Майский
дождик
Голубоватый свет погас. Аппарат опустился на брусчатку и мягко
закачался на упругих колесиках.
Не
убежать ли? – пронеслось в голове у Ластика. Но куда?
В пустой
ГУМ?
Лучше
уж узнать, что всё это означает.
Из
брюха летающей тарелки (вернее, летающего пылесоса) вниз
опустилась прозрачная кабинка, в которой сидел – нет, не инопланетянин
с какими-нибудь там присосками на голове, а обыкновенный человек. И,
если судить по виду, совсем нестрашный: мягкое, чуть одутловатое лицо
в мелких морщинках, желтовато-седоватые волосы до плеч, пухлые руки
мирно сложены на груди. Одет человек был в просторный балахон. В
общем, мужчина или женщина – непонятно.
–
Я удивлено. Я ужа-асно удивлено, – услышал Ластик, хотя
тонкие,
бесцветные губы не шевельнулись. Оно (раз уж существо само говорило
про себя в среднем роде, так и будем его называть) рассматривало
«живого ребенка» своими чуть раскосыми полусонными глазами и вроде бы
молчало, но вот голос зазвучал вновь. – Откуда ты взялся, мальчик?
Что
было на это сказать? Коротко не объяснишь. А сейчас хотелось
не объяснять – задавать вопросы самому. И вместо ответа Ластик спросил
сам, хоть и знал, что это очень невежливо:
–
Куда все подевались? И какой сейчас год?
–
Поня-ятно. – Существо слегка покивало. – Ты говоришь
губами и
языком. Спрашиваешь про год. Значит, ты из прошлого. Хронодыра, да?
Ну
конечно! Конечно! Я попал в будущее! – наконец дошло
до
Ластика.
–
Так вы человек из будущего?! – ахнул он.
–
Для тебя – да. Ты из какого года?
–
Из 7113-го, то есть из 1914-го, то есть из 2006-го, –
запутался
Ластик и, чтобы не углубляться, поскорей снова спросил. – Где я? Это
Москва или не Москва?
–
Это Стеклянная Зона номер 284. Когда-то она называлась
Москвой.
–
Стеклянная? – упавшим голосом повторил Ластик. – В каком
смысле?
–
Она окружена защитным стеклянным колпаком. Для лучшей
сохранности от биоэлемента и грязи. СЗ-284 – это памятник Эпохи КВД.
–
Какой-какой эпохи?
–
Эпохи, Когда Время Двигалось. Ластик захлопал глазами.
–
А теперь оно что, не двигается?
–
А теперь не двигается. Теперь всегда 20 мая. Рассчитано,
что в
северном полушарии в этот день самая лучшая погода. А в южном
полушарии теперь всегда 20 ноября.
Понять
это было невозможно, поэтому Ластик не стал и пытаться.
–
Скажите, пожалуйста, как вы со мной разговариваете?
–
При помощи адресации мысли. Это гораздо удобнее, чем
язычно-губно-зубным способом.
–
Значит, я могу молчать? – сказал Ластик, а вторую половину
вопроса проговаривать не стал – произнес ее мысленно. – Вы меня и так
поймете?
–
Конечно.
Так
разговаривать, наверное, было удобнее, но без движения
губ,
без жестов беседа выглядела как-то дико.
–
Можно я лучше буду говорить вслух? Я – Эраст. А вы?
–
Магдаитиро Ямададженкинс.
–
Очень приятно, – пробормотал Ластик, потрясенный таким
именем.
–
Кака-ая сенсация, – уныло протянуло существо. – Ребенок
из
хронодыры. Такого не было с тех пор, как в СЗ-72 забралась крыса из
1794 года.
Ластик
так и не понял, что это было: мысли про себя или реплика,
адресованная собеседнику.
–
Садись в аппарат. – Белые пальцы потыкали в пульт. –
Только
сначала я проверю тебя на биоопасность, нейроагрессивность и
радиоактивность.
Магдаитиро
прилепило к стеклу кабины какой-то датчик, по дисплею
побежали непонятные значки.
–
Интере-есно. Четыре блохи в волосяном покрове. В
двенадцатиперстной кишке латентные бациллы брюшного тифа. В правом
легком намечающаяся раковая опухоль, минус восьмая стадия…
У
сраженного таким диагнозом Ластика пересохло во рту.
Ну, блохи –
это спасибо семнадцатому веку, то-то он там без конца чесался. Но тиф,
но раковая опухоль?!
А
сонный голос всё бормотал:
–
…Негативное излучение от правой лобной доли. Пневмотетралапс.
Герпес. Вирусные инфекции – три, нет, четыре. Настоящий ходячий музей
антикварных болезней. Жаль, но придется истребить.
Прежде
чем носитель ужасных недугов успел испугаться, из кабины
засочилось мерцающее сияние, окутало Ластика с головы до ног – по телу
пробежала дрожь, на лбу выступили капли пота, но уже через секунду всё
закончилось.
Стекло
кабины уехало вверх.
