Глава седьмая. Травмированная нагота

Доехать на машине до центра в утренние часы оказалось не так-то просто; мы
добрались до музея только в 9:20. Я в нем раньше был только раз, да и то со
школой, и нам ничего не разрешали, потому что нас было типа 30 человек детей.
Теперь я ждал, что будет гораздо лучше, потому что можно ходить где хочешь, да
еще с другом.
В первом зале нас приветствовал ухмыляющийся тиранозавр, и Шон сказал нам с
Крисом, что если мы разделимся, то встретимся здесь. Он запланировал еще свозить
нас на дневной сеанс в планетарий, так что надо было уйти не позже 4 часов дня.
Шон на нас не давил и разрешил развлекаться, как хотим. Мы с Крисом перебегали
от экспоната к экспонату, нажимая на кнопки и не обращая внимания на результат.
Шон, как взрослый, хотел «все прочитать». Но не настаивал, и если нам хотелось в
следующий зал, Шон прерывал свое чтение и шел с нами. Интересно, что несмотря на
все соблазны, мы держались более-менее вместе. Иногда нам самим хотелось, чтобы
Шон что-нибудь объяснил.
Само собой, мы с Крисом глазели во все глаза на экспозицию первобытной культуры.
Там были женщины с голой грудью, и рядом стояли голые дети. А еще мы не могли
удержаться от смеха при виде человекообразной обезьяны с детенышем, который
сосал ее титьку. Крис увлекся отделом горных пород и минералов; меня поразила
восточная экспозиция с самураями. Здоровские у них мечи были.

Пока мы обошли первый этаж, время подошло к часу дня, и мы проголодались. Шон
повел нас в кафетерий попробовать «бронто-бургеров» с «дино-чипсами». Там была
очередь, и пока мы стояли, я заметил впереди семью с маленькой дочкой. Девочка
была прелестная, но скорее первоклассница, чем ученица средней школы. Я не стал
обращать на нее внимание, но Крис стал подавать ей знаки и дурачиться.
– Кончай кривляться, – сказал я ему раздраженно.
– Джарретт, нельзя, что ли, подурачиться, пока стоим? А знаешь, ты ей
понравился.
– Да ладно тебе! – Но я и сам заметил, что она смотрела прямо на меня каждый
раз, когда я смотрел в ее сторону.
Когда мы с едой в руках пошли к столикам, я хотел сесть рядом с макетом, в
котором были клевые мини-динозавры, но Шон проворчал что-то насчет кондиционеров
и повел нас на другой конец, а там оказалось, что мы сели через столик от той
семьи, которая стояла перед нами.
– Йес! – воскликнул Крис. – Вот твой шанс!
– Слушай, когда тебе надоест?
– Да ты смотри, какая хорошенькая!
– Крис, ты что, забыл, что тебе тринадцать, а ей, наверно, семь.
– Нет, Джарретт, ей не меньше десяти, для тебя в самый раз.
– Я сейчас разозлюсь, – сказал я. Крис меня здорово смутил. Шон как ни в чем не
бывало пошел за кетчупом, оставив нас разбираться друг с другом самих.
– Да ладно, Джаретт, если бы я мог сойти за десятилетнего, я бы давно к ним
подошел. Ей, небось, всего на год меньше, чем тебе.
– Слушай, мы с тобой перешли в среднюю школу, а она максимум в пятом классе.
– Ну и что, год туда, год сюда. У меня мать на пять лет старше отца, и ничего.
– Ну ты загнул. Они же взрослые.
– Ты просто струсил, – не унимался Крис. – Эх, будь она чуть-чуть по… – и вдруг
замолчал.
Я решил, что он просто сдался, вгрызся в «бронто-бургер», и тут Крис как хлопнет
меня по спине, я чуть не подавился.
– Чтоб мне лопнуть, – шепнул он мне на ухо, – у нее есть старшая сестра!
Я, конечно, оглянулся, и, действительно, увидел, как к их столику подходит
девочка постарше. Они, наверно, были родственницы, судя по длинным
светло-каштановым волосам и карим глазам. У старшей девочки были скобки на
зубах, а у младшей несколько веснушек на носу.
Шон вернулся с приправой для своего «бронто», а Крис ни с того ни с сего
вызвался отнести поднос. Я видел, что он что-то задумал, но не понимал, что. А
Крис пошел по направлению к девочкам, нарочно не глядя на них, а потом
специально врезался в кресло и растянулся на полу у их ног!
– Ты не пострадал? – воскликнула мать девочек, подбегая к пытающемуся встать
Крису.
– Только мое достоинство, – ответил он смущенно. Ему удалось завязать разговор,
после чего он отнес поднос и снова остановился поболтать на обратном пути. Я не
уставал удивляться его настырности, а потом Шон к моему изумлению вдруг тоже
нашел какой-то предлог подключиться к разговору. Через пять минут мы пересели за
соседний столик и продолжили ленч объединенной компанией.
После ленча девочки захотели посмотреть греческую зону. Меня это не привлекало,
но девочки не знали дороги.
– Я помогу, – произнес странный голос, вырвавшийся из моего рта. Я еще сам не
понял, что сказал, а Крис уже ухватился за этот шанс, и мы отправились бродить
по музею без взрослых. Нам было велено не выходить из музея и быть у тиранозавра
не позже 4 часов дня, а не то нас ему же и скормят!

Я легко ориентируюсь в пространстве, так что, с планом музея в руке, я провел
нас четверых через два зала и вверх по лестнице. Крис с девочками сразу
перестали понимать, где мы. Крис несколько раз переспрашивал:
– Джарретт, ты сам-то понимаешь, куда дальше?
– Спокойствие, еще парочка поворотов, и мы у цели.
Два поворота направо, один поворот налево, мимо мумии и чучела мамонта… и мы
оказались посреди культуры Древней Греции 5-го века до нашей эры. Поразительная
вещь, музеи. Открываешь дверь, и перескакиваешь через 10 000 лет истории.
Девочки, которые оказались не сестрами, а кузинами, восхитились моей
способностью находить дорогу. Их звали Линн и Сара. Линн перешла в восьмой
класс, а Сара в шестой. Сара была самой юной в своем классе, то-то я принял ее
за маленькую.
Повсюду стояли каменные статуи. И как только люди исхитрились вытесать все эти
складки одежды из грубого камня. Просто поразительно. Этим древним грекам
вырезать статую было, что нам сделать снимок. Я чуть не выставил себя дураком,
сказав «Добрый день» одному истукану! К счастью, остальные в этот момент были в
двух изваяниях от меня. Пока я их догонял, девочки вдруг расхохотались.
– Ах вот зачем вам захотелось в греческий зал, – сказал Крис.
Перед ними стояла здоровенная статуя совершенно нагого воина, и этот хулиган
точно воспроизводил всю анатомию, причем был нехило «одарен от природы». Я не
смог удержаться от улыбки, глядя на их физиономии.
Линн стала прикалываться к Крису:
– Сейчас ты начнешь хвастать, что ты больше него!
– Еще не хватало! – возразил он. – Это ж какого размера трусы придется носить!
Будет вам, девочки, он старше вас на две тысячи лет!
– А, завидуешь! – дразнила его Линн. Но Сара была смущена, и мы с ней ушли к
другому изваянию, тоже нагому, но женского пола.
– Кошмар, сколько они наделали голых статуй, – сказала она. – Как в кино
категории "X".
Я подумал над ее словами и вспомнил, что недели не прошло, как я сам таращился
на голого мальчика у Шона на компьютере. До меня стало доходить, что он имел в
виду, когда говорил, что люди вычитывают то, что хотят вычитать. Ведь эти
статуи, как те фото и картины на компьютере, – произведения искусства. И мне не
кажется дикостью, если с человека делают статую или фотографию, если он ничего
такого не делает.
– Ну, положим… Они же не делают никаких глупостей, – ответил я. – ПодумаешЬ,
идет солдат на войну – обчыное дело в те времена. А эта женщина, по моему,
собирается набрать воды.
– Могли бы при этом что-нибудь на себя надеть.
– Наверно, но согласись, что человеческое тело – изумительно красивая вещь.
Может, художник хотел это показать.
– Может, – сказала Сара, – просто я не привыкла к голым. У меня родители жутко
стыдливые, и я никогда такого не видела. Если честно, это Линн хотела в этот
зал. Для моего кругозора. Мой папа и ее папа братья, но они такие разные. Мои
родители ходят в фундаменталистскую церковь, и у них все строго.
– Ясно… Наверно, все зависит от точки зрения, – сказал я. – Меня эти статуи не
смущают, но если хочешь, пойдем куда-нибудь еще. Музей большой.
– Да нет, ничего. Я, наверно, скоро привыкну, и тут есть интересные вещи.
И мы остались в греческой секции и осмотрели кучу всякой всячины – статуи
животных, раскрашенные вазы, древнее оружие. Где-то посреди этих каменных
произведений искусства мы начали держаться за руки, и это было очень приятно. В
жизни не держал девочку за руку, мне понравилось.

