Единственное украшенье — Ветка цветов мукугэ в волосах. Голый крестьянский мальчик. Мацуо Басё. XVI век
Литература
Живопись Скульптура
Фотография
главная
   
Для чтения в полноэкранном режиме необходимо разрешить JavaScript
РИМСКИЕ КАНИКУЛЫ
страница 1 2 3 4 5 6

Глава 21

Крастинус, тяжело ступая, в плохом настроении ушел со двора и поднялся в фермерский дом. Его поджидала стоящая в дверях женщина несколькими годами моложе него, но, как и он, крепко сложенная и с решительными чертами.

"Ты закончил пороть ребенка," - сказала она.

"В данный момент," - прорычал Крастинус, - "я оставил его на ночь прикованным цепью во дворе. Я не выношу подобной дерзости от рабского отродья." - Он понимал, что непроизвольно звучит так, словно обороняется, хотя и говорил себе, что ему не от чего защищаться.

"Я полагаяю, это первая порка, которую он имел за эти дни, и Менас хорошо его кормил и за ним присматривал. Он всегда так добр к мальчикам, которых привозит сюда," - вымолвила его жена, не стараясь скрыть сарказм в своем голосе.

"Он недавно имел одну или две порки, и я не думаю, что он слишком легко проводил время с Менасом. Это не в манере того," - ответил Крастинус, добавив, - "и этому мальчику нужно быть выпоротым и поголодать тоже. Чтобы научить маленького негодяя себя вести."

"Ладно, тебе лучше войти, иначе замерзнешь. Температура здесь вечером падает быстро, и ты, должно быть, голоден."

Крастинус сердито посмотрел на свою жену и протолкнулся мимо нее, повесив ключ от запирающего Марка навесного замка на крюк на притолоке двери.

"Это так удобно, что вы с Менасом так хорошо согласились об обращении с мальчиками," - с омерзением заметила женщина, накладывая на тарелку Крастинуса порцию тушеного мяса.

Кулак Крастинуса ударил по столу.

"Этот мальчик останется там на всю ночь, и на этом конец, женщина," - прорычал он. - "Здесь отвечаю я, и я это сказал."

"Конечно, отвечаешь ты, дорогой," - мягко промолвила женщина, в ее тоне не было ничего, что могло бы оскорбить Крастинуса. Тем не менее, он смотрел свирепо.

"Когда я был в десятом легионе, помню, мы в течение целых двух месяцев спали на заснеженной земле и затем сражались в бою, и ни одному из нас не стало от этого хуже..."

Женщина ничего не сказала. Она отошла от стола и начала рыться в большом сундуке в углу комнаты.

"Что ты делаешь, женщина? Сама ты не поела?" - вопросил Крастинус.

"Нет, дорогой. Я не голодна. Я просто выискиваю плащ для тебя на случай, если ты позже захочешь выйти."

"Я собираюсь выйти теперь," - рявкнул Крастинус, в ярости швыряя вниз свою ложку и поднимаясь на ноги.

Проходя мимо своей жены по пути к двери, он увидeл, что она вытащила из сундука не только очень старый и потертый плащ, но также порванную мальчишескую тунику.

"Для чего эта туника?" - подозрительно спросил он.

"Ох, я подумала, что должна разорвать ее на тряпки. Она слишком потрепана для чего-либо еще," - невинно отвечала его жена.

Сердито бормоча про себя, он распахнул дверь во двор и постоял минуту на пороге, глядя через долину на горные пики напротив, залитые теперь серебряным лунным светом. Ниже в лесу ухала сова, и где-то в дворовых строениях лаяла собака. Он потер свои голые руки. Прохладно, подумал он. Он взглянул вверх на ключ от навесного замка, висящий на дверной притолоке, потянулся к нему рукой, затем раздраженно сдержал себя.

"Мы выдержали два месяца на заснеженной земле, женщина. Ночь не принесет этому мальчику ничего, кроме хорошего," - проворчал он через плечо и захлопнул дверь. Жена его ничего не сказала, лишь взяла чашу с недоеденным тушеным мясом и отнесла ее на кухню, так чтобы служанка могла установить его в печь и держать теплым до его возвращения. Она осталась там, беседуя со служанкой и двумя работниками фермы и прислушиваясь, не возвращается ли ее муж.

Крастинус медленно проделывал свой путь вдоль дворовых строений, методично проверяя, все ли хорошо. Он понимал, что нет никакой реальной необходимости это делать. Он сам, как обычно, весь день был занят на ферме и знал бы, если что-то неладно. Кроме того, два фермерских работника были абсолютно надежными, рабы, которые, как и их служанка, были с ними с тех пор, как они прибыли на ферму примерно пятнадцать лет тому назад. Тем не менее, он проверил свинарник, коровник, конюшню с его лошадью и двумя рабочими быками, зернохранилища и сыроварни, будучи рад избежать ворчанья своей жены. Она была милой женщиной и хорошей женой, но не всегда соглашалась с его решениями... Они были женаты около двадцати пяти не всегда легких лет. Она родила ему пятерых детей, из которых выжил только один, Глаукус, теперь центурион в любимом десятом легионе его отца.

Лицо Крастинуса, просветлевшее при мыслях о его сыне, омрачилось. Десятый легион, эта великолепная организация мужчин, которые месяцами спали в снегу... это напомнило ему, что у него была еще одна единица домашнего скота, которую надо проверить. Он этого не хотел. Он предпочел бы полностью забыть о мальчике до следующего утра, но понимал, что не может, и даже если бы смог, то жена ему бы не позволила. Как бы то ни было, его хозяйский долг требовал взглянуть на отродье, и он никогда не уклонялся от своих обязанностей.

Расправив плечи и чувствуя в сердце, что он куда больше предпочел бы оказаться со своими старыми товарищами, встречая нападение парфян, он прошел в дальний конец двора. В мягком свете луны он ясно мог видеть тонкую детскую фигурку, свернувшуюся калачиком на голой земле. Крастинус переместился поближе. Мальчик тихо хныкал, как побитый щенок.

"По крайней мере, я могу сообщить ей, что мальчик все еще жив," - сказал себе Крастинус, стараясь ужесточить свое сердце.

Он медленно пошел обратно в дом. Время от времени он останавливался и бормотал про себя. Он задержался у передней двери, прислушиваясь, затем тихо ее отворил и быстро оглядел комнату. Увидев, что его жены там не было, он тихо прошел в комнату, подобрал с сундука старый плащ и, взяв с крюка на двери ключ от замка, выкрался снова.

Марк услышал приближающиеся шаги мужчины. Он со страхом поднял глаза, когда Крастинус нагнулся и отпер цепь на его щиколотке. Мужчина ничего не сказал, но поднял мальчика на руки. Парой секунд спустя Марк обнаружил себя в доме, лежащим на соломе. Мужчина развернул над ним плащ. Марк слышал, как закрылась дверь, и был задвинут засов. Он остался в полной темноте.

Как только Крастинус вошел в дом, жена его появилась из кухни, неся его обеденную тарелку. Едва удалось, подумал он, вернуть ключ от замка обратно на крюк, чтобы она не увидела. Он ничего не мог поделать со старым плащом, но она, казалось, не обратила внимание, что тот отсутствует. Он уселся за стол и с аппетитом стал есть. Жена налила ему кружку красного вина и затем уселась напротив него. Из кухни показалась служанка, неся тарелку для его жены и чашу с тушеным мясом ему на второе. Как приятно, подумал Крастинус, быть хозяином в своем собственном доме. Некоторые из его старых товарищей, он знал, жаловались, что жены их задирают. Он всегда мог сказать им, что у него нет подобной проблемы, и они завистливо смеялись.

Он очистил тарелку и откинулся назад.

"Я провожу мальчика к его стаду после того, как сделаю свой утренний обход фермы, Оливия. Я объединю это с доставкой еженедельных пайков," - сказал он, вытирая рот тыльной стороной ладони. - "Ты должна привести его в порядок и накормить по-быстрому." Он сделал паузу и сердито вымолвил: "Ты найдешь его в пустом стойле в конце конюшни. Я решил поместить его там."

"Да, конечно, ты всегда это говоришь, дорогой," - смиренно отвечала его жена. - "Ты поставишь его в пару с Муской, я полагаю" (имя, иногда даваемое маленьким мальчикам-рабам, в переводе - "муха").

"Да, мне пришлось оставить его одного там наверху на все лето, и с приходом холодной погоды я хотел бы иметь с ним другого мальчика. Ранее они могли хорошо управляться сами, но с зимой волки начинают спускаться вниз, так что там действительно нужны двое."

Крастинус проявил небольшое беспокойство.

"Да, моя дорогоя, это старая туника Глаукуса, которую ты нашла. Она ни на что не годна, ты знаешь. Не стоит беспокоиться рвать ее на тряпки для уборки. Я должен сказать... Да... ты... ты... ты могла бы также дать ее мальчику. Если она действительно бесполезна для любого дела."

Его жена кивнула в согласии. Однажды в минуту беспечности она охарактеризовала Крастинуса своей служанке как "mollissima corda" (это может быть в общих чертах переведено как "большой слабак"), и она сказала себе, что была вполне права.

***

Марк проснулся, обнаружив, что сквозь щели в дверных досках в стойло льется солнечный свет. Он лежал на грязной соломе, но во всяком случае хоть это под ним было, да и старый плащ на нем был теплым. Он услыхал, как за пределами помещения проходят и разговаривают тяжело обутые мужчины. Послышался громкий грубый смех, и кто-то засвистел. Он испытывал голод и жажду, но по крайней мере чувствовал, что хорошо отдохнул. Мгновение он думал попытаться открыть дверь и увидеть, что происходит за ней, но затем вспомнил все ужасы, которые испытал за прошедшие несколько дней, и зарылся в грубую зловонную солому. Марк решил, что ему, вероятно, лучше сохранять спокойствие, даже хотя он очень голоден. Горький опыт пяти дней превратил его из высокомерного самоуверенного юнца в испуганного недоверчивого мальчика. Время шло, и он с перерывами дремал.

Он толчком возвратился в полное сознание, когда была распахнута дверь сарая. В испуге он удрал в темный угол и съежился у стены. Очертание в сильном солнечном свете было фигурой крепкой женщины среднего возраста, одетой в платье значительно ниже колен.

"Выходи, мальчик," - мягко сказала она. - "Я не собираюсь причинять тебе боль, и ты, должно быть, голоден."

Марк, чьи глаза привыкали к сильному свету после мрака сарая, увидал, что она принесла глиняную чашу, и его голодные ноздри уловили аромат горячей еды. Он робко двинулся к ней.

"Ты здесь, мальчик," - ласково промолвила она, отступая во двор и протягивая ему чашу. - "Ты только пройди сюда и возьми у меня это, и я смогу взглянуть на тебя как следует."

Марк нервно вышел на солнечный свет, стреляя вокруг пронзительными взглядами подобно маленькому испуганному животному, которым он и в самом деле стал. Он взял у женщины чашу и метнулся бы обратно в относительную безопасность темного сарая, если бы она не схватила его за запястье.

"Нет, маленький. Тебе не нужно туда возвращаться," - сказала она, ободряюще улыбаясь скованному ужасом обнаженному ребенку. - "Ты должен сейчас выйти. Ты сядь на солнце и ешь свою еду, а я принесу немного горячей воды, чтобы привести тебя в порядок. Ты - маленький грязнуля."

Марк послушно уселся на корточки у ее ног и пальцами стал энергично запихивать содержимое чаши в свой рот. Это была какая-то каша и тушеные бобы. Марку подумалось, что он никогда в своей жизни не вкушал ничего лучшего.

Оливия глядела вниз на голодного обнаженного мальчика, когда, не обращая теперь внимания ни на что, кроме требований своего пустого живота, он заглатывал пищу. Она видeла грязного маленького мальчика, светловолосого и длинноногого, чье обнаженное тело было покрыто синяками и рубцами в результате, как не сомневалась она, серии жестоких порок. Она знала, что мальчик был только рабом, и судьбой рабов было ощущать плеть. Несомненно также, что мальчик заслужил по крайней мере некоторых из этих порок, если в глупой выходке он пытался надуть ее мужа. Все же она, подобно своему мужу, была настолько добросердечна, насколько допускали время и обстоятельства. Она знала, что мальчиков следует регулярно пороть, иначе они станут нахальными и обленятся, но ей казалось, что этот конкретный, возможно, получил более чем полную порцию порок в течение прошедших нескольких дней.

Она пошла принести теплой воды из дома. Когда она вернулась, Марк прикончил чашу бобов и сидeл на земле, прижав колени к подбородку. Когда она подошла поближе, он поднял на нее глаза и нерешительно улыбнулся.

"Что ж, тогда нам" - сказала женщина, установив испускающее пар кожаное ведро на землю рядом с мальчиком и отвечая на его улыбку, - "время приступить к работе. Встань теперь, так чтобы я могла тебя помыть."

Марк вскарабкался на ноги и спокойно стоял, пока женщина смывала с его тела накопившуюся за пять дней жестокости и дурного обращения грязь. Она заметила многочисленные рубцы и глубокие ушибы, портившие гладкую кожу его плечей и зада. Она увидeла, что его били также по груди и ногам. Когда она заставила его наклониться вперед и раздвинула ему ноги, чтобы иметь возможность почистить между ними, и увидeла там больное место, у нее исторгся комментарий.

"Хорошо, ты красивый," - вымолвила она нежно, - "но я не думаю, что это принесло тебе много добра."

"Нет, госпожа, не принесло," - покорно ответил Марк.

"Ладно, возможно в жизни на холмах подальше от нас у тебя все будет хорошо. Это суровая жизнь, но Муска, который будет с тобой в бригаде, по сути своей - хороший маленький паренек, и я уверена, вы будете заботиться друг о друге."

"Если ты собираешься быть пастухом коз, ты должен выглядеть похожим на него, а не на проститутку." - Она вытащила из-за пояса ножницы и быстро обстригла длинные светлые волосы Марка до короткого золотого ежика.

"Теперь надень это, и ты будешь готов к отправлению, как только мой муж зайдет за тобой," - она вынула излохмоченную тунику, которую достала в предыдущий день.

Марк взял у нее тунику и натянул через голову. Та достигала середины его бедер, была порвана и потерта. Он глянул на нее вниз и затем поднял взор на женщину. Его глаза были наполнены слезами. Он, чьи одежды были из прекраснейшего льна и самого последнего покроя, он, который носил золотые драгоценности и ремни с серебряными пряжками, был растроган до слез подарком разорванных старых обносок, что даже не сидели на нем как следует.

"Тогда ты," - произнесла она, резко отвернувшись прочь. Она увидeла слезы в глазах мальчика и вопреки себе растрогалась. - "Она теперь больше ни на что не годна, так что бери ее, пожалуйста."

Пока она говорила, прибрел Крастинус, несущий большую суму и глиняную флягу с водой в кожаном чехле. Он взглянул на Марка и одобрительно кивнул.

"Так лучше," - сказал он. - "Выглядит больше похожим на мальчика и меньше - на проститутку. Ладно, идем, мальчик, у тебя впереди долгий путь. Подумай, ты сможешь одолеть пятнадцать миль по пересеченной местности?

"Да, господин, я думаю, так," - ответил Марк, ухитряясь, пока он с беспокойством говорил, потереть босой ступней о голень. Он помнил, каким образом вывел мужчину из себя в прошлый вечер, и порку, которую тот ему задал. Ему не хотелось в дальнейшем испробовать на вкус ремень Крастинуса.

"Хорошо, в каком состоянии твои ступни? Дай мне взглянуть."

Крастинус прошел Марку за спину, и мальчик приподнял и выставил по очереди назад каждую ступню, чтобы мужчина их обследовал. Он ощутил, как крепкие пальцы мужчины нажимают на подошвы его ног. Крастинус хмыкнул.

"Хорошо-хорошо," - вымолвил он. - "Лучше, чем я ожидал."

На самом деле Марк, хотя и был с одной стороны избалован своим отцом, был во многих особенностях выносливым маленьким зверенышем. Цоракс расточал на него деньги, когда представится случай, но мальчик путешествовал с ним по миру и мог бы поддержать свое достоинство в сравнении с большинством детей своего возраста в плавании, беге или простой выносливости. В Риме он носил самые дорогие одежды, но в море с отцом или в каком-либо иностранном порту он должен был одеваться, как любой другой босоногий корабельный мальчик.

Крастинус провел Марка в конюшню, где привязанные к железным кольцам стояли мул, нагруженный двумя корзинами, подвешенными с обеих его боков, и пони, затем передал Марку суму и бутыль с водой.

"Повесь их через плечо," - скомандовал он. Марк так и сделал, слегка пошатнувшись, когда брал их вес.

Крастинус поднял дубину, что стояла, прислоненная к стене конюшни, и взобрался на пони.

"Ты поведешь мула," - распорядился он, - "и не останавливайся, если не хочешь получить этой палкой по спине."

Он поехал, предоставив Марку тащиться за ним.

Ночи в горах круглый год были холодными, но в этот сезон при сияющем средиземноморском солнце дни действительно стояли очень жаркие. Марк упорно брел в пыли, поднимаемой копытами пони, тяня за поводья мула и склоняясь под весом сумы и бутыли с водой, и скоро покрылся потом... Жара выявила весь аромат колючего кустарника, что покрывал на этой высоте склоны холмов: смесь тимьяна, можжевельника, сосны и мириадов других растений, которые теснились по обеим сторонам узкой каменистой тропинки, что вилась круто вверх по склону горы. Маленькие ящерицы, коричневые или сверкающе-зеленые, грелись на солнце и при их приближении в последний момент удирали прочь, чтобы укрыться. Вскоре Марк ни на что из этого не обращал внимания. Жара, жажда, пыль, острые камни под его босыми ногами, боль в плечах - только это и было его миром.

