ЧАСТЬ ВТОРАЯ

* * *

     -Я сегодня у вас только до четырех могу быть. Мне в четыре надо с подругой идти гулять. Мы договорились. (Чувствуется, что мелкий гордится и собой, и самим фактом.)

     Ой, не пора ли впасть в панику? У него подруга появилась, одноклассница. Нет, это, конечно, мило. Но подруги они и есть подруги. И для того и существуют, чтобы полоскать мозги. Алька ушел, как и хотел, к четырем домой. А уже через пятнадцать минут звонил мне:
- Дядя Игорь, а подруга не сможет сегодня выйти. Она только что из музыкалки вернулась, и ей много задали.
- Так ты что, ко мне хочешь опять?
- А можно? ( С явной радостью в голосе.)
- Не вопрос, приходи!
Это уже потом выяснилось, что подруга, внезапно передумав, все-таки вышла гулять и даже заходила за Алькой, но они разминулись у его подъезда буквально в одну минуту. Вот так и надо! Из под носа у них зайцев утаскивать! Ай да дядя Игорь, ай да сукин сын! Молодец, так держать! Естественно, это получилось невольно. Естественно, они еще погуляют. И, возможно, еще сбудется предсказание Алькиного отца о том, что женится он раньше, чем  закончит школу. «В третьем классе, а он уже такой деловой в этом смысле:  девочки-передевочки, подруги-переподруги». Да и вообще, против природы не попрешь. Но эмоционально-то он уже готов к отношениям, вмещающим в себя нечто большее, чем простая дружба. А это – хороший признак. А то некоторые до 13-14 лет от девчонок шарахаются, а потом давай наверстывать…

 

* * *

     -А вы с кем сейчас говорили, с другом?
-Да нет, просто знакомый. А друг у меня один. Тот, который мне каждый день звонит, примерно в половине третьего. (Начинает понимать о ком идет речь, расплывается в улыбке.) И спрашивает «А уже можно?». (Имитирую его голосок. Он в ответ одаривает меня сияющим, но таким скромным, взглядом.)

     Это после того, как я минут двадцать трещал по телефону у него над ухом. Знакомый был так себе, но человек нужный, и мне приходилось говорить сердечно, почти ласково. Видимо, поэтому Алька так и заинтересовался этим разговором. Ревнует, что ли? Да нет, едва ли…  

 

* * *

     -Ну что с компьютером твоим? Когда купят?
-Теперь только осенью. (Вздыхает.) Папа обещал сейчас, и деньги получил. Но все роздал, и денег не осталось. Мне 2 тысячи на учебники. Еще маме дал. И бабушке. И все. 
-Ну, и ладно. А то я твоего компьютера уже боюсь.
-???
-Как купят тебе компьютер, будешь дома сидеть, играть. А меня и забудешь.(Лукавлю, конечно.)
-А я буду дома играть и здесь немножко - тоже.
-Значит, будешь приходить?
-Да-а.
-Ну, ладно. Ты меня успокоил. (Растрогавшись, глажу по голове.)

     И какие такие учебники в марте? Дурят ребенка. Им классная чего-то в школе напела про страшный вред от компьютеров. Мол, и учебу-то забросят, и зрение-то посадят и вообще – отупеют от игрушек этих, стрелялок дурацких. Вот ведьма дремучая! А то, что ребенок будет все время дома, под присмотром, а не болтаться во дворе с гопниками и помоечниками, это ее, видимо, не интересует. Правильно, какое ей дело до всего прочего, кроме успеваемости. Так ведь если лаком по подвалам начнет дышать да магнитолы из машин тырить - и успеваемости тоже кирдык. Не понимает. Я же говорю – дремучая. А вот у меня действительно двойственное положение. С одной стороны кажется, чем позже, тем лучше. А то, в самом деле, купят - и перестанет ходить. Но, если беспокоится не только о себе, любимом, надо признать, что компьютер у ребенка должен быть свой. Поэтому и капаю постоянно на мозги родителям, поэтому и консультирую, какой лучше купить и какой софт ставить, поэтому и обещаю безвозмездную помощь при установке и подключении. А там видно будет, только ли в компьютере дело, или нас Алькой уже что-то несоизмеримо большее связывает.

 

* * *

     -А у вас и машина есть?
-Есть. Только ее еще сделать надо.
-А когда вы ее сделаете?
-Ох, не знаю. Наверное, когда ты школу закончишь. (А вы попробуйте восстановить ретроавто, которому больше полувека, до приличного состояния, да еще при этом кризисе…)
-Ого, когда я школу закончу? Это же через восемь лет. Через восемь лет вы уже старенький будете! (Вот тебе раз!)
-Ну, через восемь – еще не очень старенький…(Тешу себя призрачными надеждами.)
-Я к вам тогда не приду. (Вот тебе два!)
-Почему?!
-Потому что вы здесь уже не будете работать.
-М-да. Об этом я как-то не подумал. Ну, может, тогда мы тогда хоть случайно где-нибудь встретимся?
-Может быть.

     Ну и кто сказал, что нынешняя молодежь живет только сегодняшним днем? Вон, Алька, дальше, чем я заглядывает! Другой вопрос, что ему это делать совсем не страшно, а я побаиваюсь. А вообще, если, ну так, отвлеченно, то интересно. Для него восемь лет это долго, а для меня - уже совсем скоро.

