ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Будто чувствуя мое, совсем не лучшее, настроение, заяц выдерживает приличную паузу в шесть дней. Когда же, много чего передумав и наскучавшись за это время, я вижу его на пороге моей «кельи», то с трудом сдерживаю радость. Но, помня, что он к проявлениям этой самой радости относится весьма, так скажем, снисходительно, я просто улыбаюсь.

- А поесть чего-нибудь есть? (Спрашивает почти сразу по приходу, не успев еще «заиграться».)
- Нет, я еще в магазин не ходил, не успел, как всегда.
- Да? Что, и бутербродов даже нет ваших, из дома? А вы мне хоть бы «ролтона» купили. Я бы его ел… (Голодный заяц – грустный заяц.)
- Что уж, сразу и «ролтон»? Я тебе нормальной еды куплю.
- А это какой? (Возвращает блеск своим бесенячьим глазам.)
- Ты же сам говорил: сухарики, чипсы, лимонад. Но на сегодня у меня другие планы.
- Какие?
- Мы с тобой в обед в «Макдональдс» поедем. Ты ведь «биф-а-ля-Рус» так и не пробовал?
- Не-е-е-т… А что и правда, поедем?
- Ну да.
- А как мы поедем?
- На машине. Закроем кабинет и ай-да!
- Нет, правда, не шутите?
- Да почему я должен шутить-то все время? Я очень серьезно приглашаю тебя сегодня в «Макдональдс».
- А вы что, деньги получили?
- Не получил, а достал немного. Нам хватит.
- А во сколько мы поедем?
- В час.
- А вы мне и игрушку там купите? (Так, последнее маленькое уточнение. А сам уже смотрит на меня с авансовой благодарностью.)
- Да, Алечка, куплю. И вообще, не беспокойся - все будет по-настоящему. А пока есть только хлеб.
- Бородинский?
- Бородинский.
- Давайте, давайте! Я же его люблю… я же его только у вас тогда… а после этого не ел ни разу… (Тараторит, почти захлебываясь, то ли от голода, то ли от воспоминаний.)

Справившись с двумя ломтями всухую, к третьему просит чаю. Завариваю в его любимую кружку. Так, кое-как, дотягиваем до обеда.

Паркуемся напротив Торгового Центра – стоянка вся забита. В «Макдональдсе» очередь, кажущаяся огромной. Но работает шесть касс и перед нами всего четыре человека. Альке этого из-за спин не видно, и он начинает поднывать.

- Не люблю стоять. Может, поедем в другой…
- Нет, Алечка, в другой мы просто не успеем. Ты лучше иди пока, столик поищи свободный. (Изведет же в усмерть, надо хоть как-то отвлечь!)

Делает вялую попытку, оглядывается кругом, отойдя от меня всего на три шага.

- Нету мест… Может все-таки поедем, чего стоять-то…
- Да уже скоро! Иди-ка, посмотри по этому проходу. Там, у стенки...

Отлучается еще не минуту. Возвращается, чуть повеселевший.

- Есть там места.
- Ну и отлично! Ты пить-то чего будешь?
- Колу. А вы?
- Еще думаю. Иди, короче, места занимать, а я все принесу.
- Игрушку не забудете?
- Нет, нет. Иди. (Подходит очередь.)

С беконом закончились. Беру Альке обычный. Игрушку, непонятно зачем, упаковывают в объемную коробку из-под «Хэппи Мил». С подносом подхожу к Альке. Место - чудное. У стенки, за высоким столом, с двумя намертво прикрученными к полу барными табуретами. Усаживаемся. Вернее я взгромождаюсь, а Алька взбирается. Верчу поднос так, чтобы его коробочка оказалась у него под носом. Избавляемся от шапок, расстегиваем куртки.

- Ого, какой громадный. (Алька извлекает свой «а-ля–Рус» и, держа перед глазами, любуется.) Как его есть-то?
- Ты не поверишь – ротом! (Не могу удержаться от улыбки - Алька так забавно выглядит в своей нерешительности перед этим съедобным чудовищем.)
-Что это, горчица? (Пугается.) Нет, показалось… Соус.

Я облегченно вздыхаю и достаю свой скромный «филе-о-фиш».

- А у вас с чем?
- С рыбой. Ну, ты есть-то будешь? Давай помогу. Вот так, упаковку разложи и ешь над ней…

Нет, они, все-таки, что-то туда добавляют… И похоже, совсем не то, о чем все думают.
Вы видели, как разгораются огнем нешуточной, недетской страсти глаза десятилетнего мальчишки? На него подействовало с третьего укуса. Кажется, все еще болтая о чем-то и запивая все ледяной до судорог колой, Алька смотрел на меня так, как никто и никогда. Прямо в глаза. Не отрываясь. Я не стал сопротивляться и сразу утонул в его взгляде, погрузился на самое дно… Сколько так продолжалось, не помню. Минуту, столетие? Не важно. Эти темные глаза впервые смотрели на меня так. Не с любопытством, не с благодарностью, не еще как-то. Именно с любовью, причем с такой страстной, что если бы мы были одни, неизвестно, чем бы это все закончилось… Да нет, известно. Не выдержал бы я, не совладал с собой. Зато, совладал бы с Алькой…
Весь в мурашках, с мокрой от пота, холодной спиной, и сердцем, перекачивающим по венам и сосудам чистый нектар вместо крови, я, наконец, пришел в себя. Вокруг опять зашумела закусочная, принялись сновать мимо нас люди. Алька отпросился, спрыгнул с табурета и убежал в туалет. А я сидел и думал о том, что вот эти, в общем-то довольно примитивные точки общепита, с округлой желтой буковкой «М» на фасадах, и есть самые бойлаверские места в мире. Думаю, даже не зависимо от страны и континента. И неважно, пришел ты со своим зайцем, или один – поглазеть на мальчишек и может быть, сделать знакомство… Нет, все-таки, что они туда добавляют?
Вернулся Алька и честно признался, что доесть он не cможет. Мы хором похрюкали трубочками, допивая колу, и двинулись на выход. Настроение у обоих было замечательное. Заяц весь обратный путь был увлечен рассматриванием игрушки. Оказалось, что это не просто игрушка с Томом и Джерри, а формочка для фруктового льда. Пришлось объяснять по-русски, как его сделать и из чего. На работу вернулись ровно к обозначенному на моем объявлении времени, минута в минуту. Алька тихо обалдевал от такой точности.