Тропинка достигла вершины хребта, по которому они и пошли. Крастинус, восседающий на своем пони, поджидал, когда его догонит Марк. Он оглянулся назад в долину, где теперь в отдалении значительно ниже себя мог увидеть свою ферму и маленькие строения за ее пределами.

"Живей, мальчик," - крикнул он. - "Поторапливайся и принеси сюда флягу с водой."

Марк поднялся на его уровень и, сняв с плеча флягу, передал ее мужчине. Крастинус взял ее, вытащил пробку и сделал длинный роскошный глоток. Мальчик глядел на него вверх, когда он, сидя в седле и запрокинув голову, глотал прохладную воду. Крастинус отнял флягу от губ, вылил остатки ее содержимого себе на голову и передал пустую флягу обратно мальчику.

"Ты видишь впереди," - сказал он, глядя вниз на покрытое пылью лицо Марка, - "это место возможно в пяти милях отсюда, где тропинка пересекает горную седловину. Мы пойдем там рядом с ручьем, и ты сможешь наполнить для меня эту флягу и напиться сам. Теперь идем, и старайся не останавливаться, или я наставлю свежих синяков на твоем заду."

Крастинус не был умышленно жесток. Это был просто способ функционирования мира. Мальчик-раб шел и нес груз, тогда как его господин ехал. Мальчик-раб шел, томимый жаждой, а его господин - нет. Любое другое устройство мира было немыслимым и неестественным. Марк тоже начинал узнавать и принимать некоторые основные правила рабства.

Почти через два часа они достигли места, где тропинка пересекала ручей. Крастинус спешился и послал Марка вновь заполнить его флягу водой. Затем, наконец, мальчику вместе с пони и мулом было позволено пить. Крастинус сидел на валуне сбоку от тропинки, наблюдая за Марком. Паренек встал на четвереньки на берегу ручья, его голова погрузилась в воду. Его короткая туника съехала вверх по бедрам, выставляя его зад напоказ взору мужчины. Крастинус сказал себе, что это был изящный зад, сделавшийся в некотором отношении более привлекательным из-за рубцов, что врезались в туго натянутую кожу мальчика. Он не интересовался мальчиками, но глядя на Марка в его нынешней позе с так соблазнительно выставленной в воздух задницей, мог понять, почему некоторые люди ими интересовались.

Крастинус взглянул на солнце. Было время двигаться дальше. Если ему нужно завершить в этот день посещение козьего стада, то им лучше поспешить.

"Живей, мальчик," - позвал он, - "у тебя было достаточно времени. Приведи животных сюда обратно."

Он смотрел, как Марк старается подняться на ноги. Мальчик устал, но у него все еще был некоторый нетронутый запас сил. Мальчику требовалась мотивация. Он подождал, пока Марк не поднимется к нему.

"Мы опаздываем," - раздраженно сказал Крастинус. - "Я предупреждал тебя, что я должен с тобой сделать, если ты меня задержишь. Не так ли?"

"Да, господин," - несчастно произнес Марк дрожащим голосом.

"Да, господин, - это правильно, мальчик," - сказал Крастинус, берясь за свою палку. - "Повернись кругом и наклонись."

Он поднял тунику Марка тому на плечи. Боги обеспечили мальчиков задами для других целей, нежели трахание, размышлял он, глядя вниз на голую мальчишескую задницу. Он заметил, что Марк плотно сжал ее в ожидании удара, и поднял палку над головой. Мальчик начал хныкать. Крастинус обрушил дубинку, с такой силой треснувшую мальчика по заду, что парнишка качнулся вперед и, потеряв равновесие, упал на колени. Крастинус продолжал бить его, осыпая ударами его плечи и ягодицы, в то время как мальчик выл и просил прощения. Наконец мужчина остановился.

"Вставай," - скомандовал он. - "Теперь больше не запаздывай. Ты слышишь меня?"

Марк, всхлипывая, вскарабкался на ноги. Крастинус взял мальчика за подбородок и, запрокинув ему голову назад, глянул вниз в его испачканное слезами и соплями лицо.

"Ты слышишь меня, мальчик?" - повторил он.

"Да, господин," - прохныкал Марк.

"Хорошо, реагируй на то, что я тебе говорю, или ты получишь другую порцию. Теперь подбери свой груз и двигайся, и на этот раз не останавливайся, коли знаешь, что это для твоей же пользы."

Крастинус не нашел необходимости снова побить Марка, прежде чем они достигли высокого загона, который и был их целью, что как раз показывает, насколько эффективно мотивирует мальчиков и других животных крепкая порка.

Высокий загон был усыпанной камнями ровной площадкой в полукруге крутых скал, которые высоко и угрожающе вздымались над ней. Растительность представляла собой редкую смесь низких колючек и неровных травянистых кочек, выжженных до коричневого цвета свирепым солнцем. Однако безлюдное место было далеко не безмолвным. Небесные жаворонки пронзительно пели, паря в ясном горном воздухе, а издалека доносились звуки блеяния и слабое позвякивание бубенчика.

Послышался резкий возглас и показался дико выглядящий мальчик, несущий толстую дубину и быстро бегущий по направлению к ним, возбужденно размахивая руками. Ему было, возможно, тринадцать лет, темные волосы в беспорядке падали ему на плечи, его руки, ноги и лицо сильно загорели, его единственной одеждой была короткая туника. Он поднялся к Крастинусу и Марку, сверкая белыми зубами в широкой улыбке.

"Ладно, Муска," - почти нежно сказал пареньку Крастинус, - "все хорошо?"

"Да, господин. Благодарю Вас, господин... Я видeл пару лисиц, но они еще не настолько голодны, чтобы действительно попытаться что-либо сделать."

"Хорошо, мальчик," - Крастинус вылез из седла и прошел назад к мулу, - "ладно, у меня здесь есть твои пайки на неделю плюс другая порция для этого мальчика, которого я доставил помогать тебе." Он поднял из одной из корзин на муле два небольших мешка и бросил их Муске.

"Благодарю Вас, господин," - сказал Муска, ловя их.

"Вот, мальчик, возьми это," - приказал Крастинус Марку, протягивая палку, которой раньше его побил. - "Это теперь твое. Их имеют все козопасы. Теперь передай мне поводья мула."

Он повернул своего пони и отправился вниз по тропинке, оставив Марка одного с другим мальчиком на бездюдной площадке.

"Пайки," - произнес Муска, взвешивая два небольших мешочка в руке и усмехнулся. - "Он добр к нам, Крастинус. Один раз в неделю он их нам привозит. Никогда не пропустит. Не как некоторые. Почему-то в Салсомагнусе как раз за горой они оставили мальчиков в течение четырех недель без пайков, и двое умерли от голода. Но не Крастинус."

"У него, однако, сильная рука," - осмелился усмехнуться Марк.

"И ты тоже это почувствовал, я полагаю," - ухмыльнулся в ответ другой мальчик. "Итак, имеюсь я. Также имеется все для нас. Он не терпит вздора и управляет строго, но он - справедливый, и он присматривает за нами. Он даже дал мне плащ, поскольку я был здесь один наверху. Я покажу тебе. У меня есть хорошее место для сна. Вот, возьми свой мешок."

Муска бросил один из мешков Марку и стал быстро карабкаться по усыпанному камнями холму, что граничил с тропинкой.

"Если это - моя пища на неделю, она не чувствуется значительной," - пыхтел Марк, поспешая, чтобы догнать другого мальчика.

"А, это - просто немного хлеба и муки и немного сыра. Другое на еду ты должен добыть сам. Здесь вокруг изобилие пищи," - сказал Муска, останавливаясь, балансируя на верху скалы и оборачиваясь лицом к нему.

"Какой например," - спросил Марк, с сомнением оглядывая вокруг бедный пейзаж.

"Ох, небольшие птицы, если ты проворный, а ниже по ручью слизни, улитки и небольшие рыбы, а выше здесь," - мальчик вдруг совершил движение и, наклонившись, захватил что-то в свою руку, - "ящерицы." Он протянул маленькую рептилию Марку, который покачал головой.

"Ладно, делай, как тебе нравится," - продолжал Муска, откусывая твари голову и выплевывая ее. Он засунул тело ящерицы себе в рот и стал жевать. Марк слышал, как хрустят у него во рту кости. - "Хотя нехорошо быть привередливым. Тебе придется есть, что сможешь раздобыть. Но если это для тебя недостаточно хорошо, я тебя не заставляю..."

Мальчик уселся на скале на корточки и стал пристально смотреть на площадку. Марк понял, что обидeл его, отвергнув подарок.

"Хорошо," - произнес Марк, когда минута или две прошли в молчании, - "скажи мне, где ручей. Мне нужно попить."

Он хотел подружиться и понимал, что ссориться было бы глупо для них, двух одиноких маленьких мальчиков-рабов, но не собирался об этом упрашивать.

Муска ничего не сказал, только показал пальцем через площадку.

Пришел вечер, и Марк съел одиноко свой ужин из сухого хлеба и козьего сыра. Он ничего у Муски не понял и желал знать, что вообще они должны делать, чтобы присматривать за стадом коз, которые, как подразумевалось, были на их ответственности. Взглянув вверх на холм, куда его провожал Муска, он увидeл поднимающуюся струйку дыма. Другой мальчик, должно быть, разжигал огонь.

"У нас обоих будут неприятности, если мы не разберемся как-нибудь с козами," - подумал он и, собравшись, направился к тонкому столбу дыма. На верху холма Марк обнаружил другого мальчика, сидящего на корточках рядом с небольшим костром из дров. За его спиной была узкая расселина между двумя скалами, перекрываемая сверху некой крышей из колючего кустарника. Пол ее был покрыт ковром из сухой травы. Тушка какого-то небольшого животного лежала среди ярко тлеющих углей костра. Муска, казалось, не подозревал о его приближении, и Марк пока наблюдал, как мальчик вытаскивает обгоревшую тушку из огня обломком палки и, дав ей минуту или две охладиться, начинает рвать ее зубами. Марк подошел к огню и уселся на земле на корточки напротив Муски, который оторвал у мертвого животного ногу и протянул ему. Она была в крови и лишь частично нагрета. Марк, однако, был теперь так голоден, что охотно стал жевать этот неаппетитный кусок. Муска по-прежнему не разговаривал. Марку было ясно, что тот терпит его, но не прощает.

"Я хочу знать, что я должен делать, чтобы помочь тебе с козами," - решился он.

"Ничего," - коротко ответил Муска и продолжал угрюмо жевать.

Марк не знал, что делать, поэтому просто остался сидеть на земле у огня, наблюдая, как ест другой мальчик.

"Тут теперь нечего делать," - произнес Муска спустя несколько минут, слегка смягчившись. - "Раньше, когда на земле был снег, и позже, когда он опять вернется, нам придется быть настороже от волков, но сейчас для них не настолько холодно, чтобы беспокоить нас, а лисиц Таурус выпроводит за нас, при условии, что стадо не рассеялось."

"Таурус?"

"Наш старый колокольчик, так или иначе, я познакомлю тебя с ним завтра."

Поощренный этим легким расслаблением в поведении другого мальчика, Марк решил снова сделать попытку.

"Почему твои волосы такие длинные, тогда как меня они постригли так коротко?" - спросил он, ища, что сказать.

"Они были такими же короткими, как твои, когда я впервые сюда поднялся, и будет укорочены снова, как скоро мы вернемся на ферму. Укорочены и отмыты, чтобы избавиться от вшей, и глистов мы будем изгонять тоже. Она из-за этого волнуется."

"Как долго ты тогда сам здесь находишься?" - испуганно спросил Марк.

"Не знаю точно. Мы переселяемся вверх, когда растает снег."

Марк подумал мгновение. Сейчас была середина августа. Снег сошел отовсюду кроме самых высоких пиков в середине мая. Четыре месяца.

"И не одиноко так?"

"Нет, я получил Тауруса для компании. Ты мне не нужен."

Униженный Марк умолк. Свет стал слабеть и в воздухе явно похолодала. Без каких-либо дальнейших слов Муска заполз под укрытие в расселину между скал и улегся, натянув на себя истрепанный плащ. Он не пригласил другого мальчика присоединиться к себе. Марк утомленно поднялся на ноги: он должен был постараться найти, где спать самому.

Где-то выше среди скал слышался шум от падения камней. На площадке печально шелестел ветер. Темнеющий мир, казалось, был полон шорохов и движения. Пронзительно завыла лиса или какая-то другая тварь.

"Ты знаешь о горных собаках?" - тревожно произнес Муска.

"Нет."

"Никто никогда их не видит. Они живут на горах, и как только они устремятся по твоему следу, они будут держаться за тобой, пока твое сердце не разорвется, и ты не умрешь, и, когда тебя найдут, на тебе не будет отметин. Двое из нас были пойманы ими в прошлом году." (Мальчики, вероятно, умерли, оставленные на произвол судьбы: редакторская сноска.)

Снова послышался вой. Марк беспокойно огляделся вокруг. Звук, кажется, приблизился.

"Ты не хочешь войти сюда ко мне?" - спросил Муска. Теперь его голос отчетливо дрожал.

Марку не нужно было второе приглашение. Он быстро вполз в укрытие и улегся рядом с другим мальчиком.

"Забирайся ко мне под плащ," - сказал Муска. Марку показалось, что как мальчик, так и плащ, сильно пахли козлом, но ему было все равно.

Два мальчика скрутились вместе, получая комфорт от тепла друг друга.

"Я рад, что ты выслушал," - произнес Муска после минут молчания. - "Было одиноко."

Марк не ответил, - он уже спал.

Глава 22

Марк почувствовал что-то твердое, вдавливающееся в расселину его задницы. Приученный Менасом, он выпятил свою попу назад и начал тереться о вожделеющую плоть. Он знал, что должен получить, если откажется удовлетворить мужчину, кем бы ни был тот, кого Менас прислал насладиться им.

Он открыл глаза и понял, что что-то было не так. Он лежал не на грязных мешках в задней части фургона, а на грубом папоротнике в некоего рода укрытии, и прижимался к нему не мужчина, а подобный ему мальчик.

"Пожалуйста, продолжай," - пропыхтел в его ухо голос Муски.

Марк полностью перевернулся лицом вниз и попытался раздвинуть ноги.

"Это место слишком тесное," - произнес он, когда его ступни с обеих сторон уперлись в скалу. - "Выйдем отсюда, мы сделаем это там."

Он выполз из укрытия и повернулся, чтобы увидеть Муску, следующего сразу за ним, передняя сторона туники которого топорщилась над его жестким маленьким мальчишеским членом. Муска ухмыльнулся ему, белые зубы светились на его темном лице.

"Ты собираешься дать мне трахнуть тебя?" - нетерпеливо спросил он. - "Это первый раз, когда я буду трахаться..."

Изречение завершилось резким вздохом, так как Марк, упав на колени, взял член другого мальчика себе в рот. Определив несколькими секундами позже, что член Муски хорошо смазан слюной, он повернулся и, все еще стоя на коленях, наклонился вперед, так чтобы голова его лежала на земле, набросив тунику себе на голову. Он чувствовал, как прижимается к его заднему проходу член Муски, когда мальчик располагался у него за спиной. Он выпятил свою задницу назад и вверх, стремясь позволить Муске проникнуть в него. Марк принимал внутрь значительно большие орудия, чем Мускин 4-дюймовый членик, и тот вскоре погрузился в его тело на всю свою длину. Марк выпрямился, ужесточив сжатие своей задницей члена другого паренька. Муска скользнул вокруг него руками и начал поглаживать собственный твердый маленький член Марка. Марк ощутил, как начали пульсировать мышцы на его заду, когда Муска исследовал оный своим членом. Оба мальчика вместе вошли в серию острых оргазмов, которые наполнили зад Марка и заставили его собственную сперму расплескаться по его животу и забрызгать пальцы Муски.

Два мальчика вместе рухнули в траву. Тяжело дышащий Марк стал воспринимать пронзительную песню небесных жаворонков, когда те поднимались и падали в синем утреннем небе, отдаленное журчание бегущей воды, смешивающееся с постоянным блеянием коз.

Он усeлся и увидал большого и чрезвычайно свирепо выглядящего козла с огромными кривыми рогами и длинной бородой, стоящего в нескольких футах и рассматривающего его маленькими глазками цвета янтаря.

"Муска," - резко сказал он.

"А, все нормально," - произнес Муска, в свою очередь усаживаясь, - "это - всего лишь Таурус, он очень дружелюбный."

"Он не хочет присоединиться, а?" - Марк слышал по секрету от некоторых своих менее приличных знакомых в Риме об особых актах, включающих мальчиков, девочек и животных, и был нисколько не уверен, что хочет быть вовлеченным в что-либо подобное.

"Он не смог бы, если бы и хотел," - хихикнув, сказал Муска, но понизил голос как бы из уважения к чувствам козла, который мог не захотеть, чтобы такой предмет слишком открыто обсуждался. - "Он кастрирован."

"Это хорошо, тогда он не будет ревновать, когда я вставлю свой член в твою задницу," - вымолвил Марк, хихикнув в свою очередь.

Оба мальчика встали и спонтанно сняли свои туники, бросив их в укрытие.

"Надеюсь, что я не раню тебя," - с сомнением произнес Марк.

"А почему ты должен. Я не ранил тебя, а мой член в три раза больше твоего. Если ты смог взять мой, то и я смогу взять твой."

"Он не больше моего."

"Больше."

"Ладно," - разумно сказал Марк, - "мы можем вскоре убедиться. Мы оба снова сделаем их жесткими и посмотрим, чей больше."

Два паренька сели бок о бок и приступили к работе над своими членами, которые были все еще сморщенными и сжавшимися после их последнего оргазма.

"Мой весь грязный," - заявил Муска, - "из-за того, что был в твоей заднице."