Потом Крис и Линн нас догнали и предложили сходить на специальную экспозицию.
Оказывается, правительство Греции одолжило музею специальную коллекцию, и она
пробудет здесь совсем недолго. И всего-то надо доплачивать один доллар. Ну, мы с
Крисом заплатили за девочек, и пошли. И оказалось, что там самое лучшее, так что
мы не зря платили. Такие статуи, так вырезано, так отполировано, в мельчайших
деталях, и все без электроинструментов! Да если б я хоть одну такую вещь
сотворил, считал бы, что не зря прожил жизнь.
А потом я заметил одну статую, прямо издали. Она была ярко освещена, хотя я
знал, что такая статуя выделялась бы даже в темноте. Я как только ее увидел,
сразу пошел туда вместе с Сарой, чтобы посмотреть поближе. Даже Сара
восхитилась. Это был греческий мальчик, для статуи довольно маленький,
пять-шесть футов* высотой. Он был нагой, тщательно отделанный и отполированный,
но потерял конечности, наверно, при каком-нибудь землетрясении или на войне.
Голова и торс хорошо сохранились, и на табличке было написано «Критский
мальчик», в смысле, где его нашли. У него были простые греческие черты лица, но
художнику удалось каким-то образом ухватить электрическую природу ребенка. Крис
и Линн молча присоединились к нам и через минуту тоже прониклись.
Время начало сжимать свои тиски, и никому из нас не хотелось стать пищей
тиранозавра, так что мы тронулись в обратный путь. Когда мы выходили из
греческой секции, я никак не мог забыть о критском пареньке, и с опозданием
понял, что он ужасно напоминает мне Криса. Я всегда считал, что Крис – просто
супермодель, удивительно, что он водится с таким дохляком, как я.
Мы успели к тиранозавру как раз вовремя, а вот взрослые опоздали, мы прождали их
чуть не двадцать минут. За это время мы обменялись с девочками электронными
адресами. Крис не хотел давать свой домашний адрес, потому что письмо могла
прочитать его любопытная сестра. Ну, а мне Шон создал ящик на Hushmail, так что
мы с Крисом решили дать девочкам мой адрес. У Шона был мой пароль, но,
во-первых, по мне, пусть читает мои письма, сколько хочет, а во-вторых, он ни за
что не станет этого делать. Дома же у меня пусть лучше никто не знает, что я
получаю письма, особенно от девочек, а то замучают вопросами и задразнят. Но вот
явились взрослые.
– Повезо вам, – заявили мы, – до скармливания оставалось всего две минуты! –
Ухмылка тиранозавра у нас за плечом как будто сделалась несколько
разочарованной; он бы не отказался от человечины!

Мы попрощались, и наша компания поехала в планетарий. По-моему, взрослые тоже
неплохо поладили. Хорошо, а то бы мне было неловко, что Шон скучал, пока мы
развлекались. К сожалению, я больше не получил весточки от Сары. Боюсь, ей
влетело от религиозных родителей, что шаталась с мальчиком среди нагих греческих
статуй! У Криса же с Линн пошла переписка, но со встречами дело было туго. Семья
Линн жила на другом конце города, далеко от нас.
Сеанс в планетарии был клевый, про проекты колонизации Марса. Мы с Крисом и не
знали, как трудно туда долететь. Представляете, это будет несколько месяцев в
один конец, но все равно здорово было бы попасть в такую экспедицию. По-моему,
Крис мечтает стать астронавтом, когда вырастет, так что ему это все было жутко
интересно.
После планетария Шон сводил нас пообедать, а потом мы поехали домой. В машине
мне пришла в голову гениальная идея попросить у Шона разрешения, чтобы Крис
переночевал у нас. Сначала Шон сказал «Нет», потому что не был знаком с
Крисовыми родителями, и не хотел неприятностей. Но мы с Крисом так загорелись
этой идеей, что уломали Шона, и он открыл сотовый телефон. Родители Криса
гостили у соседей и должны были вернуться поздно, но Крис знал их мобильный
номер и набрал его.
– Мам, можно я переночую у Джарретта? Вы все равно не скоро придете, чего мне
одному сидеть? – Брат Криса подрабатывал в ночную смену в боулинге по выходным,
а сестра ушла в гости с ночевкой.
После недолгих дебатов между Крисом и его родителями Шон остановил машину, чтобы
взять трубку. Разговор был недолог и завершился победной репликой.
– Нет, – сказал Шон, – нисколько не затруднит. Правда, мальчикам придется
драться за лучшее спальное место, но так или иначе разместимся. И вернем его вам
завтра утром, но не очень рано.
– Йес! – крикнули мы в унисон. Шон велел нам остыть, и мы остыли… попытались. Но
ведь у нас был такой хороший день, и тут выясняется, что нам подарили еще пару
часов.

Домой к Шону мы добрались в 9 вечера. Мы с Крисом уже решили, что займем вдвоем
кровать Шона, а его выселим на диван. Я знал, что Шон согласится, а Крису
пригрозил, что спихну на пол, если будет брыкаться. Он пригрозил мне тем же,
если я буду храпеть, и мы затеяли небольшой борцовский поединок. Совсем
короткий, все-таки Крис был на год старше и на 30 фунтов* тяжелее. Через 20
секунд Крис уже прижимал меня к полу. Шон только посмеялся надо мной.
– Вместо чтоб помочь, – проворчал я.
– Ты ж первый начал. Приятно видеть такую отвагу, но в следующий раз выбери
противника поменьше, – сказал он, хихикая. И позволил Крису минуту
поторжествовать, а только потом стащил его с меня.
Затем Шон пошел менять простыни, а нам посоветовал помыться, пока у нас еще есть
на это силы. Мы с Крисом решили, что душ не помешает, потому что находились за
день не мало, к тому же по всяким публичным местам. Я, сбегав в ванную, разделся
прямо в гостиной, потому что ни перед Шоном, ни перед Крисом я не стеснялся. И
не пошел сразу в ванную, а дождался, когда Шон выйдет из спальни, швырнул в него
трусики и побежал в душ.
Закрывая дверь, я успел услышать, как Шон говорит Крису:
– Ему повезло, что у меня нет своего тиранозавра в ванне!
Крис пошел в душ после меня, а я сел за компьютер и продолжил свой файл. Когда я
услышал, что Крис закрыл воду, я закрыл файл и шмыгнул в постель. Шон убирался
на кухне и как раз зашел забрать из спальни свои вещи. Тут в комнату влетел
ничего не подозревавший Крис, без единой нитки, не считая полотенца через плечо.
Пенис у него был твердый и торчал прямо вперед. Я хотел было предупредить Криса,
но опоздал.
– Джарретт, видал? По-моему, я дошел до четырех дюймов,* – провозгласил он, и
тут заметил по моему лицу, что что-то не так. Он повернулся и оказался лицом к
Шону, прямо так, с напряженным пенисом. Крис застыл, как вкопанный. Шон было
растерялся, но быстро взял себя в руки.
– Э… я уже ухожу, – сказал он, хватая свои вещи. И, не найдя ничего лучше,
вручил Крису линейку: – Это тебе, на всякий случай. – И поспешно вышел, даже не
закрыв толком дверь.
Крис покрылся красными пятнами разнообразных оттенков, и я невольно улыбнулся.
– Вот черт, – сетовал Крис, – он, наверно, принял меня за извращенца.
– Да ладно тебе. Я его знаю, он к таким вещам спокойно относится.
Пенис Криса уже утратил твердость. Крис тяжело опустился на край кровати, и я
понял, что он ужасно расстроен.
– А еще я оставил вещи в ванной. Как я теперь пойду за ними?
– Да ложись прямо так. Или скажи, что тебе принести, я схожу.
Крис не ответил, но залез под одеяло.
– Крис… Он таким вещам нормально относится, и ничего плохого он о тебе не
подумал, – сказал я впологолоса. – Все окей. Мы с ним обо всяких вещах говорили,
и я знаю, что все ничего. Не переживай. Хорошо?
Крис немного отошел, и мы с ним еще поговорили о сегодняшних событиях. Минут
через двадцать он вдруг понял, что я тоже голый.
– А ты всегда так спишь?
– Как так? – Я настолько привык, что у Шона сплю без одежды, что вообще об этом
не думал.
– Ну, голый.
– Ага, а что? Вообще-то дома я так не делаю, но Шон не возражает, и тут все
мужчины, и он не гей, ничего такого делать не станет, а летом так удобнее.
– Да, точно. Это клево. Я вообще-то тоже уже два года как не надеваю пижаму. Но
трусы все-таки надеваю, а то знаешь, какая у меня сестра нахальная!
Потом мы еще немного поговорили, и Крис стал делаться сонным, и я дотянулся до
выключателя и повернулся набок, собираясь спать. Но Крис все ворочался, и я в
конце концов спросил, что с ним.
– Спина чешется. У меня дома специальная палка под кроватью лежит, чтобы
почесаться.
– Хочешь, чтобы я тебе почесал?
– Да, если не трудно. В серединке, где я не достаю.
Я начал тереть в середине спины, и Крис сразу успокоился. Ему, наверно, нравился
массаж спины, как мне. Я начал сдвигаться к плечам и понял, что делать массаж не
менее приятно, чем когда делают тебе. Тело Криса было само совершенство, твердые
мышцы спины плюс совершенно гладкая кожа, и я решил немного побродить. Я
промассировал каждую косточку позвоночника, начиная с шеи, примерно как Шон,
когда он массировал меня. Потом дошел до поясницы и промассировал мышцы под
грудной клеткой, потом поиграл с каждым ребрышком, только медленно, чтобы не
щекотать. Потом нашел тазовую кость и промассировал ее до верхней части его
попы.
Я сдвигал руку медленно, чтобы Крис мог отстраниться, если ему не понравится. Но
он не отодвинулся. Он даже немножко придвинулся, и моя рука оказалась прямо на
ягодице. Она была слишком тугая для одной руки; чтобы ее промассировать, мне
пришлось нажать обеими руками, и тут я заметил, что Крис покрылся гусиной кожей.
Потом Крис полностью лег на живот, открывая доступ к другой половине.
Ночь была теплая, так что я сдвинул одяло до лодыжек – мы теперь оба лежали
голенькие – и принялся за непромассированную ягодицу. Потом продолжил экспедицию
по твердым, но худощавым бедрам и заметил, что Крис немного извивается, когда я
к нему прикасаюсь. На уровне коленей я прощупал сухожилия, которыми мышцы
крепятся к кости. Ниже коленей я не стал массировать, а просто позволил своим
рукам проскользить по коже. У самых лодыжек я ощутил волоски, которые стали у
него немного заметнее, с тех пор как он стал тинейджером, и обнаружил, что я
даже могу за них немножко потянуть. Когда я повел руками вверх к бедрам, волоски
стали тоньше, но немного ощетинились при появлении пупырышков гусиной кожи. А
когда я добрался до верхней части ног, Крис снова зашевелился и подтянул под
себя дальнюю от меня ногу. Моя рука скользнула вокруг ближайшей ко мне ноги в
поисках тонких волосков и случайно провела по мошонке. Я тут же убрал руку, но
Крис в ответ только подтянул дальнюю от меня ногу еще выше. Мне было любопытно,
как у него там всего с одним яичком, и я решил истолковать это движение как
приглашение к исследованию.
Я быстро нашел одно, но все равно некоторое время продолжал искать, хотя и знал,
что второго не будет. Крис глубоко вздохнул, но не отодвинулся. Я потрогал место
между ногами позади мошонки и понял, что пенис Криса, скрытый под его телом,
находится в весьма твердом состоянии. Я не был уверен, спит ли Крис, но, раз он
не двигался, я мог считать, что спит. Мой поиск мальчишеского оволосения перешел
на Крисову попу, и обе ее стороны покрывались гусиными пупырышками от моих
прикосновений. Я положил ладонь с одной стороны и чуть-чуть приподнял над кожей,
чтобы ощущать кончики волосиков. А потом вернулся к спине и к тонким свелым
волосам Крисовой шевелюры. Потом я долго гулял по позвоночнику и лопаткам, и
дыхание Криса стало глубоким и размеренным, и теперь-то уж он точно спал, и во
сне перевернулся на спину. Он оказался частично у меня на груди и на ноге, не
давая мне отодвинуться, не разбудив его, и продолжал дышать глубокими вздохами.
Рука Криса пришлась аккурат на мои укромные места, чему я сначала смутился, но
меня тоже уже клонило в сон, так что я кое-как сумел подтянуть к нам одеяло
свободной ногой и рукой и устроил голову на груди и плече Криса, раз уже не мог
отодвинуться на свою половину кровати. И, пока я лежал в ожидании сна, я
позволил свободной руке коснуться Крисовой груди и медленно съехать на мышцы его
твердого живота.
Определенно, тяжелая атлетика, которой они занимались с братом, повлияла на его
телосложение, и торс Криса был совсем как у критского мальчика в музее. Наконец
моя рука остановилась у Крисова пениса, который уже не был твердым. Я осторожно
отодвинул его вбок, чтобы пощупать волосики в ямочке над пенисом. Крис,
оказывается, продолжал сбривать их после того нашего вечера в боулинге, потому
что они оказались короткие и жесткие. Наверно, надеялся ускорить их рост, только
напрасно: я нащупал лишь полосочку длиной в дюйм, где волосики были жестче, а
кожа между Крисовыми укромными частями и ногой так и осталась голой, как на
мошонке. Я еще поиграл с волосиками (оказалось, что они как раз такой длины, что
еле-еле уцепишь между ногтями). А потом сон победил жажду исследования, и я так
и заснул, играя с шерстинками подросткового достоинства Криса.

