Глава пятая. Ненавижу твердые пенисы и мерзких психов

Не понимаю, чего все так восхищаются твердыми пенисами. В школе треплются, что
это ужасно приятно, но, по-моему, на самом деле это пытка. Тот же Крис, когда я
его трогал, извивался, как угорь, а потом жаловался, что я его довел. Вообще-то
я сейчас просто ворчу, потому что насвинячил.
Я проснулся, когда Шон уже ушел. Я спал и не заметил, как он уходил. И у меня
встала старая проблема: твердый пенис, когда надо срочно пописить. Проблема в
том, что пописить с твердым пенисом невозможно. Во всяком случае, я лично не
умею. Я знаю только одно средство: согнуть изо всех сил, так, чтобы загнать
между ног. Как назло, он дико чувствительный, когда твердый, так что это весьма
болезненная процедура. Но если ничего не делать, твердость не проходит, и я не
могу пописить, а это еще труднее терпеть.
Сегодня он был особенно подлый, потому что писить хотелось по-черному. Он, чем
больше приспичит, тем тверже. Он смягчился только после трех зверских сгибов. Я
побежал в ванную, но этот полутвердый мучитель выпустил две струи вместо одной,
и обе мимо. Вот вам и с добрым утром! Через пару секунд струи слились, но было
поздно, много уже попало на пол.
Я закончил и пошарил начет тряпки и ведра. Под раковиной все нашлось, и я
принялся за уборку. Хорошо, что я умею убираться, хоть это и противно. Мать
всегда требует, чтобы все дети участвовали в еженедельной уборке; мы ее прозвали
«Миссис Дезинфекция». Сейчас мне пригодилось, что я умею убрать за собой. Потому
что ужасно стыдно в гостях оставить после себя лужу в ванной!
Кладя на место ведро и тряпку, я вспомнил, как мы вчера возвращались домой. Как
Шон нес меня от автомобиля, а потом раздел и заставил пописить. А то бы я бы как
пить дать напрудил в постель. Я раньше часто мочил постель. До встречи с Шоном.
Я не собирался рассказывать Шону, какой я сыкун; у меня случайно выскочило. На
одном из первых уроков, когда мне было десять лет. Шон заметил, что я держусь за
пах, и спросил посреди урока, не надо ли мне в туалет.
– Надо, – сказал я. – И срочно, а то описаюсь, как ночью.
Я бы так ни за что не проговорился, это я просто расслабился. Потому что уже
держал Шона за своего.
Я тут же вспыхнул от стыда, но Шон и глазом не моргнул. Проводил меня в ванную,
как ни в чем не бывало, и я сразу расстегнул штаны, хотя он еще не ушел. Когда я
пописил, Шон опустился на колени и помог мне заправиться. Я тогда не придал
значения, но помню, что Шон засунул руку мне под трусики и коснулся моей попки,
а потом укромных мест, так, на секундочку. Мне тогда показалось, что это смешно,
и я хихикнул. Если бы мы потом так не подружились, я бы об этом давно забыл.
Ничего больше не случилось, и мы вернулись к уроку. Но Шон закончил пораньше,
чтобы поговорить со мной о мокрой постели.
– Джарретт, – сказал он, – не подумай, пожалуйста, что я хочу тебя смутить,
просто проблемы надо обсуждать, даже если это трудно. Другие, может, и думают,
что ты мочишь постель нарочно, но я в этом сомневаюсь. Иногда у мокрой постели
есть мединские причины.
Я тупо молчал, потому что мне было ужасно стыдно, что я писаю в постель.
– Ты говорил врачу? – продолжал Шон. – Ты же, наверно, мучаешься. Имей в виду,
что для меня ты все равно мировой парень, мое мнение о тебе не изменилось.
– Как же я скажу врачу, – ответил я, – вдруг он захочет посмотреть… ну… на
укромные места?
Вообще-то я не ожидал, что Шон мне посочувствует. Дома меня все только дразнили.
Хорошо поговорить с человеком, который на твоей стороне.
– М-да, не исключено, – сказал Шон, понимая мои опасения. – А может, ты
попробуешь справиться без врача? У многих детей это бывает от того, что они
очень глубоко спят и просто не могут вовремя проснуться. Давай ты попробуешь как
можно меньше пить за час до сна и не забывать пописить перед тем, как
отправиться на боковую? Если тебя замучит жажда, пососи кубик льда. Ты
практически ничего не выпьешь, а жажда пройдет. А главное, не отчаивайся, если в
первый раз это не поможет. Для серьезных достижений требуется упорство. Поставь
сначала себе цель проснуться сухим один раз. А там не успеешь оглянуться, как
сможешь продержаться три месяца подряд.
Этот короткий разговор много значил для меня. Я решил, что попробую. Шону я
ничего не сказал, но обнял его на прощание. Он опять удивил меня: обнял в ответ.
Господи, до чего приятно, когда тебя кто-то любит!
Ну а потом я, конечно, через два дня опять намочил постель, напустил целое море.
Мать была вне себя, а я был готов сквозь землю провалиться. Но я помнил слова
Шона насчет упорства, и стал стараться еще больше. И после этого со мной такого
больше не было ни разу. Несколько раз я был на волоске, в основном, когда
легкомысленно перепил или заснул, не сходив в ванную.
Продержавшись шесть месяцев, я решил поделиться своими успехами с Шоном. Он
посмотрел на меня восхищением, он обнял меня на радостях, и я почувствовал, что
старался не зря. Вот так я впервые понял, как важно не сдаваться.
Прошу прощения, что ударился в воспоминания, но для меня это важные вещи, и мне
надо было выговориться. Короче, я убрал свинство, которое устроил мой твердый
пенис, я отправился к компьютеру. На игры отвлекаться не стал, сразу открыл
папку с картинками. Пока Шон не вернулся с работы.
Оказалось, что он там все поменял – вместо картин появились фотографии с голыми
мальчиками. Все было снято на пляже на берегу океана, дети там играли и
купались. В основном на снимках был один и тот же мальчик, но на заднем плане
были и другие. Любопытно, что ни у кого не было линии загара. Значит, они много
загорали голышом.
