Единственное украшенье — Ветка цветов мукугэ в волосах. Голый крестьянский мальчик. Мацуо Басё. XVI век
Литература
Живопись Скульптура
Фотография
главная
   
Для чтения в полноэкранном режиме необходимо разрешить JavaScript
ПАДАЛ ПРОШЛОГОДНИЙ СНЕГ или ПОВЕСТЬ О НАСТОЯЩЕМ КДВ
страница 1 2 3 4 5 6 7 8 9
Мой паровоз в овраг летит
  
  О том, что я хочу рассказать в этой и последующих главах, я коротко писал в своем очерке "5 лет после крови" в 2004 году на "Траблах". Попробую сейчас более детально восстановить события.
  
  Шестого мая в Москву приехал Север. Он остановился у Дрюни с Музыкантом и собирался снять квартиру в столице, чтобы иметь возможность без проблем наезжать сюда в любое время.
  
  Восьмого мая Толику исполнялось пятнадцать лет. Я спросил его:
  - Ты собираешься приглашать кого-нибудь из ребят к нам?
  - Нет, давай, может быть, в кафе я им устрою?
  - Как хочешь. Можно и у нас.
  - Нет, у нас давай лучше общих друзей соберем: Дрюню, Музыканта, Севера, Димку, Игоря, Готю, Эврику и их ребят. А со своими я как-то сам.
  - Как скажешь, Толя, твой праздник.
  Итак, на День рождения Толика собралась вся наша компания. Приехали все, кроме Си, который еще был в Челябинске и Игоря, который не любил многолюдных сборищ. Весело было. Шумно. Подарков Толику, который был всеобщим любимцем, надарили кучу. Дрюня подарил ему пейджер, которому больше обрадовался я, чем Толик. Теперь хоть появилась возможность связаться с Толиком, когда он загуливался, и потребовать, чтобы он шел домой. На этом празднике произошла встреча Севера и Иванова. Оба были маньяками, и сразу они нашли общий язык.
  
  На следующий день, утром, я как обычно, полез в Интернет. В ньюзах вижу очередной пропост от врагов: серии Севера и Дрюни, причем, серии полные, с самими Севером и Дрюней. Пиздец полный. В асе появляется Си.
  - Привет, - пишу я ему, - ты ньюзы сегодня глядел?
  - Нет еще, - отвечает Си.
  - Глянь пропост от врагов, потом стукнись ко мне.
  Через некоторое время мессага от Си:
  - Бля, завтра приеду в Москву, будем разбираться с этими говнюками.
  Звоню Дрюне, рассказываю, что его Женя и он сам оказались в ньюзах. Объясняю - почему так случилось.
  - Бля, Дима, я же эти фотки только для тебя давал. Какого хуя ты их Севе слил?
  - Ну, мудак, - отвечаю я, - кто ж тогда, когда я дарил их другу и партнеру знал, что мы врагами окажемся?
  - Ладно, ни чего в тех фотках страшного нет, но все равно неприятно. Вот Северу хуже.
  - Северу объясни, плиз, как это произошло.
  - Объясню, когда вернется. Он хату смотреть поехал.
  Очень неприятный был у меня осадок от случившегося в тот день.
  
  Через два дня меня приглашает Си приехать к Готе. Я и Толик мчимся туда. Когда мы приехали, Си говорит:
  - В общем, Дима, тебе надо будет сегодня встретиться с твоим бывшем другом на квартире у Севера. Север будет предъявлять вам обоим претензии. К тебе в стиле "якобы". Вы с ним все сами решите, а Севе и Горгу всерьез. Он денег хочет с них поиметь за то, что они слили такие вещи.
  В назначенное время все мы были на станции метро ВДНХ, где находилась квартира Севера. Я демонстративно обнялся с Севером Игоревичем на глазах у Горга и Севы, а с ними даже не поздоровался. Все вместе мы пошли на квартиру к Северу. Впервые в жизни я видел Севера трезвым тогда.
  Начался разбор. Я рассказал о том, как и при каких обстоятельствах, эти фотографии оказались у Севы.
  - А я его не просил их в этот диск вставлять, - заявляет Солнцев, - а если уж он вставил, значит это мое, и я делаю со своим добром все, что хочу.
  - А вот у меня есть диск, где есть твои фотографии с мальчиком, - парирует Север, - давай я их тоже на всеобщее обозрение выкину?
  Сева аж побелел от ярости, и не смог сказать ни слова.
  - Господа, - включился в разговор Горг, - давайте, все-таки, разговаривать конструктивно. Север, ты чего от нас хочешь?
  - Я хочу, чтобы вы, за то, что вы сделали, отслюнили мне пять тысяч баксов.
  - Я готов отдать эти деньги, если только половину их отдаст он, - заявил Сева и указал на меня.
  - Вот здорово, - возмутился я, - я, что ли, эти фотографии в сеть запулил? Вы пакость сделали, вы и платите.
  - Дима, твоя вина в этом тоже есть, не открещивайся, хоть и меньшая, чем их. Давайте так разойдемся: с Димы полторы, с вас - три пятьсот.
  - Ладно, - неохотно согласились мои враги.
  Когда Горг и Сева ушли, Север сказал:
  - Ну вот и прекрасно. Будет теперь на что в Москве водки попить. А ты, Дима, не заморачивайся, ты мне ни чего не должен. Только попроси своего Диму, чтобы он помог мне хороших мальчишек тут найти.
  - С этим проблем не будет, - заверил я Севера.
  Мы заслали Толика за спиртным, и потом здорово накачались в честь победы над врагами.
  
  Я попросил Диму помочь Северу с мальчишками. В конце концов, надо же было хорошему человеку культурную программу в столице организовать, а у Димки ребят всегда много было. Они даже повадились в квартиру на Гришина в отсутствии Димы через окно лазить. Не нравилось мне это, и я неоднократно Диме выговаривал за такие дела:
  - Дима, кто-нибудь из соседей увидит, вызовет милицию, тогда полный абзац настанет.
  Но Дима как-то легкомысленно на это смотрел.
  
  Тринадцатого мая я встречался с одним из активистов из Супового набора - Онегиным. Честно говоря, я не очень помню, о чем был разговор. Кажется, перетирался вопрос о том: детская порнография - это плохо или хорошо. Онегин был убежден, что это очень плохо, и для тех, кто ее покупает, а, особенно, для ребят, которые участвуют в таких съемках. Я же убеждал его, что ребята просто зарабатывают таким образом деньги, и это ни как на них не отражается:
  - Вот ты поебываешь же пацанов, и не думаешь, что это отразится на их психике. А в моих съемках их даже взрослые дяди не ебут, они ебутся между собой, что делают и без камеры.
  - Но ведь потом ты все это выставляешь на всеобщее обозрение.
  - Не всеобщее. ВСЕ это смотреть не будут, а только те, которым это нужно.
  В общем, такая вот "содержательная" беседа у нас была. Во время нее у меня зазвонил мобильник. Это звонил Иванов:
  - Дим, я тут охуительный сюжет снял. Приезжай скорее! Мне не терпится тебе его показать.
  - Ага, сейчас брошу пить виски и помчусь, - отшутился я.
  - Ты чего такой злой? - спросил Дима.
  - Да не злой я, успокойся. Езжай ко мне, Толик должен быть дома. Если нет, позвони ему на пейджер, он придет и впустит тебя. Я часа через два приеду.
  Мы спокойно договорили с Онегиным, и я поехал домой. Димка уже был там. У него аж руки тряслись от нетерпения мне показать свое творение. В сюжете два приятных мальчика 7 и 13 лет в полном контакте. У малыша нога была в гипсе. Сюжетик, действительно, был хороший. Димка мне еще, хвастаясь, заявил:
  - Дим, а я маленького попробовал. Он такой лапочка!
  - Ты уже и семилеткам свой хуй засовываешь, - сказал я на это, - гляди, нарвешься - кто-нибудь маме расскажет.
  - Этот не расскажет, - уверенно сказал Дима.
  - Дай-то Бог, - сказал я
  - Ребятам понравилось, что за такое приятное занятие я им еще и денег заплатил. Я им дал номер своего мобильника и сказал, что бы они своих друзей тоже приводили.
  Димка был в таком возбуждении, что не мог усидеть на месте. Он кинулся звонить Игорю, рассказал, что у него такого замечательного произошло в тот день. Ему не терпелось и Игорю скорее показать этот сюжет. Он сделал копию и понесся к нему.
  
  Пятнадцатого мая - это день свадьбы моих родителей, поэтому я провел его в кругу семьи: с родителями и братом. Я им подарил несколько тысяч долларов, а они вручили мне единственную ценность, которая осталась от расстрелянного большевиками в сороковом году моего деда - фамильный перстень баронов фон Айзен, который по традиции в тридцать лет вручался младшему сыну в семье. Он был красивый, но тяжелый и неудобный, поэтому, когда я пришел к себе, то покрасовался немного в нем перед Толиком, потом снял и сунул в тумбочку.
  В тот день у меня еще была стычка с Толиком. Этот оболтус припер домой пакетик травы. Во-первых, я всегда был ярым противником наркотиков, во-вторых, у меня мелькнула мысль: "Не дай Бог заявятся "гости", еще и такого компромата мне не хватало". Я устроил Толику грандиозный скандал по этому поводу.
  
  День шестнадцатого мая не предвещал ни чего плохого. Были заказы. Я из банка привез приличные деньги, сидел и записывал заказанные кассеты. Толик еще отсыпался от ночной гулянки. Вдруг раздался звонок на мобильник. Звонил Иванов:
  - Дима, меня сейчас на Одинцовской квартире арестовали. Кто-то из местных мальчишек меня сдал. Мне дали тебе позвонить. Попробуй что-нибудь сделать. Я сейчас во втором отделении нахожусь.
  Я звоню Игорю:
  - Игорь, давай до хороших или плохих вестей от греха отправь Марашку своего моим друзьям.
  Они созвонились, встретились, И Марат ночевал у ребят.
  Потом я бросаюсь к начальнику Одинцовского УВД. Дело в том, что я многие годы обслуживал все компьютеры в Одинцовской милиции, и знал многих высших чиновников УВД. Прихожу к полковнику, говорю:
   - Тут произошло недоразумение. Второй отдел арестовал моего друга, Дмитрия Иванова, по какой-то бредовой статье.
  - Статья, скажем, не бредовая, - говорит мне полковник, - там, похоже, состав преступления есть, а то и по-боле чего можно прибавить.
  - Ладно, - говорю, - замяли. Сколько будет стоить, чтобы его отпустили?
  - Пять штук. И что бы в Одинцово он больше не появлялся.
  - Ладно, - говорю я и отдаю деньги.
  Полковник звонит во второй отдел и приказывает Димку отпустить.
  Через час Иванов приходит ко мне и рассказывает:
  - У меня один парнишка соседский несколько дней зависал, домой ночевать не ходил. Вот мать его ментов на меня и натравила.
  - Мудила ты, Дима. Башни вообще нет. На хера ты соседа-то втянул?
  - А он хорошенький. Мне его поснимать хотелось. Все пары ему найти не мог.
  - Ладно, дуй на Гришина, в Одинцово - только ко мне будешь приезжать. Ты тут теперь персона нонграта.
  
  Двадцатого мая мне звонит Иванов:
  - Мальчишки мне позвонили. Завтра хотят встретиться, - чуть ли не кричал Дима в трубку, - а на завтра я с Лехой Соловьевым договорился пересечься. Заодно и ребят ему покажу - похвастаюсь. Можно я приеду, кассету для Лехи запишу?
  - Приезжай, - говорю я, - мой Толик опять угулял, хоть выпить будет с кем.
  Дима приехал, рассказал последние новости:
  - Я тут подогнал Северу Макса, тот у него уже два дня зависает. Я ему звоню, прошу отдать мальчика, чтобы неприятностей не было, а он ни в какую.
  - Дим, просил же тебя Макса убрать. И так неприятностей с ним поимели.
  - А что я могу сделать? Он приходит ко мне. Я его гоню, а он в окно лезет.
  - Ладно, - говорю, - сейчас позвоню Северу.
  Набираю номер. В трубке пьяный Севин голос.
  - Сева, - говорю я ему, - ты в состоянии воспринимать то, что я тебе скажу?
  - Вполне, - заявляет Север.
  - Тогда слушай: завтра в двенадцать часов привезешь Макса на Гришина. Договорились?
  - А чего такого?
  - Да ни чего! Его дома обыскались уже.
  - Аааа! Ну, тогда ладно, привезу. Ты будешь там?
  - Нет. Будет Димка.
  - Жалко, - говорит Север, - я бы с тобой попил.
  - Хочешь выпить, тогда после Гришки давай, приезжай ко мне.
  - Заметано, - говорит Север.
  - Ну вот, - говорю я Диме, - завтра так организуй время, чтобы быть в двенадцать на Гришина.
  - Обязательно буду, - заверил меня Дима.
  
