***

Когда наступил июнь, температура в палате повысилась вместе с кипащей злостью на моего отца, засадившего меня в столь ужастное место. Окна были открыты настежь и все потолочные вентиляторы включены. Мне хотелось перенести свои тренировки на середину утра, но это совпадало по времени с душем, который мы принимали трижды в неделю. Так что приходилось смахивать пот с глаз и месить грязь на полу. С приходом жары у Клауса становилось всё меньше и меньше энтузиазма к физическим занятиям. Он полностью прекратил упражнения на выносливость и проделывал только силовые упражнения, увеличивающие его мускулы. Моей ближайшей целью была подготовка к побегу. Долгосрочным намерением по-прежнему оставалось убийство отца, даже если бы это означало собственное уничтожение. В конце концов я понял, что пока он жив, моя жизнь останется адом.
Моя жизнь в больнице стала более-менее сносной, благодаря коротким периодам, когда раз или дважды в неделю Клаус вталкивал свой большой член в мой зад.
Но удовольствие это было поверхностном. Я знал, что его дружба была тоньше бумаги и основана только на физическом удовольствии, получаемом от моего тела. Несколько раз Джонотан тоже смог понаслаждаться этим, но в его страти было никакой душевности. Как только он кончал, он позволял мне сделать тоже самое, но врядли с таким же удовольствием, как от прихода собственного оргазма. Фредди, Мартин, Филипп, Бобби, множество других и я действительно наслаждались друг дружкой, иногда любили партнёра также, если не больше физического союза с ним.
Клаус и Джонотан были слишком короткими передышками, чтобы облегчить бремя нахождения в ловушке, созданной нацистами для пыток. То, что не давало мне сойти с ума, так это уверенность, что я в конечном счёте найду способ отсюда выбраться. И тогда мой отец навсегда остановится.
Но, были ночи, когда моя потребность в общении с Фредди не давала заснуть, вызывая слёзы.

Возвратясь к тем передышкам: повышение температуры также повлияло на секс. Однажды ночью стало так жарко, что немного вазелина протекло между моими былочками и попало на подушку под моим пахом, издавая запах, который мы понятия не имели как удалить. Клаус решил просто подменить подушку у другого мальчика, когда большинство уйдёт на прогулку. Никто никогда никому не говорил об этом, опасаясь оказаться в электрическом кресле.
В комнате со стулом во время сессии не было ни одного открытого окна. Пот на моём теле делал каждый толчок током гораздо более мощным и болезненным, чем раньше. После того как они стали регулярно прикреплять электроды к моим лодыжкам, в последний сеанс, пришедшийся на последний вторник июня, после второго разряда я был вынужден в слезах умолять доктора не повторять этого снова. После последнего удара меня стал бить сильнейший озноб.

В воскресенье, немного отчаявшись, я завершил разработку плана побега. Некоторые моменты давали шанс на успех. Во-первых, дверь в ризницу была открыта всё время. Даже дверь в церковь не запиралась. Во-вторых, вход в лазарет был только в тридцати футах от главного входа, дальше по коридору, правда в противоположном направлении. Вход в здание был с другой стороны. Я выяснил, что главная дверь запиралась не ранее девяти вечера. Было несколько поводов думать так. Дежурившие санитары сменялись каждый раз в восемь. Клаус рассказывал, что часто выходил на парковку с мистером Коултером, чтобы забрать комиксы из его машины.

- У Коултера есть ключи от здания? - спросил я.

- Нет, - ответил Клаус, - я думаю, что ключи есть только у ночной медсестры и доктора Хейна. И всех пациентов запирают в палатак, так что...
Он пожал плечами.

Я ухмыльнулся и попросил у него посмотреть его новые комиксы, понадеевшись, что он быстро забудет о моём интересе.

Кроме того, когда меня приводили в офисы доктора Хейна и доктора Купера, я часто видел, как люди входят и выходят через незапертую и остающуюся без надзора центральную дверь.

Снова и снова я мысленно проецировал что и как буду делать при побеге. Чувствуя, что всё необходимое подготовлено, мне оставалось только дожидаться следующей, и надеюсь, последней сессии в кресле.
Как бы мне не хотелось рассказать Джонотану о своих планах, попрощаться и пообещать, что попытаюсь освободить его с воли, я не мог так рисковать. За нами пристально наблюдали. Его реакция на моё представление могла критически сказаться на успехе побега. И, в конце концов, я не был уверен, как он поступит, если увидит личную выгоду в возможности помешать мне. Как я уже говорил, его дружба со мной была более крепкой, чем с Клаусом, но только из-за обстоятельств. Если бы мы вдвоём оказались на воле и могли встречаться с другими, например одноклассниками, то мы, вероятно, были бы не больше, чем просто знакомыми. Его озабоченность могла связывать нас физически, как это случилось тут. По своему высокомерию Джонотан был похож на Герберта Рейсина, который никогда не был моим близким другом среди одноклассников.

Во вторник, двадцать восьмого июня у меня был приём у доктора Купера. Он выдал мне несколько тестов, включая старые кляксы, манипулировать с которыми я научилсчя год назад. Я уверенно держал запястье вялым, голос мягким, слегка женственным, а отвечал с причудами.
Сказалось это или нет, я никогда не узнаю, но вскоре после обеда в четверг тридцатого июня меня вытащили из палаты и привязали к креслу.
Это был шаг номер один в моём плане свалить от доктора Хейна.

- Почему вы делаете это со мной? - сердито настаивал я.

- Это для тебя хорошо, Малькольм. Сейчас просто будь спокоен.

- Пошёл ты на хуй, нацисткий сукин сын!

Ответа не последовало. Включился проектор. Обычно, там была голая девушка, демонстрирующая свои прелести. На этот раз это был повтор, где юноша сосал у другого подростка. Я приготовился. Появилось чувство, что мою плоть толкают и рвут одновременно. Казалось, что каждый сустав в теле пытается вывихнуться. Я чувствовал, что внутри меня словна тонна бетона.
Голос прошипел в моё ухо:
- Ты никогда не будешь использовать эти слова снова.

Картинка поменялась на юную леди. Я понял это по её очертаниям, это было всё, что я смог разглядеть. Мой разум пытался вспомнить, что мне нужно было сделать, но не мог определить, что именно. Тогда это и произошло.

- Ебааать, тебя, нациии..., - это всё, что выдавилось из меня.

Доктор, который обычно рассуждал о том, как прекрасно ощупывать груди девушек или втыкать член в их влагалища, на этот раз молчал. Я забеспокоился, что переиграл. Должен был последовать, по крайней мере, ещё один, хороший электрошок.
Единственным звуком в комнате был шум от вентилятора проектора. Ползли минуты. Может доктор понял, что я собираюсь сбежать? Я старался быть осторожным, чтобы не было ни какого намёка, даже наводящей на побег мысли. Даже принялся учить Клауса чтению и письму.

- Малькольм, почему ты не хотеть сотрудничать со мной? Ты не хотеть быть нормальный? Ты не выходить отсюда до тех пор, пока мы выполнять это. Ты должен учитывать это.

Он вышел из комнаты. Санитар последовал за ним, потом вернулся, чтобы отвязать меня. Не было проблемы имитировать шатание, как планировал при возвращении назад в палату, мне потребовалась помощь санитара, чтобы подняться из кресла. Один сегодняшний толчок был равен двум прошлым плохим.
Когда я с помощью санитара одолевал лестницу, Клаус в сопровождении секретаря доктора Хейна спускался вниз. Он не взглянул на меня. Я понял это только тогда, когда он уже миновал меня.
Клаус не вернулся к обеду. Я не мог видеть большую часть стоянки из окон нашей палаты, поэтому понятия не имел, уехал ли доктор Хейн в пять, как обычно. Если мои замечания о наци обрушились на Клауса? Я был зол на себя за то, произнёс их. Уже сейчас в моём плане проявились недостатки. Я раздумывал насчёт отмены, ожидания ещё одной возможности, но беспокоился о том, что расскажет Клаус или скажет доктор. Он мог многое рассказать, что заинтересовало бы доктора Хейна, например мои вопросы о входных дверях. Хуже, если доктор подумает, что я знаю больше, чем должен, и смогу распространить это по палате, то как он поступит? Снова запрёт меня в комнате? Это было бы катастрофой. План должен идти своим чередом.
Я поужинал с Джонотаном, всё время жалуясь на головную боль, которой в действительности не было, затем на то, что тошнит. Потом пошёл к своей кровати. Пока ждал захода солнца, запихнул вырезанные из картона стельки в свои тапочки. Следующим шагом должно было стать то, что я считал самым трудным для выполнения. Мне нужно было вытошнить свой обед. Склонившись над кроватью, я сунул палец подальше в рот. Подавился и невольно выдернул палец. Необходимо было контролировать себя. Я попытался сделать это быстро, сунув на этот раз сразу два пальца как можно глубже в рот и опёрся на руку, чтобы задержать их там. Это сработало. Неприятная масса из частично переваренной тушённой курицы хлынула на пол. Я постоял, дождавшись, чтобы она стекла по моему подбородку и неуверенно направился к туалету.
Эту часть плана я множество раз репетировал мысленно. Шёл я неуверенно и, запнувшись о кровать, упал вперёд, ударившись о её спинку головой, после чего скатился на пол. Это вышло более драматично, чем планировалось, полностью расслабив тело, я позволил себе упасть там где надо, после первоначального падения вперёд. Боль в голове и спине была настоящей, но мне надо было сохранять лицо совершенно спокойным, словно я потерял сознание.
Послышались обеспокоенные голоса; голос Джонотана, к моему удивлению, оказался наиболее взволнованным. Другой голос стал звать мистера Шульца. Меня схватили руки и подняли на кровать. Я услышал, как открывается и закрывается дверь в палату. Затем Шульц спросил:
- Что с ним случилось?

