это в первый раз, он, как бы чего-то не понимая, спросил
ещё у Саши: у них, что, получается, ничего не было? В том самом смысле, из-за
которого Саша когда-то подошёл к Кириллу знакомиться?
Нет, ответил Саша, подрасти ему нужно было. Не успел.
А ещё... Рюху так и не нашли. Пока ещё не нашли, как повторяет Борис Игоревич.
Помнит. И ещё говорит так: «Держу на контроле».
... Сегодня – суббота. Борис Игоревич обычно не каждую субботу на работе. Если
уходит с утра на работу, то возвращается пораньше, чем в другие дни.
Ему нравится, когда они встречают его внизу, возле дома. Он тогда устраивает
Сашу на себе, а Кириллу остаётся только втащить следом кресло.
Рядом с ними затормозил длинный чёрный автомобиль. Борис Игоревич выбрался
из машины, но не один. Вместе с ним к ребятам подошёл ещё один человек, ростом
пониже и с чёрной аккуратной папочкой в руках.
Он ещё ничего не сказал, а Кирилл уже испугался его. Чутьё сработало. Оно Кирилла
никогда не обманывало, но... Какая может быть опасность рядом с Борисом Игоревичем?
Этот человек раскрыл папку. И вежливо попросил Кирилла назвать свою фамилию,
имя и отчество, число, месяц и год рождения.
Кирилл взглянул на стоявшего рядом Бориса Игоревича. Тот кивнул. Коротко.
- Байкалов Кирилл Александрович, 26 августа... Ой, - Кирилл растерялся. – Это
же... У меня сегодня день рождения!
Мужчина с папкой в руках улыбнулся Кириллу – натянуто-вежливой, казённой улыбкой.
- Кирилл Александрович, я – управляющий банком, принадлежавшим Вашему отцу..
Все недоразумения исчерпаны, виновные в гибели Вашего отца... Они обезврежены.
Теперь банк принадлежит Вам.
И он склонил голову перед Кириллом. Кирилл правильно понял, что это означает.
И он, Кир, должен сейчас сказать что-то очень важное. Или – сделать что-то.
Он только не знает – что именно.
Может, подскажет Борис Игоревич?
Но он не смотрел на Кирилла. Он упорно отводил взгляд куда-то в сторону.
Мужчина захлопнул чёрную папочку. И показал на чёрный лимузин за спиной.
- Кирилл Александрович, это теперь – Ваша машина. Джип с охраной присоединится
к нам на проспекте. Нам нужно ехать.
Борис Игоревич обошёл Сашино кресло сзади, дал Саше в руки дипломат, с которым
ходил на работу и взял у Кирилла тёплые ещё рукоятки кресла.
- Всё, Кирилл, у тебя впереди ещё много хорошего, - он поперхнулся, - будет...
Да... Ну, а нам пора. Домой. Заходи в гости.
Он развернул кресло, торопливо и неловко, он не хотел оставаться здесь дольше.
Шаг, второй.
Ещё.
Ещё один.
И с каждым шагом происходило что-то, Кирилл не смог бы никак это назвать, что-то
нехорошее и неправильное. С каждым шагом натягивалась между ними звучная струна,
всё сильнее, всё тоньше звучавшая.
- Стойте, - сказал Кирилл. Не крикнул, а спокойно сказал. Ему казалось сейчас
самым важным вовсе не то, чего ждал от него человек с чёрной папкой в руках,
уже приоткрывший для Кирилла последнюю, третью дверь, в лакированном борту
автомобиля.
- Борис Игоревич! Вы... не хотите меня больше видеть? – Кирилл сам удивился,
как легко и точно он подыскал самые важные, самые ТЕ слова.
Борис остановился, медленно развернул кресло с Сашей.
- Что ты, малый, - сдавленно выговорил он. И Кириллу показалось невозможным,
чтобы он говорил так неясно и глухо. – Я... Мы... Мы тебе очень благодарны.
Что бы я ... - Он взмахнул рукой.
Что бы они с Сашей делали без Кирилла в последние месяцы? Это он хотел сказать.
Когда всё для Саши делал Кирилл. А ещё – успевал приготовить для всех поесть,
сходить в магазин, да мало ли что ещё.
Кирилл шагнул к ним. Вперёд.
- Тогда почему надо, чтобы я ехал... – он кивнул в сторону лимузина, за спину.
Чтобы я ехал с ним?
- Кирилл, - Борис Игоревич шевельнул руками кресло. – У тебя начинается совсем
новая, твоя настоящая жизнь. Ты это понимаешь? И в ней нет места ... для нас.
Ага. Теперь понятно. В новой жизни не будет места для Саши, с которым они придумали
массу игр – на двоих, только для них двоих. Когда одному из играющих не обязательно
вставать и ходить.
Не будет человека, который ничего не боится и не позволяет, нет, не позволял
Кириллу бояться. Человека, поднявшего Кирилла с самого житейского дна. Отмывшего,
встряхнувшего, не давшего ему опуститься. А сейчас – поднявшего его.
А что будет?
Кирилл помнил. На самом деле он помнил всё из прежней жизни.
И всё ему вернул этот человек. Понимая, что места для него рядом с Кириллом
в его новой судьбе уже не будет.
Кирилл подошёл к ним вплотную, левую руку протянул Саше, и Саша взял его узкую
крепкую ладонь обоими руками.
Кирилл тихо сказал:
- Хороший подарок вы мне ко дню рождения приготовили...Я не хочу такой жизни
– без вас. Вы же меня не прогоняете?
Он повернулся к стоявшему у машины человеку.
- Я остаюсь. Завтра я жду вас.
Мужчина недоумённо пожал плечами:
- Кирилл Александрович, я не понимаю. Для вас приготовлены апартаменты в доме
Вашего отца. Э... Простите – в Вашем доме. Всё восстановлено, как было раньше...Кроме
того, завтра – воскресенье.
Кирилл вспомнил, как говорил отец:
- То, что я сказал – это моё решение.
Чувствуя, что сказанного малость не хватает, он ответил и на последние слова:
- И... Это... Я не понял – вы ж у меня работаете? Да? Вот и делайте, что я
говорю. Завтра поговорим. – Он взглянул снизу вверх в лицо Борису Игоревичу.
И закончил. - Все вместе.
Всё равно, подумал он, ещё не всё сказано. Нет, хуже! Главное не сказано.
- Это самое... – Кирилл растерялся. Как же сказать об этом? А, вот! – Вы сказали,
дом восстановлен? Весь? Тогда нам там всем... хватит места.
Помолчал ещё, что-то вспоминая.
- А ... лифт работает? Да? Тогда вот что... На входе, где ступеньки... Можно
там сделать такую горку, чтобы удобнее на этой штуке, - он хлопнул по блестящему
боковому обручу колеса коляски., ...- чтобы съехать легче?
Кирилл почувствовал, как Саша сдавил его руку.
Мужчина раскрыл папку и быстро что-то записал.
Потом поднял взгляд от своей записи, быстро взглянул Кириллу в лицо.
- Это мы сделаем ... в понедельник. Это всё, Кирилл Александрович?
Кирилл подумал. И кивнул головой.
А свободную правую руку положил сверху на крупную ладонь мужчины, сжимавшую
рукоять инвалидного кресла.
©Witold, Ноябрь 2005 – июль 2006
