От авторов:
И.Игнатьев:
У людей, близко знающих меня, сложилось мнение обо мне, как о человеке, несколько… безалаберном, что ли. Нет, я вовсе не склеротик, и даже моя забывчивость, если таковая и случается, нисколько не относится к делам, событиям и людям, которые важны для меня. Так, если что по пустякам… молока там забыть прикупить, например, или мясо выложить для разморозки на завтра… или чайник забыть на плите… и то – редко. Но вот случилось со мной кое-что важное однажды. Я прочел (давно уже) один рассказ в Сети, он назывался «Пацанские разборки». Рассказ этот меня… нет, не потряс, - но он, что называется, «запал мне в душу», я очень долго думал о нём, - этот рассказ я вообще считаю тестовым на предмет способности думать сердцем, а не только головой, - и, бывало, я его перечитывал, но вот автора этого рассказа я не запомнил. Сохранил я его без имени автора, вот в чем дело. А потом оказалось в додачу, что и рассказ этот у меня был не полностью сохранен. Лишь его первая часть. Но так автор его выложил на одном, знаменитом некогда ресурсе (ныне приснопамятном, увы), так я его и прочел, думая, что так он и написан… Годами позже, - никогда не забывая о «Пацанских разборках», - я познакомился с Пимычем. Сначала прочел кое-что из его вещей, потом познакомился с ним самим, потом уже стал искать в Сети всё, что он опубликовал под этим псевдонимом. Нашел. Когда я увидел под его подписью «Пацанские разборки», я… Надо сказать, что к тому времени мы уже сдружились, - сейчас Пимыч один из самых моих близких друзей вообще, - но тогда наша Дружба проходила стадию… становления, что ли. Узнав, что он автор этой вещи, я увидел в этом некий «перст Судьбы». Моя Судьба умна, - да. Но она к тому же весьма прихотлива и затейница большая! И обожает мне в жизни преподносить массу сюрпризов. Это как раз такой вышел случай…
Много о чем мог бы я сказать, в связи с Пимычем, как с человеком, должен даже! - да и скажу, разумеется, раз должен, но не в этот раз, ведь речь идет о маленькой повести, которую мы предваряем этими словами. Пимыч написал в своё время рассказик «Мальчик-мужчина», а я его, тоже в своё, назначенное Судьбой время, прочел. Меня этот рассказ расстроил! Да нет, всё отлично там, - и сюжет, и сам текст, «фирменный Пимычевский», и герои… Меня расстроило то, что рассказ оказался слишком коротеньким, а мне ещё и показался неоконченным. А ещё сам сюжет. Я расстроился, - почему этот незамысловатый, в общем-то, и совсем не уникальный сюжет не пришел мне в голову? При всей кажущейся незамысловатости, ведь какой перспективный этот сюжет! Но почему же Пимыч… свернул свой рассказ, - именно так я понял, - свернул? Почти на полу-фразе поставив в нём точку, - ну, так я воспринял текст. И я стал с этим рассказом приставать, в буквальном смысле, к Пимычу, мол: - напиши продолжение, я хочу дочитать, мне нравится, мне интересно, что и как там у Вадьки и Игоря, допиши, Пим, я тебя прошу как друга, блин… И я, наверное, совсем уж достал его, раз однажды он мне сказал: - Ил, да забери ты этот рассказ, и сам его дописывай, переписывай, вообще, поступай с ним, как знаешь.
Судьба… Прихотливая затейница. Умная. Я и не думал никогда что-нибудь написать в соавторстве. Даже с автором, который совсем мой Автор, которого я считаю много себя умнее… Вообще, «писательство» штука настолько личная, где-то даже интимная… что даже «подглядывание» за процессом творчества другого человека я всегда воспринимал, как некоего рода «сенсорный вуайеризм». Ну, а что? Я воспринимаю всё, что написано мною, например, не как именно написанное, а как ЗАПИСАННОЕ. Что-то сваливается на меня такое… не понятно откуда, не знаю, какие двери между Мирами открываются, и я торопливо иногда, иногда раздумчиво, но почти всегда словно в лёгком трансе записываю за словами и делами совершенно реальных людей, ставших героями моей вещи, позволивших мне это, - РЕАЛЬНЫХ! - правда, реальных в другом Мире. Так что о соавторстве я никогда не думал.
Но вот Пимыч, предложив мне совсем забрать его «Мальчика-мужчину», под тихое подсмеивание Судьбы… В общем, меня в этот момент «осенило»! И я, в том же самом легком трансе, предложил в ответ: - А знаешь, что тогда? А давай вместе тогда? Давай, Пим? Вместе допишем, или напишем, или перепишем, - как получится, - давай?
Пимыч согласился. О том, как писалась повесть, я говорить не буду, - мне немного стыдно. Я всё-таки разгильдяй. И Пимыч, четко в срок, всегда по-военно-морскому умно и правильно, присылал мне свои части, - я писал свои. Присланное им всегда меня… даже не радовало, - задевало. В самом лучшем смысле слова. Он вёл эту повесть, я лишь на подхвате был, - чем, кстати, горжусь. Но я то затягивал с ответом, то впадал в несвойственную мне задумчивость по поводу, что и как написать, как повернуть сюжет, не выпадая из фабулы… Одним словом, я учился. Не писать вообще, - я учился писать вдвоём. И это такой опыт ценнейший, да ещё преподанный мне Пимычем!
Было ещё много чего, пока мы писали эту вещь, - но в основном, главное, я вам сказал. А вот теперь скажет Пимыч. А потом, - читайте. Но как бы вы не прочли «Мальчика – Мужчину – Мечту», знайте, - Вадим и Игорь живые люди. К Пимычу первому они пришли, потом приняли и меня в свой круг, и мне с ними понравилось, я их полюбил обоих… Хм… одного из них, всё же, несколько больше я полюбил…
Пимыч:
"Напрашиваться в друзья - это, конечно, большая нескромность. Но я в свое время решился всё-таки напроситься в друзья к И.Игнатьеву (в личной переписке я величаю его не столь официально, но здесь, раз уж он сам так подписался - так тому и быть).
Сначала я признался в любви к нему. Как к писателю. Всенародно признался, на нескольких форумах.
Потом дерзнул написать ему электронное письмо.
Он, как вежливый человек, ответил.
Потом были еще письма. А потом его прихотливая затейница Судьба, как он ее именует, подсунула информацию о моём авторстве "Пацанских разборок".
Мне лестно, что он в свое время обратил на них внимание.
И еще более лестным было его предложение стать соавтором.
Отказывался ли я от такого предложения, засомневался ли?
Ни в коем случае! Согласился сразу и насовсем. Ведь получить такое предложение от самогО И.Игнатьева - это, знаете ли, дорогого стоит!