–
Теперь ты не представляешь опасности, мальчик из хронодыры.
Можешь садиться.
–
И у меня не будет тифа, рака и этого, как его, пневмо…?
–
встревоженно спросил Ластик.
–
Ты совершенно здоров и никогда больше не заболеешь. У
тебя
теперь стопроцентная иммунная защита. А что это за грубая
хромкобальтовая конструкция у тебя во рту? Неужели настоящие брэкеты?
Во
взгляде существа мелькнула искра вялого любопытства.
Ластик
кивнул.
–
Кака-ая прелесть. Музейная вещь, настоящий антиквариат.
Можешь
мне их подарить?
–
Я бы с удовольствием, но мне нужно выпрямить зубы…
–
Пустяки.
К
лицу Ластика протянулся яркий луч, зубам на секунду стало
щекотно, а потом металлические замочки и дужка, тихонько звякнув, сами
собой выскользнули изо рта и перепорхнули на ладонь к Магдаитиро.
Ластик
провел пальцем по зубам и ахнул – они стали идеально
ровными.
–
Спасибо за ценный экспонат. Теперь садись. Человек из
будущего
подвинулся на сиденье. Усевшись, Ластик с любопытством завертел
головой.
–
А что это за машина?
–
Пылесос. Я регулярно чищу зону от пыли. Мне нравится
за ней
ухаживать.
Кабина
плавно въехала в чрево летательного аппарата. Оказалось,
что его днище, снаружи казавшееся непроницаемым, совершенно прозрачно.
Движения
Ластик не почувствовал – просто мостовая вдруг начала
отдаляться, и десять секунд спустя Красная площадь осталась далеко
внизу, а еще через пол-минуты под ногами развернулся весь огромный
город, перерезанный надвое синей полосой реки.
Сверху
Москва казалась живой и дышащей – такой, какой ее помнил
Ластик. Он смотрел на блестящие под солнцем крыши, на шпили высоток,
на переплетение магистралей, и по лицу сами собой текли слезы. Ах,
какой это был красивый город! Был…
Снова
началось жужжание, и к пылесосу потянулись искрящиеся
пыльные смерчи, исчезая в торчащем из кормы раструбе.
–
Ну вот, – сообщило Магдаитиро, – подмели, а теперь сполоснем
майским дождиком из дезинфицирующего раствора. Ты любишь радугу?
Шмыгнув
носом, Ластик кивнул.
–
Я тоже.
Из
безоблачного неба на Москву забрызгал веселый, обильный
дождь.
Крыши засияли еще пуще, река, наоборот, потускнела, а справа одна над
другой встали три радуги.
–
Я мастер устраивать радуги, – похвасталось существо.
– Две у
меня получаются всегда, но три – это редкость. Включу-ка трансляцию,
чтобы все, кто хочет, могли полюбоваться.
–
Так вы тут не один, то есть не одно? – встрепенулся Ластик.
–
Есть и другие люди?
–
Конечно, есть. Наши, – добавил человек из будущего, как
будто
это слово имело какой-то особенный смысл.
Наши
– Пожалуй, доста-аточно. – Магдаитиро нажало кнопочку и дождь
прекратился, но радуги все еще висели над стерильно чистым городом. –
Летим домой, а то я пропущу время завтрака и опоздаю к началу сериала.
И потом, нужно сообщить про тебя нашим. Представляю, что начнется.
Наши будут о-очень возбуждены. Многие, очень многие захотят на тебя
посмотреть. Человек двадцать, а то и больше. Давно у нас не было
такого пот-ряса-ающего события.
На
слове «потрясающего» существо зевнуло. Ластик от неожиданности
вздрогнул – успел привыкнуть к абсолютной неподвижности этого пухлого
лица.
Раздался
звонкий щелчок.
–
Это мы вышли из стеклянной сферы. Теперь домой.
Оказывается,
над Москвой и в самом деле висела поблескивающая
прозрачная полусфера, внутри которой ютился плененный город. По щекам
Ластика снова потекли слезы.
–
А где все? Ну, которые не «ваши»? – всхлипнул он, имея
в виду
нормальных людей, не похожих на Магдаитиро Ямададженкинса.
–
Тех, кого ты называешь «нормальными» и которые на самом
деле
были ненормальными, больше нет, – ответил человек из будущего,
продемонстрировав, что отлично слышит даже непроизнесенные слова. –
Остались только наши. Ну, вперед!
–
Постойте!
Ластик
хотел попросить, чтобы пылесос спустился пониже и пролетел
над улицей Солянкой, но почувствовал, что не вынесет вида
обезлюдевшего родного дома.
–
А… А как Москва превратилась в Зону?
–
В СЗ-284, – поправило Магдаитиро. – Ну, если коротко,
началось
всё с того, что один «нормальный» человек сдал анализ крови, а еще от
одного «нормального» человека ушла жена.