Часа через два, когда за окном еще было темно, меня разбудила небольшая боль.
Больно было в паху, и я вскоре понял, что ее причиняет рука Криса. Одеяло было
сдвинуто ниже моих укромных мест, а Крис изучал оба мои яичка. Собственно, было
не так уж больно, и я притворился, что продолжаю спать. Когда меня там касался
Шон, мне делалось тепло; сейчас же я просто ощущал себя объектом любопытства.
Потом медосмотр сделался болезненным, я невольно втянул воздух, и Крис сразу
отпрянул. Он, конечно, не хотел делать мне больно, просто увлекся и сжал слишком
сильно. Через несколько минут осмотр возобновился, и теперь Крис стал
осторожнее. Ощупывание стало таким приятным, что меня снова стало клонить в сон,
но тут я ощутил мошонкой прикосновение, которого еще никогда не ощущал; было не
больно, но непривычно: моя мошонка погрузилась в теплую влажность. Стараясь не
пошевелиться, я открыл глаза и увидел, что Крис взял оба моих яичка в рот! Он
пососал их, и я чувствовал, как моей мошонки касается его язык. Но Крис быстро
остановился, натянул на нас одеяло и принял позу спящего, так и не заметив, что
я проснулся. Я здорово удивился его поступку, но мне не было противно, так что я
не стал ничего ему говорить. Сам-то я исследовал Крисово тело, почему Крису было
не исследовать мое, как хочется? Я считаю, друзьям можно.

Потом я уснул так крепко, что, если Крис и касался меня снова в течение ночи, я
об этом не узнал бы. А разбудил меня голос Криса, они с Шоном о чем-то спорили.
Я еще не совсем вышел из транса и для начала решил просто послушать. Если бы они
правда не хотели, чтобы я услышал, могли бы уйти в другую комнату.
– …чем жить уродом ярмарочным!
– Знаешь, – ответил Шон, – некоторые ярмарочные уроды только притворяются.
– А те, которые покрыты татуировкой с ног до головы?
– Ну, их никто не заставлял. Наверно, им так нравится.
– А те, которые без разных частей тела? Это же кошмар!
– Тут ты прав, Крис. Но когда они надевают верхнюю одежду, это не так заметно.
– Да, а когда приходится раздеваться во всяких местах? И все увидят, какой ты
урод, и начнут дразниться?
– Только идиоты могут дразнить человека из-за этого.
– А если вокруг одни идиоты? – Голос Криса прервался.
Шон помолчал, а потом сказал негромко:
– Крис, а можно тебя спросить, почему тебя так волнует эта тема?
Крис некоторое время молчал, но я чувствовал, как он ерзает рядом со мной. А
потом решился и выпалил:
– Потому что я – урод!
Это восклицание заставило меня вздрогнуть и открыть глаза, но Шон с Крисом даже
не заметили, что я проснулся.
– Ничего подобного, – мгновенно отреагировал Шон, – ты очень симпатичный молодой
человек. С чего ты взял?
– А вы что, не заметили вчера, что у меня нет того, что есть у всех мальчиков?
Это вы из вежливости притворяетесь!
Шон был в замешательстве. Он никак не мог понять, о чем говорит Крис. Тут Шон
заметил, что я не сплю, и обратился ко мне за помощью. Я похлопал себя по
укромным местам, и тут до Шона дошло. И то сказать, особенность Криса не так уж
бросалась в глаза, а про мой рассказ Шон просто забыл.
– А! Да… э… пожалуй, я кое-то заметил. Но, знаешь, извини, конечно, как раз в
тот момент другая часть твоего тела не очень закрывала то, что я мог бы и не
заметить, если я понятно выражаюсь.
Крис невольно улыбнулся, вспомнив, что у него был напряженный пенис.
– Да, верно, – пробормотал он. – Но ведь все равно у меня уродский вид, да?
– Честное слово, это вовсе не бросается в глаза.
– Но меня задразнят в средней школе!
– Не обязательно, – ответил Шон. – Даже если кто заметит, в седьмом классе
мальчик не признается, что разглядывал укромные места другого мальчика.
– Да они просто как заржут хором.
– Слушай, Крис, неловко об этом говорить, но я мало что разглядел вчера, и мне
трудно судить.
– Показать?
– Если это тебя не смутит.
Крис начал опускать одеяло, и Шон забрал забрал его у Криса и убрал в сторону. И
удивился, потому что не ожидал, что Крис спал голый.
– Ты спишь без одежды?
– Если Джарретту можно…
– И ты? – Шон посмотрел на меня. Я приподнял одеяло на своей стороне, чтобы
показать, и снова закрылся.
– Для пижамы слишком жарко, – сказал я.
Шон опять повернулся к Крису, потом перевел взгляд на его укромные места. В
ярком утреннем свете было прекрасно видно, чего у Криса не хватало. Крис кратко
описал несчастный случай с велосипедом, и Шон несколько позеленел.
– Кошмар… Там и сейчас болит?
– Ну надо же, все это спрашивают. Нет, не болит. Можете пощупать… Я не
стесняюсь. – Крис откинулся на подушку и положил руки за голову. Шон осторожно
взял Крисову мошонку, и Крис начал хихикать.
– Ты чего?
– Ничего, просто щекотно стало. – Но я заметил, что пенис Криса начал твердеть и
прямо на глазах сделался полность напряженным. Но Шон на это ничего не сказал.
– Крис, а с оставшимся яичком они ничего не делали? Знаешь, тут и с другой
стороны есть шов.
А я и не заметил. Наверно, я так ужасался, когда Крис рассказывал про велосипед
и больницу, что прозевал. Я нагнулся поближе, и Шон повернул мошонку, чтобы
показать мне.
– Если честно, я не знаю, – ответил Крис. – В тот момент было так больно, что я
ничего не понимал, а потом не хотелось об этом говорить.
Я обратил внимание, что Крис вовсе не стесняется, что его укромные места в
центре внимания, и его пенис оставался напряжен, и на конце показалась
прозрачная капелька. Но Шон вскоре убрал руку; Крис, кажется, был даже
разочарован.
– Да мне не больно, – сказал он Шону, – можете продолжать.
– Это хорошо, но мне пора готовить завтрак, а вам пора одеваться. Да, пока не
забыл. Ты не думал вставить имитационный протез? Это не трудно, и если тебя это
так терзает…
– Точно, – влез я, – почему нет?
Криса как подменили. Он резко сел, подтянул колени к груди и натянул одеяло до
шеи.
– Вы что, оборзели? – заявил с тихим бешенством в голосе. – Ни за что!
Шон был ошарашен такой реакцией, да и я тоже. Мы только переглянулись, и Шон
негромко спросил:
– Крис, я, кажется, не понимаю.
– Ни одна сука больше не сунется к мне туда. Эта гадина отчикала мне орешек и
даже не почесалась. Выставил папу из помещения и сразу за ножницы.
От гнева голос Криса дрожал, лицо покраснело, но Крис и не думал
останавливаться.
– Думаете, она хоть попыталась его спасти? Да ей лишь бы резать! Она, небось, и
второе собиралась отчикать, поэтому с другой стороны тоже разрезано. Просто ее
позвали на другую операцию, а то сделали бы из меня не пол-мальчика, а девчонку!
– Он говорил быстро и почти кричал. – А самое подлое, что я ни фига не мог
сделать. Они что-то мне вкололи, что ноги отнялись. Я лежал, как бревно, а она
резала, как хотела! – У Криса по щекам потекли слезы, он начал всхлипывать, но
еще успел произнести последнюю фразу: – И папа теперь смотрит на меня… не так,
как раньше… – простонал он между рыданиями. – Я теперь не нормальный мальчик,
как мой брат. Я – пол-мальчика…
Он долго плакал на плече у Шона, а я мог только гладить его по спине. Я знал,
что Крис переживает из-за своих орешков, с тех пор как он рассказал мне, когда я
оставался у него с ночевкой, но чтобы до какой степени… И только теперь, после
вопроса в лоб, заданного взрослым, он показал, каково ему на самом деле.
– Крис, – заговорил Шон вполголоса, – а ты говорил про это с папой?
Крис помотал головой.
– Слушай, я видел твоего папу только раз, когда мы тебя подобрали по дороге в
музей. Но я разбираюсь в людях, и твой папа – прекрасный отец. Я видел, что он
тебя очень любит.
– Ага, но все равно он думает, что я теперь пол-пацана.
– Он так и говорит?
– Вообще-то нет. Но все изменилось. Я не знаю, как объяснить.
Тогда Шон поднял Крису голову и посмотрел ему в глаза.
– Крис, по-моему, проблема в том, что ты не решился с ним поговрить, а он не
решился поговорить с тобой. Родителям и детям вообще нелегко обсуждать укромные
места, а тут такой случай… Знаешь, случаются недоразумения, и все кажется не
таким, как на самом деле. Может быть, даже в больнице все было не совсем так, и
твой папа что-то об этом знает.
– Еще чего, – сказал Крис. – Видели бы вы ту гадину!
– Не знаю, не знаю. Вспомни, что тебе было очень больно, и что в больнице тебе
вкололи обезболивающее. Но в одном я уверен. Ты так и будешь в неизвестности,
пока не поговоришь с папой. Хочешь, я ему намекну, что ты хочешь с ним
поговорить?
Крис явно понимал, что Шон говорит дело, но идея его смущала. Шон стал уверять
Криса, что так будет гораздо лучше, чем копить гнев в себе. Крис не очень
поверил, но уступил, понимая, что, в принципе, хуже не будет.

