Глава 11

Марк проснулся, чтобы обнаружить у себя эрекцию. Это стало его обычным состоянием при пробуждении. В самом деле в течение прошедших нескольких дней он испытывал эрекции все чаще и чаще. До такой степени, что ему почти казалось, словно бы его член проявлял свою собственную волю. Тот начинал вставать по стойке "смирно" без всякой особой причины, которую он мог бы установить, и случалось это порой в очень неудобное время.

Наполовину пробудившись, он протянул руку, чтобы притянуть к себе Писклюса, и ощутил кратковременный всплеск гнева, когда его рука не вошла в соприкосновение с обнаженным телом мальчика. Затем события прошлой ночи затопили его снова.

Он сeл на кушетке и осмотрелся вокруг. Маленький белокурый мальчик отполз в угол комнаты. Вероятно, мрачно подумал Марк, пытаясь убраться как можно подальше от меня. Изнеможение побороло страх, и ребенок, свернувшись калачиком на голых досках пола, заснул.

Марк спустил ноги на пол и неслышно подошел к месту, где лежал мальчик. Затем он резко ткнул спящего ребенка босой ногой в ребра. Мальчик поднял глаза на Марка, стоящего над ним с поднятым и набухшим членом. Страх вспыхнул в его глазах. Он начал хныкать.

Марк нагнулся, накрутив волосы мальчика на свою левую руку и силой отведя его голову назад, и пристально посмотрел вниз в его лицо, наслаждаясь его ужасом. Тот был прелестным маленьким пареньком даже с подбитым глазом и тяжелым ушибом на одной стороне лица, искажающим привлекательную, кабы не это, гримаску на его губах. Марк подумал, что он, возможно, был немного груб прошедшей ночью, но потом сказал себе, что на светлой коже мальчика очень легко поставить синяк.

"Господин. Пожалуйста, господин," - почти бессвязно в страхе скулил мальчик.

Марк нетерпеливо потянул всхлипывающего ребенка за волосы подняться на ноги и свирепым толчком отправил его через комнату к кушетке.

Мальчик наткнулся на кушетку, потерял равновесие и свалился на нее, тогда как Марк намеревался растянуть его поперек кушетки со ступнями на полу и задом, торчащим в воздух.

Марк шагнул к нему и всадил крепкий удар ребром руки вдоль расселины мальчишеского зада. Хныканье ребенка перешло в рев страдания и отчаяния, когда правильно нацеленный удар Марка вновь воспламенил боль в его заду.

"Подними свою задницу в воздух, проститутка," - грубо скомандовал Марк. - "Живей, ты знаешь, что делать, со вчерашнего вечера, ноги врозь и используй руки, чтобы раскрыть свой зад." Он подкрепил свою команду другим рубящим ударом в место соединения ног мальчика.

Марк видeл, что зад мальчика кровоточит и запачкан от забавы, что он уже с ним имел. В добавление Церес оставил прутом ряд темно-красных рубцов на его заду, к чему Марк позднее собственноручно добавил порядочное число синяков.

Марк не ощущал ничего, кроме презрения к маленькому испуганному рабу. Согнутый над кушеткой, поднявший свой зад в воздух и держащий его раскрытым для его, Марка, наслаждения, тот стал просто вещью, объектом для эксплуатации ради его собственного развлечения.

Марк облизал свой большой палец и зло вонзил его в мальчика, который завизжал подобно закалываемой свинье. Марк повертел своим пальцем в ребенке и затем выдернул его. Когда он вытащил его на свободу из зада мальчика, послышался резкий хлопающий звук.

Он поплевал на ладонь и размазал слюну по своему члену. Став на колени за спиной мальчика, он увидeл, как тело паренька напряглось в ожидании неминуемого изнасилования. Пальцы мальчика держали его анус раскрытым, чтобы принять член Марка. Он вздрогнул, когда Марк вставил кончик своего члена. Марк сделал паузу и затем толкнулся вперед. Мальчик пронзительно вскрикнул. Марк подался назад и потом вновь толкнулся вперед, вгоняя свой член в мальчика. Он ощутил своим членом жар мальчика, бедра и туловище ребенка стали двигаться, как если бы тот испытывал оргазм. Марк проскользнул рукой под тело мальчика и взял в нее его крошечный членик. Тот судорожно двигался, но не было никакого потока теплой влаги. Марк почувствовал приток крови у самого себя и глубоко вошел в мальчика.

Он смутно осознал крик своего отца.

Он отступил от мальчика и выкрикнул, перекрывая рев паренька.

"Извиняюсь, отец, что ты сказал?"

"Я сказал заставить заткнуться этого маленьгого недомерка. Я попытаюсь еще поспать."

"Ох, хорошо, отец. Виноват."

Как бы то ни было, Марк закончил с мальчиком. Ухватив его за руку чуть повыше локтя, Марк потащил его к двери и, установив ступню на голый зад отродья, отправил его кувырком вниз по лестнице. Марк перешел к окну. Мальчик финишировал во дворе на руках и коленях. Он оставался там минуту или две и затем болезненно поднялся на ноги. Держась за стену и пошатываясь, он проделал свой путь к кухонной двери.

Марк вернулся на кушетку. Он чувствовал, что ушибы мальчика должны произвести хорошее воздействие на других рабов, усилив почтение, в котором их держат их хозяева. Ему и в мысли не приходило сомневаться, что он относится к этой последней категории.

***

Марк сидел напротив отца, лениво макая ломоть пшеничного хлеба в густой сливочный соус, сопутствующий красной кефали, что была подана ему на завтрак. Кефали оставалось довольно много, и он оторвал от костей кусок ее мяса и положил в рот. Она действительно была очень хорошей.

Он знал, что Бестия наблюдает за ним. Несомненно, тот надеялся дополнить собственную очень скудную пайку остатками с хозяйского стола. Марк обнаружил, что голодный взор мальчика увеличивает его собственное удовольствие от еды. Не то, чтобы он думал, разглядывая парня, что тот смотрится слишком плохо. Много лучше, чем он реально ожидал. Бестия выглядел вполне хорошо накормленным, и на нем были видны лишь несколько отметин. Цоракс немного грубо обошелся с парнем, когда они прошлой ночью вернулись в комнаты, но его туника, хотя и была коротка, скрывала ушибы на его торсе, куда было нацелено большинство ударов.

Марк почувствовал, что Бестия очень легко отделался. Гораздо легче, чем заслуживал. Он решил съесть так много из своего завтрака, как только сможет, чтобы не оставлять полуголодному отродью свои объедки.

Затем он поймал взглядом ручку своего ночного горшка, высовывающуюся из-под кушетки. Ему пришла мысль, и он улыбнулся. Он отодвинул свой стул назад и наполовину отвернул его от стола.

"Принеси мне горшок, мальчик," - скомандовал он.

Бестия послушно поспешил к Марку и, упав на колени, подал ему горшок. По плещущейся в нем янтарной жидкости было ясно, что тот уже использовался. Марк совершенно осознанно поднял свою полупустую тарелку и выбросил ее содержимое в горшок. Затем он собрал всех корки, что лежали рядом с ним на столе, и одну за одной бросил в месиво пищи и мочи. Потом он встал и направил в горшок струю мочи. Стряхнув последние капли влаги с конца своего члена, он вытер руки о волосы Бестии, откинулся на спинку стула и, установив руку под подбородок мальчика, запрокинул ему голову назад. Марк глянул сверху вниз в лицо шокированного паренька и рассмеялся.

"Какая отличная мысль," - усмехнулся Цоракс. - "Подай эту вещь сюда, мальчик."

Искренне смеясь, он свалил остатки своего завтрака в горшок. Бестия, будучи не в состоянии скрыть свое разочарование, заплакал. Цоракс с Марком нашли горе мальчика весьма забавным.

"Как ты думаешь, отец, этот негодяй - голоден?" - спросил Марк сквозь смех.

"Буду надеяться, что это так," - рассмеялся в ответ Цоракс. Хорошо накормленный раб - это испорченный раб."

"Хорошо, как ты думаешь, я должен дать ему съесть что-то в добавок? У меня здесь есть кое-что для него."

Марк поднял свою тунику, показав свой член, который снова вскочил по стойке "смирно", возможно возбужденный видом несчастья Бестии.

"Отличная мысль," - сдавленно просмеялся Цоракс. - "Ступай сюда, никчемный кусок собачьего дерьма, и не пролей ничего по своему подбородку. Я ненавижу небрежное отношение."

Цоракс продолжал посмеиваться, наслаждаясь умом сына и своим собственным, пока Бестия, встав на колени между ногами Марка, задействовал язык и губы для доставления удовольствия своему мучителю.

После того, как задание Бестии было выполнено, и его подбородок осмотрели, чтобы увидеть, что он не позволил ни одной капле спермы избежать своего рта, Марк снова повернулся к отцу.

"Я хочу знать, правильно ли, если я пойду и посмотрю, что там с моей маленькой проституткой?" - спросил он.

"Несомненно, мой мальчик," - ответил Цоракс. - "Я пойду с тобой. Тебе вероятно потребуется небольшая поддержка в общении с этой женщиной Вассой. Она может даже заявить, что ты был груб с этим белокурым малышом, которого она тебе дала. Она, как всегда, слишком мягка со своими мальчиками."

Когда они покинули комнату, Цоракс понял, что Бестия следует за ними.

"Куда, думаешь, ты собираешься, мальчик?" - спросил он. - "Ты останешься здесь и приберешь жилье."

"Что он сделал, отец?" - спросил Марк у него из-за спины.

"Попытался выскользнуть за нами, несомненно, чтобы посмотреть, что с его маленьким дружком-проституткой."

"Не может же он в действительности думать, что будет избавлен от работы, только чтобы увидеть, что с другим никчемным маленьким недомерком," - воскликнул Марк и рассмеялся этой мысли.

"Он просто попытался это. Но на недолгое время вновь не будет пытаться."

Цоракс подошел к Бестии и сильно ударил его кулаком в висок. Мальчик пошатнулся и упал на пол. Цоракс развернулся на каблуках и вышел из комнаты, не глядя, что там у него за спиной.

Минуту или две спустя Бестия вскарабкался на ноги и, смахнув пальцами слезы с глаз, занялся приведением комнаты в порядок. Он не хотел еще одного избиения, когда вернется Цоракс.

Они обнаружили Писклюса лежащим на животе в кровати Вассы. Женщина сняла постельное белье, чтобы позаботиться о его изодранном теле. Теперь она стояла у сундука, убирая в свою аптечку различные банки. Церес стоял на коленях сбоку от кровати, одетый только в скудную полоску белой ткани между его ногами, и ложкой кормил Писклюса кашей из небольшой глиняной чашки.

Когда они вошли в комнату, Васса повернулась к ним лицом.

"Хорошо," - сказала она, - "пришли посмотреть, что сегодня утром с вашей собственностью? В действительности не слишком плохо. Никакого заражения, хотя ему все еще очень больно."

"Теперь, мальчик, раздвинь ноги и позволь своему господину увидеть, какой ты хороший маленький мальчик, и как быстро заживает твой зад. Подойдите сейчас быстро. Ему затруднительно здесь это делать, не заставляйте его ждать." Она подкрепила свое распоряжение, слегка шлепнув Писклюса по голой заднице.

"Там, вы видите," - осторожно раздвинула она ягодицы мальчика, - "дела идут хорошо."

Марк подался вперед. Он увидел стежки кошачьей кишкой, удерживающие вместе края разорванной плоти с обеих сторон от дырочки ребенка. Было очевидно, что Васса тщательно очистила место, белая кожа и розовый анус были незагрязненными. Тем не менее, края ран и кожа в местах стежков были воспаленно красными. Марк протянул руку и осторожно прикоснулся к ране. Писклюс задержал дыхание и слегка подвинулся.

"Вы можете видеть, что это все еще немного болезненное," - заметила Васса, выпрямившись. Писклюс ощутил, как ее руки покидают его зад, но остался лежать с разведенными ногами, спокойно поедая кашу, которую Церес ложкой заносил ему в рот.

"Как ты думаешь, Марк, у кого более прелестный зад," - беспечно продолжала она, - "у твоего маленького паренька здесь или у ребенка, которого я предоставила тебе вчера вечером."

"О, у Писклюса," - быстро сказал Марк и затем в испуге, что он, может быть, нанес обиду, добавил: "У вашего мальчика была приятная задница, но она мягче, чем у Писклюса, и когда Вы шлепали, это было почти как хлопнуть по желе, так она тряслась. У Писклюса - значительно крепче. Взгляните." Чтобы проиллюстрировать это, он нанес рукой резкий шлепок по заду Писклюса. Это было правдой, крепкая плоть лишь слегка пришла в движение под воздействием его ладони. Писклюс принял удар ничего не сказав. Хотя он и был предметом разговора, но понимал, что может в нем не участвовать. Он просто лежал обнаженный, лицом вниз и с ногами врозь, спокойно кушая свою кашу и слушая своих господ, обсуждающих его задницу. Если он и чувствовал себя немного смущенно, то был также очень рад, что его господин находит это таким привлекательным.

"И зад вашего мальчика был круглее. У Писклюса есть два маленьких углубления с каждой стороны."

Цоракс рассмеялся. "Твой мальчик такой юный," - сказал он Вассе, - "на нем все еще есть немного детского жирка. Его заду недостает ямочек юного Писклюса. Я полагаю, что он обретет их со временем. Мальчики-рабы не сохраняют надолго свой детский жирок, работа и голод достаточно быстро делают их худее."

"Я собиралась спросить тебя об этом моем белокуром мальчике," - сказала Васса. - "Сборщики налога прибудут сюда сегодня вечером, и я должна устроить им некоего рода развлечение. Я подумала, может быть Церес, трахающий блондинчика, должен стать одним из номеров. Блюдо, сделанное вроде как из темного шоколада и персиков со сливками, и впоследствии они могли бы выбрать двух мальчиков. Но чтобы дать хорошее шоу, член у Цереса должен быть чуть больше, чем у Марка, а я просто не знаю, так ли это."

