КНИГА ВТОРАЯ

Варвик - Полномочный Агент Отдела Возврата Собственности - потерпевший сокрушительное фиаско в попытке быстро разбогатеть (см. Книгу 1), прилагает все усилия, чтобы поправить дела.

Персонажи:

Вильям Варвик - профессиональный охотник за головами или, по-другому, Полномочный Агент по Возврату Собственности.
Роберт "Бобби" Джонс - 14-летний свободный мальчик.
Тимми - 12-13-летний Порабощенный мальчик.
Клайв Вильямс (хозяин) и его сын Ричард Вильямс двенадцати лет.

ЧАСТЬ 1

- Привет, мистер Варвик! Мы поедем сегодня покупать велосипед? - выпалил Роберт Джонс, не дожидаясь, пока я отопру ворота и впущу его.

 Он стоял, перегнув ногу через раму своего старого потрепанного велосипеда. От волнения он покраснел, ветер развевал густые волосы - почти идеальный образец одного из лучших свободных мальчиков!

Я открывал ворота, а на душе было гадко: я обещал ему новый велосипед, а ведь он так сильно его хочет...

 Я все ему рассказал. Как богатые американцы Бергены относились к Питеру как к сыну, вопреки тому, что он Порабощенное отродье. Как мальчик сбежал к своей настоящей матери. Как я забрал его и договорился с Бергенами вернуть раба за семь с половиной тысяч. И, наконец, как все пошло прахом - меня ограбили и заодно испортили машину.

 В свои четырнадцать Роберт считал себя слишком большим, чтобы плакать, но я видел, как заблестели его глаза, когда он понял, что велосипеда ему не видать.

 Я поспешил рассказать о звонке умоляющего испуганного мальчика и о возвращении Питера, голого, напуганного и раскаявшегося.

- Почему он вернулся? - спросил Роберт. - Ведь он был в безопасности, с теми людьми, которые его совсем испортили. Так почему?

Я пожал плечами.

- Не знаю, Роберт, - ответил я, - когда мальчика Порабощают и должным образом «ломают», он перестает думать и чувствовать как мы с тобой. Может он соскучился по члену? Для него это как наркотик, и чтобы его получить, он пойдет на все и все вытерпит.

- В общем, не важно, почему шлюшка вернулась, - сказал Роберт, и лицо его озарила улыбка, - главное, что он вернулся. Маленькая проститутка по горло будет сыт членами, хочет он этого или нет. Он лучший, кого мне доводилось трахать.

Я кашлянул и сказал извиняющимся тоном:

- Мне жаль, Роберт, но я боюсь, Питер сейчас не в лучшей форме вообще для чего-либо.

Повернувшись, я повел Роберта к ряду открытых клеток, стоявших вдоль одной из стен двора. Я даже не позаботился запереть дверь клетки с Питером: в ближайшем будущем маленькая шлюшка не был в состоянии вообще передвигаться. Распластавшись, он лежал лицом вниз. Кровь сочилась из многочисленных рваных ран, оставленных кнутом поперек плеч, спины и зада.

- Это нечестно! - воскликнул Роберт. - Вы прокатили меня с велосипедом, несмотря на обещание, так могли хотя бы дать трахнуть Питера! Ну нафига было его так пороть?! Ведь можно было подождать, пока я с ним...

- Если хочешь, можешь поиметь Тимми, - предложил я, стараясь успокоить мальчика. Вообще-то говоря подобное, я и не надеялся, что это сработает: Тимми трахают уже четвертый год и, конечно, он не сравниться по свежести и привлекательности с девятилетним Питером.

 Я взглянул на Тимми, стоящего на коленях у двери в клетку, и уловил какое-то быстрое движение. Мальчик стоял в отличной позе Порабощенного отродья: спина прямая, руки по швам, колени широко разведены, так что зад и яички почти касаются земли. Его обрезанный мальчишеский членик стоял и подрагивал, демонстрируя его блядскую испорченность так же хорошо, как металлический ошейник, защелкнутый на его шее, или клеймо раба, выжженное на его заднице каленым железом. Приглядевшись, я увидел что руки его у паха, и пальцами он теребит свой стручок.

- Тимми! - воскликнул было Роберт. По его голосу было понятно, что он думает обо всем этом. Взглянув на мое лицо, Роберт замолчал.

 Несколько секунд я стоял, молча глядя на Тимми и позволяя ему вообразить, что я не заметил его проделки. Но молчание затянулось, и под моим взглядом мальчик беспокойно заерзал.

- Принеси-ка мне плетку для яичек, Тимми, - сказал я подчеркнуто мягко.

Едва сдерживая рыдания, мальчик вскочил и понесся в дом. Он знал, что лучше не спорить и не умолять.

 Быстро взглянув на Роберта, я заметил, что обида и огорчение, омрачавшие его обычно такое счастливое и безмятежное лицо, уступили место выражению нетерпеливого предвкушения. Вместе с очень крепким продолговатым бугорком, появившимся на его шортах - это показывало нарастающее возбуждение. О шортах Роберта нужно сказать отдельно: этакая мешковатая дрянь с удлиненными штанинами, пришедшая на смену нормальным шортам еще до Первой патриотической, и которую давно пора бы заменить на что-то более привлекательное.

Меня очень раздражало поведение Тимми. Это было грубое нарушение одного из основных догматов Закона Порабощения, который гласил, что раз отродье Порабощено, то оно существует только для рабского труда и ублажения хозяина. Со стороны Тимми, который предпочел свое удовольствие моему, это была форма воровства, если не сказать открытый бунт. Однако, с другой стороны я был даже рад, что появилась возможность отвлечь Роберта от грустных мыслей о новом велосипеде и моем нарушенном обещании.

 Нам не пришлось долго ждать. Тимми быстро прибежал и, запыхавшись, упал на колени у наших ног. Обеими руками он протянул мне плетку, которой я усмирял тягу к разврату - его и других отродий, попадавших ко мне. Полдюжины кожаных хлыстов по полметра каждый, с крепко приделанными деревянными наконечниками на мой взгляд - не особо устрашающая вещь. Продавец настойчиво предлагал такую же, только с металлическими наконечниками - и в полтора раза дороже - уверяя, что она без особого труда сможет напрочь разнести яички отродья. Но я отказался, потому что расплющить яички в мои планы не входило - только наказание. А судя по слезам, катившимся по щекам хнычущей шлюшки - для него и эта плетка была более чем страшна.

- Тимми, раздвинь ноги шире, - мягко сказал я.

Крайне редко имеет смысл кричать на раба, которого собираешься побить. Обычно я думаю, что гораздо эффективней говорить тихо и мягко, иногда даже доброжелательно. Так до них доходит, что наказание идет не от гнева или прихоти, которые рано или поздно пройдут, а что оно является тщательно взвешенным и неизбежным следствием их проступков.

- Руки по швам, - продолжил я, принимая из его рук плетку. - Приподними яички чуть выше, - приказал я, подталкивая его в промежность носком ботинка.

- Тимми, - сказал я с огорчением, - мне очень грустно видеть, что ты неблагодарная маленькая проститутка. Я забочусь о тебе, кормлю тебя, даю крышу над головой и что я получаю взамен? Ничего. У тебя нет ничего. Ты ничто, дерьмо, мерзавец как и прочие ленивые грязные Порабощенные воришки. Все что я могу, так это использовать твое жалкое тело, а теперь ты меня и этого лишаешь. Ты гадкая испорченная шлюшка, и поэтому мне придется тебя наказать.
Я посмотрел на мальчика, стоящего на коленях, с опущенной головой, с голыми плечами, содрогающимися от рыданий.

- Хозяин, простите, хозяин, - проскулил он.

Я громко вздохнул.

- Тимми, - снова огорченно, - Ну конечно, ты просишь прощения! Ты просишь прощения, потому что был пойман, и знаешь, что будешь наказан. Тебе придется научиться быть лучше.

- Может быть, Роберт, - продолжил я, - ты преподашь Тимми урок?

 Роберт завороженно протянул руку, взял у меня плетку и обошел стоящего на коленях мальчика, чтобы оказаться впереди него. Крепко ухватив рукоять, Роберт хлестнул по земле, примериваясь, а затем прямо по промежности мальчика. Кожаные шнурки ударили прямо по безволосым яичкам, а деревянные кончики поразили самые чувствительные и потаенные места его тела.

Тимми пронзительно взвизгнул, ухватился за яички и рухнул на землю вперед головой. Его нагое тело трясло от плача.

 Не требуя невозможного, я дал ему пару минут, перед тем как приказать занять прежнюю позицию. Жалобно скуля, он выпрямился. Мы с Робертом прыснули, когда увидели его лицо, от боли и страха ставшее весьма комичным.

- Руки по швам, Тимми, - приказал я. Роберт подкрепил мой приказ ударом плетки по заду отродья, достав кончиками хлыстов его кулаки.

Тимми отдернул руки от паха.

- Хозяин... - начал он, и тут Роберт прервал его мольбу новым ударом плетки в промежность.

Мне пришлось зайти сзади и поднять Тимми в прежнее положение.

- Пожалуйста, - скулил он, - пожалуйста, хозяин, я никогда больше не буду трогать себя, хозяин, пожалуйста...

- Мы должны быть уверены, Тимми, мы должны быть уверены, - спокойно сказал я ему.

Крепко схватив, я с силой отвел руки мальчика от его яичек. Роберт ударил еще дважды, поражая пах отродья. Тимми конвульсивно трясся у меня в руках.

Когда я разжал руки, он рухнул на бок, сжавшись в захлебывающийся от плача несчастный комок.

 Взглянув на Роберта, я заметил, что бугорок на его шортах заметно вырос. Просунув левую руку под резинку, Роберт пошел к клетке, в которой лежал Питер. Роберт стоял, глядя на израненное тело мальчика, а его рука вовсю гуляла в штанах.

- Мистер Варвик, я знаю, что это будет стоить денег, - начал он вкрадчиво, - но Питер заводной малый. Может, вызвать для него ветеринара?

- Я даже не знаю, Роберт, - с сомнением ответил я, - можно, конечно, но отродье все равно может подохнуть, и получится, что я напрасно потрачу деньги.

Я слегка толкнул Питера ботинком под ребра. Он слабо пошевелился и застонал.

- Шлюшка все еще в сознании, - заметил я, - думаю, надо оставить его на некоторое время. А дальше только два варианта: или ему станет лучше, или нет.
- Хотя, сейчас все стало так тупо, - мрачно продолжил я, - Если он умрет, надо будет возиться с бумагами... А судя по всему, отродье вполне может подохнуть.

 Я на секунду прервался, предаваясь хмурым мыслям обо всех этих дополнительных правилах, которые навводили за последний год добросердечные Либералы и Добродетели, будь они прокляты. Если так и дальше пойдет, нужно будет получать разрешение, чтобы просто выпороть раба.

- Так что, Роберт, - сказал я, очнувшись от грустных мыслей и пристально разглядывая холмик на его шортах, - позволь Тимми помочь тебе.

Я вернулся к Тимми, все еще плачущему лежа на земле. Наклонившись, я взял его за ухо и поставил на ноги.

- Я знаю, что ты невысокого мнения о его заднице, - продолжил я, - но он отлично управляется ртом.
- Тимми, - я сильно крутанул его ухо, чтобы привлечь внимание, - ты покажешь хозяину Роберту, как ты благодарен за преподанный тебе урок, и сделаешь ему отличный минет. Иначе придется еще тебя поучить.

Повернув, я пинком направил его к свободному мальчику. С трудом удержав равновесие и подлетев к Роберту, Тимми упал на колени к его ногам и торопливо начал расстегивать на нем шорты. Через несколько секунд его лицо утонуло у Роберта в паху.

 Я смотрел на них, свободного мальчика, стоявшего прямо и гордо, и нагое отродье, жавшееся у его ног. В правой руке Роберт все еще держал плетку. Кожаные хлысты гладили тощие плечи и узкую спину мальчика, кончиками лаская его обнаженный зад. В этот момент они выглядели как воплощение Системы Порабощения, ее силы и, конечно, красоты.

 Тимми выполнял задание с восхитительными энтузиазмом и смирением. Конечно, хорошая порка частенько улучшает старания шлюшки: его губы становятся мягче и нежнее, его язык - быстрее и проворнее.

 Роберт коротко и часто задышал. В момент, когда он извергал свое мальчишеское семя глубоко в глотку Тимми, оба мальчика казались единым целым. Я видел, как ходило горло маленькой потаскушки, пока он отчаянно старался все проглотить.

Затем Тимми отстранился, облизывая остатки семени с губ, напряженно глядя в лицо Роберту.

- Ну, и как показала себя шлюшка? - спросил я.

На лице отродья, ожидавшего вердикта Роберта, было настолько забавное выражение тревоги, что я едва сдерживался от хохота.

- Неплохо! - сказал Роберт.

На лице Тимми появилась широкая улыбка, в которой сквозило облегчение и даже оттенок гордости.

- Спасибо, хозяин, - сказал он, наклоняясь  поцеловать ногу Роберта в спонтанном порыве благодарности.

 Глядя на его поднятую открывшуюся задницу, я увидел капли крови там, куда попали наконечники хлыстов. Это требовало обработки и лечения. Конечно, Тимми не понравится, что сильный антисептик будет щипать и жечь, однако, я был ответственным хозяином, и это нужно было проделать, но могло потерпеть и до вечера.

- Шевелись, кусок дерьма, - сказал я, толкая Тимми ногой, - это не лагерь отдыха для ленивых рабов! Нужно сделать еще кучу работы.

Обернувшись и последний раз одарив Роберта благодарной улыбкой, Тимми ускакал в дом.

- У него останутся шрамы, если он поправится? - спросил Роберт.

Он опять беспокоился о Питере. Мальчик, видать, действительно хорош, раз так зацепил парня.

- Молодая плоть быстро и хорошо заживает, Роберт, - успокаивающе ответил я. - Я обработаю его раны, через пару недель и следа не останется. Ну, может быть, несколько бледных полос, которые и не заметишь, пока не присмотришься. И в сексе он станет куда лучше.

- Он и до этого был очень хорош, мистер Варвик...

- Он будет даже лучше, Роберт. Более тихим, ну, может, дерганее, зато внимательнее и ласковее. После хорошей порки отродья всегда становятся лучше. И, знаешь что: я скажу Тимми попробовать дать Питеру теплого молока. Если получится, то получиться, а если нет - всегда есть другие.

- Это так, мистер Варвик, - сказал Роберт, улыбаясь своим мыслям.

Он взял велосипед, а я пошел проводить его до ворот.

- И я больше не думаю о горном велосипеде, мистер Варвик, - сказал Роберт, залезая на свою старую развалюху.

 Раб, присевший у обочины, снаружи дома, что-то крикнул ему, протянув руки. Не сомневаюсь - выпрашивал еду. Почему-то отродьям кажется, что если у них пустые желудки - это автоматически дает разрешение на поиск неприятностей.

 Повернув и поравнявшись с рабом, Роберт ударил его по голове и поехал дальше, оставив того ползать на земле. Я одобрительно улыбнулся - Роберт и вправду превосходный парень, лучший образчик свободного мальчика. Я взглянул на раба. Эта скотина неплохо выглядел: навскидку, около 14-ти лет, темные вьющиеся волосы, отличное телосложение. Не толст. Рабы вообще не бывают толстыми, может быть, за исключением городских шлюх, которые могут добраться до мусорного ведра хозяина.

- Хозяин, - позвал он меня.

- Исчезни! Убери отсюда свою ленивую тушу, животное! - крикнул я, угрожающе занося руку. Если дашь слабину - вокруг тебя их будет орда, слетятся как мухи на варенье.

- Хозяин, пожалуйста... У меня кое-что есть для вас, - снова сказал он.

ЧАСТЬ 2

Это меня немало позабавило! Сама мысль о том, что Порабощенное отродье, у которого нет вообще ничего, может что-то предложить свободному гражданину, была сама по себе более чем странной! А наглость мальчишки поразила меня настолько, что я было собрался вбить в него хоть чуточку уважения, но пришедшее мне в голову внезапное объяснение этого поведения остановило меня. Его же послал хозяин, скорее всего с каким-то сообщением, вот оно-то для меня и было! А вернее всего, что мальчик непроходимо туп, настолько, что не смог даже внятно объяснить.

- Поторопись передать сообщение и убирай отсюда свое тощее тело, проститутка, - отрезал я, - наверняка твой хозяин может найти тебе применение, но вот какое - для меня это загадка.

- Пожалуйста, хозяин, - раб бочком подвинулся ко мне, улыбаясь заискивающе, если не сказать нервно, - это не сообщение. Я знаю что-то, что может принести вам много денег, и, хозяин, мне нужно торопиться, потому что меня послали за посылкой на почту. Если я задержусь, они заподозрят неладное и захотят выяснить, где я был.

 Конечно, мне следовало бы побить мальчишку за его наглость и отправить восвояси, но после недавнего провала я катастрофически нуждался в деньгах.

- И что же это? - спросил я.

Отродье упал на колени.

- Пожалуйста, хозяин, - сказал он с отчетливой дрожью в голосе, - вам придется кое-что сделать до того как я скажу.

- ПРИДЕТСЯ?! - взорвался я и залепил ему звонкую оплеуху, уронив его боком в грязь. - ПРИДЕТСЯ?! У тебя хватает дерзости говорить свободному гражданину, что ему что-то ПРИДЕТСЯ сделать? Да тебя нужно учить манерам! Ничего, попробовав кнута, ты быстро придешь в чувство! Ты не будешь так самоуверен, когда твои плечи будут разодраны в кровь!

Наклонившись и ухватив его за ошейник, я поставил его на ноги.

- Очень много денег, хозяин, и вы не сможете заставить меня сказать, - выдохнул он, пока я заволакивал его во двор.

И снова фраза «много денег» притянула мое внимание. Конечно, его утверждение про то, что я не смогу заставить его говорить, было весьма сомнительным. Это с всем-то, что было в моем распоряжении?! Кнут - чтобы он истекал кровью, каленое железо - чтобы жечь тело, тиски - чтобы раздробить кости, клещи - чтобы вырвать ногти и зубы. И все это я свободно мог применить к любому непокорному рабу. Но с другой стороны, это отнимет время и не даст уверенности в правдивости его слов.

 Возможно, проще узнать, что ему надо, и пообещать это? Если ты обещаешь что-то рабу - это вовсе не обязательно выполнять. Обещания для равных, а рабы были скорее имуществом, чем личностями.

- Ну ладно, что это за великий секрет? - сказал я, переставая тащить его к месту для порки. - Рассказывай, и тебе же будет лучше, если это что-то стоящее, иначе я кнутом шкуру с тебя спущу.

- Вам придется сначала сделать две вещи, и только потом я скажу.

Я снова застыл, пораженный безрассудством отродья. Однако, что бы он ни захотел, это не может быть чем-то значительным. Набить живот помоями - о чем еще может думать Порабощенное отродье при его невежестве и лишениях?

- Хорошо, - сказал я, выходя из ступора. Было отвратительно опускаться до того, чтобы торговаться с отродьем, но так было нужно. От моего внимания также не ускользнуло, что наглый маленький поганец перестал называть меня «хозяин». Я пообещал себе, что он получит очень длинный и болезненный урок хороших манер, как только я получу от него информацию.

- Сначала выкупите меня у моего хозяина.

Ну-у, даже с моими нынешними скромными возможностями это было нетрудно. Здоровое молодое животное, симпатичный, но ничего особенного. Таких десятки. Навскидку, до освобождения ему оставалось года два рабства. Не больше пятидесяти фунтов. Ладно, сейчас у меня не было и пятидесяти фунтов, но для таких случаев есть банк. Я, в конце концов, Полномочный Агент Отдела Возврата Нового Порядка и имею определенный вес в обществе.

- Кто твой хозяин, мальчик, и где он живет?

- Вы сможете встретиться завтра на Охоте, у него есть пара мальчиков-бегунов. Молодой хозяин и я тоже там будем.

 Я подергал себя за ухо. Охота на мальчика и мальчики-бегуны стоят денег и немалых! Так было не всегда. До Первой Патриотической Войны никто не слышал про Охоту на мальчика. Была охота на зайца, но она была незаконна, проводилась тайком и зачастую с плохими последствиями. Охота на мальчика появилась вскоре после успешного завершения войны. Первое время у этого занятия была сомнительная репутация, которой не способствовало продолжающееся использование гончих собак, неизменно настигавших цель, что напрочь убивало весь интерес. К тому же отродья-приманки быстро выдыхались. Замена гончих мальчиками-бегунами восстановила утраченный интерес. А появление в журнале «Hello» фотографий мероприятия с участием королевской особы, и вовсе положило начало к вовлечению в это занятие богатых и знаменитых.

Когда спорт становится модным - он становится дорогим. Бегуны, изначально просто сильные и длинноногие рабы (что предполагает отродья в последние два года рабства), купленные когда-то за несколько фунтов, стали теперь очень дорогим продуктом четырехлетних интенсивных тренировок. Агенты топовых тренеров и владельцев зачастую присоединялись к Поработителям, регулярно наведываясь в города и села, в желании обнаружить перспективных бегунов среди лучших свежих рабов. Лучшие из мальчиков-бегунов на пике своей формы могли принести много тысяч фунтов на аукционе. Логичным следствием всего этого был рост числа людей, желавших заработать на этом, занимаясь разведением бегунов с использованием мальчиков-рекордсменов.

 Если хозяин этого отродья принадлежал к миру Охоты и владел пусть и двумя бегунами, то он был очень обеспеченным человеком. А отсюда вытекало, что если секрет отродья был о его хозяине, то это на самом деле могло принести много денег.

- Вам нужна причина, чтобы хотеть купить меня. Вы можете сказать, что я вам приглянулся и вы хотите меня трахать, - сказал с ухмылкой раб.

Хм, это могло поднять цену. Какой владелец не повысит цену по такому поводу? Однако я не мог придумать другую причину, да и банк будет на моей стороне. По всему выходило, что потенциальная прибыль намного превысит затраты.

- Он продаст, не сомневайтесь, - продолжило отродье, с намеком на горечь в голосе, - за ужином вчера вечером хозяйка говорила, что я стал слишком большим для дома и слишком много ем. Она надеется сэкономить деньги, продав меня и купив раба-первогодку. Еще она сказала, что рудники должны дать за меня хорошую цену, потому что я сильный. А ведь я был у них с самого Порабощения...

 Теперь горечь в голосе маленького раба была отчетливо различима, вот только я не мог понять причину. Отродья ведь вырастают за шесть лет даже на скудном пайке. Хрупкий восьмилетний мальчик на момент, когда раскаленное железо Поработителя прижигает его задницу, значительно вырастает за шесть лет, а еще остается два года до окончания рабства. Я считаю, вы вряд ли найдете домовладельца, который будет терпеть у себя неуклюжего олуха четырнадцати-пятнадцати лет, шумного и портящего вещи. Тем более, когда он может легко поменять его на прекрасного свежего маленького восьмилетку. Когда есть готовый рынок сбыта подросших отродий, состоящий из угледобывающих компаний, потребление рабов которым растет почти так же быстро, как и потребление угля электростанциями.

 Ну да, жизнь в шахтах была трудна и зачастую коротка, но он всего лишь раб. Чего он хотел? В любом случае, он должен быть благодарен за шесть лет легкой жизни, что были до этого момента. Несомненно, с двумя мисками отбросов в день, легкой работой, редким сексом с хозяином и случайными порками исключительно для поддержки тонуса. И не похоже, что его хозяин будет скучать по рабу, если тот не доживет до даты освобождения. За последнее десятилетие не каждое отродье пережило процесс освобождения, чтобы насладиться свободой.

Что бы там раб себе думал или чувствовал - это было не важно. Важно было, что на этом вроде бы можно заработать.

- Ну, хорошо, - сказал я, - а какая вторая вещь?

- Рекомендуйте меня в Кадеты Полиции Нового Порядка.

- Что?! - потрясенно воскликнул я. Стать кадетом было для отродья единственным стопроцентным путем для снятия статуса раба. И это было доступно лишь рабам, показавшим полное подчинение хозяину и находящимся в отличной физической форме.

- Рекомендуйте меня в Кадеты Полиции Нового Порядка, - спокойно повторил он.

 Со временем меня посетила удобная мысль, что я могу пообещать отродью все что угодно, но у меня нет абсолютно никакой необходимости делать все это.

- Уговорил, - сказал я, - я сделаю все это, а теперь скажи, что за секрет принесет мне много денег?

- Напишите рекомендательное письмо Начальнику Отдела Набора Полиции Нового Порядка, и после того, как я его отправлю - я расскажу вам.

- Как вообще ты узнал об этом способе? - спросил я.

- Это было в выпуске «Slut Boy» за прошлый месяц (один из многих цветных, скверно напечатанных на дешевой бумаге пошлых журнальчиков, полных красивых простых историй о хороших хозяевах и преданных рабах - прим.авт.). – «Этот раб спас маленького сына хозяина от пары доберманов, самоотверженно прогнав их палкой от метлы. Он рассказал, что его хозяин написал рекомендательное письмо, но он его не взял, потому что хотел остаться с любимым хозяином».
- Жалкая маленькая дешевка, - добавил гаденыш. Он и в самом деле был ужасной мелкой тварью.

- А откуда я знаю, что ты действительно знаешь что-то ценное? - спросил я. - И что если я напишу тебе письмо, а ты сбежишь, и я тебя больше не увижу?

- Я не собираюсь сбегать. Я что, собираюсь потерять возможность стать кадетом? И пока вы не спросили, откуда знаете - я останусь с вами, пока меня не заберут в кадеты, поэтому мне же лучше, если секрет будет ценным, правда?

 Мне не нравился тон отродья, но пока я ничего не мог поделать. А самое неприятное было то, что план раба должен был отлично сработать. Рекомендация Агента Отдела Возврата была очень весома для Отдела Набора. Если бы я мог написать письмо так, чтобы сделать бесполезным, а может, самое простое - просто положить чистый лист в запечатанный конверт и отдать отродью? Если это получится, я бы задал рабу порку, которая ему так нужна и которую он заслужил, сразу же, как только он расскажет свой секрет. Если я уступлю - нужно отправить максимально плохую рекомендацию, чтобы ее отклонили. Например, забыть указать конкретный пример подобающего поведения в той части, где нужно описать послушание и смирение - то, что обычно называют Ценностями Нового Порядка - тогда можно ждать отказа. И в кадеты никогда не примут мальчика, спина которого исполосована кнутом.

 Я отчетливо понял, что хочу подвесить маленького ублюдка за руки и пороть до крови.

- Ладно, - сказал я, - я сейчас напишу письмо. Ты подождешь здесь, пока не будет готово.

- Я пойду с вами, - спокойно ответил мальчик, - просто, чтобы помочь написать.
- Вы можете, - продолжал он, шагая за мной, - использовать историю про доберманов, чтобы показать им какой я хороший раб. Сработало раз - сработает и еще.

Он точно был гаденыш. Я прошел в кабинет, бурля едва сдерживаемым гневом от его дерзости.

Я подумал на секунду, что не выдержу, если он усядется на стул, пока я пишу. Но он лишь встал позади меня, тяжело сопя на ухо и более или менее диктуя, что мне писать.

 Когда я закончил, он взял письмо и отошел к окну. Мальчик стоял на свету с выражением полной сосредоточенности на лице. Губы его шевелились, когда попадались длинные слова, не соответствующие его начальному образованию. В других условиях это могло бы быть отличное шоу.

- Вроде все в порядке, - наконец сказал он, - теперь надпишите конверт и наклейте марку. Я опущу письмо в ящик по пути домой. И я не хочу, чтобы вы забыли его отправить, - вызывающе добавил он.

- У меня нет марок, - сказал я, не думая, что это сработает, но надо же попытаться.

- Дайте мне денег, я куплю на почте, - ответил он.

Я достал из кармана фунт и передал ему.

- Сдачи не надо, - сказал я улыбаясь.

- Хорошо, - заверил он с раздражающей самоуверенностью, видимо думая, что сделал меня. Придется признать, что пока так и было.

 Я написал на конверте «Начальнику Отдела набора. Подразделение по персоналу. Полиция Нового Порядка» и передал ему.

- Спасибо, - сказал он. - Увидимся завтра на Охоте.

 Он вышел, а я, взяв палку, пошел искать Тимми. Мне нужно было выпустить пар, оттянуться на ком-нибудь. В идеале, это должно было быть наглое маленькое дерьмо, которое я только что рекомендовал в Кадеты, но это не представлялось возможным. Ну а Тимми просто не повезло.

Через полчаса я вернулся в дом, а задница Тимми стала полосатой. Я расслабился и чувствовал себя готовым к испытаниям завтрашнего дня.

 Взяв телефон, я позвонил отцу Роберта, чтобы пригласить мальчика посмотреть Охоту. Я был уверен, что ему понравится. Он заслужил немного заботы с моей стороны после того, как я расстроил его с проклятым велосипедом.

 Отец Роберта с энтузиазмом согласился. Тут же я позвонил в банк, чтобы решить вопрос с деньгами. Как я думал, это будет пустой формальностью - маленькое увеличение лимита овердрафта всего лишь, но вскоре я убедился, что ошибался. Несмотря на долгие годы сотрудничества, мою уважаемую и престижную работу Агентом Отдела Возврата и того, что я просил ничтожную сумму в 500 фунтов (минимально необходимую сумму для предстоящего дела, детали которого я не мог рассказать сотруднику банка) - этот отвратительный, лишенный воображения бюрократ, эта бумажная крыса, говорил только о моих текущих долгах и необходимости скорейшего их погашения. В конце он высказал уверенность, что я приму все меры для оплаты к концу недели или предоставлю надлежащее покрытие.

 Нечего и думать - в стране финансовый бардак. Предпринимателя вроде меня повергает в уныние понимание того, что какой-то мелкий банковский клерк давит твои начинания в зародыше. А теперь еще предстоял незавидный разговор с Робертом, которому нужно было сказать, что завтра все отменяется. И это сразу после горного велосипеда! Он точно не будет счастлив, но, надо было звонить...

- Мы не пойдем, потому что банк не дает вам денег? - спросил он после моих объяснений.

- Да, Роберт. Поездка домой и починка машины после того дельца с Бергенами выжали меня досуха. Банк не дает кредит, несмотря на отличную возможность сделать денег. А я ведь всего-то хотел пятьсот фунтов.

- У меня нет пятисот фунтов, мистер Варвик, у меня только сто двадцать один фунт и пятьдесят шесть пенсов на счету, но я могу дать их вам.

 Я быстро прикинул в уме. Этого хватит на завтрашний поход с Робертов на Охоту, на покупку раба, и если повезет, еще останется на расходы на несколько дней. Тимми придется поголодать, но он и не заметит особой разницы - я не любил портить своих рабов.

- Спасибо, Роберт, - тепло ответил я. - Я тебе так благодарен! Отдам, как только у меня будут деньги. Я уверен, новое дело принесет их немало.

- Я сгоняю на почту и сниму деньги, мистер Варвик, - донесся с того конца юный голос, - но я подумал, что вместо займа вам, мне лучше будет вложиться в долю от прибыли?

- Роберт, - сказал я, откровенно пораженный таким корыстолюбием в столь юном возрасте, - точно не стоит так делать. Вложившись, ты рискуешь потерять все. Просто займи мне, я верну в двукратном размере. Так намного безопаснее и, может быть, даже более прибыльно. На этом этапе даже нельзя сказать, сколько будет, скажем, пять процентов от прибыли.

- Я все еще хочу войти в долю, мистер Варвик. Вы ведь все равно не сможете мне вернуть деньги, если у вас не будет прибыли. И раз уж я вкладываю все, то надеюсь получить равную долю, а не пять процентов.

- Ладно, ладно, - поспешно сказал я. Это разговор о деньгах был мне неприятен. Я был очень расстроен открытием столь меркантильной стороны характера моего юного друга. - Раз ты можешь дать мне денег, то обсудить подобные детали можно и чуть позже.

- Мы с папой разговаривали о бизнесе, мистер Варвик, и он говорит, что лучше все прояснить до начала и записать. Поэтому завтра я принесу деньги, а взамен мы заключим договор, что я получу половину от прибыли с них. Папа говорит, что договор всегда делается для того, что он называет добавленной стоимостью.

Я подумал «кое-что» о папе Роберта и положил трубку. Мне казалось, что он рискует, лишая мальчика беззаботного детства и забивая его голову заботой о деньгах. Еще я подумал, а могло ли соглашение быть законным? Роберт же несовершеннолетний...

 Рано утром он приехал на велосипеде; деньги он засунул в задний карман своих узких шорт. Когда я написал и подписал договор, то не мог решить, было ли это печально, потому что он был столь привлекателен, или все же хорошо, что мальчик настолько интересуется финансами.

 Роберт настаивал, что мы должны проверить, как чувствует себя Пит после жестокой, но совершенно заслуженной порки. Он был в сознании, что само по себе уже было хорошо, и жался на голом бетонном полу клетки, с ужасом глядя на меня. Порка, определенно, отлично подействовала на шлюшку.

- Он жив, - объявил я, достаточно жестко толкая его носком ботинка.

Роберт что-то тихо сказал и протянул к нему руку. Мальчик благодарно приник к ней губами.

 Солнце ярко сияло, когда мы садились в машину. Денек, судя по всему, был из тех, когда палящий зной мог резко смениться пробирающим холодом - такой типичный день Уэльского лета. Роберт - как любой обычный свободный мальчик в Новом Порядке - был одет очень легко, как раз для такого солнечного дня. Его коротенькие шорты из светлого блестящего материала и футболка сочетали в себе удобство и благовидность. Когда он садился в машину, я украдкой взглянул на него. Он улыбнулся, сверкая белыми зубами на сильно загорелом лице. Его густые волосы, выгоревшие на солнце почти добела, придавали его коже золотистый оттенок, делая его просто сногсшибательным. Не в первый раз я поймал себя на фантазиях, что имею его, как Порабощенного. Ошейник опоясывает его тонкую шею, двойной изгиб клейма выжжен на его нежной восхитительной заднице - высшем объекте моих желаний.

 Прогоняя все эти мысли прочь, я включил передачу и тронулся. В отличие от шоссе, дороги были забиты толпами тяжелогруженых рабов, собранных зачастую длинными колоннами, иногда - маленькими группами. Порой они были запряжены - вплоть до дюжины - в тяжелые повозки. Солнечный свет играл на их потных телах.

 Серия нефтяных кризисов, предшествовавших Первой Патриотической, вкупе с внезапным развитием Нового Порядка радикально изменили всю экономику транспорта. Постоянно повышающаяся цена нефти сделала моторный транспорт (и многие другие энергозависимые отрасли промышленности) слишком дорогим для перевозок всего, за исключением наиболее дорогих предметов роскоши. Некоторое время даже казалось, что последствия нефтяного кризиса для цивилизации, так зависящей от производства и транспорта, посеют хаос и разрушения. Однако отличная адаптивность, гибкость и изобретательность человека оказались на высоте. И как всегда, нашелся бизнесмен с даром провидца, который в кризисе старой системы разглядел новые возможности. И пока остальные смотрели на орды нищих детей, отчаянных и голодных, грозивших поглотить города и деревни, как на начало неизбежной катастрофы, у него хватило воображения и ума, чтобы увидеть в этом и решение, и перспективу. За века развития, наша цивилизация использовала самые разные двигатели. На смену лошадям пришел паровой двигатель, который, в свою очередь, был заменен на двигатель внутреннего сгорания. С истощением источников топлива пришло время найти дешевую и практичную замену. Альфонс де Кюрваль, отпрыск древних и прославленных французских дворян, и был тем гением, который понял, что настало время перемен. Рабский труд пришел на смену ДВС, появился Новый Порядок, и цивилизация была спасена.

Вообще-то говоря, в качестве транспорта использовались рабы низкого и среднего качества, однако, среди нагих пыльных шлюх попадались рабы и более высококачественные, которые, бегая рысью и погоняемые кнутом надсмотрщика, приносили прибыль даже при перевозках на самые короткие дистанции.
Вскоре фантазии, навеянные близостью Роберта, сменились на более практичные мысли.

 Национальная Охота Уэльса располагалась неподалеку от маленького городка Коубридж, милях в десяти от моего дома. Несмотря на это, у нас заняло некоторое время, чтобы добраться. Рабы знали, что дорогу нужно уступать проезжающим машинам, однако, на практике они зачастую не успевали. И хотя всегда было искушение просто ехать прямо - даже самый маленький и хрупкий из этих маленьких животных мог оставить приличную вмятину. Поэтому все, что оставалось, так это постоянно сигналить и весьма осторожно расталкивать их бампером.

ЧАСТЬ 3

 Охота, на которую мы ехали, была Открытой квалификацией Уэльского дивизиона Национального Английского Чемпионата, что было достаточно интересно. По мере приближения, движение становилось все более трудным, машины перемешивались с толпами груженых рабов, которые бесконечно плелись вдоль всех основных дорог со времен Нефтяного Кризиса. Машины, громко сигналя, медленно продвигались сквозь ряды обливающихся потом рабов, которые несли свою поклажу, согнувшись почти вдвое под ее тяжестью. Стоя в своих спортивных колесницах, запряженных парами крепких подростков, чьи натертые маслом нагие тела блестели в свете солнца, многие наездники пытались пробиться сквозь толпу, расчищая путь норовистыми ударами кнута. Нарядная спортивная одежда возбужденных зрителей, которые ехали в машинах и модных колесницах, резко отличалась от грязных, жалких, падающих с ног от усталости мальчишек-рабов, плетущихся по дороге.

 Площадь для Охоты располагалась на плоском холме к востоку от Коубриджа. Выехав из города, мы медленно поднялись на холм почти до вершины, пока дорога не перешла в просторную площадь. Здесь был плавный склон, образующий природный амфитеатр. Я помнил время, когда тут росли только кусты и папоротник. Годы труда Порабощенных мальчиков превратили это место в ровный гладкий чистый луг. В старые времена такая работа влетела бы в копеечку, а теперь стала совсем недорогой, благодаря изобилию дешевой рабочей силы - лишь одному из многих преимуществ Нового Порядка.

 У вершины всегда собирались толпы зрителей. Правее нас была площадка для пикников. В неподвижный воздух поднимались струйки дыма, вьющиеся от десятков мангалов. Я не взял с собой никакой еды, поэтому купил пару бургеров - с пинтой пива для себя и колой для Роберта - в одной из многочисленных торговых палаток. Мы уселись на скамейку прямо под солнцем, глядя на растянувшийся на полторы мили участок с короткой постриженной травой, где будет проходить Охота. Находившиеся напротив нас перила отделяли площадь от зрителей. Загоны по левую сторону от нас гудели растревоженным ульем - из грузовиков и трейлеров владельцы выгружали бегунов. Трек был усеян группами оживленно беседующих людей. Вскоре их должны были попросить удалиться, но пока им можно было слоняться, где захотят.

- Я нигде не вижу чертово отродье, - заметил я.

- Перед началом будет показ бегунов, я видел по телевизору. Наверное, он появится потом, - сказал Роберт и с живым интересом добавил, - Что там происходит?

 На площади показался старенький потрепанный Лэнд-Ровер с маленьким прицепом, похожим на трейлер. Он направлялся к маленькой кирпичной постройке в четверти мили от нас. Водитель вышел из машины и неспешно пошел назад, видимо собираясь разгрузить прицеп. Люди на треке с внезапной спешкой потянулись к постройке.

- Доставили мальчиков-приманок, - сказал я, - отсюда они побегут.

- Пойдем посмотрим! - воскликнул Роберт, опрокидывая в себя остатки колы и запихивая в рот недоеденный гамбургер.

 Торопливо жуя, он сорвался к кирпичному сараю. Я последовал за ним куда медленнее, по пути остановившись, чтобы купить «карту» - достаточно большую брошюру с программой дня, информацией о владельцах, их бегунах и всякой чепухой вроде правил и соглашений в этом виде спорта. Когда я подошел, Роберт уже исчез в толпе. Вовсю используя локти и собственный вес, я пробился вперед. Один или двое что-то хотели возразить, однако передумали, встретившись со мной взглядом. Роберта я нашел на самом краю впереди толпы. Он серьезно разговаривал с коренастым краснолицым человеком, который щедро смазывал нагое тело тощего маленького раба, стоявшего в низком деревянном ящике. Ребенок сильно дрожал и почти был готов заплакать.

- Я смазываю его, молодой сэр, - человек отвечал на тихий вопрос Роберта с ироничным ложным почтением в голосе - отличительной чертой тех, кто занят в полевых видах спорта, - чтобы у него был шанс выскользнуть, если бегуны его схватят. Почему он дрожит, вы спросили, сэр? Потому что он испуган. И вы бы были испуганы, молодой человек, если бы оказались на его месте. Правда юному джентльмену вроде вас это вряд ли доведется. Вы знаете, ЧТО сделают с ним бегуны, если поймают - а они поймают, можете не сомневаться. До того как этих рабов-приманок выпустят на поле, их много раз берут на Охоту. Они видели, как несколько мальчиков догнали, и что с ними случилось потом. Он не может не испугаться - испуганное отродье бежит быстрее. Имейте в виду - конкретно этот мальчик в курсе всего, что произойдет. Он уже был приманкой в нескольких забегах. Две Охоты - это значит шесть забегов. В этой Квалификации определят лучшую в трех забегах пару бегунов из двух. Ставлю на то, что это отродье будет в каждом забеге. И с каждым забегом его будет все легче и легче схватить, хотя бы потому, что он младше и меньше, а значит, быстрее устает. Леди и джентльмены любят, чтобы приманку ловили как можно чаще. Для бегунов это тоже полезно - поддерживает их в форме. Что я думаю о шансах этого раба быть пойманным? Ну, я точно не знаю. Может быть, в этот раз или в следующий, но рано или поздно это случится. Что я буду делать, если этого поймают? Возьму другое отродье. Ведь этот уже не сможет бегать.
- Ну, вроде все. Вылезай из ящика, шлюха!

Приказ сопроводила звонкая оплеуха.

- Том, не засунешь ли эту мелюзгу в сарай?

 Том, юноша в засаленной кепке на затылке с широкой редкозубой улыбкой, схватил трясущегося мальчика своей тонкой рукой и поволок к деревянной постройке, похожей на коробку, находившуюся в центре поля для Охоты, ярдах в десяти от нас. Ее размер был достаточным, чтобы вместить маленького сжавшегося мальчика. К открытой верхней стороне была приделана крышка. Засунув мальчика внутрь, Том с грохотом захлопнул ее.

- А теперь нужно намазать еще одного, а то вдруг этому не повезет. Идемте со мной, сэр, вы поможете выбрать.

 Заглянув через его плечо в сарай, я увидел больше десятка бритых наголо маленьких рабов, жавшихся на соломе как можно дальше от входа.

- Взгляните на них - большинство обделалось от страха. Они не хотят на следующий забег. Вот этот с металлическими браслетами на запястьях еще не готов. Та-ак, давайте-ка посмотрим, что у нас есть.

Он прошел дальше в сарай, рабы жались прочь от него.

- Возможно, этот...

 Он поймал мальчика за ухо и вытащил на свет. Все еще крепко держа ухо, он пробежался рукой по ногам отродья, ощупывая мускулы. Поджав губы и покачав головой, он выпустил мальчика.

- Думаю, можно найти получше.

Он вернулся в сарай, вытаскивая мальчиков из общей массы, бегло осматривая и отпуская.

- Вот этот вроде подходит, - объявил он после осмотра пяти или шести мальчиков, - я бы сказал, что у него есть задатки сильного маленького бегуна. Он мог бы показать спорт леди и джентльменам.
- Имя, сэр? У них нет имен, сэр. Их слишком много и живут они слишком мало, чтобы давать им имена. Вот этот, сэр, носит номер... - он повернул ухо раба и нагнулся посмотреть, - ...носит номер 541. Когда мы покупаем их, то делаем татуировку сзади на ухе и так их различаем. А с именами не заморачиваемся.
- А теперь полезай в тот ящик, мальчик, чтобы я тебя намазал. А вы, сэр, может займете свое место? До первого забега осталось не так уж долго.

- А можно нам взглянуть на ту деревянную коробку? - нетерпеливо спросил Роберт. Было ясно, что он охвачен всеобщим возбуждением и хочет узнать все, что только возможно об Охоте на мальчика.

- Конечно, можно, - ответил человек все тем же тоном, - но не выпускайте ту шлюшку наружу. Вы не должны лишать бегунов шанса поймать его.

 Мы с Робертом подошли к ящику, в который юный Том посадил намазанного мальчика. Отродье сидел внутри, сгорбившись и забившись в угол, глаза его от ужаса были широко распахнуты, он со страхом скулил. Я посмотрел на дальний конец поля, где стояли узкие ворота. Только там маленький раб мог укрыться от бегунов. Даже для меня далековато. Я представил, что для маленького мальчика, скорчившегося внутри и ждущего, когда отроют крышку, этот путь к убежищу покажется действительно очень длинным.

- Боже, мистер Варвик, - заметил Роберт, - малыш и вправду напуган. Его состояние хуже, чем у рабов на ферме перед поркой. Что его так напугало?

- Ну, Роберт, - сказал я, - пока ты разговаривал с тем человеком, который готовит рабов к забегу, я бегло просмотрел карту и теперь немного в курсе. Изначально Охота на мальчика была очень похожа на охоту на зайца. Бегунов держали в намордниках и морили голодом, так что приманка действительно бежала за свою жизнь. Но за последние годы вместе с распадом простых и ясных принципов, на которых базируется Новый Порядок, проклятые либеральные добродетели решили, что это больше неприемлемо и нашли другой способ мотивации бегунов и приманок. Они решили использовать секс. Бегунам не дают кончать неделю или больше, а в их пойло подмешивают виагру. Если они поймают приманку, их выпорют, конечно, но не раньше, чем они изнасилуют его, естественно безо всякой смазки. Для пущего страха в обрезанные члены бегунов чуть ниже головки вставлен стальной лепесток. В карте написано, что вся эта гуманность не уменьшает стремления бегунов поймать приманку или стремления приманки смыться.

 Мы с Робертом не торопясь вернулись к месту, где я оставил машину. Мы достигли зрительских мест как раз к показу бегунов. Я думаю, ничто лучше не могло бы показать развитие за относительно короткое время этого вида спорта от хобби обычного рабочего до модного зрелища. Трансформацию из тайных встреч на грязном поле нескольких людей в плащах с горсткой случайных полуголодных рабов в нынешнее дорогое зрелище, привлекающее на тщательно подготовленное поле огромную толпу фанатов, чтобы посмотреть на отборных и тщательно тренированных мальчиков, гоняющих умирающую от ужаса приманку.

 Пока рабов перемещали на стартовую позицию из загонов владельцев, из мощных динамиков лился приятный голос комментатора:

- Дамы и господа! Практически началась Открытая Квалификация Уэльского Дивизиона Английского Национального Чемпионата по Охоте на мальчика. Бегуны уже на поле. Разве не прекрасное это зрелище?

 Конечно прекрасное. Бегунов выводили на привязи парами. Каждая пара бежала рысью за ведущим на пони, которое вел бегущий впереди раб. Все бегуны были поджарыми длинноногими рабами, их загорелые тела, покрытые маслом, блестели на солнце, как и тщательно ухоженные попоны лошадей. Их руки были зафиксированы в локтях за спиной, чтобы они не могли дотронуться до членов, которые стояли мощно и гордо. Солнце отражалось в стальных лепестках, вставленных в их плоть сразу под головками.

 Каждая пара носила яркий воротник своего цвета с номером, закрывающий плечи и верхнюю часть груди. Кроме них на рабах, конечно, не было ничего.

- Мы должны поздравить владельцев, - продолжал комментатор с болезненным уважением к высшему классу в голосе, - с превосходным состоянием их доведенных до совершенства бегунов... А также сказать им спасибо, потому что без них мы не смогли бы сегодня насладиться этим великолепным зрелищем!

- Первая пара в голубых воротниках принадлежит мистеру Клайву Вильямсу, чье имя должно быть хорошо знакомо каждому истинному поклоннику этого вида спорта. Их ведет его сын - Ричард Вильямс. Номер один - Гриппер, номер два - Граспер.

- Вот же тот раб, - возбужденно воскликнул Роберт, дергая меня за рукав, - это он говорил, что знает, как заработать денег! Это он бежит впереди пони!

 Почти уверен, что это и был он. То же телосложение, та же копна темных вьющихся волос. Чтобы убедиться, я навел на него полевой бинокль. Это был он. Должен признать, что он выглядел весьма хорошо, как и пони, которого он вел. Стройные молодые ноги и гибкое тело мальчика блестели, он бежал, двигаясь с неуловимой грацией, и выглядел здоровым молодым животным на пике формы. Я заметил, что его тощую задницу пересекают три багровых полосы. Я мрачно улыбнулся: видимо, не я один счел манеры шлюхи более чем неуважительными.

 Итак, информация, которая должна была принести денег мне, а теперь и Роберту, после того, как он стал моим партнером, предположительно касалась Клайва Вильямса. Его имя мне ничего не говорило, но он должен быть состоятельным, судя по словам комментатора о его известности в мире Охоты.

 Я не мог различить его в толпе у входа для владельцев, поэтому направил бинокль на сына. Он был симпатичным мальчишкой лет двенадцати. Был со вкусом одет: жесткие светло-бежевые бриджи, темная куртка цвета хаки, на ногах ботинки для верховой езды, на голове облегающий шлем, частично затеняющий молодое напряженное лицо. В левой руке поводья, в правой - тяжелый хлыст. Я подумал, умел ли он всем этим пользоваться или это была просто показуха? В любом случае ездить верхом он определенно умел, судя по легкости, с которой он держался в седле.

- Вторая пара в красных воротниках принадлежит Сэру Роджеру Грину, чье имя более известно фанатам поп-музыки, чем поклонникам нашего доблестного спорта. Однако, он определенно отметился в этом сезоне со своими двумя мальчиками: Аттила - номер один, Аларик - номер два. Их ведущий и тренер - мистер Томас Сайкс. Они участвуют в первом забеге против мальчиков мистера Клайва Вильямса, и можно ожидать, что это будет напряженная битва.

 Комментатор бубнил и бубнил по мере того, как пары выходили на поле и выстраивались у старта. Они стояли позади пони ведущих, нервно топчась.

 Шесть всадников выехали на поле и встали по трое по разным сторонам. По толпе зрителей прошел гул, бегуны нетерпеливо заерзали. Было ясно, что охота вот-вот начнется.

- Ведущие, подготовьте к старту мальчиков мистера Вильямса и Сэра Роджера Грина, - объявили из динамиков.

Двое сопровождающих рабов быстро освободили локти мальчиков, двое ведущих направили своих пони вперед. Рабы следовали позади. Гриппер протянул было руки к своему окаменевшему члену, но Ричард Вильямс, который, должно быть, следил за подобного рода движениями, развернулся в седле и вытянул его хлыстом. Раздался щелчок, звонкий и громкий как пистолетный выстрел, сопровождаемый высоким визгом боли. Гриппер быстро убрал руки от члена. Это отвечало по крайней мере на один вопрос - мальчик знал, как использовать хлыст.

- Ведущие, поставьте, пожалуйста, мальчиков на старт!

 Ричард Вильямс и мистер Томас Сайкс выпрыгнули из седел и, схватив рабов, поставили тех на старт. Рабы парами напряженно присели у их ног в низком старте: руки на земле, голова и зад в воздухе.

 Прозвучал пронзительный свист. Дверца деревянной клетки поднялась, и оттуда пулей вылетел мальчик, помчавшись к воротам клетки на дальнем конце поля. В это же время оба ведущих спустили своих бегунов с поводка, и четверо рабов бросились вперед в отчаянной гонке за убегающей приманкой. Мальчики были больше и куда быстрее шлюшки и настигли его за секунду.

Выглядело так, что они сейчас схватят его, но топот босых ног позади как будто придал мальчику сил, и он достиг укрытия. Ворота щёлкнули прямо между ним и преследователями.

Бегуны кружили у клетки, пытаясь достать шлюшку из укрытия, пока ведущие не подъехали забрать их. Снова парами они вернулись на старт. Служащий извлек мальчика из клетки и поместил обратно в деревянный ящик в центре поля.

 Ведущие вели мальчиков трусцой позади пони. Им давали немного отдохнуть перед следующим раундом.

- Первый забег окончился ничем. Сейчас начнется второй! Ведущие, поставьте, пожалуйста, бегунов на старт!

 Мальчики снова вышли вперед, присев у ног ведущих и нетерпеливо ожидая начала. Снова раздался пронзительный свист, и шлюшка вылетел из ящика, снова направляясь к спасительной клетке. Он по-прежнему бежал со всех ног, но его бег был тяжелее и заметно медленнее, чем раньше. Бегуны преследовали его, настигая с каждой секундой. Было ясно, что они поравняются до того как он окажется в безопасности. Мальчики, очевидно, это почувствовали. Гриппер, будучи более быстрым из мальчиков Клайва Вильямса, ушел вправо, Атилла Сэра Роджера зашел с противоположной стороны. Они взяли шлюшку в клещи, отрезая путь к спасительной клетке.

 Мальчик бросился влево и со всех ног побежал к границе поля. Верховой служащий галопом нагнал его и направил назад, яростно щелкая тяжелым кнутом. Вопя от ужаса, раненый мальчишка изворачивался, как мог в отчаянных попытках уйти от преследователей. Несколько раз казалось, что его вот-вот поймают, но каждый раз у него получалось выскользнуть из захвата. Вдруг он как-то проскочил четверых мальчиков - и ворота клетки захлопнулись за ним.

- Еще один пустой раунд! Пожалуйста, поставьте мальчиков для финального и решающего забега!

- Они поймают в этот раз! Уверен, поймают! - голос Роберта охрип от восторга.

 Конечно поймают. У отродья не было шансов. Было ясно, что отчаянные попытки убежать в течение последнего раунда полностью истощили запас его сил. Выбегая из клетки, он споткнулся и с трудом поднялся на ноги, но тут бегуны настигли его. Он пронзительно закричал, когда его сбили с ног, и продолжал кричать, погребенный под телами бегунов. В бинокль я видел только беспорядочно мелькавшие конечности.

Верховые служащие явно не видели причин торопиться. Они сидели верхом, глядя на дерущихся за мальчика бегунов. Когда они, наконец, разогнали их ударами кнута, я увидел лежащее лицом вниз тело шлюшки. ИЗ его зада сочилась кровь.

Ведущие снова собрали бегунов и провели их к нам. Член Атиллы Сэра Роджера был перемазан свежей кровью.

- В третьем забеге победили Атилла и Аларик, принадлежащие Сэру Роджеру Грину! Они проходят на следующий этап соревнований!

 С темным как туча лицом Ричард Вильямс увел двух своих бегунов ко входу для владельцев. Мальчики хмуро плелись позади пони, понурившись и опустив головы, объятые страданием.  Раненый мальчик на поле пытался подняться на ноги. Падая и превозмогая боль, он полз к краю поля. Сзади подъехал древний Лэнд Ровер, в который его и швырнули. Пришло время для свежей шлюшки занять место в клетке.

- Нам лучше найти мистера Клайва Вильямса и предложить ему выкупить его раба, - заметил я Роберту, - боюсь, что если мы не сделаем этого, он может уничтожить своих рабов. Плохое настроение такая штука...

ЧАСТЬ 4

Я пошел к входу для владельцев. Роберт шел рядом, тараторя об Охоте, и как бы он хотел собственных бегунов, и как бы он выставлял их на соревнованиях. Догнали мы его на парковке у входа, сопровождаемого сыном Ричардом и тренером. Повторяющиеся хлесткие звуки ударов кнута и пронзительные визги мальчиков привели нас на открытую площадку позади парковки для трейлеров, в которых перевозили бегунов.
Толстяк, в тщательно отглаженном твидовом костюме, в шляпе, с сигарой в зубах, стоял и смотрел, как его сын занимается поркой двух его бегунов. Другой толстяк, очевидно тренер, покрасневший и потный, держал рабов (все так же в паре) на длинной палке. Ричард с оглушительными щелчками обрушивал кнут на их ноги и зады. Двое мальчиков буквально скакали и выли от невыносимой боли, отчаянно пытаясь увернуться от таких частых и хлестких ударов.

- Мистер Вильямс, - сказал я. Он неприязненно-оценивающе посмотрел на меня своими маленькими, налитыми кровью поросячьими глазками.

- Это я, - ответил он с легким носовым акцентом уроженца устья Темзы и замолчал, предоставляя мне объяснить свои намерения.

Повысив голос, чтобы перекричать шум от продолжающегося в прежнем темпе наказания, я приступил к объяснениям:

- Простите, мистер Вильямс, - я начал издалека, - что беспокою вас, возможно, не в самое подходящее время.

- Ближе к делу, - отрезал он, - говорите то, что меня заинтересует, а все эти любезности оставьте при себе. Я не люблю пустую болтовню.

- Речь о вашем рабе, - сказал я, подавив гнев, - рабе, который вел пони вашего сына на поле. Он мне очень приглянулся, и я подумал, что может быть, вы захотите его продать?

На мгновение Вильямс выпучил глаза от удивления.

- Вы говорите о Дэйви, - сказал он, быстро овладевая собой, - Я не удивлен, что вас привлекла эта шлюшка. Он с нами с восьми лет, мы с женой вырастили его и очень к нему привязались. Он стал почти членом семьи. Нам было бы жаль расставаться с ним, но я бизнесмен, и если цена меня устроит... А где это маленькое животное? Никогда его нет, когда надо! Я же послал его приготовить грузовик, чтобы отвезти этих ленивых дворняг обратно в стойло.
- Дэйви! Черт тебя подери, где ты, говна кусок?! - заорал он, не найдя раба. - Тащи свою ленивую задницу сюда, живо!
- Он будет через минуту, и вы на него сможете взглянуть, - сказал он, поворачиваясь ко мне, - пожалуйста, можете его внимательно изучить. Я не могу продавать кота в мешке. Уверен, что после подробного осмотра вы не разочаруетесь.

 Я заметил, что нечто за моей спиной привлекло его внимание, и он отвел от меня глаза.

- Я не богат, но готов дать за отродье разумную цену.

 Мне не сильно понравилось, как Вильямс начал обсуждать цену мальчика, и поэтому подумал, что будет лучше сразу установить предел. Конечно, все эти его разговоры о том, как они заботились о мальчишке, как привязались и прочее, так отличавшиеся от того, что рассказывал сам мальчик об их планах по продаже его на рудники и замене на более юного раба, были мне совершенно непонятны. Он продавец, и я ожидал, что мы будем торговаться или что-то в этом роде.

- О, конечно же нет, - его взгляд был полон презрения, - Я удивлен, что вы вообще здесь, это же игра для богатых.
- Ладно, - сказал он, обращаясь к сыну, - можешь остановиться. Отвези ленивых ублюдков домой, запряги в бороны и как следует погоняй пять часов по тренировочному полю. В следующую субботу будет еще забег, и лучше, чтобы они выиграли.

 Он снова повернулся ко мне, но его глаза вскоре снова уставились на что-то позади меня. До того, как я успел повернуться и посмотреть, на что же он там пялится - между грузовиков появился Дэйви. Он подбежал к хозяину и упал на колени. Нагнувшись, он прижался лицом к земле, а его голая задница задралась вверх. Трудно представить более унизительную позу, которая бы так явно подчеркивала полное подчинение раба его хозяину.

- Поднимись, проститутка, - приказал мистер Вильямс, жестко толкая мальчика ногой, - дай джентльмену как следует тебя рассмотреть.

 Дейви встал, опустив голову и вытянув руки по швам. Он во всем был образцом покорного и хорошо обученного раба - полная противоположность торгующемуся дерзкому маленькому гаденышу, каким он был вчера.

 Широкое металлическое кольцо охватывало основание его яичек, держа на отдалении от безволосого стручка. Его крепкий маленький член стоял и подрагивал, чуть не доставая до пупка, показывая его желание и развращенность, общую для всех рабов.

- Видите, - сказал мистер Вильямс, вытянув руку и поглаживая стоящий членик Дэйви тыльной стороной ладони, - это горячая маленькая шлюха!

 Мальчик застонал, возбужденно дрожа от прикосновений мужчины.

- И симпатичный к тому же, - продолжил мистер Вильямс, беря мальчика за подбородок и задирая ему голову, чтобы я смог его рассмотреть. Дэйви облизнул губы кончиком языка. В глазах его была похоть.

- Прелестный заводной мальчик, что ж еще вам надо? - подытожил мистер Вильямс.
- Ты любишь член, не так ли, мальчик? Ничего больше ты не хочешь, кроме члена хозяина у тебя в заднице или глотке. Скажи же джентльмену, мальчик, и не забывай улыбаться. Ты же знаешь, что я не люблю хмурых мальчиков.

- Хозяин, трахните меня, хозяин, пожалуйста. Я хорош в этом. Позвольте, я вам покажу, хозяин, - сказал мальчик почти шепотом. В его улыбке отлично сочетались сексуальное возбуждение и страх.

- Итак, проверьте его, - сказал мистер Вильямс, - и не церемоньтесь - он здесь, чтобы его использовали.

 Сделав шаг назад, я медленно обошел мальчика, получая представление о его телосложении, пропорциях, ширине плеч, груди, длине ног. Он стоял неподвижно.
Насмотревшись, я перешёл к детальному изучению его тела. Проверил волосы, кожу головы, за ушами.

- Одного коренного зуба нет, - заметил я, изучая его рот, который я заставил его открыть нажав на челюсти.

Мистер Вильямс рассмеялся:
- Я выдернул зуб клещами через несколько дней, как купил отродье. Ему было не больше восьми, и он постоянно ныл, как скучает по мамочке и прочую чепуху. Я приказал ему прекратить и выпорол пару раз, но это не помогло - рыдания, сопли, слюни - эгоистичный маленький хам. Ну, я потерял терпение и решил сделать что-то, о чем стоит плакать. Чтобы выдрать его, ушла прорва времени и поразительно много сил. Он сопротивлялся и орал как сумасшедший. Но проделав этот трюк, я больше никогда не видел, чтобы он плакал о мамочке.

 Я кивнул. Мог только представить, какую твердость и изобретательность пришлось продемонстрировать мистеру Вильямсу, чтобы отродье покорилось судьбе.

 Лимфоузлы на шее не были увеличены, под мышками никаких признаков лишая или других болезней. Я ущипнул его за сосок - мальчик вскрикнул и немного отодвинулся. Его ребра выпирали несколько больше, чем у свободного мальчика, но на них было достаточно плоти, чтобы ухватить ее пальцами. Это означало, что мальчика держали как и подобает рабу - голодным, но не голодающим.

 Я обошел мальчика и, положив правую ладонь ему на спину, сильно нажал. Он коротко вздохнул и наклонился. Он точно знал, что будет дальше. Взяв его маленькие безволосые яички, я покрутил их между пальцами.

- Давай, проститутка, - приказал я, - подними и выпяти зад,  да потяни руками за ягодицы, помоги мне немного. Ты знаешь что нужно.

Поднимая зад, Дэйви руками раздвинул ягодицы, открыв анус. Как и у всех прочих Порабощенных мальчиков, имевших непосредственный контакт со свободным гражданином, его задница была безупречна. Что-то меньшее с его стороны можно было рассматривать как неуважение с последующим образцовым наказанием.

 Мне показалось, что я вижу шрам старого разрыва с отметинами грубого шва. Прикоснувшись к этому месту пальцем, я ощутил неровность.

- Вы зашивали его? - спросил я.

- Это почти неизбежно. Я люблю как следует отыметь после их Порабощения. Так рабы узнают, чего тебе от них надо, а заодно обретаешь уверенность, что они не напридумывают всяких глупостей и не обретут дурных привычек, которые потом нужно будет из них выбивать. Однако, в восемь лет они еще очень малы. Некоторые, я знаю, ждут еще пару лет перед тем, как поиметь их в зад, но почему же я должен? Я заплатил и хочу получить то, за что заплатил. Если будут разрывы - просто зашей их! Это нетрудно, даже не нужно вызывать ветеринара.

 Я облизал указательный палец и надавил на анус отродья. Секунда легкого сопротивления. Нажав сильнее, медленно ввел палец в мальчика, почувствовал жар его тела. Кольцо мышц сомкнулось вокруг пальца, стараясь, казалось, затянуть его дальше. Я вытащил палец. Мальчик знал, что это только начало, его сфинктер подрагивал в ожидании большего. Не заставляя его ждать, я ввел в него два пальца. Мальчик тихо застонал. В этот раз пришлось нажать чуть сильнее и это заняло чуть больше времени, но вскоре я погрузил их на всю длину. Сильно надавив пальцами вниз, я повернул их внутри мальчика. Одновременно с этим я начал массировать маленький член раба другой рукой, чувствуя, как пульсирует кровь. Наконец, мускулы его зада задрожали и напряглись. Мальчишка запрокинул голову, дыхание стало коротким и прерывистым. Его член подпрыгнул у меня в пальцах, выстрелив мне в ладонь теплую липкую жидкость.

 Я сделал вид, что пытаюсь определить количество и качество семени мальчика. Я не собирался пытаться получить от мальчишки потомство, но Вильямс этого не знал. Я чувствовал, что важно действовать так же и проверять то же самое, что проверял бы любой другой, желая купить мальчика. Сделав вид, что удовлетворен, я вытер руки о зад отродья и перешел к изучению ног и ступней.

- Что ж, - сказал я, поворачиваясь к мистеру Вильямсу, - это хороший мальчик, и я бы купил его у вас, но много предложить не могу. Я бы сказал, что ему скоро четырнадцать, и он довольно сильно вырос, а вы знаете, что для подобного товара рынок невелик. Даже те люди, которым нравятся подросшие рабы, предпочитают покупать их совсем юными - так легче их обучать. Конечно, вы всегда можете продать его на рудники, им постоянно нужны рабы, потому что показатель потерь высок. Однако они не дадут вам больше двадцати фунтов за голову. Я бы немного накинул сверху и дал вам за него двадцать пять фунтов.

 Торговля была долгой и изнуряющей. Ясно было, что мы говорили о сумме, ничтожной для Вильямса, но, как и многие богатые люди, он следовал принципу «копейка рубль бережет». После взаимных оскорблений и угроз развернуться и уйти, мы сошлись на цене в тридцать пять фунтов. Сумма была грабительская, но Вильямс не соглашался на меньшую.

Оставив Вильямса считать деньги, мы с Робертом пошли к машине. Дэйви тащился позади.

 Роберт, естественно, разместился на соседнем со мной сиденье. Дэйви хотел было залезть назад, но я приказал ему лезть в клетку в багажнике. Это означало, что мы не собираемся спрашивать его о тайне, которую он обещал рассказать, пока не приедем ко мне. Я нарочно так поступил, потому что чувствовал, что это отродье подобно обезьяне с гранатой. Я хотел видеть его глаза, пока он рассказывает, и иметь возможность «приложить» к нему руки, если потребуется.

 Конечно же, Роберт засыпал отродье вопросами, пока тот, блестя глазами в случайном свете, выбирался из багажника. Я заметил, что его членик опять напряжен, несмотря на недавний оргазм. Не сомневаюсь, что у него, как и у всех прочих отродий, просто постоянная эрекция - признак полной развращенности.

- Какой секрет ты обещал рассказать нам? Что ты знаешь о мистере Вильямсе? - требовал Роберт.

- До того, как скажу, я хотел бы... - начал раб, но я заткнул его оплеухой.

 Он как раз вылезал, когда его настиг мой удар. Потеряв равновесие, он грохнулся на землю. Я впечатал ботинок ему в бок. Я не собираюсь терпеть подобную чушь от какого-то Порабощенного куска дерьма.

 Он лежал на земле, глядя на меня. В других условиях этого его взгляда хватило бы, чтобы заставить его орать под ударами кнута, но на этот раз, я решил ограничиться более мягкими мерами. Я наступил на его колено со словами «отвечай молодому хозяину, мальчик».

 Мы смотрели друг на друга. В его глазах читалось негодование. На мгновение я подумал, что он бросает мне вызов, но мальчик опустил глаза.

- Ричард не сын мистеру Вильямсу, - сказал он, надувшись, и добавил запоздало и неохотно, - хозяин.

Я подумал, что отродье как обычно получит пользу от хорошей порки.

- И это твой большой секрет? - с отвращением воскликнул Роберт. - И что?

В его голосе послышалось разочарование. Конечно, он думал, что его деньги, которые он дал мне для покупки Дэйви, выброшены на ветер.

- Продолжай, Роберт, - сказал я поспешно, - я думаю, тут что-то есть.

- Если он не сын мистера Вильямса, то кто он? И как так получилось, что о нем заботятся как собственном ребенке?

- Он второй сын брата мистера Вильямса. Он забрал его к себе, потому что они не могут иметь детей, и чтобы спасти мальчика от Порабощения.

- Это незаконно, - сказал я. - Таких случаев было так много, что это стало угрожать Новому Порядку, поэтому такую практику запретили.

- Это было сделано незаконно. Доктор был другом семьи и записал, что родившийся ребенок - сын мистера Вильямса, хотя это не так. Этот Ричард второй сын и должен стать рабом, при всех своих поступках, хвастовстве и прочем.

- Где ж тут отличное дельце? - буркнул Роберт, - Он нарушил закон. А нам-то что?

- Это может быть отличное дельце! - ответил я. - Клайв Вильямс и его брат вступили в сговор с целью нарушить основной закон Нового Порядка, который гласит, что «все дети после первенца, рожденные в любом виде отношений, подлежат Порабощению». Наказание за это - изгнание. Ты теряешь все права и привилегии в юрисдикции Нового Порядка, а твоя собственность отходит государству. Десять процентов от стоимости изъятой собственности становятся наградой любого, кто примет участие в изобличении преступника. Клайв Вильямс чрезвычайно богат. У его брата, скорее всего, тоже хватает деньжат.

- Так давайте донесем на него и заработаем кучу денег! - с энтузиазмом сказал Роберт.

- Мы можем получить гораздо больше, если никому об этом не скажем, - сказал я улыбаясь, - Если мы донесем, то они будут все отрицать, и даже в лучшем случае мы можем рассчитывать только на десять процентов. Я думаю, что тут есть возможность заключить своего рода сделку с братьями Вильямс, не так ли Роберт?

На лице мальчика появилась широченная улыбка. Я видел, что он мечтает о непрерывной Охоте.

- До того, как мы достанем братьев, нам нужны улики. Как ты об этом узнал? - спросил я Дэйви.

- Мне рассказали, конечно, - сказал раб и, по выражению моего лица поняв, что этого не достаточно, добавил, - одна старуха по пьяни мне проболталась.

 Имея дела с отродьями, всегда следует помнить, что они думают и воспринимают мир по другому. Мы ищем причинно-следственные связи и пытаемся влиять на события до их наступления, а рабы лишь принимают мир таким, какой он есть. Однако, нужно признать, что выбора у них нет, поэтому они так и делают.

- А откуда она об этом узнала? Она тебе говорила?
- Да.
- Ну, и откуда она узнала? Рассказывай.
- Она была акушеркой.
- А что она делала в доме мистера Вильямса? Ведь ты имел в виду дом мистера Вильямса?
- Ага, она просто жила там. Они ее не выпускали.

- Так, - сказал я Роберту, - из отродья мы больше ничего не выжмем, это все. Хм, было достаточно сложно зайти так далеко. Я предполагаю, что семейный доктор позволил только одной надежной акушерке присутствовать при родах. Но она таковой не оказалась, возможно, из-за пристрастия к крепкой выпивке. Чтобы защитить себя с братом, Вильямс запер ее у себя в доме, где вот этот гаденыш с ней и столкнулся. Я удивлен, учитывая, что стоит на кону, что он просто не заткнул ее навсегда. Может, он думал, что безопаснее держать ее под замком, пока она не сопьется до смерти?

- И когда мы скажем мистеру Вильямсу, что мы знаем и что теперь он наш? - нетерпеливо спросил Роберт.

- Ответ «не сейчас», Роберт. Мы должны представить Вильямсу достаточно весомые улики, которые могли бы убедить Магистрат выписать ордер на принудительный ДНК-тест для него и мальчика. А сейчас у нас их нет. Не забывай, что по Уголовному Кодексу Нового Порядка слова раба уликой не считаются. Магистрат не выпишет ордер на принудительный ДНК-тест, основываясь на голословных утверждениях Порабощенной шлюшки. Тем более, сейчас атмосфера накаляется вокруг гражданских свобод, что приведет к отмене единой базы ДНК для всех свободных граждан. Вот если бы мы могли привести акушерку в Магистрат... Или хотя бы у нас был свободный гражданин, который убедительно сказал бы, что она ему рассказала о сыне Клайва Вильямса. Этого было бы достаточно. Но мы этого сделать не можем.

- А что же мы будем делать, мистер Варвик?

- Пока не знаю, надо подумать. В этом деле слишком много денег, чтобы просто бросить все это.

- Ну, а теперь, - сказал Роберт после секундного размышления, - когда мы вытянули из шлюшки все, что он знал, может, зададим ему хорошую порку?

ЧАСТЬ 5

 Я снисходительно усмехнулся. Нет, все же, определенно, Роберт превосходный мальчик с правильными стремлениями.

- Вы обещали... - заскулил стоящий на коленях мальчик. Ему точно не понравилось предложение Роберта.

Тыльной стороной ладони я ударил его по губам, обрывая протест.

- Заткнись, дерьмо! - отрезал я. - будешь говорить, когда скажут. И если ты думаешь, что свободный гражданин будет выполнять обещания, данные куску собачьего дерьма, то ты еще тупее, чем выглядишь!

- Роберт, - я продолжил более умеренным тоном, - Я люблю хорошенько выпороть маленького засранца. И уж тем более это наглое животное, которое, несомненно, это заслужило и просто нуждается в порке. Но я рекомендовал его в Кадеты Полиции. Мне пришлось. Это была его цена за секрет о мистере Вильямсе. Офицер по Набору может вскоре появиться, и будет некрасиво, если я представлю ему отродье, спина и задница которого в клочья изодраны кнутом. У него может быть несколько синяков, но не более. В конце концов, какое отродье не зарабатывает время от времени несколько синяков? Но разодранная кнутом спина - это совсем другое.

- О, ладно, мистер Варвик. Если мы не можем этого сделать, то я думаю, что мне пора. Папе может понадобиться помощь на ферме. Он всегда говорит, что рабам на ферме под конец дня нужна дополнительная мотивация.

Я проводил Роберта до ворот.

Залезая на велосипед, он сказал:
- Я всю ночь буду думать, как нам прижать к ногтю мистера Вильямса. Уверен, вместе мы что-нибудь придумаем!

- Я уверен в этом, Роберт, - сказал я улыбаясь. Энтузиазм мальчика был обаятелен, но я не разделял его оптимизма. Вообще говоря, я не ждал, что он придумает что-то полезное.

 Дэйви стоял на коленях на том же месте. Его колени были раздвинуты, зад почти прижат к земле, спина прямая, голова опущена. Видимо, он решил, что сейчас для него самое безопасное - это играть роль хорошо обученного раба. Уверен, он думал, что это спасет его от нескольких ударов, пока он у меня. Я был готов поверить в это, хоть мне и казалось, что в ближайшем будущем мальчик может преподнести неприятный сюрприз.

 Я немного постоял, глядя на него. Широкое кольцо опоясывало его яички у основания, отдаляя их от тела и делая заметнее. А ведь у этого отвратительного маленького гаденыша все еще была эрекция. Рабы совершенно лишены стыда. Мальчик украдкой взглянул на мой пах, но тут же опустил глаза.

 Что ж, я хорошо заплатил за это недурное маленькое животное и собирался получить от него все, что мог. Протянув руку, я поднял его голову за подбородок. Посмотрев на меня, его рот приоткрылся, а в глазах появилась страсть. Подняв его, я нагнулся и слился с ним в жадном поцелуе, отправив язык путешествовать по его рту.

- Хозяин, - простонал он, - оттрахайте меня, хозяин...

Отпустив его подбородок, я кивком головы позвал за собой.

 Я шел в дом, в нескольких шагах за мной шел Дэйви. В последний момент он метнулся открыть передо мной дверь и упал на колени, когда я проходил. Приходилось признать, что раб был действительно отлично подготовлен. Плохо было то, что, несмотря на отличное поведение, он не усвоил урок смирения и покорности. Я подумал, а не было ли слишком поздно внушать ему это? Это был вызов мне, которым стоило насладиться, если представится возможность. Было бы проще это сделать, когда мальчик был помладше, но сейчас он уже крепкий подросток, а, стало быть, может пережить куда более сильную порку.

Я пошел наверх, позади шлепал босыми ногами Дэйви. Повернувшись, я грубо притянул его, впиваясь в губы мальчика, пока его руки возились с моим ремнем. Потянув назад, я бросил его на кровать. Брюки мои болтались у лодыжек, движение ноги - и они полетели прочь. Стянув рубашку, я тоже лег. Он обнял меня за шею и приник своими губами к моим, отвечая на поцелуй. Перевернувшись на спину, я нажал ему на плечи, толкая вниз. Мальчик пустился в путешествие по моему телу. Нежно поиграл с соском. Языком изучил мой пупок. Я раздвинул ноги, согнув одну в колене, чтобы мальчику было проще. Вовсю работая языком, он ласкал и дразнил меня, играя с самой чувствительной областью сразу за яичками, залезая в каждую складочку.
Я поплыл, кровь ударила в голову. Я почувствовал, как губами он исследует мои яички. Его язык занялся моим членом, облизывая и лаская. Когда он взял его в рот, я почувствовал спазмы его горла, сомкнувшегося вокруг меня. Схватив мальчика за волосы, я загнал на всю длину. Ненадолго замерев, я ждал, пока его тело не начнет обмякать и начал трахать его рот длинными мощными толчками. Почувствовав скорый оргазм, я вытянул член из его глотки и, ухватив мальчика за ошейник, перевернул лицом вниз. Раб, демонстрируя навыки опытной шлюшки, раздвинул ноги и призывно задрал зад. Надавив, я с силой вошел в него. Мальчик вскрикнул от боли. Через мгновение легкого сопротивления, я почувствовал, как его горячее нутро обхватило мой окаменевший член. Я трахал его так, как и нужно трахать мальчика - жестко. Отродье всхлипывал и стонал, пока я на всю длину загонял в него свой поршень. Мальчик толкался задом вверх, видимо призывая меня войти глубже.

- Сильнее, хозяин, сильнее, - стонал он.

 Кровь прилила к голове, все тело свело судорогой, и я выстрелил глубоко внутрь мальчика. Я чувствовал радость победителя, которая достижима только тогда, когда под тобой лежит всхлипывающая шлюшка, истекающая твоей спермой. Я откатился на спину.

 Секунду он лежал неподвижно. Потом легким движением нагого тела снова оказался у меня внизу, принимаясь губами и языком пробуждать жизнь в моем опавшем было члене.

Я только начал снова возбуждаться, как зазвонил телефон, стоявший сбоку на столике. Дотянувшись, я взял его, пока Дэйви, как и подобает маленькой проститутке, орудовал у меня в паху.

- Алло, - сказал я,  сгибая ноги, чтобы Дэйви мог вылизать мне яйца.

- Привет, - ответили на другом конце, - Ричард, это Джилс. Я получил твое письмо, ты что спятил? Ты не новичок и понимаешь, что рекомендация в кадеты идет в Кадетские казармы в Шрусбери. Мне дать ей ход?

 Внизу между моих ног все так же неустанно бодро трудился Дэйви, не догадываясь, что этот разговор ведет к провалу его маленького нечестного плана и утрате всякой надежды освободиться от статуса раба с его безусловным подчинением и служением.

- Нет, - спокойно сказал я, - не беспокойся, Джилс. Просто выкинь и забудь.

- Ок, увидимся как-нибудь, - сказал он и повесил трубку.

Я почувствовал, что у меня снова встал, возбудившись от мысли, что маленькая шлюха, продолжающая ласкать мои яйца, теперь полностью в моей власти. Согнувшись, я схватил Дэйви за волосы и затащил на кровать, впиваясь в его губы в поцелуе. Во рту Дэйви я почувствовал вкус собственной спермы и, по правде говоря, еще и другой, менее полезной для здоровья субстанции. Дэйв, несомненно, думал, что это награда за его старания, и энергично отвечал, крепко обнимая мою шею. Я пробежался руками по его спине и заду, представляя, как эта нежная кожа и упругая плоть будут разодраны кнутом, мое возбуждение росло.

 Следовало бы заставить отродье заплатить за его дерзость, за то, что позволил себе торговаться со свободным гражданином, но он так прижимался ко мне и постанывал от возбуждения, что я решил подождать. Он был неплохой маленькой шлюшкой, и я наслаждался. Не стоило прямо сейчас обрывать удовольствие. А его незнание о предрешенности его судьбы только усиливало мое возбуждение.

- Ты хорошая маленькая проститутка, - прошептал я, покусывая его ухо.

Дать ему вообразить, что я возбудился только благодаря его усилиям; дать ему подумать, что я больше забочусь о нем - весь этот бред доставлял мне тайное удовольствие и только увеличил бы его ужас и отчаяние в будущем.

- Хозяин... - прошептал он, крутя и вжимаясь задом в мой пах.

 На следующее утро меня разбудил Тимми, который принес утренний чай. Я заснул, так и не вытащив член из Дэйви. Отодвинул его и разбудил, крепко шлепнув по заду. Он орудовал у меня внизу, и когда я допил чай, то снова чувствовал сильное желание. Быстро отымев его, я пошел в душ.

- Стой так, - приказал я, вытаскивая из него член.

 Взглянув на Тимми, который умоляюще смотрел на меня, я кивнул, и через секунду он уже скорчился сзади Дэйви, быстро слизывая сперму, сочившуюся из его зада.

Я мысленно пожал плечами. Рабы считают, что сперма хозяина может все: она делает их сильнее, привлекательнее, лечит простуду и глисты и т.д. Конечно, они тупые маленькие грязные животные, но рабы есть рабы, тут уж ничего не поделаешь.

 За завтраком я оттягивался вовсю. Поставив Дейви на колени рядом, я заботился о нем, как о любимом рабе, скармивая остатки из тарелки, трепля за ухо, пощипывая за щеку, гладя по волосам, говоря, что он милая проститутка и хорош в сексе. Он принимал все за чистую монету: извивался рядом, положив голову мне на ногу, покусывал ладонь, когда я его кормил. Было ясно, что самодовольная маленькая шлюха поверил, что я от него без ума. Я пообещал себе, что выведу его из заблуждения по этому поводу и чем дольше я оттягивал этот момент, тем сильнее будут шок и боль мальчика, когда он узнает правду. Про себя я улыбнулся, представляя отчаяние мальчишки от осознания того, что его план не удался, и все надежды рухнули.

 Допив вторую чашку кофе, я прошел в кухню и наполнил миску пойлом для рабов из запертой емкости, что стояла там на полу. Пойло - смесь из кукурузной каши, вареной капусты и объедков - аппетитным не выглядело. Однако, рабы, судя по всему, думали иначе, поэтому приходилось держать емкость запертой, чтобы маленькие вороватые негодяи не опустошили ее.

Взяв миску, я снял кнут с крючка и пошел к клеткам у забора. Ночь была тихая и теплая, но Питеру, лежащему на голом бетонном полу клетки, продуваемой всеми ветрами, точно так не казалось: он дрожал, сжавшись в комок в углу клетки.

 Он чуть пошевелился, когда я подходил, и, подняв голову, посмотрел на меня широко распахнутыми глазами, взглядом, притупленным отчаянием и перенесенными страданиями. По всей видимости, порка вместе с днями и ночами, проведенными в открытой клетке, произвели желаемый эффект.

Открыв замок, я распахнул дверцу.

- Давай, шлюшка, - сказал я вполне дружелюбно, ставя миску с помоями на землю у клетки.

Мальчик поднялся на колени, глядя на меня с неуверенностью. Очевидно, в нем боролись страх перед тем, что я могу сделать с ним, и сильный голод. Я отступил на шаг.

- Еда, - повторил я. - я унесу это, если ты не будешь есть сейчас, и второго шанса не будет.

Мальчик, задубевший от холода и все еще испытывающий слабость и боль от порки, поднялся на ноги и сделал пару нетвердых шагов. Затем, подгоняемый голодом, метнувшись, пулей пролетел мимо меня, и, упав на колени, принялся опустошать миску.

 Глядя на него, скорчившегося нагим у моих ног, с плечами и задом испещренными темными кровоподтеками, я думал, как помогает достаточно сильная и жестокая порка улучшить поведение раба. Из мальчика были выбиты весь дух и способность к сопротивлению, оставив только маленькое перепуганное животное.

 Несмотря на то, что раб был сломлен, его испытания еще не завершились. Чем большие унижения он испытает, тем сильнее будет вынужден признать свое низкое положение, что будет лучше для меня, его хозяина, общества в целом и, конечно, для его самого. Это вытекало из того, что я был ответственным и, конечно, заботливым хозяином, которому приходилось одновременно поддерживать железную дисциплину среди моих рабов и постоянно заботиться об ее усилении. В случае Питера я предполагал делать только это.

 До того, как он прикоснулся рукой к клейкой массе в миске, я стегнул кнутом, который обжигающим ударом попал по его правому запястью. Питер взвизгнул и принялся баюкать поврежденную руку, раскачиваясь туда-сюда, чтобы унять боль.

- Мистер Варвик!

 Это Роберт звал меня из-за ворот. Я послал Дэйви открыть их, чтобы впустить Роберта, и повернулся обратно к скулящему отродью, ползающему у моих ног.

- Питер, - насмешливо спросил я, - разве ты не голоден? Ты не хочешь пойла? Если не хочешь, я уверен, что другие рабы захотят.

- Хозяин, пожалуйста, хозяин, я голоден. Пожалуйста, я хочу, пожалуйста, хозяин.

Он умоляюще смотрел на меня, по щекам его катились слезы.

Питер должен был подумать, что мой взгляд смягчился, и протянул руку к миске, на этот раз более осторожно. В этот раз я вытянул его по кистям.

- И что же тут происходит, Питер? - весело спросил Роберт с оттенком ласкового презрения в голосе.

Он прислонил велосипед к стене и встал рядом со мной.

 Быстро осмотревшись, он поймал взглядом мальчика, качающего свою руку и стоявшего на коленях около полной миски пойла, и меня, холодно улыбающегося с палкой в руке.

- А, я знаю, - сказал он со смехом, - Питер, ты маленькая больная шлюха, ты должен лучше знать, ты же уже долго в рабстве! Думаю, это тупоголовые Бергены тебя так испортили, они же заботились о тебе как о свободном мальчике. Но ты же не свободный мальчик, а, Питер?

- Нет, хозяин, я не свободный мальчик, хозяин, - быстро ответил проститутка, понимая, что малейшая задержка в отказе от этого статуса может быть очень опасной.

- Так скажи мне, кто ты, Питер? Скажи мне.

- Я - Порабощенный мальчик, хозяин.

Роберт ударил его ногой в ухо.

- Не называй себя мальчиком, Питер! Я - мальчик, Питер! Ты же не думаешь, что мы одинаковые?

- Нет, хозяин, мы не одинаковые, хозяин, - проскулил Питер, схватившись за ухо.

- Именно так! Ты шлюха, животное! А как едят животные, Питер?