- Фига се! А как это вы смогли?
- Мы смогли! Точный математический расчет и никакой магии!

- А у вас тут камер нету? (Вдруг озадачивается, оторвавшись от компа и оглядывая помещение.)
- Есть, понатыканы везде и всюду. (С ходу подхватываю и начинаю развивать тему. С очень серьезным видом. Опять не могу удержаться.)
- А почему их не видно? (Включается в игру.)
- А они страшно скрытые. Но их тут полно!
- Да? Значит, нас в ТОТ раз тоже видели? (Хитрая-прехитрая улыбочка, с легким налетом невинного смущения.)
- Видели, видели… (Становится вдруг невесело.) Жаль только, что ТОТ раз был так давно…

Вот ведь, дотошный. Даже про камеры задумался. Но эта такая правильная дотошность, шпионско-шифровальная. Нам с ним пригодится!

Довез зайца до дома. Пришлось дать денег на сок – он же фруктовый лед всерьез вознамерился изготовить! Подождал, пока Алька сгоняет до магазина и обратно. Простились самым сердечным образом. Он побежал домой, я докурил и стал разворачиваться. И вдруг опять вижу зайца – в зеркале заднего вида. Высовываюсь. Он уже рядом.

- Ты чего, Аль?
- Да это…Похоже дома-то нет никого…
- Как нет? (Что, опять – забыли?)
- К домофону чего-то никто не подходит… (Вид – потерянный, но в глазах – надежда.)
- Ладно, не горюй. Сейчас маме позвоним на сотовый…(Пять или шесть длинных гудков.)
Добрый вечер! Это дядя Игорь. Мальчика забирать будете?
- А? Какого мальчика? (Мама притормаживает. Видно, мысли не о том.)
- Мальчика, хорошего такого, неполных одиннадцати лет…(Окидываю взглядом Альку, сияющего при этом как новый пятачок.)
- Ах, Господи! Ну конечно, конечно будем. Фу-х! Я просто не поняла, кто звонит. Игорь… Я сейчас приду. В парикмахерской задержалась. Я к дому подхожу уже…
- Ладно, ладно. Мы ждем. (Убираю телефон.) Ну вот, решилась твоя проблема. Мама на подходе.
- Спасибо. А вы подвезти можете? Я знаю, где мама пойдет. Она из парикмахерской всегда там ходит. Поедем ей навстречу!
- Садись, поехали. Только… Ты уверен, что мы с ней не разминемся?
- Да! Я же знаю…

Мы уже трогаемся, когда вдалеке появляется мама. И совсем не с той стороны, куда показывал Алька.

- Хм! Вот бы сейчас поехали…
- А она не одна! Они с Геной идут. Он с вами все познакомиться хотел. (Алька бросает на меня быстрый, но очень внимательный взгляд. Проверяет, не очкану ли я.)
- Ну и отлично! Как раз и познакомимся! (Я, действительно успел напрячься, но только на сотую долю секунды. Не думаю, что Алька заметил. Подумаешь – отчим. Он же пока без друзей-дальнобойщиков и без монтировки…)

Выбираемся из машины, идем навстречу.

- Здрасьте, еще раз! (Это маме, с улыбкой.) Игорь. (Жму краба «папе». Серьезно, но без напряга смотрю прямо в глаза.)
- Геннадий. (На его простом лице - два изучающих, цепких глаза. Понятное любопытство…)
- Ну, как он себя ведет? Не достал вас там еще? (Мама, как всегда, чуть смущается. Вроде, как говорит «Уж и не знаю, чем мы обязаны такому вниманию…».)
- Да нормально все. Ведет себя прилично. Слушается. (Я смотрю на Альку, замершего, будто в ожидании приговора. Но чувствуется, что моя характеристика ему по-кайфу. Редко дома его хвалят, что ли? Вон как глазенки благодарно блестят!) Дома-то, я так понимаю, он себя немного по-другому ведет?..
- Да уж! (Мама педагогически вздыхает.)
- Это уж точно! (Геннадий вставляет свое веское слово. Видимо, и ему непросто с Алькой. Но я знаю, что он к мальчику неплохо относится. По крайне мере не орет, и руки не поднимает.)
- Ну ладно, пока! Покатил я! (Машу всем рукой! Самое время закончить разговор. На правильной ноте – я затянул, они подхватили. Интересно, а что они про меня говорят в узком, семейном кругу?)

Обратная дорога заполнена мыслями об Альке. Вернее о том, что немного несправедливо получается. Кого-то с ходу папой готов называть, а со мной скоро уж как два года знаком и никак «ты» не освоит. Я не обижаюсь, просто жаль…

***

- Ну, не мешайте! Вот из-за вас все-е-е!.. (Опять хныкает по поводу гонок. Да еще крайнего нашел.)
- И давно я тебе мешать стал? А, Алька? (Понимаю - сам нарвался. Как на грех, сунулся его попец гадить, когда у него с игрой не заладилось. Но и мимо ушей такое пропускать нельзя.)
- Да пошутил я! Честное слово говорю – пошутил! (Спохватился, дает задний ход!)
- Ну, ну… (Демонстративно удаляюсь на перекур.)
- Я честно говорю, пошутил! (Кричит вдогонку.)
- Так значит, можно? (Уже «уйдя», просовываю голову обратно в дверь.)
- Да, да, можно! (Алька доволен, что я уже не сержусь.)
- Ну ладно, хорошо. А то я уж подумал… (Чего подумал – нарочно не договариваю. Пусть догадывается.)