  21 мая 1999 года
  
  У Димы встреча с ребятами и с Соловьевым была назначена на 10 утра. В девять Димка уже уехал.
  Толик спал. Мне ехать ни куда не надо было. Вдруг в десять часов раздался звонок. Звонил Соловьев:
  - Дима, только что на моих глазах у Макдоналдса на Киевской арестовали Иванова. Я подхожу, а ему уже руки крутят.
  - Так вы не встретились? - задаю я "умный" вопрос.
  - Бля, - кричит Соловьев, - ты что, не врубаешься? Иванова арестовали!!!
  - За что? - спрашиваю я.
  - Откуда я знаю, за что? Арестовали и все!
  - Ну ладно. Арестовали, значит, когда-то отпустят.
  - Ты мудак, Дима, - говорит Соловьев и бросает трубку.
  И правда, до меня еще не дошел смысл случившегося. Димка же, вроде, ни как не мог попасться. Тем более ни с того ни с сего. Суп не знал, что у него сегодня у мака встреча с ребятами, а кто еще настучать мог? У Соловьева, наверное, приступ паранойи.
  Меня немного затрясло, а в таких случаях у меня есть верное средство: сканировать фотки. Это нудное занятие очень хорошо меня успокаивало.
  Сижу, сканирую. Снова звонок. Север:
  - Дима, я только что чуть не спалился у вас на Гришина.
  - А что случилось?
  - Привез я Макса, как мы и договаривались. Макс решил зайти в квартиру через окно, а я пошел через дверь - не мальчик уже в окно лазить. Звоню. Дверь открывает капитан милиции. У меня еще вчерашнее не выветрилось, я еще сегодня слегка догнал, так что вид у меня был откровенно пьяный. Я икнул на капитана перегаром и сделал вид, что ошибся дверью. Тот поверил. Когда я из дома вашего выбрался, то стал трезвым, как новорожденный. Все, Дима, я в бега, чего и тебе желаю.
  Разговор оборвался. Я переваривал только что услышанное:
  - Выходит, что Соловьев правду сказал: повязали Димку. Но за что и как?
  Проснулся Толик.
  - Толя, похоже, у нас напряги, - говорю ему я, - Диму взяли, на Гришина менты.
  - Херня какая-то, говорит Толик, - не может быть.
  Я рассказываю ему то, что услышал от Соловьева и Севера.
  Толя, как и я, тормозит:
  - Может быть, ни чего страшного не случилось? Иванова через день арестовывают. Надо дождаться звонка от него. Ты на этой неделе так ловко разрулил с ментами, разрулишь и теперь.
  - Да, ты прав, наверное. Главное, чтобы Димка молчал про меня.
  - Да он же не дурак. Думаю, что сообразит помалкивать.
  - На всякий случай нужно будет опять Игоря предупредить, чтобы Маратика отправил. Тем более, что Макс, кажется, вляпался. А он у Игоря бывал. Здорово, что мы квартиру сменили. Макс же у нас на старой квартире жил с Джорджем.
  - Угу, - буркнул Толик, - Дим, я сейчас уйду и буду поздно. Не доставай меня звонками на пейджер, пожалуйста.
  - А когда ты последнее время рано приходил?
  - Не начинай, а?
  - Да иди, иди! - сказал я и протянул Толику пару соток долларов.
  - Дима, - обрадовался Толик, - я тебя люблю.
  Когда Толик ушел, я позвонил Игорю и рассказал, что случилось.
  - Дим, а можно его снова к твоим друзьям?
  - Не стоит, Игорь. Если раскручивать начнут, то и эту квартиру спалят. Хотя, Димка у ребят не бывал, но все-таки, не стоит.
  - Куда же мне его? На улицу, что ли?
  - Я тебе, Игорь, ни чего посоветовать не могу. Просто убери его. Даст Бог, все обойдется.
  Игорь тяжело вздохнул.
  Я продолжал ждать развития событий, но ни чего не происходило. Только позвонил Дрюня, рассказал, что их Север тоже предупредил, и они на всякий случай, со своей квартиры уехали.
  Я тупо набирал номер Иванова, но слышал лишь:
  - Аппарат абонента выключен.
  
  Вот, я сейчас думаю: какой же мне был предоставлен шанс, а я им не воспользовался. Ведь можно было успеть скрыться. Хотя - куда? К Готе, так у него обыск был, к Си... Не знаю. Если бы захотели, то все равно достали бы меня. Так что, может быть и правильно, что я тупо сидел и ждал, когда меня арестуют.
  
  Хроника ужаса
  
  То, что я буду описывать дальше, состоит из сведений, которые я почерпнул из газет, рассказов участников и очевидцев событий, и, конечно же, своих собственных воспоминаний. Я хочу построить этот рассказ так, чтобы хронологически точно и максимально правдиво и объективно представить события тех страшных дней.
  
  Вы помните, как несколько глав раньше я рассказывал, что Иванов снял отличный сюжетик с парой ребят, и младшего из этой парочки "попробовал". Так вот, по сведениям из газет, тот мальчик, по наущению Димы, стал агитировать во дворе своих друзей, рассказывая, что есть такой дядя, который снимает голых мальчиков, потом что-то засовывает им в попу, а потом дает много денег за это. Он приглашал своих друзей пойти к этому дяде. Один из мальчиков рассказал все своей маме. Та все рассказала матери того мальца, а уж она обратилась в РУВД Дрогомилово с заявлением об изнасиловании ее сына. В течение недели оперативники во главе с зам. прокурора района Всеволодом Мартемьяновым готовили операцию по задержанию Иванова. Именно по их наущению старший из этой парочки позвонил Диме и назначил ему встречу у Мака на Киевской, где его в 10 часов 21 мая 1999 года уже ждали оперативники. Произошел арест, свидетелем которого и стал Соловьев.
  Сразу после ареста Диму повезли на Гришина. Там произвели обыск. В принципе, у Димки не было ни чего на той квартире. Но с собой у него была запись того злосчастного сюжета. Когда менты отсмотрели его, то не нужно было и ни каких других доказательств вины. А тут еще подарок судьбы: в окно влез Макс, и прямо в белы ручки ментов. Они поздно поняли, что пьяный, который, якобы ошибся дверью, была еще одна "рыбка", которую они так ждали в свои сети. Но ни чего. Они все равно надеялись на большой улов, и повезли Макса и Диму допрашивать в отдел.
  Дима держался стоически поначалу. Он старался не выдать меня, не рассказывал о своем "хозяине", который обеспечивал ему возможность снимать. Он утверждал, что просто снимает для себя. Впрочем, пока что к Диме не были применены "специальные" методы дознания. Макс же сразу рассказал про меня, про доброго солидного дядю, который живет в Одинцово, и который его познакомил с щедрым американцем, и на мою старую квартиру в Одинцово был отправлен наряд милиции во главе с какой-то прокурорской поганью. Но меня там уже не было. Не застав "главаря", менты с новой силой принялись допрашивать Макса и Диму.
  
  После моего звонка, Игорь позвонил своему другу - Ване, про которого я упоминал в главе "Неприятность", тот приехал. Они вместе собрали весь архив Игоря в несколько больших коробок и отвезли его к близкому другу Игоря на хранение. Этому человеку было озвучено, что там туристическое снаряжение, которое может забрать и Ваня, если не сможет его забрать сам Игорь. После этого они вернулись к Игорю, забрали Марашку и поехали вместе на ВДНХ. Там Игорь решил оставить Марашку. Пусть на улице, но в безопасности. Они уговорились, что Игорь заберет мальчика в самые ближайшие дни, главное, чтобы Марат приходил в течение нескольких дней в назначенное время на то место, где они расставались. Игорь вернулся домой и стал ждать дальнейших развитий событий.
  
  Дрюня и Музыкант со своими мальчиками сбежали из своей квартиры. Дрюня с Санечкой уехали в Люберцы к Туристу, своему сетевому другу, туда уже поехал и Север после своего счастливого спасенья. Куда отправился Музыкант, я не знаю. Они договорились встретиться под окнами своей квартиры в десять часов вечера, чтобы понять: угрожает ли им опасность или нет.
  
  Как я писал раньше, я тупо сидел в квартире один и набирал раз за разом телефон Димы. Уже наступил вечер. Вдруг, около восьми часов вечера, телефон зазвонил сам:
  - Дима, - раздался в трубке голос Иванова, - мы тут с ребятами загуляли. Я скоро приеду.
  - Приезжай, - ответил я, ни чего не понимая.
  Ведь из двух источников сегодня я узнал, что Димка арестован и вдруг: "Мы с ребятами загуляли". Вот, думаю, выебу Иванова, когда тот приедет, за такие фокусы.
  Минут через двадцать раздался звонок в дверь. Я пошел открывать. Это был Иванов. Спустя мгновение Иванова отпихивает какой-то молодой человек с пистолетом и ударом ноги опрокидывает меня на пол. Следом врывается какой-то другой парень с пистолетом. Они начинают меня избивать. Избивали они меня с каким-то нечеловеческим исступлением. Били ногами, кулаками, рукоятками пистолетов. Я заметил, что вместе с Ивановым в квартиру вошли женщина и какой-то мужчина средних лет. Сквозь боль, гул в голове и матерщину избивавших меня людей я слышу голоса, вижу, что Иванов водит "гостей" из комнаты в комнату.
  Наконец, избиение прекратилось. На меня надели наручники и отволокли куда-то в угол. Как ни странно, не смотря на страшную боль во всем теле, не смотря на то, что я оглох на одно ухо, а сломанные ребра царапали мне сердце, я не потерял сознание, голова работала четко. Я понял, что трое мужчин в моей квартире - это милиция, а женщина - это сотрудник прокуратуры. Эти четверо метались по моей квартире, выгребая все и вся. Ко мне ни кто не обращался. Дима помогал им во всем.
  Прошло какое-то время, и налетчики вспомнили о "законности":
  - Надо понятых вызвать, - сказала сотрудник прокуратуры.
  Когда пригласили ко мне пару соседских теток, она предъявила мне бумажку на мой арест и обыск в моей квартире. Одна тетка сказала:
  - Теперь понятно, что за "брат" у него живет.
  - Где этот брат, - спросил один из оперативников меня.
  - Не знаю. Гуляет где-то со своей любовницей, - поцедил я сквозь окровавленные губы.
  - С любовницей? - удивился мент.
  - Парню шестнадцать лет, - сказал я, накинув Толику годик, - он самостоятельный человек. Что хочет, то и творит.
  Они как-то сразу замяли этот разговор, и вообще перестали со мной разговаривать. Менты начали выгребать фотографии. Замелькали мальчишки. Бабы понятые начали визжать:
  - Господи, это же дети. Какой же это подонок!
  Менты начали паковать баулы. Они упаковали и опечатали все фотографии, затем взяли второй системный блок, забрали все видеокассеты. Видеодиски они не тронули. Просто до их ментовских мозгов не дошло, что фильмы могут быть записаны кроме как на VHS еще и на цифровых носителях.
  Меня рывком подняли. Жуткая боль чуть не парализовала меня, но я нашел в себе силы сказать:
  - Там, в другой комнате мои лекарства. Без них я не протяну и несколько дней. У меня рак крови.
  - Не переживай, тебе эти несколько дней и так не протянуть. Мы тебе такой ад устроим, что ты сдохнешь и без твоего рака, - заверил меня один из ментов.
  Нас с Димой выволокли из дома, засунули в "бобик" и повезли.
  
  Везли нас не долго. Сквозь решетку я видел начало Кутузовского проспекта. Дима что-то пытался мне сказать, но я не слушал его. В голове стучало:
  - Конец! Конец! Конец!
  "Бобик" остановился у отделения. Нас вытащили из машины и поволокли внутрь. Закидывая меня в обезьянник, мент сказал сидевшим там уркам:
  - Этот гад детей насиловал. Делайте с ним что хотите.
  Я рухнул на пол. Мое состояние показалось людям в камере настолько ужасающим, что они затащили меня на подиум и дали полежать с относительным комфортом. Наконец-то я смог забыться не надолго.
  
  Прошло какое-то время. Дверь обезьянника со скрипом открылась:
  - Кузнецов, на допрос, - сказал мент.
  Я долго не мог сползти с подиума. Мои сокамерники помогли мне. Едва передвигая ноги, я пошел впереди милиционера. Он довел меня до какого-то кабинета и доложил, что я доставлен.
  Войдя в кабинет, я увидел перед собой хорошо знакомое по многочисленным передачам Льва Новожженова бородатое лицо Всеволода Мартемьянова (разумеется, я не знал его имени в тот момент, но узнал этого "защитника прав арестованных" мгновенно). Господин прокурор представился, предложил мне садиться, угостил сигаретой, участливо спросил о том, что со мной произошло.
  - Упал на кулаки и сапоги ваших сотрудников, - рассмеялся я сквозь окровавленные губы.
  - Но говорить-то вы можете сейчас? - забеспокоился прокурор.
  - Смотря что, - ответил я.
  - Я хотел бы задать Вам несколько вопросов, относительно дела, по которому Вас арестовали.
  - Спрашивайте. Что знаю - расскажу.
  - Вначале распишитесь, что вы предупреждены, что имеете право не свидетельствовать против себя.
  Я расписался.
  И начался допрос. Я плохо помню, о чем меня спрашивали, потому что иногда терял сознание. Помню, что все крутилось вокруг моего бизнеса. От меня требовали назвать имена, связи и прочее. Что-то я отвечал, что-то старался скрыть. Неожиданно пришла злость на Севу, и я вывалил его тезке все, что про него знал. Вопросов было много. Мне было плохо, я хотел в туалет, но Мартемьянов меня не отпускал. Именно на этом допросе я впервые увидел фотографии меня и Толика, сделанные полгода назад Тимофеевым, которые потом попали к Супу, и которые я до этого ни разу не видел. Именно они представлены сейчас на бойфакерс в моем разделе. Эти фотографии вызвали живейший интерес Всеволода Валентиновича, но когда он узнал, что мальчику на моих плечах в момент съемки было 15, а сейчас ему уже 16, то потерял к ним всякий интерес. Я же тогда подумал, что сука-Суп сдал меня, и сдал не плохо. Позже это подтвердил и Лопатик, сказав, что именно Супчик принес ему эти фотографии и много рассказал обо мне. Потом, спустя час с лишним, эта пытка закончилась. Мне дали возможность посетить туалет, а потом поволокли в камеру. При входе в сектор обезьянника, я увидел, что в дежурке избивают Игоря. При мне озверевший мент вырвал у него клок бороды вместе с мясом.
  