- Он просто упал, - ответил один.

- Его стошнило, - высказался обычно молчавший подросток, чья кровать была рядом с моей.

- Звоните доктору, - настаивал Джонотан.

- Не трогайте его, - приказал мистер Шульц.

Беспокойство и любопытный гомон продолжались. Джонотан уселся рядом со мной и сказал кому-то:
- Это всё из-за еды.

Спустя мгновение пара санитаров переложили меня на носилки и понесли вон из палаты. Голоса отступили от входа и дверь в палату закрылась. Мужчины потащили меня вниз по лестнице, но тот, который держал носилки со стороны моих ног, сказал другому:
- Христос, Мэтт! Чуть помедленнее.

Меня отволокли в лазарет и положили на кровать. Кто-то вошёл и спросил:
- Что с ним случилось?
Это была женщина. Я старался не шевелиться.

- Похоже на пищевое отравление, - ответит тот, который был не Мэтт.

- Они сказали, что он упал в обморок и хорошо треснулся башкой, - сказал Мэтт.

- Есть ещё заболевшие?

- Я не видел.

- Хорошо, идите проверьте.

Затем звук набора телефонного номера.
- Доктор Бим?

Тишина.

- Это звонят из "Зелёного приюта". У меня тут мальчик, который выглядит так, словно у него пищевое отравление.

Тишина.

- Я не могу. Он без сознания. Потерял сознание и упал, ударившись головой.

Тишина.

- Не волнуйтесь. Он никуда не сможет уйти.

Трубку повесили.

Женщина пробормотала:
- Чёрт бы побрал этого повара. Убьёт нас всех.

Шаги вышли из комнаты. Дверь закрылась. Я ещё больше расслабился.
Врач долго не приходил, почти сорок четыре минуты, судя по часам в лазарете. Женщина пару раз заглядывала ко мне. Один раз она приложила голову к моей груди, вероятно пытаясь услышать, бьётся ли моё сердце или она сидит рядом трупом.
Я узнал высокий голос, принадлежащий врачу:
- Итак, что мы имеем здесь?

- Он ещё не очнулся.

Я услышал металлический треск, затем звук металлических предметов. То, что скорее всего было стетоскопом, прижалось к моей груди.

- Ну, он жив. У вас есть нашатырь?

- Не знаю.

- А аммиак?

Я уверена, что у нас есть немного. Я пойду поищу. Хотите кофе?

- Курица перебежала дорогу? И мне нужно что-то съесть, что меня не убьёт. Придётся пропустить ужин. Люди всегда заболевают, когда приходит время еды.
Словно это говорил Клаус или другой мальчик. Ребёнок может истечь кровью, но доктор всегда нуждается в кофе перед тем, как приступит к работе.
Их шаги направились к двери и вышли в коридор. На кухне они пробудут около пары минут. Вероятно, будут подогревать воду.
Я вскочил с кровати и подбежал к двери, прижав ухо к щели у рамы, слушая, есть ли кто-то в коридоре. Там не было ни звука.
Я осторожно высунул голову в дверь. Чисто. Я бесшумно бросился по коридору в часовню. Длинная чёрная ряса, нужная мне, должна была быть посередине. Я повесил её туда в воскресенье утром и спрятал в ней закрашенные чёрным картонки, которые должны были превратить в мои тапочки в обувь, по крайней мере, издали.
Проверив часовню, а затем и коридор, я стал красться на кончиках пальцев в сторону выхода. Будучи почти там, я услышал, как открылась дверь. Я быстро ретировался в лазарет, где сорвал рясу и сунул её под кровать. В отчаянии улёгся назад на матрас, тщетно пытаясь вспомнить, как лежал до этого.
Шаги проследовали по коридору и вверх по лестнице. После того, как они затихли, я вновь подскочил, выдёргивая рясу и накладки на обувь. Послушав у двери, я выскользнул наружу и направился к выходу из здания. Выглянул из-за угла через стеклянные двери в хорошо освещённый круг света перед входом. Никого не увидев, бросился к дверям м выскочил наружу. Площадка перед зданием была пуста и тиха.
У меня было впечатление, что парковка должна быть по правую сторону от входа, так как я видел людей, входящих в двери именно с этого направления. Так и было, только она находилась у края здания. Только в двух окнах горел свет. Я накинул на себя рясу и пошёл туда, зная, что буду хорошо виден из окон, по крайней мере, двух палат.
Я рассчитывал, что автомобиль приехавшего доктора будет иметь наклейку MD [MD - англ, доктор медицины] или же соответствующий номер. Он был обязан. Такой номерной знак был на "форде" модели 1949 года. Я подошёл к водительской двери. Она открылась. Я забрался внутрь, в течении нескольких минул проверял, видел ли кто-нибудь это, после чего перелез через спинку сиденья назад и устроился на полу, осторожно подтолкнув концы рясы под мои почти белые тапочки, и натянул другой конец на свою голову.
С этого момента мне оставалось только ждать.

Время тянулось медленно, словно кетчуп из узкой бутылки. Через пять минут, а может и через полчаса я услышал бегущие шаги, затем кричащие голоса. Затем всё смолкло.
Некоторое время спустя послышали шаги на асфальте стоянки. Это было то, чего я боялся больше всего. Они проверяли автомобили. Я затаил дыхание. Кто-то быстро ходил, останавливаясь время от времени, переходяя с места на место, постепенно приближаясь к автомобилю доктора. Машина слегка покачнулась, будто кто-то прислонился к ней. Заетем на длительное время наступило молчание, до тех пор, пока голос рядом не выкрикнул:
- Мистер Шульц, мистер Шульц.

Голос откликнулся на расстоянии.

- Здесь нет.

- ...лес, - всё, что я уловил от мистера Шульца.