Однако предложение соавторства было не только лестным, но и пугающим. Я ведь тоже никогда не писал с кем-либо совместно, опыта в этом деле нет.
И потому мы с ним согласились на паллиативный вариант: пишем не вместе, но по очереди - он главку, я главку в продолжение - и т.д. При этом, если у соавтора возникают пожелания к предыдущей главке, мы проговариваем их и вносим в текст согласованные коррективы.
Сразу скажу, что особо значительных коррективов вносить не пришлось. Может быть и потому еще, что наши главки писались каждая от первого лица, а лиц было два. Два взгляда, которые формировали один сюжет - а он уж развивался как бы сам собой.
Насколько продуктивен такой путь - судить читателю. По, так сказать, результату. Но от себя скажу: писать было интересно. За что особое спасибо И.Игнатьеву, придумавшему и осуществившему этот проект."
***
1. МАЛЬЧИК-МУЖЧИНА
Мальчик терпеливо ждал. Он знал, что мужчина обязательно должен прийти: вот этот дом, этот самый подъезд, квартира 30, седьмой этаж, направо от лифта. А лавочка около песочницы – нормальное место для ожидания.
Если б не орава лохов, что толпится возле детских качелей.
Быковатые такие лохи – лет по четырнадцать-пятнадцать. Есть, впрочем, и довольно симпатичные мордашки, но сейчас, когда они кучкуются всей шоблой в опасной близости, ничего хорошего ждать не приходится. Себя-то они, конечно, лохами не считают – куда! Они сейчас «крутые»! Им неведомо, что дворовая «крутизна» впоследствии отольется дешевым алкогольным пойлом «из горлА» по подворотням, нищенским прозябанием в пору золотой юности и ранней смертью от цирроза печени лет в тридцать пять – сорок.
Впрочем, сейчас для них возраст «тридцать пять» – нечто запредельное, практически старость, их преставления о жизни ограничиваются сегодняшним днем и, даже знай они о своей будущей бесславной кончине в столь «позднем» возрасте, нисколько б не стали переживать.
А посему – переживать сейчас предстоит мне, вздохнул мальчик. И переживания эти особо приятными не назовешь: толпа, наконец, собирается делегировать ко мне гонца, закинуть пробный камешек в мой одинокий огород. Вон и будущий делегат определился: шпендик ростом чуть ли не ниже моего, косится через плечо, пока ему что-то втолковывают более рослые дружбаны.
Конечно, я для них – лакомый кусочек: незнакомый одинокий пацаненок лет двенадцати, явно не с их двора, одет более-менее прилично, да ещё (ботаник, что ли, типа?!!) учебник листает - так что деньги могут водиться.
Деньги! – усмехнулся мальчик. Копеек двадцать? Только конченые лохи могут считать это деньгами.
Но разбираться с лохами все-таки придется…
- Закурить есть? – лениво-наглый пацанский дискант тупым кухонным ножом вспорол послеполуденную тишину жаркого майского дня.
Позвать, что ль, на помощь бабулек, что сидят без дела на лавочке у соседнего подъезда?..
И тут мальчик увидел того, кого, собственно, и дожидался. Из-за угла дома вывернул мужчина лет тридцати – эх, молодой какой! – в безликой серо-полосатой рубашке-«шведке», брюки мятые, коричневые, явно коротковатые, на ногах немыслимые сандалеты «маде ин совок», в руках авоська с картошкой. По сторонам не смотрит, четко держит курс к своему подъезду.
- Игорь! - закричал мальчик, вскакивая и торопливо засовывая учебник в свою школьную сумку. Черт, как же его по отчеству-то? Хорошо хоть фамилию знаю: - Вакулов, Игорь!
Мужчина обернулся. Во взгляде удивление.
- Закурить… - слегка обалдело повторил посланец лохов.
- Не курю, - отмахнулся мальчик и вприпрыжку бросился к мужчине – еще уйдет, чего доброго, с него станется. – Игорь!..
Игоряха, дорогой!
Мужчина озадаченно переложил авоську в другую руку, как бы освобождая правую ладонь для рукопожатия. Неужто узнал? Да не может такого быть! А что если вот так броситься к нему в объятия, повиснуть на шее?..
- Игорь, привет! Да не пялься на меня так – уже весь двор смотрит, пошли лучше к тебе, там и поговорим.
- Ко мне? – с сомнением переспросил мужчина.
- К тебе, к тебе. Все равно дома у тебя никого нет, ты с первой женой уже развелся, вторую еще не приобрел. Ну, пошли!.. – мальчик ухватил мужчину за локоть, почти потащил к распахнутой двери подъезда.
Мужчина приоткрыл рот, намереваясь о чем-то спросить, но оглянулся на широкое пространство двора, обрамленное свежей зеленью, залитое лучами яркого солнышка, как сцена прожекторами, наткнулся на целый пучок взглядов, устремленных на них, и счел за благо промолчать.
Темнота и прохлада норы подъезда была близка, и они с мальчиком торопливо нырнули в нее. Причем, мальчик шагал по-хозяйски – впереди. Он же нажал кнопку вызова лифта, а когда мужчина попытался подсказать: «Седьмой этаж…», отмахнулся:
- Ой, да знаю я!
Больше мужчина подсказывать не пытался. Даже специально задержался в лифте, когда они приехали – наблюдал, как мальчик ориентируется на лестничной площадке.
Мальчик сориентировался мгновенно, очень как-то привычно – скользнул быстрой тенью к обыкновенной двери темно-зеленого колера – под цвет стен подъезда, с номером «30», и замер, как охотничья собака, обнаружившая, наконец, дичь. Нетерпеливо оглянулся на мужчину, подбодрил:
- Ну, давай, открывай.
Тот хмыкнул, выудил из широкого кармана ключ, вставил, повернул, церемонно-приглашающее распахнул дверь:
- Прошу.
Ха, мальчик нисколько не нуждался в приглашении – зашел, внимательно огляделся в узкой прихожке, потрогал свисающий с вешалки старый черный плащ, констатировал со смешком:
- И ведь ничего особенно не изменилось!
- А должно было? – блеснул на него быстрым взглядом мужчина, закрывая дверь и запирая на цепочку.
Мальчик пожал худенькими плечами, заглянул в одну комнату, во вторую, покачал головой:
- Тэк-с, а тут по-другому…
- Что же? – мужчина поставил авоську с картошкой на линолеум возле входной двери, скрестил руки на груди, присматриваясь к незваному гостю.
Гость был хорош. Русые волосы топорщились на темечке задорным хохолком, симпатичное курносое личико было сосредоточенным, нижняя губка задумчиво прикушена. Теплая фланелевая рубашка в крупную зеленую клетку по случаю жары расстегнута едва не до пупа, так что хорошо просматривалась молочно-белая незагорелая грудка.
- Ну-у, диван другой. Вообще мебель стоит не так.