  Игорь вернулся домой, после того как отправил Марата на улицу. Он ждал, чем закончится эта история. Внезапно к нему пришел его мальчик - Дениска. Спустя короткое время в квартиру ввалились милиционеры, по наводке Макса. Игоря и Дениса привезли вместе в Дрогомилово.
  
  Тем временем у меня дома происходили события, прямо невероятные. Толик вернулся домой в начале первого, видимо поддатый. Он не заметил кавардака у нас, сразу сел за компьютер, который менты оставили, однако, спустя какое-то время, он обратил внимание на то, что дома слишком тихо. И вот тогда он заметил, что все перевернуто и что меня нет. Он понял, что я арестован, и что ему оставаться на этой квартире опасно. Менты забыли мой мобильник, и Толик позвонил по нему Колобку, собрал немного своих вещей и бросился прочь из квартиры. Спустя короткое время за Толиком приехали Колобок и Супчик и эвакуировали его. До сих пор не понимаю, почему Суп сделал это, сдав до этого ментам и меня и Толика. Не понимаю!
  
  Дрюня и Музыкант, как и договаривались, встретились вечером того дня под окнами своего дома в Банном переулке, и увидели, что их окна освещены. Макс побывал ранее и там, и сдал эту квартиру. Ребята вздохнули и разошлись по своим убежищам.
  
  Я зашел в камеру, и увидел, что в ней нет ни одного человека, а ведь было до этого не протолкнуться. (Позже я узнал, что Мартемьянов приказал перевести всех арестованных из отделения Дрогомилово в отдел милиции при Киевском вокзале, а все камеры в Дрогомилово освободил, надеясь на крупный улов по нашему делу.) Я упал на подиум и на короткое время забылся. Но меня не надолго оставили в покое. Через пол часа за мной снова пришли. Когда я шел по коридору, на встречу мне тащили совершенно изуродованного Иванова (а ведь, когда он приехал с ментами на мою квартиру, Дима избит не был). Видимо, пока я отдыхал, мусора доводили Диму "до кондиции". Меня снова втолкнули в кабинет к Мартемьянову.
  - Дмитрий Владимирович, - начал он, - очень жаль, что Вы были со мной неискренни. Ваш друг кое-что рассказал такое, что Вы скрыли. Прошу прощения, подождите меня, я отлучусь на минуту.
  Он вышел, а допросную ввалились двое ментов и начали меня избивать. Вместо дубинки они использовали пластиковую 2-хлитровую бутыль с водой. Я потерял сознание. Когда я очнулся, то увидел перед собой участливые глаза Всеволода Валентиновича:
  - Что с вами случилось? Вы упали?
  Снова допрос. Я плохо помню, о чем меня спрашивали, и что я отвечал. Потом был небольшой отдых. Потом снова на допрос. На этот раз это был не Мартемьянов. На меня глядело ебало, изъеденное угрями. Мерзкие, маленькие глаза буквально сверлили меня. Это была моя первая, и, увы, не последняя встреча с Эдиком Лопатиком. Именно он передал те фотографии Мартемьянову, а сам "беседовал" с Димой Ивановым, пережидая, пока со мной наговорится Мартемьянов. Он спрашивал о глобальных темах: о бизнесе, о моих покупателях, о Тимофееве и Солцеве-Эльбе. Эдик заявил, что в их руках уже находится Толик, и что не расскажу я - расскажет он. (Видимо Иванов рассказал уже, что Толик долгое время являлся моим самым доверенным лицом). Я очень испугался, и не столько за то, что Толик может наговорить, а за то, что он станет молчать: я же знал, что у этого парня стальной характер и он не станет меня выдавать. Мне было жутко даже представить, что сделают эти звери с моим Толиком.
  
  Тем временем менты допрашивали Дениску Игоря. Видимо, Денис был очень уперт, и не стал рассказывать про Игоря ни чего. Его стали бить. Позже я узнал, что на следующий день этого мальчика менты подкинули к двери его квартиры с травмами, несовместимыми с жизнью. Спустя несколько дней Денис умер.
  
  Бесконечная череда допросов, как мне показалось, продолжалась несколько лет. Но в конце последнего допроса я с удивлением услышал:
  - Уже половина четвертого. Надо бы и отдохнуть.
  И меня поволокли снова в камеру.
  Я пытался забыться, но пьяные менты в дежурке не на шутку расшумелись. Вдруг я слышу, как кто-то из них громогласно предлагает своим сослуживцам:
  - А пойдем-ка ебать пидара.
  Вся толпа ввалилась в соседнюю камеру, где находился Дима. Оттуда стали доноситься душераздирающие крики. Вдруг какой-то мент заорал:
  - Сука, ты сейчас сожрешь свое говно.
  Я жалел тогда, что не могу потерять сознание. Я все слушал и слушал то, что творилось за стеной.
  Ментам все-таки надоело издеваться над Димкой. Они вернулись к своей водке. Видимо развлечений с Димой им показалось мало, и они, хряпнув по стакану, ломанулись в камеру к Игорю. Снова раздались крики, от которых у меня кружилась голова. Потом все стихло. Менты почти бесшумно прошли мимо моей камеры. Один из них произнес:
  - Бля, переборщили мы с дедом. Надо будет что-то придумывать, чтобы отмазаться.
  Тогда я понял, что эти мясники убили Игоря.
  
  И действительно, так и произошло. Игорь был зверски убит. Позднее я узнал, что его убийцы записали, что у Игоря произошло обострение его хронического заболевания, была вызвана машина, и его доставили в больницу, где Игорь Михайлович Российский ухитрился выброситься из окна и покончил с собой. Эту официальную версию менты и предложили публике. Но я-то знаю, как погиб Игорь. И я думаю, что об этом должны знать все.
  
  Я теперь понимаю, что смерть Игоря спасла меня от издевательств этих зверей. Ведь, по логике их действий, следующей игрушкой для них должен был быть я. Но на гибели Игоря Михайловича садистские игры зверей из РУВД Дрогомилова в ту ночь закончились.
  
  Следующий день начался с допроса у Мартемьянова. Когда я ковылял от него, то увидел в дежурке... Севера. У меня помутилось в голове: "Как же так? Ведь сам Север чуть не попался на Гришина, он же меня предупредил об аресте Иванова и собирался кинуться в бега. И, вдруг, я вижу его за решеткой.
  
  Как я писал раньше, Север решил спрятаться у Туриста в Люберцах. После того, как туда приехал Дрюня и рассказал, что их квартира в Банном спалена, они с Дрюней на пару нажрались до поросячьего визга. Утром, еще не протрезвев, но добавив, Север, не смотря ни на какие уговоры, собрался и поехал проверять свою квартиру на ВДНХ, где, понятное дело, его уже ждали.
  
  Утром Мартемьянов, поняв, что козлы, которые шмонали мою квартиру многое упустили, отправил ментов еще раз сделать там обыск, на этот раз незаконный. Он захотел, чтобы я расписался и за те вещи, которые изъяли во время второго шмона, будто бы они были изъяты у меня вечером. Я категорически отказался. Кстати, прочитав внимательно список изъятых у меня вещей, я указал Всеволоду Валентиновичу на то, что в описи отсутствовали несколько десятков тысяч долларов, которые менты при мне рассовывали по карманам, мой золотой дедовский перстень, который один из ментов еще вечером нацепил себе на палец. Мартемьянов не обратил внимания на это. Он настоятельно, почти с угрозами, требовал, чтобы я подписал дополнительный список. Я отказывался, сознавая, что подписываю этим себе смертный приговор. Но все обошлось. Меня отпустили и больше тем днем на допросы не таскали. Зато Диму и Севера вызывали почти каждый час. Настал вечер. Я услышал, что Иванов из соседней камеры зовет меня. Я лежал и не отзывался. Потом он стал звать Севера. Я услышал такой разговор:
  - Сева,- говорил Иванов, - мне Мартемьянов обещал, что если я расскажу все, то снимет с меня обвинения по 131 и 132 статьям, и у меня будет только 135.
  - Мне он тоже самое обещал, - отвечал Север.
  Как же мне хотелось заорать: "Не верьте вы этой лицемерной скотине", - но я сдержался.
  - Сева, - слышал я продолжение разговора моих товарищей по несчастью, - Дима обиделся на меня. Но я не мог молчать, так меня прессовали. Вначале я же ни чего не рассказал, но меня вынудили...
  Дальше их разговора я не слышал. Я зажал руками уши и постарался отключиться.
  Ночь прошла спокойно. Утром меня вызвал Мартемьянов, объявил, что мне предъявляется обвинение в пособничестве по статьям 131 и 132, и я направляюсь в изолятор временного содержания для проведения дальнейших следственных действий. Еще он заявил, что мои родители уведомлены о случившемся.
  Меня вывели во двор, где меня ждал "бобик", и два конвоира с автоматами.
  - Если побежишь, то тебя пуля враз догонит, - заявил один из них. Они пристегнули меня наручниками каждый к своей руке, потом, подталкивая меня дулами автоматов, заставили сесть в машину. Я был крайне удивлен и произнесенной фразой - ведь я ни словом, ни делом не давал понять, что собираюсь бежать, да и я был в таком состоянии, что побег казался смехотворным, да и строгости сопровождения меня мне показались чрезмерными.
  
  Объяснение этому я узнал несколькими днями позже, уже на свободе. Дело в том, что за час до того, как повезли меня, у них сбежал Север. Да-да, сбежал, причем совершенно нелепо, полностью из-за ротозейства ментов. Менты его почти не били, а, когда его хотели отправить в ИВС, на него надели браслеты, дали в руки его личное дело, сказали: "Жди" и ушли допивать водку. Сева, постояв несколько минут, прождав ментов, сиганул в бега. На Кутузовском проспекте он В НАРУЧНИКАХ НА РУКАХ!!!!!!!!! останавливает машину и катит к Си. Тот уже его отправляет в Пермь, домой, к папе, который заминает московское дело против Севки.
  
  Прежде чем отвезти меня в ИВС менты повезли меня в больницу, где должны были дать заключение, что я могу содержаться под стражей. По иронии судьбы это оказалась 67-я горбольница, где долгое время проработал мой брат. Красивое было зрелище: изуродованный, изувеченный человек, еле дышащий из-за сломанных ребер, идет пристегнутый с двух сторон наручниками к двум автоматчикам по коридору больницы. В каждом кабинете врачи, даже не глядя на меня, подписывали разрешение, но вот молоденька женщина - лор - посмотрела на мое ухо, из которого уже 2 дня непрерывно текла кровь, и написала, что мне требуется немедленное лечение в специализированном стационаре. Матеря ее и меня на чем свет стоит, конвоиры повезли меня обратно в отделение. Обозленный прапорщик прошипел мне:
  - Закосить хочешь, сука? Ну, я тебе устрою.
  Меня снова втолкнули в камеру, где прождал это "устрою" несколько часов. Меня снова вызвали, снова поволокли во двор, снова засунули в "бобик". На этот раз мне даже наручники не надели, а сопровождал меня один молоденький ментеныш, даже без автомата. Видимо, менты уже перестали меня бояться. Меня повезли снова в больницу, где меня приняла уже другой врач, не осматривая меня, она быстро что-то написала в бумажке, которую ей дал ментенок, и я поехал в ИВС "Крылацкое".
  