Вернувшись, застаю его преспокойненько играющим. Нервов как небывало. Следом за мной приходит наша новая уборщица, мыть пол.

- Сынок ваш? (Интересуется добрая женщина, кивая на Альку.)
- Хуже! Был бы он моим сыном – прибил бы давно! (Произношу, и тут же жалею о сказанном. Поддался настроению. Ляпнул, не думая – а Алька может обидеться.)
- У меня вот тоже племянник…(Уборщица что-то начинает рассказывать про своих родственников.)

Я «понимающе» киваю головой при слове «племянник». Пусть так и думает. Хорошая официальная версия. Когда уборщица уходит, «племяш» подает голос.

- А мы в «Макдональдс» еще поедем? Ну, когда-нибудь?
- Конечно, поедем. (Зря заставил его думать. Он, наверное, решил, что между его попой и МД может быть прямая связь.)
- А может тогда не в «Макдональдс», а в пиццерию?
- Да как захочешь. У тебя какая-то конкретная на примете?
- Да. Мы там с мамой были один раз. Это вот как мы в «Макдональдс» ехали, только сворачивать не надо и чуть подальше.
- Давай как нибудь опять в обед сгоняем. Когда я на машине буду.
- Ладно.

Если бы я получал награды, пусть хоть маленькие медальки, вместе с каждым Алькиным благодарным взглядом, у меня бы места на виц-мундире давно бы свободного не было!

***

- А к вам уже можно? (Сегодня звонит много раньше обычного.)
- Не знаю даже, Алька… Ты дядю Юру сильно боишься?
- Ну…так. А что?
- Да он приехать может.
- И что делать. Мне ехать или нет?
- Как хочешь. Я тебя предупредил.
- А он точно приедет?
- Да не знаю я. Но может. Очень даже может.
- А вы ему позвоните и спросите!
- Тебе не кажется, что это довольно глупо будет выглядеть? И странно.
- Нет.
- А мне вот кажется. Его дочке руку в школе сломали. Он ее в больницу повез. А когда освободиться, может и заедет в офис. И будет злой.
- А кто сломал?
- Да не знаю я подробностей. Мальчик какой-то.
- Так что, мне не приезжать.
- Алька, решай сам…

И так десять минут. Переливаем из пустого в порожнее. Ни до чего не договорившись, отключаемся. Через две минуты – опять звонок.

- Я наверно не поеду. Вдруг он, и вправду, приедет… А чего он тогда с нами сделает?
- Ну, не расстреляет же. Так, пожурит, что посторонние в офисе…
- Я если сегодня не приеду, то не скоро тогда в следующий раз. Я на две недели в деревню уезжаю.
- А что так?
- Ну, так…
- Так сейчас же не каникулы…
- Ну и что. Меня отпускают.
- На две недели? (Пытаюсь не верить, но кто его знает. Может, по школам карантин объявят, и - гуляй, Вася?)
- Да, на две недели.
- Смерти моей хочешь?
- Нет… Так мне ехать?
- Да, приезжай.
- А дядя Юра?
- Ну, снова здорово!
- Алька, ты чего нудный-то такой? (Это мама начинает возмущаться. Видимо, даже со стороны наши препиратеьства слушать тошно.)
- Да, ты чего-то сегодня и впрямь… Права твоя мама!
- Ну, ладно. Я приеду тогда.
- Хорошо. (Испытываю небывалое облегчение. Лучше к шефу на ковер, чем эти Алькины иезуитские штучки!)
- Обратно пусть привезет! (Снова мама. Очень требовательны голосом.)
- Мам, да подожди ты! Дядя Игорь а обратно на машине?
- Нет, я сегодня на своих двоих. (Попривыкали, понимаешь, к сервису…)

- Ну расскажи, чего это ты в деревню засобирался, да еще так надолго?
- Не надолго. Я же пошутил. Всего на два дня. И не сейчас. Это я тоже пошутил немного. (Смущается.)
- Ага, немного, значит?
- Да, в конце недели.
- На выходные, получается?
- Да.
- Понятно. Ты только про две недели больше не шути, ладно? А то у меня сердце слабое. Накроет – и все. Привет родителям!
- Каким родителям?
-Не важно. Проехали. Ну, ты про шутки понял?
- Да.

Вечером заяц просит проводить его на маршрутке до маминой работы. Выходим пораньше.

- Дядя Игорь, а если бы вашему ребенку руку сломали, вы бы с тем мальчиком что сделали?
- Оторвал бы!
- Что оторвали?
- А вот то самое, чем этот мальчик от девочки отличается.
- А чем? Не понимаю…(Видно, хочется мелкому, чтобы я сам произнес это.)
- Я тебе попозже скажу. А пока подумай – может сам догадаешься. (Идем по довольно людному офисному коридору на выход. На нас и так уж с интересом посматривают. Поэтому, тему временно закрываю.)

- Так что бы вы оторвали-то мальчику тому? (Шагаем к остановке. Поблизости никого.)
- А ты так и не понял?
- Н-е-е-т…
- Яйца я бы ему оторвал! (У меня получается довольно кровожадно. Я бы даже сказал – излишне.)
- А… Понятно. (Чувствуется, что Алька внутренне содрогается в благоговейном ужасе перед этим воображаемым актом лишения мужественности.)

Больше он эту тему не затрагивает. Болтаем о своем, обычном, всю дорогу. Благо, есть время. Сегодня Алька уговорил поехать на автобусе, который тащится как черепаха. Хорошо, хоть в нужную нам сторону…Наконец, добираемся. Сдаю маме с рук на руки.

***

В среду, когда уже и не жду, в три часа, звонок.

- Я можно приеду.
- Можно, только ненадолго получится. Времени знаешь сколько?
- Ну и что. Я знаю. Я щас приеду.
- Давай, я уду ждать.

Через час, когда все сроки прошли, нарушаю свои правила и звоню маме.