И никто не смущался, что их фотографируют, и что все укромные места на виду. Я
бы ни за что не решился вот так выйти голым прямо перед всем народом, тем более
фотографироваться.
Потом я закрыл папку с картинками, решив, что потом, может быть, расспрошу Шона
про фотографии голых мальчиков. А пока еще надо бы успеть помыться: вдруг Шон
поведет меня гулять.
Он пришел, когда я уже помылся, зашел ко мне в ванную, помог вытереть волосы и
предложил сходить с ним погулять в соседнем парке. Я согласился, мне в парке
интересно. Собственно, с Шоном мне интересно везде. А Шон взял мое неодетое
тело, отнес в спальню, швырнул на кровать и извлек мои вещи. Он достал второй
комплект новой одежды, желтой с черными и красными полосами по краям.
И плюхнулся рядом со мной на кровать, но я не хотел одеваться, пока он не
помассирует мне спину. И Шон растер меня от шеи до пяток. Через десять минут он
шлепнул меня по попе и велел одеваться.
В этом парке такая речка, а посреди парка искусственное озеро. На том берегу
речки гора с зелеными насаждениями, и если перейти по мостику, там можно
побродить по тропинкам. На мостике стояли двое мальчиков, которых я знал по
школе. Они меня узнали первыми. Когда меня позвали, Шон сказал, чтобы я погулял
с ними, а он пока посидит на скамеечке.
– Джарретт, ты никак постригся?
Это Стеффи спросил. Он примерно моего роста, но более спортивный, и у него
веснушки на носу. У него темные глаза, рыжевато-каштановые волосы и уже вполне
заметные светлые волосики на руках. Со Стеффи всегда весело, только с ним много
неприятностей. Так, ничего серьезного, просто Стеффи всегда ищет приключений.
Иногда такое отколет, хоть стой, хоть падай.
– Наконец-то стал похож на человека, – влез Кейн. – Никто уже не ждал!
Ребята моих лет не говорят комплиментов без подковырок, но мне все равно было
приятно. Кейна и Стеффи в школе все любят, и их одобрение — хороший знак. Кейн
немного выше меня, волосы у него тоже каштановые, но более светлые и волнистые,
а глаза карие. Он худой, светлокожий, и, в отличие от Стеффи, у него практически
нет пуха на руках и ногах. Они со Стеффи ходят вместе, но Кейн успевает
отколоться, когда Стеффи нарывается.
Сегодня они оба были в том же, в чем и я, – в шортах и футболках.
– Хочешь с нами? – предложил Стеффи. – Мы такую трубищу нашли на том берегу.
– Да, там можно устроить крепость. – Кейн ужасно важничал.
Я оглянулся на Шона, он махнул мне, чтобы я шел, и мы втроем перешли на ту
сторону и пошли вдоль берега. Через пару минут мы вышли к откосу над излучиной.
Он был как маленький каньон, футов пятнадцать* в высоту, и посередине выходил
огромный кульверт* от ливневой канализации. Там был щит, но он раскололся во
время шторма, и трем мальчикам ничего не стоило туда залезть. Я решил, что
первыми пусть лезут самые любопытные, а через пятьдесят футов* вообще
остановился. Там воняло, и было жутко темно. Остальные тоже скоро остановились и
задумались.
– Знаешь, Стеффи, давай сначала сходим за фонариками.
– Не фиг, скоро будет светлее.
– Хочешь пернуть и поджечь?
Они так смешно выражаются.
– Лизни меня в жопу! Ты просто уже обосрался!
– Знаешь, Стеффи, мы с Джаррреттом лучше потом послушаем, как тебя крысы за хер
цапали. Такие приключения не для меня.
Прикольно, как меняется язык в отсутствии взрослых.
Они обменялись еще парой любезностей, и в итоге Стеффи согласился оступить.
Солнце дико слепило, когда мы снова выползли на поверхность планеты, и мы
немножко поболтались около кульверта, чтобы глаза привыкли. И тут вдруг
послышался чей-то голос сверху:
– Эй, малый, ты что там ищешь?
Над обывом стояли два парня лет по двадцать и смотрели на нас сверху вниз. У
одного была клочковатая бородка, а другой весь был в черной коже. Ответил
Стеффи:
– А вам не по фигу?
– Я же по-хорошему спросил, – сказал Борода.
Мне эти парни очень не понравились. Я людей сразу чувствую, и эти двое были
мерзкие гады. А Стеффи ничего чувствовал и продолжал разговаривать с психами.
– Ладно, мы ищем змей – засунуть вам в жопу.
– Ой, напугал, – сказал Кожанка. – Да тебе змею и в руки взять пороху не хватит.

– А вот сейчас найду одну, тогда увидишь, что будет.
И мы минут десять пытались найти змею, чтобы бросить в них, но безуспешно. А
Борода сказал:
– Эй, раз ты не нашел змею, есть еще способ доказать, что ты не цыплячья
какашка! Сними трусы и постой так пять минут.
Стеффи показал им средний палец и снова принялся переворачивать камни в поисках
змей.
– Серьезно, малый, если ты такой смелый, – издевался Кожанка, – то сними штаны,
и я дам тебе пять баксов.
– Ври больше, – отреагировал Кейн. – Дождешься от вас.
Борода вынул и показал долларовую бумажку: – Вот твои деньги.
Тогда Стеффи опустил шорты до колен, только футболка все закрывала: – А вот твое
шоу.
Тут эти гады на горе бросили вниз по долларовой бумажке, а Стеффи, чего я не
ожидал, поднял рубашку и все показал.
А потом еще повернулся и продемонстрировал им голый зад. Да, любит Стеффи
откалывать номера. Даже Кейн опешил.
Борода вынул еще несколько бумажных долларов.
– Сними футболку, я дам тебе еще два.