Отродье снизу посмотрел на свободного мальчика, возвышающегося над ним. Его лицо заливали слезы, глаза наполнял ужас - он не знал, что сказать, чтобы не навлечь на себя еще большие неприятности, но и боялся, что молчание так же недопустимо.

- Я скажу тебе, тупое маленькое дерьмо, на руках и коленях, лицом в миске, задрав грязный зад вверх. Вот так едят животные, поэтому задирай зад и ныряй в миску!

 Питер поспешно подался вперед, чтобы наполнить свой маленький живот, несмотря на унижения. Я стегнул его розгой по груди, оставив багровую полосу и разодрав кожу, быстро заставив его выпрямиться.

- Ты неблагодарный маленький негодяй! - яростно закричал я. - Молодой хозяин позаботился объяснить тебе, что ты делаешь неправильно, а ты думаешь только о том, чтобы набить живот! И даже не подумал отблагодарить молодого хозяина! Неблагодарный мерзавец!

 Я был так зол, что стегнул его еще раз, снова оставив багровую полосу, на которой выступили и заблестели капли крови.

- Хозяин, простите, хозяин! - проскулил отродье, пятясь от меня, прижав руки к поврежденным местам. - Хозяин, я благодарный, хозяин... Спасибо, хозяин... Пожалуйста, больше не бейте меня, хозяин... - его голос захлебывался в рыданиях.

- Так ешь! - приказал я с нетерпением. - Если ты быстро не затолкаешь это в себя, я решу, что ты не голоден, и унесу миску!

 Еще до того, как я закончил говорить, Питер нырнул лицом в миску, торопливо поглощая пойло, крутя голым задом в воздухе.

Роберт обошел мальчика и ботинком задрал его зад выше.

- Забавно выглядит, да, мистер Варвик? Как будто он пегой масти, - заметил он, рассмеявшись.

Конечно, зад и плечи Питера были все в багровых синяках от порки. В местах ударов кнута его тело пестрело всевозможными оттенками от черного до ярко пурпурного, с желтым по краям.

- Это всего лишь синяки, - ответил я, - кровотечение остановилось, и раны хорошо заживают. Через неделю и следа не останется. А если ты находишь шлюшку забавным, так трахни его. Ему будет немного больно, но это только сделает процесс интереснее, и ты не испачкаешься кровью, как было бы пару дней назад.

- Не знаю, мистер Варвик, - ответил Роберт, с сомнением глядя на задранный зад Питера, - он хорош в сексе, но, я думаю, его зад выглядит как-то не так. Может, потом.

- Ок, Роберт, - с безразличием ответил я, - тебе виднее. Но если раб может есть, то может и работать. Однако надо сначала помыть его и осмотреть.

- Дэйви, ленивая маленькая свинья, - окликнул я старшего раба, который тихо стоял позади, - принеси из дома ведро с теплой водой, тряпку и кусок серого мыла. И поторопись, шлюха, не заставляй меня ждать.

- Я хотел кое-что сказать вам, мистер Варвик, - сказал Роберт, когда отродье исчез в доме.

- И мне нужно тебе кое-что сказать, - быстро перебил я его. Мне было немного жаль прерывать его. Но было важно сказать ему, чтобы Дэйви не слышал, а он, скорее всего хотел рассказать, как какой-нибудь раб на ферме покончил с собой под колесами трактора или какую-то банальщину в этом роде. Роберт был хорошим парнишкой, но, как и многие двенадцатилетние мальчики, с трудом отличал важное от глупостей.

- Хорошие новости, - сказал я, - отродье не станет кадетом. - Я нарочно послал письмо не в тот отдел, надеясь, что его вернут, что и случилось.

- И теперь вы продадите его на рудники? - спросил Роберт.

- Нет, ну, по крайней мере, не сейчас. Я трахал его прошлой ночью, и мне понравилось. Оставлю его на время, но это не значит, что это будет легкое время. Но это потом. Я позволил ему думать, что все окей, и это лишь вопрос времени, когда это кончится. Когда мы закончим с Питером, мы отведем его на место для порки и выведем из заблуждения. Я думаю, будет весело смотреть на его реакцию.

- Вы хотите сказать, что внушив шлюшке завышенные представления о вашем отношении к нему, вы усилите его шок, когда он поймет, что все это беспочвенно?

Снизу раздался стук - это Питер, опустошив миску, вылизывал остатки языком.

- Встань, - приказал я, поддевая его ботинком.

Питер встал, опустив руки по швам и склонив голову. Как и все шлюшки, он не мог удержаться от взглядов на пах Роберта. Его маленький стручок оторвался от безволосых яичек и задрался вверх, почти доставая до пупка и подрагивая. Яркий пример того, что он был настолько гиперсексуальным, насколько отставшим, как и любое Порабощенное отродье.

 Я ухватил его за затылок и принялся вытирать остатки пойла вокруг рта. Теплая вода серебрилась на свету, стекая с лица мальчика на голую грудь и плечи.

- Хозяин Варвик сказал мне, что ты очень хорош в сексе?

Роберт позади меня последовал совету и создавал у Дэйви ложные представления, чтобы потом повеселиться, разрушая их.

 Я слышал, как раб почти беспокойно ерзал сзади, пока я тер мочалкой податливое юное тело Питера. Спотыкаясь из-за ограниченного словарного запаса и, несомненно, боясь сказать что-то не так, он, заикаясь, выдал что-то вроде смущенного ответа:

- Я уверен, он будет скучать, когда меня заберут в кадеты. Я сказал, что он должен использовать все возможности, пока я тут.

 Поглощенный своим занятием, я прослушал ответ Дэйви. Я окунул мочалку в ведро и стал тереть промежность Питера. Вода струилась по его гениталиям и стекала по ногам. Он был возбужден и ерзал, но, как и подобает вышколенной шлюшке, держал руки по бокам. У него была эрекция, как и у большинства рабов с грязными мыслями. Он не был обрезан, и, закатав крайнюю плоть,  я убирал скопившуюся грязь.

- Надо обрезать тебя, как будет время, - сказал я, ущипнув его за крайнюю плоть, - только грязь собирает.

Мальчик тихо вскрикнул, и я засмеялся. Ясно было, что он не думал, что его обрежут, но знал, что протестовать было бесполезно. В Системе Порабощения решение хозяина было окончательным.

- Раздвинь ноги, дерьмо, - приказал я, шлепая по внутренним сторонам его бедер.

Я прошелся мочалкой по его щели. Маленькая проститутка тихо застонал и оттопырил зад, поднимая и открывая его для меня. Я провел мочалкой по его анусу. Тут было сопротивление.

- Раздвинь для меня зад, отродье, - приказал я. Мальчик вытянул руки и раздвинул ягодицы.

Когда я решил, что достаточно помыл, чтобы вывести его в люди, я сильно шлепнул по его покрытому синяками заду. Вскрикнув, он выпрямился. Я приказал ему повернуться ко мне лицом.

 Я положил руку на его стоящий членик. Мальчик толкнулся, вжимаясь, и я ощутил, как пульсирует кровь. Питер опять поглядывал на Роберта, который стоял и, улыбаясь, смотрел с презрением и снисходительностью одновременно.

- Ты же любишь молодого хозяина, да, шлюшка? - спросил я.

 Это был безопасный вопрос. У раба был только один правильный ответ, так что даже самый тупой из них справился бы. Другие рабы в любом хозяйстве, где есть свободный мальчик-подросток, редко не испытывают к нему благоговения и боязливой преданности. Как же иначе, ведь между ними лежит пропасть. Свободный мальчик уверен в себе, его любят и даже балуют; он сыт, хорошо одет, ему доступно хорошее образование. Раб же напуган, голоден, гол и безграмотен. Его ошейник и клеймо на заду недвусмысленно показывают и постоянно напоминают о его низком положении раба. Зависть и обида не вариант - это простейший способ для раба добиться окровавленных плеч и зада. Остаются страх и преданность. Свободный мальчик обычно не становиться объектом почитания, но рабы, конечно, помнят о нем и не могут недооценивать его значения.

- Да, хозяин, - мальчик сказал это с таким трепетом и так тихо, что я едва его расслышал.

 Я посмотрел на велосипед Роберта, прислоненный к стене. Он был старый, потрепанный, покрытый грязью и ржавчиной. Я виновато вспомнил о несдержанном обещании.

- Ладно, - сказал я, - вымой велосипед и хорошенько. Постарайся как следует, иначе молодой хозяин надает тебе по маленькому прелестному заду. Вообще, тебе повезло, маленькая проститутка, что ты можешь служить ему и показывать свою любовь.
А теперь принеси воды и принимайся за работу!

Одарив Роберта сияющей улыбкой, мальчик унесся в дом. Роберт проводил его снисходительным взглядом.

- Думаю, до ухода я трахну маленького негодяя, - сказал он.

- Как хочешь, Роберт, - безразлично ответил я. - Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Я на самом деле не понимал, почему Роберт думает, что мне интересно - будет ли он трахать раба или нет.
Я пошел к месту для наказаний.

- Ты идешь с нами, - сказал я, хлопнув Дэйви по плечу. - Роберт, я хочу обсудить кое-что...

- Я тоже, мистер Варвик, - ответил мальчик, - Я всю ночь думал, как нам прищучить мистера Вильямса, и, кажется, кое-что есть.

- Да? - спокойно спросил я. Без сомнений, какая-нибудь глупость, но надо быть помягче, чтобы не убить в мальчике энтузиазм.

Я обернулся и посмотрел назад. Дэйви шел рядом, в паре шагов позади, и сейчас был как раз у креста для порки.

- Вот что я хочу сделать, - сказал я, и, развернувшись, сильно ударил его в живот, вложив в удар все свои 90 кг.

 Это оказалось для мальчика полной неожиданностью. Упав на колени лицом вниз, он схватился за живот, с хриплым стоном хватая ртом воздух. Роберт, живо сообразив, с разбегу пнул его по задранному заду, отчего Дэйви плашмя растянулся на земле.

Схватив его за руки, я приковал мальчика стальными зажимами к перекладине креста так, что его ноги едва касались земли. Затем сильно ударил по лицу, чтобы привлечь внимание. Кровь побежала по его подбородку, сочась из разбитых губ.

- Слушай, дерьмо, - прорычал я, брызгая слюной ему в лицо, - ты никогда не будешь Кадетом Полиции! Ты думал, что ты крут? Своей тупой головой ты думал, тупорылое маленькое отродье, что можешь на равных торговаться со свободным? У тебя нет шансов! Ты никем не станешь, шлюха! Ты до конца останешься Порабощенным отродьем!

- Что вы с ним сделаете, мистер Варвик? - нетерпеливо спросил Роберт. - После порки вы продадите его на рудники?

- Сначала я так и хотел, Роберт, - ответил я, - но он настолько хорош в сексе, что я думаю его оставить, но, конечно, его надо хорошенько проучить. А когда он мне надоест - продам его в шахты.

- Почему он плачет?

Ну конечно, глаза раба были полны слез. Они уже струились по его щекам.

- Он плачет, Роберт, потому что его хитрый маленький план провалился, и все его наивные мечты об освобождении от рабства теперь разрушены.

Роберт рассмеялся.

- Уже забавно, что он думал, что это возможно. Он ведь только невежественный маленький раб.

- Смотри, - сказал я, беря руку Роберта и проводя ей по члену раба, который поднялся от прикосновения, - он и вправду всего лишь шлюха. Он ни о чем не думает, кроме как трахаться и кончать.

Рыдания мальчика усилились.

- Вот что мне интересно, мистер Варвик, папа говорит, что клеймо отпечатывается у них в мозгах так же хорошо, как и на заду, и это держит их в подчинении. А на Дэйви это не работает?

- Возможно, ты прав. Может быть, первый раз этого не получилось. Может быть, его нужно заклеймить еще разок.

- У вас есть клеймо? - быстро спросил Роберт. - Я думал, по закону оно есть только у Поработителей?

- Нет, у меня копия. Магистрат частенько приказывает заново клеймить беглецов, поэтому они решили сэкономить время и это делаю я. А еще сами владельцы часто просят вторично заклеймить беглецов перед возвратом. Обычно я ставлю клеймо на груди отродья, под правым соском или на спине под правой лопаткой. Иногда ставлю на лицо, на лоб или щеку, но это только у низшего сорта, вроде рабов для фермы.

 Пока я читал эту маленькую лекцию, Роберт много раз пытался меня прервать, но я ему не позволил. Я считал долгом любого свободного гражданина объяснять подрастающему поколению устройство Системы Порабощения, чтобы молодежь должным образом распоряжалась своими правами и соблюдала обязанности, и, конечно, от этого зависело будущее человечества. Получив возможность, Роберт сразу же вклинился.

- Я думаю, хорошо, что у вас есть копия клейма, мистер Варвик. Я уже говорил, что у меня есть идея как нам прибрать к рукам мистера Вильямса, но для этого нужно клеймо, а я не знал, где его взять.

- Расскажи, Роберт, - устало сказал я. Как я уже говорил, это, скорее всего, было напрасной тратой времени, но мальчик был настойчив, и это было хорошо, хотя иногда казалось, что лучше бы было по-другому.

- Все очень просто, мистер Варвик! Я прикинусь рабом, и вы продадите меня ему. А когда я буду у него в доме, то добуду улики. А когда они у нас будут - пусть выбирает: заплатить нам или разбираться с властями.

 Я взял Роберта за локоть и отвел его, чтобы Дэйви нас не слышал. Ничего из того, что скажет раб, не может использоваться как доказательство, но у рабов были уши и они могли распространять слухи. Что бы я ни думал о сумасшедшей идее Роберта, но лишняя осторожность никогда не помешает.

ЧАСТЬ 6

- Захотеть стать рабом, чтобы тебя продали Вильямсу, - нет, я ждал чего-то дикого, но уж не настолько невозможного...
Я изо всех сил боролся с хохотом. Я говорил себе, что должен растолковать мальчишке, насколько невероятной была его идея, но так, чтобы он не расстроился и не потерял энтузиазма. Пока я думал, Роберт возбужденно бегал вокруг.

- Я это придумал вчера вечером, когда смотрел «Бивиса» на Free Boy Channel. Бивис хотел стать отродьем, чтобы сорвать заговор шайки Либералов поднять рабов на бунт, о чем Командор Коллинз сказал, что это «будет угрожать самому существованию человечества». Бивис через всякое прошел, но все обошлось, ему вручили медаль, а его папа и мама очень гордились сыном. Не думаю, что получу медаль, зато заработаю кучу денег, и папа будет очень доволен.

Мне подумалось, что чем больше денег Роберт выгребет у Вильямса для себя, тем меньше их достанется мне, но я отбросил эту мысль.

- Даже не знаю, Роберт, - сказал я, прерывая его монолог, - Я тут вижу несколько проблем. Во-первых, хоть и ты симпатичный мальчик - нет гарантии, что ты приглянешься Вильямсу, а это разрушит весь план.

- Да я нравлюсь ему, мистер Варвик! Вы на Охоте-то его видели? Да он глаз от меня отвести не мог! Я ему уже нравлюсь!

 Я вспомнил, как во время разговора с Вильямсом он постоянно смотрел куда-то позади меня. Я поворачивался, но не мог понять, что именно так привлекает его внимание. До меня не дошло, что присутствие Роберта и было причиной! Вообще говоря, свободные мужчины избегали сексуальных отношений со свободными мальчиками. Не потому, что это незаконно. Нет, по законам Нового Порядка это было более чем законным, при условии отсутствия принуждения, конечно. Система Порабощения была лишена всех этих старых предрассудков прошлого. Использовать раба было проще и легче, если вы хотели мальчика, потому что с рабом ты просто можешь делать все, что хочешь. Не нужно было никакой чепухи вроде согласия, и ограничений тоже не было. Конечно, некоторые самые старомодные люди считали, что одно из преимуществ Системы Порабощения и заключается в ограждении свободных мальчиков влияния порочных связей.

- Ну ладно, может и понравился, но ты подумал о маме и папе? Они же не позволят тебе ничего подобного.

- Я подумал об этом, мистер Варвик - я не буду спрашивать! - сразу же ответил Роберт. - Сегодня я подожду, пока они лягут спать, выберусь из дома и поеду на велосипеде на пляж Огмора. Там я разденусь, как будто пошел искупаться. А вы подберет меня на машине, и привезете сюда. Они найдут велосипед, одежду и подумают, что я утонул ночью, а тело унесло течением.

- Твоим родителям будет тяжеловато, ты не находишь, Роберт? - возразил я.

- Ну, они переживут, - ответил мальчик, - и мы вместе забудем об этом, когда я вернусь с кучей денег.

- Ну ладно, - продолжил я, - а ты подумал о том, что с тобой будут поступать как с рабом, пусть ты и притворяешься ненадолго. Ты говорил про клеймо, но это очень больно. Ты же видел, как скулят все вновь Порабощенные отродья, когда их клеймят? Ты слышал, что их крики перекрывают хохот и аплодисменты зевак. И клеймо останется на тебе на всю жизнь!

- Бивис рассматривал клеймение, как способ показать свое мужество, мистер Варвик, а его папа сказал, что эта метка на его заду - знак чести.

- Тебе придется носить ошейник, кольцо на члене и все время ходить голым. И не забывай, что Вильямс не будет знать, что ты притворяешься, он будет думать, что ты и в самом деле раб, и относиться к тебе будет соответствующе! И уж конечно он захочет тебя трахнуть, а если ему не понравится, он сильно выпорет тебя! И может даже сильнее, чем ты когда-либо видел! Сильнее, чем твой папа порет ленивое полевое отродье!

- Тогда я думаю, что мне лучше доставить ему удовольствие, мистер Варвик, - ответил Роберт, широко улыбаясь.

 Мне все больше становилось ясно, что Роберта не получится переубедить по поводу его плана. Скорее всего, мне придется прямо ему запретить, если, конечно, он послушает меня. В довершение всего, я начал думать, что этот, на первый взгляд, сумасшедший план может и сработать. И нет такого, из-за чего он может провалиться. Роберту будет очень тяжело, и совершенно ясно, что ни при каких условиях я не смогу способствовать его побегу. Я не думал, что Роберту играть роль раба покажется таким же легким, как он думает - Система его засосет, и обратный путь для него будет очень труден.

- Что ж, Роберт, - сказал я задумчиво, - я не могу прямо сейчас придумать другого плана, и если ты уверен, что хочешь попытаться...

- Конечно, мистер Варвик! Я уверен - это сработает!

- Ну ладно, тогда мы должны убедиться, что твой папа не свяжет твое исчезновение со мной, а тебя с тем прелестным юным отродьем, - Роберт улыбнулся такому сравнению, - которое я продам Вильямсу.
Теперь про Огморский пляж. Он длинный, с парковками на концах. Оставь велосипед на западной парковке. В этом месте река впадает в море, там очень опасное течение. Будет хорошим совпадением, если велосипед и одежду найдут именно там. Раздевайся прямо у линии прилива, а потом иди по мелководью на восток. Прямо там я не буду тебя подбирать - это может навести на подозрения. Я позвоню другу по похожему бизнесу и попрошу его сделать это. Я скажу ему, что ты беглец, которого забрал у отца, отчаянно нуждающегося в деньгах, чтобы продать за хорошую цену, и что ты сбежал до того, как я заклеймил тебя. Скажу, что я слышал, что ты прячешься на Восточном конце пляжа. Скажу, что сделал бы это сам, но очень занят другим делом, предложу ему половину от того, что получу от Вильямса, когда продам тебя. Он купится на это.

- И как вы думаете, сколько он за меня заплатит, мистер Варвик?

Я на секунду задумался. Это серьезный вопрос и он требует взвешенного ответа.

- Смотри с одной стороны, - медленно начал я, - что у тебя есть: ты симпатичный, с густыми волосами, хорошей чистой кожей. У тебя прелестное лицо с прекрасными мягкими губами. У тебя прекрасная грудь, крепкий круглый зад и длинные стройные ноги. Но твой возраст против тебя. В четырнадцать Порабощенному мальчику остается лишь два года рабства. Это должно снизить цену. Однако есть кое-что в твою пользу, несмотря на возраст. Одно из этого - твоя нетронутая задница. Ты же не позволял никому поиметь себя?..

- Нет, мистер Варвик, - ответил Роберт и спросил с нахальной улыбкой, положив руки на резинку шорт, - хотите проверить?

- Ну, я думаю, не ошибусь, если скажу, что только у единиц из четырнадцатилетних рабов нетронутый зад. Большинство лишается его в течение нескольких дней после Порабощения.
И уж точно у большинства в четырнадцать лет видно по телу, что они уже шесть лет в рабстве - они тощие и костлявые от голода и тяжелой работы, со шрамами от кнута. Так сколько же я получу за тебя от Вильямса? Сложно сказать, но, учитывая, что рынок рабов далеко, а он хочет тебя, я начну с четырехсот фунтов и не собираюсь брать меньше двухсот.

- То есть ваш друг получит сотню только за то, чтобы забрать меня с Огмора? - спросил Роберт и сразу добавил. - Я хочу получить что-то из этих денег! Все-таки это меня продают!

 Я вздохнул. Роберт был отличным парнишкой, и я мог только сожалеть о том, что ничего не могу поделать с этой корыстной стороной его характера.

- Роберт, - спокойно сказал я, - ты, конечно, понимаешь, что немного непрактично с моей стороны делиться с тобой деньгами? Как это будет выглядеть для Вильямса, когда я вручу тебе часть денег от твоей продажи?

- Ну, - обиженно ответил Роберт, - я считаю, что это нечестно, когда тебя продают, а ты ничего с этого не получаешь.

Я решил, что пора остановить такой ход мыслей.

- Роберт, - начал я, с упреком в голосе, - мы со всем этим разберемся, когда все закончится, и, конечно, рассчитаемся мы честно. Мне больно о того, что ты хоть на секунду подумал, что я могу поступить по-другому. Я думал, ты лучше меня знаешь.

- Папа говорит, что в бизнесе нужно быть осторожным и не доверять никому.

- И, конечно, он прав, Роберт, но он точно не думал о такой затее, которую мы собираемся предпринять. Мы должны доверять друг другу, подумай об этом. Я рассчитываю, что ты найдешь доказательства, которые нам позволят прижать Вильямса. И ты никогда не сможешь воспользоваться уликами, пока я не помогу вернуться тебе в мир свободных людей. Нам придется доверять друг другу! Еще одно, Роберт, тебе лучше отдать мне наше соглашение, по которому ты получаешь половину прибыли. Будет полный провал, если его у тебя найдут.

- Я его спрятал, его никогда не найдут, мистер Варвик, - возразил он.

- Ты не можешь быть на сто процентов уверен, Роберт. Твои родители все вверх дном перевернут, когда подумают, что потеряли тебя. И если они найдут договор и поймут, что я втянул тебя в неприятности... Похищение и продажа в рабство свободного мальчика... Это хуже, чем убийство.

- Я не знаю, папа говорит...

- Роберт, - я нетерпеливо перебил его, - боюсь, что пока ты не начнешь доверять мне - ничего не начнется. Если что-то пойдет не так, для меня последствия будут куда хуже, чем для тебя. Как взрослый я понесу полную ответственность, а я не хочу, чтобы меня поймали. Так что или ты даешь мне наш договор, или можешь попрощаться со своими мечтами стать богатым и владеть бегунами.

- Ладно, мистер Варвик, я знаю, что могу полностью доверять вам, - сдался Роберт, правда, в его голосе не было много убежденности. - Хорошо. Теперь следующий вопрос - когда?

Я пришел к заключению, что этот план единственный, который мог сработать. Теперь я не хотел давать мальчику время передумать.

- Думаю, сегодня. Бросаешь договор в мой почтовый ящик и быстро едешь на пляж. Только позвоню коллеге, сможет ли он сегодня тебя забрать. А пока я этим занимаюсь, достань газовый баллон с горелкой, который за кухонной дверью. Клеймо на стене рядом. Зажги горелку и нагрей клеймо. Мы напомним Дэйви, что значит рабство, а потом, если хочешь, можешь трахнуть Питера на прощанье.

Думаю, стоит дать Роберту насладиться, перед тем, как он сам узнает, каково быть рабом, ведь это будет куда тяжелее, чем он представляет, я был уверен в этом. Оставив Роберта во дворе, я ушел в дом позвонить.

- Привет, Ричард, как бизнес? - оглушил меня из трубки голос Чейза, когда я представился.

- Потихоньку, Чейз, - ответил я, - у меня сейчас есть два дела, а так как я не могу делать их оба сразу, то вот и подумал, может, ты мне поможешь?

- Хорошо, но ты знаешь же поговорку - рабочие стоят дорого? Так что у тебя?

- Я предлагаю тебе сделку, Чейз. Это одно из тех дел, когда, кажется, что все идет гладко, а потом внезапно все идет не так.

- Обычно ты чисто работаешь.

Я проигнорировал замечание и продолжил.

- Есть один богатый бизнесмен, который без ума от одного моего свободного мальчика. Я пытался, но он не хочет. Но я случайно узнал, что у него есть двоюродный брат - почти точная копия, и отец этого брата в глубокой финансовой яме. Тогда я поехал и переговорил с ним, как обычно это делаю, и убедил его, что пора взглянуть правде в глаза. Он знает, куда идут его дела, и когда его признают банкротом - кредиторы продадут мальчика вместе со всем остальным его имуществом. Он этого не хочет, но понимает, что иного выхода нет. А так как кредиторы опротестуют сделку, если узнают о ней, мы не будем регистрировать ее в Офисе Поработителя.

- Весьма предусмотрительно, - сухо заметил Чейз

Я снова сделал вид, что не заметил замечания.

- Теперь о мальчике, его зовут Бобби. Не думаю, что будут какие-то проблемы... Ну, может, слезы и сопли... А, да, он раздет. Я посадил его в багажник и повез к себе, но сделал ошибку, что остановился обмыть дельце. Пока я был в пабе, этот маленький негодяй умудрился открыть замок и сбежать. Это было пару дней назад, а сегодня мне шепнули, что видели его на Восточном конце Огморского пляжа. Скорее всего, днем он прячется в дюнах, а ночью ходит пошарить в мусорных контейнерах у деревни. Сегодня, когда он вылезет, нужно его поймать, пока кто-то другой этого не сделал, но у меня как назло еще одно дело. Я подумал, может, ты можешь поймать его?

- Я-то могу, но каков мой интерес?

 Снова корыстный интерес. Реально расстраивает, насколько всем нужны деньги. Но я подавил расстройство и продолжил. Таков уж этот мир...

- Я хочу заключить сделку как можно быстрее и хочу, чтобы ты приготовил мальчика для продажи. Надень на него ошейник, кольцо на член и постриги. Завтра к одиннадцати я подъеду забрать его. Дай ему Сока рабов (сироп с виагрой - прим. пер.) и поработай над ним слегка. Чем лучше он будет выглядеть, тем больше за него нам дадут.

- А, так вот чего ты хочешь. Сколько платишь?

- Думаю, что говорил уже «нам дадут» - это означает пополам, мы партнеры. За вычетом, конечно, пятидесяти фунтов, за которые я купил его у отца.

- Сколько ты думаешь за него получить?

- Четыре сотни, - без колебаний ответил я.

 Конечно, я не был уверен, что будет именно столько, но лучше называть верхнюю границу. А времени для объяснений будет достаточно после заключения сделки. Сейчас было важно заинтересовать Чейза. Я не платил полтинник отцу Роберта, но подумал, что такой расклад придаст реализма предприятию. Впрочем, когда работаешь с кем-то настолько беспринципным, как Чейз, нужно заботиться о себе.

Возвращаясь во двор, я прихватил с полки в кухне банку с жиром.

 Клеймо раскалилось докрасна в ярком пламени газовой горелки. Дэйви, прикованный за руки к перекладине креста, громко скулил в ужасе от предстоящего. Он был так близко к горелке, что должен был нагим телом чувствовать ее жар.

Когда я подошел, Роберт взглянул на меня и ожидающе улыбнулся.

- Я нагрел клеймо, мистер Варвик, - его голос был полон восторга, - вы сейчас это сделаете?

- Нет, Роберт, - улыбнулся я в ответ, - ты сделаешь это. Ты раньше ставил клеймо?

- Я видел, как это делают на Порабощении (повсеместный ежемесячный набор новых рабов) и несколько раз видел, как папа клеймит полевых рабов.

- Тогда ты знаешь, что ничего сложного. Просто выбери место, сильно прижми и считай до трех. Не торопись, когда считаешь, но и не тяни. Затем просто отними клеймо от него. Ок?

- Ок, мистер Варвик.

- Итак, сначала тебе нужно решить, куда поставить новое клеймо. Первое клеймо всегда на левой ягодице сразу над бедром. Со второй можно выбрать: под правой лопаткой на спине, или над правым соском на груди. Что думаешь? Посмотри на раба, перед тем, как выбрать.

Не обращая внимания на рыдание мальчика, Роберт подошел ближе, и медленно заходил вокруг. Каким-то образом, у раба получалось двигаться от него, несмотря на то, что руки его были прикованы, а ноги едва доставали до земли. Стоя сзади скулящего мальчика, Роберт ткнул кончиком пальца ему в правое плечо, определяя толщину плоти. Потом он обошел сильно напряженное нагое тело и ущипнул над правым соском.

- Я думаю, на груди, мистер Варвик, - сказал он напряженным от возбуждения голосом.

- Хороший выбор, Роберт, - сказал я, шагая вперед и густо намазывая жиром загорелую кожу раба. - Ты увидишь ужас на его лице перед тем, как раскаленное железо вонзится в него. А теперь, когда я скажу, достань клеймо из огня и быстро, чтобы не потеряло жар, сильно вдави в его грудь и медленно считай до трех, чтобы железо как следует отпечаталось. И не стой прямо напротив него - он может обмочиться, ты же не хочешь, чтобы на тебя попало?

- А зачем вы намазали его жиром, мистер Варвик?

 Я улыбнулся. Приятно было видеть, что мальчик проявляет любознательность даже в момент огромного возбуждения, а то, что он был очень возбужден, было заметно по холмику на его обтягивающих шортах. Определенно, он самый умный парнишка.

- Я не уверен, но говорят, что если намазать, то клеймо получиться четким и чистым: плоть не прилипает к клейму. Так мне говорили. А теперь я подержу мальчика.

Наклонившись, я сгреб безволосые яички мальчика и потянул вниз. Мальчишка взвыл.

- Хватит шуметь, Дэйви, - прорычал я, - через минуту ты закричишь по-настоящему.
- Наверное, ты видел, что твой папа так же держит рабов? - спросил я Роберта.

- Да, он говорит, что это лучший способ удержать их на месте, когда им очень больно. Еще он говорит, что тут есть только одна проблема - часто яички слишком маленькие, держать не за что. И мистер Варвик, а если Дэйви обмочится?

- Хорошо, что ты подумал об этом, подожди минуту.

Отпустив яички Дэйви, я выпрямился и стянул рубашку. Роберт широко раскрыл глаза, когда увидел ширину моих плеч и размер бицепсов. Однако, он ничего не сказал. Я нагнулся и снова захватил хозяйство Дэйви.

- Здесь немного, что можно взять, - усмехнулся я, сильно дергая вниз. - Приготовься, Роберт, крепко возьми рукоять. Сейчас! Вынимай из огня и сильно вжимай в его грудь!

Мальчик издал режущий ухо вопль, когда раскаленное железо коснулось нежной плоти. Струя теплой янтарной жидкости побежала из его члена, попав мне на руку. Подняв глаза, я увидел струйку дыма, шедшую от места прикосновения. Нос наполнил запах паленого мяса.

 На лице Роберта было выражение собранности, мышцы на руке, держащей клеймо, напряглись, стараясь удержать железо неподвижно, губы двигались, пока он медленно считал.

 Когда он убрал клеймо, я был рад, что оно чистое. Успех серьезно поднимет самооценку мальчика.
Дэйви на мгновение потерял сознание, тело его обмякло и повисло, дыхание участилось.

- Вокруг метки все покраснело, - напряженно сказал Роберт.

- Не беспокойся, - сказал я успокаивающе, залезая пальцем в свежий ожог. Находившийся в полубессознательном состоянии мальчик хрипло застонал от боли. - Это нормально, правда, чертовски больно, но со временем заживет.

- Вы сейчас будете пороть его, мистер Варвик?

- Нет, я так не думаю, Роберт. Нет смысла пороть отродье без сознания. Думаю, наверное, надо его запреть в клетку часов на двенадцать, чтобы он окреп и вволю надумался о том, что его ждет. А теперь, если мы хотим все сделать сегодня, нужно сходить и посмотреть, как Питер помыл твой велосипед, чтобы ты мог поехать домой и немного поспать.

 Питер был занят, наводя последний лоск на потрепанный велосипед Роберта. Он пытался загладить ржавчину на колесах. Мы стояли и смотрели, как он работает, прилагая все усилия и со всей сосредоточенностью, на которые только способен девятилетний раб.

Холмик на шортах Роберта вырос еще больше.

- Тебе лучше как следует им заняться, до того как уедешь, Роберт, - засмеялся я, - а то с этим ехать на велосипеде будет очень трудно.

- Я думаю, мистер Варвик, что Питер не так уж хорошо помыл мой велосипед, - сказал Роберт сдавленно, и холмик на его штанах стал еще больше.

Услышав это и, несомненно, вспомнив, что он и так уже весь в синяках, Питер тихо заплакал. Я не мог очень придраться к работе Питера, но по голосу Роберта понял, что это было неважно.

- Согласен, Роберт, - сказал я. - Ленивый маленький мерзавец вряд ли работал изо всех сил. Взгляни на состояние колес.

- Хозяин, пожалуйста, хозяин, - прохлюпал скорчившийся внизу Питер, поднимая заплаканное лицо и умоляюще глядя на меня, - я сделал все, что мог. Это ржавчина, хозяин, не грязь. Я не могу это смыть, хозяин...

Я пнул его ногой в бедро.

- Заткнись, дерьмо! - крикнул я. - Лучше не спорь с нами! Раз молодой хозяин говорит, что работа недостаточно хороша - значит она недостаточно хороша! Быстро принеси из дома прут, жалкий кусок дерьма!

Плечи Питера тряслись от плача, когда он побежал в дом.

- Что-то шорты тебе стали тесны, Роберт. Думаю, удобнее будет, если ты их снимешь.

Роберт колебался и я рассмеялся.

- Давай, Роберт, нет причин стесняться. Завтра я все равно все увижу.

 Мальчик сдавшись, просунул пальцы под резинку и потянул штаны вниз. Он не носил белья, как это повелось у свободных мальчиков. На секунду он прикрылся, но тут же с самым дерзким выражением лица убрал руки, показывая напряженный, подрагивающий от предвкушения член, кончиком почти достающий до пупка.

- Отлично, Бобби, - я специально использовал уменьшительную форму его имени, так называли только рабов, - завтра, я тебя сейчас предупреждаю, это уже будет не игра, все будет по-настоящему. Даже когда мы наедине, потому что никогда нельзя быть уверенным, что за тобой не подсматривают или не подслушивают.

- Я знаю, мистер Варвик, - серьезно ответил Роберт и с улыбкой добавил, - как вы думаете, какой раб из меня получится?

 До того как я ответил, прибежал Питер с прутом. Он упал на колени и поцеловал прут, перед тем, как обеими руками передать его старшему мальчику. Роберт взял прут, и раб согнулся и поцеловал землю у его ног, в универсальном жесте полного подчинения.

 Несомненно, он понимал, что его накажут не из-за его плохой работы, а чтобы удовлетворить жестокую похоть его хозяев. И также он знал, что спорить и умолять бесполезно. Его хозяин решил его побить и этого никак не изменить.

- Ложись на скамью, шлюха, - приказал Роберт. Его голос был наполнен желанием.

Питер повиновался и перегнулся через скамью, задрав зад для прута.

- Три удара хватит, мистер Варвик? - с сомнением спросил Роберт.

 Я улыбнулся и покачал головой. Я знал, что глупый мальчишка чувствует вину от того, что получает удовольствие от порки раба и так пытается его сократить. Он, должно быть, думал, что три удара по дрожащему заду плачущего мальчика удовлетворят его желание. Но тон его голоса и капля смазки, выступившая на кончике торчащего члена, говорили об обратном. Этой ночью с ним начинается история, которая будет очень опасна и, конечно, принесет много неудобств и страданий. Я должен был сказать ему, чтобы он не разменивался по мелочам.

- Нет, Роберт, - мягко сказал я, - боюсь, три удара недостаточно. Маленький мерзавец получит сполна за то, что не приложил максимум усилий, несмотря на возможность. Я многое могу простить рабам: тупость, неловкость, но вот неблагодарность - нет.

Я прервался и продолжил уже громче, чтобы перекрыть детский плач, который тоже стало хорошо слышно.

- Шесть ударов, Роберт, и посильнее. Старайся, чтобы после первого удара появилась кровь.

- Ок, мистер Варвик, сделаю, что могу, - улыбаясь, пообещал Роберт.

 Он мягко провел прутом поперек голого зада Питера, я увидел, как раб дернулся от прикосновения. Затем Роберт занес прут за правое плечо, сделал короткую паузу и со всей силы обрушил его на задницу раба. За свистом прута раздался звонкий удар по напряженному телу мальчика. Нагое тело Питера конвульсивно дернулось, голова запрокинулась, а пятки подскочили вверх. Последовали полсекунды полной тишины, а затем мальчик закричал. Его крик соперничал в пронзительности, если не в громкости с криком Дэйви, когда раскаленное клеймо прижигало его тело.

- Хозяин, пожалуйста, хозяин, - мальчик скулил без особой надежды, он знал, что не стоит ждать пощады.

- Займи прежнее положение, шлюха, - холодно скомандовал Роберт.

 Держа одну руку на маленькой спине Питера, когда он занял нужное положение, другой рукой Роберт проверил ярко красную свежую полосу на изгибе зада мальчика.

- Нет крови, мистер Варвик, - разочарованно сказал он.

- Не переживай, Роберт, - сказал я с теплотой, - в другой раз повезет. Ты знаешь старую поговорку «Если первый раз не повезло - попробуй еще»?

- Я попробую, мистер Варвик, - с улыбкой пообещал Роберт.

По непонятной причине отродье завыл еще громче. Я подумал, глядя на Роберта, который стоял над скулящим ребенком, со всей его гордостью и уверенностью свободного мальчика, как он адаптируется к жестоким реалиям рабской жизни. Он был прекрасным сильным молодым парнем. Я попытался представить его рабом, обученным подчинению, с железным ошейником на шее, с кольцом на гениталиях и рабским клеймом, выжженном на левой ягодице, лишенном всех атрибутов свободного, являющегося не личностью, а объектом, вещью. Даже видя его обнаженным, мне не хватало воображения. Единственной вещью, объединяющей свободного мальчика и жалкое Порабощенное отродье, был вставший член парня, достающий почти до пупка, его набухшая головка показывала животную сексуальность.

 Роберт снова занес прут над плечом. Питер сжался в ожидании удара, рыдая, отчаянно просил о милосердии, но милосердие - другое название для слабости, которая не допускалась в мире рабов. Конечно, Роберту так не казалось, он с размаху впечатал прут в нежное беспомощное тело.

- Одна капля появилась! - победоносно воскликнул он.

- Отлично, Роберт, - ответил я со смехом, - продолжай так же хорошо.

Юношеский энтузиазм Роберта очень возбуждал, я знал, что его не нужно подбадривать.

Конечно же, он еще четыре раза стегал прутом с образцовой силой, голое отродье корчилось и выло, когда прут рвал его зад.

- Блядь, мистер Варвик, - крикнул Роберт, хватаясь за член, - я не думаю, что потащу его в дом.

- Возьми его здесь, Роберт, - сказал я, - Не хочу, чтобы он заляпал кровью весь дом.

Сомневаюсь, что Роберт расслышал несколько последних слов, потому что он уже насел на Питера, загоняя член в его зад короткими мощными толчками.

ЧАСТЬ 7

 Возможно, мистер Варвик подумал, что я вернусь домой, поужинаю, а затем направлюсь прямиком постель, чтобы немного поспать перед долгой поездкой на велике в Нэш-Бич, но всё было совсем не так.

 Прежде всего, я понимал, что если исчезну, и даже если это будет выглядеть как случайность - утонул, купаясь нагишом в море - мама и папа хорошенько осмотрят мой компьютер. Не то, чтобы на нём имелось что-то особенное, но там были некоторые личные письма от моих друзей, которые могли их сильно взволновать. И лучше было бы их удалить.

Так что после ужина я по-быстрому принял душ, натянул пижаму и устроился за компьютером. Прежде всего, я попробовал пробежаться по всему почтовому ящику, читая каждое письмо и избавляясь от сомнительных. Потом понял, что это займет слишком много времени и удалил все. А также избавился и от других файлов, которые могли расстроить маму, если бы она их увидела.

Уже давно миновало девять вечера, когда я запустил очистку Windows, избавляясь от остатков удаленных файлов на жестком диске. Затем стёр ещё кое-что на мобильнике, и уже лежа в кровати, установил будильник на полночь.

 Моя комната находилась в задней части дома и выходила во двор фермы. Было еще светло, и двор не был пуст, поэтому я засыпал под знакомый шум: лязг сельскохозяйственной техники, грохот колес, грубые голоса мужчин и, частый, резкий треск плетей, оканчивающийся пронзительным, болезненным взвизгом поротых отродий. Забавно, как меняются звуки в течение года. Зимой на рассвете во дворе стоит шорох - это отродья растирают свои тела, чтобы согреться перед работой на холоде. Летом все наоборот. На рассвете их может разбудить только кнут, и это единственное, что заставляет этих ленивых скотов работать.

 Мой член налился и затвердел, пульс участился - я вспомнил, как трахал Питера: ощущение тела маленькой шлюшки подо мной; звуки боли и стоны, вылетавшие от моих толчков, когда я входил в него. Интересно, неужели мой член был таким большим для паршивца, раз он кричал и задыхался так, словно это не я его трахал, а наш бригадир мистер Мориссон? А он делал сорванцов и помельче, чем Питер, которому было девять. Я знал это наверняка, так как мистер Мориссон первым трахал всех полевых мальчиков, которых папа покупал для фермы, и им всем было по восемь лет. Мистер Мориссон говорил, что «взломать» было важным и обязательным условием. А член у него был по-настоящему большим. Я как-то видел то, что он называл «взломом», и маленький паршивец выл просто ужасно. Это не занимало много времени, и как только паршивец вставал на ноги - его отправляли работать в поле. А поднять его хватало всего трех или четырех шлепков по голой заднице ремнем мистера Мориссона.

Но Питер был мальчиком мистера Варвика, а мистер Варвик совсем не то же самое, что мистер Мориссон. Я задавался вопросом - а насколько большой у мистера Варвика? Я не видел его, но если судить по выпуклости спереди брюк, появлявшейся, когда он шпынял отродье или был чем-то взволнован - у него был не меньше моего, да и в целом мистер Варвик был крупным. Я вспомнил его без рубашки, когда он помогал мне клеймить Дэйви - его широкие плечи, толстую кожу и темно-рыжие волосы, целиком покрывающие грудь.

 Однако вскоре меня будет трахать мистер Вильямс. От этой мысли у меня скрутило живот, и на мгновенье я очень перепугался, но взял себя в руки. Было уже слишком поздно разворачивать оглобли. Если сейчас остановиться, значит - прощай все деньги, которые я мог забрать у мистера Вильямса, а я не хотел такого оборота!

 Во всяком случае, может быть, всё окажется не так уж и плохо, когда меня будет трахать мистер Вильямс. Отродья, похоже, совсем не против, после нескольких первых раз. Хотя они намного моложе, и их задницы меньше моей! Я вспомнил, как мистер Вильямс пялился на меня, когда я смотрел на мальчика, бегущего к загону. Он выглядел не так уж и плохо - коренастый человек с мощными плечами. Старый, конечно, далеко за сорок, но без жира или пятен и всего такого. Меня разбирал вопрос - а насколько большой у него член? Я не заметил особой выпуклости в брюках, которая могла бы намекнуть на размер.

 Неожиданно я обнаружил, что мой член стоит как никогда раньше. Я сунул руку под кровать - там имелась пачка бумажных салфеток.

 Потом я задремал, пока будильник на мобильнике не разбудил меня. Я сходил в туалет отлить и спустить в унитаз грязные салфетки.

Вернувшись в спальню, я достал свой контракт с мистером Варвиком из тайника за половицей под кроватью. Мистер Варвик был прав. Если контракт найдут - это станет концом нашего предприятия. Мама подняла бы ужасный шум. Я все же доверял ему: он бы не позволил в отношении меня ничего такого, чего бы я не разрешил.

Я быстро оделся и тихо выскользнул из дому. Стояла теплая летняя ночь, и футболки с шортами было вполне достаточно. Луна стояла почти полная и светила достаточно ярко. Отродья молчали, когда я проехал мимо них на велике. Я поморщился от их запаха. Они воняли даже летом, когда спали на голом бетоне и их регулярно обливали водой - вонь была ещё та.

Я опустил контракт в почтовый ящик на воротах мистера Варвика. Было немножко обидно, что он не вышел меня провожать. Я подумал, что он мог бы пожать мне руку и пожелать удачи. Но лучше не надо. Очень важно, чтобы люди не видели нас вместе этой ночью.

На проселочной дороге к пляжу Нэш никого не было, и я без проблем добрался до места.
Я оставил свой велосипед на автостоянке в конце западной стороны. Ночь была тихая и на море стояла мелкая рябь. От луны на воде виднелась серебряная дорожка. Я прошел по узкой полосе низких дюн, ограничивающих пляж с этой стороны, и вышел на галечную банку, простирающуюся далеко на восток.

Я скинул шорты, выскользнул из трусов и майки. От бега по пляжу тело разогрелось, и ночной воздух приятно холодил тело. Это был последний раз, когда я носил какую-либо одежду, до конца этого приключения. Страх опять уколол меня. Я разволновался. Неожиданно мой член, который не выказывал признаков жизни с того времени, как я заснул, подскочил и гордо нацелился на что-то впереди меня.

Эрекция была почти постоянной. Она, по крайней мере, поможет мне справиться с ролью порабощенного отродья. Им ведь тоже нелегко приходится - испорченным маленьким шлюшкам.

Я спустился  вниз, оставляя дорожку следов, ведущую от одежды к морю. Дойдя до воды, я побежал по кромке моря, где прибой должен стереть мои следы. Вероятно, поднявшийся прилив уничтожит следы прежде, чем моё отсутствие будет замечено, но всё равно следовало быть осторожным.

Пляж был хороший – в три мили длиной, пересекаемый узкими полозками песчаных дюн. Дюны понемногу поднимались, оканчиваясь к западу высокими утесами.

Под скалами я, тяжело дыша, остановился и посмотрел вдоль берега. Утесы резко вырастали на фоне ночного неба. Где-то там находились люди мистера Варвика, которые должны схватить меня, считая беглым рабом. Это требовалось для успеха нашего плана, и я не ожидал нежного обращения. Где-то там, надев очки ночного видения, они осматривают края дюн, ожидая, когда я покажусь.

После бега я был по-прежнему разгорячен, а море выглядело так привлекательно. Тут на пляже было безопасно и пустынно, и я решил, что друзья мистера Варвика могут еще немного подождать! Я развернулся и вбежал в море, бросившись в воду с головой. Я плавал на спине и глядел в ночное небо, наслаждаясь последними минутами свободы перед тем, как начнется моя роль порабощенного мальчика. Чувствовал ли я только страх или что-то еще? Помимо страха было ещё волнение и возбуждение.

Я закрыл глаза и медленно поплыл назад к берегу. Ощутив под ногами песок, я развернулся и пошел по мелководью на сушу.
Внезапно меня ослепил свет. Я был парализован лучом света. Прогремел искаженный мегафоном голос:
- Бобби, ты ужасная маленькая скотина, иди сюда, праздник закончился.

Оглушенный светом и шумом, я медлил.

- Бобби, иди ко мне. Черт, не заставляй меня гоняться за тобой.

Ослепленный и оглушенный ярким светом и внезапным шумом, я, спотыкаясь, побрёл на голос.

- Бегом! Кусок собачьего дерьма, - снова прогремел голос.

Ослепленный лучом света, я ничего не видел, но подгоняемый громовым голосом, брел вперед.

Я был еще на пляже, когда голос скомандовал мне остановиться.

- На колени, - распорядился он, а затем, спустя секунду, - руки на голову и расправь свои колени. Дай мне увидеть твои яйца. Спину прямо, голову вниз. Давай отродье, ты знаешь, что делать.

Я услышал приближающиеся тяжелые шаги, и изо всех сил старался, чтобы мои колени оказались широко расставлены, а задница касалась земли в позе, требуемой от порабощенных отродий. Шаги остановились совсем рядом со мной. Сквозь яркий свет я смог разглядеть два тяжелых черных сапога, давящих песок неподалеку от меня. Не сумев удержаться, я попытался украдкой глянуть вверх и получил удар по затылку чем-то твердым и тяжелым. Голова загудела от удара, запястья были грубо схвачены и заведены за спину. Я почувствовал прикосновение холодного металла к запястьям и через мгновенье руки были скованны, ещё через несколько секунд вокруг шеи защелкнулся тяжелый ошейник.

Рука скользнула за ошейник и схватила его. Полупридушенного ошейником, меня подняли на ноги. Я почувствовал, что этот человек намного выше и сильнее меня и понял, насколько я бессилен в его руках.
- Двигайся, отродье, - сказал он, и потащим меня через пляж.

Как только мы достигли гравия, я ощутил ещё одно неудобство порабощенных, которого я не предвидел. Ступни отродий, которым было запрещено носить обувь и одежду, вскоре закалялись, и эту гальку даже бы не заметили. Многие родители, желая сберечь свои деньги и подготовить молодое потомство для будущей жизни, заставляли ходить мальчишек босиком, до самого момента порабощения. Мои ноги были мягкими и нежными, как у свободного мальчика. Галька набила синяки и стёрла ноги, но я был вынужден шагать вперед. Потом пошли песчаные дюны, и здесь почва оказалась мягче. Но затем мы стали подниматься через заросли дрока и ежевики. Камни больно ободрали ноги, а колючки исцарапали голени, пока я взбегал вверх по склону.

В лунном свете я увидел фургон, припаркованный на обочине дороги. Человек, по-прежнему держа меня за ошейник, направил в сторону машины. Он ударил меня головой о заднюю дверь. Затем оттащил и намеренно стукнул об нее второй раз.

Я почувствовал, как подламываются колени. Но не успел упасть, как меня подхватили и забросили в тесную заднюю часть фургона. Мужчина залез вслед за мной и, схватив меня за лодыжки, сковал их металлическим прутом, торчащим из днища машины. Он вылез, захлопнув дверь. Водительская дверь открылась и захлопнулась, завёлся двигатель, и фургон с грохотом покатил прочь.

Внутри фургона воняло дезинфекцией и отродьями. Я лежал, ощущая своим обнаженным ушибленным телом твердый и холодный металлический пол. Единственным источником света была щель в перегородке, разделяющей заднюю часть фургона и кабину водителя. Голова водителя вырисовалась на фоне уличных фонарей. Через некоторое время они сменились безликими панельными промышленными зданиям.

Фургон затормозил, и, свернув с дороги, остановился перед двойными воротами в высокой глухой стене. Водитель просигналил, и ворота распахнулись. Фургон въехал и остановился. Двойные двери в задней части фургона раскрылись. Человек сунул руку внутрь и открыл оковы, связывающие мои лодыжки металлическим прутом.

- Давай мальчик, вылезай.

Прежде чем я успел пошевелиться, он схватил меня за лодыжку и вытащил из фургона. Я шлёпнулся на землю и в нескольких футах от своей головы увидел ноги человека, одетого в треники. Это был другой человек, не водитель. Я подумал: зачем приказывать, не давая времени на выполнение, но тут ноги направились в мою сторону.

Не так-то просто встать на ноги, когда руки у вас скованны за спиной. Хотя я и двигался так быстро, как только мог, но это все же показалось недостаточным тому человеку, и он подогнал меня парой пинков. Один пришелся в ребра, а другой под зад, до того, как я смог встать.

- Полегче с этим отродьем, Питер, - сказал водитель, обходя фургон. - Не стоит его разукрашивать больше, чем уже есть.
- Он - беглец, - начал было водитель.
- Беглый, Чез! - прервал его Питер. – Так почему, черт возьми, мы должны гоняться за этой шлюхой? Давай кинем жребий - кто первый возьмет его задницу, а потом сделаем с ним то, что заслуживает этот маленький неблагодарный поганец за свой побег!

- Нет, - отрезал Чез, - Я поймал мальчишку для Ричарда Варвика и должен сохранить его в лучшем виде.

- Ричард Варвик, - в голосе другого человека появилась странная нотка, когда он произносил это имя. - Как же он докатился до подобного?!

- У него есть клиент, который хорошо заплатит за девственную попку паршивца. Тот специально купил девственного мальчишку у отца, но паршивец сбежал. Варвик выследил его, но не смог поймать, так как занят ещё одним делом.

- Варвик всегда занят «ещё одним делом».

- Я согласился сделать это для него, - Чез упорно гнул свою линию, не обращая внимания на возражения,  - за половину от сделки, за вычетом расходов Варвика, и нам следует подготовить мальчишку, чтобы он смог передать его своему клиенту.

- Когда?

Чез посмотрел на часы:
- Завтра, во второй половине дня. У нас около восьми часов, чтобы подготовить его. В первую очередь мы острижем и дезинфицируем отродье.

Двое мужчин схватили меня за плечи и толкнули вперед. Мы находились в большом освещенном дворе, ограниченном с трех сторон высокими стенами, а с четвертой стороны к нему примыкал большой склад, или сарай. Впереди я увидел темные воды купальни для отродий, тускло сверкающие в искусственном освещении из бетонного ограждения канавы.

Я знал, что будет дальше. Ежеквартальная стрижка и дезинфекция отродий с фермы всегда было популярным зрелищем для нас, свободных мальчиков. Папа и все остальные местные фермеры собирали всех своих сорванцов и приводили их к купальне для отродий. Папа говорил, что это требуется по закону, а ещё это необходимо после ежемесячной травли глистов, так как защищает грязнуль от блох, вшей и других паразитов, которыми кишели бы грязные маленькие скоты, и, в свою очередь, ограждает свободных людей от вспышек инфекций.
Время, проведенное в купальне, уменьшало время работы на ферме хозяев. С другой стороны, отродья боялись утонуть и ненавидели сильные химикаты в купальне. Таким образом, получалось занятное зрелище, когда подгоняемые проклятьями и ударами кнута отродья метались, пытаясь улизнуть от купания.

Я был всего в нескольких метрах от бассейна. Сильный химический запах защекотал в ноздрях и застрял в горле. Я попытался упереться пятками в землю, но двое мужчин просто подняли меня и понесли вперед.

Мужчины опустили меня на край бассейна. Прежде чем я успел предпринять попытку вырваться, Чез крепко зажал мою голову, обхватив за шею левой рукой, а правой принялся ловко орудовать ножницами. Я пинался и извивался, но был бессилен против него. В том, как быстро он стриг мои волосы - чувствовалась большая практика.

Завершив процедуру, он схватил меня левой рукой за плечи, а правой - между ног и швырнул в бассейн. Мой крик прервался. Вода сомкнулась над головой. Вяжущая отвратительная жидкость заполнила рот. Со связанными за спиной руками я не мог плыть. Паника охватила меня, но потом я почувствовал под ногами бетонное дно бассейна. Я толкнулся вверх. Когда я вынырнул, то увидел Чеза и Питера. Они стояли по обеим сторонам бассейна, ухмыляясь и глядя на меня сверху вниз. Оба держали длинные шесты с раздвоенными концами. Чез выставил шест вперед, и я почувствовал вилку, которая давила сзади на мою шею. Меня толкали под воду. Почувствовав под ногами дно, я отчаянно рвался вверх, но вилка упорно давила, пока не прижала лицом ко дну. Паника охватила меня, кровь ревела в ушах, легкие будто разрывались. Вдруг давление на шею исчезло, и я рванул к поверхности. Я хватал ртом воздух, но снова ушел под воду, потому что не доставал до дна, а связанные за спиной руки не позволяли плыть. Три раза я всплывал только затем, чтобы погрузиться вновь, в то время как двое мужчин смеялись над моими потугами. На четвертый раз Чез схватил меня за руку выше локтя и вытащил из бассейна. Я лежал на земле у его ног и блевал отвратительной жижей, химикаты жгли глаза и царапины от ежевики и дрока на голых ногах.

Он пнул меня.
- Вставай, ленивый маленький поганец.

Кое-как я поднялся на колени. Чез схватил меня за ошейник и, подняв на ноги, потащил туда, где низкая стена сарая была увенчана рядом крепких перил, ограждающих небольшую бетонную площадку с уклоном к дыре в центре. Смрад, висящий над дырой не оставлял сомнений в предназначении сооружения. Питер, зайдя вперед, раскрыл небольшую решётчатую калитку ограждения, и Чез втолкнул меня внутрь. Он прижал меня к перилам, и я ощутил, как спина вжалась в один из вертикальных прутов.

- Питер, ты принес чистящую таблетку? - спросил Чез.

Усмехнувшись, Питер опустил руку в карман и вытащил маленькую баночку. Открыв её, он достал огромную таблетку, размером с ноготь большого пальца. Он держал ее близко к моему носу, так, чтобы я смог её разглядеть.

- Маленькая конфетка для тебя, шлюшка, - издевался он, поднося таблетку к моему рту. Никакая она не сладкая - я хорошо знал это, и меня нельзя было обмануть, так как я слишком часто видел подобные таблетки, которыми травили глистов у отродий с фермы. Я видел, как маленькие скоты выли, обхватив свои животы, и это продолжалось до тех пор, пока их кишечник не опорожнялся несколько раз.

Прижатый к перилам, я мог вертеть только головой, Чез схватил мою голову и вдавил её в брус.

- Открой рот, говнюк! - крикнул он.

Питер встал перед ним и схватил меня за нос большим и указательным пальцами левой руки, закрыв ноздри. Я вынужден был открыть рот, чтобы вдохнуть, и он, быстро всунув туда таблетку, зажал мой рот рукой, чтобы я не смог выплюнуть. Отпустив мой нос, он стал массировать левой рукой моё горло, пытаясь заставить меня проглотить, пока я давился огромной таблеткой.

- Ну, вот, готово, - объявил Чез. - Питер, иди и принеси шнур. Мы должны убедиться, что раб обработан, прежде, чем он попадет к своему новому хозяину. Поторопись, я не хочу, чтобы паршивец обгадил меня.

Чез прижимал меня к перилам, держа за ошейник, и дожидаясь возвращения Питера. Он забавлялся тем, что, завел свободную руку мне под подбородок и отбрасывал ребром ладони к перилам мою голову.

Когда вернулся Питер, Чес взял у него шнур и отпустил мой ошейник. Я опустился на колени, в голове звенело от ударов о железный прут. Чез встал позади меня, и я почувствовал рывок на запястьях, когда он привязывал один конец шнура к наручникам за моей спиной. Затем последовал еще более мощный рывок за поднятые руки, который сразу же заставил меня подняться на ноги. Боль, скрутившая мои плечи, спину и ноги, заставила меня заплакать.

- Закинь крюк на перила и привяжи его так туго, как только сможешь, - произнес Чез. - Нельзя, чтобы он провис и вывихнул плечи, когда подкосятся ноги. Если его вес будет давить только на плечи, боли будет достаточно, чтобы пресечь попытки дергаться, но это не покалечит его настолько, чтобы мы упустили свою прибыль.

- Смотри-ка, его девственная попка так и зовет познакомиться, - заметил Питер. - Жаль, что нам нельзя насладиться ей.

- Не волнуйся, - ответил Чез, посмеиваясь, - мы всё-таки позабавимся со шлюшкой, прежде чем передадим её Варвику. Но уже два часа ночи, и я хочу спать.

- Не думаю, что отродье сможет отдохнуть этой ночью, - произнес Питер.

Смеясь, он пнул меня по ногам, и я всем своим весом повис на запястьях и плечах. Боль разорвала мышцы, и я закричал. Двое мужчин ушли, заперев за собой дверь загона, и оставив меня отчаянно упираться ногами, пытаясь снять вес с плеч и запястий.

Мне удалось снова встать на ноги, но облегчение оказалось лишь частичным. Я был согнут из-за рук, закреплённых за моей спиной и задранных так высоко, что я практически висел на них; судороги сводили моё тело. Кроме того, начала действовать таблетка, и живот наполнился болью. Я пытался сдержаться, но все было бесполезно. Плотину прорвало, и я начал гадить так обильно, как никогда прежде. Час за часом я стоял, то поднимаясь на пальцы ног, то повисая на руках и постоянно испражняясь. Неотчётливо я заметил шум во дворе, возвестивший о начале нового дня: отдаленный лязг, грохот колес, треск кнута. Но все это превратилось в бесконечную беспорядочную мешанину, ощущаемую сквозь пелену боли.

В какой-то момент, намного позже того, как я полностью опустошил свой кишечник, судороги в животе затихли, но тело болело так, что слезы текли по лицу и слепили глаза. Смутно я услышал, как открылась дверь. На мгновение я подумал, что мое тяжелое испытание подошло к концу, но тут тело и ноги окатил поток ледяной воды: мое тело и пол загона, в котором я стоял - очищали от грязи.

Время остановилось. Мой мир замкнулся на одной мысли - когда закончится боль. Мои ноги ослабли и подкашивались, и тогда болью взрывались плечи, принимавшие на себя весь вес тела, на мгновенье возвращая мне сознание. Но тут же с новой силой накатывали черные волны забвения.

Я пришел в себя, лежа на бетонном полу в бассейне с холодной водой. Надо мной возвышался Чез. Я захныкал и попытался отползти. Я был опустошен, каждый член моего тела болел, я больше не мог.

ЧАСТЬ 8

- Давай, парень, поднимайся, - произнес Чез.

Я приготовился к удару, как правило, сопровождавшему этот приказ, но его не последовало. Он не стал дожидаться, пока я выполню приказание, а схватил меня за руку выше локтя и наполовину поднял на ноги. Я устал и замерз. Мои ноги болели от многочасового стояния, и как только я попытался на них встать, они подкосились и спутались. Мужчина продолжал поддерживать меня под руку. Таким образом, он повел меня перед собой. Я почувствовал, как он возится с наручниками. Щелчок и наручники были сняты.

Руки повисли вдоль тела, я пытался шевелить ими, потому что они затекли. Я не знал, куда их деть, они норовили прикрыть яйца. Но я видел слишком много отродий, которых лупили за подобное - это правило я помнил. Чес сжал мою руку и повел через двор к зданию. Я споткнулся, он поднял меня с земли, подхватив одной рукой под колени, второй под плечи. Я понял, насколько он сильнее меня и любая попытка сопротивления с моей стороны окажется бесполезной.

После залитого светом двора в здании было очень темно: пока я следовал к следующей двери, то смог смутно различить большую комнату с низким потолком и тенями различной формы, притаившимися по углам.

Чез внес меня в открытую дверь, и на мгновенье я ослеп от яркого света. Три люминесцентные лампы освещали комнату, обделанную белым кафелем, который отражал свет, делая его просто безжалостным. От квадратной ванной в центре комнаты поднимался пар. Рядом с ней стояла штанга с душем, низкий крепкий столик и скамейка с аккуратно сложенными полотенцами на одном конце, пара высоких стульев и довершал обстановку комнаты белый комод, очень похожий на больничный.

Он опустил меня в ванную, я вскрикнул и поднял руки вверх, когда вода ошпарила содранную наручниками кожу на запястьях. Чес схватил их и опустил обратно под воду.

- Твои порезы нужно очистить, прежде чем мы прикроем их, - сказал он.

Я извивался и скулил от боли, пока он держал мои руки под водой.

- Бобби, - позвал он резко, и я посмотрел на него снизу вверх.

Наклонившись ко мне, внезапно он грубо поцеловал меня в приоткрытые губы. Я отшатнулся, но потом, по непонятным причинам, почувствовав, как твердеет мой член, и, ведомый каким-то очень глубоким инстинктом, с энтузиазмом ответил. Его язык, подобно змее, глубоко проскользнул в мой рот.

Отпустив мои руки, он оттолкнул меня.

- Ты - горячая маленькая шлюха, - выпрямившись, заметил он, ущипнув мою щеку.

Он подошел к белому комоду и начал рыться в его неглубоких ящиках, оставив меня озадаченным своей неожиданной реакцией на поцелуй мужчины. Я пошел на эту авантюру, понимая, что я - свободный мальчик - должен попытаться копировать поведение и реакции порабощенного. Я думал, что в состоянии сделать это, но меня удивило, как легко это оказалось.
Даже сейчас, стоя на коленях в ванной с теплой водой, с покорно разведенными коленями, от воспоминаний о вкусе губ мужчины, сильно прижатых к моим, и его языке, глубоко проникшем в мой рот, я был возбужден так же, как и любое похотливое отродье, жаждущее вкусить хуй своего хозяина. С одной стороны это хорошо, уверял я себя, так как подобное показывало, какой я успешный актер. Но сомнения не желали уходить прочь. Хотя, конечно, пропасть между свободным мальчиком, каким был я, и развратными, порабощенными шлюшками был слишком велик, чтобы я вот так легко смог стать таким, как они.

Дверь открылась, и в комнату вошел Питер.

- Хорошо, - произнёс Чез, захлопнув ящик, в котором рылся, и, развернувшись обратно к ванной, в которой я стоял на коленях, приказал:
- Держите шлюху, пока я его окольцую.

Питер встал за мной, и в одно мгновенье обхватил меня сзади чуть выше локтей и поднял на ноги, прижав руки к бокам.

Чез наступал на меня, держа небольшой металлический предмет, поблескивающий в холодном свете флуоресцентных ламп, и отвертку. Я догадывался, что это и попытался вырваться, но Питер держал меня крепко. Чез остановился передо мной и продемонстрировал отвертку и небольшое кольцо, изготовленное из довольно широкой металлической полосы с винтовым механизмом с одной стороны, позволявшим его затягивать [В сущности, кольца на яички похожи на хомуты, которые используют для крепления шлангов к кранами и т.д., но с закругленными краями, чтобы предотвратить порезы. Как правило, только лучшие порабощенные, которых используют в качестве домашних рабов, украшены ими.]. Вид этих предметов подтвердил мои опасения, и я начал бороться всерьез, пытаясь вырваться из хватки.

- Успокойся, глупая маленькая шлюшка, - рассмеялся Питер, пока я напрасно дергался, пытаясь освободиться от его захвата.
- Ты будешь окольцован, не важно - хочешь ли того или нет. Пусть дамы и господа видят, что ты можешь предложить. Хотя там не так уж и много, но мы сможем окольцевать и эту малость, и оно будет сдерживать твоё желание стреляться своим мальчишечьим соком где придётся.

- Ты знаешь, - заметил Чез, щелкнув ногтем своего большого пальца по концу моего члена, торчащего передо мной как деревянный колышек, - когда я привез его сюда, мы не смогли бы сделать это, потому что его яйца почти целиком спрятались внутри, но теперь они вновь появились, и возникла новая проблема.
Он просунул правую руку между моих ног и с силой прижал кончики пальцев позади моих яичек. Мой член, лишенный притока крови, сник и сморщился. Чез начал вытягивать мои шары, сжимая корень мошонки и оттягивая её вниз.

После десяти или двенадцати резких оттягиваний он взял кольцо и кончиками пальцев пропихнул один шар за другим через него, а следом и член. Затем с помощью отвертки он начал медленно затягивать кольцо вокруг основания моего члена и мошонки, пока я не взвыл и рванулся изо всех сил.

- Опасность в том, - отметил Чез, прикручивая винт ещё на пол-оборота и посылая уколы боли, пронзающие мое тело, - что если я переусердствую, то могу моментом кастрировать шлюху, хотя и такие востребованы на рынке, но мне бы этого не хотелось. С другой стороны, чем плотнее кольцо, тем лучше его яйца и член будут представлены публике и тем эффективнее станет сдерживаться оргазм.

Он сделал шаг назад и оценивающе осмотрел свою работу, затем протянул руку и ощупал мои яйца.

- Еще пол-оборота, - отметил он, снова берясь за дело, - и будет готово.

- Можешь отпустить его, - произнёс он спустя пару секунд.

Питер отпустил мои руки. Бессознательно я протянул руки вниз, к моим шарам, пытаясь ослабить полосу металла, болезненно сжимавшую основание мошонки.

Чез поймал мои руки чуть выше запястий.

- Не трогай, - рявкнул он. - Запрещено прикасаться ошейнику и кольцу на яйцах. Это знаки твоего сервитута. Прикосновение к ним рассматривается как признак бунта, за что тебя выпорют.

- Скоро, - продолжил он мягче, - когда тело привыкнет и должным образом растянется - боль станет меньше. Теперь снова встань на колени, мы должны тебя вычистить.

Я встал на колени, стараясь расставить их пошире, и Чез приступил к работе с губкой и мылом. Он поднял губку и сжал ее, направив поток теплой воды на мою стриженую голову и голые плечи. Затем принялся тереть губкой спереди, начав с лица и спускаясь вниз, держа её в правой руке. Левую руку он протянул к моей промежности. Не смея свести колени вместе или закрыть гениталии рукой, я заёрзал от его прикосновения.

-Не будь глупой, маленькая шлюха, - сказал он, тихо смеясь и ощупывая мои яйца, - ты - шлюха, и теперь можешь не стесняться.
Умывая меня, он говорил тихо, почти шепотом.

- Давай, милая маленькая блядь. Теперь ты стал милым, чистеньким и приятно пахнешь, так, как желает новый господин. И я уверен, что он захочет тебя, потому что ты красивая шлюха. Гладкие щеки, точно как девочки, они никогда не видели бритву, и мягкие теплые губы, прирожденные целовать и сосать. Все как надо, для горячего маленького членососа, которым, как я знаю, ты и станешь.

- Подними руки над головой, шалава. Совсем нет волос в подмышках! А какие твердые маленькие соски!

Все дальше и дальше он продолжал комментировать мое тело, и то удовольствие, которое, будучи должным образом подготовленным и обработанным, я смогу предоставить любому новому хозяину. Тихое гудение его голоса, фантазии; вызванные в моём сознании его словами; ощущение теплой воды, стекающей по голой груди; и пальцы, дразнящие мои половые органы, вызвали у меня стояк задолго до того, как он прикоснулся губкой к моему члену.

Вожделение победила то малое, что ещё оставалось от моей скромности или гордости. Так как снимать напряжение руками было для меня запретным, я толкнул бедрами вперед, вжимая стоячий член во влажную губку.

Чез рассмеялся и щелкнул ногтем большого пальца по верхушке опухшей головки моего члена.

- Хватит с тебя! – смеясь, произнёс он.

Когда я опустился назад на корточки, на глаза навернулись жгучие слезы.

- Ты горячая маленькая блядь, это подойдет твоему новому хозяину. А теперь обратно на колени, я должен закончить.

Я заставил себя оставаться на месте, пока он мыл член, обтирая его, отворачивая крайнюю плоть, и мыл яйца - протирая их губкой. Вскоре я снова оказался возбужденным, мой член пульсировал, распаленный похотью.

Чез обошел вокруг ванны так, чтобы оказаться у меня за спиной и начал мыть заднюю часть моей шеи, плечи, переходя на спину. Я чувствовал, как теплая вода стекает вниз по расщелине моего зада.

- Встань, - приказал Чез.

Его левая рука надавила между плеч, заставив меня наклониться вперед.

Я слишком часто видел как мой папа и мистер Моррисон проверяли попы отродий на ферме, чтобы сомневаться, что будет дальше, поэтому развел ноги врозь и раздвинул так, чтобы булки максимально раскрылись, до того, как был отдан приказ.

- Хорошая маленькая шлюха, сказал Чез, одобрительно погладив мою задницу.

Он осторожно провел губку вдоль моего ануса, от чего дрожь возбуждения прокатилась по моему телу.

- Посмотри-ка на это, - сказал он Питеру, который стоял рядом с ним, наблюдая за действом.  - Ты когда-нибудь видел раньше четырнадцатилетнюю шлюшку с такой  тугой попкой? Не удивительно, что Варвик рассчитывает получить хорошую цену за эту маленькую скотину.

- Я до сих пор думаю, что Варвик требует слишком многого, когда не хочет, чтобы мы трогали шлюхины булки, - проворчал Питер, - в конце концов, это мы поймали маленького пидора и это наше право!

- Не волнуйся, мы немножко позабавился с ним, прежде чем отдадим его. Мы просто должны оставить в покое его булки. Я не позволю, чтобы туда влез даже палец, чтобы не растянуть его. Мы оставим все удовольствие от его распечатки человеку, который платит за это реальные деньги.

- Давай отродье, мы закончили, - и с этими словами он набросил мне на плечи полотенце и поднял мое тело из ванны.

Он отнес меня к одному из стульев, и уселся в него, баюкая меня на коленях. Я почувствовал руку, проникнувшую сквозь складки полотенца и начавшую играть с моими яичками. Последние остатки сопротивления покинули меня и в изнеможении я, извиваясь, сполз на колени мужчины. Я почувствовал, что стал для него большим, чем ещё одним отродьем, на котором он мог бы сделать деньги, и, если все получится, то мне все-таки удастся получить от него некоторое утешение.

Должно быть, он почувствовал это, ибо подхватив под плечи, он запрокинул мой подбородок так, чтобы посмотрев мне в лицо сверху вниз, еще раз поцеловать меня в губы. Я обвил его руками за шею и прижался ближе.

Смеясь, он разорвал объятья.

- А теперь, - произнёс он, - удовольствие для сексуальной маленькой шлюшки.

Повернув голову, я увидел Питера, который приближался, держа бутылку немногим больше детской бутылочки. Она была в форме небольшого члена с ярко-розовой тупой головкой, желтым ребристым стволом, обвитым голубыми венами. Я сразу узнал эту бутылочку. Мы не пользовались такими вещами на ферме, но я множество раз видел такие в домах моих друзей. Это была бутылка Brat Juice [cок, сильно сдобренный Виагрой. Сорта сока оценивались по содержанию Виагры: легкий, средний, сильный и экстра сильный. Бобби, судя по описанию последующего поведения, кажется, кормили экстра сильным.], разработанного специально для рынка шлюх, и его  обычно покупали снисходительные хозяева для баловства любимых шлюшек.

В памяти всплыла однажды виденная мной сцена: маленькое девятилетнее отродье, любимая шлюшка отца одного моего друга, сидит на корточках голышом на полу кухни, довольно ухмыляясь; его маленький стручок стоит торчком, а он с шумом и аппетитом сосет из подобной бутылки. Белая жидкость, вытекает из его рта и стекает вниз по подбородку. Его хозяин стоял над ним говорит нам, мальчикам: «хорошенько присмотритесь к шлюшке - как он бесстыден, у порабощенных нет ни скромности, ни гордости». «Животные, просто животные», сказал он.

Чез взял бутылку у Питера и провел её розовой горловиной по моим губам.

Память всколыхнула некоторые остатки инстинктов свободного мальчика. Моментально меня охватило отвращение. Я не пал ещё так низко, чтобы сосать из такой непристойной штуки.

Я отвернул голову в сторону.

- Давай, шлюшка, - сказал Чез, сжимая меня за подбородок одной рукой, а другой прижимая бутылку форме фаллоса к моим губам.

Немного жидкости просочилось из бутылки. Она была очень сладкой и довольно липкой, немного похожей на сладкое сгущенное молоко, которым мама однажды полила кукурузные хлопья, когда я сильно болел, только с ярко выраженным запахом, которого точно не было у сгущенного молока.

Внезапно я понял, что очень голоден. Я ничего не ел со вчерашнего ужина, и в довершение всего мой желудок был очищен противо-глистной таблеткой.

- Соси её, мальчик, давай.

Может быть, это произошло потому, что я был уставшим, и больше не было сил сопротивляться, а может быть потому, что я хотел угодить Чезу, или потому, что был очень голоден. Вероятно, это обстоятельство было слегка больше остальных. Как бы то ни было, я начал сосать из головки пластикового члена.

Голодному, мне это казалось очень вкусным. Я жадно сосал оскорбительную соску. Мой рот и горло были наполнены сладко-приторной вязкой жидкостью. Во мне растекалось чувство удовольствия. Моя усталость улетучилась, и мне почему-то показалось, что все чувства обострились. Я почувствовал, как грубо полотенце, наброшенное на голое тело; твердость Чеза, прижимающегося к моему заду, и стук крови в собственном пульсирующем члене. Я осознавал, как шумно я сосал. Я понимал, что между тем, как вел себя я, и что делала девятилетняя порабощенная шлюшка - не было большой разницы. Меня это не волновало. Все, чего мне хотелось – так это заполнить мой живот соком для отродьев.

Вскоре я сосал уже пустую бутылку. Чез забрал её и поставил меня на ноги. Он встал, и расстегнув ширинку, вытащил уже стоявший член.

- Теперь, мальчик, ты пососешь настоящий, и если сделаешь все хорошо, возможно, только возможно, ты получишь еще одну бутылку, прежде чем мы отдадим тебя мистеру Варвику, - сказал он.

Свободного мальчика такое требование должно было возмутить. По крайней мере, он должен был сделать что-то большее, чтобы убедить меня взять его набухший член в свой рот. В каждой новой партии сорванцов на ферме было двое или трое тех, кто изначально отказывался сосать петуха, и, по крайней мере, один из них оказывался с хорошо окровавленным задом, прежде чем соглашался выполнить свой долг. У них не было никакой надежды, ни малейших шансов на спасение, и они не могли на что-то рассчитывать, вплоть до момента окончательного освобождения. Конечно, свободный мальчик - такой как я - только притворяющийся шлюхой, у которого будет нормальное будущее, как у свободного гражданина - после того, как приключение закончится – не стал бы делать подобные вещи без каких-либо очень убедительных уговоров.

Я знал это, осознавал и понимал, но почему-то не воспринимал. Все, чего мне тогда хотелось - это член. Раньше, чем человек закончил говорить, мое лицо оказалось прижатым к его промежности, мои ноздри наполнились запахом застарелого пота и дерьма, мои губы прижались к твердому члену. Я никогда раньше не сосал член, но знал, как это делается, так как папа разрешал брать сорванцов на ферме, с условием, что не стану отрывать их от работы, и сейчас у меня появилась возможность продемонстрировать, что делали те шлюшки. Я провел языком по пульсирующему стволу от его корня в грубых лобковых волосах к опухшей головке. Я ощутил его шероховатость, утолщения и узловатые вены, маленькие припухлости и прыщи. Я пробежал кончиком языка вдоль  разреза залупы, собрав бусинки эякулята, накопившиеся там.

Питер схватил меня за бедра и потянул так, что я ткнулся в промежность Чеза. Я подумал, что Питер собирался взять меня сзади, но вместо этого он просто прижался членом к расщелине моей попы. Я подался назад, навстречу члену, нащупывая его анусом.

Я раскрыл рот и принял член Чеза, постаравшись протолкнуть его так глубоко в горло, как только смог. Чез схватил меня за уши, начав энергично ебать в рот. С каждым толчком он проникал всё глубже и всё дольше не вынимал. До тех пор пока его член не вошел полностью в моё горло. Он держал его там, пока черные мухи не закружились перед моими глазами, а потом я почувствовала, что хуй разбухает и мой рот и горло заполнились спермой.

Одновременно я почувствовал, как на спине расширяется мокрое теплое пятно, куда Питер выстреливал свою сперму.

Я опустился на колени и отчаянно глотал. Правила ясны, хотя иногда что-то и может измениться, но только не это: раб, которого оттрахал в рот свободный гражданин, не должен проливать сперму. Некоторые говорят, что подобное стало бы признаком неблагодарности и нежелания доставить удовольствие своему благодетелю; другие - что это будет признаком нелояльности или обиды. Каким бы ни было объяснение, данное правило приводило к тому, что шлюшка, пролившая сперму должна быть наказана, а я видел слишком много отродий, воющих под плеткой, чтобы желать испытать это на собственной шкуре.

Питер и Чез стояли и смотрели на меня сверху вниз, сидевшего на корточках у их ног и высасывающего свою вторую бутылочку Brat Juice.

- Он выглядит как настоящее порабощенное отродье, - заметил Чез, пихая меня под зад носком ботинка.

- Не хватает только клейма на левом бедре,  - заметил Питер. – Неужели, это тоже мы должны сделать?

- Нет, - ответил Чез с намеком на сожаление. - Варвик говорит, что сделает это сам. Он говорит, что хорошее чистое клеймо на шкуре отродья может повысить его ценность, и он хотел бы сделать его самостоятельно. Я считаю, что ему просто нравиться делать это, хотя для него типично заграбастать побольше денег.

- Ну, я пойду, подожду его снаружи, - произнёс Питер. - Я позову, когда он приедет.

Питер вышел из комнаты, оставив меня наслаждаться своим соком.

Внезапно я почувствовал тошноту. Я знал, отправляясь в это приключение, что на мне когда-нибудь поставят клеймо. Всех порабощенных клеймили, и я не мог ожидать, что для меня сделают исключение. Но одно дело знать, что неприятность произойдет когда-то в неопределенном будущем, и другое дело понимать, что это будет сделано в ближайшие полчаса или около того.

Я вспомнил, как прижимал светящийся железный прут к шкуре Дейви, и струйку дыма, и запах горелого мяса. Я задавался вопросом - буду ли я кричать так же пронзительно и громко, как кричал он? По крайней мере, после глистовой таблетки, я не обделаюсь.

Но помимо страха, меня интересовали и другие вопросы. Интересно, что подумает обо мне в роли порабощенного мистер Варвик? Раньше он никогда не видел меня голым, а теперь он увидит меня голым с остриженными волосами и тяжелым металлическим ошейником на шее. Оба - Чез и Питер полагали, что я стал хорошим порабощенным отродьем. Я спрашивал себя: согласился ли с ними мистер Варвик? Мысль о том, что я буду стоять перед ним обнаженным, и меня будут оценивать как животное на рынке — возбуждала.

А потом мистер Варвик поставит на мне своё клеймо. Получит ли он от этого удовольствие? Я помнил его очевидное возбуждение, когда он помогал мне клеймить Дэйви. Он тогда возбудился. Я знал, что ему нравилось причинять боль. Такое нравится большинству людей. Да и мне тоже. Было особое удовольствие сначала выпороть очаровательную маленькую шлюшку, а потом, со свежими слезами в её глазах, оттрахать, глядя в эти глаза. Получит ли мистер Варвик удовольствие, когда будет клеймить меня? И если так, значит ли это, что он захочет меня оттрахать? Я мог только беспокойно ожидать ответа.

Питер просунул голову в дверь.

- Веди шлюшку, Чез, - сказал он, - Варвик здесь.

ЧАСТЬ 9

Крепко ухватив сзади за шею, Чез повел меня в главный зал комплекса. Я понимал, что он ведёт меня к боли, которую я никогда прежде не испытывал, и что я ничего не могу с этим поделать. Я был ослабел от страха. Мои колени тряслись, а ноги, казалось, разучились ходить.

Скоро меня положат на скамью клеймления и красный горячий прут прижмётся к левому бедру, и самое худшее - это будет сделано именно мистером Варвиком, который был моим другом. Это так же добавило волнения к ужасу, охватившему меня, и волнение увеличивалось от осознания того, что ему хочется это сделать. То есть, ему хотелось причинить мне боль. То есть, ему хотелось получить удовольствие от того, что он заклеймит меня клеймом порабощенного, выжигая его на моей плоти; увидеть, как мое тело скрутит боль; и услышать мои крики, когда железо прижжёт обнаженную плоть и это клеймо останется там на всю жизнь, до самой смерти.

Я говорил себе, что я не порабощенное отродье, что все это притворство, часть большого приключения, которое сделает меня богатым и знаменитым. Но потом я вспомнил, как мой отец говорил, что клеймо помечает не только тела сорванцов, оно оставляет отметину на разуме - память о боли глубоко врезается в подсознание и с этой болью приходит понимание, что он уже не личность, а вещь, которой пользуются. «Относись к ним, как животным, и они станут животными», таковы были его слова.

Чез вытолкнул меня в дверь, и я понял, что мистер Варвик видит меня в первый раз в качестве порабощенного отродья. Я заставлял себя удерживать руки по швам. Мне хотелось, чтобы он увидел меня, и оценил, как порабощенную шлюшку – обнажённого, с тяжелым ошейником на шее, широким кольцом, подчеркивающим мои яйца и член и выпячивающим их перед телом; мой член опять, необъяснимым и позорным образом, встал. Мне казалось, что я выгляжу горячей штучкой. Я знал, что Питер и Чез думали то же самое. Я изводился от мысли - что же думает мистер Варвик?

Я рискнул и поднял голову, сразу же получив резкий тычок в спину. Я опустил глаза, и мой мир вновь ограничился, как у мальчика-раба - земля подо мной и нижняя половина людей, стоящих вокруг. За пару секунд я успел посмотреть в лицо мистеру Варвику, и увидеть, что я «одобрен»: по небольшому расширению глаз, приоткрытым губам - все намекало на проснувшуюся похоть. Догадка подтвердилось, когда я опустил глаза на уровень, более правильный для шлюхи - по заметной припухлости в передней части его брюк.

Волна удовлетворённости, почти гордости за то, что я возбудил интерес мистера Варвика, смешалась со страха, возросшим, когда я увидел рядом с ним жаровню, наполненную тлеющими углями, из которой торчал зарывшийся в них железный прут. Клеймо раскалено и готово к использованию.

Чез толкнул меня вперед, ударив между лопатками. Я споткнулся, но, восстановив равновесие, заставил себя идти вперед, к тому месту, где стоял мистер Варвик, хотя чувствовал, будто мои ноги были сделаны из ваты. Я опустился на колени, а затем наклонился вперед, прижавшись лицом к земле у его ног. Я чувствовал, как на мою обнаженную, поднятую к верху попу, смотрят трое мужчин.

Я был полон решимости показать мистеру Варвику, что могу не только выглядеть, как порабощенная шлюшка, но и сыграть её.

Мистер Варвик стоял молча, пока я корчился у его ног, чувствуя свою силу и власть, подчинившие меня. Это, говорил я себе, всего лишь игра, но очень скоро придёт боль, и когда я почувствую её - это уже не будет игрой.

- Ну, Бобби, - произнёс он, - в конце концов,  я получил тебя обратно. Я думаю, что ты не понимаешь, как же тебе повезло, шлюшка. Если бы я не мог заработать на тебе нескольких фунтов, для себя и своих друзей, от твоей продажи, я бы содрал с тебя шкуру за твой подлый побег.

Я пытался что-то сказать, но слова застряли у меня в горле, и я только успел издать несколько бессвязных звуков.

- Тебе нужно быть очень хорошим мальчиком, чтобы джентльмен, которому я предложил тебя, заинтересовался, потому что если он не предложит мне хорошую цену, я буду пороть тебя до тех пор, пока на тебе не останется ни одного живого места.
-Теперь встань, я хочу тебя осмотреть.

Я поднялся на ноги и встал перед ним, опустив голову и руки по швам, не делая никаких попыток скрыть мою буйную эрекцию. Было очень неудобно, но что может поделать мальчик в подобной ситуации?

- Что это? - Варвик схватил мои руки и вытянул их перед собой так, чтобы стали видны раны на запястьях.

- Следы от наручников, - сказал Чез. - Я думаю, мы прикроем их, надев широкие кожаные манжеты, прежде чем отдать его. Это не вылечит, но закроет до поры до времени раны, а первые впечатления очень важны.