- Ну, чего там Алька-то?
- А-а-а. Не поехал он, не поехал. Домой уже уехал…

Тьфу, пропасть. Да что же это за наказание. Я как в том старом еврейском анекдоте, сижу как дурак, с мытой шеей, а он!..

- Ну, привет ему от меня передавайте. Большой!

***

В следующие три дня прохожу через три этапа, три стадии разлуки с любимым мальчиком. К сожалению, они уже стали привычными, и я точно знаю, в какой день что я буду чувствовать.
Итак, день первый. Отдыхаю, читаю что-нибудь по теме, если есть вдохновение - пишу «впечатлениям вдогонку» и еще немножечко работаю, если этот день застал меня не в выходной.
День второй. Настроение похуже. Очень хочу его! Ладно, просто хочу: хотя бы обнять, прижать, поцеловать… Хорошо, пусть просто увидеть! Чем-то отвлечься получается плохо. Все мысли текут в одном направлении. Люблю, люблю, люблю его одного!!!
День третий. Мрак! Состояние близкое к панике, но надо скрывать! Куда пропал? Забыл, променял, разочаровался? Перебираю варианты, один хуже другого, пока не упираюсь мысленно в глухую кирпичную стену. На которой написано «А был ли мальчик?» Дописываю от руки мелом, чтобы цитата была полной «А может мальчика-то и не было?» и, тихо скуля, сползаю по стене на землю. Меловая полоса тянется за моей рукой до самого низа. Сил нет ни на что больше. Как ни странно, спасаюсь ДП. Совсем не возбуждаясь. Просто смотрю, смотрю, смотрю до отвращения. Это помогает заснуть. И я засыпаю со слабой надеждой. Потому, что если и завтра он не позвонит и не приедет, день третий повторится, только будет еще поганее. Ибо на стене уже все написано, и никакая ДП уже не поможет заснуть…
Если ничего с собой не делать, не сопротивляться этому состоянию, не пытаться взять себя в руки – безумие, вот оно, совсем рядом. Попробуем сосредоточиться. Так, в выходные у него деревня… Тут же проскакивает, как отголосок так и не наступившего безумия, шальная мысль. «Они отнимают его у меня!..» И – отрезвление: «Они? Кто «они»?! Глупость какая-то!». Вот еще надуманных трагедий нам только не хватало. Реальных, что ли, мало? Ну, уехал и уехал. Не на год же. Зато у меня будет времечко подумать…

Да, пришло время в очередной раз все переосмыслить, попытаться взглянуть немного отвлеченно, а может даже и критически… Верное средство от тоски. Я «прозваниваю цепи». Ведь мы-то знаем, сколько чувств, хороших и не очень, могут рядиться под любовь.
Начиная с банальных похоти, страха одиночества, жалости (неважно к кому), махрового эгоизма и заканчивая более изощренным чувством ложного престижа, частнособственническими инстинктами и убежденностью в собственной богоизбранности… Все они лихо нацепяют маску любви при первой возможности, не оставляя для самой любви и малого шанса. А бывает, их под одну эту маску набивается столько, что и самим-то тесно. И, пойди тогда, разберись…
В итоге, все-таки, прихожу к мнению, что это любовь. Но любовь, еще только расправляющая свои крылья, не вполне зрелая. Еще готовая испуганно отпрянуть, столкнувшись с настоящими страданиями и необходимостью самопожертвования. Ей надо дать время. А пока просто оберегать, не давая сгореть до срока. Это я про собственные ощущения, а ведь есть еще и Алька. С его потаенными чувствами, не устоявшейся психикой, метущейся душой. И это тоже очень важно. Ведь любовь это не часть чьей-то души. Это что-то отдельное. Возникающее между и требующее энергетической подпитки с двух сторон. Я не верю в одностороннюю любовь. Вот в однополую верю, а в одностороннюю - нет. Не протянет она долго, даже если и возникнет! Переродится в какое-нибудь пошлое страдание. Поэтому, меньшее, чем на взаимность, я не согласен.
Ну, вот и очередной тест закончен. И не надо мне лучших доказательств, чем те, что проявляются на самом простом, бытовом уровне. Все эти незакрытые краны, не выключенный свет, все эти, ставшие уже обычными, вопросы в мой адрес. «Какая муха тебя укусила? Ты с какой ноги сегодня встал?» и т.п… Влюбленный человек рассеян. Простите уж мне эти пятна ржавчины в раковине и лишние, зазря сгоревшие, киловаты.
И еще влюбленный человек глуп. Нет, он не тупеет. Наоборот, чувства-то обостряются. Просто он делает маленькие и большие глупости, какие ни за что не позволил бы себе прежде. Но это еще полбеды! Ужас в том, что он еще и получает от этого удовольствие!
«Отмотав пленочку» почти на два года назад, просматриваю заново кривую своих эмоций. Хм, местами зашкаливает в минус, но в общем – большой, уверенный плюс. Было нескучно жить. Это важно! Я верил и страдал, надеялся и отчаивался. Любил, скучал и боялся. Испытывал всю гамму чувств, доступных человеку. А дальше… Как будет. Надо только относиться к своему зайцу так, будто он у тебя последний. Ведь кто знает…
А сожалею лишь об одном. Сколько же раз хотел я бросить эти зарисовки, закончив фальшивым, альтернативным, но ХЭППИэндом? Хотелось, наивному, хоть так от проблем и переживаний уйти. Бог уберег, отвел. Этим я бы и себя предал непростительно, да и Альку, наверное, тоже. Не говоря уже о доверчивом читателе. Эх, слабости минуты…

***

Понедельник. Алька. Офис. Вроде, ничем не выдающийся день. Так, разговоры, компьютер, чипсы. Купил зайцу пепси с женьшенем. Удивляется. Ведь в прошлый раз отказал.

- Вы же говорили, что я пере… перевозудюсь от него.
- Ну, и хорошо.
- Так я же все здесь попереломаю! И на вас начну бросаться!
- А я, может, для этого и купил. (Смотрю на малого так, что он смущенно отводит глаза.)