– Что, психи, охота позырить? – отозвался Стеффи. Он стянул с себя футболку,
опустил шорты до лодыжек и покачал бедрами взад-вперед. Стеффи стоял всего в
трех футах* передо мной, и мне было видно, что пенис у него почти такой же
большой, как у моего друга Криса. И у него были такие же светлые волосики вокруг
укромных мест, как на руках и в других местах, и кое-где они были почти рыжие,
но все-таки это не настоящие пубертатные волосы, потому что слишком тонкие и не
вьются.
С откоса слетело еще несколько долларовых бумажек.
– Эй, высокий, а ты чего? Не хочешь заработать?
Кейн, раззадоренный выходками Стеффи, быстро показал и спрятал свои укромные
места.
– Вот вам превью! – хихикнул он. – Дальше за деньги.
Спланировал еще один портрет Вашингтона, а еще я заметил, что психи стали
потихоньку спускаться. Это мне совсем не понравилось… Я начал пятиться в сторону
моста.
А Кейн тем временем сорвал с себя футболку и опустил шорты чуть ниже укромных
мест. Они со Стеффи здорово увлеклись этим стриптизом. Им казалось, что это
смешно. Только я чувствовал, что психи тоже увлеклись, и серьезнее, чем могло
показаться.
И я еще попятился.
Тут Стеффи начал прикалываться к Кейну: – Мужик, я-то совсем шорты опустил, а ты
чего? Слабо? – и Стеффи вообще снял шорты, подбежал к Кейну и стянул с него
шорты до земли. Кейн только засмеялся и начал показывать бицепсы, как
культурист. У Кейна пенис был еще маленький, и ни одного волоска. Я удивился,
потому что Кейн был самый высокий и на пару месяцев старше нас со Стеффи. Тем
временем у Стеффи пенис вроде начал твердеть.
– Эй, коротышка, у тебя встает! – прокомментировал Кожанка.
А Борода показал пятидолларовую бумажку: – Она твоя, если подрочишь!
Тут Стеффи начал играть со своим вытянувшимся и напрягшимся пенисом, но скоро
остановился, потому что на него напал нервный смех.
Кожанка заметил, что я пытаюсь улизнуть.
– Эй, ты, желтенький, ты куда собрался? – крикнул он, имея в виду мою одежду.
– Точно, "желтенький", иди сюда, – крикнул Кейн, думая, что это смешно.
– Ребята, мне это не нравится, – сказал я. Мне много чего не нравилось.
Во-первых, Кейну и Стеффи было плевать, что мы находимся в общественном месте,
но мне – нет. Потом, я знал, что Шон будет сердиться, если узнает. Одно дело
разгуливать голым дома, без посторонних… и другое дело – в общественном парке.
И, наконец, эти двое уродов подбирались все ближе.
– Двадцать баксов вам двоим, если притащите желтенького сюда и разденете, –
объявил Борода.
Услышав такое, я повернулся и пошел. За поворотом я рванул к мосту бегом.
Шон тем временем начал беспокоиться, что нас долго нет, и уже сам шел по мосту
на нашу сторону.
– Где твои друзья? – спросил он, увидев мое взволнованную физиономию.
– Здесь, за поворотом, но там два больших урода… – закончить я не успел.
– Веди, – бросил Шон, и мы побежали к каньону с кульвертом. Когда мы добрались
до места, Стеффи уже снял кеды и носки. Он размахивал своим твердым пенисом,
выкомаривая перед психами. А они уже практически спустились с горы, и до Стеффи
им оставалось всего футов двадцать*.
Окрик Шона оборвал эту сцену.
– Стеффи, твоим родителям не понравится такой танец.
Увидев Шона, уроды поспешно вскарабкались на гору и скрылись в лесу. Я был очень
рад, что они убежали, и что с моими друзьями ничего не случилось. Кейн ужасно
смутился, подтянул шорты и надел футболку. А Стеффи одевался не торопясь. Он,
наверно, решил, что раз его все равно застукали, спешить некуда. Кроме того, он
разбросал свои манатки, и теперь пришлось все собирать. Шон ничего не сказал
Кейну и Стеффи, пока мы шли обратно в основной парк, но повел нас покупать
мороженное. И только когда мы все сидели с угощением под деревом, Шон спросил у
моих друзей, что там происходило рядом с трубой.
Стеффи ответил, не задумываясь:
– Эти очумелые бросали нам деньги, чтобы мы раздевались. Чего не сшибить денег
на халяву.
– Знаешь, Стеффи, – начал Шон, – никакой халявы на самом деле не бывает. За все
приходится платить. Во-первых, запрещено находиться голым в таких местах, как
этот парк, и твоим родителям пришлось бы заплатить штраф, и он был бы намного
больше твоего заработка.
В этом месте влез Кейн:
– Не подумайте, что я хулиган, но я что-то не понимаю. Кому мы мешали? Это же
наши тела.
Вот как быстро Шон моих друзей разговорил, такой он располагающий. Шон вообще
легко ладит с ребятами моих лет.
– До некоторой степени ты прав, но большинство людей находит, что нечего
выставлять напоказ то, что у человека между ног. Большинство считает, что кто
хочет ходить голым, пусть едет в нудистский лагерь.
Мои друзья и я хихикнули, а Шон продолжал:
– Но если серьезно, ребята, то вы сейчас могли влипнуть. Если вы ходите голыми
дома или даже в нудистском лагере, то вы среди своих, более или менее. А сейчас
вы же понятия не имели, что у этих психов на уме, и как вам потом выкручиваться.
Одно дело пошалить при случае, и совсем другое – влезть в опасную историю и
других втравить.
– Да ладно, что с нами могло случиться? – поинтересовался Стеффи. – Посреди
парка, где полно народу.
Тогда Шон рассказал историю, про которую где-то прочел. Как трое мальчишек
поехали под вечер покататься на велосипедах, в одном поселке в Арканзасе. Они
заехали в соседний лесок, и там встретили пару особо гнусных психов. И потом
произошли всякие жуткие вещи, и Шон сначала не хотел говорить, что там было, и я
лично не настаивал, но Стеффи, понятно, стал допытываться, и вытянул из Шона все
самые отвратительные подробности, о чем сам же и пожалел. Я не собираюсь здесь
описывать эти гадости. Но мы после этого больше не ходили к этому идиотскому
кульверту, никогда!