"Я сообщу тебе через минуту," - ответил Цоракс. Он прошел туда, где стоял на коленях Церес, и, наклонившись, скользнул рукой в набедренную повязку мальчика. Церес продолжал свою работу кормления Писклюса. Цоракс минуту пошарил там и затем выпрямился.

"У этого твоего негритенка - лишь чуть больше. Он, должно быть, провел много своего времени трахая, а не работая. Я бы подумал о его кастрировании, если бы был на твоем месте."

"Я собираюсь попытаться получить от него потомство. Я укладывала его с парой служанок, но он все-таки не взял их. Я подумала, что здесь вокруг не много черных рабов, и если я смогу вывести нескольких, то могу сделать на этом порядочные деньги. Во всяком случае, это - мой план."

"Когда, я сказала, прибывают сборщики налога?" - произнесла Васса после раздумья и твердо взглянула на Цоракса. - "Один из них - Фальцо, и он на это время покинул свою возлюбленную Елену, поэтому ему нужно некое особое развлечение."

"Фальцо," - резко произнес Цоракс, - "не знаю относительно развлечений, это - твоя проблема, но я знаю, что он не обычный сборщик налогов. Он обычно используется властями только для секретной или очень конфиденциальной работы."

"И это, я подозреваю, может быть, твоя проблема," - тихо сказала Васса. - "Я просто подумала, что ты, вероятно, мог быть предупрежден."

"Теперь о том, что каша вся закончилась. Церес, ступай сам с этой чашкой вниз на кухню и не позволяй мне обнаружить тебя бездельничающим, когда я туда спущусь, или будет хуже для тебя."

"Я боюсь, у меня теперь есть нечто специально для юного Писклюса."

Васса взяла большой глиняный сосуд из своей аптечки. Взяв ложку, она уселась сбоку на кровати у головы Писклюса и вытащила из банки пробку, выпустив отвратительный смрад гниющей рыбы.

"Что это?" - задохнулся Марк, отступая назад.

"Рыбий жир," - ответила Васса, отливая часть в ложку.

"Теперь, мой малыш," - проворковала она Писклюсу, - "будь хорошим мальчиком и прими это от твоей тетушки." Она прижала ложку к губам Писклюса.

Мальчик колебался.

"Ты хочешь стать лучше для своего господина, не так ли, маленький." Писклюс кивнул. "Хорошо, тогда поторапливайся. Покажи своему господину, как сильно ты его любишь, и проглоти это сейчас."

Писклюс открыл рот, и женщина проскользнула ложкой между его губами. Мальчик проглотил и чуть не подавился. Он взглянул вверх на Марка сквозь заполняющие глаза слезы и слабо улыбнулся.

"И еще одну за твоего господина," - сказала Васса, снова наполняя ложку вредной жидкостью.

"Для чего все это?" - спросил Марк.

"Ладно, пока не заживут обе его раны, мы не хотим привести к слишком большому напряжению внизу из-за тех вещей, что входят и выходят из него. Облегчить их проход - это благо, мальчик."

"Теперь я должна идти и заняться другой своей работой. Ох, между прочим, Цоракс. Писклюс здесь рассказывал мне, как ты планировал вернуть его назад в деревню, только чтобы избежать взимания подушного налога."

"В любом случае, я положила конец этому твоему маленькому плану. Я включила обоих, Писклюса и Бестию, в свой отчет о мальчиках, которые должны быть обложены налогом и уплатила их налог вместо тебя. Я включу это в твой счет, когда вы уедете. Сборщики налога прибывают сегодня вечером, и завтра они заклеймят двух ваших мальчиков вместе с остальными."

"Я поражена тобой. Ты мог видеть, как твой мальчик увлечен пареньком, и ты готовился разделить их, только чтобы сохранить четверть денария. Это не похоже на тебя. У тебя есть свои недостатки и много, но подлость не была обычно в их числе."

Васса взяла свою аптечку и покинула комнату.

Цоракс минуту стоял, глядя ей в след, его челюсти двигались. Затем он глубоко вздохнул.

"Скажи мне, Марк, кто был лучше в трахании, блондинчик или Писклюс?" - проговорил Цоракс с нарочитым спокойствием.

"Опять Писклюс, отец. Другой мальчик был хорош, но отнюдь и близко не так хорош, как Писклюс... С Писклюсом, когда ты проникаешь своим членом в него... хорошо... это как... это как когда я еду на Пегасе и перевожу его в легкий, а затем в полный галоп... Я чувствую, что он... каждая частица его... каждый мускул, каждый нерв во всем его теле предназначен только для этой цели. Тогда как с другим мальчиком... ладно... это все было хорошо... Это было хорошо, но это было как разница между ездой на Пегасе и любом обыкновенном пони... делается все наилушим образом, но..."

Писклюс громко застонал. Он упрятал обе руки в расселину своего зада. Его глаза расширились от страдания.

"Это из-за того, что рыбий жир заработал," - со смехом произнес Цоракс. - "Это должно быть сильнодействующее вещество."

"Я уверен, это должно быть где-то здесь... Да, здесь," - сказал он, вытаскивая из под кровати ночной горшок. - "Спускайся на него, быстро."

Он взял Писклюса за руку и потащил его с кровати. Мальчик с благодарностью уселся на корточки над горшком, в то время как Цоракс со своим сыном глядели на него вниз. Мальчик поднял на них глаза и улыбнулся. Он казался хорошо вышколенным, без скромности или чувства собственного достоинства.

"Отец," - сказал Марк, оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что в комнате больше никого нет, - "почему мы не можем оставить его в качестве раба? Мы могли бы сообщить его родителям, что он умер во время путешествия. Мальчики ведь умирают, и они не могут засуетиться, поскольку это будет означать дать имперским властям узнать, что они проигноровали приказ о ссылке, а он - действительно хорош в трахании, и ты можешь видеть, что он - непритворное маленькое рабское отродье. Не могу ли я оставить его?"

"Его родители не могут засуетиться, но он может."

"Если он это сделает, отец, то принесет им неприятности. В любом случае, кто станет беспокоиться слушать, что говорит мальчик-раб."

"У меня есть дело, которому я должен уделить внимание," - задумчиво ответил Цоракс. - "Тебе также будет нужен раб, чтобы прибрать за этим твоим мальчиком. Идем со мной во двор и обсудим этот вопрос далее по пути."

Глава 12

Писклюс сидел на корточках на горшке. Его внутренности, казалось, превратились в воду, но теперь он, похоже, опорожнил себя, и судороги в животе прекратились. Он достаточно узнал за прошедшие несколько дней, чтобы понять, что он должен оставаться там, куда его посадили, пока не скажут другое, или нарвешься на еще одну порку. Итак, он остался там один и, обнаженный, ждал возвращения Марка.

Он услыхал предложение Марка своему отцу, чтобы они оставили его в качестве раба, но это мало для него значило. Некоторое время после того, как отправился с ними двумя, он лелеял мысль, что его рабство было только игрой. Что должно придти время, когда он продолжит жизнь действительно как Гай, не только свободный мальчик, но и член одной из старейших патрицианских фамилий в Риме, хотя ныне обнищавшей и находящейся в политической опале. Но по прошествии дней, другая, более жестокая реальность боли, дурного обращения и унижения овладела им.

Очень быстро мысль о не слишком отдаленном освобождении его от рабства перестала быть предвкушением и стала просто смутной мечтой, которая изредка давала ему утешение. Каждый удар прута по его голому заду, каждое сексуальное насилие над его телом, а и то, и другое бывало часто, - заставляли эту мечту о финальной свободе казаться менее реальной, пока она почти не исчезла из его мыслей. Он больше не думал как свободный мальчик, но только как раб. Его заботы были заботами раба - выжить и по возможности избежать порки, прислуживая и угождая своему господину. Он даже не задавал вопросы судьбе, которая сделала его рабом, а Марка его господином. Это было реальностью, и против этой реальности он не мог бороться. Он мог только принять ее.

Все, что сделали слова Марка, - это окончательно уничтожили то, что стало уже мечтой, в которую он перестал сколько-нибудь реально верить.

На лестнице послышались шаги. Марк вошел в комнату. Писклюс поднял на него глаза с того места, где сидел на корточках над ночным горшком, и робко улыбнулся. Марк уселся на кровать рядом со своим маленьким рабом.

"Дрянь в горшке и дрянь, сидящая на нем," - сказал Марк наполовину себе с презрительной улыбкой.

"Да, господин," - Писклюс не имел ложной гордости и полностью понимал и принимал свое низкое положение в мире.

Марк протянул руку и погладил щеку Писклюса тыльной стороной ладони, потом прошелся концом своего большого пальца вдоль полуоткрытых губ мальчика.

"Господин, пожалуйста, господин," - вымолвил Писклюс и затем запнулся.

"Да, мальчик?"

"Я рад, что я хорош в трахании, господин."

"Так же, как и я, мальчик," - улыбнулся Марк. - "Ты лучше действительно излечи эту свою приятную маленькую задницу, поскольку я не стану беспрестанно ждать, прежде чем трахнуть тебя снова."

"Да, господин... Я стараюсь быть хорошим мальчиком, господин."

"Ты знаешь, что случится с тобой, если не будешь им?"

"Да, господин."

"Хорошо, скажи мне, что."

"Вы побьете меня, господин."

"Это верно. Я прутом спущу шкуру с твоего зада."

Марк на мгновение сделал паузу, смакуя мысль. Его член даже начал вновь затвердевать.

"Ладно, тогда ты завтра будешь заклеймен," - продолжил он через одну-две секунды. - "Почему я получаю удовольствие от мысли о страданиях мальчика?" - спросил он себя.

"Да, господин." - Писклюс казался далеко не счастливым от этой перспективы.

"Клеймо будет здесь," - Марк наклонился вперед и установил свой палец на левую сторону зада Писклюса чуть ниже его бедра. Он почувствовал, как плоть мальчика отпрянула прочь от его прикосновения. - "Да, тут. Тебя разденут, приволокут к скамье и согнут над ней. Железо для клеймения будет раскаленным докрасна. Ты ощутишь его жар раньше, чем оно даже коснется твоей плоти. Вы будешь стараться отвернуть от него прочь, но тебя будут крепко держать, и раскаленное железо будет прижато к твоему беззащитному заду.

"Когда железо прижжет твою плоть, послышится шипящий звук, как у мяса, жарящегося на горячей сковороде. Ты закричишь даже раньше, чем почувствуешь жар железного клейма. Пойдет небольшой дым, когда горячее железо вдавится в твою задницу. Будет сладкий дымный запах обожженной мальчишеской плоти, и имперское клеймо станет аккуратно врезано в твой зад. Именно тут, где находится мой палец. Впоследствии это будет долгое время болеть."

Голос Марка радостно звучал, когда он описывал муки, ожидающие мальчика.

"Пожалуйста, господин, Вы будете там, господин? Когда они заклеймят меня, господин?"

"Конечно буду," - бессердечно засмеялся Марк. - "Я не пропущу эту забаву ради чего бы то ни было."

"Я постараюсь и вытерплю это, господин," - несчастно вымолвил Писклюс.

"Ты должен будешь вытерпеть это, мальчик. У тебя нет выбора, мой бедный маленький раб."

Да, господин... Я знаю, что я ваш раб, господин... Пожалуйста, господин, я останусь с Вами в качестве вашего раба, господин."

"Я решу, что будет с тобой сделано, мальчик," - рявкнул Марк, давая Писклюсу пощечину, чтобы наказать за нахальство.

"Теперь сюда пришел Церес, чтобы прибрать за тобой."

Цветной мальчик вошел в комнату, неся чашу парящей воды и несколько тряпок. Белые зубы раздвигали его темное лицо в бодрой усмешке. Было ясно, что к перспективе поухаживать за крепким юным задом Писклюса он относится с энтузиазмом.

Он помог Писклюсу подняться на ноги. Заставив младшего мальчика встать, немного наклонившись вперед и с ногами врозь, он опустился на пол на колени за его спиной и начал осторожно мыть между его ногами и вдоль расселины его зада. Марк смог понять по выпуклости, проявившейся под узкой полоской белой ткани, которая только и прикрывала Цереса, что тот находил свою работу приятной. Было также очевидно, что Писклюс находит возбуждающими прикосновения сырой ткани к наиболее интимным местечкам своего тела. Наконец, Церес не мог продлевать дольше свою работу. Он присел обратно на корточки, опираясь на пятки, и взглянул вверх на Марка.

"Ладно, дай мне взглянуть, как следует ли сделана работа. Подойди сюда, Писклюс, и дай мне посмотреть. Повернись кругом, мальчик. Ноги врозь и нагнись вперед."

Он раздвинул ягодицы мальчика и осмотрел пространство между ними. Паренек выглядел безупречно, что было не удивительно, если принять во внимание тщательность, с которой мыл его Церес. Марк, теперь основательно возбудившийся, не собирался принимать во внимание подобную мелочь, дабы не испортить забаву.

"Это сделано не полностью," - заявил он, крепко шлепнув ладонью зад Писклюса. - "Все еще грязно. Тебе надлежит делать это лучше, Церес."

Негритенок начал передвигаться вперед на коленях, несомненно стремясь возобновить интимное мытье прелестного зада юного мальчика.

"Нет," - резко произнес Марк. - "Писклюс, обратно на кровать, лицом вниз, ноги врозь. Теперь, Церес, встань у него за спиной и используй свой язык, чтобы привести его в порядок, и делай это на сей раз как следует."

Ни один из двух мальчиков не проявил ни малейшего нежелания подчиняться этому приказу. Через секунду Писклюс лежал распростертый на кровати со слегка приподнятой задницей, в то время как быстрый язык Цереса исследовал расселину его зада.