Потом Шон сказал, что ему надо съездить в магазин за молоком для завтрака, и
велел нам пока одеваться. И Крис вскоре повеселел. Ему определенно стало легче,
когда он рассказал про свое несчастье взрослому. Он даже попросил меня еще раз
сделать ему это самое с пенисом. Я, собственно, не возражал, только я все делал
быстрее, чем тогда в доме у Криса, потому что не хотел, чтобы Шон нас застукал.
Так что, когда Шон вернулся, мы уже вытирали следы на Крисе. И Шон не стал
заходить в спальню, так что мы успели все убрать до завтрака.
Мы съели на завтрак оладьи и отвезли Криса домой. Шон отослал нас поиграть, а
сам переговорил с папой Криса. Они обменялись парой слов и дружеским
рукопожатием. Мы с Шоном поехали домой, и я не мог не спросить, чем кончился его
разговор с папой Криса. Оказалось, Шон угадал, папа Криса действительно хотел
поговорить с Крисом, только все не мог придумать повод.
Потом Шон спросил:
– Из чистого любопытства, действительно четыре дюйма*?
Я сначала не понял, потому что забыл, как Крис хвастался длиной пениса. А потом
понял, но решил не говорить, чтобы Шон помучился.
– Гм, вообще-то это частное дело… Я же не рассказал ему, что ты делаешь с моими
орешками, с какой стати мне говорить тебе, какой длины у него пенис?
– Ох… ладно, забудем.
Но я знал, что Шон не ожидал от меня такой скрытности, и мысленно хихикал.
Когда мы вернулись, прежде чем везти меня в летнюю резиденцию моей семьи, Шон
еще успел устроить мне последний сеанс щекотания поджимающихся тестикул. Это
было потрясающе, и в то же время печально, потому что я знал, что мне скоро
возвращаться в семью. Но хотя бы Шон расщедрился на особо долгий массаж, от чего
мои орешки зарылись в меня глубоко-глубоко. Наконец Шон заставил меня снова
одеться и уложил с вещами в машину, с так и не высунувшимися орешками.

На полпути к летнему дому моих родителей Шон остановился купить нам по «Italian
ice», а то днем на солнце стало очень жарко. Садясь за стол для пикников, я
понял, что мои орешки все еще в животе, и были там всю дорогу после последнего
сеанса щекотания, но меня это не беспокоило. Они иногда исчезают на несколько
часов, то ли из-за неудобной одежды, то ли из-за неудобной позы. Шон сел
напротив и спросил несколько натянутым тоном:
– Ну, и как тебе понравилась эта неделя?
– Понравилась, лучше не бывает!
– Джарретт, ты понимаешь, – сказал он неуверенно, – что о некоторых вещах,
приватного рода вещах, дома лучше не рассказывать?
– Типа про Крисовы орешки?
– И вообще про все вещи личного характера.
– Конечно, – ответил я и встал, чтобы выкинуть использованную салфетку. Шона
что-то грызло, и я не понимал, в чем дело. Я еще сходил попить из фонтанчика и
ушел в тень под деревья, а Шон сидел доедал «ice» за столиком.
В летний дом мы приехали во второй половине дня; мать была в необыкновенно
хорошем настроении. Она даже предложила Шону остаться пообедать, а то и с
ночевкой. Приглашение к обеду Шон принял, а переночевать – нет, у него были дела
в воскресенье в его церкви. Поскольку до обеда оставалось два часа, Шон попросил
у матери разрешения поплавать со мной на веслах по озеру.
– Только проследите, чтобы Джарретт надел спасательный жилет, а то он не умеет
плавать, – сказала мать, сверля меня взглядом. – Может, Шон уговорит тебя
записаться на уроки плавания в бассейне мотеля.
Я сквозь землю готов был провалиться, когда она все это выложила при Шоне. И
вообще, я немножко умею плавать… молчу, молчу, я всегда торчу на мелком месте. А
что делать, если я терпеть не могу окунаться с головой?

Выходя из дома, Шон спросил меня, почему я не научился плавать.
– Не знаю.
– Может, ты боишься воды?
– Может.
– А помнишь, как я говорил Крису, что не надо отворачиваться от проблем? Правда,
не пора ли тебе заняться проблемой воды. Если ты научишься плавать, тебе не
придется стесняться, что не умеешь. Особенно если тебя пригласят на пул-парти*.
В общем, Шон затолкал меня в мотель узнать расписание курсов плавания, и
инструктор радостно объявил, что занятия для начинающих открываются как раз
сегодня, в 4 часа будет первый урок. Такое мое везение. Теперь я ничего не мог
поделать, Шон записал меня и отвел домой за плавками. Мать поздравила Шона с
успехом и пошла с нами посмотреть на первый урок. Мне было немного неловко из-за
присутствия матери, но одновременно я испытывал облегчение, что она будет рядом,
если я начну тонуть! Впрочем, я зря беспокоился. В этот раз нам только изложили
основы, и мы даже не уходили с мелкого места.

Поскольку день был жаркий, я остался в плавках, а обедали мы на причале, где
жарили гамбургеры на решетке. После еды мы с Шоном поплавали на каноэ, и он
распрашивал меня про озеро. Я показал на длинный пляж на нашем берегу озера и
рыболовецкий пирс, который делил наш берег на две половины. Потом показал пару
островков слева и рассказал про зону нудистов в трех милях, на другом конце
озера.
– И часто ты там бываешь? – спросил Шон шутливо.
– Я там не бываю! – Еще не хватало. Мой старший брат однажды туда сунулся, так
мать узнала и отшлепала так, что ой-ой-ой!
– Джарретт, нудисты занимаются тем же, чем все отдыхающие, только без одежды.
Они не делают ничего этакого.
– Ну да, конечно! Попробуй объяснить это моей матери!
Мы еще поплавали на веслах, а разговор наш постепенно замер. Я знал, что Шон
скоро уедет, и начинал грустить. И я молчал, слушая плеск от наших весел и от
волн ряби, бившихся о борт каноэ. Две птицы с криками пролетели над нашими
головами и скрылись в ночи. Потом над темно-зелеными силуэтами деревьев поднялся
ярко-желтый шар полной луны, и Шон повел каноэ обратно к причалу.
По дороге к дому, в темноте, Шон обнял меня сзади, и его руки скользнули за
резинку моих плавок. Плавки почти высохли, не считая небольшой влажности между
ног. Когда его пальцы коснулись моей мошонки, я понял, что мои орешки все еще
внутри меня.
– И куда девались твои орешки? – прошептал Шон у меня над плечом.
– Спрятались, чтобы не идти на урок плавания!
Шон зачем-то попытался вытащить их в мошонку, и один случайно зажал.
– В-с-с-с, Шон, полегче. Они сами выйдут, когда захотят.
– Ты уверен?
– Они всегда так делают.
Шон помассировал мою пустую мошонку указательными пальцами обеих рук, запущенных
ко мне в плавки спереди. И я наслаждался моментом покоя, пока его не спугнул
автомобильный гудок со стороны дороги.