- Определённо, я никогда не рискую хватать маленького поганца, если не предусмотрю мер, чтобы обезопасить его. Мне не хочется, чтобы ублюдок сбежал во второй раз, - резко заметил Варвик.

- Не думаю, что это повлияют на цену, которую мы получим за него. Раны заживают чисто и вряд ли оставят след, и если ты внимательно посмотришь на запястья большинства отродий, то обнаружишь у них рубцы, там, где врезалось железо. Обычно это случается в первые недели работы, до того, как они полностью сломаются, и эти животные довольно долго помнят боль и не пытаются убежать. Их приходится зажимать довольно плотно, потому что руки у восьмилеток настолько малы, что иначе могут выскользнуть из оков.

Варвик не потрудился ответить на эти слова, а просто сделал мне знак, чтобы я повернулся.

- У него хороший, упругий зад, - заметил Чез, когда Варвик провел руками по моей попе.

- Она слишком совершенна, - ворчливо сказал Варвик, - и выглядит не совсем правильно без синяков, в любом случае, несколько полос от плети улучшит внешний вид задницы шлюхи, делая её более интересной и привлекательной. Думаю, что трех вполне хватит.

- Принеси розгу, шлюха, - отчеканил он.

Меня охватила паника. Было скверно осознать, что меня собираются выпороть, и для этого нет никакого иного повода, кроме того, что подобное сделает мою задницу более привлекательной; я же думал, что она выглядит довольно хорошо и так, а кроме того,  я не знал, где хранились розги. Я понимал, что это не оправдание, и любая задержка с моей стороны приведет к тому, что наказание значительно увеличится.

- У двери, глупый мальчишка, - вмешался Чез, - где, черт возьми, ты думаешь, храниться то, что в любой момент может потребоваться для воспитания отродья.

Я увидел  розги, висящие на крючке на двери. Я пошёл, чтобы взять пару.

- Глупый или упрямый, - я услышал, как мистер Варвик сделал замечание, - я лучше дам ему дополнительный удар, на случай, чтобы такого не повторялось.

- Это не причинит ему вреда. Может быть, только немного его разбудит. Видит Бог - он нуждается в этом, - произнёс Питер со смехом.

Я схватил розгу с крюка и, развернувшись, бросился назад, к троим мужчинам. Я не хотел давать мистеру Варвику поводов для дальнейшего увеличения наказания.

Я бросился на колени к ногам мистера Варвика и, держа розгу на вытянутых руках, поцеловал ее.

Меня никогда не пороли. Папа считал, что неправильно применять розги к свободным мальчикам. Он говорил, что это недостойно и унизительно по отношению к свободным мальчикам. Будучи разумными существами, в случае необходимости исправления, они должны понимать свои ошибки, и видеть пути их исправления. Однако отродья были, конечно же, совершенно другими. Единственное, что они понимали, по его словам – это  энергичные и частые порки, и они изо всех сил старались их избежать. Он часто посылал за мной, чтобы я понаблюдал, как он собирался исполосовать шкуру на крестце у некоторых хныкающих шлюх, отчасти потому, что думал - мне следует учиться держать отродья в узде; отчасти потому, что понимал - я с удовольствием наблюдаю за его работой. Во всяком случае, это дало мне преимущество – играя ныне роль порабощенного, я, по крайней мере, знал как себя вести.

Присев у ног мистера Варвика, я протянул к нему обе руки, предлагая розгу. Он посмотрел на меня сверху вниз, а затем, спустя несколько секунд, с холодной улыбкой забрал у меня розгу. Я наклонился вперед, прижавшись лицом к земле. Я встал на колени, чувствуя, как он нависает надо мной, совершенно беззащитным. Комок в горле увеличивается, и я обнаружил, что мне трудно дышать, но, странное дело, кровь прильнула к члену, и тот затвердел от волнения. Носки ботинок мистера Варвика были в нескольких дюймах передо мной. Не поднимая головы, я двинулся на коленях вперед и прижался к ним губами. Конечно, я только копировал то, что делали десятки раз отродья на ферме и, без сомнения, для них подобное было естественным и легким, но для меня, свободного мальчика, это было глубоко унизительным, и меня удивило, что я смог заставить себя поступить так при всех. Я чувствовал, что должен как-то сопротивляться, но стол на коленях, с губами, прижатыми к носкам ботинок мистера Варвика; с голым задом, задранным кверху; и кровью, стучащей в моем члене от волнения так, словно я на самом деле был маленькой грязной порабощенной шлюшкой. Конечно же, я говорил себе, что только играю, показывая, какая я хорошая шлюшка.

- Встань, - приказал мистер Варвик.

Я быстро вскочил на ноги, готовый выполнить его следующий приказ. Я знал, что любые колебания или медлительность с моей стороны будут истолкованы как нежелание что-либо делать, что повлечет за собой соответствующее наказание.

Но никакого следующего приказа не последовало. Вместо этого мистер Варвик схватил меня за руку и повёл в сторону крепкой деревянной скамьи с перекладиной на одном конце и с различными планками, цепями и стальными кронштейнами, закрепленными на ней. Я сразу же узнал, что это такое, эту скамью для наказаний. У папы имелась точно такая же, в большом сарае; и у мистера Варвика тоже, во дворе его дома. Бог знает, сколько голых ребятишек лежали на ней, воя, пока розги рвали кожу на их задницах. Теперь пришёл и мой черёд.

Мистер Варвик подвел меня к краю скамьи со стороны перекладины.

Его рука схватила меня за руку так сильно, что стало больно. Свободной рукой он взял со скамейки черный маркер и, ткнув его в складку моего зада, провёл поперек него линию. Затем, схватив меня сзади за шею, он заставил меня лечь на перекладину так, чтобы мое лицо и грудь легли на деревянную скамью, а задница приподнялась так, чтобы было отлично видно черную линию разметки, должнущую обеспечить максимальную точность ударов, сделав следы четче и ярче.

Он просунул руку между ног и, нажав вверх, заставил меня поднять зад повыше.

- Давай Бобби, - тихо сказал он, - приподними зад. Я хочу, чтобы след от розги на твоей коже получился ярким и четким.

Удовлетворенный, он убрал руку.

- Замри, - приказал он.

Я услышал, как он сделал шаг назад, а затем почувствовал прикосновение розги к моей голой плоти, когда он измерял дистанцию. Я в ожидании напрягся.

- Не двигайся, мальчик, - снова приказал он.

Последовала пауза, длиной всего лишь в несколько секунд, но мне показалось, что мой задранный над скамейкой голый зад, приготовленный к порке, будет торчать так до скончания веков.

Потом я услышал резкий свист опускаемой розги и взрыв боли, когда она врезалась, оставив полосу поперёк моего обнаженного зада. Боль была настолько сильной, что из легких вылетел весь воздух. Я запрокинул голову и поднял мое тело со скамейки, пытаясь вдохнуть. Я подумал, что задохнусь, а затем воздух потек обратно в легкие, и я громко разрыдался.

Я почувствовал, как мистер Варвик провел кончиком пальца вдоль свежего рубца, оставленного розгой.

- М-да, на два дюйма выше отметки, - проворчал он, с очевидным отвращением в голосе. - Я уверен, что маленький паршивец дернулся, когда розга коснулась его зада.

- Я придержу его, если хочешь, - вызвался Чес.

- Нет, это будет слишком легким для шлюшки. Он должен научиться делать то, что ему говорят.

- Бобби, - продолжал мистер Варвик, - я сказал тебе, чтобы ты не шевелился, но ты этого не сделал. Так что удар не засчитан. Поэтому осталось четыре удара.

-Господин! - зарыдал я.

Перспектива получить ещё четыре удара розгой по голому заду привела меня в ужас. Один удар, который я уже получил, до сих пор яростно жег зад. Мысль об оставшихся четырех увеличивала страдание, заставляя забыть, что я был свободным мальчиком. Я не мог больше притворяться. Страх и мольба стали неподдельными и искренними, как и все, когда-либо сказанное каждой хныкающей шлюшки; и я знал - и это приводило меня в отчаяние - никакие мольбы не помогут.

- Господин, пожалуйста. Я не в состоянии выдержать это. Пожалуйста, я буду сильно стараться, чтобы ...

- Бобби, - голос мистера Варвика был твердым и спокойным, - ты должны принять это,  глупая шлюха. У тебя нет выбора, и ты сам виноват. Если бы ты старался побыстрее получить розги, вместо того, чтобы болтать и оставался неподвижным, когда я бил,  то тогда осталось бы только два, а не четыре удара. Теперь заткнись, или получишь пять, а не четыре удара.

- Да, господин, - сказал я, хныча в ожидании следующего удара.

Я не ждал, что мои мольбы принесут успех, но, по крайней мере, надеялся, а теперь надеяться было не на что.

Мне не пришлось долго ждать, и я снова услышал шелест летящей розги и во второй раз ощутил дикий взрыв боли, когда розга пересекла мой зад. Цепляясь за края, я старался удержать лицо и грудь прижатыми к деревянной скамье.

- Так-то лучше, - услышал я сквозь пелену боли и рев крови в своей голове – это сказал мистер Варвик, - точно в цель. Теперь давай сделаем еще один выше.

- Кровь проступила вовремя, - произнес через несколько секунд мистер Варвик, - кожа разделилась аккуратно и два последних можно слегка сдвинуть.

Розга рвала мой зад ещё дважды, а потом я лежал там, дико рыдая и чувствуя, словно мой зад жжет пламя паяльной лампы.

- Теперь, - весело произнес Чез, - пора клеймить маленькую шлюху. Жаль, что он, наверное, вряд ли прочувствует это в его нынешнем состоянии.

- Только половина одиннадцатого, - заметил Мистер Варвик, - моя встреча с его покупателем назначена на двенадцать тридцать, и чтобы добираться туда не более получаса. Мы могли бы оставить его на час, чтобы он успокоился. Он отлично прочувствует, если мы оставим его до той поры в покое.

- Хорошо, я свяжу его ремнем. Он уже один раз убегал, и нам, конечно же, не нужно, чтобы он сделал это снова. И не стоит клеймить после хорошей порки. Не следует ожидать, что отродье хорошо запомнит его.

- Лучше запечатать и его зад тоже, - добавил мистер Варвик,  - мы же не хотим, чтобы кто-то увидел свой шанс и испортил все дело.

Так что следующий час я провел лежа на скамье, привязанный к ней одним ремнем вокруг пояса, а другим - вокруг коленей, с прикованными цепями к кронштейнам на ножках скамьи лодыжками и задницей, защищенной специальной пробкой.

Повернув голову, я мог видеть жаровню и раскаленный прут клейма, чья верхушка хоронилась в пылающих углях. Они были достаточно близко от меня, и я мог ощущать на своей голой коже тепло от углей. Минуты тикали внутри меня, увеличивая страх. Начиная эту авантюру, я знал, что буду когда-то заклеймен, но я говорил себе, что всё, с чем может столкнуться порабощенное отродье, я, свободный мальчик, легко выдержу. Теперь, когда я лежал голышом, связанный, всего в нескольких минутах от того момента, когда почувствую, как раскалённое клеймо выжигает след на моей голой плоти, уверенность в своих силах исчезла. Розги уже были достаточно болезненными. Они были больнее всего, что я когда-либо ощущал в моей жизни. Но клеймение будет хуже, гораздо хуже.

Я говорил себе, обливаясь слезами, что должен быть храбрым. Что обязан чувствовать себя свободным мальчиком, и сохранять спокойствие. Но осознание того, что в любой момент дверь в комнату откроется, и мистер Варвик подойдет к жаровне с раскаленным клеймом в тлеющих углях... А я даже не знал, когда. Там не было часов, за которыми я мог следить. Все, что мне оставалось – лежать, ждать и гадать, когда это случиться. Каждый звук, каждое движение заставляло меня представлять, что это вернулся мистер Варвик. Моя решимость растаяла, и я принялся плакать.

Наконец дверь распахнулась, и мистер Варвик вместе с Чезом и Питером вернулись.

ЧАСТЬ 10

Мне не хотелось, чтобы мистер Варвик увидел меня плачущим. Я попытался сдерживать слезы, но всё было бесполезно. Стоило мне подумать о раскалённом пруте, прижатом к моему заду, как тотчас выступали слезы, и я сдался.

- Отродье, кажется, чем-то расстроено, - смеясь, заметил Чез.

Мистер Варвик подошел к скамейке, на которой лежал я и положил руку на мой голый распростёртый зад. Я почувствовал, как он ослабил и вынул пробку.

-- Лучше вынуть её, - сказал Питер. - Вы видели историю в сегодняшней газете? Человек купил девственную восьмилетнюю шлюшку по частному соглашению с его матерью. Запер пробкой его зад, чтобы никто другой не смог добраться до его зада прежде него и взял его с собой в бюро порабощения для обработки. Как только клеймо коснулась отродья, тот начал срать с такой силой, что выбил пробку из жопы. Дырка была так разорвана, что хозяину пришлось привлечь ветеринара, чтобы тот зашил мальчишку. Заголовок был «Взрывные пошли шлюшки!».

Питер и Чез громко рассмеялись.

Мистер Варвик зачерпнул горсть смазки из баночки на столе рядом с жаровней. Он шлепнул смазку на мой зад чуть ниже левого бедра. Я чувствовал холод и раздражение от смазки на теле. Он снова повернулся к жаровне, натянул перчатку, чтобы не обжечь руку, и поднял с горячих углей прут с выгравированным клеймом на конце. Когда я увидел красный цвет раскаленного металла, то мою грудь сдавило.

- Сейчас подготовим, - сказал он и сунул прут обратно в угли.

Пока он ждал, я лежал вниз лицом на скамье и тихо скулил. В горле словно что-то застряло, так что я едва мог дышать или глотать. Он снова вытащил прут из жаровни и быстро прижал его к моему заду. Я почувствовал жгучую боль, затопившую мое тело, и разорвавшую мои нервные окончания. Ещё мгновенье и окружающий мир поплыл и потух.

Через кровавую пелену я услышал голос мистера Варвика.

- Края красные и опухшие, но это пройдет через несколько дней, а потом останется хорошее, чистое, заметное клеймо на заду. Чез, позови, пожалуйста, какое-нибудь отродье, чтобы отчистить его. Мне пора выезжать, если я хочу успеть вовремя.

- Конечно, Ричард, хотя я не знаю, как ему удалось так запачкать себя. Я думал, что ему уже нечем срать после дегельминтизации, - и Чез крикнул отродью, чтобы принесли ведро с теплой водой и тряпки.

Ремни, удерживающие меня на скамье, были расстегнуты, и я встал на ноги. Я стоял довольно неустойчиво, тихо стонал; мое тело до сих пор ныло от боли, в то время как отродье смывало губкой грязь с моего зада и ног. Мои запястья перевязали и закрепили за моей спиной широкими кожаными манжетами. Длинная цепь была прикреплена к моему ошейнику и за неё меня вывели наружу, к машине мистера Варвика.

- Посади мальчишку вперед, ко мне, - приказал мистер Варвик. - Я не хочу, чтобы он измазался в багажнике.

Меня провели к двери переднего пассажира. Мистер Варвик откатил сиденье назад, освободив пространство, чтобы я мог стоять на коленях внутри автомобиля, а свободный конец цепи от ошейника прикрепил к кронштейну на полу.

Боль, которая ранее, казалось, заполняла все моё тело, все больше концентрировалась на моей заднице, как будто дикое животное вонзило туда свои зубы и выдрало кусок мяса. Когда автомобиль проехал несколько миль, я стал больше осознавать свое окружение - виды, характерные для дорог системы порабощения: толпы голых мальчиков, трудящихся под палящим солнцем в полях; бесконечные колонны отродий, рысью бегущих вдоль обочины дороги, согнувшихся под грузом, или тянущих тяжелые тележки; их плечи были в кровоподтеках от плети. Но больше всего меня занимал член господина Варвика – находящийся так близко от меня, в каком-то футе от моей головы.

Я не ненавидел его, я даже не обижался на боль, которую он мне причинил. За что мне было его ненавидеть или негодовать? Я был в тот момент порабощенным отродьем, и он просто обращался со мной, как следовало. Я боялся его и уважал с определенным низкопоклонством. Как еще возможно относиться к тому, кто причинил столько боли, и кто имел право причинить мне боли еще больше, и кто, вне всяких сомнений, не колеблясь, сделает это снова, едва только я дам повод. Глядя вниз в район его члена, такого близкого к моему лицу, я задавался вопросом, как выглядело то, что скрывали его брюки. Я понял, что даже не знаю, целый ли он или обрезанный.

Мой член, который сник и сжался при первом ударе розги, теперь снова начал подниматься. Мистер Варвик протянул руку и поиграл с ним пальцами левой руки. Член рывком подскочил!

- Ты горячая маленькая сучка! - произнёс он со смехом и сменил руку на руле.

Я знал, что он прав. Я пылал жаром! Кровь неслась по венам. Я потерял все тормоза. Я просунул голову, ощущая грубую ткань его брюк на своей голой плоти и поцеловав его руку,  лизнув между пальцами, сжимавшими руль. Я прижался головой к его члену и потерся, попытавшись зубами расстегнуть молнию на брюках.

Я услышал, как запищал поворотник, и мистер Варвик направил машину к обочине.

Пока автомобиль останавливался, я расстегнул молнию и зарылся лицом  в открытую ширинку его брюк. В ноздри ударил его запах; сочетание застарелого пота, мочи и фекалий. Я попытался взять его член.

Пальцы мистера Варвика взялись за брюки. Затем он оттолкнул мою голову в сторону и, приподнявшись на сиденье, стянул штаны и трусы почти до колен. Его член, освободившийся от одежды, стоял прямо и требовательно. Я наклонился вперед, чтобы поцеловать сбоку пульсирующего ствола, и, кстати, он оказался не обрезанным.

- Будь осторожен, шлюха, - приказал он. – Чтобы никакой грязи на брюках или обивке машины, и, давай быстрее, у меня не так много времени!

Я облизал кончик члена, собирая бусинки смазки, выступившие из набухшей залупы. Взял его в рот. Мистер Варвик положил руку на мой затылок и толкнулся бедрами вверх, проталкивая возбужденный член глубоко в мое горло. Мой нос вжался в густой лес грубых лобковых волос, мои ноздри наполнились его запахом - запахом мыла с легким намеком на животный запах. Я сглотнул, отчаянно стараясь не подавиться, и плотно сжал губы вокруг его члена, чувствуя, как кровь толчками течет в его набухшем стволе. Я почувствовал, что он скоро кончит, и был в отчаянии - как же не допустить, чтобы ни капли спермы не вытекло из моего рта и не испачкало одежду или обивку? Неподвижно зажав мою голову, он зверскими толчками трахал мой рот. Я ощутил, как набух его член, а затем мой рот и горло наполнились теплой жидкостью с металлическим привкусом. Я сглотнул, после того, как струи спермы заполнили мое горло и рот.

Он придерживал мою голову до тех пор, пока последние капли сока не вытекли из, теперь уже вялого, члена. Он отпустил голову, и я сел обратно на корточки. Несколько капель густой вязкой жидкости окропили темные волосы, окружающие его пенис. Я не был уверен, что меня за них не накажут. Я наклонился вперед и вылизал и высосал эти капли.

Мистер Варвик поднял меня за подбородок к свету. Вынул платок, он начисто вытер мои губы.
- Распробуй вкус настоящего мужского сока, пока не стал блядью, - заметил мистер Варвик и, отвернувшись от меня, стал натягивать свои штаны.

Через несколько минут автомобиль оказался снова на дороге, приближая меня все ближе и ближе к тому моменту, когда я буду продан моему новому хозяину.

Я опустился на пол рядом с мистером Варвиком. Казалось, что мои мозги кипят,  распаляемые похотью. Минет и заглатывание спермы мистера Варвика не принесло мне облегчения. Я слышал, как мой отец частенько говорил, что функция отродий – доставлять удовольствие, не испытывая его, и теперь я был наглядным примером этих слов. Я чувствовал, как кровь стучит в моем эрегированном пенисе. Я был уверен, что давно бы кончил, если бы не эта металлическая лента, туго стягивающая основание моих половых органов. К счастью, руки у меня были связаны за спиной. Если бы они были свободны, то я не удержался бы от соблазна использовать их, облегчая своё страдание, и заработав тем самым дикое избиение. В мольбе я прислонил голову к бедру мистера Варвика, ощущая грубый материал его брюк на своей щеке. Он был единственным человеком, имевшим право принести мне облегчение.

Он отнял руку от руля и осторожно погладил моё лицо.

Повернув голову, я поцеловал, после чего лизнул ладонь руки.

- Бедный маленький Бобби, - он сказал, смеясь, - Ты хочешь плохих вещей, но должен научиться ждать. Я хочу, чтобы мистер Вильямс увидел, какую горячую маленькую шлюху я ему предлагаю.

Весь оставшийся путь я таким образом и ехал, прислонив голову к бедру мистера Варвика,.

Когда машина остановилась, я поднял голову и увидел, что мы стоим у больших двустворчатых ворот, которые открываются и закрываются, перемещаясь взад и вперед по металлическим рельсам. Восемь отродий были прикованы за запястья к двум горизонтальным балкам, торчащим на уровне талии у каждого створки. Они соединялись, когда ворота закрывались. Отродья были прикованы попарно по обеим сторонам от ворот, одни - по направлению движения, другие - наоборот.

Через толстые железные прутья ворот я увидел три колесницы, выстроившиеся в линию у поилки, с тремя парами крепких «беговых» мальчиков между их оглоблями, и чуть поодаль, на травянистой насыпи -  трех маленьких свободных мальчиков, сидевших сложа руки. Позади них асфальтированная дорога вела на вершину небольшого холма и исчезала там в густом лесу.

Юноша семнадцати лет, одетый в униформу курсанта полиции порабощения [Кадеты полиции нового порядка отбираются из самых сильных и жестоких порабощенных мальчиков, приблизившихся к дате освобождения. Их задача состоит в поддержании порядка среди рабов, что они и выполняют с большим энтузиазмом. Порабощенные имели все основания бояться и ненавидеть их], появился из небольшой будки у одной из створок ворот, и, взяв блокнот, прошелся вдоль автомобиля. Я быстро опустил головой и, пытаясь выглядеть как можно скромнее, уставился глазами в пол автомобиля. Полиция порабощения была известна своей готовностью пороть любое отродье, попадавшееся на их пути.

Когда юнец приблизился, мистер Варвик опустил стекло автомобиля.

- Пожалуйста, назовите ваше имя и цель приезда, сэр.

- Мистер Варвик к мистеру Вильямсу Клайву. У меня назначена встреча.

- Спасибо, сэр. У меня есть ваше имя. Будьте любезны, проезжайте через ворота и припаркуйте машину, одна из колесниц доставит вас к большому дому.
- Открыть ворота, вы, ленивые маленькие говнюки! - крикнул он отродьям, прикованным к железным прутьям. - Поторапливайтесь, не заставляйте джентльмена ждать!

Оцепив ремень от пояса, он подбежал к ним, без разбора нанося удары по задницам, плечам и груди. Мистер Варвик провел машину через ворота под звук, привычный для мира Порабощения - звук плети, стегающей голую плоть и визг голых ребятишек.

Мне стало интересно, каким образом мистер Вильямс смог договориться, чтобы вход в его имение охранялся полицейскими Порабощения, которые были государственными служащими, а не нанятыми работниками.

Один из свободных мальчиков встал со скамьи и подошел к машине. Это был худенький паренек лет десяти, не больше.

- Здравствуйте, сэр, - бодро сказал он мистеру Варвику, - Я отвезу вас к большому дому. Можете привязать шлюху к колеснице, и он будет бежать позади.

- Я уверен, что управлять колесницей, запряженной отродьями, очень весело, но разве ты не должен быть в школе? - спросил Мистер Варвик, залезая в машину, чтобы отцепить мою цепь от кронштейна в полу.

- Офицер посещаемости из школы приходил в том семестре домой, сэр, - усмехаясь, ответил мальчик, - Но убрался восвояси, когда мой папа объяснил, что я работаю на господина Вильямса.

- Давай Бобби, вытаскивай свою ленивую тушу оттуда, - сказал мистер Варвик, рванув за свободный конец цепи.

Когда я выкарабкаться из машины, из леса появилась лёгкая рессорная двуколка, запряженная двумя голыми угольно-черными «беговыми» девочками. Она мчалась в нашу сторону, босые ноги девочек били по дороге, в то время как их мускулистые голени тянули повозку вперед; двуколка подпрыгивала и раскачивалась за ними. Ричард Вильямс, стоял в двуколке, и, смеясь, пронзительными криками и резкими щелчками хлыста понукал беговых девочек. Они мчались к нам -  девочки поддерживая регулярный темп, очень высоко поднимали колени в преувеличенной манере, свидетельствовавшей о длительной дрессуре в специальной школе верховой езды.

Колесница съехала с дороги, и Ричард, натянув вожжи, заставил её остановиться рядом с мистером Варвиком. Беговые девушки встали, дрожа; их насыщенно-чёрные тела блестели от пота; их груди вздымалась, тяжело дыша; из уголков рта, разорванных стременами, текла кровь. Ричард стоял в двуколке, с волосами, взъерошенными ветром от быстрой езды, уверенный в себе, смещающийся и счастливый.

А я стоял рядом с мистером Варвиком, мои руки были связаны за спиной, шея закована в ошейник, еще свежее клеймо горело на моем заду, и я не чувствовал ни обиды, ни зависти. Пропасть, отделявшая свободного мальчика от порабощенной шлюшки была слишком велика. В тот момент оказалось так, что Ричард принадлежали к другой и превосходящей разновидности.

Он выпрыгнул из колесницы и подошёл к мистеру Варвику, протянув тому руку. Инстинктивно я упал на колени и прижался лицом к земле.

- Доброе утро, сэр, - услышал я молодой голос. - Папа послал меня, чтобы сказать, что ему очень жаль, но он задержался в офисе и не сможет прийти на назначенную с вами встречу. Но если вы захотите присоединиться к нам за обедом, то мы потом сможем взглянуть на отродье.

- Твой отец очень любезен, - ответил мистер Варвик, - Буду счастлив поступить так.

- Хорошо, сэр, у нас есть около часа, пока он не вернется. Он попросил меня показать вам наши владения или проводить вас в дом и представить матери, которая предложит вам выпить. Что вы предпочитаете, сэр?

- Сейчас еще рановато для выпивки. Думаю, что лучше осмотреть владения.

- Хорошо, сэр. Этого паршивца вы привезли, чтобы продать папе? Могу ли я взглянуть на него, прежде чем мы отправимся? Папа был так восхищён свободным мальчиком, который был с вами на том забеге и он оказался на седьмом небе от счастья, когда вы позвонили ему и сказали, что нашли шлюху, которая чертовски похожа на того мальчика.

- Конечно можно, - ответил мистер Варвик, улыбаясь любопытству мальчика.

- Встань Бобби, - крикнул он мне, - и пусть молодой господин посмотрит на тебя.

Пока Ричард кружил вокруг меня, я стоял с опущенной головой. Он остановился, и я ахнул, когда его пальцы коснулись всё ещё болезненного клейма на моем левом бедре.

- Стой на месте, тварь, - отрезал мистер Варвик, дико рванув за цепь, - стой на месте, пока молодой господин осмотрит тебя, отродье!

- Это клеймо очень воспалено, - заметил Ричард.

- Это потому, что я поставил его только пару часов назад, - ответил Мистер Варвик. - Оно поболит ещё нескольких дней, но, в конце концов, получится хороший отчетливый знак, выжженный на заднице паршивца.

- Вы сделали это сами, сэр? - я услышал восхищение в голосе Ричарда. - Папа брал меня, чтобы я посмотрел последний квартальный сбор [Ежеквартальный сбор порабощенных мальчиков - Мастер порабощения региона регулярно посещает различные населенные пункты в своем регионе, откуда забирает всех детей, достигших восьми лет, за исключением первенцев. Коубридж быть центром довольно густонаселенной области и туда он приезжал раз в квартал. В большие города он может наведываться ежемесячно, а в малонаселенных районах может появляться раз в шесть месяцев или даже раз в год. Как правило, за одно посещение он набирает от двадцати до пятидесяти восьмилетних ребятишек для порабощения.] порабощенных мальчиков в Коубридже и какое-то время мы наблюдали за клеймением. Мне так понравилось на это смотреть - маленькие отродья издавали столько шума, когда их только клали на скамью. Они плакали и умоляли, а затем начинали кричать еще до того, как их касалось железо, и ещё - они все обгадились. Это было так смешно, мы столько смеялись.
- Хотел бы я быть там, чтобы посмотреть, как клеймили эту шлюшку. Он тоже обгадился?

- О да, они все это делают.

- И вы сами сделали это со шлюхой. И у вас было все, что для этого нужно, сэр? Мне хочется ещё раз сходить на клеймение отродьев.

- Спроси разрешения у отца и приходи ко мне. Я уверен, что у меня найдётся подходящее отродье, и ты сам сможешь попробовать. Я агент возврата собственности полиции Нового Порядка, и у меня дома обычно есть беглое отродье или даже пара, так что тебе будет на ком потренироваться.

- Спасибо, я уверен, что папа согласится! И, думаю, что эта шлюшка хороша: с таким твердым задом и упругим очком - папа насладится, распечатывая его. Папа говорил, что он еще не траханный?!

- Это верно. Он не так давно порабощен. Его папа влез в долги, и продал его мне всего несколько дней назад, чтобы собрать деньги и избавиться от расходов на его содержание.

- Папе понравится, но мама будет не слишком рада. Отродья всегда так громко визжат, когда папа распечатывает их. Он ведь довольно большой, и не любит никаких смазок, кроме слюны отродий на своём члене - говорит, что они должны хорошо всё прочувствовать. Папа любит их визг, но мама возражает против шума.
- Пойдемте, я покажу вам ещё что-нибудь, сэр.

Мистер Варвик и Ричард пошли к колеснице, я шел следом за ними, ведомый за цепь ошейника. Мистер Варвик остановился, чтобы осмотреть двух черных беговых девочек.

- Великолепные животные, Ричард, - произнёс он, - но, кажется, они немного беспокойные.

И в самом деле, как только мы подошли к ним, они стали переминаться с ноги на ногу и, откинув голову, издавали странные звуки, похожие на ржание - обычные для беговых отродий, у которых были перерезаны голосовые связки и проколоты барабанные перепонки.

Ричард рассмеялся.

- Эта - Тюльпан от Истребителя и Бутона Розы, - сказал он с гордостью. - А эта - Тигровая Лилия, тоже от Истребителя и Гиацинта. У обоих производитель и производительница из конюшни Облонского [Облонский - Русский плутократ (олигарх - прим. переводчика), который обосновался в Долине Динглом ещё до Первой Патриотической войны и полного внедрения системы Порабощения и специализируется на разведении и подготовке черных беговых девочек], который специализируется на разведении скаковых отродий. Так что они - особенные, только посмотрите, какие у Тюльпана мускулы на крупе!
- А разволновались они потому, что увидели вашу шлюшку возбужденной. Им только что исполнилось пятнадцать, так что папа вчера случил их с Черным Бобом, чтобы получить жеребят до того, как их придется отпустить. Их покрыли первый раз, и они просто свихнулись. Мы связали их так, чтобы Черный Боб покрыл их сзади, иначе они бы его зубами порвали! Вы, должно быть, слышали ужасный скрежет - когда они грызут удила и ржут. И сегодня весь день они начинают беситься, как только видят возбужденную шлюшку. А эти грязные скоты возбуждены постоянно, так что они сегодня немного дикие [Изначально, система Порабощения для девочек предусматривала 4 года службы (до 12 лет, чтобы сократить шанс забеременеть). Либералы и другие благодетели жаловались, что это равносильно дискриминации по половому признаку в надежде добиться смягчения всей системы. Однако исполнительная власть просто повысила возраст выпуска до 16 лет, как для мальчиков. Это выбило почву из-под ног либералов и позволило ввести программу разведения и селекции отродий. Однако долгое созревание отродий (до времени, достаточного для разведения) по сравнению с другими видами скота, приводит к высокой стоимости продукции, так что разведение отродий остается хобби богачей].

- Отличные, сильные скоты, - сказал мистер Варвик, ощупывая крепкое глянцевое черное бедро Тюльпана, - но их ноги немного порезаны.

И в самом деле, из многочисленных порезов на ногах обоих беговых девочек, сочилась кровь.

- Ничего страшного, если вовремя обработать антисептиком, - небрежно ответил Ричард. - Нет необходимости зашивать. Они подрали ноги, пока спускались от дома через заросли дрока. Папа позвонил и попросил меня встретить вас, и вы уже подъехали, поэтому я сразу помчался к вам на встречу. А они храбрые скоты. Их ничего не может напугать. Просто направьте их, дайте им хлыста, и они помчат, куда прикажете, независимо от того, что перед ними.

- Теперь, сэр, прикрепите вашу шлюшку к задней части двуколки…

Тюльпан и Тигровая Лилия были сильными, на пике формы после долгой тренировки в конюшне. Ричард взмахнул кнутом, и они рванули с места в галоп вверх по склону. Спотыкаясь, привязанный к задней части колесницы за цепь от ошейника, с руками, связанными за спиной, я как мог, старался не отставать. Как только дорога нырнула в лес, деревья над нами перекрыли солнечный свет. Узкая дорога рвалась вверх, мое сердце колотилось, а легкие болели от нехватки воздуха. Потом мы выскочили из рощи, и дорога по-прежнему тянулась вверх, уже по открытой стороне холма.

Без предупреждения колесница резко остановилась. Я налетел на задний борт, после чего упал на колени прямо на дороге, положив голову на землю и тяжело хватая воздух. Я услышал, как беговые девочки тихо скулят, как они беспокойно ёрзают в оглоблях. Потом я услышал шаги. Ричард и мистер Варвик стояли около меня. в руках они держали носовые платки, зажимая носы и, отдышавшись, я понял, что воздух был наполнен вонью разложения.

- Я не смогу показать вам что-нибудь, пока это отродье тормозит нас, - брезгливо сказал Ричард. - Он просто не может идти в ногу. Если вы не возражаете, сэр, мы оставим его тут, Вон там есть кольцо, к которому его можно привязать. Папа любит ненадолго оставлять новых отродий на этом месте. Он говорит, что сажание на кол, конечно, старомодно, но зато оказывает благотворное влияние на их поведение.

- Может быть, - легко согласился мистер Варвик. - Это хорошо приструнит паршивца, даже если твой папа не купит его.
- Я думал, что насаживание на кол отменили, - продолжил он, - отстегивая мою цепь от колесницы.

- Никто не может указывать папе, - весело ответил Ричард. - Да и плевать ему на любое мнение, он же Судья Порабощения [Судья Порабощения - человек, назначаемый в каждом административном округе администрацией Нового порядка  и наделенный полномочиями выносить решения по вопросам, относящимся к системе Порабощения. Им поставлена задача отстаивания принципов этой системы. В его задачи входит предотвращение любых тенденций снисходительности к рабам в его округе.]. Во всяком случае, люди в округе довольно консервативны и предпочитают старые методы.

- Хорошо, покончим с этим. Давай, шлюшка, - и мистер Варвик резко рванул за цепь.

Шатаясь, я поднялся на ноги. Мистер Варвик ещё раз потянул цепь, и я отправился вслед за ним туда, где на небольшом возвышении в паре сотен ярдов от дороги виднелся толстый столб, зарытый вертикально в землю. На нем что-то было. Примерно на полпути я разглядел, ЧТО там находилось. Увидев ЭТО, я отпрянул, натянув цепь.

Мистер Варвик обхватил ладонями мою голову и с силой развернул обратно.

- Давай шлюшка,  прорычал он, - и не пытайся вырваться.

- Я помогу вам придержать его, сэр, - вызвался Ричард, - отродья часто упираются, когда видят, что их ожидает.

Он схватил за наручники у меня за спиной и, потянув запястья вверх, толкнул меня вперед.

Ворона поднялась и медленно улетела прочь.

- Она выклевала глаза паршивца за несколько часов до того, как он умер, - произнёс Ричард.

Я скулил и упирался изо всех сил, пока меня подтаскивали к столбу. Меня пинком усадили на ноги, а цепь привязали к кольцу, закрепленному в основании кола. Ричард отпустил наручники, и я начал вырываться, стараясь отползти на коленях хоть на пару ярдов от столба с его жуткой ношей. С ​​руками, скованными за спиной я не мог упираться ими, и выгнулся телом, ощущая, как ошейник врезается в шею.

- Он успокоится через пару минут, сэр, - сказал Ричард. - Мы можем идти. Я хочу показать вам молодого бегового мальчика, которого сейчас натаскивают.

Они пошли назад, к двуколке.

ЧАСТЬ 11

Я услышал щелчок кнута, звон упряжи и шлепки босых ног по асфальтированной дороге. Звуки затихли вдали, и я остался один на один с ужасом на колу надо мной.

Но нет, не совсем один. С шелестом крыльев в пяти ярдах от меня приземлилась и села ворона, глядевшая на меня двумя немигающими глазами-бусинками. Она вернулась, чтобы продолжить свой прерванный пир. Ворона прыгнула ближе, и я вспомнил, как Ричард говорил, что она выклевала глаза мальчику, пока тот еще был жив. Она смотрела на меня, склонив голову на бок. Мои руки были скованны за спиной, сам я был прикован к колу. Я не мог ни защищаться, ни сбежать. Меня охватила истерика; всхлипывая от страха, я дергался на цепи, пытаясь вырваться на свободу. Ворона взмахнула крыльями и лениво взлетев, села на несколько футов дальше. Там, неподвижно сидя, она наблюдала за мной. Без сомнения, она выжидала. Она могла позволить себе быть терпеливой.

Цепь держала крепко. Я понял, что ничего не добьюсь и только вымотаюсь. Я заставил себя успокоиться. Я говорил себе, что это глупо. Мистер Варвик не позволит мне тут остаться. Это было нашей общей аферой. На самом деле я ведь не был порабощенным мальчиком, я был свободным и только притворялся порабощенным, и мистер Варвик знает об этом. Он обращался со мной, как будто я отродье, но это было всего лишь частью плана. Но так ли это? Если так, то у меня всё получилось просто отлично. Я раздет, заклеймен, на шее у меня ошейник, а на голом заду горят следы от розги. Единственное, что отличает меня от сотен тысяч порабощенных отродьев, трудами и страданиями отличающихся от свободных людей, так это знание того, что я свободен.

Но когда он ударил меня так, что чуть не выбил дух - это тоже было частью плана? Что толку знать, что я свободен, если больше никто не знает об этом? Я не мог просто встать и заявить: «Стоп, вы не можете делать это со мной, потому что я свободный мальчик!» Или, если я все же так поступлю, то меня крепко выпорют, а, возможно, всё окажется еще хуже, гораздо хуже. Я покосился на ужасный труп, насаженный на кол надо мной, на его пустые глазницы, окруженные роем мух, и подавил рыдания.

Только свободный человек мог подтвердить, что я тоже свободный, и этим единственным человеком, который знал правду обо мне, который мог бы сказать эти слова так, что ему поверили бы, был мистер Варвик - человек, который заклеймил меня, высек, трахал меня в рот, и теперь оставил меня прикованным за шею к колу с нанизанным на него трупом. Как я мог верить в то, что он так поступит? Считает ли он меня действительно свободным мальчиком? Он ведь относится ко мне как к отродью, и только как к отродью. И если он так не думает, то какая разница - что думаю я? Для всех я был порабощенным.

А затем еще одна мысль поразила меня до тошноты: возможно, я и есть отродье?! Ведь я, определённо, вел себя и думал, как один из них, когда находился в машине с мистером Варвиком. Я вспомнил, что чувствовал на коленях на полу автомобиля рядом с ним, когда мой член прямо-таки подскочил от его прикосновения, когда я втиснул свою голову в его промежность, и тянул молнию его ширинки зубами, желая всосать его член и попробовать его мужской сок. Я выглядел, как истинное отродье - с ошейником на шее и с выжженным на заду клеймом. Я вел себя как самое настоящее отродье, когда сосал член мистера Варвика. Как говорит мой папа, что если что-то выглядит как собака, и ведет себя как собака, то, скорее всего, это и есть собака, и без сомнения, то же самое, относится и к порабощенным.
Порыв воздуха и хлопанье крыльев всего в нескольких дюймах от моего лица заставили меня отпрянуть. Должно быть то, что я неподвижно замер на коленях, спровоцировало попытку вороны добраться до моих глаз. Привязанный за шею и со скованными за спиной руками, все, что я мог - это кричать и вырываться. Но этого хватило, по крайней мере - на время. Ворона села на землю в нескольких метрах от меня и возобновила наблюдение. Но на этот раз - намного ближе.
Цепь от моего ошейника, привязанная к кольцу в основании кола была слишком коротка, чтобы я мог встать. Все, что мне оставалось - это стоять на коленях на земле, наблюдая за большой птицей. Солнце сверкало на её черном оперении; ворона наблюдала за мной, а я прислушивался, стараясь расслышать стук колес колесницы и топот босых ног по асфальтированной дорожке, что означало бы возвращение господина Варвика и Ричарда.

Я напрягал слух в надежде, что они вернутся до того, как птица предпримет еще одну атаку. Но тут же вспомнил, что их возвращение будет означать приближение момента, когда я буду предложен на продажу мистеру Вильямсу – моё ближайшее будущее было ограничено двумя вариантами. Либо я останусь здесь, до тех пор, пока силы не покинут меня, и ворона не выклюет мне, ещё живому, глаза. Либо я буду продан человеку, который позволяет себе использовать отмененную казнь и который был настолько могущественен, что мог использовать курсантов полиции Порабощения для охраны своей усадьбы. В тот момент мне стало казаться , что нечего ждать или надеяться, что мистер Варвик придёт мне на помощь. Наконец, я услышал резкий щелчок кнута и радостный крик Ричарда. Заслышав шаги, я на секунду осмелился взглянуть в лицо подошедшего мистера Варвика, в надежде увидеть некоторый отблеск привязанности или беспокойства, который позволил бы мне сохранить хотя бы толику надежды. Я не увидел ничего. Его глаза, когда они встретились с моими, были холодными и жесткими. Я отвернулся, сдерживая рыдания, последние частицы надежды исчезли.

- Не похоже, что эта шлюха рада нас видеть, - заметил Ричард, когда мистер Варвик наклонился, чтобы отстегнуть цепь от кольца кола с нанизанным трупом.

- У него на шее появились синяки, он пытался сорваться с привязи, - проворчал мистер Варвик.

- О, я бы не стал беспокоиться о такой мелочи, - ободряюще сказал Ричард, - все отродья получают синяки на шее, после того, как посидят здесь. Папа рассматривает это просто как часть процесса подготовки.

- Он так считает? - сказал мистер Варвик, потянув за цепь от ошейника и рывком подняв меня на ноги, - думаю, нам лучше убедиться, что маленький говнюк хорошо всё рассмотрел, прежде чем мы заберем его отсюда.

- Давай, дерьмо, хорошенько рассмотри то, что будет с тобой, если ты не угодишь своему новому хозяину.
Подняв сзади за ошейник, он подтолкнул меня вплотную к колу и висящему на нем ужасу.

- Нет, пожалуйста... не надо... господин! - кричал я изо всех сил, почти в истерике от страха и отвращения.

- Перестань, говнюк, - проворчал мистер Варвик. Засунув свободную руку между моих ног, он схватил мои яички и с силой сжал их.

- Успокойся, или я оторву твои яйца, - прорычал он, - открой глаза, посмотри на это, вдохни запах и запомни - вот, что  происходит с тупыми неблагодарными шлюхами.

Труп оказался всего в нескольких дюймах от меня. Зловоние разложения заполнило мои ноздри. Мухи забеспокоились и огромным жужжащим облаком окружили меня. Я снова закричал, а потом меня вырвало.

Мистер Варвик отпустил ошейник и я, рыдая, рухнул на колени у его ног.
- Я считаю, что мы отлично постарались для твоего папочки, - произнёс мистер Варвик, подталкивая меня носком ботинка, - сомневаюсь, что он сможет когда-нибудь позабыть этот урок.

- Эта картина будет сниться тебе в кошмарах, даже запах будет тебе сниться. Поднимайся на ноги! - и он пнул меня под зад.

- Почему твой папа приказал посадить ту шлюху на кол? - спросил мистер Варвик, когда вел меня обратно к колеснице.
- Я не знаю, сэр, - ответил идущий рядом Ричард, - он просто поступает так иногда с отродьями. Он говорит, что время от времени сажать на кол полезно, чтобы держать остальных в узде. Например, если он замечает, что шлюхи недостаточно быстро падают лицом вниз, в грязь, когда мы проходим мимо, то следующую попавшую ему на глаза сажают на кол. Не было какой-то особой причины. Папа просто сказал, что этот паршивец не очень его любил.
Ричард повернулся и отвесил мне сильный подзатыльник.

- Послушай-ка, мальчик, - сказал он, довольный тем, что завладел моим вниманием. Он говорил со мной в упрощенной манере, известной как язык отродий [Язык отродий: Бобби точно его описывает. Это упрощенная и исковерканная форма языка для общения среди порабощенных и используется свободными гражданами при общении с порабощенными. Его использование с годами становится все более и более распространенным. Поскольку система порабощения прочно утвердилась в обществе, стало принято считать, что все дети, кроме первого рожденного ребенка, предназначаются для будущего порабощения и что ничего, кроме самого элементарного образования, им не требуется.    Изначально язык возник спонтанно, но Администрация порабощения быстро признала за ним определенные преимущества. Во-первых, ограничение словарного запаса порабощенных ограничивало круг их умственного развития. Простой язык означает простые мысли. Порабощенный не мог желать свободы, поскольку он не знал такого слова (прим. переводчика - распространенная ошибка, когда слово принимают за понятие. Можно не знать, как называется СВОБОДА, но понятие СВОБОДЫ будет всегда). Во-вторых, разговор на упрощенном языке помогает мальчику подчиниться и легче принять свой унизительный статус. В связи с этим было бы целесообразно проанализировать ответы Бобби Ричарду.
«Спасибо, господин» - показывает, что Бобби всё понял и не затаил обиды на удар. Кроме того, на более глубоком уровне, выражает благодарность раба за то, что ему разрешили служить и жить. (Для порабощенных термины, служить и жить - неразрывны)
«Пожалуйста, мастер» - относится к будущим надеждам Бобби на то, что все, что он будет делать и говорить, будет радовать его господина. Понятно, что надежда на это довольно слабая, учитывая, что он никак не может предотвратить наказания или повлиять на него.
«Это» - Отродий учат не называть себя в первом лице, а только «это», «отродье», «шлюха», «говнюк» или каким-либо другими подходящими терминами. Эти правила были введены властями для того, чтобы заставить мальчика помнить, признать и принять, что он отличается от всех членов свободного общества.], - недостаточно паршивец хорошо работать, недостаточно паршивец делать, как я сказал. Паршивец должен любить господина как хорошая шлюха, паршивец должен любить господина по-настоящему, а не на словах. Мой папа заглянуть в голову паршивца, он знать, если отродье говорит неправду. ЭТО слышит?

- Спасибо, господин, пожалуйста, господин, ЭТО хорошо слышать, господин, спасибо, господин, - затянул я в ответ.
В голове у меня до сих пор стоял звон от оплеухи, и я отвечал на языке отродий. В противном случае меня могла ожидать порка за нахальство.

Мы вернулись к дороге, где пони-девушки стояли, беспокойно ерзая между оглоблями колесницы. Их обнаженные тела блестели от пота, а спины пересекали кровавые волдыри. Было ясно, что Ричард подгонял их, не щадя кнута. Меня опять прицепили цепью к колеснице. Ричард взмахнул кнутом, и пони-девушки двинулись рысью. Я с трудом поспешал за ними, мои ноги и грудь ныли; мои ступни, израненные от ходьбы босиком, болели при каждом шаге, который я заставлял себя делать.

Проскочив вершину холма, колесница вырвалась на открытую местность, залитую ярким светом. Асфальтированная дорога закончилась, уступив место гравию, больно врезающемуся в мои босые ступни. По обеим сторонам дороги раскинулись ухоженные сады, заполненные работающими голыми отродьями.

Услышав грохот приближавшейся колесницы, они повернулись к ней, после чего упали на колени и прижались лицом к земле, без команды заняв позу смирения и любви. Колесница тряслась между двумя рядами опущенных плеч и поднятых голых задниц.

Колесница повернула налево, и я увидел впереди большую усадьбу. Через несколько секунд я почувствовал под ногами плиты, и колесница остановилась в тени роскошного фасада. Порабощенный мальчик вышел из тени между двумя столбами и взял поводья из рук Ричарда.

- Отведи их назад в конюшню, - приказал Ричард. – И скажи главному конюху, чтобы кобыл напоили, покормили и обработали порезы. Я вернусь после обеда, чтобы взглянуть на них. Всё, иди.

Мальчишка улыбнулся и побежал, уводя колесницу, по-видимому, обрадованный шансом услужить своему молодому хозяину.

Ричард взбежал по широкому пролету лестницы к входу в дом, закрытому большими двойными дверями. Мистер Варвик шел гораздо медленнее, так как тащил меня, едва ковыляющего на израненных ногах. Два отродья открыли для нас двери. Они опустились на колени, прижавшись лбом к земле, когда мы проходили мимо.

Нам открылся огромный холл с мраморными полами. Его заполняло тихое, какое-то почти музыкальное хныканье. В конце зала находилась лестница, проходящая через все 4 этажа дома. Холл пронизывал все 4 этажа и был увенчан прозрачным куполом, добавлявшим ещё высоты. Темноту холла разгоняли 8 высоких ламп, расположившихся попарно от входа к лестнице. Каждая лампа была восхитительным произведением настоящего мастера. Она представляла собой низкий мраморный пьедестал, на котором стояло по 4 обнажённых серебряных мальчика. Переплетаясь вместе, они держали на высоко поднятых руках большой светящийся стеклянный шар.

- Какая великолепная работа! - воскликнул мистер Варвик, остановившись, чтобы полюбоваться одной из ламп. - И как реалистично. Я готов поклясться, что вижу, как движутся их груди, когда они дышат!

Ричард взял легкую трость, лежавшую рядом на стуле. Усмехнувшись, он широко размахнулся и стегнул одного из серебряных мальчиков по блестящему заду. Трость оставила тонкую алую линию на сверкающей поверхности. Пронзительный крик боли заполнил зал, многократно отразившись от стен и купола.

- Отродья гораздо дешевле серебра, - весело заметил Ричард. - Их натирают маслом и покрывают серебряной краской, а затем они стоят восьмичасовую смену. Эта партия стоит всего пару часов. Вам надо посмотреть на них, когда они отстоят шесть. Они будут стонать и плакать гораздо громче, так как устанут до судорог. Эхо здесь создает очень странные звуковые эффекты!

- Как же вы добились, что они не сходят с места? - спросил мистер Варвик. - Мне кажется это совершенно невозможно, судороги не позволят стоять им так долго!

- Они прикованы к железному каркасу - проденьте руку между ног той шлюшки, на которую смотрите, и вы сможете его нащупать.

- Да, там металлический стержень, - сказал мистер Варвик.
- И он крепится к центральной раме, его высоту и длину можно регулировать. L-образный штырь длиной в 9 дюймов
(23 см.) с кругляшом на конце, чуть меньшем, чем шар для гольфа. И когда отродье ставят на раму - этот кругляш вставляют прямиком в зад отродью так, что он может опираться на пьедестал только кончиками пальцев ног и никоим образом не может сорваться с насеста.

- Да, теперь я вижу, - произнёс мистер Варвик, пытливо вглядываясь в лампу, поддерживаемую восхитительными голыми мальчиками – изгибы талий, скованные зады и вытянутые над головой руки, с усилием удерживающие шар. – Ну, насадили вы их задом на штырь, а как вы заставляете их удерживать это положение, держать руки?

- Вокруг талии каждого мальчика крепится тонкий ремень, которым они пристегиваются к раме, а их руки прикрепляются к металлическому кольцу, которое также является частью рамы лампы, оно проходит вокруг стекла плафона. Ещё один штырь поддерживает их под плечи и задирает подбородок назад так, как только возможно.

- Ага, я вижу, как это сделано, - мистер Варвик вытащил руку из щели между ног мальчишки, на прощание шлепнув того по посеребрённому заду. - Так стоять отродьям гораздо легче, чем  могло показаться сначала. Без сомнения, немного неудобно, но всего восемь часов - очень короткий рабочий день для отродья.

Ричард рассмеялся.
- Каждая смена из тридцати двух отродий работает восемь часов в саду, - сказал он, проходя дальше в зал. – Потом им дается час на очистку и помывку, после чего они заступают на смену под лампу. Папа считает, что безделье портит отродьев; он любит, чтобы они отрабатывали деньги, уплаченные за них.

Когда мы двинулись дальше, в дальней части холла отворилась расположенная в стороне от главной лестницы дверь, обитая зеленым сукном, и появился грузный человек в традиционной униформе британского дворецкого: во фраке, полосатых брюках, белой рубашке с большим воротником и черным галстуком. Он вел перед собой двух мальчиков, их руки спереди были скованны наручниками. Меня в этих мальчиках поразило то, что они были очень похожи друг на друга - крепкие, хорошо сложенный темноволосые парнишки двенадцати лет.

ЧАСТЬ 12

- Доброе утро, мастер Ричард, - произнёс батлер, - ваш отец только что приехал, и обед будет подан через пятнадцать минут.

- Привет, Уоткинс, - ухмыляясь, жизнерадостно ответил Ричард. - Почему это Тим и Том в кандалах? Надеюсь, что эти шлюшки не набедокурили?

- Нет, сэр, - заверил его Уоткинс, - они ничего не натворили, но ваш отец сказал, что с вами сегодня будет обедать один джентльмен, и он решил, что отличной идеей было бы  устроить хороший бой между отродьями для его развлечения.

- Но зачем кандалы, Уоткинс? Они оба хорошо вышколенные отродья. Я уверен, что они  отлично развлекут нас, как покладистые шлюшки, не нуждающиеся в принуждении!

- О, да, сэр, но господин приказал накачать их хорошей дозой аратеста [вид анаболических стероидов, предназначенных, главным образом, для животных, после применения которых, в качестве побочного эффекта значительно возрастает агрессивность.], и после этого, думаю, что лучше их сдерживать, сэр. Не хочу, чтобы они искалечили друг друга перед боем.

Я заметил, что, пока внимание Уоткинса было обращено на разговор с Ричардом, за его спиной два отродья свирепо хмурились, тайком пиная друг друга.

- Я уверен, что они оба хорошо себя покажут. Их кулаки будут утяжелены?

- Да, мастер Ричард, но только после первого получаса. Вы же знаете, с утяжеленными кулаками отродье может сломать одним ударом нос, или челюсть, или ребро, и бой может тогда закончиться слишком быстро, чтобы стать по-настоящему интересным для дам и господ, а вот когда отродья подустанут - им вставят утяжелители.

- Ну, шлюхи, - добродушно сказал Ричард, - это ваш шанс показать вашим хозяину и хозяйке, как сильно вы их любите. Кто из вас любит их больше всего и собирается победить?

Я вспомнил про раба, насаженного на кол. Ричард сказал, что тот мальчик был наказан, потому что не достаточно сильно любил своего хозяина. Два отродья вдруг испуганно замерли. Затем взорвались признаниями.

- Пожалуйста, мастер! это отродье, мастер, это отродье собирается выиграть, мастер, спасибо, мастер, - затараторил один.

- Пожалуйста, мастер! Это шлюха любит мастер больше всего, и оно будет бить тот мальчик манду, вцепится зубами в горло Томми, спасибо, мастер, - воскликнул второй, с отчаянием в голосе.

- Пожалуйста, мастер, - Томми закричал во весь голос, в попытке заглушить другого мальчишку, - Тимми лжёт, это шлюха любит мастера больше всех, и бороться лучше всех тоже. Тимми глупое шлюшка, господин.

И оба отродья кинулись друг на друга; их наручники не позволили вцепиться руками, и они были вынуждены ограничиться тем, что стали бодаться.

Широко усмехнувшись, Уоткинс схватил их за ошейники и растащил на расстоянии вытянутых рук. Два отродья повисли, извиваясь в его руках.
- Стойте, вы, глупые маленькие говнюки, - приказал Уоткинс, сильно встряхнув обоих.

Ричард быстро заглянул за дверь и принес оттуда розгу. Вернувшись, он, размахнувшись от плеча, несколько раз стегнул отродья по ногам. Мальчики притихли, и Уоткинс поставил их на пол, отпустив ошейники. Они стояли, исподлобья поглядывая друг на друга, их голые груди вздымалась, они задыхались от едва сдерживаемой ярости.

- Как хорошо сочетается эта пара отродий, - произнёс мистер Варвик, который оглядывал двух голых мальчиков, наклоняя голову из стороны в сторону, как человек, оценивающий скот на аукционе, - я с нетерпением буду ждать, когда они начнут бороться.

- Это мальчишки Уоткинса, и я думаю, что он очень гордился ими, - заметил Ричард.
- Не мои, мастер Ричард, - поспешно произнёс Уоткинс, - они принадлежат вашему отцу. Только так я смог выразить свою благодарность за моё освобождение [Откупные  (плата за свободу) - этот аспект системы порабощения был, по мнению автора, присущ настоящим рабовладельческим обществам. На короткое время раб, доживший до освобождения, остается под опекой хозяина, до достижения возраста восемнадцати лет или до появления здорового потомства, которое отдает вместо себя своему хозяину. Таких детенышей и называют откупными. Отец воспитывает их до восьми лет, а потом отдает в услужение своему старому хозяину. Часто бывает так, как мы видим на примере Уоткинса - бывший раб и хозяин остаются в хороших отношениях. В таком случае откупной детеныш (или несколько детенышей)  могут быть воспитаны в семье хозяина, хотя и в соответствии со своей будущей рабской долей. Таким образом, если порабощенный мальчик и девочка встречаются и хотят вместе добиться полного освобождения - они должны произвести пару откупных детенышей.
Эта обязанность налагается на рабов, как мужского, так и женского пола, доживших до освобождения - они должны спариваться до тех пор, пока не произведут двоих детей, в «уплату за свободу», чтобы стать полностью свободными. Действует правило - первым освобождается родитель, чей пол совпал с полом первого детеныша, второй родитель отпускается после рождения  последующего детеныша.]. Хотя Тимми был первенцем, но мы с моей женой не были женаты, так потом сказал мистер Вильямс.

- И, я горд, мастер Ричард, горжусь тем, что я не только дворецкий вашего отца и глава его домашнего хозяйства, но ещё и отец двух отродьев, которые в страхе и уважении любят, как и должны поступать  хорошо вышколенные отродья, и я сомневаюсь, что в мире существуют какие-либо шлюшки, обученные лучше, чем те, что выросли в доме вашего отца. Они не носили ни единой нитки одежды с того дня, как родились и ни единого дня не учились в школе. А если вы спросите меня, был бы этот мир лучше, а отродья счастливы и довольны, если все они будут  воспитаны таким вот образом, то я отвечу вам – да, только так!

- Сколько их помню, их зады были красны, а сами они, по большей части, зарёваны - пока живут здесь, - ухмыляясь, заметил Ричард, смотря на двух голых мальчишек, которые молча стояли с опущенными головами, пока старшие обсуждали их.

- Вы много работали над этим, мастер Ричард, и они должны быть вам очень благодарны. Отродья нужно учить уважению и начинать как можно раньше. Я помню, как вы пришли за ними, когда им не было ещё и пяти. И отхлестали их пряжкой от вашего пояса, когда поймали их за попыткой украсть еду из миски кошки. Их маленькие задницы были в крови, а глаза зареваны.  Ваш отец сказал тогда: «урок, полученный в четыре года, никогда не забудется».

- Совершенно верно, - сказал мистер Варвик, глубокомысленно кивая головой, - но скажите мне, зачем эти линии, выжженные у них на внешней стороне правой руки над локтями?

- О, это одна из идей мистера Вильямса. Он всегда думает о том, чтобы упростить и улучшить администрирование системы Порабощения. Считая дом, сад, конюшню, охотничьих, гончих, борцов, привратников, подлампников и всех остальные отродий, то мы имеем в поместье, по крайней мере,  несколько сотен скотов, и становится довольно трудно отслеживать даты их выпуска без большого количества бумажной работы. И вот, он подумал об этом, и ему пришло в голову, что с некоторых пор, как вы знаете, сэр, клеймо порабощения [«Клеймо порабощения» - часто упоминается, но ещё ни разу не было описано. Состоит из замкнутого круга, символизирующего неизбежность рабства для того, на чьей шкуре оно выжжено; внутри расположены литеры TS (раб в запасе, в английской транскрипции - Tribute Stock) – одинаково, как для мальчиков, так и для девочек); справа от литер располагается римская цифра I или II (см. примечание далее).] уже показывает, что клеймение произведено в весенний или осенний период [система, при которой клеймения проводятся в два набора - весенний и осенний,  сложилась за годы и теперь принята почти во всем рабовладельческом мире. В таких больших поместьях как у мистера Вильямса, с его «несколькими сотнями отродий, или около того», неудивительно, что каждую неделю у нескольких из них наступает дата выпуска. Управление таким количеством собственности отнимает много времени. Чтобы решить эту проблему, было решено использовать ту же систему, что используется для скаковых лошадей. Так, скоты, рожденные в первую половину года, клеймятся в весенний набор (1 июня), рожденные во вторую половину - в осенний (1 сентября)], достаточно только добавить указание на его стаж работы и вы сможете определить время его выхода без ссылки на какие-либо документы. Эту отметку  мы называем «полосой выслуги», добавляя первого июня или первого сентября одну полоску за каждый год службы. Все, что вам нужно сделать, так это просто подсчитать количество полос на руке раба. Если есть восемь - он должен выйти - всё очень просто!
- Вся информация, нужная вам, уже есть на теле отродья. Нам удалось избавиться от большого количества бумажных документов. Мистер Вильямс лоббирует сейчас закон о распространении этой системы на всю систему Порабощения.

- Но, на мой взгляд,  останется проблема, когда ваша схема не станет работать для таких мальчишек, как Бобби, который был порабощён после восьмого дня рождения. К тому времени, когда Бобби исполнится шестнадцать, если он только доживет, он прослужит всего два года, и поэтому у него будет только 2 полоски.

- О, так ему четырнадцать? Ну, это просто, мы выжжем сразу шесть полос на руке в течение нескольких дней.
Воспоминания о боли от клейма, выжженного на моем заду и перспектива того, что на руке подобное повторят еще шесть раз - заставили меня захныкать.

- Умолкни! - отрезал мистер Варвик, рванув за цепь, - не смей прерывать свободного человека, когда он говорит, даже если это тебя и пугает!

- А теперь прошу вас простить меня, сэр, - произнёс Уоткинс, - мне нужно идти, - и он поспешил прочь, забрав с собой двух сорванцов.

В этот момент входная дверь распахнулась, и в зал вошел мистер Вильямс. Когда я в последний раз видел его в загоне для гончих-рабов на охоте, то он показался мне маленьким и комично-важным человечком. Теперь же я не видел в нем ничего смешного. Это был человек, которому меня продадут. Который будет иметь надо мной абсолютную власть. Человек, у которого достаточно власти, чтобы посадить бедного раба на кол только потому, что он недостаточно любит своего хозяина. Он казался воплощением ужаса. Именно поэтому я совершенно инстинктивно упал на колени и прижался лицом к земле, как какой-нибудь дикарь, поклоняющийся жестоким языческим богам.
- Мистер Варвик, я сожалею, что не смог явиться вовремя на назначенную вам встречу. Очень хорошо, что вы меня дождались. И я надеюсь, что предложенный мной обед послужит некоторой компенсацией за предоставленные неудобства!

- Ну, что вы, мне это не составило труда. Но, в любом случае, мне очень приятно быть приглашенным вами на обед!
Пока двое мужчин разговаривали, я голышом пресмыкался у их ног.

- На самом деле случилась довольно обыденная вещь. Очередное обрушение тоннеля на одной из моих угольных шахт. Нужно было разрешить консервацию обрушившегося участка, и одобрить выделение еще пятидесяти отродий на замену тех, что похоронены там заживо. Но это заняло столько времени... Это новое правительство душит инициативу и предпринимательский дух своими правилами.
Мистер Вильямс вздохнул.
- Так это та шлюха, о которой вы рассказывали мне по телефону? - продолжил он.

- Да. Встань, Бобби, да побыстрее. Пусть господин хорошенько тебя разглядит.

Я попытался подняться на ноги так быстро, как только мог, но, со связанными за спиной руками это оказалось не так уж и просто, и явно недостаточно быстро для мистера Варвика, который подтолкнул меня резким пинком под зад.
Стоя с опущенной головой перед мистером Вильямсом, я ощущал его холодный взгляд, ощупывающий мое голое тело, взгляд, которым  фермер осматривает бычка на продажу. Это было унизительно и даже страшно, но как ни странно, мой член отреагировал на это и встал.

- Эта шлюха действительно очень похожа на мальчика, который был с вами на охоте, - заметил мистер Вильямс, - конечно, раздетый, с клеймом и следами от розги, он, на первый взгляд, не сильно похож, но если присмотреться внимательней, то видно, что у него такие же тонкие черты лица, стройное тело, твердый зад и сильные бедра. Да, я внимательно его осмотрел, эта шлюха и в самом деле - вылитый тот мальчик!

- Это первородный двоюродный брат того же возраста. Я заметил, что вы были очень впечатлены моим юным другом, а когда обнаружил, что отец этой шлюхи отчаянно нуждается в деньгах, то подумал, что мог бы оказать услугу вам обоим, купив парня и предложив его к вам, - мистер Варвик пересказал придуманную нами историю.

- А ещё получить неплохую прибыль для себя! - рассмеялся мистер Вильямс. - Нет, не волнуйтесь, бизнес есть бизнес, вы заслуживаете некоторого вознаграждения за ваши труды и прибыли за девственника. Я как раз такой человек, который может вас вознаградить.
- Ну что ж, до обеда осталась минута или две. Давайте закончим с этой шлюшкой. Я вам вот что скажу: если у мальчишки действительно девственное очко и ваша цена будет не слишком большой - мы договоримся. Снимите с него наручники.

Мистер Варвик завозился с моими наручниками.

- Это мы обрежем, - заметил мистер Вильямс, зажимая мою крайнюю плоть, - отродья достаточно грязные скоты и там постоянно собирается нечистоты и пот. Я не понимаю, почему их не обрезают в то же время когда клеймят.

Мне стало совсем дурно. Мысль о том, что меня могут обрезать, не приходила мне в голову раньше. Папа оставлял рабов такими, какими они к нему попадали. По его словам, если нет разницы между тем как работают обрезанное и необрезанное отродья, то почему это должно его беспокоить, и я предполагал, что и мистер Вильямс будет считать так же. Теперь я знал, что это не так и меня ждет еще больше боли и унижения.

Мои запястья освободились от наручников. Я развел руки, чтобы они отдохнули, и приложил их к бедрам. Я был достаточно осторожен, чтобы не стиснуть их и не попытаться прикрыть ими мою наготу, и не оттолкнуть руки мистера Вильямса, пока тот лапал моё тело.

- У него синяки на запястьях! - воскликнул мистер Вильямс, ухватившись за мою руку и потянув её к себе.
Он наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть, а затем ткнул пальцем прямо в синяк. Застигнутый врасплох, я вскрикнул и попытался выдернуть запястье.

- Бобби! - взревел мистер Варвик и впечатал жгучий удар тыльной стороной ладони по моей заднице.

- Я прошу прощения, - торопливо проговорил он мистеру Вильямсу, - паршивец был заклеймен только вчера, и еще полностью не обучен.

- Тем лучше, - ответил мистер Вильямс. - Так ещё веселее. Гораздо важнее, подходит ли он для служения. Мы скоро это увидим.

Сказав это, он схватил меня за голову обеими руками и, наклонив ее назад, заставил меня посмотреть прямо в его глаза. Они оказались глубокими, как шахты, холодными и беспощадными – они словно проникали в мою голову.
Я чувствовал в тот момент, что в моих глазах он может прочесть каждую мою мысль, каждое чувство. У него были глаза змеи. Они пристально вглядывались, высматривая признаки обиды или сопротивления. Я попытался отвести взор, но не смог. Я всхлипнул, и черная волна ужаса при мысли, что в моем поведении распознают «духовный дефект», затопила мой разум  [Алоизий Хорн в своей книге «Берег слоновой кости», опубликованной в 1927 году, описывает обычаи арабских работорговцев, напоминающие сцену, произошедшую у мистера Вильямса. В книге рассказывается, что работорговцы ищут некие «духовные дефекты» (один из способов - падение ниц перед хозяином) с тем, чтобы выявить потенциально мятежных и непокорных рабов. Согласно Аллоизию Хорну, если араб замечал такой дефект в негре, то его убивали. Мы не знаем, мог ли мистер Вильямс поступить так же с Бобби, если бы ему показалось, что у Бобби имеется подобный «духовный деффект», но, исходя из того, что уже знаем - такой исход представляется весьма вероятным.]. Мистер Вильямс выругался и поспешно отступил.

Я посмотрел вниз. Я стоял в луже парящей янтарной жидкости. Меня охватила паника. Я обмочился. Возможно, что-то попало и на мистера Вильямса. Я понимал, что говорить о том, что сожалению нет никакого смысла. Кого волнует, что отродье сожалеет? Я знал, как поступила бы моя мама, если бы кто-то из наших отродьев напачкал. Так же как со щенком или котенком - ткнула бы носом. Но отродью она сделала бы кое-что ещё. У меня не было времени на раздумья. Я упал на колени и принялся вылизывать пол.

- Он не первый паршивец, кто здесь обмочился. Важно то, что у него правильные инстинкты, -  услышал я над собой слова мистера Вильямса, - и отсюда вижу, что его задница не растянута. Прекрасное тугое отверстие, распечатать которое будет одно удовольствие. Большинство четырнадцатилетних сорванцов в такой позе будут зиять на вас огромной дырой, которая не может полностью закрыться, а его очко плотно закрыто. Сколько вы хотите за шлюху?

- Ну, симпатичное четырнадцатилетнее отродье с нетронутой мальчишечьей дыркой -  это штучный товар. Стандартные цены тут не подойдут. Четыреста фунтов.

- Четыреста?! - рассмеялся мистер Вильямс. - Это действительно не стандартная цена, и даже ничего близкого к ней. Я же не коня покупаю, а простое отродье! Сотня - максимум!

И они принялись торговаться, пока я на коленях слизывал свою мочу с мраморного пола.
Мистер Вильямс торговался с упорством. Он поднял ставку до ста пятидесяти, но ни центом больше:
- Если вам кажется мало, то можете поискать кого-нибудь, кто заплатит больше!

Мистер Варвик как раз горячо протестовал против этого ультиматума, когда в зале появилась высокая дама в темном.
Изящная и красивая в своей холодности, она была одета так, как было принято у богатых рабовладельцев. В низком лифе платья она выставляла напоказ округлости грудей, а короткая, весьма облегающая кожаная юбка в паре с туфлями на высоких каблуках с лучшей стороны демонстрировали её длинные и стройные ноги.
- Когда, - сладким, но с отчетливой ноткой стали, голосом заявила она, - когда вы собираетесь закругляться и начать обед?

- Немедленно. Уже ии-идем, - заикаясь, проговорил мистер Вильямс. - Мы как раз собирались, но отвлеклись на вопросы о бизнесе...

- Да, да, я уверена, что это очень важные дела. Но настолько ли важные, что можно игнорировать заведенный порядок?

- И я принимаю ваше предложение, Клайв! - поспешно заявил мистер Варвик, заподозрив, что сделка вот-вот сорвется.
И вот, менее чем за пять минут моя судьба решилась, и я стал собственностью мистера Вильямса.

- Оставайся тут, отродье, - мистер Вильямс шлепнул меня по заднице перед поворотом, чтобы я свернул с дороги в столовую.

- Вы что, не позволите мне оценить товар, за который так упорно торговались? - воскликнула миссис Вильямс. Она так изумилась, от того, что нарушены её привилегии, что смутился даже я. После чего проследовал за миссис Вильямс и остальными через двойные двери в столовую.

Я не был уверен, что поступаю правильно, но понимал, что оставаться в зале мне точно не следовало. Так часто бывает у отродьев, когда хозяин не говорит прямо что нужно делать, и раб должен самостоятельно понять  чего хочет его хозяин, и если не угадает - то его ждет порка.

Столовая была огромной, с высокими потолками, окнами, выходящими на луг, за которым в полуденном зное блестело большое озеро. Без сомнения, обычно тут стоял большой стол из красного дерева, который подходил такому залу как нельзя лучше, но сейчас его заменили на более скромный по размеру, подходящий для семейной трапезы, а не банкета. Он стоял у дверей и был накрыт всего на четыре персоны – два места вдоль длинной стороны и по одному по бокам. Перед столом располагалась площадка, огороженная небольшими металлическими столбиками, вставленными в просверленные в металлическом полу отверстия, между столбиками был пропущен канат.

В противоположных углах этой площадки, изрекая угрозы и оскорбления в адрес друг друга, сидели на коленях Тимми и Томми. Их руки были уже свободны, но сами они пока были посажены на цепи, прикрепленные одной стороной к ошейнику, а второй - к кольцам, прикрученным к полу. Вдоль стены стоял буфет, на котором находился окорок, и стояла стопка тарелок. Два босоногих мальчика-лакея, одетые только в короткие белые туники, стояли по обеим сторонам буфета с почтительно склоненными головами. Слегка поодаль маячила величавая фигура дворецкого Уоткинса, внимательно наблюдавшего за происходящим.

Я не знал, что мне делать дальше. Мистер Вильямс обернулся ко мне.
- На колени туда, - приказал он, указывая на резиновый коврик, утыканный рядами заостренных металлических шипов, и располагавшийся неподалеку от двери. Я знал, что нет никакого смысла спорить или умолять, и начал осторожно опускаться на коврик, сверкающий металлическими шипами. Мистеру Вильямсу надоело ждать. Он подошел и надавил мне на плечи так, что я рухнул коленями на коврик. Заостренные шипы впились в колени, и я закричал.

- Встань в стойку, глупая шлюха, - крикнул мистер Вильямс, пиная по внутренним сторонам моих бедер,  - разведи широко колени, руки по швам, покажи всем, что у тебя между ног – но несильно - спина прямая, плечи назад.
- И склони голову, - добавил он, отвесив крепкий подзатыльник.

Миссис Вильямс зашла мне за спину и, ухватившись за мои лодыжки, развернула их под прямым углом.
- Сядь на жопу, - скомандовала она и, положив свои руки мне на плечи, надавила всем своим весом, заставив меня опуститься на шипы и задом.
- Всегда делай то, что я говорю, - заметила она, игнорируя мои стоны. - Я не терплю, чтобы рабы халтурили и ленились, у меня нет оценки меньше, чем «совершенно».

- Идея заключается в том,  - объяснял мистер Вильямс мистеру Варвику,  - что шипы, впившиеся в колени и зад шлюхи,  будут держать его в постоянном напряжении и готовности немедленно выполнить любое распоряжение. В противном случае они могут облениться - обычно хватает получаса, чтобы избавиться от любой лени.
- А теперь давайте приступим к обеду.

- Боюсь, - сказала миссис Вильямс, - это очень простая еда. Просто холодная ветчина и салат с клубникой и сливками. Но в такую жаркую погоду это  как нельзя лучше.

- Ветчина, и правда, совершенно особенная, - заметил мистер Вильямс, - Сорт Джамбо Сиерра, я получаю по несколько окороков ежегодно, когда приезжаю в Пикус Д’Европа на охоту на мальчиков в начале июня. На мой взгляд, это лучшее время для спорта - пока молодняк не поднялся в горы. Отродья худеют на равнинах, но, перезимовав, становятся выносливыми, бегут быстрее и до последнего,  а лучшие из них изворачиваются и петляют [по всей видимости, речь идет о детях, убежавших из дому (или отправленные родителями) накануне порабощения. Такие дети отправляются в необжитые дикие земли и в данном мире считаются вне закона – прим.переводчика].
Он отрезал три щедрых ломтя ветчины на тарелку и один из мальчиков-лакеев отнес его к миссис Вильямс. Туника парнишки был настолько коротка, что малейшее его движение задирало её вверх и из-под него соблазнительно выглядывали тугие ягодички, безволосые шарики и крошечная писька.

- Можно, я поеду с тобой на все три недели в следующем году, пап? Дон Кристофер сказал, что я настоящий охотник, когда я пронзил копьём то отродье. Ты же знаешь, что он говорил так. Ты там был.

- Знаю, Ричард, но там для тебя слишком холодно, чтобы ты мог задержаться больше, чем на пару дней. Тебе придется поднабраться терпения и пождать, пока не подрастешь.

- Но отродья живут там постоянно и некоторые из них намного моложе меня.

- Отродья не такие чувствительные, как свободные мальчики, Ричард. Ты можешь оставаться там только три дня и не более.
- Я понимаю, - продолжил мистер Вильямс, обращаясь к мистеру Варвику, - почему Ричард так рвется туда. Очень увлекательно оказаться в чужой стране, пока снег ещё не сошел. Как знаете, сезон там начинается осенью [дело, по-видимому, происходит в южном полушарии – прим. переводчика]. Воздух чист и прозрачен, позади тебя колонна голых отродий, согнувшаяся под поклажей, а впереди вся земля уже покрыта снегом. Единственный звук в это время - завывание ветра, прерываемой порой лишь резкими щелчками кнута.

- Но как только замечаешь в снегу отпечаток голой ступни, адреналин подскакивает, как на спортивном матче! Гончие заливаются лаем, едва почуяв запах и тогда, в паре миль впереди ты видишь маленькую фигурку, коричневое пятнышко на фоне белого снега, улепетывающую со всех ног в надежде успеть забраться на скалы, куда ты не полезешь. Начинается гонка, только ты, твой пони и гончие против дикого отродья. Может быть, ему повезет добраться до скал и вскарабкаться наверх, и тогда тебе приходится  отозвать гончих. Но в следующий раз удача от него отвернется. Заслышав стук копыт твоего пони и лай гончих за спиной, он делает последние отчаянные попытки вырвать несколько дополнительных мгновений своей никчемной жизни. Но силы иссякают, ноги болят от усталости, его легкие распирает и он останавливается, чтобы перевести дыхание. Ты опускаешь копье, пытаешься держать его ровно, целясь чуть выше точки, где изгиб его поясницы переходит в спину. Гончие настигают его, окружают, наскакивают, рыча и лая. Они останавливают его. Ты чувствуешь, как копьё, на которое приходится весь твой вес, усиленный массой скачущего пони, вонзается прямо в цель, и тут же выпускаешь копьё из рук, чтобы самому не вылететь из седла. И проскакав мимо, слышишь позади захлебывающийся крик отродья.

- Затем ты разворачиваешься и едешь назад, к тому месту, где лежит загорелое голое тело, снег под которым стремительно окрашивается красным. Только ты, твой пони и гончие составляют компанию умирающему отродью. Ты ногой переворачиваешь его на спину и прижимаешь к земле. Ты смотришь ему в глаза, уже подернутые поволокой, так как жизнь покидает его. Ты хватаешься за копье и выдираешь его из  тела, а затем берёшь нож и быстро перерезаешь горло. Ты привязываешь тушку к своему пони и отправляешься назад, к своим носильщикам. Ощущение стремительной погони, закончившейся умерщвлением добычи – нет чувства лучше!

- Правильно, мой дорогой, себя не похвалишь - никто не похвалит, - сказала миссис Вильямс и все расхохотались.

- Немного вина? - спросил мистер Вильямс. - Ширубль, слегка охлажденный. Не думаю, что в такую жару вам захочется чего-нибудь более тяжелого.

Мальчик-лакей шагнул вперед и налил красного вина в стакан мистера Варвика. Когда он наклонился, наливая, туника на спине поползла вверх. Я увидел, что мистер Варвик погладил рукой зад шлюшки, а затем поправил свой член.

Я почувствовал в этот момент укол ревности, а затем напомнил себе, что не вправе ревновать. В данный момент я был просто рабом, таким же, как и тот слуга, и мы оба сейчас служили своим хозяевам, исполняя любую их прихоть, в том числе и мистера Варвику. Все эти раздумья заняли всего мгновенье, но затем пришла новая тревога: что если мистер Варвик бросит меня и забудет обо мне навсегда?

- Вам понравилось эта шлюшка? - мои раздумья прервал голос мистера Вильямса.

- Да, действительно, очень привлекательна, - ответил мистер Варвик.

- Вы можете поиметь его после обеда, если хотите.

- Благодарю, это очень щедро с вашей стороны. Эта туника делает его весьма привлекательным. Но, насколько я помню, согласно Кодексу порабощения, им запрещено давать одежду?

- Да, это так, - ответил мистер Вильямс, - но вопрос в том, что считать одеждой? Если считать всё, что накрывает отродья, то и лямки, за которые они тянут на фермах тележки или плуги – оказались бы  одеждой и были бы запрещены, что, безусловно, абсурд. Я утверждаю, что все, что препятствует доступу к заднице раба - это одежда. А эти туники, как вы можете видеть, почти ничего не скрывают, и уж точно - не препятствуют!

- Что касается того отродья. У меня ещё несколько десятков таких же. Делайте с ним, что заблагорассудится. Он здесь для того, чтобы им пользовались.

- Десятки, это точно, - брезгливо заявила миссис Вильямс, - у нас их гораздо больше, чем действительно необходимо. Мерзкие маленькие грязные скоты, они не оправдывают свою кормежку.

- И ты купил ещё одно, - продолжала она, указывая на меня. - Зачем оно? Несчастное животное. Его нельзя ни для чего использовать.

- Я купил его из-за его не траханной четырнадцатилетней задницы. Он уже достаточно большой и сильный, чтобы доставить мне удовольствие, - ответил мистер Вильямс, искоса поглядывая на меня.

- Что ж, уведи его в свою игровую комнату на конюшне, прежде чем начнешь, я не хочу слышать его вопли.

Я мог бы показать взглядом мистеру Варвику, что мне нужна помощь. Когда я ввязывался в это приключение, то, конечно, понимал, что мне придется вытерпеть некоторые грубости, но вот теперь эти грубости грозили перерасти в нечто гораздо большее, чем я рассчитывал и, надеюсь, если бы мистер Варвик понимал масштаб бедствия, он никогда не позволил бы мне ввязаться в это дело.

Для него это было бы не просто, но, несомненно, он придет на помощь и всё закончится. Он один знает, что я свободный, и только он один может помочь. Но он безучастно смотрел на меня, и я понял, что помощи от него ждать не стоит.

- Мам, для тебя все же есть хорошая новость, - бодро сказал Ричард, - избыток рабов скоро немного уменьшится, когда Тимми и Томми будут драться с утяжеленными перчатками, и мы избавимся, по крайней мере, от одного из них!

- Малыши Тим и Том будут бороться с утяжеленными перчатками, бедные маленькие питомцы! - воскликнула миссис Вильямс и её глаза заблестели от волнения. - Ах, бедняжки. Просто подумайте, они станут разбивать своими маленькими кулачками друг другу носы, ломать ребра, выбивать зубы. Такие милые маленькие отродья, это так грустно и жестоко, что они могут развлечь нас только таким образом.

- Уоткинс! Приведи сюда бедняжек, чтобы я смогла поласкать любимчиков перед дракой.

Уоткинс подошел к рингу и, отцепив двух отродьев от колец, к которым они были прикованы, подвел их к любящей хозяйке, следя, чтобы они не приближались друг к другу. Мне показалось, что парнишки не особенно то и рвались к своей госпоже.

- Ах, посмотрите, какие милашки, - нежно проворковала мисс Вильямс, развернувшись в своем кресле к двум голым двенадцатилетним мальчикам, беспокойно переминающимся с ноги на ногу. - Какие застенчивые и нервные!
- Идите сюда, мои любимчики! - воскликнула она, похлопав по своим раздвинутым бедрам.

Оба отродья, несколько неохотно, на мой взгляд, сели ей на колени, лицом друг к другу. Она обняла их за плечи и прижала к своей пышной груди, выступающей из низких вырезов лифа.
- Вот так, мои сладкие, - сказала она, скользнув руками по плечам мальчиков.
Её руки соскользнули на их талию и ниже, между ног. Она начала ощупывать их яички и сжимать их маленькие, но уже твердые членики.
- Как они выросли! - воскликнула она. - Кажется, ещё вчера они ползали голышом вокруг помойных бачков и плакали от голода.

- А ты плеснула в них кипятком и назвала маленькими крысятами-воровками. Боже, как они вопили! - рассмеялся Ричард.

- Следи за своим языком, сын! - прервал его отец.
- Их следовало проучить, - объяснила миссис Вильямс. – Нельзя же позволить им остаться безнаказанными только потому, что они были голодны и полагали, что могут залезть в ведро и вытащить объедки. Эта расхлябанность рано или поздно приведёт их на кол!

- Но теперь они стали большими и храбрыми мальчиками, и они покажут своей госпоже какие они смелые и сильные, когда будут драться друг с другом и их милые мордочки раскрасят синяки и ссадины, - свою тираду она закончила тем, что поцеловала в губы обоих мальчиков, явно возбудившихся от скорого кровопролития.

- Они выросли, - заметил мистер Вильямс. - Уоткинс говорил, что они оба уже стреляют мальчишеским соком. Это одна из причин, почему я хочу, чтобы они дрались друг с другом. Я хочу отобрать самого сильного для разведения.

- Вы слышите, шлюшки? - пропела миссис Вильямс. - Одному из вас будет позволено наделать новых ублюдков для господина. За это стоит побороться!
И она положила в рот каждому по большому куску ветчины. За ветчиной последовала клубника со сливками. Госпожа Вильямс продолжала ласкать обоих отродьев, рассевшихся на её коленях, и кормить их со своей тарелки. А в это время в мои колени впивались железные шипы, а мышцы затекли от неудобной позы.

С одной стороны мне хотелось, чтобы пир скорее закончился, и я смог бы избавиться от этой боли, с другой стороны я понимал, что после пира последуют новые издевательства.

ЧАСТЬ 13

- Может быть, - сказал мистер Вильямс, вытирая губы своей салфеткой, - миссис Уоткинс присоединится к нам, чтобы посмотреть бой? Ей, несомненно, будет интересно увидеть
какой из двоих её сыновей победит, и я не сомневаюсь, они будут драться лучше, если будут знать, что их мать смотрит на них.

- Спасибо, сэр, - воскликнул Уоткинс; предложение его явно обрадовало. - Это отличная идея! Он ткнул пальцем в одного из мальчиков-лакеев и тот рысью выбежал из комнаты.

Через несколько минут вошла темноволосая молодая женщина в длинной черной юбке с белым передником и кофте с высоким воротником.

- Я надеюсь, что у вас все хорошо, мэм? - спросила миссис Вильямс таким тоном, что стало ясно - она не потерпит отрицательного ответа.

- Да, отлично, отлично как всегда, Сильвия, - поспешно ответила миссис Вильямс.

- Да, по правде говоря, - кивнул мистер Вильямс, - сейчас ваши щенки будут драться в утяжеленных перчатках, и я подумал, что вам захочется на это посмотреть.

- Это очень мило с вашей стороны, сэр, и я надеюсь, что они не опозорят меня с Полом.