 

* * *

     - Игорь! Алька не у тебя? ( Голос у отца почти спокойный, даже деловой.)
- У меня вообще-то выходной. Но, по слухам, он в офис, на Разина собирался. Звонил мне, спрашивал, можно или нет.
- А, ну ладно. А то мать звонит. Дома его нет. Куда ушел – не сказал. И я тут переживаю, дергаюсь.
- Да нет, в офисе он. Точно. Туда звони.
- Я Василь Макарычу звонил. Тот трубку не берет. Ну, я сейчас на общий позвоню. Попрошу кого-нибудь глянуть, там он или нет.
- Давай.

     Потеряли ребенка. Упустили. И звонят потом во все колокола. А вообще-то родители неплохо устроились. Ребенок под присмотром, накормлен, развлекается. И няньки-гувернантки не нужны. Все даром. Знают, куда сплавить, знают, где искать. Такие условия они только в сладком сне и видели бы, будь дядя Игорь обычным дядей Игорем.

 

* * *

     - А что вы теперь делаете? Штаны мне поправляете?
- Угу. (Моя рука опускается еще ниже и вот он, сладкий миг!)
- А сейчас? Почему вы все время что-то делаете? (В голосе возмущение и любопытство 50/50.)
-Ну, если тебе не приятно – не буду.

     Алька издает какой-то невнятный звук, который можно трактовать, как угодно. На всякий случай отстраняюсь. Пусть поймет, что здесь все делается только с его согласия. Главное на сегодня уже свершилось. Его морковка на секунду оказалась  у меня в руке! А все остальное – потом. А вообще, последнее время чувствую, что тороплюсь. Приходится делать над собой усилие, притормаживать. Все чаще, когда он играет, отсаживаюсь за соседний стол, делаю вид, что изучаю проспекты, а сам украдкой любуюсь зайкой, его профилем, тонкими, изящными кистями на клавиатуре… Так безопаснее. Но меня даже это занятие может свести с ума. Вот, на днях ему то ли между зубок что-то попало, то ли болячка во рту вскочила какая, точно не знаю. Но что он при этом, не отрываясь от компьютера, языком вытворял!  Уже лишившись дара речи, испугался – не потерять бы и сознание. Представляю, какие бы веревочки он из меня вил, если бы догадывался, какое действие на меня оказывают его голос, взгляды и всякие его немудреные занятия.

 

* * *

     - А завтра я найду лодку, и мы уплывем с острова.
- Да, да!!! Алька, найди эту лодку скорее, что бы мы могли наконец-то уплыть с тобой вдвоем с этого проклятого острова!

     Вроде и разговор шутейный, про игру, а у меня столько смысла вложилось в последнюю фразу, аж у самого мороз по коже. Конечно, никто из офисной братии глубинного смысла не понял. Так, посмеялись и пошли по домам. И только Алька посмотрел мне в глаза долго и пронзительно, как будто в душу заглянул.

 

* * *

     - Ну, раз тебя здесь никто не ждет, сейчас с собой заберу.

Это после пятнадцатиминутного стояния у подъезда, когда ни домофон не ответил, ни телефоны родительские. Сказал в шутку, а по глазам Алькиным вижу – не поехал бы он со мной. Не готов еще. Улыбается растерянно, почти виновато. «Ведь должен же кто-то дома быть». Успокаиваю его, как могу. Набираю еще раз все известные мне и ему номера, а сам уже прикидываю, что дальше делать. Либо в «МакДональдсе» ближайшем с заем зависнуть, либо к бабушке его через весь город везти…
На счастье, в этот момент из-за угла вылетает мама, с полными сумками и криками «Алик! Алик!». В магазине была, рассчитывала, что сын позже придет. Эх, мамаша! Хорошо, хоть извинилась.

     - А мы тут все телефоны оборвали. Ребеночка-то сдавать надо…Ну, раз все нашлись, я могу теперь со спокойной душой идти. До свидания. Пока, Алька!

     Машу рукой, скрываюсь за углом. И думаю. «А интересно, они от моей заботливости и ответственности офигевают или воспринимают, как что-то должное?».

 

* * *

     -Дядя Игорь, а помните вы мне ручки с блокнотом дарили?
- Ну, конечно помню.
- А у вас еще такие есть?
- Тебе что, надо? Так я привезу.
- А есть?
-Раз обещаю, значит есть. Я дома посмотрю, что осталось.

     Это он про подарки от поставщиков. Надарили столько, что дома когда-то целый ящик в письменном столе был забит. Накопилось за несколько лет. Ручки, бумага для записей, какие-то сувениры, брелоки-флажки-фонарики. Но на поверку добра этого осталось совсем немного. Выгреб остатки и привез Альке «всякой твари по паре».

     -Извини, все что есть. Остальное мальчишки растащили. Одному дай, другому дай. Сказал бы раньше…А то я уже почти все пацанам поотдавал.
-А мальчики эти… Тоже ваши друзья? (После тяжелой паузы, вкрадчиво и печально.)
- Друзья.