Мы нашли открытую волейбольную площадку на другом конце парка, где мог играть,
кто хочет. Мы дождались конца очередного матча, и прямо вчетвером вошли на
площадку и играли, пока не пора было идти ужинать. И хотя недавно мы здорово
перепугались, в итоге все развеселились.
Кейна кто-то из родителей ждал на стоянке, и он попрощался первым.
– Пока, Джарретт… клево погуляли. Надеюсь, мы будем встречаться в седьмом
классе. – Мы хлопнули друг друга ладонью о ладонь, и он ушел.
Стеффи тоже попрощался тепло, хотя и с подковыркой.
– Эй, "желтенький"… до встречи в средней школе!
И после еще одного хлопка ладонями мы с Шоном остались одни и пошли к машине.
Шон завел мотор, а потом вдруг выключил и застыл неподвижно. А потом говорит:
– Джарретт, с тобой бывало так, что ты что-то натворил, ждал непрятностей, но
все обошлось?
– Бывало.
– И как ты себя чувствовал?
– Было неловко, что виноват, но здорово, что не влип.
– Вот, – сказал Шон. – Это самое сейчас со мной. Я оставил вас одних, потому что
знаю, что в двенадцать лет мальчишкам хочется вырваться иногда из-под опеки
взрослых. Но я был неправ, и хочу сейчас попросить прощения. Хорошо, что я
заметил, как вы зашли за откос, так что я примерно знал, где вас искать. Но если
бы эти психи успели что-нибудь сделать, не знаю, как бы я жил после этого.
– Так ничего не было, чего ты переживаешь?
– А то, Джарретт, – сказал Шон, повернувшись ко мне, – что я тебя очень люблю и
не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, тем более из-за моей беспечности. Я
очень рад, что у тебя хватило здравого смысла вовремя смыться. Надеюсь, ты
простишь меня, если я буду теперь больше за тобой присматривать, пока ты со
мной.
Я кивнул в знак понимания, потому что видел, как он переживает из-за тех психов.
Но сам я даже немножко радовался. Потому что мне было приятно, как Шон говорит о
своих чувствах ко мне.

Когда мы вернулись домой тем вечером, Шон сразу послал меня в душ, потому что мы
весь день играли в волейбол. Я для смеха посопротивлялся, и ему пришлось
гоняться за мной по всей квартире. А когда он меня поймал, мы начали в шутку
бороться. Мы несколько раз перекатились по полу, и я заявил, что если он хочет
запихнуть меня в душ, ему придется меня раздеть своими руками. И когда он начал
развязывать на мне кеды, я снова начал бороться. В итоге он все с меня снял, но
на это ушло полчаса. Под конец мы оба вымотались, но мне удалось все-таки
оседлать Шона и объявить себя победителем. Он начал меня щекотать и подтащил
меня к себе на грудь, обнял и поцеловал в лоб. Я положил голову ему на грудь, а
потом на меня вдруг нашло, я поднял голову, прижался губами к его губам и не
убирал голову долго-долго. Я чувствовал лицом его усы, и это было приятно. А
когда я вернул голову ему на грудь, Шон начал тереть мне спину. И скоро его рука
скользнула мне между бедрами, и я понял, что ему хочется потрогать мою мошонку.
Я тут же развел коленки, обхватив его тело, потому что и сам хотел, чтобы он
меня там потрогал. От сладкой дрожи, которая бегала у меня по позвоночнику,
когда Шон гладил мои тестикулы, мне сделалось так хорошо, что через пять минут я
заснул.
Потом Шон разбудил меня, положил на тахту и пошел в душ, но я больше не заснул.
Шум воды прекратился, и появился чистый Шон. Он поднял меня, отвел в ванную и
посадил в ванну. Когда он включил воду, я понял, что он хочет помыть меня в
ванне. Я обычно моюсь под душем, но мне очень хотелось, чтобы Шон меня искупал.
Я помог ему отрегулировать температуру, и добился, чтобы было горячо, как только
можно терпеть. Когда вода поднялась мне до тестикулов и до пениса, меня немножко
обожгло, но это было приятно.
Шон снял душ и начал мыть мне голову. Я зажмурился, чтобы шампунь не попала в
глаза, потом пену смыли теплой водой. Шон осторожно помыл мне лицо и убедился,
что мыла не осталось и глаза щипать не будет. Потом мне помыли локти и коленки,
потом спину и живот, потом, наконец, между ног. Я лежал на спине, разведя ноги в
стороны, а он помыл мне все, добравшись до самого ануса, а потом я почувствовал
там давление.
– Шон, ты что, залез внутрь?
– Хочешь, чтобы я перестал?
– Да нет, пожалуйста… я просто спросил. – Я так расслабился, что Шон меня ничуть
не побеспокоил, хотя, по-момему, засунул в меня весь палец. Пока он был там, я
почувствовал странные ощущения в пенисе, только все кончилось, когда он вынул
палец.
Потом мне помыли пенис. Он оттянул лишнюю кожу, так что кольцо вокруг головки
исчезло, и начал намыливать кончик. Я отпрянул, потому что у меня ужасно
чувствительная головка пениса. Как ни нежно он прикасался, мне все равно было
больно. Ну, может и не больно. Но ощущение было непонятное, и оно меня пугало.
– Джарретт, ты что?
– Ничего, просто у меня там очень чувствительное место. И неприятно, когда там
трогают.
– Да? Это интересно, – глубокомысленно заметил Шон.
И начал ощупывать мои орешки, причем сжимать довольно сильно.
– А так тебе ничего?
– А так ничего. Только смотри не раздави, они мне дороги!
И Шон устроил жесткий массаж моим орешкам. Он зажимал тестикулу между большим и
указательным пальцем, причем довольно плотно, и начинал перекатывать туда-сюда.