- Сегодня здесь три мальчика, которых вы нянчили, няня, - сказал Ричард, широко улыбаясь, - я и две ваши шлюшки.

- Ричард, этих шлюшек нельзя даже сравнивать с вами! И вовсе они не мои, они принадлежат вашему отцу. Все, что я делала для них  - всё только ради того, чтобы они выплатили кредит за меня и их отца. А вам, мой мальчик, сэр, вам я дарила своё молоко и свою заботу. [Кормилицы - одним из побочных преимуществ системы Порабощения. После рождения кормилицей собственных щенков, её можно было сделать кормилицей свободного ребенка. Многих рабынь специально приводили к материнству одновременно с хозяевами, чтобы они могли стать кормилицами их детей. Как и в старину, такие кормилицы сильно привязываются к хозяйскому ребенку, а собственных детей начинают считать просто неодушевлённым предметом, вещью, Кажется, так и было в случае с миссис Уоткинс и Ричардом]

- Ну, давайте посмотрим, как эти маленькие говнюки подерутся, - произнесла миссис Вильямс, грубо оттолкнув двух мальчиков. - Уоткинс, отправьте их в ринг и пусть они начинают.

Только что она весело обнимала и ласкала двух мальчишек и, вдруг, полностью потеряла к ним интерес и жаждала только их схватки.

Мальчики, скатившись с колен хозяйки, упали один на другого и сразу же сцепились между собой; только стремительный бросок Уоткинса предотвратил преждевременную драку.

- Стоять, маленькие педики, вы ещё не на ринге! - заорал Уоткинс, отвешивая подзатыльники. Держа обеими руками за ошейники и максимально отведя их друг от друга, он потащил мальчишек к оцепленному квадрату ринга.

Два мальчика-лакея подоспели с серебряными ведерками с водой, расставив их у противоположных углов ринга. Я заметил, как мистер Вильямс опустил руку под стол.

- Уоткинс, я включил ток.

- Спасибо, сэр.

- Теперь послушайте вы, бесполезные крысята, - продолжил Уоткинс, хорошенько встряхнув мальчишек, чтобы гарантировать,  что его выслушают. - Это не просто драка между вами, когда вы  катаетесь по земле, царапаясь и толкая друг друга. Вы будете стоять на ногах, и будете только бить, никакой борьбы, никаких ударов ниже пояса. Господин и госпожа желают увидеть чистый бокс, где много ударов и крови. У вас есть шанс отблагодарить господина и госпожу за всю заботу и любовь, которую они дарили вам все эти годы. Если кто-то из вас упадет, второй должен отступить на шаг и подождать, пока первый поднимается на ноги. Я и молодой господин Ричард будем здесь, чтобы помочь вам встать.

- Мастер Ричард, не могли бы вы принести пару ремней из серванта, те, что с железными грузиками на концах, и заберите одного из этих зверенышей у меня.

Ричард охотно вскочил с места. Схватив ремни из серванта, он осторожно перешагнул кабели, окружающие ринг. Широко улыбаясь, он протянул ремень Уоткинсу, забрав одного из голых отродий.

- Мастер Ричард  - у вас Тим, - сказал Уоткинс. - Оттащите его к противоположному углу и ждите, пока ваш отец не подаст сигнал о начале боя. Не стесняйтесь, поощряйте шавок ремешком - ремешки тут как раз для этого.

Ричард Вильямс и Уоткинс разошлись по углам ринга. Они крепко держали за ошейники двух голых мальчишек, которые вырывались и поливали друг друга оскорблениями.

- Хорошо, спускайте их, - приказал мистер Вильямс.

Мальчики, неожиданно почуяв, что их никто не держит, начали сближаться друг с другом, подняв кулаки. Ричард взмахнул ремнем и хлестнул им по голой спине Тима, железный грузик оцарапал кожу, оставив ярко-алую полосу на гладкой, упругой, загорелой булочке паренька. Мальчишка дернулся и полетел вперед под град ударов. Первым ударом ему был подбит нос, и кровь ручьями полилась по подбородку, второй удар пришелся в левый глаз, а третий рассек бровь над ним, и оттуда тоже хлынула кровь. Тим отступил на шаг, чтобы   спастись от града ударов, но Ричард снова стал хлестать его ремешком по спине и голеням. Тим поднял руки, пытаясь защитить лицо, а его брат, увидев открытый живот, ударил под-дых, и когда Тим согнулся, нанес два новых удара по лицу. Струйки крови из рассеченной брови превратились в поток, и колени Тима начали подгибаться. Том ударил ещё раз по голове и Тим рухнул коленями на пол.

Уоткинс схватил Тома сзади за локти и затолкал его в угол. Ричард подскочил к Тиму и стал хлестать мальчишку по плечам и тугой заднице.

- Вставай, трусливый кусок дерьма! - кричал он на мальчика, стегая того ремнем по заду.

Тиму, после нескольких неудачных попыток, удалось подняться на ноги. Он встал, пошатываясь, кровь заливала его лицо. Он явно ещё не отошел от нокдауна.

- Стоп, - резко сказал мистер Вильямс, а затем, уже более спокойно, - устроим перерыв, а то бой закончится слишком быстро.

Тим рухнул на колени. Ричард взял губку из ведра с водой и прижал ее сзади к шее стоящего на коленях отродья. Вода струйкой пробежала по его голой спине, серебрянно блестя на загорелой коже, стекла в расщелину попы и розовой лужицей растеклась по мраморному полу. Мальчик-лакей подскочил к Ричарду и, упав на колени, как полагается хорошо обученному отродью, протянул хозяину пластиковую бутылочку с соской на конце. Ричард взял бутылочку и мальчик, встав на ноги, низко поклонился молодому господину. При этом его короткий белый колет, не прикрывающий даже ягодиц, задрался на спине, обнажив соблазнительные загорелые полушария попки и блеснувший при этом на солнце мазок масла в расщелине задницы  подтвердил, что мальчик смазан и готов доставить удовольствие своему хозяину. Мальчишка отступил на два шага, а затем, снова склонившись перед тем как повернуться, опрометью броситься к своему месту у буфета.

Ричард взялся за волосы отродье и, дернув голову раба к себе, приставил красную соску бутылочки к опухшим губам Тима. Шлюшка начал жадно сосать. Немножко жидкости вытекло из уголков рта и, смешавшись с кровью, закапало с подбородка.

- Дорогой! - сказала миссис Вильямс с волнением в голосе, - я хочу увидеть лицо шлюшки. Как сильно оно разбито?!

Ричард развернул разбитое в кровь лицо мальчика к зрителям. Кровь сочилась из пореза над правым глазом и, смешиваясь с кровью из носа, капала с подбородка. Нос и губы были разбиты и опухли.

- Вытри кровь с лица паршивцы, Ричард, - распорядился мистер Вильямс.

Ричард опустил губку в ведро и выжал её на лицо мальчика. Вода с примесью крови собралась в светло-розовую лужу на белых мраморных плитах пола. Очищенное от засохшей крови лицо явило все раны и ушибы, изуродовавшие лицо мальчика. Его брат, должно быть, намерено повторно ударил в бровь после первого рассечения, чтобы вызвать побольше крови. Вода размочила корку на брови, и кровь снова стала сочиться. Левый глаз был расцвечен лиловым фингалом. Да и  правый глаз оказался немногим лучше. Его нос, казалось, был свернут в сторону, а  губы разбиты и раздулись огромными варениками, больше не сходясь в ровную линию, и из уголка рта проглядывал щербатый рот - похоже, был выбит, по крайней мере, один зуб.

- О, Клайв, - запричитала миссис Вильямс, - ему, кажется, действительно досталось. Я боюсь, что бедняжка долго не выстоит. Если Том хорошенько ударит ребенка в правый глаз, то он совсем ослепнет. И тогда Том сможет прикончить его и без утяжеленных перчаток. Конечно, голыми руками это займет больше времени, но это будет гораздо зрелищнее!
И она захихикала от восторга, захваченная своей идеей.

- Я думаю, что мы просто должны подождать. Ричард дал ему экстра сильный энергетик - он может переломить ход боя.

- Что же, у них было достаточно времени для отдыха, поднимайте их на ноги и пусть продолжают.

Ричард выдернул бутылку из рта паршивца и выбросил её за пределы ринга.

- Вставай, коротышка! - крикнул он, снова огрев мальчика  ремнем через плечо.

Том, также подталкиваемый Уоткинсом, поднимался на ноги в противоположном углу ринга.

Может быть, это было просто отчаяние, осознание того, что если он быстро не предпримет что-либо, то противник тут же прикончит его; а может быть, энергетический напиток придал избитому мальчишке новые силы, но как только Тим поднялся на ноги, он бросился головой вперед, размахивая кулаками. Том, застигнутый врасплох, попятился. Все это произошло так быстро, что Уоткинс едва успел отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под  град ударов, сыпавшихся от двух голых тел.

Том попытался прервать атаку, отгоняя брата ударами по лицу, и даже попал пару раз. Но на этот раз они не произвели на Тима прежнего эффекта. Внезапно сверкнула вспышка, раздался крик и Том оказался на спине за пределами ринга, а его ноги повисли на ограждении. Его тело дергалось и изгибалось под воздействием тока.

Мисс Вильямс завопила от волнения и захлопала в ладоши, а её муж выглядел абсолютно  спокойным, и только легкая улыбка в уголках рта демонстрировала его отношение к мучениям раба. Наконец зрелище ему наскучило и, протянув руку под столом, он щелкнул выключателем. Мальчишка перестал корчиться в судорогах.

- Ток выключен. Теперь, Уоткинс, вы можете поднять его на ноги.

Уоткинс схватил мальчика за ошейник и поставил на ноги. Коленки Тома подгибались, руки безвольно свисали, и сам он явно всё ещё пребывал в шоке. Если бы отец не поддерживал его за ошейник, он, несомненно, свалился бы.

Ричард удерживал Тима, но как только Том оказался на ногах, отпустил его. Тим, видя открывшуюся возможность, ринулся вперед. Подлетев к сопернику, он нанес прямой удар в лицо. Травма оказалась почти такой, какую несколько минут назад получил он сам, хотя в тот момент казалось, что у него совершенно нет сил не то чтобы драться, но даже защищаться.
Голова Тома дернулась и откинулась назад, попеременно получая удары слева и справа. Кровь из расквашенного носа и рта заливала подбородок, лицо и грудь отродья.

- Еще один перерыв, я думаю, - сказал мистер Вильямс.

Ричард схватил Тима сзади и оттащил его обратно в свой угол. Тима, лишенного драки, казалось, покинула та свежая энергия, которая так неожиданно придала ему дополнительные силы. Он тяжело опустился на колени, в то время как Ричард обтирал его губкой, смоченной в холодной воде.

Уоткинс тем временем усердно приводил в чувство Тома.

- Как вы думаете, щенки выдержат ещё раунд? - спросил мистер Вильямс, - или уже придется надевать им утяжеленные перчатки?

- Дайте мне еще пять минут, сэр, - сказал Уоткинс, держа сосок бутылки с энергетиком у губ Тима, - я считаю, что смогу заставить его продержаться немного дольше.

Потребовалось некоторое усилие, чтобы заставить обоих мальчиков встать на ноги и двинуться друг на друга – для этого опять понадобилось стегать их ремнями по голому заду. Они выглядели очень уставшими. Они стояли друг против друга, устало обмениваясь ударами, едва находя в себе силы, чтобы поднять руки для того, чтобы атаковать или защищаться. Ричард и Уоткинс делали все возможное, чтобы поощрить двух нерях, и резкие щелчки ремней по голой коже  слегка подстегивали  активность мальчиков. Хрипло дыша, они топтались на мраморном полу, подскакивая, когда получали удар ремнем. Тим нацелился нанести удар в лицо брата, но промахнулся, поскользнулся и полетел вперед, в руки второго мальчика. Измученные отродья сцепились в клинче, их головы покоились на плечах друг друга и только локти дергались, когда они пытались посылать короткие удары по ребрам и живот соперника.

- Вы ленивые, трусливые куски дерьма! - крикнул Уоткинс.

Он схватил Тома за шею одной рукой и, дернув к себе, стал хлестать его ремнем по уже кровоточащему заду.

- Я разочарована, - жалобно протянула миссис Вильямс. – По правде говоря, я думала, что они могли бы выступить гораздо лучше, но что ещё можно ожидать от этих бесполезных тварей - никакой благодарности.

- Мы не желаем смотреть, как пара отродий слюняво обнимается, в конце концов, нам хочется бокса! - недовольно заворчал мистер Вильямс. - Я пока выключу ток. Приведите их сюда.

Уоткинс притащил обоих отродий к столу и поставил их на колени перед мистером Вильямсом.

- Голову в пол, ублюдки! - приказал он, хлестнув ремнем по их затылкам.

- Я считаю, -  сказал мистер Вильямс, откинувшись на спинку стула и глядя сверху вниз на покрытые кровоподтеками от ударов ремнём спины двух голых мальчиков, - что имел право ожидать лучшего от двух шлюх, выращенных в моем собственном доме. В течение двенадцати лет я кормил вас и давал кров, и мало чего получал взамен. Как будто вы всего лишь мелкие шлюшки, которых можно только трахать и бесполезно ждать чего-то большего.

Мальчики ничего не говорили, но начали тихо всхлипывать.

- Ну, я бы не стал их трахать, не сейчас папа, - Ричард от души рассмеялся, - только не после того, как они раскрасили друг дружке морды!

- Вы просто глупые, уродливые, маленькие скоты, непригодные ни для чего вообще, - продолжил мистер Вильямс, - и когда вам дали шанс отблагодарить нас за все заботы, что мы расточали на ваши жалкие задницы на протяжении многих лет, вы оказались слишком ленивыми и трусливыми, чтобы приложить малейшие усилия для этого.

- Но теперь вам придётся боксировать с утяжелёнными перчатками и, возможно, каждый из вас станет стараться. Один хороший удар этими перчатками может разбить грудную клетку или челюсть. Так что даже такие жирные дегенераты, как вы, сможете добиться того, что один будет подыхать на полу, а второй поставит свою ногу на неудачника.

- Поднимитесь.

Оба отродья поднялись на ноги и стояли с понурыми головами, их груди тяжело вздымались от дыхания, тела лоснились от пота, лица были размалеваны синяками и кровью.

Мистер Вильямс кивнул ожидающему мальчику-лакею, который поспешил с подносом, на котором лежали четыре куска ткани, и тускло поблескивая кастеты.

- Руки вперед - ладонями вниз, тупые животные.

Кастеты были одеты на руки, после чего мистер Вильямс крепко примотал их бинтами к рукам отродий. Пока он занимался этим, Сильвия Уоткинс отчитывала двух шлюх.

- Бесполезные отродья, вы не делаете и половины того, на что способны, для того, чтобы ублажить хозяина. Могла ли я подумать, что рожу таких трусливых и неблагодарных скотов. Вы позорите своего отца и мать. Мы так надеялись, что вы докажите свою преданность нашему старому хозяину, также как поступали мы, когда были у него в услужении, но такие подонки, как вы, не знаете, что такое преданность или благодарность. Вы опозорили своего отца, вы опозорили свою мать.

Стоя за мальчиками она перемежала свою обличительную тираду серией здоровенных оплеух по спинам и головам.

- Может быть, - сказал мистер Вильямс, завязывая узлы на бинтах и повысив голос, чтобы быть услышанным рыдающими отродьями, - они будут стараться лучше - потому что хуже уже некуда.

- Я надеюсь, что оставшийся говнюк, в конце концов, сможет устоять на ногах. В противном случае мне будет жаль того, кто не удержится на ногах, когда я доберусь до него, - выпалила Сильвия Уоткинс.

- Ну, скоро увидим. Они готовы начать прямо сейчас.

- На колени, дерьмо! И благодарите вашего хозяина за то, что вы служите ему и просите у него прощения за свою никчемность!

Оба мальчика упали на колени и прижали головы к земле.

- Господин, пожалуйста, господин, спасибо, господин, - заскулил они.

Ричард расхохотался.

- Вы когда-нибудь видели что-нибудь более уморительное, - спросил он сквозь смех, - чем пара ноющих отродьев, пресмыкающихся на полу и сверкающих своим голым задом.

Уоткинс, ухмыляясь, пинками поднял отродьев на ноги и повел их обратно на ринг.

Я увидел, что мистер Вильямс отодвинулся от стола и, разведя колени, оттянул брюки спереди, расправляя штанины, в попытке ослабить давление на вставший член.

Я мгновенно упал на колени, и пополз к нему. Каким-то образом я сообразил, как следует поступить, и, что еще более странно, мне захотелось это сделать. Я опустился на колени между ног моего нового хозяина и потянулся к пряжке его ремня. Я рискнул взглянуть ему в лицо. Его глаза смотрели на меня сверху вниз, холодно и не мигая, как всегда, но он слегка кивнул, и мое сердце подпрыгнуло - я испытал облегчение, из-за того, что все правильно понял, ибо знал, что последствия ошибки могли оказаться для меня фатальными. Но, ещё и потому, что я собирался вкусить член моего хозяина и узнать вкус его спермы. Я опустил глаза, сконцентрировавшись на своей задаче, понимая, что успех будет иметь важное значение - я должен был сделать приятное, доставлять удовольствие человеку, у ног которого я стоял на коленях, и который отныне был самым главным в моей жизни.

Я расстегнул брюки хозяина и он, приподняв зад, свел колени вместе, чтобы я смог спустить его брюки до лодыжек. Я расшнуровал его туфли и стянул их вместе с носками, а затем снял и брюки, отложив их в сторону. Я наклонился и лизнул между пальцами его ног, пахнущих потом, ощутив его вкус на своём языке.

Я поднялся обратно на колени и узрел его девятидюймовый член, торчащий над желтовато-белым животом, ребристый ствол которого, перевитый узловатыми синими и фиолетовыми прожилками, подрагивал от ожидания.

Я наклонился и поцеловал внутреннюю часть его бедер в самом верху, пробежал языком по складке плоти у основания яиц, ощущая как грубоватые лобковые волосы щекочут мои щеки, нос и губы. Я вдохнул запах застарелого пота с примесью дерьма.

Я чувствовал, как Господин ерзает под моим языком, исследующим чувствительную область у основания яиц.

- Это отродье, Ричард – самая настоящая шлюха, - вздохнул он. - Я никогда бы не подумал, что он был свободным менее чем двенадцать часов назад.

- У большинства мальчиков есть инстинкты шлюхи, - я услышал, как мистер Варвик басит откуда-то сверху, пока я занимаюсь членом Хозяина. - Для того, чтобы их освободить нужно всего лишь приложить раскалённое клеймо.

Тогда я не воспринял эти слова, но позже они вернулись и не давали мне покоя.

ЧАСТЬ 14

За мной было слышно хриплое дыхание двух отродий, шлепки босых ног по мраморному полу. Но на ход боя мне было совершенно наплевать. Мой разум, моё тело, всё мое существо в тот момент были подчинены одной задаче — доставить удовольствие человеку, в пах которого я зарылся головой. Его запах лез в ноздри, жесткие курчавые волосы кололи лицо, эрегированный член требовательно пульсировал в паре дюймов от моих губ. Я опустил голову ниже, отклячив голый зад и лизнул в гиперчувствительное место под яйцами. Мужчина вздрогнул и, откинувшись на спинку стула, прижал пятки к полу и подался вперед, чтобы предоставить мне лучший доступ к этому месту, из чего я сделал однозначный вывод — мне следует продолжать и идти дальше!

Конечно, у меня вообще не было выбора. Господин хочет — Господин получает. Я заколебался, но лишь на долю секунды, и продвинулся языком ещё на дюйм, вжавшись носом в основание мошонки. Сначала я облизал по кругу его анус, а затем прижал кончик языка к самому его центру.

Мне приходилось крутиться и вертеться, чтобы достать языком куда следует, от чего мой зад вилял, как собачий хвост при виде хозяина. Мой мир сжался до одной точки, заполненной запахом тела, вкусом на языке и животной похотью. Для меня ничего более не существовало, мне не было никакого дела до того, что мой голый зад извивается у всех на виду, в том числе и перед мистером Варвиком. Лишь многим позже я осознал — какое же это было унижение.

Спустя какое-то время - минут через 5, а может через полчаса - волосатые ляжки передо мной отъехали назад, намекнув на то, что для моего языка есть и другие места. Я максимально широко раскрыл рот и стал заглатывать по очереди его яйца, постепенно переходя к основанию пульсирующего кожаного стержня, торчащего из зарослей жестких курчавых волос. Я целовал и облизал его снизу вверх, пока не достиг розовой вершины. Кончиком языка провел по уздечке и слизнул капли смазки, выступившие на набухшей залупе. Потом облизал всю розовую головку, прежде чем накрыть её своим похотливым ртом. Я почувствовал толчки крови в хозяйском члене и понял, что он вот-вот кончит.

Когда я сосал у мистера Варвика — он вставил мне свой член в горло на всю свою длину. Но в этот раз - мне было это совершенно ясно - я должен был постараться ещё лучше. Ведь пока мистер Варвик не раскроет мою тайну — я буду рабским отродьем. Я знал - мне очень повезло, что мой господин выбрал меня в качестве шлюхи для ебли. Не то, чтобы это было очень легко, но уж точно лучше, чем горбатиться весь день под палящим солнцем в поле или годами не видеть солнечного света в шахтах. И мне следовало изо-всех сил стараться, чтобы сохранить свой статус шлюхи, ибо в противном случае после жестокой порки меня отправят на поля или в шахты. Я был обязан продемонстрировать своему Господину всё свое старание и искусство, чтобы доказать — я классная шлюха. И поэтому сейчас я сидел перед ним на коленях и ласкал своим языком и ртом его набухший член, чтобы почувствовать как в мой рот ударяют его струи, выпить его семя и доказать тем самым, что  я достоин чести служить своему Господину шлюхой!

Делаю глубокий вдох и, облизав губы, насаживаюсь ртом на член. Двигаюсь вперед, проталкивая его 9 дюймов [23 см] дальше в горло. Горло сжимается, не пускает, но я продолжаю давить и головка, наконец, проскакивает внутрь. Его член крепнет, сжимаемый моими связками. Я знал, что будет трудно, но сделал это! В глазах плавают радужные круги, и я отодвигаюсь назад, чтобы глотнуть воздуха, прежде чем продолжить. Господин поднимает свои бёдра вверх, засаживая член в моё горло и начинает резкими толчками трахать его. Внезапно, вставив член глубоко в горло, Господин на секунду замирает и член, пульсируя, извергается спермой.
Я стараюсь изо-всех сил, пытаясь проглотить все до последней капли, но серия мощных струй заполнила рот и горло и пара ручейков вытекла из уголков рта на подбородок. В панике я ринулся высасывать белые комочки, застрявшие в завитках волосков, покрывающих лобок и яйца. Отродье, позволившее пропасть сперме хозяина, рискует быть жестоко избитым, за неблагодарность, лень или даже бунтарство! Кроме того, отродья считали, что сперма Господина делает их сильнее и привлекательнее и, возможно, они были правы.

К моему счастью, мистер Вильямс был сильно занят боксом, и не обратил внимания на мою неряшливость. Легким шлепком ладони по щеке он дал понять, что хватит. Но я не знал, что теперь мне надлежит делать и куда я должен отойти, но он, продолжая смотреть на ринг за моей спиной, похлопал по внутренней стороне своего бедра.

Я устроился между его раздвинутых ног, положив голову на его бедро. Пальцами он начал теребить моё ухо, играя с ним. Это стало его первым проявлением любви. Подобно тому, как человек треплет за ухом собаку, порадовавшую его, но подобный знак внимания — это самое большее, на что может рассчитывать отродье. Я чувствовал благодарность, облегчение и немножко гордости. Повернув голову, я поцеловал бедро Господина.

Наконец события в ринге привлекли и моё внимание. Два отродья кружили, обмениваясь пробными ударами, но явно приберегали силы для решительной атаки. Наконец, Том решил, что сможет достать брата и ринулся вперед, но получил резкий удар по ребрам от близнеца. Усиленный кастетом удар вышел сногсшибательным. Том уронил руки и Тим, увидев в этом свой шанс, резким хуком разбил лицо брату. Том начал падать на колени, но Тим успел нанести ещё по одному удару в живот и по ребрам. Том рухнул на колени. Уоткинс с воплями начал хлестать его ремнем по исполосованной заднице и спине. Мальчишка с усилием попытался подняться, но рухнул лицом на пол. Уоткинс пнул отродье по ребрам, тот прохрипел и у него изо рта потоком потекла кровь.

- Уоткинс, хватит, - спокойно произнёс мистер Вильямс — я не думаю, что эта шлюшка встанет, как бы сильно вы его не пинали.

Уоткинс с отвращением в последний раз пнул бесчувственное тело паршивца.

Ричард взял Тима за плечи и оттащил назад. Тим, покачиваясь, стоял и смотрел на лужу крови, растекавшуюся вокруг головы брата. Его плечи неожиданно задрожали, а затем с он диким воплем кинулся вперед и начал громко выть.

- Боже мой! - удивленно воскликнула миссис Вильямс, а затем насмешливо добавила:
- Шлюха жалеет убитого братца!

Они все засмеялись: она, её муж, сын; и мистер Варвик тоже смеялся, пока Тим, обняв тело брата, рыдал над ним.

- Ради бога, - сказал мистер Вильямс сквозь смех — дайте ему плетки и ведите сюда.
- Достаточно забавно видеть, что шлюха ведет себя почти как человек - это зрелище просто невыносимо.

Ричард стегнул ремнем по заду плачущее отродье.

- Ричард, лучше по плечам, - потребовал мистер Вильямс, повысив голос, - пока он не сможет покрыть суку, которую я выберу для него завтра, по заду его следует бить только тростью.

Ричард улыбнулся, дав понять отцу, что услышал его, и продолжил стегать отродье по плечам, стоя над ним, добавляя новые полосы к уже и так достаточно располосованной спине. Тим отполз прочь, направляемый ударами Ричарда.

- Уоткинс, приведи сюда щенка, - приказал мистер Вильямс.

Уоткинс шагнул вперед и поднял за ошейник, поставив на ноги изрядно избитого мальчишку. Он яростно встряхнул его и рывком направил к столу. Позади него пара крепких отродьев потащили из комнаты за лодыжки бесчувственное тело Тома, оставляя за ним свежий кровавый след. Четверо отродьев помладше явились с ведрами и щетками и принялись отмывать пол. Скорость, с которой эта работа была проведена без каких-либо явных приказов, свидетельствовала о том, что такие развлечения были частыми и прислуга знала что делать.

- Ближе, пожалуйста, Уоткинс, - мистер Вильямс встал и повернулся, пока тихо всхлипывавший паршивец маршировал вокруг стола, чтобы встать перед хозяином.

- Смотри на меня, шлюха, - мистер Вильямс щелкнул пальцами.

Посмотрев на лицо отродья, медленно поднявшего голову, Ричард рассмеялся.

- Папа, ты хочешь использовать его для случки с сукой? Бедная сука, я думаю, дунет от него за километр, чтобы не видеть такого расквашенного шнобеля и заплывшего глаза!

- Ты прав, Ричард. Ни одна здравомыслящая девушка не захочет себе такого жениха, - добродушно согласился мистер Вильямс. - Но кто её будет спрашивать? Пока он её осеменяет, она будет привязана к станку. Тут я выбираю, а не она. И совершенно не важно, какой у него нос и глаз. Для этой работы гораздо важнее то, какой у него член и яйца.

Внезапно он повернулся к голому мальчику, съежившемуся перед ним.

- Ну, мразь, - заревел он, - что это ты тут устроил, что за вопли? Вам было сказано драться с утяжелёнными перчатками. Говнюк решил, что может ослушаться моих приказов? Ты думал, что я не замечу?

Губы мальчика двигались, но не доносилось ни звука.

- Отвечай, говнюк, когда тебя спрашивает хозяин! Мистер Вильямс неожиданно вскрикнул руки и, держа мальчика левой рукой за ошейник, ударил его по лицу несколько раз, не считаясь с тем, что у отродья уже расквашен нос и разбиты скулы. Тим закричал, мотая головой из стороны в сторону.

- Освободить стол, - распорядился мистер Вильямс, не прекращая трепку.

Пара лакеев метнулась вперед, быстро убирая тарелки и приборы со стола.

Мистер Вильямс, подняв отродье за ошейник, швырнул его лицом вниз на стол. Упав на живот, паршивец прижался к белой скатерти, по которой немедленно начало расплываться красное пятно, ухватился руками за стол и уперся в пол ногами.

- Итак, Уоткинс. Как я уже говорил, мне нужно, чтобы у паршивца было достаточно сил завтра, чтобы покрыть суку. Но я не могу позволить ему остаться безнаказанным за его непослушание. Мне нужно только полное подчинение. Думаю, шести ударов будет достаточно, и не убьёт его.

- Конечно, сэр, - согласился Уоткинс, от души шлепнув сына рукой по голому заду, уже исполосованному ремнем Ричарда.

Мальчишка всхлипнул.

- Заткнись, шлюха! - грубо крикнул Уоткинс. - Будет гораздо больнее, когда Господин станет пороть тебя тростью!

- Господин, я приготовил для вас тяжелую трость! - продолжил он, мгновенно сменив тон с грубого на заискивающий. - Он крепкий щенок, и после тех увечий, которых уже получил сегодня на ринге, ему не стоит беспокоиться о последствиях предстоящей порки.

Уоткинс поспешил прочь и через минуту вернулся с улыбкой на лице, торжественно неся перед собой трость. Завидев её, отродья непроизвольно шарахались, настолько пугал их этот предмет.

У меня тоже скрутило желудок, хотя я и знал, что, по крайней мере, в этом случае, пострадает не моя задница. У папы была такая же трость; он пользовался ей только в самом крайнем случае, когда отродье полностью выводило его из себя и требовалось не только покарать, а главное, предостеречь от повторения остальными. По его словам — нет средства лучше поощрить отродье работать усерднее, не убив при этом. Я точно знал её размеры — четыре фута (1,2 м) в длину и в полдюйма (1 см) толщиной. Папа говорил мне, что это соответствует размеру тростей, использовавшихся в Сингапуре перед первой Великой патриотической войной. Позже этот опыт был признан удачным и стал применяться для наказания взрослых мужчин по приговору суда. Я хорошо знал, что может сделать такая трость с голым задом. Потому что папа, понимая насколько такое зрелище редко и возбуждающе, заранее объявлял о порке, приглашая посмотреть на неё всех свободных мальчиков.

Мы, собравшись в кучку, приходили в возбуждение и смеялись над стенаниями отродьев, привязываемых к скамье для порки. Потом мы замолкали и ждали, когда папа займет свое место у скамьи. Потом следовал краткий замах через плечо - в этот момент мы могли видеть лицо дико рыдающего отродья, напрягшего мышцы в ожидании агонии боли. Затем свист воздуха, заканчивающийся треском дерева, впечатавшегося в голую плоть. Тело отродья скручивалось в судороге, почти обрывая веревки от дикой боли. И наши восторженные крики, приветствовавшие свежую кровь, не могли перекрыть его вопли.

Такие ощущения были у меня раньше. Но теперь, когда трость собиралась искалечить голую задницу, - пока не мою, но в перспективе эта участь могла ждать и меня - мои ощущения резко изменились...

- Папа! - нетерпеливо выкрикнул Ричард. - Можно мне? Можно я выпорю его этой тростью? Пожалуйста, папа!

Мистер Вильямс заколебался на мгновение, но потом снисходительно засмеялся.

- Хорошо Ричард, - сказал он, - думаю, что ты уже достаточно силен, чтобы справиться с таким инструментом. Ты должен научиться воспитывать отродьев так, чтобы они запомнили и рассказали остальным. Они должны бояться и уважать тебя. Ты должен порвать его задницу в клочки и у тебя на это есть 6 ударов.

- Я уверен, что мастер Ричард справится, сэр, - сказал Уоткинс ободряюще улыбаясь и двинулся вперед, чтобы вручить трость Ричарду.

Я заметил, как с кончика трости на мраморный пол капает вода и понял, что она была вымочена таким образом, чтобы кончик мог загибаться, доставая не только задницу, но и бок наказуемого.

Ричард взял трость и, примериваясь, несколько раз легонько шлепнул ей по заднице Тима.

Отродье оглушительно завыло. Мистер Вильямс схватил его за ошейник и резко толкнув, треснул лицом о стол.

- Прекрати эту глупый шум, говнюк, - проревел он.

Крики мальчика стихли до негромкого скулежа и безнадежного хныканья.

- Помни, Ричард, - продолжил он мягче. - Подавать её нужно самым концом. Целься концом чуть дальше шлюхи, и когда гибкий кончик обовьётся вокруг зада, потяни на себя и чуть поверни запястье. Если всё сделаешь правильно, то за шесть ударов располосуешь его жопу на ленточки.

- Хорошо, пап. Я всё сделаю, - нетерпеливо ответил Ричард.

С моего места в ногах у его отца, мне было отчетливо видно выпуклость спереди его шорт, явно указывающую на градус возбуждения от ожидания предстоящей работы с тростью.

- Попробуй, - продолжил мистер Вильямс, - стегать по нижней части жопы, не торопись, не спеши, рассчитывай каждый удар. Постарайся избегать удара по верхней части, потому что если попадешь по крестцу — это может сломать ему позвоночник. Это не страшно конечно, после сегодняшнего боя он и так не красавец, но с переломанной спиной его уже не использовать для разведения.

- Да, пап, хорошо, пап! - голос Ричарда становился всё более и более нетерпеливым. - Если ты  будешь держать его, я уверен, что никаких проблем не будет.

- Ричард, позволь мне помочь, - сказал мистер Варвик, поднимаясь со своего места.

Он обошел стол и, склонившись, прижал отродье за плечи. В этой комнате он был, несомненно, самым крупным и сильным мужчиной. Мистер Вильямс прекрасно это понимал, поэтому отпустил ошейник раба и вернулся на своё место. Его рука скользнула вниз по моей груди и, добравшись вниз, стала исследовать мой членик.

- Я придержу для вас шлюху за лодыжки, мистер Ричард, - сказал Уоткинс, опустившись на колени.

- Хорошенько отлупите его, молодой господин. Засранец был преподнесен мной и моей женой вашему отцу в качестве благодарности, и так нас опозорил. Вы можете содрать каждый дюйм кожи с его неблагодарной задницы, и мы будем вам благодарны.

Отступив на шаг, Ричард поднял трость через правое плечо. Он на мгновенье замер над хныкающей жертвой, нахмурившись и сосредотачиваясь. Затем, сделав глубокий вдох и резкий выдох, сделал шаг правой ногой  и с разворотом бедер, так, чтобы к силе руки добавился весь вес тела, опустил прут. Истошный визг отродья слился со свистом трости, но последовавший треск дерева о голую плоть и вопли на мгновенье умолкли. Я видел, как трость впечаталась в зад отродья - его руки и ноги отчаянно замолотили, в то время как мистер Варвик и Уоткинс изо всех сил пытались удержать Тима. Ричард потянул трость, глубоко впечатавшуюся в зад мальчишки, назад. Палка оставила глубокую красную полосу и из неё закапала кровь, стекая по бедрам мальчика. Тим заорал сильнее прежнего.

- Молодец, Ричард! - воскликнул мистер Вильямс с нескрываемой гордостью.

Ричард довольно усмехнулся, принимая признательность отца.

Он немножко постоял над рыдающим отродьем, давая ему время прочувствовать всю боль от первого удара, прежде чем будет нанесён следующий. Глядя на него снизу вверх я не мог и представить, что ещё совсем недавно мы могли бы оказаться хорошими друзьями. Мы могли бы встретиться на равных, я сидел бы за столом как гость, наблюдая, как два отродья избивают друг друга ради нашего развлечения. А если повезёт, то мог бы и разделить с Робертом всё веселье от порки, дружески соперничая  - кто ударит посильнее. Я был здесь, только не за столом, а под ним, рядом со своим Господином, чьи пальцы лениво играли с моими яичками. Я чувствовал вкус его спермы у себя в глотке, мою шею стягивал ошейник раба, а на заднице было выжжено рабское клеймо, и всё это делало невозможным наше общение на равных.

Между тем, бугор в его шортах очаровал меня. Он, кажется, рос с каждой минутой. Он, должно быть, уже причинял неудобства, что подтвердилось, когда Ричард, отложив трость, запустил руку в трусы и поправил напрягшийся член. В моём мозгу всё перевернулось с ног на голову. Я воображал, что касаюсь пальцами его твердого петушка, прижимаюсь к нему лицом, чувствуя, как пульсирует кровь в стерженьке, пахнущем им и зажатом в моём кулаке. Мой член от таких мыслей окреп, и из опухшей головки вытекло несколько капель смазки.

- Ричард, голубчик, - рассмеялась миссис Вильямс. - Если так будет продолжаться, ты зальешь его своей молодой спермой. У нас полно и других маленьких скотин, которые мечтают получить петушка молодого господина в рот или в задницу.

- Тут одна шлюшка, Ричард, уж точно пламенно желает получить тебя. Его бесстыжий конец подпрыгнул сразу, как только ты взял розгу в руки, он жаркий пидарок! - сказал мистер Вильямс, скрутив мои яйца, от чего я взвизгнул.

- Им всем придется подождать, пока я не закончу. - весело заявил Ричард, снова поднимая трость и делая ей несколько прицельных движений над хныкающей жертвой.

- А вообще-то, - продолжил он, занося трость над головой для нового удара, - Мне на кухне приглянулся один блондинчик из последней партии.

И глубоко вздохнув, он опустил трость второй раз, снова вложив в удар весь свой вес. Трость впечаталась на дюйм ниже предыдущего удара, конец палки изогнулся и лизнул бок мальчишки. Не прерывая движения, Ричард потянул трость назад, и та, скользнув по натянутой коже, разорвала её, добавив новые потоки крови, которые смешавшись с предыдущими, добавили алой краски к итак уже запачканной скатерти. Мальчик снова затарабанил всеми конечностями и завопил. И так повторилось ещё четырежды, каждый раз оставляя новый след и сдирая кожу с задницы отродья.

Мистер Варвик и Уоткинс отпустили плечи и ноги паршивца и тот скатился со стола, свернувшись в клубок и рыдая. Уоткинс снова пнул его в ребра.

- Сильвия, - приказал мистер Вильямс, - заберите прочь это дерьмо и залатайте его. Завтра в 9 утра он должен быть на конюшне, готовый покрыть суку, которую я для него выбрал.

- Уильям, - продолжил он, обратившись к мистеру Варвику. - Я собираюсь в конюшню, чтобы добавить Бобби клейма за его годы. Думаю, вам захочется посмотреть, а заодно позабавитесь с шлюшкой, которая приглянулась вам за столом.

- Я тоже приду, папа, - нетерпеливо вставил Ричард. - Миссис Уоткинс, не могли бы вы прислать того блондинчика, ну вы знаете – того, которого вчера выпороли за украденную кожуру от банана с папиного завтрака, я буду ждать его в конюшне.

- Ой, - заметил он с тревогой, - а его никто не трахал с того момента, как я видел его в последний раз?

Миссис Уоткинс, которая уже почти вытащила спотыкающегося Тима из комнаты, остановилась и, обернувшись, ответила:
- Никто не посмел бы, мистер Ричард, после того как вы указали на шлюху. Его дырка такая же целая, как и в день, когда вы увидели его в первый раз!

- Прекрати эти глупые вопли, или я добавлю ещё, - сказала она, отвешивая подзатыльник отпрыску, после чего развернулась и потащила Тима из комнаты, оставляя за ним свежую кровавую дорожку.

Мистер Вильямс, мистер Варвик и Ричард тоже направились к дверям. Они не давали никаких приказов, но один из маленьких лакеев и я последовали за ними. Отродье, как я наблюдал и понял, к кому относились слова Господина —  и без всяких устных распоряжений. Как и я, он с нетерпением ожидал, что будет дальше. Мне собирались спалить шкуру шестью новыми полосами клейма на правом предплечье, а шлюшка-лакей готовился к тому, что его натянет мистер Варвик. Обжигающая боль от клейма на заднице была всё ещё очень свежа в моей памяти и мысли о новых отметинах меня ужасали. Но я безропотно следовал за мужчинами, так как у меня не было иного выбора, хотя каждый мой шаг приближал меня к минуте, когда мою шкуру снова поджарят раскаленным прутом.

ЧАСТЬ 15

   Из столовой я вышел вслед за мистером Вильямсом вместе с симпатичным отродьем-лакеем. Когда мы пересекали большой холл с серебристыми лампами, образованными из голых мальчиков, я заметил, что низкий, почти мелодичный скулёж значительно возрос. Без сомнения, страдания живой мебели со временем увеличивались и их тела начали корчиться в судорогах.
Мистер Варвик щелкнул пальцами и паренёк-лакей, обязанный, как хорошая шлюшка, реагировать на любой сигнал, забежал вперед, чтобы идти рядом с ним. Я увидел, как мистер Варвик потянулся к мальчику и запустил руку под короткую тунику, задрав её выше округлого зада паренька. Шлюшка изогнула спину и прижалась телом к мистеру Варвику, когда он погрузил указательный и средний пальцы в расселину его огузка.
Два отродья, стоящие по стойке «смирно» у больших двойных дверей, расступились, когда мистер Вильямс подошел и распахнул двери, запустив поток солнечного света в зал. И опустились на колени, когда мистер Вильямс миновал них.
Он спустился по широким ступеням, ведущим к входу в большой дом, и повернул налево. Мы проследовали за ним через двойные двери, оказавшись после полумрака зала под ярким солнечным светом. Проследовали по закруглению дороги перед домом, миновали тщательно ухоженные ряды садов с яркими цветами, тянущиеся до рва с водой, отделявшего их от лужайки и озера, сверкающего под солнцем. Затем вновь повернули налево, и оказалась перед широкой аркой с башней и часами на ней; сквозь распахнутые половинки ворот виднелся конюшенный двор. Справа располагался большой выгон, где юный пони-отродье на длинной корде-поводе бегал аллюром под присмотром свободного мальчика с обнажённым торсом, вооруженного длинным тренировочным кнутом. Отродье устало рыскал по кругу вокруг мальчика, который то и дело хлестал его по спине и бедрами, крича, чтобы тот поднимал колени.
Мистер Вильямс остановился у ворот, наблюдая в течение нескольких минут за выгоном. Затем, нетерпеливо цокнув языком, он поднял защёлку и зашел на выгон.
- Останови-ка его, Джеймс, - скомандовал он.

Свободный мальчик Джеймс дёрнул повод и крикнул, чтобы отродье остановился, но тот просто устало перешёл на рысь.
Мистер Вильямс подождал, пока отродье окажется на дальнем от него конце тренировочного круга, а затем быстро направится к свободному мальчику в центре. Не сказав ни слова, он забрал корду и кнут у мальчика и сильно хлестнул отродье поперёк груди, принудив того остановиться напротив места, где стояли мы.
- Как долго ты тут с отродьем? - спросил мистер Вильямс.

Мальчик взглянул на часы на конюшне.
- Всего пару часов, сэр.

- Просто рысью все время, не меняя темпа или направления?

- Да, полагаю, что так, сэр.

- Я так и думал, эта тупая маленькая скотина потеряла концентрацию. Чем дольше работаешь с пони, тем больше вероятность того, что он будет бежать машинально; они ленивые маленькие ублюдки и для них это легче. Чтобы сделать из них нечто хорошее, нужно держать их в тонусе, менять темп, заставлять их переходить на бег, затем на рысь, а затем снова на бег, а затем менять направление, и пускать его рысью. Не жалей его, работай так, как тебе нравится, и я вижу, что ты хорошо с ним поработал. Он ничему не научится, если ты не будешь настороже.
- А теперь позвольте мне взглянуть на эту скотину, - и мистер Вильямс, бросив повод и кнут Джеймсу, пошел к тому месту, где стоял мальчик-пони.

   Было ясно, что мальчик-пони действительно тяжело поработал, его сильно загорелое обнаженное тело блестело от пота, его грудь вздымалась от тяжёлого дыхания. Он стоял, дрожа от усталости или страха, или, скорее, от смеси их обоих, поскольку мистер Вильямс провел руками по его телу, приложил руку к его груди, пощупал мускулы на бёдрах и икрах.
- Вот хороший пример, - заметил он мистеру Варвику, который подошёл к нему, - развитая грудь, прямая спина, длинные ноги. Нужно иметь хороший глаз, чтобы заметить в восьмилетнем отродье потенциального мальчика-пони, если хотите, чтобы к двенадцати он был полностью обучен и сломлен.
- Взгляните, - продолжил он с некоторым самодовольством, - с этим я не ошибся.

Он наклонился и схватил одну из лодыжек отродья, отрывая её от земли и заставляя мальчика-пони выгнуть спину, чтобы он мог осмотреть его ступню.
- Твёрдая как дубленая кожа, - произнёс он с удовлетворением, - так и должно быть. Это отродье в течение последних двух лет своей жизни бегает по корде во дворе не меньше восьми часов в день в любую погоду. Подобная  тренировка и делает из отродья пони. Вы пощупайте – и на его заднице, и на бедрах, и во всех мышцах нет ни капли жира.
- Отлично, Джеймс, - сказал мистер Вильямс, возвращаясь к тому месту, где стоял свободный мальчик с поводом и тренировочным кнутом. - Дай-ка их мне, и я покажу, как надо делать.
Он рванул за повод сильным рывком, и отродье, распознав руку хозяина, побежал быстрой рысью. Мистер Вильямс пару раз стегнул по нижней части бёдер мальчика-пони, заставляя того высоко поднимать колени. Затем, удовлетворённый его правильным галопом, он вытянул кнутом по заду отродья, и рысь перешла в галоп. Еще два щелчка кнутом по заднице, и мальчик-пони припустил во всю прыть, поднимая пыль с земли своими босыми ногами. Мистер Вильямс в центре круга вертелся все быстрее, чтобы оставаться в темпе с мальчиком-пони, который носился по кругу. Воздух был наполнен звуками топота ног отродья по голой земле тренировочного ринга, его тяжелого дыхания на пределе возможного, и резких щелчков тренировочного кнута по его голой плоти.
Неожиданно мистер Вильямс перестал кричать и резко дёрнул за повод. Он занёс кнут, которым так безжалостно бичевал зад и плечи отродья, и вытянул мальчика-пони поперёк груди. Мальчик внезапно остановился, весь в поту; его грудь тяжело вздымалась.
- Но! Но! - резко крикнул мистер Вильямс, взорвав тишину, в которой живут хорошо подготовленные пони-отродья с проколотыми барабанными перепонками.
Он снова дёрнул за повод отродья, и ещё раз вытянул того кнутом поперёк груди.
Мальчик-пони развернулся и побежал рысью в обратном направлении. Вскоре мистер Вильямс заставил его перейти на бег, а затем и на полный галоп.
- Ричард, - позвал он, подгоняя кнутом отродье, - там, рядом с тобой на ограде висит хлыст. Возьми его, выйди на ринг и с его помощью заставь ублюдка повыше поднимать колени, а я сосредоточусь на том, чтобы он быстрее двигался.

   Широко ухмыляясь, Ричард перебрался через низкую ограду на выгон и. схватив хлыст, побежал рядом с галопирующим мальчиком-пони, хлеща им по бедрам отродья, чтобы заставить того высоко поднимать колени - необходимое условие для хорошо обученного пони. После трех или четырех полных кругов Ричард остановился отдохнуть, в то время как мальчик-пони, не снижая скорости, продолжал бежать, подгоняемый ударами кнута по голым плечам и спине. Спустя два или три круга Ричард вновь побежал рядом с отродьем, хлеща его по бёдрам всякий раз, когда он не достаточно высоко поднимал колени.
Так это и продолжалось, мистер Вильямс гонял мальчика, менял темп, заставлял его на короткое время переходить на быструю рысь, затем снова возвращал на полный галоп и держал его в таком темпе, выбивая последние силы с помощью кнута.
Наконец он остановил мальчика-пони и вернул повод и кнут свободному мальчику.
- Окей, Джеймс, - сказал он, - я показал тебе, как надо сделать, так что будешь делать именно так. У тебя есть еще два часа. Кто тебя сменит?

- Вильям, сэр.

- Покажешь Вильяму, как делать, и вернёшься к концу его смены, и вместе поработаете со шлюшкой еще часа три. По очереди один из вас возьмёт кнут и повод, а другой будет бежать, и хлестать по бёдрам. Отродью уже десять лет, и он с лёгкостью проведёт одиннадцать часов на обучающем ринге.

   Когда я последовал за мистером Вильямсом через арку в конюшню, то услышал быстрый топот босых ног пони-отродья и резкие щелчки тренировочного кнута - Джеймс на практике усваивал урок, который только что получил.

   Конюшенный двор был полон суеты и разного рода деятельности. В стороне два голых мальчика ухаживали за великолепным серым скакуном. Еще одно отродье выводил пару мальчиков-пони, взнузданных и стреноженных, из мрака конюшни для упражнений. Впритык к арке красовался своей формой кадет-полицейский: чёрными высокими ботинками, длинными вишнево-красными носками, чистыми белыми шортами с широким черным ремнём, охватывающим его пояс; ещё один тонкий черный кожаный ремешок через плечо пересекал по диагонали его обнаженную грудь. Он возвышался над отродьем, сжавшимся у его ног лицом вниз и задрав задницу. Солнце сверкало на металлических шипах ремня в руке у кадета, готовившегося его применить.

- Вернусь через минуту, папа, - произнёс Ричард и неожиданно рванул в сторону.

    Кадет, услышавший эту фразу, поднял глаза, и раскрыл рот от удивления. Прежде чем он успел что-то сказать, Ричард впечатал носок своего башмака в приподнятый зад распростёртого отродья. Сила удара приподняла задницу шлюшки и толкнула его лицо к ботинкам кадета. Кадет отшатнулся и рефлекторно опустил ремень с металлическими шипами на голые плечи мальчика.
Ричард повернулся и поспешил назад, чтобы присоединиться к отцу. Широкая улыбка появилась на его лице, а за ним кадет, чертыхнувшись, еще раз впечатал ремень в спину шлюхи.

- Извини, пап, - весело произнёс громким голосом Ричард, чтобы его можно было расслышать на фоне воплей отродья:
- Это была слишком удобная мишень, чтобы упустить её.

Мистер Вильямс снисходительно засмеялся и взъерошил волосы сына.
- Конечно, Ричард, - сказал он, - я был таким же в твои годы. Я тоже не упустил бы такой шанс, и стал бы волноваться, если бы ты этого не сделал. Как раз этого и ожидают от свободных мальчиков.

- Ваш сынок - замечательно энергичный парень, - одобрительно заметил мистер Варвик.

   Мистер Вильямс и мы пересекли двор и через дверь в торце главного здания конюшни вошли в большую комнату с высокими потолками, которая казалась странным гибридом кабинета, мастерской и будуара. Рядом с дверью располагался стол с картотечными ящиками. Кроме того, имелся длинный крепкий верстак с ассортиментом блоков и роликов, прикрепленных к нему. Рядом с ним стояло множество зловещих предметов неопределенного предназначения и газовая горелка, наподобие той, что используют кузнецы, безжизненная на данный момент, но готовая ожить одним нажатием кнопки. Зрелище этого агрегата чуть не заставило мой желудок вывернуться наружу, потому что я понял, что приближается момент, когда горячее железо выжжет шесть учётных полос на моей руке. В дальнем краю комнаты пол был застелен коврами, располагались столики, диван и несколько легких кресел, стоящих лицом в сторону остальной части комнаты. В зеркалах на стенах и потолке многократно отражалась двуспальная кровать, застеленная белыми простынями.
Мистер Вильямс подошел к печи и нажал кнопку сбоку. Послышался громкий рев, знаменующий, что печь ожила, и внутри её образовалось красное свечение. Я с всё возрастающим ужасом наблюдал, как он выбирает тонкий железный прут из числа аккуратно уложенных рядами на поверхности небольшого столика неподалеку от печи.
- Располагайтесь, - предложил он, опуская один конец прута в печь, - пока он нагревается.

   Указав рукой мистеру Варвику, он направился к дальнему концу комнаты, где стояли диван и кресла. Я последовал за ними. Я был в ужасе от мысли, что меня прижгут железом. Мне отчаянно хотелось бежать, но бежать было некуда.
Маленький порабощённый мальчик-блондин стоял на коленях на самом краю ковра, свет поблёскивал на тщательно расчесанных светлых волосах его склоненной головы. Я видел, как его узкие плечи дрожат от страха.
Мистер Вильямс остановился, глядя на напуганную маленькую шлюшку.
- Полагаю, это твоя шлюшка, Ричард, - произнёс он.

- Да, папа. Миссис Уоткинс, должно быть, быстро очистила и подготовила его для меня.

- Миссис Уоткинс - отличная женщина, а ты ее любимчик. Теперь я тоже как следует присмотрюсь к этой маленькой шлюшке. Посмотрим, насколько хорош твой вкус.
Мистер Вильямс наклонился и потянул отродье за подбородок, заставляя того откинуть голову назад. Мальчик поднял красивое лицо с полными губами; на свету оно оказалось персиково-кремового оттенка. Я увидел, что его щеки мокры от слез.
- Кажется, он не слишком счастлив, - весело сказал мистер Вильямс. - Ну, это понятно. Я и не ожидал, что у тебя будет хорошая репутация среди шлюх, Ричард, особенно после того, как ты порвал последнюю и сломал ей челюсть.

- Папа, - запротестовал Ричард, - ты же знаешь, что он зажимался так, что я не смог оттрахать его, не порвав, и, в любом случае, миссис Уотсон заставила его подняться на следующий день, хотя его немного качало. И все, что я сделал, так это треснул башкой об стену. Он вымотал мне все нервы, крича и взывая к своей мамаше.

- Хорошо, хорошо, Ричард, - произнёс с улыбкой мистер Вильямс, - не заводись. Это было всего лишь никому не нужное отродье. Плевать этих маленьких скотов - на что они ещё годны.
- Поднимайся, ты, бесполезная шлюха, - прорычал он, задирая подбородок мальчика ещё выше, и, тем самым, поднимая его на ноги.

Он отпустил мальчика, который, неконтролируемо трясясь от страха, уронил голову на грудь.
- Тощая маленькая скотина, - заметил он, с презрением глядя на рыдающего ребенка сверху вниз.
- У тебя есть имя, ты, погань?

- Пожалуйста, господин, есть, господин, - дрожал мальчик.

Сильная пощёчина мистера Вильямса отбросила голову мальчика в сторону.
- Тогда скажи мне его, ты, глупая тварь, - в ярости крикнул он.

- Да, господин, пожалуйста, господин. Билли, - захныкал мальчик; из разбитой губы на подбородок стекла струйка кровь.

- И как давно ты порабощён?

- Господин, пожалуйста, господин. Я не уверен, господин, но думаю что около недели, господин.

Голос мальчика был едва громче шёпота. Я поразился уверенности мальчика. Я же потерял счёт дням под гнётом жестокого обращения и страха.
- Неделю назад твоя любящая мамаша и папаша распрощались с тобой, и тебя увезли, чтобы выжечь тавро на твоем бедном, нежном маленьком заду, - усмехнулся мистер Вильямс над дико зарыдавшим ребенком.
- Ну, Билли, я не знаю, о чем ты плачешь; ты должен гордиться тем, что молодой хозяин выбрал тебя из всех других здешних шлюх. Разве ты не горд этим, Билли?

- Господин, пожалуйста, господин, да, господин, - произнёс мальчик, давясь слезами.

- А ты не особенно уверен в этом, - заметил мистер Вильямс, отвесив ему крепкую затрещину по уху.
- Хотя, черт возьми, какое значение имеют твои желания или чувства. Важно, что хочет молодой хозяин. И ты должен удовлетворить его, - и он снова ударил мальчика, еще сильнее, чем раньше.

- А теперь покажи мне свою дырку. Да поживее, - и голова отродья дёрнулась от еще одной оплеухи.

Маленькая шлюшка развернулась, и, расставив ноги, нагнулась вперед, оттопырив свой зад, уже несущий следы от ремня, и с недавно выжженным клеймом порабощения.
Две маленькие руки опустились и растянули булочки задницы, обнажив хорошо смазанный анус, предназначенный для его господина. Определённо, за последние несколько дней отродье многое усвоил. И было совершенно ясно, что он не проткнут, так как губки его ануса образовывали плотный розовый бутончик.
Мистер Вильямс коснулся плотно сжатого отверстия кончиком указательного пальца.
- Миссис Уотсон, как обычно, великолепно поработала над ублюдком, но, несмотря на то, что он смазан, думаю, что попытка проткнуть эту маленькую шлюху станет для тебя серьёзным испытанием, Ричард.

- Не волнуйся, папа, мне нравятся проблемы, - весело отозвался Ричард.

- А почему бы тебе не приступить к этому сейчас же, пока мы ждем, когда нагреется железо. Я понаблюдаю за тобой. Судя по стояку в твоих шортах, ты в нетерпении и готов приступить.

   Ричард не нуждался в дополнительном поощрении. В несколько секунд он разделался с шортами и другой одеждой. Его член, ещё не полностью развитый, но превосходящий маленький член мальчика, вовсю стоял. Несколько темных грубых волосков на его яичках демонстрировали, что он только подошёл к возрасту, когда начинают расти лобковые волосы.

- Варвик, вы присоединитесь к Ричарду на кровати со своей шлюхой, или понаблюдаете вместе со мной?

- Боюсь, что уже давно не обладаю энергией четырнадцатилетнего возраста. Я подожду, пока мы не выжжем полосы на руке Бобби. Его крики помогут возбудить меня. Между делом осмотрю вашу печь. Думаю, что мне нужно что-то похожее. Удобный аппарат.

- Тогда, Вильям, помогите нам: пока вы там, понаблюдайте за железом. Мне нравится вынимать его из печи раскалённым добела, но не забудьте воспользоваться асбестовыми перчатками, когда станете вынимать - у клейма раскалится даже ручка, и отметину получите вы, а не Бобби.
И мистер Вильямс от души расхохотался, а внутри меня всё сжалось ещё больше.

Тем временем Ричард схватил Билли за шиворот и потащил его к двуспальной кровати. На её середину он бросил пару подушек.
- Ложись на них, блядь, - приказал он, - задери жопу и раздвинь ноги.

За приказом последовал сильный и резкий шлепок по мальчишескому заду. Звук удара срезонировал в комнате наподобие выстрела из пистолета, и я понял, что в той части комнаты стоит что-то, усиливающее звук. Мне был слышен отчаянный скулёж Билли, многократно увеличившийся, когда он вскарабкался на кровать и лёг лицом вниз, расположив бёдра на подушках. Зеркала вокруг кровати отражали бесчисленные отражения лежащего маленького мальчика, выпятившего зад и широко раздвинувшего ноги в ожидании, когда его молодой хозяин доставит себе удовольствие. Еще в них отразилось крепкое юное тело Ричарда, вставшего на колени между ногами ребенка, с эрегированным пенисом, и дрожащее от волнения и похоти.

- Хороший юный паренёк, - повторил мистер Варвик и отвернулся, приступив к осмотру печи.

   Направив свой член, правой рукой Ричард сильно ударил между раздвинутых ног Билли. Голова отродья дёрнулась вверх, и его визг от боли, усиленный микрофонами, эхом раскатился по комнате. Раз за разом Ричард пихал в мальчика сильными и резкими толчками бедер, мышцы его зада дрожали, когда тот приподнимался и опускался.
Я ощутил жгучий удар по бедру, который резко отвлёк мое внимание от двух обнаженных мальчиков на кровати. Мистер Вильямс восседал в одном из кресел, вытянув перед собой ноги; в правой руке он держал трость. Он снова ударил меня по бедру, оставив второй вздувшийся рубец на загорелой коже.
Он молча указал на место у своих ног. Я знал, что нарушил одно из основных правил для порабощённых - позволил своему вниманию отвлечься от своего господина - и мне не хотелось получить ещё удар. Мне показалось, что я понял, чего хочется мистеру Вильямсу. Я очень надеялся, что понял это. Я помнил, как мой отец частенько приходил с полей попить чаю и вытягивал ноги именно таким образом, и я пролагал, что он хотел того же, чего хочется сейчас мистеру Вильямсу.
Я опустился на колени у его ног, и мои пальцы неуверенно завозились со шнурками. Сзади я слышал, как пронзительные вопли Билли снизились до слабого скулежа сквозь равномерный скрип пружин кровати под лошадиное пыхтенье Ричарда, иногда прерываемое ругательством.
Я снял с ног мистера Вильямса обувь и носки. Сильная вонь заполнила мои ноздри. Я опустил локти на пол и принялся вылизывать подошву правой ноги от пятки до кончиков пальцев. Вкус его кожи на моём языке ощущался как солоноватый и несвежий. Я увидел, как в нескольких дюймах от моих глаз шевелятся пальцы его ног, и почувствовал волну облегчения, поняв, что снова угадал. Я провел языком по основанию пальцев ног, а затем склонил голову набок, чтобы попытаться просунуть кончик языка между пальцами.
Всё это время, пока я сосал пальцы и облизывал ноги, в моих ушах эхом отзывались звуки страдания насилуемого маленького Билли. Я с тревогой осознавал, что железный прут для клеймления на мне отметок выслуги накаливается в печи.
И, наконец, наступил момент, которого я больше всего страшился.
- Думаю, что всё уже готово, - услышал я голос мистера Варвика.

- Позвольте Ричарду закончить со своей шлюшкой. Это не долго, он уже полностью всадил в зад отродью. Кстати, Бобби чертовски хорошо сосёт.

- Как я и говорил, - небрежно бросил в ответ мистер Уорвик, - настоящая блядь. Просто нужно клеймо и несколько ударов палкой, чтобы мальчик превратился в шлюху.

- Ах, кажется, Ричард закончил. Хватит, шлюха, проваливай, - и мистер Вильямс оттолкнул меня пяткой.

   С ужасом я вновь опустился на пятки, заметив, как мускулы Ричарда судорожно сокращаются, когда он кончал в кишку Билли.
Он откинулся на кровати и, схватив рукой за светлые волосы Билли, развернул отродье на кровати, сунув его лицом в свою промежность. Комнату заполнили смачные сосательные звуки, когда Билли приступил к очистке члена, только что побывавшего в его заднице. Я увидел на тыльной стороне бёдер отродья свежие следы крови.

- Давай, Ричард, - нетерпеливо произнёс мистер Вильямс, - мы ждем тебя. Ты задерживаешь клеймление Бобби.

- Отвали от моей пиписьки, - сказал Ричард и, упершись коленом в грудь Билли, отпихнул его, перевернув на спину.
- Папа, пожалуйста, можно, это сделаю я? Можно, я заклеймлю шлюшку?

ЧАСТЬ 16

- Ах, Ричард, Ричард, - сказал мистер Вильямс, смеясь над рвением сына, - помни о манерах. Тебе не кажется, что сначала мы должны спросить у нашего гостя, не хочется ли ему сделать это?

- Извини, папа, извините, мистер Варвик, - Ричард покраснел, смутившись от замечания. - Мистер Варвик, хотите ли вы заклеймить шлюшку, сэр?

- Вот это правильно, Ричард, - заметил мистер Варвик с одобрительной улыбкой, - но, думаю, лучше, если это сделаешь ты. Мне хотелось, чтобы мне позволили подержать Бобби, пока ты будешь выжигать полосы на его руке.

Широкая улыбка появилась на лице Ричарда, и он слегка подпрыгнул в предвкушении удовольствия.

- Ну, Ричард, - заговорил серьезным тоном его отец, - запомни, что полосы, которые ты будешь выжигать на коже этого ублюдка - это полосы выслуги. Они учитывают годы, начиная с восьмого, и каждая полоса должна быть отчётливой и ясной, а ты должен следить, чтобы они не расположились по всей длине его руки, что испортит ее внешний вид, а кроме того, нужно оставить место для ещё двух, прежде чем он закончит свой срок службы в качестве раба.

- Да, папа, - в тоне Ричарда так и чувствовались не высказанные им слова «да не волнуйся ты так».
Он направился к печи. Я увидел, что его член, недавно побывавший в маленькой кишке Билли, снова начал подниматься.

- Я покажу тебе, как расположить каждую полосу, сделав на руке этого ублюдка надрезы хозяйственным ножом, а ты приложишь прут к надрезу и подержишь его, считая до десяти. Должны получиться чистые и чёткие отметки.
- И, Ричард, помни, что это всего лишь порабощённый урод, у него нет гордости или чего-то подобного... Клеймление болезненно, и он будет орать. Не отвлекайся на этот крик. Просто крепко держи прут на его руке.

- О, да, папа, - вспыхнул Ричард, - ты же не думаешь, что крики порабощённого отродья как-то подействуют на меня. Как ты мог такое подумать?

- И, - продолжил мистер Вильямс, встретив вспышку сына кривой улыбкой, - Вильям, если ты действительно хочешь удержать мальчишку, то я бы посоветовал тебе раздеться. Он всего лишь порабощённое отродье. Они все грязные маленькие скоты, и время от времени из-за стресса теряют контроль над собой. И мне лучше раздеться, поскольку я собираюсь сделать надрезы на руке мальчишки.

- Спасибо за совет, - сказал мистер Варвик и направился в ту часть комнаты, что была застелена ковром, быстро разделся там, небрежно бросив свою одежду на пол, а симпатичный мальчик-слуга подобрал её и аккуратно разложил на пустом кресле.
Затем мистер Варвик снова занял место у деревянной отполированной скамьи с приделанными к ней ремнями и железными оковами.

   Меня заполняло чувство полного опустошения и отчаяния, когда я, по-прежнему стоя на коленях на полу у ног мистера Вильямса, уставился на вставший член мистера Варвика, болтающийся впереди него, когда тот возвращался к печи - его розовая головка находилась на уровне его пупка. Было совершенно ясно, что этот человек - моя единственная надежда на побег от жизни порабощённым отродьем - совершенно не тревожится насчёт моей персоны. Он доволен и возбуждён, и думает только о том, как помочь Ричарду заклеймить меня. А во мне видит только порабощённую шлюху и ничего больше.
Жгучая затрещина сзади, нанесённая рукой мистера Вильямса, настойчиво напомнила мне, что я позволил своему вниманию отвлечься, вместо того, чтобы, как это требуется от порабощенных мальчиков, сконцентрировать его на своём господине.
- Проснись, ты, маленький ленивый ублюдок. Думаешь, что можешь заставлять ждать своего молодого господина?

   Я быстро поднялся на ноги и направился туда, где стояли в ожидании меня мистер Варвик и Ричард, оба голые и оба щеголяющие эрекцией. Я слышал, как ревет в печи газ, видел свечение пламени через её открытую дверцу, и ощущал жар от неё на своём обнаженном теле. Ричард натягивал перчатки из асбеста, а мистер Варвик стоял наготове у скамейки; оба пялились на меня, наблюдая за моим приближением, и улыбались в предвкушении моих мучений.
Никто не выказывал никаких признаков того, что собирается тащить меня к скамейке. Я шёл сам, в оцепенении, а внутри меня всё переворачивалось от страха. Все, и я в том числе, знали, что у меня нет выбора. Я был мальчиком-рабом, мне некуда было бежать, некому меня защищать, я не смог бы убежать ни сейчас, ни потом, без помощи мистера Варвика, но его вставший член и похоть во взгляде говорили мне, что следует оставить все надежды на бегство.
Мои глаза затуманились, и я отважился всхлипнуть. Мне было четырнадцать - слишком много, чтобы плакать, да и какой в том смысл? Никого не заботит плачущее отродье. И мне это никак бы не помогло.

- Боже, Ричард, - объявил мистер Варвик, указывая на меня, - Посмотри-ка на шлюшку, которая вот-вот расплачется.
-Что случилось, шлюшка? - принялся он глумиться надо мной, - ты испугался раскалённого прута, который прожжёт твою грязную шкуру, бедный маленький голубчик? Возможно, тебе стоит позвать свою мамочку, чтобы она помогла тебе. Возможно, она придет, протянет свои руки и обнимет, и прижмёт к себе, после чего уведёт тебя от жестоких людей с их гадкими железками для клеймления.
- Ради всего святого, - рявкнул он, хватая меня за невольничий ошейник и швыряя лицом вниз на скамью,  - ты, бесполезный кусок собачьего дерьма, ложись сюда и не заставляй нас больше ждать. Никого не волнуют твоё кривлянье и капризы.

- Позволь-ка, - сказал мистер Вильямс, и я почувствовал, как он схватил меня за руку и потянул, так что она вытянулась вдоль скамейки.
- Прижми ублюдка к скамейке коленом, Вильям, - указал мистеру Варвику мистер Вильямс.

Холодный металл обхватил моё запястье. Раздалось бряцанье, когда натянулась цепь. Я всхлипнул, когда оковы впились в мое запястье, а моя рука вытянулась в сторону настолько, что, казалось, что плечо и локоть вот-вот оторвутся от тела.

- Поосторожнее со шкивом. Усилие тут настолько велико, что за полтора оборота можно вырвать руку или ногу. Это не имеет особого значения, отродья многочисленны и достаточно дешевы, но я хочу, чтобы Бобби пока оставался целым, по крайней мере, пока я не порву ему целку, - заметил мистер Вильямс.
Он зачерпнул из банки пригоршню жира и вывалил её на мою руку.

   Сквозь слёзы, туманящие глаза, я увидел, как он взял со скамейки нож. Проверил короткое острое лезвие большим пальцем. Мои глаза сосредоточились на его члене, искривленном как ятаган, который поднимался вверх из густого леса черных лобковых волос, укутывающих его промежность и распространяющихся по всему телу, образовывая грубые заросли на его плечах и груди.
- Ричард, прут накалился добела? - спросил он.

- Да, пап.

- Когда скажу, неси его сюда и прижимай к разрезу на руке мальчишки - убираешь его на счёт десять. Потом опять опускаешь в печь. Чем больше раскалён прут, тем глубже и чётче клеймо. И не торопись - впереди у нас весь день.
- Окей, я начал!

Он наклонился ко мне, и я почувствовал резкую и острую боль, когда он прочертил лезвием ножа поперек моего предплечья. Боль от пореза сменилась болью, в несколько раз её превосходящей, когда Ричард приложил раскалённый прут к открытой ране на моей руке.

 Я закричал, и на мгновение вокруг меня ничего не было кроме боли. Боль затопила мое тело и рвала нервы. Боль, которая была настолько велика, что не оставляла места ни для чего другого. Комната, скамья, свободные люди и мальчик, стоящие вокруг меня, исчезли в красной дымке боли.
Медленно, я начал осознавать происходящее вокруг меня. Моя рука по-прежнему ужасно болела, но теперь я ощущал, как колено мистера Варвика вжимается в мою спину между лопатками, пригвождая меня к скамье. Я слышал шипение пламени в печи, звон металл, когда Ричард вернул железный прут в топку, и собственные громкие рыдания.

- Грязная маленькая скотина. Попало на меня, - пожаловался Ричард.

Я почувствовал вонь человеческих фекалий, дополняющую сладковатый запах, который могла издавать только сожжённая плоть отродья. Я дважды чувствовал подобный запах на ферме, когда папа брал меня с собой, чтобы я посмотрел на приём новой партии порабощённых. Единственное различие заключалось в том, что в этом случае прожгли мою плоть, а не плоть какого-то вопящего отродья.

- Я предупреждал тебя, что такое может случиться, - смеясь, ответил его отец, - я отступил, так что на меня ничего не попало. В любом случае, это показывает, насколько хорош был мой совет раздеться: а с этим справиться хороший душ.
- И как выглядит прут?

- Дай ещё пару минут, папа.

- Пожалуйста, господин, не надо, господин, пожалуйста, господин... - рыдал я, понимая, что это не поможет, не даст никакого эффекта, но ничего не мог с собой поделать: мой страх был ужасен, а боль - непереносима.

Мистер Варвик отвесил мне подзатыльник, и я треснулся лицом об скамью.
- Заткнись, - прорычал он, - не думаешь же ты, что мы будем обращать внимание на визг такого куска собачьего дерьма, вроде тебя.

- Всё, готово, папа, - весело произнёс Ричард.

   Я почувствовал резкую боль от ножа, когда мистер Вильямс прорезал кровавую линию поперек моего предплечья примерно на дюйм ниже первой, а потом последовала не выразимая словами боль, когда Ричард вновь прижал раскалённый прут к открытой ране.
И в третий раз нож резал мне руку, а Ричард прикладывал к кровоточащей ране раскалённый прут, клинком вонзавшийся в мою нагую плоть. Я не вёл этому счёта, и прежде чем меня освободили со скамьи, и я, скуля, соскользнул на бетонный пол, в свои собственные нечистоты, мой мир сократился до тёмной ямы не выразимой словами боли.

- Направь шланг на ублюдка, - услышал я слова мистера Вильямса где-то надо мной,  - полей шлюху и пол под ним.

Струя ледяной воды ударила по моему телу, и я увидел двух мужчин, стоявших надо мной, а Ричард находился где-то позади и направлял на меня поток воды из шланга. Все трое были голыми, и у всех была эрекция.

- Подожди-ка, - сказал мистер Варвик, - давай, я переверну отродье лицом вниз, а ты из шланга смоешь грязь с его жопы.
Он схватил меня за левое запястье и перевернул лицом вниз. Я уткнулся в пол, а в мой зад врезалась струя воды.

Наконец поток воды иссяк, и я, дрожа и тихонько ноя, остался лежать на мокром полу у ног мужчин.

- Должен сказать, что Ричард отлично справился с клеймлением, - заметил мистер Варвик. - Никаких колебаний, крепко приложил прут к шкуре отродья, не отступил перед его криками и дрыганьем. Отличная работа. Вы должны гордиться своим сыном.

- Он хороший мальчик, - хрипло произнёс мистер Вильямс и поспешно добавил, - но, мне кажется, Вильям, ты как будто готов насладиться мальчишкой-слугой.

- Да, я и не помню, чтобы чувствовал в себя такой похоти с тех пор, как мой отец в первый раз взял меня на клеймление Мастером порабощения новой партии отродьев. Аромат сожжённой шкуры отродья меня по-настоящему возбуждает.

- Ну, в таком случае возьми ту маленькую шлюху на кровать, и дай ему хороший трах. Не стоит нежничать с отродьем. Там, откуда он прибыл множество таких.

- Ну, Ричард, ты показал нам, как ты хорошо управляешься с клеймлением. Посмотрим, как быстро ты сможешь поставить на ноги Бобби.

Удар пришёлся по моему боку. Он оказался не настолько болезненным, чтобы заставить меня подняться.

- В этом нет смысла, если на тебе нет обуви, - презрительно заявил мистер Вильямс, - воспользуйся плетью.

   По-прежнему наполовину без сознания от боли, я слышал его слова, как будто он говорил с большого расстояния, и не сразу связывал то, что он говорил, с собой. К тому времени, когда до меня дошло, было уже слишком поздно. Я был уже на полпути, чтобы принять вертикальное положение, и моя приподнятая задница представляла собой идеальную цель для Ричарда, когда он со свистом обрушил плеть на уже получившую урок плоть. Боль перекрыла мне доступ воздуха, и я упал на колени. Я почувствовал, как Ричард поднимает руку для новой атаки, и заставил себя подняться, но не успел избежать второго удара, пришедшегося на мои голые плечи.
Я шатнулся вперёд. Мистер Вильямс схватил меня за запястье и развернул лицом к себе.
- Протяни руки, Бобби, - приказал он, свободной рукой подкрепив свою команду затрещиной, заставившей меня качнуться.

Я повиновался, и на моих запястьях защёлкнулись наручники.
Мистер Вильямс взял ручку-маркер со скамьи, а затем, схватив меня за левое плечо, развернул меня так, что я оказался спиной к нему.
- Молодец, Ричард, - услышал я, - ты рассёк его плечи до крови.

Я почувствовал, как он что-то написал маркером на моей спине.

- Пап, что ты там пишешь? - спросил Ричард

- Убирайся, - рыкнул мистер Вильямс, крепко наподдав мне по заду рукой.

Я встал у скамьи, наклонив голову к рукам, скованным впереди, дрожа при мысли о том, что ждёт меня в будущем. Сзади были слышны стоны мальчика-слуги и тяжёлое дыхание мистера Варвика, прерываемое редкими грубыми ругательствами. Было ясно, что отродье и в самом деле получает хороший трах.

- Ну, Ричард, - ответил мистер Вильямс, отвечая на вопрос своего сына, - мы оставим Бобби на кадетском посту, когда пойдем провожать мистера Варвика. Я написал инструкцию, как его готовить. «5 prep b f». Ты поймёшь, что это значит.

- Ну, пять - это для миссис Уоткинс... О, я понял.

- А как насчет Билли? Что ты будешь с ним делать? Хочешь, чтобы миссис Уоткинс зашила его для тебя? Она очень хорошо справляется с иглой. После того, как она поработает над ним, он будет таким же тугим, и его будет также весело трахать, как будто в первый раз.

- Наверное, да, папа, и, может быть, если мне нечего будет делать, то я схожу посмотреть, как она это делает. Может, она даже позвонит мне сделать стежок иглой. Надеюсь, он не упадёт в обморок. Хорошо, что отродьям не разрешена анестезия, но досадно, когда они теряют сознание.

- Ну, мы будем надеяться  только на лучшее, - весело сказал мистер Вильямс. - Теперь Ричард, может быть, тебе лучше отвести подружку. Мне кажется, что он и в самом деле не с нами.

   Действительно, Билли лежал свернувшись калачиком, на полу возле кровати, и когда Ричард пнул его, лёгкое движение его плеч, так же как и его дыхание были единственными признаками жизни.
Ричард перешагнул через отродье. На этот раз он не стал пытаться поднимать его ударом. Вместо этого он наклонился и, крепко взявшись за ухо маленькой шлюшки, скрутил его и, злобно потащил вверх, пытаясь поставить на ноги.
- У него все еще немного кровоточит, папа, - позвал Ричард, - ты считаешь, это изнутри?

И в самом деле, на полу, где лежал отродье, в том месте, где находилась его задница, образовалась лужица тёмно-красной крови, и кровь снова стала стекать по внутренней части бедер, когда он оказался на ногах.
- Подведи сюда шлюху, Ричард, и я посмотрю. Вероятно, там нет ничего страшного. Обычно, много крови бывает из-за разрыва ануса.
- Разверни его, чтобы я мог добраться до его зада, Ричард, и крепко держи за руки. Он будет брыкаться, когда я засуну в него палец.

Последовал краткий миг тишины, а затем слух резанул крик мальчика.
- Прекрати этот идиотский визг, - произнёс мистер Вильямс, резко треснув маленькую шлюшку по затылку. - Я проверяю, сильно ли ты пострадал внутри, чтобы сказать, стоит ли миссис Уоткинс тратить время и силы на то, чтобы зашивать тебя. Все вы, отродья, одинаковы. Думаете только о себе. И совсем не думаете о разочаровании вашего молодого господина, когда мы зашиваем ваш зад, а потом вы идете и умираете, прежде чем он сможет засунуть в вас свой член.
Он сделал паузу, рассматривая свои пальцы.
- Я считаю, Ричард, - сказал он, подумав, - стоит рискнуть, и миссис Уоткинс зашьёт его. У меня побывало в нем три пальца, и, тем не менее, большая часть крови оказалось на двух остальных. На среднем есть чуть-чуть, но не так много, как двух других. Полагаю, что ты разорвал его жопу немного больше, чем следовало, но это ничего, это можно исправить иглой и ниткой.
Он вытер пальцы о спину мальчика, оставив на золотистой коже кровавый отпечаток.

- Я засуну комок бумаги в его жопу, чтобы остановить кровь и надену на него наручники, а потом мы можем одеваться и отправляться. Похоже, что наш друг Вильям получил удовольствие.

Действительно, мистер Варвик был уже вне кровати, а голый мальчик-слуга стоял на коленях у его ног, зарывшись лицом в его промежность.
Через четверть часа или около того я следовал через конюшенный двор за мистером Вильямсом и Ричардом, теперь полностью одетыми, рядом с Билли, переваливающимся при ходьбе как утка и тихонько хныкающим.

   Мистер Варвик отправился к себе домой. Он не дал мне даже намёка, перед тем, как уехал, что помнит и собирается соблюдать наше соглашение о совместной работе по раскрытию и использованию в нашу пользу нарушений Кодекса порабощения, сделанных мистером Вильямсом. На самом деле, он даже не потрудился взглянуть на меня, и я наблюдал, как он уезжает с чувством, что меня предали, и ощущением полной безнадежности. Без помощи мистера Вильямса мне вряд ли удастся избежать мучительного существования в качестве порабощённого отродья.

Мистер Вильямс держал свой путь через конюшенный двор к проходу между двумя строениями, где в тёмном тупике скрывалась вымощенная площадка. Воздух был наполнен тяжелым смрадом разложения. У задней стены тупика стояли переполненные мусорные контейнеры, вокруг которых с гудением роились мухи. Перед контейнерами стоял толстый столб, к которому были прикованы два отродья. Судя по виду того, чьи руки были вытянуты над головой, он находился тут уже довольно давно: его глаза остекленели, а рот исказился от боли. Другой выглядел свежее, но не менее испуганным и несчастным.
Кадет, которого мы видели раньше, занимался тем, что приковывал к столбу третье отродье, когда почувствовал приближение мистера Вильямса. Он развернулся, желая привлечь внимание, и выставил свою обнажённую грудь вперед, почти дрожа от нетерпеливого желания произвести впечатление, в то время как голое отродье позади него повалился на четвереньки, прижав лицо к земле и задрав верх голый зад.

- Только три нарушителя, кадет? - рявкнул мистер Вильямс. - Ты не особо напрягаешься, да? Как долго дежуришь?

- Сэр! Да, сэр! - Юноша выкрикивал так, как требовалось от кадетов при разговоре с членами привилегированных классов. - Два часа, сэр!

- Тебе следует служить лучше. Текущая цель - два нарушителя за каждый час твоего дежурства. А у тебя одного уже не хватает. Тебе придётся поднапрячься, мальчик, или ты получишь шесть часов штрафной тренировки с грузом в сорок фунтов на спине, когда вернёшься в казармы.
- И отродья в отвратительном состоянии. Разве это нарушители - на их грязных шкурах почти нет отметин. Что с тобой, мальчик? Тебе их жалко?

- Сэр! Да, сэр! Нет, сэр. Я ненавижу всех этих отродьев, сэр.

- Тебе лучше исправиться, и начать вести себя по-другому, иначе у тебя будут проблемы. Отродья должны быть хорошо обработаны. Синяки и кровь, мальчик, вот что я хочу видеть, синяки и кровь.

Ричард, который молча стоял рядом со своим отцом, внезапно выбросился ногу, заехав тяжелым ударом носка своего башмака в ухо стоящего раком отродья.
- За что он тут? – резко спросил он у кадета.

- Сэр, да, сэр! Я увидел, как он прикасается к своему члену, с целью заняться непотребством с собой, сэр.

- Касался его пальцами? - задумчиво просил Ричард.

- Сэр, да, сэр! Точно так, сэр!

Ричард поднял ногу и с силой опустил каблук своего башмака на растопыренные пальцы отродья, стремясь попасть по мизинцу мальчика. Раздался хруст, когда его каблук раздавила плоть и кость, и пронзительный вой от боли.

- Грязный маленький уродец, - заметил Ричард, втаптывая каблуком в землю изуродованный палец вопящего отродья.

- Очень хорошо, Ричард, - заметил его отец, - но работа выполнена лишь наполовину.

- Всё будет окей, пап, я сейчас об этом позабочусь.

Ричард поднял ногу, и отродье, догадавшись, что последует за этим, поднял свою неповрежденную руку и прижал ее к груди.

Кадет, жаждущий спасти себя и продемонстрировать, что отродья совсем не его любимчики, снял с пояса металлический шипованный ремень, и хлестнул им по приподнятому заду шлюхи.
- Опусти руку для своего молодого господина, дерьмо, - крикнул он, - да побыстрее, шлюха, - и он во второй раз хлопнул ремнём по выпяченному заду мальчика.

Глядя на поврежденную руку мальчика - кровоточащее месиво раздавленной плоти, пронзенной осколками белой кости - я мог понять его нежелание подвергать другую руку такому же методу обработки.

- Господин, господин, - шептало отродье.

- Опусти свою руку - в раздражении сказал Ричард, - и широко растопырь пальцы, если не хочешь, чтобы я переломал все твои пальцы, а не только мизинец.

Дико рыдая, отродье скрючился у ног Ричарда. Его голова прижалась к земле, он нехотя опустил свою неповреждённую руку и упёрся ладонью в землю, растопырив как можно шире пальцы.
Ричард, улыбаясь, безжалостно поставил каблук на мизинец ребенка и медленно надавил.

- Пожалуйста, господин, пожалуйста, - отчаянно умоляло отродье.

Раздался треск, когда хрустнула кость, и мальчик закричал.
Смеясь, Ричард снова поднял ногу и ещё раз с силой опустил её на уже сломанный палец шлюхи.

- Понял, - произнёс мистер Вильямс, обращаясь к кадету и повысив голос, чтобы его было слышно сквозь отчаянные вопли мальчишки, - чего можно достичь, если использовать свое воображение. Это отродье будет помнить всю жизнь, что молодой господин только что сделал с ним, а его руки станут предостережением другим ублюдкам, которые склонны играть с собой, а не посвящать себя служению и ублажению своих хозяев, ибо они были рождены именно для этого.
- Привяжи его к другим шлюхам, пока дойдёт его очередь на порку, после чего пусть удалят то, что осталось от его поломанных пальцев. Как только раны прижгут, он вернётся к работе.

Кадет схватил мальчика за ошейник и потащил к столбу. Там он вывернул запястья мальчика за спину, приковав их за столбом. Одним ударом кадет свалил мальчика с ног, оставив вопящее отродье повисшим на запястьях, с вывернутыми руками, растянувшимися до предела.

- Прекрати этот мерзкий шум, - крикнул мистер Вильямс, ударив мальчика по лицу.

Изо рта мальчика потекла струйка крови и выпал выбитый зуб.

- Ты ещё легко отделался, скажи спасибо молодому господину, -  уже тише продолжил мистер Вильямс. - Он мог легко переломать все твои пальцы, и тогда ты перестал бы быть полезным. Ты должен быть благодарным, что он оставил тебя в состоянии служить своим хозяевам.
- А теперь, ты, кадет, возьми этих двух, - кивнул он на Билли и меня, - отведи и передай их миссис Уоткинс. Мы с молодым господином останемся тут на некоторое время, чтобы исправить твою чрезмерную нежность по отношению к отродьям.

Кадет скрепил короткими цепями наручники, которыми спереди были скованны наши с Билли запястья. Когда он повел нас, мы услышали звуки ударов по обнажённой плоти и мучительные крики отродьев - это мистер Вильямс и Ричард утверждали свою власть.

ЧАСТЬ 17

ВНИМАНИЕ! В главе происходит убийство одного из персонажей.
Неприемлющие этого могут посмотреть на забавных зверушек,
а желающие продолжить чтение без смерти и прочих ужасов могут сразу перейти к 18 главе

  Кадет быстро шел по двору, держа в левой руке цепи, прикреплённые к нашим наручникам, тем самым заставляя Билли и меня трусить за ним неуклюжей рысью.