–
Извините, я не понял…
–
Первый «нормальный» узнал из анализа, что неизлечимо
болен
(тогда еще существовали неизлечимые болезни), и от этого сошел с ума –
возненавидел всех, кто здоров. А от второго «нормального» ушла жена –
она была женщина, – сочло нужным пояснить существо. – Она ушла к
другому мужчине, и от этого бро-шеный муж тоже сошел с ума –
возненавидел всех женщин и всех мужчин, а также всех детей, потому что
его дети ушли вместе с матерью.
–
Но такое часто бывает… То есть бывало. При чем здесь…?
–
А при том, – на лету подхватило невысказанный вопрос
Магдаитиро,
– что оба эти человека работали в одном месте. Тогда было такое
понятие – «работа». Это когда человек много часов подряд должен
заниматься определенным делом, даже если оно ему совсем не нравится.
Двоим «нормальным», про которых я тебе рассказываю, их работа очень не
нравилась. Да и кому понравилась бы такая работа? Они служили (это все
равно что «работали») на секретной военной базе, сторожили кнопки.
Военная база – это было такое странное учреждение, на котором
хранились…
–
Я знаю, – перебил Ластик. – Вы рассказывайте!
–
Ах да, ты знаешь. Так вот, на ракетной базе в разных
помещениях
было две кнопки. Если на них нажать одновременно – полетели бы ракеты.
А если только на одну, то не полетели бы. Это специально придумали, на
случай если человек, который сторожит кнопку, вдруг сойдет с ума. А
тут с ума сошли сразу оба, хоть и по разным причинам. Они договорились
между собой и ровно в полдень нажали свои кнопки. И полетели ракеты, и
большого города в другой стране не стало. То есть сам город остался,
потому что это были такие ракеты, которые уничтожают все живое, но
материальных ценностей не портят. В эпоху КВД к материальным ценностям
относились очень бережно, а к людям не очень, потому что людей было
невероятно много, несколько миллиардов.
–
Какой ужас!!! А из какой страны были эти двое психов?
По
физиономии человека из будущего прошло какое-то легкое
шевеление – похоже, Магдаитиро наморщило лоб.
–
Не помню. Тогда было так много стран, ты не поверишь.
Когда
большого города не стало, сразу начали стрелять со всех остальных
военных баз. Москве повезло, как и тому, первому городу. В нее тоже
попала ракета, которая ничего не сломала. Война продолжалась несколько
лет – до тех пор, пока одни «нормальные» не победили других, а потом
все выжившие поумирали от разных ужасных болезней.
–
Но вы-то живы! Значит, погибли не все!
–
Конечно, не все. Многие уцелели. Почти все наши – 884
человека.
–
Да кто это – наши!
–
Самые умные и самые ученые – одним словом, самые лучшие
люди
Земли. Мы знали, что подобная катастрофа теоретически возможна и
подготовились заблаговременно. Мы договорились между собой, составили
план чрезвычайной эвакуации, чтобы спасти самую ценную часть
человеческой цивилизации – себя самих. И когда разорвались первые
ракеты, мы все улетели на орбитальные станции. Часть этих станций к
тому времени уже действовала, прочие были заранее подготовлены для
запуска. Там было всё необходимое для возрождения планеты.
Пылесос
все еще планировал над Москвой, но увлеченный страшной
историей Ластик смотрел не на погибший город – на рассказчика.
–
Мы кружили по орбите, пока на Земле все не утихло. Потом
вернулись и начали уборку. Продезинфицировали, сделали санобработку.
Поскольку в живых остались только умные и ученые, дело шло быстро.
Никто не мешал, никто не отвлекал на глупости. Мы устроили мир
по-своему, спокойно решили все нерешенные научные и технические
задачи, и на Земле установился идеальный порядок. Каждый выбрал себе
место и занятие по вкусу. Я, например, люблю возиться со стариной –
приглядываю за Москвой и за СЗ-148 (раньше она называлась Парижем).
–
И вас по-прежнему 884 человека?
–
Нет, нас теперь 746. Некоторые были немолоды и нездоровы,
они не
дожили до окончательного решения всех медицинских проблем. Но,
конечно, не пропали – это было бы расточительством. Я, например,
собрано из профессора Магды Дженкинс, микробиолога, и доктора Итиро
Ямады, специалиста по электронике. Мой мозг вместил знания, которыми
обладали оба донора. Это очень удобно.
Ластик
боязливо покосился на гибрида. Значит, это одновременно
и
женщина, и мужчина? Какой кошмар.
–
А дети? Разве у вас не рождаются дети?
–
С воспроизводством проблема. – Магдаитиро вздохнуло.
Это было
очень странно: явственный вздох, но без малейшего колебания воздуха.
Не вздох, а мысль о вздохе. – Понимаешь, мальчик из хронодыры, в Эпоху
КВД для появления ребенка требовалось, чтобы две человеческие особи
(причем одна обязательно из мужского подвида, а вторая из женского)
полюбили друг друга. Трудно объяснить, что такое – «полюбили». Это
когда одному человеку кажется, будто он не может жить без другого
человека. От этого совершались всякие глупые, иногда даже
саморазрушительные поступки. Наши слишком умны, чтобы любить. Мы
пробовали выращивать детей из живых клеток – клонировать, но
клонированные дети получаются неумными. И тогда мы решили, что станем
вечными. У нас просто нет другого выхода, иначе цивилизация вымрет.