Один раз он сдавил так, что у меня в животе отдалось искрой боли, но Шон сразу
ослабил зажим, когда я дернулся. Мне было любопытно, и я позволил ему
продолжать. А Шон так увлекся растиранием тестикул, что никак не мог
остановиться. Я просто сидел, откинувшись, расслабившись и вспоминая события
дня. Странно, что от этих психов в парке меня брала оторопь, хотя я стоял от них
далеко. А сейчас я позволяю мужчине делать с моими орешками, что
заблагорассудиться, и ничего. Наверно, вся разница в доверии. Я знаю, что Шон
никогда не обидит меня, когда я доверяю ему свои укромные места. Это человек, с
которым я могу поговорить о своих проблемах, и ему всегда интересно, чем я
занимаюсь.
Шон прекратил интенсивный массаж орешков. Он стал просто играть с ними, и мы
начали разговаривать о том о сем. Я решил рассказать, что мы делали с Крисом,
когда я ночевал у него после кеглей, и как Крис лишился тестикулы на велосипеде,
– я знал, что дальше Шона это не пойдет. Отсюда мы переехали на секс, и это было
здорово, потому что с родителями я такие вещи обсуждать стесняюсь. Мы говорили
долго, и я начал дрожать, потому что вода совсем остыла, и Шон заставил меня
встать, подержал под теплым душем и вытер. Он уложил меня в постель голенького,
а сам остался в футболке и шортах, которые на нем были. Он не возражал, чтобы я
посмотрел на него раздетого, но спать так не любил.
Забравшись в постель, он сказал, что хочет взять меня завтра на работу. У них
там происходит годовая инвентаризация, вот почему на этой неделе Шон работал по
пол-дня. По утрам они вели подсчеты, а во второй половине дня бухгалтеры сверяли
данные. Но завтра они могли закончить свою часть, если все будут работать полный
день. И тогда Шон сможет послезавтра вообще не приходить, а это будет пятница,
так что получится три дня выходных. Поскольку в эти выходные Шон должен был
отвести меня обратно в летний дом, это было очень кстати. Да мне и самому
любопытно было побывать у Шона на работе, посмотреть, чем он занимается, когда
не обучает детей музыке.

Глава шестая. Я голый

Ну почему каждый раз, когда хочешь произвести впечатление, получается полный
конфуз? Взять хоть вчерашний день. Начался вроде нормально, мы позавтракали и
поехали к Шону на работу, а дальше все пошло вкривь и вкось.
Во-первых, оказалось, что ни у кого нет ключа от входной двери. Замки сменили
недавно, и выдать новых ключей еще никому не успели. К счастью, на складе часть
дверей остались со старыми замками, так что на склад мы пробрались без особых
проблем, однако в офис без нового ключа было не попасть. Из-за этой вот мелочи
все планы летели коту под хвост. Все рассчитывали покончить c инвентаризацией
сегодня и выгадать лишний выходной.
Шону, однако, пришла в голову гениальная мысль о том, как пробраться в офис. В
одной из комнат собирались установить кондиционер, и уже начали долбить дырку в
стене, но не успели до инвентаризации. В это отверстие еще не поместился бы
кондиционер, и человеку было не пролезть, разве что худенькому мальчику.
И, в общем-то, я ничего не имел против того, чтобы меня засунули в этот лаз, вот
только он, гад, находился на 20-футовой* высоте. Подлый кабинет был на втором
этаже.
– Ну что, Джаретт? Пролезешь?
– Ага, наверно, только как я туда запрыгну?
– Подожди, мы сейчас подгоним подъемник со склада.
Сначала мне было немного страшновато. Душа уходила в пятки от мысли, что
придется подниматься, стоя на зубцах подъемника. Но что мне оставалось делать?
Не мог же я отказаться перед товарищами Шона. Что бы они тогда все обо мне
подумали!
Нет нужды объяснять, какое облегчение я испытал, когда увидел что, что подъемник
едет с прикрученной к вилке клетью. За рулем был пожилой человек по имени Сол, а
помогал ему здоровенный детина, которого все звали Монти. Монти оказался мировым
парнем, хотя сначала я немного его побаивался. Вид у него был грубоватый, а во
рту не хватало нескольких зубов. Я подумал, что, если бы мне пришлось драться,
то я бы предпочел иметь его на свой стороне!
В общем, меня обвязали страховочным поясом, и мы с Монти поехали вверх. Когда мы
доползли до дырки, у меня уже начали дрожать колени. Земля вдруг оказалась
ужасно далеко, а проклятая клеть все время качалась и тряслась. Сол подвел ее
вплотную к стене, так что теперь при всем желании я не смог бы свалиться. Монти
помог мне залезть в щель и сказал, что с той стороны прямо под дыркой – стол,
так что мне не придется прыгать с большой высоты.
Я мысленно простился с белым светом и полез.
В следующую секунду я очутился в темном помещении, причем одна моя нога
испачкала стол, а другая сокрушила телефон.
Я поскорее слез, и в спешке умудрился опрокинуть мусорную корзину. Мятые бумажки
разлетелись по всему кабинету. В общем, насвинячил я в этих потемках будь
здоров.
Еще провожая меня на подвиг, Шон объяснил мне, что там будет дверь, которая
ведет на склад и изнутри открывается без ключа. По пути к заветной двери я
умудрился опрокинуть еще две корзины для мусора и смахнуть на пол стопку бумаг.
К моему удивлению, никто и не подумал упрекать меня за погром, который я учинил
в офисе. Все думали только о том, как бы побыстрее разделаться с
инвентаризацией.
Я даже стал чем-то вроде героя дня. А что, легко, скажете, было болтаться на
подъемнике?!
Шон сказал, что во время инвентаризации не все сотрудники выходили на работу; из
складских вообще были только Сол, Монти и один парень, которого я еще не видел.
Потом зазвонил телефон, и оказалось, что помощник бухгалтера заболел и не
придет. Поэтому Шон посадил меня вводить данные в центральный конторский
компьютер. Это было нетрудно, и позволяло убить время, так что я нисколечко не
возражал. Мне даже было весело, но после обеда начались несчастья.