Билли неуверенно держался на ногах и то и дело налетал на меня. Это и его постоянное нытьё злили меня. Я понимал, что Ричард причинил ему боль, когда насиловал, но чего он ожидал? И, быть может, я жалел его, но и мне тоже было больно. Меня больше беспокоила собственная шкура, а не забота об этом мальчишке, не говоря уж о какой-то реальной помощи. Если этот глупый маленький коротышка продолжит натыкаться на меня, то мы, в конце концов, оба свалимся, а кадет излупит ремнём нас обоих.

Может быть, вы подумали, мне стало жаль эту маленькую шлюшку? Возможно, даже подумали, что я должен был помочь Билли и умышленно рассердить кадета, чтобы он избил меня, а не его? Ведь я был крепким подростком, а Билли был худеньким восьмилеткой, да к тому же ещё и симпатичным. Определённо, этого бы хватило, чтобы разбудить дремлющий дух сострадания.

Вы, наверное, думаете, что понимаете, что значит быть порабощённым мальчиком. Вы, вероятно, не в курсе, что разрыв между свободными людьми и рабами настолько велик, настолько абсолютен, что совершенно непреодолим. Чтобы понять, что это такое, вам нужно пожить рабом среди рабов, и, если вы бы пожили этой жизнью, то, вероятно, не сидели бы сейчас, с комфортом читая эту историю.

Вы полностью голый, заклейменный, на вашей шее рабский ошейник. На вашем теле синяки и шрамы от плети, ваш желудок болит от голода. И вы всё время в постоянном страхе: в страхе перед своим господином, в страхе перед хлыстом, в страхе быть отправленным в шахты, в страхе оказаться избитым. А что ещё хуже, вы вынуждены утолять похоть своих господ. У вас нет семьи, никто не заботится о вас, вам не к кому обратиться за помощью или защитой. У вас нет будущего, и впереди вас ждёт только нескольких лет тяжёлой работы.

В этих обстоятельствах вы не думаете о других. На самом деле, большую часть времени вы в постоянной панике, слишком боитесь всего, чтобы вообще о чём-то думать. А если думаете, то думаете только об одном - как угодить своему хозяину или тем, кому он передал свою власть над вами. И до тех пор, пока вы поступаете так, вы, вероятно, сможете избежать плети и остаться в живых.

Мы были на полпути от конюшни, и Билли снова налетел на меня. Моё терпение лопнуло. Я сильно толкнул его в спину и лягнул ногой, стараясь свалить с ног. Он упал лицом вниз. Я заметил его загорелые плечи со следами отметин от плети Ричарда, и сочившийся кровью комок туалетной бумаги, закупоривающий темно-красную дыру его жопы, подрагивающую в желании раскрыться пошире.

После чего кадет неожиданно обернулся и, с громким проклятием сорвав с пояса шипастый ремень, хлопнул по обнаженной спине отродья. Билли вскрикнул от боли, его ноги и руки месили дорожную пыль, когда он изо всех сил пытался встать на ноги. Кадет нацелился нанести ремнём второй удар по его плечам, но Билли оказался проворнее и вскочил прямо перед тем, как тот смог это сделать. Быстро изменив направление, кадет четырежды хлестнул его по ближайшей руке и заднице, захлёстывая голень шлюшки. Я отскочил в сторону, чтобы не попасть под раздачу.

- Держись на своих гребаных ногах, ты, бесполезный кусок собачьего дерьма, - гаркнул кадет, когда Билли взвизгнул и отскочил, насколько позволила его цепь.

До того, кадет отвернулся от нас, я смог ясно различить выпуклость под его шортами, демонстрирующую, что ему нравятся избивать рабов. Больше я об этом не думал. В конце концов, ему нравилось быть тем, кем он был – кадетом Полиции Нового Порядка.

Резкий рывок за цепь, скреплённую с наручниками, охватывающими мои запястья, снова заставил меня перейти шагать. Билли, пытаясь держаться от меня как можно дальше, бежал нетвёрдой рысью за кадетом, тихонечко скуля.

Курсант привел нас к дому, но вместо того, чтобы повернуть налево к входу, он повернул направо. С одной стороны возвышалась стена дома. С другой стороны росли густые заросли рододендровых кустов.

Кадет остановился и быстро оглянулся. Затем также быстро нырнул в кусты, потащив за собой меня и Билли. Он провел нас по узкой тропинке через густые заросли. После гравийной дороги земля под моими босыми ногами была сырой и мягкой. Воздух наполняли запахи влажной растительности. Кусты, теснившиеся по обе стороны от нас, заставляли маленькое нагое тело Билли прижиматься ко мне.

Было ясно, что курсант не выполнял чей-то приказ. У него был собственный план, которому он следовал. Мне вспомнилась выпуклость под его шортами, и что из этого следовало. Я подумал, есть ли у Билли хоть какое-то представление о том, что его ждёт.

Тропинка вывела к небольшой поляне. Солнечный свет проникал сквозь листья гигантского ясеня, землю покрывала редкая низкорослая трава; среди всеобщей тишины было слышно только гудение насекомых и тихий скулёж Билли.

Кадет схватил мальчишку за руку и грубо потянул его к центру полянки.

- Упрись руками в колени и наклонись, - приказал кадет, расстёгивая шорты, - и готовься, что сейчас твою мальчишескую дырку трахнут.
Билли громко завопил и упал на колени.

- Пожалуйста, сэр, не надо, сэр, пожалуйста, - рыдал он у ног парня, заломив сложенные руки. - Пожалуйста, молодой хозяин порвал меня, сэр, сильно порвал меня. Пожалуйста, сэр, я пососу вам, сэр, я пососу вам очень хорошо, и никому не скажу.

- Ты в любом случае никому и ничего не скажешь, - ухмыльнулся кадет, и я подумал, понял ли Билли смысл этих слов. Он был настолько глуп и настолько напуган, что, вероятно, до него не доходило.

Парень расстегнул пояс и позволил своим шортам упасть на лодыжки.
Его молодой член уже стоял в зарослях лобковых волос, обильно произрастающих вокруг его гениталий. Его член ещё был не таким большим и таким узловатым, как у взрослого мужчины, но обладал размером, превышающим размер пениса обычного мальчика. Он жадно вздрагивал, кончик его опухшей головки почти сравнялся с пупком.

Кадет наклонился и, растолкав его ноги, пальцами крепко схватил Билли за яйца.
- Повернись и делай то, что тебе было сказано, погань, - приказал он плачущему ребёнку, сопровождая свои слова затрещинами по его голове.
Но глупое отродье вместо того, чтобы выполнять приказ, не встал с колен, а вновь принялся дико рыдать и вытягивать в мольбе руки, упрашивая, чтобы этот второй член пощадил его уже разорванную и кровоточащую дырку.

Кадет сердито выругался и схватился за шипованный ремень, который положил на землю. Отступив назад, он вытянул мальчика по его воздетым к верху предплечьям, а затем, когда тот скрючился, нанёс ещё три тяжёлых удара по обнажённым плечам, разорвав и заставив кровоточить кожу на них.
Схватив Билли за ошейник, он поднял мальчика на ноги. Затем заставил наклониться вперед.
После чего крикнул мне:
- Эй, ты, схвати эту шлюху и держи его, пока я буду трахать его жопу.

Я ухватился своими скованными руками за ошейник отродья.
Наверное, я мог бы этого не делать. Кадет был раздет, нас было двое. Даже с нашими скованными запястьями у нас с Билли имелся шанс против него. Но если бы мы напали и добились успеха, то потом не смогли бы скрыться. Голых, с клеймами, выжженными на наших задах, с ошейниками и в наручниках, - нас бы выследили не за несколько дней, а за считанные часы. А затем последовала бы долгая и мучительная смерть на колу. И вообще, зачем я должен так поступать? В конце концов, Билли, хотя и был довольно симпатичным маленьким животным - он был всего лишь рабом. Он не представлял собой особой ценности, от него требовалось лишь служить и доставлять удовольствие, и таких, как он, было очень много.

Должен признать, что я даже не задумывался о том, чтобы не выполнить этот приказ, не говоря уже о нападении на кадета. Возможно, я бы поступил так, будучи свободным мальчиком, но когда кадет приказал, я отреагировал инстинктивным послушанием порабощённого отродья.

Кадет переместился за спину Билли и, крепко схватив мальчика одной рукой для опоры, другой рукой направил свой член в его дырку. Он двинулся вперед, и Билли закричал, вырываясь из моей хватки. Я чертыхнулся из-за глупости мальчишки, отчаянно пытаясь удержать его. Конечно же, он понимал, что только откладывает неизбежное и делает себе хуже. Даже если он ещё не был в курсе элементарных фактов из жизни отродий, то я, определённо, делал то, что следует делать рабу. Я вцепился руками в его ошейник, суставы моих пальцев уперлись в его шею, и он стал задыхаться от нехватки воздуха. Желая заставить его подчиниться, я продолжал душить и почувствовал, как гаснут его силы. Ноги Билли подкосились, и я увидел, как напряглись руки у кадета, пытавшегося удержать падающего мальчика. Я рванул вверх ошейник Билли, пытаясь предотвратить его падение.

Тело Билли дернулось, когда кадет сделал рывок вперёд. Мальчик издал полузадушенный стон. Поняв, что кадетский член уже вошёл в жопу отродья, я ослабил свою хватку на его ошейнике, позволив воздуху и жизни вернуться в его тело. Билли запрокинул назад голову и пронзительно закричал, когда парень начал энергично двигаться в его уже разорванном анусе. Когда-то красивое лицо отродья теперь болезненно исказилось, полные красные губы кривились в страдании, на грязных щеках появились дорожки от струящихся слёз, из носа потекли сопли, спустившиеся до его верхней губы и ниже, до подбородка. Пока я крепко держал мальчишку, корчащегося и воющего под беспощадными атаками кадета, я почувствовал возбуждение и мой член встал.

Я даже не пытался заставить замолчать вопящее отродье. Не видел в этом смысла. Подобные звуки были слишком обыденным делом, и вряд ли бы привлекли чьё-либо внимание. К тому же отродью лучше получить осмысленный удовлетворительный трах, извиваясь от боли под безжалостными толчками кадета, чем в бесчувствии и на спине. А если кадет окажется удовлетворённым, то может на какое-то время расслабиться и не вспоминать про свой ремень с шипами.

По мере приближения к кульминации темп толчков парня увеличился. Он с силой входил в Билли. Мышцы на его боках сокращались, когда он забивал свой член как можно глубже в плачущего ребенка. Внезапно он остановился, его тело выгнулось и застыло, только мышцы его таза продолжали сокращаться, когда он достигал экстаза где-то в недрах Билли. Затем, казалось, кадета оставили силы, и он шатнулся вперед. Я выпустил из своих скованных рук ошейник Билли, и мальчик, лишенный какой-либо поддержки, рухнул, его нагое тело оказалось прижатым к земле тушей кадета.

Курсант пролежал так несколько минут, поводя плечами. Затем оттолкнул мальчика. Кровь, вытекающая из ануса отродья, образовала темно-красную лужицу на земле между его вытянутыми ногами, он сам тихонько хныкал.
- Поднимайся, - приказал кадет, ткнув в рёбра Билли пальцем.

Руки отродья безрезультатно скребли по земле, когда он пытался, но не мог подняться на ноги.
- Вставай, ты, ленивая маленькая дырка. Встань на колени и возьми своими нежными мальчишескими губками мой член, - крикнул кадет, нанеся еще один удар в бок мальчика.

- Эй, отродье, принеси-ка мою дубинку, - крикнул кадет мне .

Я метнулся за ней туда, где он побросал свои вещи в стремлении засадить член в симпатичную жопку Билли. Вытащив её из-под кучи другой амуниции, я побежал назад и, опустившись на колени, протянул дубинку кадету.
- Прочь с дороги, - крикнул он, вырывая у меня дубинку, после чего треснул ей же меня по голове.

В голове зазвенело, и я полетел на землю, а кадет отвернулся и встал над распростёртым нагим телом Билли.
- Я проучу тебя, ленивая маленькая дырка, - закричал он и, двумя руками подняв дубинку над головой, со всего маху опустил её на спину Билли. Раздался глухой шлепок, когда тяжелая резиновая дубинка врезалась в голую плоть мальчика. Тело Билли выгнулось от боли, и он пронзительно закричал.

- Вставай, ну, поднимайся, - орал кадет, замахнувшись для второго удара.

Билли отчаянно пытался подняться. Ему удалось встать на колени и слегка привстать, но не хватало сил для дальнейшего. Он застыл в такой позе, только слегка задрал задницу в попытке подняться, из-за чего стал хорошо виден его анус, ещё сочившийся кровью, после чего снова упал.
- Пожалуйста, пожалуйста, - скулил он, лёжа ничком у ног кадета.

- Ах ты, бесполезная маленькая дырка, - рычал кадет.
Он вторично опустил дубинку на тело мальчика, а потом неосознанно отступил, ступив голой пяткой в кровь и нечистоты, вытекшие из отверстия отродья. Крик Билли, уткнувшегося лицом в землю, прозвучал пронзительно, его тело судорожно дёрнулось.

Курсант вывернулся и посмотрел на пятку, испачканную кровью и прочей грязью из дырки маленькой шлюшки. Я увидел на его лице отвращение.

И в следующую минуту, не сознавая, что делаю, я встал на колени, и, почти касаясь земли головой, принялся энергично слизывать грязь с пятки кадета.

И только когда мой рот наполнился затхлым вкусом крови и фекалий со слабым металлическим оттенком молодого семени, я спросил себя, что же я делаю. Никто не приказывал мне, никто не заставлял меня опуститься на колени и слизывать кровь и мальчишеское дерьмо с пятки парня, и все же я делал это. Я не колебался, я даже не задумался перед этим, я действовал инстинктивно, рефлекторно понимая в тот момент, что для меня так будет лучше; для меня - свободного мальчика, каким я был (или, быть может, был уже в прошлом?) - будет лучше скрючиться у ног кадета, слизывая грязь с его пятки.

Курсант приподнял ногу на мысок. Я, предвосхищая даже малейшее указание на его желания и желая удовлетворить их так, словно я подчинялся суровой дисциплине существования порабощённого отродья все шесть лет, а не последние два дня, прижался головой к земле и склонил её на бок, вылизывая грязь с основания его пятки.

Он поднял ногу чуть выше. Я увидел, что грязь стекла с его пятки вдоль ступни. Я слизал эту грязь, а затем некоторое время медленно водил языком вдоль его ступни. И почувствовал, что достиг результата, увидев, как пальцы ноги кадета напряжённо шевелятся от удовольствия.

Если мне придётся существовать в качестве отродья, подумал я, лаская своим языком подушечки пальцев, то лучше стараться из всех сил, - не в последнюю очередь ради себя – стараться быть хорошим и угождать своим господам.

Я провел языком по подошве ноги парня, а затем попытался забраться кончиком языка между пальцами. Мой рот наполнился кислым вкусом застарелого пота.

Неожиданно кадет надавил на мой язык ногой. Он двинул ногой, отталкивая меня, и попал пяткой в мой рот. Меня отбросило назад, я опрокинулся, усевшись голым задом на землю. Мои глаза уставился на его пенис, сморщенный и ныне безвольно повисший после своего недавнего проникновения в тугую юную задницу Билли. Этот парень был почти мужчиной. Его яйца, слегка покрытые грубыми темными волосами, свисали между мускулистыми бедрами. Над ними волосы прорастали более густо, образуя настоящие заросли, закрывающие основание его пениса и распространяющиеся на нижнюю часть его плоского живота почти до самого пупка. Его член был грязен, запачкан смесью дерьма и крови из разорванной дырки Билли и собственной спермы, капли которой застыли, зацепившись и запутавшись в его лобковых волосах.

Я скрючился на земле, глядя на него. Я не мог оторвать глаз от члена. Я смеялся над тем, как отродья на отцовской ферме, казалось, всегда уставлялись на мой пенис, но здесь я делал то же самое. Я всегда думал, что тем грязным маленьким скотам просто хочется отведать член. И, должен признать, что в тот момент, вероятно, подобное желание возникло и у меня. Его вызвал тот пенис, принадлежащий молодому парню. Мне захотелось вдохнуть в него жизнь, взять его между своих губ и ощутить, как внутри него пульсирует кровь, когда он становится твёрдым и растёт; но к этому моему желанию примешивалось ещё кое-что. В этот момент по члену было размазано дерьмо, и мне казалось, что в этих тяжелых яйцах сконцентрировалась власть, сила и жестокость системы Порабощения, частью которой я ныне стал. Однако я не относился к ним с обидой или гневом, а скорее с страшным трепетом, словно поклонялся могущественному, жестокому и дикому богу. Обида, не говоря уже о сопротивлении, была бессмысленна, единственный вариант - смириться с системой, принять её и явить ей своё послушание. Я знал, что спасение невозможно, единственное, что я мог сделать - это попытаться хотя бы временно утихомирить эту систему, дать ей сигнал о своём полном ей повиновении.

Поднявшись на колени, я потянулся к кадету, ощутив под своими ладонями крепкие мускулистые ягодицы, и уткнулся лицом в член. Я осторожно всосал его и пропустил между зубами, ощущая на нём засохшие кусочки грязи и быстро отчищая сперму, запутавшуюся среди его лобковых волос. Вскоре я почувствовал, как член начал твердеть и тереться о внутреннюю сторону моих щек. Я провел языком от основания пениса в темных грубых зарослях лобковых волос до кончика набухшей, подрагивающей розовой головки. Мой рот наполнился смесью вкусов дерьма и крови Билли и спермы кадета. Я пробежал языком по щели на головке, собирая выступившие капли прозрачной смазки. Сделав глубокий вдох, я взял член в рот. Кадет схватился за мой затылок и дернулся вперёд, на всю длину вонзая свой член в моё горло.

Он задержал там свой член, пока моё горло сопротивлялось его вторжению, пока к моей голове не прилила кровь, после чего отступил. Я в отчаянии судорожно глотал воздух, а затем он снова потянул мою голову к себе, до тех пор, пока мой нос не прижался к его животу, и его член снова погрузился в мое горло.

Кадет безжалостно принялся входить в моё горло своим набухшим членом, а я истекал слюной и с жадностью глотал воздух. Затем сквозь темноту, грозившую поглотить все мои чувства, я услышал приближающиеся шаги обутых ног. Кадет с неизменной энергией продолжал сношать меня в горло, звук шагов приближался, и я понял, что подходит другой кадет, а не свободный гражданин.
- Похоже, ты хорошо проводишь время, Уэйн, - за мной раздался грубый молодой голос.

- Когда можешь, всегда пользуйся шансом, капрал, - ответил слегка запыхавшийся курсант над моей головой, его голос был слегка напряжён.

- Похоже, ты оказался слишком груб с маленькой шлюхой, - заметил капрал с оттенком упрёка в голосе.

- Если ты о Билли, то я оказался вторым в его жопе. Молодой господин оттрахал его раньше меня. Разве теперь кто-нибудь сможет сказать, что я что-то делал с этим дерьмом?

- С маленьким дерьмом, - коротко уточнил капрал.

Только теперь, когда он был занят разговором со своим коллегой-кадетом, Уэйн отпустил мою голову. Воспользовавшись возможностью выразить свое полное подчинение правилам и ценностям мира порабощённых, я не отступил, а шумно и с энтузиазмом продолжил сосать его пульсирующий ствол.
- И он не посмеет. Он знает, что, если он что-нибудь скажет, и у меня появятся проблемы, то остальные кадеты разобьют его конечности и суставы кузнечным молотом и бросят его в какую-нибудь канаву подыхать с голоду. Не сразу, конечно, но это случиться, рано или поздно.

- Не стоит делать ставку на то, что он станет молчать, это его первый год рабства, и он абсолютно бестолков. Может быть, он ещё не заучил все правила или, может быть, забудет их на свою беду. Это совсем не то, что годы выслуги, это ещё не закрепилось в его мозгах, как у того отродья, что сосёт твой хуй. Тот превосходно знает правила, вбитые в него долгими года службы. Он знает, что не стоит беспокоиться о том, что делают его господа, держит свой рот на замке, и делает только то, что ему говорят. У мелкого только один год рабства, и лучше всего помнить истину, что дохлое отродье не рассказывает никаких сказок.

- А ты знаешь, как долго это отродье в рабах? - сказал Уэйн, постукивая по моему черепу костяшками пальцев в то время, как я взад-вперёд скользил губами по его члену.
- Посмотри-ка на клеймо, - добавил он, не получив ответа.

- Вот дерьмо, - ответил капрал. - Меньше года.

- Гораздо меньше года. Это всего лишь третий или четвертый день его служения. Как думаешь, может нам стоит заткнуть его навсегда? Как только он закончит сосать мой член.
Вопрос был задан без тени иронии или сарказма. Всего лишь простая просьба дать совет.

Я удвоил свои усилия, чтобы довести Уэйна до кульминации. Отодвинув свой зад, я опустился ниже его яиц и, открыв рот как можно шире, срочно принялся сосать их. Не имело смысла спорить или умолять. Моя единственная надежда зиждилась на моих действиях, показывающих, что я хорошее и послушное отродье, которое знает свое место и не забывает об этом.

Пока я с помощью своих губ и языка обрабатывал гениталии Уэйна, двое кадетов над моей головой продолжали обсуждать, убивать ли меня и Билли, или не убивать.
- Это легко сделать, - заметил капрал, - просто сломай шею отродью своей дубинкой и скажи, что он пытался сбежать. Никто не скажет что-нибудь против.

- Господин уплатил за него довольно приличную сумму. Он ещё целка, а часто ли отродья его возраста и достоинства ещё не тронуты? Господину не понравится, если мы убьём его.

- Чёрт, - произнёс капрал. - Это правда.
Я услышал, как он шагнул ко мне, а затем почувствовал, как его палец щупает мой зад.
- Да, - сказал он, вынимая палец, - прекрасная четырнадцатилетняя шлюха с девственным задом. Не часто приходится встречать такой товар.
- Ну ладно, - продолжил он нехотя, - возможно, будет проще, если шлюха останется живой. Кажется, его довольно быстро и хорошо научили подчиняться и не расстраивать господ.

- Что меня удивляет, - сказал Уэйн, - так это его быстрое и полное превращение из привилегированного свободного мальчика в порабощённое отродье.

- Должно быть, в нем было очень много от шлюхи, - беспечно ответил капрал, - просто нужно было это обнаружить. Для некоторых хватает нескольких прикосновений кнута и выжигания клейма. Это очень хорошо заметно, когда прибывает новая партия порабощённых. Там всегда находится несколько отродьев, виляющих своими маленькими жопами со свежевыжженными клеймами порабощения перед господами, в надежде на дополнительную порцию жратвы.

- Теперь пришла пора заняться этим мелким дристуном, - и я услышал глухой удар, за которым последовал пронзительный визг - капрал явно впечатал носок своего ботинка в ребра маленького отродья.

- Как только закончу трахать рот этой шлюхи, - ответил Уэйн, вновь хватаясь за мою голову и с новой энергией втыкая свой член в мой рот. Через несколько секунд он пришел к экстазу, и мое горло залило спермой. Я отчаянно глотал её, стараясь, чтобы на землю не упало даже капли этой драгоценной жидкости. Уэйн был кадетом, а не свободным человеком, но даже при этом своем неловком статусе, балансирующим между свободными людьми и рабами, его сперме в среде простых отродий придавалось почти святое значение. Глотая её, я тем самым утверждал своё подчинение правилам рабовладельческого мира. Какое-либо расточительство могло быть расценено как сомнение в Системе, и можно было считать себя счастливчиком, если отделывался при этом простой поркой.

- Как мы это сделаем? - спросил Уэйн, толкая носком своего ботинка маленькое обнаженное тело Билли, свернувшееся калачиком и страдальчески хныкающее у его ног.

- Там, где прошёл юный господин, пройдём и мы, - коротко рассмеялся капрал. - Переверни шлюху на живот и разведи ноги, а затем сам справишься с этим.
- Давай, Билли. Ты же слышал. Займи нужную позицию. Сейчас же, - крикнул Уэйн и, подняв над головой дубинку, ударил мальчика по его руке чуть выше локтя.

Билли взвыл, но не пошевелился.
- Пожалуйста, господин, пожалуйста, не делайте этого, господин, я ничего не скажу. Я обещаю, пожалуйста...

Уэйн поднял дубинку, чтобы снова нанести удар, но тут вмешался капрал.
- Давай, я знаю, как это весело - лупить отродье, но у нас нет времени. Ты берешь его за запястья, а я возьму за лодыжки, и мы быстро перевернём его, - произнёс он, повышая голос, чтобы быть услышанным среди неистовых просьб Билли о милосердии.

Они вдвоём перевернули извивающегося мальчика на живот.
- Эй, ты, - сказал капрал, глядя на меня и все еще крепко держа за лодыжки Билли. - Перебирайся сюда, сядешь на его плечи и прижмёшь к земле.

- Нет, лицом от меня, чтобы ты смог развести бёдра этой маленькой шлюхи.

Я опустился на плечи мальчика и, наклонившись вперед, схватил его за узкие бедра и потащил их вверх, отрывая от земли. Я знал, что последует дальше, но что я мог поделать? Если бы я не подчинился или заартачился, меня бы избили или, того хуже, убили бы. Просто Билли не повезло. Так случалось в этом рабовладельческом мире. Это был мир, в котором мы жили, и чьим правилам - жестоким и суровым - мы обязаны были повиноваться. Как мог кто-нибудь - а в особенности такое отродье, как я, даже если я просто притворялся им, всё больше и больше сомневаясь в этом - бросить вызов Системе порабощения? Если бы Билли старался и показал себя хорошим и послушным отродьем, желающим угодить своим господам, как я это делал, то с ним, возможно, всё было бы в порядке, но у него не получилось. Вызвав такую суматоху из-за совершенно незначительных вещей, чего он ещё ждал? Может быть, его сильно оттрахали, и, может быть, даже порвали анус, и, без сомнения, это было больно, но он был порабощённым отродьем, да к тому же ещё и симпатичным, а подобное как раз и случалось с симпатичными порабощёнными отродьями.

- Хорошо, теперь я буду держать его лодыжки разведёнными, а ты, Уэйн, встанешь между ног и закончишь работу.

Капрал слегка приподнял лодыжки Билли и развёл их как можно шире. Сидя на плечах мальчика и, наклонившись вперед, чтобы поддерживать их снизу, я увидел, как отверстие задницы расширяется и наполняется кровью.

Мальчик изо всех сил умолял о пощаде. Я не мог понять, почему он никак не успокоится. Ведь очевидно, что никакого милосердия он не дождётся.

Уэйн поднырнул под руку капрала и опустился на колени между распростертыми ногами Билли. Ухватив за свою резиновую дубинку двумя руками, он поднял её и аккуратно прицелился в отверстие отродья.

Крик Билли был нечеловечески пронзительным. Его тело конвульсивно выгнулось, когда дубинка вошла в его тело. Несмотря на мой вес и силу, он чуть не сбросил меня со своей спины. Капрал выпустил одну из лодыжек мальчика, и дико дёргающаяся нога ударила Уэйна в голову, сбив его с ног. А потом мальчик неожиданно затих.

Уэйн вскочил на ноги и с силой пнул мальчика ногой в бедро.

- Не думаю, что это что-то даст, - заметил капрал.

Уэйн наклонился и схватил свою дубинку, торчащую из тела Билли, яростно пытаясь вытащить её.

- Попробуй расшевелить, - предложил капрал.

Уэйн схватился за неё двумя руками, и, упершись ногой в тело мальчика, чтобы приобрести дополнительный упор, принялся тащить и крутить. С громким чмоканьем дубинка неожиданно вышла из тела Билли, отбросив Уэйна назад. Из ануса мальчика полилась кровь.

- Скажешь, что это случилось, когда ты вёл его к дому, должно быть, молодой господин, вошёл глубже, чем думали. Они, особенно, молодой господин, захотят поверить в это. А теперь давай уложим его на спину твоего членососа.

ЧАСТЬ 18

Останки Билли взвалили мне плечи, так что его руки и ноги свисали по моим бокам. Резкий пинок под зад поднял меня на ноги. Уэйн дернул за цепь и я, спотыкаясь, начал выбираться вслед за ним из рощи обратно на дорожку.

Маленькое тело Билли было очень легким, и поспевать за кадетом не составляло особого труда. На ходу я размышлял о том, насколько разумным оказалось не возмущаться или того хуже, сопротивляться жестокой дисциплине системы порабощения, а подчиняться ей, стараясь проявлять нетерпение в желании служить своим господам. Я вышел из рощи невредимым. Но легко могло оказаться и иначе. И доказательством тому — тело Билли у меня за спиной.

Мы прибыли на главный двор у задней части дома. Уэйн подвел меня к двери и приказал свалить Билли на землю, после чего прикрепил мою цепь от наручников к одному из колец, вделанных в стену. После чего скрылся в доме, а я присел на корточки. Безжизненное тело маленькой шлюшки лежало на брусчатке рядом со мной. Отродья сновали по двору, не обращая никакого внимания ни на меня, ни мертвое тело. В этом рабовладельческом мире не было большим сюрпризом увидеть отродье прикованным к стене или мёртвым.

Через какое-то время кадет снова объявился, и мои глаза загорелись, когда я увидел, что он несет кусок сырого рубца [вид субпродуктов — отдел желудка, прим. переводчика]! Белый налет и странные комочки в мою бытность свободным мальчиком наверняка бы заставили воротить нос от такого яства. Но двое суток без еды, кроме пары бутылочек Brat Juice мигом наполнили рот слюной. Кроме того, было совершенно ясно, что этот кусок предназначается именно мне, ну не мертвому же Билли! Наверняка этот кусок был предоплатой за мои последующие показания о смерти Билли от «естественных причин», как бы жутко это не звучало. Это подчеркивало, что отродье может получать вознаграждение за верность и хорошую работу. А если все время хныкать «Пожалуйста, господин, не надо, господин», как эта глупая шлюшка Билли — то винить остается некого, кроме самого себя.

Кадет Уэйн, конечно же, увидел, как мои глаза впились в шмат ливера. Он усмехнулся и стал раскачивать им в воздухе. Я часто видел подобное у себя дома, когда папа или кто-нибудь еще угощали шлюшку, особенно угодившую им. И я понимал, что мне следует делать, чтобы получить этот вожделенный кусок.

Поскуливая, я стал подползать к нему на коленях, заискивающе глядя снизу вверх, пока хватало длины цепи. После чего поднялся на корточки и продолжил скулить, а Уэйн дразнил меня, то поднося шмат ближе, то отступал назад. Я знал, что это еще не конец игры и, опустившись на четвереньки, стал тереться головой об его ноги, продолжая поскуливать, как заискивающая дворняжка.

Сзади послышались шаги, но мне до них не было никакого дела. Всё, что сейчас было важно — набить брюхо!

- Служи, шлюха! - потребовал Уэйн, и я снова поднялся на корточки, как можно больше подражая собаке. А он усмехнулся и кинул кусок мне за спину. Я обернулся и рванул к куску, когда меня догнал крик Уэйна:

- Только без рук, шлюха!

Его это определенно очень забавляло.

Кусок умудрился залететь за тело Билли. Я зарычал и пихнул тело, добираясь до мяса, и впился в него зубами. Присев на корточки принялся торопливо жевать. Несомненно, к куску пристало довольно много песка и грязи, которые сейчас похрустывали у меня на зубах. Концы рубца свисали изо рта, сок и кровь стекали по подбородку, но вкус был великолепным!

Рука ухватила меня за ошейник и рванула вверх. Я потянулся, пытаясь удержать еду. Острые пальцы вонзились вилкой в щеки так, что челюсти мои щелкнули и кусок таки вывалился, к моему ужасу плюхнувшись на туфлю женщины, прервавшей мой пир.

- Хочешь испортить новую шлюху, тупой кадет?! - возопила миссис Уоткинс. - А что случилось с той мелкой шлюхой?!

- Нет, мэм. Извините, мэм, - отвечал Уэйн. - И я не знаю, что случилось с той маленькой шлюхой, мэм. Молодой господин хорошо выебал его, может быть чуть больше, чем следовало с таким мелким. Я повел его сюда, чтобы зашить, как у него из зада хлынула кровь и всё такое. И тогда эта шлюха дотащила его на спине досюда. Я думаю, молодой господин порвал его внутри, мэм.

- Ричард, похоже, становится большим парнем, - с гордостью заявила миссис Уоткинс. - Должно быть,  весь в отца. Яблоко от яблони недалеко падает! А шлюхи, на счастье, ныне дешевы.

-Но не думай, кадет, что я забуду, как ты пытался испортить новую шлюху! - сказала миссис Уоткинс повышая голос, одновременно поднимая изжеванный рубец. - То, что ты теперь стал кадетом, вовсе не помешает тебя раздеть и высечь!

С этими словами она развернулась и потащила меня за ошейник к дому. Задняя дверь вела в построенную из песчаника посудомойню, в углу которой стоял большой котел, исходящий паром и запахом баланды. Миссис Уоткинс пнула меня под колени, заставив рухнуть на пол, и зачерпнула из котла клейкой каши из хлопьев кукурузы и капусты. Такая баланда составляла обычный рацион рабов.

Она хлопнула миской перед моим носом со словами:

- Скорее набивай брюхо, шлюха.
После чего ткнула меня лицом в миску и добавила:
- Пошевеливайся, мне ещё нужно отмыть тебя и подготовить для ложа хозяина. У меня мало времени.

Я гонял миску по мощеному полу, боясь придерживать её руками, пока не загнал её в угол. С голодухи я быстро проглотил все содержимое и уже вылизывал остатки, извиваясь всем телом и вихляя из стороны в сторону задранной вверх задницей.

- Довольно! - заявила миссис Уоткинс, схватив меня за ошейник и оттаскивая от миски. Она потащила меня через жаркую, шумную кухню, на которой трудились четыре шеф-повара в высоких колпаках и куча голых отродий, сгрудившихся у огромной печи, занимавшей целиком одну стену. Обнаженные мальчишеские тела блестели от пота - они чистили овощи, поворачивали мясо на вертелах и носились с огромными кастрюлями.

Мисс Уоткинс тянула меня за цепь, и, проходя мимо печи, обсуждала с поварами меню и дегустировала блюда предстоящего хозяйского обеда.

- Бисквит с патокой и сливками, - представляет свое блюдо кондитер, - господину понравится, он любит старые добрые пудинги.

- Подай мне патоку, - приказал кондитер кудрявому чернявому отродью, мешающему ложкой в маленькой кастрюльке.

Паренек поспешно протянул кастрюльку повару. Повар взял кастрюльку, заглянул в неё и выругался:

- Ах ты глупое отродье! Ты спалил её! - и запустил кастрюлькой в голову рабу. От удара мальчик пошатнулся, а кастрюлька опрокинулась и выплеснула кипящее содержимое, расплескавшись по груди, плечам мальчишки, пузырясь и медленно застывая. Ошпаренный заверещал, а повар пинком отправил раба к дальней стене. Ударившись о стену, мальчик осел на пол, подняв руки к лицу, и по-прежнему громко воя.

Несколько шлюх, моющих пол, завидев выпавший им шанс, побросали работу и ринулись к воющему товарищу и, отняв его руки от его лица, принялись слизывать сладкую горячую массу, к ним присоединилась дворняга, случайно забредшая на кухню в поисках подачки и попавшая в такой удачный момент. Отродья и собака сплелись в один барахтающийся клубок, а кухня продолжала жить своей жизнью, будто и не заметив происшествия.

Миссис Уоткинс притащила меня из кухни через большой коридор в большую белую комнату, облицованную плиткой, этакую смесь кабинета травматолога и бани. Ярким холодным светом сияли флуоресцентные лампы под потолком, нос щипало от запаха дезинфицирующих средств, пол был прочерчен канавками, сходящимися к сливу в центре комнаты. Так же тут стояла большая ванная с душем, резиновые шланги свисали с кронштейнов, а рядом стояла стопка пустых ведер. Ещё имелись больничного вида белые шкафы, а так же большая деревянная скамья с прикрепленными к ней различными кольцами, скобами и ремнями, в полированную поверхность которой въелись бурые пятна.

От вида скамьи я отшатнулся назад, но был остановлен ободряющим шлепком ладони по голому заду.

- Вперед, Бобби. Сегодня это не понадобится, нужно лишь сделать тебя для нашего господина чистеньким и красивым. Пошевеливайся, шлюха! Или ты начнешь шевелиться, или я подумаю, что ты не хочешь отблагодарить господина своей задницей! Ты знаешь, что бывает с неблагодарными отродьями?!

Подгоняемый этими воплями я нехотя вошел в кабинет и остановился у сливного отверстия в центре. Тут я увидел, что я не единственный мальчик в комнате, у дверей в образцовой позе  стояли два  раба: колени врозь, спина прямая, руки за головой, членики торчком — прямо идеальные слуги. На щеках румянец, живые влажные глаза искрятся и дышат так часто, что мне стало интересно — чем же они занимались до того, как вошел я с миссис Уоткинс?

Я почувствовал, как миссис Уоткинс возится с веревками, связывающими мои запястья за спиной [прим. переводчика: вы заметили, когда Бобби связали руки? Я — нет, а вот автор — да... прим. редактора: у него руки должны быть скованны наручниками]. Веревки упали, а я смог, наконец, опустить руки.

Миссис Уоткинс достала с полки одного из шкафов странную штуку — такую большую резиновую колбу с металлическим наконечником. Я попятился. Папа иногда позволял мне смотреть на то, как такой инструмент используется на ферме. Тогда мне казалось это забавным, но сейчас стало совсем не весело.

- А теперь, Бобби, не будь глупым мальчиком, - твердо заявила миссис Уоткинс. - Мы должны тебя тщательно очистить тебя для господина!

Она вытряхнула из коробки в ведро белый порошок и наполнила его наполовину теплой водой. Над ведром поднялась шапка пены. Выдавив воздух из груши, она вставила наконечник в ведро и та стала наполняться теплой мыльной водой.

- Теперь наклонись вперед, Бобби, и крепко возьмись за лодыжки, - приказала она, приближаясь ко мне с клизмой в одной руке и банкой вазелина в другой.

- Опусти голову и прогни спину, ноги расставь.

Она возилась у меня за спиной.

- Стой спокойно, я просто смазываю твою дырку, чтобы вставить наконечник. Может тебе и делали раньше клизму, но сейчас я вставлю гораздо глубже. А теперь тужься, как на горшке. Мне нужно вставить глубже, мы же не хотим, чтобы начало просачиваться раньше времени!

- Я буду делать нежно, мы не станем растягивать твою дырку до тех пор, пока её не попробует хозяин. Ему нравится самостоятельно протыкать девственные дырки!

Я почувствовал, как жидкость из груши изливается, заполняя мой желудок [прим. переводчика: с анатомией у Бобби нелады, раз он не подозревает о существовании кишечного тракта], и я ощущал, как он наполняется и раздувается.

- Ну, вот и все. Вставай и сожми свою милую задницу. Давай, попрыгай на месте, нужно хорошо очистить всё внутри. Выше прыгай и зажимай задницу, выше, еще выше!

Я прыгал по приказу миссис Уоткинс, и мне казалось, что зад вот-вот прорвется. Я зажимался, как только мог и прыгал, продолжал прыгать. В животе крутило до судорог.

- Хорошо, Бобби, теперь садись.

Я присел над сливом, и из моей задницы вырвался поток, а миссис Уоткинс, стоящая надо мной, и оба отродья наблюдали за всей этой сценой совершенно безучастно.

- Ну, все, достаточно, - сказала она, пиная меня в бедро.

- Типичное отродье, - принялась ворчать миссис Уоткинс, смывая дерьмо в слив, - даже не потрудился попасть в дыру.

И внезапно окатила меня холодной водой из шланга. Я увернулся, а она направила струю холодной воды на мою задницу. Потом выключила воду. Я дрожал от холода, а вода каплями стекала на пол.

Она же тем временем повернулась к ванной, и я смотрел, как ванная наполняется из двух кранов.
- Давай, Бобби, - приказала она, направив шлепком ладони по заду.

Я залез в теплую воду и с удовольствием растянулся. Но миссис Уоткинс не дала понежиться; проверив воду, она взяла большую губку и принялась меня мыть, начав с головы, размазывая мыльную пену по лицу и груди. Она терла с энтузиазмом, тщательно промывая каждую складочку тела, и даже залезла в уши и ноздри, пока я, безучастно как кукла,  стоял, опустив руки по швам. Она же бормотала сквозь зубы, комментируя моё тело, как покупатель, осматривающий лошадь:
- Похоже, ты был блондином, пока тебя не обрили налысо. Чистая голова, гладкая кожа, аккуратные уши, гладкие щеки, не знавшие бритвы, мягкие, полные губы, а тело нежное как у пятилетнего малыша, у тебя много жирка, гораздо больше, чем у рабов твоего возраста. Подними руки, шлюха! Мне нужно помыть подмышки, не хватало ещё, чтобы в постель к господину залезла потная шлюха.
- Мягкий и кругленький животик, ммм... а между ног не так уж и много, будь ещё чуть меньше, и можно было бы принять за девочку, - сказала она, сжав мои яйца, которые я, кстати, не считал такими уж маленькими. И вполне реальная боль заставила меня скривиться и зашипеть.

- Ого, да ты чувствуешь их!, усмехнулась она. - А я-то уж думала, что такие маленькие и лысенькие не чувствуют боли. А твоя маленькая писька, думаю, не способна на что-нибудь другое, кроме как пописать.

- Повернись, - приказала она. - Нужно помыть твою задницу для господина. Некоторым приходится таким вот образом увлажнять, пока они не могут брызгать собственной смазкой.

Я повернулся. Это было так несправедливо! Хорошо, быть может, у меня не такой уж и большой член и пока нет волос на лобке, но уже, по крайней мере, несколько лет у меня бывали мокрые оргазмы! Но я не смел возразить. Я знал, что она просто пытается разозлить меня, вынуждая сказать дерзость. Я часто видел своего отца, да и сам тоже, бывало, издевался над маленькими скотами — обзывался и унижал, а они стояли и молча давились слезами.

Рука легла мне на шею.
- Наклонись вперед, - приказала миссис Уоткинс.
Мыльная губка ткнулась  между булками.
- Господин любит тугие дырки, так что мы не будем её растягивать, но отмоем дочиста.

- Подойдите сюда, бездельники! - крикнула она прохлаждающимся отродьям у дверей.

Они подскочили к ней.
Миссис Уоткинс схватила ближайшего за ошейник и ткнула его головой в мой зад. Я почувствовал, как его язык начал вылизывать мою дырочку. Было ясно - он понимает, что от него требуется, без дополнительных указаний. Я протянул назад руки и раздвинул булки, помогая выполнить гигиеническую процедуру. Остренький язычок отродья буравчиком влез мне в дырку. Быстрые движения язычка отродья отзываясь толчками удовольствия в моем теле. Я застонал, толкнув попу ближе, предлагая язычку проникнуть ещё глубже.

Кровь прилила к голове, и сквозь гул я услышал щелчок пальцев, после чего второй раб присел передо мной и стал облизывать мои яички. Кровь шумела в ушах, в глазах потемнело. Но тут два отродья упали на пол, а Миссис Уоткинс сильно ткнула пальцами в нежную точку сразу за яичками.
Я стоял, дрожа после того, как исчезла похоть.

- Иди за мной, - приказала миссис Уоткинс, - и вы, двое, тоже.

Держа крепко за руку, она вытолкнула меня из комнаты, и повела по лестнице, а затем вдоль другого короткого коридора. Босые ноги двух мальчиков шлепали за нашими спинами. Мы подошли к зеленой двери. Миссис Уоткинс толкнула её, и мы попали на балюстраду, тянувшуюся вдоль второго этажа главного зала. Перила поддерживали резные балясины, а в стене имелся ряд широких распашных дверей и у каждой сидел на коленях юный раб. Колени у всех были широко расставлены, руки сцеплены за опущенной головой. Воздух гудел от стонов, поднимающихся от живых статуй внизу.

Миссис Уоткинс открыла одну из дверей, за которой находилась - во многих отношениях - обычная спальня загородного дома. Большая комната с высокими потолками и тяжелыми шторами по сторонам окон, выходивших на цветочные клумбы, спускающиеся к пруду. Тут стояла обычная для такой спальни мебель: двуспальная кровать, туалетный столик, шкаф для одежды, пара легких стульев напротив камина. В летние месяцы камин не топился, но было понятно, сколько уюта он создает зимой, тускло освещая занавешенную тяжелыми шторами комнату и кидая багровые блики на стены.

Конечно, не обошлось и без примет времени  - атрибуты Системы порабощения специфически дополняли убранство спальни. Разнообразные кнуты и трости, наручники различных размеров и материалов, зажимы для рук и ног на стенах, а в углу стояла ярко окрашенная металлическая клетка из прочных решеток. Шерстяной ковер вдоль стены был срезан и пару квадратных метров покрывал легко моющийся линолеум. Деревянные балки со шкивами, цепями и зажимами, явно предназначенные для надежного фиксирования и растягивания тел отродий, покрывали эту стену. В полуметре от стены стоял столб примерно метровой высоты с закрепленным у вершины кольцом. Короткая цепь соединяла это кольцо с рычагом в виде крюка, закрепленным на столбе. Цепь заканчивалась парой металлических кандалов.

Крепко держа меня за руку, Миссис Уоткинс пересекла комнату, подтащив меня к столбу.
- На колени, спиной к столбу, - приказала она. - Руки на затылок, и опусти голову.

Холодный металл стянул запястья и с резким щелчком кандалы застегнулись. Её пальцы стали возиться с моим ошейником. Трещоткой загремела цепь, подтягивая меня за шею назад и вверх, к столбу.

Она отступила назад и снова ткнула ногой мне в бедро.
- Разведи ноги шире! - скомандовала она, пиная меня по внутренней стороне бедер, принуждая развести колени.
- Шире, шлюха! Не стесняйся показать своему Господину, что у тебя там есть, даже если и показывать-то особенно нечего, - добавила она с усмешкой и ещё раз пнула так, что я так широко развел колен, как это было возможно.
- И локти разведи, ты прекрасно знаешь позицию!
Она наотмашь ударила меня тыльной стороной ладони по губам, разбив при этом губу, и я почувствовал металлический привкус собственной крови.
- Вот так, держи позу, иначе я расквашу тебе всю физиономию.

- Эй, вы, шлюшки, идите сюда и разогрейте немного это отродье.

Два маленьких раба, сопровождавшие нас от ванной, подбежали ко мне с широкой улыбкой. Один из них присел передо мной и прижался губами к моему рту. А ещё через миг я почувствовал, как его товарищ просунул голову к моему паху и его остренький язычок стал тыкаться мне в яйца.

- Не позволяйте ему кончить, если не хотите, чтобы вас выпороли. Только заведите его, но не больше, - командовала миссис Уоткинс.

Второе отродье, занимавшееся до тех пор моими яичками, перестал лизать, но я тут же почувствовал его влажные, жаркие, жадные губы на своем члене. Первый между тем не терял время, и просунул свой язык между моими губами, нащупывая мой.

Похоть снова накрыла меня, вытеснив всё остальное: ошейник на шее, клеймо раба на заднице, все остальные ужасы и унижения. Внезапно ласки закончились, и я снова очутился в позе с широко разведёнными коленями, и со скованными за головой руками.

Оба отродья стояли на коленях по бокам от меня, демонстративно подняв руки, с торчащими вперёд члениками, и злобно ухмылялись во весь рот.

Я мучительно дернулся вперед, умоляя продолжить, слезы ручьями потекли по моим щекам.

- Тупой скот, - услышал я юный голос. - Все они одинаковы, эти грязные отродья.
Ричард Уильямс, одетый в легкую летнюю рубашку и настолько короткие шортики, максимально подчеркивающие стройные загорелые ноги, встал надо мой. Его вид выражал абсолютную уверенность, он презрительно кривил губы. Со своего места я видел ровесника, бывшего по своему статусу высшим существом.

Он протянул ногу к моему паху, и я тут же толкнулся вперёд бедрами, ища облегчения похоти, сжигавшей мои чресла, пытаясь потереться членом об его обувь. Всё - достоинство, гордость и воспитание - покинуло меня, осталась только похоть и страх.
С отвращением он отдернул ногу.

- Ох, мастер Ричард, - сказала миссис Уоткинс, - я просто проверяю, готово ли блюдо и достаточно ли оно горячо для того, чтобы порадовать вашего отца.
Она взяла меня за подбородок и запрокинула назад голову. В другой руке у неё оказалась бутылочка в форме члена, ярко окрашенная, с прорисованными выступающими набрякшими синими венами. Она ткнула соску в виде бесстыжей розовой головки мне в губы.
- Приступать, Бобби, - сказала она на упрощенном языке отродий, - быть хорошей маленькой шлюшкой, сосать это. Показать госпоже хорошо губами. Представить это член господина, полный спермой господина.

Я хорошо помнил вкус Brat Juice, который мне давали вчера и с энтузиазмом принялся высасывать развратную липкую жижу из бутылочки.

- Бобби сосать быстрее! Хозяин скоро придёт за Бобби.
Эти слова заставили меня удвоить усилия, и я с причмокиванием атаковал пластиковую соску.

- Господин Ричард, не желаете покормить шлюху? - спросила миссис Уоткинс, предлагая бутылку юному хозяину. Она на миг оторвала бутылку от моих губ, чтобы передать Ричарду, и я с хныканьем потянулся за ней, рванувшись на цепи.

- Вот жадная шлюха! - весело воскликнул Ричард, тыкая соской в мои губы.
- Жадная скотина, - заметил он, когда я присосался к бутылочке. - Я ищу Билли. Папа сказал, что я могу помочь тебе зашивать его задницу.

- У Билли открылось большое кровотечение, и он издох, - с сожалением заметила миссис Уоткинс.

- Что ты имеешь в виду? Я же просто трахал его, как обычно. Порвал немножко, но не сильнее чем в прежние разы.

- Ричард, - проворковала миссис Уоткинс. - Ты становишься уже большим мальчиком и иногда можешь не рассчитать свои силы.

- Ну, пожалуй, на этот раз я вошел глубже, чем обычно, - задумчиво произнес Ричард. - Но я не думал, что подобное его убьет.

- Ну, Ричард, дорогой, не расстраивайся. Это было всего лишь мелкое, хилое отродье. Вряд ли бы он продержался даже пару лет, даже если бы ты его не трахнул. В конце концов, оно издохло не просто само по себе, и ты успел воспользоваться его нежной задницей!

- Ох, тетушка, - рассмеялся Ричард. – Ты же не думаешь, что я буду сожалеть о смерти маленького ублюдка? Да мне вообще пофиг! Я бешусь от того, мне хотелось зашить иглой его пухлую задницу, а теперь шлюха сдохла и лишила меня такого удовольствия!

- Ох, дорогой, не волнуйся! Твой папа говорил, что вскроет задницу Бобби перед ужином. Он обязательно его порвет. Ты знаешь, как твой папа трахает их обычно! Заходи в операционную после ужина и сможешь зашить его.

К этому времени весь сок перекочевал из бутылочки в мой желудок, и я с шумом досасывал последние капли тягучей жижи. Одновременно тело наполнялось энергией и возбуждением.

Миссис Уоткинс наклонилась и стала щупать мои яички. Я попытался ткнуться ей в ладонь своим голодным членом и она, смутившись, одернула руку.
- Мне кажется, сейчас стоит его оставить для твоего папы, он уже полностью готов. Пошли, Ричард, тебе нужно подготовиться к ужину. И вы, отродья, тоже! Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас воспользовался ситуацией и снял его напряжение.

И я остался в одиночестве, голый, с разведёнными коленями, прикованный к столбу. Распаленный ласками двух маленьких рабов и одурманенный соком, я был возбужден до умопомрачения. Несмотря на то, что железное кольцо ограничивало доступ крови к моим яичкам — член торчал как деревянный, и опухшая розовая головка почти упиралась в пупок. Притянутый за руки и шею к столбу, я никак не мог помочь себе снять напряжение. Мне оставалось только ждать со смесью волнения и страха, а мой член подрагивал в такт пульсу.

Я ждал своего Хозяина, надеясь, что его приход поможет удовлетворить мою похоть, и боялся, потому что уже достаточно насмотрелся на мистера Уильямса и его семейку, понимая, что он привередлив и безжалостен, и мне придётся несладко. Но похоть была все же сильнее страха, и я изнывал в ожидании его прихода. Он, конечно, порвет меня, и это будет больно. Но он, в конце концов, трахнет меня, и это будет хорошо! Он собирался именно порвать меня, это точно. Но если я отдамся добровольно и буду всячески угождать, то смогу рассчитывать на некоторую благосклонность. Я уже и не помышлял об освобождении. Похоже, мистер Варвик окончательно бросил меня, мне уже не выбраться, и мистер Уильямс отныне мой Хозяин. Я стал лишь одной из его вещей, быть может, чуть лучшей, чем остальные, но вещи не награждают и не отпускают на свободу. Однако стоит такой вещи, как я, разозлить своего хозяина, и это окончится для неё фатально.

Время текло мучительно медленно, но страх и похоть при этом не спадали, а только нарастали. От разочарования и напряжения на глаза навернулись слезы.

Наконец, дверь распахнулась. Послушалось шорканье домашних тапочек, и я увидел полы темно-красного халата, достающие почти до самого пола. Мистер Уильямс явился в спальню. Его глаза изучали мое тело, холодная улыбка кривила губы. Таким он казался ещё страшнее и толще. Он подошел и ощупал кандалы на моих запястьях. Халат распахнулся, под халатом он был голым. Грубые курчавые черные волосы шубой покрывали его грудь, живот, обрамляя сплошным ковром член и переходя далее в шерстяной покров на ногах.

Мое лицо оказалось в паре дюймов от его паха, где под стоящим изогнутым членом висели тяжелые яйца. Ноздри заполнил запах кислого пота и застарелой мочи. Я ткнулся лицом в пах и поцеловал основание члена, почувствовав губами пульс крови в упругом органе. Щелчок и мои запястья освободились. Мистер Уильямс схватил меня за ошейник и поставил на ноги. Затем запрокинул мой подбородок и с силой поцеловал в губы. Он просунул свой язык меж моих открытых губ, а затем, отодвинув меня, развернул и, сопроводив шлепком по голому заду, подтолкнул к кровати. Я вспомнил Билли — лег на спину, прижав ноги к голове и выставив напоказ задницу, покорнейше предлагая ей воспользоваться. Именно так я должен себя вести перед мистером Уильямсом, так и сделал. Промеж своих раздвинутых ног и задранной задницы я видел, как мистер Уильямс сбрасывает халат с плеч. Он поднялся на ложе и его напряженный член завис надо мной. Тут он остановился, затем подняв ладонь, сплюнул немного слюны и растер по головке члена. Я едва смог сдержать слезы, поняв, что это окажется единственной смазкой, причитающейся мне сегодня. Схватив за бедра, он подтянул меня к краю кровати. Некоторое время молча смотрел мне в лицо, а затем заговорил, впервые с тех пор, как вошел в спальню.

- Блядская шлюха! - он сплюнул и наотмашь ударил меня по ногам тыльной стороной ладони, задев костяшками пальцев яички.

ЧАСТЬ 19

Боль от удара по моим яйцам была мучительной. Я, задыхаясь, откинул голову назад, но мне удалось удержать зад, и мои руки по-прежнему раздвигали половинки моей задницы.

Через слезы, выступившие на глазах, я смог разглядеть мистера Уильямса, возвышавшегося над надо мной с набухшим членом, жадно вздымающимся вверх от темных зарослей грубых лобковых волос, закрывающих его пах. Борясь со слезами, я заставил себя улыбнуться, попытавшись приглашающе, как я надеялся, задрать зад.

Я вспомнил, как расспрашивал папу, зачем он бил ремнём маленького шлюшку, когда тот всхлипывал на грязном полу сарая, и его дырка сочилась кровью после первого проникновения. Отродье кричал и хныкал, но не пытался сопротивляться, когда ему забивали член в зад. Папа ответил, что шлюху нужно было обучить, простого подчинения недостаточно. И отродью пришлось активно пытаться угодить.

Я знал, что мне будет больно и очень больно, но, может быть, мне удастся показать мистеру Уильямсу, что я не только признал свое рабское положение, но и стремлюсь оказать своему хозяину максимальное удовольствие. Тогда, возможно, он не будет очень уж жесток со мной.
- Трахните меня, хозяин! - я подался назад, выгибая задницу, чтобы анус растянулся пошире. - Засадите мне как можно глубже!

Схватив меня за ляжки, мистер Уильямс раздвинул мне ноги и толкнул мои колени назад так, что они уперлись в кровать по сторонам от моей головы. Таким образом, мои плечи и колени упирались в кровать, а задница поднялась в воздух и сквозь раздвинутые ноги я видел нависающую надо мной тушу мистера Уильямса. Роста он был небольшого, но обладал мощным телосложением. Широченные плечи, бочкообразная грудь, покрытая темными жесткими волосами, мощные ручищи излучали первобытную силу.

Однако, глаза мои лишь скользнули по его, безусловно, мощному туловищу, задержавшись на бледном, раздувшемся органе из плоти и казалось — хряща, поднимавшегося из копны черных спутанных лобковых волос. Неровный, покрытый узловатыми венами и увенчанный розовой головкой, он торчал строго вверх, почти упираясь в пупок хозяина. Этот жезл, безусловно, доминировал в доступной мне картине. Ведь было понятно, что очень скоро, вот прямо сейчас, мистер Уильямс со всей своей животной силой примется забивать этот чудовищный пульсирующий жезл в меня, и от страха я уже чувствовал боль.

Мне не нужно было представлять как это будет. Я прекрасно знал, так как часто и с увлечением наблюдал, как мой папа, заполучив нового восьмилетку, предназначенного для изматывающей работы на ферме в ближайшие 8 лет, давал ему первый урок подчинения. Точно также, на какой-нибудь копне сена, с задранными до ушей коленками, тот ревел и верещал, пока его жестко насиловали.

Однажды, заметив очень симпатичного новичка, я спросил у папы:
- А можно мне?

Он ответил, что это часть процедуры смирения. Отродье, жестоко трахнутое собственным хозяином, обычно теряет всякие иллюзии и не пытается бежать. Его отказ показался мне очень обидным. Но, как только папа заканчивал, наступала моя очередь веселиться. Мне разрешалось применять сапог или ремень, чтобы поставить отродье на ноги и отправить его на работу.

Но теперь-то речь шла не о каком-то сопливом восьмилетке, а обо мне! И сейчас этот здоровый член забьют в мой зад! Это мою задницу сейчас распечатают и заполнят спермой. Наверное, как говорил папа, это должно лишить меня воли. И тут я ясно увидел, словно со стороны, как лежу на спине, с задранной вверх задницей, предлагая её своему хозяину.
Мистер Уильямс поместил руки на мои бедра и легко, словно пушинку, подвинул мой зад, прижав его к своим бедрам. Он поерзал, и головка члена уткнулась в мою дырочку. Я толкнулся навстречу, ещё сильнее растягивая пальцами половинки задницы, пытаясь облегчить проникновение. Но вот он качнулся вперед, и я завопил от раздирающей меня боли.

- Шлюха! - прорычал он, -  раскрой очко и подмахивай задницей!
И, размахнувшись, влепил мне пощёчину.

Рот тут же заполнился кровью.

- Хозяин, - стонал я, отчаянно пытаясь растянуть шире упрямую дырочку.

- Шире, шлюха! - орал мистер Уильямс, распаленный похотью.
Он всё сильнее и глубже засаживал член мне в задницу, а я стонал и рыдал под ним. Словно в тумане я видел приближающееся, искаженное похотью лицо. Чем больше боль доходила до глубины души и заполняла тело, тем больше его лицо расплывалось и растворялось, теряя индивидуальные черты, превращаясь в абстрактную маску, которая то приближалась вплотную, то отплывала, растворяясь в тумане. Казалось — гигантский поршень рвёт меня на части. Мистер Уильямс тяжело налегал, вкладывая в каждое движение весь вес и силу огромных лапищ. Энергия его толчков подкидывала меня на кровати, я был буквально расплющен его весом.

Наконец, член полностью вошел в меня и его бедра звучно зашлепали по половинкам моего зада. Внезапно он замер и напрягся. Я почувствовал, как глубоко забитый в мое тело член выплевывает семя. Некоторое время, тяжело дыша, он ещё полежал на мне, затем отвалился на бок, и с громким чмокающим звуком его член выскользнул из моего тела.
Он схватил меня за яйца и скрутил их.
- На колени, сука!

Поднимаясь на колени, я чувствовал, как по ляжкам стекают липкие потоки.

- Опусти голову! - приказал он, сопроводив распоряжение пощечиной тыльной стороной ладони.
Я почувствовал, как просел матрац, когда он зашел мне за спину. Разместившись там, он ткнул ладонью по ошейнику, глубже впечатывая меня лицом в матрац. Запустив другую руку между моих ног, он схватил меня за яйца, подтягивая зад выше. Удовлетворившись позой, он облапал мои бедра и снова вбил свой член в мой зад. Я завопил, когда его орган опять принялся долбить мою истерзанную дырочку.

- Ха! Со второго захода уже не такой тугой! - хохотнул мистер Уильямс, резко засаживая мне на всю длину, со шлепками, сопровождаемыми моими всхлипами.

- Прекрати ныть и работай жопой! Я как будто дохлый кусок мяса трахаю, давай шевелись! - рычал он, сопровождая указания подзатыльником, от которого у меня зазвенело в ушах.

Повинуясь приказу, я начал напрягать мышцы заднего прохода, массируя снующий в нем член, и принялся поддавать задом навстречу члену, когда тот толкался вперёд, и от него, когда мужчина откатывался назад. Сила и темп движений нарастали, его бедра с силой шлепали по моим, ноющая боль в растерзанной дырочке от его бугристого члена становилась всё сильнее. Я молча глотал слезы. Наконец мистер Уильямс громко хрюкнул и начал кончать. Он навалился на меня и со стоном начал содрогаться от оргазма. Затем откинулся на кровать, но не забыл обо мне, а схватив за ошейник, потащил меня к своему паху. Его опухший член, только что побывавший в моих кишках, оказался перед моим носом. Он был весь измазан в сперме, крови и во всех остальных нечистотах, которые обычно бывают внутри тела. Я не колебался ни секунды, так как прекрасно знал, что следует делать. Я неоднократно наблюдал, как оттраханное отродье оказывает завершающее удовольствие своему хозяину.

Я принял в рот опадающий член хозяина, и начал обсасывать и слизывать тошнотворную грязь. Вылизывая бурые капли из завитков лобковых волос, я неожиданно поймал себя на мысли, что называю его про себя не «мистер Уильямс», а Хозяин. Может быть, папа был прав?

Мои размышления прервал рывок за ошейник. Проследив взглядом за указующим пальцем, я увидел, что бурые потеки, капая из моего развороченного зада, успели запачкать ковер. Не оставалось ничего иного, как припасть к ковру и начать его вылизывать.

Позади отворилась дверь.

- Ах, миссис Уоткинс, - раздался голос Хозяина. - Я закончил на сегодня с этой шлюшкой. Забери его и сделай, че там обычно делают... Зашить там или ещё чего. Завтра он должен быть в форме!

- Конечно, сэр. Кстати, молодой господин хотел попробовать зашить шлюшку. Он собирался зашить Билли, но, когда тот сдох — очень расстроился. Разрешите потренироваться на этой шлюхе?

- Да, да, конечно! Это развлечет Ричарда. Я так горжусь моим мальчиком. Он жаждет познать все радости свободного человека. Да возьмем хотя бы того же Билли. Пусть ему и было всего восемь, я знаю лишь немногих парней возраста Ричарда, которые смогли бы затрахать восьмилетку до смерти! Если так пойдет и дальше, у меня кончатся восьмилетки!

- Конечно, мы все гордимся молодым господином! - с жаром согласилась миссис Уоткинс.
Хотя, возможно, это была просто лесть слуги перед хозяином? Эти слова она высказала уже в спину хозяину, направившемуся прочь из спальни.

Проводив хозяина, миссис Уоткинс повернулась ко мне. Она какое-то время наблюдала за мной, машинально постукивая ногой по полу.
- Ох, ради бога! Грязь из тебя льётся быстрее, чем ты слизываешь! Но мы это поправим.

Продолжая вылизывать ковер, я услышал, как она вышла. Дверь отворилась и захлопнулась. Но вскоре она вернулась.

- Задери свою задницу, шлюха! - прошипела она, вдавив мою голову в ворс ковра.

Не успел я повиноваться, как пришлось взвизгнуть от боли, когда её грубые пальцы начали запихивать мне в зад ком туалетной бумаги.

Через несколько минут она пинком известила меня, что я достаточно вылизал ковер, и потащила прочь, брезгливо держа меня за ошейник на расстоянии вытянутой руки. По пути нам попалось несколько голых рабов, которые охали и присвистывали, заметив окровавленную пробку из рулона туалетной бумаги, распиравшую мой зад. Наконец мы вернулись в кафельный кабинет.

Еще один ребенок-раб сидел в клетке в комнате, тупо пялясь на чистую стену. Почти черное от загара тело не оставляло никаких сомнений в том, что он несколько лет работал голышом на полях. Заметив домоправительницу, ребенок распахнул от страха глаза и вжался в угол, как можно дальше от дверцы. Я с удивлением обнаружил, что это была девочка! Судя по небольшим припухлостям на груди — ей было около 12 лет. Удивительно — что она делала в доме, особенно если знать, что хозяйка дома разделяет все неписанные традиции, не одобряющие того, чтобы рабынь тащили в господский дом [Здесь Бобби говорит о довольно распространенном явлении в мире Порабощения. Свободные женщины настроены очень враждебно к девочкам-рабам. Возможно, воспринимая их как потенциальных соперниц, они обычно настаивают на том, чтобы в домашние слуги принимались исключительно мальчики. А если уж девочки и попадали в дом, то обычно подвергались ещё более жестокой муштре, чем мальчики. Поскольку ежегодно порабощается примерно равное количество детей обоих полов, а часть мальчиков используется в качестве домашних слуг, то девочки больше используются на тяжелой работе в шахтах и на полях.].
Впрочем, какое мне до неё дело? Миссис Уоткинс подтащила меня к операционному столу и уперев бедрами в край столешницы, надавила за ошейник так, чтобы я согнулся и отклячил зад. Костлявые пальцы опять ткнулись мне в задницу, и я вновь взвизгнул, когда она выдрала бумажный кляп.

- Задержи дыхание, - произнесла она, протянув руку к банке с дырками на крышке, похожей на солонку. Надпись на банке возвещала, что внутри находится «Лошадиная присыпка для открытых ран». Когда она сыпанула порошком мне на зад, я забыл, что нужно было задержать дыхание, и заорал, принявшись извиваться, пытаясь вырваться. Боль была такой, будто она плеснула уксусом на открытую рану. Я попытался прикрыть дырку ладонью, но жесткие пальцы схватили меня за запястья, возвращая их назад.

- Держи свои руки подальше от своего зада, - приказала она, защелкивая наручники. А затем потянула меня к другой клетке, по соседству с девчонкой-рабыней. Одной рукой ухватив меня за шею и пнув под колени, она заставила меня согнуться вдвое и швырнула в клетку. Лязгнула решетка, щелкнул замок и её шаги стали удаляться. Присыпка жгла огнем, как будто мне в зад сунули горящий факел. Несколько минут я лежал лицом вниз, потом повернулся на бок и скрутился, прижав колени к подбородку. Я лежал и жалел себя. Измотанный, опустошенный, потерявший всякую надежду, да еще с горящим огнём задницей. Я мог, если бы захотел, поговорить с девчонкой из соседней клетки, но какой в этом смысл? Судя по её тупому взгляду, они не знала в своей жизни ничего кроме тяжелой работы с момента порабощения. Да она и двух слов связать-то, наверное, не может. К тому же, не стоило рисковать поркой [тут Бобби говорит об общепринятом запрете для рабов общаться друг с другом, кроме непосредственно рабочих дел. Конечно, отродья болтают и даже сплетничают между собой, но делают это тайком и если они оказываются пойманными, то их ожидает порка, и иногда им даже прокалывают или вовсе отрезают языки.]. Мне и так проблем хватало, а скоро ещё и Ричард придет, чтобы зашить мой зад, сразу после ужина. Лежать на бетонном полу было очень тяжело, и я заерзал, попытавшись устроиться удобнее. Я устал, очень устал... И мои глаза закрылись.

Я проснулся от голосов миссис Уоткинс и Ричарда, вошедших в комнату.

— Вот он, Ричард, - произнесла миссис Уоткинс.  - Я сейчас вытащу его и привяжу на столе, чтобы он не зашиб тебя. Этот скот обязательно будет лягаться, и может запачкать одежду или сильно ударить.

- Хорошо, тетушка, - ответил Ричард. Его голос дрожал от волнения. - А кто в той клетке? Что-то я не припоминаю это отродье?

- Конечно нет, Ричард. Её только сегодня привезли с домашней фермы. Твой папа собирается скрестить её с Тимом.

Я вспомнил, что так зовут выжившего брата, дравшегося в утяжеленных перчатках в столовой, когда мистер Варвик привез меня сюда.

- Завтра утром твой папа собирается осмотреть её — подходит ли она для разведения. Ты хочешь рассмотреть её? Подойди, я покажу.
Согнувшись, она отперла клетку и, схватив девчонку за руку, вытащила её из клетки.
- Вылезай, засранка. Молодой господин желает посмотреть на тебя.

Девочка встала, опустив голову, и тупо уперлась взглядом в пол, безвольно опустив руки. Миссис Уоткинс отвесила ей подзатыльник, звонко отозвавшийся в пустой комнате. Девочка пошатнулась, но устояла.

- Встань как положено, сука, и покажи себя молодому господину. Руки за голову! - закричала она.

Рабыня поспешно подняла руки за голову, дрожа от страха, как осиновый лист.

- Эта сука — близняшка. И будет забавно скрестить её с другим близнецом. Анализ крови показал, что их потомство выйдет очень удачным и будет хорошо цениться у торговцев. Твой отец решил недавно заняться разведением отродий, и ему понравилась идея свести близнецов из двух пар.

- Совсем как ты, тетя, когда выплачивала свою дань моему папе. Кроме того, если эта сука понесет, то ты станешь бабушкой! - весело заметил Ричард. - Как ты к этом относишься?

- Когда сука ощенится близнецами, и они окажутся здоровыми и крепкими, я буду благодарна за возможность ещё раз выказать твоему отцу свою благодарность. Благодарность за эту честь — служить ему! - произнесла миссис Уоткинс очень серьезным тоном.
- И ты, сука, - продолжила она, схватив девчонку за подбородок и задрав её голову.  - И ты должна гордиться, что тебя выбрали для этой чести.

- Да, госпожа, пожалуйста, госпожа. Очень рада, госпожа. Суке очень повезло, - сквозь слезы затараторила девчонка.
Миссис Уоткинс довольно рассмеялась.

- Посмотри на эту суку, она плачет. Они всегда ревут почем зря. Боже, ты бы слышал, как она вопила, когда торговец продал её отдельно от братца — близнеца. И ничуть не успокоилась за четыре года.
- Повернись, пусть молодой господин хорошенько осмотрит тебя сзади! Как ты считаешь, господин? - спросила она, шлепнув по загорелой ягодице рабыни.

- Да вроде ничего, тетушка. Хотя бедра и узковаты. Ей будет не легко щениться.
- Благослови тебя бог, мой мальчик! - рассмеялась домохранительница. -Ты весь в отца, своим наметанным взглядом на скотину. Но не волнуйся, она молодая и ты удивишься, насколько сильное у неё тело. Едва ощенившись, она через пару часов уже вернется на работу в поле. О, да теперь я вижу, чем ты раздолбал дырку Бобби, почему он так верещал. Но, боюсь, что твоему папе не понравится, если ты её трахнешь. Он хочет быть уверенным, что её щенки будут от другого отродья, и чтобы никаких сомнений. Тем более, после Бобби, вдруг ты и её порвешь? Но можно в рот! Хоть это и не тоже самое.

- Не беспокойся, тетя. Я уже не так сильно переживаю. В конце концов, этот случай послужит уроком другим шлюхам, что не стоит упираться, а надо ублажать хозяев!

- Ну и ладно, давай займемся этой шлюхой. Сейчас я её вытащу.

И не успел я и глазом моргнуть, как она выдернула меня из клетки, уложив спиной на стол. Затем от удара в живот я согнулся пополам, и она навалилась на меня всем своим весом. И не успел я опомниться, как на руках за головой защелкнулись оковы. Один кожаный ремень стянул мне грудь, ещё один был застегнут вокруг живота, фиксируя на столе.

- Задери колени за голову, - распорядилась домомучительница. И мой растянутый зад поднялся в воздух.
- Ричард, подай мне руку, пожалуйста, - сказала она, схватив мою голову за затылок. потащила её вверх. - Просунь вот этот железный штырь вон в те проушины ему за колени и под затылком.

Ричард подошел к столу. Я не мог повернуть голову, но скосив глаза, увидел его сбоку. Он был голым - его торчащий член находился всего в паре дюймов от моего лица. Заскрежетал металл, и я почувствовал резкую боль, когда неровный штырь протащили мне под коленом. Потом холод металла коснулся кожи под затылком и снова жгучая боль от сдираемой кожи под вторым коленом.

И вот, я беспомощно растянут на столе, с коленями за головой, скованный железными штырями.

- Я сейчас схожу за иглой и ниткой для его зада, - сказала миссис Уоткинс. - Почему бы пока не заставить эту суку поработать языком, очищая дыру шлюхи?

Я услышал шлепок и вскрик, а затем, между своих растянутых ног увидел, как Ричард за ошейник тащит ко мне девчонку.

Он подтащил её к моему голому заду и толкнул вперед:
- Давай, сука, поработай языком, вылизывай дырку!
Свой приказ он подкрепил шлепком по её заду.

Я заскулил, когда её язык коснулся моей болезненной дырки. После чего застонал от удовольствия, когда язык пробрался глубже, в анус, стараясь подтолкнуть зад выше, навстречу ласковому вторжению.

- Эти отродья и вправду похотливые животные! - восторженно выдохнул Ричард. - Сука вылизывает, а Бобби то как разволновался и хочет большего! Никакого стыда!

- Ну, это всего лишь похотливые отродья. Они не думают, как ты, и чувствуют всё иначе, - ответила вернувшаяся миссис Уоткинс.

— Это так отвратительно! Оп-а, а у шлюхи Бобби встал член! - воскликнул Ричард.

Он подался вперед и схватил рукой мой налившийся член. От его прикосновения я на мгновенье вздрогнул и забился в путах, сотрясаемый оргазмом.
- Грязное отродье! - воскликнул Ричард, вытирая ладонь о моё бедро.

- А чего ты ждал от шлюшки? - с намеком на нетерпение в голосе спросила миссис Уоткинс. - Ну вот, теперь его зад чистый, держи иглу.

Ричард и я уставились на иглу. Я ничего не мог поделать с собой, принявшись рыдать.

 

ЧАСТЬ 20

- Посмотри на эту плачущую малютку, - усмехнулась миссис Уоткинс. - Бедняжка не хочет, чтобы его нежный маленький зад зашивали.

Ричард и миссис Уоткинс громко расхохотались.

- А теперь я просто проверю дырку Бобби.
Она подошла к краю скамьи.

Голова молодой сучки внезапно отстранилась от моей задницы. Я издал громкий стон, протестуя против резкого выхода ее языка из моей дырочки.

- Не волнуйся, Бобби, - усмехнулась миссис Уоткинс, - ты скоро почувствуешь нечто другое.
- Эта сучка очень хорошо почистила дырку Бобби. Ей повезло. Если бы не это, то она получила бы хорошую порку, заставившую её зад кровоточить. Ричард, позволь, я верну ее обратно в клетку, и затем ты начнёшь зашивать.

Я взвизгнул, когда она вскользь всадила иглу во внутреннюю часть моего бедра.

- Тебе придётся кричать гораздо больше, мальчик, - заметила она, отвернувшись от меня.

Я лежал плечами на столе, моя задница была задрана в верх, и я не мог ей пошевелить. Мог лишь наблюдать, как капелька крови от укола иглой стекает по моему бедру.

Я услышал щелчок щеколды, когда шлюшку запирали в клетке, а затем миссис Уоткинс снова встала у края стола. Я мог видеть только ее голову и плечи, а нижняя часть ее тела скрывалась за моей задранной в воздух попой.
- А теперь, Ричард, - сказала она, - после того, как дырка отродья довольно хорошо очищена, мы должны определить степень повреждений. Никто не сможет сказать, что твой отец - маленький человек.

Она, должно быть, коснулась моего отверстия, даже вложила в него пальцы, раздвинув разорванную плоть, потому что боль стала мучительной.

- К счастью, - заметила она, - у твоего отца есть та звукоизолирующая комната, учитывая, что твоя мать не любит слушать вопли этих отродьев. Нужно, чтобы швы вышли аккуратными и располагались как можно ближе друг к другу. Думаю, хватит четырех стежков с каждой стороны. Если у тебя это получится, то у него будет очень хороший шанс выглядеть целкой, и твой отец сможет продать его в качестве девственника, если захочет.

- Теперь я встану с другого края и схвачу его за лодыжки, чтобы он не размахивал им, когда ты будешь колоть иглой. И будь готов: отродья всегда визжат, как застрявшие свиньи, когда мы зашиваем их задницы. Постарайся не обращать на его крики внимания.

- О, тётушка, - голос Ричарда был полон негодования, - ты же не думаешь, что меня будут беспокоить крики отродья?

- Конечно, нет, дорогой, - поспешно произнесла миссис Уоткинс. - Пожалуйста, не расстраивайся. Я перейду на другой конец стола и схвачу его за лодыжки, чтобы он не махал ими как сумасшедший, когда ты начинаешь причинять ему боль.

Миссис Уоткинс исчезла из моего поля зрения, и через несколько секунд я почувствовал, как мои лодыжки крепко сжали, и мои колени прижались к скамейке у моей головы.

- Игла... я оставила её где-то там, в бедре шлюхи. Я потяну за лодыжки Бобби, насколько это возможно, чтобы ты как можно лучше разглядел его дырку... Ну как?

- Спасибо, отлично, тётушка, - беспечно ответил Ричард.

Я почувствовал неожиданную жалящую боль, когда он вырвал иглу из моего бедра. Вслед за капелькой крови из ранки от иглы вниз по моему бедру покатилась уже струйка.

А затем жалящая боль и кровь были забыты из-за боли, которая была хуже, чем после удара хлыста, хуже, чем после прикосновения раскалённого железа, хуже, чем после проникновения в меня члена мистера Вильямса - боли, разрывающей мое тело, когда Ричард принялся протыкать иглой края моего ануса.

Я отчаянно сражался с хваткой миссис Уоткинс на моих лодыжках, а узы, которыми я был обездвижен на столе, надёжно меня держали. Я выкрикивал отчаянные просьбы о пощаде; обещания, что буду хорошей шлюхой, горячей маленькой шлюшкой; обеты, что буду делаю все что угодно, только бы прекратилась эта боль.

Мои мольбы прекратились, поскольку я испытал новую нарастающую муку, когда Ричард снова засунул иглу в чувствительную и уже истерзанную плоть. Комната принялась качаться вокруг меня, периодически накатывала темнота, когда я терял и приходил в сознание. Мои крики, казалось, слышались откуда-то издалека.

А затем миссис Уоткинс внезапно отпустила мои лодыжки. Железный брус, прижимающий коленки к столу, был убран. Меня стащили со скамейки, и я оказался на четвереньки на полу.

Носок ботинка миссис Уоткинс врезался мне в ребра.
- Вставай на колени, шлюха, - крикнул Ричард, хватая рукой мой ошейник и толкая мою голову в свой пах.

Мои ноздри наполнились его животным запахом, смесью несвежего пота с подспудным намеком на человеческие фекалии. Инстинктивно я попытался отстраниться, и он грубо выругался. После чего потянул мою голову назад. Ряд пощёчин, которые он отвесил мне свободной рукой, заставили мою голову болтаться. Я почувствовал вкус крови, в ушах зашумело.

- Открой рот и соси член, - прорычал он.

Я услышал позади себя резкий свист опускающейся прута, а затем взрыв боли на моей голой заднице.

- Займись делом, шлюха, - крикнула миссис Уоткинс.

Прут свистнул во второй раз. Мне показалось, что моего зада коснулись раскалённым железом. Отчаявшись стремясь избежать третьего удара, я вобрал в свой рот набухший член Ричарда и принялся его сосать. Тут не было никакого мастерства или умения. Мне было не до того. Лишь бы удовлетворить Ричарда в надежде, что он перестанет причинять мне боль.

Он схватил меня за уши и начал жестоко трахать мой рот. Он с вошел в меня сильным толчком своих бедер, протолкнув набухшую головку члена мне в горло. Он прижал мою голову к своей промежности так сильно, что мой нос буквально сплющился, вдавившись в его лобок, зарывшись там в волосы. Моя глотка сомкнулась вокруг его стержня, борясь со вторжением, кровь запульсировала у меня в голове, и, потеряв способность дышать, я начал терять сознание.

Внезапно он вздрогнул, и я почувствовал, как его член где-то глубоко в моём горле принялся выбрасывать струи спермы.

Он ухватился за мои уши. Истекая слюной, я потянул голову назад, чтобы заполнить мои легкие воздухом, в то же время упорно сражаясь за то, чтобы не позволить ни одной капли спермы Ричарда вырваться из моего рта, но я не мог глотать и дышать одновременно. Липкая жидкость с металлическим привкусом просочилась между моих губ и принялась стекать вниз по моему подбородку. Я снова зарылся лицом в пах Ричарда, надеясь скрыть свой промах. Я слизал последние капли спермы с кончика его теперь уже усохшего и вялого члена. Без предупреждения Ричард упёрся коленом мне в грудь, отбросив меня назад, на пол.

- Мерзкое животное, - сказал он, отвернувшись от меня, и зашагал к своей одежде, сложенной на деревянном стуле с прямой спинкой.

Я заметил, как миссис Уоткинс кинулась ко мне, подняв трость для удара. Я перевернулся спиной вверх.

- Возвращайся в свою дерьмовую клетку, - приказала она. - Давай, шевелись.

Скорчившись до предела, я бросился к открытой клетке. Визжа от страха, я старался двигаться так быстро, как только мог, но ей все же удалось дважды треснуть меня по огузку, прежде чем я, тяжело дыша, оказался лежащим на бетонном полу клетки.

- Боже, тётушка, - Ричард прогулялся к клетке и уставился на меня сверху вниз, одновременно натягивая брюки на бедра, - Папа говорит, что хочет завтра увидеть Бобби за завтраком, поэтому мы немного его пометим. Мне интересно, как отреагирует папа.

- Не волнуйся, Ричард, - успокаивающе произнесла миссис Уоткинс, - он будет гордиться тем, что у него есть сын, знающий, как объезжать отродьев.

Ричард не ответил, а, вытащив из своих шорт пенис, направил на меня теплую янтарную струю. Застегнув молнию, он ушел, оставив меня в слегка парящей луже мочи.

* * *

У меня всё ныло и болело. Должно быть, я немного поспал, как мне показалось, ночью. Затем я решил, что прошла ещё одна ночь. Не было никакой возможности в этой комнате с белыми стенами и без окон, но с беспощадно-ярким освещением определить, стоит день или ночь. Я не мог вспомнить, спал ли в тот момент, но я не заметил, как миссис Уоткинс появилась в комнате. Она внезапно оказалась там, заставляя выйти сучку из клетки при помощи короткого обрезка резинового шланга. Визги сучки и звучные хлопки шланга по её голому телу, должно быть, разбудили меня.

Затем сучка, которую окатили водой, уселась на корточки с руками, закреплёнными перед ней прочными пластиковыми оковами, короткая цепь связывала ее ошейник с кольцом, закреплённым в полу.

Миссис Уоткинс вставила кляп в виде шара в рот шлюхи, и теперь занималась закреплением ремешков на её голове.

Затем миссис Уоткинс направилась ко мне, размахивая трёхфутовым резиновым шлангом.

Увидев, что она приближается ко мне, и предчувствуя боль, я вскочил на ноги. Всё это время в клетке я не сходил с того места, где впервые упал, прямо у её запертой дверцы. Я присел на корточки в ожидании. Как только она открыла защелку и распахнула дверцу, я проскользнул мимо нее. Я старался сделать это быстро, но всё же оказался недостаточно быстр, и кусок шланга опустился поперёк моего голого зада.

Она отвела меня в угол комнаты. И направила на меня шланг. Будучи зажатым там как в ловушке, я, визжа, прыгал и скакал, пока она играючи окатывала ледяной водой моё голое тело. А затем, дрожа, стоял, когда она обтирала меня губкой, смоченной в жидкости, сильно пахнущей карболкой, из испускающего пар ведра с антисептиком, вызывая жгучую боль в моих открытых порезах и ссадинах.

- Следуй за мной, не отставай, - приказала мне миссис Уоткинс, а затем, освободив сучку от кольца в полу, к которому она была прикована, резко дёрнула её за поводок и вывела нас из комнаты.

Мистер и миссис Уильямс вместе с Ричардом завтракали в тени большого зонтика на террасе с видом на озеро. Их обслуживало несколько мальчиков-слуг из числа отродьев в очень коротких, безупречно белых туниках, и ничто вокруг них не вызывало тревоги.

Миссис Уоткинс остановилась в паре ярдов от длинного деревянного стола, за которым сидела семья.

Сучка без имени, и я упали на колени и прижались лицом к плитам пола. Не знаю, кто это сделал первым, девчонка или я, и не знаю, как мы поняли, что это необходимо сделать. Полагаю, это было просто инстинктивным признанием пропасти, отделявшей нас - двух голых, избитых и полуголодных порабощённых отродьев - от привилегированной и комфортной жизни тех, кому мы должны были служить. В этом признании не было обиды или зависти. Пропасть между нами была слишком велика. Они жили в мире привилегий и комфорта, из которого мы были исключены как рабы, наш удел был угождать им и приносить удовольствие. И мы не могли ничего поделать, не в наших силах было подвергать сомнению их право править и наш долг служить и повиноваться. И в самом деле, стоя на коленях на каменных плитах пола под утренними лучами солнца, согревающими моё обнаженное тело; слушая ропот голосов, исходящий от десятиместного стола для завтрака, осязая запахи бекона и свежезаваренного кофе, дразнящие мои ноздри и напоминающие, что я нечего не ел с предыдущего дня - всё это показалось мне неизбежным и правильным.

- Что там у тебя, миссис Уоткинс? - спросил мистер Уильямс.

- Бобби и сучка, с которой вы собираетесь скрестить Томми, сэр. Вы сказали, что хотите, чтобы их привели к вам сегодня утром.

- Верно, так и было. Подведи их сюда, пожалуйста. Уоткинс, приведи Томми, я с таким же успехом могу взглянуть на них и сейчас.

Миссис Уоткинс повела сучку вперед, я последовал за ними.
- А ну, сейчас же поднимите руки. Давайте, покажите себя своему господину, не заставляйте его ждать.

- Папа, почему у шлюхи кляп и скованы руки? - спросил Ричард, развалившийся в садовом кресле. - Я бы не сказал, что у шлюшек есть какой-то выбор. Если я трахаю шлюху, то не пользуюсь кляпом или чего-то подобным. Мне нравится слышать, как они орут.