Спустя минуту пришёл доктор, забросил свою сумку ко мне назад и уселся в машину. Затем вставил ключ и завёл двигатель. Тот заглох, когда он попытался тронуться с места. Он пробовал заводить снова и снова. Наконец двигатель заревел. Он несколько минут газовал. Двигатель работал с перебоями. Автомобиль тронулся. Я отчётливо услышал звук от дороги через пол под моим ухом. Это звучало так, словно он ехал не слишком быстро.
Примерно через полчаса автомобиль свернул на то, что зазвучало как гравий. Машина остановилась и доктор вышел. Я приоткрыл лицо и выглянул. Светил небольшой уличный фонарь. Машина стояла у маленького ресторана под его окнами, через которые виднелись посетители, большинство у стойки, а двое мужчин за столиком у окна. Видимо, мой побег лишил доктора бесплатного питания в больнице.
Я находился в центре небольшого городка. По тротуару мимо меня в сторону закрытого магазина шли мужчина с женщиной. В противоположном направлении крутил педали какой-то велосипедист. Я пригнулся.
Когда я выглянул ещё раз, то заметил преулок, начинающийся с боку от ресторана. Я беспокоился насчёт мужчин за столиком. Один сидел спиной, почти прижавшись к стеклу. Зато второй сидел через стол напротив него. Я толкнул вперёд сиденье и перебрался в переднюю часть автомобиля, не сводя глаз с этой парочки у окна. Водительская дверь была с противоположной стороны от них, немного в стороне от направления взгляда одного из мужчин. Я открыл её, вылез и присел ниже линии окон. Убедившись, что дверь закрылась, накинул на себя рясу и крадучись обогнул автомобиль сзади, выглянув с другой стороны. Переулок начинался сбоку от ресторана и тянулся вдоль задних дворов жилого квартала. Я поднялся и быстро пошёл туда, углом глаза наблюдая за человеком в окне. Вот тогда я заметил таксофон на стене у входной двери. Я вбежал в переулок, надеясь найти место, где можно будет отсидеться, пока все не разойдутся по домам.
Позади ресторана была открытая гравийная площадка, вероятно для подвоза продуктов и вывоза мусора. Высокая живая изгородь ограждала площадку с противоположной от ресторана стороны. Это показалось хорошим место для укрытия. Я скользнул в кусты и присел там на корточки.
Минуту спустя я услышал как кто-то или что-то нюхает. Это оказалась собака за штакетником позади меня. Она залаяла.
Чтобы уйти от домов, мне пришлось бы бежать вдоль забора этого двора с собакой. Конечно же, кто-то мог это заметить. Более безопасным выглядело возвращение к ресторану. Лай всё ещё слышался, когда я достиг парковки перед рестораном. Я осознал, как нелепо бы выглядел в этой не по размеру большой рясе. Планируя своё бегство, я предполагал, что врач направится домой. И я не подумал про лающих собак. В плане проявились фатальные недостатки. Я ожидал, что просто отправлюсь в лес, используя выносливость, наработанную мной за последние годы, чего у моих преследователей не было.
На улице, куда я вышел, не было ни одного человека. Я метался по тротуару, уже на другой улице, выискивая кусты или что-то, похожее на убежище. Хотя и не очень ярко, но улица была достаточно хорошо освещена, чтобы кто-то с лёгкостью мог заметить, как я трушу по ней в чёрном балахоне. Фонари светили ещё несколько кварталов. Дальше могли быть поля или леса, но и множество возможных наблюдателей, знающих о награде за беглецов из больницы, и большое количество собак.
Я заметил пустой мусорный бак, но знал, что не помещусь туда. Кроме того, хозяин мог заглянуть внутрь.
Эта улица закончилась пересечением с другой. Направо и налево тянулись жилые дома, перемежаемые магазинчиками и какими-то складами. Можно было только догадываться, в каком направлении меньше собак. Я повернул направо. Двое молодых людей или подростков в футболках шли в пятидесяти ярдах от меня. Я повернул в обратном направлении, тут же заметив пикап, припаркованый носом к крыльцу деревянного дома, примыкавшего к высокой кирпичной боковой стене магазина. В доме горел свет. Я уже собрался повернуть назад, но решил заполсти между стеной и машиной, а затем и под неё. Я надеялся, что они не поедут куда-нибудь на ночь.
На меня сразу же напали комары, словно поджидали меня. Я по-быстрому натянул на себя рясу, но они впились в мои лодыжки. Натянутая ткань рясы позволила им атаковать через ткань мою руку. Я свернулся калачиком, что позволило чуть приотпустить рясу. Кажется, это помогло.
Спустя несколько минут что-то заползло под меня и с шумом заползало по картону на моём тапке. Я зашевелился и это дало дёру. Стрекотали сверчки. Я надеялся, что они не станут тоже ползать по мне. Большие жуки испуганно гадили на меня.
Проехало несколько машин, одна издала звук, что вот-вот испустит дух. Я задумался, где меня сейчас ищут. Вдруг до них вдруг дошло, что я воспользовался автомобилем доктора для побега и добрался до этого городка? Сообщили ли доктору Хейну? Помогло ли это Клаусу? Сколько мне ещё ждать, прежде чем я смогу вылезти отсюда и позвонить Бобби? Мне нужно было сообщить ему место, до которого я смогу легко добраться. Оно должно быть поблизости, но это могло потребовать хождения по округе. Я знал название городка и ничего больше. Мой первоначальный план предполагал, что я окажусь в сельской местности с полями и лесом, а не в центре города. Поскольку, вряд ли Бобби сможет добраться до меня раньше рассвета, мне нужно убежище, где можно будет пересидеть светлое время суток до следующего вечера.
Я предположил что сейчас где-то около полуночи, когда решился выбраться из-под пикапа. Мне требовалось незамедлительно позвонить Бобби, чтобы он смог достать автомобиль, чтобы перезвонить ещё раз и сообщить, где меня подобрать. И ещё, мне было необходимо улышать голос друга, сказать кому-то, где я, что я жив и на свободе. Натянув на тротуаре рясу, я подошёл к углу на перекрёстке и на пряжённо вглядывался, пытаясь заметить кого-то, ожидающего моего появления.
Никого не увидев, я быстро пошёл к тёмному ресторану. Снял трубку и набрал ноль. Пошли гудки. Никто не отвечал. Я нажал на рычаг и набрал снова. После одиннадцатого гудка усталый голос ответил:
- Оператор.

Пытаясь говорить мужским голосом, я назвал город и номер Бобби.
- Соедините, пожалуйста, с Мартином О'Мейли.
Я полагал, что он обязательно ответит, возможно даже поймёт, что это я.

Она стала набирать. И опять потянулось время в ожидании ответа. Это был Бобби, по звуку голоса, проснувшийся наполовину. Спустя мгновение он согласился заплатить за звонок.

- Бобби?

- Иисус! М...Мартин! - он чуть не назвал моё имя. - Где ты?

Забеспокоившись, что оператор мог подслушивать, я назвал город и заявил, что моя машина сломалась.
- Мне нужно, чтобы кто-то приехал и забрал меня так быстро, как только сможет.

- О, мой Бог. Я так рад, что ты в порядке. Ты понятия не имеешь, что мы думали. Окей, дай мне подумать. Подожди, как это далеко?

- Я думаю, что в восьмидесяти или девяносто милях от города, но не уверен. Ты должен посмотреть по карте.

- Подожди, не вешай трубку. У меня одна где-то рядом. Подожди.

Он ушёл с линии примерно на минуту, после чего сказал:
- Я нашёл, где это. Иисус, это далековато. Ох, кому же мне сейчас позвонить?

- Я смогу остаться где-то здесь до завтрашней ночи.

- Угу. У меня появилась идея. Слушай, сейчас одиннадцать пятьдесят. У одного старого друга, которого ты знаешь, есть автомобиль. Он живёт всего в нескольких кварталах от меня. Где точно ты сейчас будешь?

- Я у ресторана, может быть, он здесь единственный. Это на центральной улице. Ты думаешь, что сможешь попасть сюда сегодня ночью?

- Если понадобится, то я поведу сам!

Я дал ему максимально подробное описание, как смог, где находился пикап позади которого я собирался прятаться. Бобби ожидал, что приедет туда через два с половиной-три часа. Я сказал ему:
- Пожалуйста попробуй. Если не сможешь, то будь завтра ночью.
Я надеялся, что подслушивающие не поднимут тревогу, заподозрив, что я сбежал из клиники. Хотя я пытался заверить его, что следующей ночью будет тоже хорошо, возможность уехать отсюда через несколько часов была поразительно приятной. Мысль об этом вызывала слёзы на моих глазах.

- Будь осторожен и оставайся в безопасности. Я найду тебя, не волнуйся.

Я вернулся к пикапу и обосновался там.
Спустя примерно полчаса я стал прислушиваться в надежде услышать звук автомобиля. Через некоторое время, совершенно потеряв счёт времени, я сквозь облака стал следить за звёздами, пытаясь вычислить, как скоро проявится или изчезнет звезда какая-нибудь звезда, или же её закроет облаками. Затянувшие всё небо тучи сделали это невозможным. Волнение становилось всё больше и больше от того, что мне нужно было уходить, потому что рассвет был не за горами. Я не осмеливался находиться рядом с городом, когда люди станут выходить из своих домов.
Казалось, что прошло гораздо больше, чем два часа пятьдесят минут с момента моего звонка до того, как я услышал автомобиль, медленно поворачивающий с главной улицы в мою сторону. Я вылез из-за пикапа и выглянул вдоль улицы. Бобби сидел в пассажирском сиденье и сквозь открытое окно смотрел прямо на меня. Он открыл дверь, выскочил из машины и махнул мне рукой. После короткого, но яростного, со слезами, объятия он откинул переднее сиденье и втолкнул меня назад.
- На пол, - приказал он.

Я не заметил, кто был за рулём. Машина объехала квартал и направилась из города.

- Что это за вещи на тебе?

Я рассказал. Он рассмеялся.

- Мы думали, может быть, твой отец тебя убил. О, Боже, Малькольм, я так счастлив, что ты в порядке. Где ты был?

Я коротко рассказал о томо, что произошло и как я убежал. Время от времени он вставлял выпады против моего отца.

- Мы должны найти тебе адвоката, чтобы он смог исправить это и ты остался бы у своей тёти или тёти Марты.

- Не думаю, что такое возможно.

- Вот что я имею в виду! Посмотри, что он сделал. Это же киднеппинг или что-то подобное.

- Нет, он мой отец. Он мог сделать это по закону. И сейчас, по закону, я в бегах. Арестовать могу меня, а не его.
В своих мыслях я видел решение этой проблемы только в смерти отца. И полагал, что по крайней мере, должен ему помочь в этом.