  Ожидание тюрьмы и внезапное освобождение
  
  Я вошел в камеру. В ней было два человека. Один - типичный урка, раскрашенный, как пасхальное яйцо, наколками церквей. Как выяснилось позже, он сидел за вооруженный грабеж и убийство. Второй - мужчина средних лет, интеллигентный. Позже он рассказал, что попал за решетку по "деловой" статье. Я не помню их имен. Дальше я так и буду их называть: "Урка" и "Деловой". Я поздоровался. Мне предложили устраиваться, угостили сигаретой. Потом я рассказал, за что я попал в эту "гостиницу". Разумеется, всю правду я не мог им рассказать, потому что знал, вернее, представлял, чем эта правда могла для меня обернуться. Тем более, я не был уверен в своих сокамерниках: ведь они могли быть и стукачами. Я рассказал им выработанную мною версию: у меня был друг, он попал за изнасилование и теперь мне клеят статью за пособничество в этом.
  - Ну, брат, - сказал мне Урка, - ты скоро выйдешь. Ведь что такое "пособничество" - это "знал, но не предупредил" или "предоставлял квартиру для нехороших дел". Это все недоказуемо, так что не бойся ни чего, отдыхай и лечи свои раны.
  Мои сокамерники сказали, что после обеда они меня хорошенько "заправят" чифирьком, который ускорит мое выздоровление. Вскоре принесли обед. Впервые за три дня я поел. Потом, как и обещали мои товарищи по несчастью, они заварили мне чифиря. Я выпил его и лег спать. Так я и проспал до следующего утра, не поднявшись даже на ужин. Утром Урку увезли в тюрьму, и мы остались вдвоем с Деловым. Он рассказал про себя. Оказалось, что он "черный реэлтор". Многое рассказал мой сосед про способы, относительно честного отъема квартир. Это было интересно слушать. Он надеялся, что скоро выйдет на свободу, потому что был уверен, что у следствия нет реальных доказательств его вины.
  Так, за разговорами, тянулось время. Вдруг скрипнули "тормоза" камеры и раздалось:
  - Кузнецов, с вещами.
  - Вот тебя и отпускают, - сказал Деловой на прощанье, - будь здоров и поаккуратнее со знакомствами. Я пожал ему руку и вышел из камеры. Но меня еще не отпускали. Меня повели на очередной допрос.
  
  Когда я вошел в комнату для допросов, я увидел там молодого следователя прокуратуры с лейтенантскими звездочками на погонах (я до сих пор не знаю эти звания у прокуроров) и пожилую, очень некрасивую женщину. Женщина представилась скрипучим голосом:
  - Меня зовут Шульган Таисия Алексеевна. Я - Ваш адвокат. Меня наняли защищать Вас Ваши родители.
  Потом она обратилась к следователю:
  - Молодой человек, я прошу Вас покинуть кабинет. Я должна переговорить с моим клиентом наедине.
  Юноша вышел. Таисия Алексеевна сказала:
  - Дмитрий Владимирович, я сразу сообщаю Вам, что принято решение о Вашем освобождении. Я была у Мартемьянова, видела все материалы этого, так называемого "дела" против Вас, видела, с каким грубейшим нарушением законности проводилось предварительное следствие, и настояла на немедленном освобождении Вас из-под стражи. То, что Вы так изуверски избиты - это даже хорошо. Это позволит нам возбудить против банды Мартемьянова уголовное дело. Этот мальчик, который ждет за дверями, должен снять с вас показания. Я настаиваю, чтобы Вы отказались давать какие-либо показания ему и отказались в протоколе от всех предыдущих показаний, объявив их "данными под пытками".
  Сказав это, Шульган позвала следователя. Когда он попытался провести допрос, я сделал все так, как мне посоветовала адвокат. В итоге в протоколе допроса было записано всего несколько строк: "Я, Кузнецов Дмитрий Владимирович заявляю, что все показания против себя и других фигурантов по моему делу я давал под пытками и прошу считать их недействительными. Я заявляю о грубейших нарушениях закона в отношении меня и, в присутствии адвоката, требую провести расследование в отношении действий Мартемьянова и сотрудников милиции, производивших мой арест и участвовавших в следственных действиях". После этого под моим заявлением расписалась Шульган и, тяжело вздохнув, поставил свою подпись следователь. Он объявил, что я свободен, в связи с "недостаточностью улик по моему делу", и я, не попрощавшись, поддерживаемый под руку Таисией Алексеевной, вышел на жаркое майское солнышко, где меня уже ждал с машиной отец. Было 25 мая 1999 года, три часа дня.
 
 
 

Том второй. Кривые дороги, которые мы выбираем

 
 
 
 
 
Посвящается памяти Игоря Михайловича Российского, Дениски и всех, кто погиб ни за что
 
 

Часть первая. КДВ канул в лету

Ура, я на свободе!
 
Я вышел на теплое майское солнце и сам не верил, что это правда. Я был свободен, и как же это было невероятно!
 
  
 