Марк скользнул рукой под бедра Писклюса. Крошечный членик небольшого паренька был твердым и пульсирующим. Марк обошел вокруг к концу кровати. Церес решил не лежать плашмя на матрасе позади Писклюса, а встать на колени между его распростертыми ногами. Как следствие, его задница торчала высоко в воздух, когда он лизал между ногами другого мальчика. Маленькая полоска белой ткани собралась к центру его зада, кажется, чтобы подчеркнуть природную темноту его кожи, которая блестела подобно черному дереву.

Марк стоял там минуту или две, восхищаясь зрелищем, затем наклонился вперед и сорвал прочь кусок белой ткани. Он пробежался руками по заду мальчика, наслаждаясь ощущением шелковистой гладкости его плоти. Церес поднял свой зад выше, приглашая, а возможно и прося Марка перенести его исследования дальше. Марк не нуждался ни в каком приглашении, на самом деле мысль, что мальчик-раб приглашает его сделать что-то, показалась бы ему нелепой. Он верил, что имеет право войти в любого паренька-раба, который завладел его воображением, и в этом случае он всякий раз стремился осуществить это право. Он увлажнил свой указательный палец и вставил его в задний проход цветного юнца. Было только малейшее сопротивление, и затем палец проскользнул в парня с удивительной легкостью. Минуту Марк изучал дыру мальчика, чувствуя тепло и пульсацию его юного горячего тела. Церес, пришпоренный исследованиями пальца, вращал бедрами, одновременно с дополнительной энергией дразня зад Писклюса своим языком.

Марк, еще не полностью вовлеченный в забаву, загнал свой палец поглубже, наслаждаясь видом двух мальчиков-рабов с все более возрастающим сексуальным возбуждением... Чувствуя, что собирается взорваться, он вытащил свой палец. Церес простонал в разочаровании и расстройстве. Марк резко шлепнул его по приученно поднятому заду, взобрался на кровать позади него и нацелился втолкнуть кончик своего пульсирующего члена в отверстие его ануса. Церес впал в неистовство. Он отчаянно работал своим задом, стараясь поймать член другого мальчика и втянуть его в свое тело. Марк умышленно задержался на несколько секунд, доводя возбуждение и страсть Цереса до уровня лихорадки. Затем он толкнулся вперед. Если трахание Писклюса было подобно езде на очень темпераментном пони, то трахание Цереса было подобно попытке овладеть горячим неукрощенным животным. Марк, будучи легче и меньше того, кого оседлал, ощущал всю силу страсти более старшего мальчика. Сильное гибкое юное тело корчилось и брыкалось под ним, когда он пытался насытить страсть Цереса к его члену. И всадник, и лошадь вспотели, когда наконец Марк почувствовал, как тело негритенка плотно сжалось и содрогнулось вокруг его члена, и наступил оргазм.

Марк полежал минуту поверх другого мальчика, затем скатился с него и встал на ноги. Писклюс, как он видeл, теперь лежал распростертый на кровати, его задница больше не поднималась, чтобы принять ищущий язык Цереса. Это показывало, что он также кончил.

Церес сполз с кровати, подобрал разные тряпки и чашу с водой. Он беспокойно взглянул на Марка и, получив от него короткий кивок головой, поспешно удрал из комнаты.

Марк похлопал своего юного раба по заду и, не имея здесь больше никаких дел, оставил комнату в поисках отца. ***

"Первые мальчики прибывают, отец," - произнес Марк со своего места у окна, где он пребывал последние полчаса в состоянии повышенного возбуждения. - "У них была жаровня, пылающая теперь уже несколько часов, и железо должно быть по-настоящему горячим. Не время ли мне доставить наших мальчиков вниз?"

Марк был рано послан в постель своим отцом на том основании, что он несомненно переутомился и нуждается в отдыхе. Отец в особенности ссылался на красноту его глаз и некоторую бледность лица, чтобы доказать это Марку, не находящему никаких оправданий вмешательству в его свободу. Цоракс и сам не задержался, а пошел на ужин со сборщиками налога, взяв с собой Бестию. Марк не только должен был рано пойти лечь спать, даже хуже, ему пришлось укладываться спать самому. В результате Марк проснулся полный энергии и кипящий от возбуждения. Цоракс как всегда несомненно ощущал напряжение после прошедшей ночи и ел свой завтрак в сердитом молчании. Единственный раз, когда он действительно рассмеялся в это утро, был, когда сын привлек его внимание к потешной манере ходьбы Писклюса, возвращенного Вассой в их комнаты. "Как если бы," - так выразился Марк - "проститутка имела костный мозг в глубине своего зада." На самом деле Марк немного подшучивал над Писклюсом и после этого, но не добился большего, чем сухой улыбки от своего отца.

Бестия с Писклюсом казались очень нервными и подавленными и, похоже, не разделяли восторженный интерес Марка к происходящей во дворе гостиницы подготовке.

"Сколько там мальчиков, Марк?" - спросил Цоракс голосом, который явно показывал, что его терпение близко к срыву.

"По крайней мере двадцать, отец. Они сейчас все время подходят. Многие плачут. И Васса только что выгнала всех мальчиков из своей кухни. Довольно много мужчин тоже наблюдают забаву. Я думаю, отец, что должен сейчас доставить их вниз. Если мы оставим это на много более поздний срок, там может оказаться такая толпа, что я ничего не смогу увидеть."

"Ох, ладно. Вы, двое мальчиков, раздевайтесь, аккуратно сложите свои туники и подойдите сюда. Теперь возьмите с собой эти две деревяшки и держитесь за них, они - подтверждение, что пошлина за вас была уплачена. Если вы их выпустите, я ни в коем случае не собираюсь уплачивать это дважды. Вы закончите внизу ствола шахты в Корнуэлле и никогда не выйдете из нее, даже когда помрете. Не имеет смысла реветь, Писклюс, ваши шкуры будут помечены горячим железом, и на этом - конец."

Писклюс, кажется, паниковал теперь, когда момент клеймения был так близок. Он крепко держал в руке небольшую деревянную дощечку, что дал ему Цоракс, но казался не в состоянии отойти от мужчины. Цоракс поднял руку, чтобы ударить его. Бестия быстро взял руку испуганного мальчика в свою и мягко провел его к двери. Марк следовал за двумя обнаженными детьми, когда они, рука в руке, спускались вниз по лестнице во двор. Его глаза были зафиксированы на двух нежных мальчишеских задах, которые вскоре должны быть опалены мрачно светящимся железным клеймом. Он почувствовал настроение возрастающего возбуждения, подумав, что вскоре каждый из них будет сделан еще восхитительнее добавлением имперского орла, аккуратно врезанного в гладкую плоть мальчиков.

Двор гостиницы был наполнен толпой, хотя мальчиков еще не начинали клеймить. По одной стороне двора легионеры выстраивали в ряд прибывающих мальчиков, которые все были обнажены, и многие открыто плакали от страха. Солдаты не осторожничали. Они расшагивали по двору, поддерживая порядок среди мальчиков кулаками, ботинками и ударами мечами плашмя по голым задам и плечам.

В других местах двора находилось значительное и растущее число мужчин. Некоторые стояли небольшими группами, беседуя и наслаждаясь зрелищем. Немногие бродили среди мальчиков, проявляя интерес знатоков к более привлекательным и время от времени помогая солдатам отправить испуганного мальчика затрещиной обратно в строй.

Писклюс с Бестией, спотыкаясь, вышли во двор. Их заметил легионер и шагнул к ним.

"Откуда вы пришли, две маленькие проститутки," - грубо вопросил он.

Бестия указал на комнаты, где остановились Цоракс с Марком. Хотя он пребывал в лучшем состоянии, нежели Писклюс, он тоже был очень испуган и обнаружил, что почти не в состоянии говорить.

"Подать была уплачена," - произнес Марк, сделав шаг вперед, - "у них есть с собой расписки."

"А," - сказал солдат, поворачиваясь к нему, - "и кто Вы, юный господин." Уважение, с которым он разговаривал с Марком, сильно контрастировало с грубым пренебрежительным тоном, что он использовал с Бестией.

"Я Марк, сын Цоракса, а они - два наших раба."

"Фальцо," - крикнул легионер, и груболицый, крепкий на вид субъект, одетый в потрепанную тогу, поспешил к ним.

"Рабы Цоракса", - продолжал он, - "и один," - многозначительно кивнул он на Писклюса, - "как раз того возраста."

"Он может быть и того возраста," - произнес мужчина, которого назвали Фальцо, холодно оглядев дрожащего мальчика сверху донизу, - "но он выглядит для меня похожим на публичную или обычную маленькую проститутку, а не на сына Корнелиев. Можешь ли ты представить себе, чтобы компания снобов из высшего класса позволила члену их семейства разгуливать обнаженным с пенисным кольцом. Однако, я хорошо знаю моего старого друга Цоракса, и есть один надежный тест."

Он грубо схватил Писклюса за руку и повернул того вокруг, так чтобы спина мальчика было обращена к нему. Положив руку на затылок Писклюса, он заставил того нагнуться вперед, раздвинул ягодицы мальчика и рассмеялся.

"Никакой это не Корнелий," - вымолвил он. - "Они никогда бы не позволили Цораксу овладеть одним из их детей подобным образом. Он просто обычный мальчик-проститутка. Приятная задница, однако. Мне хотелось бы знать, позволит ли Цоракс старому знакомому насладиться ей, если я хорошо его попрошу. Я должен попытаться."

"Доставь эту парочку в строй, солдат, и используй свой ум, прежде чем беспокоить меня снова." Он ушел прочь.

"Вы слышали, что сказал мужчина," - закричал легионер, не слишком обрадованный получением выговора от Фальцо и срывающий это на двух беззащитных парнишках-рабах. - "Ступайте к той стене, пошевеливайтесь."

Он плашмя ударил своим мечом, нанеся сперва Писклюсу и затем Бестии сильные удары по задам. Бестия схватил Писклюса за руку и, волоча его за собой, поспешил через двор, чтобы присоединиться к другим рабам.

Наблюдающий за мальчиками Марк видел, что Писклюс был все еще близок к панике и зарабатывал себе от солдат и их гражданских помощников-энтузиастов больше своей законной доли ударов. Бестия делал все возможное, чтобы успокоить его и удержать от побега с предназначенного ему места, продолжая сжимать его за руку, несмотря на получение многочисленных ударов по собственному телу. Вдруг Марк опознал Цереса. Тот, оказывается, старался проложить путь через толпу мальчиков по направлению к Бестии и Писклюсу. Его поносили и били, но он все же упорно продолжал движение. Он добрался к двум мальчикам и взял Писклюса за свободную руку. Удерживая его таким образом, двое старших мальчиков смогли лучше его контролировать, хотя из-за того, что они уже привлекли внимание охраны, их по-прежнему регулярно били и пинали.

Марк подумал, как бестолковы Бестия с Цересом. Несомненно, они могли бы увидеть, что связавшись с Писклюсом, они и сами несут ущерб. Конечно, они были рабами, и их чувства и мыслительные процессы, как таковые, должны полностью отличаться от его собственных... Они были скотами, едва отличающимися от любых других животных, с ними обращались с помощью битья, и они не должны были ощущать сыплющийся на них дождь ударов так, как ощутил бы он или любой другой должным образом воспитанный человек.

Послышался громкий вопль, усилились возгласы одобрения от стоящих вокруг мужчин, тихие причитания донеслись из толпа мальчиков. Марк понял, что был заклеймен первый ребенок. Он попытался протолкнуться туда, где стояла жаровня с тлеющими углями. Толпа здесь была плотнее всего, и он не намного смог продвинуться. Он примирился с тем, чтобы только слушать, а не наблюдать забаву. Он мало мог бы увидеть. Только Фальцо возвышался над толпой, неумолимо надзирая за процессом. Мужчина повернул голову и поймал взглядом Марка.

"Иди сюда," - зычно крикнул он. - "Пропустите юного господина, мужчины. Сына моего старого знакомого Цоракса. Пропустите его немедленно."

Толпа раздвинулась. Марк обнаружил себя стоящим рядом с Фальцо около жаровни и в паре футов от крепкой деревянной скамьи, на которой удерживали мальчиков, чтобы заклеймить. Он обратил внимание, что верх скамьи был уже мокрым, и что на земле под ней образовалась лужа мочи. Взгляд Фальцо последовал за его глазами.

"Большинство из них мочатся, когда почувствуют железо," - объяснил он. - "Я предполагаю, что ты хотел получить хороший вид на то, что мы тут замышляем."

"О, да. Очень большое Вам спасибо."

"Ты - сын своего отца, как я могу видеть. Хорошо, стой здесь, и ты увидишь все." - Фальцо положил руку на плечо Марка.

"Ладно," - произнес Фальцо, повернувшись к своим мужчинам, - "можно тогда продолжать."

Мужчины, которые перестали работать, пока Фальцо разговаривал с Марком, опять бросились действовать. Легионеры осуществляли свирепый и беспощадный контроль над мальчиками, ожидающими своей очереди на скамью для клеймения. Малейшее колебание или задержка в движении карались ударами и руганью. Двор заполнился какофонией гама, криков, звуков глухих ударов, наносимых по голым спинам и задам, визга и рева от боли и над всем этим - пронзительными криками детей, когда раскаленное железо у одного за другим выжигало свое клеймо на их обнаженной плоти.

Стоя на своем месте, Марк мог видеть все. Ужас на лицах несчастных мальчиков, когда их волокли на плаху, как их худенькие тела, хотя их крепко удерживали, ухитрялись дрыгнуться прочь от приближающегося железа, страдание на их лицах, когда раскаленное железо было прижато.