Тогда-то и началась эпоха 20 маября. Ну, ты насмотрелся на радуги?
Летим, до начала сериала всего полчаса.
–
А где вы живете?
–
В Карпатских горах, – ответило вечное существо, пробегая
пальцами по кнопкам, словно пианист по клавишам.
–
Как же мы попадем к вам домой за полчаса?
Пылесос
на секунду окутался туманом, который тут же рассеялся,
и
обнаружилось, что Москва исчезла – под прозрачным днищем виднелась
зеленая трава.
–
А мы уже дома.
Опасные мысли
Кабина скользнула вниз, и Ластик увидел чудесный пейзаж: синие
горы, озеро, заснеженную вершину вдали.
– Мы уже в Карпатах?! Так быстро?
– Это называется гипертранспортация
– перемещение сквозь складки
пространства. Время на путешествие не расходуется, только энергия.
Идем же, пора завтракать. У меня режим.
Женщино-мужчина направился к большой
травянистой кочке, и та вдруг
отъехала в сторону, открыв уютный, наполненный мягким светом вход.
– Пожалуй, можно открыть окна, роса
уже сошла, – то ли сказало, то
ли подумало Магда-итиро.
На склоне в нескольких местах приподнялся
дерн – будто сама гора
взяла и открыла глаза.
– Я построил себе дом поближе к природе.
Здесь хорошее место,
земля вся пропитана позитивной энергией, – объяснила хозяин-хозяйка,
ведя гостя внутрь.
Ластик увидел очень просторную комнату
с гладкими деревянными
стенами, на которых висело множество картин в золотых рамах. Зато
мебели было немного – лишь невысокий стол да несколько странных шаров
приятного пушистого вида.
– Как у вас красиво, – вежливо сказал
Ластик. – Вы здесь живете
один, то есть одно?
– С соседями. Президент Рамирес поселился
в Альпах, это всего
тысяча километров отсюда. А мой близкий друг сенатор Хоббс живет на
берегу Балтики, это еще ближе, – ответило существо из будущего.
– И вам всем не одиноко? Мир такой
большой, а вас так мало!
Магдаитиро, сосредоточенно нажимавшее
какие-то кнопки на пульте,
замерло, слегка наклонило голову набок. Послышалось какое-то
неразборчивое, очень быстрое бормотание, будто кто-то включил
магнитофон на ускоренную перемотку.
– Простите, что?
– Это я обдумывало твой вопрос. Да,
нас немного. Но зато у нас
ценят каждого жителя Земли. Не то что твои «нормальные» люди. У них
сильные мучили слабых, даже убивали, а остальным хоть бы что. А у нас,
когда доктор Липшюц, живущий в Антарктиде, упал в ледяную воду и подал
сигнал бедствия, в течение минуты явилось больше пятисот Наших, а
остальные прибыли в течение следующих пяти минут. Никогда еще на одном
айсберге не собиралось столько народу! Мы все – Очень Уважаемые Люди.
Мнение каждого драгоценно. Невозможно себе представить, чтобы наши
приняли какое-то решение, если оно не устраивает хотя бы кого-то
одного. Правда, никаких коллективных решений нам принимать давно уже
не приходится. Мир функционирует в абсолютном порядке. Все проблемы
устраняются еще до их возникновения. Ближайшая катастрофа случится
через 182 оборота планеты вокруг Солнца: в Землю должна попасть
большая комета. Но не попадет, потому что через 102 оборота мы
выпустим ей навстречу баллистический снаряд, который изменит ее
траекторию… Еще четыре команды, и завтрак будет готов, – снова
занялось Магдаитиро пультом.
Было ужасно интересно, чем здесь
кормят, но, пока не пригласили к
столу, Ластик, как и подобает воспитанному мальчику, сделал вид, что
интересуется живописью. Прошел вдоль ряда картин, и одну сразу же
узнал.
– Какая хорошая копия «Моны Лизы»,
– сказал он тоном знатока,
чтобы блеснуть перед жителем будущего эрудицией. Пусть не думает, что
мальчики 21 века были невежами.
– Почему копия? Это оригинал. Я беру
в СЗ-148 картины, которые мне
нравятся. Надоест – вешаю обратно в Лувр и беру другие. Ну, прошу
садиться.
Магдаитиро пододвинуло пушистый шар,
село на него – оказалось, что
это кресло.
Так же поступил и Ластик. Сиденье
моментально приняло форму его
тела, заботливо обхватило спину и бока.
Поверхность стола раздвинулась, и
выехала белая скатерть,
уставленная серебряной посудой, хрусталем и вазончиками, в каждом из
которых было по цветку.
От переживаний и беготни Ластик ужасно
проголодался и с большим
интересом рассматривал угощение.
Похоже, Магдаитиро очень любило желе.