Таисия Алексеевна попрощалась со мной и отцом, назначила мне встречу у себя в конторе в четверг, 27 числа и уехала, сев за руль своего 'Пежо'. Отец хмуро посмотрел на меня и сказал: - Ну, ты и в игры играешь! - Извини, папа, - только и мог сказать я на это. Мы молча ехали до самого нашего дома. Дома меня ни кто не стал упрекать. Просто рассказали о том, как все происходило, пока я был за решеткой: Утром, 22 мая, с моего мобильника ко мне домой позвонил Супчик и рассказал, что я арестован, но что Толик благополучно эвакуирован (дома знали, что я приютил бездомного мальчика, без 'особых' подробностей, конечно). Он просил держать его в курсе дела, что у меня и как. Родители бросились меня разыскивать и узнали, что я в Дрогомилово, что моим делом занимается прокурор Мартемьянов. Отец стал искать адвоката, который имел в практике подобные дела. Ему посоветовали Таисию Алексеевну Шульган, сказав, что она выиграла несколько уголовных дел против педофилов. Шульган рьяно взялась за это дело. Она оказалась женщиной резкой, хищной. Заключив договор с моим отцом, она ринулась вначале по своим связям, чтобы ускорить процесс, а потом напала на Мартемьянова. Представляю себе, как нелегко пришлось этому выродку, потому что и со мной, впоследствии, Таисия вела себя крайне резко. В общем, она добила этого урода, у которого и так мое дело разваливалось не по дням, а по часам: менты убили Игоря, забили на смерть Дениску, доказательства основные по моему делу были получены незаконным путём, а я был изувечен, и, в довершении к кошмару, сбежал Капцугович. Итак, усилия моих родителей и адвоката увенчались победой. Я был отпущен на свободу 'за недостаточностью улик'. За все усилия Шульган получила пятьсот долларов, но она не собиралась останавливаться на достигнутом, и решила добить Мартемьянова, возбудив уголовное дело против него и банды ментов, искалечивших меня и ограбивших мою квартиру. Я был согласен на это, благо кое-какие деньги я хранил дома и поэтому их не украли, и готов был все потратить на благородное дело мести. Я набрал номер своего мобильника и услышал любимый голос моего Толика: - Толик, дорогой, я на воле, - сказал я ему. Толик, казалось, не мог поверить этому, и некоторое время молчал, но потом, с придыханием, сказал: - Я сейчас еду! - Толя, сейчас не надо, приедешь завтра, часов в 12 утра. Сейчас мне надо немного отдохнуть. Я очень сильно избит. Ты где сейчас? - У Колобка. - Все нормально у тебя? - Да, все хорошо, но я очень по тебе скучаю. Я так боялся, что никогда тебя не увижу. - Я тоже этого боялся, - сказал я в ответ на эти слова моего любимого мальчика, - Толя, Суп там? - Нет. - Берегись его. Он сдал ментам и тебя и меня. Я не понимаю, почему он участвовал в твоем спасении, но он стукач. - Ладно, буду иметь в виду, - согласился Толик. На этом наш разговор закончился. Я позвонил Готе. Он был изумлен, что меня выпустили. Просто не мог он в это поверить. Он потребовал рассказа обо всем, но я не мог к нему приехать из-за полученных травм, поэтому мы договорились, что он и Горг приедут на следующий вечер в Одинцово, чтобы мы могли поговорить. Настал вечер. Я изнемогал от боли и усталости и собрался лечь спать. Вдруг раздался звонок телефона. Звонил один мой школьный приятель, старший брат моего одноклассника, который занимал на тот момент (занимает и сейчас) очень высокий пост в одном значительном ведомстве: - Дима, привет, - сказал Алексей. - Привет, - ответил я несколько ошарашенный этим звонком, потому что я не встречался с этим человеком лет десять и ни как не мог ждать его звонка. И, вдруг, он звонит мне, причем в тот день, когда я освободился. - Что у тебя неприятности были? - спросил Алексей. - Да, были, - удивился я еще больше, - а ты откуда об этом узнал? - Главное сейчас все нормально, - ответил на это мой знакомый. - Кажется нормально, - ответил я, - правда изувечили. - Не беда, на тебе всю жизнь все, как на собаке, заживало, - утешил меня Алексей, а потом добавил, - знаешь, Дима, а я ведь с большим интересом следил за твоей деятельностью. Не скажу, что одобрял ее, но считал интересной. Моему ведомству возможно были бы интересны твои клиенты. - Вау, - удивился я, - а на кой такому уважаемому ведомству, которое ты возглавляешь, несчастные педофилы понадобились? - Могли пригодиться. Ведь у каждого, даже самого ничтожного человека, есть родственники, знакомые, знакомые родственников или родственники знакомых, которые что-то да значат. А на Западе быть обвиненным в педофилии или в пособничестве педофилу - это значит расстаться или с репутацией или со свободой. Вот на этом и хотело сыграть мое ведомство. Да и потом, мы же все-таки не чужие люди. Наш интернат был большой семьей, поэтому, когда я узнал из милицейских сводок, что ты в беде, я позвонил кое-кому в генеральной прокуратуре. Думаю, что мой звонок был не лишним. - Спасибо, Алексей, - только и мог сказать я, услышав такое. - Да не за что, - ответил он, - ты в дальнейшем собираешься заниматься старым? - Нет, наверное, - сказал я, - ни денег, ни производителей продукции не осталось. - Это хорошо, - сказал Алексей, - но если вдруг снова займешься своим бизнесом, то я тебе как-нибудь позвоню. Не удивляйся этому звонку. - Ладно, не удивлюсь, - пообещал я. - Алексей, а вот не мог бы ты замолвить словечко и за Иванова? - попросил я. - Нет, - сказал мой знакомый, - не надо спасать твоего друга. Он будет 'козлом отпущения' в этом деле. Его надо принести в жертву, чтобы не трогали тебя. Ну, пока, Димочка, - закончил на этом разговор мой высокопоставленный знакомый. - Пока, Алексей, и еще раз спасибо. Я долго не мог прийти в себя после этого разговора. Я сидел в кресле, смотрел телевизор. Началась программа 'Петровка 38'. И там передавали сенсационный сюжет с участием Димы Иванова. Показали его на фоне кипы фотографий, которые изъяли на моей квартире. Диму спрашивали: - Вы снимаете голых мальчиков? - Не только голых. Одетых тоже. Мне просто нравится фотографировать мальчиков, - отвечал Иванов. Потом диктор заключил сюжет: - Вот такие отвратительные существа калечат души наших детей. Сколько же детей погубил Иванов, еще предстоит выяснить следствию. Имена других фигурантов в этом деле пока держатся в секрете в интересах следствия. Мне было очень больно смотреть на избитого, испуганного Диму. Я понимал, что ему предстоит испытать еще много боли, издевательств. И я знал, что не смогу ему ни чем помочь. С этими грустными мыслями я заснул в тот первый день своей свободы. Второй день свободы. Спал я той ночью очень плохо: страшно болели сломанные ребра, не мог повернуться, и трудно было дышать. Из уха не прекращалось кровотечение. Еще на простате образовалась гематома, которая также не способствовала хорошему сну. Так что встал я утром измученным. Но я знал одно: каким бы изувеченным и уставшим я не был, мне необходимо в полдень встретиться с моим Толиком. С громадным трудом я доковылял до ванны и наконец-то, спустя пять дней, увидел себя в зеркале. Скажу вам, это и зрелище было: под левым глазом был желто-синий кровоподтек, сам глаз был алого цвета, на лбу была вмятина в виде рисунка протектора ботинка, которым меня избивал при аресте тот мусорок. Губы распухли, и на них виднелась запекшаяся кровь. Левое ухо почернело. Эту рожу украшала еще и пятидневная щетина. Весь левый бок был черного цвета. Я даже боялся взглянуть на то место, где вместо моей простаты образовалась опухоль размером с гусиное яйцо. Неимоверным усилием воли я заставил себя залезть в ванну, потом побриться и привести себя в более или менее внешне терпимый вид. Я понял, что пешком я до того дома, где снимал квартиру, не дойду, и мне, однозначно, придется ловить машину. Но с такой рожей человека не каждый бомбила к себе посадит, и, поэтому оделся как можно приличнее. С третьей попытки меня взяли, но водитель глядел на меня очень настороженно. Я объяснил, что на меня напали бандиты (хотел добавить: 'в милицейской форме', но сдержался). Это его успокоило, и он начал сочувствовать словами: 'Куда же милиция смотрит?'. Я доехал до нужного дома. До встречи с Толиком еще оставалось много времени, и я решил подняться в свою квартиру и посмотреть, что там с ней. Увидев, что там творилось, я пришел в ужас. Унесено было все. Не только компьютеры, видеомагнитофоны, но и телевизор, и микроволновка. Забрали мою кожанку, новую куртку Толика, даже комплект постельного белья, недавно мною купленный. Это был бандитский налет, а не обыск. В ящике, где я хранил документы, я не нашел своего диплома, диплома о кандидатской степени, военного билета, пропусков в различные организации, где я обслуживал компьютеры. Я не понимал: зачем эти-то документы ментам понадобились. В общем, я стоял посреди разгромленной квартиры, и меня трясло. Настал полдень, я спустился вниз и ждал Толика у подъезда дома. Он немного опоздал, увидев меня издалека, вначале кинулся ко мне, но в паре шагов остановился. Видимо я выглядел совсем не так, как он ожидал увидеть. Робко он приблизился ко мне. - Дима, это ты? - сказал он очень тихо, - что же с тобой сделали? - Массаж и совершенно бесплатно, - попытался рассмеяться я, но меня скрючила боль в сломанных ребрах. Толик у ужасе смотрел на меня. - Ладно, Толик, - сказал я, ни чего страшного. Я жив и на воле. Мы решили пойти куда-нибудь поесть и рассказать о том, что случилось в последнее время. Вначале рассказывал я. Во время моего рассказа Толик несколько раз вскрикивал, а когда я рассказал об убийстве Игоря, то он заплакал. Потом настал черед его рассказа. Коротко я уже писал, что произошло в предыдущей части, но сейчас постараюсь воспроизвести его рассказ во всех подробностях: - Я пришел тогда домой очень поздно. Мы выпили с ребятами, но спать я не хотел, поэтому, придя домой, я включил компьютер и стал резаться в сетевые игры. Я думал, что ты, как обычно, напился и спишь. Только через некоторое время я понял, что не слышу твоего храпа. Тогда я оглянулся на нашу постель и увидел, что тебя на ней не лежит. И вообще, я заметил у нас дома невообразимый беспорядок. Я кинулся в другую комнату, и увидел, что там все перевернуто, нет компа, видиков, нет вашего с Димкой материала. И вот тогда я понял, что случилось самое страшное: тебя арестовали. Вначале я запаниковал, я не знал, что делать, куда мне бежать. Но тут я заметил твой мобильник, который менты не забрали. Я начал перебирать список номеров и наткнулся на номер Супа. Я позвонил ему и все рассказал. Он сказал мне, чтобы я немедленно выскакивал из дома, прихватив только немного одежду и, если остались, деньги. Денег я, конечно, не нашел. У меня оставалось баксов сто - хорошо, ято я не пропил тогда все - я подумал, что на первое время хватить должно, схватил твою мобилу и побежал к Макдоналдсу. Оттуда я нова набрал Супа, рассказал, где я его жду. В четыре утра он и Колобок приехали на Колобковском 'Мерседесе' и забрали меня. Мобил я отдал Супу, чтобы он смог связаться с твоими родителями, а сам жил все эти дни у Колобка. Честно говоря, Дима, я не думал, что когда-нибудь тебя увижу, - заключил свой рассказа Толик. - Честно говоря, - ответил я, - я тоже не думал, что увижу тебя когда-нибудь, особенно после того, как мне сказали, что тебя взяли и обрабатывают. - Слава Богу - пронесло. - Знаешь, Толя, - сказал я ему, - нас с тобой спасла такая невероятная цепочка совпадений и чудес, что даже не верится в то, что произошло. Вот, хотя бы, возьмем Супа: он сдал наши с тобой фотографии, все рассказал обо мне и тебе, и, вдруг, этот прыщ по середине ночи несется через всю Москву, чтобы тебя спасать. Я этого не понимаю. Вдруг, в этот момент, раздался телефонный звонок. Звонил Суп. Вот уж, воистину: 'вспомни говно, вот и оно': - Дима, мне Толик сказал, что ты уже на свободе. Расскажи: как и что? - Слушай, Леша, - прошипел я в трубку, - у тебя еще хватает наглости звонить мне, после того, как ты меня сдал? - Я сдал, да, - ответил Супчик, - но я же тебя предупредил об этом. Зато, как я тебе с Толиком помог! Ты этого не учитываешь? - Я все учитываю. Именно потому, что ты сыграл красиво в истории с Толиком, я тебя, крыса, не заказываю завтра. Но не попадайся мне на пути, ублюдок, и исчезни из сети. Я тебя сгноблю там. На этом я в ярости нажал на кнопку разрыва соединения. Еще раз шестиэтажно выматерившись в адрес Супа, я начал потихоньку отходить от вспышки гнева. Мы с Толиком вернулись к нашему разговору: - И что, Толя, мы теперь будем с тобой делать? - спросил я своего мальчика, - Мне: не сегодня-завтра, надо будет в больницу ложиться. А с тобой... Я даже не знаю, что делать. Где тебе теперь жить? - А на нашей квартире нельзя? - спросил Толик - А ты не боишься? - Да, видимо, там уже не страшно, - сказал Толик, - За тобой она еще месяца два. Ты же вперед много заплатил. - А, может быть, тебе домой вернуться, к родителям? - спросил я. - Нет! Не поеду! - категорически, и как-то зло, на это ответил Толик. - Ну, ладно, давай, попробуй пожить здесь. У меня немного денег еще осталось, и я постараюсь тебе сколько-нибудь подкидывать. На еду, конечно, с разгулами твоими заканчивай. - Закончу. А если захочу погулять, то пускай уж за это платят другие. Мы с ребятами и так два месяца только за счет твоих денег гуляли. Мы закончили обедать и решили, чтобы 'убить' время, которое осталось до встречи с Готей и Горгом (во время нашего с Толиком обеда я еще раз позвонил Готе, и он подтвердил свой приезд в Одинцово), вернуться к нам на квартиру и немного привести ее в 'божеский' вид. Не благодарное это было занятие. Часть вещей было сломано, и их пришлось выбросить. Такое было ощущение, что менты старались нанести максимальный урон нам: и материальный, и моральный. Как вандалы они пронеслись по нашей квартире, разбивая посуду, разрывая подушки и постельное белье. Часам к шести вечера мы с Толиком неимоверными усилиями привели нашу квартиру в подобие жилища. Мои травмы ныли после этих титанических усилий, а на Толика было больно смотреть: настолько близко к сердцу парень принял этот погром. Закончив с уборкой, мы пошли немного перекусить, потом отправились в назначенное для встречи место. Готя и Горг ждали нас в скверике на скамейке. Горг закупил много пива для себя и для нас, потому что понимал, что разговор будет трудный и очень неприятный. Вначале я рассказал (уже в который раз) во всех подробностях, о своем аресте и тех нескольких днях кошмара в отделении, потом Толик рассказал о своем чудесном спасении. Настало время рассказывать Готе и Горгу о том, что произошло с ними, вернее с Готей и Солнцевым-Эльбе. - В ночь с 22 на 23 мая ко мне домой позвонили. - начал Готя, - Когда по домофону мне сказали, что ко мне милиция с