     Задумался после этого разговора Алька надолго. То ли все-таки ревность его замучила, то ли конкуренцию почувствовал, не знаю. К разговору о мальчишках он пока больше не возвращался. Но при следующих наших посиделках его морковка уже без лишних разговоров, с молчаливого согласия владельца, долго грелась в моих руках, и реакция на поцелуи была вполне спокойная, не то, что раньше, когда он отшатывался и пищал «Не хочу!».
А морковка-то пока спит. Эх, долго тебе еще, дядя Игорь, не видать морковного сока. Будешь ждать?
И еще заметил интересную вещь. Позволяя (или не позволяя) мне то или это, Алька всегда тут же смотрит на мою реакцию. И прекрасно чувствует, огорчаюсь я или радуюсь. И это ему интересно, небезразлично. Если видит, что я невесел – старается как-то растормошить, отвлечь. Святая душа. В том и заключается волнительная прелесть поры взаимного узнавания, когда еще ничего не было, все еще только впереди, в виде неясных перспектив, и у обоих боязнь сделать что-то нет так, невольно порвав первые тонкие нити, протянувшиеся от сердца к сердцу.  Наверное, потом все будет проще и легче, но, увы, уже не столь трогательно. Если оно вообще будет, это «потом»…

* * *

     - Ого, да у тебя там все работает!!!

     Да, чего только не ляпнешь от неожиданности… Морковка спит,  говорите? Плохо вы еще знаете нынешнюю молодежь! Наведаться в гости к маленькому червячку, а наткнуться на хорошенький такой, тверденький столбик сантиметров шести ростом – тут поневоле и удивишься и обрадуешься. Мне даже удалось его разглядеть, перегнувшись через Алькино плечо. Такой милый, такой трепетный… Естественно, я не оставил его без внимания, но не слишком усердствовал на этот раз. Все-таки первое знакомство в новом качестве. Алька мои действия никак не прокомментировал – отвлекся от игры только один раз, чтобы вместе со мной рассмотреть это чудо. Но по его молчанию, по тому едва слышному, легчайшему вздоху, что слетел с его губ, когда мои руки покидали Святая святых, я могу сделать самые благоприятные выводы. Ему понравилось, ему хочется продолжения.

 

* * *

     -Дядя Игорь, здрасьте! А во сколько сегодня приходить?
- Давай к двенадцати. Нормально будет?
- А можно в одиннадцать?
- Ну, приходи в одиннадцать.
-Ладно, я приду.
-Давай, я тебя жду.

     Обычный, в общем-то, ежедневный почти, диалог с утра по телефону. Но еще никогда я не испытывал таких ощущений. Облегчения, сравнимого с сегодняшним, уж точно. Нет, я, конечно, и раньше сладко замирал и почти мгновенно возбуждался, слыша Алькин голос в трубке. Но сегодня случай особый. И все дело в том, как закончился вчерашний день. Началось-то все как обычно – с посиделок в опустевшем офисе, с ритуала любования крепнущим в моих руках столбиком. Алька при этом привычно делал вид, что страшно увлечен игрой. И тогда я решил сделать еще один шажок в неизведанное. Обхватив столбик
пальцами чуть ниже утолщения на конце, я потянул покрывающую его кожицу вниз. Но едва его спелая ягодка начала показываться на свет божий, Алька негромко пискнул и сжался.
- Ау!
- Что, больно? – я заглянул ему в глаза.
Он кивнул. Пришлось вернуться к прежнему занятию. Но Рубикон был перейден, и мне неудержимо хотелось чего-то большего. Борясь с хрипотой в голосе, я спросил:

     - Можешь поставить на паузу? На минуточку.
- А зачем? ( Тревожно, будто чуя засаду.)
- Надо. Хочу одну вещь сделать. (Сползая со стула позади Альки.)
- Какую?

     Моя голова уже была на уровне расстегнутой заячьей ширинки.

     - Повернись ко мне.
- Ну зачем? (Тоскливо и обреченно.)
- Надо.

     Я не стал вдаваться в дальнейшие подробности. И Алька выполнил мою просьбу. Но тут же засуетился:

     - Тут застегнуть надо, застегнуть.( Руками пытаясь что-то там натянуть и поправить.)

     Но было уже поздно. Я жестом остановил его, раздвинул одежду и, нагнувшись, прильнул губами к стоячку. Ненадолго, но и не символически. Даже успел сделать несколько движений губами и языком. Потом поднял глаза на зайца. Алька ошарашенно уставился в одну точку, продолжая бормотать « Надо застегнуть, застегнуть надо…»

     - А ты знаешь, что у тебя там самая сладкая конфетина в мире? ( Глядя ему прямо в глаза.)

     Эта моя фраза одновременно вывела его из ступора и ввергла в еще большее смущение. Он судорожно начал тянуть молнию на брюках. Не позволив ему сделать все наспех, я помог ему, даже поинтересовался на какую дырочку он обычно застегивает ремень.

     -На любую. (Почти недовольно.)