Дома я переоделся в шорты и трусики, пока Шон прощался с моими родителями. Я
вышел проводить его до машины, и он спросил, не хочу ли я повторить визит
где-нибудь в середине лета. Я, разумеется, хотел, и тогда Шон потребовал, чтобы
я обещал не бросать уроки плавания, а потом обнял меня. Когда он уже выезжал по
подъездной дорожке, я вдруг бросился за ним.
– Шон! Шон! Подожди минутку!
Он ударил по тормозам, и я сунул голову в окошко.
– Ответ на твой вопрос – 3 и 15 шестнадцатых!
Шон задумался, потом вспомнил, о чем он меня спрашивал, улыбнулся мне, и мы
шлепнули друг друга ладонью о ладонь. И я был очень рад, как все прошло, но
когда автомобиль Шона скрылся из виду, меня всего пронзило одиночество, и я
почувствовал, как тестикулы снова выскользнули в мошонку. И тут по моим щекам
потекли слезы и стали капать вниз.

Глава восьмая. Озеро

Как я уже говорил, во время летних каникул мы живем в пансионате у озера, в двух часах
езды от нашего города. Причем в своем здешнем малом бизнесе родители зарабатывают
за сезон больше, чем в городе за год, так что мы переезжаем сюда на все лето.

Родители купили здесь дом, а потом его расширили – подняли крышу с одного боку и устроили
на чердаке маленькие спальни. У меня мировая спальня – с видом на озеро! Мне бы ее не
видать как своих ушей, просто остальные сами захотели комнаты с окнами во двор.

Наш дом стоит на склоне, и окна, выходящие на задний двор, получаются всего лишь на
втором этаже, из них легко вылезать по ночам по толстому, удобному вязу. Зато я живу
прямо над кухней и могу подслушивать, что говорится за столом. А еще между мной и
остальными есть маленькая ванная, так что я никому не мешаю, когда включаю радио.

На нашем чердачном этаже совершенно замечательные окна. Когда крышу с одного бока
подняли на фут*, то место под поднятым краем заполнили окнами. Так что я не только могу
встать на кровать в полный рост, но еще при этом могу смотреть прямо на озеро.

От нашего дома склон идет вниз до самого озера, а на берегу у нас свой причал с парой каноэ.
Только мать никому не разрешает брать меня с собой, из-за того что я не умею плавать.
Тоска, причем я даже не знаю, что хуже: что меня не пускают погрести, или что надо
учиться плавать. Потому что на глубоком месте у меня начинается типа паника, и я очень
не хочу, чтобы меня стали учить и загнали на глубину. Хотя, в принципе, я и сам понимаю,
что ничего так не высижу.

И вот теперь Шон запихал меня на курс плавания, и мне уже не отвертеться от погружения
в глубокие воды. Нерадостная перспектива, но теперь, хотя бы, если я утону, ответственность
будет на Шоне! И потом, если я выплыву, Шон типа обещал еще раз взять меня в гости, так что
у меня есть причина постараться.

Уроки плавания были ежедневно с 4 до 5, две недели. Мать поехала со мной на второй урок,
а потом сказала, чтобы я сам ездил туда на велосипеде, потому что всего миля от дома.
Инструктор была студентка по имени Бет, с длинными волосами, но она их всегда накручивала
на голове. Она была вежливая, но во время урока держалась твердо.

Еще у нее был помощник, паренек по имени Дана, потому что нас все-таки было десять человек.
Я этого Дану встречал раньше у озера, и он вроде был ничего, но я его не знал, знал только,
что он родился где-то в Европе.

С некоторым акцентом он сообщил мне, что «у меня будет 15 лет» в октябре, и что он член
школьной команды по плаванию. У него были песочного цвета волосы, которые он стриг
коротко, чтобы не мешали занятиям в бассейне. Дана был на голову выше меня, но худенький,
только у него было много мышц на животе, от плавания.

Где-то после третьего урока Дана сказал мне, что мне стоит перейти на спортивные купальные
трусы, которые он называл «плавки». Сам-то он в этих самых плавках выглядел лихо, но я
бы выглядел пугалом, спасибо. Тут в наш разговор вмешалась Бет, которая, оказывается,
все слышала.

– Джарретт, ты выглядишь нормально, и в плавках удобнее заниматься, а еще они быстро
сохнут. А купить их можно прямо в мотеле, в вестибюле.
Дома я рассказал матери про это дело, и она дала мне денег, чтобы я купил это самое в
мотеле, потому что у них недорого.

Дана пошел со мной выбирать, и мы вернулись в бассейн с такими светленькими.
Я собирался отложить их на следующий раз, но Дана сказал, что надо опробовать сразу,
чтобы проверить, как сидят.

Как назло, кабинки для переодевания сегодня красили, так что Дана с Бет развернули на
весу два полотенца, прямо у воды, и велели мне переодеваться.

– Еще чего, – сказал я, – я же буду совсем голый!

– Ну и что, тебя же не будет видно, и вообще это две секунды, – сказала Бет.

– Вам будет видно.

– А ты повернись к Дане… Давай скорее, а то сейчас все придут.

Дана тоже меня поуговаривал, и я зашел между полотенцами, повернулся так, чтобы никто
не видел моих укромных мест и быстренько натянул плавки. Они попытались опустить
полотенца раньше времени, чтобы подразнить меня, но опоздали, а потом ушли по свои делам.

Теперь я стоял на краю бассейна в одних плавках, и в этом наряде я чувствовал себя
таким голым! Они сидели ужасно низко, все время казалось, что они спадают. И вообще,
они закрывали только пенис и ложбинку сзади! Я быстренько прикрылся полотенцем, но
тут пришел Дана и велел прыгать в воду.

– Дана, а можно я лучше вернусь к старым купальным трусам? По-моему, эти плавки мне
малы.

– Опусти полотенце, я посмотрю.

Я раскрыл полотенце, и он сказал, что они мне как раз.

– Да? А почему тогда у меня ощущение, что малы?

– Это ты не привык. Потерпи денек-другой, освоишься. Ну, в воду. Бет начинает урок.

Я осторожно опустил полотенце, решив, что если сейчас все засмеются, что я как голый,
то я просто схвачу полотенце и побегу в туалет в мотеле, переодеваться обратно.

Но никто на меня смотрел, и некоторые мальчики тоже были в плавках. Спускаясь в бассейн,
я заметил, что куча народу носит плавки, хотя сам я все равно умирал от неловкости.
С другой стороны, после злоключений на работе у Шона, неужто я не переживу малоодетое
состояние? Раз я не умер, когда переодевал мокрую одежду, и вошел начальник Шона…
Ничего со мной не случиться, я просто буду вспоминать слова, которыми меня тогда
утешил Шон.

Когда Бет начала разминку, я уже почти забыл, какие на мне обтягивающие трусики. Но,
увы, худшее еще было впереди.

На середине урока Бет дала нам пять минут на отдых. Я решил посидеть на бортике, и тут
какие-то мальчик с девочкой показали на меня и уплыли, хихикая. Они сами оба были
в плавках, и я не понял, что им показалось смешно. Я посмотрел на себя. Мои
светленькие плавки в мокром виде сделались практически прозрачными! Я схватил
полотенце и побежал к Дане.

– Видишь, какой кошмар… Что мне делать?

– Но ведь тебе понравился цвет? Пока ты в бассейне, все равно ничего не видно.
А когда вылезешь, они высохнут за пару минут, и можешь на это время заворачиваться
в полотенце.

– Но…

– Джарретт, не преувеличивай. Все равно все знают, что у тебя там, а кто над тобой смеялся,
дураки. Ты смотришься в плавках потрясающе, так что не обращай внимания, договорились?
И вообще, – добавил он, срывая с меня полотенце, – перерыв окончен.
Излишне говорить, что я залез в воду с рекордной скоростью!

Наконец настал день, которого я ждал с ужасом. Прошло шесть уроков, и на седьмой день
мне предстоял… ва-ва-ва… выход на глубокий конец бассейна! Бет обучила нас
стандартным гребкам, как плавают во всем мире… она это называла вольным стилем.
Я не понимал, за что его так назвали, но какая разница? Я уже заметил, что за три
гребка каждой рукой я пересекаю бассейн по ширине, и что мне не приходится касаться
дна на нашем мелком конце.

И вот Бет велела всем взяться за бортик и двигаться на глубокий конец. Было жутко следить,
как вода превращается из бледно-голубой в буро-фиолетовую. Потом Бет стала отправлять
нас по одному плыть вольным стилем до противоположного бортика. Настал мой черед, и,
умирая от страха, я в три гребка пересек бассейн и на последнем гребке вцепился в стеночку.
«Поразительно, – подумал я, – сработало!» Я просто-таки гордился собой.

Но ужас еще ждал своего часа. Бет заставила нас сплавать туда-сюда несколько раз.
Где-то на шестом проходе я немножко не достал рукой на третьем гребке. Я сбился с ритма
движений, попытался дотянуться другой рукой, и снова ни за что не ухватился. Моя глупая
голова впала в панику, и я попытался достать до дна ногой. Под ногой ничего не оказалось,
кроме пустого жидкого пространства… Вот ужас-то… я же сейчас погибну!!! И тут – бенц –
одной рукой я нащупал стену. Я спасен! Бет уже протягивала мне шест, но я его даже не
заметил, пока не вцепился в стену. И теперь я хотел одного, убраться подобру-поздорову.
Мне было стыдно, мне было страшно, но Бет не выпустила меня из воды.