Не знаю, действительно ли женьшень на него так подействовал, или просто настроение было хорошее, но так весело мы еще по домам не разъезжались. Началось с того, что я купил ему «киндер», и он умудрился на остановке вместе с упаковкой засандалить в урну половину деталек от сборной игрушки. А урна битком набита, мусор через края валиться. И все это добро Алькино куда-то там провалилось вниз. Поискав, на всякий случай, вокруг, договариваемся не расстраиваться из-за ерунды. Но Алька никак не угомонится.

- А у вас фонарик какой-нибудь есть?
- Нет. Если только телефоном посветить. (Уже догадываюсь, что он задумал.)

И он действительно, возвращается к урне и аккуратно, двумя пальчиками начинает все из нее доставать, разбрасывая вокруг и попутно комментируя ход поисков.

- Вот, где-то здесь должно быть. Я же сюда бросал…

Чтоб не оставлять друга в беде, присоединяюсь к раскопкам, подсвечиваю экраном телефона. Слабая, но подмога. Параллельно пытаюсь представить, как мы со стороны выглядим. Становится еще веселее. То ли старый бомж молодого учит, как надо, то ли дяденька что-то обронил туда, а мальчика искать заставил, потому, что самому не охота руки пачкать, да и стыдно как-то…

- Так, яйцо нашел… Ага, вот и они! (Алька тут же радостно прикрепляет недостающие детали к игрушке.)
- Что, прям все-все нашел?
- Да, смотрите сами!
- Ну ты седопыт! Пинкертон какой-то!

А он уже новую забаву придумал. Предлагает угадать, в какой руке у него зажата игрушка, а сам ее уже в рукав заныкал. Когда, правда с третьего раза, я его хитрость разоблачаю, он усложняет игру – незаметно выбрасывает игрушку в снег и снова протягивает мне на выбор два сжатых кулачка. И со смехом насаждается моим недоумением. Наконец, всего перещупав и забравшись к нему в рукава чуть не до локтей, я, проследив за его беспокойно ищущим взглядом, раскрываю и этот фокус. И теперь игрушка улетает все дальше в сугробы, куда – подглядывать нельзя! А потом я должен ее найти. Как-то само собой разумеется во время этого развеселья, что мы вот на этой маршрутке не едем, да и на следующей - тоже!

- Поднимите меня! (Криком кричит - просит, наигравшись в поиски.)

Хватаю его под мышки и подбрасываю, не выпуская из рук, вверх. Радостно вопит. Приземляется жутко довольный.

- А еще, еще! Выше! Так, чтоб ноги кверху!

Перехватываю его под коленки и под спину. Его ноги взлетают выше моей головы. Оба уже ржем, как ненормальные.

- Штаны только с меня не снимите! (Откуда-то сверху, из ВМТ, кричит Алька и визжит пронзительно.)
- Нам главное их не порвать! (Как бы я хотел вытряхнуть тебя из этих штанов прямо здесь!)
- Давайте еще!

Берусь, как прежде, но Алька отбрыкивается.

- Не так! И не так! Рука вот так должна быть! (Показывает жестами, но как-то очень обще.)

Наконец до меня доходит. Рука моя, оказывается, должна быть спереди, между его ног. На промежности, одним словом! Это мы с радостью. И Алька взмывает вверх над моей головой, дрыгая ногами и оглашая улицу первобытными криками. Пока он там, в апогее, замирает на долю секунды, замечаю, что на нас смотрит девушка. И смотрит так странно. То ли снисходительно, то ли ехидно. Может, это потому, что, когда я вытягиваю руки вверх, подбрасывая мелкого, куртка моя задирается… Но мне почему–то совершенно все равно, видна ли ей моя эрекция, она ли вызвала ее ухмылку. Что ты можешь понимать, дурочка? Нам с пацаном сейчас так классно, так хорошо! И весело, как никогда! А ты ехай, куда ехала. И дай тебе Бог хоть на миллиметр в своей жизни приблизиться к такому
состоянию чистого экстаза!
На третьей по счету маршрутке мы, наконец, уезжаем. Но это только начало путешествия. На пересадке нас еще ждет трамвай. Вернее, мы его ждем, минут десять. И едем на задней площадке, любимом Алькином месте, до маминой работы. Говорим, естественно, про трамваи, стрелки, светофоры…
Приезжаем и прощаемся впопыхах – моя маршрутка уже у остановки. Успеваю только сунуть Альке тот самый «киндер» в руку, да пожать ее.
Еду домой с таким теплым сердцем, что совершенно не замечаю адского холода в маршрутке. Кажется, у нее одна из дверей не закрывается до конца – обледенела. Да что мне холод, когда все мысли только о мелком чуде, чья теплая ладошка каких-то несколько минут назад лежала у меня в руке… Чувствую я, что, не смотря на все мои обычные волнения и сомнения, чувства мои к Нему день ото дня усиливаются, и так продолжается уже полтора года. Как это возможно? Ведь давно пора перегореть, остыть, трезво посмотреть…Да куда там! Любовь!

***

- А к вам уже можно?
- Можно. Давай скорее приезжай!
- А с другом можно? (Неожиданный поворот!) Я с другом хотел…
- Ну, давай и с другом.
- Спасибо! Мы сейчас приедем! (Очень обрадовано. Видимо, не особо надеялся, что разрешу.)

Зачем я согласился? Наверное, из любопытства. Надо же посмотреть на этого Никиту. Лучшего друга Альки, с которым они вместе английский прогуливают. И Алька все равно не отстанет, раз надумал друга этого своего со мной познакомить.