- Ерунда, Малькольм, мы придумаем что-нибудь. Сейчас я так счастлив, что ты снова с нами. Никак не дождусь, чтобы увидеть лицо тёти Марты, когда она увидит тебя. Она так беспокоилась о тебе. Поначалу она плакала каждый день. Она была такой грустной. Она будет такой счастливой, что ты не сможешь в это поверить. И Фредди, он чуть не залетел сам. Сначала он часто звонил к тебе домой. Твоя мать с ним не разговаривала. Твой отец сказал, чтобы он не звонил больше или он обратится в полицию. Так, потом он пошёл к адвокату твоего деда, который оглашал завещание и всё такое. Адвокат позвонил твоему отцу, но тот не захотел с ним разговаривать. Сказал, что это не его дело. Ну, это тот самый адвокат, который в курсе всего того дерьма в лагере и тебя, поэтому он знает все делишки твоего отца как никто другой. Это ещё продолжится. Фредди говорит, что тот ничего не рассказывает, кроме того, что он работает над этим делом. Но сейчас есть кому позаботиться. Ты вернулся! Чёрт, Малькольм! Ты вернулся!

Бобби стал напевать:
- Ты вернулся, ты вернулся, ебать их всех, - на мотив, который сам же и придумал, когда начал эту песню.

Я облокотился на сиденье, но остался сидеть внизу, упёршись ногами в бок кузова автомобиля. Мои мысли пренеслись к Фредди. Через несколько часов он будет у меня в руках. И, там будет тётя Марта, для меня мама больше чем та, которая родила.

Так как мои отец и мать, вероятно, пребывали в Европе или где-то ещё, как это всегда бывало в это время года, я сообразил, что у меня есть несколько дней, прежде чем кто-то будет знать, где меня искать. Никаких намёков на то, где я мог находится, у полиции и персонала клиники не было. Не было никаких причин, по которым они могли знать о Бобби и Мартине, хотя информация и адрес Фредди могли быть у них в моём деле. Я с нетерпением ожидал небольшого отдыха, после чего попытался бы на следующей неделе разрулить свою ситуациею. Надумал позвонить в дом отца прямо сейчас, на случай если он вернулся раньше, потому что узнал о моём побеге.
Капли дождя упали на лобовое стекло. Водитель, которого я ещё не видел, включил дворники. Дождь, подумал я, может замедлить мои поиски. Мне хотелось знать, когда они бы в поисках заглянули в город: утром, днём или ещё позже. Где они будут искать в первую очередь? Наиболее очевидным местом будет дом Фредди. Потом им кто-то расскажет о Мартине, Бобби. Чёрт, было бы очень глупо долго оставаться у Бобби.
Во всех моих планах целью номер один было направиться прямиком к своему отцу и добить его, этого сукина сына. Но, все эти фантазии я использовал, чтобы не сойти потихоньку с ума там, в клинике.
Бобби рассеял мои мысли, когда перелез через сиденье и уселся рядом со мной.

- Идёт дождь, мы отъехали далеко от этой ёбанной дыры и больницы. Давай, иди сюда.
Он обнял меня так крепко, как никогда раньше и продолжал это делать дальше и дальше.

- Ах, Малькольм, Бог мой, как я скучал по тебе, но знай вот что, я всегда знал, что ты найдёшь способ вернуться оттуда, где ты был. Я говорил это всем и ты сделал это, - сказал он, зарыдав.

Мы некоторое время молчали, потом я заговорил о необходимости секретности и поиска тайного убежища:
- Мне нужно будете переговорить с этим адвокатом, посмотреть, что он там нашёл, что он там вообще делает.

Если было бы возможно окончательно остановить моего отца, не убивая этого сукиного сына, то тогда, возможно, моя жизнь вернулась бы в свою колею.

Бобби тоже думал.
- Если они придут искать тебя ко мне, то они должны будут иметь ордер на обыск или что-то подобное, чтобы войти в дверь. Я не думаю, что они смогут получить нечто в этом роде очень быстро. Во всяком случае, почему они должны сильно искать тебя? Будь уверен, это дерьмо не так опасно. Скорее всего, твой отец снова наймёт детектива, но, не думаю, что они появятся у меня так быстро. Они, наверное, будут думать, что ты всё ещё где-то там. Они смогут сообразить, что ты сбежал на докторском автомобиле?

- Не думаю. Когда я из него выходил, меня никто не видел. Когда доктора ещё не было, они осматривали машину, когда она была на стоянке у клиники и не заметили меня. Нет, они должны думать, что я где-то там, в лесу.

Бобби снова обнял меня и прошептал:
- Тут есть одна вещь, парень, который ведёт машину, ну, я должен был ему кое-что пообещать, чтобы он сделал это. Может быть, он позволит тебе побыть у него до завтрашней ночи.

- Чёрт, Бобби, - сказал я это чуть громче, чем требовалось, но быстро понял, что дать этому человеку хороший трах конечно же справедливо. Я бы с радостью отдался бы ему раз двадцать, чтобы только выбраться из этого места.
- Не волнуйся, Бобби, я дам ему лучший трах в его жизни. Хей, как ты думаешь, могу я остаться у него завтра ночью?

Мы решили сказать ему, что я слишком переутомился сейчас, но буду с ним спать следующей ночью. Бобби сказал, кто это. Это был наркоман, который любил проделывать всякие игры с Бобби. Мы сказали этому парню, что я поготовлюсь дать ему настоящую любовь следующим вечером. Он согласился, что это нормально.

Вид приближающихся городских огней поднял моё настроение ещё больше. Я подъезжал к дому Бобби, словно прибывал к жемчужным воротам [Ворота в рай].
И наконец, засыпая в постели, Бобби задал вопрос, который, как я был уверен, обязательно будет. Я ответи на него:
- Да, несколько раз.

- Проклятье, Малькольм. Они могут заточить тебя в глубокое подземелье и ты заставишь охранника ввернуть тебе, чему он будет очень рад.

Сон пришёл очень быстро.

Бобби, уже одетый и в фартуке, разбудил меня часа через три.
- Тётя Марта придёт сюда в любую минуту. Оденься. Ты сможешь выспаться и потом. Она будет так поражена.

Он дал мне свою одежду.
Я ждал в спальне, когда она пришла и отправилась на кухню. Бобби хотел подготовить её шоку, когда она увидит меня. Я предложил подойти к ней сзади и удивить её, но он испугался, что она может потерять сознание, или будет сердечный приступ, или что-то ещё.

Дверь распахнулась настежь и она бросилась ко мне.
- Малькольм, мой малыш! Малькольм! - она обняла меня. Мы вместе заплакали.

Она отодвинулась, насколько позволили наши руки.
- Посмотри, что они с тобой сделали. Ты похудел и такой бледный, - она развернула меня спиной. - О, Господи, ты не знаешь, как мы были огорчены. Я молилась и молилась Иисусу, чтобы он вернул тебя.

Когда она наконец успокоилась, я рассказал ей тоже, что рассказал прошлой ночью Бобби, не останавливаясь на антигомосексуальном уклоне предполагаемого лечения.

- Они должны будут посадить этого человека в тюрьму после того, что он сделал тебе, и этого ужасного доктора, и всех их.

Бобби работал всё время, пока мы разговаривали. Наконец, Тётя Марта пошла на кухню. Я же остался в спальне, чтобы не светить себя перед другой женщиной, работающей тут. Сон приходил и уходил. Я рассуждал, сможет ли моя попытка увидеться с адвокатом что-то решить. Раньше ни что не останавливало моего отца. Я полагал, что его ненависть ко мне не даст ему разумно ответить на обвинения, которые сможет предъявитьт ему адвокат..Я дал себе обязательство, что сделаю всё необходимое, чтобы помешать ему ещё раз причинить боль, даже если для этого потребуется его убить.
Когда в половине двенадцатого Бобби пришёл меня проведать, я убедил его позвонить адвокату и посмотреть, сможет ли тот организовать нашу встречу.
Адвоката не было, но его секретарша обещала перезвонить, когда тот появится.
Фредди пришёл из супермаркета Эдвардса на обед. Бобби позже рассказал мне, что он без слов, по лицу своей матери догадался, что я нахожусь тут и при другой женщине прямиком спросил: "Где он?", не упоминая моего имени.
Когда распахнулась дверь, я уже чувствовал, что это он. Его мать закрыла за нами дверь. Фредди подхватил меня и перенёс на кровать, где положил, но не отпустил. Опять же, полились слёзы.
Всё, что Фредди произнёс, так это:
- Маакум, Маакум, - потом, - ты в порядке? - И снова, - Маакум, Маакум.
Я расцеловал его в щёки и в лоб.