Неожиданно в контору прибежал Сол, крича, что склад заливает водой.
– Этот наш снес пломбу. Дайте мне скорее ключи от мастерской, надо найти
заглушку, пока мы не утонули!
Я почти ни слова не понял, и только надеялся, что это он не про Монти. Монти мне
казался парнем, что надо, мне бы не хотелось, чтоб у него были неприятности.
В общем, Сол убежал с ключами, и я решил, что все образуется. Я бы спросил у
Шона, что это за пломба, но его как раз послали в банк с каким-то поручением, и
он еще не вернулся.
Я снова стал стучать на компьютере. Через несколько минут Сол прибежал опять.
– Старый подъемник не достает до потолка, а новый в ремонте. Нужен второй
человек, который будет работать с Монти под потолком. Срочно!
Сол разволновался не на шутку. Как назло по случаю дня инвентаризации на работу
вышло мало народу, и выбрать добровольца было практически не из кого.
Шон еще не вернулся из банка, начальник не пришел с обеденного перерыва.
Остальные же были ветхие и немощные люди, совсем негодные в
монтажники-высотники. Не считая одного тщедушного мальчишки, который усиленно
пытался спрятаться за компьютером!
– Ну, Джаррет, выручай, - сказал Сол.
Не удалось мне отсидеться!
– Ага… иду, – ответил я с гораздо меньшим энтузиазмом, чем утром, до знакомства
с подъемником.
Пока мы спускались, Сол объяснил, что водитель, третий складской рабочий, въехал
штабелем ящиков в систему пожаротушения. Я еще не видел этого Леонарда, но Сол
объяснил, что он хороший, просто немного туповат. Он начал работать в фирме
задолго до моего рождения, и наверняка бы обиделся, если бы его не позвали на
инвентаризацию.
У системы пожаротушения по всей территории есть выходные отверстия, запечатанные
пломбами. Если начнется пожар, пломбы расплавятся от температуры, хлынет вода,
и, по идее, остановит огонь. Однако пломбу легко повредить, особенно если
зацепить подъемником со штабелем коробок, и тогда случится потоп. Вот он и
случился.
На такой случай на складе имелась пара аварийных заглушек. Проблема в том, что
до отверстия можно было добраться только на подъемнике. Сол хотел, чтобы мы с
Монти поднялись в клетке и попробовали установить заглушку вдвоем, потому что
единственный исправный подъемник не доставал. Сам Сол собирался сидеть за
рычагами, Леонарду он не доверял, а быть в двух местах сразу не мог.
На складе я сразу увидел, что дело нешуточное. Творилось просто жуть что. Вода
хлестала, как из бочки. Понятно, чего Сол так бегал.
Он быстренько обвязал меня страховочным поясом, прицепленным к клетке, и вот уже
мы с Монти едем в самый водопад. Сам Сол на подъемнике старался держаться
подальше, и накрыл кабину пленкой. Нам же с Монти предстояло выживать среди
буйства стихий. Правда, Сол постарался подвести клетку так, чтобы она осталась
немного в стороне от основного потока.
Как бывалый альпинист, я теперь не боялся, а когда клетка покачивалась, было
даже весело. Проблема, однако, заключалась в том, что подъемник не доставал до
трубы трех футов*, а Монти хоть и был парнем здоровым, но все же его роста явно
не хватало.
– Джарретт, если ты встанешь ко мне на плечи, дотянешься до этой фиговины?
– Не знаю. Надо попробовать.
Монти дал мне второй страховочный трос, чтобы прицепить к потолочной балке, и
забросил меня к себе на плечи, как тряпичную куклу. Я прицепил трос и начал
осторожно выпрямляться у него на плечах.
– Тебе не больно? - спросил я, беспокоясь, что своими ногами сильно давлю ему на
плечи.
– Смеешься, ты же легче пушинки, – ответил он весело. – Давай, ставь заглушку,
пока мы не промокли насквозь.
Заглушку эту надевают на трубу, как хомут, а дальше можно спокойно перекрыть
поток без больших усилий. Единственный недостаток такой конструкции – того, кто
ставит заглушку, успевает окатить с головы до ног. Поэтому, когда Сол начал
спускать нас обратно на грешную землю, мы с Монти были мокрые, как черти, а я
вдобавок перепачкался в пыли, веками копившейся на потолочных балках.
Отстегивались от клети мы уже под громкие аплодисменты небольшой толпы зрителей
из числа конторских служащих.
Монти пошел переодеваться к себе домой, так как жил неподалеку. Мое положение
было куда сложнее: машину я не вожу, и домой поехать не мог, а Шон еще не
вернулся из банка. Кто-то из женщин, работающих в офисе, принес мне бумажных
салфеток, чтобы я хотя бы стер грязь с лица. Я не решался подняться в офис,
чтобы не натащить туда грязи, а так и остался топтаться внизу.
К счастью, Шон наконец вернулся из банка. Уходя, он оставил ухоженного мальчика
за компьютером, а по возвращении его ожидала грязная мокрая курица.
– Ты что, принимал грязевые ванны? – сказал Шон при виде меня. Я рассказал, что
тут было, и он повел меня в туалет приводить в божеский вид. Еще он принес из
машины одеяло, которое возил на случай такой аварии, а кто-то из конторских
нашел в кладовке большое купальное полотенце.
В туалете Шон заставил меня снять с себя все, кроме носков, потому что все было
насквозь мокрое. Носки остались сухими благодаря кроссовкам. Довольно неловко
было стоять там голым, вдруг кто войдет и увидит меня. Одно дело Шон, другое
дело Сол и остальные. Мне совсем не хотелось демонстрировать им свое тощее тело
и съежившуюся мошонку. Я бы сквозь землю провалился, даже с полотенцем вокруг
талии.
Шон тем временем вытер всего меня досуха и принялся выжимать над раковиной мои
вещи. Потом он решил сбегать в лондромат* в соседнем квартале и высушить их там.