"Хорошо, я очищу его для тебя и одновременно сделаю его тебе твердым," - охотно отвечал Марк.

Он вскарабкался на колени и, нагнувшись, взял в свой рот вялое орудие Муски, почувствовав на вкус кал и мальчишескую сперму. Муска наклонился вперед и положил руку на зад Марка. Марк, не удаляя губ с члена другого мальчика, повернулся вокруг на руках и коленях, пока не обхватил ими голову Муски. Муска дотянулся и, сплетя руки вокруг половых органов Марка, переместился так, чтобы мог взять его член в свой собственный рот. Не прошло много времени, прежде чем члены двух мальчиков снова стали жесткими. Они вскочили на ноги и сравнили свои орудия.

Муска недолгое время пытался утверждать, что хотя они и были совершенно одинаковой длины, но его - значительно толще, но после определенного количества измерений с помощью пальцев и некоторого дальнейшего спора, он вынужден был признать, что ничего этого в действительно не было.

"Тебя прежде трахали?" - спросил Марк, перемещаясь за спину своего друга, когда на этой основе конфликт был разрешен.

"Да," - ответил Муска, нагибаясь вперед и раскрывая свою задницу руками. - "Зимой, когда мы не работаем, всех нас, мальчиков, помещают вместе в сарай на ферме. Мы там развлекаемся. Крастинус не любит этого и иногда бьет нас, когда поймает на этом, но больше еще там нечего делать."

Член Марка был уже влажным от слюны другого мальчика, поэтому он для устойчивости положил свои руки на бедра Муске и подготовился войти в друга.

За его спиной раздался грохочущий звук, и он внезапно получил жестокий удар по заду, толкнувший его вперед на Муску, который потерял равновесие, так что оба они свалились на землю. Марк огляделся вокруг, ища источник нападения, и увидeл Тауруса с наклоненной головой, который скреб землю передними копытами, подготавливаясь к другой атаке.

"Муска," - крикнул он в смятении.

"Он, по-видимому, подумал, что ты нападал на меня," - смеясь, вымолвил Муска. - "Все хорошо, Таурус, мы - друзья. Гляди."

Он потянул Марка встать на ноги и, обхватив его руками за шею, крепко поцеловал в губы. Марк с энтузиазмом ответил. Язык Муски проник к нему в рот и начал его исследовать. Марк проскользил рукой вниз по закруглению зада Муски. Его указательный палец нашел задний проход мальчика, мягко толкнулся, после мгновений сопротивления анус раздвинулся, и палец Марка ощутил тепло окружившего его тела мальчика. Муска крепче обхватил руками шею друга, и его язык внезапно стрельнул в рот к Марку подобно броску змеи.

Муска отстранился и, повернувшись спиной, наклонился вперед, протянув руки за спину, чтобы раздвинуть половинки своей задницы, делая тем самым недвусмысленное приглашение другому мальчику. Марк беспокойно взглянул на Тауруса, но козел мирно пасся. Он, кажется, признал, что все было в порядке.

Примерно часом позже двое мальчиков со слегка покрасневшими глазами, ощущая слабость в коленях, вместе проделали путь к горному ручью. Они охладились в небольшой, но глубокой заводи, и, очистив себя, устроились бок о бок на травянистом берегу.

"Ты весь коричневый," - заметил Марк, осмотрев обнаженное тело своего нового друга.

"Да, я ношу тунику, только когда здесь Крастинус, я думаю, что он мог бы расстроиться, если бы я этого не делал, и вечером, когда холодно. Суть в том, что при другом образе действий я только разорвал бы ее или сделал нечто подобное, и я сомневаюсь, дал ли бы он мне другую. По-другому будет, когда действительно начнет становиться холодно."

"Ты получил настоящие побои," - продолжал Муска, пройдясь пальцем вдоль одного из пурпурных рубцов, что по-прежнему обезображивали грудь Марка. - "Кто это тебе сделал?"

"Мужчина, который привез меня сюда," - ответил Марк, слегка содрогнувшись от воспоминания ремня Менаса.

"Я думаю, это был не Крастинус, он не бил бы тебя там. Он бьет нас сзади, по большей части по заднице."

"Я получил несколько и от него тоже."

"Я заметил это, когда трахал тебя," - с усмешкой произнес Муска. - "Почему он это сделал?"

"Ну, когда возница ушел, я сказал ему, что я сын Цоракса, и он побил меня за нахальство."

"Ты сумасшедший," - с восхищением вымолвил Муска, - "с этим ты никогда бы не вышел сухим из воды. Как ты действительно дошел до того, чтобы тебя сюда послали?"

"Я был пойман на краже еды, и мой господин отправил меня сюда, чтобы преподать мне урок," - медленно ответил Марк. Никто не поверит правде, и в любом случае не слишком плохо было быть пастухом коз, насколько он мог видеть. Несомненно, подумал он, посмотрев на растянувшееся рядом с ним гибкое юное тело Муски, здесь были и преимущества.

"Он мог больше не хотеть тебя," - заметил Муска с бездумной мальчишеской жестокостью.

"Я... я не думаю," - медленно ответил Марк, тщательно подбирая слова, так чтобы не выдать себя, - "эти господа питают к нам большой интерес. Мы - просто вещи для них." Упрек Писклюса: "для вас мы являемся только хорошими объектами для трахания, и это - все," - раздался у него в голове, устыдив его этой правдой.

"Где живет твой господин."

"В Риме."

"В Риме," - взволнованно воскликнул Муска. - "Это правда, что там тысячи людей? Что там есть магазины, где продаются все товары мира? Что император живет в золотом дворце и каждый день ест целого вола? Что каждый день проходят игры и публичные представления с гладиаторами и дикими животными? Что еда есть для каждого, и даже подобные нам мальчики не ходят голодными?"

Вопросы выскакивали из возбужденного мальчика. Было очевидно, что его воображением завладел город, настолько отличный от всего, что он когда-либо видeл в своей собственной короткой жизни, и что топливом для этого были истории, рассказанные ему на ферме мужчинами, которые, вероятно, знали немногим больше него, но развлекались, сочиняя то, чего не знали. Марк сделал все возможное, чтобы ответить на взволнованные вопросы мальчика. Те все больше и больше сосредотачивались на пирах, которые он видeл, когда прислуживал своему господину, и в особенности на еде, подаваемой там на стол. Было ясно, что для голодного маленького мальчика основным удивлением от города было разнообразие и количество имеющейся там в наличии пищи.

Марк разубедил его в вере, что в Риме не было никаких голодных мальчиков-рабов, стараясь больше описывать щедрость пиров своего отца, как они должны были видеться рабу. Для него это было нетрудно: поскольку такие события считались не местом для свободных мальчиков, он только слышал их описания их болтовни домашних рабов. Он только что закончил описывать блюдо, состоящее из жареного павлина, зажаренного в лебеде, зажаренном в страусе, и все нафаршированы финиками и языками жаворонков и поданы с медовыми пирожными и кровяной колбасой, когда Муска вспыхнул.

"Ох, как мне хочется, чтобы я смог увидеть это."

"Я не знаю," - сказал Марк, переворачиваясь на бок и пробегая рукой вверх по внутренней стороне бедра Муски, пока та не легла на его яички, - "мне достаточно хорошо нравится здесь."

"Лучше, чем в Риме?"

"Да... но я хочу, чтобы у нас было больше еды."

"Ты, должно быть, был голоден в Риме. Ты украл пищу."

"Я был жадным, а не голодным, каким являюсь здесь," - серьезно ответил вдруг Марк.

"Возможно, мы могли бы поймать зайца," - предложил Муска. - "Теперь нас здесь двое, и у нас будут лучшие шансы. Хотя мы не должны позволить Крастинусу это узнать. Они предназначены сохраняться для господ, когда те прибывают охотиться."

Немного времени спустя они направились на поиски зайца.

***

Шли недели. Дни делались короче. Погода неуклонно становилась более холодной. И затем пришли первые морозы. Марк привык ходить на окоченевших ногах. Носы у обоих мальчиков постоянно текли. Крастинус в один из своих еженедельных визитов привез вместе с их пайками старое одеяло. Однажды ночью вдобавок к лисьему лаю они услыхали низкий рев выше в горах.

"Волк," - сказал Муска, приподнимаясь с места, где он лежал рядом с Марком, сбросив укрывавшие их плащ и одеяло и подвергнув обоих мальчиков потоку морозного воздуха. - "Мы должны будем назначить очередь, чтобы оставаться бодрствующими и смотреть за стадом. Мы не можем рассчитывать, что Таурус сам выпроводит волка. Я пойду первым." Взяв плащ, он выскользнул в темноту.

Марк был разбужен ощущением прижимающегося к нему холодного тела Муски.

"Твоя очередь," - прошептал теперь Муска. - "Ты возьми плащ, возвращайся сюда на рассвете, и мы будем согревать друг друга."

"Что мне делать, если придет волк?" - в тревоге спросил Марк.

"Кричи и маши на него своей палкой. Не беспокойся, они сейчас не настолько голодны, чтобы попытаться напасть на нас. Он покажет хвост, а я так или иначе услышу твой крик, приду и помогу тебе."

Марк чувствовал себя очень маленьким, когда, завернувшись в свой плащ, он сидeл, слушая ночные звуки. Каждый шелест ветра в деревьях или звуки, издаваемые передвигающимися в низком кустарнике небольшими животными, тревожили его... В любой момент он ожидал увидеть очертание двигающегося к нему серого худого волка. Дрожа в изношенном плаще, он ощущал себя одиноким и испуганным. Несмотря на это, он ждал, пока полностью не рассветет, прежде чем вернуться в их укрытие к теплу и комфорту от тонкого юного тела Муски.

Муска, несмотря на свои уверенные слова о покорной натуре волков, провел следующее утро, тщательно затачивая концы двух их палок осколком стекла. Это было его наиболее ценное имущество рангом выше излохмоченной туники и плаща - единственных других вещей, которыми он обладал. Осколок служил как в качестве ножа, так и средства, чтобы разжечь огонь, когда было солнце. Он неоднократно рассказывал Марку историю, как он раздобыл его, убирая кучу мусора за фермой, когда Крастинус выбросил осколки стеклянной посуды, котороую уронил во время одного из своих редких запоев. У Марка создалось впечатление, что большая часть ценности стекла для Муски происходила от того, что это была единственная имеющая для него форму часть тех предметов, которыми владел и которые использовал Крастинус. Работа заняла долгое время, так как Муска не хотел рисковать еще раз разбить драгоценный осколок. Наконец, однако, это было закончено, и он для закалки поместил два острия в огонь.

Марк уселся у огня на котрочки, наблюдая за другим мальчиком.

"Я не думаю, что от заточенной деревянной палки будет много пользы, если волк решит заполучить козу из стада," - с сомнением произнес он.

"Лучше, чем ничего," - ответил Муска с небольшим раздражением. - "В любом случае, они реально все же не попытаются. Я нахожусь просто в безопасности. Это позднее, когда они становятся отчаянными, а к тому времени мы будем внизу на ферме, и там будет Крастинус с другими мужчинами."

"Другое дело, если бы они были горными львами," - продолжал он.

"Что такое горные львы?" - беспокойно спросил Марк.

"Они - как бы огромные кошки, и они спускаются с севера, когда зима действительно суровая. Это несчастье, когда они появляются. Так как они готовы унести мальчика, как козу, и их также не напугаешь."

"Их много?"

"Сам никогда не видел ни одного. Но мужчины на ферме рассказывали мне о них. Один убил двух мальчиков в тот год, когда сюда прибыл Крастинус, и тот вышел после этого со своим мечом и убил его, а на следующий день вышел снова и убил его пару. Где один, там всегда есть и второй. Крастинус храбрый. Он ничего не боится, и он также самый сильный человек на ферме."

В следующие несколько ночей Марк видeл волков, серые худые длинноногие тени молча передвигались в подлеске, ища возможность внезапно напасть на стадо. Ему казалось, что те увеличивались в численности и возрастали в наглости.

С более холодной погодой маленькие животные, которых мальчики использовали для еды в дополнение к своим скудным пайкам, становились более редкими. Животы мальчиков всегда были болезненно пусты. В другой из визитов Крастинус обратил свое внимание, втянул воздух и оглядел безлюдную площадку, теперь белую кое-где от первого выпавшего зимнего снега.

"Еще одну неделю, мальчики," - сказал он, - "затем мы заберем вас вниз."

Когда он ушел, Марк заплакал, ему было так голодно и так холодно.

Двумя днями позже был сильный снегопад... Вся площадка была белой. Козы бродили по ней, роя снег копытами, чтобы съесть куски каких-то растений.

Затем случилось это. Марк спал в укрытии, когда был разбужен пронзительным криком Муски. Сбросив с себя одеяло, он неохотно выполз на сильный холод. Небо было ясным, и светила яркая луна. Крики Муски становились все более настойчивыми. Взяв свою палку, он побежал на звук и затем замер.

Муска стоял в нескольких ярдах от него лицом к большой темной массе, припавшей к земле. Сбоку от него явно нервничающий Таурус в полухраброй манере бил копытами о землю. Тварь была той же длины, что и волк, но с более короткими ногами и значительно тяжелее. Марк прежде ее не видал, но в мгновение понял, что это был горный лев. Как раз в момент его наблюдения животное зарычало и бросилось на Муску. Мальчик направил на него свою палку, но один только вес твари, масса мышц и тяжелых костей, резко ее сломал, свалив паренька на спину. Муска отчаянно ударил вверх обломком сломанной палки, когда лев, открыв пасть, устремился к его горлу.

Марк закричал в ярости. У него не было времени ощутить страх или оценить свои шансы. Муска был его единственным в мире другом, и он должен придти к нему на помощь. Его единственным оружием была жалкая деревянная палка, и он уже видeл, как мускина была сломана под тяжестью льва. Итак, он мог понять, что у него есть только один шанс. Он установил палку горизонтально и, тщательно нацелив ее в глаз твари, бросился вперед. Марк был проворен и быстр. Животное взревело, когда деревянное острие вошло ему в глаз. Оно было ранено, но не смертельно. Оно повернулось к новому противнику, в то время как Марк боролся, чтобы удержать острие своей палки у него в глазнице, надеясь проникнуть сквозь нее дальше в череп или, по крайней мере, удерживать животное подальше от Муски и себя. Его босые ноги отчаянно зарывались в мерзлую землю, когда он сражался со зверем. Он понимал, что слабее в борьбе. Тварь была просто сильнее и тяжелее его. Затем послышался стук копыт о твердую землю, к нему понеслась фигура и бросилась на большую кошку как раз из-за его плеча. Таурус обрел смелость. Лев, потеряв равновесие, свалился на бок. Марк шел за ним, всей силой и весом своего тела давя на палку, все еще вставленную в пробитый глаз. Дважды еще животное пыталось подняться, и еще дважды Таурус сбивал его вниз. Затем вдруг палка, казалось, выскользнула вперед в руку Марка. Мгновение он думал, что тварь вытряхнула ее, освободив голову, но затем понял, что та лежала совсем неподвижно. Острие палки, наконец, проникло ей в череп, и лев был мертв.

Марк подбежал туда, где лежал Муска. Мальчик был в сознании, но левая сторона его груди была разорвана когтями животного. Марк снял с Муски остатки порванной туники и, сложив их в комок, осторожно положил на разодранную и кровоточащую плоть. Он разорвал надвое свою собственную тунику и использовал полоски, чтобы обвязать это место. Муска стиснул зубы и оскалился от боли.

"Помоги мне добраться обратно в укрытие," - прошептал он. - "Потом ты можешь отправиться на ферму и сообщить Крастинусу, что случилось, а я останусь здесь наверху и буду охранять стадо."

"А когда заглянет его пара. Что тогда случится с тобой?" - резко спросил Марк. - "Ты говорил, что где находится один из них, там всегда оказывается и второй. Мы пойдем сейчас все: ты, я, Таурус и стадо."

"Мы никогда этого не сделаем. Это же пятнадцать миль. Это же засыпано снегом. Дни короткие, и в любом случае я не смогу пройти это расстояние."

Марк подошел к мертвому горному льву. Встав босой ногой на голову твари, он выдернул палку. Он свистнул Таурусу, затем потянул Муску встать на ноги и насколько мог хорошо окутал плащом узкие плечи мальчика.

"Теперь положи свою правую руку на мое плечо, и мы двинемся," - сказал он.

Это было медленное и болезненное путешествие. Серый свет очень холодного рассвета ослабел раньше, чем они даже начали спускаться с пастбища. Снег покрылся тонким слоем льда, и Марк видeл, что каждый сделанный им шаг оставлял на снегу пятнышки крови, из-за того что лед резал его ступни. Муска старался изо всех сил, хотя было ясно, что ему очень больно, и его силы убывают. За ними по следу шло стадо коз, возглавляемое Таурусом, чья голова по ощущениям Марка время от времени задевала его голый зад, пока он неуклонно брел вперед. Единственными звуками в разреженном горном воздухе теперь было блеяние коз и звон колокольчика Тауруса. Небесные жаворонки, чья песня наполняла небо, когда Марк в последний раз проходил этим путем, все умолкли с появлением зимнего снега.

Двое мальчиков медленно влачились. Муска убеждался, что ему все труднее и труднее тащиться вперед, а плечо Марка заболело от усилий поддерживать друга. Наконец, Муска, споткнувшись, потерял равновесие и упал вперед в снег, потянув за собой Марка. Марк устало поднялся на колени и, дрожа, огляделся по сторонам. Дорожка теперь бежала вдоль склона горы, который под покровом снега был почти невыразительной белой простыней. Марк не мог сказать, докуда они дошли по длинной дороге назад на ферму, но был уверен, что они покрыли только часть пути. Он неловко подложил плащ под тело Муски и затем прижался поближе к другому мальчику, пытаясь добиться некоторого облегчения от пронизывающего холода.