Я рыдал:
- Я скучал больше всего по тебе. Я старался не думать о тебе слишком часто, потому что это было очень трудно, что тебя нет рядом. Боже, как я скучал по тебе. Я так тебя люблю.
Эмоции захлёстывали меня ещё несколько минут.
Фредди хотелось знать всё. На это ушёл весь его обед. Его мать принесла нам бутерброды через десять минут. Она сказала ему, чтобы тот смотрел на часы и вовремя вернулся на работу, а то кто-то сможет что-нибудь заподозрить.
Перед тем как уйти, Фредди сказал:
- Ты не сможешь здесь остаться. Может быть сегодня, но ты должен уйти до ночи, или по крайней мере, завтра пораньше.

Я сказал ему, что пока моего отца нет, никто не будет знать, где искать.

- Да-а, но знай, что они могут позвонить ему туда, где он есть и он расскажет об этом месте и Мартине. В этой больнице будет его номер телефона. Ты уверен, что он куда-нибудь уехал?

- Он всегда делает это, каждый год. И теперь, когда он думает, что запер меня, так почему бы нет?

Фредди сказал, что вернётся после шести, но вынужден будет вскоре уйти домой, так он обычно делал.

Мартин и Стивен пришли около двух, но им ничего не сказали. Бобби не беспокоился за себя, но с Мартином и Стивен было совсем другое дело.
Адвокат перезвонил в четверть третьего и назначил встречу со мной на половину пятого в церкви моего деда.

Без пятнадцати четыре, Бобби, сунув немного баксов в мой карман, прокрался со мной задами, затем через заросли, ручей, задворки частной школы и на основную улицу, где мы поймали такси. Он бросился назад, выполнять доставку заказов.
Адвокат поджидал меня, сидя на задней скамье. Это он был бывшим агентом ФБР, приезжавшим с моим дедом в лагерь МакФарлейн. Я думал, что он будет несколько моложе того мужчины, который управлял трастовым фондом Фредди. У него была приветливая улыбка. Его рукопожатие было твёрдым, дружеским. Он провёл меня к алтарю и через ризницу в маленькую комнатку приходского священника, где мы уселись в кожанные кресла друг напротив друга.

Он разговаривал медленно и тихо.
- Это очень приятноувидеть, что у тебя всё в порядке, Малькольм. Теперь расскажи мне всё, где ты был, всё-всё.

Я так и сделал, конечно же опять не упомянув про мои сексуальные связи.

Адвокат делал в своём блокноте пометки, делал часто. Я думал, что он записывал мои слова дословно. Рассказывал я медленно, чтобы он успевал. По каким-то причинам, звук его авторучки по бумаге обнадёживал, вероятно потому, что казался официальным отчётом, в котором окажется всё, что было сделано мне. Он изредка задавал вопросы, чтобы восполнить детали, о которых я не упомянул, например, что я делал в центре города, когда полиция схватила меня, о последних нескольких месяцах с отцом, как я учился в школе, о моих планах поработать этим летом, и что я думаю делать сейчас, когда сбежал из больницы.
Когда я закончил, он просмотрел несколько страниц, задал ещё несколько вопросов, большинство о докторе Хейне и о том, почему у меня сложилось впечатление о нём, как о бывшем нацисте; другие о мистере Коултере и Клаусе, который сказал, что приехал из Германии, больше о Клаусе.
Наконец, он вздохнул и произнёс:
- Мне по-настоящему жаль, что мы не смогли вытащить тебя оттуда до твоего побега, но никто из нас не имел понятия, где ты находился. К сожалению, ты сбежал из государственного учереждения, где ты, вероятно, легально числился. Предполагается, что полиция будет тебя искать, но я сомневаюсь, что они будут делать это тщательно, по крайней мере, сейчас. Ты хорошо выглядишь. Как ты себя чувствуешь?

- Со мной всё окей, сэр. Я немного отоспался и поел. Мой отец знает о том месте, где я живу, вернее, где я могу находиться. Если они позвонят ему, он может рассказать об этом. Как вы думаете, они будут искать везде, где он скажет?

- В ближайшие дни нет, по крайней мере, до следующей недели с праздником. Но, я не уверен. Если есть место, про которое он не знает, это было бы лучшим выходом. В прошлый раз тебе удалось оставаться в безопасности. Это было у друга? Я надеюсь, что ни у одного из этих мужчин, в обществе которых тебя видели.

- Нет. У меня был друг, о котором никто не знал, единственный, о котором мой отец не знал и не узнал. Может быть, я смогу остаться там на некоторое время.
Дом Сэмми выглядел в моих мыслях надёжным убежищем, но при ближайшем рассмотрении я уже не был так уверен в этом.
- Но вы же не сможете исправить это, чтобы я остался со своёй тётей или тётей Мартой, мамой Фредди, по закону, чтобы он не смог даже коснуться меня?

Он вздохнул и выдал:
- Это нелегко, Малькольм. Генри Ллойд всё ещё твой отец. Он передал тебя в государственную больницу, конечно же отразив это в документах, на что он имеет законное право. Я не думаю, что это случилось из-за того, что думаешь ты. Разве они сказали тебе определённо, почему ты там? Я уверен, что это произошло потому, что тебя задержала полиция.

Трудно было произносить эти необходимы слова перед лицом, обладающим властью, но он был тут для встречи со мной и, наверное, знал обо мне всё. Поэтому я произнёс это:
- Все они говорили, что собираются сделать меня нормальным.

Он откинулся назад и постучал жёлтым блокнотом по закрытой ручке.

- Ты знаешь, вскоре после того, как ты исчез, Фредди позвонил мне от твоего имени. Он ещё совсем юный. Ты знаешь, что моё бюро заботится о его трастовом фонде. Каждому можно пожелать такого друга как он. Я полагаю, что ты знаешь, что я пытался отыскать тебя. Ну ладно, Фредди думал, что можно использовать то, что я знаю о деле в лагере МакФарлейн, чтобы заставить твоего отца сказать где ты и вернуть тебя. Вы оба должны понимать, что я не могу делать такие вещи. Я могу предположить, что у него появятся проблемы, если ты скажешь или сделаешь что-то, но я не могу угрожать, что сделаю сам что-то. Во всяком случае, я подозреваю, что сейчас все деньги, которые скрывались, в некотором роде объявились. По видимому, он считает, что сейчас ему нечего опасаться. Есть несколько путей исследовать это, но всё это займёт время. Поэтому тебе нужно набраться терпения. А сейчас я нуждаюсь в твоём согласии по поводу того, что мы сегодня обсуждали. И потом рассмотрим, какие договоренности мы сможем заключить с твоим отцом.

Он предупредил меня, чтобы я обезопасил себя и ни делал ничего такого, что могло бы создать дополнительные проблемы. Я был уверен, что он имел в виду мою проституцию. Он дал свою визитную карточку, потом забрал, чтобы записать свой домашний номер телефона.
- Позвони мне во вторник днём, после четырёх. Нет, сделай это в среду.

Я опять поймал такси и доехал до территории частной школы, откуда окольным путём добрался до задней двери Бобби. Фредди уже ждал меня. Адвокат явно недооценил ярость моего отца по поводу моего побега или же, вероятно, больше беспокоился о том, что я могу сделать своему отцу.
Фредди сказал:
- Какой-то детектив приезжал сюда с полчаса назад. Угрожал Бобби, если тот позволит тебе остаться тут или что даже что-то скажет тебе. Бьюсь об заклад, что он уже побывал и у Мартина. Он сказал, что полиция уже начала твои поиски, но если это так, то они уже были бы здесь. И он сказал, что объявлена награда в тысячу долларов тому, кто скажет ему, где ты находишься и он поймает тебя по его наводке. Вот что меня пугает, Малькольм. Ты не можешь доверять никому, кроме нас с Бобби и моей мамы. Мы должны отыскать для тебя место, о котором они не знают, и где не знают тебя. Что сказал адвокат?

С холодеющим от паники животом я рассказал об этом.

- Я надеюсь, что он сможет что-то сделать, - забеспокоился Фредди. Он обнял меня и сказал:
- Мы не сможем видеть друг друга некоторое время. Ты же понимаешь, что они могут следить за мной. Проклятье, Малькольм, ты должен быть очень осторожен.

Он вышел через чёрный ход, как и я, надеясь обмануть любого, кто может следить за ним.
Бобби присел ко мне на кровать.
- Малькольм, я думаю, что твой отец вернулся. Как ещё он мог нанять детектива?

Это же было и у меня в мыслях. Я хотел позвонить домой и убедиться в этом, но побоялся, что они смогут отследить звонок от Бобби. Бобби напомнил про моё обещание человеку, который привёз меня вчера.
- Может, ты сможешь остаться в его доме на несколько дней. Кроме меня про него никто не знает. Дай ему по настоящему хорошее время и кто знает...