Я висел на стене и трясся. Все уже собрались на моей стороне, и теперь Бет хотела, чтобы
мы снова плыли на другую сторону. Я был так напуган, что об этом не могло быть и речи; я
помотал головой. Бет поговорила со мной, негромко, но твердо. Она объяснила, что я не
дотянулся до стеночки на какой-то дюйм*, и что мне просто надо грести чуть-чуть сильнее,
и такого больше не случится. И она была абсолютно уверена, что мне не составит труда
пересечь бассейн еще раз. Я же хотел выбраться из воды, и мне казалось, что если я буду
настаивать, меня выпустят. Потом я подумал, что тогда я буду полным уродом в глазах
остальных ребят и Даны, и все-таки решил сделать попытку. Дана стоял на той стороне и
подзывал меня жестом. Я изо всех сил оттолкнулся от борта и стал делать гребки поглубже.
И на этот раз моя рука вмазалась в стену на середине третьего гребка. Было немножко больно,
но это были такие пустяки, ведь я доплыл!

После этого Бет разрешила нам всем передохнуть. Я сел на бортик на глубоком конце,
прямо там, где вылез из воды, и сложил руки на коленях, чтобы мой пенис не просвечивал
через светлые плавки. Я все еще был здорово напуган, но уже начал бороться со своим
страхом перед глубоким концом. Не достать до дна – это еще не страшно, пока руки-ноги
держат меня на поверхности.

– Ну, ты как? – Это ко мне подошел Дана.

– Нормально. Немножко понервничал.

– Это ничего, в первый раз со всеми бывает. Даже со мной.

– Правда?

– Ага, так что не переживай. Возвращайся в воду и – полный вперед!

Бет загнала нас обратно и заставил поплавать еще. Я пару раз не доставал до стены, но
больше не паниковал. В конце урока Дана предложил мне придти на следующий день на дополнительный урок, потому что Бет по воскресеньям уроки не проводила. Я уже заметил, что Дана ко мне неравнодушен, и мне он тоже типа нравился, потому что он всегда был со мной очень мил, так что я согласился.

С разрешения матери, я встретился с ним у бассейна на следующий день, и для начала мы
просто порезвились на мелком конце. Потом он отбуксировал меня на глубокий конец;
я держался за кусок пенопласта. Он заставил меня спозти с пенопласта и показал разные
способы держаться на воде в вертикальном положении. Его руки, надо сказать, то и дело
оказывались у меня между ног, но это выглядело как поддержка, пока он показывал мне,
как что делается. И вообще, что мне, жалко, если будет немножко щекотно.

Через час мы выбрались из воды и он отвел меня в комнату инструктора, принять горячий душ.
Он снял плавки и начал снимать плавки с меня.

– Ты чего? – удивился я. Он мне нравился, но мне было неловко, чтобы он снимал с меня плавки.

– Извини, просто хотел помочь. Если ты снимешь плавки и повесишь у окошка, они
практически высохнут, пока ты будешь в душе. Они все-таки просвечивают, пока мокрые.

– Это ты мне говоришь?

Я позволил ему продолжить развязывание тесемок, после чего он стянул с меня плавки и
повесил рядом со своими, у окна. Я собирался дожидаться своей очереди, но душ был
довольно большой, и Дана сказал, чтобы я присоединялся. Я встал рядышком и увидел,
какой у него плоский низ живота. Еще у Даны внизу было больше волос, чем у всех моих
друзей вместе взятых. Они были темнее того песочного цвета, какой был у волос у него на
голове, и простирались на целый дюйм* над пенисом; правда, на орешках волос не было
нисколько.

Пенис у Даны тоже был интересный – необрезанный. Мы с Шоном обсуждали это, но я
первый раз увидел живьем.

Мы вдвоем шагнули под душ и вместе постояли под горячей водой. Потом Дана начал
намыливаться, уступив мне всю горячую воду. Намылив свое тело, он принялся за мое.

– А скажи, Джарретт, тебе сколько лет? – спросил он, намыливая мне спину.

– Двенадцать.

Он тут же остановился.

– Правда? Я думал, меньше. Тогда ты не хочешь, чтобы я тебя мыл?

– Нет, почему. Мой, если хочешь.

Мне что-то стало лень мыться самому. Он намылил мне всю спину, включая попу, где
провозился дольше необходимого, потом очень тщательно намылил мне грудь и, конечно,
весь перед, до укромных мест внизу. Он опустился передо мной на колени, чтобы намылить
мне ноги, и потом еще раз помылил между ними, так что там стало совсем скользко.
Дана задержался на мошонке, и я не сразу понял, в чем дело. Что-то его озадачило.
Потом он сделал ошибку – провел пальцами вдоль моего пениса.

– Не надо! – Я чуть что не накричал на него.

– Прости. Что, больно?

– Нет, но мой пенис очень чувствительный, и ужасно неприятно, когда кто-нибудь к нему
подбирается.

– А… ну, я не знал. Это потому, что у тебя нет орешков? – выпалил он.

Я тупо уставился на него, и тут понял, почему он так долго мылил мне мошонку.
Он не нащупал орешков, шарил-шарил, и решил, что у меня их нет. Я улыбнулся –
они просто снова проделали свою трюк с исчезновением из-за холодной воды в бассейне.

– Они есть. Они просто боятся холодной воды, и спрятались.

Дана решил, что это смешно, и засмеялся. Но я не мог на него обижаться. Ведь и правда,
подумать только, мои орешки больше бояться холода, чем я раньше боялся глубокой воды!
Я несколько секунд поиграл у себя внизу и добыл одну тестикулу, продемонстрировал ее Дане,
и он покачал головой в изумлении.

– Знаешь, Джарретт, ты мировой парень, что с орешками, что без! Хочешь как-нибудь
покататься со мной на каноэ?

– Хочу! И я теперь умею плавать, так что мать, наверно, меня отпустит.

– Давай во вторник после урока?

– Класс! Спасибо!

Потом Дана встал, и я заметил, что его пенис полностью отвердел… ох и здоровенный!
Не берусь судить точно, но он был дюймов 6-7* в длину, и в обхвате тоже ого-го. Но Дана
сделал вид, будто ничего особенного не происходит. Если бы у меня так торчало, я бы дико
смутился. А Дана просто намылился второй раз, а потом еще раз намылил меня. И взял меня
сзади в захват, и сказал, чтобы я попробовал ускользнуть, как грязный поросенок.

Это было весело, и я попробовал вывернуться из захвата, и мы так играли несколько минут,
и два раза мне почти удалось освободиться. Но потом Дана вдруг опустился на колени и
прижал к себе сильно-сильно, и не отпускал, и я решил, что ему очень захотелось меня
обнять, и я решил не ерзать, пока он меня не отпустит. Напряженный пенис Даны лежал
вдоль моей ложбинки – хорошо, что не внутри!

Вдруг Дана разжал свой захват, сунул меня под так и текший все это время душ и быстро
помыл со спины.

– Джарретт, давай скорее кончать, пока на нас не наорали, что мы извели всю горячую воду.

– Ладно. А хочешь поесть со мной мороженного? Мать сказала, чтобы я сделал ответную
любезность, за то что ты тратишь время на дополнительный урок.

– Ну что ты, зачем… Я был только рад помочь тебе.

– Это хорошо, но мать будет сердиться, если я не послушаюсь.

– Ладно, парень, не будем сердить мать.

Мы с Даной оделись и угостились мороженным в магазине в одном квартале от мотеля.
Дана там увидел своих друзей, и я решил, что теперь он меня будет игнорировать, но он вместо этого представил меня им, и это было здорово. Они все тоже были любезны. Я немного посидел с их компанией, но потом мне пришлось уйти, а то мать ждет.

На следующий день на уроке Дана предложил мне задержаться и еще поучиться,
как держаться на воде в вертикальном положении. Мне в прошлый раз понравилось,
и я согласился.

Мы приняли душ в комнате инструктора, и Дана снова сыграл со мной в пойманного поросенка.
Вообще-то как-то неловко, что он меня так обнимает, но, наверно, я ему просто нравлюсь.
Он любит меня больше, чем мой родной брат, и мне это очень даже нравится.

В наш класс плавания записалось еще несколько детей. Среди них девочка по имени Эшлин,
которая живет напротив нашего дома. Хорошенькая блондиночка с синими глазами.
Я ее давно знаю, и она мне нравится, но она никогда не хотела особо со мной сближаться.
Она всегда бегала за мальчиками из средней школы, хотя сама-то всего на год старше меня.
Сажала меня присматривать за своей младшей сестрой Жанель, и отправлялась охотиться
на мальчиков.

Я, собственно, не возражал, Жанель такая милая. Ей было всего года 3-4, но эта озорница
знала, что может вить из меня веревки, и ей хватало смекалки на перегибать палку.

Лето за летом мы с Жанель возобновляли союз, изумлявший даже ее родную мать. Не раз,
когда ее родители уже приходили в отчаяние, мне удавалось прекратить ее капризы и,
например, уговорить лечь поспать после ленча. В былые годы я даже… эх… менял ей пеленки.
Ее мать настаивала, что все мальчишки должны научиться таким вещам, чтобы хоть немного
подготовиться к отцовству. Я несколько поеживался, и хорошо, что это осталось в прошлом.