- Она будет трахаться не со свободный мальчик, а с отродьем, Ричард, - сказал мистер Уильямс, поднимаясь на ноги, - а это совершенно другое. Они оба могут получать удовольствие от этого, но цель-то в другом. Цель в том, чтобы заставить сучку вырастить одного, или, что лучше, двух здоровых детёнышей. Важно, чтобы все было сделано правильно. Если же их предоставить самим себе, то они могут сделать все неправильно. Вероятно, так могло быть. Ведь Томми имели только в рот или в зад. И ты будешь удивлён, как часто сучка становится дикой и пытается брыкаться всякий раз, когда её покрывает другое отродье. Такого не бывает со свободным мальчиком - тогда она слишком напугана...

- Бобби, - продолжил мистер Уильямс, - подойди сюда.

Все еще держа руки за руки, я поплелся вперед, чтобы встать непосредственно перед ним. Я стоял, склонив голову, пока он минуту или две осматривал меня с головы до ног.

- Я хорошо оттрахал это отродье, но, ты, похоже, тоже довольно основательно поработал над ним, Ричард, - сухо заметил он.

- Прости, папа, ты же знаешь, как это происходит, когда начинаешь лупить отродье. Невероятно трудно остановиться.

- Не беспокойся, Ричард, ты же знаешь поговорку, что лошадь, отродье и ореховое дерево становятся только лучше после хорошей порки. Эй, ты, обернись и покажи мне спину. Несколько хороших отметин на плечах и на заду. Это тоже ты, Ричард?

- Нет пап, это миссис Уоткинс, - в голосе Ричарда было отчётливо выражено сожаление.

- Ну, хорошо, хорошо, - сочувственно произнёс мистер Уильямс, - можешь высечь тростью любого из мальчиков-слуг после того, как я уйду в офис.

- Кого именно, папа?

- Да любого, согласно своему желанию, - небрежно бросил мистер Уильямс, прежде чем обратить свое внимание ко мне.
- Покажи-ка мне свою задницу, - приказал он. - Я хочу посмотреть, как поработал юный господин, зашивая её.

Я повернулся к нему задом, наклонился и раздвинул половинки своей попы.

- Неплохая работа, - заметил мистер Уильямс. - Держу пари, Ричард, этот маленький мудак орал, когда ты накладывал швы.

- Он лишь немного покричал, папа.

- Громко? - спросил Уильямс и ткнул пальцем в мою дырку.

Я дернулся вперед и заверещал, когда его палец воткнулся в мою израненную плоть.

- Хотелось бы, чтобы ты прекратил делать это дома. Определённо, ты мог бы подождать, и поиметь его во дворе или где-нибудь ещё подальше отсюда, - запротестовала миссис Уильямс, которая до сей поры молчала. - Ты же знаешь, что когда отродья вопят таким образом, то у меня начинает болеть голова. Будь внимательнее и к другим.

- Мне очень жаль, дорогая, я просто хотел проверить, насколько прочно зашил Ричард. Бобби больше не будет кричать, я обещаю тебе это.

- Бобби, повернись и посмотрел на меня.

- Бобби, посмотри мне в глаза.

По-прежнему сложив руки на макушке, я обернулся и испуганно поднял глаза. Он не был высоким, но он был выше и намного больше меня. Я почувствовал, как он, доминируя, нависает над мной. Он улыбнулся, но его буравящие меня глаза были холодны и беспощадны. Я похолодел от ужаса. Его улыбка стала шире, а затем, без предупреждения, он врезал мне кулаком в живот. Удар, нанесенный всем своим весом, сбил меня с ног и бросил на пол.

- Вставай, Бобби, - тихо произнёс он, указывая на мои ноги. - Давай, мальчик, не заставляй меня ждать.

Борясь с болью, я перекатился на руки и колени, а затем, обхватив руками больной живот, поднялся на ноги.

- Встань прямо, Бобби и положи руки на голову.
Его голос был по-прежнему ровным и сладким, как мед.

- Пожалуйста, господин, - безнадежно умолял я.

- Ах, Бобби, Бобби, - усмехнулся он. - Я не разрешал тебе говорить. Плохая шлюха. Что же с тобой делать?

Он размахнулся, не пытаясь скрывать предстоящий удар.

Я отступил назад.

- Стой, Бобби, и держи руки на голове.

Секунды стали казаться часами. Я всхлипнул, задрожал, а затем принялся реветь.
Затем и только после этого он нанес второй удар. Я приземлился на руки и колени на каменные плиты пола у его ног, с рвотными позывами своего пустого желудка.

- Ах, Уоткинс, я вижу, ты привел Томми - весело произнёс мистер Уильямс. - Пожалуй, он не выглядит, как производитель. Так же, как и та порабощённая шлюха, которую он должен покрыть. Он совсем не красавец.
Мистер Уильямс громко рассмеялся.

- Убери это отродье, пусть его тошнит на цветочных клумбах, - приказал мистер Уильямс, отмахиваясь от меня сильным ударом по ребрам.

- Утяжелённые перчатки нанесли большой урон, сэр, - рассудительно произнёс Уоткинс. - Они нанесли вред его лицу, но я думаю, что более серьезные повреждения у него в груди. Он говорит, что у него печёт в груди с одного бока. Я бы сказал, что существует опасность, что одно из сломанных ребер может пронзить его легкое, если он будет слишком сильно двигаться.

- Ну, он молод и, кроме разбитых костей, здоров, и мы поймали эту сучку в нужный момент. Если повезёт, он быстро сделает то, что требуется, и тогда остальное не имеет значения. Мы больше ничего от него и не ждём.

- Хотя я заметил это, но, думаю, приглашать к нему ветеринара нет нужды, сэр.

- Совершенно верно, Уоткинс. Пустая трата денег, его повреждения того не стоят.

- Тащите сюда раму. Нет смысла тратить время, у меня назначена встреча в офисе в одиннадцать.

Два мальчика-слуги убежали, чтобы вернуться через минуту, неся между собой козлы, похожие уменьшенный в размерах гимнастический ящик, на котором тренируются атлеты, с широким верхним брусом, обитым кожей. Оба мальчика ухмылялись, а их вставшие маленькие члены оттопыривали края их коротких туник.

Мистер Уильямс ухватил порабощённую девочку за ошейник и начал подталкивать её в сторону козлов. Девочка принялась сопротивляться, сражаясь с его хваткой и упираясь пятками в пол. Из-под шара-кляпа, раздвигающего ее челюсти, раздался пронзительный полузадушенный визг.

- Дорогой, - произнесла миссис Уильямс, - предоставь мне эту глупую шлюху. Будет гораздо меньше проблем.

С ленцой поднявшись на ноги, она взяла дрожащего ребенка, которому было не больше двенадцати, под руку чуть выше локтя, и мягко, но твердо повела вперед.

Шлюшка, по-прежнему сопротивляясь, с широко раскрытыми глаза от паники глазами попыталась вырваться.

- Давай, шлюха, - тихо и ободряюще произнесла миссис Уильямс, - нет смысла бороться, тебя всё равно в конце концов трахнут, как бы ты не упиралась, и в этом нет ничего страшного. Это делают с тысячами маленьких шлюх, ну что тут такого? Просто член войдет в твоё влагалище. Глупенькая маленькая шлюшка, ты зря насчёт этого суетишься.

Судя по пустому и испуганному взгляду девочки, думаю, она мало что поняла из сказанного ей. Однако, ободрённая тоном женского голоса больше, чем словами, она позволила повести себя, встав у козлов.

Она прикоснулась к обитой мягкой кожей полке, но было уже слишком поздно. Миссис Уильямс решительно развернула и опустила ее на полку спиной, тут же ее муж и Уоткинс быстро освободили запястья девочки-рабыни от пластиковых оков, которыми они были скреплены. Они завели ее запястья назад, за голову и прикрепили их по бокам козлов. Затем они взялись за её лодыжки и приковали их к основанию козлов. Маленькая шлюха оказалась лежащей на спине на верхней полки конструкции с раздвинутыми ногами. Звенели цепи, удерживающие ее на месте, когда она пыталась боролась с узами; за её извивающимся, распростёртым голым телом, открыв рот, наблюдали мальчики-слуги.

Встав между распростёртыми ногами девочки, миссис Уильямс заставила её опустить голову на полку, удерживая её в таком положении. Свободную рукой она опустила на едва сформировавшуюся грудь девочки, принявшись нежно поглаживать её. Рывки ребенка медленно успокаивались. Женщина переложила руку с головы девочки на выпуклость между её ног. Это заставило шлюху развести бёдра и колени настолько широко, насколько это было в её возможностях, и я увидел, как миссис Уильямс скользнула в нее двумя пальцами. Девочка задвигала головой из стороны в сторону, из её рта закапала слюна, когда она заскулила от возбуждения.

Уоткинс заставил Томми встать рядом с эстакадой, к которой была привязана девочка. Было ясно, что поломанные ребра Томми доставляли ему сильное беспокойство. Он кривился на левый бок, его грудная клетка на этой стороне была явно деформирована и сильно ушиблена. Лицо было опухшим и сильно подбитым, один глаз заплыл, а его нос был скособочен. Его плечи и попа несли на себе следы недавнего избиения. На разбитом и ушибленном лице паренька не было никакого выражения. Единственное, что выдавало его чувства, когда он смотрел на распростёртое перед ним обнаженное тело маленькой шлюхи, был мальчишеский стволик, устремившийся верх и дрожащий от волнения.

Уоткинс встал позади мальчика; одна рука покоилась на обнаженном плече мальчика, а другая обхватила его тело, чтобы нежно прикоснуться к его торчащему маленькому члену и почти голым яичкам.

- Шлюшка готова к случке, - объявила миссис Уильям, вытаскивая пальцы из щели девочки.

Уоткинс подтолкнул мальчика вперед и, зажав его член между пальцами, направил его во влагалище девочки.

- Давай, мальчик, - приказал Уоткинс, подкрепляя это хлопком своей ладони по голому заду Томми. - Давай, делай детёныша для своего господина.

- Повезёт, если получится двойня, - поправил мистер Уильямс. - Оба отродья - близнецы, выведенные от близнецов.

Томми не выказал никакого нежелания, и, резким толчком своих бедер, с силой вошёл членом в рабыню. Вскоре его тяжёлое дыхание смешалось с пронзительными животными всхлипами сексуального возбуждения девчонки, смехом и аплодисментами мистера и миссис Уильямс.

Совокупление вышло коротким и грубым, и вскоре телоТомми застыло, спина выгнулась и закаменела, за исключением мышц на его заднице, сокращающихся, когда он закачивал свою юную сперму в девочку.

А затем Томми неожиданно упал вперед между раздвинутыми ногами маленькой шлюхи, его грудь вздымалась, когда он пытался вдохнуть побольше воздуха. Но ему не разрешили отдохнуть.
- Давай, мальчик, - приказал мистер Уильямс, - здоровый молодой ублюдок вроде тебя может кончать по шесть раз за час.

Прежде чем Томми успел вывести свой член, мистер Уильямс схватил его рукой за ошейник. Лизнув указательный и средний пальцы своей свободной руки, он сунул их в анус мальчика. Я наблюдал, как он запихивает пальцы в тело отродья, шевеля ими. Голова Джимми отклонилась назад, и он вскрикнул от возбуждения. Сучка под ним дёрнулась и начала елозить на его окрепшем члене. Вскоре оба в полном исступлении похоти снова принялись совокупляться.

Мистеру Уильямсу удалось довести Томми до оргазма еще четыре раза, прежде чем он согласился, что мальчик полностью измотан. С заметным хлюпом вытащив пальцы из отверстия мальчика, он вытер об его задницу, оставив там мазок коричневого мальчишеского дерьма.
- Отведите мальчика, пусть отдохнёт часа четыре, прежде чем снова покроет эту суку, - объявил мистер Уильямс. А теперь мне пора в офис. Принесите мой портфель.

Мгновенно появился мальчик-слуга, который принёс его.

Мистер Уильямс оглянулся, и его глаза остановились на мне, стоящего на коленях на краю террасы.
- Бобби, - тихо сказал он, - ты же понимаешь, я не закончил с тобой.

 

ЧАСТЬ 21

Мистер Уильямс схватил портфель у мальчика-слуги и швырнул его в меня, стояшего на коленях на краю террасы. Я перетрусил, но всё-таки успел поймать его.
- Я сейчас в офис, дорогая, - сказал он своей жене, - вернусь к обеду.

Я поднялся на ноги. Когда мистер Уильямс наклонился, чтобы поцеловать свою жену, я бросил взгляд на портфель. Это была изящная элегантная вещица, изготовленная из превосходной кожи золотистого оттенка. У него был небольшой, но прочный замок, углы были обшиты золотом. Я понял, что он стоил намного больше, чем отродье наивысшего качества. Я был несказанно рад, что мне удалось поймать портфель, когда мистер Уильямс бросил его в меня. Я был уверен, что, если бы уронил его, расправа последовала незамедлительно

Неся портфель, я проследовал за мистером Уильямсом через дом и вышел наружу в большие двойные двери холла. В тени подъездной арки стоял блестящий черный Роллс-Ройс. Шофер в униформе - в кепке, бриджах и кожаных гетрах - стоял неподвижно, открыв заднюю пассажирскую дверь. Он поприветствовал мистера Уильямса, когда тот садился в машину. Захлопнув дверцу за своим работодателем, шофер сделал знак, чтобы я как можно быстрее перебежал на другую сторону машины. Заняв позицию на коленях на полу, я широко развёл их, и автомобиль плавно тронулся.

Мистер Уильямс щелкнул пальцами и нетерпеливо указал на портфель. Я передал портфель, наблюдая, как он разблокирует замок. Достав из портфеля папки с бумагами, он вскоре оказался поглощенным их содержимым.

Машина тихо урчала. Стоя на коленях на полу, я ничего не замечал в пролетающей мимо сельской местности. Мое внимание в любом случае было сосредоточено на хозяине в попытке предвидеть его желания. Я был заклеймен менее чем сорок восемь часов назад, но быстро осваивал науку быть рабом.

Мистер Уильямс в тишине читал свои бумаги, делая заметки золотой ручкой. Он, казалось, не обращал внимания на мое присутствие, пока не собрал свои бумаги, вернув их в портфель, а портфель мне, перед тем, как машина сбавила ход перед тем, как остановиться. Автомобиль припарковался у современного офисного здания в коммерческом центре Кардиффа. Над нами возвышалось здание, внушительная конструкция из стекла и бетона, с вывеской из нержавеющей стали над большими раздвижными стеклянными дверями, на которой большими буквами было выведено «WILLIAMS ENTERPRISES».

Я выскочил из машины, держа в руке портфель.

Мистер Уильямс поспешил через стеклянные двери в здание. Я следовал в паре ярдов позади него.

Я не осмеливался оглядеться вокруг, но меня поразило полное отсутствие других порабощённых. Вообще-то говоря, они, или, вероятно, я должен был сказать мы - были повсюду; в провинции работали целыми партиями на полях, устало тащились тихими колоннами вдоль дорог, склонившись под грузом, толпились на улицах городов, прислуживая в домах свободных людей. Обнаженные, заклеймённые, с железными ошейниками на шеях, мы, казалось, были повсюду. Но здесь, в бизнес-центре города, нас было мало, нас совсем не было видно. После великого кризиса, предшествовавшему Новому порядку, порабощённые во многом заменили нефть в качестве движущей силы торговли и сельского хозяйства, но здесь, где эти прибыли собирались и калькулировались, этим несчастным, чьими трудами они создавались, не было места.

Вокруг себя я замечал мужчин в костюмах, женщин в платьях. До этого моя нагота не слишком меня беспокоила. Это был дополнительный признак рабства, но мне, который был одним из многих, он казался естественным и неизбежным. Теперь же, будучи единственным голым мальчиком посреди толпы одетых взрослых, я в полной мере чувствовал своё унижение.

Но несмотря на свои чувства, я понимал, что не должен упускать из виду мистера Уильямса. За двойными входными дверьми оказался стеклянный атриум с мраморным полом и фонтаном в центре, выбрасывающим несколько струй воды в воздух, падающих назад серебряным душем, сверкавшим в солнечном свете. Элегантно одетые люди торопливо сновали туда-сюда. Мистер Уильямс шагал вперед. Люди уступали ему дорогу. Я поспешал за ним, осознавая, что люди разглядывают меня, синяки на моем голом теле, воротник вокруг моей шеи и клеймо раба на заднице, ещё незажившее и свежее.

Мистер Уильямс обменялся коротким приветствием с охранниками в форме за стойкой ресепшн. Рядом со стойкой в ожидании стоял свободный юноша-лифтёр в темных узких брюках и полосатом жилете поверх белой рубашки.

- Доброе утро, Джеймс, - произнёс мистер Уильямс, входя в лифт.

Юноша последовала за ним, а я бросился следом, стараясь успеть до того, как двери лифта закроются.

Я оказался в лифте между моим хозяином и юношей. И инстинктивно почувствовал недовольство хозяина.

Мистер Уильямс впечатал мне сильную затрещину по голове.
- На колени, - рявкнул он.

Моя голова зазвенела от удара, когда я падал на колени. Мистер Уильямс отдернул ногу и ткнул носком своей туфли в мой пах. Я скрючился, схватившись свободной рукой за мошонку и хныча от боли.

- Глупый маленький скот, ты должен становиться на колени там, где находишься, -  услышал я рычанье мистера Уильямса над моей головой.

- Новый ублюдок, сэр? - вежливо поинтересовался юноша.

- Да, но много времени не займет вбить в него должное уважение к тем, кто выше него.

- Я так думал, сэр, клеймо на его заднице еще свежее.

- Ты наблюдательный молодой человек. Думаю, ты пойдешь далеко.

- Благодарю вас, сэр, - юноша, очевидно, был рад похвале босса.

- Сэр, - добавил он, когда лифт остановился, и распахнулись двери, - моя мама благодарит вас за тот мясной отруб, что вы послали ей на прошлой неделе. Она сказала, что этот намного лучше, чем все, что она получает от мясников.

- Рад, что ей понравилось, - сказал мистер Уильямс, выходя из лифта, - всё-таки выращенное дома отличается, я думаю.

- И хорошенько дайте этой шлюшке ботинком по заду. Это слегка ускорит эту скотину. Похоже, он думает, что может потратить весь день, жалея себя только потому, что его ударили по яйцам.

Я изо всех сил пытался подняться на ноги, но был недостаточно быстр. Я был ещё только на полпути, когда сильный удар по моей спине послал меня, согнувшегося пополам и шатающегося, из лифта через коридор.

Мистер Уильямс пересек коридор и, открыв тяжелую темную деревянную дверь напротив лифта, вошёл в неё.
- Джун, - сказал он, обращаясь к элегантно одетой барышне, сидевшей за письменным столом поблизости от дверей, - это Бобби, он новичок и нуждается в обучении. Если он ошибётся, возьмите ремень и поучите его, как учат отродья. Где ремень?
- Ах, здесь, - продолжил он, когда женщина подняла толстый кожаный ремень, лежащий на столе перед ней.

- Очень хорошо, Джун. А теперь выйдите из-за стола и дайте этому дерьму отведать ремня, чтобы он понял, чего ему ожидать, и чтобы заставить его стараться.

Холодно улыбаясь, Джун взяла ремень и вышла из-за стола ко мне. Она замахнулась и хлестнула меня спереди по бёдрам. Я с открытым от ужаса ртом наблюдал за движением ремня, заметив, как отразился свет от его металлического наконечника.

- Трижды по бёдрам, - приказал мистер Уильямс. - Стой смирно, Бобби, или придётся позвать охранника, который будет держать тебя, пока Джун будет пороть ремнём.

Я взглянул в лицо женщине, надеясь найти какой-то признак жалости, но его не было. Глаза у нее были безжалостные и жестокие, ее губы в возбуждении приоткрылись. Внезапно возникла вспышка боли, когда в моё бедро спереди врезался металлический наконечник ремня. Кровь выступила из повреждённой кожи и потекла по моей ноге.

- Стой смирно и опусти руки, - рявкнул мне мистер Уильямс.

Захныкав, я заставил себя повиноваться. Джун замахнулась, чтобы нанести второй удар. Мои нервы не выдержали, и я, хлопнув по бёдрам, прижал к ним руки в попытке отразить удар, а затем вскрикнул от боли, когда металлический наконечник попал по костяшкам пальцев.

Мистер Уильямс быстро схватил меня за запястья и потянул к себе.
- Бесполезное дерьмо, - прорычал он, - нужно учить, что значит дисциплина. Он даже не может подчиниться простому приказу.

Джун ещё дважды хлестнула меня по бёдрам, а я прыгал и визжал, зажатый мистером Уильямсом.

- И еще один по груди, чтобы научить его важности послушания, - приказал мистер Уильямс.

- Как думаете, эта отметина у него останется навсегда? - спросила мисс Джун секунду или две спустя, повысив голос, чтобы быть услышанной за моими рыданиями; она смотрела на кровящую полосу, оставшуюся после удара на коже моей грудной клетки.

- Нет, эти ублюдки молоды и здоровы, - произнес мистер Уильямс, выпуская мои запястья из своей хватки, - она заживёт.
- И надо прекратить этот идиотский шум. Я не слышу даже себя.

И он влепил мне затрещину. Я пошатнулся и опустился на одно колено.

- А теперь, Джун, что у нас назначено на сегодняшнее утро?

- В полдень у нас видеоконференция с мистером Обломовым. Перед слиянием ваших интересов в угольной промышленности есть несколько нерешённых проблем. Перед этим у вас ничего не запланировано, но звонил доктор Брейтвейт и сказал, что у него есть результаты теста функции почек, и ему нужно срочно обсудить их, поэтому я попросила его прийти к одиннадцати.

- Очень хорошо. До того, как придёт доктор Брейтвейт, есть время выпить чашечку кофе и просмотреть бумаги по углю. Бобби остаётся под вашу ответственность. Любой промах или какая-нибудь оплошность - тут же применяйте ремень. Ясно?

- Да, сэр, я знаю, что отродье нужно бить сильно и часто, особенно когда они ошибаются, но я не могу не думать о моем бедном младшем брате Никки, когда вижу отродье, подобное Бобби, всё в синяках и покрытое рубцами. И думаю, в каком же состоянии сейчас Никки. Почти семь лет назад папа отвёл его к Мастеру порабощения для того, чтобы ему поставили клеймо. Я помню, как все мы плакали, когда его уводили.

- Ну, одно совершенно точно, Джун, если Никки все еще жив, он совсем не похож на маленького мальчика, которого ты помнишь. Я не говорю, что порабощённые мальчики рождаются разными, но все они вскоре заканчивают одинаково. Клеймление, порка, недоедание, работа на износ - всё это низводит их до животного состояния. Возможно, в них остаётся ещё что-то человеческое, но они отличаются от нас, они ниже нас. Они не могут думать, как мы. Они лишены высших инстинктов и идей, которые отличают нас от животных. Гордость, амбиции, застенчивость- они все лишены этого. Они живут лишь моментом, их мир ограничен сексом, едой и страхом. Мальчик, которого ты знала как Никки, умер в тот момент, когда клеймо порабощения было выжжено на его коже. Отродьев считают просто животными, и они быстро становятся такими.

- Я уверена, что вы говорите правду, но я все еще не могу забыть Никки и не думать о нем.

- Ну, это может показаться глупостью, Джун, но я задумываюсь о том, действительно ли свободные мальчики так счастливы или даже настолько свободны, как порабощённые отродья. Подумай о том парне, что работает лифтёром. Он «свободен», но вдумайся, насколько на самом деле ограничена его свобода условностями и ожиданиями общества. Он должен вставать в определенное время, одеваться определенным образом, идти на работу к определенному сроку и т. д. И он, как ожидается обществом, должен быть амбициозным, всегда пытаясь преуспеть, и никогда не быть довольным. Это долгая скучная жизнь с бесконечной тяжелой работой и она закончится неудачей, потому что свободный мужчина или мальчик всегда хочет большего, чем сможет достичь.

- В любом случае, я уверен, что ты не хочешь, чтобы ваш Никки вернулся - он был бы несчастен, если бы вам это удалось. Он не знал бы, как себя вести, он говорил бы на идиотском жаргоне отродьев, у него не получилось бы думать, как свободному мальчику. Так что, будь хорошей девочкой и сделай-ка мне сейчас кофе.

Мистер Уильямс рассмеялся и, забрав у меня портфель, прошел в свой кабинет, оставив меня с мисс Джун.

- Бобби, - сказала она, - наблюдай за мной и слушай меня внимательно. Я покажу тебе, как делать кофе, которое нравится мистеру Уильямсу. В будущем тебе придется готовить его для мистера Вильямса самому, и, если ты не приготовишь его правильно, тебе придётся из-за этого пострадать.

Через несколько минут я последовал за ней в кабинет, осторожно неся чашку кофе на серебряном подносе.

- Ничего не говори. Поставь чашку на стол у правой руки мистера Уильямса и отойди, опустись на колени в углу комнаты напротив стола. Встаньте в положение, расставь широко колени, прижмись задом к полу, склонись, а руки сцепи за головой, - напутствовала она. - И стой так, пока тебе не скажут другое.

Мисс Джун вернулась в приёмную, оставив меня наедине с мистером Уильямсом. Он сидел, перебирая бумаги на столе, иногда что-то бормотал про себя. Я оставался на коленях в требуемой позе. Сначала было ничего, но чем больше тянулись минуты, тем сильнее затекали мои мышцы, начавшие ныть, а затем и болеть в знак протеста против неудобной позы.

Я слегка пошевелился, пытаясь облегчить боль. Движение, должно быть, привлекло внимание мистера Уильямса. Он поднял глаза и нахмурился. Неспешно поднявшись со стула, он подошел к закрытой двери и снял с крючка легкую плеть из переплетённых узловатых кожаных ремешков, висевшую на внутренней стороне двери.

- Бобби, остался в такой позе и не двигайся, - произнёс он очень тихо, когда я съёжился.

Неторопливо размахивая плетью, он встал в паре шагов от меня.
- Мисс Джун говорила тебе не двигаться, не так ли? - спросил он, его голос по-прежнему был тихим и рассудительным.

Я попытался ответить, но мои глаза не могли оторваться от узловатых ремешков плети, неспешно покачивающихся в воздухе всего в нескольких футах от меня, и слова никак не получались.

- Не можешь сказать, тогда, быть может, это поспособствует твоему языку, - внезапно он хлестнул плетью поперёк моей груди, метя так, чтобы узловатые ремешки, перекрутившиеся друг с другом, врезались в нежную кожу моей обнаженной подмышки.

- Держи свои чёртовы руки за головой, - прошипел он, а через секунду хлестнул во второй раз, стараясь попасть концами плети в другую подмышку.

Мне каким-то образом удалось удержать руки за головой, но боль заставила меня согнуться.

Я услышал, как открылась дверь, и голос мисс Джун произнёс:
- Доктор Брейтвейт, сэр.

- А, приходите, Джордж, я просто даю этому бесполезному отродью урок.

Мистер Уильямс хлестнул плетью по моим голым плечам. Затем ткнул носком своего ботинка мне в грудь, заставив меня вернуться на пятки. Сквозь слезы я увидел, как сверху меня разглядывают двое мужчин.

- Отродье было бито, но под всеми этими синяками можно разглядеть, что это хорошая растущая молодая скотина высшего качества, - заметил доктор.

- Четырнадцатилетняя, но это было тридцать четыре дня назад, - ответил мистер Уильямс с гордостью в голосе.

Доктор Брейтвейт наклонился и запрокинул назад мою голову.
- Вы далеко продвинулись за эти несколько дней, Клайв, - заметил он рассудительно, - в нем нет признаков сопротивления или возмущения.

- Что ж, - продолжил он, по-видимому, теряя ко мне интерес, - Клайв, боюсь, у меня для вас плохие новости.

- Вы получили результаты тестов?

- Да, и все так, как я подозревал, функциональность ваших почек нарушена, и она продолжает ухудшаться. Сейчас они эффективны примерно на 29 процентов. Когда их эффективность снизится ниже двадцати, нам придется вмешаться.

- Вмешаться?

- Да, и, по крайней мере, с момента введения системы порабощения ситуация улучшилась. В прежние времена подобный диагноз означал бы два года диализа, утомительного и очень изнурительного процесса, пока бы вы ждали в своей очереди подходящего для трансплантации донора. А те были в большом дефиците, и, без всяких сомнений, по крайней мере, в Великобритании, нельзя было купить себе орган, и стать таким образом, первым в очереди.

- А сейчас благодаря системе порабощения имеется свободный рынок почек отродьев, и вы можете либо купить либо орган с «полки», либо, если хотите увериться в надлежащем качестве товара, поступающего от сильных, здоровых отродьев, то можете заплатить немного больше ради того, чтобы вам подобрали подходящее отродье и держали его до тех пор, пока вам не понадобятся его почки. Тогда мы немедленно добудем их и пересадим вам, без диализа и без лишней болтовни.

- Звучит ободряюще.

- И некоторые из затрат на операцию могут быть возмещены за счёт продажи второй почки отродья. В прежние времена вы не могли этого сделать. Вы должны были позволить донору сохранить её, чтобы он или она продолжали жить, но с отродьями не церемонятся. Забирают обе почки, одну для себя, другую для продажи. Разумеется, отродье умирает, но это не имеет значения.

- Это отличная идея, доктор, но как мне подобрать подходящее отродье?

- Мы сделаем это, если хотите. Мы начнем тестировать подходящих доноров среди отродьев. Конечно, когда мы его идентифицируем, мы дождёмся вашего одобрения. Мы признаем, что это очень личное решение, и будем продолжать поиск, пока не придем с отродьем, которого вы совершенно осчастливите.

- Так что мы будем искать сильное здоровое отродье, а это означает не более двух лет служения, желательно недавно порабощённое, потому что свободные мальчики, которые лучше кормятся и работают не так тяжело, обычно больше и сильнее, чем отродья того же возраста. Это возвращает нас к этому животному, - произнёс он, толкая меня носком своей туфли.

- Бобби, - задумчиво произнёс мистер Уильямс, - если бы он подошёл, это решило бы множество проблем, и отродье было бы всегда под рукой.

- Мы должны проверить его на совместимость, а затем, здоровы ли его почки. Мы не хотим заменять одну нездоровую почку другой нездоровой, но подобное маловероятно. Одно из преимуществ Системы порабощения в том, что все отродья молоды, все они не старше шестнадцати лет. Едва ли у них имеются какие-либо проблемы с почками.

- И ещё, мы должны проверить отродье на заболевания, передаваемые половым путем.

- Это не должно стать проблемой, - перебил мистер Уильямс, - я получил его от человека, гарантирующего его невинность, и с тех пор единственным, кто трахал задницу этой шлюшки, был я, и отличный трах он получил тоже от меня.

- Отлично, - улыбаясь, произнёс доктор Брейтвейт, - мне жаль, что я лишаю вас знатной маленькой шлюхи. Если тесты покажут его совместимость, вы сможете вставлять этому мальчишке столько, сколько захотите, чтобы использовать его по максимуму, до того, как нам понадобятся его почки.

- Теперь, если вы не против, мальчика надо отвезти в мою клинику, и мои лаборанты проведут тесты. Если вы привезёте его до полудня, то мы должны получить результаты завтра утром. Извините, что не могу доставить его туда сам, но мне предстоит ещё одна консультация, и я планирую сегодня днем изъять почки у четырех отродьев.

- Мне пора, сегодня у меня загруженный день.
Он повернулся к двери, и в этот момент мисс Джун открыла её.

- Позвонил мистер Обломов, сэр, он говорит, что знает, что ещё рано, но был бы обязан, если бы вы приняли его сейчас, сказала она, отступив сторону, чтобы выпустить доктора Брейтвейта.

- О, соедините меня с ним, а вы тем временем возьмете Бобби и попросите кого-нибудь из службы безопасности отвезти его в клинику доктора Брейтвейта для кое-каких тестов.

- Да, сэр. Пойдем, Бобби, шевелись, на выход, быстро.

 

ЧАСТЬ 22

Мисс Джун подошла к своему столу и подняла трубку, пока я неуверенно топтался у двери кабинета мистера Уильямса.
- Я хочу, чтобы кто-нибудь отвёз отродье в клинику доктора Брейтвейта и вернул его назад...

Она несколько секунд слушала, пока телефон громко протестовал в ответ.

- Не знаю, думаю, не больше, чем на пару часов, это нужно только для каких-то там тестов.

Через несколько минут раздался стук в дверь, и в комнату вошел большой бритый налысо человек в темной форме и блестящих сапогах.

- Вот он, Майкл, - сказала мисс Джун, указывая на меня пальцем, - и мистер Уильямс хочет, чтобы он вернулся. Вы можете дать ему умеренную порку, если он этого заслужит, но держите свой член от него подальше.

Мужчина ничего не сказал. Сняв правой рукой наручники, свисающие с пояса, он подошёл ко мне. Развернув меня спиной к себе, он перехватил мои запястья и завернул их за спину. Я ощутил, как холодный металл крепко обхватывает мои запястья и услышал резкий щелчок закрывшихся оков.
- Повернись, - приказал он и пристегнул к моему ошейнику раба короткий кожаный поводок.

- Верните его, когда закончатся тесты, Майкл, - сказала мисс Джун, когда охранник выводил меня из комнаты.

В фойе было по-прежнему многолюдно и оживлённо. Большинство людей, находящихся там, тем не менее, не обращали никакого внимание, пока меня, битого и обнажённого, вели за поводок к выходу на улицу. Кое-кто глядел на меня изучающе - их взгляды задерживались на моих яичках, вызывающе выпирающих из моего тела благодаря металлическому кольцу, плотно облегающему их основание. И один из них заинтересовался настолько, что пощупал мою промежность, когда меня вели мимо него.

Затем мы вышли из здания на широкие ступени, спускавшиеся к улице. Резко рванув поводок, мистер Майкл поспешил вниз по ступеням. Проходящая мимо старая леди сильно ударила меня по передней части голени своей тростью.

- О чём вы думаете, молодой человек, - накинулась она на охранника, - позволив этой пакости загромождать дорогу, мешая порядочным людям. Столкнуть эту маленькую скотину в сточную канаву, где ему и место.
И она снова ударила по моим ногам своей палкой.

Хорошо одетый прохожий, проходя мимо нас, задержался, и, пнув меня коленом под зад, заставил меня отшатнуться в сторону канавы.

- Ты останешься там, где тебе и место, отродье, - закричала старушка, опустив свою палку на мои многострадальные плечи.

Резкий рывок поводка заставил меня спуститься в канаву, мои плечи болели, глаза застилали слёзы. Папа однажды объяснил мне, что, будучи свободными гражданами, мы все должны указывать отродьям их место. В то время мне казалось это хорошей идеей, хотя сейчас я не был в этом так уверен.

 

Клиника доктора Брейтвейта находилась в большом викторианском доме на окраине делового района. У подножия лестницы, ведущей к современной – стекло и хром - входной двери, находился указатель «Доставка», направляющий в переулок, ведущий к задней части здания.

Стены зданий возвышались по обеим сторонам переулка, в который я вошёл следом за мистером Майклом. В отличие от солнечной улицы воздух здесь оказался прохладным и влажным, поразив холодом мою обнаженную кожу. Инстинктивно я отстал, ощутив что-то зловещее и безжалостное. Резкий рывок поводка и раздавшееся проклятие нехотя заставили меня шагать вперед.

В стене здания в самом дальнем конце переулка располагалась прочная дверь с двойными замками. Охранник нажал на звонок. Зазвенело где-то в глубине здания. Возникла долгая пауза, и мистер Майкл снова поднял руку к звонку, как раз в этот момент я услышал звук приближающихся шагов. Затем раздался звон ключей, потом звук открывающихся замков. Дверь распахнулась, и появившийся толстый лысый мужчина уставился на меня маленькими поросячьими глазками. Он был одет в белую куртку и белые брюки, заляпанные темными пятнами засохшей крови. На его груди имелась карточка, сообщавшая, что это Уилсон Питер, медбрат третьей степени.
- Если вы наудачу привели сюда эту шлюшку в надежде получить несколько монет за его тушку, то можете вести её обратно, - заявил он, обратившись к мистеру Майклу тонким голоском, резко контрастирующим с его комплекцией.

- Он послан сюда для тестов. Мистером Уильямсом из «Уильямс Энтерпрайзес», - сказал охранник.

- О, тогда вы можете оставить его мне, я заберу его. Иди сюда, шлюшка, - и медбрат потянулся ко мне, съёжившемуся от ужаса.

- Мне сказали подождать, пока не будут выполнены тесты, а затем вернуть его назад, - запротестовал мистер Майкл.

- Тогда вам лучше войти, хотя придётся долго ждать, - добавил медбрат с явным удовлетворением, - доктора Брейтвейта не будет здесь до двух, а, кроме того, имеются четыре отродья, у которых нужно изъять органы.
Он широко распахнул дверь и отступил, чтобы мы вошли. Я не видел ничего, кроме темного коридора, освещенного одной тусклой электрической лампочкой, тянувшегося куда-то в глубины здания.

Толстяк с тонким голоском и поросячьими глазками, полумрак в здании и переулке вместе с общим ощущением угрозы и предчувствием беды вызвали у меня ужас. Неожиданно, я в панике бросился назад, стремясь вырвать поводок из рук моего охранника.

Охранник выругался и намотал поводок на запястье, пытаясь остановить меня.

- Позвольте-ка мне добраться до него, - произнёс толстяк, проталкиваясь мимо охранника.
Его рука дёрнулась в сторону моей промежности. Я попытался увернуться, но он оказался быстрее.
Он ухватился за мои яички, сжимая и скручивая их, тем самым подтаскивая меня к себе.

- Вы определённо знаете, как поступать с отродьями, - заметил мистер Майкл.

- Профессиональные приёмы, - весело откликнулся толстяк. - Сейчас я поведу его, вы просто следуйте за нами.

- А теперь пошли, милашка, - сказал он, сжав мои яички так сильно, что я завопил от боли. - Пойдем с твоим милым добрым дядюшкой Питером. Не заставляй дядю крутить твои маленькие голые шарики. А то он подумает, что ты непослушное маленькое отродье.
И он сжал мои яички ещё сильнее.

- А теперь пошли с дядюшкой, - и крепко держась за мои яйца, он повел меня по коридору к простой, но прочной деревянной двери.

Он толкнул ее, и я увидел перед собой комнату среднего размера, примерно, как бильярдная в юношеском клубе. Она была освещена двойным рядом люминесцентных ламп, с белым кафельным полом и стенами. В центре комнаты располагался стол размером с небольшую односпальную кровать. У него была мраморная столешница с приподнятыми краями и канавками, вырезанными в ней, сходящихся к отверстию с металлической окантовкой. По углам были закреплены толстые железные кольца, над столом колпаком висела батарея люминесцентных ламп, концентрирующих свой белый безжалостный свет на его мраморной поверхности. С одной стороны этого стола стоял стол поменьше. На его пластмассовой столешнице располагались разнообразнейшие инструменты: скальпели, острые ножи, странные скобы, разнообразные пилы и множество зубчатых стальных дисков, крепившихся к громоздкой ручке с металлической защёлкой, сверкающей сбоку.

С другой стороны большого стола находился большой открытый цинковый контейнер на четырех колесиках. Заглянув в него, я увидел, что в центре его основания, которое, как и его бока, было заляпано темными пятнами, имелось круглое отверстие, закрытое черной пластиковой заглушкой.

В одном углу комнаты располагалась маленькая клетка, набитая четырьмя отродьями, которым на вид было около тринадцати или четырнадцати лет; холодный белый свет буквально сверкал на их обнаженных телах. Как и у меня, их запястья были скованны за спинами. Единственное, что отличало их от тысяч им подобных - это оранжевая пластиковая бирка-клипса в их левых ушах. По крови, все еще сочившейся из ран, и потёкам на их шеях и левых плечах, можно было сделать вывод, что эту бирку прикрепили недавно. Клетка была не более трёх футов в длину и ширину, поэтому они буквально вжались в друг друга, глядя с предчувствием чего-то ужасного. Их глаза покраснели от плача. Время от времени из клетки раздавалось хныканье или полузадушенные рыданья.

- Ну, мои питомцы, дядюшка вернулся к своим маленьким любимчикам, - выдал толстяк своим тонким женственным голоском.
- Разве вам не везёт, маленькие отродья? - и он радостно хихикнул, когда они отпрянули от него.

Неожиданно толстяк вышел из себя. Развернувшись, он сорвал с крючка на двери плётку для собак.
- Вы, неблагодарные маленькие мудаки, - воскликнул он, взмахнув плёткой, стараясь попасть по голым отродьям между прутьями клетки. - Я трачу свое время на то, чтобы заботиться о вас, и ни слова благодарности. Вам не нравится, когда я хороший, тогда посмотрим, как вам понравится, когда я зол.

Его слова прерывались резким треском плетеной кожи, поражающей плоть голых мальчишек, и их криками, когда хлыст попадал по их обнаженных телам. Набитые в клетку, со скованными за спинами руками, четверо мальчишек корчились и извивались, пока толстяк с энтузиазмом лупил их плетью.

Я возбудился от вида того, как кнут охватывает крепкие юные бедра, с треском ложится на округлые задницы и обнаженные плечи, оставляя алые полосы на нежной мальчишеской коже, золотисто-коричневой от многолетнего воздействия солнца. Возбуждение смешалось со страхом, потому что я понимал, что в следующий раз почувствовать на себе удары плётки может моё собственное тело.

 Этот страх был со мной с того момента, как я вышел из моря, чтобы предоставить себя мистеру Варвику и Закону порабощения. Он обострил мои чувства вне всего того, что я знал по своей прошлой легкой жизни в качестве свободного мальчика. Папа со смехом утверждал, что перспектива избиения заставляет отродье становиться сообразительным, и теперь я понимал правдивость этого изречения.

Будучи свободным мальчиком, все мое внимание сосредоточилось бы на толстяке, который порол заключённых в клетку порабощённых отродьев. Меня ничего бы не волновало кроме зрелища и звуков порки. Присутствуя при этой сцене в качестве порабощённого, видя, как плётка оставляет отметины на коже мальчишек-рабов, я наблюдал за ней с волнением и страхом, не забывая отмечать всё, что происходит рядом со мной, помимо этой драмы. И особенно за мистером Майклом, с легкой улыбкой наблюдающего за неистово мечущимися под плетью отродьями, сунувшего обе руки в карманах для того, чтобы попытаться привести в порядок свои брюки, устраняя увеличивающуюся выпуклость в его паху. Инстинктивно я понял, кто представляет опасность, и что требуется сделать, чтобы предотвратить ее. В одно мгновение я встал на колени у ног мужчины, и мое лицо зарылось в его промежность, лихорадочно пытаясь зубами ухватить замок змейки на его брюках.

Он был возбуждён, я мог оказать ближайшим отродьем под рукой, и мне было лучше взять инициативу на себя, чем ждать, пока это сделает он; глядя на его лицо, можно было заключить, что он, скорее всего, захочет воспользоваться плёткой. Лучше сосать, чем быть битым. Я не думал об этом, я твёрдо это знал.

Мужчина нетерпеливо оттянул мою голову от своего паха и расстегнул молнию. Затем он расстегнул пояс, и его брюки упали к лодыжкам. С нетерпением я потянулся к его промежности. Мои ноздри наполнились тяжёлым запахом животного. Прижав свой нос к его животу, мне удалось уцепиться зубами за резинку его трусов и спустить их вниз. Его член выпрыгнул из-под трусов и задрожал в нескольких дюймах от моего лица. За собой я слышал крики и стоны отродьев и шлепки плётки, врезающейся в их плоть. Передо мной торчал толстенный стержень бледно-зеленоватой плоти и хряща, увенчанный луковично-розовой головкой, покрытый густой сетью синих и пурпурных вен.

Я подвинулся вперёд и прижался губами к этому стержню, чувствуя, как пульсация крови мужчины отдаётся в них. Каким-то образом торчащий пенис представлял собой нечто большее, чем просто часть тела. Он, казалось, содержал в себе всю силу и авторитет мужчины, и, поцеловав его, я признавал это и подчинился ему.

Из записок мистера Варвика: явление, на которое несколько бессвязно ссылается Бобби, наблюдаются довольно часто. В основном оно происходит, когда порабощённое отродье призывается обслужить своего хозяина и сталкивается с его эрегированным пенисом. Отродье на мгновение успокаивается, и, либо смотрит на хозяйский орган, либо целует его ствол. Обширный опрос отродьев, у которых наблюдалось подобное поведение, предполагает тоже, что и рассказ Бобби, хотя тот несколько бессвязен и путан - отродья видят в возбужденном пенисе собирательный символ власти и авторитета их хозяина, и они таким образом пытаются признать и успокоить его. Тот факт, что Бобби испытал подобное, указывает, насколько близок он к тому, чтобы принять свой статус раба. Эти подчинение и признание, на которое способны отродья, может считаться чем-то близким к религиозному переживанию. Некоторые эксперты в области менеджмента отродьями предлагают в подходящем месте дома устанавливать большой резной фаллос, создавая тем самым объект поклонения для отродьев. В частности, отродья должны целовать его каждый раз, когда проходят мимо, поклоняться ему каждое утро и вечер, и просить прощение после каждой порки.

Резкий и сильный удар позади моей головы вернул меня к реальности, и я принялся дразнить и ласкать пульсирующий член языком и губами. Менее трех дней назад я впервые сосал чей-то член. Я вспомнил ощущение набухшего стержня мистера Варвика, прижавшегося к моим губам, и тошнотворного ужаса, с которым я понял, что мне придется взять это в рот и сосать, а затем проглотить его соки. Я поступил так потому, что мне пришлось так поступить, и я понял, по величине и силе многократного оргазма мистера Варвика, что у меня все получилось. Ныне же я с энтузиазмом принялся за работу. Я обнаружил то, что до меня обнаруживало огромное количество рабов: мне понравился сосать член и, более того, я был хорош в этом.

Однако в этом случае мне не дали возможности проявить своё мастерство. Мужчина был нетерпелив. Он засунул свой член глубоко мне в горло. Ухватив меня за уши, он держался за них, пока жестоко трахал мой рот. Через несколько минут я почувствовал, как его член наливается кровью, и мое горло и рот наполнились теплой спермой мужчины, которую я с трудом проглотил.

Я снова опустился на пятки. По наступившей тишине стало ясно, что порка за моей спиной прекратилась. Помимо тихого хныканья отродьев в клетке и учащённого дыхания двух мужчин, не было никаких иных звуков. Мужчины же стремились восстановить свое дыхание после разнообразной физической нагрузки.

- Хорошо, Питер, - произнёс мистер Майкл, - думаю, вы будете не против, если Бобби пососёт вам. Я вижу, что вы, вероятно, нуждаетесь в этом.

Я взглянул на медбрата и, увидев, что на его брюках спереди образовалась большая выпуклость, приготовился к неизбежному. Но он ответил:
- Нет, спасибо, но мне нужно готовить отродьев к изъятию органов. Доктор Брейтвейт не любит ждать.

- Давайте посмотрим, - продолжил толстяк, кладя кнут на клетку перед тем, как ухватиться за одну из клипс и прочитать, - номер 173; все зубы, почки и сердце подлежат удалению.

Он открыл дверь в клетку и, схватив ближайшего мальчишку за руку, вытащил его, поймал за ухо и развернул оранжевую бирку так, чтобы можно было прочитать.

- Номер 175, - произнёс он с отвращением и выпустил мальчика, потянувшись за другим.

- Ах, вот и он, - воскликнул он, рассматривая ушную бирку третьего мальчика и вытаскивая его из клетки.
- Топай к столу, шлюха, - рявкнул он дрожащему отродью.

- Пожалуйста, господин, - всхлипнул шепотом отродье, опустившись на колени и умоляюще сложив руки.

- Господи, - воскликнул толстяк с внезапной вспышкой ярости, - зачем мне такое наказанье в виде отродья, которое даже не научилось поступать так, как ему велят?

Схватив плётку, он хлестнул по обнаженной груди мальчика. Плетеный кожаный ремень обвился вокруг грудной клетки, оставив после себя отчётливый алый рубец на смуглой коже, обтягивающей грудь. Мальчик завыл и поднял руку, чтобы защититься. Кажется, это взбесило толстяка, который обрушил град ударов на беспомощную шлюшку. Пронзительные крики мальчика, свист опускающейся плети и резкий треск ремня, поражающего плоть мальчика, наполнили комнату.

- Господин, пожалуйста, господин, - рыдал мальчишка, стуча коленями об пол под ударами, он пытался отползти от человека, который безжалостно хлестал его тело.

- Залазь на стол, - снова закричал медбрат, подкрепляя свою команду ударом по заду мальчишки, который был уже исполосован плёткой и кровоточил.

Отродье было уже на полпути, когда мужчина снова замахнулся. Раздался щелчок, сопровождаемый визгом от боли, и кровь начала сочиться из рубца на бедре отродья, где плётка врезалась в юную плоть. Мальчик бросился к мраморной столешнице.

- Залазь на стол. Ложись на спину, быстро, если только не хочешь получить еще одной дозы плётки, - приказал мужчина.

Отродье повиновалось, его хныканье усилилось, когда он ложился на исполосованные и кровоточащие зад и спину.

- Вытяни руки и ноги.
- Ну, давай, вытягивай, - закричал толстяк, наклонив голову, оказавшуюся всего в нескольких дюймах над лицом мальчишки.

Я увидел, как рука мужчины протянулась к промежности отродья, его пальцы схватили безволосые яички мальчика и скрутили их. Отродье взвыло и вытянуло руки и ноги к углам стола. Раздался звон металла, когда медбрат защёлкивал железные путы на лодыжках и запястьях шлюшки. Используя ряд шкивов, он затянул оковы мальчика. По мере того, как тело ребенка растягивалось, его стоны становились всё громче и интенсивнее.

- Он создаёт большой шум, - заметил мистер Майкл.

- Не знаю, почему этот маленький мудак издаёт такой скулёж. Другое дело, если бы я вытягивал его суставы или что-нибудь подобное. Он должен ценить свою удачу. Этими шкивами легко вырвать руку или ногу. Так получилось пару раз, когда я только изучал эту работу.

- В любом случае, у меня подобные вещи хорошо получаются. Доктор Брейтвейт будет здесь примерно через полчаса, и он любит, чтобы основное было сделано до его прибытия.

- Интересно, - язвительно продолжил толстяк, забирая со стола с пластиковым покрытием пару щипцов и плексигласовую чашу средних размеров, - как введение системы Порабощения поспособствовало возрождению старых навыков и практик. Возьмите вставные зубы - в девятнадцатом веке обычная практика заключалась в том, чтобы извлечь зубы у детей бедняков и установить их на твердую восковую основу, что намного дешевле и реалистичнее, чем все пластиковые протезы, которые были распространены до недавнего времени. Теперь мы почти что совершили круг, за исключением того, что по-прежнему применяем пластик в качестве основания, используя дешевизну и реализм старого метода в сочетании с удобством и комфортом нового. Теперь мне лучше прекратить говорить и приступить к работе.

Держа щипцы в правой руке, он зажал ноздри мальчика пальцами левой, заставив его открыть рот. Захватив щипцами коренной зуб на верхней челюсти отродья, он с силой дёрнул. Мальчик издал полузадушенный крик и попытался отвести голову. Человек издал проклятие и отпустил зуб.

- Мне нельзя ломать его, - извиняющимся тоном объяснил он мистеру Майклу. - Зубы должны соответствовать всем условиям, иначе они потеряют большую часть своей ценности. Не могли бы вы подержать голову шлюхи, пока я вырву ему зубы?

- Конечно, - произнёс мистер Майкл, - я пальцами растяну его челюсти. Это не позволит ему стиснуть зубы.

- А я преподам этому ублюдку ещё один урок, - толстяк поднял железный прут, лежавший на столе, и неспеша нанёс им удар сначала по правому, а затем и по левому колену мальчика. Раздался тошнотворный хруст, когда металл дробил кость.

- Можно было подумать, - сказал толстяк, повышая голос, чтобы его было слышно за неистовыми воплями отродья, - что он достаточно размяк после порки, которую я буквально только что устроил отродьям; полагаю, это просто показывает, насколько глупы и упрямы эти пакостники.

- Думаю, что вы переломали ему оба колена, - заметил мистер Майкл.

- Это неважно, он уже никуда не пойдёт, а это может заставить других вести себя лучше. А теперь давайте продолжим с его зубами.

Толстяк занялся своими щипцами, в то время как мистер Майкл изо всех сил старался держать голову отродья неподвижно. Между двумя мужскими телами, двигавшимися за их занятием, я мельком уловил искривлённое от боли лицо мальчика, его кровоточащий распахнутый рот. Толстяк чертыхался и пыхтел, когда тащил и дёргал клещами; от мальчика исходили странные полузадушенные крики боли, в то время как количество окровавленных зубов в плексигласовой чаше медленно увеличивалось.

Наконец медбрат отступил от стола.
- Это именно то, что требовалось сделать, - заметил он, вытирая кровь на руках старым полотенцем, прежде чем выбросить его в открытый цинковый ящик.

- Он потерял чертовски много крови, - заметил мистер Майкл, моя холодной водой руки в умывальнике, расположенном в углу комнаты; вода с его рук окрасила белый фарфор.

- После того, как мы закончим сегодня, будет намного больше крови, - мрачно рассмеялся медбрат.

- Мы должны удалить его почки и сердце, - продолжил он, кивнув на отродье, лежащее на столе; кровь, пробивалась между его губ и стекала по лицу на мраморную столешницу.

- И, - сказал он, - ещё три почки, поджелудочная железа, еще один набор зубов и несколько глаз у трех оставшихся.

- И сколько вы получаете, скажем, за почку? - спросил мистер Майкл, явно интересуясь экономической сторона вопроса.

- Мы взимаем фиксированную плату в тридцать фунтов за основные органы, такие как почка или сердце, и различные суммы за меньшие органы, от двадцати фунтов за полный набор зубов - вы были свидетелем, как тяжело их извлекать, намного тяжелее, чем вырезать почку, хотя подобное требует большего мастерства - до пары фунтов за полоску кожи для пересадки.
- Босс считает, что здоровое отродье в хорошем состоянии может принести более ста пятидесяти фунтов, если его разделывать по-научному.

- Вы получаете хорошую прибыль только за почки или сердце, - задумчиво заметил мистер Майкл. - Странно думать, что орган отродья может стоить гораздо больше, чем он сам целиком.

- Отродье, скорее, похоже на свинью, - ответил медбрат, - почти любая часть его тела может быть использована для чего-то. И система Порабощения устранила множество препятствий для развития технологии трансплантации. Она обеспечивает дешевую и обильную поставку органов; отродье можно использовать в экспериментах без всяких глупостей об их благоденствии.
- Доктор Брейтвейт должен прийти с минуты на минуту, и, по его мнению, отродья должны находиться либо на операционном столе, либо в клетке, а не блуждать, как в лагере для отдыха. Лучше поместите эту шлюху в клетку к остальным. Я открою вам дверь.

Я по-прежнему стоял на коленях на полу, опустившись на пятки после того, как отсосал мистеру Майклу.

- Пошли, Бобби, - приказал мистер Майкл, схватив поводок, прикрепленный к моему ошейнику, и ногой направив меня к входу в клетку.

Толстяк открыл замок и распахнул дверь клетки. Мистер Майкл освободил поводок от моего ошейника и подтолкнул меня в клетку носком своего ботинка. В клетке было довольно тесно для трех других отродьев и меня. Они тихонько хныкали, и притиснутый к ближайшему мальчику, я ощутил, как дрожит его тело.

Дверь в комнату открылась, и торопливо вошёл доктор Брейтвейт.
- Я вижу, ты уже подготовил для меня первое отродье, - произнёс он, подходя к столу.

Мистер Майкл беспокойно зашевелился и прочистил горло.

- Я интересуюсь, сэр, - сказал он слегка нерешительно, обращаясь к доктору Брейтвейту, - могли бы вы осмотреть подопечного господина Уильямса первым, сэр, чтобы я мог вернуть маленькую скотину обратно в офис.

- Конечно, конечно, все, что может помочь моему доброму другу мистеру Уильямсу. Мне не важно, в каком порядке я принимаю мальчиков или изымаю у них органы.

После чего пришла моя очередь. Доктор Брейтвейт вытащил меня из клетки и ударил меня по ногам.
- Руки на затылок и медленно поворачивайся, я произведу общий осмотр.
- Немного синяков и рубцов, что ещё можно ожидать от отродья, а в остальном сильное, рослое животное, не замечаю никаких отклонений.
- Теперь остановись.

- Забавно, - словоохотливо продолжил он, проведя руками по моему телу, - подумать только, что почку можно изъять у такого юного отродья, как это, и использовать её для спасения жизни цивилизованного джентльмена, подобного мистеру Уильямсу. Вы можете подумать, что несоответствие будет слишком велико. Но прежде, чем Новый порядок облегчил проблему пересадки органов, мы работали над попыткой генетического изменения свиней, чтобы использовать органы, взятые у них. Не думаю, что в действительности существует большая разница между отродьем и свиньей.
- Не заметно, что у него есть какие-либо инфекции или сломанные кости, поэтому все сведётся к анализу крови и мочи.

- Пописай в это, шлюшка - произнёс он, протягивая пробирку.

Со скованными за спиной руками я не мог направить струю туда, куда требовалось, поэтому зажав мой член пальцами свободной руки, он прижал его к горлышку мензурки.

- О, ради бога, - воскликнул доктор Брейтвейт, когда мой пенис затвердел от его прикосновения, - похотливая маленькая шлюха. Я скоро это исправлю.

Он начал энергично мастурбировать мне, пока остальные мужчины смотрели. Мои глаза затуманились, и в голове застучала кровь. Я громко застонал и выстрелил спермой.

Доктор Брейтвейт вытер свою испачканную моей спермой руку о моё бедро. На мгновение я оценил всю степень моего унижения; я стоял голым и связанным перед тремя мужчинами, со свежей спермой, размазанной по моим голым бедрам; я потерял всякую гордость и достоинство.

Что-то, должно быть, отразилось на моём лице. Доктор Брейтвейт крепко сжал мои яички пальцами, потянул и скрутил их.
- Не стоит показывать мне свою стеснительность и спесь, отродье, - рявкнул он, - писай в пробирку. И покончим с этим.

Неожиданная боль вернула меня на землю, и я заставил себя помочиться.

- Очень хорошо, теперь образцы крови. Один из вас подержит его за плечи, пока я найду вену на его руке.

Последовала острая боль, и через несколько минут все было кончено.

- Сейчас можете вести эту шлюху назад, - приказал доктор Брейтвейт, - и передайте мистеру Уильямсу, что результаты тестов будут утром.
- А ты, - сказал он, хлопая меня по голому заду, - если тесты будут хорошими, станешь счастливым отродьем. Вдоволь еды, умеренные порки и много-много секса с хозяином.
- Рай для отродья, по крайней мере, пока хозяину не понадобятся твои почки, - добавил он с усмешкой.

Мистер Майкл прицепил поводок к моему ошейнику и вывел меня из комнаты. Следуя за ним по коридору, я услышал пронзительный крик позади себя, и понял, что доктор Брейтвейт приступил к работе.

 

ЧАСТЬ 23

Забавно, как разные люди по-разному воспринимают время. Время свободного мальчика - это что-то весьма продолжительное. Оно простирается вперед в непознаваемое и почти безграничное будущее, оно наполнено возможностями и проблемами. У порабощённого отродья нет будущего, в которое можно заглядывать. Как у животного, которое живёт только настоящим. Время для него почти не имеет смысла. Его жизнь - просто беспорядочный набор случайностей, которые он не в состоянии контролировать, втиснутые в те несколько недолгих лет служения, разрешённые ему до поры, когда смерть дарует ему освобождение. Дни сливаются в недели, недели в месяцы. Единственный способ для него узнать о прошедших годах, - это сосчитать выжженные полосы годовой выслуги на руке, представляющие четкий учёт лет служения, выжженные раскалённым железом в его плоти.

Так было и со мной во время моего пребывания в доме мистера Уильямса. Прошло, определённо больше месяца, но минуло ли их четыре или восемь, я сказать не могу. Я знаю, что их было меньше двенадцати, потому что на моей руке не отметили полосу годовой выслуги.

Не так много событий врезались в мою память за этот период до момента, когда мне наконец-то представился шанс сбежать. Я помню только, что на второй, или, быть может, это был третий день моего служения - время летело так быстро, что у меня всё перепуталось - к моему левому уху была прикреплена оранжевая пластиковая бирка, обозначившая меня в качестве источника почек для пересадки своему хозяину. Помимо этого, всё остальное в моей памяти слилось в одно мутное пятно секса, возбуждения, боли и страха.

Всё было не так уж и плохо, доктор Мейтленд не сильно ошибался, описав меня счастливой шлюшкой. До тех пор, пока служили почки мистера Уильямса, мне была гарантирована еда и некий уровень защиты. Конечно, как только они перестали бы работать, меня тут же отвезли бы в клинику доктора Мейтленда, и извлекли бы мои почки из моего живого тела. Я ничего не мог с этим поделать: жизнь отродьев настолько связана с непосредственными опасностями и ужасами и проходит только в настоящем, что я редко задумывался о том, что она может закончится под жужжание электрической пилы агонией, когда её стальные зубы разорвут мою плоть.

Только в редкие моменты безделья я вспоминал ужасы, свидетелем которых оказался в клинике доктора Мейтленда. Иногда, проснувшись ночью, когда мои ноздри были полны животных запахов мистера Уильямса, а моя щека покоилась на его голом бедре, и его лобковые волосы щекотали моё лицо, мне снова слышался безумный крик, который эхом отдавался в коридоре, когда мы выходили из операционной. Или, лежа в темноте на животе на его кровати, сквозь скрип постельных пружин мне мерещились вопли и отчаянные стоны восьмилетней шлюшки, зад которой разрывал набухший мужской член. Но чаще всего я был слишком занят, пытаясь угодить моему хозяину, не только повинуясь ему, но и стараясь предвидеть его желания и удовлетворять их прежде, чем он сам их выскажет.

Очень скоро то, что поначалу было средством уклониться от жестокого обращения, стало источником интенсивного удовольствия. Мое прежнее отвращение к чужому члену во рту сменилось жгучим желанием его, и жаждой выделяемого им сока. Вскоре под частыми и жестокими атаками мистера Уильямса на мой зад моё отверстие ослабло, а муки от проникновения уменьшились до одномоментного приступа острой боли, сопровождаемого дискомфортом и интенсивным возбуждением, сливающимися в одно ощущение мучительного удовольствия.

У меня появился некий азарт в служении и удовлетворении мистера Уильямса помимо обычных актов секса. До того, как я был продан мистеру Уильямсу, я был стройным мальчиком, хотя и не без жирка. Работа и довольно ограниченная однообразная диета порабощённого заставили меня похудеть. Теперь, заметив себя в зеркале в ванной мистера Уильямса, я увидел худощавого подростка: все мое тело сильно загорело под солнцем, моя ранее бритая голова увенчалась небольшой копной льняных волос. Воротник раба на шее; клеймо порабощённого, выжженное на гладкой коже чуть ниже моего левого бедра; кольцо, охватывающее основание моих яичек, поднявшее и подчеркивающее их - всё это сообщало о моем статусе раба и определяло меня как бесправную шлюху, у которой имеется хозяин.

Я знал, что мужчинам нравилось смотреть на меня, и это знание в свою очередь возбуждало, приводя к тому, что я почти всё время щеголял с постоянной эрекцией, заявляющей всем окружающим, что я шлюха с не утолённой жаждой члена, приглашая и подстрекая к тому, чтобы мои выставленные на показ мальчишеские части трогали и исследовали. Довольно часто атрибуты раба дополнялись отметинами от розги или ремня, оставленным на моей заднице, что приводило к повышенному интересу, и я не мог передвигаться по дому мистера Уильямса без того, чтобы на меня не указали пальцем, не задали вопроса или не отпустили в мою сторону какого-нибудь комментария.

Будучи отродьем мистера Уильямса, я понимал, что не должен реагировать на это, поспешно опускал глаза к полу, в притворной невинности стараясь справиться со своей эрекцией.

Для меня дни проходили в едва сдерживаемом состоянии сексуального возбуждения, смешанного со страхом, с вкраплением моментов, когда мне разрешалось забыть о своём положении раба в экстазе оргазма - что было обычным жизненным опытом большинства обслуживающих хозяев порабощённых отродьев. Фактически, большинство из нас – отродьев - практически большую часть времени щеголяло с эрекцией.

Таким образом, дни бежали друг за другом, сливаясь в тумане вожделения и тревоги, и я все больше и больше склонялся к тому, что для меня не будет спасения от самого себя в навязанной мне роли порабощённого мальчика. А с этим пришло открытие, что быть порабощённым отродьем не так уж и плохо. В этой жизни был секс и связанные с ним волнения, и если вы умны и быстро учитесь, то избиения могли быть не слишком частыми или слишком тяжелыми.

По мере того, как я привыкал к своей жизни в качестве отродья, приобретая необходимый опыт, моя роль развивалась и расширялась. В конце концов я стал, помимо того, что был одной из шлюшек мистера Уильямса, его посыльным, доставляя сообщения или получая и перенося мелкие предметы.

По иронии судьбы именно эта должность породила обстоятельства, которые дали мне возможность не только сбежать, но и выполнить план, задуманный мистером Варвиком и мной: лишить мистера Уильямса значительной части его богатства.

Этот день начался как множество других. Мы отправились в офис, а затем, незадолго до обеда, мистер Уильямс понял, что оставил нужные бумаги, над которыми он работал накануне вечером, дома, запертыми в ящике своего письменного стола. Они были нужны ему для телефонного разговора с Россией, который он собирался провести позже в тот же день по поводу концессий в угольную отрасль, приобретаемых им. Он позвал меня.

- Бобби, - сказал он, держа ключ перед моим лицом, - слушай внимательно. Мне нужны бумаги, которые находятся в верхнем левом ящике моего стола дома. Это ключ от моего стола, и он подходит к верхнему левому ящику. Мисс Джун вызовет фургон с водителем из транспортной секции, чтобы отвезти тебя домой. Когда ты доберёшься туда, сразу же иди в мой кабинет, достань бумаги и привези их сюда.
- Надеюсь, ты выполнишь всё, как надо, потому что, если ты ошибешься, я сдеру кожу с твоей жопы пряжкой от моего ремня.
- Мисс Джун, организуйте транспорт, пожалуйста.

Как только меня выпустили из отделения для отродьев в задней части фургона, я пробежал по дому к кабинету, держа ключ от стола в правой руке. Войдя в кабинет, я услышал, как рядом, в другой комнате, разговаривают хозяйка и миссис Уоткинс. То, о чём они говорили, меня не касалось, и я не пытался разобраться в ропоте их голосов. Я выдвинул ящик с левой стороны стола. Единственное, что в нем было – объёмистый коричневый конверт, на котором не имелось никаких отметок, указывающих на его содержимое. Я был с мистером Уильямсом прошлым вечером и с ощущением грядущих неприятностей понял, что этот конверт совсем не выглядит как документы, над которыми он тогда работал. Я решил получше проверить, и вывалил его содержимое на стол.

Голоса в соседней комнате стали громче и приняли гневный тон. Хозяйка и миссис Уоткинс спорили друг с другом. Я старался не отвлекаться на них. Я понимал, что у меня появилась проблема. Я был уверен, что он говорил именно про левый верхний ящик, и ключ, который он мне вручил, подходил только к этому ящику, что, несомненно, показывало, что я правильно его понял. Как бы то ни было, я понимал, что, если не вернусь с бумагами, мистер Уильямс захочет меня избить. Я должен был найти эти бумаги, и как можно скорее.

Усиленно размышляя, я начал разбирать содержимое конверта, которое рассыпал по поверхности стола. Что бы ни случилось, эти бумаги нужно вернуть в конверт и положить обратно в ящик. Там были разнообразные бумаги и одна фотография. Я взглянул на неё прежде, чем впихнуть её обратно в конверт и в удивлении остановился. Голая молодая девушка с воротником раба на шее, смотрела на меня, потупив взгляд, а крошечный ребенок, такой же голый, сосал одну из её маленьких грудей.

Девушка, которой, похоже, был около тринадцати, показалась мне смутно знакомой. Я был уверен, что видел эту девушку раньше и совсем недавно, но не мог вспомнить, где именно. Но меня озадачила не личность девушки. Фотография в целом была очень странной. И не наличием обнаженной шлюшки, сиську которой сосал ребёнок. Подобные снимки были достаточно распространенными. Богатые родители новорожденных детей часто устраивали так, что порабощённая девочка рожала примерно в одно время с хозяевами. Сынка шлюшки затем уничтожали, а сама шлюха использовалась в качестве кормилицы для детей её владельцев. Это была обычная практика, и во многих семейных альбомах имелись фотографии новорожденного младенца, которого кормила нагая девушка с грустными потупленными глазами. Но на этих снимках девушка была, конечно же, всегда голая, а ребенок, которого она кормила, как бы подчеркивая разницу в статусе, был неизменно одет в самую дорогую и искусно сделанную одежду для младенцев. На этой фотографии они оба были голыми. Это была фотография порабощённой шлюхи и ее щенка, и сразу же возникал вопрос: в первую очередь, зачем, была сделана эта фотография, и почему ее сохранили, для каких целей мистер Уильямс хранил её взаперти в своём посменном столе.

Голос миссис Уильямс внезапно сорвался на крик. Это было так громко, что я не мог не расслышать каждое слово, которое она произносила.
- Ричард - мой сын, и я не допущу, чтобы какая-то порабощенная шлюха диктовала мне, - вопила она в ярости.

- Ты не его мать, и хорошо знаешь, что ты бесплодная корова, - прикрикнула на нее миссис Уоткинс так же сердито, как и ее госпожа.

Внезапно я узнал девушку на фотографии. Это была миссис Уоткинс, только намного моложе, возможно сфотографированная тринадцать или четырнадцать лет назад.

Мои мысли беспорядочно скакали, пока я листал документы, которые сопровождали фотографию. Сначала шёл ряд страниц, вырванных из книги учёта отродьев. Там имелась запись о первом покрытии двенадцатилетней суки, и пять или шесть последующих спариваний со более старшим отродьем, с последующим рождением мальчика-щенка, названного Рикки. Затем, примерно через три года рождение той же сучкой, хотя теперь она описывалась как освобожденная девушка, близнецов и их передача в качестве замены мистеру Уильямсу. И больше никаких упоминаний об отродье по имени Рикки.

Второй документ был актом усыновления, которым мистер и миссис Уильямс принимали Рикки в качестве своего собственного сына, которого в дальнейшем называют Ричардом, сыном их порабощённой девочки Сильвии.

Я знал, что это бессмыслица. Кодекс Порабощения официально запрещал усыновление порабощённых свободными лицами для предотвращения использования подобного в качестве средства уклонения от обязанности служения, на чём, собственно, и основывалась вся политика системы Порабощения. Запрещалась не только практика усыновления - за попытку воспользоваться этим средством следовало наказание как за покушение на отстранение отродья от служения, означавшее возврат усыновленного мальчика в систему Порабощения и исключение из общества его предполагаемых родителей с последующей конфискацией всего их имущества.

Я понял, что при помощи этих документов мы сможем прижать мистера Уильямса к стене. Все, что мне нужно сделать, так это доставить их и себя к мистеру Варвику, и мы сможем диктовать ему свои условия. Но доставить себя и документы мистеру Варвику было очень непросто. У меня не имелось никаких транспортных средств, за исключением собственных ног, и как только мое отсутствие заметят, меня бросятся искать. Дом Варвика находился в добрых двадцати пяти милях [40 км] от того места, где я пребывал сейчас и примерно в восемнадцати милях [25 км] от офиса мистера Уильямса в Кардиффе. Я должен был бы покрыть это расстояние пешком, голым, и с ошейником раба на шее.

Поэтому было бы лучше найти документы, за которыми меня послали, чтобы забрать их и привезти мистеру Уильямсу в Кардифф. Тогда, по крайней мере, я окажусь ближе к мистеру Варвику. Поскольку я стал бы весьма заметной целью, было бы лучше, если я проделаю большую часть своего путешествия после наступления темноты.

Я начал придумывать план, пока искал забытые документы по всему столу. Мне не потребовалось много времени, чтобы найти их, но к тому времени, когда я сделал это, у меня была хотя бы схема плана будущего бегства.

Я засунул все бумаги, кроме незаконного акта усыновления, обратно в конверт и вернул их в ящик стола, который запер. Мистер Уильямс, поняв, что я взял эти бумаги, приложит все усилия, чтобы схватить меня прежде, чем я смогу передать их кому-то, угрожая тем самым полным разорением ему и его семье. Но если он будет знать, что их у меня нет, то, вероятно, предоставит мое преследование полиции, понимая, что мне некуда бежать, и надеясь на то, что меня быстро поймают и вернут ему. Он вполне мог решить проверить, находится ли конверт с компрометирующими бумагами там, где он должен находиться. Было бы неплохо, если, проверив это, он не подумает заглянуть внутрь, желая удостовериться, действительно ли все бумаги на месте.

Я вложил акт усыновления в твердый конверт, который нашел на столе, и поместил его среди бумаг, за которыми меня посылали. Я выбежал к фургону, крикнув шоферу, что я нашёл бумаги, и забрался в незапертую клетку для отродьев в задней части фургона, цепко держась за найденные документы. Водитель запер дверь в клетку и захлопнул дверь, после чего запрыгнул на водительское сиденье и вернулся в Кардифф так быстро, как только у него получилось. Прислонившись к решеткам клетки, чтобы не сдвинуться с места, я нашел конверт, в который спрятал акт усыновления. Я несколько раз сложил конверт, уменьшая его до удобного размера, скатал его в тугую трубку, какая только у меня получилась, и, дотянувшись до своей задницы, впихнул его в дырку. Я был благодарен, что документ был всего лишь в одну страницу, и жесткое использование меня мистером Уильямсом растянуло мою дырку. Поначалу, когда он меня трахал, я плакал и стонал, но теперь убедился, что и в подобном есть свои преимущества. Конечно, меня разоблачат, если ему вдруг придёт мысль дать мне хороший трах, или он решит одолжить меня другу, но я не собирался долго болтаться рядом с ним, чтобы ему представилась подобная возможность.

Вернувшись в здание, где находилась компания мистера Уильямса, я быстро прошел через многолюдное фойе, получив несколько признательных шлепков по заднице. Как несопровождаемому порабощённому мальчику, мне было запрещено пользоваться лифтом. Я поднялся по лестнице на пятый этаж, где располагался кабинет мистера Уильямса. Я слегка приоткрыл дверь, ведущую с лестничной площадки в коридор пятого этажа. Дверь офиса мистера Уильямса располагалась от меня всего в пяти или шести ярдах вдоль по коридору. Я дождался момента, когда мисс Джун вышла из кабинета мистера Уильямса и быстро прошла мимо меня, направляясь к туалетам.

Я бросился по коридору в приёмную перед кабинетом мистера Уильямса. Положил пакет с бумагами на середину стола мисс Джун, где она обязательно бы их увидела по возвращении, и как можно быстрее снова выскочил вон. Я остановился лишь на мгновение у подножия лестницы, чтобы дать себе шанс успокоиться, прежде чем выйду в фойе. Как обычно, там было многолюдно и оживлённо. Я смело пересёк его и вышел на улицу. Сотрудники службы безопасности давно привыкли, что меня отправляли по поручениям, и даже не заметили меня, не говоря уже о том, чтобы окликнуть.

Выйдя на улицу, я перешёл на быструю рысь - не было ничего необычного в отродье, бегающем по поручению - стараясь не попасть в канаву, и не поднимая глаз, чтобы не нарваться на неприятности с полицией.

Я задавался вопросом, сколько времени у меня есть до того, как обнаружится моё отсутствие.

Я не думал, что мисс Джун начнёт беспокоиться. Увидев документы на своем столе, она предположит, что меня отправили по другому поручению, и я оставил их там, чтобы она передала их мистеру Уильямсу. Конечно, он мог бы, когда она положит бумаги перед ним, спросить, где «эта ленивая маленькая шлюха», но зная, насколько он поглощен работой, было весьма вероятно, что он даже не вспомнит обо мне.

Самое позднее, после четырёх часов мисс Джун захочет, чтобы я отнёс чай мистеру Уильямсу, значит, меня, скорее всего, хватятся где-то в промежутке между пятнадцатью минутами и часом - времени было очень мало. В мою пользу могло сыграть то, что они могли предположить: мне некуда бежать, и поэтому я вряд ли на самом деле сбежал. Вероятнее всего, я прячусь где-то в здании, поглощая какие-нибудь объедки, украденные из мусорного бака. Это было типично для отродьев, рискующих хорошей взбучкой ради того, чтобы набить свой желудок. Как только мое отсутствие обнаружат, они сначала обыщут здание, и лишь потом решат искать на улицах.

Мне следовало найти укрытие, чтобы спрятаться до темноты. Затем я должен был изобрести какой-нибудь способ выбраться из этого укрытия и из города, после чего мне надлежало пересечь сельскую местность, направляясь к мистеру Варвику. У меня была идея насчёт тайника, но я едва ли мог добраться до него за пятнадцать минут, хотя это легко можно было сделать за полтора часа. Однако я не мог придумать никакого альтернативного плана, поэтому все, что я мог сделать, это надеяться на лучшее и бежать так быстро, как только мог, в сторону квартала у Кардиффского залива, с его дорогими жилыми квартирами и престижными общественными зданиями.

В конце последнего семестра мой класс отправился в экскурсионную поездку, чтобы посмотреть на здание Национальной ассамблеи у Кардиффского залива в рамках нашего обучения гражданскому обустройству. Гражданское обустройство относилось к самому скучному предмету, поэтому большинство из нас добрую часть времени проводило, глядя по сторонам и размышляя о другом. Кое-кто, включая и меня, отправились гулять вдоль большой воды по огромным валунам, нагроможденным у моря для защиты бухты от морских волн, чтобы поглазеть на лодки, проходящие через шлюзы, отделяющие залив от моря.

Кроме нас, на волнорезе практически никого не было, но, если оглянуться на огороженное водное пространство у города, где в залив впадали реки Тафф и Ели, там было на что посмотреть. Шумно гудели моторные лодки, шумные партии школьников, одетых в ярко окрашенные спасательные жилеты, брызгались в байдарках, обучаясь гребле. Катера плавали по всему заливу, а дети плескались вблизи огороженного места, где каяки хранились ночью. Сама набережная полнилась ресторанами и кафе, а над большей частью зданий высились Национальный театр и Национальное собрание. Мы могли видеть людей, сидевших за столиками снаружи ресторанов и кафе. И голых мальчишек, снующих между столиками с чашками кофе, стаканами пива и вина, и другими заказами своих клиентов.

Я помнил всё это и решил, что знаю, как можно устроить побег. Это было нелегко, но я вряд ли мог ожидать, что бегство окажется простым делом. Лучше всего действовать поэтапно. Первое, что нужно сделать - это перебраться через оживлённую набережную на волнорез и затаиться до темноты в одной из узких расщелин между большими валунами со стороны моря. Огромная опасность заключалась в том, что кто-то из толпы людей, отдыхающих на солнце за столиками, заполняющими набережную, может попытаться меня остановить. Однако у меня не было иного выбора, кроме как положиться на свою удачу, и когда я подобрался ближе, то увидел, что люди, похоже, настолько поглощены собственными удовольствиями, что не имеют никакого интереса ни к чему другому.

Я прокладывал себе путь между столиками, пытаясь изо всех сил не привлекать к себе внимания. Мне оставалось всего пять или шесть шагов, чтобы добраться до территории, свободной от столов, когда мне подставили ногу, и я упал на пол.

Лёжа, я развернулся, и с ужасом увидел знакомое лицо, ухмыляющееся мне. Оно принадлежало Джеймсу Лоутеру. Тот был на шесть лет старше меня; он учился в шестом классе, когда я только поступил в среднюю школу. Он не скрывал, что я приглянулся ему, и, как следствие, отравлял этим мою жизнь. Он сидел за столиком с тяжелыми полупустыми пинтовыми бокалами с четырьмя другими молодыми людьми примерно того же возраста, выглядевшими так, как будто они пили весь день.

- Роберт, - сказал он, улыбаясь и с жадностью глядя на меня - было ясно, что он был более чем пьян, - или, скорее, Бобби, раз уж ты стал порабощённым. Я помню, как лапал тебя за твою сладенькую маленькую жопку, когда ты был ещё сопливым малышом. Сейчас ты выглядишь даже ещё более сексуально - с клеймом раба, и полосками выслуги, выжженными на твоей коже. Поднимайся, шлюха, чтобы я мог оглядеть тебя.

Я поднялся на ноги и встал, склонив голову, аккуратно прижав руки к бокам; порабощённое отродье, лишенного гордости и скромности, смиренно демонстрирует свои лучшие части. Обычно мне не было нужды заставить себя притворяться. Возможно, удивительно, что я так быстро приспособился к подобному, но, вероятно, это было естественной реакцией. Голый, с ошейником на шее, заклейменный, на которого смотрят как животное, запертый в систему, из которой невозможно сбежать, в которой не терпят несогласия, я вынужден был подчиниться её давлению, чтобы приспособиться и покориться. Не было никакого смысла бороться с системой; нет смысла ненавидеть или возмущаться властью хозяев. Так было, и ничего не могло изменить эту систему.

Но с Джеймсом Лоутером все было иначе. В дни моей свободы я ненавидел этого молодчика, который своими преследованиями заставил меня страдать весь мой первый год в средней школе. Конвенция запрещала принуждение свободных мальчиков, но разве мало чего мог сделать старший мальчик в отношении младшего – это явно не дотягивало до принуждения, однако гарантировало неприятные ощущения. В душе после уроков физкультуры, в туалетах между уроками, каким-то образом Лоутер всегда оказывался там со своими непристойностями и блудливыми руками. Я возненавидел его тогда, и почему-то ненависть и негодование остались со мной, даже когда я пересек великий перевал, отделяющий свободного мальчика от порабощённого.

Горькие слезы жалили мои глаза, когда я заставил себя встать по стойке смирно под его взглядом. А то, что появление Лоутера застало меня неловко подвешенным между двумя мирами, делало мое унижение более полным. Я ненавидел и возмущался им по тем же причинам и с той же силой, что и раньше, до того, как клеймо обозначило меня принадлежащим миру рабов, развив во мне похоть и инстинкты порабощённого отродья. Именно они теперь и предали меня, разжигая воспоминания о Лоутере, стоящим обнаженным в школьном душе: о его восемнадцатилетнем теле, которое было уже как у мужчины; о его яичках, окутанных густой порослью грубых рыжеватых волос, намного крупнее и тяжелее, чем мои собственные безволосые виноградинки; о его члене - толстом бледном шланге твердеющей плоти, по всей длине которого стекала вода из душа, ниспадая серебристой струёй с его кончика. Образ, в дни моей свободы вызывающий у меня испуг и возмущение из-за ощущения его рук на моем теле, ныне манил к себе с какой-то ужасной притягательностью, и теперь, после нескольких месяцев моего служения в качестве голого порабощённого отродья, всколыхнул мою похоть и заставил мой член, затвердевший и напряжённый, вытянуться к моему пупку.

 

ЧАСТЬ 24

Лоутер видел это, но не видел ненависти и отвращения в моем сердце.

Он придвинулся ближе и прижал руку к моему паху. Его прикосновение к моему набухшему члену заставляло меня задрожать от волнения, и я тихонько застонал. Я ненавидел его, но мое тело жаждало его члена.

- Ты не такой стеснительный, каким был, а, Бобби? - сказал он сквозь смех. - Не заняло слишком много времени выбить из тебя всю глупость после того, как тебя заклеймили. Просто голодающая по члену маленькая шлюшка, не так ли, мальчик?

Он сделал паузу, и я понимал, что должен ответить ему.
- Да, господин, пожалуйста, господин, - простонал я, прижавшись членом к его руке, - пожалуйста, господин, мальчик изголодался по члену и жаждет вкусить спермы, - к этому времени примитивный жаргон порабощённого отродья стал для меня практически естественным.

Он перехватил рукой мои яички и подтянул к себе, поворачивая так, чтобы поближе рассмотреть мою задницу.

- Похоже, ты любишь получать розги, не так ли, Бобби?!
Я буквально слышал возбуждение в его голосе. Он провел кончиками пальцев по одной булочке моей задницы, закончив путешествие ощупыванием дырочки.

- Бедный малыш. Бьюсь об заклад - ты визжал, как и все отродья, но это возбуждает ещё больше!

- Парни! - поднимаясь со скамьи, сказал Лоутер своим приятелям. - Я покидаю вас. Я собираюсь сегодня до утра ебать эту развратную блядь в её горячую задницу.

- Пошли, шлюха, - произнёс он, направив меня шлепком по заду и повернулся сам по направлению к нижней террасе ресторана, в которой, как я догадывался, были комнаты в наем на часы или на ночь.

Я понимал, что этим кончится, с того самого момента, когда мой побег завершился встречей с ним. Свидетельство об усыновлении мистера Уильямса надежно скрывалось в моей заднице, но лишь до того момента, пока Лоудер не доберется до неё. И ему не потребуется слишком много времени, чтобы понять, что это такое. Тем более, что рядом буду я, которого можно обо всем расспросить. Я, конечно, могу попробовать схитрить, но шансы на успех слишком малы. Как только он получит свидетельство и поймет, что оно означает - шансы на наше обогащение с мистером Варвиком, и на мою свободу - упадут до нуля.

Как только он повернулся ко мне спиной, у меня появился единственный шанс, так как он не собирался оглядываться, полагая, что я безропотно последую за ним.

Я резко прыгнул и задал стрекача влево от террасы. Народ на террасе сперва ошеломленно замолк, а потом взорвался улюлюканьем и стуком. Поняв, что случилось, люди повскакали с мест и ринулись мне на перехват. Сзади застучали тяжелые шаги, справа появилось двое мужчин, я рванул влево и наткнулся на ещё одного. Мужчина схватил меня, но мне удалось вывернуться, так как его руки соскользнули с моей умасленной голой кожи.

Мне почти показалось, что я спасен, когда чей-то кулак врезался в мою голову. Я полетел на колени и в следующий миг уже был схвачен за ошейник. Меня рывком подняли на ноги и развернули обратно к Лоутеру, который уже расстегивал ремень, вытаскивая его из брюк. Он взвесил его в правой руке, придерживая так, чтобы массивная металлическая пряжка повисла в воздухе.

Закричав, я рванулся в руках мужчины, удерживающего меня за ошейник. В памяти живо всплыла картина, как Ричард порол одного из мальчишек-садовников, который оказался недостаточно проворным: точно такая же пряжка быстро исполосовала кожу шлюшки, вырвав куски плоти из его спины и задницы.

Людей вокруг откровенно веселили мои попытки избежать порки. Я рванулся с удвоенной силой, пока не затих, получив крепкий подзатыльник, и лицо Лоутера передо мной расплылось в каком-то тумане.

Улыбаясь, он занес руку и полоснул ремнем по передней части моих бедер. Я завопил от боли - металл пряжки порвал напрягшуюся перед ударом кожу и кровь алой струйкой потекла по загорелым ногам.

Ухватившись за ошейник, Лоутер стал полосовать меня ремнем по плечам, спине и заду. Он крепко держал меня, пока я рвался под его ударами и вопил во всю глотку, а окружающая толпа смеялась и отпускала скабрезные комментарии.