А я чтобы пока посидел в одеяле. Не слишком веселая перспектива – торчать в
туалете одному в одном одеяле, но что было делать?
Потом Шон стянул с меня полотенце, чтобы еще раз вытереть голову. Тут оказалось,
что я умудрился испачкать шею сзади. Шон набросил полотенце на стенку кабинки,
чтобы заняться моей шеей, и в этот момент произошло самое ужасное. Я-то боялся,
что дверь откроется и в туалете появится Монти. Но случилось кое-что похуже.
Дверь распахнулась, но за ней оказался не Монти, а – кто бы вы думали? – сам
начальник Шона! Как раз когда я стоял там совсем нагишом.
Мне его показывали утром, но нас еще не успели представить. Мистер Лэнтон жил в
Техасе и управлял несколькими предприятиями в разных штатах. Это не так сложно,
когда у тебя есть собственный самолет. Одет он был экстравагантно, под Дикий
Запад, но шикарно. А больше всего поражал его жуткий южный акцент.
Мистер Лэнтон весь день был занят инвентаризацией, и у Шона не было возможности
познакомить нас раньше. Ну вот, теперь дождался!
Я было прикрылся ладонями, но мистер Лэнтон хотел во что бы то ни стало пожать
мне руку и поблагодарить за героическую помощь. Пришлось уступить его натиску.
Он говорил со мной ласково, только очень громко, и никак не отпускал мою руку.
– Ну, г'рят, ты се'дня дал! Наш ч'вак! Че', подмок поди? Не дрейфь, ща' сдела'м
те' одеж'у. Это пойдет для образца, - сказал он, имея ввиду мои мокрые вещи. -
Мы тебя мигом обмунд'руем. С нами не пропадешь! Слы'шь, а ты точь-в-точь мой
племяш. Девять лет пацану. Такой же ушлый… Все'да на подхвате. Да, Шон, парнишка
у т'я ч'е надо.
С этими словами он ушел, унося под мышкой всю мою мокрую одежду, даже трусики! Я
так обалдел, что некоторое время не мог произнести ни слова. Я испугался,
смутился и разозлился одновременно. Потом ко мне вернулся голос, и голос этот
был гневным.
– Вот черт! – простонал я и пнул коробку с бумажными полотенцами. – Да что же
это такое! Теперь все знают, какой я недоносок! Как я теперь покажусь в офисе?
Да там надо мной небось уже все угорают! Ч-ч-черт! Думал помочь, и нате вам.
Мама говорила, что ругаться нехорошо, тем более при взрослых, но я так
рассвирепел, что мне было начхать. Шон здорово удивился, я впервые говорил таким
тоном в его присутствии.
– Джарретт, ты чего? Ну, подумаешь, застали тебя голышом, что тут такого. Ты же
меня не стесняешься? А мистеру Лэнтону вообще все равно, как там у тебя что. Ему
главное, что потоп удалось остановить быстро, без больших потерь, и это
благодаря тебе. И вообще у него своих три сына, так что он перевидал достаточно
голых мальчиков, будь уверен.
– Тебе легко говорить! Его сынки небось покрупнее! Он решил, что мне девять лет!
Мало ли, что тебя я не стесняюсь! С ним-то я даже не знаком, и тут он входит и
сразу видит меня с голой задницей. У-у. У меня даже шарики со стыда попрятались!
– выпалил я.
Между прочим, это было чистой правдой. От мокрой одежды и кондиционеров я
здорово продрог, и яички опять скрылись у меня в животе. Только я, наверное,
как-то не так это сказал, потому что Шон начал смеяться.
– Ничего смешного! – возмутился я, и двинул его кулаком в плечо. – Сделали из
меня идиота!
Шон осекся и стал меня утешать.
– Ой, извини, ты прав, ничего смешного. Я как-то не сообразил, что ты будешь
стесняться мистера Лэнтона. Хотя имей в виду, тебе нечего стыдиться своего тела.
Ты ладный паренек, маленький, но симпатичный. Да, другие мальчики крупнее тебя,
ну и что? Ты сегодня уже дважды вызвался добровольцем на трудное дело, и мои
коллеги тебе очень благодарны. Небось половина твоих сверстников побоялась бы
лезть на подъемник. И потом, у каждого человека есть какой-нибудь недостаток,
которого он стыдится. Просто это не бросается в глаза.
А ведь и правда, Шон это верно заметил. Взять хотя бы моего друга Криса. Он
очень красивый мальчик, но у него только одно яичко. И он из-за этого страшно
переживает. Я начал понемногу успокаиваться, а Шон продолжал:
– Я понимаю, ты расстраиваешься, что тебя увидели раздетым, но важно не то, как
ты выглядишь внешне, а то, что внутри. А здесь у тебя, – Шон коснулся рукой моей
груди, - доброе сердце.
Тут Шон меня обнял, и всю мою злость как ветром сдуло. Не знаю, как он это
делает, но Шон откуда-то всегда берет нужные слова.
– Спаси-и-ибо. Хоть ты не считаешь меня уродом.
– Что ты, что ты, совсем наоборот. – Он обнял меня еще раз.
– И что мне теперь делать? Одеть мне нечего, а если я буду разгуливать по офису
голым, это не поймут.
– Гм, ты можешь снова закутаться в полотенце, а еще лучше, я возьму одеяло и
заколю на тебе булавкой. Тогда ты сможешь вернуться за компьютер и помочь нам
разделаться с работой. В конце концов, в одеяле ты будешь более одетым, чем,
скажем, в бассейне. И вообще, надеюсь, ты скоро поймешь, что здесь важно, кто
ты, а не во что ты одет.
Я вообще-то сомневался, однако сидеть в туалете мне улыбалось еще меньше. Шон
еще раз заверил меня, что никто мне слова не скажет, к тому же, чем быстрее мы
закончим учет, тем скорее окажемся дома. Он нашел булавки, а я дал себя еще
немножко поуговаривать, затем робко выбрался из туалета и потопал к своему столу
в одном одеяле.