- Дивану уже лет пять, и столько же он стоит на этом самом месте. Ты что, жил здесь раньше? Ты - сын прежних хозяев? Хотя, вообще-то, мои предки поменялись на эту жилплощадь уже лет десять как… так что ты вряд ли можешь помнить…
- И не помню.
- Хм?
- Ну, сам же сказал - не могу помнить. Вот и не помню. И никой я не сын здешних хозяев.
- Не помнишь… А как тогда тебя понимать? Про диван, про изменения мебели?
- Так и понимать, что я здесь, у тебя был. И не раз. Только не когда-то давно, а потом. В смысле - после.
- После чего?
- После сегодняшнего дня. Сегодня какой день?
- Семнадцатое мая.
- Я не то хотел спросить. Про год. Какой сегодня год?
- С утра - вроде восемьдесят девятый. Тысяча девятьсот. А что, есть варианты?
Мальчик неопределенно сморщился:
- Про варианты не знаю. Но еще вчера был две тысячи девятый. Для меня был.
- Да? – только и нашелся, что спросить мужчина.
- Да. По-дурацки звучит, но вот ведь – получилось как раз так, по-дурацки: вечером заснул в две тысячи девятом, а утром проснулся за двадцать лет до.
Мужчина некоторое время пристально смотрел мальчишке в глаза – небритые скулы напряглись, взгляд тяжелый, размышляющий – но быстро принял решение, расслабился, доброжелательно потрепал вихрастую голову, торжественно произнес:
- Ну, здравствуй, Мальчик Из Будущего!
- Шутник, - скривился тот. – Только шутка неудачная, и мне не смешно, ведь в будущем-то я был уже совсем не мальчик. В две тысячи девятом мне уж за тридцатник было. Старше тебя нынешнего. Сам посчитай. Так что если я и мальчик, то именно как раз из настоящего.
- Помолодел? – посочувствовал мужчина.
- Харэ придуриваться, Игорь. Не помолодел и не постарел. Мне в восемьдесят девятом и должно было исполниться тринадцать. Да не должно, тьфу ты! Исполнилось. Вернее, исполнится. Через полтора месяца. Я ж сюда не перенесся, это тебе не фантастическое путешествие во времени «по Уэллсу». Я проснулся, как всегда, сегодня утром в своей комнате, в своей кровати, в доме своих родителей. Мамка в школу разбудила. Только при этом я четко помню, что вчера-то заснул хоть и в своей кровати, но в другой. У меня в две тысячи девятом году, чтобы ты знал, уже совсем другая кровать была – в своей детской я бы уж не уместился. А мамка мне говорит – в школу. А я понять ничего не могу. В зеркало себя увидел – охренел. Так, охреневшим, в школу и потопал.
- Мальчик, тебя как зовут? – сочувственно спросил мужчина.
- Что, собираешься в дурдом отправить? Зовут – Вадим. А дурдом подождет, я к тебе с деловым предложением. Через пол-Москвы приехал, между прочим! С Шаболовки… Через Кольцевую, с двумя пересадками. Хм, странно, у нас там движения и нет почти, и на тротуарах машины не стоят, и трамваи никому не мешают… Никогда не понимал, какого чёрта их почти все поубирают…
- А через двадцать лет всё станет настолько плохо, что уже и трамваи ходить не будут?
- Да нет, плохо не станет. Вернее, будет по-разному – я к тебе за этим и приперся. Ну, да мне не привыкать! Я на машине по будням и не ездил почти, - пробки. Да и удобней, - я ведь за руль поддатым не сажусь. Так что, на метро я к тебе приезжал почти всегда…
- Почти всегда, говоришь?
- Ну, мы с тобой виделись не так уж, чтоб совсем часто, но и не совсем мало. А сколько водки выпито в этой квартире! Да и не только её, ты коньяк предпочитаешь… будешь предпочитать.
- Я спаивал маленького мальчика? Исключено! – возразил мужчина.
- Блядь, Игорь, да подумай же ты головой, наконец! Какой мальчик? Мы познакомились в две тысячи втором, мне тогда уже почти двадцать шесть было – здоровенный конь. И спаивал не ты меня, а в основном я тебя – ты пьешь мало… Сейчас – не знаю, а к третьему тысячелетию стал здоровье беречь.
- Я и сейчас пью не слишком много, поэтому ты – явно не бред мой бело-горячечный. Но тогда – кто ты, мальчик из будущего?.. хорошо, не мальчик… Взрослый дядя, пришелец из будущего… Это славно, я тоже люблю фантастику, но чем докажешь знание будущего? История про трамваи хороша, но не слишком убедительна.
- А то, что я твою квартиру знаю? И тебя тоже?
- Это смущает. Но не слишком. Мало ли? Я не такой уж секретный агент, про меня многие знаю. Ну, не многие, но человек сто – наверно. Вот и ты мог узнать. Вопрос – зачем? Зачем, дорогой Вадим, тебе узнавать про меня?
- Затем. Я ж говорю: я к тебе с делом ехал. Дело, между прочим, на сто миллионов. Долларов. Даже на миллиард. Евро. Только не говори, что не знаешь, что такое «евро». Ты и не можешь знать. Это европейская валюта, которая появится лет через пятнадцать. И будет, кстати, дороже доллара.
- Изюмительно, - усмехнулся мужчина. – Фантазия у тебя – братья Стругацкие отдыхают. Ладно, проходи на кухню, фантазер.
- Игорь, ну чем тебе доказать, что б ты поверил? – вздохнул мальчик, плетясь вслед за мужчиной. – Ты ж должен поверить – иначе весь мой план рухнет!
- Ага, значит, план? – вздохнул хозяин, высыпая картошку из авоськи в специальный деревянный ящичек в углу. – И кому же это я понадобился настолько – я, рядовой младший научный сотрудник – что ради меня составляется специальный план и подсылается специально обученный мальчишка?
- Мне! – запальчиво сжал кулачки пацан. – И план – мой! Понимаешь, я, когда досидел, охреневший, до третьего урока, до большой перемены, я понял, что ты, Игорь – единственный человек, единственный взрослый в этом мире, которому я могу довериться. И не просто довериться, а войти с тобой в долю и сделать большие деньги. По-настоящему большие. Ведь я знаю о будущем, понимаешь! Но я ж – пацан, что я могу? У меня ни денег на раскрутку, ни кредит я взять не могу, да и вообще никто мне фирму организовать не позволит… А с тобой вместе мы, знаешь, какие капиталы сможем наварить? Миллиарды и миллиарды! И к две тысячи девятому будем, если и не олигархами, то где-то рядом! Даже раньше.
- И мне – такое доверие? Именно мне? С чего бы? Картошку жареную будешь?