Оно тут было всех расцветок:
в одном блюде мутно-белое, в другом розоватое, в третьем желтоватое, в
четвертом зеленоватое. Больше ничего съедобного, кроме крошечных
пакетиков соли и кубиков сахара, Ластик на столе не обнаружил.
– Обожаю желе, особенно на десерт,
– сказал он с намеком.
– Угощайся. Тут всё, что необходимо
организму: чистый белок,
чистые углеводы, немножко жиров, клетчатка, пятиграммовые дозы соли и
двадцатиграммовые сахара. А в графине минеральная вода.
Человек из будущего зачерпнул по
разу из каждого блюда, высыпал на
язык пакетик соли, запил стаканом воды и закусил кусочком сахара.
– Вот и позавтракало. М-м-м, объедение.
Ну что же ты?
– Спасибо, я не голоден…
Ластик мрачно грыз сахар. Когда потянулся
за вторым куском,
серебряная крышечка сахарницы сама собой закрылась.
– Ну как хочешь. Посиди, подожди,
пока пища растворится в крови. А
мне пора смотреть «Смех и слезы», это мой самый любимый сериал. Жалко,
ты не видел предыдущих серий, тебе будет трудно уследить за сюжетом.
Хозяин-хозяйка развернулась на своем
шароподобном кресле к стене –
единственной, где не висело ни одной картины, и вся стена вдруг
превратилась в экран. Разноцветные геометрические фигуры медленно
перемещались, то светлея, то густея, наползали одна на другую.
Сопровождалось всё это то негромким посвистыванием, то щелчками, то
вздохами.
Минут через пять Ластику надоело,
и он начал вертеться, а
Магдаитиро смотрело не отрываясь.
Обернувшись на секунду, адресовало
гостю мысль о коротком смешке:
– Хе. Хе. Хе. Ну и потеха. Ты только
посмотри. – И снова
уставилось в экран.
Ластик посмотрел еще. Большой розовый
шестиугольник пытался
пролезть между двумя спиралями – то так повернется, то этак, но у него
никак не получалось. Запахло чем-то острым, кисловатым, так что
защекотало в носу.
Плечи Магдаитиро мелко дрожали –
должно быть, оно покатывалось со
смеху.
Пользуясь тем, что хозяйка-хозяин
увлечен своим сериалом и не
подслушает, Ластик наконец дал волю мыслям.
Почему же человечество погибло так
нелепо, так ужасно? Неужели
нельзя было предусмотреть, предостеречься?
Магдаитиро снова обернулось.
– А сейчас будет о-очень, о-очень
грустно. Большой коричневый
квадрат, подрагивая, сполз в угол экрана и исчез. Запахло мокрой
листвой.
По неподвижному лицу человека из
будущего скатилась слеза, потом
вторая.
Ластик же подумал еще немножко и
воскликнул:
– Погодите! Раз вашей науке известны
хроно-дыры, что же вы не
отправитесь в прошлое и не остановите тех двоих психов? Ну, которые
погубили мир!
С явной неохотой Магдаитиро отвернулось
от экрана, по которому
скользили серебристые мерцающие блики.
– Не в психах дело. Если бы не это
роковое совпадение, случилось
бы что-нибудь другое. Какая-нибудь ссора между большими странами.
Или же люди Эпохи КВД по невежеству
пробили бы дыру в земной
атмосфере. Проблема в том, что людей на Земле было слишком много, и
они были глупые. А теперь людей столько, сколько нужно, и все они
умные. Поэтому ничего плохого больше произойти не может. Мир достиг
совершенства и потому перестал изменяться. Из-за этого и время
остановилось… Ну вот, пропустил последний фрагмент. Из-за тебя я не
видел, чем закончилась серия. Хоть титры посмотрю…
Дело не в глупых людях, дело в Райском
Яблоке, подумал Ластик. Ах,
если бы я его не упустил, всё было бы по-другому! Я знаю, что
произошло на самом деле. Очередной дурак или негодяй, завладев Камнем,
подверг его какому-нибудь особенно мощному воздействию. Энергия зла
ответила на это сокрушительным ударом. Вот отчего совпали роковые
случайности, и жизнь на Земле прекратилась – ведь это желеообразное
существование назвать жизнью трудно.
' – Ты хочешь райское яблочко? –
снова повернулось Магдаитиро. – У
меня в оранжерее есть всякие яблони, в том числе и райские. Но
питаться непрепарированными плодами вредно и опасно. Я могу выделить
тебе из райского яблока углеводы и клетчатку. Хочешь?
Ластик отчаянно затряс головой. Какая
все-таки гадость это чтение
мыслей! Думать про Яблоко ни в коем случае нельзя.
– Я хочу домой, – быстро сказал Ластик.
– К папе и маме. Раз вы
знаете про хронодыры, то, наверное, умеете их находить?
– Конечно. Это очень просто. Но зачем
тебе возвращаться в твое
кошмарное время? Там антисанитарно, опасно, шумно, тесно – ужас. А, я
поняло. Ты, наверное, пошутил. Хе-хе-хе. Смешно.