Короче, Эшлин сказала, что поступила в наш класс, чтобы улучшить технику – она в принципе
уже плавала, – но, по-моему, она хотела, чтобы Дана пригласил ее куда-нибудь. Мы с Эшлин
немного тусовались в бассейне и вообще. Но стоило появиться Дане, она меня тут же бросала.
И я заметил, что она пару раз поглядывала на мои укромные места, когда мои плавки были
мокрые, и я этим, пожалуй, гордился. Она наконец заметила во мне что-то, пусть даже это
самая маленькая часть моего тела! Потом, я тоже кое-что заметил, потому что Эшлин тоже
носила спортивный купальничек. Ну там, как у нее соски торчали, если она замерзала, и
как однажды ей купальник врезался в то место, которое у девочек спереди. Хорошо, что я
мальчик, и в меня плавки спереди не залезут! Я бы провалился от смущения, и потом, это,
наверно, ужасно неприятно.

– Слушай, Джарретт, – шепнул мне как-то Дана во время урока, – а сколько лет этой Эшлин?

– Четырнадцать будет… Она на год старше меня.

– Я так и думал. Она ничего, но я сейчас хожу кое с кем. Хотя, как знать… если там выйдет
облом, может, в другом месте чего обломится… Кстати, мы устроим вылазку на каноэ, или как?

– Ну да… если ты не передумал. – Я решил, что он забыл, и не решался напоминать.

– Парень, я же обещал! Сегодня отличная погода. Поехали?

Мы быстро слиняли после урока, к досаде Эшлин. Она даже не смогла сказать Дане
«до свидания», так и осталась стоять с растеряным видом, а мы пошли вниз, за Даниным каноэ.

Дана жил на другом берегу, и ему было быстрее добраться до работы на каноэ, чем
на велосипеде. Мы поднялись на борт, надели спасательные жилеты и отчалили от
пристани мотеля.

– Слушай, Джарретт, – сказал Дана, стоя на корме, а ты у матери отпрашивался?

– Да, она разрешила, но только чтобы я оставался с тобой.

– Хорошо. Может, съездим на острова, как ты думаешь?

– Не знаю. Говорят, туда отпетые хулиганы плавают.

– Ну уж и отпетые. Кстати, днем там вообще никого не будет.

Про острова эти ходили самые дикие слухи, и мне всегда было немножко любопытно.
Никто мне ничего толком не объяснял, так хоть я на это место посмотрю.

Мы гребли туда минут пятнадцать, и я наслаждался. Был ясный летний день, на небе
только несколько облачков, как комочки ваты. Рыбы плескались у самого каноэ,
сверчков было слышно даже здесь, над водой, и в отдалении кто-то свиристел.

Мы подошли к естественному причалу и втащили каноэ на склон с песком и травой.
На дальней стороне маленькой поляны начиналась тропинка в лесистую часть острова,
но тропинка все время держалась поближе к берегу. Мы дошли по ней до дальнего края
острова, до скалистого обрыва футах в двадцати* на водой. Дана рассказал, что подводный
ключ, вытекающий из берега озера и создающий течение между этим островом и соседним,
до которого было всего-то около десяти длин каноэ, постепенно проточил этот обрыв,
а прямо под ним – подводную впадину. Естественно, здесь все ныряли. А поскольку утес
этот был на дальней стороне острова, сказал Дана, то, естественно, здесь все ныряли
без трусов!

– Ты тоже отсюда прыгал?

– Да, парень, много раз. Надо только правильно входить в воду. Если хлестнет по орешкам –
мало не покажется!

Я поморщился от этой мысли, а Дана рассказал про некоторые вещи, о которых я слышал
только слухи. Оказывается, на этом месте тусовались ребята, которые здесь ныряли,
и в их компании надо было купаться голышом. Кто артачился, того допекали, дразня и
издеваясь. А поскольку тут все равно обычно были только мальчики, жертва решала,
что проще выпрыгнуть из трусов и плавать так. А кто долго уклонялся, того не оставляли
в покое, пока он не согласится залезть на утес, снять трусы и нырнуть.

Я решил, что это жестоко, особеннно заставлять человека раздеваться перед чужими людьми.
Хорошо, что сейчас тут никого не было. Сказать по правде, знай я все эти подробности заранее,
еще неизвестно, захотел бы я плыть на острова. Но Дана сказал, что у описанного ритуала были
и противники, которые считали, что пусть каждый купается в том виде, в котором хочет, и что
хотя случались перебранки, до драки не доходило.

Мы с Даной прошли по тропинке до вершины утеса. Посмотрев вниз, я увидел несколько
карнизов, с которых тоже можно было нырять, если не хочешь прыгать со всех 20 футов.
Я подумал, что это большое везение, потому что лично я бы ни в жизни не прыгнул с самого
верха – отсюда и смотреть-то было страшно! Мы пошли дальше, спустилсь по другому краю
скалы и оказались в бухточке с узкой полоской берега, покрытой травой. Дана предложил
искупаться.

– Не знаю, – сказал я, – а можно?

– Парень, можно, потому что никто не узнает, и здесь довольно мелко, если не отплавать от
берега.

– И что, я должен все снять?

– Да нет же. Я-то обычно все снимаю, потому что так мне больше нравится, а ты – только если
хочешь попробовать, пока все равно никого вокруг нет. Вдруг тебе тоже понравится?

– Ну, я еще подумаю, но ты – пожалуйста, раз тебе хочется.

Дана оставил майку и плавки на траве и окунулся. Я вошел в воду у берега, и вода была ничего.
Дана крикнул, чтобы я заходил, но я еще не решил, как раздеваться – до плавок или совсем.

– Дана, а с берега озера нас никто не увидит?

– Не, там природоохранная зона, туда никого не пускают.

Я минуту подумал, потея на жарком солнце, и, набравшись храбрости, побросал всю одежду
рядом с Даниной и со смехом вбежал в воду.

– Класс, Джарретт, лихо!

Я быстро добрался до него, где вода была мне выше пояса.

– Ты прав, так здорово, но если кто придет, я убегу!

Мы поиграли в голом виде в этой бухточке, а потом Дана взял меня в плавание вокруг обрыва.
Кое-где там мне было с головой, так что я держался поближе к Дане. Мы выбрались на берег и
забрались на невысокий уступ, всего футах в двух* над водой, но мне он тоже показался
высоковат. И вдруг Дана меня подтолкнул, я потерял равновесие, упал в воду и вынырнул,
делая движения, как при стоянии в воде. Дана уже плавал рядом, но я ужасно обиделся.

– Слушай, ты вообще, да? Я еле-еле плаваю, а тут ужасно глубоко. Дурак!

Дана смотрел на меня, сдерживая улыбку.

– Я знал, что ты обидишься, зато ты убедился, что выплывешь и без меня.

– Ага, а если бы я утонул? – Я все еще дулся.

– Тогда бы ты опустил ноги и встал на дно!

Я опустил ноги, и оказалось, что вода мне по грудь, а дно песчаное, но все равно я еще
немножко злился.

– Прости, что я тебя напугал, но теперь ты не будешь так бояться падать в воду, – стал
извиняться Дана. И мой гнев прошел, потому что я понял, что Дана прав. Потом, он же
прыгнул сразу за мной, на всякий случай. Я все равно пихнул его, обрызгал, и поплыл
прочь, чтобы он за мной погнался. Мы поплескались, а потом Дана отвел меня на уступ
повыше, футах в трех* над водой.

– Хочешь попробовать? – сказал он. – Имей в виду, тут глубоко, и ты до дна не достанешь.
И прикрой шарики ладонью, чтобы не отшибить об воду.

Дана нырнул первым и подождал меня. Я одной рукой зажал нос, другой защитил орешки и
прыгнул. Было страшно, я все летел, а воды все не было, хотя на самом деле это продожалось
долю секунды.

– Класс! – заявил я, готовый потворить. – Полный кайф!

И мы еще попрыгали с этого уступа, а потом Дана привел меня обратно на место в двух
футах над водой, чтобы я прыгнул головой вперед. Я, наверно, совсем рехнулся и дал
себя уговорить. После нескольких неловких падений я ухватил суть и начал получать
удовольствие от ныряния. И кончилось тем, что я умудрился расшибиться об воду животом
и орешками. Я всплыл, морщась от жгучей боли.

– Ну нет, – простонал я, – мальчиком быть еще хуже!

Дана только посмеялся, и уже через несколько минут я у него снова нырял. А потом мы
вернулись в бухточку, где на полоске травы лежала наша одежда. Но одеваться нам еще
не хотелось, и мы разлеглись на мелком месте у берега. Дана сходу нашел удобное место,
а мне предложил устроиться у него на коленях. Это было немного странно, но Дана очень
этого хотел, и я послушался.

Сидеть оказалось удобно, потому что я практически вылез из воды и начал греться на
солнышке, вот только пенис Даны снова стал твердеть, и тогда сидеть стало неудобно.

– А ты не можешь убрать эту штуку?

– Извини, эта деталь не снимается, но я могу устроить поудобнее.

Он немножко раздвинул мне ноги, и его пенис запрыгнул между ними. Когда Дана снова
откинулся, его пенис прижался к моей мошонке и навис над моим маленьким пенисом.
По-моему, даже если бы я растянул свой пенис как можно больше, я все равно не
сравнялся бы с Даниным… а ведь Дана был у меня за спиной!

– Так нормально?

– Да, так не мешает, но какой же он длинный!

– Ага. Похоже, у высоких тощих парней, вроде меня, часто отрастает длинный дик.
Иногда это просто мука.

– Почему?

– А ты представь себе, что будет, если он отвердеет в бассейне, когда я помогаю Бет.
Не думаю, что плавки его особо замаскируют, или хотя бы вместят.

– Вау, вот ужас-то, – ответил я. – И что бы ты сделал?