- С того бы. Ты – умный. Ты и так, без моих подсказок станешь к девятому году чиновником немаленьким, а со мной, знаешь, как сможешь раскрутиться – ого! И ведь ты не кинешь меня, нет. Потому что не подлый. Я ж тебя знаю. Картошку жареную? У тебя совсем, что ль, жрать нету? Ну, тогда давай, сварим картошки – по-быстрому, с сосисками. И правда, в животе урчит.
- С сосисками? – поднял брови мужчина. – Это ты, брат, загнул! Откуда у меня сосиски? Я ж не директор продуктового магазина.
- А, ну да – это ж восемьдесят девятый год… Эпоха тотального дефицита, я ж забыл… Тогда давай хоть картошку жарь.
Мальчик отодвинул табуретку, присел за кухонный стол, глядя, как мужчина склонился к нижнему отделению газовой плиты за сковородкой, сказал убежденно:
- Игорь, ты мне обязательно должен поверить. И поверишь. Потому что у нас общий интерес.
- Денежный?
- Ну, денежный тоже будет. Когда ты мне поверишь. И когда мы в паре работать будем. Но сейчас я про другой интерес – про сексуальный.
- То есть? – мужчина резко выпрямился, напряженно вглядываясь в мальчика. – Откуда ты такие слова знаешь?
- Я еще и не такие знаю, - зашелся в смехе мальчик. – Это в Советском Союзе секса не было, а в суверенной России еще как был. В смысле – будет. И какой секс! Ты давай, ставь картошку, я тебе расскажу. Мы ведь почему познакомились с тобой в две тысячи втором? И где? На специальном форуме. На бойлаверском.
Мужчина медленно поставил сковородку на плиту, осторожно, будто она хрустальная, закрыл алюминиевой кастрюльной крышкой, не спеша повернулся к столу, присел, уставившись на мальчишку. Негромко произнес:
- Если хочешь что-то сказать, говори так, чтоб я понял. Не кидайся непонятными словами.
- А что непонятного? – возмутился мальчик.
- Непонятно… - мужчина начал загибать пальцы, - что такое форум, почему на нем знакомятся, что за странное название у него. И… и что такого общего… хм… сексуального у нас с тобой может быть...
- А то не знаешь!
- Не знаю.
Мужчина чуть побледнел, но держался твердо.
- Игорь, не выёбывайся, - поморщился мальчик, - все свои. Мы – и ты, и я – любим пацанят. Мальчишек. Любим заниматься с ними сексом. Блядь, Игорь, да мы ебаться с ними любим! Ты чего, как неродной? Я ж к тебе сюда, вот в эту квартиру, мальчиков и приводил!
- Это провокация, - хриплым, срывающимся шепотом заявил мужчина. – Уходи. Кто тебя подослал? Татьяна? Ты это… уходи. Уйди, пожалуйста.
- Какая еще Татьяна? А, это твоя первая жена, что ли? Да я ее и знать не знаю, на фиг она мне нужна? А вот вторую знаю. И сделаю тебе доброе дело, вот прямо сейчас – предупрежу: не женись на ней. Она тебе много крови попортит.
- Какую вторую? У меня нет второй.
- Так будет. Галина. Она сейчас с тобой работает.
- Какая Галина? Галька Самохина?
- А я знаю? Никогда не спрашивал ее девичьей фамилии. Но, все равно - шли ее на хуй. Она уже подбивает клинья под тебя? Решительно шли! Да не на свой хуй – свой тебе еще пригодится для мальчиков-«зайчиков», только я это слово не терплю… с некоторых пор.
- Это невыносимо… Как тебя – Вадим? Я больше не могу с тобой разговаривать, я в последний раз прошу…
- Нет, ну, Игорек, ты еще больший мудак, чем я даже думал! Ведь тебе представился такой шанс! Исполнение всех мечтаний! Ты о таком шансе даже и думать не мог!
- Я?
- Ты, мудак, ты! И я тоже о таком не мечтал... Кстати, я теперь – эх! Я ж теперь, когда опять мальчиком сделался, я же всю школу переебу! Всех друзей своих! И с тобой, кстати, поделюсь. Мы их вместе драть будем. А когда разбогатеем как березовские-ходорковские, так вообще любых пацанов сможем иметь – любых, каких захотим! Ты же об этом всю жизнь мечтал!
- Я ни о чем таком не мечтал…
- Еще как мечтал, - мальчик значительно покачал вихрастой головой. Потом вскинул взгляд на мужчину, его лицо осветилось пониманием. – Игоряха, блядь, я понял в чем проблема! Ты – девственник! Ты же пока не имел никакого секса с пацанами! И еще долго иметь не будешь – целых пятнадцать лет – пока я тебя с Пашкой не свел, с первым твоим…
- С каким еще Пашкой? – чуть слышно, одними губами спросил мужчина.
- Отличный пацан. Ты его не знаешь, он пока не родился, - отмахнулся мальчик. – Только вот из-за девственности этой твоей у нас и потом вечно были проблемы. Ты и тогда комплексовал – когда тебе уже полтинник был. А сейчас, думаю, – просто уссыкаешься со страху. Я тебе говорю про твои собственные мечты, а ты... – мальчик подпер щеку кулачком, горестно глядя на мужчину. – Ну и что мне с тобой делать, таким ссыкливым?
- Значит, так, Вадим… - решительно начал мужчина, поднимаясь с табуретки.
- Значит, так, Игорь! - прервал его мальчик. – Ладно уж, хуй с тобой! Не думал, что до этого дойдет, но… Ладно. Буду твоим первым мальчишкой, помни мою доброту! – он тоже встал и принялся стягивать рубашку через голову.
Мужчина смотрел как зачарованный.
Клетчая рубашка полетела на пол, мальчик гордо выпятил грудь:
- Смотри, какой я хорошенький, - мельком глянул на свое отражение в стекле кухонной двери, кивнул одобрительно. – Красавчик! Эх, так бы сам себя и поимел!..
Следом за рубашкой на пол отправились штаны, а затем – у мужчины округлились глаза – и трусики.
Теперь перед ним стоял не просто мальчик, а древнегреческая статуэтка-мечта в натуральную величину. Такому изяществу место разве где-нибудь в Лувре, но не на обычной советской кухне, между мусорным ведром и раковиной.
- Ну? – спросил мальчик. – Разве не хороший из меня… «зайка»? Смотри какая попочка! – он повернулся бочком оттопырив белоснежно-фарфоровый задик. – Да и пися тоже! – игриво вильнул бедрами. – Еще даже не обросла. Можешь потрогать. И можешь меня пообнимать-поцеловать. Знаю, как тебе хочется!
Он сделал шаг к мужчине, но тот попятился, едва не вжимаясь в стену.
- Игорь, - возмутился мальчик, - ну что ты? Можешь трогать, я же разрешаю. И даже пососать это красивый писюн можешь, – он выгнулся вперед, приглашая. – Я же согласился пока побыть твоим заей. Пока мы других не разведем на секс. В попу меня сегодня не дам, там не разработано еще… Да у тебя и клизмы нет, почистить меня… А все остальное – можно. Прямо сейчас.