Мужчины работали усердно и быстро. Трое мужчин заправляли собственно клеймением. Двое занимались отволакиванием мальчиков из головы строя к плахе. Когда один тащил вперед первого мальчика, второй должен был взять в захват следующего в строю и держать его наготове. Мужчина должен был заставить мальчика опуститься на скамью, удерживая его на месте посредством жесткого выкручивания его руки за спину. Третий мужчина один осуществлял собственно клеймение. Он использовал три железных клейма, чередуя их применение, так чтобы каждое клеймо, будучи извлеченным из жаровни, было раскалено докрасна.

Как только мальчик был заклеймен, его просто отпускали в толпу. Некоторые немедленно забирались их хозяевами. Другие бегали, завывая, но довольно многие скрывались, держась за свои зады, только чтобы снова появиться позднее, с радостью наблюдая страдания своих собратьев. Марк заметил, что довольно многие из этих мальчиков сексуально возбудились и стали мишенями для определенных мужчин из публики.

Марк почувствовал, что возбуждается сам, и глядя на мужчин вокруг себя, мог увидеть, что с ними происходит аналогичное. Фальцо, не убирая руки с его плеча, начал поглаживать ему щеку своим большим пальцем. Марк подвинулся ближе к нему и ощутил твердый предмет в его паху, давящий через складки его тоги.

"Я думал, что Вам нравится мой раб Писклюс," - прошептал он мужчине.

"Он - прелестная маленькая проститутка," - ответил Фальцо, - "но никакой мальчишка-раб, тем не менее, не cможет достаточно сравниться с красивым юным свободным мальчиком, подобным тебе."

"Я не могу узнать почему?" - отвечал Марк с радостным хихиканьем.

"Почему - это легко." Фальцо прервался, чтобы пнуть ногой мальчика, который недостаточно быстро отходил от скамьи. - "Брысь, проклятый, убери отсюда свою ленивую тушу, собачье дерьмо," - крикнул он и затем повернулся обратно к Марку. - "Извиняюсь за это. У раба нет выбора. Я вижу его, он мне нравится, я, предусмотрев, чтобы его владелец не возражал, трахаю его. Если мальчик свободный, то он должен выбрать меня. Он должен отдаться по доброй воле. Сейчас я увидeл тебя и подумал, что ты именно такой красивый парень, которого я могу полюбить по-настоящему. Такой хорошо выглядящий мальчик, кому я хотел бы отдать мой кинжал с серебряной рукояткой и изумрудом на ней, который царь Далмации дал мне за спасение своей жизни."

"Кинжал с серебряной рукояткой...?" - переспросил Марк.

"Да, он здесь. Хочешь посмотреть?" - Фальцо вытащил кинжал из складок своей тоги.

"Вы убили им кого-нибудь?" - изумленно спросил Марк.

Фальцо улыбнулся.

"Если твой отец даст разрешение, ты придешь ко мне в комнаты сегодня вечером? Если да, ты сможешь заиметь кинжал, и если захочешь, я также расскажу тебе эту историю."

"Да, я приду," - ответил Марк, - "благодарю Вас." В первый раз мужчина делал ему серьезное предложение, и он чувствовал себя польщенным, что этим мужчиной был Фальцо, личность безрассудной смелости.

"О, взгляните," - добавил он, - "сюда подходит мой мальчик Писклюс."

Он зачарованно смотрел, как хрупкое тело мальчика приволокли к скамье и со зверской силой опустили вниз. Горячее железо прижалось к нежному маленькому заду, и Писклюс пронзительно вскрикнул. Мужчина грубо cтащил мальчика со скамьи и швырнул его на землю.

"Писклюс," - закричал Марк. - "Сюда, мальчик. Сюда."

Мальчик, пошатываясь, поднялся на ноги. Марк шагнул вперед и обхватил руками его дрожащее тело. Писклюс запрокинул голову назад, и Марк смачно поцеловал его в губы, наслаждаясь страданием мальчика. Марку подумалось, что он почти в состоянии испытать на вкус его боль. Тонкие руки Писклюса прошли вокруг его шеи и обняли его. Марк скользнул своей правой рукой ниже спины Писклюса. Он дал ей минуту полежать на закруглении зада парнишки, затем переместил в сторону на левое бедро мальчика. Ногтем большого пальца он нашел отпечаток клейма, врезавшийся в зад его маленького раба. Он ощутил, как извивается тело мальчика в его руках, когда это действие послало свежие волны боли по его измученному телу.

Он оттолкнул Писклюса прочь.

"Поднимайся теперь в комнаты," - резко скомандовал он. - "Я собираюсь трахнуть тебя, как бы ни болела твоя задница."

"Не израсходуй сейчас всю свою энергию. Придержи кое-что для нынешнего вечера," - крикнул вослед ему Фальцо посреди взрывов смеха из мужской толпы

Глава 13

Как только Марк вернулся назад в свою комнату, он подтащил Писклюса к окну. Он так развернул все еще всхлипывающего мальчика, чтобы левый бок того был на свету. Он нетерпеливо осмотрел место, где горячее железо было прижато к боковой стороне бедра парнишки, и обратил внимание, как четко было выжжено клеймо в гладкой плоти. Марк нашел этот отпечаток, что так сурово и всецело устанавливал рабство другого мальчика, сильно возбуждающим. Это был жестокий позор, но он очень по-варварски подчеркивал выразительность ранимой красоты прелестного мальчишеского зада Писклюса.

Минуту он стоял, пожирая это глазами, очарованный таким уродством, затем упал на колени и прижался губами к подвергнутой пытке плоти. Писклюс захныкал и невольно попятился прочь. Марк схватил мальчика за талию, удерживая его на месте, в то время как его язык изучал очертания имперского орла, вытравленного на боковой стороне зада его юного раба.

Марк больше не мог сдерживаться. Он встал. Писклюс поймал взглядом поднятый член Марка. Не надо было никакого распоряжения. Он знал, что от него требуется. Он понимал также, что это будет настолько же больно, если не больнее, чем клеймение, которое он только что испытал, но его боль не имела никакого значения, когда противостояла удовольствию Марка. Пошатываясь, он проделал свой путь к кушетке. Его колени ослабели, а его ноги, кажется, были сделаны из свинца, но он знал, что у него нет выбора. Он с неохотой улегся лицом вниз, раздвинул ноги и приподнял зад, подготовившись для наслаждения своего господина. Он услыхал приближение Марка и стал хныкать в опасении.

Зрелище дрожащего мальчика, предлагающего свой болезненный, но красивый зад для его удовольствия, увеличило возбуждение Марка до уровня лихорадки. Он знал, что у мальчика не было возможности полностью восстановиться от изнасилования его отцом двумя ночами ранее. Он понимал, что чтобы быть в состоянии наслаждаться мальчиком снова, ему надо также тщательно смазать жиром свой член и дырочку мальчика. Ему однако ни разу не пришло на ум, что он должен полностью отказаться от своего удовольствия. Он покрыл кончик своего указательного пальца жиром и начал работать им в анусе Писклюса. Мальчик вскрикнул, когда Марк исследовал его больное место. Страдания Писклюса послужили, чтобы только еще более возбудить страсть старшего мальчика.

Марк был так возбужден, что муки Писклюса, хотя и были сильны, продолжались недолго.

Когда кризис прошел, Марк полежал минуту рядом с плачущим мальчиком. Затем он усeлся и проверил зад паренька. Насколько он мог увидеть, он не открыл ран вновь.

В этот момент Цоракс с Бестией вошли в комнату. Марк встал, чтобы поприветствовать отца, а Бестия поспешил к кушетке.

Бестия обхватил всхлипывающего мальчика руками, утешая его, и бросил быстрый взгляд назад над его плечом. Марку почти показалось, что в глазах Бестии будто бы был намек на осуждение. Он быстро прогнал эту мысль. Это было нелепо: раб, осмеливающийся делать заключение о его поведении.

Марк пожал плечами в своей тунике. Со двора гостиницы донесся звук мальчишеского вопля, смешанный с громким мужским смехом. Было очевидно, что клеймение продолжается. Он добрел до окна. Толпа мужчин теснилась так близко вокруг скамьи, что он не мог разглядеть ничего из собственно процесса клеймения, хотя ясно видел толпу обнаженных мальчиков, ожидающих быть заклейменными горячим железом. По возгласам мужчин и энтузиазму, с которым легионеры изводили своих юных подопечных, было ясно, что для всех, кроме несчастных рабов, событие это доставляло удовольствие. Марк подумал, что Фальцо к концу дня будет пребывать в состоянии очень большого возбуждения.

Он взял яблоко из чаши на столе и откусил от него.

"Отец," - небрежно спросил он, - "ты планируешь нам куда-нибудь пойти в этот вечер?"

Цоракс, который слышал эту интонацию голоса ранее, когда его сын что-то замышлял в уме и делал проверку, улыбнулся про себя.

"Нет," - ответил он, - "почему?"

"Хорошо, отец, ты отсутствовал вчера вечером, и я подумал, что если я тебе не нужен, не могу ли я просто пойти и повидаться с Фальцо. Он сказал, что расскажет мне о некоторых заданиях, которые он выполнял для императора."

Это должно было случиться, подумал Цоракс. Парень хорошо выглядит. Скорее статный, чем миловидный, он был именно такого рода искателем приключений, отважным мальчиком, который должен произвести впечатление на старого солдата, подобного Фальцо. И он блондин, горько размышлял Цоракс, который знал лучше, чем кто-либо, как высоко римляне ценят белокурых мальчиков.

По крайней мере, Марк имел право выбирать. Это было право, в котором было отказано ему, когда, в том же самом возрасте, его зад был зверски изнасилован. Фальцо тоже был парнем не худшего сорта, жесткий, но надежный. Он был не из того типа мужчин, которые будут умышленно отвращать мальчика от его семьи или заставлять его спрашивать о ценностях, на которых было основано его собственное состояние.

Цоракс посмотрел сквозь своего сына. Тот стоял у окна, его голова была откинута назад, солнце сверкало на его светлых волосах, его гибкое юное тело было оконтурено светом, он, кажется, был заряжен энергией. Мальчик, глядящий в будущее с энтузиазмом и надеждой. Совсем не так, как он сам в его возрасте, или как реально был сейчас внук его старого хозяина. Живущий не в надежде, а в страхе, просыпающийся каждое утро, зная, что новый день должен принести только дальнейшую тяжелую работу, унижение и боль, что являлось жизнью раба. Зная, что сопротивление или даже выказывание негодование должно повлечь жесточайшую порку, не удивительно, что мальчики были смирными и напуганными. Его сын не должен знать этого. Он должен встречаться с миром с чувством собственного достоинства и с несломленным духом.

Цоракс не выдал эти мысли, что быстро промелькнули в его уме.

"Ты думаешь, что он желает поговорить с тобой только о своей работе на императора?" - спросил он сухо.

"Нет, отец, не думаю," - Марк уставился в пол и покраснел.

"И ты все же хотешь идти?"

Марк молча кивнул.

"Очень хорошо. Есть мужчины похуже, чем Фальцо. Я хотел бы, чтобы ты произвел приятное впечатление. Тебе надо принять ванну и надеть чистую одежду. Писклюс будет тебе прислуживать, если только он на это способен."

Цоракс повернулся прочь от сына и опять оглядел комнату. Писклюс лежал ничком на полу, тихо хныча, в то время как Бестия ухаживал за его поврежденным задом.

"Подойди, маленький недоросток," - рявкнул он. - "Если ты не можешь работать, ты мне не годен. Встань на ноги, дай взглянуть, заслуживаешь ли ты, чтобы тебя держали."

Писклюс болезненно вскарабкался на ноги.

"Хорошо, подойди сюда." - Цоракс холодно наблюдал за мальчиком, когда тот ковылял к нему.

"Выглядит так, словно кладет яйцо," - заметил он, и они с Марком оба рассмеялись.

-------------------------------------------------

Марк стоял выпрямившись в ванне с теплой водой, пока Цоракс обмывал его тело внизу. Бестия стоял сбоку, держа тяжелый кувшин с горячей водой, готовый пополнить ванну до требуемого уровня. Девушка-служанка суетилась с Писклюсом возле окна. Детский ропот протеста, сопровождаемый звуком резкого шлепка и взрывом безнадежного хныканья, показывал, что дисциплина поддерживается.

Цоракс спокойно работал над телом сына. Он решил, что если парень должен оказаться в кровати, ему надо произвести хорошее впечатление. Тщательно протирая между ногами мальчика, он раздумывал, что есть все признаки, что тот должен быть ярким маленьким исполнителем, если бы не жесткий член.

"Выходи," - произнес он, помогая Марку выбраться из ванны.

Он набросил плотное полотенце на плечи сына и энергично вытер его. Он действительно очень хорошо выглядящий мальчик, подумал Цоракс: здоровые крепкие ноги, изящно сложенное тело, волосы цвета спелой пшеницы и чистая кожа, загоревшая почти до золотисто-медового цвета, за исключением его зада и паха. Он был горд своим сыном и любил его. Он решил, что инициация его сына должна быть мягкой. Парню надо многому научиться, и уроки могли оказаться суровыми для воодушевленного мальчика. Он знал, что боль неизбежна, но может быть минимизирована и стать в конце концов только ступенькой на пути к еще более сильным удовольствиям. Он был уверен, что Фальцо будет обращаться с Марком любезно, и сам сделает, что сможет, чтобы облегчить стезю мальчика.

Цоракс уселся и разостлал полотенце у себя на коленях. Мальчик был уже очень возбужден, и Цоракс не хотел пачкать свою тунику. Он протянул руки и направил Марка лицом вниз через свои колени, затем положил руку на поднятый зад мальчика, ожидая, пока Бестия принесет ему гусиный жир. Марк, не нуждаясь в подсказках, раздвинул свои ноги и поднял зад вверх. Цоракс окунул свой указательный палец в жир и нежно прошелся им по анусу Марка. Мальчик напрягся.

"Постарайся расслабиться," - мягко вымолвил Цоракс. - "Так будет легче."