Мы наметили, как мне наградить своего благодетеля, чтобы он захотел оставить меня у себя на некоторое время. Бобби купил мне новую одежду и обувь. Я переоделся.
Я прибыл к крыльцу этого человека в половине десятого по окольному маршруту, начинающегося у задней двери Бобби. Это был небольшой кирпичный дом на две семьи, с небольшим крыльцом с каждой боковой стороны. На крыльце горел свет. Бобби позвонил в звонок и отошёл в сторону, желая убедиться, что со мной всё в порядке. Когда этот мужчина, Фред, открыл дверь, я выдал ему широчайшую улыбку. Он был в банном халате.
Он уже разменял третий десяток и выглял немного тостоватым и лысеватым. Фред быстро запер за мной дверь.

- Здравствуйте, сэр! О, я рад, что вы здесь. Я волновался, что не застану вас дома.
Я действовал с большим энтузиазмом, чем Бобби тогда, когда я наблюдал за ними из стенного шкафа.
Я спросил:
- Мы можем пойти спать прямо сейчас? Я очень хочу в постель с вами. Большое спасибо вам за то, что забрали меня вчера ночью. Я никогда не забуду этого, - последняя часть была на самом деле искренней.

Не говоря ни слова, он провёл меня в свою спальню на второй этаж. Я начал раздеваться сразу же, как только мы вошли в комнату, пятясь и замирая перед ним, словно беспокойный щенок. Стриптиз, а это был именно он, был медленным и запланированным. Я знал, что это нравится мужчинам. Сначала в ход пошла рубашка, открыв безрукавую майку, чтобы показать плечи и руки и дать только намёк на грудь и живот.
Дальше я уселся на край кровати и снял ботинки и носки. Многие парни любили, когда я демонстрировал свои ступни. Потом я встал и осторожно расстегнул ремень, пуговицы и молнию. Я приспустил штаны и пошевелил попой, так, чтобы они сами постепенно сползли вниз. Затем пришёл черёд майки. Я медленно её задрал, с минуту подержав так и помассировав свой живот, затем стянул её и бросил на пол. Затем обернулся к нему задом, чтобы снимая трусы, продемонстрировать ему лучшую свою часть.
Полностью раздевшись с полустояком, которого я смог добиться, подёргав себе перед его дверью, я попросил его проделать тоже самое.
- Но не так медленно, как я, я хочу иметь вас в себе на кровати.

Это оказалось легко. Он был голым под халатом, со среднего размера членом, максимум в шесть дюмов, когда встанет полностью. Мой зад может справиться и с восьмью. Доказано Клаусом.
Я протянул руку и погладил его. Он был более волосат, чем помнилось мне. Его тело было мягким, одутловатым, с жирком.
- У вас красивое тело, сэр. Идите, ложитесь рядом со мной.

Он взобрался, всё ещё молча, на довольно узкую кровать. Я лег рядом с ним, спиной к своей одежде, где в кармане брюк находилась баночка вазелина. Пограл с его членом и яйцами.
- Могу ли я взять его в свой рот, сэр, пожалуйста, сэр?

- У, - он откашлялся, - да-а, конечно.

Я перевернулся в позу 69 и взял его обрезанную головку в рот. Лёгкий привкус мыла подсказал мне, что он перед этим выкупался. Фред замер, когда я вобрал две трети члена, начал одновременно ласкать волосы на его животе.
Я на мгновение остановился и произнёс:
- Пожалуйста, скажите мне, если вы будете готовы выстрелить сперму. Я хочу, чтобы вы сделали это в моей попе, когда войдёте в мой зад.
Он кивнул.

- Обещаете?

Он снова прочистил горло.
- Да, обещаю.

Я медленно сосал, перемещаясь губами вверх-вниз по его стволу. Он лежал спокойно, иногда слегка шевеля бёдрами.
Через пару минут или около того я попросил его подождать минутку и нагнулся за вазелином.
Начался последний акт представления.
- Сэр, чего я больше всего хочу, больше всего на свете, чтобы вы трахнули меня в зад, полностью вошли в меня. Я хочу почувствовать ваш член внутри своей попы. Пожалуйста сэр, вы сделаете это?

Как и тогда с Бобби, он проигнорировал первую просьбу. Я развернулся и улёгся на него сверху, лицо к его лицу, губами к его губам.
- Пожалуйста, сэр, пожалуйста, всуньте свой великолепный большой член в меня полностью. Пожалуйста, выеби меня! Сейчас же!

Он колебался. Я взял инициативу на себя. Добравщись до его вставшего инструмента, я взялся за него и сказал:
- Я на самом деле нуждаюсь, чтобы эта большая вещь оказалась во мне. Будет нормально, если я намажу чуточку вазелина на него?Это будет оооочень хорошее чувство, когда он войдёт в мою дырочку. Можно?

Казалось, он заволновался. Я понадеялся, что не слишком переигрываю. Он кивнул, что всё в порядке. Я замолчал и размазал мазь по его готовому разорваться члену.

- Теперь я могу воткнуть его в себя?

Он кивнул.

Я сел на его член, направляя его головку и надеясь, что он не кончит слишком быстро. Я закрыл глаза и произнёс:
- Ооо, Боже, как хорошо. Я иду.

Я садился на него медленно. Его плотный член скользнул в меня, как перчатка на смазанную руку. Его глаза на мгновение закрылись, потом открылись и посмотрели туда, где его пах скрылся под моими большими булочками.

- Сэр, вы хотите меня трахнуть в таком положении или мы должны перевернуться?

- Хм, - он снова прочистил горло. - Да, давай перевернёмся.

Я отвернулся от него, потом лёг на него спиной и мы перекатились.

Он начал накачивать прежде, чем мы заняли нужную позицию, придавив меня к кровати. У него получалось недурственно. Ощущения на самом деле оказались отличными. В моём воображении прошли картины любви с моими друзьями.
Он вколачивал, по крайней мере, в течении пяти минут, затем остановился и потянул меня набок, после чего ещё немного поввинчивал. Затем опять вернул нас в прежнее положение, где я оказался снизу. Он начал сопеть при каждом толчке. Так как мой член вдавился в постель, то мне стало интересно, кто из нас кончит первым. Головка его члена массировала мою простату снова и снова. Его ствол скользил взад-вперёд через моё отверстие в прямой кишке. Он тяжело дышал, и, я думаю, что потел. Он поднял свои руки и шлёпнул по мне с большей силой, чем тогда по Бобби, так мне показалось. Он начал хмыкать всё больше и больше всякий раз как входил после того как почти полностью вытаскивал. Хмыканье переросло почти что в стон. Он приоткрыл рот и выдавал "ерруухрр, ерруухрр", после чего выстрелил свой груз внутри у меня. С каждым импульсом он совершал небольшие толчки во мне.
Когда он упал на меня, я сказал:
- Пожалуйста, попробуйте остаться внутри меня, и мы сможем сделать это ещё раз позже. Мы сможем спать вот так.

Он ничего не сказал, а вытащил из-под нас покрывало и накрыл нас обоих. Он обнял меня и крепко прижал к себе. Я знал, что никак не смогу удержать его внутри себя, но у него снова встанет и он трахнет меня. В этом я не сомневался.
К утру, когда мы отправились в душ, он заполнил меня своим соком под завязку и я знал, что мне нужно посидеть на унитазе и избавиться от груза, прежде чем он побежит по моим ногам. Мой благодетель был хорошо вознаграждён за своё великое дело.
Он не думал, что может позволить оставаться мне в своём доме, но я мог вернуться к нему на выходные или же на ночь в воскресенье. Это было не то, что мне нужно.
Бобби встретил меня у задней двери. Я позвонил ему из дома Фреда, после того, как мы позавтракали яичницей с ветчиной, и сказал, что возвращаюсь. Затем была десятиминутная прогулка через лес.

- Мартин здесь и он очень взволнован. Этот детектив был у него дома. Он знает о награде. Все знают. Ты должен быть очень осторожным, но я уверен, что Мартину можно доверять. Во всяком случае, ты должен увидиться с ним. Он был как сумашедший, думая, что твой отец убил тебя и спрятал тело. Я отошлю Стивена по поручению через несколько минут.

Почти то же самое сказал мне и Мартин, когда вошёл в спальню.
- Я думал, что ты мёртв.
После объятий и мрачных подробностей, по его мнению происшедших со мной, я коротко рассказал, куда попал. Рассказ оказался урезанным, потому что прежде чем он окончился, вернулся Стивен.
- Никто не должен видеть тебя. Тысяча долларов - большая сумма. Даже Стивену не нужно.