Но мужчина пребывал в каком-то столбняке – руки молитвенно сжаты на груди, плечи напряженно подняты, лицо почти отведено в сторону – только глаз косит, не в силах оторваться от обнаженного чуда, возникшего посреди кухни.
- Вот ты тут мне только от разрыва сердца не умри, - возмутился мальчик. – Горе мое, совок ты недозрелый – ну, что с тобой делать?.. Дрочить на картинки с голыми мальчиками можешь, а как пацан в реале перед тобой появился, так совсем заклинило? Хочешь, расскажу, на что ты дрочишь? Ты же сам об этом мне потом и рассказывал: любимая картинка – из Большой Советской Энциклопедии. Том на букву «и» - Иванов. Художник такой. Там трое древних богов каких-то: Аполлон… - ну, который постарше – и двое пацанят помоложе. Вот на них ты и дрочишь. Особенно на того, у которого писька как живая нарисована. Что, найти этот том, показать тебе картинку?
Мужчина неловко повел головой, прошелестел неслышно:
- Вадик…
- Что - Вадик? Я уже тридцать три года Вадик! Плюс эти вот ещё тринадцать… И всё я тебе кругом Вадик! И мальчиков ему – Вадик, и «зайцем» ему побудь – Вадик… Ладно. Давай уж сюда твой хуй, я, для начала, сам тебе отсосу. Покажу, как надо, салага.
Мальчик присел на корточки, нащупал змейку молнии на мужских брюках, развел мягкие створки ширинки в стороны – ну, конечно, еще темно-синие семейные трусы, куда ж без них! Приспустил резинку. Констатировал:
- Большой у тебя. Раньше как-то не обращал внимания… Или он мне большим кажется только потому, что я сам теперь, типа, мелкий? Ничего, у меня потом даже больше будет.
И мужчина вдруг ощутил, что его конец оказался в раю. Уютном, теплом, влажно-мягком.
- Вадииииик… - простонал он, и сладостная молния тягучей и жгучей вспышкой содрогнула его бедра.
Мальчик внизу едва не захлебнулся волной спермы.
- Осторожней! – вскричал он недовольно, вскакивая и вытирая губы, размазывая вязкую жидкость по щеке. С подбородка свешивалась длинная блестящая капля, потеки были и на груди, и на плоском животике.
- Извини, - испуганно пробормотал мужчина, хватая со стола тряпицу и пытаясь вытереть мальчика.
- Да ладно, - тот покровительственно отвел руку. – В душ схожу, помоюсь.
- Душ вон там, - хозяин суетливо тыкал рукой в конец коридорчика. В руке была зажата тряпица.
- Знаю, - буркнул мальчик и пошлепал босыми ступнями к нужной двери.
Через минуту раздался плеск воды. Мужчина в изнеможении присел на край табуретки, схватился руками за голову, напряженно замер.
- Блядь, да чо тут у тебя!.. - взвыл возмущенный мальчишеский дискант.
Мужчина вскочил, заглянул в приоткрытую дверь ванной:
- Извини, забыл предупредить, у нас опять нет холодной воды – одна горячая. А вот тут, в тазах, есть холодная, давай я тебе разбавлю и солью. Не возражаешь?..
- Не возражаю, - хмыкнул голенький прекрасный мальчик, стоя в мокрой ванной и снисходительно наблюдая за суетой с разбавлением воды.
Розовая детская лейка в виде слоника в руках мужчины оказалась отличным заменителем душа, он лил, мальчик фыркал, отплевывался, намыливаясь.
- Вот здесь еще не намылил, - подсказал мужчина, осторожно погладив белоснежную кожицу под лопаткой.
- Так возьми и намыль, - мальчик протянул обмылок.
- Я осторожно, - пообещал мужчина.
В ответ раздался звонкий смех, мальчик лукаво обернулся, но ничего не сказал.
- Сейчас я… еще сейчас водички… - заторопился мужчина.
И вот уже мальчик совсем чистенький - стоит, нетерпеливо подёргивая правой ножкой и притопывая пяточкой.
- Полотенчико… - мужчина подал большое полотнище, в которое мальчик закутался целиком.
- А хочешь, я отнесу тебя на руках, как совсем маленького? – застенчиво поинтересовался мужчина.
- Давай. Хочу… Я ж и есть маленький.
Аккуратно взяв запеленутое создание одной рукой чуть ниже попки, другой – под спинку, мужчина вынес из ванной этот огромный кокон, из которого торчала взъерошенная макушка и два веселых глаза. Открыл ногой дверь в комнату с диваном, взгромоздил кокон в вертикальном положении. Неловко попытался помочь мальчику вытереться.
- Ой, да щекотно же ж! – смеясь, взвизгнул мальчик.
И полотенце упало к его ногам.
Мужчина замер, почти не дыша, вновь созерцая чудо красоты и изящества, открывшееся его взору.
Хриплым шепотом спросил:
- Можно… я немножко… поцелую…
- Я ж сказал: можно! – нетерпеливо тряхнул мокрой челкой мальчик.
Ах, как холодила влажная кожа мальчикового бедрышка горячие мужские губы… как приятно было языку исследовать изгибы маленьких позвонков на нежной спинке…
- Вадечка… - мужчина осторожно развернул мальчика к себе лицом и, глядя снизу вверх, срывающимся голосом сообщил. - Вадечка… а я тебя… люблю.
- Не бери в голову, - покровительственно хмыкнул мальчик, - вся бойлаверская любовь уходит, как только зайчики превратятся в коников. У меня это будет года через два-три.
- Нет, - покачал головой мужчина, притянул к себе голову мальчика и прошелся язычком по его тонким, упрямо сжатым губкам. - Нет. Ты, конечно, знаешь больше меня… и у нас с тобой, наверно, будет еще много мальчиков-зайчиков, но люблю я тебя. И буду любить всегда.
- Даже когда секса между нами не будет? - насмешливо фыркнул юный искуситель.
- Даже когда не будет, - твердо ответил мужчина.
- Ну, тогда можно и сейчас обойтись без секса… - засмеялся мальчик и сделал попытку отодвинуться.
- Не пущу, - просто сказал мужчина, мягко, но цепко обнимая его за талию. И добавил. - Вот тебе!..
А больше ничего и не сказал. Потому что рот его буквально через мгновение оказался занят гроздью самого сладкого в мире винограда: двумя мягкими крохотными яичками и твердым юным члеником.
- Ой! - мальчик напрягся от неожиданности. Но быстро выяснилось, что рот мужчины – это одно из самых приятных мест для хранения именно вот этой грозди. И тогда мальчик пробормотал. – Еще, еще… - ероша волосы своему новому… или старому?.. старшему другу. Любимому другу.