     Он снова вернулся к игре и на какое-то время стал прежним Алькой.  Даже выпросил у меня лишние пять минут на «поиграть». И, уходя, сгреб со стола свой дежурный кусок хлеба.
Но я видел, что заяц мой совсем скис. Тот, прежний, общительный, с незакрывающимся ртом Алька был словно подменен на другого, печально нахохлившегося, отстраненного и очень задумчивого. Мы шли обычной дорогой, и вроде как вместе, но он плелся где-то чуть позади и с потухшим взглядом щипал «бородинскую» корочку. Разговор не клеился. Я начал тихо паниковать. У подъезда он вяло сунул мне ладошку и, мельком глянув на меня, тут же скрылся за дверью. Ни тебе «а завтра во сколько?», ни теплоты в прощальном взгляде.
«Сдаст непременно. Как пить дать – сдаст!» думал я, шагая к остановке. И стал просчитывать варианты. Все они были плохи или очень плохи. Достаточно сказать, что самый безобидный начинался словами отца:  «Слышь-ка, чего Алька нам про тебя рассказал…»
Мысли, одна другой гаже, начали проникать в мой мозг, как баллистические ракеты сквозь ненадежную ПРО. Боеголовки разделялись, и я, с печальной обреченностью, отслеживал каждую. Бах! Скупой и нелепый некролог поплыл перед глазами. Бабах! Его накрыло сообщением из криминальной хроники. Оно ненадолго зависло перед глазами, и я успел вчитаться в текст. Лучше бы не надо… «Вчера в своей квартире на окраине …бурга обнаружен мертвым Игорь Евстафьев,  известный в определенных кругах как Фунжи Катошимото, он же Папа Морфий… Его деятельность уже давно попала в поле зрения правоохранительных органов, но до сих пор педофилу удавалось уходить от ответственности. И вот теперь, когда появились неопровержимые доказательства…». Тьфу, гадость-то какая! Понапишут же, понаговорят такое! Эх, жизнь наша, БЛ-ерская, поле минное. Ошибаться-то нельзя. Зайцы своих волков не сдают, если это не спланированная подстава, конечно. И если сдали тебя, то никакой ты не БЛ, а вот самый настоящий педофил и есть. Который не по любви, а лживыми посулами, угрозами и коварством добился, чего хотел, а теперь на, хоть ложкой ешь то говно, в которое попал. А он никакой не заяц, а просто пересравшийся пацан, со страхом и отвращением обнаруживший, как далеко может зайти общение дяденьки наедине с мальчиком.
Собрался ли я уходить на самом деле? В какой-то момент, в минуту слабости, как говориться, я думал, что решусь. Не заламывая рук, не орошая небритое лицо слезами жалости к самому себе, просто подумал, что терять, в случае чего, мне нечего. Ну, раз не складывается, раз миссия провалена – чего ловить-то? Вся жизнь была – поиски. А находок…
Раз-два, и обчелся. Короче, при таком КПД…
Спас меня Алька. Вот они зайцы, все в этом. Наша боль, наказание и спасение. Спасение от мерзостей этой жизни. И голос его по телефону, такой чистый, звонкий. (Наконец-то отучил его орать в самый микрофон. На его дешевенькой трубке это давало эффект, как от глушилки вражьих «голосов», если кто помнит.)

 

 * * *

     - Я сегодня до шести! Мама зачем-то сказала в шесть дома быть!

    Вот оно, дождался! Я давно ждал, что Алька что-нибудь похожее должен заявить, когда я исчерпаю чашу его терпения до дна. Ведь так просто, если не нравятся ему наши посиделки, сбежать домой до закрытия офиса. И все. Но до этого он оставался, зная, чем  закончится очередное сидение «совсем рядом». А после вчерашнего – надумал все таки воспользоваться своим правом на свободное волеизъявление. А я как-то даже с облегчением это воспринял. Действительно, нам обоим нужен тайм-аут. Ладно, он хоть повеселел немного, я и тому рад.
А посиделки никуда не убегут.
Но вот уж и офис опустел, седьмой час. А он все долбит по клавишам.

    - Алька, закругляйся! Мама ведь ждет.
- Ага, счас!
-Давай, давай! Тебе же к шести велено.
- Я пошутил.(Отрываясь от экрана и жалобно глядя на меня.)
- Ничего не знаю. К шести – значит к  шести. Такими вещами не шутят. (Принудительно вырубаю комп.)

    Получается, я его насильно выставляю. А что делать? В другой раз или врать будет изобретательнее или поймет, чем шутка от обмана отличается.

    - А вы? (Печально бредя к выходу.)
- А я остаюсь.
- А зачем?
- Мне еще письмо по электронке отправить надо. Ну давай, пока!

    Закрываю за зайцем дверь, через стекло провожая взглядом его поникшую голову и плечи. Потерпи, Алька. Мы еще притремся друг к другу так, что будем общаться без слов, и понимать с одного взгляда, и молчать об одном и том же, и врать друг другу будет неохота и незачем. А пока – вот так получается, грустно, но справедливо.

 

* * *

     - Ну что, сегодня опять только до шести? ( Говорю как можно небрежнее, но с хитрым прищуром.)
- Нет. То есть – да! Мы в кино с мамой идем.
- Понятно. Ну, завтра расскажешь, что за фильм смотрели.
- Ладно.

     Та-а-а-к! Уже второй раз. Он что, теперь вообще каждый день будет смываться? Опять сомневаюсь насчет кино. И, кажется, чувствую, как жужжат в его голове шестереночки, соображая, как завтра рассказать про кино, в которое не ходил. Ну что ж, поиграем?

 

* * *

     - Ну, как кино? Ходили вчера.
-Да. (Чувствуется, что ждал этого вопроса, готовился)
- Как называется?
- «Пипец».
- «Пипец»?! Так и называется?
- Да, такое кино. ( А глаза при этом честные-честные).

     И уже не хочется спрашивать, о чем же фильм. Действительно, пипец… Позвонить, что ли в кинотеатр, узнать, что вчера на вечерних сеансах было? И убедиться, что врет? Да нет, не стану. Пипец, так пипец!