Он осторожно, но твердо втолкнул свой палец в мальчика. Марк резко вздохнул, но не выказал никакого иного признака боли или нервозности, когда отцовский палец исследовал его зад. Цоракс вдавил палец поглубже в мальчика, ощутив, как сомкнулось вокруг пальца его тело. Он осознал, что возбуждается сам. Ладно, это вполне естественно, сказал он себе, мальчик не только его сын, но и сам по себе привлекателен. Он должен быть железным человеком или евнухом, чтобы обследовать такой восхитительный мальчишеский зад, не будучи им впечатленным. Он извлек свой палец, вытер его начисто о голое бедро Бестии, прежде чем приложить к нему больше жира. На этот раз он вставил два пальца, а затем три, умышленно растягивая сфинктер мальчика. Марк слегка задержал дыхание, но не выдал никакого другого знака дискомфорта, который он, по-видимому, испытывал.

Цоракс проник своими пальцами глубже в тело сына. Дыхание Марка участилось. Мышцы на его заду начали пульсировать, так как он отреагировал на отцовское щупание. Судороги стали более интенсивными и затем вдруг прекратились. Марк по-прежнему лежал через колени своего отца. Цоракс убрал свои пальцы из зада мальчика и помог ему подняться на ноги.

"Счастье, что я использовал полотенце," - заметил он, с легкостью вручая испачканную ткань Бестии.

"Это, должно быть, немного больно, Марк," - продолжал Цоракс.

"Совсем немного, отец," - ловил ртом воздух мальчик.

"Большинство мальчиков гораздо больше волнуются из-за этого, чем ты."

"Я не раб, отец," - произнес Марк сквозь стиснутые зубы. - "Я не собираюсь хныкать, стонать и выставлять себя подобно некой маленькой проститутке."

"Хорошо, мальчик." - Цораксу очевидно понравился ответ его сына. - "Теперь надень чистые тунику и набедренную повязку, и будешь готов. Ты счастливый, что такой юный. Парень твоего возраста может кончать по дюжине раз на дню и все еще иметь энергию, чтобы удовлетворить своего любовника."

"Теперь давай посмотрим, как выглядит Писклюс. Приведите ребенка, девушка."

Служанка, крепкая восемнадцатилетняя девушка-рабыня, поволокла Писклюса через комнату к Цораксу. Румяна были наложены на его соски, щеки и губы, тогда как веки мальчика были закрашены черным, а его ресницы затемнены тушью. Единственная вещь, которая не давала ему выглядеть похожим на грубо окрашенную детскую куклу, была его пенисным кольцом, которое отделяло его крошечные яички и член от тела, заставляя их неестественно выступать. Писклюс стоял перед Цораксом со склоненной головой, выглядя совершенно несчастным. Мужчина установил руку под подбородок мальчика, запрокинул ему голову назад и увидeл, что тушь и глазные тени пошли темными разводами по его щекам, там где текли слезы.

Цоракс прожестикулировал девушке, которая передала ему кусок влажной ткани.

"Отчего он нервничал?" - спросил ее Цоракс, стерев темные пятна со щек Писклюса.

"Он не хотел быть накрашенным, господин," - злорадно ответила девушка. - "Он сказал, что он мальчик, а мальчики не красятся."

Цоракс рассмеялся.

"Хорошо, хорошо," - произнес он, затем, все еще посмеиваясь, наклонился вперед и взял яички мальчика, размером не более, чем пара виноградин, большим и указательным пальцами, - "маленький предмет гордости, а? Мы скоро ими займемся."

Он мягко сжал их, и Писклюс захныкал.

"Слушай, проститутка," - прохрипел он. - "Чего ты хочешь - не имеет никакого значения. Ты значишь не больше, чем кусок собачьего дерьма. Ты делаешь, что говорит твой хозяин, и не споришь. Никогда."

Он сильнее сжал в своей хватке яички ребенка...

"Ты понял, мальчик?"

"Господин, да, господин," - зарыдал Писклюс.

"Если я хочу, чтобы ты был девочкой, ты должен стать девочкой. У меня есть полезная мысль лишить их тебя сейчас." Он сжимал и выкручивал. Писклюс выл от мучения.

"Но в данный момент я просто собираюсь убедить тебя не забываться. Повернись кругом и захвати свои щиколотки."

Цоракс встал.

"Принеси мне прут," - сказал он ухмыляющейся девушке.

Он заботливо отмерил расстояние между себой и голым дрожащим задом мальчика, поднял прут над головой и, свистнув в воздухе, обрушил его вниз, целясь не в беззащитную задницу мальчика, а в землю за ней. Когда дерево столкнулось с обнаженной плотью, послышался треск, и всхлипывание Писклюса возросло до пронзительного вопля от боли. Еще дважды Цоракс наносил опаляющие удары по трепещущему заду Писклюса.

"Повернись направо и встань лицом ко мне."

"Скажи мне, мальчик, кто ты такой?"

Писклюс колебался. Это не было упрямством или ложной гордостью. Он просто не был уверен, какой ответ правильный... потаскушка?... свиное дерьмо?... шлюха?... проститутка? и если он неверно угадает...

"Свиное дерьмо, мальчик..." - трах, прут нанес ему жалящий удар по передней стороне голеней. - "Свиное дерьмо, и ты не забывай это. Кто ты такой?"

"Свиное дерьмо, господин."

"Да, и потаскушка," - трах, другой удар по голеням, - "и шлюха," - трах, - "и проститутка," - трах.

Последний удар Цоракс нанес по передней стороне бедер мальчика, оставив алый рубец на гладкой обнаженной плоти.

"Теперь я хочу услышать, как ты благодаришь девушку за то, что она сделала тебя приятно выглядящим. Подойди, мальчик, и произнеси громко."

"Благодарю Вас, госпожа, что сделали меня приятно выглядящим," - сумел выдохнуть Писклюс между всхлипами.

"Хорошо, а для нее нет ничего хорошего получать из-за тебя все неприятности, что ты стоял тут плача. Ты - проститутка, ты загримирован, как проститутка, и подобно проститутке ты должен стараться привлекать мужчин. Улыбайся, мальчик."

Цоракс угрожающе поднял прут. Писклюс ужаснулся, растянул губы в страшненькую имитацию улыбки, в то время как слезы все еще текли вниз по его щекам и худенькой груди с непристойно накрашенными сосками, вздымавшейся при всхлипах.

"Так лучше," - произнес Цоракс.

"Сегодня вечером," - продолжал Цоракс, стирая во время разговора сопли с носа мальчика, - "ты должен прислуживать своему господину, пока он посещает своего любовника. Это не так, как с тобой, когда не имеет значения, как сильно поврежден или разорван твой зад, если ты доставил удовольствие твоему господину. Будет ли у него повреждение - это суть дела, и твоя работа - смотреть, чтобы у него этого не было. Когда мужчина скажет тебе, или когда ты увидишь такую возможность, ты должен смазать жиром его член. Ты не должен целовать его, или лизать, или что-нибудь еще, кроме того, что смазать его жиром. Этот член - для твоего господина. Ты понял?"

"Да, господин."

"Хорошо, я надеюсь, что ты сделаешь это ради себя самого, поскольку если Марк возвратится с болезненным задом, я собираюсь порвать твою кожу прутом."

"Марк, я вполне серьезно. Мы отправляемся завтра в Лондон, это более шестидесяти миль отсюда, и у нас есть только два дня на поездку. Ты поедешь верхом, ты же не хочешь отправляться с болезненным задом, и ты же не хочешь также отправляться обессиленным, поэтому будь благоразумным сегодня вечером."

"Да отец," - бодро ответил Марк и затем добавил: "Как насчет Писклюса и Бестии?"

"Как насчет них... Ох, они пойдут пешком и также будут нести груз. Мы слишком мягко с ними обходились до нынешнего времени. Следующие несколько дней они должны будут отработать свое содержание. Не беспокойся, они хорошо справятся с путешествием. Их ходьбу будет обеспечивать хлыст."

***

Холодный ветер порывами дул во дворе гостиницы, когда Марк с Писклюсом совершали свой путь в комнату Фальцо. По небу мчались тяжелые облака, предупреждая о наступлении плохой погоды.

Комната, куда они добрались, была теплой и светлой. Хотя все еще стояло лето, в камине ярко горел огонь, и восковые свечи распространяли мягкий свет, облегчающий мрачное впечатление от грозящей непогоды.

Фальцо вышел встречать Марка к дверям, провел его к кушетке перед огнем и уселся рядом, приблизившись, но не тесно, к пареньку.

"Ты привел с собой своего мальчика," - заметил Фальцо, - "возможно, он мог бы подать нам вино."

Писклюс поспешил к столу в углу комнаты, где, он видел, заранее были расставлены еда и напитки. Там стоял большой кувшин сладкого белого вина из Трэки, которое, как верно предполагал Фальцо, было больше во вкусе его юного гостя, чем темно-красное Фалернское, что любил он сам. Единственным сосудом для питья был серебряный бокал с выгравированной сценой, где сатиры развлекались с красивыми мальчиками. Писклюс наполнил его и, отнеся к кушетке, встал на колени, передав его Фальцо. Затем он вернулся за подносом с едой, где среди других лакомств были миндаль в меду и маринованные языки жаворонков.

"Не старайся встать с этим на колени," - поспешно произнес Фальцо, когда Писклюс достиг кушетки. - "Тебе будет слишком тяжело его удерживать. Просто стой с ним перед нами."

Он убрал свою руку из-за спинки кушетки, где держал ее, когда наклонился вперед, удерживая бокал у губ Марка, чтобы тот мог отведать вина. Он обратил внимание на свежую отметину клейма сбоку на бедре Писклюса.

"Хорошое ясное клеймо," - сказал он, прикоснувшись к нему. - "Мы теперь достаточно умелы в этом. Из-за избытка практики, я полагаю."

"Оно все еще болит?" - спросил он, так как Писклюс беспокойно шевельнулся, когда кончики пальцев Фальцо отследили контур клейма на плоти мальчика.

"Да, господин."

"Ладно, боль постепенно исчезнет, хотя клеймо - никогда. Все же, я думаю, оно лучше оттеняет линии твоего зада, чем что-либо еще."

"Оно показывает, что он - раб и всегда им будет," - вставил Марк, которому не слишком понравилось внимание, что мужчина проявил к Писклюсу.

"Да," - произнес Фальцо, спешно уловив острые нотки в голосе своего юного гостя, - "и раб полезен, чтобы дать тебе облегчение, если ты чувствуешь у себя стояк, но что это. Они хороши при трахании и ничего более. Если ты решил, что хочешь трахнуть этого мальчика, то он должен дать тебе провести время настолько хорошо, насколько сможет, и затем, если ты дашь его мне, он обязан сделать то же и для меня. Но от мальчика, которого люблю, я хочу большего."

"Я хочу иметь возможность поговорить с тобой, чтобы рассказать тебе о жизни, и выслушать твои стремления и планы, и посоветовать тебе."

"Если я спрошу эту маленькую проститутку, чего он желает, то он не сможет мне ответить, или все, что он скажет - доброго хозяина или достаточно еды. У него не может быть настоящих стремлений, как у тебя, чтобы быть великим солдатом и завоевывать новые провинции для императора или стать великим оратором и заседать в сенате."

"Я не хочу быть оратором и не хочу также быть генералом," - вставил Марк, которому надоел этот монолог. - "Я хочу быть моряком."

"Что, и очищать моря от пиратов?" - спросил Фальцо со снисходительной улыбкой.

"Нет, я хочу далеко путешествовать, дальше, чем кто-либо до нынешнего времени. Я хочу узнать, что там."

"Очень немного, я должен предполагать," - сухо произнес Фальцо. - "На западе - только серое море в конце мира, на севере - земля постоянного льда и снега, а на юге - пустыни Африки. Мы знаем, что есть люди на востоке, потому что торгуем с ними, но едва ли ты сможешь плавать по сухой земле."

"Мы не знаем, что на юге. Мой отец однажды взял меня в путешествие вдоль берега Африки, тот весь был пустынным, это длилось и длилось, и мы повернули обратно. Мы не знаем, лежит ли вообще что за ним, но люди приходят в Ливию с юга, чтобы торговать с нами, и они доставляют золото и рабов, так что там должно что-то быть. И люди прибывают с востока к Понту со специями и шелками, мой отец торгует с ними, и он говорил мне, что они рассказывают о больших империях там, таких же богатых и сильных, как Рим, а также о больших морях. Думаю, что море есть одно, и Вы могли бы торговать вокруг Африки с Востоком."

"Хорошо, допустим," - произнес Фальцо со смехом. - "Какая будет польза от того, чтобы узнать это? Мы торгуем с Востоком. Мы получаем от них то, что нам нужно, без хлопот от плаваний туда..."

"Но там может быть много больше, и я хотел бы это выяснить. И Вы говорите, что ничего нет на западе, но... но я был с моим отцом далеко на севере, и там мне показали небольшую лодку, не похожую ни на что, что Вы когда-либо видeли. Она острая с обеих концов и сделана из кожи, и мне сказали, что она была пригнана туда с запада бушевавшим в течение десяти дней сильным штормом со странным человеком на борту, также одетым в кожу. Когда мы туда прибыли, человек умер, но у них все еще была лодка, и они показали мне ее. Этот человек, по-видимому, должен был откуда-то взяться... и... и я хочу узнать - откуда."

Марк в горячности повернул свое лицо к Фальцо. Мальчик заглядывал ему в глаза. Энтузиазм преобразил его из довольно избалованного высокомерного юнца в нечто гораздо более привлекательное. Фальцо не смог противостоять искушению. Он нагнулся вперед, их губы встретились, и он проскользнул своим языком в рот Марка. Фальцо положил свою руку на внутреннюю сторону бедра мальчика и стал медленно перемещать ее вверх. Он мог не интересоваться исследованием мира, но тело Марка - это было другое дело.