"Я не могу идти," - слабо вымолвил Муска. - "Возьми плащ и оставь меня здесь. Мы умрем оба, если ты этого не сделаешь."

Марк обнял своего друга.

"Мы отдохнем здесь немного и затем пойдем," - сказал он. - "Ты хочешь увидеть Рим, не так ли... Хорошо, я собираюсь показать его тебе, когда все это кончится."

Муска слабо улыбнулся, но помотал головой.

"Оставь меня," - повторил он, но Марк этого бы не сделал.

Ни один из мальчиков позднее не мог много вспомнить об их переходе. Как часто они останавливались и как часто спорили с Муской, требующим, чтобы он был оставлен, все после было похоронено в тумане, созданном изнурением и холодом. Было совсем темно, когда, наконец, далеко внизу они увидали мерцание света лампы, что обозначало ферму Крастинуса.

Муска долгое время ничего не произносил. Теперь, наконец, его ноги подкосились под ним. Марк встал на колени в снег рядом с ним. Другой мальчик был все еще в сознании, но едва-едва. Было очевидно, что он до конца исчерпал свои силы.

"Мне хочется, чтобы я мог достичь с тобой Рима," - слабо улыбнувшись, прошептал он.

Марк ничего не сказал. Он оттащил Муску на обочину дорожки и потянул его вверх, чтобы усадить на валун. Мальчик слабо вскрикнул, так как его рванула боль от покалеченной груди. Марк подсадил мальчика себе на спину и начал долгий спуск к ферме, шатаясь под тяжестью своей ноши.

Крастинус сидeл у огня, потягивая из стакана красное вино и беспокоясь, не слишком ли надолго он оставил стада на высоте. Оливия сидeла напротив него, терпеливо слушая.

"Мне не нравится оставлять их там наверху, раз пришла суровая погода, но если я слишком скоро доставлю их вниз, тогда фураж здесь кончится в конце зимы," - все еще по новой мучился он.

"Да, я знаю, дорогой," - сказала Оливия, всматриваясь вниз в свое шитье.

Затем она внезапно подняла голову, прислушиваясь.

"Что это, дорогой? Я уверена, во дворе я услышала нечто, звучащее как козий колокольчик."

Крастинус вскочил на ноги и распахнул дверь. В тусклом свете двор, казалось, был переполнен козами. Он услышал движение в дальнем конце двора и в темноте различил фигуру мальчика, старающегося закрыть ворота во двор. Проталкиваясь через кружащее по двору козье стадо, он поспешил вперед.

"Что происходит?" - выкрикнул он, когда приблизился к пареньку. - "Для чего ты привел сюда этих коз?"

"Ах, это ты," - рявкнул он, узнав Марка. - "Что ты здесь делаешь? Где Муска? Где твоя одежда, палка и все прочее. Ты оставил их наверху в горах, никчемный ленивый маленький недоросток. Я научу тебя, как украдкой спускаться сюда. Я исполосую твою шкуру. Я раскровавлю эту твою плотную маленькую задницу..."

"Господин... Я извиняюсь, господин... Муска здесь на земле, господин... Я уложил его, когда закрывал ворота, господин... и я извиняюсь за одежду и вещи, господин... Я пойду, вернусь и найду их завтра, господин, если Вы желаете..."

Марк замолчал, когда Крастинус протолкнулся мимо него и склонился над Муской, который лежал, прислоненный к стойке ворот.

"Размести этих коз на лугу ниже двора, мальчик, и затем подходи к задней стороне дома. Тебе лучше иметь хорошее оправдание, почему ты здесь, если хочешь избежать порки всей твоей жизни."

Он поднял Муску и понес его в дом. Марк услышал его крик жене, и затем дверь за ним захлопнулась.

***

Марк заколебался внизу лестницы, ведущей наверх к кухонной двери. Ему сказали подойти к дому, но означает ли это, что он должен ждать за дверью? Затем он услыхал пронзительный крик Муски. Он прокрался по лестнице и, осторожно открыв дверь, робко замялся на пороге. Он увидел Муску, распростертого в позе орла на кухонном столе, которого придерживали за щиколотки и плечи двое мужчин. Жена Крастинуса склонилась над обнаженным мальчиком, срывая пропитанные кровью бинты, что прикрывали левую сторону его груди, стоящая рядом ее женщина-рабыня держала чашу испускающей пар воды. Ощутив поток холодного воздуха из внезапно открывшейся двери, они все повернулись, чтобы взглянуть на Марка.

"Что ты здесь делаешь?" - первой заговорила служанка. - "Выйди вон, мальчик. Здесь не место для грязного маленького отродья вроде тебя. Убирайся обратно в амбар, где проживаешь."

"Нет, нет," - успокаивающе сказала Оливия, ее тихий голос контрастировал с резкими словами рабыни. - "Подойди сюда, мальчик, ты можешь помочь нам. Теперь встань напротив меня и скажи своему другу, что мы убираем эти бинты с его раны, чтобы посмотреть, насколько там плохо. Для него это больно, но мы делаем это, чтобы помочь ему. Теперь возьми его за руку и скажи ему. Он тебе поверит."

Рабыня фыркнула и сказала, что на ее месте не пустила бы зловонное маленькое рабское отродье на кухню; кто его знает, какие болезни они все подхватят в результате допускания внутрь помещения такой грязи, и смотрите, он оставляет за собой на полу пятна крови. Оливия раздраженно заставила женщину умолкнуть, и Марк сделал, как ему было сказано.

"Теперь крепко держи Муску за руку," - произнесла Оливия, когда он закончил.

Она начала медленно снимать бинты с груди Муски, прикладывая к ним пропитанную теплой водой тряпку, чтобы растворить свернувшуюся кровь. Глаза Марка расширились, а рот его открылся.

"Муска," - настойчиво вымолвил Марк, - "я говорил тебе об обеде, на котором я должен был сопровождать моего господина в доме Петрония Нигера. Основным блюдом были свиноматки с поджаристой корочкой, с отделенными ребрами и ногами, но там была не только еда. Там были мальчики, которые подавали ее на стол. Они все были юные и очень миловидные, младше и миловидней меня, и носили на талиях золотые ленты с короткими кисточками из золотого материала, свисающими вниз, и это - все, их соски были позолочены, и они все время пели, пока подавали пищу. Мне дали новую шелковую тунику, очень короткую и почти прозрачную, и серебряную цепь на талию. Но они были..."

"Кто тогда сделал это?"

Пока Марк говорил, Оливия равномерно работала, снимая прочь бинты. Теперь из тени с той стороны комнаты, где он стоял, выступил Крастинус и взглянул вниз на окровавленное месиво, что обезображивало левую сторону груди Муски. Его голос прорвался сквозь настойчивую болтовню Марка.

"Я раньше видала подобные раны только дважды," - печально ответила его жена. - "На тех двух мальчиках, что были убиты горными львами в первую нашу здесь зиму."

"Пожалуйста, господин. Это был горный лев, господин. Он зарился на коз, и Муска пытался остановить его."

"Где это случилось, мальчик?"

"Наверху у нашего укрытия, господин. Он сбил Муску, поэтому я пришел на помощь... Я и Таурус." - Марк не хотел отвергать никого, кто принял в произошедшем должное участие.

"Оливия, я оставлю тебя, чтобы разобраться с этим. Я здесь не нужен, а у меня там наверху восемь козьих стад и шестнадцать мальчиков с двумя горными львами на свободе. Я должен доставить их вниз, прежде чем звери нанесут большой ущерб. Я должен уйти."

"И я с Вами, господин," - сказал один из прислуживающих рабов, рослый седоволосый мужчина.

Минутой или двумя позже Крастинус и прислуживающий раб покинули дом: Крастинус со своим мечом, висящим в ножнах е него на ремне, и раб, несущий копье. Во дворе раздался цокот лошадиных копыт, и затем настала тишина.

"Мужчины," - вымолвила Оливия, пожав плечами, - "они не возвратятся, пока не убьют льва, если я их знаю. Однако без них нам лучше."

"Пожалуйста, госпожа, я думаю, что им нужно будет убить только одного льва. Другого добыли мы."

"Он имеет в виду, что он его добыл, госпожа," - слабо прошептал Муска. - "Он поразил того палкой в глаз и не отпускал."

"Хорошо," - произнесла Оливия после секундной паузы, - "нам надо продолжать. Муска, я должна промыть эту рану дочиста, прежде чем я положу на нее свежие бинты. Боюсь, это будет больно, но в данном случае это - ничто. Марк, продолжай рассказывать ему об этом званом обеде, куда ходил твой господин."

"Да, госпожа. Муска, после того, как они подали еду, вошла группа мальчиков-акробатов, все одетые только в небольшие набедренные повязки, и Петроний сказал моему господину, что если ему понравится любой из них, или двое, он просто должен сказать..."

Муска громко вскрикнул.

"А что с тобой, мальчик?" - сказала Оливия после того, как раны Муски были перевязаны, и он был поднят с кухонного стола и уложен в постель из связки одеял у кухонного очага. - "Подойди сюда, где я могу взглянуть на тебя."

Марк переместился, чтобы встать рядом с ней. Она быстро пробежалась руками по его телу.

"Твои голени и ступни очень сильно порезаны. Но в остальном с тобой все нормально."

"Идем, я сейчас займусь ими." - Без дальнейших предупреждений она ухватила его под руки и подняла, так чтобы он сидел на столе, а его ступни качались в воздухе.

"Ты нес Муску всю дорогу обратно сюда?" - спросила она, когда, наклонившись вперед, начала очищать его порезы.

"Большую часть пути он прошел, госпожа... Ох, госпожа... Это больно..."

"Уверена, что это так, но это должно быть сделано." - Оливия подняла в воздух его босую ступню и вычищала грязь из порезов на подошве.

"Хорошо, мальчик," - произнесла Оливия примерно полчаса спустя, когда обмотала бинтом левую ступню Марка. - "Теперь ты спустишься вниз и сегодня ночью можешь спать здесь с Муской. Завтра я подстригу твои волосы и изгоню из тебя глистов."

"У нас у всех тогда будут гниды и глисты," - со вздохом пробормотала рабыня.

"Я полагаю, ты голоден. Тебе хочется что-нибудь съесть?"

"О, да, пожалуйста, госпожа."

Хорошо, садись тогда с Муской, и я дам тебе чашу с рагу. Посмотри, можешь ли ты также дать съесть немного ему. Ты знаешь, как пользоваться ложкой?"

"Да, госпожа."

Марк подумал, что никогда не пробовал ничего такого хорошего, как это рагу. В нем был овес, и фасоль, и даже немного козьего мяса. Оливия смотрела, пока он не заснул с полной ложкой на полпути ко рту. Она мягко вынула ложку из его руки и, раскрыв над двумя обнаженными мальчиками одеяло, прокралась в кровать.

Позже этой же ночью она услыхала шум на кухне. Она нашла Марка все еще спящего, но сидящего вертикально, свет огня блестел на его голой груди. Он бессвязно бормотал и затем вдруг пропел чистейшим юным голосом:
"Сквозь зубы, и череп, и шлем
Столь сильный удар он нанес,
Добрый меч в руке прервал дыхание
Головы Тускана."

Она остановилась в изумлении. Она слыхала, как отец учил ее братьев, и, в свою очередь, Крастинус учил их сына этим словам. Они происходили из того старинного цикла поэм, что описывал основание Рима и раннюю борьбу города против его соседей. Их вдалбливали в память каждому свободнорожденному римскому мальчику, но не часто, если вообще когда-либо, обучали им рабских отродий.

"Я хотела бы знать," - сказала она себе, присeв успокоить по-прежнему спящего мальчика. - "Мог он в действительности быть тем? Но тогда, если он - тот, при данном положении дел он был бы здесь в безопасности с мальчиками-рабами, а если нет, тогда это в любом случае верное для него место."

И что всегда верно, сказала она себе, - он нуждается в деликатном обращении. Она решила не сообщать Крастинусу и перенести дело на ежегодный визит к ее сестре в Рим. Пока она, несомненно, не будет в состоянии получить там ясное описание Марка, сына Цоракса.

Глава 23

С середины утра во дворе фермы стало шумно от блеяния коз и назойливых криков мальчиков, так как стада спустились с гор.

Вскоре после полудня снова появился Крастинус, ведя свою лошадь, с которой свешивались туши двух горных львов. Мальчики собрались вокруг, возбужденно болтая, пока он не погнал их обратно работать ударами ремня по их голым ногам.

"Ладно," - грубовато сказал он, топая мимо Марка, оттирающего плиты низкой террасы, что окружала фермерский дом, - задание, данное ему Оливией, чтобы уберечь его от повреждений, пока его ступни не заживут достаточно, чтобы позволить ему отправиться работать во дворе и в поле с остальными мальчиками, - "ты сказал правду, так что по крайней мере на этот раз ты не почувствуешь своим задом мой ремень."

Марк быстро ухмыльнулся ему, но не прервал работы. Ему сказали, чего ожидать, если он будет пойман на неусердии.

"Это было бы," - вымолвил Крастинус, зачерпывая ложкой горячий суп и занося ее в рот, - "не позорно и для старого десятого легиона. Провести бой, затем промаршировать пятнадцать миль по глубокому снегу с раненым и дойти до самого конца. Помнишь, я вспоминал, как однажды в Верхней Паннонии мы должны были..."

Оливия, которая сидeла одна со своим мужем в передней комнате, переставала слушать, пока он распинался. Она слыхала эту конкретную историю так же часто, как и большинство других историй своего мужа, так что в секунду могла определить, когда та станет виться по своим путям к довольно утомительному окончанию.

"Да, дорогой," - в конце концов сказала она, после того как Крастинус достиг места, где старший центурион поздравил его c его компанией за их выносливость и бойцовские качества и согласился, что был неправ, а Крастинус - прав в оценке способности столь изящных тел мужчин успешно выполнять свои обязанности в такой трудной службе, - "но ты не будешь делать из них любимчиков. Ты знаешь, какого рода проблемы это должно вызвать, и хотя они - хорошие мальчики, они - только рабы, и им не следует позволять забыть это. Это будет даже не честно по отношению к ним. У нас нет денег, чтобы выкупить их на свободу, не говоря уже о том, чтобы обеспечить им какое-либо будущее, как свободным мальчикам. Они - рабы, и это окончательно."

"Да, да," - раздраженно произнес Крастинус, - "я знаю, что это правильно. Не беспокойся об этом. Я знаю, как и почему важна дисциплина..." И он снова вышел.

***

Через два дня ступни Марка достаточно зажили, чтобы он был отправлен работать и жить с другими мальчиками. Пятью днями позже к нему присоединился Муска. Его бок зажил, но безобразные шрамы в нижней части одной стороны его груди показывали, где его покусал горный лев. Вскоре после этого Оливия уехала, чтобы посетить свою сестру в Риме.

Жизнь мальчиков на ферме была суровой, но не настолько суровой, как в горах. Им всегда было голодно и часто холодно, но они привыкли к этому. Они должны были установить непрерывное наблюдение за стадами коз, но так как те теперь содержались на полях фермы, мальчики были поделены Крастинусом на группы по четыре и дежурили по очереди. Им было не так одиноко, как на горе, и не так страшно, так как у них было предписание поднять по тревоге мужчин, если приблизятся волки. В противном случае в течение короткого дня они продолжали заниматься различными работами на ферме, некоторые из которых выдумывались, чтобы сохранять их занятыми, а другие были необходимы, как например, очистить от снега двор и дорожки, принести воду и корм. Вечером те, кто не пас коз, размещались в сарае, где было множество чистого места для лежания, и где они согревали друг друга.

Марк нес из сыроварни на ферму два ведра козьего молока, когда, проходя мимо открытой двери одной из надворных постороек, он услыхал тихий свист. Оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что Крастинус или один из мужчин за ним не наблюдают, он сунул голову в дверной проем. В темноте стоял Муска с корзиной в руке и большой улыбкой на лице.

"Поставь эти ведра вниз и заходи сюда," - произнес он шепотом.

"Гляди," - протянул он корзину Марку. Та была полна яиц. - "Вчера я добыл их двадцать два вчера, но сегодня обнаружил, где положила их эта старая коричневая курица, и у меня их двадцать шесть. Они не узнают, что яиц так много, поэтому есть по два для каждого из нас, если мы поторопимся."

Марк спустил с плеч коромысло и, оставив ведра с козьим молоком, присоединился к своему другу в сарае. Было явно неудачным случаем, что одна из фермерских собак в этот момент пересекала двор и, узрев на земле ведра без присмотра, решила угоститься. Еще худшей случайностью оказалось то, что Крастинус, выходя из фермерского дома, увидал животное, чья голова была в одном из ведер, зад торчал в воздух, а хвост бешено вилял.

Он тихо пересек двор, и первым полученным Марком знаком, что что-то не так, была раздирающая боль, когда ремень Крастинуса врезал по тыльной стороне его бедер. Он повернулся лицом к разъяренному мужчине, содержимое сырого яйца стекало вниз у него с подбородка.

"Ах ты, грязный маленький воришка," - рычал Крастинус, нанося другой удар по ногам Марка спереди, - "я исполосую за это твою грязную никчемную шкуру. Украсть еду и позволить собаке добраться до молока, - это порка прутом для вас двоих сегодня вечером перед ужином. Доставьте все это наверх в дом, и я найду вам для занятия какую-нибудь настоящую работу. Ступайте."

Он схватил Марка за руку и грубо вытащил его из сарая. Муска попытался проскользнуть мимо него незамеченным, но Крастинусу удалось нанести ему два болезненных удара по тыльной стороне ног, когда тот улепетывал.

Крастинус сопровождал двух мальчиков вплоть до фермерского дома.