– Нет, я не пошутил. Помогите мне
вернуться обратно! – Ластик
вскочил на ноги, и кресло услужливо подтолкнуло его в ягодицы.
Брови Магдаитиро чуть-чуть приподнялись.
– Я удивлено. Я безме-ерно удивлено.
Давно уже я так не
удивлялось. Может быть, ты глупый? – Оно тоже встало, протянуло руку,
поводило у Ластика над макушкой. – Нет, для твоего возраста и
образования ты совсем не глуп. Неужели ты не понимаешь, как тебе
повезло? По счастливому стечению обстоятельств ты попал в вечное 20
мая. Мы научим тебя всем наукам – это очень легко, просто запишем
знания на подкорку твоего мозга, и всё. Ты выберешь место для
проживания и построишь себе жилище по вкусу. В последнее время стало
модно жить на дне моря или в жерле вулкана. Ты будешь заниматься тем,
что тебе нравится. А если захочешь, ничем не занимайся, это твое
личное дело. Подумай: ты будешь жить вечно. Ты станешь нашим, 747-ым.
Все наши та-ак обрадуются.
А вы умеете радоваться? – подумал
Ластик.
– Ну, не так как «нормальные», конечно,
– немедленно ответил
человек из будущего. – Мы не размахиваем руками и не хохочем, как
безумные. Однако радоваться мы умеем.
Обижаться вы тоже не разучились,
– сама собой выскочила следующая
мысль, опять не слишком благовоспитанная. Ластик ущипнул себя за ногу,
чтобы не думать лишнего.
– Так вы меня не отпустите?
– Как же я могу тебя не отпустить,
если ты этого хочешь? У нас так
не заведено. Но мне грустно. О-очень грустно. Я думало, что ты, может
быть, поживешь у меня какое-то время. Странно, но мне почему-то
понравилось быть вдвоем. – Магда-итиро даже вздохнуло – не мысленно, а
на самом деле. Правда, не слишком глубоко. – Куда именно ты хочешь
попасть?
– В Москву. В 29 сентября 2006 года.
Пискнул пульт, в стене
отодвинулась панель, за которой стояли в ряд разноцветные плоские
пластины.
– Где мой хроноскоп? Давно я им не
пользовалось… А, вот он.
Магдаитиро взяло пластину малинового
цвета, поколдовало над ней.
– СЗ-284… 2006 год… Сентябрь… 29-ое…
Маленькая… Опять маленькая…
На дне реки – это не годится, утонешь… Ага, вот, кажется, подходящая.
Диаметр 23 сантиметра, тебе хватит. Возле телевизионной башни в
Останкино. Это северная часть Москвы. 21 час 14 минут. Тебя устроит?
– В принципе да… А, может быть, есть
пораньше? Папа с мамой будут
волноваться.
И мистер Ван Дорн, – не успел остановить
слишком проворную мысль
Ластик.
Человек из будущего наверняка услышал,
но расспрашивать не стал.
Все-таки хорошо, что они тут такие вялые и нелюбопытные.
– Пора-аньше? Попро-обуем. Есть в
7.59 на Красной площади. Близко
от того места, где мы с тобой встретились.
– Здорово! То, что нужно! – обрадовался
Ластик. – Мне оттуда до
дома десять минут, если бегом! Пожалуйста, отправьте меня поскорей!
– Ты так торо-опишься? – расстроенно
спросило Магдаитиро. – Ну
хорошо-о. Возьми меня за руку.
– Разве мы не сядем в аппарат?
– Нет. Он нужен, чтобы собирать пыль.
Для гипертранспортации
достаточно иметь энергетический аккумулятор, а он всегда со мной.
Они взялись за руки.
Комната окуталась туманом, а когда
дымка рассеялась, оказалось,
что под ногами уже не пол, а снова брусчатка. Только теперь Ластик
стоял не в центре Красной площади, а сбоку, между Лобным местом и
храмом Василия Блаженного.
– Дыра вот здесь, – показало Магдаитиро
на одну из двух лестниц,
ведущих в собор. – Под Северным крыльцом.
Они подошли ближе. Сбоку под лестницей
оказался темный закуток.
Странно – Ластик бывал здесь много раз, но никогда не обращал на него
внимания.
Он шагнул в пропахшую плесенью темноту
– очевидно, тяга летающего
пылесоса сюда не доставала.
– А что дальше? – крикнул Ластик.
– Сделай два шага вперед, шаг влево
и подпрыгни на месте. Там
наверняка образовалась хронопленка, ее нужно прорвать. Только будь
осторожен – не столкнись в 2006 году со своим хронодвойником. Если вы
посмотрите друг другу в глаза, ты исчезнешь. Ведь пришельцем из
другого времени будешь ты, а не он.
Может, оно было бы и к лучшему, подумал
Ластик. Тот, другой,
правда, еще ничего не знает, но зато он еще не успел всё испортить…
– Ты боишься, что всё себе испортишь?