обыском, то я очень удивился. Ни как не ожидал я их визита. Я ментов впустил. Увидев меня, они сильно удивились и, даже испугались. Может быть из-за моего роста, может быть потому, что они знали о том, кто я такой, но они вели себя корректно. Просто сказали, что у них есть информация о том, что я причастен к сети распространителей детской порнографии, и они должны произвести у меня обыск. Я не возражал. Просто я был уверен, что как бы они не искали, все равно ни чего не найдут. У меня не было ни чего, ни на дисках, ни на кассетах, а за то, что было в компьютере и висело на моих серверах в Интернете, я не волновался. Все равно у ментов нет таких спецов, которые способны сломать мою защиту. Конечно, шмон - это мало приятно. Но все обошлось без эксцессов и большого беспорядка. Когда менты захотели изъять у меня компьютеры, я пригрозил, что позвоню в Академию наук, поскольку на этих компьютерах есть материалы, содержащие государственную тайну. Это их охолонило - не забрали. Единственное, что было неприятно, это то, что они начали разбирать ламинат у меня на полу. - Дима, - закончил Готя вопросом ко мне, - это ты меня сдал? - Нет, - сказал я сразу, - про тебя даже разговора не заходило. Это кто-то другой. Ты же знаешь, сколько у ментов 'добровольных помощников'. Кто-то из них, видимо, подсуетился. Немного позже я узнал, что этим доброхотом, сдавшим Готю, оказался Жопик - Леша Халимов. Потом настала очередь рассказывать Горгу: - Я был уверен, что случись что, имя Севки обязательно всплывет. Поэтому, когда я узнал о твоем аресте, я поехал к нему. За час мы вывезли все, что касалось 'темы' из его квартиры. Не осталось ни одной картинки или сноски на ресурсы даже на его компьютере. Мы специально накупили всякой пакости, типа 'Плей боя' и 'Пентхауза' и раскидали их по его комнате, придав журналам 'задроченный' вид. Кода 22 мая к Севе пришли 'гости', то их обыск окончился фиаско. Они встретились с типичным тупым натуралом, который озабочен бабами и добыванием денег. Когда менты зачитали Севе мои показания, где я рассказывал о нем, Сева назвал меня сумасшедшим. Он заявил, что знаком со мной по играм на бирже, и все наши отношения ограничивались несколькими совместными выпивками. Что ж, меня обрадовало, что больше, в результате моего ареста, ни кто не пострадал. Нервы, конечно, людям попортили, но серьезных последствий ни для кого мой арест не имел. Да еще и позиция Севки давала свои козыри: вроде как у меня чистый самооговор и оговор других людей под давлением 'органов' и моей невменяемости по случаю травмы головы. Разговор наш продлился часов до одиннадцати вечера. Напоследок, Готя протянул мне пятьсот долларов. Я пытался отказаться, ссылаясь на то, что немного денег у меня осталось, но Готя настоял: - Бери-бери. Самому не понадобится, Толику пригодится. Когда сможешь - отдашь. Это не благотворительность, а займ. Я сразу же передал эти деньги Толику: - На, возьми себе на прожитье. Только не дури, экономь. Не известно, когда я смогу тебя еще проинвестировать. - Не, дурак, понимаю, - ответил на это Толик. Потом Готя с Горгом уехали восвояси. Как ни тяжело мне было расставаться с Толиком, мы оба понимали, что это необходимо. Я поцеловал его в губы, и мы разошлись по домам. Той ночью я уснул тяжелым сном. Утром мне нужно было ехать к адвокату. Третий день свободы. В десять часов утра 27 мая я был в приемной адвокатской конторы, где работала Шульган. Она меня приняла, и начала с нравоучений: - Какой же Вы распущенный и глупый, Дмитрий Владимирович. Вы столько на себя наговорили, что только чудо спасло Вас от того, чтобы сейчас находиться вместе с Вашим другом в следственном изоляторе. Постарайтесь впредь быть более осмотрительным и умным, и держать язык за зубами. Дальше мы оговорили тактику ведения нашей войны против Мартемьянова и его банды. Таисия в тот день начинала готовить 'Жалобу' на действие милиции и прокуратуры Дрогомиловского района Москвы в отношении меня. Я же должен был изъять медицинскую карту, посвященную моему осмотру на предмет разрешения пребывания в ИВС в 61-й московской горбольнице. Адвоката интересовало, почему мне вначале был прописан больничный режим, а потом это решение врача было оспорено другим врачом. Потом, когда эта 'Жалоба' будет написана, Таисия Алексеевна брала на себя войну против банды Мартемьянова, а мне срочно нужно было ложиться в больницу, и чем страшнее диагнозы мне там поставят, тем будет лучше. Я поехал в ту больницу, где меня 24 мая, так сказать, обследовали, перед отправкой в ИВС, благо она находилась не так далеко от адвокатской конторы Шульган. Когда я проходил через будку охраны, я обратил внимание, что смена охраны та же, что и тогда, когда меня возили туда под конвоем. Я задержался и спросил охранника: - Не узнаешь меня? Тот, посмотрел на меня внимательно, и, наморщив лоб, сказал: - Что-то знакомое. Ты тут бывал и совсем недавно. Я был на тот момент в костюме и галстуке, и о том, как я выглядел, когда меня, пристегнутого к двум автоматчикам, волокли через эту проходную, напоминали лишь мои синяки на лице и затрудненное из-за сломанных ребер, дыхание. - А ты постарайся вспомнить, - сказал я охраннику, - как четыре дня назад меня два раза сюда менты привозили. - Точно, вспомнил! - воскликнул охранник. - Тебя возили с такой охраной и в таком виде, что мы все подумали, что какого-то киллера или чеченского террориста поймали. Мы еще долго потом судачили, какое же страшное преступление ты совершил, что тебя так жутко избили. - Ни чего я не совершал. Менты ко мне вломились, избили, ограбили, а потом хотели повесить какую-то дурацкую статью: 'Пособничество в чем-то там'. Видишь же, прошло несколько дней, и я на воле. Теперь я сам объявляю войну этим козлам. Кстати, расскажи, где мне можно найти мою карточку посещений вашей больницы: адвокат требует. - Наверное, в архиве, - ответил охранник, и рассказал мне, как туда пройти. Я поблагодарил охранника и поковылял в указанном им направлении. В архиве меня промурыжили с час - не хотели отдавать мне мою карточку. Наконец, когда я пригрозил сотруднице архива судом, она сподобилась оторвать свою толстую жопу от мягкого кресла, и понесла мое заявление на подпись главному врачу. Потом, вернувшись от руководства с визой, она еще полчаса копалась на полках с карточками. Наконец, с недовольной миной, она вручила мне мое 'дело'. Я не хотел показывать этой бабе, насколько мне интересно то, что написано в карточке. Поблагодарив сквозь зубы ее за услуги, оказанные мне, я вышел из архива. А на улице стал с жадностью читать записи врачей по поводу моего осмотра: - Хирург: перелом 3-х ребер (снимки прилагались). Может содержаться в ИВС; - Проктолог: ушиб предстательной железы. Может содержаться в ИВС; - Офтальмолог: ушиб левого глаза. Может содержаться в ИВС; - Невропатолог: сотрясение головного мозга. Может содержаться в ИВС; - Наконец лор, первая запись: повреждение среднего уха, разрыв барабанной перепонки, непрерывное кровотечение, возможно повреждение головного мозга. Требуется срочное обследование в специализированном стационаре. Предписана немедленная госпитализация. Вот, значит, что та молоденькая девушка - врач, написала такого, от чего менты пришли в ярость. Её не смутило, что я пристегнут наручниками к двум бугаям с автоматами, не смутило, что со мной обращаются, как с последним уркой, не смутили предшествующие записи ее коллег. Она руководствовалась принципами клятвы Гиппократа. Прочитав последующие записи, я понял, на что пошли менты, чтобы меня все-таки упрятать в ИВС: - Самовольно ушел из стационара, - гласила следующая запись, - за нарушение больничного режима, выписан без лечения. Значит, когда меня второй раз привезли в эту больницу, когда меня осмотрела уже другая врачиха (не врач, а именно уничижительно: врачиха), он сделала такую запись. Я, пристегнутый наручниками к двум ментам с автоматами 'самовольно ушел из стационара'. Наверное, на блядки отправился?.. Из больницы я поехал обратно к Шульган. Она внимательно прочитала карту и что-то дописала в 'Жалобу', которая была уже готова. Потом она протянула мне 'Жалобу' для почтения. Она была длинной, на пяти машинописных листах. Я попробую воспроизвести то, что из ее содержания сохранила моя память: 'Прокурору Дрогомиловского района (ФИО) Жалоба члена Всероссийской Коллегии адвокатов Шульган Т.А. в защиту прав гр. Кузнецова Дмитрия Владимировича на действия оперативно-следственной группы Прокуратуры Дрогомиловского района и РУВД 'Дрогомилово' во главе с зам. Прокурора района Мартемьяновым В.В. Гр. Кузнецов Дмитрий Владимирович был задержан сотрудниками РУВД Дрогомилово 21 мая 1999 года на основании Постановления, подписанного зам. Прокурора Дрогомиловского района Мартемьяновым В.В. по подозрению в пособничестве по статье 135 УК РФ. Задержание проводилось 3-мя сотрудниками РУВД 'Дрогомилово' (перечислены их имена) и следователем Прокуратуры Дрогомиловского района (ФИО бабы-прокурорши). Во время задержания в отношении Кузнецова Д.В. были применены действия насильственного характера, которые запрещены Законом о Милиции РФ (перечислены статьи), тем более, что гр. Кузнецов не давал повода для применения подобных действий, поскольку не оказывал сопротивления. Следователь Прокуратуры, в присутствии которой произошли противоправные действия в отношении гр. Кузнецова не пресекла их, чем в свою очередь совершила должностное преступление (указана статья). Обыск в квартире, арендованной гр. Кузнецовым в соответствии с договором ?... по адресу: г. Одинцово (далее адрес) проводился с грубейшим нарушением процессуальных норм: 1) Не был приглашен участковый, курирующий участок местожительства гр. Кузнецова, поскольку г. Одинцово Московской области не находится в юрисдикции Дрогомиловского р-на г. Москвы. 2) Понятые не были приглашены к началу обыска, а их пригласили только тогда, когда некие вещи были изъяты на квартире гр. Кузнецова, для формального соблюдения законности, что подтверждает и сам гр. Кузнецов, и одна из понятых, с которой я лично беседовала. Таким образом, я заявляю, что все улики, которые были изъяты на квартире гр. Кузнецова, являются изъятыми незаконным путем и не должны быть использованы в деле против него, если таковое будет возбуждено. В ходе так называемого 'обыска' из квартиры Кузнецова пропало: (список вещей, документов, сумма денег, которые у меня украли). После того, как гр. Кузнецов был отправлен под конвоем в РУВД 'Дрогомилово', дверь в его квартиру опечатана не была, что в дальнейшем позволило сотрудникам милиции повторно проникнуть в квартиру и украсть оставшиеся ценные вещи. На просьбу гр. Кузнецова взять с собой лекарственные препараты, от приема которых зависит его жизнь, поскольку он является онкологическим больным, сотрудники милиции ответили отказом в нецензурной форме, что явилось грубейшим нарушением уголовно-процессуального кодекса РФ (статья) и Конституции РФ (статья). Когда гр. Кузнецова привезли в РУВД 'Дрогомилово', сотрудники милиции поместили его в камеру, сказав остальным задержанным, что он подозревается в преступлении сексуального характера, что является должностным преступлением (статья ?... '...не разглашение сотрудниками милиции информации о задержанном до предъявления ему обвинения...'). Сотрудники милиции, видимо, рассчитывали на то, что задержанными, содержащимися в той камере, будут применены какие-то действия в отношении гр. Кузнецова, однако задержанные проявили гуманность в отношении сильно избитого человека и дали ему отдохнуть. Зам. Прокурора Дрогомиловского р-на Мартемьянов В.В. лично вел допросы гр. Кузнецова. Эти допросы по времени переходили рамки установленными УПК РФ, тем более, если учитывать, что допрашивался человек с сильными увечьями. Во время этих допросов гр. Кузнецов был ограничен в приеме воды и выводах в туалет. На его жалобы, что ему требуется медицинская помощь, Мартемьянов отвечал отказом. Напротив, он вызвал двух милиционеров, которые начали избивать гр. Кузнецова пластиковыми бутылками, наполненными водой, по голове, что привело к еще более тяжким увечьям, нанесенных ему. Во время одного из допросов Мартемьянов предъявил гр. Кузнецову какие-то предметы, якобы изъятые у того на квартире, но не внесенные в протокол обыска и потребовал признать их и поставить подпись в том, что они изъяты на законных основаниях. Получив отказ, Мартемьянов стал угрожать гр. Кузнецову физической расправой. Все время, пока гр. Кузнецов находился в КПЗ РУВД 'Дрогомилово', его не кормили. 24 мая Мартемьянов окончательно предъявил гр. Кузнецову обвинение в пособничестве по статье 135 УК РФ и вынес постановление о содержании гр. Кузнецова в ИВС 'Крылацкое'. Однако, тяжело больной человек без разрешения врача не может находиться без суда в изоляторе временного содержания, поэтому гр. Кузнецов был отправлен в московскую городскую больницу ?61 для медицинского освидетельствования. Во время проведения медицинского освидетельствования, гр. Кузнецов был пристегнут наручниками к двум сотрудникам милиции, вооруженных автоматами. Напоминаю, что пособничество по статье 135 не является сколько-либо тяжким преступлением, поэтому применение таких спецсредств я считаю нецелесообразным и незаконным. Лор врач (ФИО той замечательной девушки-врача, которая не побоялась встать на сторону справедливости) дала направление гр. Кузнецову в специальный стационар для проведения лечения тяжелой травмы левого уха. Однако, Мартемьянов пошел на очередное должностное преступление, вынудив другого врача написать, что гр. Кузнецов был 'Выписан за самовольный уход из стационара'. Прошу еще раз обратить внимание, что гр. Кузнецов в тот момент был пристегнут наручниками к двум милиционерам, вооруженных автоматами, и 'самовольно' он ни куда уйти из больницы не мог. Кода я увидела гр. Кузнецова 25 мая 1999 года в комнате для допросов ИВС 'Крылацкое', в присутствии следователя прокуратуры Дрогомиловского р-на (ФИО), от его вида я пришла в ужас: левый глаз заплыл от кровоподтека, из левого уха непрерывно текла кровь, на лбу отчетливо был виден отпечаток протектора обуви. Было видно, что гр. Кузнецову невыносимо трудно дышать, из-за сломанных ребер. Мне показалось так же, что гр. Кузнецов был не совсем в сознании из-за тяжелой травмы головы. (ФИО) должен был провести допрос гр. Кузнецова, и было видно, что молодому следователю было совестно мучить человека в таком состоянии, в каком был в тот момент гр. Кузнецов. Во время этого допроса мой подзащитный отказался от всех показаний, которые он давал против себя и других на предварительном следствии. После этого гр. Кузнецов был освобожден 'без предъявления обвинений'. На основании вышесказанного, я, член Всероссийской Коллегии адвокатов РФ, Шульган Таисия Алексеевна, требую: 1) Провести служебное расследование в отношении Мартемьянова В.