"Теперь," - произнес он после того, как они передали молоко и яйца служанке, - "поскольку на вас нельзя полагаться во дворе, берите эти две метлы и подметайте от снега дорожку к дому. Я буду продолжать присматривать за вами двумя, так что не делайте себе хуже, чем уже есть."

Двое сильно наказанных и испуганных маленьких мальчиков несколькими минутами позже напряженно работали на дорожке. Босоногие и в одних тонких туниках, чтобы уберечься от холода, они, взяв в руки метлы, энергично старались согреться. Вскоре, однако, руки у них заболели, и они начали, против их воли, ослаблять свое рвение. Дорожка была в основном расчищена, но в это утро далее был легкий снегопад, и это, вдобавок к неочищенным от снега участкам, делало их задание трудным.

"Ладно," - пробормотал Муска, пытаясь взглянуть на вещи со светлой стороны, - "по крайней мере мы сумели каждый получить по одному яйцу, прежде чем он нас увидел."

"Да, и я так полагаю. Ты думаешь, он выпорет нас и не даст никакого ужина?" - беспокойно спросил Марк.

Муска сделал паузу в работе, чтобы лучше обдумать эту ужасную возможность, и внезапно в тишине мальчики услышали стук лошадиных копыт и звук мужских голосов на дороге внизу. Муска вскарабкался на насыпь, служащую оградой, и пристально рассмотрел низ холма.

"Это - охотники," - взволнованно крикнул он. - "Они приезжают сюда каждый год после охоты на волков. Вот, должно быть, почему Крастинус хотел, чтобы подмели дорожку. Взгляни."

Марк взобрался на насыпь с ним рядом. К ним приближалась колонна мужчин и лошадей. Во главе было пять или шесть конных мужчин со свисающими с ремней мечами, за ними вприпрыжку бежало много большее число пеших копьеносцев, за теми следовали шесть пар гончих, больших, серых и лохматых, порядок среди которых поддерживали трое мужчин, несущих хлысты. Арьергард составляла вереница навьюченных животных, несущих припасы для отряда.

Во главе этой кавалькады, что шумно стучала копытами вверх по холму по направлению к двум мальчикам, был молодой человек, едва двадцати двух лет от роду. Он ехал на высокой вороной лошади, чей вид излучал здоровье. Животное гарцевало и било копытом о землю, не терпя быть сдерживаемым своим всадником. Молодой человек контролировал лошадь, несмотря на ее горячий нрав. У него было высокомерное и довольно жестокое лицо, смуглое и с ястребиным носом, что говорило о власти и богатстве. Он носил черный меховой плащ, скрепленный у него на шее большой, блестевшей на зимнем солнце золотой заколкой, меховую куртку и толстую шерстяную тунику, его ботинки были отделаны мехом, и ноги его также были одеты в мех. С чувством болезненного страха Марк понял, что это был младший брат его мачехи, Кассий Валерий Цорвус.

Муска настойчиво потянул его за тунику.

"Встань на колени," - сказал он, - "спускайся с насыпи и встань на колени."

Два мальчика поспешно сползли вниз на дорогу. Маловероятно, подумал Марк, стоя на коленях в грязном снегу, что кто-либо из мужчин обратит много внимания на двух небольших мальчишек-рабов, сжавшихся у ног их лошадей во время их проезда. Точно так же было неправдоподобно, чтобы Кассий, если и бросил бы на него взгляд, то понял, что один из двух босоногих полуголодных отродий является пасынком его сестры. Он прежде только дважды встречался с Кассием. В первом случае молодой человек стал к нему приставать, что он отверг, и во втором Кассий предпочел его проигнорировать. Чтобы быть в безопасности, Марк держал свою голову склоненной, пока всадники не проехали. Подняв ее и глянув им вслед, он с беспокойством увидел, что Кассий, обернувшись в седле, пристально смотрит назад на него. Их взоры встретились, и что-то вспыхнуло в глазах молодого мужчины.

В этот момент один из мужчин с гончими, смеясь, вытянул двоих мальчиков своим хлыстом. Они, взвизгнув, вскочили на ноги и стремглав умчались за пределы его досягаемости. Оглянувшись на фермерский дом, Марк увидeл, что Кассий слез с лошади у лестницы, ведущей к передней двери. Ему показалось, что глаза молодого человека снова искали его.

"Ты видeл этот плащ," - стал объясняться Муска, - "мне хочется, чтобы я мог иметь подобную теплую одежду. И эта заколка, которая, по-видимому, стоит в четыре раза больше нас. Давай поднимемся во двор и посмотрим, что еще будет дальше."

"А как насчет Крастинуса? - беспокойно спросил Марк. - "Он сказал, что мы должны оставаться здесь."

"Он будет теперь слишком занят прибывшими охотниками, чтобы заметить, что мы туда поднялись. Идем, они будут скоро кормить гончих, и там могут оказаться какие-то остатки для нас, если псари почувствуют великодушие."

Двор был наполнен возбужденно болтающими мальчиками, которые оставили свою работу, чтобы поглядеть на гончих и поудивляться одеждам охотников. Или Крастинус был слишком занят, принимая своих новых гостей, чтобы обращать внимание на мальчиков, или чувствовал, что это тот случай, когда дисциплина должна быть смягчена.

Кассий с его друзьями вошли в фермерский дом, оставив конюхов присматривать за лошадьми. Марк стоял с другими мальчиками, наблюдая, как уводят в конюшни лошадей, и слушая, как гончие лают в сарае, где их заперли. Появились трое псарей, неся ведра с испускающей пар требухой. Мальчики скакали вокруг них, держась едва лишь вне пределов их досягаемости и назойливо прося еды. Один из мужчин взял шматок мяса и бросил его в толпу голодных рабских отродий. Смеясь, мужчины наблюдали, как мальчики ползают по двору ради этого куска рубца. Мужчины были очевидно в хорошем настроении, и еще две или три части требухи были брошены мальчикам. Муске удалось завладеть одним куском, которым он поделился с Марком в уголке двора подальше от других мальчиков.

Кажется, думал Марк, сидя на земле на корточках и с аппетитом жуя кусок сырого рубца, что Кассий не узнал его. Мужчины не схватили его, не потащили в дом на допрос или не сделали что-то подобное. Возможно, то, что он увидал в глазах Кассия, было не узнаванием, а вожделением. Марк знал, что с его подстриженными светлыми волосами и сильно загорелой кожей он был привлекательно выглядящим мальчиком. Правда, он был гораздо более тощим теперь, после месяцев скудного рациона, чем когда он впервые прибыл на ферму. На его бедрах было меньше плоти, ямочки с обеих сторон его зада были более заметны, и очертания ребер на грудной клетке лучше видны, но он выглядел скорее гибким и здоровым, чем полностью истощенным. Его конечности не смотрелись похожими на палки, и его локти и колени не выделялись на остальной части тела.

Прозвенел колокольчик на задней стороне фермерского дома, сигнализируя, что для мальчиков настало время ужина. Это был единственный раз на дню, когда мальчики не нуждались в погонянии. Они собрались вместе в нескольких ярдах от лестницы на кухню. Один из полевых рабов поставил на землю кормушки, и волнение ожидания пробежало по толпе мальчиков. Для Марка и Муски, знающих, что они должны быть выпороты, чувство ожидания сильно разбавлялось страхом. Мальчики терпеливо ждали, зная, что им позволяется приблизиться к кормушкам, только когда те будут наполнены, и будет дано разрешение.

Марк ощутил движение на террасе над собой, с трудом отведя глаза от корыт для еды, на которых было сосредоточено все внимание его и каждого другого мальчика, он увидeл Кассия, прислонившегося к перилам и пристально смотрящего вниз на толпу дрожащих голодных рабских отродий. Он снял плащ, но все еще был одет в свою подбитую мехом куртку. Он держал в руке серебряный бокал, из которого подымался пар, и кривил свои тонкие губы, что в более-менее равных пропорциях сочетало презрение и веселье. Марку пришло на ум, что если бы дела повернились иначе, лет в девять он вполне мог бы стоять на месте Кассия, хорошо накормленный и тепло одетый, коротая время перед обедом и осматривая мальчишескую плоть, доступную для его последующего наслаждения.

Другой молодой человек, прогуливавшийся за углом дома, присоединился к Кассию. Он был в очень дорогой одежде и имел тяжелую золотую цепь, висящую у него на шее.

"Я сомневаюсь, увидишь ли ты здесь что-нибудь по твоему вкусу, Кассий," - произнес он громким самоуверенным голосом. - "Все они - грязные маленькие животные, не похожие на хорошо отмытых надушенных маленьких красавчиков, что есть у нас дома. И также не очень умелые, я полагаю."

"Ты никогда не знаешь своего счастья, Антоний. Если ты увидишь одного по твоим пристрастиям, Крастинус, несомненно, заставит отродье привести себя в порядок ради тебя, если ты ему скажешь. Что до хорошего умения, то есть удовольствие обучать свежего юного мальчика, как ему лучше угождать, хотя я согласен, что эта компания не выглядит очень свежей. Слишком для этого изношена от голода и изнурительной работы."

Снова появился полевой раб, неся два тяжелых ведра. Волна возбуждения прошла по рядам мальчиков-рабов, когда он вылил в кормушки их испускающее пар содержимое... Марк несчастно взволновался, увидeв, что в кухонной двери появился Крастинус, держащий в правой руке длинный гибкий прут.

"Можешь ли ты представить себе," - вопросил Кассий у своего друга, - "что ешь эту дрянь? Я бы скорее умер. Я не понимаю, как кто-то может."

"Ладно, мальчикам, кажется, это нравится," - промолвил со смехом его товарищ, - "но зато я полагаю спорным, люди они или нет."

"Ой, взгляни, это Крастинус, и он несет прут. Как ты думаешь, Кассий, он собирается побить одного из мальчиков? Я на это надеюсь. Нет ничего, что давало бы мне лучший аппетит за обедом, чем наблюдать мальчика с хорошенько ободранной задницей."

"Хорошо, нам лучше спросить его, Антоний. Крастинус, мой дорогой товарищ, мой друг хочет, чтобы одного из мальчиков выпороли в качестве закуски к его обеду. Я не знаю почему. Может быть, прут, разрезающий мальчишескую задницу, ассоциируется у него в уме с разделываемой тушей, или помимо того детские визги напоминают ему свинью, которую режут." - Кассий шумно рассмеялся и продолжил. - "В любом случае - Вы собираетесь сделать одолжение?"

"Я должен выпороть двух мальчиков, господин," - резко ответил Крастинус. Было ясно, что бить мальчиков являлось для него обязанностью, но не удовольствием, - "и им обоим известно, кто они. Подойдите сюда, вы двое, и разденьтесь."

Муска с Марком неохотно поднялись на ноги. Марку казалось, пока он шел, спотыкаясь, вперед, что ноги его онемели, и что расстояние между ним и Крастинусом вдруг стало огромным. Два мальчика потянули свои короткие туники над головой и бережно сложили их в низу лестницы, ведущей вверх на террасу. Обнаженные, они повернулись лицом к Крастинусу.

"Как ужасен этот темноволосый маленький негодяй," - воскликнул Антоний своим пронзительным голосом. - "Вы когда-нибудь видeли что-либо более безобразное? Взгляните на шрамы на его груди. Крастинус, почему Вы вообще заботитесь кормить такую уродливую маленькую скотину?"

Марк переместился поближе к своему другу и успокаивающе прикоснулся к его голому бедру. Он знал, Муска очень болезненно воспринимает отметины, что оставил на нем, терзая, горный лев. Он услышал, как Муска втянул носом воздух, борясь, чтобы сдержать слезы.

"Я держу мальчика для работы, которую он выполняет, господин, и он в ней достаточно хорош." - Голос мужчины был мрачным. Он собирался побить двух мальчиков, поскольку поймал их на краже, а ворующие мальчики получают порку. Хоть и про себя, и хоть он никогда не признался бы в этом никому, кроме своей жены, он думал, что они были наилучшими из мальчиков, которые у него есть.

"Блондинчик, однако, не слишком плох," - заметил Кассий. - "Красивая маленькая задница, если взглянуть. Приятно выдается, и тебе не кажется, что ямочки привлекательные. Это действительно очень соблазнительно."

"Да, но мальчик ли это, Кассий? Я не могу увидеть спереди между ног чего-нибудь значительного, что дало бы ключ к разгадке."

"Из-за холода и недостатка пищи их яички и члены в некотором роде съежились. Я уверен, что вижу там нечто, допускаю, что не очень большое. В любом случае, что там спереди - мне не важно. Я хочу трахнуть мальчишеский зад."

Мускина рука отыскала руку Марка и сжала ее. Марк почувствовал, что его глаза от унижения наполняются слезами.

"Крастинус, мой славный малый," - продолжал Кассий, - "Вы же не будете слишком сильно полосовать этот маленький зад блондинчика. Достаточно только, чтобы заставить его выглядеть привлекательно, и, когда Вы с ним закончите, вынудите его привести себя в порядок и пошлите ко мне. Вы, однако, можете полосовать зад темноволосого столько, сколько Вам нравится."

"Очень хорошо, господин," - раздраженно вымолвил Крастинус, повернувшись спиной к двум молодым мужчинам. Было очевидно, что он быстро теряет терпение.

"Вы, неблагодарные маленькие скоты, являетесь ворами," - сказал он Марку и Муске, медленно произнося слова и повышая свой голос, чтобы другие мальчики-рабы могли его услышать. - "Вы украли пищу. За это я собираюсь вас наказать. Я поймал вас впервые, поэтому я собираюсь дать вам обоим по двенадцать ударов прутом. Муска, ты получишь все двенадцать сегодня. Марк, так как господин просил меня не полосовать тебя слишком сильно, то ты получишь шесть... Но не думай, что ты так легко отделаешься. Ты получишь остальные шесть, когда господин с тобой закончит. Вы все предупреждены, что я не буду так милосерден, если это случится снова."

"Вы - друзья, поэтому можете помочь друг другу. Муска, подойди сюда, встань сразу за спиной у Марка и положи свои руки ему на плечи. Марк, захвати его запястья и наклонись вперед, так чтобы его ступни оторвались от земли. Очень хорошо."

Крастинус прошел за спины двух мальчиков. Он мягко положил свой прут поперек голого зада Муски, отмеряя расстояние. Марк ощутил, как напряглось тело его друга. Крастинус поднял прут высоко над плечом, сделал паузу и затем со всей своей силой обрушил его на беззащитный ребячий зад. Марк услышал ужасный свист, когда прут снижался, и резкий треск, когда дерево ударило по обнаженной плоти. Тело Муски судорожно дернулось, и через долю секунды мальчик пронзительно вскрикнул. Крастинус подождал пару секунд, чтобы дать мальчику полностью испытать боль от первого удара. Он наблюдал, как алый рубец, поставленный прутом на гладком закруглении изящного маленького зада Муски, становится пурпурно-красным. Он заметил краснеющие на коричневой коже мальчика капельки крови, проступившие в том месте, где кончик прута, загнувшись вокруг тела мальчика, разорвал его плоть. Крастинус поднял прут снова. Он сек мальчика медленно и методично, нанося удары через промежутки, чтобы Муска полностью прочувствовал каждый. Муска выл и корчился, когда прут опускался на его трепещущий зад. Крастинус двигался по заду мальчика сверху вниз, с безошибочной точностью укладывая каждый удар параллельно предыдущему.

Пока обнаженное тело Муски подпрыгивало и вертелось под укусами прута, Марк чувствовал возрастающую твердость, давящую ему на поясницу. Вопли Муски, свист снижающегося прута, звуки ударов дерева о мальчишескую плоть, ощущение обнаженного тела друга на своей голой спине возбуждали Марка, и его член также начал твердеть. Тело Муски судорожно дернулось, и теплая жидкость хлынула на основание спины Марка.

Крастинус увидал, как стали пульсировать мышцы зада Муски. Он опустил прут, ожидая, когда прекратятся судороги. Он выпорол достаточно мальчиков, чтобы осознать, что происходит. Он знал, что нет никакого смысла в продолжении порки, пока Муска не кончит. До этого мальчик не заметит никаких нанесенных ему ударов, а весь смысл порки мальчика был в том, чтобы заставить его испытывать боль. Он положил ладонь на зад Муски, ощущая содрогания мальчика, чьим телом владел оргазм. Удовлетворенный, что тот заканчивается, и все внимание ребенка снова принадлежит ему, он переменил позу и нанес заключительные четыре удара по диагонали поперек рубцов от уже нанесенных ударов. Там, где удары пересеклись, с мальчишеского зада потекла кровь.

"Это - все, Муска," - сказал Крастинус. - "Теперь спускайся вниз."

Марк выпрямился и выпустил из захвата запястья другого мальчика. Муска стоял, рыдая и вытирая со своего лица слезы и сопли тыльной стороной рук.

"О, взгляни, Антоний, бедному ребенку больно," - издевался Кассий. - "Какой Вы жестокий человек, Крастинус.

"А твой блондин - мальчик, Кассий," - хихикнул Антоний, - "его маленький членик стоит по стойке "смирно"."

"Маленький - не то слово," - отвечал Кассий, - "ты уверен, что это - член, а не соломинка, что как-то в него воткнулась."

"У него неподходящий цвет для соломы. В любом случае, я собираюсь теперь внутрь. Я хочу еще выпить. Ты придешь, Кассий?" - спросил Антоний.

"Нет, я останусь здесь и понаблюдаю, как нагревают задницу белокурому негодяю. Это будет хорошая затравка для последующего."

Крастинус тем временем оценил опытным взглядом кровоточащий зад Муски.

"Пусть это будет тебе предупреждением, отродье," - грубо сказал он. - "В следующий раз я так легко тебя не отпущу. Теперь ступай обратно к другим, при таком состоянии твоей задницы ты определенно не можешь служить кобылой."