– неправильно поняло его
мысль Магдаитиро. – Это хорошее сомнение. Ты умнеешь на глазах. Еще
немного, и ты совершил бы непоправимую ошибку. Судя по параметрам,
этот хроноход односторонний. Ты не сможешь вернуться из прошлого
обратно и навсегда потеряешь возможность стать нашим. Я радо, что ты
образумился. Чуть было добровольно не отказался от рая. Какая
глупость.
Если вовремя найти Райское Яблоко,
то никакого вашего рая не
будет, подумал Ластик.
– Что-что? – медленно переспросило
Магдаитиро. – В каком смысле
«не будет»? Погоди-ка… – Оно приблизилось и протянуло к Ластику руку.
– Мне нужно посоветоваться с остальными. Стой.
Ластик поскорей сделал два шага вперед,
один влево, подпрыгнул на
месте и провалился в черноту.
УРА! ОПЯТЬ СЕГОДНЯ
А что делать?
То есть, собственно, не в такую уж черноту – почти сразу же снова
посветлело. Расчихавшись от пыли, Ластик смахнул выступившие на глазах
слезы и обернулся.
Вроде бы ничего не изменилось, только
исчезло Магдаитиро, и
откуда-то доносился скучный, механический голос, говоривший безо
всяких пауз:
– …В этот ранний час храм-музей еще
закрыт поэтому давайте пока
посмотрим на так называемое «Лобное место» многие думают что эта
круглая площадка выполняла функцию эшафота однако на самом деле Лобное
место использовалось не для казней а для зачитывания перед народом
царских указов плахи и виселицы обычно устанавливались вон там ближе к
кремлевской стене как это показано на картине великого русского
художника Василия Сурикова «Утро стрелецкой казни»…
Ластик высунулся из-под крыльца,
увидел гида и группку
провинциальных туристов с фотоаппаратами и видеокамерами. Вот ранние
пташки – в восемь утра уже на экскурсии.
По брусчатке важно разгуливал жирный,
облезлый голубь. Подошел к
огрызку яблока, клюнул.
Какое счастье! Нормальные люди, голубь,
огрызок! Всё настоящее,
живое!
С блаженной улыбкой Ластик вылез
из-под исторического памятника и
огляделся по сторонам.
Милиционер! Машина едет! Запах бензина!
Грязная лужа!
Ура!
Он снова чихнул – теперь уже не столько
от пыли, сколько от
чувств.
Туристы обернулись, наставили объективы
и защелкали затворами.
Ластик сообразил, что не переодевался
с самого 1606 года. На нем
так и остались порты плисовы, сапожки ал-сафъян, рубаха макова с
узорочьем, кафтан златоткан.
– Перед вами мальчик в типичном наряде
эпохи Бориса Годунова, – не
растерялся гид. – А возле Исторического музея вы сможете
сфотографировать стрельцов и девиц-красавиц в кокошниках. Теперь
подойдем к Лобному месту поближе.
Войдя в роль, Ластик поклонился туристам
поясным поклоном. Они еще
немножко пощелкали затворами и пошли себе к следующей
достопримечательности.
Ластик же побежал вниз, к Васильевскому
спуску, повернул на
Варварку.
Из метро шли на работу хмурые, еще
не совсем проснувшиеся люди. Их
было много, ужасно много, и это было просто замечательно! На Ластика в
его маскарадном костюме поглядывали, но без большого интереса.
Наверное, думали: мальчишка еще, а тоже вот с утра пораньше
подрабатывает – ряженым.
Ноги сами вынесли на Славянскую площадь,
а оттуда на Солянку, и
вот уже показался угол большого серого дома, и окно наверху – в нем
крутилась зеленая китайская вертушка, которой Ластик неделю назад
украсил форточку в своей комнате.
Он влетел с разбега в подворотню
– и замер.
Из подъезда вышел мальчик с портфелем,
в красной куртке, удивленно
уставился на Ластика. Зажмурился.
Это же я! Я сам! – сообразил Ластик.
И вспомнил: в то утро ему
привиделся в подворотне мальчик, очень похожий на него самого.
Вспомнил и предостережение Магдаитиро – ни в коем случае не
встречаться с хронодвойником взглядом.
Поскорей спрятался, пока Ластик-два
(или это он сам Ластик-два, а
тот – Ластик-один?) не открыл глаза.
Дальше подглядывал из-за угла.
Видел, как Другой Ластик спускается
в подвал.
Едва красная куртка скрылась в черном
зеве, во дворе появился
мистер Ван Дорн. Ластик чуть было не окликнул его, да вовремя
сообразил, что делать этого ни в коем случае нельзя – нужно дождаться,
пока Другой Ластик уйдет в иное время.
Тем более что профессор был не один.
Его сопровождал какой-то
парень с собакой на поводке – той самой овчаркой, что сожрала мамины
бутерброды.
– Вон туда, – показал Ван Дорн на
подворотню и дал парню зеленую
бумажку.
И дальше всё пошло, как в кино, когда
смотришь фильм по второму
разу. Уже знаешь, что будет дальше, от этого не очень следишь за
сюжетом, а больше обращаешь внимание на детали.