 

* * *

     - Ну а сегодня до скольки? До шести? (И в третий раз закинул он невод…)
- Неееет. (Тянется так сладко, будто в истоме. Но украдкой поглядывает на часы в трее.)
- Вот и славно.

    И снова, как прежде, сидим вдвоем на одном стуле. Я позади Альки. И снова он чувствует, как бьется в штанах моя плоть, пытаясь пробиться к его смуглым ягодицам через несколько слоев одежды, его и моей. Я прижимаю его крепко-крепко. Вдыхаю аромат его волос. И шепчу ему в затылок.

- Мальчик мой! Самый лучший!

    Потом тереблю губами его понитейл, целую в шейку, в ушко. Терпит. Даже не морщится.
Ласкаю его приборчик. Сначала через джинсы. Потом руки мои, привлеченные  твердостью и нетерпеливыми подрагиваниями,  проникают через все преграды из молний, ремней, пуговиц непосредственно в Святилище. Чувствую ( с тихим ликованием!), как Алька прижимается ко мне спиной. Слегка, почти неуловимо так, сдвигается чуть ближе. А сам, тем временем, мочит монстров пачками. Ну пусть, пусть. Наверное, ему так легче. Пока. Он вроде как своим делом занят, я своим. Нет, без компьютеров было проще. Ведь где все происходило?
Правильно, на диване, перед телевизором. И неважно, что там было , на экране: футбол или порнушка. Главное, свободы было больше. Для рук. А здесь сидишь, зажатый между спинкой и столом. И никакого оперативного простора. Даже до сладких булочек не дотянешься. Сидит он, видите ли на них, поганец, плотно.

 

* * *

     Научил Альку, на свою голову, здороваться по телефону. И теперь, сколько бы раз за день он не звонил, каждый раз «Здравствуйте, дядя Игорь! До свидания, дядя Игорь!». А с другой стороны, приятно. Хоть чему-то приличному, хоть одного ребенка, да научил. В кои-то веки…

 

* * *

     - Вот будешь пить – превратишься в такое же чмо! (Делаю страшные глаза и указываю ими на донельзя испитого субъекта, который повадился к нашему Макарычу, занимать деньги в невозвратный «долг».)
- Что? (Не совсем понимая причину моей внезапной экспрессии, глядит вслед удаляющемуся субъекту с заинтересованным отвращением.)
- Я говорю, увижу тебя с пивом – задушу вот этими, собственными, то есть, руками!
- Ладно. (Улыбается немного ошалело, но, видимо, признавая за мной право на «задушить», в случае чего.)

 

* * *

     -А мне нравится с этим Муро драться! (У него, и правда, довольно ловко стало получаться в игре «Они» расправляться с главным злодеем. Теперь гоняет финал по кругу, хотя игра давно пройдена.)
- А мне нравишься ты!!!

     Чувствую как на его лице возникает блаженная улыбка. Именно чувствую, потому, что лица не вижу. А еще чувствую, как Алька начинает прямо таки излучать в пространство какую-то сумасшедше-теплую, дивную энергию, в которой хочется бесконечно плескаться, как в нежных морских волнах. И опять кажется, что жизнь удалась, что все в порядке… Пытаюсь встать. Пора идти по домам. Но Алька заманивает меня просмотром какого-то особо экзотического приема и для верности притискивает меня еще плотнее к спинке стула. Еще пять минут неземного счастья, мсье…

 

* * *

     - Там, наверное, у подъезда все гуляют уже… (Заглядывая с дороги во двор.)
- Ну так что, тебе провожать дальше или не надо? (Опять догадываюсь, что правила меняются.)
- Не надо! ( Соглашается обрадовано, с благодарностью за мое понимание, глядя в глаза.)

     Чувствую, что-то здесь не так. Или меня стесняется. В смысле, что ему неловко перед друзьями, что его каждый вечер какой-то дяденька до самого дома провожает. Или кто из его друзей про меня какую-нибудь гадость сморозил, и он не хочет заново все это выслушивать? Как бы то ни было, провожаться теперь будем по предварительному согласованию. Придется каждый раз уточнять, «до куда?». Вот они, тайны заячьей психологии. Правда, что ли, почитать что-нибудь на эту тему. Повысить, так сказать свой профессиональный уровень?

* * *

Днем под окна офиса приходили Алькины друзья. Хорошенькие оба! Один светленький, коротко стриженный. Второй, наоборот, темненький, с длинными волосами. Но длинные они только сзади, а челка перышками и виски бритые. Новая, что ли, какая-то прича модная. Что-то я подотстал от жизни, от моды заячьей. Ну, да меня ничего кроме Алькиного хвостика с завитками пока ничего не волнует, если честно. Внутрь этих красавцев, естественно, никто не пустил. Они Альку вниз выкричали, вызвонили, а я наблюдал в окно, как они там общались. 
Через пару минут Алька влетел в офис, схватил куртку и… замер под моим взглядом на секунду.

     - Ну что, погнал?
- Да, ко мне друзья пришли. Один далеко живет. (Как бы извиняясь и раздумывая, стоит ли идти.)
- Редко видитесь? Ну беги, беги. Даже не раздумывай! Комп никуда не денется.

Кивнул, натянул шапку, исчез. Не прошло и десяти минут – мой Ангел снова в офисе.  