Глава 14

На следующее утро холодный ветер, дувший в прошлый вечер, пригнал сильный дождь. Писклюс с Бестией секунду или две колебались на нижней площадке лестницы, прежде чем отважиться выйти во двор гостиницы. Затем, помня о наказании, угрожавшем им, если они задержатся, они помчались по омываемым потоками камням к открытым двойным дверям конюшни.

Писклюс проскользнул в двери и встал, нервно мигая. Это был момент, которого он страшился все время своего пребывания в гостинице. Помнит ли его конюх, и будет ли тот, как предсказывал, пытаться сейчас выполнить свою угрозу изнасиловать его, когда он вернется в конюшню?

Внутри строения было темно, и мгновение Писклюс ничего не мог рассмотреть. Затем, держась у свободного стойла справа от двери, он увидeл мужчину. Одетый только в полоску ткани, намотанную вокруг его талии, с бочкообразным торсом, кривыми ногами и держащий вилы, он выглядел для испуганного мальчика как некий получеловек-получудовище.

"Хорошо," - искоса взглянул мужчина, - "ты вернулся ко мне, мой хорошенький маленький друг, и все так же обнаженный, именно такой, каким я хочу тебя."

"Пожалуйста," - попросил в ответ Писклюс, отодвигаясь от угрожающей фигуры, - "мы посланы подготовить животных для наших господ, которые сегодня уезжают. Если мы не сделаем этого прямо сейчас, они, без сомнения, побьют нас."

"Вы сможете взять животных, мой дорогой, и я также помогу вам оседлать их, но сначала я поимею твой зад."

Мужчина положил вилы и прыгнул к Писклюсу, который метнулся в сторону.

"Мой зад весь изранен. Пожалуйста, не делайте это со мной," - попросил Писклюс. Действительно, если бы его зад был в лучшем состоянии, он достаточно охотно подчинился бы похоти мужчины. Быть трахнутым мужчиной стало бы невысокой платой за быструю подготовку лошадей и избежание порки. Нескольких дней грубого обращения со стороны Марка было достаточно, чтобы убедить его в этом. Однако его зад был все еще очень болезненным вследствие изнасилования его Цораксом, и он помнил, как больно было ощущать в себе даже мальчишеский член Марка. Насколько больнее было бы от члена конюха, особенно если тот окажется пропорционален остальным частям тела мужчины.

"Меня не заботит, насколько он изранен... Я должен поиметь его раньше, чем вы сможете получить лошадей."

Конюх двинулся по направлению к Писклюсу, который отступал прочь от него.

"Почему бы Вам не поиметь взамен меня," - предложил Бестия, перемещаясь вперед внутрь конюшни, так чтобы мужчина мог его увидеть. - "Я дам Вам по-настоящему хорошо провести время."

Мужчина оглядел другого мальчика и минуту стоял, размышляя, склонив голову на бок. Писклюс воспользовался случаем, чтобы скрыться от него. Незамеченный мужчиной, он подобрал вилы.

"Нет," - произнес мужчина. - "Нет, мне нравятся младшие, чем ты. Я буду иметь моего темноволосого маленького красавчика. Теперь подойди, мальчик, чем больше ты сопротивляешься траханию, тем труднее это для тебя будет."

Он повернулся обратно к Писклюсу и увидeл, что мальчик присел перед ним, нацелив вилы ему в живот.

"Ох, нет, мой маленький милый удалец," - зловеще вымолвил он. - "Ты не сможешь испугать меня подобным образом. У маленькой проститутки, вроде тебя, не найдется мужества использовать это."

Он шагнул вперед. Писклюс, понимая, что не сможет заставить себя вогнать зубцы в кишки человека, поднял вилы. В то же мгновение Бестия, отчаянно защищая младшего мальчика, схватил с пола ведро и ринулся к мужчине. Он взмахнул ведром высоко в воздух и с треском опустил его на затылок конюха. Мужчина пошатнулся вперед, и один из зубцов вонзился в его горло. Он издал странный приглушенный звук и поднял руки к своей шее. Темная кровь хлынула сквозь его пальцы, и он тяжело свалился на пол.

"Я не намеревался делать это," - открыл рот Писклюс и начал плакать.

"Как ты думаешь, он был свободным?" - испуганным голосом спросил Бестия.

Писклюс перестал плакать, и двое мальчиков минуту стояли в безмолвном ужасе. Они оба знали, что если мужчина был свободным, их ничто не спасет. Ни их юность, ни тот факт, что произошедшее было несчастным случаем, ни то, что мужчина был виновником инцидента. Если им посчастливится, они могут умереть во время предварительной порки, или солдаты могут оказаться милосердными и потихоньку убить их, когда станет известно, что произошло, в противном случае они должны будут днями висеть на гвоздях, пробитых через их ладони и щиколотки, пока смерть не принесет им облегчения.

"Нет, я уверен, он не мог им быть," - прошептал Писклюс. - "Не в той манере он был одет и не ту работу выполнял."

"Мы, тем не менее, должны быть страшно выпороты," - сказал Бестия.

"Это - моя вина. Я скажу, что сделал это. Нет оснований, почему мы двое должны оказаться с окровавленными спинами..." - Писклюс отчаянно старался казаться храбрым, но его голос дрожал.

"Я полагаю, мы оба будем выпороты, что бы ты не сказал." - Бестия казался лишь чуть менее испуганным, чем младший мальчик. - "Помоги мне, и мы оттащим его в угол и прикроем его тело соломой. Мы вскоре будем далеко отсюда, и когда они найдут его тело, то не будут знать, где мы находимся, и может быть они даже не решат, что это сделали мы."

Двое обнаженных мальчиков ухватили мужчину за щиколотки и попытались отволочь его в темный угол конюшни. Тело было тяжелым, а кровь сделала вымощенный плитами пол скользким. Они обнаружили, что легче двигать тело, перекатывая его. Пока они это делали, с его поясницы съехала ткань. Писклюс поймал взглядом стержень из мертвого мяса, болтающийся между ногами трупа, и ощутил благодарность, что был избавлен от такого огромного члена в своей все еще болезненной заднице.

Наконец, двое мальчиков доставили тело за одно из свободных стойл. Они лихорадочно поработали, чтобы прикрыть его соломой. Затем они поняли, что кровь мужчины запачкала их собственные тела. Они отчаянно терли друг друга горстями сена, стараясь счистить предательские пятна со своих обнаженных конечностей. Под конец Бестия опрокинул на пол несколько ведер с холодной водой, смывая прочь самые худшие следы крови.

"Здесь достаточно темно," - сказал Бестия, оглянувшись вокруг. - "Немного удачи, и никто не обратит никакого внимания, что что-нибудь не так. Идем, нам лучше подготовить животных, или наши задницы нагреют за медлительность."

Лихорадочно работая, мальчики водрузили седла на лошадей Цоракса и Марка и уздечку на мула. Набросив, как их проинструктировали, мешки на спины лошади и пони, чтобы защитить их от дождя, они вывели животных во двор. Они стреножили им ноги, подведя их шагом к комнатам своих господ, и заколебались, не зная, что делать дальше. Пока он стоял, и холодный дождь бежал вниз по его обнаженному телу, Писклюсу захотелось, чтобы у кого-то возникла мысль обеспечить для мальчиков-рабов какую-нибудь защиту от стихии, так же как и для животных.

Церес выбежал к ним из кухни. Он скрывал что-то за спиной.

"Я стащил это для вас двоих," - произнес он запыхавшись, предъявляя баранью кость. - "На ней все еще остается немного мяса, и ей только пара дней. Спрячьте ее пока под одним из мешков. Быстрее, если кто-то увидит меня с ней, я получу порку. И я должен помочь вам загрузить животных."

Cледующие полчаса три мальчика занимались вытаскиванием багажа во двор и погрузкой его на мула. Пока это не было сделано, Цоракс с Марком очень благоразумно оставались в сухости и только затем вышли. Чтобы защититься от дождя и холода, они набросили на плечи овечьи шкуры.

Цоракс осмотрел мула и затем повернулся, чтобы взглянуть на трех обнаженных дрожащих мальчиков.

"Вы рассчитываете, что эта бедная тварь понесет весь этот багаж, ленивые маленькие животные. Он сломает ей спину, и это будет стоить больше, чем обойдется заменить всех вас троих. Настало время, Писклюс и Бестия, чтобы вы действительно выполнили некую работу. Подойдите, чтобы получить большую часть того, что нагрузили на мула, на свои собственные спины."

Под надзором Цоракса узел за узлом были сняты с мула и нагружены на спины двух мальчиков. Даже раньше, чем они начали свой марш, Писклюс почувствовал, что веревка, удерживающая его ношу на месте, натирает ему плечи. Он мог бы сказать, что и Бестия был не в лучшем положении, судя по тому, что мальчик шатался под своим грузом. Цоракс разместил двух мальчиков так, чтобы Писклюс стоял позади Бестии. Затем он связал их веревкой вместе за их ошейники и понес веревку вперед к мулу.

"А они утащат подобный груз, отец? - спросил Марк и добавил, показывая, что его беспокоит практичность поездки, а не хорошо ли будет мальчикам: "Будет неудобно перекладывать их груз, если отродья не смогут продолжать идти."

"Они будут продолжать идти," - зловеще ответил Цоракс и передал Марку хлыст для лошадей. - "Это будет твоей работой - обеспечивать их движение. При любом признаке замедления дай им его отведать. Это поразительно, как далеко они пронесут эти ноши при поддержке их бичом."

Цоракс подобрал поводья мула, вскочил на спину своей лошади и пришпорил каблуками бока животного. Марк щелкнул своим хлыстом, нанеся Писклюсу болезненный удар по его голому заду. Мальчик взвизгнул и двинулся вперед. Долгое путешествие в Лондон началось.

Цоракс двигался размеренным шагом, но этот темп его лошадь поддерживала милю за милей. Двое мальчиков утомленно брели за ним, их спины и ноги болели от напряжения нести груз, точно такой же большой, как на вьючных животных вроде мула, к которому они были привязаны. Дорога была мокрой, и проезжающие всадники и повозки обдавали их водой. Вскоре их ноги и бока были забрызганы грязью. Они шли на пределе своих сил, но продолжать идти их заставлял наносимый без малейших колебаний или запинки жестокий удар бичом по голой ноге или плечу. Час за часом они брели вперед с согнутыми спинами, ощущая только дорогу под ногами, холодный дождь и растущее изнеможение, безжалостно подгоняемые Марком и его жестоким хлыстом.

Наконец Цоракс отпустил поводья своей лошади. Ноши были сняты с ободранных плечей двух мальчиков. Двое мальчика остались на улице, присев в укрытии у стены рядом с животными и прижавшись друг к другу для тепла, в то время как Марк с Цораксом вошли в гостиницу в поисках пищи.

Через минуту или две Бестия осторожно переместился к мулу и вытащил баранью кость из того места, где он спрятал ее среди узлов на спине у животного. Он уселся обратно на корточки и оторвал от нее кусок мяса. Размеренно жуя, он передал кость Писклюсу. Мальчики не разговаривали друг с другом. Да и что им было говорить?

Мужчины входили и выходили из гостиницы. Один или двое оценивающе взглянули на них, но быстро отвели глаза. Озябшие, мокрые и грязные, они были жалко выглядящей парой.

Вскоре кость была обглодана дочиста. Они все еще были голодны, но несмотря на это обстоятельство, дождь и холод, были так изнурены, что заснули.

Они были разбужены резкими ударами по ребрам. Затем они еще раз были подняты на ноги и, утомленно шатаясь, пошли за Цораксом и мулом, понуждаемые частыми щелчками хлыста.

Писклюс немногое мог вспомнить о марше. Только боль и усталость. Он не видeл страны вокруг себя или других путешествующих по дороге. Все, что он видeл, была дорога на несколько футов впереди него и тыльная сторона голых ног Бестии, когда они брели вперед.

В эту ночь они разделили с животными конюшню при гостинице в десяти милях от Лондона со стороны Челмсфорда. Один из конюхов пожалел их и выпросил для них на кухне чашку жидкой каши, но хоть и голодные, как собаки, они свалились в сон, пока ели ее.

Они закончили половину путешествия. Цоракс заметил сыну, когда они поднялись в свои комнаты, что мальчикам посчастливилось. У них есть кров и сухая солома, чтобы лежать на ней.

***

Марк, несмотря на свою овчину, продрог во время поездки. Его отец увидел это и распорядился, чтобы для того приготовили ванну. Цоракс осмотрел своего сына, когда тот разделся. Насколько он мог видеть, от любви, которую тот имел с Фальцо предшествующей ночью, не было никакого ущерба. Он сидeл рядом с ванной, наблюдая, как две хихикающие девушки-рабыни льют парящую воду на обнаженную спину и грудь его сына. Девушки явно нашли мальчика красивым, и Марк, как мог видеть Цоракс по отвердению его маленького члена, наслаждался девичьим вниманием. Это его обрадовало. Чем больше удовольствий в жизни может оценить мальчик, тем лучше для него.

Цоракс окунул руку в теплую воду ванны. Ему, как и Марку, все еще было холодно от поездки. Тыльная сторона его руки коснулась боковой стороны бедра мальчика. Марк поднял на него глаза и улыбнулся. Цоракс решил, что его сыну следует отложить на минуту переживание нового удовольствия, и подал знак двум рабыням. С небольшими вздохами притворного разочарования они поспешили из комнаты.

"Фальцо не причинил тебе боли вчера вечером?" - поинтересовался Цоракс.

"Ладно, только немного в начале, отец, но затем все было хорошо."

"Хорошо?" - шутливо произнес Цоракс. Он так переместил свою руку, чтобы она лежала на внутренней стороне бедра его сына.