Наконец он утомился и, опустив свой ремень, но не выпустив ошейника, толкнул меня через толпу к кафе, занимавшему первый этаж трехэтажного здания за террасой.

День был солнечный и внутри кафе никого не было, кроме полудюжины голых слуг, снующих с кухни на террасу с подносами, уставленными прохладительными напитками и уносящих грязную посуду. Лоутер прошел прямо к стойке и обратился к человеку за прилавком.

- Сколько у вас стоит комната на ночь? - спросил он.
- Двадцать фунтов, сэр.
- А ничего, если отродье немного заляпает кровью?
- Что вы, господин! Мы бы не смогли сдать ни одной комнаты, если бы цеплялись к таким пустякам! Вы можете делать с этой шлюшкой всё, чего захотите. У нас хорошая звукоизоляция и после каждого клиента тщательно отмываются пол и стены, и меняется бельё. Вы можете спокойно наслаждаться отдыхом! Но, может быть, господин желает, чтобы шлюшку сперва почистили? Он сейчас довольно грязный, однако под грязью, мне кажется, скрывается довольно аппетитная шлюшка. Пара моих отродий могут обмыть его и умастить кожу маслом за каких-то пятнадцать минут!
- Нет, спасибо, - смеясь ответил Лоутер. - Мы с этой шлюшкой долго искали друг друга и не желаем ждать более ни минуты. Да и мне самому больше по душе натуральный продукт, без всякой косметики!

Продолжая крепко удерживать меня за ошейник, Лоутер расплатился с управляющим.

- Благодарю вас, сэр! Прошу вас, номер 131 на втором этаже. Прямо по коридору лестница, последняя дверь справа. Прошу прощения, что не смогу проводить вас лично. Кому-нибудь нужно следить за этими ленивыми кусками дерьма. Если вовремя не подгонять их розгой, то клиенты никогда не получат свой заказ...

- Окей, не беспокойте меня до 11 часов утра.
- Как пожелаете!

Управляющий вышел из-за стойки и открыл стеклянную дверь в стене кафе. Посторонившись, он пропустил Лоутера со мной. Мы оказались в узком коридоре, немного шире лестничного пролета, поднимавшегося на второй этаж. Никаких излишеств, как на складе - крашенные стены без окон, освещенные люминесцентными лампами. Дверь щелкнула, оставив нас в одиночестве.

- Ну, малыш Бобби, - сказал Лоутер, наконец отпуская мой ошейник. - Отсюда некуда бежать. Так что бери свою блядскую задницу и тащи её вверх по лестнице. Я собираюсь тебя отодрать сегодня так, как тебя ещё не разу не трахали за всю твою жизнь! Давай, двигай!

И я стал подниматься по лестнице. Позади слышались шаги Лоутера. Одна стена была зеркальной, и я мог видеть в отражении себя голого и полностью одетого мужчину позади. Мои глаза помимо воли разыскали пах мужчины и сосредоточились на выпирающем бугре в его брюках. И лишь секундой позже до меня дошло, что я поступаю как обычное порабощенное отродье. Дальше больше, несмотря на то что вся спина, плечи и зад ныли от недавней порки, меня возбудила мысль, что сейчас произойдет. Вот иду я - голый, а позади меня идет мужчина, рассматривает мое тело, мой зад и собирается меня выебать! Кровь запульсировала в моём члене, и он подскочил так, что кончик даже стал задевать живот, всего на дюйм не доставая до пупка, что ещё раз подчеркнуло, что я - порабощенное отродье.

- Вот видишь, Бобби, - с издевкой и нескрываемой жестокостью прошипел Лоутер. - ты с ума сходишь по члену, не так ли, шлюха?! Не переживай, ты его получишь! Я во все дырки натолкаю сегодня спермы и крови, и ты будешь умолять меня остановиться задолго до того, как мне надоест.

- Забавно, - продолжал он, - три года подряд ты раз за разом отшивал меня и всё, что мне оставалось - дрочить по ночам, вспоминая те моменты, когда украдкой видел твою задницу. А вот теперь я и хочу, и могу веселиться с ней как пожелаю. Всё те же упругие булки, как и раньше, только теперь с клеймом раба. А клеймо это добавляет особые флюиды, вид синяков и ссадин - они не разрывны с клеймом! Эх, Бобби, лучше бы тебе не быть таким разборчивым раньше, тогда я бы был добрее сегодня. Но ты не был, и я не буду. Я буду бить тебя, жестко трахать и причинять боль!
- Давай, давай, шевелись, быстрее! - крикнул он, подгоняя меня по лестнице и подталкивая вперед.

Мне некуда было бежать. Он нагнал меня на площадке и, схватив за ошейник, коленом под зад отправил меня дальше по коридору. Я налетел на стену в конце коридора и сполз на колени. Лоутер отпер дверь и, схватив за ошейник, зашвырнул меня в комнату. Все стены и потолок там были в зеркалах, в которых со всех сторон было видно мое избитое голое тело и одетого взрослого. Лоутер захлопнув дверь, запер её на ключ и положил его в карман, лишь после этого обернувшись ко мне. Таким образом, у меня было достаточно времени, чтобы осмотреть комнату. Её оснащение было «богатым» - от ряда тростей и плеток на крючках на двери до целой системы блоков с ремнями, кандалами и наручниками, любой из которых мог надежно закрепить жертву, например, застегнув на руках и шее мальчика пластиковые стяжки, его можно было подвесить так, что расстегнуть их уже не получится, и освободить жертву можно только вырвав их с мясом.

Когда Лоутер повернулся ко мне, я бросился на колени к его ногам, пальцами расстегивая молнию на его брюках. Возможно, если я стану ему угождать, он будет более добр ко мне?

Лоутер отбросил мои руки.

- Ложись на край кровати жопой вверх, шлюха! - грубо скомандовал он.

- Вот так и стой! - крикнул он, схватив меня за яйца и подтягивая таким образом как себе в удобную позицию, - раздвинь ноги и руками, растяни булки, покажи свою мальчишечью пизду! Я буду ебать тебя на сухую! Единственная смазка, которая у тебя сегодня будет - твоя собственная кровь, но не волнуйся, крови будет много, уж я-то обещаю!

- Выше давай, вот так!

Через мгновенье я почувствовал, как кончик его члена приблизился к краям моей дырочки, а через мгновенье их пронзила жгучая боль, когда он вогнал в меня сперва головку, а повторным толчком запихнул весь свой набрякший член.

- Пиздёныш, - задыхаясь, выругался он.

Боль была сильнее и длилась дольше, чем когда мистер Уильямс первый раз трахал меня. Мой мир сжался до той точки, в которой сейчас полыхала боль, и я закричал, умоляя его остановиться.

- Что, блять, ты себе в жопу напихал, сука?! – выругавшись, он вышел из меня.

Я начал рассказывать, но он прервал мою речь подзатыльником. Рукой он надавил мне на спину, заставляя прижаться к кровати, пока другая рука стала грубо копошиться в моем заднем проходе. Он вытащил плотную трубку, в которую я скатал конверт. Я собрался было опять начать объяснять, но он просто кинул конверт на пол, и снова вогнал в меня свой член, а я опять погрузился в пучину боли.

Много позже он улёгся на мне, придавив всей своей массой меня к кровати, и его уже вялый член всё ещё покоился в моей заднице. Там по-прежнему полыхала боль, но я уже мог ощущать и другие вещи: массу тела Лоутера на мне, его тяжелое дыхание, запах его пота. Тут я опять заметил свернутый конверт, измазанный моими выделениями. Я попытался дотянуться до него ногой, чтобы запихнуть под кровать. Но Лоутер заметил это. Он рывком поднялся, и его член с чмокающим звуком вышел из моего тела.

- Дай-ка я посмотрю, что это такое у тебя, Бобби.

Он опустился на колени и протянул руки к конверту, но вдруг передумал.

- Чёрт, не хватало ещё мне руки марать об рабское дерьмо! А ну, вынь мне, что там, и покажи! - распорядился он.

Взяв от меня одной рукой бумагу, другой он указал мне на свой испачканный член.

Он наверное раза три или четыре прочел документ об усыновлении, потому что мне хватило времени, чтобы вылизать дочиста его член, измазанный в моем дерьме, крови и его сперме, и высосать застывшие капли спермы из завитков лобковых волос, когда он, наконец, отодвинул мою голову и, подняв за подбородок, заставил посмотреть в его глаза.

- Этот Кирилл Уильямс, он что, из Вильямс Энтерпрайз? - спросил он, указывая на лист бумаги.

Я колебался - могу ли я что-либо соврать? Говорить правду совсем не хотелось.

Лоутер устал ждать ответа и, схватив меня рукой за яйца, сжал их так, что меня скрутило от боли.

- Отвечай, сука! - прорычал он, сжимая и выкручивая яйца.

- Сэр, господин Лоутер, сэр, - простонал я, - да, сэр, пожалуйста, сэр, пожалуйста, пожалуйста, мистер Лоутер, сэр.

- А ты - его раб?
Вопрос он сопроводил ещё одним болезненным рывком.

- Да, господин Лоутер, сэр. Пожалуйста, сэр, я отвечу на ваши вопросы. Сэр. Пожалуйста, больше не делайте мне больно.

- Если не хочешь расстаться со своими яйцами - отвечай на мои вопросы. Любая заминка, враньё, и я оторву их и засуну тебе в глотку. Понял, кусок дерьма?!

Пока я, хныкая и поскуливая, заверял его в полной своей покорности - он не ослабевал хватку. Должно быть, я оказался достаточно убедителен, потому что он решил отпустить, и я, наконец, смог выпрямиться.

- Хорошо, итак, мальчик, как я вижу - это свидетельство является актом усыновления, которым мистер и миссис Уильямс принимают ребенка-мальчика, ребенка девочки-рабыни и, предположительно, мальчика-раба в своё распоряжение.

По его речи я вспомнил, что Лоутер, окончив школу, поступил в университет на юридический факультет, и вроде даже проходил практику в адвокатуре.

- Документ явно недействителен. В соответствии с подпунктом 5(а) статьи 20 Учредительной хартии Нового Ордена потомство раба наследует рабский статус родителя, и становится имуществом владельца родителя раба, а статья 23 «Закона о порабощении», в редакции поправок от 2050 года запретила усыновление членов рабского класса свободными гражданами как действие, призванное подорвать основные законы.

- Почему, черт возьми, кто-то решил обойти эти правила, это другой вопрос. Возможно, Уильямс был фактическим отцом ребенка, случайно обрюхатив свою рабыню. Самые уважаемые и разумные люди могут порой совершать самые глупые поступки.

- В любом случае, нет никакой разницы как это происходило. Главное - сам факт. И вот ещё какой вопрос остался - как ты получил этот документ, юный Бобби?

Вопрос заставил меня врасплох, и я замешкал, прежде чем ответить на него. Но усилившаяся хватка Лоутера вернула мне дар речи.

- Пожалуйста, я слышал, что, возможно, Ричард не был сыном мистера Уильямса, и меня продали специально мистеру Уильямсу, чтобы найти доказательства, и чтобы я мог заработать много денег.

- Ты глупая маленькая шлюха, как ты собираешься заработать на этом? Помимо чего-то еще, у рабов не может быть никакой собственности. А шантажировать рабу своего хозяина - если правда то, что я слышал об этом джентльмене – то он посадит тебя на кол и ты будешь ещё жив, когда вороны начнут выклевывать твои глаза!

- Но мистер Лоутер, на самом деле я не раб! - выпалил я.

Мужчина уставился на меня с открытым ртом, а затем расхохотался.

- Конечно нет, Бобби, у тебя ведь не выжжено клеймо на бедре, и ты не стоишь на коленях передо мной, с полной жопой моей спермы, а губы измазаны совсем не собственным дерьмом, а шоколадным десертом - не так ли?!

Внезапно он перестал смеяться и ударил меня по лицу. Сила его удара отшвырнула меня. Костяшки пальцев рассекли мне губы, и я почувствовал вкус крови.

- Отрицание подневольного состояния - это тяжкое преступление. На твоё счастье, у меня хорошее настроение, или я убил бы тебя на месте.

Я поднялся на колени, осторожно ощупывая губы тыльной стороной ладони.

Единственное, что мне остается, подумал я, так это рассказать Лоутеру всю историю, чтобы он мог убедиться, что это правда, и предложить ему долю того, что мы получим от мистера Уильямса.

По-прежнему стоя на коленях, я объяснил, что у меня есть друг, мистер Варвик - охотник на рабов.  Нам с ним стало известно, что в семье мистера Уильямса, возможно, произошло незаконное усыновление. И тогда я решил притвориться порабощенным, и убедил мистера Варвика продать меня мистеру Уильямсу, чтобы я мог проникнуть в его дом и получить доказательства незаконного усыновления. Я сказал, что, получив это доказательство, я должен вернуться к мистеру Варвику, который дальше уже будет вести переговоры с мистером Вильямсом, чтобы получить достаточно денег, чтобы я мог потом пойти в колледж. Все, что для этого нужно сделать, так это спрятать меня в своей машине и отвезти в дом мистера Варвика.

Лоутер выслушал меня до конца, улегся на краю кровати, вытянув свои голые ноги, и на его лице появилась легкая улыбка. Несколько минут после того, как я закончил свое объяснение, он молчал, и я беспокойно заёрзал на коленях.

- Но, Бобби, - заявил он с деланным недоумением.
- Я не вижу ни единой причины, почему я должен делиться деньгами с твоим мистером Варвиком или даже с тобой, - тихо сказал он, - у меня есть все доказательства, которые мне нужны, чтобы убедить мистера Уильямса поделиться некоторыми его богатствами со мной. Мне не нужен ни ты, ни мистер Варвик.
- Я спокойно могу самостоятельно встретиться с мистером Уильямсом и сам на него надавлю. Доказательства-то у меня. Я предложу ему урегулирование на основе того, что я становлюсь равным партнером в его деловых интересах.

- Вопрос заключается в том, что делать с тобой, Бобби. Хотя, если подумать, то тут нет никакой проблемы! Забудь всю эту глупость о том, что ты, якобы, поддельный раб - тебя заклеймили как отродье, на шее у тебя рабский ошейник, и никто не примет тебя теперь в качестве свободного мальчика. И, как мальчик-раб, ты являешься собственностью мистера Уильямса и, конечно же, должен быть возвращен ему. А верну я тебя завтра. Мы прямо завтра вместе к нему и пойдем - никаких проблем!

 

ЧАСТЬ 25

- Боюсь, Бобби, что мистер Уильямс будет слегка недоволен потерей половины своего богатства, а узнав, что это произошло благодаря именно тебе - применит к тебе всю полноту дисциплинарных наказаний, к которой привык. Возможно даже, на этот раз он придумает что-нибудь новенькое!

- Конечно, жаль будет терять такую классную дырку для траха. Её гораздо приятнее насаживать на хуй, чем на кол, от чего ты несомненно сдохнешь в агонии. Но в конце концов - ты ведь его собственность и ему решать, как тебя использовать!

Он взглянул на мое лицо, перекошенное от ужаса, и расхохотался.

- Хотя, знаешь..., - продолжил он, широко улыбнувшись, - у нас же ещё вся ночь впереди, и, если ты хорошо постараешься, то я могу и позабыть про свой долг ответственного гражданина – и не возвращать хозяину утерянную собственность!

Говоря это, он развел колени, демонстрируя вновь поднимающийся член. В следующее мгновенье мои губы и язык были уже заняты обработкой быстро твердеющего пениса.

А затем последовала бесконечная череда потных оргазмов, скользких объятий, животных запахов, вкуса спермы, острой боли, и снова оргазмов. Я только что довел Лоутера до пятого оргазма за ночь, а может и шестого, и губами пытался поднять член для следующего захода, когда Лоутер оттолкнул меня.

- Довольно, Бобби, - произнёс он. - Ты шикарная шлюха и мне было хорошо, но на сегодня хватит.

- Сэр, мистер Лоутер, я был достаточно хорош? - спросил я с тревогой.

- Достаточно хорош? Для чего? А… чтобы убедить меня отказаться от моего долга хорошего свободного гражданина и не возвращать беглое отродье своему законному владельцу? Не-а, боюсь, что я являюсь слишком порядочным офицером суда, и как бы ни старалось любое отродье - я вряд ли смогу забыть о своем долге.

- Ты был хорош, Бобби, но недостаточно. Я отведу тебя к твоему хозяину завтра, и, поскольку я подозреваю, что ты совсем не жаждешь этого, и можешь попытаться сбежать, то я, пожалуй, привяжу тебя на ночь.
- Пошли, займемся этим, - и, подцепив за ошейник, он развернул меня боком к кровати, встав за спиной.

Оглянувшись, он взял пластиковую стяжку с одного из крючков и осматривался, прикидывая, куда бы меня прицепить, после чего решив привязать к ножке кровати.

- Так, заведи руки за ножку кровати, - приказал он. Я сел на колени и протянул запястья по обе стороны ножки. Затем, под мои всхлипывания он обвязал стяжку вокруг каждой руки и затянул так, чтобы мои руки оказались связаны за ножкой, а пластик при этом глубоко впился в кожу.

- Ради всего святого, - огрызнулся он, - прекрати этот глупый визг. Как, черт возьми, я засну под твои вопли?! А, черт с тобой, вой сколько влезет!

Он взял шар с завязками с прикроватного столика, и, заставив меня раскрыть челюсти, засунул кляп мне в рот и застегнул застежки на затылке.
Поднявшись, он оценил мой вид - голый, избитый, затраханный мальчишка с кляпом во рту и прикованный к кровати. Он провел ладонью по моему бедру, затем шлепнул по груди.

- Сейчас я лягу спать, а утром, может быть, трахну тебя ещё разок, прежде чем позволю тебе счастливо воссоединиться со своим хозяином. Да, эти две вещи я могу тебе обещать.

Он громко рассмеялся и бросился на кровать. Комната погрузилась в темноту, и вскоре он уже громко храпел. Только теперь я разжал кулаки, которые напрягал всё то время, пока Лоутер связывал меня. Этой уловкой я рассчитывал ослабить путы и действительно, они слегка ослабли, но всё же стяжка оставалась очень тугой, хотя пластик гораздо меньше впивался в мою плоть. Теперь можно было приступать к следующему этапу.
Я нарочно свел запястья как можно дальше от ножки кровати, отвлекая Лоутера плачем и мольбой, чтобы он не заметил уловки. А теперь достаточно было протянуть руки чуть ближе к ней, и стяжка ослабнет ещё больше. А там, может быть, и получится вытащить руку!
Лоутер прилагал много сил и затянул стяжку довольно туго. Мне пришлось сильно напрячься и один раз сильно прикусить кляп, чтобы не застонать, когда пластик сорвал кожу с запястья, но я был вознагражден, с силой вырвав одну руку. Пришлось удержаться, чтобы кровать не дернулась, и не разбудила Лоутера. Мне пришлось провозиться 15 минут и оставить большой кусок кожи на пластике, но через секунды была свободна и вторая рука.
Я стоял в темноте, обсасывая свежие раны, ощущая вкус свежей крови и размышлял о том, что же делать дальше.

В одном я был точно уверен - нельзя допустить, чтобы Лоутер вернул меня мистеру Уильямсу. Сейчас, когда он полагает, что я просто сбежал, и пока во мне есть необходимые для пересадки почки, максимум что он может сделать – это серьёзно выпороть. А вот если узнает, что я выведал их семейный секрет, то самое меньшее, на что я могу рассчитывать – это расчленение паяльной лампой.
Избежать этого я мог единственным образом - необходимо восстановить мой статус свободного человека, а сделать это мог только мистер Варвик, значит нужно с ним связаться. Для этого необходимо попасть в его дом - на другом конце графства, а уже прошло полночи, так что добраться бегом стало практически невозможно.
Стоп! А почему пешком? Может, у Лоутера есть машина? Надо посмотреть, есть ли у него ключи от машины. Если завладеть ключами, я, наверное, смогу управиться с машиной. Я ведь уже ездил на тракторе. Хотя... Трактор - это другое. Машина, возможно, управляется иначе. Я отказался от этой затеи.
Тогда, может быть, мобильник? Номер Варвика я помнил и мог бы позвонить ему. Варвик сам приедет за мной. Это гораздо лучше и безопаснее. Мне просто нужно будет выйти из дома и спрятаться среди камней волнореза, и подождать там Варвика. Ах, да, свидетельство об усыновлении. Его нужно найти. Я так много пережил из-за него, что сейчас совершенно непростительно его оставлять. Это свидетельство нужно мистеру Варвику, чтобы развести мистера Уильямса на деньги. Конечно, он бы приехал и без этого свидетельства, ведь он мой друг. Но сильно расстроится, если узнает, что доказательства я добыл, а затем потерял.
В комнате стояла кромешная тьма. Единственный источник света - щель под дверью в коридор. Её хватало на то, чтобы разглядеть кровать, но явно недостаточно, чтобы искать документы и мобильник. В комнате, конечно, были и лампы, но я не мог ими воспользоваться, чтобы не разбудить Лоутера.

Вот если бы приоткрыть дверь в коридор пошире... Двигаясь как можно тише, я подошел к двери. Я осторожно взялся за ручку и попытался открыть ее, забыв, что она заперта.

Я вспомнил, как Лоутер вошел в комнату и запер дверь, прежде чем опустить ключ в карман брюк. Все, что я должен был сделать, это найти его брюки. Они были где-то на полу у кровати, там, где Лоутер снял их перед тем, как взял меня в первый раз. Я направился туда, думая, что найду их и почти упал, споткнувшись об одну из его туфель. Я еле устоял на ногах.

Опустившись на колени, я возобновил поиски. Время шло, и Лоутер в любой момент мог проснуться. Я нашел его брюки, но ни ключа от комнаты, ни мобильника в них не оказалось. Возможно, они были на прикроватном столике? Там оказалось свидетельство об усыновлении, но по-прежнему не было ключа или мобильника. Определённо, у Лоутера должен быть мобильный телефон, который нужен мне позарез. В последнее время все их покупали. А уж тем более Лоутер, который был ещё большим ребенком, и лез из кожи вон, чтобы произвести впечатление на сверстников.

Я опустился на пятки и призадумался. Требовалось найти ключ. Без него я был в ловушке, запертый в комнате. Рано или поздно он проснётся, и тогда все шансы на бегство исчезнут. Он взрослый - намного крупнее и сильнее меня. У меня не было бы и шанса против него.

Должно быть, он положил ключ и мобильный телефон под подушку, вероятно, вместе с кошельком.

Как всё это несправедливо, подумал я. Я пережил всевозможные опасности, избиения и изнасилования, подвергался всяким унижениям, и вот, когда уже почти достиг цели, застрял, потому что этот урод держит ключ и телефон под подушкой.

Это было смешно, хотя нет, совсем не смешно! Его подобное, возможно, и развеселило бы, но для меня это был вопрос жизни и смерти - очень жестокой и мучительной смерти! В этот момент Лоутер зашевелился в постели и захрапел с удвоенной силой. И тут меня осенило! Если бы это был вопрос жизни и смерти для меня, почему так не должно быть и для Лоутера?

У меня не было шанса против него, если он проснётся, но если напасть, пока он спит, то шансы на моей стороне. Если он будет мертв, я смогу включить свет, легко найду мобильник, если он есть. Комната была не такой большой и не очень перегруженной мебелью.

Но как его убить? Мне нужно какое-нибудь оружие. Тут не было ни одного ножа или чего-нибудь, чем можно сильно ударить. Ничто из того, что я, по крайней мере, заметил, не может быть использовано в качестве дубинки, чтобы разбить ему череп. Я мог бы попытаться задушить его подушкой, но сомневался, что это получится. Стоит ему проснуться и у него хватит сил, чтобы отбросить меня.

И тут я подумал о пластиковых стяжках, висящих на крючке на двери спальни. Я вспомнил, как он затянул подобную вокруг моих запястий, и как глубоко она впилась в мою плоть, так, что её практически невозможно было разорвать. Если я смогу затянуть одну из таких вокруг его шеи, то можно считать, что он уже мертвец.

В тусклом свете, проникающем в комнату через узкую щель под дверью, я нащупал стяжки, висевшие на двери в коридор. Взяв одну, я тихо прокрался к кровати. Я стоял над спящим телом Лоутера, прислушиваясь к его храпу, отдающегося эхом в пустой комнате.

Я колебался. Я никого не убивал, даже отродьев. А это был не раб, а свободный гражданин. Убийство свободного гражданина было серьёзным преступлением. Это было бы убийство, которое вызовет много шума в газетах и на телевидении. За такое рабов сажают на кол, а телевидение освещает казнь в прямом эфире. Сейчас такие вещи показывают редко, но папа рассказывал, что раньше в один день проходило по 4, а то и 5 казней за раз [Роберт имеет в виду положение кодекса Порабощения, требующее в случае убийства или случайной гибели свободного гражданина посадить на кол всех отродьев, найденных в пределах одного километра от места смерти. Это положение соответствует положению в римском праве, которое требовало распятия всех рабов семьи убитого гражданина. Идея обоих этих законов заключалась в том, что их существование поощряло бы рабов делать все возможное, чтобы сохранить жизнь своих господ.].

Но тут либо Лоутер, либо я. Мы оба - свободные граждане и он ничуть не более ценен, чем я.

Он лежал на левом боку, спиной ко мне. Очень, очень медленно я впихнул кончик жесткой пластиковой ленты между его шеей и постелью. Подойдя к нему, я осторожно завёл полоску назад, зазубренным боком внутрь, вокруг шеи и провел ее через «глаз» на другом конце ленты [Для тех, кто не знаком с этими стяжками – это такие жесткие пластиковые полоски, одна сторона которых имеет зазубрины, на одном конце стяжки имеется утолщение с отверстием, т.н. «глаз». Стяжка сгибается в петлю зубчатой стороной внутрь. Зазубренный конец полосы пропускается через «глаз», и петля затягивается; сочетание глаза и зубцов, фиксирующих пластиковую полосу в выбранном месте. Надеюсь, я правильно объяснил это эффективное, но простое устройство. Я подозреваю, что не могу сделать большего. Это всё равно, что описывать велосипед тому, кто его никогда не видел].

Лоутер вздохнул и что-то пробормотал. Я был уверен, что он проснется. Быстро маневрируя петлей из толстого пластика, чтобы замок оказался ниже его правого уха, я затянул петлю так сильно, как только смог.

Он издал странный шум, сдавленный хрип. Подскочив на постели, он руками потянулся к шее. Я отпрыгнул, чтобы не попасть в его лапы. Он вскочил на ноги и все еще издавал эти странные звуки, похожие на рычание животного, и прошел три шага, прежде чем рухнуть на колени. Насколько я мог видеть в почти полной темноте, он все еще хватался за шею, явно пытаясь ослабить пластиковую петлю. Он вскочил, а затем раздался стук. Короткая агония и затем молчание. Сильно завоняло дерьмом. Он обосрался перед смертью.

Я подошел к двери и включил свет. Лоутер лежал на полу луже дерьма. На его шее были глубокие кровавые царапины, где он впился ногтями шею в отчаянной попытке вдохнуть воздуха. Я подумал, понял ли он, прежде чем умер, что это я убил его. Я надеялся, что это так. Хотелось бы заглянуть в его глаза перед смертью. Это было бы вознаграждением за боль и унижение, которые он причинил мне.

Ключ и мобильник Лоутера лежали под подушкой. Забрав их и свидетельство об усыновлении, я отпер и открыл дверь. Коридор был пуст. Заперев за собой дверь, я сделал все, что позволит протянуть время до обнаружения трупа, подарив мне шанс. Я должен был выйти на улицу, куда-то туда, где мистер Варвик сможет забрать меня, а ведь требовалось ещё позвонить ему.

Дверь, ведущая в помещение кафе с нижней части лестницы, была не заперта. Я осторожно толкнул её и осмотрелся. Управляющий сидел на стуле за прилавком, его ноги покоились на другом стуле, он крепко спал. Летняя ночь была теплой, и дверь на улицу оставили открытой. Пять или около того спящих рабов лежали на полу в углу комнаты, сжавшись в один клубок, из которого во все стороны торчали тощие руки и ноги.

Когда я прокрался мимо них, один из них захныкал и позвал во сне свою маму. Я подумал, что ему больше и громче придется звать маму, когда полиция начнет допросы, чтобы найти меня, и выскользнул за дверь в ночь.

Я не знал сколько сейчас времени, но должно быть, было очень поздно. Набережная была ещё ярко освещена, но полностью опустела, не раздавалось никаких шумов. Я быстро дошёл к началу волнолома, разделявшего Кардиффский залив от Бристольского канала.

 

ЧАСТЬ 26

Я раз за разом набирал номер мистера Варвика, в трубке раздавались длинные гудки. Мне раньше и в голову не приходило, что мистера Варвика может не оказаться дома! Может быть, он где-то в отлучке. Он частенько уезжал на несколько дней. А что, если и сегодня уехал, что тогда будет со мной?! Как только найдут труп Лоутера, тут всё будет заполнено полицией. Убийство свободного гражданина - серьёзное преступление и вызовет большую шумиху. Все рабы в радиусе полумили от места убийства будут схвачены и посажены на кол в соответствии с кодексом Порабощения. Как только рассветет, мне негде будет укрыться на волнорезе. Меня тут же схватят, чтобы через несколько дней отправить на кол. Да и то на вряд ли. Ведь множество людей видели меня с Лоутером накануне, и я стану первым подозреваемым в убийстве. Простой посадкой на кол тут не отделаться... Ох, лучше бы Варвику поскорее ответить на звонок! Если нет, то мне останется только прыгнуть в Бристольский канал и плыть пока хватит сил, а потом утонуть.

Я был уже на грани отчаяния, когда наконец в трубке раздался щелчок.

- Да, кто это? - ответил сонный голос.
- Мистер Варвик, это я, Бобби... То есть Роберт!
- Роберт... Роберт... - повисла ошеломляющая пауза...
- Где ты? Что случилось?!
- Я убежал от мистера Уильямса, я нахожусь на волнорезе в Кардиффском заливе. У меня есть всё, что мы искали для разговора с мистером Уильямсом, но мне нужна ваша помощь. Не могли бы вы приехать и забрать меня?
- Конечно я приеду, Роберт, Я сейчас же одеваюсь и выезжаю. Буду через сорок пять минут. Где ты точно находишься на волнорезе?
- Я нахожусь среди камней в конце мола.
- Хорошо, не высовывайся до тех пор, пока я не доберусь до тебя. Я помигаю фарами, чтобы ты знал, что это я, а затем не выбегай, а просто покажись ненадолго и жди, я приду и заберу тебя. Нужно, чтобы всё выглядело так, будто я поймал очередного беглеца, если кто-то нас увидит.

Телефон замолчал.

Я бросил его как можно дальше в море. Я знал, что полиция может отслеживать мобильные телефоны, и не хотел, чтобы меня отыскали с его помощью. Это вызвало бы неудобные вопросы, если бы меня поймали с телефоном убитого, даже несмотря на мой возобновлённый статус свободного человека.

Я успокоился и принялся ждать. Прошли минуты. Я слышал мягкий шелест моря у основания мола. И больше никаких звуков. Наступало раннее утро. Уличные фонари Кардиффа освещали небо над заливом, со стороны дремлющего города начинали появляться звуки движения на улицах.

Телефон я выкинул в море, и мне не где было посмотреть время. Казалось, прошло гораздо больше 45 минут, обещанных мистером Варвиком. Я пытался сказать себе, что беспокоиться не о чем. Мистер Варвик обещал, больше меня никто не видел, и нет никаких оснований полагать, что кто-нибудь еще найдет меня, прежде чем он появится.

Я заметил изменение света, неуклонно усиливающееся оранжевое мерцание и слабый гул приближающегося двигателя. Выглянув из-за укрытия моей скалы, я увидел открытый пикап, его включённые фары были направлены в место у основания волнолома. Вращающиеся двойные огни проблесковых маячков на кабине бросали вспышки оранжевого света. Я мог разглядеть четырех курсантов-полицейских и двух служебных собак, сидевших в кузове. Между проблесковыми огнями на крыше зажегся прожектор и луч света стал неторопливо обыскивать камни волнолома.

Я нырнул за скалу. Если повезет, они так и останутся на той стороне площади и не приблизятся к волнолому. В любом случае, мистер Варвик должен появиться в любой момент, и он увидит полицейских курсантов. Я напряг уши, надеясь услышать звук его приближающейся машины, но ничего не слышал, кроме ленивого биения моря об волнолом и приглушенного рокота двигателя полицейского пикапа.

Пикап приблизился. Я спрятался в тени, пытаясь стать как можно меньше. Гул его двигателя не только стал громче, он шел с другого направления. Я понял, что грузовик оказался выше меня, и он едет по молу. Я попытался пересесть за соседний камень, чтобы тот оказался между мной и грузовиком, но не успел. Прожектор мгновенно высветил меня, и из грузовика раздались крики.

Я услышал команды и грохот, когда курсанты и с собаками выпрыгивали из кузова. Они были выше меня, и у них были собаки, которые могли легко догнать кого угодно на такой короткой дистанции. Мой единственный шанс - рвануть к морю. Море рядом, и я подумал, что успею. Я был неплохим пловцом, и подумал, что, если смогу добраться до моря, то легко уплыву от собак.

Затем я вспомнил про акт усыновления, который по-прежнему держал в руке. Я замешкался, отчаянно оглядываясь, куда бы спрятать документ, и быстро затолкал его в трещину у подножия скал, а затем запрыгал вниз по волнолому к морю. Криков стало ещё больше, а лай собак слышался совсем близко.

Думаю, если бы я не задержался, чтобы спрятать акт, я мог бы успеть. Я был уже почти у самой воды, когда почувствовал сильный удар по спине, от чего упал лицом в море. Был момент полного замешательства, когда я барахтался на мелководье, подсвеченный лучом прожектора, тщетно пытаясь сбросить собак. Одна ухватила меня зубами за левую руку. Другая, не отрывая глаз от моего лица, рыча и скалясь, медленно кружила рядом, не давай сойти с места.

- Эй, шлюшка, - раздался голос из громкоговорителя, - если ты хочешь, чтобы собака стояла неподвижно, перестань крутиться, иначе я заставлю Потрошителя перекусить тебе шею.

Я застыл, и в пятне света появился полицейский. Он взял собаку, которая схватила меня за руку.

- Отпусти, Медуза, - приказал он, и собака разжала челюсти.

Я услышал смех и издевки, исходящие из темной пустоты за пределами круга света, который бил мне в глаза. Повинуясь направляющим ударам, я поплелся вверх по крутому склону волнореза.

- На колени, ты, дерьма кусок, - прорычал старший полицейский. - Встань на колени и опусти голову на землю. Твоя голова и есть дерьмо, ей самое место на земле!

Кадет вышел из окружающей темноты и ударил меня под колени своей дубинкой. Я завыл от боли и рухнул на колени. Другой курсант уперся пяткой ботинка мне между лопаток, пригнув голову к земле.

Вдалеке я услышал гул приближающейся машины. Я был уверен, что могу определить шум двигателя – это, наконец, приехал мистер Варвик. Вопрос только в том - сможет ли он забрать меня, или окажется лишь свидетелем моего дальнейшего унижения.

Тут, по крайней мере, я хоть что-то мог сделать. Вскочив на ноги, я бросился вверх по волнорезу в сторону приближающейся машины.

Курсантов я застиг врасплох, и они медленно среагировали. Позади меня раздались крики, а затем голос командира скомандовал собакам «Фас!». К этому времени я был уже на краю площадки набережной. Ярко освещенная рядами фонарей, она растянулась передо мной, совершенно пустая. Я по-прежнему слышал гул приближающейся машины, но не видел её.

А ещё мне были слышны крики курсантов позади. У меня не было выбора, кроме как бежать вперед по широкому пустому пространству набережной, надеясь, что я доберусь до машины раньше, чем меня настигнут кадеты с собаками.

Я не думал, что шансы у меня велики, и оказался прав. Я успел пробежать всего лишь четверть пути по набережной, прежде чем собака сбила меня с ног.

Я полетел на брусчатку, лицом вниз. Я лежал там несколько секунд, задыхаясь, слыша топот ботинок приближающихся курсантов. Может быть, я смогу выиграть ещё немного времени, может быть, я смогу задержать курсантов до прибытия мистера Варвика. Он, должно быть, где-то совсем рядом!

Я снова поднялся на ноги, когда услышал низкое хриплое рычание. Две немецкие овчарки, оскалившись, присели по обе стороны от меня, их шерсть стояла дыбом - как гребень у петухов.

Внезапный удар в спину сбил меня с ног. Удары посыпались один за другим, и я сжался в комок, защищая голову руками.

- Достаточно, я не хочу убивать шлюху, пока не хочу. Поставьте его на ноги.

Это был капитан патруля.

Грубые руки схватили меня и поставили на ноги.

- Отпустите его.

В холодном свете уличных фонарей я мог видеть курсантов, стоящих вокруг меня, поигрывающих дубинками и ухмыляющихся. Бежать больше некуда. Моей единственной надеждой было то, что мистер Варвик приедет, чтобы выручить меня. Опять я отчетливо слышал гул двигателя приближающегося автомобиля. Он должен быть где-то рядом!

- Собак посадить на цепь, - приказал капитан.

Я быстро взглянул на него. Высокий и худощавый, в безукоризненной в униформе: длинные брюки и темная рубашка цвета хаки. Он стоял, слегка расставив ноги, свет отражался от его отполированных черных сапог. Я быстро отвел глаза и уставился в землю. Не в силах унять дрожь, я стал ожидать, что последует дальше. Голый, побитый и запуганный, я не мог не чувствовать, что нахожусь в его власти.

Тишина затягивалась. Страх рос, сжимая живот. Мои ноги, казалось, стали ватными, и я опустился на колени на брусчатку. Я слышал, как кадеты переминались вокруг меня, один из них хихикнул, но капитан молчал и не двигался. Ужас затмил все мои чувства. Инстинкт отключил разум. Я шатнулся вперед, стоя на коленях, и склонился, прижав губы к земле у его ног.

- Так-то лучше, - произнёс он наконец.

- Упрись локтями в землю и задери задницу. Давай, мальчик-шлюха. Эй вы, кто-нибудь, помогите ему.

Я почувствовал, как чья-то рука задвигалась между тыльной стороной моих бедер, раздвигая их. Я вцепился пальцами в брусчатку, развёл ноги и задрал зад.

- Приведи Потрошителя, и позволь ему хорошенько обнюхать.

Я вздрогнул, чувствуя что-то твердое и влажное, сильно вдавившееся мне между булок.

- Колени разведи, шлюха, дай Потрошителю хорошо обнюхать твою дырку.

Я сказал себе, что мистер Варвик, должно быть, уже не далеко, и скоро все это закончится. Мне нужно продержаться ещё несколько минут, и он будет здесь. Мне хотелось бросить вызов капитану, подняться на ноги и остановить унизительный собачий обыск, но я не мог этого сделать. Хотя, момент моего освобождения, возможно, и был близок. Но до тех пор я оставался просто рабом, и, как раб, должен был повиноваться.

Слезы унижения текли по моему лицу, когда я раздвигал ноги. Мокрый нос Потрошителя вдавливался в моё отверстие. Затем он приступил к работе своим языком, широко и глубоко вылизывая мой приоткрытый анус. Не смотря на унижение и страх перед псом, я возбудился и стал пихать задницу навстречу языку собаки - назад и вверх, чтобы тот проникал как можно дальше.

- Потрошитель любит вкус пизды шлюшек, сэр, - со смешком заметил один из кадетов.

- Шлюхе повезло, что ее мальчишеское влагалище хорошо смазано, и, похоже, ей это нравится. Можно, Потрошитель, у тебя полчаса, потом мы вернемся в казарму.

Язык собаки внезапно вырвался из моей дырки. Я услышал, как капитан командует псу залезть на меня. Затем я почувствовал, как когти пса царапают мне спину, когда он наваливался на меня всем своим весом. Вес его туши придавил меня к земле, а его передние лапы обхватили мои бока чуть ниже плеч. Тут я почувствовал, как его член тычется в мой зад, нащупывая дырку.
- У старины Потрошителя, похоже, опять трудности с поиском входа, сэр, я помогу ему рукой

Я почувствовал, как руки поправили мой зад. Несколько секунд возни, и собачий член нащупал мою дырку. Животное стало быстро запихивать свой член, с силой толкаясь задними лапами.

Тут я услышал хлопок автомобильной двери и торопливые шаги.

- Варвик, исполнительный директор отдела по защите прав нового порядка. Я должен просить вас передать этого раба мне.

- Да без проблем, но я боюсь, что вам придётся немножко обождать, пока Потрошитель закончит с ним, и они разъединятся. Ничего не заставит Потрошителя слезть с сучки, если он уже вошел в неё.

- Приведи сюда Медузу, - продолжил капитан, обращая внимание на курсантов. - Ей не следует скучать, пока идёт такое веселье!

Кинолог привел Медузу, толкнув её голову под мое сгорбленное тело, она обнюхала мои яички. Опасаясь острых зубов, я изо всех сил попытался отстраниться от нее. Однако сзади находился Потрошитель и мне некуда было деться.

Она облизывала мои яички, и моё тело возбудилось. Я тихонько заскулил и ответил на ее прикосновения, извиваясь своим обнаженным телом, поддавшись вперед бедрами - от Потрошителя, толчками загоняющего собачий член в мой зад. Он в свою очередь, тяжело дыша, увеличил темп и силу своих толчков. Мир вокруг меня померк, я находился в сознании, но ничего не видел и не чувствовал, погрузившись в багровый прилив крови, стучащей в висках.

Затем я очнулся и вернулся в реальный мир. Потрошитель уже не трахал меня, а, тяжело дыша, инертно лежал на моей спине, а Медуза с готовностью облизывала мою сперму, стекающую с члена.

Возбуждение ушло, и я почувствовал подавляющее чувство стыда и отвращения. Я вел себя так, как будто действительно был ебливым отродьем, у которого не осталось никакой гордости и стыда, кроме одной лишь похоти. Это было ужасно. Как свободный мальчик я должен был сопротивляться до последнего и ни в коем случае не допустить, чтобы меня оттрахала полицейская собака посреди пляжа перед толпой людей. Варвик, должно быть, презирает меня. Наконец, Потрошитель стал слазить с меня, и, задрав лапу, развернулся, я почувствовал его хвост на своей спине и решил, что уже всё, можно вставать. Но ничего не получилось. Пёс стоял задом ко мне, щекоча своим хвостом мою спину, но его возбужденный член по-прежнему оставался во мне, я ощущал его глубоко в себе! Мне ничего не оставалось, кроме как продолжать стоять на четвереньках, спиной к спаривавшемуся со мной псу. От чувства стыда я начал тихо плакать.

- Глядите, - сказал один из курсантов, - шлюшка плачет!
- Ага, мой любимый момент, отродья всегда начинают плакать, когда до них доходит - что с ними сделали и кем они стали.

Потрошитель постоял ещё пару минут, и тут я почувствовал толчки внутри моего живота - член пса начал дергаться, и я понял, что он кончает. А затем он начал вытаскивать свой член. Это было что-то огромное! Должно быть, пока Медуза отвлекала меня, я и не заметил, как пёс запихал в меня свои яйца, а сейчас собачий узел упрямо выходил из моего ануса, и я заорал от боли. С громким чмокающим звуком член пса выскочил из моей задницы, и по ляжкам заструилась его сперма.
На меня он больше не обращал внимания и спокойно дал кинологу посадить себя на поводок.

- Вот, мистер Варвик, - произнёс капитан. - Теперь можете забирать своё отродье.

- Пошли, парни, мы возвращаемся в казарму.

Взявшись за ошейник, мистер Варвик поднял меня на ноги и отвел к тому месту, где стояла его машина. Позади я слышал, как курсанты забираются через борт своего пикапа.

Мистер Варвик открыл пассажирскую дверь. Сиденье было снято, а вместо него имелось крепкое железное кольцо с цепью, прикрепленной болтами к полу автомобиля.

- Залазь, - резко сказал мистер Варвик, и рывком закинул меня в машину.

Когда я опустился на колени на пол машины, мистер Варвик наклонился вперед и прошептал:
- Извини, Роберт, но курсанты могут что-нибудь заметить, нельзя, чтобы они почуяли что-то неладное.

- Я не хотел трахаться с этой собакой, - прошептал я.
Неожиданно я почувствовал, что это очень важно - сообщить мистеру Варвику, что я не хотел этого. Хотя я понимал, что настоящий свободный мальчик никогда бы не допустил, чтобы с ним произошло что-то подобное.

- Не волнуйся, я не думаю, что у тебя был выбор, Роберт, - ответил он, когда полицейский пикап объехал нас, просигналив напоследок.

- Теперь опусти голову, мы должны всё сделать правильно.

Он прикрепил свободный конец цепи, прикрепленной болтами к полу машины, к моему ошейнику. Цепь была настолько короткой, что я не мог посмотреть на приборную панель. Все, что я мог видеть, это толстый черный пластиковый квадрат под коленями. Почувствовав, как тёплая жидкость медленно скользит по моим бедрам, я подумал, что, должно быть, пол в кабине - моющийся.

- Роберт, где акт усыновления, который ты достал?

- Я спрятал его со стороны моря у основания первой большой скалы, вы увидите, если будете идти со стороны моря.

- Хорошо, я скоро вернусь.

Мистер Варвик хлопнул дверцей машины, и я услышал его удаляются его шаги.

Внезапно я почувствовал себя очень уставшим. Я не сомкнул глаз с тех пор, как вчера вышел из офиса мистера Уильямса. Теперь я добрался до мистера Варвика, и ныне в безопасности. Когда весь этот ужас закончился и никуда не нужно было бежать, мне жутко захотелось спать.

Я нашел доказательства, которые позволили бы нам забрать у мистера Уильямса большую часть его состояния. Я выполнил свою задачу, и теперь пришёл черед мистера Варвика. Он должен устроить мое повторное появление в качестве свободного мальчика и вести переговоры с мистером Уильямсом.

Я действительно хорошо поработал. Возможно, слишком хорошо в том, что касалось изображения раба. Реальность и притворство иногда оказываются неудобно близки друг к другу. Я бы предпочел, чтобы меня не трахала собака. Я чувствовал, что настоящий свободный мальчик наверняка не подчинился бы обстоятельствам, но мистер Варвик сказал, что все в порядке, и у меня не было выбора - он был старше и опытнее, и, несомненно, знал лучше меня.

Раздались шаги и открылась водительская дверь. Мистер Варвик сел в кресло.

- Я нашел бумагу, - сказал он, - и просто не могу дождаться, чтобы посмотреть, что у нас есть. Я сейчас взгляну на неё, а потом отвезу тебя домой и ты снова станешь свободным мальчиком.

Шорох бумаги, а затем короткая пауза.

- Роберт, ты прав, это просто бомба! - сказал он. - Хорошая работа, парень!

Он завел машину, и мы поехали.

Стоя на коленях на полу, рядом с телом мистера Варвика, удобно нависавшим надо мной, я впервые с тех пор, так как был продан в рабство мистеру Уильямсу, почувствовал себя полностью в безопасности.

Я положил голову на бедро мистера Варвика и задремал.

ЧАСТЬ 27

Такова была суть истории Бобби, которую он рассказывал наполовину в дрёме, лежа на кровати в моей свободной комнате. Мне пришлось немного отредактировать её, поскольку он периодически засыпал и терял нить повествования. Он часто переходил на жаргон рабов, что не удивительно после почти девяти месяцев жизни в качестве порабощённого отродья.

Я привёз Роберта домой, отмыл, накормил и уложил спать. Одежда, ошейник, и кольцо на члене могли подождать до утра. Следующим приоритетом являлся сон, но, прежде чем позволить ему уснуть, я должен был услышать его рассказ, потому что мне нужно было решить, что делать дальше.

Признаюсь, я был не очень-то рад, когда меня в столь поздний час разбудил отчаянный телефонный звонок Бобби. Дело не только в том, что было очень поздно, и он разбудил меня посреди крепкого и освежающего сна. А ещё и потому, что его звонок, по-моему мнению, угрожал воскресить то, что как я понял, было довольно-таки опасным предприятием, из которого, как уже считал, я благополучно вышел.

Суть успешного предпринимательства заключается в скорости адаптации к изменившимся обстоятельствам. Исходя из этого принципа, я горжусь тем, как быстро пересмотрел свои планы, когда стало ясно, что Бобби навсегда погрузился в пучину рабского существования. Я не стал тратить время на тщетные попытки вытащить мальчика. Кроме того, если взглянуть беспристрастно, эффективное устранение мальчика имело свои преимущества с деловой точки зрения. Его подход к распределению предполагаемой прибыли от нашего совместного предприятия был, к сожалению, довольно корыстным, если не сказать просто, жадным. После того как он выбыл, вся его доля переходила ко мне.

Однако я чувствовал потребность в каком-нибудь партнере. Уильямс мог очень сильно взбрыкнуть, когда я попытаюсь прижать его к стенке, и иметь кого-то, кто знает, где и с кем я, будет своего рода отличной страховкой. Конечно, это может означать необходимость поделиться прибылью, но все, о чём мы бы договорились сейчас, может быть открыто для пересмотра потом.

Я пораскинул мозгами, и мой выбор пал на Джона Бишопстоуна. Он преуспел с тех пор, как мы были вместе в армии, поднявшись до должности заместителя директора по внутренней безопасности (Великобритания) в исполнительном органе Нового Порядка. Возможно, он уже знает или сможет узнать подробности сомнительной тайны Уильямса. Дополнительным козырем было бы то, что в случае разногласий по поводу распределения прибылей, - обычной причиной раздоров между партнерами, согласно моему опыту - он не сможет слишком энергично заниматься этим вопросом, не нанося ущерба своей высокооплачиваемой официальной должности.

Его реакция, когда я позвонил ему, была менее восторженной - некоторое давнишнее негодование по поводу денег, которые, как он считал, я был ему должен в прошлом - но я не отступил и сделал свое предложение.

- Ну, Уильям, - его голос по телефону звучал устало, - Бог знает, почему я говорю тебе это. Я, определённо, не должен этого делать, но на твоём месте я бы оставил Уильямса в покое.

- Но он богат, и я знаю кое-что о нём…

- Может быть, он и богат, но я бы посоветовал тебе не связываться с ним - он слишком велик, чтобы ему угрожали такие маленькие людишки, как мы с тобой. Он внес более пяти миллионов в Центральный фонд Нового Порядка в прошлом календарном году и является личным другом президента.

- Но...

- Продолжай, если хочешь, делай, если не опасаешься закончить жизнь в каком-то мальчишеском борделе с отрезанными яйцами во рту, но не ожидай, что я буду участвовать в этом.
С этими словами он повесил трубку.

Я серьезно отнёсся к словам Джона. Я, конечно, считал, что вряд ли закончу жизнь в борделе для мальчиков, а все остальное воспринял буквально. Помимо явного выражения негодования какими-то моими воображаемыми поступками меня впечатлило то, что Джон, которого я знал по нашему прошлому общению, совсем не горел желанием заполучить дополнительную прибыль, отказавшись от возможности поучаствовать в практически безрисковом предприятии по лишению состояния сказочно богатого промышленника.

Я видел, как Уильямс продолжает внедрять строгие стандарты прошлого в своем поместье, безнаказанно сажая рабов на кол. Я знал, что у него в подчинении оказались кадеты местной полицейской службы. Но то, что Джон рассказал мне о вкладе Уильямса в фонд и о его политическом влиянии, вполне, как мне кажется, могло быть правдой. Если это так, то мне не хотелось делать из этого человека врага.

Несомненно, безопаснее и, в конце концов, возможно, почти так же выгодно было бы, опираясь на мою первую встречу с мистером Уильямсом, убедить того, что я, с моим опытом в обращении и дисциплинировании рабов, могу внести ценный вклад в его бизнес в качестве консультанта или независимого эмиссара по улаживанию проблем. Я добился значительного прогресса в этом направлении, выявив и остановив рэкет на одной из принадлежащих ему угольных шахт, где менеджер раздувал уровень смертности детей, а затем продавал полученный избыток рабов местным фермерам по бросовым ценам. И в самом деле, мистер Уильямс недавно намекнул, что у него может быть работа для меня – требовалось позаботиться о его горнодобывающих предприятиях в России, которыми он занимался совместно с консорциумом местных бизнесменов, что вызывало у него некоторую озабоченность.

А теперь объявился Роберт с тем, что казалось неопровержимым доказательством нарушения Вильямсом одного из фундаментальных правил Нового Порядка. И если мы осмелимся использовать это доказательство, то он окажется полностью в нашей власти, и не сможет воспользоваться своим богатством и политическим влиянием, чтобы уничтожить нас.

Короче говоря, появление Роберта заставило меня вернуться к выбору между очень выгодным, но чрезвычайно опасным курсом на шантаж и противостояние с мистером Уильямсом, или более безопасным, но менее прибыльным развитием отношений с этим человеком с целью получения от него работы. Но потом мне пришло в голову задуматься над тем, есть ли у меня вообще выбор. Разве Роберт, проведя крайне неприятные девять месяцев, маскируясь под порабощённое отродье, чтобы получить доказательства, позволяющие шантажировать мистера Уильямса, позволит мне так просто бросить это дело ради того, чтобы сблизиться с этим человеком? Я так не думал.

В этот момент Роберт, до того крепко спавший, внезапно проснулся и сел на кровать, оглядываясь с испуганным выражением на лице.
Увидев меня, он улыбнулся.
- Забыл, где я! Мне показалось, что член хозяина вот-вот воткнётся в мою жопу. Это впервые, когда я нахожусь в настоящей постели для чего-то другого, помимо хорошего траха, впервые с тех пор, как меня заклеймили.

И он, поднял руки над головой, с наслаждением потянулся так, что одеяло сползло вниз, обнажив его грудь и плечи. Широкий металлический ошейник раба на его шее сверкал в свете прикроватной лампы.

Он рухнул на подушки и перевернулся на бок, спиной ко мне. Одеяло откинулось, и я был поражен соблазнительной красотой его подросткового тела, узкими плечами, восхитительными изгибами его задницы. Клеймо порабощённого, глубоко выжженное на его загорелой плоти чуть ниже левого бедра, и многочисленные воспалённые рубцы, пересекавшие его сильно загоревшую кожу, возбудили меня своими намеками на рабство и доступность, и я почувствовал, что у меня встаёт.

Но, я сказал себе, усевшись и разглядывая обнаженное тело мальчика, так заманчиво выставленное на показ, он не порабощённое отродье. Клеймо, так отчетливо видневшееся на его заднице, ошейник на шее, синяки на его теле обманчивы и должны быть оставлены без внимания.

Я изо всех сил пытался сконцентрировать свое внимание на поиске решения того, что казалось неразрешимой проблемой, вызванной появлением Роберта. Стоит ли мне воспользоваться информацией, которую получил Роберт, для шантажа Уильямса, чтобы заставить того поделиться доходами, при чём я, конечно же, обрету в его лице очень сильного противника? В качестве альтернативы я должен был отбросить эту возможность и продолжать попытки сблизиться с Уильямсом, используя своё с ним знакомство таким образом. Последнее выглядело более безопасным вариантом, способным в скором времени принести дивиденды, но я не мог не задумываться над тем, что Роберт может создать серьезные проблемы, если я откажусь от шантажа.

Я не мог найти ответа, хотя должен был выбрать что-то одно, при условии, что буду достаточно изобретателен и каким-нибудь образом смогу сосредоточить внимание на этом вопросе – внимание, которое мне было очень трудно оторвать от обнаженного юного тела Роберта, так соблазнительно растянувшегося на кровати рядом со мной.

Он дернулся во сне, раздвинув ноги и повернув голову в мою сторону. Я получил ясное представление о его темной зияющей дыре. Такая могла быть только у хорошо попользованного порабощенного отродья. Ни один свободный мальчик не будет иметь такого растянутого и неправильно употребляемого отверстия. Роберту, подумал я, не так-то легко будет приспособится к жизни свободного мальчика. Его зияющая дыра буквально заявляла о его рабском статусе, так же ясно и неизгладимо, как клеймо Порабощения, выжженное на его коже. Пошлый жаргон, на который он постоянно переходил, делал то же самое.

Он снова зашевелился, и его анус, казалось, сознательно подмигнул мне.

Затем мои мысли прояснились, и я нашел решение проблемы. Это было так просто, что я забеспокоился, не упустил ли чего-нибудь, поэтому снова внимательно изучил со всех сторон своё решение, пытаясь найти недостатки, но не смог.

Даже Бобби, если принять во внимание его реальные, а не мнимые или предполагаемые интересы, выиграл, если рассмотреть этот вопрос беспристрастно. Он выглядел как порабощённое отродье, и говорил как раб. Он во всех смыслах был Порабощённым. Теперь он никогда не будет спокоен или счастлив, претендуя на статус свободного мальчика. Он, вероятно, сам этого не понимает, но любой, кто беспристрастно взглянет на его ситуацию, признает, что мальчик обретёт удовлетворение только в служении строгому и требовательному хозяину. А какие возможности открывает перед ним это служение. Он, несомненно, должен гордиться и благодарить себя за то, что, будучи простым отродьем, может пожертвовать почки, передав своему хозяину в дар свою жизнь.

Конечно, Бобби ожидает какое-нибудь наказание от мистера Уильямса за побег, но учитывая, что мальчик является источником почки на замену для своего хозяина, вряд ли это окажется кол, который он заслужил. Скорее всего, это будет серьезная порка, и хотя Бобби она не понравится, она не убьет его и, без сомнения, принесет ему пользу, сделав его более покорным и послушным отродьем.

Размышляя об этом, я понял, что всегда чувствовал себя виноватым за то, что лишил мистера Уильямса отродья, которого, в конце концов, сам же и продал ему, и на которого он потратил хорошие деньги, установив, что оно идеально подходит для замены его больной почки.

Что касается меня, то я бы не стал делать из мистера Уильямса врага. Более того, возвращение Бобби мистеру Уильямсу не могло не усилить благосклонность, с которой он ко мне относился, и приблизить перспективу получения конкретной выгоды от этого бережно взращенного чувства. И хотя Бобби, без сомнения, поначалу будет трудно принять это, и у него по отношению ко мне может проявиться некоторое негодование, он будет бессилен что-либо с этим сделать, и со временем, без сомнения, смирится со своей судьбой.

И в самом деле, с моей точки зрения, чем раньше начнутся эти уроки обучения отродья, тем лучше. Во всяком случае, меня уже начал раздражать вид этой шлюшки, развалившейся на кровати и наслаждающейся роскошью хлопковых простыней и одеял, словно это какой-нибудь свободный мальчик, а не кусок рабского дерьма.

Одним из преимуществ моей профессии является то, что всё её основные инструменты находятся всегда под рукой. Прочные, но гибкие ремни из мягкой кожи в комплекте с блестящими металлическими пряжками лежали на тумбочке, рядом с пачкой пластиковых стяжек.

Я бросился на спящего мальчика, и перевернув его на спину, затянул пластиковые стяжки на его запястьях, прочно закрепив его руки спереди, прежде чем он полностью проснулся.

Он уставился на меня глазами, полными замешательства и удивления.
- Мистер Варвик... - начал он.

Разгневанный дерзостью, я ударил его кулаком в лицо.
- Перевернись на живот и раздвинь ноги, - прорычал я и ударил его снова.

Я не удосужился сказать ему, что он не должен говорить до тех пор, пока с ним не заговорят, и должен обращаться ко мне как к «господину». Он знал обо всех этих вещах, а если забыл их, то я буду лупить его до тех пор, пока он не вспомнит.
- Перевернись на живот, ублюдок, - рявкнул я, приблизив лицо на расстояние дюйма от его лица.

Я схватил ремень для связывания и хлестнул его поперёк голой груди, металлическая пряжка оставила яркую полосу на туго натянутой плоти. Мальчик закричал, когда на его разорванной коже появились алые бусинки крови.

Бобби двигался медленно, можно даже сказать, неохотно, и я нанес три удара по его груди, прежде чем на его лице появилось понимание происходящего.

А затем, и я не знаю, было ли это чёртовой глупостью или явной бестолковостью, шлюшка попросту осталась лежать неподвижно спиной кверху, как будто от неё больше ничего не требовалось.

Я дважды ударил его по голой спине.
- Тебе лучше быть поживее, глупец, - прорычал я, отмечая третью полосу на его узких плечах - или я сдеру шкуру с твоей спины.

- Мистер Варвик, что вы делаете? Пожалуйста, это я, Роберт. Я не порабощённая шлюха.
Он принялся дико рыдать.

Ему повезло, что это слышал я и никто другой. Порабощённое дерьмо, заявляющее о свободном статусе, будучи пойманным, даже в эти нынешние распущенные времена, закончит свои дни пригвождённым стальным штифтом к столбу для казней, пробившим его кишечник ради смерти в медленной агонии.

Я собирался воспользоваться его телом, и поэтому был милостив.

- Ради всего святого, ты глупая манда, - крикнул я ему, - ты дерзкое маленькое дерьмо. Ты задерёшь свою жопу в воздух, а ноги расставишь, и чтобы больше ни слова этой чуши насчёт того, что ты не порабощённое отродье.

- Я не отродье, не отродье, - завопил он и попытался подняться с кровати.

Схватив его левой рукой, я прижал его к кровати, одновременно нанося удары ремнём по его заду.

Должен сказать, я всегда наслаждаюсь этой случайной борьбой желания с мятежным отродьем. Конечно же, она может закончиться только одним, но интересна на всём своём протяжении от первого неповиновения до того момента, когда мальчик, избитый и кровоточащий, в слезах покоряется.

Я рассматриваю эти схватки как приятного времяпровождение, и в общем-то, не тороплюсь, неторопливо отмериваю удары, позволяя вожделению подняться во мне, в то время, как мальчик корчится и завывает под ударами - ерзанье его обнаженного тела гораздо более возбуждающе действует на меня, чем манерное верчение танцующего мальчика. Однако сейчас было раннее утро, и на этот день у меня были планы.

Я отвесил огузку Бобби пару дюжин или около того ударов ремнём. Он ревел и выл, когда металлические кончики пряжки отставляли кровавые борозды на его коже. Его пронзительные вопли вызывающего отрицания уже давно сменились криками боли.

Вдавив его лицо в постель, я потянул за ошейник, перекрывая доступ воздуха в лёгкие. Я почувствовал, как его тело обмякло, когда его силы истощились.

- А теперь, Бобби, хватит этих глупостей о том, что ты не порабощённый мальчик, - тихо сказал я, - ты раздвинешь ноги и задерёшь жопу, как я уже говорил.

- Хороший мальчик, шире ноги, Бобби, а теперь подтолкни свою милую попку вверх, как хороший маленький мальчик для траха, - пробормотал я, при первых признаках послушания слегка отпустив его ошейник, и тем самым позволив ему втянуть воздух в легкие.

Я глянул на раскрывшийся зад мальчика, увидев, как его дыра распахивается для меня, и рассмеялся.

- Бобби, как ты можешь говорить, что ты свободный мальчик, с такой-то разработанной дырой, - воскликнул я. - Мистер Уильямс должен был трахать тебя дважды или трижды за ночь, чтобы получилось подобное.

Я облизнул указательный палец, а затем ткнул им в его зад. Он взвизгнул, возникло мгновенно исчезнувшее сопротивление, когда я принуждал раскрыться его анус, затем я почувствовал, как мышцы обхватывают мой палец, который толкал в него до тех пор, пока не прижался остальными своими пальцами к его расщелине. Втиснув палец как можно глубже, я принялся шевелить им. Мальчишка откинул голову назад. И издал странный причитающий звук, в котором в равной мере слышались волнение, страх и боль.

Свободной рукой я расстегнул ремень и стянул брюки с трусами. Почувствовал холодок, коснувшийся моих ягодиц, когда моя одежда опустилась на мои лодыжки.

Я взглянул на Бобби, растянувшегося на кровати, на его разведённые ноги, на его кровоточащую задницу в синяках, задранную в знак полного подчинения. Я не ощущал ни жалости, ни любви к этому отродью, попросту стремился обладать и доминировать. Плюнув на ладонь, я размазал слюну по своему члену, чувствуя, как течет кровь в его выделившихся и набухших венах. Сунул два пальца в анус мальчишки, заставляя его раскрыться. Серией жестких толчков забил свой член в шлюшку, придавив его тело к кровати.

Достижение оргазма не отняло у меня много времени, и вскоре я выстреливал свой мужской сок в кишки рыдающей шлюшки. Затем, тяжело дыша, я пару минут неподвижно полежал на отродье, после чего оттолкнулся от него. Мой член вылез из его тела со слабым влажным хлюпаньем.

Затем я схватил Бобби за ошейник и сунул его лицо в свою промежность. Возникло секундное колебание, после которого его губы сомкнулись вокруг моего члена, и он начал отсасывать дерьмо и другие телесные жидкости, которыми тот был покрыт. Он облизал мой член и яйца, а затем принялся удалять комочки спермы, застрявшие в лобковых волосах.

Я смотрел на его макушку, когда он, опустившись передо мной на колени, уткнулся лицом в мой пах. Мне показалось, что он усвоил урок, и его сопротивление закончилось. Конечно, это не повод расслабляться. Отнюдь, преподанный однажды урок должен быть бесконечно повторен, чтобы его не забыли.

И в самом деле, Бобби почти сразу продемонстрировал, что ему еще многому предстоит научиться.

- Пожалуйста, господин, - сказал он, сев на пятки и глядя на меня, - что вы собираетесь со мной делать…

Разъярившись, я ударил его кулаком в лицо. Мельком увидел, как из его рта брызнула кровь, а удар отбросил его назад, заставив растянуться на полу.

Я разозлился на это отродье. Полагаю, он решил, что после того, как его задницу оттрахали, он может ожидать некоторого снисхождения. Если это так, то вскоре он будет разочарован.

Я снова ударил его кулаком в лицо. Он упал на спину и перевернулся на бок. Прижал ладони к лицу, и кровь с его разбитых губ, хлынувшая между пальцами, потекла по лицевой стороне его рук.

Схватив его за скованные спереди запястья, я поднял его на ноги и потащил из комнаты. На вершине лестницы я отступил назад и нанес сильный пинок по его заднице. Не в состоянии воспользоваться руками, чтобы обезопасить себя, он рухнул вперед и покатился по лестнице, обдирая свои руки и колени о её ступени. Я бросился за ним; он отчаянно пытался встать на ноги. Ему удалось подняться на колени до того, как я оказался рядом. Я принялся обрабатывать его ногами. Мой первый удар пришёлся по голове, но вышел смазанным. Я исполнил серию увесистых пинков в грудь. Затем, схватив его за ошейник, я поднял его на ноги и потащил по коридору к двери, ведущей во двор.

Я подтолкнул его к ряду клеток, освещенных беспощадным светом прожекторов. Четыре из них были заняты, и я видел сквозь толстые железные прутья решеток голых мальчишек, лежащих на бетонном полу. Отродья, почувствовав мое приближение, съежились в самых дальних уголках своих клеток, пытаясь стать как можно меньше, и уставившись на меня расширившими от страха глазами.

Остановившись возле пустой клетки, я открыл дверь и, пиная отродье ногами, зашвырнул его внутрь. Он споткнулся, потерял равновесие и рухнул на бетонный пол. Прежде чем он успел прийти в себя, я схватил его за лодыжку и подтащил к себе, чтобы привязать её к кольцу, закреплённому в полу.

Закрепив паршивца, я отвесил ему несколько сильных ударов в живот и по ребрам. Затем отступил, пнул его в руку и вышел из клетки. Мне хотелось донести до Бобби, что наши старые отношения закончились и для меня он отныне всего лишь еще одно отродье, с которым я могу делать все, что захочу. Судя по его рыданиям, которые я услышал, когда наклонился, чтобы запереть дверь клетки, думаю, до него дошло.

Я надеялся, что ничего не сломал ему, но, если бы и сломал, это не имело большого значения. Его реальная ценность и важность заключается в том, что он является донором здоровой почки для мистера Уильямса, и мне хотелось достучаться до его тупого мозга отродья, что он мне безразличен и не может рассчитывать на меня.

Есть что-то в избиении отродьев, что всегда меня возбуждает, так было и в этом случае.

Повернув к дому, мой взгляд упал на мальчика в соседней клетке. Он был миленькой шлюшкой с красивой упругой и округлой попкой, довольно смуглым цветом лица и массой темных кудряшек. Я подобрал его пару дней назад - как только стемнело, он принялся ковыряться в мусорных баках у одного из загородных супермаркетов. Моё любимое место охоты: когда нет конкретной перспективы хорошего заработка - тут всегда есть шанс сцапать беглеца, пришедшего поживиться едой.

Он сидел, уткнувшись лицом в колени, в дальнем углу своей клетки, и пялился на меня карими глазами, округлившимися от страха. Я отпер дверь в клетку и поманил его ко себе. Он неохотно поднялся на ноги и потащился в мою сторону. Цепь, прикрепленная к его левой лодыжке, зазвенела, когда он потянул ее за собой.

Дрожа, он встал передо мной, покорно опустив голову и прижав руки к бокам, холодок летней ночи почти не уменьшил его мальчишеский петушок и безволосые яички.

Я расстегнул тяжёлую железную полосу на его лодыжке и, схватил мальчонку за ухо, повёл его в дом.

На следующее утро после завтрака я повел эту темноволосую шлюшку обратно в клетку вместе с Тимми, рысцой бегущим позади, и несущим два ведра помоев для отродьев. Мальчишки проснулись, и, прижавшись коленями к решеткам, выжидающе глазели в сторону дома. Единственным исключением был Бобби, который не спал, а лежал на полу клетки и равнодушно пялился вверх. Когда мальчики заметили меня, они отпрянули на коленях от решеток и прижались лицом к полу; все, кроме Бобби, который продолжал неподвижно лежать, явно не обращая внимания на моё приближение.

Разглядывая всех этих коленопреклоненных отродьев, мне показалось, что их тела трепещут то ли от нетерпения, сигнализируя мне о своей покорности, то ли от страха или возбуждения. Я не мог сказать это наверняка. Подобное напомнило мне о статье, недавно прочитанной мной в Daily Post, в которой говорилось, что исследования, проведенные в Университете Южного Глостершира, установили: отродья считают своего хозяина богом, и подобное следует поощрять, как и все иные средства, удерживающее порабощённое население в надлежащей степени покорности. В статье предлагался один из способов: следовало создать символ для поклонения, обозначающий власть хозяина над отродьями, в виде гигантского мужского пениса, отлитого в металле или вырезанного из дерева.

Я вернул мальчишку в клетку, наградив одобрительным шлепком по его сладострастно выпяченной попке, ибо он доказал, что является весьма умелой шлюшкой.

И сделал мысленную заметку: следует отложить звонок владельцу этой шлюхи по поводу того, что я держу у себя его отродье, чтобы понаслаждаться его горячим маленьким телом ещё пару деньков, а затем поднял отрезок резинового шланга, лежащего на скамейке для наказаний, и обратил свое внимание на юного Бобби.

Я распахнул дверь его клетки и зашел внутрь. Взглянул вниз на голого мальчика; его лицо прижалось к земле у моих ног, а голый зад задрался в воздух. Его спина была испещрена кровавыми рубцами и покрыта синяками. Я обошёл мальчишку, и оказался позади него, где в молчании остановился, разглядывая его приподнятый и раскрытый зад. Его отверстие было темной дырой, окруженной красным кольцом мышц. Неудивительно, ибо за последние двенадцать часов его изнасиловал Лоутер, собака и я. Конечно же, я не нежничал с ним, и не ожидал, что двое других тоже.

Я поднял обрезок резинового шланга и со всей силы обрушил его на соблазнительно выставленный зад.

К преимуществам шланга в качестве повседневного инструмента наказания относится то, что он доставляет боль, но не рвёт кожу и, как правило, не ломает кости. Что это больно, продемонстрировала реакция Бобби на мой удар. Он дернулся вперед, как будто его тряхнуло мощным электрическим разрядом, и издал болезненный вой.

- Вернись на место Бобби, - тихо сказал я, стоя над ним и терпеливо ожидая, пока он это сделает.

- Если ты не хочешь, чтобы тебя ударили, Бобби, - произнёс я терпеливо, - ты должен научиться выполнять всё не только правильно, но и быстро.

Я нанес еще три сильных удара по его и без того покрытой синяками заднице, а затем отошел назад.

- Тимми, - приказал я, бросая ключ отродью, - открой лодыжку паршивцу и вытащи его из клетки.

ЧАСТЬ 28

Тимми, ухмыляясь, поймал ключи и поспешил выполнить мой приказ. Но затем на его лице проявилась явная растерянность.
- Но это же мастер Роберт, - выпалил он.

Пришла очередь Тимми быть битым. Он взвизгнул, когда я хлопнул шлангом по передней части его бедер.

- Ты, глупый кусок дерьма, - крикнул я ему. - Как может этот грязный голый ошмёток грязи быть каким-то мастером. Это просто бесполезное отродье, такое же, как ты. Давай больше без этой чепухи насчёт мастера Роберта, это бесполезная тварь по имени Бобби.

- А теперь разомкни его лодыжку, как я тебе приказывал.

Тимми наклонился, чтобы выполнить сказанное, но я по-прежнему видел недоумение на его лице. Я вспомнил, как он почитал Роберта, и как Роберт пользовался им и эксплуатировал его в прошлом. Я понимал, что это будет постоянной причиной растерянности и недоумения для Тимми, если я не смогу твердо пресечь его мысли о Бобби как о свободном мальчике. Это также сбивало бы с толку Бобби, поддерживая воспоминания о его свободе и надеждах на ее восстановление, если Тимми будет помнить об этом.

- Подойди сюда, Бобби, - приказал я.

Бобби слегка неуверенно поднялся на ноги. Я заметил, как узкая пластиковая стяжка на его запястьях врезалась в опухшую плоть его рук. Кровь стекала по тыльной стороне ладоней и капала на пол.

- Встань на колени и посмотри на меня.
- А ты, Тимми, пописай на шлюху.

Тимми, выглядевший слегка неуверенно, схватился за свой мальчишеский стручок, зажал его между пальцами и направил струю янтарной жидкости на лицо Бобби. Бобби попытался отвести рожу, но я быстро исправил это сильным ударом по его плечам резиновым шлангом. Я увидел, как Тимми обрел уверенность, когда его моча попала на лицо Бобби и потекла по его обнаженной груди, образуя вокруг его коленей расширяющуюся лужа нежно парящей жидкости. Казалось бы, он забыл весь свой благоговейный трепет перед когда-то свободным мальчиком и теперь наслаждался расплатой за многие унижения, которые Бобби учинял над ним в прошлом. К тому времени, когда он стряхивал самые последние капли мочи с кончика своего члена на обосанное лицо Бобби, Тимми улыбался. Эта улыбка стала ещё шире, когда я приказал Бобби слизать всю его мочу с брусчатки.

- Пожалуйста, хозяин, - сказал он после нескольких минут работы со стороны Бобби, - пожалуйста, он не все вылизал. Он оставил немного под моей ногой.

- Раз так, Тимми, то тебе лучше встать на колени, и помочь ему.

Конечно же, Тимми понимал, что лучше не спорить, и тут же опустился на колени, но он не был достаточно быстр, и ещё я заметил, что его довольная ухмылка пропала.

Я стоял, сунув руки в карманы, и наблюдал, как два нагих отродья слизывают мочу с брусчатки, и, если честно, чувствовал довольство собой и своей жизнью. Отродья выглядели прилежными молодыми животными, хотя в этот конкретный момент приходилось пристально смотреть на Бобби, чтобы разглядеть под его ушибами, ранами и синяками полностью сломленную мной волю. Я был уверен, что нахожусь в шаге от большого куша, потому что мистер Уильямс был чрезвычайно богат и наверняка выразил бы свою благодарность человеку, вернувшему ему источник его будущей здоровой почки. К тому же денёк был солнечный.

Я подождал, удостоверившись, что две шлюшки слизали всё до капли, и затем, оставив Тимми раздавать жратву отродьям, повёл Бобби к своей машине. Я открыл багажник - ему нельзя было позволить роскошь путешествовать в салоне машины. Солнце к тому времени стояло уже высоко, и нас обдувал горячий ветерок.

У меня была машина, специально приспособленная для перевозки скота. Металлическая конструкция заполняла багажник, в котором могли поместиться 3 или 4 отродья среднего размера, если их хорошенько утрамбовать. Крышка на шарнирах, изготовленная из толстых металлических прутьев, обеспечивала безопасность. Труба, ведущая из отверстия в нижней части этого ящика через пол багажника, обеспечивала некоторый элементарный дренаж.

Бобби, похоже, было трудно залезать в багажник со связанными перед собой запястьями. Однако энергично подбодренный отрезком шланга, он, в конечном счете, сумел это сделать. Я закрыл и запер крышку ящика, после чего захлопнул багажник.

С помощью Тимми я покормил отродьев, а затем, приковав их цепями за лодыжки и ошейники, заставил их на четвереньках тереть брусчатку под присмотром Тимми. Я знал, что подобное займёт их до наступления темноты, и мои инструкции, как и всегда, заключаются в том, чтобы чистить двор до тех пор, пока он не станет безупречно чистым, и когда это будет сделано, делать это снова и снова, и снова, и снова, пока не стемнеет.

Утро уже приближалось к полудню, и на небе не имелось ни облачка, что довольно неожиданно для Уэльса. В мощеном дворе, отражающем жар палящего солнца, стало почти невыносимо жарко. Я пошел в дом, чтобы спастись от зноя, уверенный, что Тимми будет усердно работать, присматривая за другими отродьями.

Я устроился в своем кабинете и на пару часов до обеда увлекся бумажной работой. Пообедав, и, чувствуя сонливость из-за жары и, без сомнения, из-за моей беспокойной ночи, я прилег на кровать и задремал, периодически просыпаясь.

Занавески, закрывающие солнце, трепетали от легкого ветерка. Через открытое окно иногда доносился редкий резкий удар по обнажённой плоти, сопровождавшийся пронзительным отчаянным визгом, подсказывающим, что Тимми вовсю занят поддержанием порядка.

Настоящему предпринимателю очень трудно по-настоящему расслабиться. Он все время пересматривает прошлое или пытается предсказать будущее, стараясь определить возможности или опасности, которые он мог или может упустить.

Так сейчас было и со мной, я изо всех сил старался, но никак не мог определить, что же меня беспокоит. Правда, мне пришлось отказаться от своего первоначального плана по лишению мистера Уильямса от значительной части его богатства, но, возможно, учитывая то, что я теперь знал о его политических связях и власти, у него никогда не было реальной перспективы. На мой взгляд, гораздо безопаснее и надёжнее был мой нынешний план по возвращению Бобби его законному хозяину, который по своей сути - поскольку Бобби носил в себе почку на замену - означал спасение жизни. Этот план обязательно должен был преподнести что что-то особенно впечатляющее в виде награды. Если выразиться точнее, я культивировал мистера Уильямса, а также его сына Ричарда, с тех пор как продал им Бобби, и, думаю, что хорошо поладил с ними обоими. Было бы приятно, если бы мои усилия в этом направлении были бы вознаграждены материально.

Никаких моральных угрызений в отношении моего плана я не чувствовал. Правда, поначалу я колебался, когда Бобби вновь объявился с конкретными доказательствами, которые, практически, стали предложением для рассмотрения возможности восстановление моего первоначального плана по шантажу мистера Уильямса. Однако опасность этого дела убедила меня в том, что оно не стоит подобного риска. Теперь же я сознавал, что возвращение Бобби его хозяину было правильным решением не только в практическом плане, но и в моральном. Поступить иначе означало бы подорвать право собственности и нанести удар по основам системы порабощения, являвшейся гарантом правопорядка и, по сути, путём развития нынешней цивилизации. Конечно же, представление Бобби в качестве порабощённого мальчика имело в себе что-то не совсем правильное и законное, но он был заклеймён, имел на своей шее ошейник раба; его насиловали, в результате чего он приобрёл типичный и определяющий опыт шлюхи. Разве он смог бы приспособиться к жизни свободного мальчика после девяти месяцев своего рабства, и был бы счастлив, если бы я по глупости предоставил ему такую возможность? Ему действительно было лучше вернуться к мистеру Уильямсу. Его, определённо, очень сильно изобьют, и могут даже посадить на кол, но, в конце концов, он в первую очередь сам виноват в том, что совершил побег, и было бы, конечно, неправильно, если бы я попытался ограничить право мистера Уильямса дисциплинировать шлюху так, как он посчитает нужным.

Я дремал до тех пор, пока не спала дневная жара, после чего вышел во двор.

Я с удивлением отметил, что зад маленькой темноволосой шлюшки, доставившей мне такое удовольствие прошлой ночью, был практически полностью исполосован. Полагаю, что Тимми, что вполне естественно, приревновал его после того, как я предпочел этого мальчика ему. Паренёк на мгновение поднял голову и бросил на меня умоляющий взгляд. Я видел, как его щеки были покрыты слезами.

- Тимми, - громко сказал я, - эта шлюха подняла голову. Стегни шесть раз жопу этого бездельника, чтобы научить его опускать голову и концентрироваться на работе.

Я не удосужился оглянуться назад, но, подходя к машине, услышал позади себя безошибочно узнаваемые звуки избиения.

Я сел в машину и завел ее. Тимми, на мгновение отказавшись от приятной задачи по дисциплинированию курчавой шлюхи, побежал к двойным воротам во двор, чтобы распахнуть их. Я выехал на машине в переулок. Вскоре я проезжал мимо фермы, где вырос Бобби. Его родители всё ещё жили там. Они по-прежнему не отказывались от надежды на возвращение Бобби. Потому что мистер Джонс, отец Бобби, вносил мне ежемесячную плату за поиск мальчика.

Он работал на поле рядом с дорогой, присматривая, как бригада из восьми отродьев тягала тяжелую борону. Отродья, хорошо подобранные по весу и размеру, были попарно привязаны по обеим сторонам от центрального вала; их запястья фиксировались к двум прочными поперечным перекладинам. Они задыхались, напрягаясь изо всех сил, их грудь вздымалась, когда они боролись за вздох; их обнаженные тела блестели от пота.

У отродьев уже виднелись признаки страданий, хотя работать им предстояло ещё долго. Их лодыжки были покрыты кровью, из-за грубой стерни, рвавшей незащищенную кожу. У двух отродьев кровь стекала по углам рта, который был разорван стальными удилами. На плечах и ягодицах виднелись свежие отметины от плети. Мистер Джонс шел за бороной, держа в левой руке поводья, а в правой - тяжелый кнут. Я слышал его резкий голос, побуждающий команду отродьев к более активным действиям; угрозы и проклятия перемежались с треском кнута. Иногда плеть щелкала над головой или рядом с голой попой или плечом отродья, да так близко, что я не мог понять, коснулось ли оно шлюхи или нет - так близко, что отродье, ощущая колебания воздуха, визжало от страха. Иногда, кнут всё-таки касался плоти, и отродье начинало выть, и еще один, более темный рубец отмечался на его сильно загорелой шкуре.

Он поравнялся со мной и натянул поводья, останавливая команду отродьев.

- Тпру! Стой! Стоять! Стойте же, разрази вас гром!

Облака мух роились вокруг отродьев. Они беспокойно переминались и качали головами, поскольку мухи, привлеченные потом и влажностью в их глазах и ноздрях, ползали по ним.

- Новостей о Роберте по-прежнему нет, - сказал я. - Боюсь, но из моего посещения Кроули ничего не вышло. Я выследил мальчишку, но это, определенно, не Роберт.

Я собирался подкармливать отца Бобби случайными новостями, призванными поддержать его надежды отыскать сына. Они поднимали ему настроение, и гарантировали, что он продолжит платить за мои услуги. Еще один случай, когда сошлись мои деловые интересы и общее благо.

- Вот досада, но ты же продолжишь искать его, правда? Я уверен, что он объявится спустя некоторое время.

- Я буду продолжать его искать, - пообещал я.

- Отлично. Мне пора. Я должен закончить это поле к вечеру.
- Давай, пошли… - рявкнул он, дергая за поводья.

Раздался хлопок кнута, и восемь отродьев, застонав от усилий, навалились всем своим весом на борону. Их босые ноги отчаянно скребли по рыхлой земле поля, предназначенного на продажу. Изо всех сил пытаясь преодолеть инерцию бороны, они наклонились вперёд: мышцы их ног и ягодиц дрожали под их сильно загорелой кожей, их плечи горбились, когда они напрягались, толкая поперечные балки, к которым были прикованы их запястья. Подгоняемые криками мистера Джонса и треском его кнута, они бросили всю свою силу и вес на эту задачу, пока их плечи не оказались всего в паре футов над землей. Очень медленно, неохотно, борона начала своё движение. Мистер Джонс снова взмахнул кнутом, и её скорость возросла до скорости неспешно прогуливающегося человека.

Я вернулся к машине и поехал дальше.

Мне пришла в голову мысль: как бы отреагировал отец Бобби, скажи я ему, что возвращаю его драгоценного сына, после чего продемонстрировал бы потрёпанное, избитое и, без сомнения, ныне обгаженное отродье, запертое в багажнике моей машины? Он бы обрадовался обнаженному мальчику с клеймом порабощения, выжженном на его левом бедре, с ошейником раба на шее, и повёл бы его домой? Как бы он объяснил своим соседям внезапное появление мальчика в виде порабощённой шлюхи? «Вот мой сын, не думаешь ли ты, что он симпатичная маленькая шлюха, и не хочешь ли ты трахнуть его в зад?»

А ведь он утверждал о готовности заплатить мне премию за то, что я найду его парня. Возможно, подумал я, он посчитал бы тогда, что я и так щедро вознагражден теми гонорарами, которые он мне уже выплатил. В общем, он был простым фермером, далеко не таким бедным, как он утверждал; он был, как все фермеры. Если послушать его разговоры, то можно было подумать, что он на грани полного разорения, но он явно был не в состоянии тягаться с огромным богатством такого делового магната как мистер Уильямс.

Моторизованное движение, как обычно после дней нефтяного шока, было чрезвычайно слабым; всего несколько легковых автомобилей. Грузовики почти полностью исчезли с дорог в результате продуманной политики по сохранению нефти и окружающей среды в сочетании с высокими ценами на дизельное топливо и целенаправленным повышением налогов. Грузовые автомобили использовались только для перевозки скоропортящихся грузов очень высокой стоимости, в противном случае их заменяли партии порабощённых отродьев, плетущихся бесконечными колоннами вдоль обочин дорог и согнувшихся под своим тяжелым грузом почти до земли; либо тянувших массивные повозки упряжками по пятьдесят голов и более. Почти полное отсутствие транспортных средств большой грузоподъемности позволило ослабить правила, ограничивающие использование автомагистралей для определенных типов транспортных средств. Повозки, с запряженными в них отродьями: от элегантных легких рессорных двуколок, ведомых одним высококлассным, горячим отродьем-иноходцем, выращенным и специально обученным для подобной цели, с большой грудной клеткой и сильными ногами, со смазанной шкурой, пышущего здоровьем, до более тяжелых транспортных средств с восьмёрками отродьев, запряжённых в упряжки, неуклонно, без устали, бегущими милю за милей, были обычным явлением. Также разрешалось движение велосипедистов и всадников.