     - И что, уже нагулялся? (Удивляюсь совершенно искренне.)
- А они ушли куда-то. Я их поискал, поискал – нигде нету (Глаза сияют. Улыбка до ушей.)
- А встретиться-то где договаривались?
-Во дворе.
- И…?
- И нету. Нигде.
- Ладно, садись, играй. А который далеко живет, это светленький или темненький?
- Ну тот, который как бы лысый. (Показывает рукой.)
- Понятно, светленький значит. А темненький, у которого волосы сзади длинные, значит, местный.
- Ага. ( Кивает, слегка офигевая и от моей любознательности и от осведомленности.)

Можно было помучить его и дальше. Узнать, как друзей зовут, сколько им лет и прочее, но я сжалился и отстал. Он и так, наверное, считает меня «коллекционером». Вот, кстати, совершенно непонятная и расплывчатая характеристика. Не думаю, что их действительно много, настоящих Коллекционеров среди БЛ. Ну, тех, кто сознательно окружает себя целым сонмом зайцев, как какой-нибудь эмир или магараджа – гаремом. И получает удовольствие от количества. По мне, так с несколькими зайцами управляться несравненно сложнее, чем с одним, по одной простой причине. Проблемы не суммируются, они умножаются! И умудриться сохранить при этом мир, покой и благолепие практически невозможно. А уж «ужить» их под одной крышей задача вообще непосильная. Если кому-то это удается – снимаю шляпу! А нам, простым смертным, остается только нести свой крест. А что еще делать, если одна часть общества, отравленная алкоголизмом, задавленная нищетой и беспросветностью, безразлично бросает на произвол судьбы такое количество детей, что на одного БЛ приходится не один десяток мальчишек, нуждающихся в помощи, любви  и понимании, а другая часть, должная, по своему социальному статусу, возрасту и полу, этих самых мальчишек под свою опеку принимать, задолблена всякими феминистками, эмансипационалистками и гомофобами настолько, что боится даже смотреть в их сторону.  А этого дома бьют и не кормят, а у того вообще, кроме полусумасшедшей бабки, никого нет, зато есть куча проблем в общении со сверстниками, а другому - просто переночевать после очередной ссоры с биологическими родителями… Кстати, на настоящего зайца, со всеми входящими и вытекающими, тянет только один из десяти. А остальные… Что ж, мы можем быть для них и просто друзьями, если это нужно. Мы можем… Но нас так мало.

 

* * *

     - Вот, смотри. (Подвожу к офисному холодильнику, распахиваю дверь.) На этих двух полках все только наше. Можешь брать, что хочешь и когда хочешь. Не стесняйся.
- Ладно. (Придирчиво оглядывает содержимое.) Только мне сладкого сейчас нельзя.
- Да, я помню. Здесь всякое есть. В общем, захочешь – бери.

     Решил отвоевать в холодильнике пару полок и забить их тем, что Алька любит. У кого-то прочитал (да простит автор, не упомяну его имени) интересную мысль. Вот бы было здорово, если бы корм заячий продавался сразу большими пакетами, и надпись соответствующая. «Корм заячий. Суточная порция.» Что-то типа такого. А пока приходится бродить вдоль полок в супермаркете, придирчиво выбирая и вчитываясь в мелкий шрифт на упаковках. И вспоминая, чего он там говорил. Клубнику не любит? Так, а фрукты вообще? Надо спросить. Все лучше, чем чипсы да чупсы. Но в корзину лезут и они, и еще куча всяких, наверное, вкусных, но совершенно бесполезных заячьих радостей. Может, хоть на «живой» йогурт какой-нибудь его подсадить? Иммунитетишко-то слабенький. Вон, за зиму несколько раз болел.

 

* * *

     - А можете меня сегодня до дома проводить? (Сопит. Возится с пуговкой на джинсах.) Не получается застегнуть!
- Могу, конечно. С тобой хоть на край света! (Утыкаюсь носом в его затылок, жадно тяну носом его аромат.) А пуговица у тебя действительно  тугая. Дай, помогу.
- Только мне еще в одно место зайти надо.
- В какое?
- Ну, вот в которое вы ходите, через дорогу.
- А-а-а. В газетный киоск, что ли?
- Ну да.
- А там чего?
- Мне надо «Черепашек-нинзя» купить, второй выпуск. Только в нашем киоске их нету. Мама уже смотрела, там раскраски одни. А вы не знаете, здесь где-нибудь еще продают журналы?
- Там, за перекрестком, как к метро идти, есть еще один киоск. Может там?
- А можете со мной туда сходить?
- Пойдем, конечно. Сходим, а потом я там на маршрутку сяду. Ладно?
- Угу. (Кивает. Собираемся, выходим.)

     Дорогой пытаюсь выяснить, что за срочность такая, с этими черепахами. Но от Алькиного простого «надо» яснее не становится. Не доходя метров двадцать видим, что киоск закрыт – витрины наглухо закрыты железными ставнями. Поворачиваем обратно. Предлагаю завтра, по пути на работу, посмотреть «ЧН» у себя на остановке. Алька отказывается.

     - Не надо, не надо! Я сам найду! (Со странным упрямством.)
- Ну как знаешь…

    Идем, в последней надежде, к ближнему киоску. Мама была права – одни раскраски. И старые выпуски «Ледникового периода». Спрашиваю у бабушки классической татарской наружности, где второй выпуск «ЧН».