Никита оказался весьма упитанным мальчуганом, с круглыми румяными щеками и пухлыми ручками. Нельзя сказать, чтобы он показался мне неприятным – молодость всегда хороша своей свежестью. Но, совсем не в моем вкусе. Эдакий классический chubby boy. На любителя. Поиграли они немного, потом Алька сгонял в магазин за кормом, и они опять засели за комп вдвоем. Никита иногда задавал мне вопросы, вел себя солидно, по-взрослому. Кушал аккуратно. Но впечатления на меня никакого не произвел. Когда ко мне пришли посетители, я спокойно попросил их выключить звук на компе и убавить свой. Но, уже через минуту, я не слышал своего собеседника – такой они подняли ор из-за того, кто должен сейчас террористов мочить. Пришлось регулировать их громкость с помощью Алькиного уха. Я, вообще-то, стараюсь без этого обходиться с Алькой, да и с детьми вообще, но тут уж настолько явным было нарушение внутреннего распорядка и игнор моей просьбы, что…

- А-уу! (Алька подался чуть в сторону и вверх, вслед за моей рукой и своим ухом.)
- Я, кажется, просил не шуметь, джентльмены! (Очень аккуратно, слегка, поворачиваю «ручку громкости»).
- Но он же тоже кричал! (Видимо, Алька хочет, чтобы я и Никиткин звук порегулировал.)
- Ты его привел, значит, отвечаешь за двоих!
- Понял! И не ори! (Алька обращается к Никите, потирая ухо.)
- А теперь сделайте мне тихо и дайте спокойно работать!

Споры и крики мальчуганов утихли до конца дня, но я уже начинаю тяготиться их присутствием. Перед уходом они с Алькой надумали меряться ростом. Никита оказался на два сантима выше, несмотря на все Алькины ухищрения. До дома я их вез на машине. Естественно, мой забрался на переднее. Никита расположился сзади, вплотную к нашим спинкам. Всю дорогу они галдели. Называли остановки, угадывали марки машин… Алька время от времени атаковал меня вопросами на счет Никиты. То завтра с ним снова придти просился, то в пиццерию втроем пойти… И на все получил вежливый отказ. Только вот перед Никитой было неудобно. Алька, может, всей этой щекотливости и не понимает, но обсуждать что-то касающееся человека и при этом делать вид, что его здесь как бы нет - не в моих правилах. Кстати, я понял, что в Никите самое привлекательное. Голос. В машине я самого мальчишку видеть не мог, но вот голос его, у самого моего уха… Сексуальный голос, что там скрывать. Нежный, мелодичный, богатый модуляциями, «мурашечный» такой. Слушал бы и слушал только его.

***

- И зачем я приехал, если вы заняты… (Приносит покаяние. Но сам же так просился! И именно сейчас приехать, немедленно.)
- Ну, я же могу ради тебя дела отложить. Сделаю все в субботу. Мне же к понедельнику дядя Юра сказал сделать. Успею.
- А что сделать?
- Придумать визитку и листовку. И нарисовать все это на компьютере. А потом это все в типографии напечатают.
- А как вы будете рисовать? Прямо так, мышкой?
- Нет, конечно. Есть специальная программа.

И с Алькой у нас специальная программа. Пока он играет, я подбираюсь все ближе и ближе в его божественным тайнам. Начинаю со сладких булочек. Именно они манят меня сильнее всего. Тем более, что сидит он очень интересно. Далеко отодвинув стул и лежа грудью на краю стола, протянув руки к клавиатуре. В таком положении попец его сильно оттопыривается назад и мне даже видна узкая полосочка его смуглой кожи ниже свитера. М-м-м! Надо только запустить руку под резинки его одежек, чтобы в ладони у меня оказалось одно из его полупопий. Дальше, рука сама собой огибает тонкий стан, и, пробравшись по бедру, скользит вперед и вниз, туда, где за последней преградой скрывается спящий маленький часовой, только и ждущий, чтобы его разбудили. Тормошу его, легонько сдавливаю у основания, разминаю пальцами, как папиросочку. И вот он уже не просто проснулся – окреп, налился, выгнулся в сладкой истоме...

- Закрою-ка я дверь. А то опять кто-нибудь вбежит со своей ерундой. Отвлекают постоянно от важных дел… (Бормоча, насилу отрываюсь от Альки и бреду шевелить ключом в замке. На обратном пути прихватываю кое-что из инвентаря.)
- А стакан вам зачем. (Знает, а спрашивает. Хитрюга.)
- Ну, ты же видел в прошлый раз, зачем…
- Не знаю, не видел.
- Я же в него кончил.

Вот, порядок. Теперь можно и его штанишки приспустить и свои расстегнуть. Отдаю шепотом команды, Алька послушно встает, без возражений позволяет себя оголить, чуть присаживается на мой член, увлечено углубляющийся в его срединное междупопие. Я настолько поглощен этим процессом, что почти забываю об Алькином часовом, лишь раз проведя по нему пальцами. А тут еще и давление на Алькину дырочку превышает допустимые нормы, кг/см² …

- Больно. (Шепчет, слегка напрягаясь.)
- Не бойся, я аккуратно. (Все еще пытаюсь совместить линию прицеливания и точку входа. На что я надеюсь? Что я войду, а он не заметит?)
- Больно так!
- А ты попу расслабь. Надо расслабить, а ты сжался весь. (Поглаживаю Альку по пояснице и ниже.)
- Мне больше нравилось, когда вы так делали.
- Как?
- Вот так. (Тремя пальчиками над столом показывает довольно характерное движение вверх-вниз, оставляя между ними пространство ровно такое, какое занимает его перчик.)
- Ага, вот так? (Повторяю его движение на реальном боевом образце.)
- Да…

Присаживаю его на себя, и энергично вздрачиваю его писюн, одновременно поглаживая второй рукой то бочка, то животик. Потом пробую легкие надавливания в промежности, тереблю шарики и поднимаюсь чуть выше. Ого, да у него здесь настоящая эрогенная зона! Это место, вокруг писюна, у самого его основания… Чувствую, как ему нравится. Задышал, задышал-то глубже, и в меня вжался спиной. Но, приходится опять ставить его на ноги – от такого прессинга в положении «мимо» мой аппарат начинает опадать. Рука моя внизу пацанячьего живота мелькает все быстрее…

- Все я. (Расслабляется, опускает плечи.)
- Все? (Проверяю результат. По прежнему – сухой.)
- Не надо, я все уже. (Вздрагивает, думая, что я хочу продолжать.)
- Да я понял. Извини. Ну, теперь моя очередь.