- Так, - друг неожиданно прервал свое волшебное занятие, поднял серьезные глаза на мальчика, потянул его вниз, усаживая голеньким задом на свои колени. Строго спросил. – Ну? Говори, рассказывай, Вадимчик. Что я должен делать, чтобы мы с тобой в будущем стали миллиардерами?
2. ВАДИК
Блядь… Интересно, я тоже таким идиотом стану, когда вырасту? В смысле, я тоже таким же был, когда был взрослым?!! Буду, то есть… Так, ладно!
- Должен, разумеется! Для начала… для начала, - я чуть не кончил щас, - понял? А ты мне это обломал! Ну? - я замечаю, что нетерпеливо дёргаю правой ногой, подрагивает она у меня чуть-чуть, странно, эта привычка у меня гораздо позже появится, много позже… - Если хочешь знать, Игорёшечка, это первый мой раз мог быть только что! Второй первый, то есть… М-м… первый раз у меня был, - ну, будет! - этим летом, в пионерлагере, с одним таким… Сашкой! Точно, Саня его звали! Зовут. Блядь, я запутался совсем, эти мне временные петли и перемещения!
- А ты… Можно, я спрошу, Вадик?.. Ты любил его? Этого Сашу?
- Ну, ты и даёшь! Стране угля, мелкого, но много… Чего ржёшь-то? Бля, вы тут, в Совке, что, все такие дикие в вопросах полового развития мальчиков-подростков? Что есть такое явление, - гиперсексуальность, про это ты не в курсе? Не любил я его, он мне нравился. Секс с мальчишкой мне понравился, как процесс. Раз и навсегда понравился. Ясно?
- С мальчишкой, - грустно шепчет Игорь. - Ясно, конечно, как же такое не понравится… с мальчиком. Мальчику…
- Ты чего, хороший мой? - я подпускаю в голос искреннего участия, и это, в самом деле, так, я не притворяюсь щас, Игорь мне сразу понравился, когда мы с ним познакомились… я даже полюбил его, ну, полюблю в будущем, ну, по-своему… а сейчас я вообще от него в восторге…
Молчит. Ткнулся мне носом, - щекотно, небритый! - ткнулся мне носом в изгиб плеча и шеи, сопит такой… А ведь приятно! Ладно…
- Ты думаешь, Игорь, что влюбился в меня? Ну, может быть, конечно. Это бывает, тем более что я у тебя первый, да и КАКОЙ первый-то! На загляденье прям, - говорю же, сам себя бы трахнул! Да только любовь у нас коротка, она имеет свой срок, и этот срок - возраст младшего… кого ты любишь… Хотя, ты-то как раз однолюб… Но… Есть пацаны и покрасивее меня. И у тебя они будут, зуб даю. И у меня будут… А, ладно, повторяю: не бери в голову… Бери в рот! - и я совершенно искренне смеюсь, ведь мне смешно и от моих слов, так они щас к месту, да и Игорёк тоже хихикает, при этом мне совсем уж щекотно от его небритости…
- Пиздец, ты чо не бреешься-то? Сёдня так на работу и ходил? С понедельника ведь не бритый, поди! Учитывая, что сегодня вроде как среда… Ебать, среда! Wednesday! To fuck my bald scull! And fuck my bald… э-э-э, small tail…
- Чего-о?
- Таво-о! Среда, - это значит, что мне завтра и послезавтра, да и в субботу в школу надо! Я же школьник! Ученик, блядь! В шестом классе учусь, - ты бы хотел сейчас перенестись волею, уж не знаю, каких таких блядских сил… не в детство! - против этого я ничего не имею! - а в школу? Хотел бы? Хуйня, впрочем, это вопрос риторический, ебать мой лысый череп! Это я тебе перевожу вышесказанное с английского, первую часть, вторую не буду, на хуй…
Игорь, который уже некоторое время оторвался от меня, нависнув на руках, - на расстоянии, и приличном, - надо мной сверху, хмурится, губу закусывает и постепенно становится… мрачным, я так скажу. Щас чо-то будет…
- А ну, хватит!!! Сейчас же прекрати материться! Тебе, что, рот мылом вымыть?!! Это же…
Я одним движением выскальзываю из-под этого… моралиста, сажусь в уголке дивана, подтягиваю коленки к подбородку и обхватываю их руками… И тихо говорю, глядя прямо в глаза Игоря:
- Вымой. Если у тебя такое желание появилось, то вымой мне рот. С мылом можешь. После того… после, как ты мне туда… в рот… Что ж, надо мне рот помыть, ведь интимная гигиена… - что за херня такая, я что, заплачу щас, что ли?..
А Игорь, замолкнувший на полуслове, растерянно смотрит на меня, - во, рот даже приоткрыл! - потом медленно усаживается бочком ко мне, но поближе, осторожно прикасается ко мне, к ноге, к стопе… к мизинцу моему… медлит… и говорит:
- Вадик, родной мой… - вот это заебись, я ему уже «родной»! - Вадичка… Прости ты меня, а? Просто, когда ты материшься, мне не по себе становится! Не то чтобы противно, я не ханжа какой-нибудь, но… мне как-то становится не по себе! Это так с тобой не вяжется, так тебе не подходит. Ты такой…
- Какой я ещё «такой»? Моралист ты, чтоб тебя… «Такой» я, понимаешь…
- Да при чём тут «моралист»? Говорю же, не во мне дело, Вадик, а в тебе… Ну, не могу я тебе этого толком объяснить, но когда ты материшься… ёлки-палки! Мне… я провалиться готов, - не со стыда, нет! - просто…
- Просто? Ни черта тут у нас с тобой не будет просто, по ходу… Ладно, я и не рассчитывал на это, если честно, - ха! - я рассчитывал, что будет всё ещё более непросто! А матюги, - это что, как бы ты к этому не относился, они ведь всего лишь слова… Дела, вот что важно! И поступки… Ну, и слова важны, конечно… Ну, что ты так на меня смотришь?
- Да вот, смотрю… Ты меня простил?
- А было за что?.. Опа! Зорька, стоять! А ведь было! Есть за что! Нет! Не простил и не прощу!
- Д-да з-за что? - даже заикается Игорёк мой, вот то-то, это же только начало, я т-те нервы-то потреплю, моралист совковый! - Что, Вадимчик, что я тебе сделал такого?