– Побежал бы под очень холодный душ, или срочно прыгнул в воду… У маленьких диков
есть свои преимущества! – Он легонько коснулся моего пениса и спросил, не мучает ли
меня отсутствие защитной кожи на кончике.

– Да нет. Только когда кожа накатится на кончик, это правда неприятно. А как тебе?

– По-моему, как у меня, гораздо лучше. Я наоборот не люблю, когда кожа скатывается
с кончика.

И тут мною овладело любопытство к монстру между моих ног.

– Дана, а ты вообще можешь открывать кончик?

– А то. Стоит потащить кожу вниз. Это нетрудно.

– И не больно?

– Да нет.

И, чтобы окончательно убедиться, я протянул руку и осторожно потянул вниз за бока.
Кожа скатилась, открыв темный розоватый кончик Даниного пениса. Я заметил, что
Дана поерзал, совсем как Крис, когда я трогал его там, и мне стало интересно, появятся
ли у Даны такие же белые капельки, если побаловаться с его пенисом подольше.
Моей руки не хватало, чтобы как следует обхватить его, так что я начал делать
это двумя руками.

– Джарретт, это уже лишнее. – Голос Даны прозвучал как-то глухо и дрожал.

– Но ведь ты не против?

– Да нет, мне приятно, – прошептал Дана, – я тебя боюсь смутить.

Вместо ответа я просто продолжил играть с его штуковиной. Я не мог натянуть кожу на
место до конца, и Дана очень смешно извивался подо мной, когда я пытался запихнуть
его кончик под кожу. Я еще поиграл с Даной, а потом побырзгал на кончик водой. Мне
нравилось, как Дана дергается, когда я мну его кончик, и я стал делать это почаще.
Минут через пятнадцать Дана больше не мог терпеть, схватил меня за руку и стал гладить
себя длинными движениями вверх-вниз. А я просто смотрел, как движется моя рука,
ожидая белых капель с минуты на минуту.

Но Дана выдал не какие-нибудь капельки, он выпустил тонны белого, залив все вокруг.
Он выгнулся подо мной дугой, у него напряглись все мышцы сразу. И белое выплеснулось
мне на грудь и залило ее. На моем животе образовались две белых полосы, а мои угромные
места вообще утонули в белом. Дана, расслабляясь, повтирал его мне в мошонку и пенис,
а потом затих.

Через несколько минут Дана ожил и посмотрел на мое перепачканное тело.

– Ой, прости. Я не хотел. Прости, пожалуйста!

Он минут пять так извинялся, отмывая мое тело озерной водой. Наконец мне удалось вставить
слово:

– Господи, Дана, проехали. Подумаешь. У всех мальчиков должно быть это белое, все
нормально.

– Только совсем не нормально пачкать им своих друзей. Прости меня.

И он опять заладил свое, но тут мы услышали голоса над водой.

– Ой, Дана, уйдем скорее. – Меньше всего мне хотелось, чтобы меня застали голым,
да еще пока пенис Даны оставался довольно напряженным. По-моему, это плохо
кончится.

Дана напялил на себя футболку, натянул плавки, сбегал за каноэ и пригреб из-за утеса,
стоя в центре, для равновесия. Я уже оделся и быстренько запрыгнул в лодку, чуть не
опрокинув ее.

Мы быстро оплыли остров и взяли курс на пляжи, разминувшись с пятью каноэ, на
которых шла целая толпа ребят.

Когда мы высадились, я заспешил домой, зная, что мать уже приготовила обед. Дана
снова извинился, что испачкал меня, а я снова не понял, чего он так волнуется. Ну
правда, что такого?

Вечером родители Жанель попросили, чтобы я с ней посидел. Они шли на спектакль,
а у Эшлин было свидание. Когда я пришел, Эшлин уже ушла, и дверь открыла Жанель.
Родители суетились, потому что опаздывали. Они попросили меня сотворить над Жанель
чудо и уговорить искупаться. И на том были таковы.

Я собрался быстренько сполоснуть ее под душем, но она вдруг пожелала принять ванну.
И даже заставила меня вымыть ей волосы с шампунем, что было не так просто с такими
длинными. Но Жанель такой милый ребенок, что я и не возражал. Мы поиграли с надувными
диснеевскими персонажами, и я даже налил ей в ванну пены.

Когда я ее вытер, она голая убежала в команту, вручила мне щетки для волос и отказалась
одеваться, пока я ее не расчешу и не заплету. Тут я оказался в затруднии, потому что
заплетать я не умею.

– А ты постарайся… а то не буду одеваться, вот! – сказала она упрямо.

– Ладно, но если я все запутаю, это будет твоя вина, – сказал я.

Примерно через час я кое-как сплел две неровные косички, и девочка собралась уснуть
у меня на коленях, голая. Я завернул ее в покрывало на диване и укачал, заснув при этом сам.
Позже я проснулся, когда по соседству кто-то врезался в мусорный бак и принялся ругать грозу. Жанель все еще спала, все еще голая, а моя рука почему-то лежала на ее укромных местах. Я осторожно перенес ее в спальню, нашел пижамку и уложил девочку в постель, так и не разбудив. Через полчаса пришли родители с Эшлин, а я направился домой.

На следующий день в бассейне происходило нечто странное. Эшлин упорно преследовала Дану,
а он упорно бегал от нее и, представьте, от меня тоже. Обычно Дана помогал мне с
упражнениями, но нынче держался на другом краю бассейна. И даже не пригласил меня
задержаться с ним в бассейне, просто сразу после урока уплыл на своем каноэ.

Поскольку Эшлин жила там же, где я, мы поехали на своих велосипедах домой вместе, и
Эшлин тоже решила, что Дана сегодня какой-то странный. Мать Эшлин встретила меня в
дверях и пригласила зайти.

– Неужели Жанель разрешила тебе заплести ей волосы? – спросила она меня, заведя на кухню.

– Да, – сказал я. – Надеюсь, я не очень напортил.

– Да нет, просто раньше она разрешала этот только отцу. Даже мне не позволялось.
А теперь она не разрешает мне себя расплести. Мне придется нанять тебя, когда будет
пора их мыть! Раз ты теперь в этом особом списке.

И когда я проходил мимо их дома дня через два, я заметил, что Жанель так и ходит с
кривыми косичками.

Тем временем Дана продолжал ходить сам не свой. В конце концов я поймал его в кабинете
инструктора.

– Дана, я тебя чем-то обидел?

– Нет, что ты.

– Тогда чего ты так со мной… как будто злишься, или не знаю что. – Меня, если честно, очень
беспокоило, что он меня избегает.

Дана помялся, вид у него был смущенный.

– Понимаешь, Джарретт, я решил, что после того, что случилось на озере, нам лучше больше
не встречаться.

– Не понимаю… ты о чем?

– Ну, про это… на острове, – сказал он суть слышно.

– Это что, из-за того, что ты на меня набрызгал? Дана, может хватит уже? Проехали!

– Ты правда на меня не сердишься?

– Конечно, нет. Ну, испачкал, так ведь все смылось. Что такого? Что теперь, из-за этого нам
больше нельзя кататься на каноэ?

– Ты все еще хочешь со мной кататься?

– Ну да… это так классно!

Дана тут же пожал мне руку и обещал покататься со мной еще.

Он все равно переживал из-за случая на озере, но на следующий день мы еще раз поплавали
на его каноэ. На этот раз мы вышли пораньше, и Дана захватил для нас ленч. Он привел каноэ
в тихую бухточку с соснами, и мы поели на мягкой хвое. Пока Дана ел, я заметил, что его пенис
под плавками твердеет. Вскоре он уже высовывался над плавками, и Дане сделалось очень
неловко. Он выбросил недоеденный сэндвич и зашел в озеро, чтобы скрыть свое состояние.
Я присоединился к нему, потому что день был жаркий, и я был непрочь охладиться.

– Дана, а здесь можно поплавать голыми, или мы влипнем?

– Да нет, ничего. По-моему, про эту бухту никто не знает. А что?

– Ну, тогда ты можешь набрызгать прямо в озеро, и тебе не придется нервничать из-за пениса.

Дана при моих словах смутился, но, подумав, послушался моего совета и снял плавки.
А потом под водой подобрался ко мне сзади и стянул плавки с меня. Мне стало смешно,
и я смеялся, пока не осознал, что мои плавки унесло течением. Тут я запаниковал, но Дана
их скоро отловил и забросил в каноэ. Потом он вернулся, и мы поборолись в том месте,
где мне было по пояс. Кончилось тем, что он опять оказался у меня за спиной, и я позволил
ему засунуть напряженный пенис мне между ног, откуда он высунулся передо мной.
И скоро Дана стал обнимамть меня и тереться пенисом у между ног. И хотя мне его
действия казались немножко странными, я уже понимал, что напряженные пенисы
доставляют старшим мальчикам много удовольствия. Мы молчали, и Данин пенис
гладил меня по мошонке при каждом движении, и я почему-то догадался, что если я
плотно сожму ноги, Дане будет приятнее, и вскоре Дана стал тереьтся еще энергичнее.
Внезапно Дана стиснул меня в объятиях, и белая жидкость потекла в озерную воду
прямо передо мной. Дана еще подержал меня, не двигаясь, а потом разжал обнимавшие
меня сзади руки.

– Спасибо, – шепнул он мне, отодвигаясь. Я показал ему поднятые вверх большие пальцы,
и вскоре мы уже про это думать забыли, плескаясь в золотом солнечном свете.

Он и потом еще не раз терся об меня, но мы про это уже не говорили. Типа он потрется, и
мы тут же забудем.

страница 1 2 3 4 5

© COPYRIGHT 2008 ALL RIGHT RESERVED BL-LIT