Я встаю, отодвинув ненужный теперь стул, и чуть подсев по Альку, быстро приближаю момент наивысшего насаждения, двигаясь снизу вверх между зайкиных ягодиц. Мой зверь то высовывается, то снова скрывается в ущелье, не находя прохода в пещеру. Когда я отпадаю на стул, и кончаю в стакан, Алька остается стоять, и я исступленно сжимаю и мну его булочку, оказавшуюся прямо у меня перед газами, до тех пор, пока из меня не выкатывается последняя капля семени. Потом наклоняюсь и расцеловываю эти божественные бугорки. Алька опять начинает что-то говорить про подарки… Мир снова становится черно-белым.
Понимаю, что боюсь обыденности. Что войдет в привычку, станет нормой, а потом и приестся. С другой стороны, для Альки сейчас это то, что нужно. А с анальным сексом действительно, стоит подождать. В итоге перестаю убиваться по поводу неполноценности нашего интима. Надо просто попробовать другие альтернативные варианты…

- Надо будет тебе еще пепси с женьшенем купить. На тебя в тот раз хорошо подействовало. Вон как бесились на остановке! А то стоим всегда, как цуцики…

***

- А с Никитой можно завтра? Он вам понравился?
- Знаешь, наверное… (Приходится подбирать слова.) Наверное, он хороший мальчик, но… Ты пойми, мне здесь никто, кроме тебя, не нужен, Алечка.
- Ну, так можно? (Ерзает на стуле, нетерпеливо требуя прямого ответа на прямой вопрос.)
- Нет, с Никитой нельзя.
- А почему?
- Шумите вы шибко!
- А с Русланом можно? (Улыбается, хитрец. Знает мою слабость!)
- С Русей можно. Это самый лучший из твоих друзей. Он один стоит всех остальных, вместе взятых. Поверь уж мне на слово! А ты что, уже нашел его?
- Нет еще. Но мама его у своей работы видела. Я сказал, что если еще раз увидит, чтобы телефон ему дала. Он там часто бывает. И живет в моем районе.
- В твоем районе?! И ты до сих пор его не разыскал, с ним не виделся???
- Не-а.
- Что ж ты, Алечка?!

Странное дело. Я уже обрадовался, что Русик нашелся. Ну, или почти нашелся… А ведь, в отличие от Альки, которого я люблю и хочу, в отличие от Саньки, которого я, еще не любя, очень хотел, Русик вызывает у меня довольно редкое чувство. Я люблю, но, кажется, не хочу его. Вернее, как-то не вижу нас вместе. Не представляю, что бы мы могли с ним так же уединиться, как, на пример, с Алькой…

***

- Дядя Игорь?
- Он самый. Привет, Алечка!
- Перезвоните пожалуйста!

Перезваниваю.

- А можно мне сейчас приехать?
- А как же церковь. Ты же по воскресеньям…
- Я, все равно, в нее не пошел. Мы переезжаем сегодня.
- Переезжаете?
- Да. На новую квартиру. Так я сейчас приеду. (Конец связи.)
- ???

Кажется, я что-то хотел сказать ему насчет времени приезда? Возможно, попросить дать мне пару часов, чтобы закончить свои дела? Но малыш уже все решил, он уже едет! А то, что я еще стою на остановке у дома, и на работе появлюсь минут через сорок – кому это интересно?

Поднимаюсь в офис и почти стакиваюсь с шурующим сверху Алькой! Успеваю раскрыть объятия. Он не бросается в них, нет. Но уже протягивает одну руку навстречу. Несмело, как-то даже неловко, бочком. Но ответный его радостный порыв обозначается вполне отчетливо.

- Привет! Давно здесь? (Слегка обнимаю его, притянув к себе.)
- Здрасте! Не очень…(Не лицо – сплошная улыбка и сиянье глаз.)
- Ты что, забыл, что мы сегодня с одиннадцати? (Поднимаемся в офис.)
- Нет. Просто я как-то очень быстро доехал.
- А я знал, что ты меня опередишь… Проходи, проходи. (Вваливаемся в мою келью.)
- Меня мама к вам отправила, пока переезжать будем! (Звучит как оправдание.)
- Чтоб не мешался, да? А я думаю, что ты там смог бы помочь…
- Ага, там и без меня народу знаете сколько? Мамины родители, папины родители, тетя Надя…(Загибает пальчики.)
- Значит, справятся без тебя?
- Конечно!
- Ну ладно, тогда раздевайся. Пока играй. А потом я у тебя компьютер ненадолго заберу. Кое-что доделать надо.

Пока Алька утоляет компьютерный голод, я расправляюсь с бумажными делами. Успеваем, правда, еще и переговариваться.

- А вы Семеном давно не виделись? (И вновь Алька вспоминает про бывшего «папика»!)
- Да я всего один раз с ним виделся с тех пор, как мы переехали. Так, парой слов перебросились. Про тебя он не спрашивал. Так что… А ты чего, соскучился? Или стараешься не вспоминать?
-Соскучился… (Печально.)

Вот тебе и загадки детской психологии! То жаловался, что орал на него за каждую мелкую провинность. Ключицу, опять же, сломал, «по неосторожности», и вдруг… соскучился. Да, как неоднозначно все. И непросто. Может, встречу им устроить? Только убедиться сначала, что оба этого хотят.
Вопреки постоянным отвлечениям, с делами укладываюсь в сорок минут.