Я попытался взремнуть, но сон никак не приходил. Эта тысяча долларов награды усложнила, одновременно облегчив, план, разработанный под действием фантазий, которые позволили мне оставаться нормальным в течение месяцев лишения свободы.
Но, если бы мой отец просто оставил бы меня в покое, позволил бы мне самому строить свою жизнь, то это позволило бы ему покинуть мой ум, по крайней мере, не господствовать в моих мыслях. Неужели он не понимает, что я желаю, готов, и сделаю это? Последствия ничего для меня не значили. Было легче принять смерть, чем вернуться в ту больницу или в любые другие ужасы, которые он попытался бы устроить мне. Мои мысли повернулись к Патрику Генри [Американский государственный деятель, активный борец за независимость]. Я почувствовал, что понял, что он имел в виду, когда сказал: "Свобода или Смерть!"
Вариантов было несколько. Идти в то место, о котором мой отец мог узнать, даже в вероятности, об этом не могло быть и речи. Это исключало Джорджи и все то, что могло быть связано с лагерем МакФарлейн. Я мог увидеться с моими бывшими клиентами из центра города, которые могли бы подыскать для меня место на пару лет. У меня с ними был хороший трах и я не возражал против продолжения. И, на крайний случай, я мог вернуться к Сэмми. Те кто знали, где он живёт, все были близкими друзьями, на которых можно было рассчитывать, что они никогда никому ничего не расскажут о нём.
Деньги не являлись проблемой. У мне хватало их в банке по соседству. У Бобби по-прежнему была моя сберкнижка, хотя я не мог ей воспользоваться ещё три дня, до вторника. Получить деньги и исчезнуть незаметно будет сложновато, но если я приду туда пораньше, это получится побыстрее. Я смогу надеть бейсболку и подойти со стороны супермаркета Эдвардса.
Во время обеда, Фредди удалось незамеченным зайти в дом и в комнату, где я прятался. Он позволил мне обнимать его в течение нескольких минут. Его мать принесла нам обед, пока Бобби занимал Стивена на кухне.
Я рассказал Фредди о моих мыслях насчёт центра города.

- Но копы смогут тебя там узнать.

- Это если бывать на "мясной лавке". Но я не собираюсь быть даже рядом с ней. У меня хватает денег, чтобы снять комнату, как это делают хастлеры. Если я буду делать около тридцать-сорок долларов в неделю, у меня будет всё окей и я смогу не выходить для этого на улицу.

- Чёрт, Малькольм, я не хочу, чтобы ты этим занимался. Я не знаю. Это такое, ну ты знаешь...

Я не мог сказать ничего утешительного, чтобы развеять его мысли по поводу моего блуда, но у меня на самом деле не было альтернативы.
- Это и потому, что я не смогу получить другую работу без свидетельства о рождении, а там стоит моё настоящее имя. Что, если мой отец поместит моё имя в газету или копы как-то его найдут? Ну, а кроме того, у меня его нет и получить его копию могут только мои родители в мэрии. И те, кого я знаю, никогда никому не скажут обо мне, даже если будут знать, что меня ищет полиция. Ну, как я уже говорил, что мне ещё остаётся делать?

- Почему бы тебе не подождать и посмотреть, что сможет сделать адвокат?

- Фредди, он ничего не сможет сделать. Мой отец полный мудак. Он достал все спрятанные деньги. Он не боится меня. А закон на его стороне. Он мой отец до моих шестнадцати лет. Это ещё полтора года.

Фредди остался расстроенным, но всё же обнял меня перед тем, как отчалить на работу.
Мне удалось немного поспать. В середине дня пришёл Бобби. Я рассказал ему о разговоре с Фредди.

- Ну, тебе лучше оставаться подальше от улиц. Этот дерьмовый детектив наверняка переговорил тут с копами, - он передал мне мою сберкнижку.
Мы поговорили ещё немного, пока в дверь не заколотили.

- Это не клиент! Хватай одежду и дуй к задней двери. Посмотри, не поджидают ли там. Если у них нет ордера, то я не позволю им войти, но если они сделают это, то действуй быстро. Я задержу их.
Он говорил это, одновременно направляясь к двери. Тётя Марта была у двери в спальню, когда он её открыл. На её лице тоже было беспокойство. Она бросилась ко мне и помогла запихнуть одежду в пакет и донести его до задней двери.

- Я говорил вам, что не видел его. Не волнуйтесь. За тысячу баксов я продам и родную мать. Дьявол, я отдам её и за меньшие деньги, - мирно переговаривался Бобби в дверях.
Дверь закрылась. Я глубоко вздохнул.
Вернувшись в спальню, я сказал Бобби, что лучше дождусь темноты.
- Я волнуюсь, что детектив, который будет работать в субботу 4 июля, сможет сделать всё, что угодно, даже проникнуть сюда, когда мы будем спать. Он понимает, что здесь только несколько мест, где я могу прятаться.
Бобби, без контроля со стороны родителей, был самым вероятным убежищем для меня.
Фредди согласился с этим, когда пришёл после работы. Он поехал к Мартину и выскользнув через его чёрный ход, сделал большой крюк к задней двери Бобби.

- Я ещё побуду тут немного, до ночи. Ты не помнишь номера телефона того мальчика, Френсиса? Ты сможешь звонить ему и он может приходить сюда. Он сможет это делать?

Френсис был тем моим одноклассником по средней и старшей школе, которому, как я чувствовал, могу доверять, но не был уверен, что он согласиться работать посыльным, когда меня ищут копы. Бобби и я отыскали его номер в телефонном справочнике, после того, как я не смог его вспомнить.
Мы с Фредди пошли в спальню, чтобы побыть в одиночестве. Разговаривали мы в основном о моих планах. Фредди был очень обеспокоен моим возвратом к суете и тем, что меня могут снова поймать.

- Фредди, не волнуйся, - сказал я, взвшись за его руку. - У меня много денег в банке. Мне не нужно этим заниматься. И мы сможем встречаться у ручья. Никто не сможет рассказать детективу о том месте.

- Но как ты собираешься туда добраться? Тебя могут увидеть, когда ты поедешь на трамвае.

- Я могу поймать такси по дороге, и выйду от домов со стороны церкви, откуда уже пойду дальше.

- Только не приближайся к моему дому. Там полно людей, которые сдадут тебя за деньги быстрее, чем собака ловит блох.

Как это ни странно, хорошо было просто сидеть с ним, ощущая его тело рядом, и не было никакого желания заниматься сексом. Но я знал, что оно появится.

- Тебе когда на работу? - спросил я.

- На этой неделе во вторник, четверг, и затем в воскресенье.

- Мне нужно во вторник в банк и, наверное, в среду к адвокату. Приходи в четверг утром к ручью, к девяти.

Спустя несколько минут после восьми, ещё раз крепко пожав руку Фредди, я вышел через чёрный выход с пакетом одежды и сорока долларами, которые дал мне Бобби. Я пообещал вернуть их на следующей неделе после моего похода в банк.
Пройдя через тёмный лес к задворкам частной школы и выйдя с другой её стороны, я подождал автобус и отправился в центр города.
Моя первая остановка была у дома фотографа. Его не было дома. Я попытал счастье в квартире другого клиента, пожилого мужчины, казавшегося одним из тех, кто мог позволить мне провести ночь у него дома, конечно же, с его членом в моём заду. Его тоже не было дома.
Следующая остановка была у ресторана Франсуа, где частенько обедали некоторые мои клиенты. Он был открыт. Хорошо одетые посетители входили туда, когда я подходил. Ни имея других идей, я направился ко входу, в надежде, что работники ресторана смогут вызвать своего босса.
Человек, перехвативший меня прежде, чем моя рука коснулась ручки двери, ведущей в холл, выглядел не слишком дружелюбным.
- Я должен был передать кое-что мистеру Франсуа днём, но не успел. Пожалуйста, скажите ему, что Томми здесь.

- Я сам могу передать это. Дай мне, - он протянул руку, загораживая мне вход.

- Я должен передать это лично ему. Просто скажите, что это Томми. Он знает моего отца.
Это всё молол мой язык, без всякой надежды на успех.

Но, тем не менее, это сработало. Мужчина нахмурился и проворчал:
- Подожди здесь, снаружи.

Я развернулся спиной к улице. Посетители-мужчины выходили из ресторана. Он бросил на меня ещё один взгляд, вздохнул и зашёл внутрь. Я соблазнял себя пойти за ним, в надежде, что вздох - это хороший знак, но предпочёл остаться на месте.
Вышла ещё парочка, державшаяся за руки. Две дамы болтали снаружи, казалось, совсем не замечая меня. Я решил, что если выходящих не замечали, то я смогу войти внутрь и выдать себя за присуствующего там и вышедшего на минутку наружу.
Вновь появился швейцар. Он вытянул палец и указал им в сторону двери слева. Это была гардеробная.
- Подожди здесь, - проговорил он с неодобрением, капающем при каждом его слове. - Он со своими друзьями. Не выходи оттуда.

Я уселся в кресло и окинул взглядом свою одежду. Франсуа был настоящим джентельменом. Нужно выглядеть соответствующим образом. Я застегнул рубашку, включая и пуговицы на воротнике. Затем об штанины натёр до блеска туфли, немного потерявшие вид после моего путешествия через лес. На штанах были складки и на одном ботинке развязался шнурок. Я устранял это, когда меня окликнул голос с французским акцентом.
- Томми, где ты пропадал? Мы все так беспокоились. Пошли, пошли.