- Именно, что ты мне не сделал ничего ТАКОГО!!! Не доделал, в смысле…
- Э-э-э…
- Бэ-э-э… Иди ты уже сюда, сказал… Не, погодь, сними ты рубашку эту свою… Вот если бы я не знал, что у вас тут «секонд-хэнда» нету, то… И брюки тоже!.. Потом объясню, просто если не «секонд-хэнд», то я вот даженьки не хочу догадываться, где ты такую рубашку купил… Ах, «достал»! Ну-ну… Погоди, я так лягу, мне так хочется! И ноги… вот так, я на плечи тебе, - можно?.. Пасибки… Нет! Не могу! Сними трусы щас же, ведь даже в закрытых глазах от них синё! Слушай, а ты ничо так… крепкий старик, Розенбом, и не волосатый, впрочем, ты и не был… тьфу ты, не будешь! Ладно… Я? А что я? - ну, я-то в твоём возрасте покруче буду, - джим-залы, бассейны… массажи… со… со-солярии… соси, да-а… о-о-ох-х… Игорёшечка… Да не осторожничай ты, можно чуточку и посильней, только зубами осторожнее… теперь просто подвигай вверх-вниз… плотнее… так, да-а-а… д… д-да-а-а…
Вот оно! Сейчас… ВОТ!!! Как знакомо, и как… Да, это и есть первый раз, самый незабываемый, - думаю я, когда, наконец, могу думать… Меня трясло щас, наверное, - ну, это у меня бывает. Будет, - хихикаю я про себя, - про себя потому, что дыхание пока не восстановилось… Предметы вокруг теряют изумрудный оттенок, снова обретают чёткость, резкость и контрастность… А сама изумрудная волна, которая захлестнула меня с головой, утопила и вознесла на гребне под самое небо, - она спадает… Игорь… блин, он, что, до сих пор не может от меня оторваться? Я, улыбаясь и потягиваясь, закладываю за голову руки, чуть приподнимаюсь и смотрю вниз, ему в макушку. А так вот если? - и я крепко сжимаю голову этого… моего! - Игоря коленками! Ах, ты… Он отрывается от моего, в общем-то и так ещё небольшого членика, - ничо, я-то знаю, каким он станет потом! - а сейчас и вовсе опавшего чуть не до состояния лоскутка, - мне смешно, - и своими руками, ладонями, которыми он обхватывал мои бёдра, устроившиеся удобно и комфортно, - ха, но вовсе не сухо, - у него на плечах, разводит их в стороны… Не сильно. И не больно. Но он сильнее. Пока сильнее. Физически. Но я его победил, по ходу, - и по ходу, навсегда… Блин, да что со мной? Ну, кончил, ну впервые, - но не впервые же! Я - БЛ!!! Чего же я тогда сейчас так раскис, ведь Игорёк не мальчишка, куда как нет… хотя, он и симпатичный… очень даже, для своих лет, хм, только его раздеть надо было сперва, чтобы это разглядеть… У меня снова начинает непроизвольно подрагивать нога, так уютно устроившаяся на плече Игоря, моего навсегда Игоря…
- Что, Вадимчик?
- То Вадимчик, что всё Вадимчик. Кончил Вадимчик, - и сделай одолжение, не зови ты меня так! Вадька можно. Вадим… Вадик - иногда… Слушай, Игорёшечка! По-моему, щас ярче было! Ну, чем когда я тогда в первый раз… то есть, в тот свой первый раз… ну, кончил, - во, блин, мне неловко произносить это слово! На голого Игоря мне смотреть ловко, самому перед ним, с бёдрами, закинутыми ему на плечи, мне ловко, а… - А знаешь, пожалуй, ты прав. Не буду я матерится. Когда с тобой. Без тебя - буду…
- Спасибо, - улыбается Игорёшечка, а интересно, когда он скажет, чтобы я его так не звал, улыбаюсь я.
Я всё так же улыбаюсь про себя, а сам, очень серьёзно глядя ему в глаза, убираю у него с плеч свои ноги. Прохладно что-то… Одеваться надо, жрать я хочу, - зверски! - я и забыл, что бывает такой… тринадцатилетний голод! Да ещё после такого спортивного упражнения! Да ещё с утра не жрамши! То, что «подали» нам в школьной столовке… Не знаю, я вникать не стал, ЧТО это было, и уж совсем не захотелось мне вникать, из ЧЕГО это было приготовлено, одно могу заявить по этому поводу: ТАКОЕ я бы и в окопах бы жрать бы не стал бы! И не жрал, кстати, - перед штурмом Грозного очень даже ништяк нас подхарчили… А тут… Вид. Запах этого. Запахи вообще там, в столовке нашей школьной… Но сейчас я хочу жрать! И надо, наконец, поговорить! По делу… М-м… время, - не рассчитывал я на то, что мы тут будем с Игорем сексуальным просвещением друг дружки заниматься, - а ведь здоровски вышло как!!! Да ладно, успеем… Дома меня не ждут, мама во вторую смену сегодня, папа в больнице… Так что, особенно торопиться и нечего. Может, мы даже успеем заняться… ха! - закреплением и повторением пройденного материала… Вон как у Игорёшечки стоит-то! Хоть в бейсбол играй! Картошкой, например, вместо мячика…
- На здоровье! Да только ты не обольщайся, хороший мой! Я, Игорёшечка, когда сказал, что при тебе материться не буду, я что имел в виду? Не буду. Если когда всё будет по-моему! А иначе… - я ласково и кротко улыбаюсь Игорю, предвкушая его дальнейший вопрос и мой последующий ответ…
- Что иначе? - во все свои тридцать два совково-помориновых лыбится мне в ответ мой навсегда Игорь.
- То иначе, что… Я, блядь, жрать хочу!!! Сука, картошка хуинная твоя даже не чищена ещё! Сдохнуть мне теперь с голодухи, что ли, в рот разъеби всю вашу талонно-распределительную систему! В жопу тоже! Ой… Игорёшечка, вырвалось, я имел в виду анус…
Ржёт, моралист голожопый! Что и требовалось доказать…
Пока мы в кухне вместе чистим картошку, - разумеется, была у меня здравая и правильная в целом мысль заставить Игоря самого этой багой заниматься, но время… - я, то и дело поправляя на голом плече сползающую с него чистую белую, накрахмаленную даже простыню, я думаю, что, в общем-то, всё складывается чудненько! Игорёк мой, как я знаю, с детства задвинутый на фантастике, потому отчасти всё и прокатило относительно влёгкую. Да и ещё ведь и наш с ним первый раз! Бля, какой же он у меня по счёту, этот мой «первый раз»?..
Насчёт простыни, в которую я сейчас завёрнут на манер римской тоги, - я принял такой патрицианский вид, потому что: а) - моя фланелевая рубашка вызывает у меня глубочайшее отвращение, б) - одеться всё же надо было, прохладно к вечеру становится, в) - я же твёрдо решил потрепать Игорёшечке нервы, мне надо проверить порог его терпимости ко мне… Да и прикольней так! А ещё я в таком виде совсем уж неотразимый! Как в зеркале шифоньера увидал себя, - сам охренел! Блядь, а ведь я в этом возрасте совсем не обращал внимания на свою внешность, помнится, осенью это у меня началось, после каникул…
- Чего ты там бухтишь? Под нос себе бухтит такой, - нас тут двое, изволь разговаривать вслух. Или, если это не предназначено для моего детского слуха, про себя бухти тогда.