"Абсолютно, это было очень хорошо, отец. Одна из приятнейших вещей, которые мне когда-либо делали. Он был во мне так глубоко, насколько мог пройти. Я мог ощущать его пах, прижимающийся к моему заду, и его член взорвался прямо внутри меня. Это было, как если бы его член надавил на мой живот. Сначала действительно было весьма больно, но это того стоило."

"Тебе было больно сегодня утром, Марк?" - Цоракс начал медленно скользить рукой вверх по бедру Марка...

"Совсем чуточку, отец, но не слишком плохо. Не настолько плохо, чтобы заставить меня ощутить, что оно того не стоило." - Марк поежился, давая оценку.

"Ты видeл меня в банях," - заметил Цоракс. - "У Фальцо такой же размер, как у меня?" Рука Цоракса была теперь на месте соединения ног мальчика. Он слегка подвинул свой большой палец, так чтобы тот ласкал яички паренька.

"У него немного меньше, отец, но... но... но если ты хочешь трахнуть меня, я уверен, что мог бы тебе дать." Последняя часть предложения была выпалена в спешке, задыхаясь от волнения.

Цоракс подался вперед и нежно поцеловал Марка в лоб. Затем он подхватил сына под руки и поднял мальчика, с которого капала вода, из ванны на свое колено. Марк почувствовал отцовский член, крепко прижавшийся к его голой заднице через шероховатую материю туники отца. Он развернулся вокруг и обнял руками шею мужчины. Цоракс крепко поцеловал мальчика в губы. Язык Цоракса минуту изучал рот мальчика. Затем он поставил ребенка на ноги, встал сам и стянул через голову свою тунику. Он увидeл, что Марк пристально смотрит на него с выражением смеси изумления и опасения на лице, глаза мальчика зафиксировались на его набухшем члене.

"Ты уверен, что сможешь справиться с этим?" - снова спросил Цоракс.

Ничего не сказав, Марк просто кивнул.

Цоракс стал рыться в своем багаже, пока не нашел банку с жиром. Вернувшись на свой стул, он еще раз протянул руки к Марку. Мальчик улегся на отцовские колени. Цоракс ощутил у своих голых бедер твердый маленький член парнишки. Он развернул Марка так, чтобы его собственный член, который был полностью эрегирован, оставался сбоку от зада мальчика. Окунув свой указательный палец в банку, Цоракс начал размазывать жир по анусу Марка. Он заметил, что не было никаких признаков разрыва или болезненности, и подумал, что Фальцо и в самом деле был очень мягок в осуществлении своей любви. Он втолкнул свой палец в тело Марка. На этот раз был только кратчайший момент сопротивления, и затем мальчик расслабился. Цоракс продвинулся за сфинктер, и плоть мальчика сомкнулась вокруг его пальца, кажется, чтобы попытаться втянуть его еще дальше в свое тело.

Цоракс почувствовал, что мальчишеский член начинает неистово пульсировать. Он стал высвобождать свой палец из тела мальчика. Одновременно он сильно нажал указательным пальцем левой руки тело мальчика сразу за его яичками и подержал палец там, пока мальчишеский член, лишенный притока крови, не стал смягчаться. Марк издал тихий стон. Цоракс дал парнишке полежать минуту спокойно на своем колене, сам же мягко поглаживал восхитительный мальчишеский зад, так соблазнительно выставленный для его руки и глаз.

Марк минуту отдыхал, наслаждаясь ощущением отцовской руки, ласкающей его зад, и испытывая странное, но глубоко приятное чувство удовлетворенности. Он чувствовал кровь, пульсирующую в твердом отцовском члене, когда тот прижимался сбоку к его собственному заду. Марк соскользнул на пол в ноги отца и, взяв в руку банку с мазью, начал смазывать жиром член мужчины.

Цоракс смотрел вниз на белокурую голову своего сына, склоненную над его пахом, в то время как проворные пальцы мальчика массировали его член. Лицо мальчика было озабоченным, его губы слегка раздвинулись, казалось, он весь был сосредоточен на том, чтобы помочь увеличить страсть отца. Он наклонился вперед, прикоснувшись губами к кончику члена Цоракса, и пробежался языком вдоль щели на этом кончике. Тело Цоракса вздрогнуло в предвкушении наступления удовольствия.

Марк поднялся и, взяв отца за руку, провел его на кушетку. Он двинулся, чтобы лечь вниз лицом, но отец, взяв его за плечи, развернул его и надавил на него вниз, чтобы он на нее усeлся. Мужчина схватил его под колени и опрокинул, так чтобы он упал на спину, а его зад был поднят и подготовлен для члена. Цоракс надавил вниз, отведя колени мальчика назад, так чтобы они лежали на кушетке с обеих сторон от его головы. Марк был прижат к месту отцовским весом, чувствуя, как мужской член вдавливается в его дырочку. Цоракс толкнулся вперед. Марк, когда его пронзила боль, прикусил губу, чтобы сдержать крик. Это было значительно хуже, чем все, что он испытал с Фальцо. Но затем он с гордостью подумал: "Член моего отца гораздо больше и здоровее, чем даже у того мужчины."

Марк не кричал, но слезы бежали из его глаз и стекали вниз по лицу. Цоракс увидeл их и был тронут. Он поцеловал сына, ощутив на вкус соль мальчишеских слез. Марк был слишком гордым, чтобы кричать, но глаза выдавали его страдание.

Цоракс не хотел причинять боль сыну, но его страсть была слишком сильна для него. Он опять толкнулся вниз, свирепо вгоняя свой член в мальчика. Марк чувствовал сильную боль, но также, как и с Фальцо, глубокое удовольствие, которое сглаживало неистовую боль в его заду. Толчки Цоракса были так сильны, что он двигал тело мальчика по кушетке. Он потянул свой член назад, почти его вынув. Марк обеими руками ухватился за стороны кушетки и потянул себя вперед, в то время как Цоракс швырнул себя вниз снова, еще раз насадив тяжело дышащего мальчика на свой гигантский член. Потный, стонущий Марк был вновь заполнен страстным любовным действием своего отца. Наконец, Цоракс вогнал свой член в тело мальчика на полную длину и задержал его там. Марк почувствовал, что мужчина проник глубоко в него.

Они полежали так минуту, и затем Цоракс извлек свой член. Взглянув вниз, он увидeл, что член был запачкан несколькими пятнышками крови, смешанной с калом. Если бы Марк был рабом, он заставил бы того вылизать его член дочиста, и на самом деле Марк в этот момент восхитительной капитуляции не имел бы даже мысли протестовать, если бы отец потребовал это от него, вместо этого Цоракс, чтобы вымыть член, использовал воду из ванны.

Он повернулся обратно, чтобы позаботиться о своем сыне. Марк, однако, опять был на ногах. Мальчик смахнул пальцами слезы с глаз и улыбнулся.

"Я все хорошо сделал, отец?" - спросил он с нетерпением.

Цоракс не ответил ему, но нежно поцеловал в губы. ***

Когда Цоракс с Марком на следующее утро вышли во двор гостиницы, они обнаружили, что дождь за ночь прошел. По-прежнему дул холодный ветер, но небеса были чисты, и солнце ярко сияло.

Конюхи уже подготовили для них животных. Писклюс с Бестией сидели на земле на корточках рядом со своими ношами, уже привязанные веревкой к мулу за их ошейники. Они выглядели крайне жалко, их плечи кровоточили от веревок, удерживающих на месте их груз, а тела их несли многочисленные синевато-багровые рубцы, оставленные хлыстом. Они даже не подняли глаз, когда подошли Марк со своим отцом. Они, кажется, были изнурены даже до начала дневного путешествия.

"Поднимайтесь, ленивые маленькие негодяи," - крикнул Цоракс, злобно пиная их по ногам.

"Подойди, Марк," - продолжил он более спокойно. - "Помоги мне загрузить их. У нас нет свободного времени, мы должны застать послеполуденный прилив. Тебе придется усердно погонять их сегодня. Не жалей хлыста."

Глава 15

Марк притулился у борта судна, ощущая своей спиной солнечное тепло. Густой запах сосновых деревьев из близлежащего леса висел в горячем южном воздухе. Суета небольшой гавани порта Контри стихла, когда его население устроило свою полуденную сиесту. Как только город проснется снова, и они закончат пополнять свои запасы воды и пищи для долгого рейса через Бискайский залив, они должны отплыть.

Они прибыли в Лондон как раз во-время, чтобы застать судно до его отплытия из порта на спаде прилива. Забрызганные грязью мальчики-рабы с порезанными и кровоточащими с дороги ступнями и голенями, чьи последние запасы сил были выжаты из их измученных тел бичом, подошли, шатаясь, к причалу, когда были сброшены причальные канаты. Времени перед отплытием судна хватало, только чтобы закинуть мальчиков и их ноши на палубу и передать животных на попечение управляющему Цоракса в Лондоне.

В дальнейшем путешествие было неторопливым. Корабль был большим грузовым судном. Оно было глубоко загружено и первоначально мощно плыло, но хотя и имело весла для маневрирования в порту или в прибрежных водах, его скорость определялась направлением и силой ветра. Поскольку их отправление из Лондона было легким и благоприятным, их путешествие было необременительным. Теперь экипаж судна, как и люди в городе, спал.

Марк оглянулся назад, где лежал его отец, дремлющий на матрасе на корме под навесом, воздвигнутым, чтобы заслонить его от солнца. Цоракс принял со спокойствием, фактически почти с радостью, то замедление скорости, которое навязало им это морское путешествие. Его отец, подумал Марк, всегда был менее напряженным и пребывающим в согласии с собой в море, чем на суше.

Его глаза перешли от Цоракса на то место, где Писклюс с Бестией сидели вместе на корточках в тени палубной надстройки. Неделя, которую длилось пока их путешествие, сильно изменила их внешний вид. Отдых и достаток пищи вновь позволили их телам поправиться и придали здоровый блеск их коже. Их юная плоть вскоре зажила, и следы от хлыста выцвели. В отсутствие всякой одежды солнце и ветер покрыли их тела загаром, Писклюс стал теперь темно-коричневым, тогда как Бестия со своими белокурыми волосами был светло-золотого цвета. Марк удивлялся, как быстро оправились двое мальчиков. Он обратил внимание, что они даже сейчас не спали, а играли вместе в простую игру, сутью которой, кажется, было догадаться, выставит ли ваш соперник свою руку сжатой в кулак или раскрытой.

Он действительно намекнул своему отцу, что мальчики слишком легко проводят время. Цоракс ответил, что в данный момент он посчитал бы, что во всей империи нет более послушных маленьких, и что у них есть средства, чтобы быстро привести их в порядок, когда возникнет необходимость. Марк и в самом деле должен был согласиться, что однажды Писклюса уже призвали к порядку, и было бы желательным дать ему возможность восстановиться от сурового испытания пути к Лондону, чтобы он стал таким же предупредительным и живым мальчиком, каким мог быть. Нельзя сказать, чтобы Марк упускал возможность дать пареньку один или два удара прутом по его плотному маленькому заду, но это больше потому, что ему нравилось заставлять мальчика взвизгнуть, чем по какой-либо реальной необходимости наказать его.

Мысль о пруте, щелкающем по приятной заднице Писклюса, возбудила его, и он был близок к тому, чтобы поманить мальчика к себе, когда уголком глаза он уловил движение на противоположной пустынной стороне причала. Он повернулся и увидeл приближающегося мужчину, сопровождаемого обнаженным мальчиком-рабом, несущим на спине груз. За исключением того, что это был час сиесты, в этом не было ничего странного. Подобные картины были достаточно распространены и обычно лишь тогда заслуживали второго взгляда, если мальчик был необыкновенно привлекателен. Что было необычно, так это цвет, или точнее цвета мальчишеской кожи, которая не была белой, или коричневой, или черной, но многоцветной. Красный, зеленый, синий, желтый, оранжевый - тело паренька, казалось, было расцвечено всеми цветами радуги. Марк прежде никогда не видeл чего-либо подобного. Он наклонился вперед в попытке разглядеть поближе, но двое, мужчина и ярко раскрашенный мальчик, теперь скрылись от его взора под бортом судна. Он услышал звук голоса незнакомого мужчины, задающего вопрос, и грубый голос отвечающего шкипера.

Минутой или двумя позже раздались звуки шагов по сходному трапу, и показался сам шкипер. Цоракс, щурясь, открыл глаза, поднял голову и вопрошающе взглянул на него.

"Извините меня, господин," - почтительно сказал шкипер Цораксу, владельцу судна. - "Здесь есть человек, ищущий рейс на Рим для себя и своего мальчика. У Вас не будет никаких возражений, если мы выделим им место? Они станут спать на палубе, так что будут стеснять Вас только в течение дня. Мужчина, кажется, приличный мастер в своем ремесле."

"Я предпочту охарактеризовать себя, господин, скорее как художника, а не ремесленника," - произнес новый голос, вкрадчивый и слегка елейный. Затем говоривший показался, встав рядом с капитаном, улыбаясь и низко кланяясь Цораксу. - "Художник, чей холст - человеческое тело. Если я смогу иметь честь показать Вам и вашему очаровательному сыну," - мужчина сделал быстрый поклон в направлении Марка, - "образец моего скромного искусства, господин."

"Подойди сюда, мальчик." - Его голос вдруг потерял всю свою елейную сладость. - "Побыстрее, никчемный недомерок. Не держи господ в ожидании. Поставь сейчас свой груз вниз, так чтобы они могли увидеть всю красоту моей работы."

Марк увидeл, что тело ребенка было с головы до пальцев ног покрыто яркими цветными изображениями змей, быков, лебедей, фавнов, кентавров и богов, перемежавшихся обнаженными женщинами и мальчиками, корчившимися в кричащем изобилии на его груди, вниз по его бедрам и голеням и даже распространяющимися на его щеки и лоб.