Я последовал за ним по винтовой лестнице к дверям его апартаментов. Когда он открывал дверь, я услышал приглушённые ковром шаги позади нас. Это оказался ещё один мой бывший клиент, с большим толстым членом, но не таким длинным, как у Клауса. Он радостно обнял меня, но не очень крепко, хотя ему удалось немножко потискать мои булочки.
- Где ты был? - спросил он, - мы очень беспокоились. Пара мальчишек сказала, что тебя арестовали за секс копы. Они не послали тебя в исправительную школу, нет?

- Что-то вроде этого.

- Ах ты бедняга. Там тебя не изнасиловали случаем?

На его лице нарисовалось ожидание. Я был не дурак. Я решил поиграть в это.

- О, несколько раз.

- Ох, - проворковал он. - А это больно? Они ничего не повредили тебе там?

Франсуа прервал его грёзы.
- Томми не нужно рассказывать всё прямо сейчас, Луи, так же, Томми? - он не стал дожидаться ответа. - Ты хочешь есть?

Бобби и тётя Марта наполнили меня так, чтобы я смог продержаться до утра.
- Нет, я кушал недавно. Спасибо.

Франсуа посмотрел на часы.
- Это для тебя позновато, не так ли? Когда тебе нужно вернуться?

Я ждал этого момента.
- Взаправду, мои родители уехали на каникулы и я могу до вторника быть вне дома. Я подумал, что смогу тут остаться на несколько дней.

- Они оставили тебя одного на, ух, целых четыре дня? Как ужасно с их стороны.
Он посмотрел на Луи, который принял надлежащий вид неодобрения и озабоченности.
- Ну, я полагаю, что ты сможешь остаться тут на ночь. Завтра ты можешь побыть у Луи или же вернуться сюда.
Он вновь посмотрел на Луи, который погрузился в свои мысли.

- Или, ты можешь остаться у меня на ночь, а завтра у Франсуа, - тот вернул взгляд своему приятелю, который деликатно смотрел на него с улыбкой, противоположной Моны Лизы.

Я остался с ресторатором. Он воспользовался презервативом и гелем, издающим цветочный запах.
После завтрака в одиннадцать утра, когда он потчевал меня лаковыми кусочками, а я изобретал истории о мальчиковом сексе в исправительной колонии, он предложил прогуляться в парк и там насладиться празником. Мои мысли были заняты слежением за его желаниями, я видел, что ему нравится, поэтому был уверен, что он захочет ещё. Ему понравилось слушать, что делали подростки с другими подростками. Мне понравилось изобретать истории.
В парке мы отправились к четырём пикам, террирторию рядом с которыми я знал как площадку для суеты. Я надел бейсболку и солнечные очки, которые мне купил Бобби для маскировки. В своей широкой части парк был заполнен людьми, в основном белыми. Было полно элегантных дам и битников [Представители молодежной субкультуры 1950-х годов в США. Сам термин появился только в 1958г.], одетых по-спортивному пар, семей; множество мужчин и несколько мальчиков продавали воздушные шарики, флажки, мороженое и футболки.
Казалось, что у Франсуа есть знакомые в каждой из групп, особенно среди толпы гомосексуалистов. В момент, когда мы подошли туда и он стал приветствовать других, я забеспокоился, что совершил ошибку, когда пришёл сюда. И только через десять минут или около того, когда мы уселись на скамейку с двумя его приятелями, я заметил парня, пристально глазеющего на меня от небольшого бетонного фонтана с бронзовой статуей голого мальчика посередине. У меня было смутное воспоминание, что он один из хастлеров с "мясной стойки". Через некоторое время он отошёл от фонтана и прошёлся мимо меня, глядя украдкой. Это был не сексуальный интерес. Он уверенно шёл к выходу из парка. Я был уверен, что меня разоблачили. Это означало, что детектив, облазив все окрестности Бобби и Мартина, сделал тоже же, что и копы, которые поймали меня за суету.
Я был близок к панике, отчаянно порываясь уйти оттуда, сбежать из этого района. Но моя одежда осталась в квартире Франсуа. Я, положив руку на его плечо, прошептал ему на ухо:
- Мне надо уходить. Мне нужно забрать мои вещи.

Он взглянул на меня и уловил страх в моих глазах.
- Что случилось, Томми?

Мне нужно было, чтобы он понял опасность моей ситуации. Всё равно он в тот же день что-нибудь узнает от мальчиков или мужчин, к которым обращался мой преследователь, вероятно, предлагая им награду в тысячу долларов.
- Давай пойдём к тебе. Я расскажу всё по пути, но мне нужно убираться отсюда.

Он вздохнул, извинился и встал. Я пошёл в сторону монумента в центре парка. Он быстро меня догнал.

- Ох, Томми, ты сбежал, так?

- Да.

Он увеличил скорость. Мы не говорили, пока не оказались у выхода из парка неподалёку от его ресторана.
- Томми, почему ты не рассказал мне? Разве ты не понимал, что впутываешь меня в свои проблемы? Ты должен быть честным со своими друзьями. Кого ты увидел?

- Мальчика. За меня обещана награда, но не волнуйтесь, не копами.

Неудивительно, что он был изумлён. Мы вбежали внутрь и помчались по лестнице вверх.

- Меня закрыли в психушке под названием "Зелёный приют". Мой отец, этот сукин сын, засадил меня туда, чтобы я стал нормальным. Там всех били электрическим током, только это не работало. Никто ещё не выходил оттуда.

Франсуа открыл дверь апартаментов и вошёл внутрь.
- Так это из больницы ищут тебя?

- Нет, детектив, нанятый моим отцом.

- Ну, это ещё означает, что у меня будут проблемы, за то, что оставил тебя здесь. Твой отец может засадить меня за это в тюрьму. О, Томми, тебе надо было рассказать мне. Теперь поторопись!

Я схватил свой пакет из спальни и направился к двери. Франсуа остановил меня.
- Так полиция тебя не арестовывала?

- Нет. Они просто забрали меня и позвонили отцу.

- И он держал тебя в том месте?

Я кивнул.

- Ах, бедный мальчик. Мне хочется узнать больше, но тебе нужно уходить.
Он порылся в кармане и вытащил несколько баксов.
- Вот, возьми. Ты знаешь мой номер телефона?

Я покачал головой.

- Только, пожалуйста, не записывай и звони мне из телефона-автомата, - он медленно трижды повторил его.
Я повторял вслед за ним. Он вновь попросил его не записывать, но позвонить мне через день или два.
- Возможно, мы где-нибудь встретимся. Как это место называется, зелёная что? Приют?

- Да, там было много детей, как я, примерно около тридцати.
Я почувствовал его интерес и попробовал его разжечь. Может быть, он или кто-то из его вооружённых друзей смогут что-нибудь сделать.
- Там работает кое-кто из бывших наци под именем доктора Хейна. Он даже привёз с собой ребёнка из Германии. Он любит пытать мальчиков на электрическом стуле. И один из его санитаров, которые наблюдали за моей палатой, тоже бывший наци. Он заставлял мальчиков сосать у себя.

Я дал ему обнять себя и поцеловать в щёку.
- Спасибо, Франсуа, я тебе позвоню. Обещаю. Передай Луи, что мне жаль, что я не смогу увидеться с ним вечером.

Не смотря на панику, я почувствовал небольшое возбуждение от интереса Франсуа к тому, что произошло со мной. От парка и "мясной стойки" я прошёл четыре квартала на восток, затем повернул к центру города. То небольшое возбуждение, полученное от ресторатора, улетучилось и сменилось на тяжёлое уныние, затем на всё увеличившуюся злобу и ненависть, направленные против моего отца.
Этот сукин сын никак не хотел оставить меня в покое. Ему хотелось котролировать меня, заставить меня делать то, что ему хочется, и запереть меня на всю жизнь в концлагерь, называемой зеленым приютом. Он не собирался сворачивать с этого пути.
К тому времени, когда я через пятнадцать минут достиг гавани, мои мысли опять заняло убийство. Это был единственный способ остановить его. Вероятно, что это будет и моим концом, но другого выхода не было. И, если я смогу уйти незамеченным, то, возможно, будет какой-то шанс. Мне нужно будет сделать это, когда матери не будет дома.
Перед рыбным рестораном висел таксофон. Я нащупал в кармане несколько монет и и позвонил. Ответила моя мать. Я сразу же повесил трубку. Они были дома. Либо они вернулись недавно, либо так никуда и не уезжали. Нет, решил я, они не могли вернуться из Европы так быстро, тем более что детектив появился через сутки после моего побега. Значит, по каким-то причинам они не уезжали.

Улицы были пусты, как и я внутри. Только несколько машин проехали мимо. Завтра четвёртое июля, День Независимости. Боже, благослови Америку!