    - Ай, а пока нету. Завтра, наверное подвезут. Пусть приходит. (Кивает на Альку.) Пусть.

     Алькина голова падает на грудь. Молча бредем через переход на другую сторону.

     - А тебе что, непременно сегодня их надо было купить? (Сочувствую.)
- Да. (Кивает , не поднимая головы. Тяжко вздыхает.)
- Мда-а-а-а. Ну, ничего. Может завтра где найдешь. Главное, деньги не потрать и не потеряй. (Днем в офисе хвастался мне, показывая сотенную. «Мама давала двести. Но я только сто взял!»).

    Тут я краем глаза вижу приближающуюся маршрутку. Мой номер. Остановки тут нет, но если махнуть…

    - Ну что, отпускаешь меня? Вон маршрутка моя катится.
- Да. До свидания. (Смотрит на меня печально, с сожалением.)

     Понимаю, что поступаю, как свин. В окно даже боюсь смотреть. Я знаю, что там. Там одиноко бредет печальная маленькая фигурка.  И чего я заторопился? Черт бы с ней, с этой маршруткой. Дождался бы другую. Ведь не так часто Алька меня о чем-то просит. А тут же ясно прозвучало, «до дома проводить».
Всю дорогу до дома гоняю. Настроение окончательно испорчено. Ругаю себя последними словами. Дома хочется напиться, но нечем. А идти уже лень. Наконец, удается сформулировать суть проблемы. Я не сделал для него, все что мог! Смылся. А ведь так просто было проводить, поговорить, отвлечь, наконец. Становится легче, но тоска не отпускает. Не хочется ни  телевизора, ни И-нета. Спать ложусь рано. Говорят, во сне совесть не мучает.

 

* * *

     Утром, по дороге на работу, первым делом покупаю этих  несчастных мутантов. Второй выпуск, как хотел (и не хотел, чтобы я!) Алька. Типа, грехи замаливаю? Позже, позвонив зайцу, предупреждаю, чтобы он не искал больше.

    - А деньги приносить?
- Не надо, пусть будет подарок. А на что их потратить – потом решим.
- Ладно. (С явным удовлетворением в голосе.)

 

* * *

     - Ну что, до подъезда?
- Ага. А вы можете меня подождать. Я за деньгами домой зайду. Сходите со мной?

     Чуть ранее, в офисе, выяснилось, что к этим альбомам продаются еще дополнительные карточки. Алька долго и подробно рассказывал, у кого из друзей сколько их и какие. Ладно, думаю, сотка-то у него осталась, пусть вложится в коллекцию. Минут пять бродил у подъезда, курил. Наконец Алька появился.

     - А двадцать рублей мама не дала. Сто дала, а двадцать нет. Говорит, мало денег осталось. (Начинается типический развод на деньги.) А на два пакета карточек теперь не хватит.
- Так я добавлю.
- А у вас есть? (Удивляется почти натурально.)
- Сейчас посмотрим… Во, как раз двадцать. (Жестом фокусника извлекаю из кармана две бумажки, как будто заранее заготовленные.) Держи. Главное вовремя сунуть правильную руку в нужный карман!
- Спасибо. Вон мама в окно смотрит. (Задирая голову наверх.)
- Правильно, контролирует тебя. Куда ты и с кем ходишь. (Не глядя на окна, но тихо радуясь провокационности момента.)
Алька торопливо прячет деньги в карман. И начинает опять расписывать прелести карточек, которыми можно играть, которыми нужно меняться.

     - А есть еще самые суперредкие! Вот редкие - они с блестяшками, суперредкие - они в темноте светятся, а самые-самые так они с запахом!
- И чем же они пахнут, черепашками, что ли? (Изображаю брезгливость.)             
- Да нет! (Веселиться мой Ангел.) Тем, что они любят. Пиццой какой-нибудь, например.

     Естественно, в нашем бестолковом киоске и карточек не оказалось, Алька опять приуныл, а я опять пообещал посмотреть в киоске у своего дома.

     - А если будут, то вы что сделаете?
- Что, что - куплю. А деньги потом отдашь. Договорились?
- Договорились! (Заметно оживляясь.)

 

* * *

     - Что ж ты, голубчик, меня подводишь? (Стараюсь говорить мягче. После объяснения у шефа я еще не вполне отошел, и приходится сдерживаться.)
- А что я сделал?
- Вот ты мне сегодня названивал через каждые пять минут. А я у шефа в кабинете как раз был. И он все слышал, как ты кричал. «Дядя Игорь, а начальство уже ушло? А уже можно?»
Он меня даже спросил, что это ты все время меня терроризируешь. А я ведь тебе сказал, что сам позвоню, когда будет можно. Помнишь?
- Да. ( В глазах растерянность и намек на раскаяние.)
- Ты ведь не хочешь, что бы он сказал, чтоб тебя здесь больше не видели?
- Нет… А кто ему сказал, что я здесь играю? ( С замиранием в голосе.)
- Нашлись добрые люди в нашем офисе… Короче, давай договоримся раз и навсегда. Если я прошу подождать и обещаю позвонить сам – ты спокойно сидишь и ждешь моего звонка.
- Ладно. Я больше не буду раньше времени звонить.
- Ну, вот и хорошо, что мы друг друга поняли.