Конторские изо всех сил старались не обращать внимания, но я все-таки чувствовал
себя не в своей тарелке. Я поскорее юркнул за стол и погрузился в работу, чтобы
поскорее позабыть о своем неловком положении. А потом так освоился, что даже
сдвинул одеяло чуть ниже, до середины груди, чтобы рукам не мешало. Постепенно я
перестал смущаться людей, постоянно приносивших мне бумаги, и напрочь позабыл о
своей стеснительности. При работе за компьютером одеяло то и дело сползало, и
если бы не булавки, я бы давно сидел голышом.
А вообще коллеги Шона – очень вежливые люди. Некоторые подходили переброситься
парой слов по-дружески, как мол дела в школе, как дома. Особенно, помнится, один
парень постарше, постоянно вертелся около меня. Поймите меня правильно, я не
думаю, что он был гомиком и все такое, просто мне кажется, ему хотелось
посмотреть, что я буду делать, если мое непослушное одеяло свалится совсем. Я,
конечно, старался, чтобы этого не случилось, но пару раз оно сползало, обнажая
мои укромные места. Я, само собой, его сразу поправлял, но не знаю, не знаю, он
мог заметить.
Где-то через час появился подчиненный мистера Лэнтона с новыми вещами, и я
побежал в туалет одеваться. Размер был мой, все подходило, но я только натянул
штаны и позвал Шона.
– Слушай, тут все фирменное и очень дорогое. Как-то неловко. Тебе не кажется,
что мистер Лэнтон переборщил? Он даже кроссовки новые купил!
– Ну, знаешь, мистер Лэнтон человек не бедный, к тому же он говорил, что если бы
не вы, убытку было бы тысяч на пять. А так только коробки намокли; содержимое
более-менее уцелело. Считай, что это благодарность за спасенные товары.
И все-таки я был смущен подарком мистера Лэнтона и чувствовал, что тут мне
самому впору говорить ему спасибо. С другой стороны, с мистером Лэнтоном не
больно поспоришь. Я оделся и пошел его благодарить, и тут он снова меня удивил.
Не успел я опомниться, как он вручил мне пару двадцатидолларовых бумажек и
поздравил с успешной работой. Я пытался возражать в том смысле, что он и так
потратился на одежду, но мистер Лэнтон не дал мне ничего сказать.
– Сынок, не в моих пра'лах оставить чу'вака без одеж'и никак не компенсировать.
А тем более заставить вкалывать весь день и не заплатить ни гроша. Ты заработал
эти баксы. Подрастешь, приходи, я найду тебе местечко. То'ко не валяй дурака,
'кончи колледж. А то выр' балбесом. Кр' шуток, смотри у меня!
Он от души пожал мне руку и уехал; его ждал личный самолет, чтобы лететь обратно
в Техас.
Да-а, интересный выдался денек, несмотря на все проблемы!
Мы наконец закончили учет, и Шон получил лишний выходной на пятницу. Он сказал,
что не мешало бы свозить меня в один музей, в котором полным-полно костей
динозавров и разной всячины. И еще сказал, чтобы я пригласил какого-нибудь
друга, если хочу. Как только мы приехали к Шону домой, я бросился звонить Крису.
Он спросил у родителей, ему разрешили, я сказал, что мы заберем его завтра в
8:00 утра, положил трубку и побежал в душ. Я все еще чувствовал себя грязным
после сегодняшних приключений.
Как раз когда я вылезал из душа, Шон открыл дверь, объявил, что заказал пиццу и
чтобы я скорей одевался, потому что пора идти за заказом, и ушел, оставив меня
вытираться. Я натянул футболку и обнаружил, что забыл трусики; пришлось одеть
шорты на голое тело. Потом на диване в гостиной я зашнуровал кроссовки, и мы
отправились за пиццей.
Мы пришли рано, пришлось ждать. В это время в кафе показалось несколько знакомых
ребят, которые зашли, чтобы слопать по кусочку пиццы, и мы перекинулись с ними
парой слов. Я чувствовал себя как-то неловко без трусиков, хотя ребятам этого
никак не было видно. И вообще, казалось бы, чего уж там после сегодняшнего!
К тому времени, как мы вернулись домой и сели за стол ужинать, я уже клевал
носом. Потом мы сидели на тахте и смотрели телик, и тут меня сморило. Утром я
проснулся в кровати Шона, хотя совсем не помню, как там очутился. Шон, конечно,
меня раздел и уложил, когда я заснул перед телевизором.
Проснулся я от того, что почувствовал, как рука Шона массирует мои шарики,
клевое ощущение. Я не хотел ни вставать, ни вообще шевелиться, чтобы не
прерывать удовольствие, но у меня как назло затекла спина. Так что в конце
концов пришлось перевернуться, и массаж прекратился.
– Шон, чего ты остановился? – сказал я сонным голосом. – Так приятно было.
– Я подумал, что тебе мешаю.
– Ничего ты не мешаешь, мне просто надо было повернуться. Ты можешь продолжать
так хоть целый день, если хочешь.
Я взбил подушку, повернулся на бок спиной к Шону и подтянул верхнюю ногу к
груди, чтобы открыть доступ к яичкам. Сегодня утром прикосновения Шона были
какие-то особенно приятные, хотелось нежиться до бесконечности.
Скоро я с радостью ощутил, как ладонь проскользнула у меня между ног сзади,
обхватила мошонку и принялась потягивать шарики. И следующие тридцать минут рука
Шона их то сжимала, то щекотала, то массировала. Я то засыпал, то просыпался,
так что теперь не смогу точно описать, как все было. Во всяком случае, благодаря
руке Шона я испытал массу приятных ощущений, и мне это ужасно понравилось.
В конце концов Шон заставил меня подняться с постели. Было уже почти 7 утра, у
нас оставался всего час, чтобы позавтракать и заехать за Крисом по дороге в
музей.

страница 1 2 3 4 5

© COPYRIGHT 2008 ALL RIGHT RESERVED BL-LIT