Муска, всхлипывая, поспешил усесться на корточки среди своих собратьев - мальчишек-рабов, оставив Марка одного стоять перед Крастинусом. Мужчина свирепо взирал на трепещущего мальчика, на его губах появилась холодная улыбка, когда он заметил, что крошечный член паренька стоит в эрекции. Внезапно он схватил Марка сзади за рабский ошейник, загнув под него свою левую руку, наполовину душа мальчика, и наклонил его голову к земле. Марк услыхал свист прута в воздухе у себя за спиной, напрягся, и свирепая, все поглощающая боль выбила из его тела дыхание. Было ощущение, словно по его заду рубанул нож, разрезав плоть. Мгновение он не мог вздохнуть, затем заглотнул в легкие воздух и взвизгнул от боли.

До его бегства из Рима гордость заставила бы Марка попытаться не кричать. Даже тогда он был бы сломлен до третьего удара - Крастинус был здоровым мужчиной и владел прутом с дикой энергией. Теперь он вопил, страдая под прутом, как любой другой маленький мальчик-раб, получающий порку. Крастинус контролировал его, крепко держа за ошейник, Марк брыкался и подскакивал в его захвате, когда мужчина опускал прут, полосуя его голую задницу.

Наконец, это закончилось. Крастинус позволил мальчику встать прямо, но продолжал держать его за ошейник.

"Хорошо," - громко сказал он, - "теперь вы можете есть."

Произошло стремительное движение к кормушке, и в секунду мальчики плотно уселись вокруг нее на корточках, горстями отчаянно набивая в свои рты кашу.

"Ты," - сказал Крастинус, энергично встряхнув Марка, - "идешь со мной. Тебя надо привести в порядок для господина."

Марк долго бросал взгляд назад на кормушку, пока Крастинус уводил его прочь. Он понимал, что нет смысла в просьбах, но его живот подводило от голода.

Марк спотыкался, поднимаясь по ступеням террасы рядом с Крастинусом, его голова склонилась, он хныкал от несчастья.

"Позвольте тогда взглянуть на зад отродья," - Марк поднял голову и увидeл Кассия, что стоял перед ним, ухмыляясь.

"Мальчик," - продолжал Кассий, глядя вниз на запачканное слезами и соплями лицо Марка, - "не видал ли я тебя где-то прежде?"

"Нет, господин... я... я... не думайте так, господин," - произнес Марк настолько убедительно, насколько ухитрился сквозь всхлипывания.

"Могу поклясться, видел. Тем не менее, допускаю, что одно рабское отродье выглядит очень похожим на другое. Повернись кругом, мальчик."

Марк ощутил, как Кассий прошелся пальцами вдоль рубцов, оставленных на его заду прутом. Мужчина надавил кончиками пальцев на больное место, где прут порвал ему кожу на заду, и рассмеялся, когда мальчик взвизгнул...

"Вы хорошо его отметили, Крастинус," - бессердечно злорадствовал Кассий. - "Мальчишеские зады всегда выглядят лучше после нескольких ударов прутом. Но от отродья на ярд смердит. Вымойте его тщательно, прежде чем пошлете ко мне, а я направлю одного из моих людей принести Вам некое вещество, чтобы заставить его пахнуть чем-то отличным от козла."

Он всадил ладонью крепкий шлепок по кровоточащему заду Марка и ушел, смеясь.

"Господин," - отчаянно попросил Марк, - "Вы хотите, чтобы я шел к нему? Нельзя ли мне просто возвратиться к другим мальчикам? Пожалуйста, господин."

"Не будь глупым, мальчик," - рявкнул Крастинус, - "господин выбрал тебя, и на этом - конец. Если бы он не хотел насладиться позже твоим задом, ты в другой раз почувствовал бы вкус прута за препирательства."

Затем он удивил Марка, положив ему руку на плечо.

"Видишь ли, мальчик," - продолжал Крастинус значительно более мягким голосом, - "я не делаю вид, что мне это нравится, но это не первый раз, когда тебя имеет мужчина. Вспомни, в каком ты был состоянии, когда тебя привезли сюда. Если ты правильно разыграешь свои карты, то, может быть, это обернется для тебя возвращением в Рим с новым хозяином, теплой постелью и массой хорошей еды. Ты должен максимально использовать свои шансы. У тебя их достаточно мало."

Марк подумал, что скорее бы предпочел остаться на ферме с Муской, чем идти в Рим в качестве мальчика для прихотей Кассия, но он отлично все понимал, чтобы это высказать. Кассий выбрал его, и на этом вопросы кончились. Он должен сделать все возможное и сыграть свою роль так, чтобы Кассий не признал в страстном маленьком рабе-проститутке пасынка своей сестры.

Спустя полчаса вымытый Марк, чье обнаженное тело было смазано маслом и надушено, проскользнул через дверь в комнату, где ели охотники. Там было многолюдно и шумно. Мужчины не лежали на кушетках, как делали бы на официальном обеде в своем собственном доме, а сидeли вокруг стола, словно в вульгарной гостинице. Кассий был во главе стола с раскрасневшимся лицом и серебряной кружкой в руке. С обеих сторон от него сидели другие молодые мужчины, разговаривая и смеясь. Взад-вперед бегали юноши, чтобы подать своим господам еду на стол и наполнить их чаши вином. Стол был заставлен тарелками с набросанными на них раковинами гребешков и остатками первого блюда из вареной рыбы. Рот Марка наполнился слюной, когда в его ноздри проник запах вареной пищи.

Пока Марк стоял в нерешительности, он был отпихнут в сторону входящим в комнату мужчиной, что нес огромный поднос с куропатками в изюмном соусе, обложенными миндальными колбасками. Рабы поспешили очистить стол. Кассий огляделся вокруг, чтобы увидать, что случилось, узрел Марка и поманил его.

"Как твоя задница, мальчик? Все еще болит?"

"Да, господин," - в беспокойстве ответил Марк.

"Ладно, это - твоя собственная вина, мальчик, тебе не следует красть еду. Позволь взглянуть на нее." - Схватив Марка за запястье, Кассий повернул его так, чтобы мог увидеть его зад. Марк укрепил себя, ожидая по меньшей мере шлепка по своей все еще чувствительной плоти. Вместо этого он ощутил на закруглении своего зада мужские губы.

"Вот тебе. Целовать-то - это лучше. Теперь мы больше не будем говорить об этом," - произнес Кассий, тяня мальчика вниз себе на колени.

Марк почувствовал под своим голым задом тонкую льняную тунику мужчины. Он также ощущал возрастающую твердость, давящую вверх сквозь материал. Он придвинулся к груди молодого человека, плотно работая своим задом на его колене. Кассий обвел рукой поясницу мальчика и стал лениво перебирать пальцами его маленький мальчишеский член.

"Я полагал, что ты тогда просто собирался его укусить," - рассмеялся Антоний, что сидeл сразу справа от Кассия.

"Ладно, его зад достаточно хорош, чтобы съесть, но у меня на него другие планы," - отвечал Кассий. - "Я оставляю подобные блюда для людей, которые имеют привилегию посещать те особые званые обеды в Золотом Дворце."

"Если ты закидываешь удочку на предмет приглашения, то я попытаюсь получить для тебя одно," - сказал Антоний.

"Нет, благодарю тебя. Слишком многие из друзей нашего божественного императора, кажется, были посланы совершить ранний и долговременный визит к его собратьям-богам."

"Хорошо, я думаю, возможно, ты благоразумен. Я слышал, что твое семейство несколько разочаровало его с этими делами Цоракса. Это оказалось не так прибыльно, как они заставили его поверить."

Марк, который начал мягко покусывать мочку уха Кассия, стал обращать внимание на разговор мужчин. Это был первый полученный им знак, что эти дела не прошли хорошо для неприятелей его отца.

"С деньгами там все нормально," - сердито огрызнулся Кассий. - "Вопрос только, как выжать их из его вольноотпущенников, а они с трудом поддаются. Ему не надо беспокоиться, что он не получит свою долю во-время."

"Ладно, ты - яркая маленькая проститутка, не так ли," - произнес он, отталкивая голову Марка подальше от своей шеи и плеча. - "Тебя трахали прежде?"

"Да, господин," - сказал Марк, поднимая глаза на лицо мужчины и пробегаясь по губам кончиком языка. Кассий рассмеялся и наклонил голову, горячо поцеловав мальчика в рот. Марк раскрыл свои губы, и язык мужчины проник ему в рот.

"Я выискал себе здесь горячую маленькую сучку," - сказал Кассий минутой или двумя позже, вырвав свои губы на свободу. - "Я говорил, что ты мог бы найти здесь среди отродий некоторый выбор мальчишеской плоти, так, Антоний?"

"Да, но ты собираешься держать его для себя или поделишься им с окружающими? В конце концов, мы - твои гости."

"Ты должен будешь подождать своей очереди. Он - мой на эту ночь, может быть, ты сможешь разделить его завтра после нашей первой дневной охоты."

"Теперь, мальчик, ты голоден?"

Марк повертелся задом на колене мужчины и намекающе улыбнулся ему в лицо. Он был очень голоден, но знал, что убеждать Кассия, что он - не более чем миловидный и старательный мальчик-раб, было более важным, чем наполнять свой желудок.

"Я имею в виду еду, а не член, мальчик. Я вижу, однако, что собираюсь провести с тобой веселую ночь."

Марк кивнул головой, и Антоний загоготал.

"Я никогда не сталкивался с рабским отродьем, которое не ищет еды," - заметил он.

Кассий дотянулся через Марка и оторвал ногу от целой куропатки, что лежала перед ним на тарелке. Обхватив большим и указательным пальцами, он поднес ее к губам Марка, который охотно ее обгрыз.

"Где мы начнем завтра охотиться?" - спросил Кассий, протянув Марку свои пальцы, чтобы вылизать их дочиста. Мужчины стали говорить об охоте и гончих, и Марк утратил интерес. Он удобно устроился на коленях Кассия, наполовину принятый в непривычное тепло комнаты, пробуждаясь время от времени, чтобы съесть такие же кусочки, когда мужчина давал их ему, в то время как вокруг него текли разговор и смех. Беседуя, Кассий рассеянно и бережно ласкал обнаженное тело мальчика. Изредка Марк шевелился, чтобы немного возбуждающе поизвиваться своим задом на мужском члене, чья твердость возрастала, и нежно терся носом о шею Кассия.

Еда длилась долго, и лампы уже слабо горели, когда Кассий поднялся на ноги, спихнув Марка на пол.

"Идем, мальчик," - произнес мужчина, тыкая мальчика ногой. - "Теперь ты сможешь показать мне, насколько хорошей проституткой ты в действительности являешься."

Другие охотники смеялись и кричали непристойности, пока мужчина, сопровождаемый светловолосым обнаженным мальчиком, выходил из комнаты.

Кассий споткнулся, поднимаясь по ступенькам. Едва оказавшись в спальне, он снял свою тунику и тяжело уселся на кровать. Было ясно, что он хорошенько нагрузился сетинианским вином. Марк опустился на колени у его ног. Протянув вверх руки, он развязал набедренную повязку Кассия и осторожно стянул ее прочь. Его глаза были устремлены на член мужчины, уже полу-эрегированный, чья головка чуть выступала из крайней плоти, а тяжелые яички были окружены лесом темных грубых лобковых волос. Марк наклонился вперед и прошелся языком вдоль небольшой щели на верху члена Кассия, затем вновь оперся на пятки и сосредоточился на расшнуровывании ботинок мужчины, стянул их и размотал портянки на его ступнях. Нагнувшись так низко, так что его задница оказалась поднятой высоко в воздух, Марк стал лизать между пальцами ног мужчины, ощущая своим языком кислый мужской пот. Затем он взял их в рот и стал сосать. Облизывая и целуя, он проделал путь вверх по ногам Кассия, пока его нос не прижался к мужскому паху. Яички мужчины были большими и волосатыми, но Марку удалось взять их себе в рот поодиночке. Теперь член Кассия был полностью эрегирован. Марк пробежался языком по всей его длине от основания в переплетении темных зловонных лобковых волос до пульсирующего кончика. Язык мальчика прошелся вокруг розовой головки члена, прежде чем он взял мужской стержень в свой рот. Он был теперь опытным, чтобы задыхаться или давиться, что отмечалось при его первых попытках сосать член. Он заглотнул в себя член на всю его длину, ощущая, как тот протягивается вниз в его горло. Он начал сосать, чувствуя, как бьется кровь мужчины, когда он нажимает своим языком на пульсирующий член. Он ощутил судороги мужского члена, и его рот наполнился теплой кислой жидкостью с легким металлическим привкусом. Он отчаянно сглотнул, но все же кое-что потекло вниз по его подбородку.

Кассий ухватил его за руку и потянул вверх, чтобы усадить рядом с собой.

"А теперь я буду трахать твою задницу," - свирепо произнес он и завалил Марка спиной на кровать.

Марк снова приступил к работе губами и языком. Вялого от вина и уже испытавшего один оргазм Кассия оказалось трудно возбудить, но, наконец, Марк почувствовал, что член того зашевелился и начал твердеть. Марк увеличил свои усилия, и внезапно Кассий cхватил его за плечо и перевернул лицом вниз. Марк знал, что от него требуется. Он раздвинул свои ноги и поднял задницу, чтобы принять теперь уже стоящий мужской член. Его анус, хорошо смазанный и растянутый от использования, оказал маленькое сопротивление. Секундой или двумя позже член Кассия схоронился в его заднице. Яички мужчины шлепали о зад Марка, пока Кассий работал в мальчике своим членом. Кассий был быстр и груб в трахании. Удовлетворив свою похоть, он повернулся на бок и немедленно уснул, громко храпя.

Марк разостлал над спящим мужчиной несколько одеял и заполз в кровать рядом с ним. Он предполагал, что Кассию утром снова потребуются его услуги.

Марк проснулся, найдя Кассия по-прежнему спящим. Он переместил свою руку на пах мужчины и обнаружил, что член того мягок и не реагирует на его ласки. Ниже по лестнице он мог слышать движение по дому. В конце концов Кассий проснулся. Он столкнул Марка с кровати и спустил свои ноги на пол.

"Ночной горшок, быстро, мальчик," - хрипло приказал он.

Марк встал на колени между коленями мужчины, удерживая горшок, пока Кассий направлял в него поток янтарной жидкости.

"У меня во рту, как в свинарнике," - пожаловался Кассий, досуха вытерев пальцы о стриженую голову Марка. - "И мой член в грязи от твоего зада. Давай очисти его."

Марк согнулся и приступил к работе, обсасывая и вылизывая дочиста вялый член мужчины. Грязь - смесь спермы Кассия и его собственного кала - засохла за ночь, так что это не было быстрой или легкой задачей.

"Делай работу как следует, мальчик," - грубо приказал Кассий, - "выверни крайнюю плоть и вычисти за ней."

В конце концов, отвечая на проворный язык Марка, мужской член стал делаться жестким. Когда мальчик слизал последнюю частицу грязи, тот снова был полностью эрегированным, безжалостным и требующим.

Кассий схватил Марка за ухо и отвел его голову назад. Он взглянул вниз в лицо мальчику с холодной улыбкой на губах.

"Хорошо, Марк," - сказал он, - "ты несомненно научился некоторым полезным навыкам. Твоя мачеха сможет выручить за тебя хорошую цену в одном из мальчиковых борделей поблизости от форума, как только нам будет больше не для чего тебя использовать."

"Ох," - продолжал он, видя шокированное выражение на лице мальчика, - "я узнал тебя сразу же, как только увидeл. Я подумал, что было бы забавно посмотреть, насколько ты хорош, как мальчик-раб. Ты очень хорош, Марк. Очень хорош, но тогда я полагаю, что ты рожден для этого. Твои мать с отцом оба были рабами, не так ли?"

Кассий громко рассмеялся.

Глава 24

"Марк, возвращайся обратно в кровать и выстави свою задницу в воздух. Теперь ты - раб, как, очевидно, суждено тебе природой, и должен зарабатывать свое пропитание подобно любой другой маленькой проститутке."

Кассий, все еще смеясь, выпустил ухо мальчика. Марк старался осознать произошедшее. Шок от открытия, что с самого первого момента Кассий распознал его истинную личность, полностью выбил его из колеи. Гнев и стыд медленно заменяли первоначальный сковывающий страх. Было достаточно скверно прикидываться мальчиком-рабом и предлагать свое тело для удовлетворения похоти Кассия. Но при обнаружении, что Кассий все время знал его истинную личность, это как-то делалось в десять раз хуже.

"Шевелись, проститутка," - произнес Кассий, слегка ударив его по щеке, - "у меня нет целого дня. У нас впереди долгая поездка. Тебя ищут много людей. Я думаю, однако, что мы будем держать тебя сами и использовать, чтобы заставить твоего отца вернуться в Рим. Тогда мы сможем вытащить у него все его состояние. После того, как это будет сделано, хорошо, мы посмотрим. Возможно, тебя будут рады заполучить следователи императора или мальчиковый бордель... который, несомненно, заплатит наилучшим образом."

Удар судьбы, осознание, что семейство его мачехи будет использовать его, чтобы шантажировать его отца, спустило в Марке какой-то курок. Он без предупреждения ударил макушкой головы в лицо насмехающемуся Кассию. Мужчина, полностью взятый врасплох, упал спиной на кровать, прижав к лицу ладони, между пальцев у него хлынула кровь. Марк бросил взгляд на раненого мужчину, побежал к окну, распахнул ставни и выпрыгнул. Он как кошка приземлился на ноги и, коснувшись земли, через мгновение снова бежал. За спиной он слышал крики Кассия.