    
* * *

      - Давайте, давайте! У вас замечательно получается. (Заглядываю через невысокую перегородку на Альку и Очника, сидящих бок о бок у компа и сосредоточено изничтожающих червячков на экране.) А я буду за вами ревниво наблюдать! (Делаю соответствующие глаза.)
- Да он и сам нормально справляется.(Очник смущается. Встает и исчезает, как будто по делу.)

     - Я вот все думаю, когда он начнет одеваться, как дядя Игорь, и прическу такую же сделает… (Вернувшись, Очник кивает на Альку, обращаясь ко мне.)
- Да ну что ты! Я ведь для него совсем не кумир… (Понятно, это он говорит, что бы я чего такого не подумал, но все равно - приятно.)

 

* * *

     Сижу и думаю: «Вот, связался черт с ребенком… А интересно, чем та история кончилась?»

 

* * *

     - Ну, как он себя здесь ведет? (Явились мама и папа. Живо интересуются поведением отпрыска в их отсутствие.)
- Поведение прекрасное. Можно ставить пять с плюсом! (Ничуть не преувеличиваю.)
Вежлив, корректен. Со всеми всегда здоровается. Без спроса ничего не делает, никуда не лезет. Здесь им все довольны. (Во время моего рапорта Алька довольно улыбается, не отрываясь от компьютера.) А чего спрашиваете?
- Да дома-то он себя совсем по-другому ведет. От рук отбился!
- Это он с мамой дома совсем не такой, как здесь! (Жалуются наперебой. Коллективная жалоба, стало быть. Хм.)
- Денег требует, игры ему на телефон, видите ли, надо закачать! (Снова отец. Играет желваками.) Все, сегодня последний день ты здесь играешь, я сказал! У тебя от этих игрушек, видать, уже крыша съезжает!

     Когда родители немного стравливают пар, я принимаю серьезный вид и качаю головой.

     - Ну, что же ты, Алька. Разве я не говорил тебе: почитай отца своего и мать свою? Разве не говорил: послушествуй старшим?

Алька молча задирает голову, делает хитрющие-прехитрющие глаза и часто кивает, подтверждая мои слова. Мне почему-то кажется, что за этой хитринкой он старательно прячет слезы.

     - Так что ж ты?

     Вопрос без ответа.

 

* * *

     - Дядя Игорь, а смотрите как я сейчас всем им кости переломаю. (Звучит достаточно кровожадно. И действительно – начинает крушить на экране все и вся.)
- Ну, это же не враги. Это персонал. Зачем ты их убиваешь? Они же …
- А мне нравится им кости ломать!
- Ты что, жестокий? Я жестоких не люблю.
- Да, я жестокий. Сейчас всем им спины ломать буду. Смотрите, смотрите!
- Да не хочу я на это смотреть. (Демонстративно отворачиваюсь. И чего на Альку набежало? Не узнаю я его. Видимо, какая-то реакция на обострение отношений с родителями.)

 

* * *

     А в интимном плане буксуем. На что-то новое я не решаюсь. А старое ни меня, ни его уже так не заводит. Так и протопчемся до лета на месте. А потом … Ну, либо останусь в его памяти каким-то смутным, первым воспоминанием «об этом», либо выйдем на новый качественный уровень, наскучавшись, поняв, что нужны друг другу и порознь просто не можем. Причем, вероятнее первый вариант. Как самый распространенный и простой.

 

* * *

     Дела! Заочник приволок свой старый комп и задарил его Альке! Вот просто взял, и подарил. Причем обговаривали это они еще вчера, но мне ни тот ни другой ни полслова не сказали. Один не хотел хвастаться добрым делом, другой, наверное, не поверил в свое счастье. Так я думаю. Хотя, есть еще один вариант. Зная Алькин прагматизм, можно предположить, что он не очень обрадовался, понимая, что этот старый ( ладно - не очень современный) компьютер надолго перекроет ему  перспективу покупки нового. Что до меня, то и рад и не рад, в полном соответствии со своим двойственным положением. Да, наверное, у меня появится больше времени, чтобы, наконец-то снова взяться  за свой сценарий. Но с Алькой мы будем видется реже, и это однозначно плохо. Конечно, можно сделаться для них главным консультантом по компьютеру. И даже начать часто бывать у них дома. Отец-то уже подбивает бабки, мол, помоги, посоветуй. Но как успеть и компьютером заниматься и с Алькой общаться? При том, что дома у них это будет делать гораздо сложнее. Я имею ввиду общение, естественно. Под зорким оком бабушки и под непрерывный треп отца… Сложно все. Но просто никогда не было. Этим делом мы не избалованы.

 

* * *

     А родители-то, похоже, не шутили. Когда Алька сегодня в обычное время не позвонил, я сам набрал его «несложный номер». Ти-ши-на. Видать, крепко он их достал. Умеет. Теперь сидит, наверное, бедолага под домашним арестом, и телефон у него отобрали. У отца начался отпуск. Но за компом-то должны придти. Вон он стоит,  в подсобке. Значит, объявятся. Будем ждать. А еще у зайца скоро День рождения. А я даже про подарок не успел с ним поговорить…

 

     P.S. Эх, не так мне бы хотелось закончить вторую часть! Но что поделаешь, если сама Жизнь ее пишет, а я лишь подаю свои реплики, да фиксирую события и факты. Надеюсь, мне будет еще о чем написать…