В., следователя (ФИО бабы-прокурорши), сотрудников РУВД 'Дрогомилово' (ФИО трех бандитов-ментов), искалечивших гр. Кузнецова Дмитрия Владимировича и ограбивших арендуемую им квартиру. 2) На основании заявления гр. Кузнецова Д.В. возбудить уголовное дело в отношении Мартемьянова В.В. и остальных участников преступной группы по статьям: (не помню статьи и пункты, но там и разбой, и нанесение тяжких телесных, и злоупотребление служебным положением, и что-то еще) 3) На время расследования заключить вышеуказанных лиц под стражу, во избежание: А) Сокрытия лиц, подозреваемых в тяжких преступлениях, от следствия; Б) Чтобы гарантировать моему подзащитному безопасность на время следствия. Дата, подпись адвоката, моя подпись. Приложения: 1) Карта медицинского освидетельствования Кузнецова Д.В. в городской больнице ?61 г. Москвы 2) Заявление Кузнецова Дмитрия Владимировича по поводу разбойного нападения на его квартиру банды милиционеров, организатором которого являлся зам. Прокурора Дрогомиловского р-на г. Москвы Мартемьяновым В.В.' Прочитав 'Жалобу', я, с помощью Таисии Алексеевны, написал требуемое заявление. По сути, заявление и 'Жалоба' похожи, изложенные в нем события повторяются. Они отличаются только эмоциональностью (у меня в заявлении ее хватало), и, конечно же, в моем заявлении не было ссылок на статьи всяких законов и прочего крючкотворства. Я просто написал о том, как меня избили и ограбили менты, и как надо мной издевался Мартемьянов. Забегая немного вперед, я скажу, что, если бы я не замутил 'вторую серию' проекта, и мне не стало бы наплевать на месть ментам, то, вполне возможно, нам бы с Таисией Алексеевной удалось бы довести до победного конца нашу войну. Вполне возможно, что Мартемьянов слетел бы со своей должности, или даже оказался бы за решеткой, а ментов нам удалось бы посадить точно. Но, увы, история не имеет сослагательного наклонения, и мне остается только сожалеть о несостоявшейся мести этим тварям. Кстати, когда меня арестовали второй раз, родители снова пригласили в защитники ко мне Шульган, но она отказалась меня защищать, именно потому, что я не пошел до этого в нашей войне до победного конца. Но она порекомендовала мне другого блестящего адвоката. Я заплатил адвокату требуемую сумму за ее труд, дал так же некоторую сумму на предстоящие расходы. После чего раскланялся и поехал на электричке домой. Когда я сидел в вагоне, мне показалось (или это было на самом деле), что я увидел неподалеку одного из ментов, устроивших налет на мою квартиру. Он сидел в этом же вагоне, пристально смотрел на меня, и у него на пальце поблескивал мой перстень. Так ли это было, или это был бред человека с ушибленной головой, но я решил в тот вечер не встречаться с Толиком, чтобы его, не дай Бог, не подставить, а ограничиться сообщением ему на пейджер о том, что у меня все в порядке, и что мы скоро встретимся. Больница. На следующий день, как и велела мне Таисия Алексеевна, я лег в больницу. Эта была больница, где я долгие годы обслуживался, и где работала моя мать. Проблем со страшными диагнозами не стало: вместо простого сотрясения мне записали ушиб головного мозга, с глазами написали в истории болезни тоже что-то ужасное, вместо реального ушиба глаза, который впоследствии нормально восстановился. Самое серьезное, что у меня было - это перелом трех ребер, которые действительно доставляли мне мучения, и потеря слуха на одно ухо, который так и не восстановился. Самое смешное, что с белыми кровяными тельцами у меня тоже был полный порядок. Такое было впечатление, что мой рак испугался экстрима и куда-то скрылся. Это не могло не радовать. Я не люблю больницы: слишком уж много мне пришлось полежать в них в детстве, поэтому не стану подробно описывать тот месяц, который я там промаялся. Я пил водку с коллегами по травматологическому отделению, играл с ними в карты, читал, смотрел телевизор, ел таблетки, принимал уколы, ходил на массажи и другие процедуры. Короче я вел нормальную жизнь пациента обычной городской больницы. Когда было тоскливо, я звонил Толику на пейджер, и он приходил меня навещать. Однажды в выходной день приезжал Горг, но я был настолько пьян, когда он приехал, что смутно помню, о чем мы с ним разговаривали. Пару раз, с разрешения лечащего врача, я ездил к адвокату: первый раз, когда отвозил выписку из истории болезни с диагнозами, поставленными мне в больнице, чтобы поддержать 'Жалобу' Шульган, второй раз, когда я был вызван вместе с ней к следователю Дрогомиловской прокуратуры, которая вела служебное расследование, которое назначил Прокурор района на основании 'Жалобы' Таисии Алексеевны. Эта встреча запомнилась мне лишь одной фразой, сказанной той теткой - следователем: - Вот Вы называете Всеволода Валентиновича бандитом, а Вы знаете, сколько он людям добра сделал? Ответить что-либо на это у меня слов не нашлось. Я понял, что в этой прокуратуре мне справедливости не найти. Итак, больница началась 28 мая и закончилась 27 июня. Я выписался совершенно здоровым. Правда, я оглох на одно ухо, после травмы у меня появилась какая-то точка перед глазом, ребра срослись неправильно и ныли, но каких-то более страшных последствий увечий, нанесенных мне ментами, которые можно было ожидать, не было. Дальше - тишина. Я выписался, и не знал, что мне делать дальше. Запас денег стремительно таял. Возвращаться на свой завод я не имел ни малейшего желания, тем более, что в то время он менял свою направленность с ремонта компьютеров на ремонт кассовых машин. А это мне было совершенно не интересно. Когда я был в силе, при деньгах, со мной общались охотно, а когда я стал бедным и безработным, то стал ни кому не нужен. Был Толик, но он предпочитал общению со мной общение со своими сверстниками. У него постоянно на меня не было времени. В общем, я оказался в вакууме. Я не имел представления, что мне дальше делать. Однажды на встречу со мной согласился Горг. Мы встретились с ним в одном из пивных кабачков в Москве. Я просил его помочь устроиться мне на какую-нибудь достойную работу, тем более, что у него были обширные связи в различных кругах. Горг сказал: - Дима, ты всем стал не интересен. Ни кто не собирается как-то с тобой общаться, как-то тебе помогать. А в твой прежний бизнес тебе путь заказан: у тебя нет денег для этого, сам снимать ты не умеешь, а, поскольку ты 'под колпаком', то ни кто из работающих в порно-бизнесе, с тобой связываться не захочет. - Гоша, - пытался возразить я, - неужели ты не понимаешь, что если у меня будет интересная денежная работа, то я сам не стану рыпаться больше в то, чем занимался. Но пока я беден и без работы, то буду искать любые возможности, чтобы заработать деньги, и это может многим навредить. Так что, я - богатый и благополучный безопаснее для всех. - Ты - опасен? - рассмеялся Горг, - ни кому ты не опасен, Дима. Ты - уже прошлое. Тебя нет, тебя все списали в тираж. После этого Горг бросил на стол плату за пиво и ушел, едва мне кивнув. Я посидел еще, подумал. Отчаянье все сильнее охватывало меня. Я понял, что я - совершенно один. И тут еще один сюрприз. Однажды, в начале июля мне позвонил Си: - Дима, я тут у Готи встретился с твоим Толиком. Он рассказал, что ты ведешь тяжбу с прокуратурой и ментами. Ты не боишься, что это может больно ударить по пацану? - Боюсь, но что же делать? - Есть предложение: я заберу Толика к себе, в Челябинск. Пусть пару месяцев поживет у меня, в безопасности. - Хорошо, Женя, спасибо. На следующий день я простился с Толиком. Он ехал к Си с огромной радостью. Еще бы, ведь Си богатый человек интересной профессии, а я все го лишь отставной, почти нищий порномагнат. Когда я обнял его на прощанье, то уже почти понимал, что потерял Толика навсегда. Неожиданное счастье. Я остался совершенно один. С кем-либо из своей прошлой нормальной жизни мне встречаться не хотелось. Я был без работы, и, впервые за то время, как влез в 'тему', был без друзей и без мальчишек. Не хотелось жить. Я даже в глубине души жалел, что меня отпустили. Ведь, будь я в тюрьме, у меня был бы хоть смысл жизни: бороться за себя. А сейчас что? Даже расследование по 'Жалобе' в отношении банды Мартемьянова приостановили, поскольку все ушли в отпуска. У меня не было работы, не было чем заняться. Днем я слонялся с пивом по Одинцово, а вечерами читал книги. Такой вот содержательной стала моя жизнь начала июля 1999 года. Однажды, ближе 14 июля, я так же слонялся по городу, пил пиво. Проходя мимо дома, в котором я снимал свою первую квартиру в Одинцово, я заметил, что кто-то вдалеке отчаянно машет мне рукой. Я присмотрелся и остолбенел: Леша-Конопатый, тот самый пацан, которого привел Толик, и с которым я единственный раз за все время, Толику изменил. Я помахал ему в ответ. Лешка подбежал ко мне: - Дима, здравствуй! - радостно сказал Леша, - я так долго тебя искал и не мог найти. Где ты? Как ты? Где Толик? Он тоже пропал. Я все рассказал Леше. Я рассказал и о том, что мы сбежали с Толиком на новую квартиру, и как мы там жили, и об аресте и обо всем, что произошло после. Еще я сказал, что Толик уехал к Си. - Знаешь, Дима, - сказал мне Леша, - а Толик не любил тебя. Он воровал у тебя деньги и смеялся над тобой. У него были девчонки, и ты ему нужен был только лишь, как денежный мешок. - Нет, Леша, ты ошибаешься, - возразил я мальчику, - любил и любит меня Толик. У него было столько случаев разменять меня на кого-нибудь другого, но он остался мне верен до последнего. Я думаю, что и наша разлука не повлияет на наши отношения, и мы еще долгое время будем вместе. - Дима, - сказал Леша, - если ты хочешь в это верить, то верь. Только, просьба, пока нет Толика, давай мы с тобой будем дружить? Ведь у тебя нет мальчика. Можно я буду с тобой, пока Толик не вернется? Не сразу ответил я на это щедрое предложение Леши. Вначале я задумался. Ведь я любил Толика, изо всех сил старался оставаться ему верным. Я прекрасно помнил, как отреагировал Толик на то, что у меня случилось с Лешей тогда, в наш первый раз. Но возможность, которая мне предоставлялась, выбраться из одиночества, пересилила все мои благородные мысли. Я закивал и обнял Лешку прямо по середине улицы, на глазах у всех. И мы пошли с ним гулять. Но гулять долго было тяжело - жара в тот июльский день стояла страшная. - Вот бы сейчас искупаться или душ принять, - сказал Леша. В Одинцово с водоемами не густо. До ближайшего, если пешком, то минут сорок было шагать по жаре, а этого не хотелось ни мне, ни ему. Я предложил пойти в нашу с Толиком квартиру и принять душ, благо идти было совсем не далеко. Он согласился. Когда мы пришли, то оба с наслаждением стянули с себя промокшую от пота одежду, развесили ее на балконе, а потом оба залезли в душ. Там мы долго поливали друг друга друг друга прохладными струями, потом, не вытираясь, вышли из ванной и разлеглись на диване. Мы о чем-то разговаривали, но, постепенно, наш разговор стал сходить на нет, потому что у обоих возникло желание... С частик мы побарахтались с Лешей на диване. Не думайте, ни чего такого, очень уж интересного, не было. Так, обоюдные ласки и чуть-чуть больше, но для обоих это было большим удовольствием, потому что у меня не было вообще ни чего, с тех пор, как я был арестован, а у Леши что-то такое было только со мной, еще в начале года. После наших забав мы опять приняли душ, оделись в просохшую одежду и еще гуляли до позднего вечера. Утром следующего дня Леша пришел ко мне домой завтракать, благо мои родители были на работе. Пока он был у меня, позвонил Эврика и пригласил к себе в гости в тот день пивка попить. - Женя, - ответил я, - а можно я приеду к тебе не один, а с Лешей. Ты его видел однажды, на презентации моего второго диска. - Тот конопатый, с которым ты целовался? - спросил Эврика, - где ты его нарыл? - Да вот, в грустных мыслях гулял вчерась по Одинцову, он возник, как гений чудной красоты. - Конечно, приезжайте вдвоем. А то с тех пор, как ты сгинул в бездну, я из малых только одного Ушана и созерцаю. Лешу не надо было уговаривать ехать со мной в гости. Мы закончили трапезничать, и поехали в гости. БУМ!!! Приехали мы к Женьке, как обычно, затоварившись пивом. Посидели, поговорили. Я с радостью узнал, что Музыкант нашел квартиру, где они с Андрюшей поселились. Музыкант категорически больше не хотел участвовать в каких-либо сборищах или тусовках, потому что майский кошмар ему стал хорошим уроком. В конце концов, он прав: у него хорошая работа, которая позволяет обеспечивать ему и Андрюшке безбедную жизнь. Что еще ему нужно? Эврика рассказал так же, что у Ушана и Лешего не все в порядке. Ушан кидает Лешего в плане постели, и терпение мужика подходит к концу. Что же, этого и следовало ожидать. Милые, но бесполезные Уши... Мне жалко его было, но особого сочувствия, особенно из-за того, что он со мной сделал, я к нему не испытывал. Я просто подумал: куда же он пойдет, если ему этот Леший даст отставку. (Мда, если бы я знал, как в итоге повернется жизнь...). Женьке не терпелось познакомиться, потрепаться с Лешкой. Я же залез впервые за долгие месяцы, в Интернет. Вначале я набрал номер своей аси. Из живых там был лишь Турист777, тот самый, у которого отсиживались Север и Готя во время дней катастрофы. Мы были с ним едва знакомы, но я стукнулся к нему. Турист обрадовался, стал засыпать меня вопросами. Я коротко рассказал ему о том, что случилось. Потом сам стал спрашивать о наших общих знакомых. Оказалось, что Дрюня с Санечкой скитается то тут, то там. Часто ошивается у него. Квартиру и работу найти не может, поэтому он на категорической денежной мели. Он рассказал, что Север эвакуирован, и он надеется, что ни когда больше с ним не встретится. Я расспросил Туриста о нем самом. Он рассказал, что зовут его Саша, что по профессии он учитель географии, в настоящий момент безработный, что он на семь лет старше меня, что живет в Люберцах, в своей однокомнатной квартире. У него много друзей - мальчишек - его бывших учеников, но в личной жизни у него голяк. Турист предложил мне приехать к нему в гости: - Хоть я нищ, как церковная крыса, но я найду возможность встретить тебя достойно, сказал он. - А если я приеду, не один, а с пацаном? - спросил его я. - Конечно, приезжай, - сказал Саша, - буду и его рад видеть. Наметив нашу встречу на субботу, в Люберцах возле Макдоналдса, мы описали свои внешности, чтобы узнать друг друга при встрече. По его описанию, Саша должен быть длинным, худым долговязым брюнетом в очках, с совершенно еврейской внешностью. Закончив разговор с Туристом, я решил посмотреть, что творится