Справа из-за дома появились двое псарей. Марк развернулся и рванулся налево, намереваясь удрать между амбаром и домом. Он слышал, как стучат за спиной по земле ботинки мужчин, которые его преследовали. Впереди показалось изумленное лицо конюха, наполовину выглядывающего из двери одного из свободный стойл. Мужчина быстро понял, что происходит, и двинулся наперерез бегущему обнаженному мальчику. Марк стал вилять из стороны в сторону и затем, подловив, когда мужчина отратит равновесие, нырнул под его расставленные руки.

Впереди он видел стену двора и за ней покрытый снегом горный склон. Только там у него был шанс на спасение, другой вопрос, как он переживет даже одну ночь на жестоком холоде. Он достиг стены и прыгнул на нее, ухватившись руками за ее верх. Его босые ноги отчаянно карабкались по неотесанным камням. Оглянувшись, Марк увидал конюха почти рядом и закинул правую ногу на стену. Рука схватила его за левую щиколотку. Он лягнулся, стараясь вырваться из захвата. Хватка мужчины не разжалась. Его резко дернули за ногу и стащили со стены, при этом он упал на землю на все четыре конечности. Он попытался удрать, но ботинок мужчины бухнулся ему на живот, заставив его задохнуться.

"Я научу тебя, как убегать," - орал мужчина, перемежая слова свирепыми пинками по грудной клетке Марка.

"Подними его на ноги, мы пообщаемся с недоростком," - скомандовал другой голос.

Марка потянули встать, конюх удерживал его, рука мужчины была у него на горле, его ноги оторвались от земли и беспомощно брыкались. Двое псарей стояли перед ним, опершись руками о колени и тяжело дыша.

"Ты ударил хозяина?" - задал вопрос один, и его кулак врезался мальчику в лицо.

Затем мужчина споткнулся, так как Муска засадил ему рукояткой метлы по почкам. Второй псарь повернулся лицом к мальчику, только чтобы получить удар в пах, заставивший его скрючиться. Мгновение казалось, что вмешательство Муски будет иметь успех, когда он повернулся, чтобы разобраться с мужчиной, удерживающим Марка, но из дому появились двое других мужчин и взяли Муску со спины. Его сбили на землю. Мужчины по очереди стали пинать мальчика, его легкое тельце подскакивало и волочилось по земле, когда по нему ударяли тяжелые ботинки.

Конюх, наблюдающий забаву, ослабил хватку, в которой деожал Марка. Мальчик впился зубами в руку мужчины и, вывернувшись на свободу, рванулся вперед, пытаясь защитить своего друга. Конюх закричал, и сильные руки оттащили Марка прочь от Муски.

"Маленькая скотина укусила меня," - орал конюх. - "Дайте мне нож один из вас, я кастрирую негодяя."

Один из псарей вытащил нож из ножен на своем ремне. Мужчины собрались вокруг, ухмыляясь, когда конюх надвигался на Марка с обнаженным лезвием, блестевшем у него в руке.

"Я думаю, что в данную минуту этого достаточно."

Кассий присоединился к ним, будучи незамеченным ими в возбуждении. Он стоял теперь чуть в стороне, прижимая к носу испачканную кровью тряпку.

"Он слишком ценен в данный момент, чтобы его убить. Свяжите ему руки и отведите в дом," - продолжал он. - "Я обещаю вам, что мы несколько позабавимся с ним позднее."

"Что происходит? Что делается?" - спрашивал Крастинус, спеша в свою очередь с другой стороны двора.

"Ох, Крастинус," - вкрадчиво произнес Кассий, - "я не думаю, что Вы знали, какого важного и ценного гостя Вы здесь принимали. Позвольте мне представить Вам Марка, сына изменника Цоракса."

"Так ты в конце концов говорил правду," - произнес Крастинус, изумленно глядя на обнаженного мальчика, которого теперь крепко держали за руки двое мужчин, скрепив ему за спиной запястья, оттуда, где кулак псаря разбил ему губы, с его подбородка капала кровь... - "Ты - сын Цоракса?"

"Изменника Цоракса," - рявкнул Кассий.

"Я об этом не знаю," - медленно вымолвил Крастинус. - "Он всегда был добр ко мне и моим домашним."

Пока он говорил, правая рука Крастинуса машинально перемещалась поперек его тела, туда, где должен был находиться его меч, когда он был солдатом. Его жест был замечен и понят. Кассий сделал шаг назад, а другие мужчины напряглись и умолкли.

"Господин," - сказал Марк, прерывая напряженность, - "господин, пожалуйста, взгляните на Муску, он пытался помочь мне, и я думаю, что его сильно повредили."

Его вмешательство было намеренным. Одинокий и безоружный Крастинус не имел бы шансов против людей Кассия. Это для них годилось. Крастинус взглянул туда, где в грязи двора лежало забытое маленькое тело Муски, разбитое и кровоточащее. С проклятием он поспешил туда и опустился рядом с ним на колени. Кассий прожестикулировал своим людям, и они потащили Марка прочь по направлению к дому.

"Кассий, что случилось с твоим носом?" - задал вопрос Антоний, присоединившийся к группе мужчин.

"Мой маленький друг сделал это своей головой," - прохрипел Кассий, показывая жестом на Марка.

"Намеренно? Ты собираешься его пытать? После одного из обедов во дворце мы все пошли смотреть пытку юноши в камере. Ты не воображаешь, как он кричал, когда они применили к нему раскаленные докрасна клещи. Знаешь, так пронзительно. Довольно больно для ушей. Я только немного смог там выдержать. Но я полагаю, если мы сделаем это во дворе, то на открытом воздухе это будет не так плохо. Это должно произойти после того, как мы вернемся этим вечером с охоты, и окажет хорошее воздействие на других рабских отродий."

"Нет, нет, Антоний, ты не имеешь понятия, насколько ценен этот мальчик. Я объясню все это тебе в доме, пока мы будем готовиться к отъезду в Рим. Ты ведь поедешь со мной? Остальные наши друзья могут оставаться здесь и охотиться. Я хотел бы, чтобы они приглядывали за Крастинусом. Ты знаешь, эти старые солдаты имеют своеобразные представления о верности и благодарности, что делает их опасными для всех разумных людей. Я не положусь, что это прошлое не заставит его попробовать провести некую глупую операцию по освобождению."

"Виндекс," - продолжал Кассий, обращаясь к одному из рабов, - "ступай в конюшни. Найди Аргиуса, и вы вдвоем оседлайте четырех лучших лошадей, что у нас здесь имеются. Приведите их на место перед домом. Придите оба вооруженные. Вы поедете в Рим со мной."

"Вы двое," - продолжил он разговор с двумя мужчинами, удерживающими Марка, - "надежно держите этого мальчика, пока мы не будем готовы к отъезду, если цените свои шкуры."

"Теперь," - сказал он, беря Антония за руку, - "я тебе все это объясню."

***

Получасом позже Марка вывели обратно во двор, его руки по-прежнему были связаны у него за спиной. Четверо мужчин уже сидели на конях и были готовы к путешествию. Кассий с Антонием, богато одетые, в плотных плащах и с мечами на боку. Двое конюхов в тяжелой шерстяной одежде: Виндекс с кинжалом на ремне и Аргиус, несущий длинное копье.

"Возьми его перед собой, Виндекс," - распорядился Кассий.

Марка подвели к лошади раба. Виндекс нагнулся и помог двум мужчинам, держащим мальчика, закинуть его на спину лошади. Для них оказалось небольшой проблемой поднять легкое тело мальчика, так чтобы усадить его перед конюхом. Мужчина протянул вокруг него руки, чтобы захватить поводья, и Марк почувствовал на своей обнаженной спине его грубую одежду.

Кассий протянул вниз руку и ухватил с плечей одного из наблюдающих мужчин кусок мешковины.

"Закутай в него отродье," - приказал он Виндексу, - "я не хочу, чтобы он замерз до смерти, прежде чем доедет до своей любящей мачехи."

Затем он пришпорил каблуками бока своему коню и выехал со двора, за ним Антоний, затем Виндекс с Марком, неудобно подскакивающим перед своим пленителем, и, наконец, несущий копье Аргиус.

Очевидно было, что Кассий за остаток короткого зимнего дня хотел убраться на как максимально возможное расстояние от Крастинуса. Они энергично ехали, и спустились сумерки, прежде чем он замедлил свой темп - как раз после того, как они проехали через город Воисини...

"Ты говорил, Антоний, что у твоего отца где-то здесь была ферма?" - осведомился Кассий.

"Да, поворот к нам направо примерно через милю. Но они нас не ждут."

"Не вопрос обеспечить кровати для нас и укрытие для лошадей и рабов. Я полагаю, что там будут еда и вино, даже если это означает убить нам на ужин пару цыплят," - и Кассий снова поехал вперед.

Когда они достигли фермы, было уже темно. Дом был заперт и явно без признаков жизни. Сколько ни стучали в парадную дверь, никого не смогли вызвать. Только после того, как спотыкающегося и ругающегося Аргиуса отправили в темноту к амбару, ему удалось кого-то обнаружить. Это был всего лишь старый и очень испуганный раб, которого оставили на зиму в качестве смотрителя.

"Господин," - нервно бормотал старик, стоя перед лошадью Антония и заламывая руки, - "если бы я знал, что Вы приедете... но здесь есть только я и мало что в отношении пищи или чего другого."

"К тебе нет вопросов," - беззаботно произнес Антоний, - "открой для нас дом, и мы сами добудем продовольствие. Я знаю, где мой отец держит вино, и даже если у меня нет ключа к погребу, мы быстро снимем дверь с петель."

"Господин, что скажет ваш отец, если..." - Возражения старика были прерваны тем, что Антоний ударил его ногой в лицо.

"Заткнись, старый дурак," - приказал Антоний. - "Отворяй дом, когда я приказываю, если не хочешь ощутить своими плечами хлыст, и для тебя же лучше не лезть в мои дела."

Через недолгое время Кассий и Антоний комфортабельно разместились в лучшей комнате дома. Дверь в погреб рухнула под атакой Аргиуса, и двое молодых мужчин наслаждались бутылкой валернианского, пока остатки двери поддерживали огонь, у которого они грели свои ноги.

"Что я должен делать с отродьем?" - спросил Виндекс из тени в той стороне комнаты, где он стоял, держа Марка.

"Ох, развяжи ему запястья. Он не в состоянии отсюда удрать и может прислуживать нам, пока ты помогаешь Аргиусу разыскать какую-нибудь еду," - отвечал Кассий.

Марк почувствовал, как руки мужчины коснулись его голого зада, когда тот нащупывал веревку, связывающую его запястья. Ему показалось, что Виндекс занимался этой работой несколько дольше, чем необходимо. Затем его руки оказались свободными, и он потер красные полосы, где веревка врезалась ему в кожу...

"Подойди сюда, мальчик," - приказал Кассий, и Марк неохотно двинулся вперед на свет.

"Ближе, мальчик. Ты же не можешь прислуживать нам, стоя в полумиле, глупая маленькая скотина? Ты должен находиться достаточно близко, чтобы наполнять наши стаканы, когда это необходимо, что будет происходить довольно часто."

"Он - неплохо выглядящая маленькая проститутка, Антоний." - Кассий подался вперед и, пробежавшись рукой вверх по задней стороне бедра Марка, стиснул его задницу. Марк стоял напряженный и смотрящий зверем, негодующий на прикосновения мужчины, но бессильный их избежать.

"Ты знаешь, ранее в Риме, когда я в первый раз подошел к нему, он решительно меня отверг," - продолжал Кассий. - "Слишком гордый, так сказать, но теперь - другое дело. Он научился, что лучше ему доставлять удовольствие. Он стал по-настоящему яркой маленькой проституткой. Ничего не любит более, чем член своего господина в этом его прелестном задике, и также умелый в сосании. Ты должен попробовать его, Антоний. Ты дашь ему действительно хорошо провести время, не так ли, Маркулюс?" (Примечание автора. Римское окончание "ulus" в слове, как я упоминал ранее в этом произведении, означает как малость, так и презрение. Так, "puerulus" означает не просто маленького мальчика, но маленького мальчика-раба с подразумеванием в дальнейшем, что ребенок был сексуальной игрушкой для своего господина. Таким образом, Кассий, называя Марка Маркулюсом, показывал, что мальчик был одновременно и рабом, и проституткой.)

Марк беспокойно пошевелился под прикосновениями мужчины, но ничего не произнес.

"Давай говори громче, потаскушка," - рявкнул Кассий, - "или я заставлю Виндекса дать тебе хлыста. Нет ничего, что он любил бы больше. Ему нравится хлыст, да, Виндекс, и ему не нравятся маленькие мальчики, которых он бьет."

"Да," - неохотно пробормотал Марк и затем, увидeв, как потемнело от гнева лицо Кассия, поспешно добавил: "Да, господин."

"Это лучше, Маркулюс. Ты теперь раб и должен стараться угодить своему господину. Хороший раб любит и уважает своего господина, и я собираюсь научить тебя быть хорошим рабом."

Кассий убрал руку с зада Марка и прошелся ей вверх по грудной клетке паренька. Взявшись большим и указательным пальцами за один из сосков мальчика, он крепко его ущипнул. Марк вскрикнул от боли, и мужчина засмеялся.

"Проститутка кажется немного угрюмой," - заметил с усмешкой Антоний.

"Боюсь, да, Антоний, и никому не нравится угрюмый раб. Все же я надеюсь, что мы со временем его от этого излечим. Живей, Маркулюс, дай увидеть твою улыбку." - Кассий зло выкрутил мальчику сосок.

Снова явился Аргиус, сжимая за шеи двух цыплят. Пока те ощипывались и готовились, Кассий с Антонием основательно приблизились к завершению их первой бутылки вина. Они праздно беседовали, пока Марк следил, чтобы их стаканы были наполнены, и терпел постоянное ласкание ими его тела. Он страстно желал сбежать. Он был уверен, что если сможет просто добраться до лошадей, то будет в состоянии освободиться. Но при прислуживании двум мужчинам и при рабах, занятых работой в комнате, никакой возможности этого не представлялось. Затем настал его шанс.

"Мой стакан почти пуст, Маркулюс," - раздраженно сказал Кассий, подняв взгляд от своей тарелки с тушеной курятиной, - "или ты не в состоянии заметить, что происходит?"

"Бутылка пуста, господин," - ответил Марк.

"Ладно, ступай в подвал и принеси новую. Живее, мальчик. Ты должен прекрасно все понимать, чтобы держать своих господ в ожидании."

Марк стрелой помчался из комнаты. За спиной он слышал, как Кассий произносит удовлетворенным голосом: "Он обучается. Рабская порода, ты знаешь. Это естественно переходит к маленькой скотине."

Через несколько секунд он был снаружи во дворе. Стояла темная ночь, и он понятия не имел, где конюшни. Смутно он различил строения фермы, неясно вырисовывающиеся справа от него, и побежал к ним. Он знал, что у него есть мало времени, прежде чем мужчины начнут интересоваться, куда он делся. Пробираясь ощупью вдоль стены амбара, он прислушивался у каждой двери, к которой подходил. За третьей он услыхал шорох от движения и распахнул ее. Внутри было очень темно, но впереди он расслышал ржание лошади. Забыв все предосторожности, он быстро двинулся вперед и, споткнувшись о лежащую на полу вязанку, упал плашмя.

Марк вскарабкался на ноги, но его щиколотку железной хваткой обхватила рука.

"Что происходит?" - задал вопрос мужской голос.

Марк узнал голос старого раба, который принимал их в начале, когда они прибыли на ферму. Марк попытался вырвать свою щиколотку на свободу, но хотя мужчина был, вероятно, и стар, но все же сильнее, чем двенадцатилетний мальчик.

"Что ты делаешь здесь?" - потребовал мужчина, подтягивая Марка к себе.

"Пожалуйста, позвольте мне идти. Пожалуйста," - умолял Марк. "Я... я сделаю все, что Вы хотите, если Вы позволите мне уйти. Я буду сосать Вас, господин, что угодно, господин. Я умелый в сосании... Вы можете поиметь меня в задницу, если позволите мне уйти."

"Сбегаешь, а?" - сказал старый раб.

"Да, господин, пожалуйста, не возвращайте меня к ним, господин, пожалуйста," - чуть не плакал теперь Марк.

"Бесполезно, мой мальчик. Тебе придется пойти со мной. Я не могу рисковать. Если позволить тебе уйти, для меня было бы счастьем отделаться поркой. Молодой господин - жестокий хозяин, а я видeл, как людей распинали за меньшее."

Крепко держа Марка сзади за шею, он повел обнаженного мальчика обратно в дом. На полпути они были встречены Виндексом.

"Так ты тут, мальчик," - сказал тот, протягивая руку, чтобы взять его у другого раба, - "идем со мной, теперь тебе предстоит порка."

"Я его обнаружил," - произнес старик, продолжая держать Марка за шею.

Минуту казалось, словно между Виндексом и старым рабом собирается развернуться борьба за перетягивание. Затем их соперничество прервал голос Кассия, вопросивший, что происходит.

"Я поймал его, господин," - сказал старик, протискиваясь мимо Виндекса и толкая Марка впереди себя в комнату, где сидели Кассий с Антонием. - "Он пытался сбежать, господин. Он был в конюшне за лошадьми, и я поймал его."

"Хорошо, теперь оставь его здесь, и мы разберемся с отродьем," - скомандовал Кассий.

"Он сказал, что будет сосать меня, господин, если я позволю ему уйти, и также разрешил мне поиметь его в задницу."

"О, я позабочусь, чтобы так и было впоследствии. Ладно, ты получишь свое вознаграждение утром. Господа раньше рабов, ты знаешь. Теперь выйди отсюда. Ты пахнешь двором фермы."

Кассий подошел к Марку и, не говоря ни слова, сильно ударил его в лицо сжатым кулаком, одновременно врезав ему под ноги. Марк рухнул спиной на пол во весь рост. Кассий прижал его к земле, надавив ногой на живот.