Я приближался ко въезду в поместье мистера Уильямса, когда увидел, что мне навстречу движется Ричард Уильямс. Он ехал верхом на живом серой пони, блестящая шерсть и бодрая поступь которого дышали качественными дрессурой и уходом. Ричард сидел на своём скакуне с показной лёгкостью; мальчик и пони казались одним существом. Его стройная фигура была облачена в твидовый, в рубец, пиджак, оттененный безупречно белой рубашкой и светло-коричневыми бриджами для верховой езды, настолько плотно облегающими, что они казались единым целым с мальчиком. Черные сапоги, отливающие на солнце зеркальным блеском, и черная кепка завершали его наряд. Всё это сообщало о привилегированном положении мальчика, и о богатстве его семьи.

Я остановил машину и вышел, чтобы поговорить с ним - с таким движением это можно было сделать абсолютно без опаски. Он остановил своего пони рядом со мной.

- Привет, Ричард, - сказал я. – Вот, еду к твоему отцу.

- А я ехал, чтобы поговорить с вами, мистер Варвик. Не знаю, подходящее ли это время, чтобы увидеться с папой. Он в ярости. Вы помните Бобби: ту довольно симпатичную светловолосую шлюху, которую продали нам - его выбрали, чтобы он стал заменой почки для папы. Этот Бобби дал стрекача.

- В самом деле? - спросил я с удивлением. - И у вас есть идеи, куда он может направиться?

- Нет, вообще нет, сэр. Поэтому я и еду к вам. Я подумал, что, вы с вашим опытом сможете его вернуть. Я знаю, папа будет очень благодарен, если вы сможете вернуть его, потому что очень скоро может понадобится почка этой шлюхи.

Я подошел к задней части машины и открыл крышку багажника. Меня ударило волной зловонного воздуха. Посмотрев вниз сквозь решетку, я увидел скорчившегося на полу багажника Бобби, находящегося в полукоматозном состоянии, и уставившегося на меня остекленевшими глазами. Ясно, что жара и нехватка свежего воздуха сказались на нём.

- Подойди и посмотри, что у меня есть, Ричард, - произнёс я.

Ричард извернулся в седле и соскользнул на землю. Он оглянулся, держа в руке хлыст и поводья пони. И поймал проходящее мимо отродье с тяжёлым грузом на спине.
- Подойди сюда, шлюха, - приказал он, - и подержи моего пони.

Мальчик остановился и осторожно опустил свой груз на землю.

- да, господин, - сказал он с широкой белозубой улыбкой, сверкающей на сильно загорелом лице, явно гордый и обрадованный тем, что его выбрали, помочь свободному гражданину.

Я был восхищён обученностью и дисциплиной, обеспечивших такую правильную реакцию отродья, когда в настоящем у него, как и у любой другой шлюхи, занятый переноской грузов, имелась цель покрыть 18-ти мильное расстояние [ок.30 км] в два этапа за четырнадцать часов, включая двухчасовую передышку, после чего был возможен десятичасовой отдых. Неспособность уложиться в указанный срок приводила к порке, которая обычно производилась в конце каждого этапа на дорожном посту, примерно по одному удару за каждые десять минут опоздания. Эта система гарантировала, что отродья будут нести свой груз без постоянного присмотра, обеспечивая перемещение любого груза по стране со скоростью 36 миль [60 км] каждые двадцать четыре часа. Конечно, перевозчики грузов пытались извлечь как можно больше пользы из своих отродьев, но опыт показывал, что эти показатели наиболее эффективны, с точки зрения количества отродьев, расходуемых на общее количество пройденных миль.

Ричарда, конечно же, нисколько не беспокоило, что парнишка может быть выпорот до крови на следующем дорожном посту. У свободного гражданина, волнующегося о таких мелочах, будет незавидная жизнь. Он просто повернулся спиной к шлюхе и подошел к тому месту, где у открытого багажника машины стоял я.

Свежий воздух несколько оживил Бобби, его глаза расширились, и на его лице появилось выражение ужаса и отчаяния, когда он узнал Ричарда и понял, что его вернут законному хозяину. Я редко видел что-нибудь настолько смешное и громко расхохотался.

- Его слегка поколотили, - сказал Ричард после минутного молчаливого осмотра мальчика.

- Беглец, Ричард, - ответил я, - не может ожидать ничего другого.

- Полагаю, что так. Могу ли я извлечь эту шлюху оттуда?

- Конечно, Ричард.
Я открыл защелку на решетке из толстых железных прутьев и поднял ее. Бобби отодвинулся от меня, захныкав от страха.

- Мудак, а ну-ка, вылазь оттуда, - сказал я и, потянувшись вниз, схватился мальчишку за ошейник.

У Бобби сдали нервы, и он начал рыдать. Между рыданиями он издавал беспорядочные мольбы о пощаде, выражал раскаяние и давал обещания никогда больше не вести себя плохо и быть в будущем хорошим и послушным отродьем. Было приятно слушать эту шлюху. Очевидно, что насилие, пережитое им за последние дни, разрушило его дух. В частности, длительное пребывание в машине и удушающий зной в багажнике вместе с внезапным появлением Ричарда Уильямса и осознанием того, что ему скоро придется держать ответ за свои грехи перед своим хозяином, который может ужасно рассвирепеть - всё это повергло его в жуткую панику.

Я вытащил скулящего негодника из багажника. Он неуверенно держался на ногах, и я отвесил ему пару затрещин, поддерживая его тело, пока его голова качалась и дергалась от моих ударов.

Ричард шагнул вперед и, схватив отродье за подбородок, откинул его голову назад и заглянул ему в лицо. Бобби, казалось, потерял способность говорить. Он мог издавать только какие-то животные звуки. Его ноги подкосились, и он повис на руках Ричарда, как огромная тряпичная кукла.

- Папа говорит, - произнёс Ричард, разговаривая со мной, но все еще уставившись в заплаканное лицо мальчишки с холодной, едва сдерживаемой яростью, - что он не собирается сажать на кол этот кусок собачьего дерьма, хотя он заслужил такое. Папа хочет сохранить его в живых, пока ему не понадобится почка отродья, а затем, сказал он, эта шлюха испытает настоящую боль, когда его почку вырежут из его ещё живого тела. Это будет также впечатляюще, но, жаль, что не так долго, как если бы его пришпилили колом, как живую муху.

- Но эта маленькая скотина не избежит немедленного наказания. Вы слышали о лягушке, мистер Варвик? Это было приспособление, которым пользовались в старые времена, где-то в Конго, или в бассейне Амазонки - я не помню точно где - чтобы наказывать местных жителей, если они не собирали положенную им норму сырья для каучука.

- Всё очень просто и очень эффективно. Это всего лишь своего рода рама с двумя параллельными брусьями, поднятыми на три-четыре фута [1-1,25 м] над землей. Между ними привязывают отродье, прикрепляя его раздвинутые ноги к одному брусу, а раскинутые руки к другому, а затем стегают кнутом. Преимущество этого устройства заключается в том, что кнут может доставать до самых нежных частей тела. Тут есть ещё один плюс. Тело отродья настолько растянуто и напряжено, что тот часто начинает кричать от боли даже до первого удара кнутом.

- Папа пообещал, что, если мы поймаем эту шлюху, то его растянут как лягушку, и я смогу попрактиковаться на нем. Я с нетерпением жду этого момента. Я порежу тело этого отродье на куски плетью.

- Но что меня больше всего злит, мистер Варвик - как это неблагодарное маленькое дерьмо отнеслось к моему отцу. Мы держали его в нашем доме. Мы кормили и учили его. Пытались сделать что-то полезное из этой скотины. Дали ему цель в жизни. Он знал, что папа полагался на него - его почка должна заменить папину, когда потребуется. Вы же понимаете, что любое другое порабощённое отродье было бы гордо тем, что его выбрали для столь важной миссии: спасти жизнь свободного гражданина. Но что делает это дерьмо? Оно решает сбежать, хотя понимает, что его хозяин, которому он был рожден служить, буквально вверил ему свою жизнь.

Ричард, схватив отродье за горло, дважды изо всех сил ударил его кулаком в лицо. Затем он ослабил хватку на горле и принялся бить по груди шлюхи.

Я быстро двинулся вперед и подхватил Бобби сзади за локти, чтобы удержать его от падения, пока Ричард работал кулаками. В обычных обстоятельствах я бы ухватился за Бобби двойным нельсоном [захват в борьбе], но он довольно сильно извозюкался во время своего пребывания в багажнике, а я не хотел испачкаться в его дерьме.

Ричард ещё раз ударил отродье по груди и, тяжело дыша, отступил назад. Я выпустил Бобби. Тот наклонился вперед и рухнул на колени на землю, а затем уткнулся в неё лицом. Он принялся издавать какие-то пронзительные животные крики, потянувшись вперед, чтобы попытаться поцеловать сапоги свободного мальчика.

- Вы не будете возражать, если я заберу Бобби домой, мистер Варвик? - спросил Ричард.

- Конечно же нет, Ричард.

- Спасибо, мистер Варвик. Я прослежу, чтобы папа узнал о вашей заслуге в поимке отродья, но это будет очень полезно для других отродьев, когда он вернется домой вот в таком состоянии. Они будут знать, что сбежавший всегда получает заслуженное наказание, и симпатии к нему чувствовать не будут. Папа - большой сторонник косвенных наказаний, если не может казнить отродье, несущее прямую ответственность. Он прикажет наполовину уменьшить его паёк на следующие две недели, а ещё это маленькое дерьмо получит по шесть ударов тростью за каждое отродье в поместье. Хотя их так много, что ему придётся получать наказание ежедневно, по дюжине за раз. Папа прикажет делать это на террасе под окном своей спальни в половине девятого утра, чтобы он мог просыпаться от звуков порки. Он говорит, что это улучшает его сексуальную потенцию.

- Возможно, ему следует продолжить подобную практику, - предложил я, - полдюжины нерях с окровавленным задом - совсем небольшая цена за улучшение сексуальной жизни. Кажется, у меня есть поводок в бардачке. Позвольте мне взглянуть, и мы прикрепим эту скотину за его ошейник к стремени твоего пони.

- Спасибо, я подниму его на ноги.
Ричард правой ногой нанёс серию жестоких ударов по лицу парня.

Вернувшись с поводком, я наклонился и пристегнул его к ошейнику Бобби, лицо которого было покрыто свежей кровью.

- А ну, ублюдок, передай мне поводья, - рявкнул Ричард, вырывая их у парня, которому их доверил.

- Теперь убирайся отсюда, кусок падали, - и он отпустил мальчика после крепкой оплеухи.

Пробормотав: «спасибо, господин» мальчик взвалил на себя свою ношу, и, согнувший под ней почти пополам, спотыкаясь, потащился дальше, без сомнения, надеясь наверстать упущенное и избежать порки, которая, несомненно, ожидала его на следующем дорожном посту.

Мы прикрепили Бобби к стремени, и я подсадил Ричарда в седло.

- Боже, - сказал он с отвращением, - у меня сейчас кровь на сапогах окажется.

ЧАСТЬ 29

- Что ж, еще раз спасибо, мистер Варвик, - продолжил Ричард, - Вернусь домой. Стоит посмотреть, как будут пороть Бобби, а во дворе уже находится ещё кое-что, на что будет интересно взглянуть позже. Поезжайте прямо туда и посмотрите на приготовления. Папа захочет выпороть Бобби там, чтобы другие отродья в полной мере почувствовали, как это бывает. Мы все будем там, никто из нас не захочет пропустить это зрелище.

Ричард резко повернул к дому, Бобби нетвёрдой поступью бежал за ним.

Я не спешил уехать с того места, где припарковался. Решив, что лучше дать юному Ричарду шанс добраться до поместья, если не до дома, до того, как я приеду туда. В любом случае, мне не хотелось торчать во дворе, ожидая начала порки Бобби.

В конце концов, я сел в машину и поехал в поместье.

Дежурный кадет-полицейский на въезде в имение мистера Уильямса узнал приближающуюся машину и кинулся открывать двойные ворота, так что я смог проехать, не останавливаясь.

Я остановился на вершине холма, где располагались колья для казни.

Отродье, обречённое на длительную мучительную смерть, когда я впервые посетил это поместье, давно погибло. Теперь от него осталось лишь несколько неопределяемых фрагментов высушенной кожи, прикрепленных к столбу ржавой металлической скобой. Однако с того первого визита на кол были посажены еще три отродья. Одно, несомненно, уже было мёртво некоторое время, и падальщики уже занялись его тушей. В смерти второго я не был уверен. Я мог только сказать, что вороны совсем недавно выклевали его глаза, судя по свежей крови, стекающей по его лицу в течение последних нескольких часов, но я знал, что они обычно ещё живут нескольких дней, даже не часов, после того, как теряют глаза. С другой стороны, насколько я мог судить, явных признаков жизни там не имелось. Третий не вызывал сомнений: его посадили на кол совсем недавно, и он все еще находился на первых этапах своей агонии и сучил ногами, как муха, пригвождённая к доске каким-то развлекающимся ребёнком.

Я двинулся дальше. Я всегда находил очень обнадеживающим факт, что старые стандарты поддержания дисциплины по-прежнему осуществляются с таким энтузиазмом и энергией.

Я припарковал машину перед домом и прогулялся в сторону внутреннего двора, который всегда был сосредоточением кипучей деятельности. Однако с тех пор, как я был там в последний раз, произошли очевидные изменения.

Во дворе располагался низкий каркас из толстых брусьев. Он был около шести футов [1,8 м] в длину и, возможно, четырех футов [1,2 м] в ширину. По углам стояли короткие вертикальные столбы. Горизонтальные брусья были прикреплённые к этим столбам чуть ниже их вершин, образуя прямоугольник. К каждому из вертикальных столбов был прикреплен шкив с длинной цепью, заканчивающейся железной оковой. Очевидно, это и была та самая «лягушка», на которой Бобби был обречен искупить все свои многочисленные проступки.

В самом центре двора, на почетном месте, стоял ровный деревянный столб. Он был высотой около 8 футов [2,4 м] со шкивом, через который проходила цепь, в верхней части столба имелась расщелина. К одному концу цепи был приделан большой крюк, на другом - кольцо с железным колышком, прикрепленным к кольцу короткой тонкой цепочкой.  Но по-настоящему поразительной штуковиной была имитация мужских гениталий гигантского размера, выполненная из мерцающей нержавеющей стали, и прикреплённая к этому столбу. Расположенные примерно в четырех футах [1,2 м] над землёй, они состояли из массивной набухшей мошонки, увенчанной крючковатым эрегированным пенисом с набухшей головкой, выпиравшей над поддерживающем её стволом.

Мистер Уильямс, очевидно, знал об исследовании, проведенном Университетом Глостершира, отчёт о котором я видел в «Дейли пост», и заказал подобный объект, предназначенный в качестве домашнего идола для поклонения его отродий. Мне стало интересно, чьи органы послужили прототипом для создания сего скульптурного объекта – самого ли мистера Уильямса, или некого неизвестного художника. Кто бы это ни был, я должен был поздравить владельца этого идола с точностью и живописностью изображения.

По обе стороны столба со скучающем и зловещим видом замерли два кадета Полиции Порабощения, а у их ног, прикреплённое цепью за ошейник к столбу, стояло на коленях отродье поразительной красоты, чьи золотистые волосы блестели на солнце, а на щеках обретался нежный румянец созревающего персика; его губы были красными и совершенными по форме, можно даже сказать, благородными; руки и ноги - сильными и округлыми, но в идеальных  пропорциях к телу, а попка - плотной, привлекательно закруглённой и с ямочками. Единственным изъяном в его красоте был воспалённый красный шрам от клейма порабощения на левом бедре, которым это отродье было помечено вчера, или, самое позднее, позавчера. Все в этой шлюхе говорило о качестве и расходах на его содержание, так что же он делал, прикованный к столбу с выражением страдания и отчаяния на лице?

Кадеты заметили моё приближение и обратились во внимание.

- Идол для поклонения отродьев? - спросил я.
Это было довольно очевидно, но я сказал, чтобы как-то начать разговор.

- Да, сэр, семья скоро спуститься, чтобы посмотреть обряд посвящения.

- Правда? - сказал я с притворным интересом. - Это будет какая-то церемония?

- Да, сэр. Мистер Уильямс решил, что это будет более эффективным символом его авторитета и власти, если устроить что-то, что останется в памяти отродьев и прочно там закрепится.

Все это звучало довольно скучно - какая-то речь или что-то в этом роде – и, если бы не мои дела с мистером Уильямсом, то у меня появился бы соблазн вернуться машину и уехать домой.

- А что это за маленькое животное? - спросил я, пихнув коленопреклоненное отродье ногой, - оно выглядит очень несчастным. Что оно здесь делает?

- Я тоже выглядел бы несчастным, окажись на его месте. Мистер Уильямс сказал, что он окажется первой шлюшкой, чью дырку поимеет вот это, - произнёс кадет постарше, хлопнув по гигантскому металлическому фаллосу ладонью и громко захохотав.

Я посмотрел на него, подняв брови в молчаливом вопросе.

- Мистер Уильямс сказал, что он хочет показать отродьям, что такое неограниченная власть, которую он имеет над ними, таким образом, чтобы они никогда не забывали, и это сделает металлический член, являющийся символом этой власти - он пронзит этого мальчишку. Обычно для этого используют отродье, совершившее какое-то серьезное преступление, но так как это первое появление этого символа, и он попросил пару соседей присутствовать на этом событии, то мистер Уильямс выбрал самую красивую шлюху из последней месячной партии.

- Дамам и джентльменам будет интересно понаблюдать за этим, а само качество отродья проиллюстрирует богатство и авторитет мистера Уильямса.

- Тяжеловато придётся этой шлюшке, - заметил я, отпустив подбородок ребенка и взъерошив его волосы.

- Да, правда, - снова громко рассмеялся курсант, - я думаю, что это симпатичное отродье ожидало, что найдёт себе лёгкое служение, став домашним любимцем какого-нибудь богача, и будет проводить свою жизнь с членом хозяина в своей сладкой маленькой заднице.
Парень громко фыркнул и загоготал.

Пока мы разговаривали, двор начал заполняться отродьями. Там, где находятся десятки мальчишек, или десятки этих маленьких скотов, всегда можно ожидать болтовню и шум. Но тут не было ничего подобного. Единственными звуками были грубые приказы надсмотрщиков, сопровождаемые случайным звуком удара или пронзительным визгом от боли. Отродьев согнали молчаливыми рядами с трех сторон двора, обращённого аркой к подъездной дороге. Их было так много, что не имелось возможности вычленить кого-нибудь из толпы. Они были просто беспорядочным смешением глубоко загорелых конечностей и тел, увенчанных склонёнными головами разных цветов: темными, светлыми и прочими оттенками между ними.

В тот момент они были достаточно спокойными и тихими, но, увидев такую массу, я легко мог представить, как быстро - если железная хватка системы Порабощения исчезнет - они могут стать неконтролируемой силой, подобно стае крыс пожирая всё вокруг себя, пока не останется никого, кроме их собратьев-паразитов. И тогда я понял, почему правила не должны смягчаться, почему эта система должна поддерживаться любой ценой. Всякое послабление выпустит на свободу - не толпу - толпы, даже не людей, а орду бездумных термитов, которые будут пожирать с бесстрашием насекомых самые основы цивилизации. Отродья были порабощены, и должны любой ценой оставаться порабощёнными.

Три стороны двора были забиты рядами этих отродьев. Почти все скоты поместья, должно быть, находились тут. Время тянулось медленно.

Если бы не ожидающие отродья, то можно было подумать, что это и есть иллюстрация силы и авторитета, раз так много людей так долго ожидают всего лишь одного человека. Но это были всего лишь отродья, и происходящее из-за этого теряло свой смысл.

Затем раздались голоса, смех и приближающиеся шаги. Неожиданно головы всех присутствующих тут отродий опустились до земли, а их обнажённые задницы задрались в воздух. Глядя на ряды обнаженных мальчиков, можно было увидеть только сплошные ряды склоненных голов, плеч и спин.

Через арку во двор прошли мистер и миссис Уильямс. Он был одет в серые фланелевые брюки с манжетами и изысканный, хорошо сидящий темно-синий двубортный пиджак. На шее у него был шелковый галстук, и на ногах - до блеска отполированная пара черных туфель. Миссис Уильямс была одета в элегантное, но очень короткое черное платье, подчеркивающее ее ноги и иссиня-черные волосы. На её плечах обреталась отличная, черная с золотом шаль, которая должна была защитить её обнаженные плечи от вечерней прохлады. Ее туфли на высоком каблуке, при её элегантной поступи эффектно подчёркивали длину ее стройных ног.

Сразу за ними шел Ричард, широко улыбающийся. Он был голым по пояс, но по-прежнему в бриджах и сапогах до колен. В правой руке он нес свернутый плетеный кожаный кнут, длина и вес которого были рассчитаны на то, чтобы умеючи можно было сорвать кожу с тела вопящего отродья.

За ним топали шестеро или семеро свободных граждан, одетых в то, что можно было бы описать словами современных приглашений как «элегантную повседневную одежду» - все, без сомнения, друзья и соседи мистера Уильямса.

Замыкал эту небольшую процессию полицейский кадет, ведущий или, точнее, тащивший за собой на цепи, прикреплённой к ошейнику, Бобби. Парень, казалось, был на последней стадии изнеможения и едва мог идти. Его запястья спереди по-прежнему стягивала узкая пластиковая стяжка, до крови расцарапавшая его запястья. Кадет вывел Бобби вперед, но слегка в сторону. Где и встал, а Бобби опустился на корточки у его ног.

Ричард подошел к ним и завёл праздный разговор с кадетом, рассеянно поглаживая Бобби по лицу рукоятью кнута.

Мистер Уильямс увидел меня и помахал. Я подошел к нему, и он протянул мне руку.
- Я должен поблагодарить вас за то, что вы вернули нам этого глупое маленькое отродье - Бобби, - произнёс он, сжав мою руку, - Ричард рассказал мне, как встретил вас на дороге с отродьем в багажнике. Очень быстрая реакция необходима, если требуется искоренить любые нездоровые тенденции в популяции порабощённых. Кроме того, этот мальчик, как вы, вероятно, знаете, очень важен для меня, потому что он был определен как идеальный донор для будущей трансплантации почки, а консультант сообщил мне, что время приближается к тому моменту, когда мне понадобится новая почка. Удивительно трудно, несмотря на наличие огромного количества отродьев, подобрать идеального и здорового донора.

- Вы, очевидно, являетесь профессионалом в своей сфере деятельности, и я не сомневаюсь, что мы в Уильямс Интерпрайзес выиграем от ваших услуг.

Я мог только улыбнуться, с предвкушением ожидая деталей того, что собираются мне предложить.

- Это вопрос, который я в скором времени рассмотрю.

И это всё, чем я должен был довольствоваться на данный момент.

Пока мы разговаривали, миссис Уильямс и их друзья устраивались местах, предназначенных для них. Появились мальчики-слуги в маленьких белых туниках, лишь частично прикрывавших их задницы, разнося подносы с напитками. Когда они двигались между гостей, которых обслуживали, часто наклоняясь вперед и предлагая напиток, их короткие туники задирались, позволяя мельком, а зачастую и дольше, увидеть восхитительные изгибы соблазнительных юных попок. Женщины шумно болтали между собой высокими пронзительными голосами, совершенно не обращая внимания на стоящие раком ряды голых отродьев или на суть развлечения, за которым они должны были наблюдать. Мужчины выглядели более спокойными, сконцентрировавшись на дегустации напитков или поглаживании попок проходящих мимо мальчиков-слуг.

Мистер Уильямс поднял руку, призывая к тишине, и гул разговоров стих. Он повернулся лицом к отродьям.

- Опустите свои зады на землю, - приказал он.

- И не поднимайте глаз. Такая мерзость, как вы, не может смотреть в лицо свободному человеку.
- Шлюха в третьем ряду сзади, шестой справа поднял голову. Научите его вести себя.

Кадет-полицейский накинулся на указанного мальчика - маленькое восьмилетнее отродье - принявшись энергично стегать завопившего раба тяжелым ремнем, являвшимся стандартным орудием его должности. Возникло некое замешательство: курсант с энтузиазмом применял ремень, нанося чувствительные удары по голове и плечам ребенка. Отродья, окружавшие этого паренька, в тревоге зарыдали, опасаясь попасть под случайный удар, а сам мальчишка отчаянно вопил.

- Хорошо, этого пока достаточно. Завтра утром приведёте его в дом. Шесть ударов трости, думаю, должны научить его мудрости контролировать свое любопытство.

- Теперь, прежде чем мы приступим к главному делу дня, я хотел бы поприветствовать наших гостей, которые останутся на ночь. Мы рады видеть вас здесь, и я уверен, что мы все надеемся, что вы отлично проведёте время. Поэтому, если кто-нибудь из вас увидит какой-либо предмет там, - широким взмахом руки он указал на ряды стоящих на коленях отродьев, - то, пожалуйста, угощайтесь. И не стесняйтесь, любая шлюха на ваш выбор. Удовольствие и наслаждение моих друзей более ценно, чем жизнь и здоровье простого порабощённого отродья.

Возникла ещё одна пауза, когда пара мужчин из числа гостей, не обнаружив поблизости от себя приглянувшихся им мальчиков-слуг, принялись обследовать ряды коленопреклонённых отродьев. Шлюшек поднимали пинками на ноги и по-скорому облапывали. В конце концов оба гостя, казалось, нашли что-то приемлемое и вернулись на свои места, таща за собой за запястье пару очень испуганных мальчишек.

Мистер Уильямс вышел вперед и обратился к отродьям:

- Ублюдки, - начал он, - грязные скоты, настолько низкие и бесполезные, что даже ваши матери и отцы возненавидели вас и изгнали от себя. Вы никому не желанны, ни раньше, ни сейчас. Кто захочет таких кусков дерьма, какими вы являетесь? Любящие вас мамочки и папаши? Конечно, нет. Они как-то мирились с вами, пока вам не исполнилось восемь лет, а затем бросили вас на произвол судьбы. Я защищал вас, кормил вас, покровительствовал вам, как никто другой. Иначе вы бы голодали и дрались между собой за те немногие куски отбросов, которые могли выпасть на вашу долю: сильные бы охотились на слабых, а когда слабых бы не стало, сильные сражались бы между собой, пока не передохли бы от голода.

- Конечно, вам приходиться трудиться. Всё стоит затрат, и ваша кормёжка, и крыша над головой. Конечно, вас бьют, если вы не работаете, как ещё иначе заставить вас, ленивые маленькие твари, работать? Можно было подумать, что усилия и затраты, которые я вложил в заботу о вас, заставят вас почувствовать что-то вроде благодарности, которая заставила бы вас работать на меня в попытке отблагодарить меня за мою доброжелательность к вам, но любой, кто так подумает, будет разочарован. Такие эгоистичные маленькие скотины, как вы, неспособны чувствовать благодарность, неспособны испытать любые из высших эмоций.

- Некоторое время назад один из вас сбежал. Кто-нибудь из вас, должно быть, видел, как он уходил. Я не могу поверить, что в поместье, где обретается более двухсот шлюх, ни один из вас - и таких было немало - не видел, как он сбегает. Но никто не пришел, чтобы предупредить меня, никто не сообщил об этом неблагодарном отбросе. Я не знаю, кто его видел, но это не значит, что вам всем это спустят. Если я не могу узнать и наказать виновных, то я накажу вас всех.

- Я уже объявил о коллективном наказании - шести ударах тяжелой тростью и неделе на половинном рационе. Я обсуждал это с моей женой и сыном, и они убедили меня, что я слишком снисходителен. И моя жена добавила, что это ложная доброта - быть мягким по отношению к подонкам. Умеренность будет неверно истолкована как слабость, и вас придётся возвращать к должному уважению по отношению к своему хозяину. Строгость - единственное, что вы понимаете, а суровость - это то, что вы получите.

- Я решил удвоить ваше наказание: 12 ударов тростью каждому и две недели на половине рациона.

Раздались аплодисменты со стульев, где сидели гости мистера Уильямса. Отродья, на удивление, были менее восторженными, и послышалось несколько всхлипов, а две совсем маленькие шлюшки расплакались.

- И, - сказал мистер Уильямс, заговорив с некоторым энтузиазмом, - это тяжелой тростью, а не легкой.

- Совершенно верно, дорогой, - воскликнула миссис Уильямс, и среди гостей раздался одобрительный шепот.

- Легкая тростниковая трость жалит и оставляет следы, но каждый удар тяжелой трости сдерёт кожу с ваших задниц, глубоко врезавшись в вашу плоть. И пока вы будете стоять согнутыми под поркой в ожидании следующего удара, и кровь будет стекать по вашей спине на бёдра, то помните, что за кровоточащий зад и пустой желудок вы должны быть благодарны этой шлюхе, Бобби.

Мистер Уильямс сделал паузу. Пять или шесть отродьев содрогались в рыданьях. Мистер Уильямс улыбнулся, он был доволен эффектом своих слов.

- Здесь вас 193 отвратительных маленьких говнюка.

- Нет, дорогой, ты забыл, что мистер Роджерс, когда был у нас два дня назад на ужине, увлекся той маленькой черной шлюхой, и ты одолжил ему отродье. Я сомневаюсь, что мы вернем его. Ты же знаешь, насколько груб мистер Роджерс с отродьями, которыми увлекается.

- И один из отродьев-садовников, не помню его имени, утонул вчера в озере, - заметил Уоткинс, который пришел, чтобы проконтролировать подачу напитков, - не могу себе представить, как этой глупой шлюхе удалось подобное. Но затем мы приобрели четырёх новичков из нового набора на распродаже Ковбридж Трибьют Сэйл.

- Ну, где-то около 196, - в голосе мистера Уильямса появился намек на раздражение, - как, черт возьми, я должен вести подсчет этих мелких скотов? Вы же знаете, что я не любитель подробностей. Скажем, что их 192 - это облегчит счёт. Мы проведём наказание за 24 дня, наказывая говнюков партиями по шесть человек на утренних и вечерних сеансах наказания, и каждый из них получит по двенадцать ударов.

- А теперь, Ричард, растяни этого злобного зверька Бобби на раме и покажи нашим гостям, насколько ты искусен с кнутом.

Ричард и кадет-полицейский потащили рыдающего Бобби к раме. Ричард перерезал ножом, который носил в ножнах на поясе, пластиковый хомут, связывающий запястья Бобби. Затем они опрокинули мальчика лицом вниз, принудив его распластаться между четырьмя стойками рамы. Они закрепили железные оковы вокруг его лодыжек и запястий, и натянули цепи, проходящие через шкивы, прикрепленные к стойкам. Бобби издал вопль от боли, когда повис над землёй на растянутых плечах и бедрах.

- Как видите, - продолжал мистер Уильямс, обращаясь к отродьям с явным презрением в голосе, - мы поймали нашего беглеца.

Ричард, поднявший плетку под впечатлением, что порка вот-вот должна начаться, опустил ее, выглядя разочарованным. Затем на его лице появилась широкая улыбка, и когда его отец продолжил говорить, он демонстративно зевнул и сел на подвешенное тело Бобби.

- Конечно же, мы знали, куда он побежит, - речь мистера Уильямса была прервана пронзительным криком.

Он повернулся, чтобы определить источник шума.

- Слезь с этого парня, Ричард, - приказал он, - и заставь шлюху помолчать, пока я говорю.

В ответ на упрёк отца Ричард напустил на себя слегка смущённый вид и встал, а затем, развернувшись, толкнул носком ботинка в лицо отродья. Голова Бобби дернулась вверх, и он, по крайней мере, на мгновение замолчал.

- Спасибо, Ричард.

- Вам некуда бежать. Никто не захочет таких мерзких зверюшек, как вы, и никто не позаботится о вас. Сбежите, и вас быстро поймают и вернут мне - вашему законному хозяину, и тогда вы будете наказаны, как Бобби. А теперь смотрите на его наказание.

- Итак, Ричард, можешь начинать порку.

- Вставь ему, Ричард, - крикнула его мать, - пусти ему кровь с первого раза.

- Покромсай на клочки тело этого маленького говнюка!

- Освежуй живьём эту неблагодарную шлюху!

- Крови! Крови! Крови!

За призывными криками одобрения я услышал испуганные вопли Бобби.

Гости замолчали, когда Ричард, сделавший полшага, поднял руку, занося кнут за спину со стороны правого плеча. Длинная тяжелая плетка пронеслась позади него. Он сделал паузу, позволив кнуту распрямиться, что является признаком опыта в порке мальчишек, потому что, сделав это, он обеспечил, чтобы его нисходящий удар умножился на его собственную силу и вес. Затем он начал движение рукой, прошедшей мимо его головы, после чего сделал полшага вперед, сгорбившись, когда плетка начала опускаться.

Послышался громкий свистящий звук опускающегося кнута, отчётливо слышный над пронзительными воплями отродья. Раздался взрывной треск, когда плетеная кожа ударила мальчика, после чего наступила полная тишина. Тело отродья, ранее лениво болтающееся, вздрогнуло, его запястья и лодыжки, прикрепленные к четырем вертикальным стойкам рамы, задёргались в оковах, словно через них прошел электрический шок. Плеть обвивала его плечи, а кончик порезал натянутую кожу его грудной клетки. Когда Роберт потянул кнут назад, след, оставленный им на узких плечах Бобби, потемнел, когда капли алой крови выступили на его разорванной коже. Затем наступившая тишина нарушилась воплями отродья вперемешку с неразборчивыми неистовыми просьбами о милости.

Ричард опять откинул кнут, посылая его за своё правое плечо. Он снова сделал паузу, а затем, размахнувшись, со свистом нанёс второй удар, отметившийся второй кровавой линией на спине отродья, еще раз на мгновение заглушив его крики. И затем последовали третий, четвертый, пятый - снова и снова поднималась и опускалась плеть, превращая плечи мальчика в месиво разорванной и окровавленной плоти. Его кончик достиг спины Бобби, глубоко врезался в его бока и в грудь, гарантируя, что они тоже истекают кровью.

Ричард остановился, наклонившись вперед, чтобы осмотреть свою работу, и, видимо, довольный, медленно обошел мальчика, встав с другого бока.

Я воспользовался возможностью этого краткого перерыва в главном развлечении, чтобы посмотреть на реакцию зрителей. Сам мистер Уильямс был явно возбуждён. Он сидел в своем кресле, покраснев от волнения, а на коленях перед ним стоял мальчик-слуга, чья голова уткнулась в его пах. Гости, казалось, находились в таком же состоянии возбуждения, но выбирали разные способы для его удовлетворения. У одного из мужчин отродье сидело на коленях, обнимая ногами его задницу и подскакивая на эрегированном половом члене гостя. Я заметил, что глаза мальчика, подпрыгивающего на увеличившемся члене мужчины словно бы остекленели, очевидно, что он не обращает внимания на происходящее вокруг.

Однако, большая часть отродьев осознавала, что происходит. Ряды голых мальчишек, за исключением случайных всхлипов от ужаса, в молчании стояли на коленях, уставившись на раму и окровавленное тело, болтающееся на ней. На их лицах я мог прочитать ужас, страх с лёгким привкусом возбуждения.

 

ЧАСТЬ 30

Ричард совершил неторопливую прогулку вокруг рамы, на которой болталась кровоточащая тушка бедного Бобби. Из заметной выпуклости на передней части штанов Ричарда стало ясно, что он наслаждается. Он схватился рукой за коротко стриженные волосы отродья и с силой откинул его голову назад. Постоял так с секунду, глядя вниз на искаженное болью лицо Бобби. Шлюха, страдая, до крови искусала свои губы, и из окровавленного рта доносились слабые мольбы о пощаде. Ричард улыбнулся и, наклонившись, поцеловал эти истекающие кровью губы, прежде чем ослабить хватку, позволив голове мальчика упасть.

Ричард вытер рот рукой, а затем сделал полшага назад правой ногой. Бобби, глупый мальчишка, завопил: «Нет, пожалуйста, хозяин, не надо», словно такой благородный и по природе своей резвый свободный мальчик, подобный Ричарду, мог обратить внимание на истерические мольбы порабощённого отродья, подвергавшегося заслуженной порке. Ричард обрушил плетку на плечи шлюшки, уже обильно обагрённые свежей кровью. Я заметил, что, когда хлыст врезался в спину Бобби, в воздух поднимались мелкие капельки крови, образуя на миг красноватую дымку, блестевшую на солнце.

Ричард поднимал кнут с неослабевающей энергией. Постепенно громкие вопли Бобби превратилась в неприятный агонизирующий хрип, когда кнут разрывал его спину. Его тело, которое раньше дёргалось и скручивалось под воздействием плети, ныне висело почти неподвижно, шевелясь только тогда, когда сила удара заставляла его покачиваться в оковах.

- Уоткинс, - приказал мистер Уильямс, - просто проверьте, в сознании ли ещё скотина, нет смысла пороть мертвое мясо.

Безупречный в форме дворецкого - в темных полосатых брюках и черном фраке - Уоткинс вынул из кармана зажигалку, наклонился и поднёс пламя к пальцам правой ноги Бобби. Мальчик отдернул ногу от пламени.

- Он все еще чувствует боль, сэр, - сообщил Уоткинс, убирая в карман зажигалку.

- Очень хорошо, тогда Ричард продолжит, но я думаю, что мы скоро закончим. Если ты убьешь шлюху, я не смогу воспользоваться его почкой, чтобы заменить свою.

- Ты не трогал его бёдер. Займись каждым по отдельности и убедись, что плеть закручивается правильно, так чтобы она разрывает плоть на внутренней части их обоих.

Ричард поднял руку в знак того, что принял во внимание этот совет и сместился, удаляясь от рамы.

Я с любопытством наблюдал. То, что предложил мистер Уильямс, требовало от Ричарда большего, чем обычно, умения - целевая область была маленькой и доступ к ней был ограничен, в результате чего парню пришлось бы отступать дальше, чем раньше. Ричард, очевидно, сообразил это и нахмурил лицо, передав глубину своей концентрации, когда выбирал для себя позицию.

Стоя, худощавый и стройный, у истекающего кровью тела отродья, держа рукоять кнута в правой руке, а левой перехватив его ремень, он выглядел лучшей иллюстрацией свободного мальчика. Контраст между окровавленным телом шлюхи и уверенностью и силой свободного парня, стоящего над ним, олицетворял и оправдывал систему Порабощения. Глядя на двух мальчиков, никто бы не мог усомниться в праве одного управлять и в обязанности другого служить ему.

Ричард закусил губу, а затем ударил плетью и ремень обвил одно из крепких молодых бедер Бобби. Когда тот закончил движение вниз, Ричард отвёл ремень кнута назад, и тот оставил после себя полосу разорванной кожи и окровавленной плоти.

- Молодец, Ричард, - сказала миссис Уильямс, подбадривая сына, как и должна была поступать мать, гости разразились аплодисментами.

Ричард ухмыльнулся в знак признательности, а затем продолжил, и, чтобы показать, что это не случайность, произвёл серию метких ударов кнутом, превратив бедра Бобби в кровавое месиво.

- Думаю, этого достаточно, - произнёс мистер Уильямс. - В конце концов, порка Бобби - только закуска к главному блюду дня. Снимите его и оттащите к ветеринару. Я хочу, чтобы его залатали, если это вообще возможно.

Ричард и кадет-полицейский принялись опускать не подающее признаков жизни тело Бобби на землю и снимать оковы с его запястий и лодыжек, в то время как мистер Уильямс повернулся лицом к собравшимся отродьям.

Когда он это сделал, все отродья наклонились вперед, пока их головы не коснулись земли, и я снова увидел ряды голов, прижавшихся к земле, с рядами голых задниц, задравшихся в воздух позади них.

- Запоминайте то, что увидели. То, что я сделал с этой шлюхой, я могу сделать с каждым из вас. Я могу сделать все, что захочу. Моя власть над вами абсолютна. Я приказываю вам подчиняться. Вы существуете, чтобы служить мне и доставлять мне удовольствие. Я решаю, жить вам или умереть. Я ваш бог. Возможно, что жестокий, и, вне всякого сомнения, требовательный.

- Недостаточно, чтобы вы повиновались мне. Это слишком просто. Вы должны пытаться предугадывать мои желания и стараться выполнить их даже прежде, чем я сам осознаю их. Я ваш Бог. Я могу заглянуть в ваши сердца. Вы должны посвятить себя служению мне, молиться мне, поклоняться мне.

- Я не могу быть с вами всегда, поэтому, чтобы облегчить вам ваше поклонение мне, я создал вам символ поклонения, чтобы посредством его вы могли доказывать мне свою преданность. Он прикреплен к столбу в центре двора. Гигантский металлический член с яйцами.

- Но я собираюсь сделать большее. Чтобы показать свою силу и наполнить символ этой силой.

Мистер Уильямс сделал паузу и, подойдя, наклонился и расстегнул цепь, которой к основанию столба было прикреплено светловолосое маленькое отродье. Он дернул за цепь, подняв мальчика на ноги. Мальчик расплакался.

- Я мог бы выбрать любого из вас, но я выбрал его. Я выбрал его, чтобы он продемонстрировал мою абсолютную власть. Он совершенно невинен, как никто из вас. Я купил его вчера в тот же день, когда он был порабощён. Вы видите, что клеймо порабощения на его бедре совсем свежее. Он был самой симпатичной шлюхой среди всего нового поступления рабов, и я заплатил за него много, очень много. Там, на аукционном помосте, он вертел своим маленьким задом, ожидая обрести лёгкое служение в качестве шлюхи у какого-нибудь богача, и ныне его служение будет очень коротким, и очень болезненным.

Сказав это, он схватил ребенка за руки чуть ниже плеч и поднял его над землей. После чего осторожно переместил его на головку гигантского фаллоса и принялся опускать.

Мистер Уильямс наклонился, чтобы точно видеть, где расположено отверстие отродья по отношению к металлическому пенису, и направил мальчика на него. Ричард подбежал, чтобы помочь отцу.

Удовлетворенный тем, что отродье в нужном положении, мистер Уильямс отдёрнул от него руки, а Ричард, поспешно схватив его за обе лодыжки, изо всех сил дернул вниз. Отродье испустило пронзительный крик.

В то время как Ричард держал за лодыжки мальчика, кадет-полицейский закрепил крюк, прикрепленный к длинной цепи, проходящей через шкив в верхней части столба, к задней части ошейника отродья. Удерживаемый таким образом в вертикальном положении, когда верхняя часть фаллоса плотно вошла в его анус, отродье было обречено медленно садиться на этот член, поскольку его собственный вес заставлял массивный стальной бур все глубже и глубже проникать в его кишки.

Ричард для уверенности её раз свирепо дёрнул отродье за лодыжки. Крики мальчика достигли пика, и кровь и другие жидкости начали вытекать из ануса мальчика, стекая по рельефному металлическому стержню, который разрывал его зад.

- Вы, погань, - крикнул мистер Уильямс, чтобы его голос был услышан над криками маленькой шлюшки, - признайте своего бога и поклонитесь ему.
Он указал на гигантский фаллос, чей ствол проникал в зад красивого мальчика.

Возникла пауза, и затем отродья бросились вперед. Столб был окружен со всех сторон толпой обнажённых отродий, боровшихся друг с другом в желании продемонстрировать свою преданность новому Богу, которого дал им их хозяин. Голые мальчишки толкали друг друга, пытаясь приблизиться к металлическому образу гротескно увеличенных половых органов мужчины. Они сражались друг с другом, изо всех сил пытаясь достичь стального фаллоса, ныне запятнанного кровью и другими биологическими жидкостями мальчика, очень медленно спускавшегося по его стволу, который его собственный вес загонял всё глубже и глубже. Они толкались головами, пытаясь сунуться под зад мальчика, целовали и облизывали влажно блестящий металл в неистовстве почти истерического рвения.

Мистер Уильямс шагнул вперед, схватил извивающееся отродье за ошейник и вытащил его из толпы мальчишек.

- Джентльмены, - сказал он, резко шлёпнув мальчишку по голове, чтобы успокоить его сопротивление, - если вы заметите что-то, что вам приглянулось, угощайтесь, милости просим.

Он прижал мальчишку лицом вниз к верстаку в одном из углов двора и спустил штаны и трусы. Через секунду или две он вбил свой набухший член в зад визжащего отродья.

Было ясно, что мистер Уильямс вряд ли станет в ближайшем будущем что-либо обсуждать. Я вернулся к машине. Без сомнения, через пару дней я услышу от него, как он предполагает наградить меня за возвращение Бобби.

* * *

Но за днями прошли недели, и я так ничего и не услышал от мистера Уильямса. Затем, спустя примерно пять недель, я сидел в своем кабинете наверху и работал над счетами, когда увидел, Ричарда на его сером пони, рысящем по переулку к моему дому. Само по себе это не было чем-то необычным. Ричард, как правило, заглядывал, по крайней мере, раз в месяц, чтобы узнать, не содержатся ли у меня в клетках какие-нибудь новые поступления, которые он мог бы помочь мне дисциплинировать. Но что было необычным, так это худощавое юное отродье, бежавшее у его стремени.

Даже глядя на него с расстояния, я определил его качество и хорошую родословную. Я взял очки, которые держал на столе, и сфокусировался на мальчике. Должно быть, он пробежал весь путь от имения Уильямса - это добрых двадцать пять миль [40 км] - но по-прежнему двигался с легкой грацией, по-видимому, ноги неутомимо толкали его вперед. На парне не было ни грамма лишнего жира. Это были хорошие очки, и я мог видеть, как работают мускулы его зада, когда его ноги бежали по дороге. Они до середины бедер были покрыты серой пылью, всё его тело было сильно загорелым, что говорило о долгих часах тренировок и упражнений. Его коротко подстриженные волосы отливали золотом на солнце.

Надо же, подумал я про себя, как удивительно похоже это отродье на проштрафившегося Бобби. Вот как бы выглядел этот паренёк, если бы в восемь лет его вместо обожания подвергли бы режиму интенсивных тренировок, а не жестоко выпороли бы несколько недель назад.

Я встал из-за стола, радуясь, что у меня есть повод прекратить работу над счетами. Я спустился вниз как раз вовремя, чтобы поприветствовать Ричарда, когда он спешился.

- Привет, мистер Варвик, - произнёс он, скользнув от седла к земле одним гибким движением. - Как ваши дела, сэр?

Он царственно бросил повод пони мальчишке, который повел его к водному желобу. Мальчик спокойно стоял, держа пони, который жадно пил. Отродье, должно быть, испытывало такую же жажду, как и пони, но ему пришлось бы ждать разрешения, и оно не будет предоставлено, если вообще будет предоставлено, пока пони не удовлетворит свои потребности. Это простой здравый смысл, ведь приличный пони стоит во много раз дороже, чем отродье самого высокого качества, хотя я должен был признать, глядя на этих двух животных, что они, пони и отродье, оба являлись прекрасными примерами своего вида.

- Узнали шлюху? - спросил Ричард.

Отродье находилось совсем близко. И, должно быть, слышало каждое слово, которыми мы обменивались, но это не имело значения. Он был всего лишь шлюхой.

- Он очень похож на Бобби, но если это так, то он умудрился выздороветь, - ответил я с сомнением.

- Это Бобби. Юная плоть быстро заживает, а наши ветеринары имеют большой опыт в восстановлении ублюдков после сильной порки. Большинство скотов не стоят таких затрат, но папе нужны почки, поэтому он хорошо потратился. Конечно, он не стал бы беспокоиться об этом симпатично выглядящем животном, когда имеется множество почти таких же хороших.

- В любом случае, папе должны сделать пересадку через несколько дней. Он хочет, чтобы Бобби был на пике физической формы, я видел, как часто его тренируют, и подумал, что, может быть, вам будет интересно увидеть это отродье. После того, как вы продали его папе.

- Если бы я интересовался каждой шлюхой, которую продал за эти годы, у меня не было бы времени на что-либо другое, Ричард, - я печально усмехнулся. - И, тем не менее, я бы очень хотел посмотреть на него поближе.

- Бобби, привяжи пони к перилам и иди сюда. Быстро, мистер Варвик хочет взглянуть на тебя.

Мальчик послушно подбежал рысью, и остановился перед нами на расстоянии вытянутой руки. Он встал там, нервно дрожа, почтительно склонив голову и прижав руки к бокам.

- Ближе, шлюха, - приказал я, и Бобби нерешительно переместился на несколько дюймов ближе.

Я протянул руку и, крепко сжав его безволосые яйца пальцами, заставил подойти ещё ближе.

- Спокойней, мальчик, спокойней, - произнёс я, чувствуя, как его охватывает паника.

Я взялся свободной рукой за подбородок мальчишки и откинул его голову назад. Заглянул в его глаза в поисках гнева или обиды, но смог обнаружить только страх. Он дико уставился на меня, словно теленок у ворот бойни, почувствовавший запах пролитой крови и услышавший испуганные вопли тех, кто уже испытал нож мясника.

- Та порка, которой ты подверг его, безусловно, принесла ему много добра, - заметил я Ричарду, - выбила всю глупость из этой шлюхи.

Я положил руку на бедра мальчика, разворачивая его, чтобы проверить состояние его плеч и ягодиц, которые всего лишь несколько недель назад были превращены в кровавое месиво плетью.

- Его очень хорошо вылечили, - заметил я Ричарду.

- Да, но просто проведите рукой по его плечам или жопе, - ответил паренек.

Я провел рукой по изгибу огузка шлюхи и кивнул.
- Понимаю, что ты имеешь в виду, - задумчиво произнёс я, - это вряд ли можно увидеть, это заметно только на ощупь. Его кожа такова, будто ее обрабатывал миниатюрный плуг.

- Да, и папа так говорит, что означает, что шкура этого отродья ни на что не годится. Он собирался использовать ее для переплёта своей книги «120 дней Содома» [«120 дней Содома, или Школа разврата / Les 120 journees de Sodome ou l'ecole du libertinage»  — роман французского писателя маркиза де Сада 1785 года]. Он подумал, что для этого неплохо бы использовать кожу того отродья. чью почку он заберёт, но теперь ему придется придумать что-то другое.

Я почувствовал, как шлюха напряглась под моей рукой при упоминании о скором удалении его почки. Без сомнения, он помнил ужасы своего посещения клиники доктора Брейтвейта и жил в страшном ожидании того момента, когда на его живой плоти будет сделан первый надрез, и начнётся агония. Как-то глупо расстраиваться из-за этого, никакой плач, стоны или что-то другое не сможет ничего изменить. Он был всего лишь отродьем мистера Уильямса, и, если мистер Уильямс захотел его почки, он заберёт их. Мне пришло в голову, что может оказаться довольно забавным заставить мальчишку взглянуть в лицо этой реальности.

- Всего через неделю или около того, думаю, ты это сказал Ричард?

Я подмигнул и улыбнулся Ричарду за спиной отродья.

- Да, он должен лечь в больницу в следующий вторник, поэтому операция будет в среду или четверг, - ответил он, улыбаясь.

- И они тогда же заберут почки у этого отродья? - спросил я, хорошенько сжав упругую попку Бобби.

Я почувствовал, как Бобби беспокойно заёрзал и издал приглушённый всхлип.

- Последнее, что папа услышит перед тем, как пойти под наркоз - так он говорит - это крики отродья, когда у него будут вырезать почки.

- Без анестезии для отродья?

- Нет, думаю, папа мог бы это устроить, если бы доплатил, хотя в соответствии с Законом о сохранении органов это незаконно - применять анестезию к рабам. Обычно он добивается всего, чего захочет. Из-за того, что очень богат.

- Ну, в любом случае, он так не поступит. Зачем ему тратить деньги на этого маленького скота?

- И всё же интересно, как они справляются с этой задачей? - я задумался, а затем продолжил. - Конечно, в старые добрые времена хирург должен был предпринимать хоть какие-то попытки сохранить жизнь как донора, так и реципиента, но теперь мы можем забирать почки у отродья, который больше не нужен.

- Как говорит папа, - заметил Ричард, - они попросту привязывают отродье к скамейке и делают надрез с помощью ручной электрической пилы.

- Как думаешь, лицом вниз? - спросил я. - Я даже представляю, как они делают этот разрез, - я провел указательным пальцем по спине Бобби, справа от его позвоночника. - Им придется прорезать нижние ребра, но я полагаю, что с помощью пилы это не составит проблемы.

- Ради бога, - сердито воскликнул Ричард, когда Бобби начал всхлипывать, - какой смысл плакать? Папе нужна твоя почка, и на этом все ... и тебе тоже, - со смехом добавил Ричард.

- Теперь иди и попей из корыта, и подожди там с пони.

Бобби повернулся лицом к нам, упал на колени, прижав лицо к земле у наших ног, а затем бросился к водосточному желобу. Он наклонился над ним, совершенно не сознавая, что предоставляет нам превосходный обзор своей обнаженной попки, когда с жадность принялся поглощать воду. Его опасения за своё будущее, по-видимому, были забыты - как у животного - от непосредственной радости того, что ему было позволено утолить жажду.

- Вам хочется его трахнуть, мистер Варвик? - вежливо предложил Ричард.

Я колебался. Бобби был привлекательным маленьким скотом, но я уже наслаждался им, и мне требовалось разобраться со своими счетами. Приближался срок их подачи в налоговые органы.

- Нет, спасибо, Ричард, - с сожалением ответил я, - мне лучше вернуться к своим счетам. Я работал над ними до того, как ты приехал.

Это был случай, когда работа одержала верх над вожделением.

- Угощайся всем, что тебе понравится в клетках для отродьев. Темноволосая маленькая шлюшка, которая пришлась тебе по душе, все еще здесь. Если захочешь, то можешь завести его в дом, воспользуйся кроватью в свободной комнате.
-  И можешь остаться здесь на обед.

- Да, спасибо, мистер Варвик.

Я вернулся к своим счетам, и утро пошло своим чередом.

Во дворе Бобби, стоя на четвереньках, ощупывал кончиками пальцев щели каменной кормушки, выискивая жуков, червей или чего-нибудь еще, что можно было съесть. Время от времени он останавливался, усаживался на колени, подносил что-то ко рту и жевал, после чего возобновлял поиски, его чуть задранная попка дрожала от волнения.

Время от времени я слышал в глубине дома приглушённые пронзительные крики страдающего мальчика, понимая, что Ричарду нравится играть с маленькой темноволосой шлюшкой.

И тогда, когда я уже чувствовал приятную расслабленность, я заметил отца Роберта, идущего по переулку с фермы. Он иногда звонил мне, чтобы узнать, услышал ли я что-нибудь, что могло бы дать ключ к разгадке того, что случилось с его сыном. Когда я брал у него скромного оплату за расследование исчезновение мальчика, я чувствовал, что вряд ли смогу возражать против таких посещений. Я не предвидел, что он решит заплатить один из этих взносов, когда его мальчишка окажется здесь самым явным образов в виде голого порабощённого отродья.

Мистер Джонс шел довольно споро и был почти у моих ворот. У меня не было возможности убрать Бобби со двора до того, как его увидит его отец. Все, что мне оставалась делать – это наблюдать за разворачивающимися событиями из окна моего кабинета. У меня возникло ощущение, что я наблюдаю за автомобильной катастрофой в замедленном темпе.

Тимми выбежал, чтобы открыть двойные ворота мистеру Джонсу, после чего упал на колени и прижался лицом к земле, когда тот проходил мимо. Бобби, по-прежнему стоя на коленях, без сомнения, насторожился, заслышав звуки шагов в кожаных сапогах, приближавшиеся к воротам, и начал опускать голову.

На мгновение я подумал, что пронесёт. Бобби, в конце концов, не собирался смотреть на свободного человека, перед которым унижался, в то время как имелся хороший шанс, что к тому времени, когда мистер Джонс заметит ещё одного порабощённого подонка, всё, что он увидит, так это макушку головы шлюхи, его спину, плечи, и задранный в воздух зад. И он вряд ли сможет связать их со своим сыном Робертом, которого он, в любом случае, не ожидал здесь увидеть.

Мои надежды быстро разрушились, когда голова Бобби была уже на полпути к земле. Бобби резко остановился и посмотрел на своего отца. Случился момент взаимного признания.

Бобби что-то сказал. Мистер Джонс направился к нему. Бобби вскочил на ноги, протягивая руки к отцу.

 

ЧАСТЬ 31

Я решил, что вслед за ласковым воссоединением последует требование со стороны мистера Джонса объяснить увиденное - скорее всего, он сообразит,  что я не только продал его сына в качестве порабощённого мальчика, но и брал деньги на его поиски, хотя прекрасно знал, где он находится.

Мистер Джонс достиг своего сына и ударил его кулаком в живот, а затем, когда Бобби согнулся пополам, толкнул его коленом в лицо. Бобби пошатнулся и упал на колени. Отец с силой пнул его ногой по голове. Когда Бобби рухнул на землю, его отец побежал к дому.

За те несколько секунд, которые были у меня до того момента, как мистер Джонс доберётся сюда, я старался разобраться в том, что только что увидел. Я был удивлен, говорил я себе, но не слишком. Я, конечно же, не предвидел такой реакции со стороны отца Бобби, но, возможно, должен был. Суть системы Порабощения состояла в том, чтобы лишить человека, попавшего туда, человеческих качеств. Доктрина, которой учили церковь и государство, заключалась в том, что порабощённое отродье, лишенное властями выбора между добром и злом, или чем-то еще, теряет свою душу. Другими словами, становится просто вещью. Не животным - поэтому его не защищают законы, запрещающие жестокое обращение с животными, раз он не родился животным. Отродья существовали только для обслуживания свободного населения. Они были просто вещами, которыми можно пользоваться или даже наслаждаться - совершенно без достоинства, не обладающие какой-либо личностью, достойные только полного презрения. Об этом говорилось в популярной поговорке: «Клеймо порабощения разрушает все семейные узы».

При взгляде с этой точки зрения, совсем не удивительно, что мистер Джонс, столкнувшийся с голым, заклеймённым Бобби вместо прекрасного честного свободного мальчика, которого он помнил, как своего сына, отреагировал  с отвращением, выразив это отвращение самым жестоким образом. Теперь моей задачей стало развить эту очень естественную первую реакцию и утвердить в уме мистера Джонса его инстинктивное неприятие сына.

Именно в подобные кризисные моменты прирожденный предприниматель показывает себя с наилучшей стороны. Он видит возможности в бедственном положении и превращает временные трудности в долгосрочный успех и, что важнее всего, в прибыль. Боюсь, что в этот кризисный момент мои инстинкты бизнесмена как раз подвели меня. Я не видел, каким образом могу извлечь выгоду из этой ситуации. И в самом деле, моралист, незнакомый с более тонким подходом практичного коммерсанта к вопросам этики, мог бы подумать, что я продал Роберта мистеру Уильямсу, а затем брал деньги у отца мальчика за его поиски, и имелась определенная возможность того, что если вся история выйдет наружу, то я могу закончить тюрьмой. Я должен был попытаться сделать так, чтобы вся эта история не вышла наружу, и единственный плюс, который я видел в этой ситуации - это пронзительные визги мальчишеских страданий, исходящих из задней части дома. Ричард был занят маленькой темноволосой шлюшкой и вряд ли появится здесь в ближайшее время.

Я встретил мистера Джонса наверху лестницы.

- Надо же, - сказал я, протягивая руку, - как мне повезло, а я как раз собирался на ферму в надежде на конфиденциальный разговор. Случилось кое-что довольно деликатное. Нам нужно обсудить это вместе. Давайте зайдём в мой кабинет - мы можем поговорить там.

                                                                                                                           
Я поспешно завёл его в кабинет и усадил, не давая ему возможности заговорить. В деликатных ситуациях всегда лучше перехватывать и сохранять инициативу.

- Итак, - сказал я, - вы знаете, что я трачу много времени, гораздо больше, чем покрывает тот скромный гонорар, которой вы платите мне за поиски юного Роберта.

- Нет, нет, - продолжал я поспешно, не давая мужчине прервать меня, - не поймите меня неправильно, я был бы очень рад посвятить свое своё время поиску Роберта, хорошего юного парня, которого, как мне казалось, все любили.

- И только вчера вечером я получил сообщение от информатора - я надеюсь, что вы извините меня за то, что я не очень конкретен, вы же понимаете, нужно защищать свои источники - что мистер Уильямс - вы же знаете о Уильямс Интерпрайзес? - что мистер Уильямс приобрел какое-то отродье. Точно соответствующее описанию нашего Роберта - возрастом, телосложением и внешним видом - которое было составлено после того, как Роберт исчез.

- Но как, черт возьми, он оказался порабощённым? Это то, что я не могу понять - вырвалось у мистера Джонса.

- Сейчас, - сказал я, пока мой разум изо всех сил пытался придумать правдоподобную историю, - было бы намного проще, если вы просто позволили бы мне рассказать вам факты, не прерывая. Таким образом, мы сделаем это без какой-либо задержки и если какие-нибудь вопросы возникнут, когда я закончу, то вы сможете их задать.

Я сделал паузу, не зная, что говорить дальше, а затем на меня снизошло вдохновение, и я должен сказать, что горжусь своей изобретательностью и находчивостью.

- Естественно, эта мысль тоже пришла мне в голову, я сделал осторожные запросы, и, боюсь, что это проливает совершенно новый свет на истинную природу Роберта. Я всегда думал о нем, как о выдающемся образце лучшего типа свободного мальчика, но сейчас…
Я сделал паузу, печально качая головой, пока мистер Джонс нетерпеливо ерзал ногами по полу.

- Ну так что это было, парень? - вякнул он.

- Это было плохое известие, очень плохое, - медленно произнёс я, - когда я услышал его, то понял, что вашим первым поступком вы отвергните мальчика, сказав, что он сам навлек на себя свое унижение и рабство, и что вы больше не будете иметь с ним ничего общего. И, откровенно говоря, я задумался о том, что мне делать, но мне пришло в голову, что Роберт - ваш единственный сын, он ещё очень юн, и в сложившихся обстоятельствах вы могли бы найти возможность дать ему еще один шанс, особенно если бы вы увидели мальчика и у вас появилась возможность вспомнить, каким молодым он был перед тем, как навлек на себя это позор и, если это станет общеизвестным, на вашу семью.

- Ради Бога, скажи мне, что там случилось?

Я проигнорировал эту вспышку.

- У меня не было проблем с заимствованием Бобби, я надеюсь, что вы извините меня за то, что я назвал вашего сына как отродье, но, боюсь, что именно так и думаю о мальчике сейчас, со слов мистера Уильямса. Вы не удивитесь, когда услышите детали, которым он придает мало значения потому, что считает, думаю, как и другие разумные люди, что это всего лишь особо деградировавший кусок плоти.

- Боже...

Ну я и врубил мистеру Джонсу.

- Бобби был передан в порабощение мистеру Уильямсу в качестве наказания судом по делам несовершеннолетних [Порабощение в качестве уголовного наказания. Свободные мальчики, осужденные за уголовные преступления, какими бы незначительными они ни были, обычно приговариваются к уголовному порабощению магистратом, заседающим в окружном суде по делам несовершеннолетних. Они сразу же клеймятся, а затем продаются с торгов или передаются свободному гражданину, обладающему доверием, в качестве уголовно порабощённых. С ними обращаются точно так же, как с любым другим порабощённым. Служение мальчиков, за исключением тех, кто не имеет права на освобождение в 16 лет, автоматически и окончательно прекращается в этом возрасте.]

- Ну, это плохо, конечно, но не слишком.
У отца Бобби, казалось, наступило облегчение, и его следующие слова показали, что, получив время на размышление, он пришёл к мысли помочь мальчику, несмотря ни на что.
- По какой-то причине он убежал из дома, и, без сомнения, у него кончились деньги. Вероятно, он ворвался куда-то в поисках пищи и был задержан полицией за кражу. Ювенальные судьи, как известно, быстро штампуют наказание в виде порабощения, это обеспечивает постоянное решение проблемы правонарушений. Возможно, мистер Уильямс будет готов продать мне Роберта за несколько сотен фунтов, и тогда я смогу спокойно вернуть его обратно в свободное общество.

- Не думаю, что было бы трудно убедить мистера Уильямса продать вам Бобби по очень разумной цене. Он, конечно, не считает, что мальчик обладает какой-то особой ценностью. Как преступник, он, конечно, предназначен для работы в шахте, и его привезли в дом только потому, что он симпатичное животное, а надзирателям даны указания высматривать привлекательных мальчишек, но он выполнил своё предназначение, и его отправят в шахты через несколько дней, если только вы не вмешаетесь.

Мистер Джонс на мгновение замолчал, и на его лице появилось множество противоречивых эмоций. Отвращение, жалость и привязанность боролись между собой. Пришло время вступить в эту борьбу, и я ждал момента, когда он подаст мне сигнал. Через пару минут молчания он поступил так, как должен был поступить.

- Чем он занимался, когда его поймали?

- Ну, я полагаю, может быть, если бы ему не хватало денег, и он был голоден… но, боюсь, что он не крал деньги или еду. Это было то, чем, по-видимому, он любил заниматься. Полиция совершила налёт на бордель с мальчиками. Конечно, ничего противозаконного в этом нет, кроме того, что он угождал очень специфическим вкусами как клиентов, так и персонала. Он торговал своим задом совершенно раздетым, на нем не было ничего, кроме ошейника на шее и клейма на бедре, нанесённого через трафарет краской, словно он являлся порабощённым отродьем.

- Его поймали, когда он притворялся порабощённым отродьем? - в голосе мистера Джонса ощущалось потрясение.

- Да, там находилось несколько свободных мальчиков и довольно много свободных мужчин, которые получали удовольствие от подобного. Очевидно, наш Бобби был одним из них, - продолжал я, чтобы дать мистеру Джонсу возможность осмыслить и впитать шок. - Мне сказали, что у него все еще была эрекция, когда его доставили в суд для вынесения приговора. Конечно, это видели многие, потому что его забрали туда сразу после ареста в состоянии, в котором он находился, когда его арестовали: голым, с ошейником на шее и с клеймом на его симпатичной маленькой попке. Думаю, это вызвало довольно сильный хохот.

- Ты хочешь сказать мне, что ему нравилось притворяться порабощённой шлюхой? - голос мистера Джонса задрожал от ярости. - Он предал, чёрт возьми, всё, за что мы выступаем, отождествляя себя с этой мерзостью. Он что, хочет отдать нашу ферму отродьям; обречь свою мать и меня на нищету или того хуже? Ну, раз он хотел быть шлюхой, пусть ей остаётся. Мне жаль, что я обеспокоил тебя впустую, но отведи это отродье обратно мистеру Уильямсу и скажи ему, что он может делать с этим животным всё, что ему заблагорассудится.

Я подумал, стоит ли напоминать мистеру Джонсу, что по нашему контракту я имею право на бонус в пятьсот фунтов, если найду Роберта, но решил, что сейчас, вероятно, не тот момент, чтобы делать подобное. Вероятно, будет лучше отложить этот вопрос на более поздний срок, когда страсти утихнут, и сделать это посредством счета, отправленного по почте.

Джонс подошел к окну, и я встал рядом с ним. Мы оба смотрели на двор. Бобби поднялся с того места, где его ударил отец. Он вернулся к поилке и встал там на колени, пытаясь дотянуться рукой до какого-то места в узком промежутке между основанием желоба и каменными плитами двора. Его голова опустилась, когда он заглянул под поилку, его зад привлекательно задрался, извиваясь от волнения. Он, несомненно, заметил там что-то съедобное, по крайней мере, съедобное для отродья, вероятно, лягушку, тритона, или что-нибудь в этом роде, и намеревался добраться до него.

- Все отродья одинаковы, - заметил я мистеру Джонсу, - есть только одна вещь, которая их волнует на самом деле - их желудки. Вы сбиваете его с ног и что он делает? Возвращается прямиком к поиску пищи. Это показывает, что у них нет таких же чувств, как у нас.

- Он - симпатичная шлюха, - тихо произнёс Джонс, словно разговаривая сам с собой.

- Да, - сказал я, - хорошие крепкие ноги и посмотрите на мышцы его ягодиц - не унции лишней плоти. Почему бы вам хорошенько не поиметь его, прежде чем он отправится обратно к мистеру Уильямсу? Я знаю, как он поступит с мальчиком. И это поможет вам выбросить его из головы, что также поможет Бобби. Если вы не сделаете что-то подобное, он может продолжать надеяться, что когда-нибудь вы сжалитесь и каким-нибудь образом спасете его. Гораздо лучше и добрее, чтобы отродье сразу признало, что у него нет надежды, и что он просто должен принять свое рабство как должное.

- Он симпатичная шлюха, - повторил мистер Джонс.

Я больше не колебался. А открыл окно и крикнул.

- Бобби, ты, бездельник, собачье дерьмо, поднимай свою задницу, шлюха. У меня есть джентльмен, который хочет трахнуть её.

Бобби вскочил на ноги и побежал к дому. Через несколько секунд послышался топот его босых ног, когда он поднимался по лестнице в мой кабинет. Затем дверь распахнулась, и мальчик влетел в комнату. Он бросился на колени и прижался лицом к полу.

Я подождал, пока не заговорит Джонс, но он молчал, с окаменевшим лицом уставившись на спину сына, стоящего на коленях.

- Встань, Бобби, - приказал я.

Я увидел мгновенную вспышку надежды на лице мальчика, заметившего, что его отец стоит, глядя на него, которая тут же погасла, когда было замечено выражение лица мужчины.

- Папа, - умоляюще произнёс Бобби, и его отец сразу же ударил его по лицу.

- Лицом на стол, шлюха и подними свою задницу, чтобы ее трахнули, - отозвался его отец.

- Задери свою задницу! - повторил он с яростью.

Бобби больше не пытался протестовать, и занял позицию, выпятив зад так высоко, как только смог.

- Руками раздвинь свою жопу. Покажи мне свою пизду, шлюха.

Слушаясь приказа своего отца, Бобби потянулся руками назад, и, вонзив кончики пальцев в расщелину своего зада, растянул ее так широко, насколько это было возможно.

Мистер Джонс наклонился, чтобы осмотреть, а затем ткнул большим пальцем в дыру мальчика с такой силой, что тот проскочил в его зад. Бобби завизжал от удивления и боли, а его отец выругался и велел ему замолчать.

- Вы совершенно правы, - сказал мне мистер Джонс, шевеля большим пальцем в отверстии Бобби, заставляя мальчика стонать и извиваться на столе, запрокидывая голову от возбуждения, - его дырку так часто трахали, что растянули как пизду шлюхи из Порт-Саида.

- Ну, мне не понадобится много времени, чтобы заткнуть мой член в его огузок.

- Вам нужна смазка, или мне позвать Тимми, чтобы он смочил ваш член?

- Разумеется, нет, я хочу, чтобы шлюха помнила об этом до того дня, когда умрет. И я не понимаю, зачем этот момент откладывать на столь долгий срок. Я затрахаю его до смерти.

Сказав это, мистер Джонс крепко сжал бедра своего сына и врезался в его зад. Сила удара приподняла Бобби в воздух, швыряя его вперед через стол. Вернув его в прежнее положение, мистер Джонс снова двинулся вперед и снова вонзил свой разбухший член глубоко в кишки своего сына. Хриплое прерывистое дыхание человека, пронзительные визги и вопли мальчишки, когда его зад раз за разом зверски пронзался; стуки и шум, когда мистер Джонс толчками приподнимал Бобби с пола, заставляя грохотать стол - все эти звуки наполнили комнату. Мистер Джонс был крупным человеком, обладавшим большой силой. Вскоре он выгнулся назад, как натянутый лук, мышцы на его ягодицах запульсировали, когда он наполнял задницу стонущего отродья спермой.

Он отстранился, и, когда вытаскивал свой член из отверстия Бобби, раздался звук, словно из бутылки достали пробку. Мистер Джонс схватил Бобби за ошейник и грубо притянул мальчика к себе, буквально утопив его голову в своём паху. Парню не нужно было говорить, что делать. Его голова энергично двигалась и зачмокала - он энергично принялся за дело, очищая член и лобковые волосы своего отца от спермы, крови и нечистот.

Бобби, погрузивший лицо в промежность своего отца, предоставил мне прекрасный обзор своего зада, и я заметил, как из его отверстия сочится кровь и другие жидкости, начинающие стекать по внутренней поверхности его бедер. Я подумал о своих коврах и крикнул Тимми [С момента введения системы Порабощения большинство напольных покрытий в домах и прочих помещениях, из-за склонности отродьев истекать кровью при избиении или проникновении, стали изготавливать из плитки или голых досок. Однако соображения домашнего комфорта все еще требуют, в определенных частях дома, наличия ковров или ковриков.].

По лестнице пробежал мягкий перестук босых ног, и Тимми ворвался в дверь, рухнув на колени и прижав голову к полу, прежде чем взглянуть на меня. Я ткнул пальцем в направлении Бобби. Вместе с сочащейся из задницы отродья спермой смысл этого жеста был предельно ясен.

Через несколько секунд голова Тимми плотно прижалась к попке Бобби, и я услышал влажный лакающий звук, когда мальчик в нетерпении, используя свой язык, принялся вычищать отверстие этой шлюшки от мужских соков.

Все это время я нервно желал, чтобы Ричард не потерял интерес к мучениям своего симпатичного приятеля и не решил присоединиться к нам в моём кабинете - я был уверен, что в этом случае моя тщательно выстроенная фантазия рухнет, разоблачая меня как вора и лжеца. К тому времени, когда Бобби облизал член и лобковые волосы своего отца, а Тимми очистил грязную дырку шлюшки, и мистер Джонс уже начал демонстрировать все признаки того, что собирается уходить, Ричард так и не появился.

- Должен сказать, - произнёс мистер Джонс, отталкивая Бобби коленом, - мне становится лучше, когда я трахаю какого-нибудь малыша из отродьев. Это упрочняет и проясняет его статус порабощённого. Вам больше не нужно тратить время на поиски моего потерянного сына.

- Поднимись, мальчик, - приказал мистер Джонс, и Бобби поспешно вскочил на ноги, подняв голову, прижав руки к бедрам, и не пытаясь скрыть свою наготу от взгляда отца. Было ясно, что в его мозгах больше не было путаницы в отношении его статуса раба.

- Он сильный мальчик, - заметил мистер Джонс, тыча в бедро Бобби указательным пальцем.

- Посмотрите на мускулы тут и... ну-ка, развернись, ублюдок... на его заднице. Знаете, он достаточно силен и тяжел, чтобы его можно было использовать для плуга. Дайте ему еще один год, и он станет ещё лучше. Я подумываю сделать предложение его владельцу... Хочу купить его.

- Хотя, - продолжил он после небольшого раздумья, к моему большому облегчению, - это может расстроить жену и, возможно, вызовет пересуды соседей.

- Вы закончили с шлюхами? - спросил я.

Мистер Джонс кивнул.

- Хорошо, убирайтесь, мрази, - приказал я, поспешно выпроваживая ударами по задницам двух мальчишек из комнаты, да так, что они приземлились у подножия лестницы мешаниной обнаженных рук и ног. Придя в себя, они выскочили во двор.

Взяв мистера Джонса за локоть, я твердо повел его к воротам, и проследил, чтобы он взял направление на свою ферму.

* * *

- Хорошо провел время, Ричард? - спросил я, когда он появился в сопровождении своего маленького фаворита, ныне в синяках по всему телу и громко рыдающего.

- Да, спасибо, мистер Варвик, - ответил мальчик с широкой улыбкой, - боюсь, я сломал пару пальцев отродью, хотя, надеюсь, вы не станете возражать. Я заставил его сунуть пальцы в щель открытой двери и закрыл ее. Просто хотел посмотреть, что произойдет. С тех пор шлюха не перестаёт плакать.

- Конечно, я не против. Мне нравится видеть мальчика с пытливым умом.

Я повернулся и пошел с Робертом к кормушке, где был привязан пони, а Бобби сидел на корточках неподалеку.
- И, Ричард, боюсь, я был немного груб с Бобби. Мне было довольно скучно работать с бумагами, и я решил, что приму твое приглашение оттрахать шлюшку, слегка перевозбудился и порвал его дырку.

- Бобби, - сказал я отродью, который при нашем подходе опустился на колени и прижал лицо к земле, - встань, шлюха, и покажи молодому хозяину свою дырку. Быстро, шлюха.

Отродье быстро вскочило на ноги и, повернувшись, нагнулось вперед, отклячивая свой зад и раздвигая половинки попы для осмотра. Было очевидно, что мистер Джонс не пощадил зад своего сына, когда проникал в него. Отверстие было воспаленным и увеличенным, и кровь все еще медленно сочилась из него, стекая по внутренней стороне бедер.

- Интересно, не поранил ли я его внутренне, раз у него такое кровотечение. Даже если и так, то не думаю, что это имеет слишком большое значение. В любом случае, его забьют ради почек через пару деньков.

- Правильно, мистер Варвик, - весело сказал Ричард, - я уверен, что он продержится до тех пор. Это не выглядит так, словно он потерял много крови.

- Давай, мальчик, - продолжил он, нанося хороший удар по заду Бобби, - отвяжи пони и подведи ко мне. Мне лучше вернуться домой.

Через минуту или две я стоял у ворот двора и смотрел, как Ричард сидит на сером пони, быстро бегущем от меня, а Бобби бежит за стременем. Меня интересовало, раздвигает ли отродье ноги шире, чем обычно.

* * *

Прошло ещё около трёх недель, в течение которых я ничего не слышал о Ричарде или его отце. После чего однажды Ричард снова объявился на своём сером пони, но без бегущего отродья. Я открыл ему ворота во двор.

- Как поживает твой отец, Ричард? - спросил я, когда он выбрался из седла и соскользнул на землю.

- Прекрасно, спасибо, мистер Варвик, - ответил мальчик, улыбаясь, - у него не было проблем с отторжением почки Бобби, так что в конце концов мальчишка выполнил свою задачу.

- Он послал меня пригласить вас на ужин сегодня вечером. Он попросит вас взять на себя ответственность за его российские предприятия. Он говорит, что там имеются большие возможности для получения прибыли, но для этого нужен человек с инициативами и стремлением реализовывать их. Он собирается предложу вам зарплату и часть прибыли, если вас устроит эта работа, а я поеду с вами, потому что он говорит, что за год я научусь с кем-то вроде вас больше, чем за пять лет в школе.

- Ну, это звучит довольно многообещающе, Ричард, хотя мне нужно знать больше, прежде чем я приму решение.

- Я надеюсь, что вас устроит эта работа, мистер Варвик. С вами будет гораздо веселее, чем сидеть в классе в этой стране. Папа очень серьезно относится к этому. Он устроил так, чтобы русского крепостного мальчика научили говорить по-английски и послали сюда, чтобы мы могли немного узнать русский язык до того, как поедем туда. Я должен забрать его в аэропорту завтра утром. Вы сможете приехать? Тогда мы сможем посмотреть, как его обработают, что будет, наверное, довольно забавно. Рабы не из нашей юрисдикции должны быть приведены в соответствие с правилами Порабощения [Рабы из-за пределов территорий Нового Порядка по прибытии должны быть приведены в соответствие с нормами Порабощения, то есть все отдельные особи должны быть заклеймены, раздеты и иметь на шее рабский ошейник. Это делается в пункте прибытия как часть процедуры иммиграции и часто привлекает толпу зрителей].

- Я поеду с тобой, Ричард, при условии, что твой отец и я сможем договориться об условиях сегодня вечером.

- Ну, я надеюсь, что у вас получиться, и папа сказал, чтобы я передал вам это.

Ричард протянул руку и вытащил из-под седла устрашающего вида трость. Толстая костяная рукоять заканчивалась трехфутовым [90 см] коническим стержнем, обтянутым плетеной кожей.
- Ручка сделана из нижней части одной из бедренных костей Бобби. Сама трость сделана из конического стального стержня, который проходит прямо через ручку, покрытую полосками шкуры, содранной с его туши. Папа сказал, что у вас должно быть что-то, напоминающее об этом отродье, потому что именно вы сначала продали его нам, а затем поймали его и вернули, когда он убежал, и если бы не вы, то папа, вероятно, все еще находился на диализе вместо того, чтобы иметь внутри себя новенькую почку.

- И он говорит, что сожалеет, что не получилось ничего более причудливого, но эту шлюху наказывали так часто и так тщательно, что его шкура не годилась для чего-то изысканного. Но, возможно, вы найдете эту трость подходящей для приручения русских мальчиков-крепостных.

- Она весьма неплоха, - произнёс я, проверяя её вес в руке.

- Хорошая жесткая трость для порки, - сказал я с энтузиазмом.

- И с двойным смыслом, - заметил я, лаская округлую часть кости основания ручки.

Оглянувшись вокруг, я заметил Тимми, несущего пару ведер воды в сторону клеток.
- Тимми, - крикнул я, - иди сюда, бездельник, собачье ты дерьмо.

Парень бросил ведра и подбежал ко мне.

Я смотрел, как он подходит ко мне, поигрывая тростью и улыбаясь в ожидании.

Тимми упал на колени и прижал голову к земле у моих ног, но не раньше, чем я успел поймать его вороватый, полный страха взгляд на трость в моей руке.

- Тимми, - мягко сказал я, - молодой мастер принес мне подарок. Посмотри на него, дитя. Ручка этой трости сделана из части бедренной кости Бобби. Разве это не милый признак внимания со стороны молодого мастера?

Мальчик каркнул что-то непонятное и захныкал.

- Эта трость для того, чтобы применять её к таким ленивым глупым шлюхам, как ты, - продолжил я. - Как думаешь, она поможет тебе стать лучше, если я буду сильно и достаточно часто применять её к твоей маленькой попке?

Хныканье переросло во всхлипы.

- Ну, Тимми, разве мы не выясним, как нам будет сладко?
- Поднимись на ноги, крепко схватись за лодыжки и поднимай свою сладкую попку прямо в воздух.
- Почему ты рыдаешь, глупый ребенок? Я еще не начал. Будешь реветь, когда я применю её к тебе.
- Я передумал. Прошло несколько дней с тех пор, как твой зад оттрахали, и, возможно, было бы неплохо слегка напомнить ему об этом. К счастью, у такой качественной штуковины есть масса других возможностей помимо раскрашивания жопы ленивой маленькой шлюшки полосками.

Я плюнул в ладонь и размазал слюну по закругленному концу костяной рукояти трости. Схватив отродье за ошейник свободной рукой, я пригнул его голову, одновременно одним мощным толчком всадив рукоять трости в его зад. Возникла странная смесь шумов, исходивших от мальчика: визг и стоны, указывающих на боль и похоть, когда я принялся энергично двигать тростью.

В конце концов, ноги Тимми подкосились, и я позволил ему упасть на колени.

- Вернись в исходное положение, - приказал я, вытащив рукоять трости. - Теперь я хочу, чтобы ты показал молодому мастеру, как хорошо ты обучен и храбр. Ты же знаешь правила, не так ли?
- Ты стоишь с задранным в воздух задом, готовый к следующему удару, пока я не разрешу тебя встать. Ты не выпрямляешься, не опускаешься на колени, не делаешь ни шага вперед, и не малейшей попытки избежать или отразить удар.
- Понял? Отлично.

Я осторожно приложил трость к изгибу его задранной попки и, как всегда в этих обстоятельствах, почувствовал, как мое горло сжалось от возбуждения, когда я заметил, как напряглись мышцы в ягодичной области отродья в ожидании удара. Удивительно, как самые простые и распространенные повседневные дела, наподобие порки маленького обнаженного мальчика, могут все еще вызывать волнение после стольких-то лет.

- Спокойней, мальчик, - сказал я, занося трость в воздух.

Я сделал паузу, и согнувшийся обнажённый мальчишка передо мной издал приглушённый всхлип. Затем, сделав полшага вперед, чтобы использовать свой вес, я опустил трость. Сильный свист опускающейся трости был прерван громким треском, когда она ударила по натянувшейся коже отродья. Как нож, взрезающий жёсткую кожуру дыни, чтобы вонзиться в сладкую плоть, трость вонзилась в зад мальчишки. Через мгновение тонкая белая линия, появившаяся на огузке отродья, отметила место, куда был нанесён удар. Затем кровь наполнила разрез, изменив его цвет с белого на ярко-красный.

Тимми пошатнулся от удара. Эта маленькая шлюшка издавала странные звуки. Дыхание хрипело в его груди, когда он боролся за то, чтобы наполнить свои легкие воздухом, который извлекло оттуда из-за болезненного шока, а затем, в конце концов, эти звуки сменились стонами и громким рыданьем.

- Черт возьми, мистер Варвик, - воскликнул Ричард, - эта трость действительно разрезает зад отродья. Могу я попробовать?

- Конечно, можешь, Ричард, - ответил я, снисходительно посмеиваясь над его юным энтузиазмом.

Рыдания Тимми значительно усилились.

- Заткнись, шлюха, - приказал я, с силой дёрнув его за ухо. - И не глупи, молодой мастер хочет увидеть, сможет ли он разрезать тебя на куски. Никакие крики или рыдания его не остановят. Так что тебе лучше заткнуться.

- Тимми, - продолжил я более ободряющим тоном, - это не из-за того, что ты сделал что-то не так, или он злится на тебя или что-то в этом роде. Просто он хочет посмотреть, как глубоко он может разрезать твою плоть. Ты должен держать себя, как хорошая шлюха, и, может быть, я позволю тебе пососать мне после того, как все это кончится.

- Ричард, - сказал я, протягивая ему трость, - теперь ты. Могу ли я предложить тебе попробовать ударить по его плечам? Мне хочется посмотреть, как трость работает, когда кость ближе к поверхности. Помни, что замахиваться надо лучше, целься на пару футов выше моего удара.

Ричард несколько раз взмахнул тростью, примериваясь к её весу, и поигрывая ей, а Тимми в это время сжимался, рыдая, его тело дрожало и трепетало, когда трость свистела в воздухе над его согнувшимся беззащитным телом.

Наконец, наигравшись, Ричард осторожно приложил трость к обнаженным плечам мальчишки, напрягшимся от её прикосновения. После чего парень, скорчив лицо в почти карикатурной маске жестокости и решимости, хлестнул тростью.

Ричард с триумфом вскрикнул, когда раны, появившейся на голой спине отродья, потекла кровь.

- Я знал, что смогу сделать это, мистер Варвик, - сказал он гордо. - Я считаю, что трость будет очень полезна, если вы примете предложение папы насчёт работы в России. Теперь мне нужно вернуться домой. Я пообещал, что сообщу папе, что вы приедете сегодня вечером на ужин, ведь правда?

- Я всегда наслаждаюсь ужином с твоими мамой и папой, когда мне счастливиться быть приглашенным, и я, по крайней мере, выслушаю, что твой отец скажет насчёт своего русского предложения.

Ричард запрыгнул в седло и порысил от дома. Я потянулся к Тимми и прижал его к себе. Большим пальцем за подбородок я запрокинул его голову назад, так что можно было увидеть его слезы и сопли на лице. Я наклонился и яростно поцеловал его в губы, сжав губы и попробовав соль его слез. Его губы раздвинулись, и я засунул язык ему в рот. Его руки обхватили мою шею, обнимая меня в вечном, но тщетном поиске любви. Я позволил ему повиснуть там на несколько секунд, без сомнения, мечтающего о том, чтобы его любили, а затем, положив руки ему на плечи, заставил его опуститься на колени.

Он попал ко мне, когда его недавно выжженное клеймо порабощения было ещё воспалённым и свежим, и без слов понимал, что сейчас потребуется от него. Он взял в рот мой вставший орган. Пока он трудился над ним, я мечтал о России, о большом богатстве и о битых, трудящихся изо всех сил ради моей выгоды крепостных мальчиках.