в ньюзах. Там было пусто. Не стало меня, не стало чего-нибудь хоть сколько интересного. Так, старые картиночки 'DA' серии, Jonnie, что-то еще. Даже конкуренты мои затихли. Я написал за своим адресом мэйла на русском языке туда сообщение: 'Господа, я вышел на свободу. Хотелось бы восстановить старые связи. Пишите мне на мыло. Буду рад. КДВ'. После этого, я оторвался от компьютера и вернулся к своим друзьям и пиву. Часа через два я без всякой надежды открыл свой почтовый ящик. Там было одно новое сообщение от человека с ником Somename: 'Здравствуйте! Меня зовут Иван. Я был другом Игоря и Димы. Возможно, что Вы обо мне слышали. Мне бы очень хотелось узнать об их судьбе. Если можно, соединитесь со мной по асе, номер такой-то. Я сегодня целый день буду ждать Вас'. Я понял, что этот тот самый программист Ваня, о котором мне рассказывал Димка, и которого я не пригласил однажды в гости. Разумеется, я сразу авторизовал его. Он был в сети. Я рассказал Ване, что Игорь погиб, что Димку закроют и ключ выкинут. Мой рассказ сильно расстроил этого человека. Он некоторое время по охал и по ойкал по поводу рассказанного мной. Потом он сказал: - Дима, я все это время искал Вас и ни как не мог найти. У меня к Вам есть важный разговор. Не могли бы мы с Вами встретиться, скажем, в субботу. - Нет, Иван, извините, но в субботу я не смогу. У меня в этот день назначена встреча, и не в Москве, а в области. - Я могу и в область подъехать. Это очень важно. Нам очень нужно переговорить с Вами. - Ну, давайте, если Вы так настаивайте. У меня встреча в Люберцах. Я не знаю этот город, и не могу назначить там встречу иначе как, только там, где мне самому назначили встречу. - Что? В Люберцах??? - потом последовала небольшая пауза, - знаете, это перст судьбы. Дело в том, что я сам живу в Люберцах. Теперь уже настала моя очередь выдержать паузу, потому что без пива эту новость переварить было сложно. Действительно, это был какой-то перст судьбы. - Что же, говорите, когда и где мы встретимся. С Туристом... Кстати, может быть Вы и знакомы? - Нет, не знакомы. Я думал, что в нашем ублюдочном городе вообще нет ни одного человека нашей ориентации. - Оказывается, минимум двое, - заметил я, - так вот, с Туристом я встречаюсь в 13 часов возле Макдоналдса. Где и когда Вам было бы удобно встретиться со мной? - Если можно, тогда в 11 и двумя остановками маршрутки дальше. Остановка называется 'Стадион'. - Разумно, - сказал я. Мне не хотелось сразу сталкивать Туриста и этого Ваню. Туриста я знал только виртуально, но я знал, что он друг моих друзей: Дрюни и Севера. А Ваня... Про него я вообще ни чего не знал. Так, слышал немного от Димы. - Как я Вас узнаю? - спросил я Ивана. - Я полный, седой, в очках, буду слегка не брит. Еще у меня в руках будет пакет с пивом. Вы какое предпочитаете? В то время я пил или 'Афанасий' или 'Балтику' ?6. Подумав, что портер с утра будет тяжеловат, я выбрал 'Афанасий'. На том и порешили. Я выключил компьютер, и рассказал Эврике с Лешей о том, что случилось. - Вот, Леша, - сказал я, - нам с тобой в субботу предстоит познакомиться сразу с двумя новыми людьми. Мне ни разу не приходилось разочаровываться в тех, с кем встречался (за исключением Супа). Надеюсь, что и эти люди нас с тобой не разочаруют. Мы просидели у Эврики допоздна. Мне было жалко денег, которых и так осталось мало, но я все-таки взял машину с обочины. Дорого, потому что Эврика жил далеко от меня, зато безопасно. Вот это сюрприз! Всю пятницу мы с Лешкой снова провели вместе. Мы много гуляли, но и на пару часов забрели ко мне на квартиру, чтобы побаловаться. Расставшись вечером, мы договорились встретиться в субботу в 9 часов на станции Одинцово. Люберцы находятся на другой стороне Москвы от Одинцово, и запас в два часа был минимальным. Леша пришел во время, и мы поехали в этот незнакомый нам город. Дорога прошла без приключений, и без десяти одиннадцать мы были в назначенном месте, на остановке 'Стадион' в Люберцах. Там уже одиноко стоял полный мужчина лет, как мне показалось на первый взгляд, сорока-сорока пяти. Я подошел к нему и спросил: - Вы Иван? - Да, - ответил он, - а Вы - Дмитрий? - Правильно. Я представил Ивану Лешу, и мы пошли в скверик рядом с остановкой. Устроившись на поваленных деревьях, мы открыли по бутылке пива и начали наш разговор. В первую очередь, Иван хотел узнать в подробностях то, что случилось с Димой и Игорем. Я удовлетворил его любопытство. Выслушав мой рассказ, Иван сказал: - Я читал в газетах о смерти Игоря, но не хотел в это верить. Теперь уже, услышав о его смерти от Вас, я вынужден поверить и смириться с его гибелью. Потом Иван продолжил свой рассказ об Игоре: - Знаете, я познакомился с Игорем через ньюзы, совершенно случайно. Я комментировал какой-то пост, и неосторожно оставил свой мейл открытым. На него пришло письмо, где излагалась просьба от совершенного чайника помочь настроить ньюзы. Я это сразу понял, только прочитав письмо. Я написал несколько рекомендаций этому товарищу, но он так и не смог ни чего сделать сам. Пришлось мне, чисто из человеколюбия, переступив через свою врожденную осторожность, поехать к Игорю и лично настроить ему все. Там-то я и осознал, что такое Игорь. У меня до Игоря не было знакомых лично педофилов, только виртуально я то там, то тут общался. Когда я увидел, что творит у себя Игорь, мне стало даже нехорошо. Я вот, молодой еще человек, и этот человек, приближающийся к старости... - Простите, - прервал я Ивана, - если не секрет, сколько Вам лет? - Двадцать шесть, - ответил Иван. Я был очень удивлен: - Вы кажетесь старше. - Знаю, - ответил Иван, - просто рано поседел. Это у нас наследственное. - Так вот, - продолжил ранее начатое Иван, - увидев то, что творит, и творил многие годы до знакомства со мной, Российский, мне не верилось, что такое возможно. Я узнал многих его мальчишек. Просто познакомился, поверьте. - Верю, что ни чего там не было, - сказал я, - Игорь был жадиной. - В общем, Игорь показал мне тот мир, о котором я мечтал. А потом еще появился Дима, у которого с мальчишками ни когда не было ни каких проблем, за котором пацаны шли после пары фраз, сказанных им, как крысы за крысоловом. А архив Игоря... Вы слышали про него? - Да, и Игорь, и Димка много про этот архив рассказывали, но в закрома я допущен не был. - Так вот, этот архив настолько огромный, что Вы и представить себе не можете. - Стоп, - прервал я Ивана, предчувствуя, что вот-вот услышу что-то интересное, - у нас не такая уж большая разница в возрасте, поэтому я предлагаю перейти на 'ты'. - Согласен, - сказал Иван, и мы в шутку выпили с ним по глотку пива на брудершафт. - Так вот, представь, Дима, - продолжил Иван, - там только в видеозаписях более чем 11 лет его жизни, не говоря уж о том, сколько фотографий и негативов. Ведь Игорь начал фотографировать мальчишек со своего пятнадцатилетия, когда ему подарили фотоаппарат. Он даже плюнул на свою работу врача, и устроился торговать петардами, чтобы быть к ним поближе, а платил за съемки он теми же петарнами, в основном. Он считал, что ребят деньги развращают. - Да, - сказал я, - что-то подобное я уже встречал в Новокуйбышевске. Там живет очень похожий маньяк. - Да? - удивился Иван, - Я вообще думал вначале, что Игорь уникальный. Но потом понял, что нет, когда повстречался с Ивановым. - Ага, - согласился я, - Иванов - это и Игорь, и Тимофеев, но в молодости. - В общем, у меня сорвало крышу, когда я познакомился с Игорем, а потом и с Димой. Из тихого, осторожного 'ботаника', я вдруг начал становиться маньяком. Вначале мне захотелось сразу и много, потом, когда у Игоря прижился Мавротий, когда я увидел, как Игорь и Марат любят друг друга, мне захотелось иметь одного и на всю жизнь. Хотя и разнообразия мне хотелось тоже. И вдруг... Эта катастрофа. Знаешь, Дима, а ведь я был с Игорем почти до самого последнего часа. Мы вместе с Игорем отправляли Марата на ВДНХ. Все мы, конечно, надеялись на лучшее, но все-таки осторожности ради, Игорь оставил Марата на улице. Он оговорил, чтобы Марат несколько дней приходил в то место, где они расстались. Если все будет нормально, то Игорь собирался забрать Марата обратно. Но, не судьба. Кстати, а ты знаешь, что Марат из Люберец? - Да ты что? - удивился я. - Я его видел один раз в местном бомжатнике, уже после того, как исчез Игорь. Я тебе потом покажу, где это. У них там стайка беспризорников. - Интересно, - задумался я, - очень даже. Может быть, это будет интересно и человеку, к которому я сейчас собираюсь в гости. Он же один. Может быть, он заберет Маратика к себе. - Было бы здорово, - ответил Ваня, - а то у меня сжалось сердце, когда я его увидел с целлофановым мешком клея в руке. Но я побоялся его окликнуть. - Когда Игорь пропал, - продолжил Ваня, - не отвечал на телефон, не выходил в Интернет, я понял, что случилась катастрофа, что его арестовали. Я стал искать кого-нибудь, кто разъяснил бы ситуацию. И вот, сюрприз - твоя мессага в ньюзах. Наконец-то, я мог поговорить с человеком, который знает все и не из газет. У меня еще была надежда на то, что если выпустили тебя, то на свободе и Игорь с Димой. Но видишь как. Возникла пауза, которую мы заняли пивом. - Дима, скажи, - прервал паузу Ваня, - ты точно уверен, что Игоря больше нет? - К моему глубокому сожалению, я уверен в этом на сто процентов. - Дело в том, что архив Игоря... - Архив, наверное, попал к ментам, когда его арестовали, - прервал я Ваню. - Дело в том, что нет, - продолжил Ваня, - его архив мы с ним успели упаковать в коробки и отвести к его институтской подруге. Игорь сказал, что там туристское снаряжение, и, если не он сам заберет его, то я могу приехать за этими коробками. А мне сказал, что это все мое. Если с ним что-то страшное случится, то я могу этим архивом распоряжаться на свое усмотрение. У меня бешено забилось сердце. Я понял, что это шанс снова заняться тем, куда я уже и не мечтал вернуться. Я еще плохо представлял, что и как будет, но я понял, что если мне удастся уговорить Ваню дать мне архив, то я смогу на этом материале замутить новую серию своего проекта. Тем более, что все там уже снято, а раз уже снято, то нет шансов спалиться во время съемок. Да и повредить эти съемки ни кому не могли. Игорь, увы, мертв, а мальчишки... Искать и идентифицировать мальчишек - это такое неблагодарное занятие, тем более, когда не совсем ясно из какого региона они. В общем, это был идеальный вариант. - Ваня, - начал я осторожно, - а как бы посмотреть этот архив? - Просто посмотреть, - прищурившись сквозь очки, ухмыльнулся Ваня, - или что-то другое? - Вначале, просто посмотреть, - сказал я. - А потом начать с этим работать? - полу вопросительно, полу утвердительно заметил Иван. - Наверное, - согласился я. - Дима, дело в том, что после смерти Игоря - это мое, - вдруг сказал Ваня. - И что, - спросил я, - я должен буду у тебя этот архив выкупить? - Нет, - ответил Иван, - я хотел бы с тобой вместе работать над этим архивом, а потом и над реализацией материалов. Я примерно представляю, сколько можно на этом заработать, да и возможности, в плане мальчишек, которых я лишился, после посадки Димы и гибели Игоря, я бы хотел снова восстановить. Слова Вани поразили меня. Я запил свое удивление пивом, потом спросил: - А ты чем занимаешься? Слышал от Димы, что ты программист. - Да, - ответил Иван, - и хороший программист. - Прекрасно! - сказал я, - ты принят на работу. - Але... - замялся Ваня, - это ты меня принимаешь на работу? Мне казалось, что раз я владелец наследия Игоря и вношу его в создающуюся фирму, то я и становлюсь главным в ней. - Ладно, - согласился я, - пан директор, скажите тогда, какие первые шаги вы предпримете в качестве руководителя фирмы? - Не знаю, - сказал Ваня, - ты же занимался этим, ты и должен все знать. - Я-то знаю. Вначале нужно глянуть материал и оценить, насколько он достоин внимания, потом найти деньги, чтобы закрутить проект. Или ты сможешь инвестировать его? - Я? - Ваня напрягся. - А сколько нужно? - Ну, по моим прикидкам, нужно будет четыре-четыре с половиной тысячи долларов. - А на что? - Снять квартиру для работы, купить оборудование: телевизор, видики, компьютер, потом, пока проект не начнет давать деньги, то есть в предварительный период, нужно будет на что-то жить и чем-то питаться. - Нет, - заявил Ваня, - денег таких у меня нет. Я получаю не плохо, но я - транжира, и деньги у меня не задерживаются. Боюсь, что с деньгами будет вообще проблема. - Да, будет, но я постараюсь ее решить. У меня самого денег не много, но, кажется, я знаю человека, который одолжит мне тысячи три просто так, без процентов и не станет оговаривать строгие сроки их возврата. Далее, Ваня, материал этот нужно будет внимательно отсмотреть, выбрать лучшее, сделать тематический монтаж. На это нужно время, терпение, состояние души, в конце концов. - Я работаю. Это только ночью, разве что. - Ну, я-то не работаю, так что смогу этим заниматься безнапряжно. Но вот дальше... Монтаж. Нужно будет монтировать тот материал, который войдет в мастер-копии. Я этого делать не умею, сразу говорю. - Я тоже, - сказал Ваня. - Так, пока что проблема номер один: найти монтажера. - А как найти? - спросил Ваня, - дать объявление в газету? - Не, сам такой найдется, если узнает, что я снова мутю прожектик. Уверен. Эх, еще бы отцифровывать все это! Но это в будущем. Пока нам на такое оборудование надо денег заработать. Так, что еще осталось? Реклама в Интернете. Ну, это с тебя. И нужен будет тот, кто станет отправлять кассеты. Сам я этим заниматься не хочу: засвечен на этих международных экспресс-почтах. Нужен кто-то, на кого не подумаешь. Есть у меня мыслишка по поводу кандидатуры. Далее - камуфляж продукции... Это решим в рабочем порядке. - Все, - сказал Ваня, - не хочу быть директором в этом проекте. Буду просто системным администратором. - Предлагаю так, - сказал я, - будем просто партнерами. Будем выполнять каждый свои функции, а прибыли делим пополам. Если привлечем кого-нибудь еще, то оплату ему оговорим отдельно. Идет? - Лады, - сказал Ваня, и мы хлопнули по рукам. За этим разговором пролетели два часа, которые у меня оставались до встречи с Туристом. Я предложил Ване, на свой страх и риск, познакомиться со своим земляком, даже не зная, захочет ли Саша знакомиться с кем-то, кроме меня и Леши. Мы договорились с Ваней, что я вначале поговорю с Сашей, а потом уже, как он решит. И мы пошли к Макдоналдсу.
 
 
©КДВ
ссылки по теме:
Осторожно: педофилы!
«Совершенно секретно» №8/135 1 августа 2000г.

страница 1 2 3 4 5 6 7 8 9

© COPYRIGHT 2008-2015 ALL RIGHT RESERVED BL-LIT

 

 
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   

 

гостевая
ссылки
обратная связь
блог