"Позвольте мне представиться, господин," - продолжал резюмировать мужчина смиренным голосом. - "Евмолрус, господин, татуировщик, и думаю, могу сказать, что достаточно искусный. Низкое искусство, возможно, но, уважаемый, я полагаю, и одно из тех, что имеет преимущество давать мне возможность показывать ходячий образец моего мастерства."

"Повернись кругом, мальчик," - он протянул руку к мальчику, чтобы развернуть его, и Марк заметил, как съежился парнишка от его прикосновения. - "Здесь, э-э, особенно хорош Ганимед, трахаемый Зевсом, на его левой ягодице, я хотел бы, чтобы Вы это увидeли. Заметьте, когда он двигает своим задом, это фактически создает впечатление намерения этих двоих слиться вместе."

"Замечательно," - сухо произнес Цоракс. - "Мне кажется, нет ни одной части его тела, которую бы Вы не изукрасили."

"Верно, господин, для меня сейчас осталось немного, на чем упражняться в своем мастерстве. Я думаю, только между пальцев ног и под сводами его ступней. Возможно, если Вы будете достаточно любезны, чтобы разрешить доброму капитану предоставить мне проезд до Рима, то я заполню некоторую часть моих часов безделья, как Вы так удачно выразились, "изукрашиванием" этих немногих оставшихся областей. Затем, когда эта работа будет завершена, возникнет вопрос, должен ли я сохранять мальчика, как образец, или продать его, как произведение искусства, и приобрести другого, чтобы он выступал в качестве холста для моего гения."

"Я вынужден предположить, что процесс должен быть болезненным для вашего холста," - сказал Цоракс мягче.

"Если судить по его крикам, должно быть так, господин. Если крики парня, пока я буду над ним работать, станут Вас беспокоить, Вам нужно только сказать это, и я немедленно перестану. С другой стороны, я вижу, что у Вас здесь есть два красивых маленьких мальчика-раба, и если Вы желаете, я буду рад проявить свое искусство на них."

"Отец, могу я иметь Ганимеда и Зевса на заду у Писклюса?" - нетерпеливо спросил Марк. - "Это было бы очень забавно, наблюдать бога, трахающего мальчика каждый раз, когда он движется."

"Нет, не можешь," - твердо произнес Цоракс. - "Это может казаться сейчас заманчивой идеей, но вскоре тебе это станет скучно, и ты пойдешь в школу, когда прибудешь в Рим, а учителя не будут высокого мнения об ученике, чей личный раб имеет приглашение к сексу, вытравленное на его заднице."

"Мне надо подготовиться к тому, чтобы заиметь некую абстрактную работу, выполненную на Бестии, но, думаю, прежде чем я приму ваше предложение, мне хотелось бы на самом деле увидеть Вас в работе."

"Конечно, господин, конечно, нет никаких проблем," - воскликнул мужчина. - "Достань здесь же немедленно мой ящик с инструментами, мальчик."

Марк заметил, что руки паренька дрожали, когда он рылся в связке узелков, которые принес на своей спине, и что слезы бежали вниз по его лицу, когда он повернулся назад к своему хозяину с небольшим деревянным ларцом в руке.

"Хорошо, ложись на пол на спину," - нетерпеливо приказал мужчина, забирая ларец у мальчика.

Евмолрус пинками развел мальчишеские ступни врозь и уселся у него между ног, затем рукой плотно прижал правую ногу мальчика к своему боку и взял его ступню в крепкий захват своей левой рукой.

Мальчик начал неудержимо рыдать, хотя мужчина еще даже не приступил к работе.

"Я буду," - продолжал Евмолрус, обращаясь к Цораксу, - "татуировать изображение головы ящерицы, выглядывающей между большим и вторым пальцами его ноги. Она будет зеленой с красным языком, красным гребешком и желтыми глазами."

"Я сначала размечаю рисунок мелом и потом реально выполняю татуировку цвет за цветом."

Минуту он сидeл, рисуя, его голова склонилась над ступней мальчика. Затем он вернул мелки в ящик и вынул иглу на большой деревянной рукоятке. Мальчик в ужасе завопил.

Раздвинув пальцы на ноге мальчика, Евмолрус резко вонзил иглу в нежную плоть, открывшуюся между ними. Вопли мальчика переросли в истошные крики. Он неистово мотал головой туда-обратно и стучал руками по палубе. Не обращающий внимания на шум и страдания своей жертвы мужчина методично продолжал свою работу.

"Я верю в глубокое проникновение иглой, чтобы добиться густоты и постоянства цвета," - заметил он, повысив голос, чтобы его услышали через шум.

Марк, взволнованный шумом, подошел поближе к мужчине и его корчащейся жертве. Он глядел вниз на искривленное лицо мальчика и его вздымающуюся грудь, когда тот набирал воздух, чтобы выкрикнуть свою боль. Заинтригованный страданием мальчика, Марк опустился рядом с ним на колени, и положив ладонь на его грудь, ощутил лихорадочный стук сердца паренька.

Внезапно он осознал смех и голоса около себя. Он осмотрелся вокруг, увидeл лес крепких темных ног и понял, что команда судна собралась, чтобы насладиться забавой. Марк сделал шаг назад и поймал взор Писклюса. Мальчик, казалось, инстинктивно понимал, что от него требуется. Возможно, он мог увидеть выпуклость спереди на тунике Марка. Одним гибким движением своего обнаженного тела он поднялся на ноги и быстро переместился к своему господину.

Марк положил руку на голое плечо мальчика и развернул его кругом, лицом к корме судна. Один из команды сделал сальный комментарий, и другие громко рассмеялись. Серией резких шлепков открытой ладонью по обнаженной заднице Писклюса он послал парнишку бежать перед собой в зону за палубной надстройкой, где они спрятались от толпы вокруг татуировщика и его юной жертвы.

Резкий шлепок по затылку наклонил Писклюса вперед. Ухватившись за борт, чтобы устоять, Писклюс изогнул спину, выставив вверх свой зад. Марк прошелся руками по заду приученного ребенка, так соблазнительно ему преподнесенному. Писклюс благодарно извивался, и Марк восхитился, как раздвигается и смыкается анус паренька в ответ на его движения. Он обратил внимание, что ссадины полностью зажили, хотя некоторые фрагменты зарубцевавшейся ткани все еще оставались.

Марк пососал свой большой палец и затем осторожно прошелся его ногтем по анусу мальчика. Это ощущение еще больше возбудило Писклюса, и он поднял свой восхитительный зад выше в воздух. Воспользовавшись благоприятной возможностью, Марк одним резким грубым движением воткнул в мальчика свой большой палец на всю его длину. Писклюс пронзительно вскрикнул и затем начал стонать, когда Марк заработал пальцем у него внутри. Марк обвел левую руку вокруг младшего мальчика и стал перебирать пальцами крошечный, но жесткий детский членик. Писклюс начал качать своим задом вверх-вниз на исследующем его тело пальце Марка, подводя себя к оргазму.

Оценивая момент, Марк сделал шаг назад. Писклюс заныл, вращая бедрами в отчаянной попытке убедить своего господина продолжить исследование его задницы.

"Стой, где стоишь, проститутка," - скомандовал Марк.

Писклюс хныкал. Марк улыбался, наслаждаясь видом мальчика с поднятым задом, молчаливо умоляющего быть использованным, сущего животного, захваченного животным чувством.

Марк разделся, бросив свою одежду на палубу. Дрожь сотрясала тело Писклюса. Он понимал, что делает Марк, и что должно произойти. Он был испуган, но отчаянно хотел члена своего юного господина. Марк знал это и получал удовольствие, заставляя его ждать.

Он положил руку на зад мальчика, чувствуя, как дрожит в возбужденном ожидании приученная плоть. Схватив свой собственный набухший член, он прижал его кончик к дырочке Писклюса. Мальчик поймал воздух ртом и подался назад, пытаясь насадить себя на железной твердости столбик Марка. Марк дал ребенку подождать еще одну-две секунды и затем одним единственным мощным толчком до корня погрузил свой член в мальчишескую задницу. Босые ноги Писклюса шаркали по деревянной палубе, когда он боролся, чтобы устоять на ногах под атакой старшего мальчика. Нападение Марка было таким свирепым, что на мгновение Писклюса полностью оторвало от земли. Затем Марк отступил. Писклюс ужесточил свою хватку за палубное ограждение и закрепился в готовности к возобновлению натиска своего господина. Марк начал методично трахать мальчика, вгоняя свой член в его плотный маленький зад долгими сильными постоянными толчками. Писклюс уже неистовствовал от страсти, сидя на члене старшего мальчика, - с энтузиазмом отвечая, тяжело дыша и потея. Это было больно, но сама боль была наиболее пронизывающим экстазом. Марк увеличил темп своих толчков. Писклюс закричал. В тот момент, когда боль и удовольствие соединились воедино, он был полностью куплен. Марк выстрелил спермой глубоко в заднице у меньшего мальчика.

Писклюс упал на колени. Минуту он стоял коленопреклоненный, тяжело дыша, и поддерживал себя, повиснув на палубном ограждении. Затем он повернулся, прижал лицо к паху Марка и быстрыми энергичными взмахами языка приступил к очистке от грязи вялого теперь члена мальчика.

Убедившись, что Писклюс как следует очистил его член, Марк сразу напялил свою одежду обратно. Идя назад вокруг палубной настройки, он заметил, как капля спермы сбежала вниз по внутренней стороне бедра Писклюса. Ладно, то, что он сделал с мальчиком, не было никакой тайной.

Евмолрус был по-прежнему занят, упражняясь в своем искусстве на его безволосом рабе. Несчастный мальчик охрип от продолжительных криков. Теперь только тихое неприятное нытье сходило с искривленных, покрытых пеной губ паренька, когда мужчина, безразличный к мукам своей жертвы, продолжал усердно работать иглой для татуировки, останавливаясь время от времени, чтобы втереть яркую зеленую краску в недавно проколотую плоть. Было ясно, что мальчик обессилел от страданий. Его ноги и руки не стучали больше по палубе в припадке боли. Он не был намерен успокаиваться, но его движения ограничивались судорожными подергиваниями тела и конечностей и странным упорным мотанием головой.

Марк увидел своего отца, стоящего с бесстрастным лицом среди толпы ухмыляющихся моряков. Одна его рука лежала сзади на шее у Бестии.

Марк протолкнулся к нему. Подобравшись ближе, он увидел, что мальчик находится в ужасе, дрожит и тихо плачет про себя.

"Не кажется ли, словно Бестия надеется, что Евмолрус его украсит," - произнес Марк, забавляясь зрелищем жалкого несчастья паренька.

"Нет," - ответил Цоракс, болезненно сжав тонкую шею своего раба. - "Отродье не понимает значения признательности."

"Ты добьешься, чтобы Евмолрус что-нибудь на нем вытатуировал, отец?"

"Да, думаю, так. Возможность будет упущена, если я от этого откажусь, и он кажется достаточно компетентным работником. Это будет способ заполнить некоторое наше свободное время в течение путешествия."

"У тебя есть какая-нибудь мысль, какого рода вещь ты хочешь сделать? Может быть, Ганимед и Зевс?"

"Нет. Я так не думаю. Что-то более абстрактное, но соблазнительное. Мы можем также посмотреть, что предложит Евмолрус."

"Я теперь увидeл достаточно, благодарю вас," - продолжал Цоракс, повысив голос. - "Я составил свое мнение. Я хотел бы, чтобы Вы сделали здесь некоторую работу на моем мальчике, но был бы рад вашему совету."

"Отлично, господин, отлично. Я, конечно, к вашим услугам, господин," - произнес Евмолрус, вскарабкиваясь на ноги и вытирая обрывком тряпки кровь с татуировочной иглы тряпки.

"Эта маленькая проститутка здесь," - сказал Цоракс, указывая на Бестию, - "но я не хочу чего-либо слишком сложного, просто некую вещь, чтобы дать тему для разговора или вызвать небольшой интерес при его появлении."

"Я знаю, что именно Вы имеете в виду, господин. Позвольте мне взглянуть: приятный милый блондинчик, поэтому что-либо темное и строгое, чтобы контрастировать с этим, а тема для разговора..." - Евмолрус все-таки сделал паузу.

"Я знаю, господин, как раз подходящее. Темно-красная роза с центром на его дырочке с темно-зеленым стеблем, идущим к его члену, окружающим основание его мошонки и далее по его промежности и затем вдоль расселины его ягодиц с единственным листом, выглядывающим наверху его зада. Очень художественно и соблазнительно, господин. Когда мальчик стоит прямо, все, что будет видно - это стебель на передней стороне тела, скрывающийся за его яичками, и на спине - зеленый лист, показывающийся выше его зада. Это заставит каждого, кто это увидит, пожелать узнать, что лежит внутри этой интригующей расселины. Когда он наклонится вперед, роза в центре бутона его прелестной маленькой дырочки будет полностью видна, забавный образ, я должен сказать. Мы могли бы придать дополнительный колорит и интерес к стеблю, дав ему острые шипы с падающими с них каплями густой красной крови."

"Хорошо, это звучит превосходно. Вы, как я могу понять, и вправду мастер своего дела. Сколько времени это займет, и когда Вы приступите."

"Я предпочту, господин, начать завтра, если можно. Прежде всего мне надо нарисовать эскиз на мальчике. Это поистине творческая часть процесса, и я хотел бы начать ее на свежую голову. Как только я основательно приступлю, не сомневаюсь, что отродье будет кричать и метаться. Я в конце концов буду работать в некоторой степени на наиболее чувствительных частях его тела. Это меня выматывает. Скажу так: четыре, пять дней."

"Итак, это должно быть завершено раньше, чем мы придем в Лиссабон," - предложил Цоракс."Если Вы так хотите, господин, это будет сделано."

страница 1 2 3 4 5 6

© COPYRIGHT 2008 ALL RIGHT RESERVED BL-LIT