- Ну все! Пошли, до магазина сходим. Закупимся, а пока ты закусываешь, я на компе поработаю.
- Ну, пойдемте. А компьютер надолго займете? На час?
- Нет, поменьше. Кое-что доделаю и все.
- Это то задание, которое дядя Юра вам дал?
- Нет, то я уже сделал. Тут уж новых дел накопилось…

- Ну все, лапша твоя заваривается. Пять минут и обед.
- Ладно, я пока сухариков погрызу. (Алькины руки привычным движением раздирают упаковку.)
- А вот сухарики тебе грызть некогда!
- А почему?
- Тебе задание будет. Нарисовать рисунок. Нас с тобой. Мне в подарок. (Даю А4 и ручку.)
- Нас с вами?.. Я не знаю, как рисовать… (Немного растерянно.) Я лучше машину нарисую.
- Нет, Алечка. Понимаешь, завтра праздник. День всех влюбленных…
- Какой, какой праздник? (Похоже, впервые слышит.)
- Всех влюбленных, День святого Валентина. Вот. А поскольку я в тебя влюблен – мне полагается подарок. ( Надо же так все перевернуть! Сам себе поражаюсь.)
- А мне? (М-дя. Этого мальчика на кривой козе не объедешь!)
- И тебе полагается. Мне хочется, чтобы ты нарисовал нас вдвоем. Не важно как – плохо, хорошо… Главное, чтобы мы с тобой были вместе. Это и будет лучший для меня подарок.
- Ну, ладно. Только вы не смотрите. А карандаши у вас тут есть какие-нибудь?
- Только простые. Цветных нету.

Минут пять заяц увлечено сопит над листом, шуршит ручкой. Сижу, как на иголках. Интересно же ведь, что он там выводит!

- Все, теперь карандаш давайте! (Не глядя на меня, требовательно тянет руку.)
- Держи. А, вот еще ручка цветная нашлась. (Борюсь с искушением заглянуть за монитор. Блин, как же мне не терпится увидеть!)

- Ну все, готово. (Опасливо протягивает мне лист, ждет реакции.)
- Класс! Вот подарок, так подарок! (Бережно кладу перед собой его творение, изучаю подробности.

Увидев мой неподдельный восторг, Алька встает и подходит ко мне. Смотрим вместе.

- Нет, правда, отлично получилось! А это что? (Показываю на какие-то конструкции у нас над головами.)
- Не знаю…
- А это? ( Над конструкциями.) Похоже на солнце…
- Нет, это антенны.
- А вот это, внизу. Как будто дорога?..
- Может, это подставка. Ну, как опоры. (Видно, действительно, сам не знает. Просто, рука вывела на бумаге… А значение не открылось. Но, значит, так надо.) Погодите-ка! Дайте, я дорисую! (Снова утаскивает лист на соседний стол.)

Уже весь под впечатлением от увиденного, боюсь только одного – что бы не испортил…

- Вот, теперь точно все! (Возвращает лист.)
- Алька, что это?! (Смотрю на объект, добавившийся справа и чувствую, как челюсть моя потихоньку отвисает. Неужели?..)
- Это башня. Эйфелевая…
- Так что же, это мы с тобой в Париже?! (Вот если бы не сидел – моментально бы ноги подкосились. Сквозь туман в газах с трудом разбираю надпись «эф. башня. город париж». Все верно.)

- Да, я просто забыл, как она рисуется…
- В Париже!!! (Комок в горле и внезапно севший от волнения голос - одновременно. В таком состоянии каждое слово приходится из себя мучительно выдавливать.) Знаю… знаю я эту башню! Она вот такая… а снизу как на ножках. (Руками повторяю контуры символа Парижа.)
- Я там ни разу еще не был. (Очень доверительно.)
- Так ты что же, хочешь в Париж? (Нет, я умру от этого мальчика. Сердце, к чертовой матери, разорвет неожиданно от переполнения нежностью и - катурадж.)
- Угу. (Блин, да что он со мной делает!? Если бы он знал, насколько вдруг совпали наши заветные желания!)
- Вот бы нам вдвоем туда съездить! Да? (Меня уже несет на волнах мечты.)

Он только кивает. Но как!!! Доверчиво. Нежно прикрывая глаза. С затаенной надеждой. Хочу броситься к нему, сгрести в охапку и…может, даже расплакаться у него на груди. Но, останавливаю себя – напугаю еще мелкого. Объясняй потом, что это с дядей Игорем за припадок…
Чуть придя в себя, и снова усадив Альку за комп играть, пробую анализировать заин шедевр. Да, интересно было бы дать посмотреть на него специалистам–психологам, которые по таким вот детским рисункам определяют, что творится в душах маленьких художников. Сам-то я вижу, что все очень даже неплохо: мы держимся за руки, улыбаемся, и Алька, кажется, смотрит на меня с любовью. Но какие-то детали, значимые мелочи, могут от меня ускользать…
И еще, хорошо бы сунуть этот рисунок в рожу всем этим кликушам – педоборцам, стращающим общественность байками про жутких изуверов-педофилов, наносящих непоправимый вред детской психике! Да не стоит, пожалуй, такой бисер перед свиньями метать. Перебьются.
Я бережно держу этот листок в своих руках и понимаю, что это мой оправдательный документ, моя индульгенция, мой карт-БЛанш…и мое гарантийное письмо Альке. Я не имею права теперь, получив его, оказаться перед мальчишкой ни сволочью, ни зверем, ни похотливым вероломным чудовищем, ни лжецом. Одновременно, в этом простом рисунке – искупление несмертельных грехов и заклятие от смертных. От свалившегося на меня откровения я не скоро прихожу в себя. Меня колотит, а душа поет какими-то незадействованными ранее струнами. Будто целая октава добавилась…
А в Париж с Алькой действительно, охота. Говорят, если сильно чего-то хотеть… Но нам нужно чудо! Потому, что помочь нам может только оно. Вечером изучаю цены на туры в Париж. Они кусаются. Я пою «О, Пари…» и прикидываю наши с Алькой шансы. Получается примерно 1:1000 ( это даже при том, что чудо все таки состоится ).