"Аргиус," - приказал он. - "Принеси свое копье. Теперь привяжи маленького негодяя к нему за щиколотки ногами врозь. Теперь вы с Виндексом возьмитесь каждый за конец копья и поднимите ему ноги повыше."

Марк лежал на спине, с ужасом взирая на своих мучителей, кровь каплями стекала из уголка рта, где кулак Кассия разбил ему губы.

Кассий взял со стола скатерть и окунул ее в кувшин с холодной водой.

"Ты заметил, Антоний, какие изящные ступни у мальчика. Взгляни на Маркулюса здесь, явно рабские ступни, грязные и мозолистые, но все еще такие маленькие и хрупкие." - Говоря это, он стирал грязь прочь. - "Действительно довольно трогательные, и хотя люди закаляются, нервы по-прежнему очень чуткие, погляди, как крутятся пальцы у него на ногах, когда я делаю это." - Он твердо прошелся ногтем большого пальца вдоль подошвы Марка.

Приторно улыбаясь, он вернул сырую скатерть на стол и поднял свою плеть для верховой езды. Без предупреждений он нанес Марку ужасный удар между ног, попав тому по мошонке... Мальчик пронзительно вскрикнул и прижал руки к паху.

"Отведи только ему руки, Антоний, пожалуйста."

Антоний опустился на колени и, потянувшись вперед, отвел руки Марка прочь от его яичек, прижав ему запястья к полу над его головой, затем нагнулся и поцеловал хнычущего мальчика в губы.

"Теперь, Маркулюс, будь внимателен, или получишь еще раз по тому же месту. Ты обращаешь внимание, отродье?" - Кассий поднял плеть, чтобы ударить снова.

"Господин, да, господин," - отчаянно выдохнул Марк.

"Хорошо, я очень разочарован тобой, Маркулюс. Я подумал вчера вечером, что ты научился быть послушным стпрательным маленьким мальчиком-рабом, стремящимся угодить своим хозяевам, но сегодня ты повел себя плохо. Ты был угрюм и плохо настроен, а я совсем не могу допускать это в рабских отродьях. И теперь попытался сбежать, чтобы украсть лошадь, хотя знал, что Антоний сказал здесь, что окажет тебе честь трахнуть тебя в задницу. Это очень неблагодарно и безнравственно. Ты был отправлен в этот мир, Маркулюс, чтобы прислуживать и предоставлять удовольствия, а не размышлять и иметь собственные желания. Несомненно, ты был избалован, и я должен излечить тебя от этого глупого своевольничанья."

Плеть снова опустилась между ног Марка, и мальчик взвыл от боли.

"Ты понял, мальчик?"

"Да, господин... Пожалуйста, господин..."

"Теперь, Антоний, ты можешь отпустить запястья ребенка, если хочешь."

"Ты знаешь, это счастье," - продолжал Кассий, когда Антоний встал с ним рядом, - "как провидение способствует естественному порядку вещей. Мы здесь с рабским отродьем, которое нуждается в порке, так как я не хочу быть замеченным на важной дороге, прежде чем доставлю его моей сестре, и которого следует предохранить от попытки сбежать снова. Все это может быть достигнуто одним действием."

С этими словами он поднял плеть и крепко врезал ей по подошвам босых ступней Марка. Мальчик взвизгнул и раскинулся на полу.

"Теперь держите его надежно," - приказал Кассий двум рабам и ударил снова.

Боль опять прошла по телу Марка. Кассий усердно работал плетью, энергично осыпая ступни мальчика сериями коротких резких ударов. Вскоре Марку казалось, словно каждый нерв в его теле дергает и сплетает в узел все поглощающая агония. Он больше не чувствовал отдельных ударов, только общую мучительную боль, которая охватила его тело и вытеснила все другие ощущения. Крепко удерживаемое за щиколотки, его тело металось и вертелось на полу, а то время как мужчина продолжал свою безжалостную атаку. Руки и голова Марка бились о землю, сопли со слезами стекали вниз по его лицу, и неослабный пронзительный крик вылетал из его покрытых пеною губ.

"Я думаю," - произнес Кассий, делая, наконец, паузу в своей ужасной работе, - "что этого, вероятно, достаточно."

Он наклонился вперед, чтобы рассмотреть состояние ступней Марка. Обвив плеть вокруг своего запястья, он взял в руку одну из ступней Марка и крепко вдавил ноготь большого пальца в подвергшуюся пытке плоть. Вопли мальчика достигли новой силы.

"Вы двое отвяжите его щиколотки. Антоний, давай выпьем, чтобы освежиться самим и дать отродью оправиться минуту или две, прежде чем ты им насладишься."

Кассий с Антонием вернулись на свои места у огня, где непринужденно развалились, потягивая вино. Марк, освобожденный от веревок, которыми были привязаны к копью его щиколотки, свернулся на полу в клубок и тихо всхлипывал.

"Маркулюс," - протяжно вымолвил Кассий немного времени спустя. Марк поднял голову и посмотрел на своего мучителя затуманенными от слез глазами.

Маркулюс," - продолжал Кассий, - "ты, кажется, позабыл свою обязанность. Наши стаканы пусты, наполни их снова."

Марк начал осторожно подниматься, страшась момента, когда ему придется опереть вес своего тела на ободранные ступни.

"Виндекс, мальчику, кажется, трудно стоять. Будь добрым парнем и помоги ему."

Виндекс шагнул вперед и с жестокой улыбкой грубо поставил Марка на ноги.

Мальчик вскрикнул. Ощущение было, как если бы он шел по горящим углям. Он стал нелепо пританцовывать, пытаясь облегчить боль, когда разбитая плоть его подошв касалась пола. Четверо мужчин наблюдали, покатываясь со смеху.

"Ну, Маркулюс," - насмехался Кассий, - "что это за дела. Ты никогда не сможешь налить вина, подпрыгивая в такой нелепой манере. Ты действительно самый никчемный мальчишка-раб, которым я когда-либо имел несчастье владеть. Тем не менее неважно, ступай и ложись там на кушетку. Лицом вниз, проститутка, с задом, поднятым в воздух, и готовый к тому, чтобы Антоний трахнул твое жалкое тело. Пошевеливайся, мальчик."

Были еще взрывы смеха, когда Марк, полуподскакивая, полушатаясь, шел к кушетке. Он растянулся на ней, как приказано, ненавидя мужчин за боль и унижение, которые они ему причиняли, и ненавидя себя за то, что терпит их.

Антоний встал и стянул тунику через голову. Он развязал свою набедренную повязку и дал ей упасть на пол. Его член уже стоял, эрегированный и раздувшийся. Он очень возбудился, наблюдая наказание Марка. Он поплевал на руку и смазал свой набухший член собственной слюной. Кассий также поднялся на ноги. Он небрежно сунул кочергу в ярко пылающие древесные угли, взглянул на двоих рабов и кивнул. Зловеще ухмыляясь, они тоже стали приближаться к кушетке.

Антоний в состоянии высокого возбуждения не стал тратить времени на приготовления. Он встал на колени между ног Марка и толкнулся вперед, насадив мальчика на свой член. Марк застонал, почувствовав, что член мужчины вторгся в его тело. Антоний зверски вгонял свой член в мальчика. Тремя мощными толчками он проделал путь через сфинктер паренька и на всю длину погрузил свой член в его тело. Яички Антония хлопали о голый зад ребенка, когда он пробивался вперед. Как всегда, несмотря на боль, несмотря на его собственное нежелание делать это, Марк начал отвечать на вторжение мужчины в свое тело.

Кассий вытащил кочергу из огня. В тот же момент Виндекс с Аргиусом схватили Марка за щиколотки. Широко ухмыляясь, Кассий прижал раскаленный докрасна кончик железного прута к одной из подошв Марка. Мальчик взвизгнул, и по всему его телу прошли конвульсии. Антоний вскрикнул, когда ребенок плотно сжался от боли и стал корчиться на его члене. С громким стоном мужчина вошел в многоэтапный оргазм глубоко в теле мальчика.

Спустя одну-две минуты Антоний вывернулся прочь из мальчика. Он вновь поднялся на ноги и стоял, тяжело дыша, у кушетки, глядя вниз на обнаженное тело рыдающего Марка.

"Я держу небольшое пари, что ты никогда не имел более живого мальчика, чем этот," - смеясь, вымолвил Кассий.

"И ты выиграешь, если поставишь. Этот прием я должен запомнить на будущее. Я полагаю, это нечто, что мы могли бы использовать в Золотом дворце. Я не думаю, что когда-либо слышал, чтобы это применяли даже там."

"Единственная проблема в том, что мальчик остается в небольшом беспорядке. Один из вас, вышвырните этого мальчишку в прихожую. Мы не желаем, чтобы нам мешали его всхлипывания," - приказал Кассий.

"Нет опасности, что он в другой раз попытается удрать?" - спросил Антоний.

"Не с такими ступнями," - успокаивающе ответил Кассий. - "Он даже не выйдет во двор."

Веселье продолжалось столько, что мужчин потревожили лишь на следующее утро, когда старый раб пришел требовать вознаграждения за выдачу Марка. Кассий отказался допустить мужчину в дом, поскольку тот был грязен. Марку поэтому пришлось обслужить его во дворе, причем другие мужчины стояли вокруг и глумились, пока он трудился. На самом деле мальчик сперва был не расположен выполнять это, но его нежелание быстро пропало, когда Антоний предложил опять приложить к его подошвам горячую кочергу.

После того, как старик был удовлетворен, Виндекс связал запястья Марка у него за спиной. Затем он дочиста вытер зад парнишки горстью травы, прежде чем поднять его на спину своей лошади, так как не хотел испачкать грязью седло.

Они упорно ехали весь этот день, и было еще несколько часов до захода солнца, когда они проехали через ворота Колина, и Марк вновь возвратился в Рим. Он дремал, сидя в седле, удерживаемый на месте Виндексом. Склонив голову от несчастья, он не обращал никакого внимания на теснившуюся вокруг толпу, когда они прокладывали путь по переполненным римским улицам. Это ощущение оцепенелой беспомощности оставалось с ним, когда его небрежно стянули на землю, и он увидeл, что стоит у подножия широкого пролета мраморной лестницы, ведущей вверх к портику его старого дома.

"Заставь это ленивое отродье двигаться, Виндекс," - кинул Кассий через плечо, спеша с Антонием вверх по ступенькам.

"Иди, мальчик, не заставляй своего господина ждать," - приказал раб, подталкивая Марка в спину для ободрения.

Марк заковылял вперед, каждый шаг посылал по его телу волну боли. Он двигался недостаточно быстро для Виндекса, который подкрепил свой приказ жестоким пинком под зад мальчику. Марк пошатнулся и, утратив равновесие, упал на колени. Прохожие оборачивались, чтобы увидеть, в чем причина суматохи. Среди них была коренастая деревенская женщина, которая появилась со стороны дома. Ее глаза на мгновение остановились на Марке, когда тот, рыдая, припал к ступенькам, потом, завернув на голове платок, она поспешила прочь.

"Поторапливайся," - кричал Виндекс, - "если должен, ползи как грязное животное, каким ты и являешься, но поднимись сейчас по лестнице."

Жестокость раба воспламенила искру в душе мальчика. В нем осталось не много чувства собственного достоинства, но он не собирался ползти в свой собственный дом под насмешками рабов и свободных людей. Марк заставил себя встать и затем, крепко закусив свою нижнюю губу, чтобы не кричать, пошел вверх по лестнице, несмотря на боль, причиняемую ему каждым шагом.

"Сразу проведи меня к твоей госпоже, моей сестре," - приказал Кассий привратнику.

Пристальный взгляд мужчины прошел мимо молодого человека и остановился на Марке. Его глаза расширились, когда он узнал в обнаженном мальчике-рабе старшего сына своего хозяина.

"Но, господин..." - запнулся раб, указывая жестом на Марка.

"В чем дело, глупая скотина. Я уверен, ты повидал достаточно подобных грязных маленьких рабов-проституток. Двигайся, человек, и делай, как тебе сказано, если не хочешь порки. И ты, Маркулюс, никчемный кусок собачьего дерьма, не отставай, если не желаешь того же."

Марк шел, спотыкаясь, за двумя мужчинами, следовавшими дальше в виллу за превратником. Место, куда тот их привел, Марк распознал как старый кабинет своего отца. Привратник постучал в дверь. Визгливый голос пребывающей в плохом настроении женщины сказал ему войти.

"Ваш брат, чтобы повидать Вас, госпожа, и другой господин," - произнес раб, открывая двери для Кассия с Антонием.

"Ах, Филомела," - сказал Кассий, войдя в комнату с удовлетворенным видом, - "у меня есть для тебя подарок.

"И для тебя тоже, отец," - добавил он, увидав толстого, болезненно выглядящего мужчину, и слегка поклонился.

Взглянув через плечо, он нетерпеливо щелкнул пальцами.

"Направь свои стопы за этим отродьем. Я хочу сейчас иметь его никуда не годное ленивое тело здесь," - рявкнул он привратнику и затем, повернувшись обратно к отцу и сестре, сказал, - "я думаю, вы оба знаете моего друга Антония."

Привратник остался неподвижно стоять у двери. Когда Марк болезненно прошел мимо него, он слегка поклонился и закрыл дверь. Кассий, занятый разговором, не заметил его неповиновения. Никому из присутствовавших, если они и обратили внимание на поклон мужчины, не пришло на ум поинтересоваться, не был ли он адресован скорее рабскому отродью, чем им самим.

"Что за идиотизм ты сейчас сотворил, Кассий?" - раздраженно вопросил его отец. - "У меня и твоей сестры достаточно проблем без того, чтобы ты тратил наше время со своими друзьями по детским играм и каким-то маленьким рабом-проституткой, которого ты вытащил из сточной канавы."

"Отец, ты меня удивляешь. Ты же, несомненно, узнал пасынка своей дочери. Тебе не кажется, что рабский воротник сидит естественно на его горле? Это не удивляет, если принять во внимание его происхождение."

"Это - Марк," - подтвердила Филомела. Она не звучала обрадованной.

"Зачем ты привел его сюда?" - потребовал ответа отец Кассия, нервно вертя на своей левой руке широкое серебряное кольцо.

"Я подумал, что вы были бы рады заполучить его," - запротестовал Кассий. - "Вы можете использовать его, чтобы заставить его отца вернуться в Рим и затем переписать его богатства на Филомелу."

"Проблема теперь не вернуть сюда Цоракса, а держать его подальше. Пока мы переезжали сюда, все его свободные служащие, кажется, скрылись. Рабы притворяются, что ничего не ведают, а если что-то и знают, то не говорят даже под пыткой. Все его кредиторы требуют платежей, а у нас нет представления, кто должен деньги ему. В результате мы не смогли уплатить денег, которые пообещали в качестве подкупа для свободных граждан империи и как взнос в казну, что мы обещали императору. Теперь император потерял терпение, и я понимаю, что он будет теперь некоторое время вести переговоры с Цораксом, чтобы убедить его возвратиться."

"Я... я не знал всего этого, отец."

"Ты ничего не знаешь," - рявкнул его любящий родитель. - "Теперь ты привез сюда мальчика, и что нам с ним делать? Если бы ты оставил его наверху в горах, был бы хороший шанс, что он до лета умрет от голода. Тогда сын твоей сестры Люциус стал бы наследником Цоракса, и мы по крайней мере спасли бы что-то от краха."

"Не можем ли мы просто убить отродье, отец. Тогда Люциус в любом случае станет его наследником."

"Это, вероятно, было бы решением, если бы ты не привез маленькую скотину сюда. Каждый раб в этом месте теперь узнает, что он у нас. Убить его сейчас, и наши трупы найдут плавающими в Клоака Максима (основная римская сточная труба), едва Цоракс вернется."

"Не могли бы мы убить обоих, отец?" - предложила Филомела. - "Тогда мы сможем сказать Цораксу, что убили Кассия, чтобы наказать его за убийство Марка."

"Эта идея не без привлекательности, но она не сработает, моя дорогая. Не сейчас, когда весь дом знает, что мальчик здесь с нами."

Толстяк тяжело опустился на свой стул, думая и барабаня пальцами.

"Я знаю. Есть в Британии молодой человек, Тит Корнелий, который беспокоил нас относительно условия в акте освобождения Цоракса, по которому старший сын того по достижении своего тринадцатого дня рождения должен быть отдан в рабы его отцу Юлию. Отец умер, я думаю, упившись до смерти, и теперь молодой Тит гонится за тем, что ему причитается по акту. Я полагаю, Цоракс что-то держал на Корнелиев, но его представитель в Британии пропал, когда Цоракс сбежал за границу, и я не могу выяснить, что это было. Они, вероятно, должны ему деньги, но я не могу это доказать. Мы пошлем ему Марка и на том конец. В противном случае, нам, вероятно, придется позволить ему получить твоего сына, Филомена, когда тому исполнится тринадцать."

"Вы не можете согласиться, чтобы мой Люциус был рабом," - разгневанно запротестовала Филомела.

"Хорошо, или должно произойти это, или надо уплатить молодому Титу значительную сумму денег, чтобы он отказался от своего права по акту. Во всяком случае, это возникнет не сейчас. И есть другая выгода. Я случайно узнал, что Тит сделался жрецом Божественного Клавдия в Британии. Он отчаянно стремится прибрать к рукам столько мальчиков, сколько сможет для игр в Колчестере, где должен устроить празднование по этому поводу. Марк сделается хорошим мальчишеским мясом для арены. Он будет убит, и нас не посчитают виновными. Все, что нам надо сделать, это передать его Титу, как мы юридически обязаны по условию акта освобождения."

страница 1 2 3 4 5 6

© COPYRIGHT 2008 ALL RIGHT RESERVED BL-LIT

 
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   

 

гостевая
ссылки
обратная связь
блог