- Да картошка, Вадик! Подгнившей много, но это и понятно, весна…
- Кр-р-рххххх!!! Бгр-р-ру-у-умммм! …избранные на альтернативной основе 26-го марта на ставших поистине свободными, поистине демократическими выборами, - заявил Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачёв. Страна с надеждой ждёт открытия 25-го мая Первого Съезда народных депутатов, который ознаменует собой новый этап развития социалистической демократии, новый этап развития Советского государства и общества. Переходим к международным новостям. В Пекине, столице Китайской Народной Республики, продолжаются митинги и манифестации студентов на площади Тяньаньмынь. Происходящие события инспирированы внешними, враждебными социалистическому Китаю силами, - утверждает орган КПК «Жаньмынь Жибао». Председатель КПК Чжао Цзыян выступил перед студентами, призвав их разойтись и пообещав провести реформы. Позиция Советского руководства по этому вопросу остаётся неизменной. Как заявил М.С.Горбачёв, в преддверии своего предстоящего визита в Китай, - это является внутренним дело КНР… Р-ргуммммм.
И тишина!
- Эт-то чо за ещё херь такая?!! - сжавшись, будто под бомбёжкой, обалдело спрашиваю я.
- А-а, радиоточка моя. Включается, когда хочет, выключается, когда надоест… На новый приёмник всё как-то не выкрою, а починить отнести - руки не доходят. Не обращай внимания, Вадик.
- Хорошенькое дело, «не обращай внимания»! Я ж чуть не порезался, ладно хоть, что у тебя ножи тупые… Ножи у тебя тупые, - это щас хорошо как бы, - радио у тебя само по себе своей жизнью живёт, так называемую рубашку ты где-то, - только не смей мне рассказывать, где именно! - ты где-то «достал», картошку ты умудрился купить полугнилую, - ты не меняешься! Одни книжки на уме! Отмечу: - с очень интересными картинками… Покраснел. Да, Игорёшечка, ты не меняешься, и это радует… Но радио, - это было сильно! Хм, Тяньаньмынь! Устроят там косоглазые у себя кровавую баню, на загляденье прям! Не слабее, чем в Тбилиси у вас, когда десантура лопатками сапёрными «развлекалась»… Это уже было? Тбилиси?
Игорь, разведя руки чуть в стороны, - в левой ножик, он же левша у меня, в правой картошина, и впрямь, гниловатая, - распахнув свои серо-голубые глазищи под пушистыми, девчачье-мальчишечьими ресницами, чуть приоткрыв рот, смотрит на меня. Я, тоже замерев, смотрю на него… А в груди что-то такое поднимается… тёплой и мягкой волной, и комок в горле, кажись… Что со мной, а?.. Я же ни физически, ни психологически не способен в него влюбиться! - но всё же, ЧТО, блядь, щас со мной?.. Ну, с ним-то понятно, что…
- Что такое, Игорёк, хороший мой? - мягко и тихо спрашиваю я, сглотнув этот проклятущий тринадцатилетний комок, а сам распрекрасно понимаю, что это за волна такая поднимается внутри меня, это же Нежность, это ни с чем мне не спутать…
- Чудо, Вадик. То, что сейчас происходит, это чудо.
- Это ты чудо у меня! Я бы ни в жизнь не поверил тому, что я тебе рассказал. Но в тебе я был уверен, ты по натуре мечтатель… Романтик ты у меня, Игорёшка. С моральными принципами относительно чистоты речи, блядь…
- Эхе-хе… А ты кто, Вадька? И, кстати, кем ты стал в будущем?
- Прагматиком я стал. Я и сейчас прагматик, - раз такой шанс мне… нам с тобой выпал, надо его раскручивать! А в том своём будущем я стал… Ну, много кем я был там, но на момент «перехода» я работал менеджером в одном крупном оружейном магазине. Не ахти что, но мне нравится… Я оружие люблю, знаешь ли. Очень люблю и уважаю.
- Вот как… А я? Ты говорил, что я стану каким-то чиновником? Что это значит? В смысле, как это всё будет?
- А я и не уверен, будет ли это теперь. Хотя, возможно, что будет. Коррупция, - знаешь, что это такое? Штука исключительно полезная для тех, кто в ней участвует. Ты будешь моей… нашей крышей в госструктурах.
- Хватит картошки нам с тобой, как ты думаешь, Вадик? Хорошо, сейчас тогда я её промою, и на огонь… Может быть, ты, наконец, поделишься со мной своими планами? Как стать миллиардерами нам с тобой? Я же буду в этом твоём, - уверен, бесподобном по замыслу! - плане не последнюю роль играть, не так ли?
- Это что у тебя сейчас, это у тебя сейчас уж не сарказм ли? Хм, надо же! Кто б мог подумать, что ты способен на сарказм! Хотя, младший научный сотрудник, начитавшийся Стругацких… Этот, как его, «Понедельник начинается в субботу», - да? Все уши ты мне с этой багой прожужжал, да только я такое и в пьяном бреду не читаю! Цыц! Тихо, я серьёзен уже. И тебе того же советую, разговор наш будет весьма и весьма серьёзным, а сарказм свой можешь приберечь для лаборанток из своего занюхано-задрипанного секретно-ящичного НИИ, - кстати, сразу заявляю: торговать оборонными секретами мы не станем с тобой! Мне насрать три кучи на обороноспособность СССР, один хер всё рухнет скоро, и секретики эти ваши пустяшные задарма империалистам достанутся, но сейчас это чревато… А ещё я патриот России… Буду.
- Подай, пожалуйста, мне крышку от кастрюли, патриот!
- Держи, пожалуйста, крышку свою, моралист… Тихо, я сказал. Итак… Блин, с чего начать-то? Начнём с условий. И с информированности. Ты, что такое «банковские авизо», знаешь, Игорь?
- М-м… смутно.
- Так. Ни хрена, значит, ты про это не знаешь. Ну, это пустяк, это я тебе мухой растолкую! А вот что не пустяк… Скажи, у тебя сейчас в Чечне есть друзья? Знакомые просто, или даже не в самой Чечне, но чтобы обязательно чеченцы… Потом-то будут они у тебя в корешах, денежки ты будешь курировать, что к ним на восстановление потекут, да только к твоим стерильным ручками они не прилипнут, ты же и тогда останешься моралистом у меня… Ой, да не сердись ты! Я ж это тебе комплимент сказал! Вроде как. Ну, что? Есть такие сейчас у тебя знакомые?
- Да нет, кажется… А зачем они, Вадик?
- А затем они, Игорёк, что через полтора года…