Вот Другой Ластик перехитрил пса.
Вот он побежал по переулку (Ластик
следовал сзади).
Вот остановился возле бомжа.
Как только мальчик в красной куртке
умчался за «чекушкой», бомж
встал, огляделся по сторонам и скрылся за углом.
Ну ладно, всё и так понятно. Дальше
смотреть неинтересно.
Теперь нужно было дождаться полудня,
когда Другой Ластик полезет в
1914 год и раздвоение исчезнет.
Ластик забрался на чердак и просидел
там до половины двенадцатого.
Ничего не делал, просто смотрел сверху вниз на улицу, по которой шли
люди, ехали машины. И нисколько при этом не скучал. Какое счастье
вернуться домой после долгих-долгих странствий!
Проследовать по подвальным переходам
за Ван Дорном и Другим было
нетрудно. Один раз Другой оглянулся, кажется, расслышав шаги, но в
темноте разглядеть Ластика не смог.
Затаиться в углу бывшего товарного
склада было еще проще. Ластик
дождался, когда Другой вылезет через хронодыру во второй раз, и лишь
после этого позвал:
– Мистер Ван Дорн, я здесь!
Бедный профессор вскрикнул и чуть
не грохнулся со своей раздвижной
лестницы. Только спустившись на пол и осветив Ластика фонарем, обрел
дар речи:
– Мой юный друг! Как вы оказались
внизу? И в таком странном
наряде! А волосы! Как странно они у вас острижены! Придется сказать
родителям, что по дороге мы заглянули в парикмахерскую. Труднее будет
объяснить, отчего вы подросли на несколько сантиметров… О, по моим
часам вы отсутствовали меньше минуты, но я чувствую, что с вами
произошла масса всяких необыкновенных событий. Рассказывайте скорей,
что с вами стряслось. Нет, погодите. Сначала я приму две таблетки:
сердечную и успокаивающую. Понурившись, Ластик сказал:
– У меня ничего не вышло, профессор.
Я потерял унибук. Райское
Яблоко было у меня в руках, но я не смог его удержать. Оно
безвозвратно утрачено. Я побывал не только в прошлом, но и в будущем.
Там всё ужасно. Человечество погибнет.
– В каком году? – быстро спросил
Ван Дорн, слушавший очень
внимательно. – Я должен знать, сколько у нас остается времени.
– Я… Я не спросил, – пролепетал Ластик,
потрясенный собственной
безответственностью. – Забыл… Растерялся… Но, судя по виду Москвы, это
произойдет довольно скоро… Я ужасно виноват. Я хуже, чем Проклятый
Тео. Тот по крайней мере не знал, что делает…
И Ластик разрыдался. Слезы полились
просто градом, будто их
прорвало.
Мистер Ван Дорн терпеливо ждал. Когда
у Ластика платок совсем
вымок, дал свой. А дождавшись конца рыданий, профессор твердо сказал:
– Это была эмоциональная разрядка.
Теперь рассказывайте всё по
порядку и как можно подробнее. Времени у нас достаточно. Повторяю: все
ваши хронопутешествия не заняли и одной минуты.
Выслушав длинный, прерывистый рассказ
и задав несколько уточняющих
вопросов, ученый объявил:
– Ничего не пропало. Раз вы видели
на знакомой улице много новых
магазинов, значит в запасе у нас, скорее всего, еще несколько лет.
Этого более чем достаточно. Через три недели я вернусь с новым
унибуком, и вы снова отправитесь в 1914 год. Судя по вашему рассказу,
это самый удобный выход на Райское Яблоко. Оттуда-то Камень никуда не
делся, верно? Я разработаю для вас подробнейшую инструкцию, просчитаю
все варианты и вероятности. Ведь теперь, благодаря вам, мы знаем очень
многое.
– А если у меня опять не получится?
Думаете, легко одолеть Дьяболо
Дьяболини? – неуверенно спросил Ластик.
– Не получится со второго раза –
попытаетесь в третий раз, в
десятый, в сотый. Не забывайте о чести рода Дорнов…
– …И судьбе человечества. Я не забываю,
профессор, но я и сейчас с
трудом протискиваюсь в дыру. Конечно, я могу поменьше есть, но все
равно через полгода или через год я вырасту и перестану пролезать в
этот квадрат.
Ученый вздохнул.
– Значит, я буду искать другого юного
Дорна. Я еще не занимался
потомками Крестоносца, которые носят другую фамилию, а ведь их тысячи.
Большинство даже не подозревают,
что они из рода фон Дорнов. И
потом, разве это обязательно должен быть мальчик? Девочки соображают
быстрей, а некоторые не уступят мальчикам и в смелости. Если не найду
подходящего кандидата среди потомков Тео – усыновлю или удочерю
подходящего ребенка, и тогда на свете появится новый Дорн. А что
делать? – Профессор развел руками. – Должен же кто-то спасать мир. Так
что не падайте духом, мой юный друг.
